Сквозь мешок Дейзи уловила, что запахло жареной колбасой и сырами. Фургон приближался к Бифтауну и Сырбургу. Однажды отец возил её попробовать тамошних колбас и сыров, и теперь девочка ждала, в какой из двух городов повернёт повозка. Чтобы пешком вернуться отсюда в Тортвилль, понадобилось бы не больше двух дней. Дейзи не понимала, что случилось, куда исчез отец и все вещи из дома.

Между тем копыта так и не застучали по гулкому мосту через реку Флуму, разделявшую Бифтаун и Сырбург. Сержант Продд решил не заезжать ни в один из них. Он всё ещё не мог решить, что делать с девочкой. Мало-помалу вкусные ароматы колбас и сыров исчезли, воздух посвежел. Солнце клонилось к закату.

Тут сержант Продд вспомнил про старую ведьму, которая жила на окраине Вин-о-Града, его родного города. Старуху звали Ма Хрюч. За один дукат в месяц «с головы» она брала на воспитание детей-сирот. До сих пор ни одному мальчику или девочке не удалось сбежать от Ма Хрюч. Уверенный, что уж оттуда девочка не удерёт и не вернётся в Тортвилль, сержант решил отвезти её к старухе, а Слюньмору доложить, что девчонка мертва.

Несмотря на страх и усталость, холод и твёрдый пол фургона, Дейзи укачало, и она задремала. Вдруг, словно её кто-то толкнул в бок, девочка проснулась. В воздухе висел странный, неприятный запах, похожий на винный перегар. Этот запах был ей знаком. Иногда отец мог позволить себе бутылку вин-о-градского вина. Но в самом Вин-о-Граде Дейзи бывать не приходилось.

Глядя сквозь прорехи в мешковине, она догадалась, что на улице уже светает. Колёса фургона снова застучали по булыжной мостовой. Потом фургон остановился.

Дейзи попыталась выбраться наружу, но крепкие, грубые руки снова подхватили её и куда-то понесли. Держа девочку под мышкой, словно мешок с картошкой, сержант Продд стал барабанить тяжёлым кулаком в дверь.

– Иду! Уже иду! – раздался писклявый, надтреснутый голос старухи.

Загремели многочисленные засовы и цепочки, и на пороге появилась, опираясь на толстую палку с серебряным набалдашником, Ма Хрюч, старая ведьма собственной персоной. Впрочем, Дейзи не могла её видеть, так как на голове у неё всё ещё был мешок.

– Ещё одна сирота тебе на воспитание, Ма Хрюч, – сказал сержант Продд, втаскивая отбивавшуюся девочку в прихожую. В доме остро пахло тушёной капустой и дешёвым вином.

Увидев у себя в доме девочку с мешком на голове, Ма Хрюч ничуть не удивилась. Не так уж редко ей на воспитание отдавали и детей «изменников родины». Прошлое ребёнка старуху не заботило. Достаточно, что власти платили «за голову» дукат в месяц. Чем больше детей набьётся к ней в берлогу, тем лучше: больше можно купить вина. А кроме вина, старуху ничего не интересовало.



Сержант Продд поморщился, но без лишних слов достал пять золотых, сунул старухе и вышел. Дверь захлопнулась…

Александра Меркина, 10 лет, г. Санкт-Петербург



В мгновение ока Ма Хрюч взмахнула своей тяжёлой клюкой с серебряным набалдашником и обрушила её на голову мальчишке. Но тот ловко увернулся…

Алиса Островская, 11 лет, г. Москва



Вот и теперь, протянув ладонь, она прокаркала:

– Гони пять дукатов на обустройство!

Это было её обычное требование. Сержант Продд поморщился, но без лишних слов достал пять золотых, сунул старухе и вышел.

Дверь захлопнулась, и снова загремели ключи в замках, засовы и цепочки. Сержанту пришлось отдать старой ведьме почти половину своего месячного жалованья, но он не жалел и с лёгким сердцем помчался обратно в столицу.



Глава 28

Заведение Ма Хрюч



Убедившись, что все замки, засовы и цепочки надёжно закрыты, старуха сняла с девочки мешок.

Щурясь на свету, Дейзи осмотрелась. Она оказалась в узком коридоре с засаленными стенами лицом к лицу с уродливой старухой во всём чёрном, с громадной волосатой бородавкой на кончике носа.

– Джон! – крикнула старуха, не сводя глаз с девочки.

Мальчик, чуть постарше Дейзи, с плоской, хитроватой физиономией, запыхавшись, вбежал в коридор и предстал перед старухой, щёлкая суставами пальцев.

– Иди и скажи девчонкам, чтобы достали ещё один тюфяк! – приказала старуха.

– Пусть сходит кто помоложе! – нагло отвечал Джон. – Я ещё не завтракал.

В мгновение ока Ма Хрюч взмахнула своей тяжёлой клюкой с серебряным набалдашником и обрушила её на голову мальчишке. Дейзи ожидала жуткого удара и хруста черепа, но мальчишка ловко увернулся, и массивная серебряная рукоятка просвистела прямо у него над головой. Судя по всему, годы суровых тренировок не прошли бесследно.

– Ладно-ладно, – проворчал он и поскакал вверх по лестнице.

Ма Хрюч повернулась к Дейзи.

– Как тебя зовут? – прокаркала она.

– Дейзи, – ответила девочка.

– Врёшь, – сказала старуха. – Твоё имя Джейн.

Дейзи ещё не знала, что всем детям, поступавшим в этот дом на воспитание, старуха первым делом давала новые имена. И всем одинаковые. Каждая девочка становилась Джейн, а мальчик Джоном.

А по тому, как новый воспитанник или воспитанница реагировали на перемену имени, Ма Хрюч делала вывод о характере ребёнка: насколько трудно будет сломить его волю к сопротивлению.

