– Да, – весело подтвердила племянница.

– Тебе лучше не переедать, – проворковала тетя.

– Всего-то тортик, – хмыкнула Анита, – супа нет, котлет тоже!

– Рыбонька, не кушай, – попросила Энн.

– Почему? – расстроилась племянница.

– Ну… так принято, – не совсем удачно ответила Богемская, – мужчинам нравится воздушность дамы.

– Торт не помешает, – стояла на своем Анита.

– Конкретно, не надо, – заявила Рита.

– Почему? – капризно повторила красавица на выданье.

Светина взяла бутылочку с клеем и высказалась:

– Сожрешь жирное, сладкое и сядешь к мужику в машину. Через короткое время у тебя в животе начнется революция. Сначала пукать примешься, потом обгадишься. Замуж засранку точно не возьмут!

Я икнула. Что-то ты, Степа, в последнее время часто икаешь! Ох, зря Светина не держала язык за зубами. Вот и конец карьере, которая не успела начаться. Сейчас Анита убежит!

– Да? – протянула племянница. – Об этом я не подумала. Ладненько. Не стану есть тортик.

– И правильно, – одобрила Марго, – наешься, когда вернешься.

Глава двадцать вторая

– Девочки, вы кудесницы, – зааплодировала Энн. – Анита, ты шикарно выглядишь!

Племянница глянула в зеркало:

– Ну…

– Что не нравится? – спросила я. – Исправим.

– Это не я! – сообщила неюная девица.

– А кто? – удивилась Рита.

– Ну… – повторила клиентка, – ну… брови такие, ресницы, губы, глаза, волосы – все чужое! Верните меня!

– Деточка, – запела Богемская, – поверь, ты прекрасна. Сейчас Степа вещички тебе подберет!

– Куда вас пригласили? – подхватила я.

– А вам зачем это знать? – надулась Анита.

– Если гулять в парке при луне, тогда уместнее будут брюки, джинсы, – улыбнулась я. – Но в театр в таком виде вы же никогда не явитесь?

– Почему? – искренне удивилась Анита. – У меня есть любимый розовый костюмчик. Я натягиваю его и куда угодно хожу в нем. Сейчас!

– Ниточка, ты куда? – растерялась Энн.

– Ща вернусь, – пообещала племянница и пропала за дверью.

– Девочки, – затараторила Богемская, – умоляю, не обижайтесь! Анита живет далеко от Москвы, там какая-то своя мода существует.

Энн оглянулась на дверь и зашептала:

– Мы с ее мамой полярно разные люди. Анжелика всегда хотела заниматься домом, кашу варить, котлеты жарить. А меня тошнит при одной мысли о готовке. Лика сразу после окончания школы вышла замуж за военного и уехала из Москвы с криком: «Ненавижу мерзкий город!» Живет она теперь в… в… в… Трудно описать кратко поселение.

– Медвежий угол, – подсказала я.

– О нет, Степонька, – возразила Энн, – медведи в тот угол не забредают, даже Топтыгиным там тошно. Что есть у Анжелики? Изба, огород, лавка у забора, соседки, семечки, куры, корова, раз в три месяца поездка в райцентр. Туда на автобусе четыре часа катить. Все! Я бы с ума сошла! А Лика счастлива. Старшую дочь она по местным меркам очень удачно замуж выдала за главврача больницы. Таня теперь живет в городе, куда ее мамаша на автобусе катается. Татюша – местная элита. Аниту же Анжелика никак с рук сбыть не может, поэтому прислала ее ко мне. Вы не представляете, в каком виде я девочку в аэропорту встретила! М-м-м!

– Сколько лет вашей племяннице? – поинтересовалась Рита.

– Тридцать девять, – вздохнула Богемская, – я в ее возрасте уже четвертый раз была замужем и всегда повышала градус. Кто мои мужья? Музыкант, политик, бизнесмен, граф! Я не опускалась ниже по социальной лестнице! Господи! Видели бы вы жуткое одеяние цвета Барби-пенсионерки, в котором Нита…

Дверь открылась, пред нами предстала Анита. Энн замолчала, а я икнула. Степа, тебе пора купить какие-то противоикотные таблетки и пить их регулярно!

– О боже, – простонала Энн, – вот и он, апофигей моды угла, куда не забредают медведи. Степашечка, что скажешь?

– Э… э… э… – пробормотала я, рассматривая спортивный костюм от фирмы «Джокки», остромодный в начале двухтысячных годов, – э… э… розовый цвет… освежает. Надпись Love, которая переливается разноцветными стразами, притягивает взор, плюшевая собачка, что висит на замке молнии, добавляет игривости, искусственный мех опушки капюшона, манжеты и отвороты брюк говорят нам: дама «зеленая».

