— Она уже знает.

— Не может быть. Даже словом не обмолвилась.

— Кому нужно, тот знает, — отвечаем мы в один голос, и я ловлю себя на том, что смеюсь вместе с Джаззом, что не забыла, как это делается. Бойфренд Эми, он всегда был для меня кем-то вроде большого старшего брата.

— Нам нужно организовать встречу, — говорит ему Эйден. — Между Кайлой и ее мамой. Но только чтобы Эми ничего пока не знала.

— Конечно. Пиши записку. Кстати, вспомнил. — Джазз достает из кармана коробочку. — Тебе письмецо.

— Что это? — спрашиваю я, с интересом разглядывая странную штучку.

— Полагаю, последняя весточка от Ди-Джея. — Мак берет коробочку.

Смотрю на Джазза, раскрыв рот.

— Хочешь сказать, ты тоже во всем этом участвуешь? Вместе с остальными? — У старшего брата свои секреты.

Он усмехается:

— Всегда был у них на посылках, только теперь, как компьютерное сообщение отключили, бегать приходится больше. Но тебе-то, как я понимаю, это знать не полагается.

Я шлепаю его по руке. Подумать только, сколько всякого разного происходит в жизни других людей чуть ли не у тебя под носом, а ты об этом понятия не имеешь. Ни малейшего.

Мак открывает коробочку.

— Прекрасно, наконец-то. — Он раскрывает ладонь: коммуникатор. И тут же, словно по сигналу, прибор негромко жужжит.

— По-моему, это для тебя. — Мак поворачивается к Эйдену. Тот отвечает и выходит из комнаты.

Мы с Маком переглядываемся.

— Ди-Джей уже знает, что случилось? — вполголоса спрашиваю я.

— Я бы удивился, если бы он не знал. Но, может быть, ему захочется получить отчет из первых рук.

— А что случилось? — спрашивает Джазз.

— Поверь мне, тебе лучше не знать.

Пока Мак и Джазз обсуждают план — когда и где организовать мою встречу с мамой, — я перемещаюсь в кухню и делаю себе тост. Согласится ли Ди-Джей с нашим планом? А если решит, что нам нечего предъявить обществу? Если наложит вето? Без его помощи нам не пробиться к широкой аудитории.

Выхожу из кухни, иду в заднюю комнату. Стучу. Вхожу.

Эйден все еще разговаривает с Ди-Джеем и, поймав мой взгляд, жестом просит помолчать.

— Какие у нас временные рамки?.. Не уверен, что… Понятно…

— Дай мне поговорить с ним, — вмешиваюсь я.

Эйден выразительно тянет себя за волосы.

— Хорошо. Тогда поговорите с ней. — Он протягивает мне коммуникатор.

— Алло?

— Привет, Кайла. Эйден как раз рассказывал…

— Послушайте меня. Нам нужно выйти к людям как можно скорее. Хватит ждать, пока что-то еще пойдет не так. Мы должны идти вперед и…

— Притормози. Я согласен с тобой.

— Согласны?

— И вот что, Кайла, дорогая… Знаю, у тебя трудное время. Мне очень жаль. — Он замолкает, но на этот раз я не спешу заполнить паузу. Да и что сказать? — Эйден хочет, чтобы я вывез тебя из страны.

Бросаю в Эйдена убийственный взгляд.

— Я никуда не поеду.

— Вот и молодец. Думаю, мы привлечем тебя к нашему кинопроизводству. Эйден рассказал мне о записи Стеллы, других материалах в камере, возможном участии Сандры Дэвис. Без тебя ничего не получится.

Эйден получает еще одну стрелу.

— К ней мы еще не обращались. Может и отказаться.

— Так или иначе, все нужно подготовить к завтрашнему дню, иначе придется несколько месяцев ждать следующей возможности. Это довольно сложно объяснить, но, в общем, речь идет о выборе правильного момента для подключения к спутнику. Завтра наше вмешательство можно будет замаскировать солнечной активностью, если совместить передачу с геомагнитной бурей. А тут еще и погоду подходящую обещают, с грозой, так что все сыграет нам на руку.

— Завтра? Так скоро? — Я поворачиваюсь к Эйдену. Он пожимает плечами.