Совсем маленькие сразу соглашались отзываться на новые имена и скоро забывали свои настоящие. Бедные бездомные сиротки, голодные и продрогшие, были готовы на всё, лишь бы иметь кусок хлеба и крышу над головой.

Бывало и так, что ребёнок оказывался упрямым и не принимал новое имя без борьбы. С первого взгляда Ма Хрюч поняла, что эта девочка из таких упрямых. У новой подопечной, хотя и худенькой, но сильной, был независимый, гордый вид, а маленькие кулачки крепко сжаты.

– Меня зовут Дейзи, – повторила она. – Дейзи Давтейл. Так меня назвала мама. В честь своего любимого цветка.

– Твоя мать мертва, – фыркнула Ма Хрюч.

Как правило, все её дети были сиротами. Так она им и говорила. Пусть знают, что бежать им не к кому и некуда.

– Вы правы, – кивнула Дейзи. Её сердечко бешено заколотилось. – Моя мама умерла.

– И твой отец тоже, – прошамкала старая ведьма.

У Дейзи закружилась голова, и ей показалось, что стены и старуха поплыли у неё перед глазами. Она почти сутки ничего не ела. Не говоря об ужасе, который ей пришлось пережить в фургоне с мешком на голове. И всё-таки она нашла в себе силы, чтобы спокойно и твёрдо сказать:

– Мой папа жив. И меня зовут Дейзи Давтейл. Мой отец живёт в Тортвилле.

Вера в то, что отец жив, – единственное, что у неё оставалось. Не будь этой веры, весь мир провалился бы в чёрную пропасть. Навсегда.

– Ты ошибаешься, – повторила старуха, замахиваясь на неё тростью. – Твой отец мёртв, как этот серебряный набалдашник, а тебя зовут Джейн!

– Меня зовут… – начала Дейзи, но тут старухина трость засвистела в воздухе.

Дейзи успела увернуться, как это сделал мальчик по имени Джон, – и серебряный набалдашник пролетел прямо у неё над головой. Однако в следующее мгновение трость рванулась в другую сторону, больно ударив девочку по уху, отбросив к стене.

– Попробуем ещё раз, – сказала Ма Хрюч. – Повторяй за мной: мой отец мёртв и моё имя Джейн.

– Нет! – крикнула Дейзи и, не дожидаясь, пока старуха снова замахнётся тростью, нырнула ей под руку и со всех ног бросилась вглубь дома, надеясь, что задняя дверь не заперта и ей удастся выбежать во двор.

На кухне она увидела двух бледных, испуганных ребятишек, которые накладывали себе в тарелки какую-то зеленоватую бурду. Дверь чёрного хода оказалась тоже заперта на многие замки и цепочки. Дейзи повернула назад, снова прошмыгнула под рукой у старухи и, увернувшись от удара, бросилась вверх по лестнице. В спальне наверху ещё более перепуганные и бледные дети старательно застилали свои постели ветхими, дырявыми одеялами и простынями. Ма Хрюч поднималась по лестнице следом за Дейзи.

– Повторяй, – говорила она, – мой отец мёртв и моё имя Джейн!

– Нет! – крикнула Дейзи. – Мой папа жив. И меня зовут Дейзи Давтейл!

Тут ей попался на глаза люк в потолке, который, очевидно, вёл на чердак. Она толкнула дверцу – и из люка выпала верёвочная лестница. В мгновение ока Дейзи вскарабкалась по ней наверх, втащила за собой лестницу и захлопнула дверцу. Теперь она была в безопасности. Старой ведьме с клюкой до неё не добраться. Ма Хрюч злобно верещала внизу, приказав Джону, дежурить возле чердачного люка и следить, чтобы Дейзи не сбежала.

Позднее Дейзи узнала, что дети, названные одинаковыми именами, во избежание путаницы давали друг другу прозвища. У мальчика, которого старуха поставила караулить возле люка, было прозвище Джон-Тумак. Потому что он всегда обижал малышей. Этот Джон-Тумак был в своём роде заместителем старухи.

– Эй, ты, – крикнул он Дейзи, – там на чердаке перемёрли с голода куча непослушных детей. Если хорошенько поищешь, найдёшь их скелеты!

Чердак был такой низкий, что Дейзи приходилось ползать по нему на четвереньках, и ужасно грязный. Зато там обнаружился крохотный глазок под самой крышей, через который пробивались весёлые солнечные лучи. Заглянув в него, девочка увидела синее небо и панораму Вин-о-Града.

В отличие от Тортвилля, где все здания в основном были сахарно-белыми, дома Вин-о-Града строили из тёмно-серого камня. Внизу двое приятелей, шатаясь, брели по улице, горланя нескладную пьяную песню:

Выпил я всего глоток,Ой-ля, ой-ля!И заявляю твёрдо, что Икабога нет.Выпил я ещё глоток,Ой-ля, ой-ля!И вдруг увидел рядом какой-то странный след.Выпил я ещё глоток,Ой-ля, ой-ля!И вдруг увидел ясно, как промелькнула тень.Выпил я теперь до дна,Ой-ля, ой-ля!Неужто наступает последний в жизни день?

Почти целый час Дейзи просидела, прильнув к крошечному глазку. Потом Ма Хрюч принялась стучать клюкой в чердачный люк:

– Ну, как тебя зовут?

– Дейзи Давтейл!

Каждый час старуха возвращалась, стучала палкой в люк, задавая один и тот же вопрос. И получала один и тот же ответ.

Сколько прошло часов, Дейзи не знала. От голода у неё сильно кружилась голова. С каждым разом, когда она кричала в ответ: «Меня зовут Дейзи Давтейл!» – её голос становился тише и слабее. Наконец она увидела сквозь глазок, что на улице совсем темно. Теперь её мучила такая страшная жажда, что девочка подумала: ещё немного – и на чердаке у старой ведьмы будет одним скелетом больше, чтобы пугать других детей…

Поэтому, когда Ма Хрюч постучала ещё раз и спросила, как её зовут, Дейзи тихо ответила «Джейн».

