Я поворачиваюсь – Бен, скрючившись, лежит на полу.

Пытаюсь сообразить. Насколько важна эта камера? На ней всего лишь запасная копия. На часах 18.12. Передача уже заканчивается.

Астрид снова подносит руку к пульту.

– Подождите. Камеру у меня забрал Бен. Посмотрите у него.

Астрид кивает одному из лордеров. Тот шарит у Бена по карманам и находит камеру.

Задняя дверь открывается… я слышу шаги в кухне.

– Ага, вот и твои дружки наконец-то подтянулись, – говорит Нико.

Дверь из кухни открывается, и несколько лордеров втаскивают в комнату и бросают на пол двух пленников.

Мак и Эйден. Оба избиты и в крови.

У Эйдена рука висит под неестественным углом.

– Нет!

– Да, похоже, мы их остановили, так что премьеры фильма тебе сегодня не видать. И всех приглашенных, всех этих повстанцев, мы тоже взяли. Некоторые из них уже в тюрьме, но ты не беспокойся, долго они там не задержатся.

Им не жить.

И мне тоже.

Один из лордеров передает мою камеру Астрид.

Она откладывает устройство, этот свой пульт, и берет камеру.

Но ведь теперь это уже неважно, да?

Я стараюсь набраться решимости, собираюсь с силами, вспоминаю, чему научилась в тренировочном лагере AПT. Прежде чем все кончится, мне нужна еще одна доза адреналина.

Нож Тори, тот, который Бен выбил из ее руки.

Он лежит в стороне, под стулом возле Астрид.

И я прыгаю за ним.

Глава 41

Я держу Астрид перед собой, прикрываясь ею от них и прижимая лезвие к ее горлу.

– Опустите оружие, – обращаюсь я к лордерам. Они вопросительно смотрят на нее.

– Делайте, как вам говорят, – шипит она, и они нерешительно наклоняются.

– Не трудитесь, – говорит Нико и медленно направляется к нам с Астрид. Пистолет по-прежнему у него в его руке и направлен на меня.

– Ни шагу больше! – предупреждаю я.

Он останавливается. Улыбается:

– Вот как? Не забывай, что я знаю тебя, Кайла, или Рейн, или Люси, или Райли, или кем там ты хочешь быть сегодня. Не забывай, что ты не способна убить. Или?..

Время растягивается, каждая секунда – в вечность. В конце концов, разве этот определяющий миг не последний в моей жизни? Убью ее – погибну. Не убью – погибну. Астрид заслуживает смерти. Заслуживает больше, чем кто-либо, за исключением разве что Нико, получить нож в горло. Перерезать горло и смотреть, как кровь потечет по ее телу; отомстить за обреченных ею на смерть.

Но я не могу это сделать. Не могу быть такой, как они.

И Нико это знает.

Пальцы, держащие нож, слабеют. Я сглатываю.

Нико улыбается и подходит ближе. Забирает у меня нож.

Астрид отталкивает меня; ее лицо искажено яростью. Она снова тянется за своим прибором.

– Позвольте мне разобраться с нею за дверью, – говорит Нико. – Пора уже.

Она улыбается и снова опускает устройство.

– Поступай как хочешь, но только побыстрее. Отсюда надо уходить.

Нико кладет руку мне на плечи, собирает в кулак волосы, оттягивает голову назад и целует меня в щеку.

– У нас с тобой неоконченное дельце.

За спиной у него какой-то шум. Один из лордеров заламывает Эйдену руку, и он вскрикивает от боли.

Нико открывает переднюю дверь и выталкивает меня в ночь. Я спотыкаюсь о ступеньку и падаю в грязь под холодным дождем.

Беги.

Оглядываюсь – он стоит у крыльца. Наблюдает и ждет.

Ждет, когда я побегу. Вот что ему надо: чтобы я побежала. И тогда он сможет выстрелить мне в спину.

Я поднимаюсь. Смотрю на него с вызовом, как Флоренс у Колледжа Всех Душ.

Нико пожимает плечами и поднимает пистолет.

– Прощай, Рейн. Было весело.