— Сможешь?

— Подождав, можно получить дополнительные свидетельства, о большем рассказать. С другой стороны, не стоит забывать о том, что случилось в церкви Всех Душ. Вот так-то.

— Да. Мы сделаем.

— Такой настрой мне нравится.

— Ди-Джей! Есть вопрос.

— Выкладывай.

— Слышали, что рассказала доктор Лизандер? Насчет кого-то наверху, кто подправлял мои больничные документы?

— Да.

— Вы узнали что-нибудь обо мне? О моей ДНК?

Едва заметная пауза перед ответом:

— Пока нет. Работаю.

Глава 37

Тревожно. Неспокойно. Не могу усидеть на месте. Эйден смотрит на меня.

— Что с тобой?

— Ничего. Все. — Смотрю на часы. — Она опаздывает.

Он тоже смотрит на часы.

— Только лишь на двадцать секунд. Все будет хорошо.

— Я просто не хочу, чтобы с ней что-то случилось. Иногда мне кажется, что каждому, кто приближается ко мне, приходится платить за это высокую цену. Не хочу втягивать ее в это.

Эйден берет меня за руку.

— Потому что тебе не все равно. Потому что ты бережешь ее. — Ничего больше он не говорит, но я знаю, о чем думает.

— Я не могу уехать.

— Знаю. — Он вздыхает. — Ты такая, какая есть. Но я должен был попытаться.

Дверь открывается.

— Мама! — Я вскакиваю и бегу к ней. Она быстро раскидывает руки и крепко меня обнимает. Видит за моей спиной Эйдена.

— Кто это?

Он поднимается.

— Рад познакомиться, мэм. Я — Эйден.

Она поворачивается ко мне. Качает головой:

— Ты почему вернулась? Здесь слишком опасно.

— То же самое и я пытался ей объяснить, — говорит Эйден, — но она и слушать не желает. — Они переглядываются.

— Упрямица, да? Ладно, тогда зачем я здесь?

— Нам нужна ваша помощь.

Мама садится, и Эйден рассказывает ей о наших планах.

— И что же, трансляция действительно пойдет на всю страну? И даже за границу?

Глаза ее как будто включаются, встречаются с моими и вспыхивают от волнения.

— Может и получиться. Но что, если вы ошибаетесь насчет того, что в моих силах?

— Извини, я покажу тебе кое-что.

— Что?

Я достаю камеру.

— Ты ведь знаешь, кто такие Астрид и Стелла Коннор?

Она хмурится:

— Астрид Коннор ходила в школу с моей матерью; они подруги. Стелла — ее дочь. Детьми мы общались, но в последнее время — нет. Отвечать на мои звонки Стелла перестала еще несколько лет назад. — Она пожимает плечами. — А они здесь вообще при чем?

— Они — моя семья. Были моей семьей до того, как меня зачистили. Я попала к Стелле ребенком и росла у нее до десяти лет. Это к ней я тогда отправилась.

— Что? — Мама смотрит на меня круглыми от удивления глазами и качает головой. — Поверить не могу. Но я не понимаю, какое отношение это все имеет ко мне.

Мы с Эйденом обмениваемся взглядами. Я бы хотела предупредить ее, о чем пойдет речь, но он посчитал, что будет лучше, если она увидит и услышит все сама.

— Ладно. Вот запись, которую сделала сама Стелла. Она спрятала ее в моей камере, и я нашла ее там лишь недавно. Мне очень жаль, что приходится это делать.

Я направляю камеру на стену и включаю запись. Мама смотрит и слушает, и лицо ее бледнеет, а пальцы сжимают мою руку.

Запись кончается. Мама на секунду отводит взгляд, потом поворачивается ко мне:

— Если бы я знала, что планируют родители. Я никогда не понимала, почему мой отец установил правление лордеров со всеми сопутствовавшими последствиями. Думала, ему просто неизвестно, что на самом деле происходит. Теперь я вижу, что он все понимал и намеревался положить конец беззаконию. Спасибо, что показала мне запись.

