– А мать – англичанкой. Поэтому, когда они полюбили друг друга, он переехал в Лондон, чтобы жениться на ней. – Салли провела пальцем по обложке книги, которую держала в руках. – Я думаю, Англия так никогда и не стала для него домом. Он очень скучал по Парижу.
Упоминание Парижа заставило меня задуматься о словах доктора Парретта, сказанных вчера, и о записи в дневнике учителя. Я снова вспомнил об умершем ученике мастера Бенедикта и снова с недоумением и обидой задался вопросом, почему он никогда не говорил со мной о чуме. Бриджит прижалась к моему уху. Она всегда чувствовала моё плохое настроение. Видимо, Салли тоже это уловила, поскольку сменила тему.
– Какие книги мне отнести вниз?
– Никакие, – сказал я. – У тебя ушиб рёбер. Тебе нужно отдыхать.
На её лице мелькнула тревога.
– Но я не хочу сидеть без дела, когда все остальные работают.
Жизнь с мастером Бенедиктом иногда заставляла меня забывать, откуда я родом. Салли – девушка из приюта – слишком хорошо понимала, что сулит ей будущее. Никого не выкинут вон быстрее, чем бесполезного сироту.
– Хорошо, – сказал я. – Только не надо поднимать тяжести. Может, ты лучше приготовишь завтрак?
Хотя до рассвета оставалась ещё пара часов, мне хотелось есть.
– В любом случае нам надо забрать продукты из кладовой до того, как придёт Гален. Иначе придётся голодать весь день.
Она захлопала в ладоши.
– Там есть яйца? Я их отлично готовлю.
Яйца в кладовке были – благодаря Исааку и его шиллингам.
– Можешь взять любые травы из моих запасов.
Клянусь: никогда еще я не видел, чтобы кто-то так радовался куриным яйцам. Мы спустились вниз, и Салли помогла перенести еду из кладовой на один из столов в лавке, небольшими порциями, чтобы не было тяжело – о чём мне пришлось снова ей напомнить. Она тихо напевала себе под нос, готовя завтрак в камине. Тем временем я отказался от идеи рассортировать бумаги учителя и просто перетащил все стопки в угол лавки, спрятав их за прилавком.
Пока я носил бумаги, мне пришло в голову, что можно попасть на верхние этажи, даже если мастерская заперта, – через люк на крыше. Не лучший путь, чтобы подняться туда придётся украсть лестницу. Но на всякий случай я не стал запирать люк.
Я забирал последнюю стопку из спальни мастера Бенедикта, когда в дверях появилась Салли. Она ухватилась за косяк и скривилась.
– Завтрак готов, – тихо сказала она.
– Я же предупреждал тебя, – сказал я.
– Не так уж и больно, – ответила она, но гримаса на её лице говорила иное.
Салли медленно опустилась на кровать мастера Бенедикта. Сев, она вздохнула, а потом легла на перину.
– Какая она чудесная. Такая мягкая…
– Это гусиный пух.
Салли приподнялась на локтях.
– Тогда почему ты спишь в лавке?
– О чём ты?
– Тут есть прекрасная кровать с периной из гусиного пуха, – сказала она. – Почему же ты спишь на соломенном тюфяке под прилавком?
– Ну… там моя постель, – объяснил я. – А это – комната мастера Бенедикта.
– Я думала, он оставил дом тебе.
– Так и есть. Но это его вещи.
Я протянул ей руку. Салли пристально посмотрела на меня, но потом взялась за нее, и я помог ей подняться с кровати. Затем разгладил покрывало, взял стопку бумаг и отправился вниз. Салли шла следом, не переставая наблюдать за мной.
Том пришёл рано. Под рубашкой он прятал три мягкие булочки с корицей. Узнав, что я входил в мастерскую, Том ахнул.
– Гален не будет рад, если узнает, – сказал он.
Я почувствовал, что выхожу из себя.
– Это мой дом! – Я стукнул кулаком по ладони. – Мой. Дом.