Стою, смотрю на него. Он ждет, что я заплачу, буду умолять. Не дождется. Странное дело. Еще недавно я думала, что готова умереть, но теперь уже так не думаю. Вопреки всему я хочу остаться, дышать воздухом, переживать, чувствовать – пусть даже боль. Я сдерживаю набухающие в глазах слезы и боюсь, что страх выдаст себя дрожью.

Нико поднимает пистолет, целится мне в сердце, улыбается и…

Бах!

Я вздрагиваю в предчувствии удара, боли, толчка и падения, но ничего этого нет, а есть только растерянность.

Нико упал? Это он вцепился рукой в грудь, на которой расплывается красное пятно. Нико умирает.

Из темноты приближаются шаги.

Коулсон? С пистолетом в руке, он смотрит на лежащего у его ног Нико. Но ведь Коулсон – лордер, а Нико сейчас на их стороне. Разве нет? За ним бегут другие лордеры.

– Я жива.

– Правильно, – говорит Коулсон и, открыв дверь, оглядывается. – Идем.

Ошеломленная, обхожу неподвижное тело Нико и вхожу в дом следом за лордером.

Глаза у Астрид круглеют от изумления. Ее лордеры тоже не выглядят очень уж довольными, хотя они всегда такие. Но и Коулсон – лордер. Разве они не на одной стороне?

Он делает знак другим лордерам:

– Выйдите.

Они вопросительно смотрят на Астрид. На ее лице отражается нерешительность.

В комнату входят еще несколько лордеров.

– Делайте, как он говорит, – говорит Астрид, и они выходят.

Коулсон осматривает комнату, высовывает руку за дверь, подзывает кого-то. Входят двое, видеть которых я менее всего ожидала: доктор Лизандер и с ней премьер-министр Грегори.

Доктор бросается к раненым. Проверяет Бена, Эйдена и Мака. Ская. Тори. В последнем случае она качает головой и закрывает Тори глаза. Тори мертва? Еще один шок. Невероятно.

– Остальным требуется медицинская помощь, – говорит она. – И ветеринарная.

Грегори кивает, и один из лордеров говорит что-то в невидимый микрофон на воротнике. Значит, их не убьют. Им помогут.

– Я так рада, что вы приехали, премьер-министр. Так приятно вас видеть. Впрочем, как всегда. – Астрид обращается к Грегори. – Но у нас здесь все было под контролем.

Грегори вскидывает брови:

– Неужели? А что именно под контролем? Какую операцию вы проводили, не поставив меня в известность? Вам об этом что-нибудь известно? – Он поворачивается к Коулсону.

– По официальным каналам никакой информации не поступало. К счастью, у меня есть надежные неофициальные источники.

– Хорошо. Итак, глава моей службы безопасности не уведомлен о каких-либо операциях по официальным каналам. Я тоже ничего не знаю. И как это понимать?

Астрид бледнеет:

– Мне сообщили о заговоре, цель которого – дискредитировать Центральную коалицию. Заговорщики планировали подменить нашу телевизионную передачу своей и показать ее сегодня вечером всей стране. Я защищала и оберегала вас, сохраняя режим секретности. Об операции знали только посвященные.

Выходит, лордеры тоже пользуются тем же принципом.

Грегори пожимает плечами:

– Мне, может быть, знать и необязательно, но если не знает и Коулсон, как же тогда принимать решения?

Астрид начинает объяснять, но премьер-министр поднимает руку:

– Помолчите. Прежде чем составить мнение, мне нужно во всем разобраться. – От его слов веет холодом, и Астрид бледнеет еще сильнее. Однако, как ни приятен мне ее явный дискомфорт, хотелось бы знать, какое отношение все это имеет к нам? Они же все – лордеры.

– Видите ли, дорогая Астрид, я узнал кое-что такое, что обязан был знать давно. Доктор Лизандер – вы знали, что она дружила с моей дочерью – пришла ко мне с очень интересной информацией. Доктор упорно добивалась встречи со мной, и я, услышав об одном из ваших особых проектов, понял, в чем причины такой настойчивости. Как вам, несомненно, хорошо известно, Зачистка является разрешенным законом уголовным наказанием, применяемым исключительно в строгом соответствии с надлежащей уголовной процедурой. И ни в коем случае не к сиротам, не достигшим возраста юридической ответственности. А затем мы получаем информацию о ваших неофициальных тренировочных лагерях. Эти двое из них, да? – Грегори указывает на Бена и тело Тори. – Выбраны по причине особенных способностей и подвергнуты экспериментальным процедурам. – Он качает головой.

