Мы с Бьянкой посмотрели друг на друга поверх их голов. Я не понимал, как мог помыслить о чем-то другом.
В конце сентября мы с Бьянкой устроили себе спа-выходные в Истаде. На залитом апельсиновым солнцем балтийском побережье она целовала меня так, как когда-то в молодости.
Это было что-то вроде возвращения и новой встречи. Прежняя непреодолимая сила заставляла меня стремиться только туда, где была Бьянка. Мне все время ее не хватало, хотелось прикасаться к ее коже, находиться рядом, слышать ее голос.
В воскресенье мы лежали, укутавшись в одеяло, на втором этаже нашего номера. В ведре со льдом стояло шампанское, на губах у нас был вкус клубники, горел камин, за панорамными окнами простирался морской простор — бесконечный и синий. Впереди нас ждало будущее.
69. Жаклин
До катастрофы
Осень 2017 года
Через шесть недель я вышла на свободу новорожденным теленком. От синевы неба сжималось сердце, солнечный свет был ослепительным, а воздух — со вкусом осени. За Фабианом мне пришлось ехать на машине социальной службы. Сто километров по лесной дороге под постоянно орущее радио. Я не видела Фабиана с того мрачного утра, когда его забрали. С тех пор мы только дважды говорили телефону, он либо что-то мямлил, либо молчал. Больше всего я боялась, что он навсегда закроется. Фабиан иногда был нереально проницательным.
Он ждал, стоя на гравийной дорожке. Вещи кое-как набиты в рюкзак, и бумажный пакет из дешевого магазина. Плечи опущены, взгляд он оторвал от земли, только когда мы припарковались и я направилась к нему широкими шагами.
— Я никогда больше сюда не вернусь, — мрачно сказал он.
Мне хотелось обнять его крепко-крепко, прошептать, что отныне все будет хорошо. Тактильный контакт всегда был для нас проблемой. Я никогда не прикасалась к нему, не обнимала, как это делают мамы.
— Пообещай мне, — сказал он, — что я никогда больше сюда не попаду.
Конечно я пообещала. И на этот раз сдержу обещание.
В первые дни после возвращения домой Фабиан почти все время сидел у себя в комнате. Я заходила к нему с разными предложениями, но он от всего отказывался. Даже на велосипеде не хотел кататься.
Из школы никто на связь не выходил, а когда позвонили из социальной службы, я сказала, что мы переезжаем.
Я не могла больше оставаться на Горластой улице. Улу я бы еще вытерпела, как делала это уже несколько лет, но каждый день видеть Микки и Бьянку было выше моих сил.
Пить больше не тянуло. Теперь у меня отсутствовала потребность чем-то заглушать реальность. Я справлялась даже с одиночеством, потому что ощущала, что куда-то иду.
Конечно, я никогда бы не купила эту проклятую машину. Все было бы по-другому, если бы я оставила старую, маленькую и не такую мощную. Я же всегда осуждала тех родителей, которые платят за любовь детей вещами и подарками. Но это был единственный способ вытащить Фабиана из дому. Когда мы на новой машине вырулили из автосалона, в глазах Фабиана впервые сверкнуло будущее.
— «БМВ-323». Мама, неужели это правда? Она наша?
— Да. Твоя и моя.
Он с одобрением рассматривал переднюю панель из дерева.
— Просто мечта!
Мы молча возвращались в Чёпинге, на кольце возле «Ики» свернули на «большую» дорогу, где посаженные вдоль речки молодые деревца уже надели осенние наряды.
— Теперь тебе лучше? — спросил Фабиан.
— Намного.
— Ты бросила пить?
Отвечать на такой вопрос собственному ребенку… Я вдруг остро почувствовала, сколько вреда я ему причинила.
— Да. Навсегда. Обещаю.
На Горластой улице я остановила машину. Но музыку не выключила. Я откинулась назад и просто дышала. Дышала, пока не запотели все окна и за ними ничего больше не было видно. Плодный пузырь, защищающий от мира.
— Мама… — сказал Фабиан.
Я пробормотала что-то в ответ.
— Это ведь Бьянка виновата, что я попал в то жуткое место? Это же она заявила на нас в социалку, да?
Я тянула с ответом. Что я могла сказать? Фабиан никогда не простил бы меня, если бы узнал, что я сама попросила о лечении и отправила его в кризисный центр.
— Не волнуйся, — сказала я, — тебе никогда больше не придется там жить. Больше я тебя никогда не оставлю. Я же тебе пообещала.
Вся моя прежняя жизнь была обещанием, которое я не смогла сдержать. Но на этот раз я его больше не разочарую. Фабиан улыбался. Он снова мне доверял.
