Мне были известны яды, которые могут убить жертву, и такие, которые могут ослабить её или свести с ума…

Я замер. Может, это и происходит со мной? Я схожу с ума? Тот голос в голове… я и правда слышу его? Или только воображаю?

Ты не сходишь с ума, – сказал он.

Отлично! Голос в моей голове уверяет, что я абсолютно нормален.

Поговори с Томом, – настаивал он. – Ты можешь ему доверять.

– Кристофер?..

Посмотри на него, – сказал Голос.

Я повиновался. Том выглядел испуганным.

Присмотрись внимательнее.

Я вновь повиновался. И увидел: да, Том напуган. Но сейчас, когда он держал на руках малышку, я мог заглянуть глубже – и понять правду. Том боится, но не меня. Он боится за меня. Интересно, кем надо быть, чтобы в метель и снегопад обшаривать побережье Англии, ища того, кто почти наверняка мёртв?

Я сделал глубокий вдох.

– Роберт, хозяин фермы… – начал я, и эти первые слова сломали плотину, мешавшую мне говорить. И теперь слова хлынули рекой. – Роберт сказал, что я одержим демоном. Сказал, что демон украл мою душу и потому я ничего не могу вспомнить.

У Тома побелели губы.

Я продолжал. Слова теперь рвались из меня так быстро, что начал заплетаться язык.

– Я… у меня были кошмарные сны. Я вижу себя в ловушке. В аду… Я оказался в Коците, девятом круге ада, куда попадают предатели. Это моё наказание. Наказание за Марина Шателена. И там есть птица. На самом деле это демон, но в облике ворона. Он держит в плену детей. Они тоже в ловушке, как и я. Заперты в толще льда. А ещё, когда я не сплю, я слышу… кто-то разговаривает со мной. Внутри головы. Говорит мне разные вещи…

– Плохие вещи? – хрипловато спросил Том.

– Нет. Этот голос, он заставляет меня… ну, думать, что ли. Размышлять, что со мной происходит. И с детьми. Звучит безумно, но похоже… похоже, будто бы он пытается помочь.

– А этот голос – какой он? – спросил Том.

– Ну, мужской вроде как. Голос пожилого мужчины. Звучный и…

– Это мастер Бенедикт!

Мой учитель?

– Правда?

– Да! – На Тома снизошло облегчение. – Он любит тебя. И присматривает. И ни за что тебя не бросит.

Это правда? – мысленно спросил я. – Вы мастер Бенедикт?

Да, – отозвался Голос.


Но тогда почему не сказали, кто вы? И почему не объяснили, кто я?


Однако ответа не последовало.



Когда я рассказал Тому правду, на душе стало гораздо легче. Но я по-прежнему понятия не имел, что с этим делать и как вернуть утерянную память. Я просмотрел книги мастера Бенедикта о ядах. Некоторые действительно могли свести с ума, но я не нашёл ничего, что объясняло бы моё состояние.

Я снова прочитал письмо, и один отрывок притянул моё внимание, словно свет маяка. Я постучался в комнату Салли и позвал её к нам.

– Взгляни-ка на это.



Я намерен сделать с тобой то, что должен был сделать с твоим учителем ещё много лет назад: я заставлю тебя страдать. Буду отнимать у тебя всё, что ты любишь, – одно за другим, пока не останемся только мы с тобой. И когда я оберу тебя дочиста, ты поймёшь.



– Именно это и сделал Ворон, – сказал я. – Забрал мои воспоминания, а вместе с ними – всё, что я люблю.

Том вздрогнул при этих словах. На лице же Салли отразилось сомнение.

– В письме говорилось, что он явится за тобой не сразу. Прошло всего три недели, как мы покинули Париж.

– Значит, он солгал, – сказал Том.

Он стирал в лохани одежду Крохи, пытаясь вымыть из неё хотя бы часть грязи. Сама же Кроха, завернувшись в одеяло, играла с Бриджит.

– Ворон – обманщик, – настаивал Том.

Салли покачала головой:

– В письме он ни разу не солгал. Даже рассказал то, чего мы не знали. Когда он придёт за тобой, – обернулась она ко мне, – я думаю, ты это поймёшь. Он хочет, чтобы ты понял.

– Может, он уже приходил? В моих снах?

– Это чёрная магия! – вставил Том.

Тут Салли не нашлась, что ответить.

– Ворон пишет, что оставил мне подсказку. Я её нашёл? – спросил я.

– Ты думал, что да.

