— Ненавижу гохерримов, — зло пробормотал вехот. — Спокойно мимо не пролетишь. Так и норовят чем-нибудь пырнуть.
Пики Ледового Пояса уходили все выше, становились все круче… а потом закончились. Снизу хлынул поток света — то стал виден Центральный Огонь. Если на внешней стороне Паргорона вечный холод и мрак, то на внутренней — удушающее пекло.
Но яркий свет царил недолго. Вехот со всего разгону вбежал в Кровавую Пену — клубящиеся багровые тучи, накрывающие Паргорон огромной шапкой. Куда гуще и плотнее нормальных парифатских облаков, они словно распухали во все стороны.
В океане красной пены была своя жизнь. Мелкие демоны, крупные демоны, огромные демоны плавали-летали по этой гуще, охотясь друг на друга и пожирая. Вехот снова чуть не погиб, напоровшись на стаю кальнизардов — чудищ, похожих на акул с мордами пираний. По Кровавой Пене они носились как безумные, и по страшным их клыкам текла уже настоящая кровь.
Но и эта препона осталась позади. Вехот выбежал наружу — на чистый воздух… точнее, на его отсутствие. В холодную ледяную пустоту, окружающую Паргорон скорлупой, и в свою очередь окруженную миазмами космической Тьмы.
Но туда не собирался соваться даже демон-возница. Он уже добрался до цели. Часто перебирая лапами, он несся падающей звездой — и впереди все разрасталось что-то длиннющее, толстенное…
— А что вон там за кружок? — полюбопытствовал глядящий в окно Дрекозиус. — Такой белый…
— Это Тсалистер, дворец Бекуяна, — ответствовал вехот. — Но нам туда не надо. Нам вон туда.
Джиданна согласно закивала. Если остальным имя «Бекуян» ни о чем не говорило, то она хорошо помнила картинку в учебнике, изображающую висящий во тьме глаз.
Ужасен Темный Балаганщик, но еще ужаснее Око Паргорона.
— А он кто, тля? — спросил Плацента.
— Демолорд, — ответила Джиданна. — Тоже демолорд. Только он не устраивает игр в лабиринте, а просто уничтожает всех на месте.
— Зачем? — спросил Мектиг.
— Не знаю. Никто не знает. Просто если вдруг с ним встретишься — ни в коем случае не смотри. Случится страшное.
— Это у вас там никто не знает, — снова подал голос вехот. — А у нас знают все. Мастера Порядка просто выводит из себя все кривое и неровное. Он хочет видеть вселенную геометрически правильной. Симметричной. А идеальной формой считает свою — шар.
— Тля!..
— Да уж, вас всех он бы сразу же испепелил, — с удовольствием сказал вехот. — Может, только жреца бы пощадил.
— Меня?.. — поразился Дрекозиус. — Приятно слышать, но… отчего мне такая честь? Неужто даже в душах худших демонов скрывается почтение к духовенству?
— Нет, просто ты ближе всех к форме шара. Мастер Порядка слегка снисходителен к таким пузанам. Мол, вы все отвратительно несовершенны, но эти хотя бы стараются измениться к лучшему.
— Слава Кому-То-Там, что нам в другую сторону, — подытожила Джиданна.
Однако пару минут спустя волшебница изменила мнение. Она и все остальные увидели, куда бежит вехот, — и глаза их расширились.
То была змея. Змей. Летучий длиннотелый дракон. Чудовище, которое искатели Криабала сразили в лабиринте Хальтрекарока, сошло бы за волосок в ноздре этого колосса. Размером с крупный остров, оно парило над Кровавой Пеной, разверзши пасть, — и вехот бежал прямо к ней.
— Это че такое, тля?! Ты че, ярыть, в глаза гребешься?! — заорал Плацента, вскакивая с лавки. — На кира ты к тому цепню чапаешь, тля?!
— Это Виркордеран, — сказала обомлевшая Джиданна. — Межмировой Змей.
— Вот именно — межмировой! — весело сказал вехот. — Этот Всерушитель лежит в разных мирах — и по его спине я смогу уйти с Паргорона даже без гривы!
— А он нас не сожрет?! — возопил Плацента.
— Есть такой риск!
Виркордеран был так огромен, что вряд ли даже увидел вехота. Однако когда тот подбежал совсем близко, Межмировой Змей начал разевать пасть. То ли что-то почуял, то ли просто решил зевнуть.
В зев Виркордерана могла вплыть целая флотилия. Один-единственный вехот совсем потерялся в этой пропасти. Он мчался все быстрее, огибая зубы-скалы и увертываясь от водопадов слюны.
— О Якулянг, Звездный Дракон, осени нас крылом своим, убереги от зла кромешного и яда смрадного! — возвел очи горе Дрекозиус.
— Якулянг — старший брат Виркордерана, — насмешливо сказал вехот. — Не убережет.
По счастью, божья заступа не потребовалась. Вехот благополучно миновал кошмарную пасть и побежал по переносице космического чудовища. Вот мимо проплыли две светящиеся лунным светом горы, из которых смотрели на мир исполинские зрачки. Потянулась цепь острых костяных пиков — россыпь шипов, украшающих макушку грандиозного дракона.
А дальше была спина. Каменной твердости чешуя и полоса вьющегося леса вдоль хребта. Порой там замечалось шевеление — в перьевом гребне Виркордерана тоже кто-то жил.
— Держитесь за поручни! — раздался голос вехота.
Он прыгнул. Отталкиваясь от воздуха, двенадцатиногий демон взбежал по изгибу спины Виркордерана и сиганул в размытое пятно. В нем скрывался хвост этой колоссальной туши — и в нем же скрылся вехот с пассажирами.
Вокруг сразу стало серо. Все заволокло мутным туманом, со всех сторон потекли какие-то хлопья. Исчезло небо, исчезло все вокруг. Вехот продолжал бежать по бесконечной чешуйчатой спине Межмирового Змея.
И снова прорыв, снова все вокруг изменилось. Туман остался, но его стало гораздо меньше. Появилось небо, появилась земля, появилась даже река.
И однако то явно был не Парифат. Хотя бы потому, что на Парифате вода в реках не черная.