Я скрывалась. Гасила свет во всем доме и опускала жалюзи.
Я не хотела ни с кем встречаться. В Чёпинге я навсегда останусь алкоголичкой и никчемной матерью. Таким, как я, здесь никто не дает новый шанс.
Из дому я выходила редко и всегда после наступления сумерек, чтобы не сталкиваться с соседями. Они бы ничего не поняли. С Микки все было, конечно, иначе. Мы знали друг о друге многое. Но его я не хотела видеть по другим причинам. Как-то вечером я заметила из окна, что они с Вильямом играют в мяч во дворе. В клинике я много думала о Микки. Он мне снился. Я говорила о нем на сеансах терапии. Но мы никогда не будем вместе. И я смирилась.
Я связалась с маклером, и он сделал предварительную оценку. Маклер гарантировал, что дом можно легко продать. У дворов Астрид Линдгрен в Чёпинге была фантастически прекрасная репутация.
День за днем с поразительным усердием Фабиан надраивал наш «БМВ» вплоть до мельчайших деталей под капотом, а когда темнело, мы садились в машину и обкатывали ее на бесконечных сельских дорогах Сконе.
— Пятница, тринадцатое, — сказал Фабиан, когда мы сели в машину и поехали в «Ику».
— Ты же не веришь в эту чепуху?
— Я читал, что в пятницу, тринадцатого, происходит больше несчастных случаев, чем обычно, — сказал Фабиан. — Есть статистика.
— Э-э-э… начиная с сегодняшнего дня пятница, тринадцатое станет моим счастливым днем.
Вскоре мы уже ходили между стеллажами супермаркета.
Фабиан вычеркивал товар за товаром из нашего списка, а я старалась не отрывать глаз от тележки, чтобы не встретиться ни с кем взглядом. Когда мы расплатились на кассе и Фабиан толкал тележку с покупками через стеклянные двери, мы чуть не налетели на Улу.
— Ты вернулась? Рад тебя видеть, — сказал он, глядя на меня так, будто видел впервые. — Хорошо выглядишь!
— И хорошо себя чувствую.
Ула ничего не должен знать о моих планах уехать из Чёпинге. Скоро мы с Фабианом исчезнем без следа.
Если он начнет нас искать, получит только «адресат выбыл в неизвестном направлении».
Фабиан потянул меня к выходу:
— У нас там мороженое.
— О’кей, о’кей, — сказал Ула.
Он направился с нами к выходу и подождал, пока Фабиан отвозил на место тележку.
— Петер купил новую машину? — спросил Ула, одобрительно рассматривая блестящий корпус «БМВ».
— Петер? — переспросила я. — Какой Петер?
Ула усмехнулся:
— Понятно.
— Петер в прошлом.
Как и ты.
Но этого я не сказала. Ула — пиявка; пока ты рядом, он будет пытаться в тебя впиться. Единственный способ от него избавиться — без предупреждения исчезнуть.
— Это наша машина, — гордо сообщил Фабиан, погладив капот.
— Ты уже водил ее? — спросил Ула.
Фабиан рассмеялся.
Я подошла к багажнику, чтобы положить покупки, и когда открыла замок, Ула запрыгнул на водительское место.
— Ты же дашь парню порулить, Джеки? — произнес Ула.
— Вряд ли.
— Да ладно, он же водил «M3».
— Но не на настоящей дороге, — сказал Фабиан. — Можно получить предупреждение в реестр, а потом вообще лишиться прав.
Ула завел двигатель. Для этого надо было, чтобы ключ просто находился поблизости.
— Что ты делаешь? — Я встала у водительской двери. — Выходи!
Ула несколько раз нажал на газ и показал Фабиану педали:
— Смотри: газ, тормоз, сцепление.
Фабиан был похож на ребенка, которого привели на рождественский праздник.
Новая тактика Улы: завоевать расположение Фабиана. Когда они только познакомились, все было ровно наоборот.
— Я серьезно, Ула. Выходи!
Он выключил двигатель и усмехнулся. А выйдя из машины, встал прямо передо мной. Но я не подвинулась ни на миллиметр.
— Поехали, мама, — недовольно сказал Фабиан.
Только что он выглядел таким счастливым.
— Ладно, давай!
Черт, ехать не больше трех минут, больше шестидесяти он разгоняться не будет.
— Серьезно? — переспросил Фабиан.
— Только один раз, — сказала я, пересаживаясь на пассажирское сиденье.