– Твой отец жив? – спросила старуха.

– Нет.

– Умница, – сказала старуха и откинула люк. Верёвочная лестница упала вниз. – Спускайся, Джейн!

Когда Дейзи спустилась, Ма Хрюч ударила девочку по щеке.

– Вот тебе, гадкая, мерзкая девчонка! Будешь знать, как спорить! Теперь иди хлебать суп, да не забудь чисто помыть миску! А потом сразу марш в постель!

Дейзи послушно съела порцию тошнотворной зелёной бурды, помыла в жирной, мыльной раковине миску и поднялась в спальню девочек. Её встретили испуганные взгляды.

Здесь она нашла на полу свободный тюфяк и, не раздеваясь, забралась под одеяло. В комнате стоял ужасный холод.

Вдруг перед ней возникло лицо девочки-ровесницы с добрыми голубыми глазами и впалыми щеками.

– Ты держалась дольше, чем другие, – прошептала девочка. У неё был выговор, которого Дейзи никогда раньше не слышала. Она ещё не знала, что так говорят в Смурланде.

– Как тебя зовут? – прошептала в ответ Дейзи. – Скажи мне твоё настоящее имя!

Девочка удивлённо подняла брови и долго смотрела на Дейзи. Потом прошептала:

– Нам запрещено говорить.

– Обещаю, что никому не скажу.

Девочка молча смотрела на неё. Дейзи решила, что так и не получит ответа, но девочка тихо шепнула:

– Марта.

– Как хорошо, что я тебя встретила, Марта! – шепнула Дейзи. – А меня зовут Дейзи Давтейл, и мой папа жив.



Глава 29

Страхи миссис Бимиш



Слюньмор уже успел распустить по Тортвиллю слух, что мистер Давтейл с дочкой прямо посреди ночи вдруг собрался и уехал, решив поселиться у родственников в Плуритании. Об этом учительница Дейзи рассказала в классе, а Канкерби – остальным королевским слугам.

Вернувшись из школы, Берти лёг на кровать и стал уныло смотреть в потолок, вспоминая то время, когда он был пухлым малышом, которого дети дразнили «жиробасом», а Дейзи защищала его от обидчиков. Вспомнились и давнишняя драка во дворе, и жалкое, несчастное выражение, которое появилось на лице девочки, когда он случайно выбил у неё из рук коробку с чудесными пирожными.

Потом Берти стал придумывать, как ему провести эти выходные. С одной стороны, теперь он был с Родериком в приятельских отношениях и тот больше его не задирал. А с другой, – если быть честным, Берти совсем не нравилось то, что делал Родерик: стрелять из рогатки по бродячим собакам, подкладывать девочкам в ранцы живых лягушек. Мальчик с грустью думал, как хорошо было играть с Дейзи и как после дня, проведённого с Родериком, у него болело лицо от подобострастной улыбки, которую ему приходилось изображать в компании Родерика. Как жалко, что он так и не успел помириться с Дейзи! Увы, теперь слишком поздно. Дейзи навсегда переехала в далёкую Плуританию…

Пока Берти лежал и смотрел в потолок, миссис Бимиш сидела на кухне и печально качала головой, проклиная свой длинный язык. Зачем только она проболталась подруге-посудомойке, что Давтейл не верит в существование Икабога! Конечно, она ужасно разозлилась на него, когда он предположил, что её муж не погиб в схватке с монстром, а сломал шею, упав с лошади. Только когда неосторожные слова сорвались с языка, миссис Бимиш поняла, что это выглядит как донос и обвинение в государственной измене. К сожалению, слово не воробей, вылетит – не поймаешь! Раскаявшись, миссис Бимиш стала умолять подругу-посудомойку никому не передавать её слов, и добрая Мейбл пообещала, что, конечно, никому ничего не расскажет.

Облегчённо вздохнув, миссис Бимиш подошла к духовке, чтобы вытащить противень с печеньем, и тут увидела в дальнем углу Канкерби. Все знали, что дворцовый слуга ябеда и доносчик. Он бесшумно появлялся то тут, то там, подглядывал в замочные скважины, подслушивал у дверей. У миссис Бимиш не хватило духа спросить, давно ли он зашёл в комнату, но теперь, сидя одна на кухне, она мучилась страшными сомнениями. Что, если слова Давтейла передали Слюньмору? Что, если его обвинили в государственной измене и вместо Плуритании бросили в каземат?

И чем больше миссис Бимиш думала об этом, тем тяжелее у неё становилось на сердце. В конце концов она не выдержала и крикнула Берти, что выйдет немного прогуляться.

Миссис Бимиш торопливо шла по улицам. На тротуарах играли дети. Она спешила к городским воротам, где около старого кладбища стоял домик Давтейлов. Окна были пусты, мастерская закрыта на замок. Когда миссис Бимиш поднялась на крыльцо и взялась за дверную ручку, чтобы постучать, дверь бесшумно открылась.

Вся мебель исчезла. Картины со стен тоже. Миссис Бимиш облегчённо вздохнула. Если Давтейла бросили в тюрьму, вряд ли ему позволили забрать с собой в камеру все вещи. Всё подтверждало, что Давтейлы внезапно собрались и уехали в Плуританию.

Возвращаясь домой, миссис Бимиш чувствовала себя гораздо лучше. На дороге несколько девочек прыгали через скакалку и громко распевали популярную считалочку, которая успела разлететься по всей стране:

Прыг-скок, прыг-скок.Ходит страшный Икабог,Подкрадётся – не увидишь,Так погиб несчастный Бими…

Увидев миссис Бимиш, одна из девочек вскрикнула, бросила скакалку и смущённо опустила глаза. Другие оглянулись и, поняв, в чём дело, тоже покраснели. Потом одна из девочек захихикала, а другая залилась слезами.

– Ничего страшного, милые! – успокоила их миссис Бимиш. – Не обращайте на меня внимания!

