– Для тебя или для них?
– Эм-м, для меня. Те, кто на меня набросился…
– Послушай, – проговорила Рамигос, наливая чашку терпкого чая. – Если ты, не выправив разрешение, начнешь бегать по городу и швыряться опасными заклинаниями, то тебе придется держать ответ перед уполномоченным волхвователем. А она строго накажет… тебе – практикуйся чаще!
– Собственно, я пришла спросить у вас, – Эладора отхлебнула чаю. – Есть ли заговор, чтобы блокировать телепортацию?
Рамигос прыснула со смеху:
– Да ведь телепортация, почитай, невозможна. Я сама знаю лишь горстку адептов-людей, которые худо-бедно пробовали перемещаться. Из всех бед, о которых следует беспокоиться…
– А как насчет святых? Святые могут телепортироваться.
Рамигос поставила чашку.
– Никто, – мягко проговорила она, – не видел Мирена Онгента за последние четыре месяца. Не тревожься на его счет.
Эладора зарделась и попыталась прикрыться чашкой. Стыдно быть такой насквозь прозрачной.
– Я… в квартире мне показалось… то есть на самом деле ничего не было, но на миг показалось…
– Он не придет, Эладора. Даю слово. В этом можешь на меня положиться.
Она что, намекает на какой-то секрет? Вдруг стража поймала Мирена, несмотря на все его таланты?
– Хотя, – промурлыкала Рамигос, – его чудеса могли в дальнейшем и облегчить творение подобных чар в Гвердоне. Наверное, стоит это дело поизучать, когда выдастся свободный годик. Короче говоря, способы блокировать или отклонить телепортацию есть. Не совсем полезные в обиходе знания, но для тебя будет хорошая тренировка. Итак, начнем со старого приятеля – «Транзакционного Анализа»…
Эладора внутренне застонала, когда Рамигос вытащила из выдвижного ящика замусоленный учебник. «Транзакционный Анализ Кшебешского Гримуара» был основой современного колдовства, вот только он пресловуто запутан и скучен. Незнамо сколько они потратили, применяя методы «Транзакционного Анализа» к ее проблеме, но когда закончили, голову словно залило противопожарной алхимической пеной и в ее липкой тяжести окончательно угасли все мысли.
– На первых порах сгодится, – пробормотала Рамигос. В голосе слышалась неохота прекращать занятие. – Меня ждет работа.
– Спасибо вам. – Эладора, потянувшись, встала, а Рамигос взяла «Костяной щит» и пролистала страницы.
– Это что такое?
– Хайитянский роман. Кстати, о Хайте. Я должна…
Рамигос оборвала Эладору:
– Если ты о мертвом хайитянском шпионе, которого стража нашла в Новом городе, то не говори ни слова. Тебе бы лучше в эту заваруху не вляпаться.
Эладора придержала язык. Рамигос перевернула еще пару страниц и подняла глаза.
– Твой дед когда-нибудь путешествовал в Хайт?
– Я… хмм… я не знаю. Многие стороны Дж-дж… жизни моего деда покрыты мраком, и когда уничтожили всю семью, с ней уничтожили семейные дневники. К чему вы спросили?
Рамигос протянула книгу обратно.
– Без задней мысли. Пока, убегай. И не забывай упражняться в чарах!
Молодой писарь вымученно улыбнулся Тереванту, пока оба ждали окончания беседы Эладоры с Рамигос.
– Она ненадолго, – сказал юноша и был прав, на встречу ушло не больше минуты, но вышедшая Эладора казалась измученной, будто прошло много часов.
– Благодарю вас за книгу, – голос ее царапал, будто она долго и беспрерывно говорила перед этим. – Я верну ее вам в посольство.
– Буду ждать с нетерпением.
Рамигос позвала его проходить. Минуту назад ее стол устилали бумаги, сейчас же он гол, как кость. Теревант оторопело заморгал.
– Присаживайтесь, пожалуйста.
– Я здесь насчет хайитянского подданного, третьего секретаря Ванта. Мне передали, что его останки у вас.
Она наморщила бровь:
– Передали? Кто – первый секретарь?
– Нет, другие источники.
– Другие источники, – фыркнула она. – Витиевато как-то.
– Его тело у вас?
Она повернулась к божествам на цепочках. Потыкала пальцем в хайтского Смертебога, и он завращался. Вибрация от колебаний божества побежала вверх-вниз по цепочке, понуждая прочих богов соударяться друг с другом и цокать.
– Лучше бы вы, – приглушенно произнесла она, – дали мне все уладить самой.
– Я возглавляю посольскую безопасность. Убийство одного из наших дипломатов попадает в мою компетенцию.
Кумиры перестали раскачиваться, некоторые из них запутались, натолкнувшись на растопыренные лапки Ткача Судеб. Рамигос нахмурилась и отплела смерть от остальных.
– Да уж, – буркнула она самой себе. – Недоброе предвестье. – Она встала, качая головой. – Давайте решим ваше дело.
Она опять повела его через лабиринт лестниц и коридоров. Несмотря на возраст, она задала скорый шаг, нетерпеливо его подгоняя.
– Вы знали Эдорика Ванта? – Приостановилсь она у дверей морга.
– Лично – нет. – После чтения кипы заметок Теревант чувствовал, будто немного этого человека знает. Вант любил Гвердон, его хитросплетения интересов и переменчивую жизнь. Вант был наблюдательным, сноровисто подмечал личные особенности персон или детали их биографий, что давали ключи к пониманию дел. И был близок принцу Даэринту – оба обретались в Гвердоне не один год: один в ссылке, другой вольготно стоял в тени, пока послы поочередно приезжали и убывали обратно. Некоторые записи Ванта напоминали Тереванту о его собственных взаимоотношениях с отцом, о его стараниях поддержать порядок в делах, пока старик медленно угасал.