Полицейских в Чёпинге нет, камер, замеряющих скорость, тоже. Всего через несколько месяцев Фабиан пойдет на курсы вождения.
Что страшного может случиться?
70. Mикаэль
После катастрофы
Вторник, 17 октября 2017 года
— Молчи, Фабиан! Ничего больше не говори!
Жаклин медлит в коридоре. В голосе отчаяние.
— Это правда? — спрашиваю я.
У нее совершенно белое лицо.
— Бьянку сбил Фабиан?
Жаклин не отвечает, но молчание — это тоже ответ.
— Ты дала ему сесть за руль? Ты сумасшедшая?
— Это был несчастный случай, — повторяет Фабиан, — я заметил велосипед краем глаз и попытался затормозить. Я просто нажал не на ту педаль.
Жаклин отворачивается и уходит, я догоняю ее в кухне:
— Черт возьми, Жаклин, почему вы с Фабианом с самого начала все не рассказали?
Она поворачивается и чуть присаживается на край стола.
— Я боялась, что у меня снова отнимут Фабиана. И сказала, что это я сидела за рулем.
— Бьянка мертва! — говорю я.
— Я думаю об этом каждую секунду, — отвечает Жаклин. — Все случилось так быстро. Мы приняли решение сразу после того, как вышли из машины.
Меня переполняют образы. Бьянка на асфальте, ее закрытые глаза. Наши ночи на Сардинии. Она смеется мне на ухо. «Навсегда». Мы в Истаде, закутавшись в одеяло, смотрим в будущее, которое раскинулось перед нами и притворяется морем. Тело с отключившимся мозгом на больничной койке. Бедро Жаклин соскальзывает с кухонного стола, она хватает стул и почти падает на него.
— Я думала, у нее легкие травмы, — говорит она, закрывая лицо ладонями. — Я не думала, что она может…
— Она умерла из-за вас. Вы убили ее.
Жаклин смотрит на меня, широко открыв глаза:
— Ты с ума сошел? Это был несчастный случай!
Мы смотрим друг на друга, и я не понимаю, где правда.
— Ты думала, что это Бьянка заявила на тебя и что по ее вине тебя отправили на лечение, а Фабиана в кризисный центр.
— Нет! — возражает Жаклин.
— Я бы никогда специально не сделал Бьянке ничего плохого.
На пороге, с трудом передвигаясь, появляется Фабиан. На его шее отпечатались красные пятна. Я чуть не задушил его. У меня все еще дрожат руки.
— Теперь меня снова отправят в это жуткое место?
Он в отчаянии. Он судорожно трогает себя руками за шею и подбородок.
— Успокойся, родной, — произносит Жаклин.
Она идет к нему, но я выбрасываю вперед руку и останавливаю ее.
— Ты была уверена, что Фабиан обидел Беллу, — говорю я. — Но ты не собиралась рассказывать об этом ни мне, ни Бьянке. Тогда в саду ты сидела и жалела саму себя. И ни слова не сказала о том, что сделал Фабиан.
— Но я ничего не сделал, — говорит Фабиан.
Я смотрю в глаза Жаклин. Она нервно моргает:
— Я хотела рассказать. Поэтому и позвала тебя. Но у меня не получилось.
— Клянусь, я ничего не сделал, — говорит Фабиан.
Жаклин взмахивает руками:
— Я не понимала, куда мне деваться. Я просто хотела защитить своего ребенка. Все, что я делала, было ради него.
В ее светлых глазах мелькает беспомощность, и ярость капля за каплей оставляет меня. Чувства покидают тело, постепенно превращая его в мешок из кожи с костями внутри.
— Как ты могла разрешить ему сесть за руль? — В моем голосе слезы. — Ему всего пятнадцать.
Жаклин запускает пальцы в волосы, и они падают на ее узкие плечи.
— Никогда себе этого не прощу.
— Это была не мамина идея, — говорит Фабиан. — Как водить, мне показал Ула. Мама не хотела, но он считал, что глупо не разрешать.
Его руки постоянно двигаются.
— Простите, простите, — бормочет он. — Туда я больше не хочу. Лучше умереть!
Он бьет себя кулаками по бедрам и тяжело дышит.
— Прекрати, Фабиан! — Жаклин пытается удержать его руки.
— Мама, я не хочу! Я не хочу!
— Фабиан, пожалуйста…
Жаклин крепко держит его за руки, и Фабиан в конце концов обмякает. Медленно расслабляется мускул за мускулом, и Жаклин отпускает его руки. Они вдвоем так и стоят сцепившись, потные, как борцы после тяжелого раунда.
Подо мной разверзается земля. И открывается бездна, и я лечу в эту воронку вниз головой.