Но дети молчали и не двигались с места. Тогда миссис Бимиш повернулась, чтобы пройти мимо, но вдруг остановилась и ещё раз взглянула на девочку со скакалкой.

– Откуда у тебя это платье? – спросила она.

Девочка посмотрела на своё платье, потом снова на миссис Бимиш:

– Папочка подарил, мадам… Когда вчера пришёл со службы. А братику подарил бандалор.

Миссис Бимиш повернулась и медленно побрела домой. Не может быть, что она ошиблась! Она прекрасно помнила, что последний раз, когда они виделись на дне рождения, на Дейзи было именно это весёлое платьице с искусно вышитыми на рукавах и воротничке маргаритками. Покойная мать девочки была золотошвейкой и любила наряжать дочку.



Глава 30

След монстра



Прошёл месяц. Мистер Давтейл трудился в поте лица. Он сделает Слюньмору эту проклятую лапу и наконец увидится с дочерью. Бедняга убеждал себя, что лорд, конечно, сдержит данное слово, когда получит свой заказ. Но внутренний голос настойчиво твердил обратное: Тебя не отпустят! Ни за что не отпустят!

Чтобы отогнать страх, мистер Давтейл начал громко распевать государственный гимн королевства:

Корникопия – счастливая страна!Корникопия – ты Богом нам дана!

Надо ли говорить, что это пение раздражало других узников куда больше, чем нескончаемый стук молотка и стамески. Исхудавший, бледный Гудвилл умолял прекратить пение, но столяр не слушал. Похоже, медленно сходил с ума. Он вбил себе в голову, что, если удастся убедить Слюньмора в своих патриотических чувствах, тот поймёт, что он неопасен, и выпустит его на свободу.

С раннего утра до позднего вечера из камеры мистера Давтейла доносился государственный гимн и стук инструментов. Мало-помалу работа подходила к концу, огромная лапа чудовища приобретала необходимую форму, как и длинная ручка, необходимая для того, чтобы, не слезая с лошади, можно было оставлять в мягкой почве глубокие следы.

Когда лапа Икабога была закончена, в камеру пришли Слюньмор, Фляпун и Рош – поглядеть на результат.

– Ну что ж, неплохо! – сказал Слюньмор, придирчиво осмотрев лапу со всех сторон. – А вам как кажется, Рош?

– Очень похоже, милорд, – одобрил майор.

– Вы отлично справились, мистер Бимиш, – усмехнулся Слюньмор, кивнув пленнику. – Я распоряжусь, чтобы вам сегодня дали двойную порцию на обед.

– Но вы же обещали, что выпустите меня, когда я закончу работу, – пробормотал измождённый Давтейл, падая на колени. – Умоляю, милорд! Умоляю! Разрешите повидаться с дочерью!

Столяр потянулся, чтобы поцеловать Слюньмору руку, но тот брезгливо отстранился:

– Не трогайте меня, мерзкий изменник! Скажите спасибо, что я сохраняю вам жизнь. Молитесь, чтобы эта штука оказалась полезной. Я бы на вашем месте именно так и сделал…

Глава 31

Исчезновение мясника



Той же ночью из Тортвилля выехала группа гвардейцев, одетых во всё чёрное, под предводительством майора Роша. Они были членами особой Бригады Защиты от Икабога и по личному распоряжению лорда Слюньмора сопровождали чёрный фургон, в котором лежал секретный груз – огромная деревянная лапа с острыми когтями, покрытая резной чешуёй.

В окрестностях Бифтауна всадники спешились и тщательно обмотали копыта лошадей мешковиной – чтобы подковы не стучали по мостовой и не оставляли отпечатков на земле. Потом достали из фургона огромную лапу и двинулись с ней к дому, где жил мясник Тубби Тендерлойн с женой. Супруги жили одни, детей у них не было.

Привязав лошадей в укромном месте, несколько гвардейцев в чёрном под покровом ночи подкрались к двери и вломились в дом, а другие ходили по двору с деревянной лапой и впечатывали её в землю, оставляя следы от дома до самой калитки.

Через пять минут мясник Тубби Тендерлойн с женой были крепко связаны и с кляпами во рту брошены в чёрный фургон… Как ни печально об этом рассказывать, но обоих супругов лорд Слюньмор приказал убить и закопать в ближайшем лесу – точно так же, как приказал сержанту Продду похитить и убить малышку Дейзи. Слюньмор оставлял в живых лишь тех, кого предполагал использовать в дальнейшем, – как, например, капитана Гудвилла и его товарищей, которых, если понадобится, он рассчитывал однажды снова вывести к народу, чтобы они подтвердили существование Икабога. В чём ему может пригодиться мясник, Слюньмор так и не решил, а потому просто приказал убить. Что касается несчастной миссис Тендерлойн, то о ней он вообще не думал. Между тем бедняжка была очень доброй женщиной, охотно сидела с соседскими малышами и пела в церковном хоре.

Когда фургон с супругами отогнали за околицу, оставшиеся гвардейцы устроили в доме страшный погром: разбили мебель, посуду, распороли перины. Другие солдаты сломали забор и отправились в курятник с деревянной лапой, наставив и там следов – как будто монстр пришёл воровать кур, а потом напал на Тубби Тендерлойна, выбежавшего из дома на шум. В довершение погрома один из налётчиков отрезал курице голову и забрызгал всё вокруг кровью. Остальные куры просто разбежались.



…Мало-помалу работа подходила к концу, огромная лапа чудовища приобретала необходимую форму…

Александра Маврина, 8 лет, г. Москва



…Столяр сильно изменился и, видимо, когда ему не позволили вернуться к дочери, окончательно тронулся умом. Несколько недель он не брился и не стригся.