– Это все в рамках моих обязанностей как ИКН, – защищается Астрид.

Сомневаюсь, что вы сами в это верите. А потом мы собрали некоторые факты и поняли, что вы сделали с моей дочерью. И внучкой.

Грегори оборачивается. Почему он смотрит на меня? Волосы у него светлые, хотя и тронутые сединой, но теперь, вблизи, я вижу то, чего не замечала раньше, когда видела его по телевизору или на фотографиях: зеленые глаза. Того же оттенка, что и мои. Теперь уже все смотрят на меня.

Его внучка? Я? Нет, это невозможно. Или может?

Приближающийся вой сирены «Скорой помощи». В комнату входят парамедики. По знаку доктора Лизандер они уносят Ская и Бена и забирают тело Тори. Эйден уходить отказывается, хотя у него и сломана рука. Парамедики фиксируют руку на груди, осматривают Мака и уходят.

– Это смешно, – возмущается Астрид. – Они предатели, и обращаться с ними должно соответственно.

– Возможно. Окончательного решения я еще не принял. А пока я хочу посмотреть остановленную вами передачу.

– Все в моей камере. – Я указываю на пол, где лежит моя камера.

Коулсон берет ее, проверяет и передает Грегори.

Моему деду?

– Все готовы? Начинаем? – Он направляет камеру на стену и включает. Смотрим молча, и на этот раз я не отвожу глаза. Смотрю на Флоренс, ее лицо перед самой смертью. Что она чувствовала? Не то ли, что чувствовала и я несколько минут назад, когда стояла перед Нико?

Запись заканчивается, но все по-прежнему молчат. Наконец Грегори поворачивается к Астрид.

– Астрид Коннор, ваши действия неприемлемы. Необходимо дальнейшее расследование. – Он делает знак Коулсону. – Заберите ее, а потом оставьте нас.

Они уходят, дверь закрывается, и Грегори поворачивается ко мне.

– Можешь записывать на эту штуку? – спрашивает он, держа в руке камеру.

– Да.

Он передает камеру.

– Приготовься.

Ставлю камеру на запись, поднимаю. Удивительно, но руки не дрожат.

Грегори начинает.

– Это Мертон Грегори, ваш премьер-министр, глава Центрального коалиционного правительства. Я только что узнал новости, глубоко меня встревожившие.

Многие из вас, возможно, слышали, что в ходе беспорядков, имевших место более тридцати лет назад, одной из студенток, приговоренных к смертной казни, была моя дочь, Саманта Грегори. В то время я занимал пост заместителя тогдашнего премьер-министра Армстронга. Он предложил вмешаться и помиловатъ ее. Я не позволил ему спасти мою дочь, поскольку был убежден, что для нашей страны единственный способ вырваться из тисков хаоса – это строго и во всех случаях следовать закону. Всю последующую жизнь я сожалел о принятом тогда решении, а став впоследствии премьер-министром, неизменно защищал верховенство закона – в противном случае ее смерть была бы бессмысленной. Временами я бывал сознательно слеп, о чем теперь сожалею.

Недавно я узнал, что моя дочь не была казнена, но не из-за чьей-то доброты или снисходительности. Есть вопросы, которые еще требуют ответа, и мне еще предстоит узнать, где она содержалась и даже жива ли она.

Но я узнал, что у меня есть внучка, о существовании которой я не догадывался, девочка, чье единственное преступление – родство со мной, а наказание за него превосходит все, что отмерено законом.

Вы увидите очень тяжелые сцены. Мне жаль, но вам нужно это знать. В свете увиденного вами мне не остается ничего другого, как подать в отставку с поста премьер-министра. Правительство будет распущено, назначат выборы. В стране давно назрели перемены. В свое время лордеры сыграли необходимую роль, но это время прошло.

Все, этого достаточно. Я закончил, – говорит Грегори.

Нажимаю кнопку «стоп», опускаю камеру. Смотрю на Эйдена. Неужели это все мне не снится?

Грегори поворачивается к Маку.

