— Звонила ему утром, — с облегчением сообщила Ава. — Он долго говорил со мной, так что ему явно лучше. Его отпустят домой, как только откроют перевалы и жена сможет забрать его. Он по-прежнему не помнит, что произошло перед тем, как в него стреляли.

– Привет-привет!

В дверь стучит женщина.

В динамиках послышались два гудка:

— Это Джефф. Перезвоню чуть позже.

– Тамбудзай, ты идешь?

Это одна из тех, что живут с тобой в хостеле, Гертруда.

Мерси нажала кнопку на руле и отключила Аву. Ее охватило волнение.

Я заранее знаю, что скажет Джефф.

– Тамбудзай! – зовет она. – Завтрак?

— Вы что-нибудь выяснили?

Шаги удаляются. Ты представляешь, как она вздыхает, может, хоть чуть-чуть расстроившись, что ты не ответила.

– Изабел! – опять кричит она, переключившись на другую постоялицу.

— Антонио Риччи по-прежнему в тюрьме, — сообщил он.

— Что? Вы уверены?

– Да, Гертруда, – отвечает Изабел.

Я ведь не сомневалась, что он на свободе.

Грохот дает тебе понять, что, когда чистила зубы, ты не уследила и задела локтем зеркало. Или это оно тебя задело? До конца непонятно. Ты ничего не почувствовала. Точнее, ты не можешь прийти к определенному выводу, поскольку реальность тебя изобличает. Ты пытаешься соблюдать правила хостела, но они просто смеются над тобой. Миссис Мей, сестра-хозяйка, не раз напоминала тебе, что по возрасту ты уже не проходишь. И вот теперь зеркало опять, соскочив с погнутого гвоздя, упало в раковину, в результате чего появилась новая трещина. Если оно упадет еще раз, из рамы повылетают все кусочки. Ты осторожно поднимаешь зеркало, чтобы отколотые части остались на месте, обдумывая, как будешь объясняться с сестрой-хозяйкой.

— На сто процентов. Я настоял на визуальной проверке перед тем, как позвонить тебе.

– Так как же вы умудрились? – спросит миссис Мей. – Понимаете, обстановку портить нельзя.

Судя по голосу, босс был раздосадован не меньше ее самой.

Сестра-хозяйка думает о тебе, так она уверяет. И часто говорит о недовольстве совета попечителей. Не тобой собственно, а твоим возрастом, так она говорит. Городской совет отзовет у хостела лицензию, если обнаружится, что в нем проживают женщины такого возраста, те, кто уже давно перешагнул рубеж, предусмотренный уставом хостела «Твисс».

— Черт…

Ты ненавидишь этот сучий совет.

— Вот именно.

— И что же теперь?

Из зеркала выпадает треугольничек, сначала тебе на ногу, потом, оставляя темно-красное пятно, сползает на пол. Бетонный пол серо-зеленый, как грязное озеро. Ты боишься, что сейчас попадают остальные части зеркала, но они удерживаются.

За дверью, в коридоре, Гертруда и Изабел уверяют друг друга, что долго и крепко спали. К ним присоединяются другие постоялицы, и начинается нескончаемая болтовня.

Мерси сдулась как воздушный шарик. От досады у нее даже кости заломило.

Пол в коридоре блестит, хоть он не из коровьего навоза, а цементный. В рекламном агентстве, откуда ты громко ушла много месяцев назад, тебе приходилось писать туристические проспекты. В этих творениях утверждалось, что в деревнях твоей страны женщины натирают пол из коровьих лепешек до тех пор, пока он не начинает блестеть, как цементный. Врали проспекты. Никакого блеска в памяти у тебя не сохранилось. У твоей матери полы вообще не блестели. Ничегошеньки не сверкало и не искрилось.

— Я договорился о допросе Риччи по телефону. Вдруг он сможет пролить свет на ситуацию? Не знаю, насколько он окажется сговорчив, учитывая, что сидит уже сорок лет. Не исключено, что он затаил злобу на правоохранителей.

Ты осторожно отходишь от раковины, чтобы открыть дверцу шкафа. В маслянисто-белой краске, которой замазана деревянная панель, рыба раздувается до размеров гиппопотама. Ты отворачиваешься, не желая видеть нескладную тень – свое отражение.

Килпатрик фыркнула:

— «Не исключено»?