– Сама такая, – обиделась Анита. – Где ты зелень увидела?

– Зелеными называют людей, которые берегут природу, выступают против убийства животных, – объяснила Энн. – Ты выбрала вариант с мехом Чебурашки, что характеризует тебя с лучшей стороны, это модно.

– Нет, – опять возразила племянница, – просто мама пожадничала. Я хотела костюмчик с настоящей норкой, а она купила тот, что подешевле! Вот тетя Таня своей ненаглядной Катьке купила дорогой. К нему прилагалась жилетка из настоящего меха, а не из плюшевой крысы. Между прочим, Катюха замужем, ей Петька денег полные сумки отсыпает. И мамашка старается. А моя вечно экономит! Обидно, однако!

– Есть проблема с размером, – заворковала я, – такой костюм всегда лучше брать на размер побольше. Оверсайз в данном конкретном случае уместнее. А сейчас я вижу костюм в обтяг, он не очень хорош.

– Вы мне надоели, – затопала ногами Нита, – отстаньте! Я приехала в Москву замуж выходить. Чего пристали? Хочу идти в любимом костюме! Все!

– Солнышко, – снова завела Энн, – мы тебе плохого не посоветуем.

– Хочу носить то, что хочу! – взвизгнула красавица.

– Дорогая… – начала Богемская.

И тут Маргарита сделала то, чего никогда не совершит ни один человек, который работает с клиентом, тем более с тем, к кому он пришел впервые.

– Да ладно вам ее уговаривать, каждая баба повариха своего несчастья, – заявила Рита. – Ну, вернется в свою деревню, ну, не выйдет замуж, ну, не найдет себе мужика, а заведет десять котов. Вам-то, Энн, какая печаль? У вас полный о’кей по всем углам. Анита, охота тебе позориться и дурой казаться? Щеголяй в костюме, который в столице даже безумные семиклассницы носить перестали. Флаг тебе в руки и пинок в зад, носовое полотенце в пальцы!

Я икнула аж три раза. Но поскольку я уже поняла, что теперь мой организм реагирует на разные раздражители громким немелодичным звуком, то не занервничала. В конце концов, у каждого свои недостатки, кто-то косолапит, кто-то вечно ноет, а я икаю!

– Носовых полотенец не существует, – отозвалась Анита, – есть платки.

– Не-а, – возразила Светина, – тебе понадобится полотенце для слез, пролитых без мужиков. Крохотной кружевной тряпочкой ты не обойдешься.

– Я красавица, – сдвинула брови племянница Энн, – ко мне все побегут.

– Да никогда, – засмеялась Рита, – в столице полно стройных невест, умных, роскошно одетых, с дорогими машинами, богатыми родителями. Все парни к ним кинутся. Тетка, похожая на водонапорную башню, которая натянула на себя изделие номер два в стразах, вызовет смех до икоты!

– Изделие номер два? – заморгала Нита. – Чего это?

– Презерватив так прилично называют, – охотно растолковала Светина.

Я незамедлительно икнула.

– Во! Слышала? – обрадовалась Маргарита. – Степанида уже начала. Даже она, мегапрофи, которая при виде коровы с бакенбардами в балетной пачке даже ухом не поведет, даже Степа икает. Нет, Анита, уедешь ты домой без колечка на пальчике!

Рита замолчала, Богемская села в кресло и произнесла:

– Ик!

Потом Энн схватила бутылку с водой и начала пить прямо из горлышка. Я же с трудом подавила желание заорать: «Марго мне никто! Я увидела ее вчера впервые». Ну, все! Сейчас Богемская нас вдвоем точно из дома выкинет!

– Делать-то что? – всхлипнула Анита. – Я замуж хочу. На свидание меня пригласили.

– Не реви, макияж порушишь, – велела Рита.

Слезы самым волшебным образом высохли на лице Ниты.

– Ага! Не буду.

– Молодец, – похвалила ее Светина, – слушай Степу! Скидывай розовый мрак в стразах. В нем только на огороде пугалом стоять. Вороны делянку за километр облетать будут. Ежи от страха обделаются. Правда, последнее неплохо, типа бесплатное удобрение.

Анита безо всякого стеснения в одну секунду вылезла из любимого костюмчика.

– И что натягивать?

Я встрепенулась, сбросила оцепенение и включила стилиста.