Салли развязала кожаный мешочек, который лежал в сундучке из вишнёвого дерева, и вытащила две вещицы – золотую монету и птичье перо цвета соли с перцем. Я посмотрел на Бриджит, сидевшую на руках у Крохи.

– Голубиное перо? Это и есть подсказка Ворона?

– Ты нашёл его в кровати Марина Шателена, когда унесли тело, – объяснила Салли. – Перо было спрятано между перинами.

– И что это означало?

Она пожала плечами:

– Ты так и не сумел понять.

Я повертел перо, рассматривая его. Оно могло принадлежать Бриджит, но с тем же успехом – и любому другому голубю подобного окраса. Я не видел в нём ничего необычного – перо как перо.

А вот что касается монеты, она была необычной, о да. Монета, изготовленная более пятисот лет назад… Baldvinus Rex de Ierusalem – гласила надпись на ней. «Балдуин, король Иерусалимский». Именно он своим указом основал орден тамплиеров. В центре монеты был вычеканен равносторонний крест с расширяющимися концами – крест тамплиеров.

– Это то, что я думаю? – спросил я.

Том кивнул:

– Подарок от тамплиеров. Признание твоих заслуг перед ними.

– Монета что-нибудь значит?

– Думаю, она значит, что тамплиеры – твои союзники. Наверное, её можно использовать, чтобы попросить о помощи.

Да уж, помощь мне бы сейчас не помешала.

– И как мне с ними связаться?

– Понятия не имею. Они скрываются и всё делают втайне.

– Тогда какой смысл в этой монете?

Том пожал плечами. У Салли был задумчивый вид.

– Если нужна помощь, – сказала она, – как насчёт лорда Эшкомба? Ты можешь ему написать и сообщить, что с тобой случилось.

Том пришёл в ужас:

– Так нельзя!

– Почему бы нет?

– Он приближённый короля! Мы не имеем права!

– Конечно имеем, – сказала Салли. – Он отправил нас в Париж. Он позволил Кристоферу воспользоваться его именем. И заботился о нём. Если кто и имеет право, так это мы.

Я не был столь уверен. И уж точно – не знал, чем может помочь лорд Эшкомб.

– Он не вернёт мне потерянную память, – сказал я.

– Да, но он может отправить карету, которая доставит нас в Лондон, когда мы разберёмся с делами здесь. Вдобавок он, вероятно, думает, что ты погиб. Надо бы дать ему знать, что это не так.

– Тогда почему вы сами не попросили у него карету?

– Мы не хотели ехать в Лондон. Мы искали тебя, помнишь? Напиши ему письмо.

– А как мы его отправим? – спросил Том.

– Наверняка можно нанять кого-нибудь в деревне, чтобы поработал курьером.

– На берегу есть форт, – вступил я. – Может, отдать письмо солдатам?

– Форт пустует. Так сказал Уиллоби, когда мы только приехали. Должен был прибыть новый гарнизон, но из-за погоды…

Я всё ещё не видел смысла посылать куда-то письмо. Но Салли не сдавалась:

– Даже если лорд Эшкомб просто ответит на твоё послание, это уже будет отличной поддержкой для нашей маскировки. Просто возьми да напиши, Кристофер! В худшем случае он просто ответит «нет».

– Едва ли это худшее, на что он способен, – проворчал Том.

Но я уже сдался. Я попросил у трактирщика бумагу, вынул из пояса чернила и перо и принялся писать.

Салли заглядывала мне через плечо.


Милостивый государь маркиз Чиллингем…




– Нет-нет, – сказала Салли. – Слишком уж официально. Ты ведь вроде как его внук.

Я нахмурился:

– Но он-то знает, что нет.

– А если письмо попадёт в чужие руки?.. Если уж ты притворяешься его внуком, надо соответствовать.

Мне всё это казалось абсурдом. Но ладно. Я начал заново.



Дорогой дедушка, мне очень нужна твоя помощь. Мы с леди Грейс потерпели кораблекрушение и застряли в городке под названием Ситон. Тут происходят очень странные события. Из окрестных селений пропадают дети, а…



Салли вновь остановила меня:

– Только не пиши, что ты потерял память. Мы не знаем, кто может это прочесть.



…а я тяжело болен. Я остановился в гостинице «Синий вепрь». Мне нужна карета, чтобы добраться домой. Пожалуйста, очень тебя прошу, пришли кого-нибудь мне на помощь.


Твой Кристофер.