Из глубины шкафа ты достаешь юбку, заготовленную для собеседования, купленную, когда у тебя были деньги на приобретение примерно тех моделей с модных журнальных разворотов, на какие ты засматривалась. Тебе понравилась юбка-дудочка с парным топом. Втиснуться теперь в нее – нешуточное испытание для толстокожего животного. Молния подлыми зубчиками кусает кожу. Собеседование, куда ты наряжаешься, организовала сестра-хозяйка. С белой женщиной, которая живет в Борроудейле. Ты боишься, что на юбке останется кровь. Но она быстро сворачивается, как и вокруг красной черты на верхней стороне стопы.

— Я хочу, чтобы допрос провела ты.

Гертруда и остальные девушки шумно идут по коридору на завтрак. Прежде чем выйти, ты ждешь, пока смолкнет их болтовня.

Есть!

– Ну народ! Да, вы, – бормочет уборщица, однако достаточно громко, чтобы ты услышала. – Ходят тут, развозят грязь, пол еще не высох.

— Хорошо. — Энтузиазм прогнал усталость. Она уже обдумывала вопросы к отцу Саломеи. — Когда звонить?

Она пропускает тебя, ведро бьется о стенку.

— Тюремные власти заранее свяжутся со мной. Поскольку пятница уже наполовину истекла, я подчеркнул, что не хочу ждать до конца выходных. Надеюсь, они не станут мешкать и назначат на сегодня.

– Что плохого сделало тебе мое ведро? – еле слышно шипит она тебе в спину.

— А вы знаете, что Саломею видели в кабинете судьи? Эдди только что разузнал. И если ее отец по-прежнему в тюрьме, она становится главной подозреваемой в убийствах.

– Доброе утро, миссис Мей, – здороваешься ты.

Мерси замолчала. В ее голове эмоции боролись с фактами.

Сестра-хозяйка сидит за стойкой в фойе, розовая, напудренная, похожая на пушистый кокон.

Я не имею права считать, что Саломея — не потенциальная убийца, лишь потому, что так подсказывает мне сердце.

– Доброе утро, Тахмбудзахи, – отвечает она, отрываясь от кроссворда в «Зимбабве Клэрион», лежащем перед ней на столе.

Она улыбается, когда ты спрашиваешь:

Мерси обязана рассматривать все версии.

— Я как раз разговаривала с Авой, когда вы позвонили. Что-нибудь еще?

– Как начинается утро, мадам? Надеюсь, вы хорошо спали. И спасибо вам за все.

— Нет. На этом всё. Скажи ей про Антонио Риччи.

– Ведь это сегодня? – интересуется она, и при мысли о жизни, в которой не придется сражаться из-за тебя с советом попечителей, настроение у нее улучшается. – Ну что ж, удачи! Не забудьте напомнить обо мне Мейбл Райли. Я не видела ее ровно с тех пор, как она бросила школу, потом мы разошлись, выскочили замуж и погрузились в семейные заботы. Скажите, что я передаю ей привет. Я разговаривала с ее дочерью, она абсолютно уверена, что у вас все получится с жильем.

— Обязательно.

Тебе противно воодушевление сестры-хозяйки. Она наклоняется к тебе, ошибочно приняв блеск в твоих глазах за благодарность. Ты это чувствуешь и все-таки точно не знаешь, о чем говорит блеск, приличен ли он или ты вышла за рамки.

– Я уверена, все пройдет очень хорошо, – шепчет сестра-хозяйка Мей. – Мэбс Райли была отличной старостой. Я помладше, но она была просто чудесная.

Килпатрик дала отбой и набрала номер Авы, которая ответила после первого же гудка. Мерси быстро сообщила подруге про нынешнее местонахождение Риччи и попытку Джеффа организовать телефонный допрос заключенного.

Хлопья пудры отслаиваются от ее трясущихся щек.

— Я не удивляюсь, — заметила Маклейн. — Теперь надо выяснить, почему убийства начались только через сорок лет после суда над ним.

Мерси услышала, как Ава быстро барабанит карандашом по столу. Словно тиканье часов.

– Благодарю вас, миссис Мей, – бормочешь ты.

* * *

— Все Лейки уверяют, что впервые слышат об Оливии Сабин, — медленно произнесла Килпатрик. — Но они могли слышать об Оливии Риччи или Антонио Риччи.

Она вспомнила выражение лица Кристиана после вопроса о Саломее Сабин.