Майя Самороднова, 11 лет, г. Сергиев Посад



Потом налётчики наставили следов на заднем дворе у проломленного забора – как будто чудовище выбежало на улицу и скрылось в неизвестном направлении. Погрузив деревянную лапу в фургон, где лежали связанные супруги, люди Слюньмора оседлали коней и вслед за чёрным фургоном ускакали в ночь.



Глава 32

Прореха в хитром плане



На следующее утро соседи Тендерлойнов увидели кур, гуляющих по дороге, и сразу побежали рассказать Тубби. Можно вообразить их ужас, когда они заметили перед домом и на заднем дворе огромные следы звериной лапы с длинными когтями. Всё вокруг было перемазано кровью и залеплено перьями. Дверь в доме Тендерлойнов оказалась выбита, а сами хозяева бесследно исчезли.

Через час вокруг пустого дома бурлила громадная толпа. Люди изучали следы, рассматривали сломанную дверь и разбитую мебель. Началась паника. А через несколько часов известие о том, что Икабог совершил набег на Бифтаун, утащил мясника и его жену, разлетелось во все концы страны. Через пару дней уже во всех городах в ужасе звонили во все колокола, а жители собирались на площадях. Только смурландцы остались в неведении, что Икабог отправился на юг и утащил двух людей.

Шпион Слюньмора, шнырявший в испуганной толпе и наблюдавший за паникой, сообщил лорду, что его план сработал как нельзя лучше. Однако, когда под вечер шпион направился в кабак, чтобы отпраздновать удачно проведённую операцию жареной сарделькой с кружкой пива, он заметил компанию обывателей, которые о чём-то оживлённо шептались. Подойдя ближе, шпион понял, что речь идёт о следах, которые оставил Икабог.

– Вот ужас-то, – сказал шпион, присоединяясь к беседе. – До чего они огромные! Да ещё с когтями!

Один из компании, сосед Тендерлойнов, поднял голову и, приподняв одну бровь, с усмешкой заметил:

– Так-то оно так. Но почему он скачет?

– То есть? – удивился шпион.

– Почему он всё время скачет на одной лапе? – повторил человек. – Можешь пойти сам посмотреть. Там везде один и тот же след. Выходит, или Икабог скачет на одной лапе, или…

Человек внезапно умолк и только многозначительно подмигнул удивлённому шпиону.

Выйдя из кабака, шпион долго чесал в затылке, а потом вскочил на лошадь и во весь дух помчался во дворец.



Глава 33

Его величество встревожен



Вечером, не подозревая, что весь их хитрый план оказался под угрозой разоблачения, Слюньмор и Фляпун, как обычно, пировали за королевским столом. Его величество был не на шутку обеспокоен. Ещё бы! Икабог напал на Бифтаун, а это уже не так далеко от столицы и королевского дворца. Так близко монстр ещё не приближался.

– Жуткий случай, – говорил Фляпун, поедая громадный кусок жареной кровяной колбасы.

– Мурашки по коже, – с тонкой улыбкой кивал Слюньмор, тыча вилкой в крылышко печёного фазана.

– Не понимаю, как он мог проскользнуть через оцепление?! – плаксиво воскликнул король Фред.

Его недоумение было понятно, ведь ему докладывали, что особое подразделение «сизых», Бригада Защиты от Икабога, несёт круглосуточное дежурство и надёжно блокирует болота, чтобы чудовище не проникло в другие области государства. Слюньмор знал, что рано или поздно король задаст этот вопрос, и заранее приготовил ответ.

– К сожалению, ваше величество, – со вздохом сказал он, – двое солдат на одном из постов заснули во время ночного дежурства и сами стали жертвой Икабога… Съедены целиком, без остатка, – добавил он, печально качая головой.

– Боже мой, какой кошмар! – вскричал его величество.

– Прорвавшись через оцепление, – продолжал Слюньмор, – Икабог устремился в южном направлении. Мы полагаем, что его привлекли мясные ароматы Бифтауна. Там он сожрал несколько кур, а также мясника с супругой.

– Какой ужас! Какой ужас! – дрожащим голосом пробормотал король, отталкивая от себя тарелку. – Надеюсь, потом он вернулся обратно на свои болота?

– Следопыты утверждают, что это именно так, – ответил Слюньмор. – Впрочем, сожрав мясника, откормленного колбасами, Икабог наверняка войдёт во вкус и захочет ещё и вновь попытается прорваться через оцепление. Я распоряжусь, чтобы усилили охрану, а также удвою численность бригады. Правда, для этого нам придётся удвоить и налог на Икабога…

Король во все глаза смотрел на Слюньмора и не заметил ухмылку лорда Фляпуна.

– Пожалуй, – нерешительно согласился его величество, – в этом есть смысл…

Поднявшись из-за стола, король принялся беспокойно расхаживать взад-вперёд по столовой. На нём был новый костюм из голубого шёлка. В ярком свете люстры запонки из аквамарина красиво сверкали. Задержавшись перед зеркалом, его величество долго любовался собой, а потом осторожно спросил:

– Только честно, Слюньмор. Народ всё ещё любит меня?

– Как вы только можете так говорить, ваше величество! – воскликнул Слюньмор. – Так, как вас, народ не любил ни одного короля за всю историю нашей Корникопии!

– А почему же вчера… когда я возвращался с охоты, я заметил, что люди, вышедшие навстречу, выглядят уже не такими счастливыми, как обычно? – Король капризно надул губы. – Было так мало радостных криков и всего один флаг.

– Я хочу знать их имена и адреса! – грозно рявкнул Фляпун с набитым ртом.

Он достал карандаш и записную книжку.

– Откуда мне знать их имена и адреса, – вздохнул король, играя бахромой на портьере. – Это ведь были просто прохожие. Но я сильно огорчён. А вернувшись во дворец, я узнал, что в этом году день для подачи петиций отменён.

– Да-да! – подхватил Слюньмор. – Я как раз собирался сообщить вашему величеству…

– Не стоит, – махнул рукой король. – Леди Эсланда мне уже обо всём рассказала.

