– Подожди, Федя, значит, алиби у нее все-таки нет? – спросил Митрич. – Поэтому вы ее арестовали?

– Я читал, что существует «субъективное алиби», – сказал Савелий. – То есть невозможность совершить преступление в силу характера подозреваемого. Например, не может убить, боится крови, убитый – близкий родственник… как-то так.

– Алиби у нее нет, я же сказал, – вмешался капитан. – Там сильные улики… Не арестовали, а задержали, но Пашка Рыдаев добился освобождения. Пока. Насчет субъективного – это спорно, я не согласен… фигня! Взять, например, тебя, Савелий: ты смог бы убить?

– Нет! – Савелий испугался. – Конечно, нет! Господи, о чем ты, Коля!

– А если угрожают Зосе и детям? Подумай хорошенько, ну? – Савелий молчал, лицо у него стало несчастным. – То-то и оно, – припечатал капитан. – Все относительно, как говорит наш философ. Все могут, если приспичит. А ревность еще тот зверь.

– Не все. – сказал Федор. – У Джона Фаулза есть роман «Коллекционер», про маньяка, который умыкал девушек и держал их в подвале, пока они не умирали. У одной из них была возможность убить его, но она не смогла… рука не поднялась.

– Ее спасли? – спросил Митрич.

– Нет, она умерла. И что самое интересное, делал он это, мечтая о большой и чистой любви, ожидая, что жертва полюбит его и они будут счастливы. Такой вот крим дамур. И никто не подозревал, что этот слабый, ничтожный, незаметный человечек и есть страшный маньяк. Вообще, маньяков чаще всего изобличают случайно, в силу стечения обстоятельств, так как они осторожны, поступки их немотивированы с точки зрения здравого смысла и они ничем себя не выдают.

– Что значит поступки немотивированы с точки зрения здравого смысла? – спросил Митрич.

– Мотивированное преступление легче раскрыть, – опомнился Савелий. – Ищи, кому выгодно! Как в нашем случае…

– Именно. Мотив – деньги, месть, ревность, страх. Их раз-два и обчелся. Если не по пьяни, – добавил он, видя, что Митрич раскрыл рот, чтобы поделиться очередной жизненной историей. – Результат преступления – выгода, как правильно заметил Савелий. Выгода с точки зрения здравого смысла. Убийства, совершаемые серийным убийцей, мотивируются патологией, а не выгодой. Это навскидку, не входя в детали.

– Ты хочешь сказать, что маньяки неуловимы?

– Известные серийные убийцы совершали десятки убийств, пока не были пойманы, причем совершенно случайно. Душитель, о котором вспомнил Митрич… его ведь тоже не поймали. Две жертвы, дело, насколько я помню, было зимой. Да и не уверен я, что это была серия. Деталей не помню, но что-то там не сходилось.

– Сейчас тоже зима, – заметил Савелий. – Может, его возбуждает снег. Белое безмолвие, поздний вечер в пустом парке, одинокая женская фигура… Он неудачни и самоутверждается таким образом…

– Что одинокая женская фигура делает поздним вечером в пустом парке? – фыркнул капитан. – Нарывается на приключения? Уж сказал бы, что они пришли вместе. Помню я эти убийства. Одна жертва имела сомнительную репутацию и сомнительные знакомства, в парке их была целая компания, все были на взводе, маньяком там и не пахло. Кто-то из своих. В другом убийстве была замешана жена любовника, которая пришла поговорить с разлучницей и нечаянно толкнула ее; та упала и ударилась головой. Была осуждена за неумышленное, так что не надо тут.

– А убийца из парка так и не был найден? – спросил Савелий.

– Бывает и так.

– А что она за человек? – спросил Митрич. – Эта жена? Как насчет субъективного алиби?

– Это к философу. Что за человек? Лично я от такой бы давно сбежал. Жертва спровоцировала ее, она повелась. Следила, подсматривала.

– Все-таки следила! Красивая?

– Супруга? На вкус и на цвет… сам знаешь. Старше мужа, внешность сомнительная. Пьющая. Супруг тот еще ходок, но бросать ее не спешил. В свое время женился на деньгах, привык к теплой жизни, не хотел терять.

– Теперь не потеряет, – заметил Митрич.

– Похоже, он любил жертву, сделал ей предложение и подарил кольцо. Ей бы выждать, а не лезть напролом, но уж очень приспичило замуж…

– Это в том случае, если убийца Кускова, – сказал Федор. – Пока неясно. Но такая вероятность всегда имеет место быть. Савелий, как по-твоему, каков мотив, если не ревность? Сумочка не тронута, телефон и деньги на месте.

Савелий задумался.

– А почему она в рабочее время пошла в кино? – сказал он после паузы.

Федор и капитан переглянулись. Капитан вздохнул, но промолчал. Какая к черту разница, было написано на его выразительном лице.

– Ты хочешь сказать, что она была не одна? – пробираясь на ощупь, спросил Федор. – На записи видно, что одна. Вообще-то там половина холла не охвачена.

– Нет, я… Почему она не работала в тот день? – уточнил Савелий. – Они поссорились?

– Интересная мысль, Савелий. Секретарша сказала, что она часто прогуливала, а в тот раз даже не отвечала на звонки…

– Почему?

– Потому! – встрял капитан. – Искательница халявы, работать – извини, подвинься, вцепилась в богатого мужика, а тот потек – ах, молодое тело, ах, любовь! А она и пользовалась – хочу дам, хочу не дам, помучайся, старый козел. Наказывала. Так понятно, Савелий?

Тот неуверенно кивнул.

– Ты хочешь сказать, есть причина, почему ее не было на работе? – спросил Федор, присматриваясь к Савелию. – И ты считаешь, что это важно?

Он называл Савелия Дельфийским оракулом, которого нужно толковать. Савелий – прекрасный человек и замечательный редактор, но выражать мысль внятно ему не дано, он никудышный оратор. Федор насобачился, по выражению капитана, толковать словеса Савелия, причем на пустом месте сочинять целые теории, которые не налазят на голову. Капитан только вздыхает, слушая эту парочку…

– Ты сам говорил, любая мелочь важна. Я вот еще что подумал… – Савелий запнулся. – Вот это все… муж, жена, эта девушка… убийство вытекает отсюда? Из треугольника? Все-таки жена?

– Черт знает, из чего оно вытекает! – не выдержал капитан. – Может, из треугольника, может, из квадрата. Она хотела замуж, а босс телился, вот она и давила, то на супругу, то на него. Может, хватит? Новый год на носу, снегу навалило в кои веки… А в кино пошла одна, потому что они поссорились. Потому и работу прогуливала, причем не в первый раз. Если ты хочешь сказать, что они поссорились и он ее задушил, то… Мысль, конечно, интересная, но на мотив не тянет. Как тебе известно, Савелий, милые бранятся – только тешатся. Ты заметил, что после скандала секс активнее? – Савелий смутился и побагровел. – Чертов кинотеатр! – переключился капитан. – Весь кайф испортил. За что пьем? – Он поднял бокал с пивом. – Савелий!