– Можете запустить это сегодня, пока я не передумал? И воспользуйтесь вашей системой. Не уверен, что лордерские цензоры пропустят такое даже по моему прямому приказу. Меня могут арестовать.



Вечером Мак быстро приводит в порядок передающее оборудование, попорченное лордерами Астрид при задержании его и Эйдена. Доктор Лизандер отводит меня в сторонку, перевязывает порез на щеке.

– Скажите, как вы выяснили, кто я?

– Дедукция и предположение. – Она вздыхает. – Вообще-то мне даже неудобно из-за того, что это заняло так много времени.

– Расскажите.

– Я много думала обо всех случаях манипуляции в твоей жизни; о засекреченной ДНК, спрятанной так, чтобы ее невозможно было найти. Вопрос о том, кто ты такая, стал важной частью загадки.

– Вы сказали, что я напомнила вам подругу, которая умерла.

– Не просто подругу. – Она вытягивает из-под одежды цепочку с золотым медальоном и открывает его. – Видишь? Локон волос девушки, которую я любила много лет назад и которую приговорили к смерти за участие в беспорядках. Локон дочери Грегори, Саманты. В твой прошлый визит, когда ты порезала ногу, я, ни о чем таком не думая, взяла немного крови для анализа на ДНК. Немного погодя, ни на что особенно не рассчитывая, я сравнила твою ДНК с ДНК, взятой с локона. Не знаю, как ей удалось выжить, но Сэм – твоя мать.

– И вы пошли к Грегори и рассказали ему обо мне?

– Именно так.

– Где моя мама? Она жива?

– Надеюсь, что жива. Грегори занимается этим сейчас.

– Но как он догадался насчет Астрид?

– Благодаря тебе. По твоим словам, приют, возле которого ты побывала, находится в Камбрии. Грегори связал приют с исчезновением его дочери и вышел на Астрид, которая видела в Сэм возможность дискредитировать самого Грегори. После Армстронга он был наиболее вероятным кандидатом. Устраивая убийство Армстронга, Астрид понимала, что это не даст ей непосредственного доступа к власти. Она планировала далеко вперед.

– Не понимаю. Чем Сэм могла быть полезна Астрид?

– Возможно, она думала, что когда-нибудь представит дело так, будто Грегори нарушил закон ради спасения своей дочери. Потом, когда появилась ты, у нее возник план получше: используя внучку Грегори, скомпрометировать Зачистку и одновременно убить его самого и дочь Армстронга. Когда именно у Астрид возник этот замысел, сказать трудно, но, как представляется, тебе было лет десять, когда она устроила через Нико, чтобы ты попала в АПT.

– Если бы ее планы тогда сработали, лордеры не знали бы, какие Зачищенные надежны, а какие опасны.

– Астрид занимает крайне жесткую позицию. Считает, что смертная казнь предпочтительнее Зачистки. Она не остановилась бы ни перед чем и стала бы первым кандидатом на должность премьера в случае убийства Грегори. Но ты расстроила все ее планы.

– Я убежала, чтобы спасти вас, и меня не было рядом с Грегори и другими, когда должна была взорваться бомба, спрятанная в моем «Лево».

– Да. А потом я узнала кое-что от самого Грегори. Узнала, что Коулсон заметил расхождения в твоих документах и у него появились подозрения в отношении тебя. Когда в твоем доме взорвалась бомба, он воспользовался этим случаем, чтобы объявить тебя мертвой и предотвратить возможное вмешательство АПТ, чтобы самому распутать это дело.

– Но как вы нашли нас здесь сегодня?

– По распоряжению Грегори за Астрид установили наблюдение. Когда она отправилась на юг с группой поддержки, мы поняли – готовится что-то масштабное. И подошли ближе. Вовремя. – Доктор Лизандер улыбается.

– Да. Спасибо. Действительно вовремя.

Еще раз обдумываю все услышанное, но итог один и тот же. Еще ребенком меня забрали у матери, о которой я ничего не знала вплоть до сегодняшнего дня. Где она? Жива ли она? И… Бен.

– Что будет с Беном?

– Не знаю. Он – преступник, хотя и действовал, возможно, под принуждением.

– А где он сейчас?

– Его забрали в госпиталь – на осмотр и под наблюдение.

– Когда я смогу его увидеть?