– И если ты перегнёшь палку, Гален тебя из него выкинет. Он уж присматривает за тобой.
– В каком это смысле?
– Вчера вечером, – сказал Том, – Гален расспрашивал о тебе и о мастере Бенедикте. Кем был твой учитель, что он знал о лечении чумы. О ваших средствах и лекарствах. Он уверен, что ты хочешь украсть его рецепт. Он думает: именно потому Генри настаивал, чтобы ты стал его помощником.
Кровь бросилась мне в лицо. Так вот почему Генри предлагал мне поработать с Галеном! Но я был тут ни при чём.
– Я не собираюсь красть чужой рецепт!
– Я-то это знаю, – терпеливо сказал Том, – а вот Гален – нет. Если он пожалуется на тебя магистрату Олдборну, ты окажешься на улице. Так что не зли его лишний раз. – Том печально посмотрел на меня. – Вдобавок я думаю, ты и не захотел бы с ним работать.
– Почему? Что он заставляет тебя делать?
– Толочь и перемалывать то, что осталось от твоих ингредиентов. И убираться. Но проблема не в этом. Он параноик. Он не позволяет мне стоять рядом, пока он работает. Большую часть времени он думает, что я тоже собираюсь украсть его секреты.
Галену и правда было не о чем беспокоиться. Я всего лишь хотел помочь ему вылечить чуму. И несмотря на то, что он не доверял мне, мне хотелось понять, смог бы я учиться у этого человека. Пусть он был и не таким добрым, но многим напоминал мне мастера Бенедикта – своей преданностью делу, очевидной заботой о пациентах, презрением к шарлатанам. И стремление хранить тайны было таким же, как у моего учителя.
Сходство поразило меня ещё больше, когда я узнал о прошлом мастера Бенедикта. Они оба отправились в чужие края в поисках лекарства от болезни. И вдобавок мне по-прежнему требовался новый учитель.
Я сел на стул, размышляя. Я сделал всё неправильно. Мне нужно было попытаться произвести впечатление на этого человека. Если бы я показал ему, чему научил меня мастер Бенедикт, насколько я могу быть полезным, возможно, он позволил бы мне помочь. Надо придумать, как убедить его.
Между тем любопытство всё ещё не давало мне покоя. Где-то в моей мастерской лежали ингредиенты, способные вылечить чуму.
– По крайней мере, покажи, что ты там толчёшь, – попросил я.
– Кристофер.
– Только что-нибудь одно. Вот и всё. Тогда я уйду.
– Кристофер!
– Ну пожалуйста. Пожааалуйста. Пожааааалуйста. Пожаааааааааа…
– Ладно! – Том нервно покосился на дверь. – Но ты никому не скажешь.
– Кому бы я сказал? Я общаюсь только с тобой и Бриджит. А уж она умеет хранить секреты.
Бриджит одобрительно заворковала. Том посмотрел на Салли.
– Я тоже не скажу. – Она лучезарно улыбнулась. – У меня даже нет друзей.
Глава 16
Мы нетерпеливо ввалились в мастерскую. Том прикусил губу.
– Правда в том, – сказал он, – что я на самом деле не знаю, что толку.
Он отвёл нас к столу напротив печи. Под ним стояли большие банки, а над ним – на полках – лежало множество маленьких ёмкостей с ингредиентами.
– То есть я отличаю уголь и сахар, само собой. Но о других вещах не имею ни малейшего представления.
Я не мог винить Тома. Только над столом я насчитал двадцать восемь банок. Помимо нескольких простых ингредиентов – вроде петрушки и черного перца – остальные были экзотическими: кипрская смола, глина болюс из Армении, delphinium staphisagria – растение из Африки.
Гален так отчаянно старался сохранить свой секрет, что замазал надписи на этикетках. Я узнал их лишь потому, что иногда использовал. Том сказал, что большую часть прошлого вечера измельчал всё в порошки, особенно древесный уголь, который Гален велел растереть до мелкой чёрной пыли.