– За Новый год!

– Вах, как сказал! – восхитился капитан. – Сразу видать творческую личность. За Новый год!

Они выпили. Митрич, наблюдавший издали из своего бара-аквариума, встрепенулся и достал с полки пузатую бутылку коньяка…

… – Федя, приходи к нам послезавтра, – сказал Савелий, когда они уже расходились, стояли у заведения Митрича, прощаясь. – Зося будет рада, и дети… они тебя очень любят. Или ты со своими? Человек не должен быть один.

– Он ни с кем! – сказал капитан. – А то ты философа не знаешь. Сам по себе, как кошка. Будет гонять в Интернете до самого утра и дуть кофий, ему по барабану – что Новый год, что старый. Если хочешь, философ, можешь с нами, с… додиками! – Капитан удержался от крепкого словца и смачно сплюнул.

– Смотрите, какая луна, – Савелий задрал голову.

Федор и капитан Астахов тоже уставились на луну. Пока они сидели у Митрича, снег прекратился и небо прояснилось. Оно было чистым, без туч, странного серо-черного цвета, а прямо над их головами висела луна – как чье-то бледное невнятное лицо. Это лицо внимательно смотрело на них темными провалами глаз.

– Прямо мороз по коже, – сказал капитан. – Завыть хочется. Все, разбегаемся. С Новым годом, с новым счастьем!

– Мы так и не решили насчет Магистерского, – вспомнил Савелий.

– В новом году! – крикнул уже издалека капитан Астахов, и Савелий с Федором остались одни. Улица была пустынна, в природе стояла странная настороженная тишина…

Глава 20. Возвращение

Возгласами звонкимиПолон экипаж.Ах, когда же вынырнетС белыми колонкамиСтарый домик наш!Марина Цветаева. Приезд
Раису Витальевну встречал муж. Мэтр Рыдаев передал ее с рук на руки. Максим Кусков, поникший и похудевший, прячущий глаза, неуклюже ткнулся носом в щеку жены. Раиса Витальевна казалась каменной. Она постарела, вокруг глаз разлилась нездоровая синева, и резче обозначились морщинки в уголках рта. На висках проступила убедительная седина.

– Может, к нам? – неуверенно предложил Кусков, поворачиваясь к адвокату. – Посидим, поговорим…

– Я бы с удовольствием! – с энтузиазмом соврал Рыдаев. – Но через полчаса у меня встреча, надо бежать. Еще увидимся. – Он похлопал по спине безучастную Раису Витальевну, пожал руку Кускову, поздравил супругов с Новым годом и стремительным шагом удалился.

– Ты меня ненавидишь? – Кусков повернулся к Раисе Витальевне, когда они уже выехали из города. – Я очень виноват…

Жена не ответила. Сидела, полуотвернувшись, и безучастно смотрела в окно.

– Я сделал мясо с овощами, как ты любишь. Нам о многом нужно поговорить.

Каменное молчание в ответ. Они въехали в поселок, утопающий в снегу.

– Нас совсем завалило, – предпринял еще одну попытку Кусков. – Сыплет днем и ночью. Я несколько раз расчищал дорожку, представляешь? На подоконниках намело сугробы! Сейчас растопим камин, посидим…

Он распахнул дверь, пропустил ее вперед. Раиса Витальевна вошла в прихожую и остановилась. В доме было холодно и темно.

– Сейчас включу батареи! – Кусков метнулся из прихожей.

Раиса Витальевна расстегнула шубу, сняла, повесила на вешалку. Мирка вышла, потягиваясь, уставилась желтыми фарами. Раиса Витальевна нагнулась и протянула руку. Кошка отскочила и зашипела.

– Знаешь, дом без тебя опустел, даже возвращаться не хотелось, честное слово! – Муж появился на пороге. – Мирка ходила, заглядывала во все углы, искала…

– Я хочу принять ванну, – сказала Раиса Витальевна. Это были ее первые слова после освобождения.

– Да, да, конечно! А я пока накрою на стол. Не торопись, у нас много времени. Что ты будешь пить? Есть ликер, вино…

– Водку! – коротко ответила Раиса Витальевна и пошла к себе наверх.

Она напустила в ванну горячей воды, вылила флакон геля; разделась; постояла нагая перед зеркалом, рассматривая бесформенное смуглое тело, обвисшие бока, сутулую спину и торчащие ключицы. Перевела взгляд на лицо и замерла на долгую минуту; усмехнулась угрюмо. Распустила узел волос и шагнула через бортик ванны. Со стоном наслаждения улеглась в пену и закрыла глаза…

…Они сидели за столом. Кусков суетился, накладывая жене мясо, картошку, салат; разливал водку. Лицо у него покраснело, было видно, что он уже принял.

– За нас! – Он поднял рюмку. – За новую жизнь!

Раиса Витальевна, не глядя на мужа, выпила залпом.

– Я сволочь, я подонок! – сказал опьяневший Кусков. – Так случилось, я виноват… Не знаю, что на меня нашло… Это урок для меня, я понял, что мой дом там, где ты. Мой дом, моя крепость… Я заставлял себя возвращаться сюда, я не находил себе места. Пусто, холодно… – Он вздохнул и замолчал, потом сказал после паузы: – Рыдаев убеждал, что мы тебя вытащим. Я ни минуты не верил, что ты могла… Ты добрая, ты прекрасный человек! Мы сроднились за эти годы, мы одно целое. Мы перешагнем, мы вернемся… домой. – Он попытался взять руку жены, но Раиса Витальевна ее отняла. – Я виноват перед тобой, я знаю, что причинил тебе страдания, я прошу… на коленях… – Кусков сполз со стула и грохнулся на пол. – Прости меня, дурака! Хочешь, уедем куда-нибудь? Когда весь этот кошмар закончится…

Раиса Витальевна посмотрела на стоящего на коленях мужа, потянулась за бутылкой, налила себе водки, выпила одним глотком и взялась за вилку.

Кусков стоял на коленях, Раиса Витальевна молча жевала, не глядя на мужа. Думала о чем-то своем, бог весть; казалось, она его не видит…

…Утром Кусков поднялся первым. Голова была тяжелой, во рту – противная сухость. Он плеснул в лицо холодной водой и спустился готовить завтрак. Полцарства за чашку кофе! Через полчаса он поднялся к жене, постучался. В спальне Раисы Витальевны было тихо. Кусков приоткрыл дверь, сунул голову, позвал жену по имени. Не получив ответа, он вошел, тронул ее за плечо, попытался разбудить. Жена не шелохнулась. Кусков приподнял ее руку и тут же выпустил – она безвольно упала…

Врач «Скорой помощи» не сумел вывести ее из состояния комы, и Раису Витальевну увезли в больницу. Спустя час прибыл вызванный Кусковым капитан Астахов. Во время осмотра спальни Раисы Витальевны, в глаза ему бросились стакан и пустой флакон из-под снотворного на тумбочке; перевернутая водочная бутылка лежала на полу…

Анализ содержимого желудка Кусковой позволил сделать вывод о передозировке снотворного, что вкупе с высокой концентрацией алкоголя в крови свидетельствовало о том, что, возможно, имела место попытка самоубийства. Спустя сутки Раиса Витальевна все еще оставалась в коме, и прогнозы врачей были неутешительными.