– Идеально! – сказала Салли.

– А как по мне – полная чушь, – буркнул Том.

Я был склонен с ним согласиться, но что сделано – то сделано. Я позвал Уиллоби и спросил, можно ли отрядить курьера.

– В Оксфорд? В такую погоду? – сказал он. – Трудновато будет. Но, пожалуй, я найду какого-нибудь мальчишку. Не желаете ли поужинать?

При этих последних словах Том расплылся в улыбке. Еда! Наконец-то еда!

Я кивнул, и Уиллоби принёс нам отличный ужин – пряную баранину, завёрнутую в листья мяты.

Салли поела с нами, а после вернулась в свою комнату. Я же раскинулся на кровати, наслаждаясь приятной сытостью. От пылающего камина струилось тепло, меня клонило в сон. И не меня одного. Кроха тоже задремала на плече Тома. Он держал её на руках – всё ещё завёрнутую в одеяло. А потом, покачивая засыпающую малышку, тихонько запел:




Спи, мой малыш, люли-люли.


Спи, крошка, баю-бай.


Спи, баю-бай, ты засыпай,


Люли-люли-люли.




Его голос был нежным, мягким. И хотя – сказать откровенно – он вообще не умел петь, все эти «люли» и «баю-бай» звучали очень умиротворяюще.




О, сёстры, что же делать нам,


Чтоб в этот день детей спасти…


Спи, малыш, засыпай,


Люли-люли-люли.




Девочка прижалась к нему. На меня колыбельная тоже действовала усыпляюще – глаза слипались.

– Всё в порядке, – сказал Голос… сказал мастер Бенедикт.

Я не хотел засыпать. Мне было страшно. Я боялся снов.




Царь Ирод в гневе.


И призвал своих вернейших слуг.


Убить жестоко приказал


Он всех детей вокруг.




Я уплывал в сон. Падал в темноту – и, как мог, сопротивлялся этому.

Пожалуйста! Я не хочу идти туда!

– Всё будет хорошо, – сказал мастер Бенедикт. – Здесь Том. И я тоже.

И впервые – впервые за эти дни – я уснул спокойно, без сновидений. Не было ни льда, ни свинцово-серого неба, ни Ворона. Я просто уплыл в сон, вслед за словами колыбельной.




Моё дитя, моё дитя, малыш чудесный мой,


О, знал бы, как горюю в разлуке я с тобой.


Ни петь, ни плакать не могу, но ты, малыш мой, спи.


Спи. Баю-бай. Люли-люли-люли.




Глава 17

Я проснулся, когда кто-то встряхнул меня.

– Курьер прибыл, милорд, – сказал Том.

Я сел, протирая глаза. Курьер – тощий парень лет семнадцати с прыщеватым лицом – уже стоял в дверях; за его спиной маячил Уиллоби. Башмаки парня были мокрыми от растаявшего снега.

Я протянул ему письмо:

– Сможешь доставить это в Оксфорд?

– Конечно, милорд.

– Отдашь маркизу Чиллингему лично в руки – и немедленно возвращайся. – Я протянул ему несколько экю. – Есть ли шанс, что обернёшься до конца недели?

Курьер в замешательстве посмотрел на Уиллоби. Трактирщик беспокойно поёрзал.

– В чём дело? – спросил я.

– Неделя – это никак невозможно, милорд, – сказал парень.

– А сколько?

– Не меньше четырёх.

– Четырёх дней?

Парень окончательно стушевался:

– Четырёх недель.

Я разинул рот:

– До Оксфорда? Почему?

– Снег, милорд, – виновато сказал он. – Дороги замело. И я не могу ночевать на улице. Каждый вечер придётся искать пристанище. А если навалит ещё снега, придётся ждать. В лучшем случае я смогу делать десять миль в день.

Уиллоби говорил, что самый безопасный путь до Оксфорда составляет сто пятьдесят миль. Итак, две недели, чтобы добраться туда, и ещё две, чтобы вернуться обратно. Почти месяц, прежде чем мы получим карету, которая доставит нас домой. Да и как она поедет по снегу?..

Я упал духом. Похоже, мы застрянем тут на всю зиму.

– А нельзя ли как-нибудь побыстрее?

Курьер малость подумал.

– Быстрее всего морем. Проплыть на корабле вдоль побережья, до Саутгемптона, а потом ехать на север – в Оксфорд. И дороги там получше. Пожалуй, неделя туда и неделя обратно.