– Наша задача – подчеркнуть достоинства и скрыть маленькие недостатки фигуры. У вас тонкая талия, красивая грудь, но широкие бедра. Для вечернего похода в ресторан прекрасно подойдет вот это платье.

– Оно темно-синее, – скривилась Анита, – скучное, я в нем старухой выглядеть буду! Мой любимый цвет – ярко-розовый.

– Забудь о нем, – отрезала Светина.

– Почему? – возмутилась клиентка.

– Ты в нем как мать всех поросят! – нашла подходящее сравнение Светина.

– У платья декольте, оно покажет часть груди, – вела я свою арию, – пояс подчеркнет талию, а маленькую проблему прикроет юбка правильного кроя.

– У меня нет проблем! – надулась Анита.

– Тут не поспоришь, – живо отреагировала Рита, – у тебя нет проблем, зато есть громадная задница! Не спорю, есть парни, которые от такой в восторге! Но не надо пирог целиком на тарелке выносить. Начнем с декольте! Потом на втором свидании его спрячем, выставим корму судна. Вот тут парня интерес охватит. Ух ты! А что у нее еще есть? Сразу вываливать все меню неправильно. Решай, что первое выставляем? Сиськи или попу?

Анита бросилась к синему платью:

– Его натягиваю.

– Уфф, – выдохнула Энн.

Глава двадцать третья

– И как вам это? – спросила Анита, глядя на нас.

– Бюст э… э… он не очень пышный, – осторожно заметила Энн.

– Бюстгальтер неудачный, – сказала я, – без поддержки. Анита, у вас есть другое белье?

– А чем это плохо? – ответила красотка. – Лифчик удобненький, старенький, мягонький, нигде не тянет, не трет.

– И погано выглядит, – дополнила Марго, – тебе нужен особый бюстик для красоты большого размера. Иначе все похоже на…

– Марго, – быстро перебила я «француженку», – мы решим эту проблему.

– Тетя, у тебя есть нужный бюстик? Одолжи мне, – попросила племянница.

Светина заржала:

– Анита, ты хоть иногда думай, что говоришь. Во-первых, чужое белье не носят. А во-вторых, Энн похожа на комарика. Сомнительно, что она вообще лифчиком пользуется. А уж в бюстгальтере твоего размера графиня как в гамаке качаться сможет!

Богемская расхохоталась:

– Марго, я тебя обожаю.

– Ты мне тоже нравишься, – улыбнулась Светина. – У тебя есть то, чего нет у всех: хорошее воспитание.

– В запасе у нас есть корсет, – вспомнила я, – совершенно новый. Мне его дали в магазине в подарок. Лежит давно без дела, потому что он большого размера и странного кроя.

– Покажи! – велела Маргарита.

Я порылась в своем чемодане и вытащила пакет:

– Смотри.

Светина вытащила белье, несколько секунд в задумчивости смотрела на него, потом хлопнула в ладоши:

– Есть решение! Энн, у тебя есть одноразовая посуда? Не бумажная, а пластиковая! Не та, которая гнется, а твердая?

Хозяйка взяла телефон:

– Надя, принесите мне все тарелки для пикника в лесу.

– Шикарненько, – пропела Рита. – Анита, влезай в корсет, сейчас мы его чуток подрихтуем, и ты у нас будешь лебедь белый, клюв розовый.

В ванной комнате появилась горничная с большими коробками.

– Не уходи, – велела ей Светина и начала рыться в запасах, приговаривая: – Дерьмо, еще дерьмее, совсем дерьмятина! Поросятина!

Энн вскочила:

– Поросятина? Здесь? У меня?

Маргарита показала на посуду:

– Сплошная поросятина, я с трудом нашла кое-что более или менее подходящее.

– Уфф, – выдохнула Богемская.

– Дайте мне ножницы, – потребовала Светина, – и через пять минут мы получим дивный результат.

Спустя короткое время я окинула взглядом Аниту и улыбнулась:

– Красавица!

– Дорогая, ты прекрасна, – восхитилась Энн.

– Ничего так, – одобрила Светина. – Нита, самой-то как? Посмотри в зеркало!

– Не хочу, – заныла та, – мне плохо.

– Назови место, в котором чувствуешь дискомфорт, – потребовала Рита.

Анита оттопырила губу.

– Ты мне в лифчик запихнула одноразовые тарелки! Думаешь, приятно, когда на них грудь лежит? Пояс затянули так, что я еле дышу, ноги на каблуках подкашиваются. Везде плохо.

– Ради красоты можно и потерпеть, – менторски заметила Энн.