В результате повторного обыска в ящике трюмо в ее спальне был обнаружен запечатанный пластиковый пакетик с восемью «лишними» розовыми жемчужинами. Та, что нашли за обшлагом ее шубы, была девятой – с нитки, разорванной во время убийства Елены Антошко…

Глава 21. Одиночество вдвоем

Я впал однажды в пасть водоворота,Зеленых светов было в нем мерцанье,В волнах я чуял хоть существ звериных,Был петлей круг, во всем была угроза…К. Бальмонт. Водоворот
– Пошли, посмотрим на елку, – предложил Глеб, отрываясь от экрана компьютера.

– Елку мы уже видели, – неохотно отозвалась Поль. – Устала, хочу домой.

– Без ребят чего-то не хватает… Интересно, как они там. Денис звонил, сказал, долетели нормально. Кстати, Черногория красивая страна, можно летом махнуть. А в январе в Таиланд. – Он потянулся: – Устал! Представляешь, солнце, океан, горячий песок… Хочу в Таиланд! Хочу в океан, хочу поваляться на песке, хочу раздеться…

Поль молчала.

– Ты не носишь мое кольцо… Почему? Не нравится? Можно обменять, я договорился с девочками, они сказали примут обратно.

– Вот твое кольцо, – Поль выдвинула ящик стола, достала красную коробочку.

– Не понял! – опешил Глеб. – Ты что, отказываешь мне? Почему? Я думал, у нас все… Поль? Что случилось?

– Ничего не случилось. Я… не готова.

– Я люблю тебя, Поль! Ты же знаешь. У нас все было хорошо, в чем дело? Тебе нужно отдохнуть, вот отгуляем Новый год и полетим на океан. Я был в турбюро, говорил с Ритой, давно ее знаю… Она обещала подобрать хорошие путевки. Представляешь, будем купаться в океане и валяться на песке, жить в бунгало. Завтра отгуляем Новый год в «Сове»…

– Я не пойду в «Сову», я не хочу на океан. Мне нужно побыть одной.

– Одной? Что значит… как это?

– Вот так. – Поль поднялась.

– Куда ты? – растерялся Глеб и тоже встал.

– Домой.

– А я? – глупее не придумаешь. – Завтра Новый год, мы же хотели… собирались… Поль!

Она пожала плечами и не ответила. Спокойно, с каким-то отрешенным лицом натянула шубу, замоталась в шарф.

– А завтра? Я заказал столик!

– Я же сказала, что не иду. – Голос ровный, чужой.

– Но почему? – воскликнул Глеб. – Ничего не понимаю! У нас же были планы… Почему, Поль? Я обидел тебя? Скажи, чем? – Он попытался ее обнять; она оттолкнула его и вырвалась, на лице появилась злобная гримаса.

– Я зайду за тобой завтра, у них классная программа, – сделал еще одну попытку Глеб.

– Нет.

– Если не хочешь, можно с твоими ребятами из Молодежного, Виталя Вербицкий приглашал. Хочешь?

Поль, не ответив, ушла. Глеб вздрогнул от звука захлопнувшейся двери и, недоумевающий, застыл у двери, напоминая брошенного щенка…

…Он просидел в офисе, не замечая времени, почти до полуночи. Грыз ноготь на указательном пальце и раздумывал, что делать. Вспоминал, как смотрел в окна, за которыми танцевали и целовались двое… Поль определенно сошла с ума, если рассчитывает на Дениса! Мария ушла в гостиницу, Денис начал в квартире ремонт – ни с того ни с сего. Или это только предлог, и он собирается остаться в городе? Из-за Поль? А как же Мария? Они уехали к его отцу, Денис представит ее как свою невесту, хотя рассказывает, что они друзья. Друзья? И все? А как же Поль? На что она надеется? Или они обо всем договорились и только дожидаются удобного момента…

Они когда-то встречались, он был без памяти влюблен, как сказал Виталя Вербицкий. Но если он ее любит, то чего ждет? А что теперь делать ему, Глебу? Вызвать на дуэль? А как же план одолжить у него денег? Или молча делать вид, что он ни о чем не подозревает, а потом, когда они уедут, все уляжется и вернется в наезженную колею, рассосется само собой. Возможно, вернется. А возможно… нет. Конечно, их можно понять: старая любовь не ржавеет… Поль красавица, он всегда удивлялся, что она нашла в нем, Глебе… Он простой работяга с дипломом, а она актриса. Богема! За ней вон сколько бегало… Сам Виталя, поклонники с цветами…

Но ведь у них все было хорошо! Они находили общий язык, Поль подтрунивала над ним, подсовывала всякие заумные книжки, рассказывала про театр, называла двоечником, они много смеялись… Что ему теперь делать? Набить морду Денису? Рассказать все Марии? Еще раз поговорить с Поль? Он вспомнил ее жесткий взгляд, выражение лица и поежился. Оставить все как есть? Это наваждение, пройдет… нужно просто подождать. Подождать? У него уводят женщину, а он распустил сопли… Поговорить с Денисом. Немедленно! Жестко, как мужик с мужиком. И что сказать? Что он третий лишний? Спросить, серьезно у них или так… по старой памяти, и что дальше? Поль ему не простит. Или все-таки поговорить с Марией? Она странная, никогда не знаешь, о чем думает и что чувствует. Перед глазами всплыло безмятежное улыбающееся лицо Марии, и ему вдруг почудилось в нем что-то… нечеловеческое. Кукла! Права Поль, кукла и есть…

…На экране – сайт ивент-агентства «Трын-трава» с их фотографией: он, Глеб, сидит в кресле, а Поль примостилась рядом, на ручке, плечом к плечу, оба улыбаются… Классная фотка! Тогда они только начинали. Щелкнул их папарацци из «Вечерней лошади», знакомый Витали Вербицкого. Глеб рассматривает фотографию; потом достает из тумбы письменного стола бутылку водки и стакан. Стакан падает, во все стороны летят осколки. Глеб тупо смотрит на них, открывает бутылку и пьет из горлышка…

…Он так и уснул, сидя за столом, положив голову на руки. Проснулся глубокой ночью и не понял, где находится…

Глава 22. Снег и безмолвие

Всё прах и тлен, все гниль и грех,Позор – любовь, безумство – смех,Повсюду мрак, повсюду смрад,И проклят мир, и проклят брат.Зинаида Гиппиус. Христианин
Пятого января, около трех часов дня, члены эзотерического клуба «Перун» в количестве двенадцати человек, возвращаясь с лыжной прогулки из-за реки, двинулись напрямик через отдаленный уголок парка и наткнулись на сидящего на скамейке человека, превратившегося в сугроб. Они попытались его разбудить – оказалось, это женщина, причем неживая. Так им показалось, но они, тем не менее, решили оказать ей первую помощь.