— Вот почему нам нужна ваша помощь, — говорит Эйден. — Вы выступите перед показом записи Стеллы, что укрепит доверие к ней и привлечет внимание слушателей. Кроме того, у нас есть свидетель, который видел вашего сына Роберта живым уже после подрыва автобуса. Можете рассказать, что он пропал без вести.

Мама кивает.

— Я знала из другого источника, что Роберт не погиб при взрыве в автобусе, но потом исчез. Всегда предполагала, что его зачистили. Если бы мои родители смогли сказать и сделать то, что хотели, стал бы наш мир каким-то другим? Был бы со мной сын? Я хочу сказать людям то, что им самим сказать не дали. Однако дело касается не только меня — мало ли, как все может обернуться. Мне нужно подумать о безопасности Эми.

— Извините, как раз времени у нас немного, — говорит Эйден.

— Когда мы должны быть готовы?

— Завтра после полудня — самое позднее. По определенным техническим причинам наша программа должна выйти завтра вечером. Если согласитесь помочь, Джазз сможет привезти вас на машине.

Они обговаривают какие-то детали, но я просто держу маму за руку. Представляю ее шок: всю жизнь слышать одну версию смерти родителей, а потом узнать, что все было не так.

— Мне пора. — Мама крепко меня обнимает. — Позаботься о ней, — приказным тоном говорит она Эйдену и уходит.

— По-твоему, что она сделает? — спрашивает он.

Вопрос вызывает воспоминание о другом времени, когда ей пришлось решать, рассказать ли всей стране о том, что, по ее мнению, случилось с ее сыном Робертом.

Тогда она промолчала, потому что не хотела подвергать опасности нас с Эми. Будет ли по-другому в этот раз?

Не знаю. С одной стороны, я надеюсь, что она будет там завтра, а с другой — думаю, что ей бы лучше остаться в стороне.



Вечер. Эйден работает в компьютерной комнате, Мак уехал с Джаззом — подготовить технику к завтрашнему вечеру, скопировать с моей камеры аудиофайлы и фотографии и смонтировать все вместе. Ди-Джей хочет, чтобы я сделала что-то вроде вступления, объяснила, как складывается все увиденное, а вот я ломаю голову, что и как сказать, чтобы не таращиться по-идиотски в камеру.

Как изложить и осмысленно объяснить случившееся в Колледже Всех Душ? Что сказать о Бене? И наконец, что сказать о собственной жизни? Безумной, путаной, поломанной лордерами жизни, своей и всех тех, с кем она была связана.

Расхаживаю по передней. Под ногами путается Скай. То и дело спотыкаюсь об него и осыпаю проклятиями. Дверь открывается, в комнату входит Эйден.

— Все в порядке?

— Просто немного не по себе, — отвечаю я, опустив голову. Смотреть ему в глаза не могу.

— Пройдет.

— Пройдет, как и все остальное? — Меня трясет, а почему — сама не знаю. Задержанная реакция? Страх? Боль?

Поднимаю голову, делаю шаг навстречу. Эйден тоже приближается на шаг. Встречаемся на середине. Он обнимает меня осторожно, заботливо, как сестру или ребенка. Опускаю голову ему на плечо. Ощущение другое, потому что Бен был выше. Эйден гладит меня по волосам, старается успокоить, но получается не очень хорошо, и, наверно, так, как раньше, уже не будет, потому что в душе пустота. Прижимаюсь к нему все теснее и теснее. Сердце стучит быстрее и быстрее. Его или мое? Поднимаю руку, притягиваю его голову, целую. Что делаю — не знаю и знать не хочу. Внутри меня — пусто, холодно, мертво, а Эйден — теплый и живой.

Сначала он отвечает на поцелуй, но потом понемногу, бережно меня отстраняет и качает головой:

— Не так.

И тут я начинаю плакать. Почему? Еще одна потеря, еще одна холодная пустота. Он тянет меня к дивану, накидывает мне на плечи одеяло.

— Не уходи, — говорю я.

— И не собираюсь. Пока сама не прогонишь. — Тем не менее Эйден встает. — Сейчас вернусь.

Он идет по коридору и возвращается с гитарой.

— Играю нечасто, но всегда чувствую себя лучше. Закрой глаза. Завтра нас ждет долгий день. Но мы прорвемся. Я тоже там буду.