Итого две недели. Дольше, чем я рассчитывал, но альтернатива выглядела ещё хуже.

– Ладно. Плыви на корабле.

Парень снова замялся:

– М-м…

– Ну, что ещё?

– Для этого понадобится лодка.

– В гавани их полно.

– Да, но… – Он виновато опустил голову. – Простите, милорд, но едва ли я уговорю кого-нибудь отплыть сейчас. Вы же видите: постоянно штормит. Все боятся. Даже рыбаки не выходят в море.

Ещё того не лучше!

– Точно нельзя никого убедить? У меня есть деньги.

Курьер и Уиллоби переглянулись.

– Возможно, есть один человек, который осмелился бы…

– Прекрасно, – сказал я. – Плыви с ним.

– Э-эм… – протянул Уиллоби.

– В чём проблема? Я же сказал, что заплачу ему.

– О, заплатить ему придётся, милорд, определённо. Тут больше… дело… в нём самом. Я имею в виду капитана. Роджера Хэддока. Я не уверен, что ему можно доверять.

– Почему нет? Он пьянствует – или что?

– Все они пьянствуют зимой, милорд.

– Он плохой моряк?

– Нет, один из лучших…

Трактирщик мямлил, всё больше раздражая меня. А мне хотелось покончить с этим как можно быстрее.

– Что же не так с капитаном Хэддоком?

Курьер откашлялся:

– Он пират.

Глава 18

Я не поверил своим ушам:

– Пират? У вас в порту стоит пиратский корабль?

– Он не пират, – поспешно сказал Уиллоби. – То есть пират, да, но свой пират.

Теперь я понял:

– В смысле, он капер?

Каперы… ну, те же пираты, конечно, но у капера есть бумага от лорда-адмирала, позволяющая нападать на вражеские суда. То есть на корабли противников Англии. Так что, как и сказал Уиллоби, капер – это «свой пират».

– Мы с кем-нибудь сейчас враждуем? – спросил я.

Трактирщик странно на меня покосился. Салли рассмеялась.

– С голландцами, глупыш. Ты уже забыл о войне?

Я покраснел. Вот поэтому-то я и не рвался слишком много разговаривать с окружающими.

– Его корабль уже встал на зимовку, – сказал Уиллоби, – потому я сомневаюсь, что вы вытащите его из порта. Но можно спросить.

– Как называется его судно?

– «Мантикора». Это галеон, что стоит в гавани.

Я вспомнил корабль. Итак, либо отправлять курьера по суше и месяц ждать помощи лорда Эшкомба, либо сократить ожидание до двух недель, поговорив с капитаном Хэддоком…

Что ж, мы отправились на встречу с пиратом.



Уиллоби сообщил, что Хэддок остановился в своём любимом трактире «Кровь и бочка», в порту. Он с виноватым видом глянул на Салли:

– Боюсь, это неподходящее место для леди. И уж тем более для ребёнка.

Однако я не мог оставить Салли. Она была мне нужна, чтобы подстёгивать мою память. Что же до Крохи, она намертво вцепилась в Тома, а я не готов был идти в доки без него. Если дела обернутся плохо, нам понадобится его шпага.

Итак, мы двинулись все вместе, и путь нам освещал свет маяка. Том носил свою шпагу за спиной, прикрывая рукоять и крестовину тряпицей.

– Это чтобы лунный камень не бросался в глаза? – спросил я.

– В том числе, – подтвердил он. – И вообще, лучше бы никто не видел, что оружие очень дорогое. На самом деле, это была твоя идея.

Я, естественно, ничего не помнил, но догадался, почему я так сделал. Шпага была воистину великолепна – под стать королю. Её имя – Вечность – происходило от надписи на клинке, сделанной золотыми буквами. С одной стороны клинка: Ego autem non exspecto aeternitatem, а с другой: Sempiternus sum. В переводе с латыни это означало: «Я не жду вечности. Я сам вечность».

Шпагу следовало прятать от посторонних глаз. Трудно было бы объяснить, как такое оружие оказалось в руках слуги несовершеннолетнего дворянина. Это оружие завораживало меня – как и Кроху. Хотя она старалась держаться подальше от шпаги, взгляд девочки то и дело возвращался к лунному камню. Том объяснил, что Вечность подарили ему тамплиеры в Париже. Я вспоминал песню клинка, и она внушала уверенность и ощущение безопасности.