К моменту прибытия оперативной группы, снег вокруг скамейки был вытоптан так, словно там пронеслось стадо бизонов; снег с женщины сметен, равно как и со скамейки. Сама женщина уже не сидела, а лежала, так как они пытались ее оживить, видимо, прибегая к эзотерическим практикам. Они, гомоня, налетели на капитана Астахова, были возбуждены и горели желанием помочь. Капитан построил их, утихомирил и сказал, что заслушает главного эзотерика, а всех желающих, кому есть что сказать, милости просим завтра в десять в Заречный райотдел, к капитану Астахову, кабинет такой-то, на предмет оформления протокола. Главный эзотерик сказал, что читал: замороженный человек на самом деле живой, и они хотели, как лучше, ведь нельзя терять времени.

Высказывать претензии за то, что порушили место преступления и теперь хрен что найдешь, капитан Астахов не стал, понимая всю их бесполезность и бесперспективность.

Это была молодая женщина, превратившаяся в сосульку, что поставило в тупик судмеда Лисицу – он заявил, что определить точное время смерти не представляется возможным. Ночью было минус восемнадцать, днем температура держалась на минус двенадцати. В результате предварительного осмотра установили, что она была задушена и просидела на скамейке не менее суток – уж очень глубокое оледенение. То есть убийство имело место предположительно вечером третьего января, ночью с третьего на четвертое или даже днем четвертого. «Или до Нового года», – подвел итог капитан Астахов. Получалось, жертва просидела на скамейке больше полутора суток, что было неестественно, но тем не менее, возможно ввиду удаленности и безлюдности этой части парка – народ тусуется все больше в центре.

Установить личность убитой не представилось возможным, так как ни документов, ни телефона при ней не оказалось; сумочки также не было. Предварительная версия гласила: грабеж. Хотя капитан Астахов прекрасно понимал, что грабители, как правило, не убивают и, уж конечно, не душат жертву. Кроме того, жертва не могла прийти сюда одна – это не то место, куда ходят в одиночку.

Дальше события покатились как с горы. Пятого января гражданин Никоненко подал заявление об исчезновении невесты, Полины Аркадьевны Шелест, которая вот уже несколько дней не отвечает на звонки и дома ее тоже нет. В найденной в парке женщине Никоненко опознал свою невесту…

Глава 23. Прощай, любимая!

Шестого января утром, как ни странно, принимая во внимание новое убийство, случилась приятная неожиданность. Дежурный при входе сообщил капитану Астахову, что его дожидается по личному делу гражданин Штерн Николай Михайлович. Здоровенный амбал поднялся ему навстречу и про-басил:

– Я Штерн. Тетя Паша сказала, вы меня искали. Говорит, думала, в запой ушел, а я уже полгода в завязке. Только вернулся из Бобров, чинил крышу.

Парень был немногословным и очень серьезным. На голову выше капитана, стрижен ежиком; он рассматривал Николая в упор внимательными темными глазами. Тетя Паша – видимо, соседка, догадался капитан. Что такое Бобры, он знал – небольшой поселок городского типа на севере области.

– Тетя Паша сказала, что Лену убили? Это правда?

Похоже, он пришел не отвечать на вопросы, а задавать. Парень сидел напротив капитана – серьезный, требовательный.

– Это правда. Елена Антошко была убита двадцать четвертого декабря.

– Как?

– Задушена, – терпеливо ответил капитан, удивляясь нахальству подозреваемого.

Парень уставился в пол; сжал кулаки, задумался. Тугодум, не иначе.

– Когда вы видели ее в последний раз? – приступил к делу капитан.

– Двадцать четвертого декабря в десять утра.

– Где?

– У нее.

– В квартире Антошко? Вы провели там ночь?

– Ну. Мы типа встречались раньше, хотели пожениться. А потом она нашла себе богатого, сказала, что надоела нищета, хватит считать копейки. Я хотел набить ему морду, но Славик, мой дружбан, сказал, что тот мужик ни при чем, это все она. А на мне висит условный за нанесение телесных… подрался с клиентом, одним словом. Оно тебе не надо, говорит, остынь.

Штерн говорил неторопливо, с паузами – собирался с мыслями. Капитану казалось, что он видит, как в его большой голове медленно ворочаются, сцепляясь зубцами, разновеликие шестеренки.

– Я Ленку полгода не видел, а в конце декабря… двадцатого! – она вдруг приходит. Говорит, соскучилась, помню… все такое. Я подумал, что она своего папика бросила, обрадовался. У меня никого с тех пор не было. Ну снова вроде как затусили. А в то утро, двадцать четвертого, мы еще не вставали, и она говорит, что собирается за него замуж. Я прямо охренел! Как это, говорю, а чего ж ты тогда ко мне приперлась? Сообщить? Она говорит: нет, и выкладывает план. Они поженятся, а через полгода она подаст на развод и отсудит половину. А тем временем она с ним живет, а ко мне бегает. А я должен помочь с адвокатами, раз у меня условный, то я их всех знаю. А потом мы снова… Дура! Я ей так и сказал: план ее дурной, и мне чужих денег не надо, я сам зарабатываю. Она в крик, доказывает, покраснела вся… А я смотрю и думаю: ну как с таким человеком? Дура, говорю, и ушел. Она закричала, что я трус и сам дурак. Пошел на работу, а тут вдруг бабка звонит, плачет, говорит, крыша просела от снега и потекло, стены все мокрые. Просит приехать. Ну я и рванул в Бобры. Гори оно, думаю, синим пламенем, разбирайся сама. Автобус в час двадцать. Там с одним зацепился, бухой мужик пристал к женщине, ну я его малость угомонил. Водитель меня вспомнит в случае чего. Думал на своей «бэшке» ехать, да побоялся, там же дороги не чистят, верняк сяду. Новый год мы вместе встречали, бабка до смерти рада, плачет все время… совсем плохая стала. А была огонь! У меня больше никого нету. Мать есть где-то, но я как ее выгнал, больше не появлялась.

– Выгнали? За что?

– Она нас бросила, когда мне было пять. Подкидывала на жизнь помалу, врать не буду, а потом вдруг потребовала продать дом, говорит, деньги нужны на бизнес. Приехала, бабку уломала. Хорошо, бабка мне рассказала. Ну я ее и направил. Сказал, убью! Она в тот же день собрала шмотки и свалила. – Он замолчал и после паузы сказал: – Ленку жалко. У нас любовь была. У меня. Она говорила, что любит… А кто ее, нашли?

Услышал про кинотеатр, вздохнул и сказал, что они ходили смотреть кино каждую неделю, Ленка любила даже мультики…

Кускова он видел, жену его нет; Светка, подруга Ленки, девка ничего, но глупая и мелет что попало. Капитан подумал, что «дура» и «глупая» в устах Штерна – характеристики разного качества. Надо будет спросить философа, какая разница. Зато учится и не злая, готовит классно, продолжал Штерн, а Ленка все халяву искала, потому что красивая. Светка звонила несколько раз, но он сбрасывал. Наверное, хотела рассказать про Ленку…

На вопрос о врагах Антошко парень покачал головой:

– Нет вроде. Она ж не местная, никого не знала. Когда пошла работать в «Мегамакс», говорила, что ей все завидуют, особенно одна… – Имени этой «одной» он не помнил. – Да я и не слушал, – признался. – Может, Светка чего знает.