– Я бы не советовала. Думаю, для вас обоих этот шаг неблагоразумный.

Программа «Знать обязан» получила новое вступление – Мак добавил Грегори. В девять часов вечера, на три часа позднее запланированного, передача вышла в эфир и попала во все телевизоры и на видеоэкраны не только нашей страны, но и многих других. Неужели столько всего действительно произошло за такое короткое время?

Я стою рядом с Эйденом. Он то и дело морщится от боли, но глаза блестят.

– Есть! У нас получилось, Кайла. – Эйден улыбается, но переводит взгляд с меня на Грегори и обратно.

Когда все заканчивается, Грегори поворачивается к ребятам.

– Оставьте нас на минутку, – говорит он тоном человека, который привык, что ему подчиняются.

Времена, однако, изменились. Они смотрят на меня.

– Все в порядке. Идите. – Пока парни тянутся к выходу, я гляжу на Грегори. Моего деда. Незнакомца. Человека, которого я ненавидела всей душой за все то, что он защищал, и при этом совершенно неожиданно спасшего мне жизнь. И не только мне, но и всем нам.

Грегори поднял бровь:

– Ну что? Осмотр прошел?

Я пожимаю плечами:

– Не знаю. Есть хорошее, есть плохое.

– И ты не уверена, что важнее.

– Точно. Вы действительно собираетесь в отставку?

– Разве я неясно выразился? Ты, похоже, не веришь?

Вид у него довольный.

– Может быть, это просто способ уйти от ответственности. Победить Астрид, свалить вину на нее, провести ребрендинг партии и начать заново.

– Политика любит козлов отпущения. Могло бы сработать. У тебя скептический склад ума. Наверно, ты унаследовала это от меня.

– И все-таки?

– Нет. Со мной покончено. Страна сможет начать заново без меня. Я не могу гордиться тем, что было сделано от имени моего правительства. Не могу гордиться тем, что делал сам. Прошлого не изменишь, но я предприму все от меня зависящее, чтобы облегчить политические перемены. Прежде всего, однако, я хочу сказать тебе, что мне очень жаль.

– Жаль чего именно? Даже если вывести за скобки Астрид, не она зачищала меня, избивала и угрожала. Не по ее приказу ребята из моей школы исчезали без всякой причины. Список и без Астрид довольно внушительный, но даже если добавить ее, кому-то ведь она подчинялась?

Грегори вздрагивает.

– Не беспокойся. Я не рассчитываю на торжественное семейное воссоединение с цветами и объятиями. И не жду, что ты простишь и забудешь. Но кое-что сделать могу. Для нас обоих.

– И что же это такое?

– Я обещаю тебе, что найду мою дочь, твою мать. Так или иначе, я найду ее.

Он берет меня за руку, и на этот раз я не противлюсь, не уклоняюсь. Сколько раз я думала, ну вот, теперь мне все известно, а потом – еще одно разоблачение. Но Сэм действительно моя мать – ДНК не лжет. И доктор Лизандер тоже. Я моргаю, сдерживая подступающие к глазам слезы. Только не здесь. Не сейчас.

– Где она?

– Я найду ее.



Возвращаюсь в дом Мака. В холле меня ждет Эйден. Один.

– Ты почему не в госпитале? Им надо как следует осмотреть твою руку.

– Да, наверно. Но прежде я хотел увидеть тебя. – Он тянется к моей щеке здоровой рукой, и я прислоняюсь к нему, вбираю его тепло. Как же хорошо, что он жив, что мы оба живы. Внезапно все случившееся обрушивается на меня, и я уже хочу одного: остаться здесь.

Эйден обнимает меня здоровой рукой и шепчет в волосы:

– Я слышал, что ты сказала доктору Лизандер.

– О чем?

– О Бене. Ты спрашивала, можно ли увидеть его.

Я отстраняюсь.

– Так было нужно.

– После всего, что он сделал?

– Это был не он. Его сделали таким. Ты не понимаешь.

– Сделай так, чтобы я понял.

– Он сопротивляется тому, что с ним сделали.

– Откуда ты знаешь?

– Он спас меня сегодня, выбил нож из руки Тори.

– Я поблагодарю его за это. Но разве одно доброе дело перевешивает все другие?