Пожалуй, он отнесся к Даэринту слишком сурово. Обычаи Хайта ни за что не допустят, чтобы первый секретарь в этом признался, но, должно быть, тот принял смерть Ванта близко к сердцу.
Доктор Рамигос отперла тяжелую дверь и пригласила его в помещение морга. Здесь, на возвышении, лежал обугленный при пожаре труп. От такого состояния покойника было немного не по себе, обычно неусыпные как можно скорее избавляются от лишней мертвой плоти. Смерти не полагалось представать так неряшливо.
Сильнее всего повреждена голова, а также верхняя часть груди – там выгорело почти до костей. Растрескавшиеся лоскутки налипли на месте лица – то ли опаленная кожа, то ли обрывки одежды. Теревант проверил запястья: под спекшейся кожей красноречиво прощупывались бугорки стальных вживителей.
Рамигос вздохнула:
– Известно ли вам, что он делал той ночью в Новом городе?
– Это закрытые сведения.
Доктор уставилась на него, и на миг Теревант ощутил в ладонях вес, будто держал невидимый и тяжелый предмет – меч, что ли? По покойницкой расползались чары, и у него не было ни опыта, ни навыков распознать их суть. Тончайшие силы перемещались за гранью его восприятия.
Рамигос потупилась.
– Вы брат Ольтика, правильно?
Он выдавил вздох.
– Да. И что с того?
– Не очень-то вы на него похожи, только и всего, – грустно проговорила она и утомленно махнула на труп. – Я расскажу вам, как он погиб. – Она показала на отвратительные раны. На войне Теревант повидал и куда худшие, но здесь было по-иному. Строгая тишина мертвецкой подавляла. На исковерканный, обугленный труп полагалось взирать под стоны и вопли, залпы канонады и раскаты небесных знамений. А не в тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов и негромким голосом Рамигос, пока та перечисляла: ножевой порез, огнестрельное ранение, следы клинка и огня.
Неусыпные способны восстанавливаться просто невероятно. Убийственные для смертного увечья сходят с них в одно мгновение. Пронзенное легкое не беспокоит, коли вам не нужно дышать. Разложению, рассечению или множественному урону противодействовать труднее. Но все же, несмотря на это, остов был практически цел.
– Чудесной природы. – Рамигос дотронулась до обгорелой кожи, и кожа отшелушилась хлопьями пепла.
– Я слыхал об одном имени – о Святой Карательнице.
Рамигос нахмурилась.
– Возможно. – Она протянула слово, сцеживая в него свои сомнения.
– У вас есть другая версия?
– Еще нет. Я недостаточно осведомлена, требуется время. – Она потерла золу на рукаве Ванта. – Нам всем требуется больше времени.
В голову Тереванта скакнула мысль:
– А это не могли быть ишмирцы? – «Ишмирские агенты срывают поставки алхиморужия из Гвердона, в то время как флот вторжения неумолимо близится к Старому Хайту». – Избранники Верховного Умура способны метать огонь.
– Если бы в Гвердоне появился ишмирский боевой святой, я бы знала об этом, – ответила усталым голосом Рамигос.
Теревант опять склонился над трупом, вглядываясь в глазницы Ванта.
– Я полагаю, вы продолжите поиски убийцы? – спросил он.
– Не лично я, но смею заверить, что пока мы разговариваем, стража шуршит палками по канавам и выбивает показания у свидетелей.
– Итак, я забираю тело под нашу опеку, – сухо и резко произнес он.
Рамигос отступила в угол, потянула за шнур. Где-то далеко прозвенел колокольчик.
– Через пару минут сюда спустятся, и вас с телом доставят в посольство. – Она присела на скамью поодаль – немалый уже возраст вдруг дал о себе знать. Подоспел давешний писарь, услужливо поднес ей все ту же огромную книгу. Бормоча, Рамигос открыла том, долистала до первой чистой страницы. Достала перо и начала писать, кончик царапал плотную бумагу.
Пристально изучая тело, Теревант обошел вокруг стола. В лотке рядом с покойником лежали вещи Ванта. Стальной, не раз бывший в употреблении нож. Несколько серебреников. Обрывок билета – обгорел, не прочесть. Другая бумажка, тоже побывала в огне. Он уставился на нее. Это религиозная листовка, смятая и опаленная, но местами на ней отчетливо проступали буквы. «Пламя Сафида вознесет душу», – разобрал он.
– Хочу вам кое-что показать, – объявила Рамигос, напугав его. Теревант порывисто обернулся.
– Что такое? – спросил он.
– В Кхебеше, – медленно пояснила Рамигос, – есть обычай записывать каждое чародейское деяние. Любое колдовство, заклинание или чудо искажает реальность. Мы ведем им учет, дабы однажды могли бы восстановить реальность такой, какой ей положено быть. – Она нашла страницу и повернула книгу, чтобы дать ему посмотреть.
Целый раздел книги был накорябан наспех, размашистым почерком. Строки вырывались из аккуратных абзацев и потоком обрушивались вниз. На бумаге проступали выжженные отпечатки сигилл. Она перелистнула страницу, и снова – одну за другой. Безумные действа шли длинным списком. На одном листе была лишь чернильная клякса. На следующем – только потеки от слез.
– Не понимаю, – проговорил Теревант.
– Я прошла тогда через Божью войну, – сказала Рамигос. – Я знаю, вы тоже ее повидали. Значит, надеюсь, понимаете, каким благом наделены мы здесь, в Гвердоне. И какие на нас лежат обязательства – делать все возможное, чтобы так продолжалось и впредь.