— Это ты куда нас привез?! — мгновенно вспылил Плацента. — Какого кира?! Это же не гребучий Парифат!
— Конечно, это не гребучий Парифат, — фыркнул вехот, опускаясь на землю. — Я и не обещал, что отвезу вас на гребучий Парифат. Я обещал, что увезу вас с гребучего Паргорона. И я увез — дальше разбирайтесь сами. Я вам больше ничего не должен.
В его шкуре открылась дверь. Вехот подогнул лапы и улегся, явно не собираясь никуда больше двигаться.
— Сын мой… или дочь моя… какого ты пола, создание богов? — спросил Дрекозиус, выглядывая наружу.
— Я не создание богов, — лениво ответил вехот. — Я создание Ксаурра. Мой прародитель — Смеющийся Кот. И я мужского пола, можешь заглянуть под хвост.
— Я верю тебе на слово, сын мой, — благочестиво ответил жрец. — Богами заповедано верить на слово, коли кто заведомо не зарекомендовал себя лжецом. Ты таковым себя не зарекомендовал, ты честно выполнил свое обещание, и мы тебе за то безмерно благодарны. Но наша благодарность достигла бы морских глубин и заоблачной выси, если бы ты продолжил творить добрые дела и все-таки доставил нас домой.
— Не-а, — отказался вехот. — Мне лень.
— И мы никак не можем тебя переубедить?
— Никак. Я бы, может, все-таки подбросил вас до Парифата, раз уж мы так хорошо подружились. Но это если бы у меня была цела грива. А без нее мне придется искать натуральный проход, как вот при Виркордеране. А я понятия не имею, где они тут есть и есть ли вообще. Так что искать придется долго… а мне лень.
— И что же нам тогда делать?
— Что хотите. А я буду спать. Устал.
Вехот широко зевнул. Пасть у него была внушительная, а клыки острые, так что спорить никто не стал. Даже трясущийся от злобы Плацента предпочел не лезть на рожон.
— Ладно, спасибо и на том, — меланхолично произнесла Джиданна, перебирая меж пальцев великолепную шерсть. Мектиг заметил, что она тайком отрезала одну прядку крохотным ножом, но смолчал. — Пошли, что ли? Надо найти путь домой, пока мы еще не слишком голодны. Здесь для нас еды нет.
— А где мы, кстати, дочь моя? — озабоченно спросил Дрекозиус. — Мне кажется знакомым этот пейзаж и эта черная река, но я боюсь даже подумать, что моя догадка окажется верна…
— Да нет, отче, все правильно, — хмыкнула Джиданна. — Мы в Шиассе. Мире мертвых.
Глава 24
Индрик рыл землю с непостижимой скоростью. Он шел сквозь нее лишь чуть медленнее, чем кобольд шел бы пешком. Четыре бивня и восемь лап работали так, что походили на колеса мчащейся повозки. Землю великан просеивал собственным ртом, с ювелирной точностью вытягивая червей, личинок и вообще все мало-мальски съедобное.
А позади оставался туннель. Изумительно ровный и гладкий, на голову превосходящий все, что смогли бы соорудить кобольды, хобии или цверги. Фырдуз смотрел на это с восхищением, благоговейно. Ему хотелось коснуться этих стен, оценить работу собственными пальцами.
Но пока не получалось. Индрик спешил уйти подальше от лагеря грифонавтов, боялся, что те бросятся вдогонку по свежепроложенному туннелю. Он даже не поленился сделать две петли, пройдя так, что за его спиной обвалилась земля.
Хотя обычно она не обваливалась. Трантарикуририн поведал Фырдузу, что индрики утрамбовывают, спрессовывают почву так, что та становится немногим мягче камня. Именно благодаря этим подземным чудовищам по всему Парифату встречаются такие удивительные туннели, которые никто вроде бы и не прокладывал.
И их было бы гораздо больше, если бы индрики не встречались так редко. Трантарикуририн не знал, сколько их всего, но точно очень мало. Сам он за всю жизнь видел всего-то семь других индриков, из которых пятеро были его близкими родственниками. Он надеялся, что однажды встретит в земной толще красивую девушку с большими бивнями и сам заведет семью, но когда то будет — знает один Пещерник.
Хорошо еще, что живут индрики очень долго. Можно не слишком торопиться.
— Не бойся, кобольд Фырдуз! — сказал Трантарикуририн. — Я доставлю тебя в Яминию самым быстрым и коротким путем! Только держись там крепче!
Фырдуз и так держался что есть сил. Он не мог сидеть на спине индрика, поскольку та терлась о почву, как у ползущего по норе слепыша. Да по чести, и не было у индрика нормальных спины и живота — словно земляной червь, он был со всех сторон одинаков. Разве что лапы отовсюду торчали.
Так что для Фырдуза оставалось только место на задней части. Аккурат на ягодицах, коих у индрика оказалось целых четыре. Кобольд что есть сил держался за складки рыхлой плоти и от души надеялся, что Трантарикуририн не вздумает именно сейчас справить нужду.
Впрочем, он же все-таки не вол, на которых ездят чумаки. И не конь, на которых Верхние тоже катаются. Индрик — зверь умный, говорящий. Уж верно, не устроит своему спасителю этакую пакость.
Как Трантарикуририн находил в земле дорогу — загадка. Вокруг царила глухая чернота. Если б Фырдуз не заначил в потайном кармашке кристаллик коллегата, то и кобольдскими глазами ни зги бы не видел.
Но у индрика не было и этого. Да и вообще он шел мордой к земле, глине, камню. Но рыл при этом уверенно, ничуть не сомневаясь. То ли обладал чутьем, как у хобия, то ли видел сквозь твердое, как гномы.
Фырдузу стало так любопытно, что он об этом спросил. Копающий индрик шумел, как сотня кобольдов с кирками, но все же расслышал вопрос и гордо ответил:
— Не чутьем, кобольд Фырдуз! И не глазами! Нюх у меня хороший, но не настолько, а вижу я хуже тебя! Нет, кобольд Фырдуз, я чувствую магнитную силу! Всегда знаю, куда и откуда двигаюсь, на какой я глубине и есть ли вблизи другие индрики!