Смотрю на Эйдена и не могу ответить. Может ли одно доброе дело Грегори перевесить все другие? Нет, это не одно и то же. Грегори мог выбирать, Бен – не мог.

– И еще. На днях, когда я признался, что люблю тебя… Я сказал, как можно любить кого-то, когда ты не знаешь его от и до? И ты сказала, следуя моей логике, никто из лишенных памяти не может ни любить, ни быть любимым.

– И?

– Я знаю о тебе все. Я не имею в виду все потерянные тобой воспоминания. Я знаю, что ты за человек, какая ты внутри. Знаю, что ты не можешь умышленно причинить боль. Знаю, какая ты смелая. Какая преданная. А еще знаю твои сомнения, твои страхи, твое упрямство. Я люблю тебя за все. Можешь ли ты сказать то же самое о Бене?

– Да, – отвечаю я, но сомнения грызут изнутри, и Эйден это видит. – У меня нет выбора. Я не могу его бросить – кроме меня, у него никого больше нет. Не могу после всего, чем мы были друг для друга.

Он касается моего плеча.

– После всего, чем вы были друг для друга. Прошедшее время. Дай знать, когда будешь готова к настоящему или, может быть, даже к будущему.

Глава 42

После передачи события развиваются очень быстро.

Премьер-министр Грегори, как и обещал, официально подает в отставку. В условиях внутреннего скандала и международного давления в стране объявлено о роспуске парламента и назначении новых выборов. А дальше сбывается предсказание Эйдена: едва узнав, что на самом деле происходит, люди сказали: «Нет, хватит».

Лордеров не стало.

Разумеется, все было не так просто. Обе стороны заплатили высокую цену, и дело дошло до ожесточенных столкновений, как, например, в Камбрии, где сторонники Астрид не пожелали отдавать власть, но цена эта была все же ниже, чем жизнь в постоянном страхе. Все получилось, ПВБ победили.

Ди-Джей, Эйден и международный совет установили временное правительство, идет образование новых политических партий, выдвигаются кандидаты.

Грегори продолжает искать Сэм, мою мать, но прошло уже несколько месяцев, и я понемногу смиряюсь с тем, что он никогда ее не найдет. У мамы и Эми все в порядке, посланные Астрид лордеры не нашли их, и я временно живу с ними в нашем заново отремонтированном доме. Скай выжил и выздоравливает, пользуясь тем, что у него теперь три заботливые няньки.

Зачистка запрещена, и доктор Лизандер занята тем, что снимает «Лево» и удаляет чипы у Зачищенных, включая и меня. Я рада переменам, как случившимся, так и тем, что еще предстоят, но многое остается в подвешенном состоянии.

Зализываю раны и жду этот день.



Доктор Лизандер сидит за письменным столом напротив нас с Беном.

– Никаких гарантий нет. Мы не знаем, кем ты был до Зачистки.

– Понимаю. Лордеры уничтожили все мои документы; найти ничего невозможно. – Бен крепко держит меня за руку.

– Мы не знаем, кем ты был, но и знаем достаточно много, ведь так? – говорю я. – Тебе необязательно это делать.

– Я хочу.

Доктор Лизандер не в первый уже раз предупреждает о возможных нежелательных последствиях регулировки памяти. Предсказать результаты невозможно; могут быть восстановлены нежелательные воспоминания, а совсем не те, на которые он рассчитывает. Не исключен также риск повреждения головного мозга, припадков и смерти. В более простых случаях регулировка заканчивалась успешно, в данном же сказать заранее ничего нельзя ввиду многочисленных процедур, которым подвергся Бен.

– Это все? – спрашивает Бен.

– Ты еще хочешь продолжать?

– Да. Кайла может присутствовать?

– Я бы не рекомендовала, но если она не против, решать тебе.

– Пойду с ним, – говорю я, не отпуская его руку.

Что бы ни сделал Бен, виновны в этом лордеры с их процедурами и манипуляциями, из-за чего он и предал нас. Но и забыть некоторые вещи невозможно, и я до сих пор просыпаюсь по ночам от страха, когда вижу Флоренс и других погибших у Колледжа Всех Душ. И, конечно, во всем этом присутствует такая оговорка, как «если бы». Если бы Эйден не привел Бена туда. Если бы я настойчивее попыталась достучаться до Бена. Если бы я узнала, что именно случилось с ним, и остановила его…

Если бы только…

С другой стороны, нас предал не Бен, а то существо, в которое превратили его лордеры. В конце концов, нечто подобное случилось и со мной, поэтому я понимаю ситуацию лучше многих других. Я не могу бросить Бена, пока есть шанс вернуть его. И не брошу.