Эйден играет. Играет хорошо. Какие-то песни я знаю, какие-то — нет. Глаза сами собой закрываются, и я соскальзываю в темный, без сновидений сон.

Глава 38

Метеопрогноз сбылся. Я бегу, а холодный ветер рвет ветви деревьев и кружит в вихре мертвые листья.

Проспала допоздна, вот и пришлось бежать, и даже в глаза Эйдену после прошлой ночи посмотреть не осмелилась. Ожидала споров или сопровождения, но никто задерживать не стал — отпустили.

Бегу по дорожке вдоль канала, и мили улетают за спину. Цель ближе и ближе. Бегу не просто так, чтобы выпустить пар. Но смогу ли найти?

Поначалу не получается. Я знаю, что нахожусь где-то близко к нужному повороту тропинки и дереву с низкими ветками неподалеку от нее. Перехожу на легкий бег, потом на шаг и, наконец, вроде бы вижу нужное дерево. Лезу вверх по веткам, а ветер безумствует, словно вознамерился сбросить меня на землю. Щурюсь, чтобы пыль не попала в глаза. Сколько еще ползти? Решив, что забралась слишком высоко, смотрю вниз. Случиться с ним могло что угодно: могла утащить птаха или белка, любительница всего, что блестит; ветка могла сломаться; ветер сорвать. В конце концов, я могла ошибиться, выбрать не то дерево. Теперь я не бегу, я замерзаю. Щупаю вокруг себя окоченелыми руками, с трудом сохраняя равновесие на деревянных ногах.

Я уже готова сдаться, отказаться от поисков, когда пальцы задевают что-то холодное, металлическое. Поворачиваюсь, тянусь и снимаю его с ветки, на которую сама же и повесила. Кольцо Эмили. Крепко сжимаю и начинаю спускаться.

Уже на земле читаю, щурясь, надпись на внутренней стороне: \"Эмили и Дэвид навсегда вместе\". Кольцо я сняла с ее пальца, когда оба были мертвы, жертвы лордеров и Зачистки, как и многие другие. Их возвратили как нарушителей контракта, когда она забеременела: все их преступление состояло в том, что эти двое полюбили друг друга. Мне нужно ее кольцо, нужна причина, за которую я могу держаться, которая проведет меня через то, что предстоит сделать сегодня. Я уже собираюсь положить кольцо в карман, но потом надеваю его на палец и пускаюсь в обратный путь.



После душа выхожу в кухню, где Мак делает сэндвичи.

— Все в порядке? — спрашивает он и тут же дает задний ход. — Да, глупый вопрос. А есть что-то такое, что я могу поправить?

— Нет, спасибо. — Я улыбаюсь ему.

— Улыбка? Наконец-то. Садись и поешь, пора отправляться. Эйден! — Он повышает голос. — Ланч!

Эйден входит, одной рукой обнимает меня за плечи и садится напротив. Смотрит мне в глаза, кивает, и его спокойный, ровный взгляд говорит, что все в порядке. Узел тревоги внутри меня ослабевает; немного, но достаточно.



— Добро пожаловать в мою киностудию. — Мак открывает дверь в заброшенный сарай. Расположенный в конце тропинки, в нескольких милях от дома, он выглядит пустынным снаружи, но, едва переступив порог, я замираю с открытым ртом. Внутри — пещера Аладдина для компьютерного гика: повсюду какое-то оборудование.

— Ты определенно установил это все не сегодня.

— Нет, конечно. Это место уже давным-давно служит одним из технических центров ПБВ. Заняться здесь есть чем: игрушек много, и самых разных. Фильмы новые. Но главное — передающее оборудование для связи со спутником. Вчера вечером мы с Джаззом расчистили место для записи.

Мы с Эйденом идем за ним мимо высокого, битком забитого всякой всячиной стеллажа, за которым и находится расчищенная площадка со стулом и завесой из брезента, скрывающей оборудование. Здесь же камера на штативе и осветительные приборы.

— Чуточку посложнее, чем моя камера. — Я трогаю карман, где она лежит с утра, после того как с нее накануне скопировали все важное.

— Нет, все просто и легко. Я покажу, а потом запишем мою часть.