— И как, есть?
— Нет! Их нет, кобольд Фырдуз! Нас слишком мало на свете! Но однажды я еще встречу свою суженую!
Фырдуз мысленно пожелал индрику удачи. Решил, что принесет за него жертву, когда будет проходить мимо храма Гушима.
Они же в Яминии есть? Наверняка есть. Должны быть. Почти все живущие Внизу среди богов почитают прежде всего Гушима. Великого бога подземелий, металлов, камней, денег, торговли, кузнечного ремесла и ювелирного дела.
Хочешь быть богат — молись Гушиму. Хочешь быть искусен с молотом — молись Гушиму. Хочешь не погибнуть во вспышке рудничного газа — особенно истово молись Гушиму.
Гушим добрый, Гушим помогает всем, кто живет под землей.
Вплоть до одиннадцати лет маленький Фырдуз даже не подозревал, что кроме Пещерника существуют еще и другие боги. Кобольды редко упоминают этих остальных.
Трантарикуририн рыл, рыл и рыл, бурился через породу… пока порода не закончилась. Громадное чудовище вывалилось в громадную пещеру.
Он сразу притормозил, цепляясь за стенки передними лапами. Подобные пустоты в недрах — главная беда индриков. Слишком разогнавшись, они рискуют упасть, шмякнуться — и порой с немалой высоты.
Но тут высота оказалась невеликой. Трантарикуририн вышел лишь тремя локтями над полом.
— Тут проще будет пройти так, чем рыть в обход, — сообщил он, щупая камень лапой.
Фырдуз и не возражал. Он ужасно устал цепляться за эту исполинскую задницу. Спасибо индрику огромное, конечно, но как транспорт он все-таки паргоронски неудобен.
Аккуратно спустившись, Трантарикуририн медленно пополз по камню. Индрики, такие ловкие и быстрые в своих туннелях, становятся ужасно неуклюжи на поверхности. Когда верхним лапам не за что цепляться, они теряют равновесие.
Фырдуз тоже спустился, с удовольствием расправляя руки и ноги. Пещера, в которую они угодили, была в несколько раз меньше той, где находится город Суркур, но все равно очень большой. Сверху лился слабый свет — похоже, там был уходящий Наверх колодец.
И она была завалена чем-то темным… тускло поблескивающим в слабом свете… звенящим под ногами…
— Монеты!.. — изумленно ахнул Фырдуз.
И в самом деле — то оказались монеты. Незнакомые на вид, явно очень старые, отчеканенные, быть может, еще при Колдующем Императоре. Золотые, серебряные, медные, бронзовые, латунные, железные, мельхиоровые, мифриловые, электрумовые…
И еще здесь были самоцветы. Украшения. Утварь. Кольца, браслеты, серьги, ожерелья. Золотая и серебряная посуда. Драгоценное оружие с усыпанными рукоятями.
Все то, что обычно бывает в сокровищницах.
Фырдуз никогда не был алчен, никогда не терял разум при виде золота. Это цверги сразу начинают истекать слюной. Гномы тоже народ скупенький. Но кобольды к этому относятся спокойнее.
И однако бессребреником Фырдуз тоже не был. Как и большинство разумных индивидов, он не отказывался от денег, если те сами идут в руки.
Коли уж нашел клад — почему не взять его? Это же не кража.
Однако… клады такого размера — это обычно не просто клады. Верно, даже сокровищница королей Кобольдаланда не так богата. А значит, это скорее всего…
Догадка Фырдуза оказалась верна. Запрокинув голову и присмотревшись, он увидел в другом конце пещеры мерно вздымающийся холм. Эта штука была раза в три больше индрика и раз в двадцать больше Фырдуза.
А ведь оно сейчас еще далеко не во весь рост! Судя по очертаниям… по сложенным крыльям… по свернутым хвосту и шее… судя по всему этому, оно сейчас спит.
Перед Фырдузом спящий дракон.
Черный. Несомненно, черный. Еще в школе Фырдуз читал книжку про драконов и помнил, что их множество видов, и все очень разные. Карманные драконы настолько малы, что могут сидеть на плече даже у кобольда и часто держатся волшебниками в качестве питомцев. Золотые драконы размером с маленькую лошадь, очень плохо летают, и некоторые богатые Верхние ездят на них верхом.
Карманный или золотой дракон мало кого способны напугать. Но настоящие драконы огромны, крылаты и огнедышащи. Лазурные, изумрудные, рубиновые и серебряные. Медные, чья чешуя звенит металлом. Ледяные, что вместо пламени извергают морозные вихри. Морские, что живут в огромной воде, которую Верхние называют «океан».
И черные. Самые крупные, самые могучие и самые редкие. Говорят, именно на черном драконе летает ужасающий Темный Властелин. Фырдуз однажды встречал кобольда, что говорил с кобольдом, что видел кобольда, который путешествовал…
Дракон издал гулкий рокот, и все мысли сразу вылетели из головы. Трантарикуририн тоже прижался к земле, стараясь быть как можно незаметнее.
Однако ничего плохого еще не произошло. Дракон просто громко всхрапнул. Выпустил пару струек дыма, дернул во сне лапой и снова затих.
— Я не пойду мимо него, кобольд Фырдуз, — прошептал Трантарикуририн. — Тебя он, может, и не заметит, а я для него — большой вкусный закусон. Давай рыть вниз. Сделаем уж крюк, обойдем стороной.
— Хорошо, — тихо ответил Фырдуз. — Только подожди минуточку — я хочу посмотреть ближе. Я очень тихо.
— Зачем? Пойдем лучше. Это же дракон, кобольд Фырдуз!
— Вот именно. Драконова сокровищница. Когда еще выпадет такой шанс? Если Тигр, Змея и Мангуст узнают, что я здесь был, но ушел с пустыми руками, они будут очень долго смеяться…
— Это всего лишь разноцветные металлы, — вздохнул индрик. — Не понимаю я вашей тяги к ним, двуногие.
Фырдуз неопределенно пожал плечами и принялся красться к главной горе золота, серебра и самоцветов. Именно на ней спал дракон, сгребши все в кучу, точно охапку мягкого сена. Страшно представить, сколько веков он собирал такую прорву богатств.