Рамигос тяжело встала. Покряхтывая, произнесла:
– Скоро к вам подойдут.
И вышла, оставив его наедине с мертвецом.
Глава 19
«Сегодня, – заранее знал шпион, – будет день многих обликов».
В первом из них он пробудился утром. Икс-84 рассматривал спящего Эмлина. Три ночи подряд Анна и Тандер вызывали мальчишку нашептывать чудесные послания далеким богам. Возносить к небесам литанию об оружейных сделках и морских перевозках. Здоровье мальчика подорвано, и это очевидно. Ведь нагрузка не только от усилий установить связь с божеством – тайному святому необходимо еще и полностью отстраняться от этой связи. Ведь не должно возникать ни сопутствующих чудес, ни материальных богоявлений, ни вторичных благовестов. Ничего, что могла бы засечь и отследить городская стража. Он должен дотягиваться до Ткача Судеб и одновременно избегать его внимания. Полностью отсекать от себя подвластные богу кусочки души, будучи всецело ему посвященным.
Удерживать такое равновесие – сведет с ума и очень сильного мужчину.
Икс-84 принял взвешенное решение – дать отдых средству доставки, поскольку вечером оно понадобится. Но одеялом Эмлина укутывал Алик, и он же спускался за завтраком и ставил поднос к постели, пока малыш не проснется.
После завтрака у Джалех он тоже Алик. Он проговорился, что умеет хорошо читать и писать, и теперь половина тронутых богами собиралась с утра у его стола. Одни просили составить письма в дозор, в которых молили стражу освободить родных из лагеря на Чутком. Другие посредством него общались с местными чиновниками, и он тесно ознакомился с правилами приема в гильдии, пошлинами и сборами городских служб, списками избирателей. Попадались письма домой – в Маттаур, Лирикс или Ульбиш, и, по ходу чтения, Алик подпускал шпиона снять пенку лакомой информации. Другие письма адресовались сюда, в Гвердон – их авторы несли на себе слишком вопиющие отметины занебесного, чтобы самим ходить по улицам вне Мойки и Нового города. В последнее время он привык поутру ненадолго присоединяться к Габерасу и его морской супруге, Уне. Габерас нашел работу на площадке у Дредгера; самое ядовитое сырье там ворочали каменные люди, но и для гнущихся пальцев находились задания. Габерас с Аликом усаживались у кромки воды и разговаривали о прежних днях Севераста, а Уна слушала их с мелководья. У нее не осталось легких, одни жабры, и говорить она не могла. Шпион отвлеченно задумывался, проявил ли Бог-Кракен умышленную жестокость, когда преобразовывал Уну, или она случайно попала под отголосок какого-то более масштабного чуда.
Когда над гаванью разносился фабричный гудок, Габерас брел в сторону порта, а Уна ныряла на глубину, охотиться.
Сегодня у припортовых контор Дредгера появился – вызванный из небытия – Сангада Барадин. Дредгер тепло приветствовал испытанного товарища, в стакан полилось густое вино. Они посплетничали о войне, бедствиях и размерах прибыли. Сангада уклончиво отвечал на вопрос Дредгера, что он тут затевает. Цеховик опять предложил на него поработать, и уже шпион снова вежливо отказал ему. При этом он позаботился, чтобы его увидели в компании Дредгера на выходе из конторы. Дредгера легко признать по тяжелой броне. В Мойке его знают все, и все запомнят того, кто с ним разговаривал. Они не забудут развалистую походку Сангады, его сочный акцент и шляпу – но не лицо под ее полями.
Перестраиваясь на скорый шаг, шпион стряхнул Сангаду Барадина и вновь стал Икс-84, ишмирским агентом. Безымянным, неприметным. Он двигался с предосторожностями, извилистым путем через переулки и задние дворы Мойки. Прошел насквозь несколько храмов – и благой ладан разных богов пристал к его плащу. Юркнул в подземку – и вышел вон, не садясь в поезд. На улице Фаэтонов он начертил «Х» мелом на кабинке уборной, а затем в дом Джалех вернулся Алик.
Ждать. Украдкой записывать. Набрасывать в уме сообщения, пока латает крышу на чердаке.
Избегая шпиона, на чердак втихомолку пробрался Эмлин. Он то и дело беспричинно вздрагивал, словно его оглушал никем другим не слышимый гром. Таращился на паутину по углам, на трещины в окнах. Мальчишка пустел, как сухой тростник – ускользал из мира смертных, слишком глубоко окунувшись в потустороннее. Алик наблюдал участливо и сокрушенно. Шпион досадовал от потери крайне полезного инструмента.
– Ткач Судеб подползает ближе, – прошептал мальчик. – Но он не станет со мной говорить.
– Потерпи, – записывая, сказал Алик. – Наш бог обязан скрывать себя.
– Он что, скрывается от меня?
– От наших врагов.
– Тандер сказал, я плохо стараюсь. – Мальчик рассеянно коснулся лица, потер омраченный лоб. Понадавливал, будто норовил проковырять в черепе дырки и впустить туда бога.
– Тандер – полудурок.
– Зато он верный.
Шпион бросил писать. Он воззрился на мальчика, который запрыгнул на койку.
– Ты о чем? – «Он верный». Подразумевалось, что кто-то другой – нет.
Эмлин не отвечал. Только сгорбился, заскреб в колючей, темной щетине – ею начала сверху обрастать его шея.
«Пустеет на глазах», – думал шпион.
– Джалех скоро начнет вечернюю службу, – неожиданно произнес Эмлин. Большинство смирительных обрядов Эмлин пропускал. Если сейчас мальчишке захотелось сходить туда, значит, он сам заметил – что-то не так. Безучастно, безмятежно поклоняться Хранимым – бальзам на душу, по сравнению с исступленным, неистовым шелестом мягких лапок Ткача Судеб.