– Фиг с ней, с красотой, – разозлилась Анита, – дайте мне мужа, и до свидания! Зачем такие мучения? Да я даже конфетку съесть не смогу, желудок к спине поясом прижали.

– Меньше жрешь, лучше выглядишь, – отрезала Светина. – Нита, я никогда не встречала мужика, которому на первом свидании понравится мадам в трениках и с ведром жареных крылышек в лапе. Сидя у телика в растянутых штанах, ты можешь лопать курятину после свадьбы. А пока Мендельсон свою оперу не спел, придется тебе изображать фею, которая росой питается, любит футбол, рыбалку, млеет от разговоров про хоккей.

– Терпеть все это не могу! – фыркнула Анита. – Обожаю шоу «Правда про всех». Там иногда дерутся! Так и жду момента, когда кто-нибудь кому-то вмажет!

– М-м-м, – простонала Энн.

– За Анитой приехали! – закричал женский голос.

– Дорогая, сделай одолжение, улыбайся, – попросила Богемская.

– Не хочу, – капризно ответила племянница.

– Правильно, скорчи рожу, – засмеялась Марго, – вот тогда точно всю оставшуюся жизнь проведешь с котом, вместе дерьмо на диване жрать будете.

Анита растянула губы.

Мы вышли в комнату и увидели мужчину лет сорока пяти.

Я икнула. Жених нарядился в костюм, который ему был «слегка» мал. Пиджак чуть не лопается под напором отнюдь не худенького тела, шея, которую стянули галстуком, покраснела, волосы слишком блестят, вероятно, их намазали дешевым укладочным средством.

– Добрый вечер, – сказал красавчик, – я Дима Хворкин, приехал за Анитой.

– Я здесь, – кокетливо произнесла девица-красавица, – вот она я!

Мужик протянул ей три мятые гвоздички в прозрачной целлофановой упаковке.

Анита смутилась:

– Это мне?

– Конечно, – кивнул кавалер.

– Очень приятно, – обрадовалась племянница Энн, – мне никогда не дарили цветы.

– Вы на машине? – спросила Рита.

Кавалер кивнул.

– Подвезете меня до метро? – осведомилась Светина.

Я дернула ее за кофту, но поздно.

– Конечно, – согласился потенциальный жених, – пойдемте.

– О нет, – засуетилась Богемская, – Марго, давайте поужинаем, потом я вас на машине отправлю.

– До дома? – уточнила Маргарита. – До подъезда?

– Не волнуйся, дорогая, – сказала Энн, – тебя внесут в апартаменты на руках.

Я онемела. Богемская обратилась к Светиной на «ты»? Невероятно! Попасть в узкий круг людей, с которыми Энн на «ты», не только сложно, а почти невозможно. Мне она «выкала» несколько лет, а Рита мигом попала в круг избранных.

Мы отправились в гостиную пить чай, потом водитель увез Маргариту, а я и Богемская остались вдвоем.

– На твоей очаровательной мордочке застыл вопрос, – улыбнулась хозяйка.

– Их два, – призналась я.

– Один я знаю, – заявила Энн, – тебя удивило, что мне понравилась Марго.

– Верно, – согласилась я.

Богемская сделала глоток чая.

– Люди, которые вертятся рядом со мной, хорошо воспитаны, знают, что торт едят специальной вилкой, локти на стол не ставят, некоторые слова в обществе не произносят. Они прекрасно одеты, умеют вести беседу ни о чем. Идеальные прическа, макияж, украшения прилагаются. Соблюдаются и правила разговора. Жаловаться позволительно на погоду, ужасные телешоу, длительность перелета от Москвы до Майами. Можно поныть на трудности поиска няни, гувернантки, мастера по маникюру. В остальном все прекрасно, только что купили дом в Испании, квартиру в Лондоне, яхту, заработали миллиард. Есть тьма проектов, они в стадии запуска. Вы просто везде нарасхват, звезда экстра-класса! Понимаешь, Степа?

– Да, – кивнула я, – об этом еще в своем романе «Ярмарка тщеславия» писал Уильям Теккерей.

– Браво, дорогая, – рассмеялась Энн, – абсолютно верно. Почти двести лет прошло с того времени, когда журнал Punch начал публиковать труд английского литератора, а создается впечатление, что он написал его в наши дни. Все фальшиво. Улыбки, позы, слова, поведение. Порой хочется поковырять ногтем собеседницу и посмотреть: польется кровь или сахарный сироп с ароматом шоколада! Вроде все дружат, любят друг друга, говорят комплименты, но в реальности светлых чувств нет и в помине. А Марго настоящая. Она коренным образом отличается от тусовки. Говорит, что думает, не стесняется в выражении эмоций. И ее абсолютно не волнует чужое мнение. Знаешь, солнышко, если она таковой и останется, то к ней хлынет поток клиентов.