Бывает так, что винить некого.
Жизнь ломается, люди исчезают. Прежнего уже не вернуть, и никто не знает почему.
Я продолжаю падать.
71. Фабиан
После катастрофы
Зима 2017 года
У маклера «Порше-911 Каррера». Мне не нравится его взгляд. Он из тех, кто любит себя чуть больше, чем надо. Похож на солиста диско-группы, походка как у футболиста.
Я прячусь, натягивая на глаза капюшон, а он возится с оранжевой вывеской «Продается». И при этом держит меня в поле зрения.
Потом идет по общему двору и насвистывает.
— Послушай, парень… — говорит он, двигаясь прямиком на меня.
Но я не отвечаю и вообще не смотрю в его сторону.
— Ты же здесь живешь, да? Ты из пятнадцатого дома?
— Мм… — бормочу я.
У него неестественный загар. Выглядит по-идиотски.
— У нас в воскресенье показ. Буду вам очень признателен, если в это время вы посидите дома и не будете выходить в общий двор. Некоторые покупатели обращают излишнее внимание на соседей. — Улыбка на его лице проросла навечно. Он продолжает улыбаться, хотя по взгляду ясно, что больше всего ему хочется, чтобы я сдох.
Нащупываю отвертку в кармане куртки. Не знаю, сколько стоит покрасить «порше», но он наверняка выложит не меньше, чем Ула за свой «мерс».
— Хорошего вечера! — произносит маклер.
Прежде чем сесть в машину, он поднимает руку и машет в сторону четырнадцатого дома. Там, притаившись за цветочными горшками, стоит Ула и машет маклеру в ответ.
Какое-то время я жалел, что Улу не покалечили те грабители. Он этого заслуживает. Но в итоге все так или иначе встало на свои места. Ула съезжает, и я уверен, что больше он нас доставать не будет. Мне надо было с самого начала рассчитывать только на себя.
Нельзя надеяться на судьбу, карму или Бога. Хочешь что-то изменить — позаботься об этом сам.
Как было с Хугином и Мунином.
После несчастного случая с котами Ула быстро сообразил, что с Горластой улицы лучше уехать.
Маклер смахивает с плеча невидимую соринку и садится в машину. На клумбе недалеко от вывески «Продается» стоит маленький деревянный крест с золотой выгравированной табличкой. Там навечно упокоились Хугин и Мунин.
Девяносто девять дней. Ровно столько дней мама не пьет. Она обещает, что так будет всегда, но я не сильно в это верю. Люди часто обещают то, что не могут выполнить. Что делать, приходится выживать. Пообещать и обмануть.
Мама врет часто, но неумело. Она врала, что на нас заявила Бьянка. А я знаю, что в социалку она позвонила сама. Я не дурак. Но мне кажется, ее можно простить. И когда-нибудь я прощу ее за то, что она отправила меня в ту страшную тюрьму.
Через семь месяцев и две недели я пойду на курсы вождения. Но на Калифорнию мне теперь плевать. Что мне там делать? США — дерьмовая страна: насилие, оружие, бедность и гадость. А мой так называемый отец просто долбаный лузер.
«БМВ» у меня уже есть. Почти все расходы покрыла страховка, недавно нам вернули машину после ремонта. Я мою ее, губка пенится в моей руке, и капли падают на штаны.
Перед окном на кухне стоит на деревянной стремянке мама. Распыляет чистящее средство, и скребок скрипит по стеклу. Грязь стекает вниз, а мама напевает знакомую мне мелодию. Тысячу лет я не слышал, как она поет.
Когда из своего двора выходит Микки, он меня сперва не замечает. Останавливается и смотрит на маму, которая, вытянувшись во весь рост, медленными движениями моет окно. Его взгляд не вызывает сомнений.
— Привет! — говорю я и размахиваю губкой так, что брызги летят во все стороны.
Микки удивленно вздрагивает и машет мне в ответ рукой. Потом скрывается у себя в гараже.
Мне нужно терпение. Прошло всего несколько месяцев после смерти Бьянки. Если я дам ему еще немного времени, все будет хорошо.
Во всяком случае, съезжать отсюда они не собираются. И мы тоже. Мама передумала и сообщила маклеру, что решила подождать.
Весной Микки снова вернется в школу. Директор утверждает, что в последнее время я веду себя на удивление хорошо. Надо не перестараться, а то меня лишат наставника. Если верить во всякую хрень, например в судьбу, то можно сказать, что это она позаботилась, чтобы именно Микки переехал в дом Бенгта.
Микки хороший. Мне он нравится.