В той книжке, что когда-то читал Фырдуз, говорилось, что молодые драконы — существа компанейские, игривые и очень глупые. А вот старые — невероятно мудры, замкнуты на себе и предпочитают спать. Иногда они спят веками, грезя о чем-то своем. Старым драконам обычно не нужен никто, кроме них самих.
Пока дракон молод, он ест очень много и очень часто. Молодой дракон — это, по сути, животное. Очень крупное, очень прожорливое, очень хищное животное. Но, взрослея, драконы становятся все умнее. В промежутке между ста пятьюдесятью и двумястами годами дракон начинает разговаривать.
А к тысяче в нем пробуждается волшебная сила. С этих пор дракон ест все меньше и все реже, поддерживая жизнь внутренним волшебством. Вместо обжорства приходит жадность — крысиная жадность к блестящим побрякушкам. Но дракон все-таки не глупый грызун, поэтому сгребает себе в нору не стекляшки и гальку, а золото и самоцветы.
Некоторые еще и заводят принцесс — в качестве питомцев.
У этого дракона принцессы не было.
Подходить совсем близко Фырдуз все-таки не посмел. Просто подобрался к краю тускло мерцающей горы.
Он сунул в карман горсточку монет да пару самоцветов покрупнее. Совсем немножко. Просто чтобы было что предъявить, если вдруг не поверят.
Поближе к дракону лежали вещицы поинтереснее. Возможно, даже волшебные. Явственно мерцающий в темноте меч, стекловидный ларчик с чем-то шевелящимся внутри, потускневшая медная труба, круглый белый кристалл размером с голову кобольда…
Но к этому всему подбираться было уже слишком страшно. Фырдуз рискнул взглянуть только на торчавшую в груде монет книгу — очень уж необычно та здесь выглядела. Явно самодельная, сшитая из отдельных листов пергамента. Скорее толстый блокнот, чем настоящая книга.
Вместо обложки тоже лист пергамента — очень потрепанный, частично обгоревший. Остальные страницы странным образом не пострадали ничуть, а вот переплет время не пощадило. Хотя на обложке еще можно было разобрать начертанное от руки заглавие:
«КРИАБАЛ».
— Чей-то дневник, что ли?.. — пробормотал Фырдуз, листая книгу.
Он не успел толком ничего разглядеть, не успел прочесть. Ибо позади него послышалось утробное ворчание, шум и звон. То звенели монеты, в которых ворочалась исполинская туша.
Дракон проснулся.
Фырдуз отшвырнул книгу и бросился наутек. Индрик уже наполовину ушел в землю — его бивни и лапы работали даже быстрее, чем когда они удирали от грифонавтов.
На их счастье, дракон был так огромен, что просто не мог мгновенно проснуться и вскочить. Пока он приходил в себя, пока расправлял крылья и поднимался на все четыре, пока осознавал, что в его логове незваные гости, — индрик с кобольдом ушли уже глубоко.
— ВОРЫ!!! — проревел ящер, с грохотом подлетев к норе. — ПРОХОДИМЦЫ!!! ВЕРНИТЕ МОЕ ЗОЛОТО!!!
Трантарикуририн почти сразу же повел туннель под углом, сделал хитрую петлю… и все равно ему опалило зад. Разъяренный дракон от души дохнул вслед пламенем — и, не будь индрики такими скоростными землекопами, остались бы от них с Фырдузом только шкварки.
Фырдуза и без того обожгло чувствительно. Шерсть на всем теле закурчавилась, глаза защипало. Кобольд тяжело задышал — драконье пламя спалило в туннеле ту часть воздуха, которая нужна для жизни. Кислый народ, или как там она называется.
Фырдуз не очень внимательно слушал на уроках естествознания.
Спасаясь от драконьего гнева, Трантарикуририн ушел в самые недра. Чтоб уж наверняка, чтобы точно не вынырнуть больше в пещеру, пока наверху не окажется Яминия. Копая грунт, он прокричал Фырдузу, что так глубоко редко забираются даже индрики.
Кобольд и сам это чувствовал. Ему было ужасно жарко. Индрик словно лез к самому сердцу Парифата, к вечно пылающему пламени, из которого исходит магма.
К такому пеклу Фырдуз не был привычен. Кобольды предпочитают прохладу. А здесь… здесь уже стало теплее, чем Наверху.
Хорошо бы Трантарикуририн уже поскорее свернул.
К тому же Фырдузу все сильнее хотелось есть. Это индрик питался прямо на ходу, а он прихватил в дорогу всего-то пару кусков грибного хлеба. Давно уж съедены оба, а до Яминии еще неизвестно сколько.
Трудно сказать, сколько они вообще уже вот так буравят породу. Сутки? Двое? Может, и больше уже.
И неужели индрики проводят вот так всю жизнь?
И только он об этом подумал, как лапы и бивни Трантарикуририна провалились в пустоту. Он снова наткнулся на какую-то полость — и на сей раз огромную.
Трантарикуририн крепко держался за края туннеля. Он прокопался сверху и теперь фактически висел над пропастью. Но лапы у индриков страшно сильны, а когти крепче любого металла. Упасть он не боялся.
— Посмотри-ка на это, кобольд Фырдуз, — позвал он. — Видишь? Это чья-то… страна?..
Фырдуз толком ничего не видел. Сопя и отдуваясь, он пытался протиснуться между камнем и индриком. Безволосая шкура очень плотно прижималась к стенам, так что проползти оказалось не передать как трудно. Хорошо хоть была кожа индрика весьма рыхла и складчата, так что кое-что у кобольда все же получалось.
А еще была она ужасно скользкой. Из пор выделялся индриков пот, помогающий чудовищу быстро скользить по туннелям. И Фырдуз по дороге весь перемазался.
Но он сразу об этом забыл, когда высунулся наружу. Там простиралась… пустота. Не такая бесконечная, как Наверху, но близко, близко.
Драконья пещера показалась бы рядом с этой воздушным пузырьком. Что там — кобольдский город Суркур уместился бы здесь тысячу раз, и еще осталось бы место!