– Почему? – удивилась я.

– Брови и ресницы получаются красивыми, – хихикнула Богемская, – и Маргарита, несмотря на полное отсутствие манер, притягивает к себе людей. Я когда-то тоже такой была. Сейчас покрылась лаком, умею щебетать правильно, но внутри меня до сих пор живет наивная Анечка со свободным языком и наплевательским отношением к чужому мнению о себе. Порой Аня оживает, затаптывает Богемскую, и я становлюсь похожей на Марго. Возьму Светину под свое крыло. Биографию ей придумаю, не стоит Рите выдавать себя за француженку-итальянку-англичанку! Сама знаешь, многие сейчас свободно владеют языками. А вот дочь царя с острова… э… Манахен, маленького такого, затерянного в Тихом океане, это самое подходящее. Марго получила уникальное образование, воспитание в древних традициях, овладела техникой создания бровей-ресниц-волос от лучшего целителя. Вот это очень понравится нашей тусовке, падкой на экзотику. Вели Марго завтра ко мне приехать. Откорректируем ее анкету и внешний вид. Я не родилась Богемской. Когда-то мне помогла графиня Вельская, которая тоже не родилась графиней. Я превращу Маргариту в дочь царя. А второй вопрос каков?

Я пустилась в объяснения:

– Когда Рита сказала: «Вот поросятина», вы занервничали и успокоились, когда поняли, что это просто словечко, не фамилия. Кто-то говорит: «Ах ты, поросенок». А у Светиной слегка другой вариант фразы.

Глава двадцать четвертая

– Ты наблюдательна, – кивнула Энн, – это редкое качество для женщины.

– Вы знали Светлану Поросятину? – спросила я.

Богемская взяла фужер с коньяком:

– Эта информация важна для тебя?

– Очень! – воскликнула я.

– Думаю, что Света умерла, – грустно уточнила хозяйка дома.

– Не совсем так, – возразила я, – она была женой Германа Наумовича Файфа. Богатого мужчины, он купил ей отель «Свет звезды». Поросятина сейчас лишилась разума, супруг оформил развод, женился на Розе Липятиной.

– Детонька, не лезь в эту историю, – попросила Богемская, – добром это не кончится.

– Не могу, – ответила я, – близкий мне человек, похоже, попал в беду. И это как-то связано со Светланой.

– Поросятина! – повторила Энн. – С такой фамилией ребенку трудно в школе. Свету постоянно дразнили. Я советовала ей поменять паспортные данные, но она уперлась:

– Единственное, что я о себе знаю, это фамилия и имя. Вдруг мама начет искать меня!

Энн сделала глоток из фужера.

– Жаль, что ты за рулем. Может, останешься ночевать? Выпьешь капельку? Соглашайся! В гостевых комнатах удобные кровати, завтрак в постель принесут.

– Никогда не трапезничала утром в постели, – призналась я, – всегда тороплюсь на работу, вскакиваю, несусь в ванную.

– Вот и попробуешь, каково это, – засмеялась Богемская.

И тут у меня зазвонил телефон, это был мой муж.

– Привет, ты где? – спросил Роман.

– Сижу у Энн, – ответила я, – она предлагает остаться у нее на ночь, соблазняет подачей завтрака в койку.

– Поставь на громкую, – попросил Звягин.

Я нажала на кнопку.

– Не соглашайся, – воскликнул муж, – выльют чай-кофе в подушки, бросят туда пару круассанов! Тебе это не понравится.

– Ромочка! Хочешь сказать, что никогда не приносил супруге поднос с завтраком в спальню? – перебила его Энн.

– А надо? – удивился Роман.

– Конечно! – воскликнула Богемская. – Степонька, как ты относишься к такому знаку внимания со стороны мужа?

– Не знаю, – улыбнулась я, – никогда не пробовала.

– Рома, у каждой жены должен быть день, когда муж ей приготовит и принесет пти дежёнэ[6]. Без этого мы несчастные! О нас надо заботиться.

– Подумаю на данную тему, – пообещал Звягин. – Если завтра утром ты мне не ответишь, я пришлю к Энн специалиста по выкапыванию жен из останков завтрака. На что угодно спорю, Степа опрокинет на себя поднос.

– Никогда! – возмутилась я.