– Что?! – ахнул Слюньмор, переводя горящий взгляд на Фляпуна, которому строго-настрого приказал не подпускать леди Эсланду к королю, но тот лишь недоумённо пожал плечами и нахмурился.

Слюньмор подозрительно покачал головой. Неужели приятель переметнулся на другую сторону? Видно, пора снова задать ему хорошую головомойку!

– Леди Эсланда сказала мне, – продолжал король, – что народ жалуется на слишком большой налог на Икабога. И что, по слухам, на болотах нет никаких наших особых подразделений.

– Абсолютная чепуха! – ответил Слюньмор.

Однако всё это было правдой. На севере страны не держали никаких воинских частей, а в народе действительно ширилось недовольство высокими налогами. Именно поэтому Слюньмор распорядился отменить день подачи петиций. Его величество ни в коем случае не должен был узнать, что его популярность среди подданных падает день ото дня. Иначе ему могла прийти в голову глупая мысль снизить налоги или, что ещё хуже, отправиться инспектировать военные лагеря на севере страны.

– Время от времени, – принялся объяснять Слюньмор, – нужно сменять воинские подразделения, дежурящие на болотах, ваше величество. Чтобы солдаты могли отдохнуть…

«Нужно немедленно послать туда людей! – подумал он. – Тогда ни у кого не будет вопросов».

– Скорее всего, – продолжал он, – какой-нибудь неотёсанный смурландец увидел, как отряды уезжают на смену, и решил, что на дежурстве никого не осталось… Почему бы нам не увеличить налог в три раза? – предложил он. У него было только одно желание: построже наказать всех недовольных. – Кроме того, как я уже говорил, прошлой ночью Икабог прорвал оцепление! Если вокруг смурландских болот будет достаточное число воинских частей, все успокоятся.

– Наверно, вы правы, – промолвил король. – В таких мерах есть смысл… То есть я хочу сказать, что, если Икабог смог прорвать оцепление и за одну ночь убить четырёх человек, сожрать кур, то где гарантия, что он…

В эту минуту в столовую вошёл слуга Канкерби и с поклоном прошептал Слюньмору на ухо, что у шпиона из Бифтауна срочные новости.

– Ваше величество, мне нужно ненадолго отлучиться, – с обаятельной улыбкой сказал Слюньмор. – Ничего серьёзного. Просто моя лошадь повредила ногу…



Глава 34

Другие три лапы



– Что там ещё? – проворчал Слюньмор, входя в Голубой зал, где его дожидался шпион.

– Ваша светлость, – торопливо доложил шпион, – они говорят, что монстр скачет!

– Что значит скачет?

– Ну, скачет… всё время передвигается на одной лапе. Они заметили, что все следы совершенно одинаковые.

Слюньмор потерял дар речи. Ему и в голову не приходило, что какие-то простолюдины могут оказаться умнее, чем он, и заметят такие мелочи. Впрочем, ничего удивительного. Слюньмор ни разу в жизни не видел вблизи ни одного животного или зверя. Даже свою собственную лошадь не имел желания разглядывать. Откуда ему было знать, что следы должны быть разными?!

– Опять я должен за всех работать?! – в бешенстве заорал он, вбегая в караульное помещение, где майор Рош с приятелями попивали вино.

Увидев Слюньмора, майор вскочил. Слюньмор дёрнул подбородком, показывая на дверь, и они вышли в коридор.

– Немедленно собирайте Бригаду Защиты от Икабога, Рош! – приказал он шёпотом. – Отправляйтесь со своими «сизыми» на север да поднимите по пути побольше шума! Нужно, чтобы от Тортвилля до Вин-о-Града все заговорили о переброске воинских частей. А когда прибудете на место, рассредоточьтесь и поставьте патрули по всему периметру болот!

– Но, ваша светлость… – начал было майор. Он привык к спокойной жизни во дворце. Если он выезжал, то только на парады в Тортвилль.

– Никаких «но»! Мне нужен результат! – снова заорал Слюньмор. – До короля дошли слухи, что в Смурланде нет никаких патрулей! Берите всех гвардейцев и живо отправляйтесь, – повторил он, – и постарайтесь, чтобы вас все заметили. А мне оставьте только двух человек. У меня есть для них одно дельце…

Майор поспешил поднимать «сизых», а Слюньмор спустился в каземат.

Едва он вошёл под низкие своды подземелья, до него снова донеслось пение. Это Давтейл старательно выкрикивал слова гимна. Слюньмор вытащил саблю и приказал стражнику открыть камеру.

– Заткнитесь! – приказал он пленнику, взгляд которого дико блуждал по сторонам.

С последнего раза, как они виделись, столяр сильно изменился и, видимо, когда ему не позволили вернуться к дочери, окончательно тронулся умом. Несколько недель он не брился и не стригся.

– Я сказал – заткнитесь! – грозно повторил Слюньмор, но столяр продолжал мычать себе под нос государственный гимн. – Мне нужно ещё три деревянные лапы. Слышите? Одна левая и две правые. Вы меня поняли?

Давтейл перестал мычать, и его взгляд стал более осмысленным.

– Если я их сделаю, милорд, вы позволите мне увидеться с дочерью? – хрипло спросил он.

Слюньмор широко улыбнулся. Теперь он не сомневался, что перед ним сумасшедший. Ведь только сумасшедший мог надеяться, что его отпустят, если он сделает ещё три деревянные лапы.

– Само собой, уважаемый, – кинул Слюньмор. – Завтра утром я пришлю вам древесины, а также необходимые инструменты. Работайте на совесть, мастер! Когда заказ будет готов, я вас отпущу, и вы увидите дочь.

Когда Слюньмор вернулся во дворец, его уже дожидались два гвардейца. Лорд пригласил их в свои апартаменты и, убедившись, что поблизости нет пронырливого Канкерби, запер дверь и обратился к гвардейцам:

– Есть дело. Каждый получит по пятьдесят дукатов.