Не то чтобы я ему доверяю. Я никому не верю. Но мне кажется, что Микки нам подходит. Маме и мне.
Будущее выглядит довольно светлым. У меня есть мечта, то, за что можно держаться, и на этот раз я ее из рук не выпущу.
Я долго думал, что смогу опереться на Бенгта. Он был не такой, как другие, относился ко мне иначе, чем остальные, и видел во мне человека.
Но даже Бенгт меня недооценил. Он не понял, что я замечаю то, чего не видят другие. Несколько раз я наблюдал за ними, когда они думали, что рядом никого нет. Мама и Бенгт целовались, обнимались и лапали друг друга. Каждый миллиметр моего тела просто пел. Мама и Бенгт. Может, у меня наконец появится настоящая семья и папа. Но когда я сказал Бенгту, что видел их вместе, он превратился в тень, в пустую оболочку самого себя. В ответ на мой вопрос, можем ли мы с мамой теперь переехать к нему, он рассмеялся: «Ну и фантазии у тебя, малыш».
А чего я хотел? Напридумывал себе всякого. Мама нравилась ему, но не в этом смысле.
Бенгт ее растоптал. Разбил ее сердце и даже не заметил.
А потом эта история с Элис. Мы сидели в бассейне, и я спросил, можно ли мне посмотреть на ее письку. Мне было любопытно, и все. Она сказала: можно, и ей не было больно. И только потом, когда на меня заорал Бенгт, она расплакалась.
После этого все изменилось. И Бенгт тоже. Он ничего не говорил, но это было ясно.
А потом все само собой совпало.
Стоял такой совершенно шведский летний день. Под голубым небом в живой изгороди из туи пели птицы. Бенгт приставил стремянку к стене дома и полез наверх с кисточкой и банкой краски, чтобы покрасить чердачные рамы. Он улыбнулся, когда увидел меня. Я ничем себя не выдал. Нужно было всего лишь раз решительно толкнуть лестницу — и готово.
Помыв машину, я переодеваюсь и иду на кухню к маме. Теперь она редко сидит там за столом. Жалюзи подняты, пахнет свежестью.
В одной руке у мамы спрей, в другой тряпка. На лице сияет улыбка.
— Ты куда? — спрашивает она.
— Покатаюсь на велике.
Еду мимо супермаркета и школьного двора, через туннель на другую сторону. Площадь, как пудрой, покрыта тонким снегом, а ветки деревьев сверкают кристалликами изморози.
С детской площадки доносятся смех и веселые крики.
На подъемнике канатки стоит в предвкушении Вильям, рядом на качелях сидит Белла, болтая ногами.
Я слезаю с велосипеда и здороваюсь.
Белла хохочет. Мы давно не виделись.
— Можешь меня раскачать?
— Конечно.
Я смотрю на канатку, Вильям только что прокатился и спрыгнул. Я толкаю вверх качели. Белла стремительно летит в серое небо.
— Прямо в космос! — кричит она.
Вильям, понурив голову, садится на соседние качели. Елозит ногами по песку, но ничего не говорит.
Я понимаю, почему он тогда на меня нассал. Я поступил бы так же. Иногда, если речь идет о выборе между собой и другим, ты выбираешь себя. Так делают все нормальные люди.
— Тебя тоже раскачать? — спрашиваю я.
Вильям с сомнением смотрит на меня из-под шапки. Я улыбаюсь. Только простак ведется на первую же приманку. Жертву надо обмануть, внушить чувство безопасности. И всадить нож в спину тогда, когда она меньше всего этого ожидает.
— Лови меня, Фабиан! — кричит Белла и прыгает с качелей, отпуская веревки.
Я приседаю, раскрываю руки и ловлю Беллу в объятия. Мне приятна ее близость.
— Я хочу, чтобы ты был моим старшим братом, — говорит она.
Я беру ее за руку, и мы идем к канатке.
— Может, так и будет.
— А-а-а-а…
На лице у Беллы вспыхивают тысячи звезд.
Так похожа на свою мать.
Хотя я помню Бьянку другой. Страх в ее глазах. Подозрение. Догадка. Наши взгляды встретились на сотую долю секунды, но этого было достаточно. Она знала. Она поняла. Сотая доля секунды — и я нажал на педаль газа.
Благодарности
Благодарю Астри, Матильду и всех сотрудников «Ahlander Agency». Благодарю Терезу, Джона, Лизу и других сотрудников «Ester Bonnier». Без вас этой книги не было бы. Также благодарю за ценную помощь Эмму Линдстрем, Бригитту Экстранд, Монику Вислер и других.