– Стопроцентно «да», – засмеялся муж и отсоединился.

– Прекрасно, – обрадовалась Энн, наливая мне коньяк, – пара капель хорошего напитка никому еще не повредила! Со Светой мы познакомились в луже.

– Где? – изумилась я. – Бабушка рассказывала, что в Москве существовала пивная, которую все называли «Яма». Светская Москва тех лет в ней опохмелялась по утрам. Лужа – это…

– Лужа это лужа – вода на дороге, – рассмеялась Богемская. – Слушай.

Я понюхала бокал с коньяком и потянулась за пирожным. Меня легко свалит с ног капля спиртного, у меня шумит в голове даже от сидра. Мне достаточно вдыхать пары элитного алкоголя. И я сейчас позволю себе пирожное. Гулять так гулять!

Энн взяла эклер и начала рассказ.

Стоял холодный дождливый сентябрь. Богемская вышла из подъезда своего дома, направилась в магазин на углу улицы, поскользнулась и рухнула в лужу на живот. В ту же секунду перед ее взором оказалась чья-то голова.

– Здрасте, – сказала она. – Вы тоже шлепнулись? Меня зовут Света.

Богемская всегда обладала чувством юмора, поэтому она рассмеялась.

– Приятно познакомиться, я Энн. Какие у вас красивые глаза, не голубые, а ярко-синие!

Обе потерпевшие бедствие дамы поднялись, Энн стало понятно: перед ней молодая женщина, судя по одежде, провинциалка.

– Видок у нас, – пробормотала она, – просто свинский. Но я Поросятина, поэтому удивляться нечему.

– Не надо так обзывать себя из-за ерунды, – укорила ее Энн.

– Это моя фамилия, – весело уточнила Света, – Поросятина!

Богемская смутилась и предложила:

– Я живу в соседнем доме, пойдемте, умоетесь.

– Спасибо, – обрадовалась Светлана, – а то я вся вымокла.

Энн отвела коллегу по падению в гостевую ванную, выдала ей сухую одежду, угостила чаем. У женщин завязался разговор, в процессе которого Энн узнала, что ее новая знакомая – жена Германа Файфа.

Это ее удивило. Фамилию мужчины Богемская слышала от разных людей, знала, что бизнесмен не беден, но почему тогда на его супруге дешевая куртка, сшитая гастарбайтерами в каком-то подвале. А обувь Светы выдает себя за ботинки Шанель, но Коко в гробу переворачивается, глядя на то, что прикидывается ее творением. И стрижку новая знакомая, похоже, делала за углом вокзала города Тьму-Тараканска.

Энн подумала, что гостья привирает, просто хочется ей быть женой богатого человека, и сразу потеряла к ней интерес и расположение. Окончательно уверилась она в справедливости своих мыслей, когда Поросятина перед уходом робко спросила:

– Можно мне одну пироженку с собой взять? Угощу на работе Ксюшку, она сладкое любит.

– Конечно, дорогая, – улыбнулась Богемская, сложила в коробку все корзиночки, эклеры, вручила Светлане, проводила ее до лифта, захлопнула дверь в квартиру, посмотрела в зеркало и сказала себе: – Любимая, когда в следующий раз обнаружишь в луже тетку, не приглашай ее к себе, нарвешься на очередную Поросятину, жену олигарха.

После ужина Энн легла на диван в гостиной, взяла гламурный журнал, стала его перелистывать и увидела репортаж со дня основания одного крупного банка. Празднику посвятили аж четыре разворота, банк не скупился щедро платить за пиар. Богемская рассматривала снимки и зевала. Никаких новых лиц не видно, все те же люди. А потом ее взгляд упал на фото, на котором были мужчина и… Поросятина. Подпись гласила: «Мероприятие посетили и редкие гости тусовок господа Файф, Герман и Светлана.

Энн потрясла головой. Перед ней сейчас было изображение той, кто попросил взять с собой «пироженку для Ксюши». Только на фото на даме было «родное» платье от Эли Сааб, на ногах сверкали лодочки Джанвитто Росси, а в руках она держала клатч фирмы «Эрмес». Драгоценности тоже стоили не копейки. Колье, серьги, браслет, несколько колец, все от Ван Клиф, все за «жирные» миллионы. Энн была заинтригована.

Примерно через месяц раздался звонок домофона, горничная доложила:

– К вам госпожа Поросятина.

Богемская живо ответила:

– Зови ее скорее.