Брунфельсия в саду хостела колышется сиреневым, белым, лиловым. Пчелы продираются сквозь воздух, вонзая хоботки в эти легкие, легчайшие брызги света.

Он что-то знает.

Ты останавливаешься у куста на полдороге, чтобы не раздавить смелого счастливого жучка. За ним буйствует живая изгородь из китайской розы. Много лет назад – ты не хочешь вспоминать, сколько именно, – ты со смехом, не задумываясь, выдувала толстозадых жучков из песчаных ямок. Когда жук отлетал, ты опускала в ямку муравьев и смотрела, как миниатюрные гладиаторы сражаются и гибнут в челюстях своих мучителей.

Ты сворачиваешь на Герберт-Читепо-авеню. Мальчишки ошибочно принимают тебя за мадам и с хныканьем выпрашивают подаяние.

— Все Лейки меня бесят, — ответила Маклейн. — Препятствуют расследованию на каждом шагу. Обычно так делают, когда покрывают преступника.

– Тамбу! Тамбу! – раздается голос.

— Это не Кристиан, — возразила Килпатрик.

— Откуда тебе знать?

Он тебе знаком. Ты жалеешь, что не раздавила жука.

Гертруда ковыляет на шпильках, за ней тащится Изабел.

Мерси промолчала. Доказательств у нее не было.

— Не позволяй старой дружбе мешать расследованию. Мы обе знаем, что это его «Хаммер» наследил у домика Сабин.

– Нам по пути, – заявляет Гертруда, хотя сама себя она называет Герти. – Наконец-то нам выдался шанс пожелать тебе доброго утра и выяснить, как ты спала. Мы с Изабел идем в «Сэм Леви».

– Доброе утро, – бормочешь ты, держа дистанцию.

— Мы не знаем точно, — ответила Килпатрик. — И я не соглашусь с этой версией, пока не появятся веские доказательства.

Они обступают тебя с обеих сторон, как полицейские. Их прыгающая походка раздражает.

— Ясно. Мне хотелось бы расспросить Лейков про Риччи.

– О, а я и не знала, – Изабел захлебывается в потоке слов, как будто в ее случае мысль не обязана предшествовать речи.

— Мне кажется, они уже устали от нас… по крайней мере, Габриэль и его мать — точно.

Это тебя немного забавляет, ты улыбаешься. Девушка приободряется.

— Плевать. Я еще раз позвоню им. Когда поговоришь с Антонио Риччи, дай знать.

– Ты тоже идешь в «Сэм Леви». Ты ведь так же любишь распродажи, как и мы. Я не знала, что старые любят моду.

— Хорошо.

— И следи за погодой. Согласно прогнозу, самый сильный снегопад будет вечером в твоих краях.

Когда девушки распрямляют плечи, чтобы подчеркнуть грудь, сиськи у них выпячиваются.

– Я не в «Сэм Леви», – говоришь ты.

— Ну, разумеется, — пробормотала Мерси. — Сегодня же конец недели.

Она закончила разговор и задумалась над предупреждением Авы насчет снега.

Их взгляды направлены не на тебя, девушки рассматривают машины на дороге и среднего возраста мужчин за рулем.

Возможно, сейчас самое время…

– Я в Борроудейл, – уточняешь ты. – Там живет моя тетя.

Девушки снова переключают на тебя внимание.

Решила заскочить в магазин и купить воду в бутылках.

Воды никогда не бывает слишком много.

– Борроудейл, – повторяет Гертруда.

* * *

Ты точно не понимаешь, относится ее удивление к тому, что у тебя есть тетя или что твои родственники могут жить в Борроудейле. Несмотря на это, ты в первый раз за утро испытываешь удовлетворение и позволяешь улыбке подняться до самых глаз.

Мерси везла тележку мимо стеллажей со сладостями.

– А что тут такого удивительного? – пожимает плечами Изабел, поправляя соскользнувшую на плечо бретельку лифчика. – У моего бабамунини, брата отца, был там дом. Но он его потерял, потому что не мог платить. Кажется, какие-то взносы или в этом роде. И он перебрался в Мозамбик, что-то с бриллиантами, по-моему. – Она вертит носом. – Сейчас сидит там в тюрьме. Только такие и селятся в Борроудейле. Пожилые!

– А кто твоя родственница, Тамбудзай? – спрашивает Гертруда.