Гвардейцы вытянулись по стойке смирно.

– Круглые сутки вы будет следить за леди Эсландой, не спускать с неё глаз, ясно? Но так, чтобы она не заметила. Нужно выждать момент, когда леди будет совсем одна. Тогда вы её похитите. Если ей удастся сбежать или если вас кто-нибудь увидит, я откажусь и заявлю, что не давал вам никаких поручений, а потом прикажу немедленно расстрелять.

– А что нам с ней делать, милорд? – хмуро спросил один из солдат.

Было видно, что оба гвардейца сильно напуганы.

– Что с ней делать, что с ней делать?.. – задумчиво проговорил Слюньмор, отходя к окну. Потом повернулся и сказал: – Что ж, леди из высшего королевского общества это вам не какой-нибудь мясник-колбасник! Не может же в самом деле Икабог забраться во дворец и сожрать бедняжку!.. Нет, мы поступим иначе… – И снова на губах Слюньмора заиграла коварная улыбка. – Отвезите её в мою загородную усадьбу. Когда будете на месте, сразу сообщите мне. Я немедленно приеду!



Глава 35

Предложение руки и сердца



Несколько дней спустя леди Эсланда гуляла совершенно одна в королевском розарии. Солдаты, спрятавшись за кустом, улучили подходящий момент, набросились на девушку, скрутили руки, заткнули рот кляпом и доставили в загородное имение лорда Слюньмора, который тут же начал собираться в дорогу.

Но сначала Слюньмор вызвал Милисенту, камеристку леди Эсланды. Угрожая, что убьёт её младшую сестру, Слюньмор заставил девушку написать всем знакомым леди Эсланды записки, что её хозяйка решила постричься в монахини и уйти в монастырь.

Эта новость изумила знакомых Эсланды. Никогда девушка не говорила ни о чём подобном. Некоторые сразу заподозрили, что за её внезапным исчезновением стоит лорд Слюньмор. Нужно сказать, что страх уже успел пропитать всё королевское окружение, и, к сожалению, никто даже не попытался разыскать пропавшую девушку, не говоря уж о том, чтобы напрямик потребовать объяснений у самого лорда Слюньмора. Но что ещё прискорбнее – никто из друзей девушки и пальцем не пошевелил, чтоб помочь камеристке леди Эсланды Милисенте. Когда ночью девушка пыталась бежать из Внутреннего Города, люди Слюньмора схватили её и тоже бросили в каземат в подвалах дворца.

И вот в конце следующего дня лорд Слюньмор прибыл в своё загородное поместье. Первым делом он наградил похитителей леди Эсланды, вручив каждому обещанные пятьдесят дукатов, и напомнил, что если проболтаются, то подпишут себе смертный приговор. Потом лорд причесался, пригладил перед зеркалом крысиные усы и отправился к леди Эсланде. Девушка сидела в пыльной библиотеке и при свете канделябра читала какую-то книгу.

– Добрый вечер, миледи, – вежливо сказал Слюньмор и низко поклонился.

Леди Эсланда молча взглянула на него.

– У меня для вас хорошие новости, – продолжал он с любезной улыбкой. – Скоро вы станете супругой главного советника.

– Я скорее умру, – с таким же любезным видом ответила девушка и, перевернув страницу книги, снова погрузилась в чтение.

– Полно, полно! – воскликнул Слюньмор. – Вы же видите, этому дому требуется хозяйка! Здесь вы будете чувствовать себя нужной, а значит, счастливой. Это гораздо лучше, чем увиваться за сыном каких-то сыроваров, который, кстати, не сегодня завтра умрёт от голода…

Когда леди Эсланду привезли в этот пустой, пыльный особняк, девушка сразу поняла, кому он принадлежит. Как и то, о чём его хозяин будет с ней говорить. Поэтому успела приготовиться и теперь отвечала спокойно и равнодушно:

– Я давно разочаровалась в капитане Гудвилле, милорд. То, как он признался в государственной измене, не могло вызвать у меня ничего, кроме презрения. Подлеца я никогда не смогу полюбить. По той же причине, – так же спокойно продолжала она, – я никогда не полюблю вас, Слюньмор.

Она сказала это таким уверенным тоном, что Слюньмор поверил. Тогда он попробовал сменить тактику, стал запугивать девушку, угрожая убить её родителей, если та не согласится стать его женой. Однако леди Эсланда напомнила, что она сирота. Как, кстати, и капитан Гудвилл. Тогда, разозлившись, Слюньмор пригрозил, что отнимет у неё все драгоценности, которые достались ей от матери, но леди Эсланда лишь презрительно дёрнула плечом и снова погрузилась в чтение.

Её упорство привело Слюньмора в бешенство. Девушка молча читала книгу. Он привык получать всё, что пожелает, а невозможность что-то получить ещё больше разжигала это желание.

В конце концов осатанев от бессилия, лорд заявил, что, если ей так нравится читать, он запрёт её в этой библиотеке навечно. Поставит на окна чугунные решётки, слуга Шкрамбль будет три раза в день приносить пищу, а выходить отсюда она сможет только в ванную комнату. До тех пор, пока не согласится выйти за него замуж.

– Тогда, – сказала она, – я умру в библиотеке… – И добавила с усмешкой: – Ну или в ванной комнате.

Понимая, что больше не добьётся от неё ни слова, Слюньмор выскочил вон, яростно хлопнув дверью.





Несколько дней спустя леди Эсланда гуляла совершенно одна в королевском розарии.

Софья Круглянина, 7 лет, г. Пермь



Однажды ночью, на шестом году пребывания в заведении Ма Хрюч, Дейзи лежала на тюфяке рядом с Мартой и смотрела на луну.

Яна Иваха, 7 лет, г. Ростов-на-Дону



Глава 36

Корникопия затягивает пояса



Прошёл год. Потом другой… Потом третий, четвёртый и пятый.