– Простите, я без приглашения приехала, – забормотала Светлана, – не знаю ваш телефон. Шла мимо, вспомнила, как вы мне помогли. Зашла поблагодарить. Если помешала, я уйду.

– Нет, нет, я очень вам рада, – совершенно искренне ответила Энн, которую съедало любопытство. – Давайте выпьем чаю.

– С удовольствием, – согласилась Поросятина.

В тот вечер женщины поболтали о всякой ерунде и обменялись телефонами. И завязалась странная дружба. Света могла пропасть на несколько месяцев, не отвечать на звонки, эсэмэски, потом вдруг начинала писать Энн. Богемская неоднократно звала ее пробежаться по магазинам, посидеть в кафе, просто погулять. Поросятина всегда отказывалась. Не надо иметь много ума, чтобы понять: Света боится людных мест. Кино, театры, салоны красоты – все это было не для Светы. Ее радовало только одно: приехать в гости к Богемской, попить чаю с пирожными, послушать рассказы хозяйки о Париже, Милане, Лондоне, рассматривать фото, которые там сделала Энн.

Через год этих странных отношений Света, в очередной раз внимая тому, какие прекрасные вещи можно приобрести в Париже в магазине Ле Бон Марше, прошептала:

– Может, и я когда-нибудь туда попаду. Исполнится моя мечта.

Вот тут Энн не выдержала:

– Света, попроси мужа свозить тебя в город любви.

Поросятина опустила голову на грудь и беззвучно заплакала.

Глава двадцать пятая

– Прости, – испугалась Богемская, – я не хотела тебя обидеть! Извини. Светочка! Душенька! Поросятина! Давай мы с тобой вдвоем в Париж слетаем. Хоть завтра. Прямо сейчас купим билеты.

– У меня нет загранпаспорта, – призналась Света.

– Почему? – изумилась Энн. – Он сейчас у всех имеется.

Гостья молчала.

– Светик, если случилась неприятность, расскажи, в чем дело, я постараюсь тебе помочь.

– Я не Света, – вдруг произнесла гостья, – не Поросятина!

– Нет? – подпрыгнула Энн. – Кто ты тогда?

– Ира Бондаренко, – выдохнула женщина, которая стала ее подругой.

Богемская оторопела, но быстро взяла себя в руки:

– Я видела твое фото в журнале вместе с супругом, там была подпись, из нее явствовало, что на снимке Поросятина Светлана, жена Германа Файфа.

– Верно, – не стала спорить гостья, – это я. Иногда, очень редко, мне приходится посещать какие-то мероприятия. Файф не любит на публике показываться.

– Ничего не понимаю, – заявила Энн, – ты Поросятина, жена Германа, но ты не она, а Ира Бондаренко.

– Да, – всхлипнула ее собеседница.

– Можешь хоть как-то прояснить ситуацию? – попросила Богемская.

– Попробую, – прошептала собеседница и начала говорить.

Ира Бондаренко – обычная москвичка, она мечтала стать актрисой, пыталась поступить в театральный вуз, но провалилась на творческом конкурсе. Девочку, которая рыдала в коридоре, заметила профессор Копылова, она читала историю театра. Анна Ивановна пожалела неудачницу, пристроила ее в театр «Звон» костюмершей.

Симпатичная девушка понравилась главному режиссеру, и тот в обмен на постельные услуги дал ей маленькую роль в спектакле. Ира на удивление хорошо с ней справилась, похоже, у нее был талант. И пошло-поехало, вскоре Бондаренко стала примой коллектива. Десять лет Ирочка провела счастливо, она каждый вечер выступала на сцене. «Звон» – крохотный театр, аншлага в нем никогда не было, зрители не рвались на спектакли. Почему же он не прогорал? У главного режиссера была мать, известная, обожаемая народом звезда, она подчас снималась сразу в трех проектах, отлично зарабатывала и содержала сыночка вкупе с его коллективом. Отпрыск называл себя концептуальным режиссером, он ставил классику на новый лад.

Например, в постановке «Дума о Евгении Онегине» Татьяна Ларина писала письмо главному герою, сидя на собаке породы сенбернар. Режиссер хотел поставить актрису на слона, но элефант стоил дорого, и он мог проломить сцену. В театре все считали Иру женой главного, ей улыбались, кланялись, но брак с Бондаренко режиссер не оформлял. Почему? Мать ему решительно заявила:

– Пока я жива, зачем тебе жена? Чтобы в койке кувыркаться? Так для этого штамп в паспорте быстро не нужен. Ты скоро сопьешься, умрешь, вдова получит и твою квартиру, и театр. Мне этого не надо. Если я уйду раньше тебя, делай что хочешь. А пока я жива, никаких жен с пропиской.