Она взяла четыре упаковки бутилированной воды и любимую черную лакрицу для Трумэна. Еще, пожалуй, стоит захватить немного шоколада, хотя в лесном домике и в городской квартире еды и так навалом. У нее есть все, что может понадобиться на случай долгого снегопада или отключения электричества. Мерси мысленно пробежалась по списку покупок: все пункты выполнены.

– Я не имею в виду таких, как ты, Сиси[1] Тамбу, – перебивает ее Изабел. – Я имею в виду по-настоящему старых.

Ее взгляд привлекли конфеты с арахисовой начинкой. Мерси виновато бросила в тележку одну упаковку. Почувствовав, что за ней наблюдают, подняла глаза и встретилась с удивленным взглядом Брента Роллинза.

* * *

Он держал огромный пакет с мармеладными мишками. Четыре упаковки бутилированной воды — точно такие, как у нее, — уместились в его тележке вместе с кучей пакетов с хорошим кофе, бутылками вина, хлебом, несколькими стейками и коробками сладких хлопьев на завтрак.

У обочины на углу Борроудейл-роуд и Седьмой улицы толпа.

Оказывается, не только я беспокоюсь из-за погоды.

— Скоро выпадет еще больше снега, — попыталась завязать беседу Мерси.

– Вабереки, вабереки![2] – благим матом орет молодой человек, сидящий за помятой дверью микроавтобуса.

Автобус резко выворачивает на обочину. Все съеживаются, втягивают руки, ноги, головы. Ты подаешь назад вместе с толпой. Секунду спустя тебя выносит вперед вместе с каким-то человеком, который локтями энергично отпихивает назад всех, кого удается. Но тревога ложная.

— Мы уже слышали, — Брент указал на свои покупки.

– Родители, вас мы не берем! – кричит, ухмыляясь, молодой кондуктор. – У нас все места заняты. Вам понятно? Заняты.

— Габриэль по-прежнему у вас?

Водитель тоже усмехается. С пламенеющих деревьев на дорогу зигзагами слетают вороны и с надрывным карканьем отскакивают от облака сажи, изрыгаемого брюхом автобуса.

— Да. — На лице Роллинза мелькнуло раздражение. Мерси прикусила губу, чтобы не улыбнуться.

Скоро все опять подаются вперед. Когда водитель другого микроавтобуса жмет на тормоза, слышится скрип металла и резины. Колеса бьются о бордюр тротуара. Молодые люди локтями прокладывают себе путь и запрыгивают в салон. Ты ныряешь под чьи-то руки, между телами.

Похоже, гость Кристиана ему не слишком по душе.

– Родители, садитесь. Садитесь, садитесь, родители! – кричит второй кондуктор.

Она задумалась, кто в особняке занимается готовкой. Хотя Брент явно мастер на все руки, но даже он вряд ли стоит у плиты. Они неловко разошлись, кивнув друг другу на прощание. Мерси направилась к кассе.

Он телом загораживает полдесятка школьников, сгрудившихся на моторе. Ты пробираешься мимо, бедрами проехавшись по его чреслам, и от этого прикосновения тебе становится стыдно. Кондуктор ухмыляется.

Выйдя на улицу, она поняла, что продуктовая тележка застрянет в снегу на нечищеной автостоянке. Подогнала «Тахо» к магазинному крыльцу и загрузила багажник.

– Ой, Май! Мама! – визжит девочка.

Едва она закончила, как позвонил Джефф:

Ты наступила ей на ногу двухцветной туфлей в стиле леди Дианы из настоящей европейской кожи, эту пару тебе несколько лет назад подарила кузина, учившаяся за границей.

— Сегодня в тюрьме не могут организовать допрос. В лучшем случае в понедельник.

Из глаз девочки капают слезы. Она наклоняется потереть ногу, и ее голова ударяется о зад кондуктора.

— А по выходным телефоны у них отключены?

– Ну, народ, вана хвинди, – тягуче ворчит соседка Гертруда. Одна ее нога на ступеньке автобуса. Голос сочный, уверенный. – Они ведь совсем маленькие дети. Вы когда-нибудь сами были ребенком, кондуктор? Мы называем их детьми, хотя наши дети совсем другое, чем эти козлята, – так же медленно продолжает она.

— Я задал тот же вопрос. Сочли за несмешную шутку… Ты где?

– Если вы пришли присмотреть за детьми, все в порядке, только не здесь. Хотите, чтобы мы опоздали? – кричит мужчина из задней части автобуса.