И там в самом деле располагалось нечто вроде страны. Совсем крохотной, конечно, в подметки не годящейся великому Кобольдаланду или цвергской Яминии. Но Кобольдаланд и Яминия — это бескрайние подземные просторы, тысячи и тысячи пещер, соединенных тысячами и тысячами туннелей.
А тут — всего одна пещера, но громадная.
И она не была пуста. Стены покрывала вязкая хлюпающая масса, среди нее вздувались белые пульсирующие наросты, повсюду торчало нечто вроде грибов размером с большие дома. И везде, везде ползали огромные, больше Верхних создания, похожие на гигантских мокриц.
При мысли о мокрицах у Фырдуза потекли слюнки. Кобольды обожают червей, личинок и вообще все мягкое и ползающее. А он уже порядком проголодался.
Однако эти мокрицы, пожалуй, могли бы съесть самого Фырдуза. Ползали они на множестве мелких ножек, причем не только по полу, но и по стенам, и даже немного по потолку. Их передняя часть изгибалась на манер лошадиной головы, и там ножки были чуть длиннее и чуть гибче. Не такие длинные и сильные, как руки кобольда, но зато много.
Их морд Фырдуз отсюда не разглядел. Им с Трантарикуририном повезло — поблизости не было ни одного ползуна. Может, конечно, они добрые и гостеприимные, но Фырдуз отчего-то в этом сомневался.
Возможно, потому, что кроме бесчисленных мокриц он заметил в пещере и еще кое-кого. Возле одного из громадных грибов было несколько совсем крохотных отсюда фигурок… но Фырдуз сразу понял, кто это. Он везде узнал бы этих коренастых уродцев, покрытых черной шерстью. Только у одних существ Внизу такие рыльца, уши-валики и огромные страшные когтищи.
Хобии. Кроты. И явно не те, миролюбивые, что живут в Усэте, а сволочи из Подгорного Ханства. Видно по одежке, по оружию. Пики, самострелы, длинные ножи на поясах. Почти все закованы в броню — да не в бронзовую или железную.
Так ярко блестит только мифрил.
— Смотри, смотри, кобольд Фырдуз, — тихо произнес Трантарикуририн. — Ты знаешь, кто это?
— Нет. Какие-то ложноскелетники?
— Не знаю уж, ложно ли они скелетники или правдиво, но это йоркзерии, кобольд Фырдуз. Ты слышал про йоркзериев?
Фырдуз вздрогнул. Конечно, он слышал про йоркзериев. Только вот считал их до сего дня персонажами детских страшилок. Соседский мальчишка любил пугать их с Мошкой рассказами о чудищах, живущих в таких глубинах, глубже которых не бывает. Жутким голосом вещал, как те копошатся в абсолютной тьме, как бесшумно поднимаются по тайным ходам и утаскивают детей.
Ползут-ползут йоркзерии, ползут-ползут в глубинах… Как выползут йоркзерии, как вцепятся зубами…
И если это действительно те чудища из страшилок… Если их здесь такие огромные стаи… И если они стакнулись с проклятыми хобиями…
На что же это такое наткнулся случайно Фырдуз?
— А ты их раньше видел? — прошептал кобольд.
— Видел, — ответил Трантарикуририн. — И другие индрики видели. Мой народ доходит до таких глубин, до которых не доходит никто. И там живут йоркзерии, кобольд Фырдуз. Много йоркзериев.
— А я думал, что они… выдумки.
— Многие так думают. Все почти. Но они не выдумки, кобольд Фырдуз. Их очень много, просто они живут очень глубоко.
— Знаешь, тут не так уж и глубоко на самом деле, — наморщил лоб Фырдуз. — У нас в Кобольдаланде есть шахты, которые спускаются еще глубже.
— Тут тоже есть. Тут уже Яминия. И обычно йоркзерии сидят гораздо глубже — там, куда не достают ваши кирки и лопаты, куда не спускаются конструкты-копатели и гномы-субтермаги. Там, куда могут добраться только индрики. На самом дне. Но в последние годы йоркзерии поднимаются все выше, кобольд Фырдуз. Они идут к поверхности.
— Зачем?..
— Не знаю, но вряд ли для чего-то хорошего. Йоркзерии злые, кобольд Фырдуз. Мою мать убили йоркзерии. Я не люблю их.
— Убили?.. — заморгал Фырдуз. — Но за что?..
— Индрики довольно вкусные, кобольд Фырдуз. А йоркзерии любят мясо.
Далеко внизу продолжали ползать гигантские мокрицы. Десятки тысяч. Возможно, сотни. Шуршащие панцири покрывали все вокруг. Фырдуз зачарованно смотрел, не в силах оторвать глаз.
Он не мог разглядеть мелких деталей. До земли было локтей двести. Но он все равно прекрасно видел расхаживающих среди йоркзериев хобиев — и ему это страшно не нравилось. Их оказалось больше, чем Фырдуз думал вначале, — то тут, то там виднелись фигурки в мифриловых латах.
Но особенно много хобиев собралось в одном месте — там, где Фырдуз заметил их вначале. Добрая севига кротов столпилась возле гигантского гриба, и двое из них о чем-то говорили с йоркзериями.
Услышать хоть слово на таком расстоянии, конечно, не получалось.
— Пойдем отсюда, кобольд Фырдуз, — попросил Трантарикуририн. — Не нужно нам тут быть. Если йоркзерии нас заметят, то убьют и съедят.
Фырдуз тоже об этом подумал. Но попросил подождать еще минуточку — внизу начиналось какое-то шествие. Из гигантского гриба выползали все новые йоркзерии — они странно изгибались, словно стараясь встать на хвосты. Хобии водили рыльцами, принюхивались и старательно гнули спины.
А на свободном пространстве появилось… что-то. Какой-то темно-серый, почти черный клубок… шар… он слегка вытянулся и стал похож на кокон. Поверхность его пошла рябью, из нее высунулись десятки хвостиков, тоненьких извивающихся лучиков.
Фырдуз понятия не имел, что это за штука. Но хобии и йоркзерии относились к ней с огромным почтением. Внимали, словно мессии.
— Я ухожу, кобольд Фырдуз, с тобой или без тебя, — заявил Трантарикуририн. — Мне не нравится это все. Я боюсь.