– У меня встреча с Тандером. Пойдем вдвоем, если хочешь.
– Если ты встречаешься с Тандером, – отвечал мальчик, – то вечером я понадоблюсь Анне. – Он задрожал, вопреки летней жаре.
«Не подвешивай на нить больше груза, чем она способна выдержать».
– Вот, – сказал Алик, протягивая мальчишке несколько монет, – выйди на время из дома. Сбегай на площадь Агнца.
Долгую минуту Эмлин таращился на него, потом сгреб монеты.
– Только вернись до темноты, – предостерег Алик мальчишку на выходе.
Смеркается, и по городу загораются фонари. На Мойке трепещет пламя газовых факелов или просто стоит темнота. В районах побогаче разливается болезненный свет алхимических ламп. Камень Нового города источает дивные огни. Из часовенки, притулившейся подле дома Джалех, доносится заунывное пение. Вечерние псалмы Хранимым Богам, хоралы, что не воспаряют ввысь.
Шпион видит снаружи Тандера под фонарным столбом. Покачиваясь, он прикуривает сигарету от газового пламени.
Покинув обитель Джалех, шпион опять становится Икс-84. Улыбка Алика спадает с лица; рост и сила Алика сходят с плеч. Он минует Тандера, не поводя взглядом, на случай слежки. Он направляется в заведение промлибов – сегодня здесь открыто допоздна. Пробирается мимо собравшихся мужчин и женщин, слышит обрывки разговоров о коварных замыслах алхимиков, байки о Божьей войне за границей. С некоторыми знакомыми шпион на ходу обменивается любезностями, но к угловому столику подходит один.
Парой минут позже показывается Тандер, садится напротив. Два усталых работяги, не на что здесь смотреть.
– Мне тут нравится. – Тандер поднимает свою пинту, просвечивает, любуется. – Дозор не посмеет здесь за нами подглядывать, уже совсем скоро выборы. И пиво тоже получше, хоть за него и надо платить. В забегаловках барыжников алхимическую бурду наливают даром.
– За качество всегда надо платить, – говорит Икс-84. Под столом совершается сделка. Тандер передает мешочек монет, а Икс-84 вручает туго свернутый бумажный свиток. К профессиональному ужасу шпиона, Тандер разворачивает листы и рассматривает их прямо тут. Он присвистывает и смеется при чтении документов – рукописных заметок шпиона о готовности гвердонского военного флота, о предполагаемых союзах и торговых соглашениях, о новом алхиморужии. Все изложено своими словами на основании переписки Эладоры.
– Где ты это достал? – изумляется Тандер.
– Поспрашивал в портовых притонах, – лжет Икс-84. – Добрый товар? – интересуется он. – Стоит денег?
Икс-84 беспокоится о деньгах. Шпион – нет.
Шпион наблюдает, как читает Тандер, и молится, чтобы он увидел нужное, увидел обернутую в эти страницы тайну.
Тот не замечает ее. Не задерживаясь, пролистывает страницы с данными о гвердонском флоте.
«Теперь все зависит от Анны», – думает шпион. Прихлебывает пиво и улыбается, запивая свою неудачу.
«Потерпи, – говорит себе шпион. – Вживайся в личину. Будь незаметным».
– Похоже, придется это отправить уже сегодня. Попозже пришлешь к нам малого. – Тандер булькнул пивом, запихал бумаги за пазуху. – Козленыш, правда, что-то расклеился. Дерьмового святого ты притащил, приятель. Никак все нормальную связь не наладит. Ты тут вроде как ни при чем. – Он ухмыльнулся, показав слишком много стиснутых зубов. – Но это ты схера ли возомнил, что твой смирительный дом – хорошее местечко, где спрятаться. А теперь она заставляет меня лезть на четвереньках в подвал и ловить затраханных паучар, чтобы кормить пацана. А еще подношения эти. Жертвы. – Тандер похлопал по запрятанному свертку бумаг, его восторг внезапно обернулся тошнотой. – Чтоб твои сведения наверняка прошли за море, ночью придется опять совершать заклание. И бродячей кошкой тут хер обойдешься. Смотри, заставлю тебя их ловить.
Шпион сделал длинный глоток, избегая встречаться глазами с собеседником.
– Не пропадай, – через минуту произнес Тандер. Он поднялся, осушил стакан и побрел сквозь толпу.
Шпион потянул время, медленно допивая пиво – так он привлечет меньше внимания. Если его здесь узнают, то узнают как Алика, а у Алика денег нет. Значит, Алик не оставит выпивку недопитой и при этом не будет хлестать, как Тандер. Алик – неторопливый, вдумчивый, услужливый работяга. Алик – хороший парень. Он расслабленно погрузился в личность Алика, закутываясь в нее, как в уютное пальто. У Алика нет причин беспокоиться.
Итак, Алик сидел, попивал пиво и слушал песни. Старые песни сорокалетней давности, времен расцвета движения реформистов. Куплеты про мздоимство церковников, про то, как боги перестали отвечать на молитвы, но зато алхимики наловчились превращать в золото пот честного труженика. Напев перебивали сплетни о предстоящих выборах – все про Келкина, гвердонскую большую шишку. Келкин – сплошные хрящи да острые локти. Выкарабкивается откуда угодно, выигрывает очередные выборы одной своей пробивной силой.
Шпион вслушивался во все и разглядывал народ. Кто из них может оказаться полезным? Вон та женщина, на ней отбеленная одежда и на лице слабые бороздки, вероятно, от защитной маски – она что, работает на алхимической фабрике? А вон веселая троица у стойки – моряки, спору нет, но с палубы военного корабля или торговая команда? Вон двое в углу, перешептываются – чем они заняты? Он улыбнулся при мысли – вдруг они тоже шпионят, и это не исключено. Гвердон кишит шпионами и осведомителями. Может, они тоже в сговоре, шлют тайные послания ветхим владыкам Хайта, отравителям с Ульбиша или лириксианским драконам?