— Только что вышла из магазина.

— Прогноз изменился: метель обещают на несколько часов раньше. Школьников уже распустили по домам. Почему бы тебе не отдохнуть от работы, причем начать прямо сейчас?

– Эй, разве она кому-то что-то сказала? – взбрыкивает Изабел, залезая следом за тобой.

Обиженные пассажиры недовольно ворчат на твоих спутниц.

— А как же расследование?

– Тоже мне, девицы, сами не знают, что несут.

— Есть зацепки, над которыми нужно срочно работать?

– Молодняк, ни в чем не разбирается. Понятия не имеют, что Бог дал им разум, чтобы думать и держать рот на замке.

Мерси задумалась.

Радуясь, что втиснулась на место, ты сначала молчишь.

— В общем-то, нет. Пока Ава и Эдди со всем справляются.

– Может быть, наши юные дамы о чем-то попросят, – опять подает голос мужчина сзади. – Например, чтобы их чему-нибудь научили. Если им все равно, кое-кто их научит и заставит запомнить.

— Тогда поезжай домой. И подготовься к допросу Антонио Риччи в понедельник.

Мерси нажала на «отбой». Ей только что представилась желанная возможность, и она уже приняла решение.

– Хорошо бы дети втянули ноги, – говоришь ты несколько секунд спустя.

Послала Кейли сообщение:

Потому что ты часть автобусной жизни.

Изабел молча находит место. Гертруда тоже перестает сражаться за детей и поднимается в салон. Заняв последнее место напротив кондуктора, она треплет по голове маленькую девочку.

«Выбирайся немедленно — 3».

Телефон долго молчал. Наконец пришел ответ:

– Она лучшая, – объясняет Гертруде мальчик, сидящий рядом с девочкой. – Она побежит на школьных соревнованиях. Когда она в норме, мы всегда выигрываем.

И он грустно опускает глаза.

«Поняла».

Все неудобно. В автобусе слишком много народу, он набит битком. Мотор под детскими попами кипит. Салон заполняет запах горячего масла. У тебя из подмышек течет пот.

Мерси отложила телефон и завела машину. По венам побежал адреналин. Она ощущала прилив сил и была готова к предстоящему испытанию. Мерси не знала, где сейчас Кейли, но племянница прекрасно знала, что надо бросить все и мчаться к назначенной точке встречи номер три — заброшенной автозаправке в паре миль от Бенда. Оттуда они доберутся до домика Мерси — окольным путем, делая вид, что основные трассы забиты машинами, как и произойдет в случае реальной катастрофы. Мерси собиралась оставить машину Кейли в укромном месте за автозаправкой. Ее «Тахо» лучше подходил для нынешней погоды, и на крайний случай имелись цепи противоскольжения.

Скоро кондуктор уже собирает деньги и выкрикивает остановки:

* * *

– Тонгогара-авеню. Воздушные силы. Роботы.

Они опаздывали, а метель добавляла дополнительные трудности, которые не создать искусственно: выбраться из города в хорошую погоду легко. И еще важно проверить запасы в домике. Проведя там несколько дней, Мерси поняла, чего не хватает и что нужно улучшить. В прошлый раз Кейли чуть не сошла с ума от скуки, и тогда ее тетя привезла побольше книг и игр. В случае настоящей катастрофы она нагрузила бы племянницу повседневными хозяйственными хлопотами.

– Сдачи, – требует женщина на Черчилль-авеню. – Я дала вам доллар.

На заднем сиденье «Тахо», как и всегда, лежала набитая битком сумка с солидным запасом патронов, хотя Мерси больше не хранила в ней оружие — не хотела, чтобы оно попало в чужие руки, если кто-то взломает машину. В домике хранилось табельное оружие и несколько запасных стволов. Бензобак был полон: и Мерси, и Кейли всегда следили, чтобы бак был заполнен не меньше чем наполовину. Мерси взяла за правило иметь столько топлива, чтобы хватило доехать до лесного домика. Машина Кейли тоже была готова к испытаниям — там лежал запас провизии на неделю, а в домике еды хватило бы минимум на полгода. А некоторых непродовольственных товаров — на целые годы или даже десятилетия.

Грудь у нее как матрас, к таким боятся подступиться даже мужчины.

Следует быть готовой ко всему.

– Пятьдесят центов, – упорствует пассажирка, глядя вниз на молодого кондуктора.