Порошок был серым – вспомнил я. Итак, в состав лекарства входит древесный уголь. Я словно вновь услышал голос мастера Бенедикта. Как будто бы мой учитель вернулся в аптеку и снова стоял у меня за плечом. «Многие ингредиенты могут дать серый цвет. Изучи всё внимательно, прежде чем делать выводы».
Он был прав. Возможно, древесного угля тут на самом деле мало. Учитывая, как скрытен был Гален, меня бы не удивило, если б он приказал Тому растирать уголь просто для отвода глаз, а серый цвет лекарству придавало что-то другое. Но что? Были ли тут особые ингредиенты или всё дело в их сочетании? И вновь я словно бы услышал голос мастера Бенедикта: «Смотри внимательно, Кристофер».
Не кажется ли какой-то из этих компонентов знакомым?.. И я понял: кажется.
Венецианская патока.
Большая часть ингредиентов, с которыми Гален заставлял Тома работать, входили в состав венецианской патоки. Но лекарство Галена представляло собой сероватый порошок, а венецианская патока выглядела… ну, в общем, как патока: вязкая и липкая.
– Что делал Гален, пока ты толок уголь? – спросил я.
Том пожал плечами.
– Не знаю. Он меня и близко не подпустил. – Он указал в дальний угол комнаты. – Гален сидит там. И орёт на меня, если я пытаюсь подойти.
Салли, молча наблюдавшая за нами, приподняла брови. Я подозревал, что мы думаем об одном и том же. Я поспешил в угол. Том запротестовал.
– Ты же сказал: покажи что-нибудь одно.
В любом случае, здесь не на что было смотреть. Гален убрал за собой всё оборудование. И он вычистил мастерскую так тщательно, что не оставалось ни единой пылинки. Даже метла, щётка и тряпки рядом с его столом выглядели безупречно чистыми.
– Гален использовал какие-нибудь ингредиенты, которые тут стоят? – спросил я.
– Вроде нет, – отозвался Том. – Но он определённо работал с чем-то.
Ещё интереснее. Аптекарь не взял ни один из моих ингредиентов, но у него всё же было с чем работать. Потому что ингредиент был его собственный? «Секретный ингредиент, – подумал я. – Он смешал его с чем-то, что использовалось для венецианской патоки?..»
Я стоял и смотрел на пустой рабочий стол. Том не позволил мне остаться надолго. После изумительной жалобы: «Как долго ты вообще можешь смотреть на пустой стол»? – Том в конце концов просто схватил меня за ворот, выволок из мастерской и заставил запереть дверь. И нам очень повезло, поскольку через несколько минут после этого Гален вошёл в аптеку. Его глаз, подбитый вчера на рынке, окончательно заплыл и почернел, но, несмотря на это, аптекарь был в отличном настроении.
– Всем доброе утро, – сказал он.
После того что я увидел в мастерской, у меня появилась идея.
– Мастер Гален, – обратился я, – могу я вам кое-что показать?
Он поколебался, но кивнул. Я вскочил со стула, взял банку с венецианской патокой и выложил немного жижи в миску.
– Это рецепт, которому меня научил мой наставник.
Он равнодушно взял миску, едва взглянув на меня. Но когда увидел содержимое, его интерес заметно возрос.
– Хорошая консистенция. Сильный аромат. Где ты берешь такой лавр?
– Он из Испании, – объяснил я.
Гален обмакнул палец в патоку и попробовал на вкус. Поднял брови.
– Это необычно. – Он попробовал ещё раз. – Её сделал Блэкторн?
– Я её сделал, сэр.
Он с любопытством посмотрел на меня.
– Признаюсь, мистер Роу, я впечатлён. У тебя есть навык, какого я бы не ожидал от ученика.
– У меня был замечательный учитель.
– Да, Том рассказывал мне о нём.
– Мастер Бенедикт научил меня и всяким способам хранить секреты. – Здесь нужно было действовать осторожно. – Разным видам шифров и всему такому прочему. Я подумал…
Гален похлопал меня по плечу.