К его столику подошел высокий мужчина и сел на освобожденный Тандером стул. В руке он держал новое пиво для Алика.
– Абсалом Спайк, – сказал он. Шпион не сразу сообразил, что так мужчина представился.
– Алик.
– Ну да. Даттин все о вас распевала. Сказала, вы – человек, на которого стоит обратить внимание.
– С ней все хорошо? Ее ранили, когда мы ходили агитировать в Новый город.
Спайк утомленно сгримасничал.
– Может, хоть это вколотит ей крупицу разума. О чем только Келкин думал, когда посылал туда такую нежную барышню.
Алик пожал плечами:
– Нам попался крутой участок. Не то что разум – мозги чуть не вышибли. Главное, все с оружием, прямо обвешаны.
– Барсетка мне уже рассказала. А заодно намекнула, что с вами имеет толк поговорить, а у нее нюх на толковых.
– Безусловно, перехвалила.
– Возможно, – произнес Спайк, откидываясь на спинку. – Расскажите о себе, Алик.
Шпион позволил Алику рассказать. Эта личина – его собственное творение, не присвоена, как имя и прошлое Сангады Барадина, и не навязана ему, как Икс-84. Он позволил Алику выговориться, объяснить, чем он хочет помочь; показать, как приветливо Гвердон принял его, беженца с Божьей войны. Спайк вдумчиво кивнул и подозвал еще пару людей, спасшихся из Маттаура. Они обменялись рассказами о передрягах, и хотя свои истории Алик сочинял на ходу, в них было достаточно правды, чтобы пройти проверку. Спайк оплатил выпивку на круг, маттаурцы одобрительно заголосили и сдвинули бокалы.
– Вы все, – сказал Спайк, – вправе голосовать. Так постановили законы господина Келкина. До тех пор, пока вы живете в нашем городе и можете это подтвердить – что вовсе не трудно, – достаточно найти местного поручителя, а я с радостью за вас поручусь. И когда вы пойдете на выборы, то проголосуете за человека господина Келкина в своем округе – кем бы он ни был. – Говоря, он не сводил своих темных глаз со шпиона.
– Мне пора идти, – резко произнес шпион, отодвигая стул. Спайк поймал его за руку.
– Не пропадайте, ладно?
Алик оставил Эмлина спать. Мальчик не послушался его указаний и вернулся далеко затемно, пропустив и назначенный шпионом час, и вечерний молебен Джалех. Эмлин посчитал, что прополз через подвальную дверь незаметно, но Алик видел его из их окна и ничего не сказал. Мальчишке не повредит отведать капельку свободы.
Шпион улизнул из дома тем же маршрутом, прокладывая путь по темным улицам Мойки. Направление на запад, на запад и на подъем. За старый канал по прозванию Могила Рыцаря. И за взятку стражник пустил его в ворота Новоместья. Оттуда до явки рукой подать.
Тандер ощерился в дверях:
– И где парень?
Алик переступил порог, и Тандер неожиданно схватил его, выкрутил руку оригинально-болезненным способом и втолкнул в кухню на полусогнутых. Припечатал к стулу, и вот у его лица маячит ствол пистолета.
– Сука, святой где? – потребовал ответа Тандер. «Может, больше он ни на что не годен, – подумал шпион, – но насилие применяет умело».
– В кровати. – Алик вытянул шею, глянул за беснующегося Тандера на Анну – та курила у огня, положив на колени добытые им бумаги. – Эмлину нужен отдых. Вы его совсем уработали.
– Не тебе судить об этом, – молвила Анна. – Эмлин принадлежит Праведному Царству. Мы все принадлежим Праведному Царству, и буде богам угодно уничтожить любого из нас, мы без колебаний последуем на смерть. – Тандер наглядности ради сунул дуло пистолета шпиону в ноздрю, и Анна неприязненно зашумела:
– Ох, да опусти ты свою дебильную пушку.
Тандер подчинился немедленно, как поротая собака. Прошагал в коридор, но продолжал слушать. Прислонился к двери, с оружием в руке, словно опасался подвоха. Не одного Эмлина угнетают страшные мысли.
– Я прочитала твои бумаги, – сказала Анна. – И кое-что хочу обсудить.
– Что же? – поинтересовался шпион. Ему ответ был известен, но его не знали ни Икс-84, ни Сангада Барадин, ни Алик.
– Этот новый боевой корабль, о котором тут говорится, похоже, необычайно важен для нас.
– В смысле? В чем значимость одного нового корабля?
Анна помедлила.
– В прошлом году, перед самым Кризисом, алхимики изобрели новое оружие. Новую боеголовку. Они выслали канонерку к побережью Грены и провели пробные стрельбы.
Шпион знал об этом. Он знал об этом еще перед тем, как взошел по ступеням в небесный штаб капитана Исиги. Еще до падения Севераста. Узнал в то самое мгновение, когда могучая богиня была уничтожена, безвозвратно растворена занебесной ненавистью из бомбы. Но он умел врать, и когда Анна поведала ему о божьей бомбе, он впрыснул в свою реакцию нужную долю изумления и запоздалой догадки. Оружие, способное убивать богов, будь я проклят! Но это же означает… ах!
Все, вообще все, с его первого, осторожного появления в Маттауре, вплоть до новых личин, таких как Сангада, Икс-84 и Алик, было направлено на наступление этого момента. И вот этот миг пришел. Дыша тихо-тихо, шпион слушал, как Анна вторично посвящает его в тайну тайн.