Бена готовят. Он лежит на одной из тех кроватей, которые словно обнимают тебя. На такой же мне делали ТСО. Специалисты проверяют мониторы, провода, капельницы и сканер. Все это время Бен не отпускает мою руку

– А если я чихну? – шутит Бен. Ему кажется невероятно забавным, что операцию будут делать через нос.

– Не чихнешь, и ты сам это знаешь. Тебя обездвижат. Все будет парализовано, кроме речи.

Наркоз начинает действовать, его пальцы слабеют.

– Не беспокойся, держу. Все хорошо, – говорю я, но мне страшно.

Эти три месяца дались трудно: Бен осознал, что с ним сделали, каким процедурам и манипуляциям подвергли, чтобы превратить в агента лордеров. Нелегко было примириться и с ролью Тори: она сохранила воспоминания, но все равно предпочла остаться на стороне лордеров. Бен лишь недавно начал возвращаться к жизни с надеждой на то, что экспериментальная микрохирургия вернет украденное.

Доктор Лизандер бросает на меня взгляд через приборы и оборудование и кивает:

– Все в порядке, Бен. Начнем?

– Нет, я передумал. Да шучу, конечно! Приступайте.

– Хорошо. Прежде всего я удалю чип – это рутинная процедура.

Мера необходимая, чтобы никто не смог активировать чип и причинить Бену боль или убить его, как убили Тори. Мой чип удалили несколько месяцев назад.

Доктор Лизандер работает удаленно: всматриваясь в контрольные мониторы, она управляет сканером и микроскопическими роботизированными инструментами. Время идет медленно, секунды кажутся минутами.

– Чип удален, – говорит наконец она. – Ты в порядке?

– В порядке. Здорово. Продолжайте в том же духе, – отзывается Бен.

– А теперь скажи, что ты чувствуешь. – Доктор объясняет, что во время операции, при исследовании участков хранения памяти, будет проведена микростимуляция различных нейронных областей мозга и в зависимости от реакций восстановление поврежденных нейронных связей.

– Ладно, поехали, – говорит Бен. – Синее, синее море. Запах рыбы и чипсов. Женщина… Я вижу женщину. Моя мать? – Он начинает ее описывать, но говорит, что это не его родная мать. Потом голос его меняется на детский, с пронзительной ноткой паники. – Мамочка? Мамочка?

– Все хорошо, Бен. Я с тобой.

– Кто такой Бен? Я – Нейт. Мамочка? Кайла? – Голос снова нормальный. – Я помню маму!

– Хорошо, – подбадривает его доктор Лизандер.

Он молчит.

– Бен?

– Здесь. Не успеваю все сказать. Иногда я как будто там, а иногда словно смотрю на фотографию.

– С памятью так бывает. Что ж, я собираюсь восстановить последние глубокие связи. Это довольно сложно.

– Буду знать.

– Описывай свои ощущения.

Бен говорит быстро, называет людей и места. Потом…

– Кайла?

– Да?

– Группа. Я опоздал. Прибежал, а ты уже там. Новенькая. Я помню! Помню, как в первый раз увидел тебя, такую красивую, бесподобную.

Знаю, он не может ни почувствовать, ни ответить, но только еще крепче сжимаю его руку и удерживаю слезы: работает. Он помнит меня.

Бен вдруг охает.

– Больно. В боку… боль обжигающая…

– Да, у тебя там шрам, старая колотая рана, – успокаивает его доктор Лизандер. – Что еще? Бен? Отвечай!

– Нет. – Голос меняется. Злой… – Нет!

– Бен? Бен?

Ответа нет.

– Бен? – Это уже я. – Нейт? Ты как?

– Денди. Я – денди, спасибо, что спросила. – Облегченно выдыхаю. Но что с его акцентом? Не столько сельский, сколько лондонский.

– Мы уже почти закончили, – сообщает доктор Лизандер.