Мак начинает объяснять, что к чему, но тут в дверь громко стучат.

— Эй? Есть кто? — Голос принадлежит Джаззу, а другой… маме?

Я выбегаю из-за стеллажа и вижу не только маму, но и…

Эми! Она тоже здесь.

Эми срывается с места и обхватывает меня обеими руками.

— Сумасшедшая! Никогда больше так не делай!

— Ты постриглась. — Я в полном шоке. От ее роскошных густых, темных волос осталась короткая стрижка \"пикси\".

— Ну да, знала бы, где ты да как с тобой увидеться, не устраивая спиритического сеанса, обязательно бы спросила совета. К тому же ты и сама выглядишь немного по-другому.

— Вы обе здесь, — обращаюсь я к маме, которая держалась в сторонке, но теперь подходит, обнимает нас обеих и счастливо улыбается.

— Мои девочки вместе! — говорит она. — Решение было общее, семейное. Я рассказала Эми, что происходит, а потом мы провели голосование.

— И? — спрашивает Эйден.

— Эми говорит, что упускать такую возможность нельзя. Я по-прежнему не уверена. Но нас ведь трое. Кайла?

Все смотрят на меня.

Нет. Не заставляйте меня делать это. Не заставляйте меня решать.

Я сглатываю.

— Если что-то пойдет не так, всех причастных к этому делу ждет смертельный приговор.

— Включая тебя, — указывает мама.

Пожимаю плечами. Не хочу говорить вслух, что на собственную жизнь я уже махнула рукой.

— У меня не совсем так. В любом случае за мной уже охотятся.

— Ты сказала мне однажды, что иногда самое главное — поступить правильно.

— Проблема в том, чтобы определить, что именно правильно, — говорит Эми.

Я смотрю на стоящих вместе маму и Эми. Как и меня, Эми зачистили и потом отдали в мамину семью, но это не меняет того факта, чем они стали друг для друга. Чем стали друг для друга мы все. Но мы не одни.

— Это касается не только нас, но и каждой матери и дочери, каждого отца и сына. Сейчас и в будущем.

Мама смотрит на меня и медленно кивает:

— Ладно, пусть так. Давайте за работу.

Я беру камеру. Первым выступает Мак. Рассказывает о злосчастной школьной экскурсии, когда бомбы антиправительственных террористов убили едва ли не всех ехавших в автобусе пятнадцати-шестнадцатилетних парней и девушек. Как сам получил небольшое ранение. Как его друга, Роберта Армстронга, оттащили от автобуса, в сторону от его погибшей девушки, а позже занесли в список умерших.

После Мака настает очередь мамы. Она рассказала о своем сыне Роберте. О доходивших до нее слухах о том, что он выжил, но подвергся Зачистке. О том, что никаких следов Роберта найти не удалось.

Она выдерживает паузу, смотрит мне в глаза поверх камеры.

— В моей жизни эта трагедия — не единственная. Вы знаете, кто я — Сандра Армстронг-Дэвис. Мой отец, премьер-министр Уильям Адам Армстронг, и моя мать, Линеа Армстронг, погибли от рук АПТ, когда мне было пятнадцать лет. Но и это еще не все. Мои родители намеревались разоблачить злодеяния лордеров; мой отец планировал подать в отставку и распустить правительство. Моя мать рассказала об этом школьной подруге, Астрид Коннор, которая допустила намеренную утечку информации об их местонахождении, в результате чего они погибли от рук террористов. Вы услышите об этом от Стеллы Коннор, моей школьной подруги и дочери Астрид.

Она останавливается:

— Ну как?

Стоящий за камерой Мак поднимает большой палец.

— Блеск. Спасибо.

Я перевожу дух:

— Теперь моя очередь?

— О Колледже Всех Душ могу рассказать я, — предлагает Эйден. — Я тоже там был.

Качаю головой:

— Записывала я, в камеру смотрела я, и подробностей больше тоже видела я. Так что и рассказывать придется мне.

— Точно?

— Точно. И как свидетель я знаю больше. Мам, вы с Эми можете задержаться? Не хочу, чтобы еще оставались какие-то секреты. Все должно открыться, и мне надо, чтобы вы это услышали.