– Неясно, сколько экземпляров оружия пережило Кризис. У алхимиков была по меньшей мере одна рабочая модель, но им не выпало возможности запустить ее до наступления чуда-с-помойки. Быть может, есть и другие боеголовки. Мы ведем поиски, но, – она затянулась сигаретой, – точно так же ищут их и другие, а мы не обладаем такими ресурсами, как Хайт.
– Вы считаете, что они поставят на этот корабль одну из бомб? – спросил шпион.
– Я бы так и поступил, – отозвался из коридора Тандер. – Новое, быстроходное судно, опечатано заклятиями, притом с облегченным вооружением? Это истребитель богов.
– Возможно. – Анна не была убеждена до конца. – Сведения подталкивают к такому выводу. – Она помешала угли в кухонном очаге и поставила чайник кипятиться на огне. Показала на чашки и банку кофе. Шпион снял их с полки. Она уставилась в окно, в ночную темень. За террасами Новоместья горели фонари Мыса Королевы. – Но это может оказаться и блефом. Как нам известно, оружие было уничтожено в Кризис, вместе с литейными алхимиков. В духе Эффро Келкина отчебучить этакое нахальство – пригрозить каждому богу на свете, не имея за душой ничего.
Она налила ему кофе. От горячей чашки заныл шрам на ладони.
– Да кто настолько выжил из ума, – улыбаясь, заметил шпион, – чтобы врать в лицо самим богам?
Глава 20
Чистая страница, как стена белого камня. Слова, какие только ни пробует подобрать Теревант, кажутся неподходящими. Дюжина забракованных попыток. Он пишет: «Отчет для Бюро о гибели третьего секретаря Ванта», пишет, а потом комкает лист и берет новый, чистый из стола Ванта.
Стук в дверь. Лемюэль. Глаза покраснели, только вернулся с новой ночной миссии в бессонном городе за стенами посольства. Покраснела и его повязка, рана опять открылась.
– Вы еще не закончили? Вечерний поезд ждать не будет.
– Зайдите, – приказал Теревант.
Лемюэль вошел и выругался, увидав пустую страницу.
– Почему задержка? Я нашел вам хреново Вантово тело. Святая Карательница – вот кто его порешил. – Он потеребил край повязки, сморщился от боли.
– Вот что я нашел на Вантовом теле, – сказал Теревант, пододвигая по столу недогорелый листик. – Буклет от…
– От Хранителей, так точно. – Лемуэль без интереса зыркнул на бумажку. – И что с ним?
– Возможно, он кое-что значит.
– Возможно, он хера с два что значит. Нижние боги, да сейчас же выборы – вы и пять футов не пройдете, как партийный мозгодуй вам чего-нибудь всучит!
– А еще специальный волхвователь, – не сдавался Теревант, – она предполагает…
– Чего? – раздраженно перебил Лемюэль.
– То, что это не Святая Карательница. Может, в смерти Ванта замешаны ишмирцы. Нельзя быть уверенными в том, что в городе нет враждебных святых.
– Ну и кто именно? – В злобе Лемюэль повысил голос. – Хранители или ишмирцы?
Теревант похлопал по пустой странице.
– Это письмо, – сказал он, – выйдет отсюда с моей подписью и печатью дома Эревешичей. Мне необходимо определенно понимать, что случилось. – «Смерть Ванта – это только точка отсчета. И наверняка не случайное убийство, совершенное припадочной святой. Обязательно должна быть связь с божьей бомбой». – Нам необходимо дополнительное расследование.
– Нам? Нам? – повторил Лемюэль. – Это я нашел тело. Я знаю Гвердон. А от вас проку – только ваше продолбанное в очко имя да печать дома Эревешичей! Я, видите ли, все про вас знаю. Вы – другой Эревешич. Тот, который как-то раз прокололся. И еще разок прокололся. И опять прокололся. А теперь вы смеете мною командовать?
От стыда и злости Теревант сжал кулаки, сминая чистый лист. Все, что высказал Лемюэль, – правда. Стоило записать это в столбик и отослать.
– Пишите письмо, мать вашу, – наседал Лемюэль.
– Нет, пока не буду полностью убежден.
– А вы когда-нибудь хоть в чем-то были убеждены? – пробормотал Лемюэль. Теревант для вида пропустил колкость мимо ушей, однако обеспокоился. Подначка слишком метко попала в цель, явно не выстрел наугад. А значит, либо где-то тут, в здании, лежит некая папка с именем Тереванта, либо Лиссада рассказала Лемюэлю о нем все.
Лемюэль почесал подбородок. От какого-то раздражителя у него раскраснелась и покрылась прыщиками кожа. Он пересек комнату, поглядел на тикающие часы на стене.
– Ладно, – произнес он через дюжину тиков, – пойдем и поговорим с ней.
Он вывел Тереванта из посольства, затем через улицы Брин Авана завел в другой дом. Длинный, тусклый, с множеством темных окон. Гнездилище бюрократии – с рядами кабинетов и загородок для писцов – но в это время ночи почти безлюдное. Лемюэль, похоже, знал здешнего сторожа и не впервой давал ему на лапу. Внутри здания пахло надраенным полом. Серо-бежевый лабиринт.
– Торговая палата, – бормотнул Лемюэль. – Сюда.
Днем здание выглядело бы сугубо обыденным; ночью же, опустелое, оно было зловещим, как будто они брели по развалинам города после крупной катастрофы. Естественно, в Хайте такие места никогда не пустуют, даже по ночам. Неусыпные работают непрерывно.