Это чувство длилось недолго. «Кровь и бочка» выглядел именно так, как описал Уиллоби. Дороги вокруг него, казалось, скисали от грубых песен, доносившихся из-за двери. Кроха закрыла уши руками, словно пытаясь отгородиться от жутких непристойностей. Когда мы добрались до входа, она уткнулась лицом в шею Тома. Том выглядел так, словно мечтал сделать то же самое.

– Может, придумаем что-нибудь другое? – сказал он.

Салли немного побледнела. Думаю, она уже начала жалеть, что предложила отправить письмо. Мне тоже более всего хотелось повернуться и уйти. Но нам нужен был корабль.

Я открыл скрипучую дверь и вошёл внутрь.

В зале витали запахи рыбы, несвежего пива и пота. Было жарко и душно; в огромном очаге пылал огонь. Старые расшатанные столы были испещрены похабными надписями и непристойными картинками, вырезанными бесчисленными посетителями. Люди, собравшиеся здесь, были под стать обстановке – грубые мужчины, видавшие жизнь и покрытые шрамами, с хриплыми голосами, то и дело перемежавшие речь руганью.

Том погладил Кроху по волосам, шепча ей что-то на ухо и успокаивая малышку. Хотя выглядело всё так, что ему самому не помешало бы успокоиться.

В тот миг, когда мы вошли, все взоры обратились к нам. Певцы замолкли, все, кроме одного – краснолицего бородача, в одиночестве сидящего за столиком у огня.

Трактирщик обозрел нас с ног до головы:

– Похоже, ты не туда попал, мальчик.

– Мы… – голос дрогнул. Я прокашлялся и начал заново: – Мы ищем капитана Хэддока.

Хозяин помедлил, снова оглядев нас. Наконец он пожал плечами, словно говоря: «Сам напросился», – и указал на краснолицего мужчину в углу. Том протолкнулся мимо столов, прокладывая нам дорогу. Те немногие, кто отодвинул стулья, чтобы пропустить его, сделали это не слишком охотно, и я задумался, что выглядело более угрожающе: шпага Тома или его габариты.

Роджер Хэддок развалился на стуле, закинув ноги на стол. Он выглядел моложе, чем мне показалось вначале, – от силы лет тридцати. У него были длинные жирные волосы, а в густой чёрной бороде застряло что-то, похожее на кусочек селёдки. Он продолжал петь, глядя в огонь и словно не заметив, что все остальные замолчали. Капитан размахивал полупустой кружкой в такт мелодии – и далеко не всегда в этот такт попадая.




В Амстердаме красотка жила.


Ну-ка, слушай, что я говорю!




– Капитан Хэддок? – сказал я.




В Амстердаме красотка жила,


И красотка меня предала!




– Капитан Хэддок? Я бы хотел обсудить, нельзя ли нанять ваш корабль…




И с тобою я снова гулять не пойду, красотка моя!




Спиной я чувствовал обращённые на меня взгляды. Мышь в логове кошек. Со лба струился пот, но я не смел его стереть. Чем дольше я стоял здесь – перед капитаном, не обращавшим на меня внимания, тем больше веселились его люди. Интересно, успеет ли Том, прижимавший к себе перепуганную Кроху, хотя бы выхватить клинок?..

И вдруг к горланящему Роджеру Хэддоку присоединился ещё один голос – высокий и чистый, поющий без единой фальшивой ноты.




И гулять не пойду, не пойду,


Ведь опять попаду я в беду,

Не пойду я с тобою гулять, красотка моя!



Пиратский капитан ошалело поднял голову. Мы с Томом тоже оторопели. Салли присоединилась к Хэддоку. В глазах капитана зажёгся дьявольский огонёк. Он начал второй куплет, в котором слова были несколько непристойными. Салли продолжала, отбивая такт.

Третий куплет оказался ещё похабнее второго. Салли порозовела. Пират улыбнулся и продолжал. И тогда к ним присоединились остальные моряки. Капитан Хэддок неотрывно смотрел на Салли, будто ожидая, когда она запнётся, не осмелившись продолжать. Но хотя девушка покраснела как помидор, она допела песню до самого конца, не пропустив ни единой строчки.




Не пойду я с тобою гулять, красотка моя!




Трактирный зал взорвался радостными возгласами. За руганью и призывами выпить ещё эля последовали с полдюжины песен, доносившихся из всех углов и наполнявших кислый воздух какофонией. Кроха спрятала лицо на груди Тома.

Капитан Хэддок не присоединился к хору. Всё ещё улыбаясь, он осушил кружку и похлопал себя по бедру.