Сажусь на стул. Эми поправляет мне волосы.

— У нас тут не модная фотосессия, — отмахиваюсь я.

Она показывает язык и отступает, чтобы не попасть в кадр.

— Когда будешь готова, — кивает Мак.

Смотрю в камеру, убеждаю себя, что буду разговаривать сама с собой. Больше здесь никого нет — только плюшевый медвежонок смотрит на меня из-за камеры, — так что никто не услышит ни слова.

— Привет. Я хотела бы представиться, но не могу — не знаю, кто я такая. Перед моим рождением одна женщина, о которой вы скоро услышите, оказалась на положении пленницы. Ее имя — Стелла Коннор. Однажды она узнала, что ее мать — Инспектор по контролю за несовершеннолетними, Астрид Коннор — фактически устроила убийство премьер-министра Армстронга и его жены. Чтобы дочь не проговорилась, мать посадила ее под замок. Стелла была беременна, и ее ребенок умер. И тогда Астрид дала дочери новорожденную девочку — меня, пригрозив отобрать, если Стелла скажет кому-то хоть слово, и отпустив нас на свободу. Стелла и ее муж, Дэнни, любили меня и воспитывали как родную.

В десять лет меня похитили АПТ и подвергли опытам по расщеплению сознания. Моим инструктором был террорист по имени Нико, который подстроил так, чтобы в пятнадцать лет лордеры схватили меня и стерли мою память.

После Зачистки меня направили в новую семью, но воспоминания начали возвращаться, а \"Лево\" перестал контролировать мои действия. План АПT сработал. Я снова присоединилась к террористам, но лордеры угрозами требовали работать на них.

В День памяти Армстронга я присутствовала на выступлении моей приемной матери, Сандры Армстронг-Дэвис, о которой вы также услышите. — Я умолкаю, набираясь сил, чтобы продолжить, кручу на пальце кольцо Эмили и стараюсь взять себя в руки. — Извините. К руке у меня был пристегнут пистолет. Мама стояла рядом, и я должна была, если она не скажет то, что хотели от нее террористы, убить ее. — Я моргаю, приказываю себе не смотреть на маму и Эми и продолжаю: — Я не смогла это сделать и не стала оставаться до конца церемонии. Я убежала, чтобы попытаться спасти доктора Лизандер, которую террористы захватили после того, как я же ее и предала. Позже я узнала, что коммуникатор, который дал мне Нико и который был замаскирован под \"Лево\", являлся на самом деле дистанционно управляемой бомбой. Нико планировал подорвать ее во время второй церемонии, когда, как предполагалось, я буду сидеть рядом с мамой и премьер-министром Грегори.

Беру паузу, перевожу дух, успокаиваюсь. Потом продолжаю. Рассказываю обо всем, что делала вместе с АПТ и что случилось с Нико. О бомбе, которая, как утверждали лордеры, убила меня. О поездке к Стелле, которая, как выяснилось, не была моей матерью. О походе к приюту, где я видела Зачищенных детей, и бегстве. Об Астрид и Нико, о поездке в Окс-форд и встрече с Беном, подвергшимся обработке со стороны лордеров, и его предательстве. Мой голос дрожит, когда я рассказываю о бойне в Колледже Всех Душ, снятой мною на камеру.

Смотрю прямо в камеру.

— Я до сих пор не знаю, кто я такая. Не знаю, что объединяло Астрид Коннор, Инспектора по контролю за несовершеннолетними, с террористом Нико, готовившим меня и многих других к нападениям на лордеров. Трудно, однако, представить, что она не имела отношения ко всему случившемуся со мной с самого начала и не участвовала в заговоре с целью убийства моей семьи и премьер-министра Грегори.

Одно я знаю точно: правда должна выйти на свет. Вся правда. Если каждый из нас будет знать, что на самом деле происходит, что на самом деле творят лордеры, что происходит с пропавшими без вести, то мы положим этому конец. Каждый должен знать.

Я закончила. Стою на месте, молчу, не смея ни поднять голову, ни посмотреть в чьи-то глаза. Машинально отмечаю, что Мак остановил съемку, но никто ничего не говорит. Потом слышу шаги — мама.