Фырдуз совершенно точно не собирался оставаться здесь в одиночестве, а потому вскарабкался назад в туннель, упираясь локтями в стену, а коленями — в скользкую шкуру индрика. Тот дождался, пока седок не уцепится за складки на ягодицах, и тоже принялся пятиться, подниматься наверх. Взобравшись повыше, он изогнулся, вонзил в грунт бивни и снова принялся бурить.
Страна ужасных йоркзериев осталась позади.
Глава 25
Танзен поглаживал виски. Голова раскалывалась, а во рту было сухо, как в пустыне. Вчера он слишком бурно восполнял ману своим излюбленным способом.
К сожалению, его искалеченные чакры не могли толком ее воспринимать. Что-то, конечно, текло по духовным линиям, оседало где-то в недрах. Танзену даже удалось на миг ощутить эфирный поток, что несказанно его порадовало.
Возможно, его травма все-таки временная.
Но все равно эффект был ничтожен. Вместо восполнения маны Танзен банальным образом надрался — и сегодня страдал от похмелья.
У него уже много лет не было похмелья.
Он позвонил в колокольчик. У постели сформировался гостиничный — внимательно выслушав постояльца, он исчез, но через минуту вернулся с подносом. На нем стоял бокал апельсинового сока, плошка с кислой капустой, холодный хаш из рубца, кусок зернового хлеба и синяя пилюля антипохмелина.
Пилюля мгновенно сняла все неприятные эффекты. Ребята из Фармакополиума свое дело знают. Танзен уселся на кровати и принялся без аппетита жевать завтрак, размышляя о делах.
Надо сходить в клинику. Танзен уже был вчера на осмотре у нескольких целителей — его тонкое тело изучали, осматривали, снимали пробы, но так и не смогли помочь. Сегодня повторный прием — будут готовы результаты анализов и должны наконец поставить диагноз. Скажут, возможно ли вообще лечение.
Но Танзену назначено к первому полуденному часу. А сейчас только второй рассветный — можно еще поваляться. Заказать еще еды и что-нибудь выпить… хотя выпивку можно и не заказывать. Танзену ведь уже не требуется восполнять ману.
И неизвестно, потребуется ли когда-нибудь снова.
Но он все равно заказал и спиртное. Покойный Оркатти не так уж и не прав был, когда утверждал, что у Танзена проблемы с алкоголем. Не хочется этого признавать, но перед самим-то собой можно не лицемерить.
В комнате снова сформировался гостиничный — уже третий раз за сегодня. Он извинился, что отвлекает постояльца, но его желают видеть агенты Кустодиана.
— Если они пришли с арестом, их можно задержать, но не слишком надолго, — виновато сказал гостиничный. — У вас будет всего пара минут, чтобы вылезти в левое окно — там очень удачно проходит водосточный желоб…
— Да зови ты их, зови, — проворчал Танзен, держа перед лицом кубок вина. — Они не с арестом, я их ждал.
Гостиничный облегченно вздохнул и испарился. Будучи духом места, по сути тем же домовым, он готов был на все ради своей вотчины. А что самое главное в гостинице? Постояльцы. Они должны быть довольны. Кто они, откуда, не преступники ли — гостиничному не важно.
Однако он не владелец заведения. Просто дух-покровитель, мелкое домашнее божество. Он обязан подчиняться законам Мистерии, иначе у хозяина гостиницы будут неприятности. А если у хозяина будут неприятности, гостиничному тоже не поздоровится. Здесь страна волшебников, здесь со вздорными духами разговор короткий.
Изгонят — и вся недолга.
В дверь постучали. Танзен промычал что-то невнятное, и в номер вошли трое. Специальная оперативная тройка, те самые, кого префект отправил разобраться с инцидентом на Хор-Ханке. Перед портированием они зашли к Танзену на инструктаж.
Далеко не все агенты Кустодиана — волшебники. Бывают обстоятельства, когда лучше отправить на дело кого-то, по чьим жилам не бежит мана. Когда Танзен был еще лиценциатом и сам ходил в подручных, его напарником одно время был самоуправляемый кадавр, жуткое детище Монстрамина. По сути, оживший мертвец, лишь формально не являющийся нежитью.
Один из немногих, кто мог перепить Танзена.
Ну а эта тройка вообще наособицу — в ней нет ни одного волшебника. Обычно ее посылают на дела, в которых опасно много антимагии. Когда волшебство — не заточенный до блеска меч, а гнилая палка.
Первый в тройке когда-то был обычным человеком. Пытался поступить в Клеверный Ансамбль, но не прошел по возрасту. Однако его это не остановило, и он обратился во все тот же Монстрамин. Сложно представить, сколько раз его препарировали, скольким биомагическим операциям подвергли и сколько денег ему это стоило, но сейчас он сильнее многих волшебников. Уже не человек, но инорг, переделанный, он почти не изменился внешне, но обрел уйму скрытых способностей.
Все его тело словно состоит из резины — он может сгибаться в любом месте, растягиваться почти вдесятеро и не боится даже самых страшных ударов. Регенерация позволяет удивительно быстро исцелять раны и болезни. Усовершенствованный желудок переваривает почти что угодно, вплоть до камней и металлов. А еще он может видеть сквозь стены, прыгать в двадцать раз выше и дальше человека, его укус смертельно ядовит, а скорость рефлексов просто потрясает.
Второй — голем. Один из лучших големов института Ферраменг, созданный по спецзаказу именно как агент Кустодиана. Выкованный из очень легкого, но очень прочного сплава, с гибкими сочленениями и сложным суррогатом души. Послушный, исполнительный, неутомимый, почти неуязвимый, искусно владеющий любым оружием. Именно из таких големов состоит Скрытая Армия — секретный легион Мистерии, созданный на случай вторжения антимагов.
Ну а третий служит лично префекту. Один из эмоционалов мэтра Сарразена — Гнев. Краснокожий, похожий на огромного тролля монстр в кожаных доспехах и с двумя мечами. Он вечно напряжен, только и ищет, кого бы нашинковать или утопить в пламени. Но поскольку Сарразен и до расставания с ним был хладнокровным эльфом, его Гнев — существо сдержанное. Его сложно вывести из себя, и лишь постоянно вздутые вены выдают бурлящую внутри ярость.