– Думать – это очень хорошо. Но давай не будем спешить, ладно? Проходи, Том. – Он подтолкнул моего друга в сторону мастерской. Том бросил на меня извиняющийся взгляд и закрыл дверь.
У меня пылали щеки. Я поставил банку на место и тихо опустился на табурет.
Салли наблюдала за мной, устроившись на подоконнике у входной двери. Ей хватило деликатности сделать вид, что она не заметила моё фиаско.
– Что теперь будем делать? – спросила она.
Было ясно, что мои лекарства не настолько впечатляют Галена, чтобы он позволил мне помочь. Возможно, вместо этого мне следовало сделать другую Курильницу-для-вашего-дома. Я представил, в какой ужас придёт Том…
Даже если ты подожжёшь Галена, это не изменит его решение, Кристофер. Подлинная проблема была в том, что он попросту не доверял мне. Если я хочу работать с ним, то надо придумать, как доказать, что я надёжен. И нужно это как следует обмозговать.
Между тем у меня были ещё кое-какие дела. Осмотрев ингредиенты, которые Том смешивал для Галена, я решил перечитать заметки моего учителя о чуме. Я указал на кипу бумаг за прилавком.
– Нужно почитать это.
Салли соскользнула с подоконника.
– А мне можно посмотреть?
– Конечно.
Мы начали с тетрадей. Салли с любопытством переворачивала страницу за страницей. Я уже видел, что написал мастер Бенедикт о лечении чумы в своём дневнике – ВСЁ БЕСПОЛЕЗНО, поэтому даже и не пытался перечитать записи о его многолетних экспериментах. Даже по этим заметкам было понятно, что он умелый и знающий аптекарь. И всё же он ни на йоту не преуспел в лечении болезни.
Опробовал лекарство из Борнмута. Ни малейшего эффекта.
Опробовал средство из Ньюкасла. Ни малейшего эффекта.
Испробовал все возможные вариации.
Ни малейшего эффекта.
Ни малейшего эффекта.
Ни малейшего эффекта.
Ни малейшего, чёрт побери, эффекта!
К концу заметок 1636 года каждая страница словно кровоточила его разочарованием.
Наибольший результат замечен при употреблении венецианской патоки. С аналогичной эффективностью засвидетельствовано применение парижской и лондонской патоки. Многие считают, что в них есть компоненты, которые при правильном балансе и уравновешивании веществ могли бы усилить их целебные свойства и остановить чуму. Я не уверен в этом. Наиболее благоприятный эффект этих лекарств, по-видимому, заключается в том, что больной может расслабиться, а это очень полезно для организма. И я полагаю, что этот эффект достигается при помощи мака. Правда, я не заметил никакой разницы в смертности в случаях употребления патоки и в случаях приема обычной эссенции мака.
Все остальные предполагаемые лекарства ничего не делают. Я потратил почти все свои деньги, пытаясь найти какое-нибудь, хоть какое-нибудь, эффективное средство. Хватался за всё, что мне встречалось. Я даже обращался к шарлатанам, продающим свои лекарства на рынке – и этим был похож на тех несчастных отчаявшихся людей, которые становятся жертвами городских мошенников. В надежде, что их собственная жизнь или жизни их близких могут быть спасены, эти бедолаги отдают все свои деньги мерзавцам, которые обещают выздоровление. И не важно, насколько заявления шарлатанов диковины и нелепы.
Я снова вспомнил, как Гален сражался с тем торговцем на рынке. И принялся читать дальше:
Некоторые из шарлатанов – простые фанатики, которые искренне верят, что нашли лекарство. У этих я покупаю их средства, ведь никогда не известно, на какие истины человек может наткнуться абсолютно случайно. Другие – обманщики в чистом виде. Иные настолько наглы, что постоянно торгуют в одном и том же городе – от одной вспышки чумы к другой.