Она подходит ко мне.

— Прости, — говорю я.

Мама обнимает меня. Все, кто в комнате, тянутся к выходу.

— За что?

— Я чуть не убила вас, тебя и Эми. И еще многих.

— Ты же не знала про бомбу.

— Я знала, что у меня есть оружие, и думала, что применю его, что ничего другого мне не остается.

— Но не применила.

— Нет. Не смогла. Но все остальное сделала. И то, что случилось в Колледже Всех Душ, случилось из-за Бена. По моей вине.

— В заботе о другом нет ничего плохого, даже если не получается.

— Больно…

— Знаю. И вот что я тебе скажу.

— Что?

— Если бы Астрид и Нико оказались сейчас у меня на прицеле, я бы не раздумывала.

Я представляю маму в роли стрелка-мстителя и невесело улыбаюсь:

— Убивать у меня не очень хорошо получается, а вот подставлять — много лучше.

Рядом откашливается Эйден:

— Мы собираемся запускать фильм в производство. Если хотите, можете идти.

— Мне нужно увести отсюда Эми. Несколько дней поживем у друзей в одном тихом местечке, посмотрим, что будет, если… то есть когда это все попадет в эфир. — Мама умоляюще смотрит на меня. — Поедем с нами? Пожалуйста.

— Нет. Извини. Мне нужно проследить за всем.

— Ладно.

С покрасневшими глазами подходит Эми. Они с мамой еще раз обнимают меня и уходят.

Мак и Эйден заняты у компьютеров. Я привожу себя в порядок, подхожу к ним, смотрю на мониторы.

Эйден поворачивается:

— Спасибо.

— За что?

— За смелость. За то, что сделала.

Я пожимаю плечами:

— За это благодарить не стоит. Я и так слишком долго была трусихой. — Отворачиваюсь, не могу смотреть ему в глаза.

Стелла и мама. Это благодаря им я сказала правду. Они смогли, и, глядя на них, смогла я. Думая обо всем, чем я была и что сделала, стараюсь держаться, но чувствую себя так, словно внутри все — битое стекло. Ни стен, ни иллюзий, за которыми можно спрятаться, не осталось. Мама знает. И Эйден знает. А скоро узнает весь мир.

Наконец Мак объявляет, что все готово.

— Просматривать будем? — спрашивает он. — Если что, то без проблем.

— Давай прогоним, — говорю я.

Мак выводит \"картинку\" на стену. По \"экрану\" бегут титры: Знать обязан — производство ПБВ.

Фильм идет пятнадцать минут, и я приказываю себе оставаться бесстрастной и объективной. Как будто никого и ничего не знаю, как будто я — самый обычный человек, сидящий у телевизора и не ожидающий никакого сюрприза. Но с приближением эпизода с бойней в Колледже Всех Душ эмоции берут верх. Я отвожу глаза. Теплая рука ложится на плечи. Эйден. Хочу посмотреть на него, но боюсь того, что увижу в его глазах.

БУМ.

Мы все вздрагиваем, но уже в следующее мгновение смеемся — гром. Надвигается гроза. Эйден усмехается, и тут же, как будто по сигналу, звонит коммуникатор. Ди-Джей? Эйден отвечает:

— Алло? Да. Готово. — Он молчит. Слушает. — Понял, пока. — Дает отбой и поворачивается к нам. — Выходим в шесть, в самую грозу. Наш фильм пойдет вместо вечерних новостей. Он и станет вечерними новостями!

Эйден и Мак радуются, как мальчишки, и даже я проникаюсь их настроением.

То, ради чего мы все работали, вот-вот случится. И все же часть меня не разделяет общей радости. Она с теми, кто пострадал, кто ранен, кто погиб. С Флоренс, Уэнди, студентами колледжа. С теми Зачищенными детишками в приюте.

— Что такое? — спрашивает Эйден.

— Как можно праздновать? Мы же ничего не можем сделать для тех, кого нет в живых, для их семей.

Эйден кладет руку мне на плечи, и я прислоняюсь к нему.

— Мы можем помнить их, а делая то, что делаем сейчас, — остановить зло. И тогда потери будут не напрасны.