Они прошли через зал для собраний: потушенные фонари стояли на столе красного дерева, покрытом зеленым сукном. Карта на стене показывала гвердонский экспорт алхимического оружия, красные линии, как вены, соединяли город с большим миром, с заморской Божьей войной. Самые жирные линии примыкали к Хайту, другие торговые пути стыковались с Лириксом, с Ульбишем. Карта, должно быть, устарела – на ней изображались Севераст и Маттаур, ныне поглощенные их давним соперником.
– Сюда. – У Тереванта захватило дух – неужели Лиссада пробралась в город ради тайной встречи и ждет их в соседней комнате – однако Лемюэль отпер дверь в небольшое помещение без окон. Внутри ничего, кроме стола, одного стула и занятного устройства: помеси пишущей машинки, аккордеона и вроде как эфирной лампы.
– Мудреная штуковина. Алхимики изобрели. Это эфирограф. С ним можно говорить с людьми на расстоянии, – буркнул Лемюэль. Он завел машину, воткнул толстый серебряный шнур, нажал клавишу, и цилиндр по центру машины засветился сверхъестественным, обманчивым светом. – Такие стоят по всему городу – в дозоре, в парламенте, у гильдий. Даже в прилегающих землях есть. Бюро обзавелось друзьями, которые дают нам попользоваться своим оборудованием когда надо. Но времени у нас немного.
Машина затарахтела, клавиши двигались сами по себе.
– Поехали, – сказал он. – Кладите сюда пальцы. – Теревант сел к машине и расположил пальцы на клавишах. Лемюэль переключил новый рубильник, и внезапно появилось ощущение присутствия в комнате кого-то еще. Повеяло теплом, призрачным ароматом духов Лис. Ветер зашелестел в кронах деревьев, словно снаружи раскинулся обширный лес.
Светящаяся эфиротрубка, подобно недолговечной раке, совместила души их обоих в кратком, волшебном единении.
Его пальцы двигались по собственному усмотрению, неудержимо давили клавиши и выбивали сообщение, по букве за нажатие. П-Р-И-В-Е-Т. Т-Е-Р.
Все это странно интимно, как будто он чувствовал ее подушечки на обратной стороне медных кнопок.
МЫ НАШЛИ ВАНТА, – отстучал он.
Клавиши снова задвигались. Лис печатала. ЗНАЮ. МОЛОДЦЫ. Без разрешения на лицо Тереванта наползла улыбка.
ТЫ ВЕРИШЬ МНЕ? – спросила она. Такое чувство, что она сидит за этим столом и смотрит ему в глаза.
НАВЕКИ, – незамедлительно ответил он.
ТОГДА ПОВЕРЬ ЛЕМЮЭЛЮ.
Свет в эфирографе замигал, и Теревант вдруг почуял еще одно призрачное присутствие. В его восприятии это была другая женщина. Постарше, потусклее. Он услышал колокольный звон вдалеке и не определил, слышит ли его ушами или через психическую связь эфирографа. Рот наполнился вкусом вина.
МНЕ НАДО ИДТИ, – напечатала Лис. – УВИДИМСЯ НА ФЕСТИВАЛЕ. ДЕРЖИ…
И Лемюэль перегнулся через плечо Тереванта и выдернул из аэрографа шнур. Машина резко отключилась, образовав болезненную психическую неполноту на месте Лис.
По ощущению, будто стоишь на краю великой пустоты.
– Время, – сказал ему Лемюэль. – Вы ее услышали, отправляйте уже проклятое письмо.
Вернувшись в посольство, Теревант написал письмо. Несколько скупых слов, подтверждающих, что третий секретарь Вант был убит святой преступницей в Новом городе. Лемюэль взял это письмо с еще теплой, мягкой восковой печатью Эревешичей и поспешил к станции. Оставалось время перехватить ночной поезд на Хайт. Теревант вообразил, как письмо летит на север и попадает в недра огромного механизма Бюро. Белые костяные руки ломают печать, пустые глазницы вельможи из Бюро читают наспех записанные строки.
Он сделал то, о чем его просили. Сжевал сомнения. Выполнил просьбу Лис.
Он гадал о том, что же такое он привел в движение. Он смутно постигал течение невидимых сил, подспудных замыслов, вскрытых его письмом. Бюро было обеспокоено исчезновением Ванта; они страшились вражеских происков. Теперь они успокоятся. Может, все и дело-то в послужном списке Лиссады – исправить неприглядную запись, чтобы некроманты не выдвинули ее против Лис на рассмотрение передачи Короны. Проклятая Рамигос – не посей чародейка в его уме сомнения, он бы и думать не думал об этой листовке.
«Я прошла тогда через Божью войну. Я знаю, вы тоже ее повидали».
В Эскалинде святые Верховного Умура метали с небес огонь. Святые Царицы Львов выпускали когти и пронзали ими любую броню. Он сидел в кабинете Ванта и пялился на аккуратные ряды папок и башни блокнотов – и вспоминал Эскалинд.
«Что, если мы не правы? Что, если Ишмира уже здесь?» Он припомнил цепочку фигурок-идолов у Рамигос, Ткач Судеб спутался со смертью. И ее книгу – зачем она показала ему книгу? Предупредить о том, что стороны-противники с Божьей войны уже в городе?
Он думал о Лис и Ольтике, тянущих его из стороны в сторону. И оба хотят единолично обладать его верностью и доверием. Интригам между владетельными Домами Хайта и Бюро нет конца, обиды и заговоры вынашивают неумирающие, а живые участвуют в них, тщась заслужить среди тех свое место.
Что, если они что-то упустили?
Вант мертв. Его неуспение завершено. Но, быть может, кое-что в нем осталось.
– Йорас, – негромко позвал Теревант.
Дверь кабинета приоткрылась, и в щель просунулся череп Йораса.
– Сэр?