То ли мамаша имела ведьминский дар, то ли она очень хорошо знала сына, но режиссер через десять лет после знакомства с Ирой умер от белой горячки. На следующий день Ира оказалась на улице с маленькой сумкой. Из театра ее тоже выгнали, да и коллектив развалился, великая актриса перестала делать денежные инъекции. Ира побежала к театральному агенту, рассказала, что она звезда театра «Звон». Дама рассмеялась:

– Лучше быть уборщицей в приличном коллективе, чем знаменитостью в убогом месте.

Жить Ире было негде, квартиру она по глупости потеряла, деньги отсутствовали, помощи ждать было неоткуда. Все коллеги отвернулись от Бондаренко, хорошие отношения с ней сохранила только самая пожилая актриса, Ольга Павловна Байдина. Она с кем-то поговорила, и Ирочку взяли горничной в отель «Свет звезды».

Ольга Павловна строго предупредила Иру:

– Тебя пристроить на службу почти невозможно. Образования высшего нет, только аттестат школьный. И не восемнадцать лет тебе. В театр никогда тебя не возьмут, разве что гардеробщицей. Я поговорила со своим другом, он помог. Гостиница маленькая, народу мало. И решен вопрос с квартирой, жить будешь на месте, комнату дают. Сэкономишь на транспорте. Но есть одно условие: ты никому не рассказываешь о том, что происходит в отеле. Постояльцы требуют соблюдения тайны их пребывания.

Конечно, Ира пообещала молчать даже под пытками. И почти сразу ей стало понятно: на гостиницу это заведение не походит. Три домика в Подмосковье разделяли высокие кирпичные заборы. Персонала было минимум. Светлана Поросятина и Ира. Все было сделано для того, чтобы гости сохраняли полную анонимность. На ресепшен звонил мужчина и говорил:

– Номер два сегодня въезжает. В случае чего-то непредвиденного звоните.

Телефон, по которому следовало обращаться, всякий раз менялся. Света шла в домик, проверяла, все ли там в порядке, открывала дверь, ворота и уходила, оставив на столе в кухне ключ от дома и пульт от глухих железных ворот. Постояльцев обе женщины никогда не видели, им запрещалось даже проходить мимо строения, в котором кто-то находился. И все домики никогда никто не занимал одновременно, заселялся только один.

Спустя какое-то время тот же мужской голос сообщал по телефону:

– Номер два свободен.

Света брала ключи, звала Иру, они шли в номер и начинали уборку. То, что в отеле творится нечто непотребное, порой страшное, Ира поняла быстро. Гости оставляли после себя полное безобразие. В порядке вещей было уносить окровавленные простыни, собирать горы пустых бутылок, коробок из-под еды. Ресторан в гостинице отсутствовал, даже воды в бутылках там не было. Но постояльцы никогда не обращались к администрации, все необходимое они привозили с собой.

Как-то раз женщины нашли на полу в доме девочку лет восьми, всю в крови, без сознания. Это был тот случай, когда следовало использовать аварийный телефон. Горничные кинулись в офис, мужской голос равнодушно сказал:

– Не покидайте ресепшен. Позвоню, когда можно выйти. Сидеть тихо. Той, которая высунется на улицу, не поздоровится.

С восьми утра до полуночи Ира и Света тряслись в служебном помещении, они поостереглись даже в будку у забора сбегать. Потом раздался звонок.

– Можете передвигаться.

Уборщицы поспешили на объект и ахнули. Помещение убрали, вымыли и продезинфицировали, в воздухе витал запах хлорки.

– Я тут больше работать не могу, – заплакала Света, – конец! Уезжаю.

– Эй, ты куда? – испугалась Ира.

– Так я тебе и сказала, – фыркнула Света, скрылась в комнатушке, где жила, и вышла оттуда с небольшой сумкой.

– Порядки ты знаешь, – заявила она Ире, – когда в следующий раз позвонят, скажи: «Светы нет, она уехала туда, где ее не достанете». Чао тебе!

На дворе стоял солнечный день, на Свете была кофта с V-образным вырезом, шею украшала цепочка из желтого металла, на ней висел медальон, усыпанный камушками.

Луч солнца проник сквозь маленькое окошко и упал на украшение. Оно заискрилось, заиграло разноцветными огоньками.

– На тебе бриллианты, – ахнула Ира.

– Представь себе, да, – кивнула Поросятина, – я не расстанусь никогда с этой подвеской.

И пошла к двери.