– Штерна из списка вычеркиваем, – сказал капитан Астахов Федору Алексееву. – Нормальный парень. – В устах капитана это была высокая похвала. – Сидел в Бобрах, чинил крышу. Там же встречал Новый год с бабушкой. Хотя проверить стоит. Пошлю стажера, пусть учится.

– А что по девушке из парка? – спросил Федор. – Как жених?

– Жених как жених, – ответил капитан. – Тридцатого поссорились, праздники врозь. Можешь посмотреть их сайт, агентство «Трын-трава», там и фотки. Говорит, все время звонил, думал, она сердится и потому не отвечает, несколько раз сходил к ней домой, но ему не открыли. Никто из соседей после тридцатого декабря ее не видел. Хреново, конечно, теперь гадай, когда ее – позавчера или неделю назад.

Насчет недели капитан погорячился – уж каким бы глухим ни был закуток парка, где нашли жертву, просидеть там незамеченной столько времени ей вряд ли удалось бы.

– Слушай, у тебя вроде в корешах режиссер из Молодежного? – спросил капитан.

– Виталя Вербицкий? – удивился Федор. – Есть такой. Контрамарка нужна?

– Еще чего! Это приятель нашего жениха, хочу пообщаться. Жертва работала в Молодежном несколько лет назад, интересно послушать, что они скажут. У тебя вроде каникулы, делать все равно не хрен… Как?

– Когда? – обрадовался соскучившийся Федор…

Глава 24. Поток сознания

В час, когда пьянеют нарциссы,И театр в закатном огне,В полутень последней кулисыКто-то ходит вздыхать обо мне…А. Блок. В час, когда пьянеют…
– Никоненко подарил жертве кольцо, – сообщил капитан Астахов Федору по дороге в Молодежный, где их ожидал режиссер Виталий Вербицкий. – И сделал предложение.

– Еще одна невеста? – удивился Федор. – Антошко и… как ее звали?

– Шелест Полина Аркадьевна, в прошлом актриса.

– Ну да, в Молодежном, ты говорил.

– Две невесты, подозреваемых считай нет, обе задушены. Если ты спросишь меня, какая связь… хрен его знает! Не доказано, что жертвы пересекались. Из разных социальных сфер, так сказать. Про серию не надо, не хочу слушать. И про старые убийства тоже. Хватит мне Митрича и Савелия с их озарениями. И мамашу Митрича туда же.

– Не буду. А что жених?

– Никоненко? На опознании чуть не грохнулся в обморок, слабак. Пришлось отпаивать.

– Отпаивать?

– Лисица налил ему воды и моргнул, чтобы увели от греха подальше. Работал на инструментальном инженером, получал копейки, был счастлив, а потом решил податься в бизнес, только не знал, в какой. Между прочим, с подачи твоего Вербицкого, который познакомил его с Полиной Шелест и подкинул идею… э-э-э… ивент-агентства. Придумают же! С прицелом дать подзаработать своим артистам, как я понимаю.

– Значит, Вербицкий знаком с обоими…

– И даже больше, если Никоненко встречал Новый год в его компании. Кстати, какая разница между глупой и дурой? Можешь сказать, как философ?

– Могу. Дура – это эмоция в ответ на разочарование и досаду, вызванную кем-то. Дура не значит глупая. А глупая – это безнадежно, тут без вариантов. Ты когда называешь Ирочку дурой, имеешь в виду, что она разбила твою «Хонду», снова сожгла рубашку или кастрюлю, но это не значит, что она глупая, понимаешь?

– Почему это не значит? Именно что значит. Ты меня не убедил, – не согласился капитан. – Или… – он задумался на миг. – Или оба до кучи. Глупая дура!

…Виталий Вербицкий обрадовался им как родным. Федор представил бывшего коллегу и друга капитана Астахова. Они обнялись и долго хлопали друг друга по плечам. Капитан наблюдал, на его выразительном лице были написаны ирония, скепсис и нетерпение. Он впервые видел режиссера так близко, но был наслышан. Вербицкий слыл культовой фигурой, городским анфан террибль… Ох уж этот Виталий Вербицкий!

Федор Алексеев был знаком с ним много лет, прекрасно помнил их первую встречу – в бытность его капитаном, при расследовании дела об убийстве культовой тележурналистки…[4]

«Если бы Виталия Вербицкого не существовало в природе, то его следовало бы выдумать». Крылатая фраза принадлежит Федору Алексееву. Город гордился Виталием, образно выражаясь и перефразируя классика, он был яркой заплатой на скучном горизонте, придающей пресной бюргерской жизни колорита и перца. По собственному выражению режиссера, он был «бродителем умов» или попросту «бродилкой». Театр несколько раз закрывали, снова открывали, десятки ботов обрушивали на него ушаты помоев в социальных сетях, но еще больше фанатов грудью вставали на защиту своего любимца. Сам Вербицкий считал, что плохой рекламы не бывает, главное, чтобы ее было много. Кроме того, он считал, что ругательные визги профанов держат его в тонусе. От поползновений отдела культуры режиссер отбивался одной левой, у него были видные поклонники и, главное, поклонницы. Он же запустил слушок о том, что столичные театры спят и видят, как бы переманить его к себе… А вот вам болт! Виталя патриот! Виталя местное народное достояние! Виталя… Одним словом, лапы прочь от нашего Витали! Не отдадим.

Федор вытащил из портфеля бутылку коньяку:

– С прошедшими!

– О! «Мартель»! Спасибо, – обрадовался режиссер. – Сейчас накатим.

Он достал из тумбы стола стаканы и пластиковое корытце с нарезанным лимоном. Капитан не собирался пить, тем более с утра, но для пользы дела решил не отказываться, с целью развязать режиссеру язык. Хотя ему показалось, что тот уже слегка под кайфом… тем более готовая закуска. С самого утра, а может, со вчерашнего вечера.

– С этими праздниками никакого здоровья не хватит, – пожаловался Вербицкий, словно подтверждая подозрения капитана. – С другой стороны, хорошо снимает стресс. Только и радости, что снегу намело, у нас каждый день субботник. Мэр ни хрена не чистит, приходится самим. Жабик простудился, только тем и спасаемся.

Речь режиссера была слегка бессвязной, что еще больше убедило капитана в его подозрениях.

Вербицкий открыл бутылку, плеснул в стаканы:

– За встречу! – Опрокинул, выдохнул, бросил в рот кружок лимона и скривился: – Кислый, зараза! – И без паузы перешел к обсуждению страшных событий, встряхнувших город.