Благодаря этому им не нужно в последнюю минуту срочно заезжать в продуктовый магазин или пополнять запас патронов.

Она одна из тех, кто смеялся шуточкам молодежи.

Кондуктор хмурится.

Главное — как можно скорее выбраться из города.

– Где я возьму вам сдачу, мамаша?

Написать Трумэну?

Мерси решила отложить это на потом. Дейли изъявил желание поучаствовать в одной из ее тренировок, но сегодня и завтра он занят на службе.

– Что, ни у кого в автобусе нет пятидесяти центов? – не унимается женщина, вылезая из автобуса. – Я не могу оставить здесь мои пятьдесят центов.

Но кондуктор стучит в крышу, и автобус отъезжает. Женщина исчезает в выбросах черного газа.

Килпатрик вытащила из коробки портативную военную рацию — подстраховка на случай, если вышки сотовой связи перестанут работать. У Кейли в машине такая же. Выезжая со стоянки, Мерси не смогла сдержать улыбку. Клаустрофобия прошла. Уехать из города на выходные оказалось правильным решением: два зайца одним выстрелом. И потренироваться, и расслабиться.

– Ай-яй-яй! Она разве не слышала, что сдачи нет? – говорит мужчина сзади. От удовольствия рот у него становится похож на месяц.

Она была вся в предвкушении.

* * *

Твои соседки по хостелу вылезают у магазинов Борроудейла.

30

Ты доезжаешь до полицейского участка Борроудейла и идешь между заправками «Бритиш петролеум» и «Тотал сервис». На обочине снимаешь туфли леди Дианы и, вытащив из сумки черные тапочки на резиновой подошве фирмы «Бата», запихиваешь туда лодочки.

— Бен застрял в сугробе. — Лукас просунул голову в дверь кабинета Трумэна. — Помогал откапывать автомобиль на шоссе, а потом понял, что застрял сам.

Ты боишься, что обитатели фешенебельного предместья увидят тебя в парусиновых туфлях, особенно поскольку хорошую обувь ты спрятала. Поэтому, добравшись до дома номер девять по Уолш-роуд, где живет вдова Райли, и не столкнувшись ни с кем из знакомых, ты испытываешь облегчение. Ты садишься на сточную трубу у забора, чтобы засунуть ноги обратно в лодочки. Сначала видишь губы и приходишь в ужас. Когда отекшие ноги втискиваются в туфли леди Дианы, ты вскакиваешь. Губы округляются в ухмылку вокруг желтых зубов. Они принадлежат мелкому лохматому терьеру.

– Тяв! Тяв! – визжит пес, в бешенстве от твоего присутствия.

Шеф полиции вздохнул:

– Ты кто? – звенит в утреннем воздухе высокий голос. – Ндиве ани? – повторяет женщина. Обращаясь к тебе, она использует единственное число, фамильярное обращение.

— И что — мне ехать за ним?

— Я отправил Ройса, он там неподалеку.

Так как хоть сколько-нибудь стоящий человек – число множественное, в вопросе о твоем достоинстве женщина единодушна с собакой.

— А потом тебе позвонят и сообщат, что застряли оба.

– Даже не думай шевелиться или подойти ближе, – предупреждает она. – Если он до тебя дотянется, то съест. Стой там!

Лукас усмехнулся:

На ее слова собачий хвост взмывает в воздух и молотит вверх-вниз у самого забора. Морда у терьера в пене, язык высунут. Время от времени он отбегает и скачет вокруг идущей от дома женщины. Полная яйцеобразная фигура выныривает из-за колючих кустов дакриодеса и ковыляет по кирпичной дорожке.

— Очень на это надеюсь.

– Стой, где сказала, – говорит она.

— Лучше бы сегодня все сидели по домам, — проворчал шеф полиции. — От них одни проблемы.

Приближаясь к тебе, женщина развязывает тесемки хлопчатобумажного фартука и тут же завязывает их потуже. Терьер косится одним глазом на нее, другим на тебя и утихомиривается, теперь издавая лишь горловой рык.

— Большинство водителей уверены, что прекрасно проедут по глубокому снегу.

– Что надо? – спрашивает женщина, глядя на тебя через забор. – Спроси у местных садовников, – продолжает она, не дав тебе ответить. – А как спросишь, так узнаешь, что я с тобой еще довольно ласкова. Предупреждаю тебя для твоего же блага. Вот порасспросишь садовников, узнаешь, скольких из них потрепало – и все это мелкое животное.