Не сговариваясь, мы умолкаем. Молчим минуту, две. Еще один удар грома, и я снова вздрагиваю. Вообще-то грозы мне даже нравятся, и чем они неукротимее, тем лучшеe. Но сегодня… Сегодня я дерганая, как…

…как Скай.

Отстраняюсь от Эйдена.

— Скай один, и гроза его пугает. Пойду-ка я домой.

— Хочешь, я с тобой?

— Нет. Оставайся — это же твой момент славы. Со мной ничего не случится.

— Секунду. — Мак делает что-то с компьютером и моей камерой и вручает ее мне. — Я скопировал сюда наш фильм. На случай, если в нас попадет молния.

Бросаю на него недовольный взгляд:

— Не искушай судьбу.

Выхожу за дверь на свежий воздух. Впереди дорога в две мили. Быстро темнеет, но тут и там небо прочерчивают зазубренные стрелы молний. Каждый раз, когда грохочет гром — кажется, над самой моей головой, — я едва не выпрыгиваю из собственной кожи и злюсь на себя.

Дождь настигает меня на полпути: большие, тяжелые, холодные капли падают на руки и плечи.

Я мокну и мерзну. Я бегу. И спрашиваю себя, что со мной. Мне бы следовало остаться и радоваться вместе с Эйденом и Маком. Но в душе не радость, а пустота.

Что дальше? Какое будущее меня ждет? Как, зная, что я натворила, будет относиться ко мне Эйден? Мама сказала, что в заботе о другом нет ничего плохого, даже если из этого ничего не получается.

О ком я забочусь?

Глава 39

Я уже подхожу к дому, когда свет в окнах гаснет и все погружается во тьму.

Отключение питания из-за грозы? Остается только надеяться, что на передачу это никак не повлияет. Зная Мака, я почти уверена, что у него есть запасной генератор.

Темно, хоть глаз выколи. Дождь хлещет не переставая, но я все же замедляю шаг. Сегодня темнота действует не так, как обычно, в ней есть что-то тревожащее, она дергает нервы, и я машинально, не думая, переключаюсь в другой, скрытный режим.

Еще одна слепящая вспышка, и в эту долю секунды, когда все освещается молнией, я вижу у дома… две фигуры в черном?

Все снова ныряет во мрак, но страх уже пронзает меня иглой.

Лордеры?

Заметили ли они меня?

Паника бьет по ногам. Я мчусь наугад, уже не заботясь о том, что меня услышат. Мчусь туда, откуда пришла. За спиной слышатся крики — меня услышали или даже увидели. Тропинка разветвляется, и я сворачиваю на ту, которая ведет в сторону от Мака и Эйдена. Нельзя привести лордеров туда… куда угодно, но только не туда. Я смогу оторваться от любой погони, потому что бегаю быстрее любого из них.

Но оторваться не получается. Я слышу преследователя. Похоже, он только один, но у него длинный, размашистый шаг. В его ритме что-то знакомое, и при следующей вспышке я, не удержавшись, оглядываюсь.

Бен!

Я спотыкаюсь, сбиваюсь с ритма, но продолжаю бежать. Бесполезно. Мало-помалу он нагоняет.

Потом, вдруг, он уже летит стрелой и, врезавшись, сбивает меня с ног. Воздух вылетает из легких; придавленная к земле, я пытаюсь сделать вдох. Бен держит мои руки одной своей и шарит по карманам. Нет! Я верчусь, но он уже нашел ее. Мою камеру.

Дергает меня за руки, ставит на ноги, прижимает что-то твердое и холодное к спине.

— Иди!

— Нет. Стреляй, если тебе так надо, здесь. Мне все равно.

Он заламывает руку за спину и толкает вперед. Я спотыкаюсь, но иду. Сколько сейчас? Их нужно как-то задержать. Не дать им найти Мака и Эйдена. Я снова спотыкаюсь и падаю. Бен раздраженно фыркает, наклоняется, берет меня на руки и несет к домику. Дуло пистолета по-прежнему вжато мне в живот, рука заломлена за спину.

— Как ты мог?

Бен не отвечает.

— Расстрелять столько людей, студентов.