– Это ужас, что творится! До сих пор никто из наших опомниться не может! – выпалил Вербицкий. – Два убийства за две недели! Одну мы не знали, но Полинка-то наша! Своя! Из актерского цеха! Классная девчонка… Мы все ее любили, когда ушла, честное слово, вроде солнце погасло, мы еще долго…

– Почему она ушла из театра? – перебил Федор.

– Почему? – режиссер запнулся слегка и потянулся за бутылкой, снова разлил: – За наших женщин и актерское братство!

Они выпили, и режиссер понесся дальше:

– Захотелось чего-то новенького, потому и ушла. Тем более, если по-чесноку, наши дамы ее не очень воспринимали, не сложились отношения… Знаете, у нас тут все на нервах и эмоциях. С мужчинами сложились, а с девочками не очень. Полинка была сильным человеком, принципиальным, говорила все, что думает, прямо в лицо, резала эту… правду-матку, невзирая на лица, так сказать. Мы с ней одно время… это самое. Ну, скажу я вам! Тигра! Мужики штабелями, поклонники, море цветов… – Он дернул бровью, взглянул выразительно: – Опять-таки зависть. В один прекрасный день она говорит: все, надоело, хочу свободы и беру судьбу в свои руки и пошли вы… одним словом, далеко. Поменяла несколько мест… Я как-то не сильно следил, наша Ляля Бо с ней дружит, знает больше. А потом я познакомил ее с Глебкой Никоненко, мы с ним с одного двора. Подумал, это то, что ей надо. Лед и пламя, так сказать. Глебка отличный мужик, но вяловатый… приземленный, молчал все время, никуда никогда не лез, его даже не били, наоборот, всех мирил, как Леопольд. Математик классный, всем контрольные решал, давал списывать, не жадный. Закончил политех, работал на инструментальном, получал копейки. Ну я их и свел, сказал ему, начинайте новый бизнес, ребята…

– Ему?

– Ему! С ним легче договориться, и ребят, говорю, пристроите заодно. Полинка меня и слушать не стала бы. Да она никого не слушала! А так вроде его идея. Два года назад это было. И раскрутились ведь! Но конечно, она давала ему прикурить. А он соглашался, как Поль скажет, так и хорошо. Идеальные отношения. Она на вираже до поросячьего визга, он спокойный как стена, сидит с калькулятором, бабки считает. А перед Новым годом забежал поздравить и поговорить, то, се, Денис Котляр приехал из Англии со своей балериной, так мы с ними сильно задружились. Он крутой бизнесмен, весь из себя, прибыл принять компанию отца…

– Балериной? – переспросил Федор. Капитан иронически хмыкнул.

– Ну! Танцовщицей из Лондонского мюзик-холла… Сейчас! Мария Ромеро! Во! Есть в Интернете, между прочим, я специально поинтересовался. Очень интересная женщина… не на всякий вкус, правда. Спрашиваю, жена? Невеста! – Он замолчал, видимо, переваривая внезапную мысль, пришедшую в голову: – Вы, ребята, присмотрелись бы, раз у нас тут напасть на невест пошла, как бы и ее не того-с… это самое. Да, так вот, говорит, задружились до невозможности, в одном классе учились и не ладили, а тут прямо… Ну я ему и открыл глаза. Говорю, да этот Денис за Поль бегал, как собачонка! С ума сходил, вешался, из петли вынули…

– Пытался покончить с собой? – встрепенулся капитан Астахов.

– Ну, не так чтобы сразу, но к тому шло, его прямо жалко было, больно смотреть. Таскался следом, никакой гордости у мужика! Морда несчастная, чуть не плачет…

– А она?

– Полинка? Ноги об него вытирала! Называла… – режиссер хихикнул: – Мой ягненок! Приводила на наши тусовки чисто поржать, а он сидит в уголке, молчит, с нее взгляда не сводит. Тут и напрашивается вопрос: кому эти слюни до гроба нужны? – Он выразительно посмотрел на Федора, перевел взгляд на капитана.

– А что Глеб? – спросил Федор.

– Глебка в своем репертуаре! Ничего не вижу, ничего не слышу, ребята, давайте жить дружно. Говорит, нет, вроде ничего, Поль Дениса не обижает, и у него невеста из мюзик-холла. Они тоже вроде пожениться надумали, он ей кольцо собирался подарить, показывал. С бриллиантом. Говорит, завтра ужинаем вместе, там я и откроюсь. Я еще подумал: не спешил бы ты, Глебушка, сожрет тебя наша Полинка с потрохами, потому как хищница. А с другой стороны, может, ему нравится, когда его жрут поедом. Пригласил их к нам встречать Новый год, но он сказал, что заказал столик на всех в «Сове». А тридцать первого звонит и говорит, что придет. Я не стал уточнять, почему один, чего в душу лезть, захочет, сам расскажет, но не удивился. Поверите, ждал, что она ему рано или поздно расставит точки над i и покажет, кто в доме хозяин. Тем более… – он замолчал, выразительно приподняв бровь, – старая любовь не ржавеет, как говорят. Одно дело – наш Глебка и другое – богатенький Буратино из Лондона! Миллионер! Сами понимаете. Убейте, без Деньки тут не обошлось. Глебушка пришел мрачный, кислый, сказал, что поссорились и она не отвечает на звонки. И все. Отгуляли, а второго января отвез его домой на своей тачке, у меня новенький «Рено». Он только дома очухался. Между прочим, Полинка дружит… дружила с Лялей Бо, та наверное знает больше, они же все друг дружке выбалтывают, даже то, чего нет. Хотите, позову? У нее репетиция через час, уже здесь, я ее видел. Помнишь Лялю Бо? – Режиссер подмигнул Федору. – Поверила, что ты выходишь в астрал… Простота, честное слово! Ирка Евстигнеева, наша инженю, – объяснил капитану. – Между прочим, имела на Федора виды, выспрашивала, как да что… Как он тогда раскрутил это дело с убийствами! Любо-дорого! Устроил нам китайскую комнату… И главное, никто ни хрена не понял! – Режиссер радостно захохотал. – Все такие умные, а тут ни хрена не врубились. Он спрашивает, они отвечают, а ни хрена не понимают, зачем. Ну, Федор, ну штукарь![5]

…Ляля Бо вспыхнула при виде Федора. Подала руку и присела в шутливом реверансе; стрельнула глазами в капитана Астахова. С ходу затараторила:

– Это ужас, ужас, ужас! Бедная Поль! Страшно на улицу выйти! Мы себе уже всю голову сломали, что случилось. Она поссорилась с Глебушкой, отказалась встречать с ним Новый год, он пришел сам не свой… вы не представляете, невозможно смотреть без слез! Он, конечно, звезд с неба не хватает, но надежный и порядочный. Наш Виталя его с детства знает. Я понимаю, он против Поль примитив, ей принца надо, а тут Денис Котляр нарисовался, прямо из Лондона, весь из себя. Помню я его прекрасно! Ни рыба ни мясо, но богатый. Когда она мне сказала, что он сделал ей предложение… – Ляля закатила глаза.