Но одна команда, одно движение пальца хозяина — и его Гнев становится машиной разрушения.
— Вы уже в курсе? — мрачно спросил Танзен. — В общих чертах.
Агенты переглянулись. В отличие от стандартной оперативной тройки, состоящей из магистра и двух лиценциатов, среди них не было однозначного лидера. Голем, понятно, не претендовал, но вот инорг и эмоционал… сложно сказать, кто из них главнее.
Однако общение с людьми обычно брал на себя инорг. У Гнева это получалось из рук вон плохо. Ответил инорг и сейчас:
— Нас уведомили, мэтр. А Гнев вообще знает все, что знает мэтр Сарразен.
Эмоционал кивнул, таращась на волшебника налитыми кровью глазами. Его аж распирало от желания что-нибудь сломать, кого-нибудь ударить.
— Тогда просто дополню картину деталями, — сказал Танзен. — Шесть антимагов. Три послушника, два рыцаря и гроссмейстер.
— Я убил однажды гроссмейстера, — сдавленно рыкнул Гнев. — Но он был один. Без поддержки.
— Их может быть и больше. Прошло два дня. И с ними был еще кто-то… волшебник или какая-то нечисть.
— Мы разберемся, мэтр, — произнес инорг.
— На рожон не лезьте. Антимаги вам привычны, я понимаю, но та тварь… это кто-то опасный.
Танзен подробно рассказал обо всем, чему стал свидетелем на Хор-Ханке. Рассказал, как погиб практикант и как он сам лишь чудом остался жив. Рассказал, что неизвестная тварь хотя и совсем чуть-чуть, но боится петушиного крика.
Голем не отрываясь смотрел на Танзена. Его глаза мягко светились. Каждое произнесенное волшебником слово, каждый звук навеки оседали в этой мифриловой голове.
— Мы все поняли, мэтр, — наконец произнес инорг. — Благодарю за сведения. Имеете еще что-нибудь добавить?
— Нет. Все сказал.
Танзен провожал тройку тяжелым взглядом. Он прекрасно знал, насколько они хороши. Доводилось видеть в деле.
И все же… он не мог забыть Тьму, льющуюся из серого кокона. Одолевали плохие предчувствия.
Однако после посещения клиники Танзен сразу перестал думать о чужих проблемах. Настолько ему не понравилось услышанное.
Сняв слепок ауры и изучив его тонкое тело, целители пришли к неутешительному выводу: чакры повреждены очень серьезно. В нынешнем состоянии они не только бесполезны, но и вредны — ибо даже небольшое колдовство, одно-единственное заклинание может Танзена просто убить.
Но есть все же и хорошая новость. Это не необратимо. Танзен получил астральную травму — но, по счастью, не инвалидность. Со временем его духовное начало восстановится само собой.
Правда, ждать придется долго. Год, два… возможно, все три. Это не сломанная кость, заживает медленно.
Правда, процесс можно ускорить специальными процедурами. Лечение сложное, но, если все пройдет успешно, Танзен сможет колдовать уже через одну-две луны.
Это его слегка утешило. Луна или даже две — это совсем не то же самое, что год. Неприятно, но потерпеть можно.
Может, заодно и язвенная лихорадка утихнет. Она ослабевает, если долго воздерживаться от магии.
Однако теперь он надолго застрял в Валестре. Танзену прописали целый терапевтический курс — придется принимать духоукрепляющие эликсиры, выполнять медитативную гимнастику для чакр и раз в три дня посещать клинику. Нет смысла даже возвращаться домой.
Да и не хотел Танзен уезжать. Пусть префект передал это дело другим, Танзен все равно не мог выкинуть его из головы. Нестерпимо зудело желание найти разгадку. Выяснить, кто стоит за этим дерьмом и что он затевает.
Антимаги — понятно. Антимаги ненавидят волшебников. Просто так, без причины. У них это почти религиозное, только без культа.
Но что-то подсказывало Танзену, что в этот раз антимаги всего лишь на подхвате. Ими руководит кто-то похуже, кто-то пострашнее.
Чтобы продолжать держать руку на пульсе, сразу после сеанса терапии Танзен отправился в Кустодиан. Ему, понятное дело, предложили отпуск по болезни, но он отказался. Заявил, что не хочет болтаться без дела, и попросил дать хоть какую работенку. Что-нибудь попроще, где не требуется волшебство.
Сарразен, вероятно, отказал бы Танзену наотрез. Приказал бы лечиться, лечиться и лечиться, не отвлекаясь ни на что другое. Но именно поэтому Танзен к префекту даже и не заглянул.
Он обратился к одному из супрефектов, мэтру Горотти. Этот, как всегда, был чудовищно загружен делами. Доведший работу до полного автоматизма, он просто пробежал глазами заявку Танзена, читая одновременно еще три других, на пару секунд задумался, а потом черкнул в углу:
«Удовлетворить, Горотти».
— В Клеверном Ансамбле есть вакансия цензора, — произнес он. — Представьтесь мэтресс Ишан и можете приступать к работе.
Танзен чуть заметно поморщился. Цензор в студенческом городке — не совсем то, на что он надеялся. Далековато от Кустодиана и агентурной службы.
Но Горотти уже не смотрел на него. Да и Танзен был не в том положении, чтобы спорить. Он спустился по желтому мрамору и свистнул ездовому голему.
Валестра — умопомрачительно красивый город, но сейчас Танзену было не до того. Он угрюмо размышлял о своем будущем. Даже если он благополучно вылечит чакры, его оперативной тройки больше нет. Возвращение к полевой работе под вопросом.
А ведь он успешно продвигался к профессуре. Чтобы получить это звание, нужно проходить в магистрах не менее двадцати пяти лет, в совершенстве овладеть всеми знаниями своего факультета, внести хотя бы небольшой вклад в развитие волшебной мысли, а кроме того — либо двадцать лет отработать в Клеверном Ансамбле, либо курировать пятерых практикантов.