Вскоре сканер и инструменты убирают. Вытирают Бену капельку крови под носом. Вот и все.

Глаза его закрыты – дозу седативных увеличили, и теперь он будет спать.

– Иди домой, Кайла, – говорит доктор Лизандер. – Сейчас отправим его в отделение для выздоравливающих. Пока спит, проведем мониторинг. Дня через два будем знать, как все прошло.

Но я остаюсь. С Беном или Нейтом, – кто бы он ни был. Главное – теперь он меня помнит.

Эпилог

Позднее лето. Я настояла на том, чтобы пройтись одной. Скай прыгает рядом – такой же резвый, хотя все еще прихрамывает. Иду, а мысли вертятся и вертятся. Столько того, что мотивировало меня долгое время, попытки узнать, кто я такая и откуда… Каждое новое откровение разбивало стены в моей голове, но имело свою цену. Закончится ли все сегодня?

Каждый ищет что-то. Или кого-то. То, чего недостает. Почему же я должна быть исключением?

Маминого сына, Роберта, так и не нашли, но она не сдается и продолжает искать, с помощью ПБВ, ставших теперь государственным агентством. Мак и Эйден посвящают работе в нем все свое время.

Мама отказалась баллотироваться в премьер-министры, хотя видеть ее в этой должности хотели многие. Грегори, с которым мы видимся время от времени – кем бы он ни был в прошлом, теперь он мой дедушка, и многие перемены к лучшему произошли благодаря ему, – заметил, что люди, достойные власти, не хотят ее, а жаждущие, наоборот, ее недостойны. К какой именно категории Грегори относит себя, он не сказал. Так или иначе, власть досталась какому-то новичку, страстно ее желавшему, и новому правительству, а Ди-Джей и его друзья некоторое время присматривали за ходом дел.

Будет ли теперь все в порядке? Время покажет, но я уже не уверена, что все в порядке. Границы открыты, отовсюду в страну идут новые технологии, интернет-каналов не сосчитать, а подключиться к ним проще простого с разными портативными устройствами. Любопытные путешественники торопятся посмотреть, какими мы были до того, как стали такими же, как они. Грегори говорит, мир спешит не для того, чтобы спасти кого-то, а чтобы заполучить рынок для сбыта своих игрушек.

Закон о молодежи отменен, и теперь я делю квартиру в Кезике с Мэдисон. Как и предполагал Лен, ее держали в сланцевой тюрьме и выпустили с другими незаконно удерживаемыми заключенными. Финли вскоре после моего побега ушел в подполье и вышел, когда опасность миновала. Мэдисон не та, что прежде, но с нашей с Финли помощью идет на поправку.

Стеллу я вижу пару раз в неделю; хрупкое доверие между нами мало-помалу крепнет. Она постепенно примиряется с тем, что сделала Астрид, и с тем, что отец не стоит за моим исчезновением. Ей куда тяжелее смириться с тем, что я отказала доктору Лизандер, предложившей постараться вернуть мне воспоминания, но я сыта этим по горло. Отныне никто, кроме меня, не будет решать, что мне помнить, а что забыть.

Пока работаю в национальном парке. Лен значится в списке пропавших без вести; он погиб в сражении с приспешниками Астрид. Здесь, в вышине, над миром, попирая ногами вечные горы, я ощущаю такое облегчение, такую легкость, такое освобождение от тягот и забот, какого не испытывала еще никогда. За этим на самом деле я и приехала в Кезик вопреки уговорам мамы и Эми. Горы – единственное место, где я могу спокойно размышлять о чем угодно.

Я все еще могу вернуться в школу, а потом, когда-нибудь, пройти соответствующую подготовку и стать учителем рисования, как Джанелли. Когда-нибудь, но не сейчас. Счастливые детские личики – сейчас это не для меня, особенно после того, как Зачищенных малышей из экспериментального приюта Астрид нашли… мертвыми. Приспешники Астрид убили их, чтобы скрыть творившиеся в приюте преступления, но избавиться от тел не успели.

По крайней мере я знаю, что Эди выжила, что Бен не выдал лордерам ее адрес, а их дом был пустой в тот день, потому что мать и дочь услышали о расстреле у Колледжа Всех Душ и успели скрыться.