– Денис сделал Поль предложение? – перебил Вербицкий. – Она сама сказала? А ты не…

– Ну да! И сказал, что заберет в Англию.

– А танцовщица?

– Ой, видела я ее в Интернете! Все наши видели. Мария Ромеро! А сама альбинос и страшная. И потом, они друзья. Поль сказала – Денис клялся, что между ними ничего никогда не было. Она захотела посмотреть наш город и напросилась. Денис с ума сходил семь лет назад, а сейчас они случайно встретились, и это было как удар молнии! Поль сказала, что у нее открылись глаза, это судьба. Семь лет назад не получилось, так теперь она дает им второй шанс… судьба в смысле. Он тогда с ума сходил, сбежал от нее и даже не попрощался. А теперь Глеб совершенно случайно встретил Дениса, и тот пригласил его с девушкой в ресторан. Он даже не подозревал, что его девушка – это Поль! Как в кино. Скажете, не судьба? И все вернулось… Поль говорила, он возмужал, настоящий мужчина, самостоятельный, солидный… Богатый! Куда бедному Глебушке против него! Поль сказала, что согласилась… Еще бы!

– Согласилась? – спросил капитан. – В смысле?

– В смысле уехать с ним в Лондон после Нового года. Глеб, правда, хотел в Таиланд, и все тоже согласились, только Поль передумала, а потом Глеб ей сделал предложение и подарил кольцо…

– Когда вы говорили с Полиной Шелест в последний раз? – спросил капитан, у которого голова шла кругом от откровений Ляли Бо.

– Э-э-э… тридцать первого утром. Точно! Поль позвонила, поздравила и позвала выпить кофе… мы не то чтобы дружили, просто поддерживали хорошие отношения. И она мне все рассказала! Плакала, говорила, что Денис повез свою танцовщицу в Черногорию, где его отец женился на местной, поэтому отдает сыну бизнес. Он не мог отказаться, пришлось ехать. Поль подозревала: он боялся, что она это плохо воспримет, танцовщица, в смысле, когда он скажет, что между ними все, финита. Хотя между ними ничего не было, Поль все равно боялась, что танцовщица его не отпустит… раз они вместе укатили в Черногорию. Кольца он, правда, не подарил. Кстати, она вернула ему кольцо…

– Кому? – не понял капитан.

– Да Глебу же! Он пришел к нам, такой убитый, даже жалко его стало, сидел, пил, не хотел танцевать… Я ему ушки надела! – Ляля хихикнула.

– Что?

– Заячьи ушки, чтобы развеселить. Так он даже не заметил!

– Да подожди ты со своими ушками! Что ты ему сказала? – вмешался Вербицкий. – Ты сказала ему про Поль и Дениса?

– Я? Нет, конечно, о чем ты! Что я, дура? Это не мое дело. Просто посидела с ним, поутешала… Он мне нравится, он хороший, но… как бы это… бескрылый. С ним неинтересно. Не способен на поступок. Бизнес крутила Поль, у нее хватка, а он только считал на калькуляторе. Я понимаю Дениса, он с ума сходил, а теперь опять. Вообще, за Поль все бегали. Жабику однажды морду набили из-за нее… Нет-нет, между ними ничего, просто какой-то хмырь ходил за ней следом, а Жабик подошел к нему и спросил, чего ему надо и чтобы перестал мозолить глаза, а тот ему и вмазал. Поль показывала подарки от него, всякую ерунду, то колечко серебряное, то брошку жлобскую, то жуткую губную помаду бросал в почтовый ящик… То есть, наверное, он.

– Что за человек?

– Из публики, – пояснил Вербицкий. – Очень запал на нее. Не пропускал ни одного спектакля, а потом вдруг исчезал чуть не на полгода. Мы еще смеялись, что лечится. До самого ее ухода таскался.

– А после?

– Заходил несколько раз в театр, спрашивал у билетерши, а потом исчез, – сказала Ляля Бо. – Поль говорила, что больше его не видела. Правда, ее соседка сказала, что какой-то тип сидел три дня под окнами, пялился. Вроде по описанию похож… Когда она уезжала на море, год назад. Но ничего в ящик не бросал… или бомжи украли. А потом снова исчез.

– Как он выглядит?

Ляля Бо задумалась:

– Коренастый, среднего роста, лицо невыразительное, вроде из простых…

– В смысле?

– Ну… шофер там или мастер, не белый воротничок, одним словом… как-то так. В глаза не смотрел и как будто больной или боялся чего-то, идет, сутулится, держится под стеночкой…

– Ирка, хорош выдумывать! – призвал Вербицкий. – Нормальный мужик. Влюбился, потерял голову… не он один.

– То есть она собиралась уехать с Денисом, – уточнил капитан. – Когда, не знаете?

– Сразу после Нового года. Очень обиделась, что он уехал с этой в Черногорию, а она купила новое платье, думала, они вместе Новый год встретят… Даже заплакала.

– Ей никто не угрожал, она не говорила?

Ляля Бо пожала плечами:

– Нет, ничего такого. Иногда цеплялись клиенты, но она с ними не сюсюкала, быстро отшивала. Я спросила про Глеба, как же он без нее. Она ответила, что их никогда ничего не связывало, кроме бизнеса, ну и секс иногда… – Ляля потупилась. – А так ничего, никаких чувств. А вы уже знаете, кто убийца?

– Ирка, хорош трепаться, я тебя спросил: ты сказала Глебу про Дениса и Поль или нет? Ну?

– Не помню… кажется. – Ляля передернула плечиками. – Это же правда! Все знают, один Глебушка, бедный, не в курсе… Не помню. Я после шампанского ничего не помню. А ты, если друг, должен был сам ему сказать.

– Я не знал! – взревел Вербицкий. – Я понятия не имел, что Поль намылилась в Англию! А ты сразу кувалдой по мозгам… Бедняга!

– Ты думаешь, что Глеб… – начал было Федор, но режиссер перебил:

– Глеб? Он мухи не обидит! Я бы на его месте так врезал Дениске по соплям, зубов не собрал бы! У него женщину уводят, а он ни ухом ни рылом, пацифист чертов! Или ты думаешь, что он… что он мог Поль?! – Вербицкий от возмущения задохнулся.

– Когда он ушел от вас? – спросил капитан.

– Второго января днем я лично отвез его домой.

– Ага, мы до второго отмечали, – встряла Ляля Бо. – Он был сам не свой, Переживал!

– С непривычки, он у нас трезвенник. Еле языком ворочал.

– Ничего кроме секса, никаких чувств! – фыркнул капитан Астахов, когда они, распрощавшись с Вербицким и Лялей Бо, вышли из Молодежного. – Куда катится мир?

– Он сказал, что Глеб не мог… – невпопад заметил Федор.

– Опять субъективное алиби? – перебил с досадой капитан. – Мог, не мог… мы это уже обсуждали. Мужику открыли глаза на шашни приятеля и любимой женщины… запросто мог слететь с катушек. Но если честно, слабоват, согласен. Ну, богема! – капитан хмыкнул. – А Ляля эта ничего! Живчик!