– Мы еще не закончили, – сказал на удивление самому себе Теревант. – Ступай, разбуди некроманта.
Мертвые не нуждаются в сне.
А Теревант нуждается. Он урвал пару часов посреди ночи. Проснулся до рассвета и скорей помчался в подвальное хранилище, где Йорас стоял часовым. Изнутри звучало приглушенное пение, заупокойная молитва.
Останки Ванта лежат на армейских носилках перед пустым алтарем.
– Как движется дело? – спросил он у посольского некроманта.
Некромант – молодая девушка с рыжевато-каштановой копной под капюшоном сутаны, с цокающими браслетами и кулонами шлифованной кости – закатила глаза.
– От души, как и от тела, тут немного осталось. Будем признательны за то, что получилось добыть, пусть и совсем скудное. Мы подходим к концу. – Она одела бывшего третьего секретаря в серую сорочку и теперь возилась с ножом над наколотыми шрамами на его запястьях и щиколотках, на сердце, шее и в паху, скрупулезно обнажала вживители, помещавшие его в касту неусыпных. Чтобы воскресить, ей сперва нужно отделить его ото всех посмертных каст.
«Не его, а тело», – подумал Теревант. Этот труп на полу больше не Вант. Все, что являлось Вантом, выжег дотла уничтоживший его священный огонь. И все, чего они добивались от тела – немного еще неразложившейся памяти, имя или подсказку, запечатленную на рубцеватой ткани мозга.
– Его тело здорово подпортили, – проговорила некромантка.
– Кроме того, что подстрелили, зарезали и сожгли?
– Да. – Она оттянула края разреза, добираясь до кишок Ванта, покопалась в них. – Чтение таких знамений за пределами моего мастерства.
– Но вы сумеете возвратить его назад?
Она постучала ножом по выпяченному вживителю.
– За эти кости уцепилось совсем мало жизни, но я попытаюсь, – прошептала она. Казалось, храм поглощал любой звук. Даже зубчатый нож царапал приглушенно.
Вошел Йорас и молча смотрел, как работает инструмент, потом сообщил:
– Щекотно, сэр, когда вас так свежуют. Странно, когда чешутся кости. – Скелет передернулся.
– Тихо, – шикнула некромантка.
Тишина, наполнявшая подвальную комнату, становилась молитвой, заупокойным гимном. В этой тишине проступали слова. Некромант потянулась к посмертной урне во дворе наверху, чтобы подпитать свое колдовство – позже служба обеспечения подведет баланс, но крестьянских душ, вырабатываемых в поместьях Эревешичей, хватит покрыть затраты посольства с избытком. В комнате оседал зловещий, голубоватый туман. Потусторонний миазм, прохладный на ощупь. Он приставал к вживителям – и к Тереванту, и к Йорасу налипли полоски призрачной мглы, но наибольший ком духовного вещества собрала некромантка и сейчас подталкивала его к трупу Ванта. Вещество поглощалось его вживителями. Теревант видел, как поднимают мертвых, множество раз. Наиболе часто это оказывались неусыпные солдаты Империи, заново приковывавшие души к смертельно уязвленным телам. Первые несколько минут тело дергается, как марионетка, и становится видно тлеющую тень духа, насаженную на железные вживители. Неусыпные не возвращаются по-настоящему, потому как по правде они и не уходили. Они пристегиваются к костям, вместо того чтобы перейти грань. Как при кораблекрушении человек цепляется за скалу, тогда как течение стремится унести его в море.
Он повидал и то, как поднимают павших враги, оживляют безумные боги. Слепо и наспех боги изблевывают души и втискивают их в тела тех, кого возвращают служить или корежат безжалостными чудесами. Он видел воскрешенных на поле битвы солдат, живых, но ужасно искромсанных. Видел, как они возвращаются в туловища, составленные из материи богов, восстают с древесными ветвями вместо рук, под коростой чистого золота, перекрывающей кровотечение. Воскрешенные никогда не приходят назад нетронутыми.
Здесь по-другому.
Эдорик Вант не пришел совсем.
Существо, которое они состряпали, двигалось как животное, сопело и тихонько поскуливало. В святилище некроманта оно сползло со своих похоронных дрог, разогнулось и заковыляло запинающимся шагом.
Существо-Вант покружило по подвалу, ко всему принюхиваясь и лапая руками. Теревант держал ладонь на эфесе, на случай, если оно окажется агрессивным.
Не глядя на некромантку, он окликнул ее:
– Сколько оно проживет?
– Несколько дней. – Она глубоко вдохнула. – Если я не обновлю потом заклинание. Мне-то это не слишком сложно, но… – Она замешкалась. – Где вы собираетесь его держать? Здесь его оставить нельзя.
Хороший вопрос, не из тех, на которые Теревант заготовил ответ.
– Я его держать не собираюсь, – сказал он. – И никому об этом не рассказывайте. Это вопрос государственной безопасности.
Йорас сопроводил созданье в прихожую и надел на него плащ с капюшоном, стараясь скрыть худшие ожоги. Темной ночью, под дождем, проходя мимо вдрызг пьяный, вы, может, и спутаете этакого монашка с живым существом – но если вы настолько ненаблюдательны, то вряд ли сами вернетесь домой живым.
– Ну, поглядим, что он помнит. – Теревант выступил вперед и повысил голос: – Вант?
Неумершая тварь вздрогнула, повернула окровавленную голову к нему. Что-то там промелькнуло, нечто разумное, помимо шарнирных движений зомби, но оно – не Вант.
– Ты помнишь, кто тебя убил?
Разломанная челюсть беззвучно зашевелилась. Существо сокрушенно потрогало горло.
Затем кивнуло.
Глава 21
Из посольства они вышли через черный ход. Йорас задержался на пороге.