— Знаешь, сколько раз я слышал это, когда откапывал колеса? Такое впечатление, что люди воспринимают плохую погоду как брошенный им вызов.

Она продолжает изучать тебя. Ты на нее не смотришь. У женщины такой внушительный вид, что ты опять превращаешься в деревенскую девочку перед мамбо[3] или старейшиной в деревне.

— Просто им скучно сидеть дома.

Твое молчание умягчает служанку.

Дейли пристально посмотрел на Лукаса. Его секретарю — молодому человеку спортивного телосложения — было трудно усидеть на месте.

– Даже меня и то цапала, нга[4], как будто сожрать хотела. – Она становится любезнее. – Так чего тебе? Мадам Мбуйя[5] Райли сказала, что кто-то пришел. Тебя прислала дочь бабушки Райли?

— Как только вернешься сегодня домой, оставайся там. Никаких поездок.

Ты киваешь, настроение у тебя поднимается.

— У меня телефон звонит. — И Лукас тут же испарился, так ничего и не ответив.

– Вдова не очень-то со своей дочерью, – говорит служанка. – Мадам дочь Эди все время врет. У нас все хорошо, у мадам Мбуйи Райли и у меня. Я здесь работаю, и нам никого больше не надо.

— Если застрянешь, не вздумай мне звонить, — пробормотал Трумэн в пустоту. Затем взглянул в окно — снаружи все еще было светло — и увидел, что началась новая метель. Красивое зрелище. Но к вечеру на дорогах станет еще опаснее.

Телефон зазвонил: на экране высветилось имя Мерси.

Ты достаешь из сумочки маленькую рекламу, которую дала тебе миссис Мей.

– Я пришла на собеседование, – объясняешь ты. – У меня есть рекомендации.

— Привет, красотка. Я все утро вспоминал прошлую ночь.

– Это тут не работает. – В глазах у служанки вспыхивает искра подозрительности. – И собеседований тут никаких нет. Попробуй дальше по улице. Там нужны работники в огороде. Картошка, может, батат. А на той стороне разводят цыплят.

— Трумэн, ты говоришь по громкой связи. И рядом со мной Кейли.

Теперь твоя очередь прийти в бешенство.

— Привет, Трумэн, — девушка с трудом сдерживала смех.

— Привет. Я слышал, сегодня школьников рано отпустили по домам…

– Я здесь не для того, чтобы искать подобную работу. У меня назначена встреча, – медленно выговариваешь ты.

– А зачем нужно собеседование? – ухмыляется женщина. – Ведь для работы, правда? Ты со своим враньем сюда не пройдешь.

— Точно! — подтвердила Кейли. — Выходные дольше обычного. Может, в понедельник уроки тоже отменят.

Пес рычит.

Об этом мечтают все ученики, когда начинается метель.

– Только попробуй войти, – продолжает служанка. – Потому что этот пес полоумный. Все собаки мадам Мбуйи были такие, с самой войны. А сама Мбуйя Райли такая же, как собака, если не еще хуже. Так что иди-ка себе!

— Мы едем в домик, — сообщила Килпатрик.

— Что? — Трумэн прижал телефон к уху. — Вы хоть представляете, какая сейчас жуткая погода? А станет еще хуже… Слушай, а ты разве не на работе? — Он взглянул на часы. Почти час дня.

Змеи, те самые, о которых тебе часто рассказывала бабушка, когда ты была маленькая и спрашивала ее о том, о чем не могла спросить мать, змеи, которые обвивают матку внутри, при упоминании о войне распяливают челюсти. Содержимое брюха сползает вниз, как будто змеи, открыв рты, его отпустили. Матка превращается в жижу. Ты стоишь, совсем обессилев.

В сетке плюща, который душит здание в конце дорожки, разверзается дыра. Разговаривающая с тобой женщина делает шаг вперед и крепко хватается за штакетины забора. От нее исходит тревога, сильная, как дух предков.

— Джефф отпустил меня из-за прогноза погоды. Да, еще он выяснил, что Антонио Риччи по-прежнему в тюрьме.

Приближается вдова Райли, женщина, с которой ты пришла встретиться. На спине у нее горб. Кости и кожа хрупкие, ломкие, прозрачные, как раковины. Нетвердой походкой она идет по кирпичам дорожки. Собака взвизгивает и вприпрыжку бежит навстречу хозяйке.