– Твоя Ирочка тоже живчик.

– Да уж!

– Надо бы найти Дениса Котляра. Может, они уже вернулись.

– Может, и вернулись. Как я понял, танцовщица Мария – твоя новая знакомая? Савелий все уши прожужжал. Тесен мир, как ты любишь говорить. Смотри, чтобы и ее не того… Невеста как-никак. Третья. Как ты говоришь – божественная триада… так вроде? Вот и присмотри за ней. Кстати, как твой Новый год? У Савелия? Пожрать хоть было чего? Зося классно готовит, повезло мужику. Утка была? Лучше бы я с вами, честное слово! А не с этими… Ну, Ирка! И главное, я как дурак, повелся. Пойло липкое и сладкое и закусь с газетки. Богема! Типа, фуршет. И треп, кто с кем замутил, кто кого бросил, отбил, перепихнулся, подлянку кинул… причем верещат все хором. Хорошо, там диван был, так я прилег, а в три Ирка меня растолкала… Коту под хвост! Ты ее хоть трахнул?

– Свои отношения с женщинами я не обсуждаю, – высокомерно заявил Федор.

– Во как! – ухмыльнулся капитан. – А Денис знает? Слушай, а твоя Мария не могла устранить Поль? А что? Соперницы! Если тюфяк Глеб ничего не замечал, то не факт, что она такая же слепоглухонемая…

Глава 25. Страшная новость

Денис Котляр и Мария добрались домой лишь около восьми вечера, просидев в аэропорту несколько часов из-за нелетной погоды. В Тивате и во всей Черногории шли дожди, временами переходящие в ливни; было ветрено и холодно. Из окна отцовской квартиры был виден залив – свинцовые волны бились в волнорезы и заливали набережную. Отцова подруга Иоланта оказалась приветливой, не очень молодой и неинтересной с точки зрения Дениса женщиной, и он не мог понять отца, чьи подруги были, как правило, юными длинноногими красавицами.

Он высказался примерно в этом духе, и отец пустился в философские рассуждения о том, что настало время собирать камни. Иоланта добрая, надежная и без особых претензий, неизбалованная. Мария отцу понравилась, он целовал ей руки, говорил комплименты и всячески распускал хвост, но сказал, когда они с Денисом остались наедине, что с ней холодно как с мраморной статуей. Тусить на публике самое то, а дома… «Готовить она умеет?» – спросил отец и тут же похвастался, что Иоланта работает шеф-поваром в самом крутом местном ресторане и готовит так, что он набрал четыре килограмма и пришлось сесть на диету. Они обсудили бизнес, и отец согласился выставить компанию на продажу. Вернее, то, что от нее осталось, и деньги пополам. Он был разочарован – надеялся, что Денис продолжит дело.

Он спросил, как ему родной город после долгой разлуки. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, и после продолжительной паузы Денис ответил, что все нормально.

Третьего января утром они уехали в аэропорт.

…Мария сказала, что хочет домой, в Лондон, и если Денису придется задержаться, она уедет одна. В Таиланд она не хочет, ей там никогда не нравилось – толпы случайных людей и страшная влажность. Лучше в феврале махнуть в Мексику. Поужинали они в грузинском ресторанчике «Буба». Денис хотел пригласить Глеба и Поль, но Мария сказала, что еще не готова к компании, так как очень устала и хочет хорошенько выспаться. В начале одиннадцатого он проводил ее до «Братиславы» и пошел к себе.

Седьмого января утром позвонил неизвестный Денису человек, представился капитаном Астаховым и пригласил на беседу. Денис попытался выяснить, в чем дело, но капитан сказал, что все расскажет при встрече. Встреча? Понимай, допрос.

В кабинете, кроме хозяина, находился лощеный тип, мало напоминающий работника правоохранительных органов. Он примостился на диване позади стула, на котором сидел Денис, и тот чувствовал затылком его неприятный взгляд. Психолог? Журналист? Тайный агент?

– В чем дело? – Денис пошел в атаку. – Вы ничего не объяснили… По какому поводу меня вызвали?

– Денис Андреевич Котляр, – произнес капитан, откладывая бумагу, которую держал в руке и в упор рассматривая посетителя своим знаменитым взглядом. – Вы гражданин Англии, как я понимаю?

– Да, у меня английский паспорт. Вы хотите сказать, что я нарушил паспортный режим? В чем дело?

– Денис Андреевич, с какой целью и когда вы прибыли в наш город?

– Десятого декабря. У отца здесь бизнес, он уходит от дел и попросил разобраться. Но я не понимаю, какое…

– Вы приехали один?

– Нет, со мной моя подруга Мария Калнен.

– Вам известна гражданка Полина Аркадьевна Шелест?

– Известна. Нас познакомил мой одноклассник Глеб Никоненко, мы несколько раз обедали в ресторане. В чем криминал?

– Где вы были с тридцатого декабря по четвертое января?

– С двадцать восьмого декабря мы гостили у моего отца в Тивате, в Черногории. Вернулись третьего января вечером… это легко проверить.

– После возвращения вы общались с вашим одноклассником Глебом Никоненко или Полиной Шелест?

– Нет, не получилось. Мария плохо себя чувствовала, мы были одни. Я настаиваю на объяснении! В чем дело?

– Ваша знакомая Полина Шелест была убита…

– Как убита?! – Денис вскочил. – Не может быть! Мы же с ними встречались… перед Новым годом! А Глеб знает?

Вопрос, конечно, глупый, но, принимая во внимание ошеломление от страшной новости, простительный.

– Присядьте, Денис Андреевич. Водички? – заботливо предложил капитан.

Денис помотал головой.

– Так вы утверждаете, что с гражданкой Шелест вас познакомил ваш одноклассник Глеб Никоненко?

– Ну… да.

– То есть раньше вы знакомы не были?

– Были, – пробормотал Денис после паузы. – Понимаете, это не то, о чем хочется говорить в данных обстоятельствах. Семь лет назад мы с Линой встречались. Недолго. Потом я уехал. Отец попросил решить вопрос с его партнером в Лондоне, я поехал и… застрял. С Полиной мы после моего отъезда отношений не поддерживали. Глеб об этом не знает. Мы ничего ему не сказали… Все в прошлом, у них теперь своя жизнь, у нас своя.

– Какие отношения связывали вас и Полину Шелест после приезда?

– Никаких!

Капитан молча смотрел на Дениса.

На Котляра было жалко смотреть. Он побагровел.

– Мы стали встречаться… так получилось, – выдавил из себя после паузы. – Но ничего серьезного, уверяю вас! Мария – моя невеста, мы скоро поженимся… Я бы не хотел, чтобы об этом узнал Глеб.

– Ваша невеста знает о вашем близком знакомстве с Шелест?

– О господи, конечно нет! Надеюсь и не узнает. Это была ошибка. Когда я увидел Лину… это было как удар! Мы не могли сдержать себя… Я любил ее когда-то… Мы и встретились-то пару раз всего. По сути, это не было нужно ни мне, ни ей.