У Танзена было два из четырех. Достаточный стаж и полный пакет знаний. Кроме того, в голове у него шевелилась пара идеек, способных стать новым словом в магии превращений. Он планировал заняться ими уже в этом году. Отпустить Оркатти на магистратуру, взять отпуск, поработать над проектом… а там и пятый практикант как раз бы выпустился.
Но вот — мальчишка погиб, не получив диплом! Нового ему не дадут еще минимум год — а значит, профессура снова отдаляется.
Зная это, работать в Клеверном Ансамбле будет особенно досадно.
Давненько уж Танзен не посещал студенческий городок. После магистратуры он наведывался сюда еще только раз — когда нужно было допросить одну старшекурсницу. Забавная вышла история… впрочем, дело давнее.
На въехавшего в ворота Танзена никто не обратил внимания. Клеверный Ансамбль всегда бурлит жизнью. Почти сто тысяч студентов, да еще двадцать тысяч преподавателей — это население большого города. Неудивительно, что здесь есть свое отделение Кустодиана, и в нем более полусотни служащих.
Мэтресс Ишан Танзену очень обрадовалась. Работа в Клеверном Ансамбле у сыскарей непопулярна, студенты — сложный контингент. В задницах еще играет детство, ответственности никакой, и каждый второй — потенциальный магиоз.
Впрочем, воспитание молодежи — дело преподавателей. Кустодиан здесь только для общего пригляда.
Именно приглядом в основном и занималась Лакилитса Ишан, престарелая волшебница-нага. Шурша змеиным хвостом, она показала Танзену свое царство и объяснила, чем тот будет заниматься в качестве цензора.
Работа оказалась несложной, но скучной и какой-то… противной. Предстояло читать чужие письма.
В Клеверном Ансамбле от перлюстрации корреспонденции гарантированы только президенты, ректоры и деканы. У всех прочих письма просматриваются. А поскольку отдел цензуры — это всего восемь человек, работы им хватает с головой.
Процесс давно довели до автоматизма. Письмо вскрывали, читали, анализировали и сотворяли копию для архива. При подозрении на тайнопись подвергали воздействию кислот, огня и дешифрующих чар. По окончании изучения восстанавливали в изначальном виде и отправляли адресату.
— Раньше у нас тут работала одна девица из Спектуцерна — умела читать письма сквозь конверты. Жаль, перевели ее, — с сожалением произнесла Ишан. — Вы такого не умеете, случайно, мэтр?
— Не умею, — сухо ответил Танзен.
— Жаль. Полезный навык в нашем деле. Но почему-то редкий, так что идем более сложным путем.
Танзен окинул взглядом огромную кипу писем. Цензоры читали их одно за другим — бегло в основном, почти не задерживаясь на строчках. Танзен тоже взял одно, просмотрел — ничего крамольного. Просто студент писал оставшейся дома мамочке — поздравлял с днем рождения и рассказывал, как ему тут живется. Судя по тексту, мальчишка поступил только в этом году. Вероятно, ему лет одиннадцать или двенадцать.
— И часто ли так кто-нибудь попадается? — хмыкнул Танзен.
— Очень редко, — ответила Ишан. — В основном задерживаем за всякую ерунду. Детские шалости. Настоящие злоумышленники почтой не пользуются — есть тысячи других способов отправить послание.
— Ладно, — пожал плечами Танзен. — Где тут мой стол?
Университетское отделение Кустодиана разместилось в маленьком неприметном флигеле, зажатом между Мистегральдом и Риксагом. Всего два этажа, на каждом по восьми кабинетов.
В одном из них и приткнулся Танзен. Труд цензора, конечно, был куда рутиннее, чем у оперативного агента. Никаких больше расследований и погонь, никаких путешествий во все концы Парифата, никаких сражений с магиозами, антимагами и тварями из-за Кромки.
Теперь Танзен просто сидел за столом и читал.
Что-то интересное почти не встречалось. В основном опять же рутина — новости из дома, рассказы о житье-бытье. Чужие беды и радости. У одного студента родился братик, у другого замуж вышла сестра, третий сам просил родительского благословения на брак с сокурсницей.
Но иногда все-таки попадалось и требующее разбирательства. Кто-то просил прислать эльфийского чаю, кто-то предлагал на продажу украденный из лаборатории алхимический порошок, кто-то поносил некоего мэтра Гробаша, обещая устроить ему веселую жизнь.
Контрабанда, мелкие кражи, хулиганство. На что-то Танзен закрывал глаза, что-то передавал преподавателям или в дисциплинарный комитет. Вмешательства агента Кустодиана такие пустяки не требуют.
Так продолжалось пять дней. Танзен посещал клинику, разрабатывал чакры и монотонно читал чужие письма.
Он ужасно скучал, вынужденный оставаться в одной и той же форме. Хотелось трансформироваться. Пробежаться по полю в форме № 2, полазить по деревьям в форме № 80, полетать над крышами в форме № 54. Посетить бар в форме № 10… или даже № 30.
С этими мыслями он переложил из стопки в стопку очередное письмо. Очередное. Очередное. Оче… Танзен дернулся и схватил только что прочтенное письмо. Торопливо перечитал его еще раз.
— Бельзедорово семя… — невольно произнес он.
«Дорогая матерь, — говорилось в письме, — спешу известить Вас, что я бодр, весел и благополучно учусь на третьем курсе бакалавриата. Совсем недолго уже осталось мне до получения диплома и предоставления Вам права для законной гордости Вашим сыном — волшебником. Жду не дождусь, когда снова увижу Вас, отца и бабушку. В ответ же на Ваше предыдущее послание спешу сообщить, что чрезвычайно рад принятому моим меньшим братом решению приехать в Мистерию и попробовать сдать вступительные экзамены. Жду Вас здесь в любое время. Спешу также обрадовать, что Ваша просьба посодействовать в сдаче экзаменов была услышана нужными ушами, и я уже сыскал члена комиссии, который улыбнулся при виде золотых монет. Можете не сомневаться, как минимум одно из испытаний мой превосходный брат сдаст с максимальным баллом, и хотя это все еще не гарантия успеха, но и я еще не закончил свой труд. О дальнейших моих свершениях отпишусь. С приветом,