— Шутишь? — Сердце Трумэна ухнуло куда-то вниз. Он надеялся, что их находка раскроет дело. — И что же теперь?

— В понедельник у меня назначен телефонный допрос Риччи, а до тех пор расследование не сдвинется с места. Бо́льшую часть улик не успели исследовать в окружной лаборатории, потому что половина сотрудников на этой неделе не смогла добраться до работы.

– Что я теперь скажу мадам? – вдруг доверительно, будто подруге, шепчет стоящая перед тобой женщина. – Смотри! Она уже решила, что ты родственница. Моя. Нам не разрешается, категорически, даже когда мы уходим. А сейчас хуже всего, потому что до выходных мне не уйти.

— Понимаю.

– Собеседование. На проживание, – шепчешь ты в ответ. – Где-нибудь жить.

Ты в таком отчаянии, что голос забивается высоко в гортань.

Маленькое полицейское управление Трумэна целиком зависело от расписания лабораторий.

— Но почему вы едете в домик сегодня? Я бы отправился с вами на следующих выходных.

– Она будет кричать, – шипит служанка Мбуйи Райли. – Она будет твердить, что я привожу сюда свою родню, чтобы ее убить. Когда приходит ее дочь, они так и говорят. С самой войны. Только в этом они и единодушны.

– Тут есть коттедж. Сестра-хозяйка сказала, что она договорилась. Не дорого.

— Мне давно хотелось устроить тренировку, а метель — отличное испытание.

– Ты слышишь, что я говорю? Совершенно невозможно, когда она кричит. Мне приходится ее кормить, иначе она закроет рот и не возьмет еды. Прямо как ребенок! Уходи.

Трумэн понимал ее. Чтобы сохранять душевное спокойствие, Мерси нужно точно знать, что она сумеет добраться до своего домика при любых обстоятельствах.

В конце дорожки тявкает собака. Хрупкая белая женщина оседает на землю. Ее голова в нимбе мягких белых волос лежит на кирпичах огромным одуванчиком. Она протягивает руку к тебе и к женщине в форме.

— Мне это не по душе. Нам постоянно звонят застрявшие на дорогах.

— У меня есть цепи противоскольжения, а рядом сидит крепкая молодая особа, готовая помахать лопатой.

– Ну вот! – хнычет служанка. – Теперь мне придется наклоняться и нести ее, а у меня спина разламывается.

Она спешит по дорожке, бросая тебе через плечо обидные слова.

— Эй! — запротестовала Кейли.

— Еще хочу проверить установленные осенью солнечные батареи. Не замело ли их снегом.

– Уходи отсюда, от девятого дома. Потому что не уйдешь – я открою ворота, и даже если тебе удастся справиться с этой, не поможет – я отвяжу большую.

Женщина наклоняется к своей хозяйке. Мелкий терьер скулит и лижет вдовью руку.

— У тебя довольно крутая крыша. Снег не должен налипать.

— Это так, — согласилась Мерси. — Но у нас в последнее время выпало просто безумное количество снега.

— Аптечка с собой? — поинтересовался Дейли.

Глава 2

— Конечно. И у Кейли тоже. Можно не спрашивать.

Мужчина отворачивается от окна, чтобы заговорить с тобой.

— Я должен быть уверен, что всё в порядке, иначе не успокоюсь. Попробуй дозвониться до меня, когда доберетесь до домика.

– Ой, отец, я не хотела вам мешать.

Трумэн изо всех сил старался не ворчать, зная, что сотовая связь в лесу неустойчива. От одной мысли, что две женщины бросают вызов снежной буре, ему становилось не по себе. С другой стороны, никто не позаботится о Мерси лучше, чем она сама. И она не позвала бы Кейли, не будучи уверенной, что племянница справится.

Все расстояние от вдовы Райли ты прошагала в туфлях леди Дианы. Ты шла быстро, не очень понимая, почему так важна скорость. Асфальт был горячий. Ноги твои опухли и покрылись волдырями. В автобусе, который везет тебя обратно к хостелу, ты стаскиваешь туфли леди Дианы и ищешь тапочки, несколько раз задев соседа, один раз оскорбительно близко к паху.

– Вы бы подождали, – советует он. – Лучше просто посидеть, что бы там ни было. Как все остальные.

— Я люблю тебя, — произнесла Мерси.