Крошечное королевство Корникопию, когда-то счастливейшее в мире и процветающее, знаменитое среди соседей своими мастерами – сыроварами, виноделами, мясниками, кондитерами, – теперь было не узнать.

Впрочем, в отличие от других городов, столица Тортвилль почти не изменилась. Стараясь, чтобы король не замечал печальных перемен в своём государстве, Слюньмор ссужал Тортвилль немалыми деньгами, особенно его центральную часть – Внутренний Город, – где жизнь шла по-прежнему. Однако на север страны надвигался настоящий голод. Ремёсла и торговля глохли – разорялись, пустели, закрывались лавочки, магазины, таверны, кузни, каретные мастерские, фермы, виноградники. Налог на Икабога вгонял народ в глубокую нищету. А там, где дела ещё кое-как шли, люди затягивали пояса и платили налоги, парализованные страхом, в ожидании новых набегов Икабога. То и дело вблизи домов, на полях и крестьянских дворах находили следы монстра.

А если кто-то начинал сомневаться в существовании Икабога, в самое короткое время к таким неверующим могли нагрянуть печально известные «чёрные следопыты». Так Слюньмор и Рош назвали свои боевые отряды, которые нападали по ночам и убивали недовольных и несогласных, оставляя вокруг домов страшные следы.

Случалось, конечно, что недовольные жили ближе к центру города, где подделать следы так, чтобы не заметили соседи, было невозможно. В таких случаях Слюньмор устраивал показательные суды над предателями родины, запугивал подсудимых, угрожая, что убьёт родных и близких, и те «сознавались» во всех своих «преступлениях».

Чем больше было таких судов, тем больше Слюньмору приходилось строить тюрем. Кроме тюрем нужны были приюты для детей-сирот. Для чего, вы спросите, потребовались приюты?

Ну, во-первых, много родителей стали жертвами «чёрных следопытов» или отправились в тюрьмы. Родственники и знакомые несчастных не могли взять к себе беспризорных детей, так как сами едва сводили концы с концами.

Во-вторых, бедняки умирали от голода. Обычно это были родители, так как любые родители готовы не есть целыми днями и неделями, чтобы только накормить малышей. Поэтому много детей оставалось сиротами.

И наконец, отчаявшиеся, обедневшие и голодающие семьи сами старались пристроить детей в приюты, чтобы у них появился хоть какой-то шанс выжить, иметь кусок хлеба и крышу над головой.

Не знаю, помните ли вы придворную служанку, отважную Нетти, которая не побоялась предупредить леди Эсланду, когда капитана Гудвилла и его товарищей арестовали?

Так вот, на деньги, которые дала ей леди Эсланда, девушка наняла повозку и уехала в пригород Вин-о-Града, на отцовский виноградник. А ещё через год вышла замуж за человека по фамилии Гопкинс. У них родились двойняшки, мальчик и девочка.

Налог на Икабога тяжким бременем лёг и на семью Гопкинсов. Скоро они разорились, им пришлось закрыть бакалейную лавку. Родители Гопкинса, виноградари, умерли от голода, и помощи ждать было неоткуда. Доведённые до отчаяния, Гопкинсы решили отдать детей в тот самый приют, которым заведовала Ма Хрюч. Несчастных, плачущих малышей навсегда оторвали от родителей. Тяжёлая, кованая дверь захлопнулась, лязгнули замки, засовы и цепочки, и, убитые горем, Нетти Гопкинс с мужем в слезах побрели прочь. Они надеялись, что, получив золотой, Ма Хрюч не даст малюткам умереть от голода.



Глава 37

Дейзи и лунный свет



С тех пор как Дейзи привезли в мешке к Ма Хрюч, заведение сильно изменилось. Там, где когда-то стоял покосившийся домишко, теперь красовалось громадное каменное строение, вмещавшее сто детей, – с решётками на окнах и запорами на каждой двери.

Дейзи всё ещё жила в приюте. Хотя она стала выше и тоньше, на ней был тот же рабочий комбинезон, в котором её привёз похититель, она до сих пор его носила, – в отличие от Марты и других девочек, шивших себе платья из мешков, в которых привозили капусту. Старый комбинезон был единственной вещью, которая напоминала Дейзи о доме и отце, и девочка аккуратно его латала, удлиняла рукава и брючины.

Даже спустя столько лет после похищения, Дейзи верила, что её отец жив. Она была смышлёным ребёнком и понимала, что никакого Икабога не существует. Скорее всего, думала она, отца бросили в тюрьму и он сидит теперь за решёткой, так же как она, и, перед тем как заснуть, так же как она, смотрит сквозь железные прутья на луну.

Однажды ночью, на шестом году пребывания в заведении Ма Хрюч, Дейзи лежала на тюфяке рядом с Мартой и смотрела на луну. Сегодня сюда привезли плачущих двойняшек Гопкинсов, и, укладывая их спать, Дейзи как могла успокаивала малышей, говоря, что скоро они снова вернутся к папе и маме… И вот теперь, взглянув на золотистый лунный диск, сиявший ровным, бледным светом, Дейзи вдруг поняла, что в её душе больше не осталось ни капли веры, что отец жив. Надежда в один миг упорхнула из сердца девочки – как птичка с ветки, – а из глаз полились слёзы. По крайней мере, теперь папа в другом, лучшем мире, вместе с мамочкой. Девочка пыталась утешить себя этой мыслью – что теперь души родителей могут поселиться, где им захочется. Например, у неё в сердце. Нужно только поддерживать в сердце огонёк памяти… Увы, это было слабым утешением – ведь так хотелось, чтобы папа и мама обняли её не во сне, а наяву.

Как большинство сирот, Дейзи бережно хранила память о родителях. Воспоминания поддерживали в трудную минуту, согревали душу. Папа и мама так любили её и так заботились о ней, и теперь она так же заботливо укладывала малышей в постель, обнимала и утешала, стараясь дать им то, чего сама была лишена.