Встретил одного негодяя; он был так ловок и так правдоподобно представил двух недавно «вылеченных» братьев, что я чуть не купил его лекарство. А потом вспомнил, что этот же человек стоял на том же месте, рассказывая о другом случае «излечения» двух детей, ещё в 1625 году! Эти якобы спасённые братья оказались теми самыми детьми, которые теперь выросли. И опять оказались обречены на страдания!
Но что ещё я могу поделать? Да, раз за разом я покупаю у шарлатанов лекарства и проверяю их. Ведь ещё древние израильтяне говорили: кто может отличить безумца от пророка?
Я уставился на страницу.
– Что-то не так? – спросила Салли.
– Этот провидец… сказал я, – который приходил в Криплгейт…
– Человек-птица?
– Его настоящее имя – Мельхиор. Ты слышала, как он произносил свои пророчества? Я имею в виду: слышала собственными ушами?
Она кивнула.
– Когда он пришёл, воспитатели собрали всех детей на осмотр. Он сказал, что в приют явился ангел смерти и что трое детей заболеют.
– Он сказал именно это?
– Ну… вроде того. Этот человек-птица, Ма… Мельхиор, он разговаривал с преподобным Тальботом. Я подкралась поближе и подслушала. Знаю, что не должна была.
– И его пророчество сбылось…
– Да. Мельхиор даже назвал имена тех детей. И хотя они не были больны, воспитатели сразу же изолировали их и попросили Мельхиора на всякий случай дать всем нам лекарство.
– Что он тебе дал? – спросил я.
– Думаю, вот это. – Салли указала на миску на столе, куда я налил лекарство, чтобы продемонстрировать Галену. Венецианская патока, опять! И её же вчера хотели купить последователи Мельхиора. «Наш хозяин сказал, что у Блэкторна лучшая патока…» На весь сиротский приют её, должно быть, ушло немало.
– И вы приняли лекарство?
Салли кивнула.
– Мельхиор дал на всех, но предупредил воспитателей, что медицина не может остановить то, что уже предназначил Бог. Так и случилось. – Она притянула колени к груди, обвив их руками. – После этого ещё больше детей заразились. Преподобный Тальбот отправил больных в чумной барак и закрыл приют. Вот так я и оказалась на улице.
Кровь у меня заледенела в жилах. Я пересказал Салли то, что Мельхиор предсказал в ратуше. Она слушала, прикрыв рот ладонью.
– Пожалуйста, не говори Тому, – закончил я. – Он испугается.
– А я уже испугалась. Ты уверен, что Мельхиор сказал именно это?
– Не представляю, кого ещё он мог иметь в виду.
Я переживал за Исаака, доктора Парретта, лорда Эшкомба. Но Том… после мастера Бенедикта он остался единственным, кого я мог назвать по-настоящему близким. От одной мысли о том, что он может заболеть, меня бросало в дрожь. Я не знал, как буду без него жить…
– Ты думаешь, Мельхиор действительно видит ангела смерти? – спросила Салли.
– Не знаю. То есть… – Я рассказал ей то, что прочитал об Архангеле Михаиле и Самаэле. – И я тоже кое-что видел. Их силу. – Я покачал головой. – Хотел бы я знать, что делает Мельхиор. Если он не может никого спасти, какой смысл в его предсказаниях? Зачем тогда быть чумным доктором? Что он проповедует в церкви? И ещё есть его последователи…
– Они были в приюте, – сообщила Салли. – Явились вместе с ним и ни на шаг не отходили, пока он осматривал детей. Он будто бы собрал собственную небольшую армию.
А ведь и точно!
– Это армия. – Я сел. – Они, словно солдаты, повинуются его приказам.
– И что?
– Один из них вчера пробрался сюда.
– Правда? А зачем?
– Точно не знаю. Но суть в том, что они подчиняются приказам Мельхиора. Так что если один из них проник в аптеку…
Салли широко раскрыла глаза.
– Тогда они сделали это по указанию Мельхиора, – продолжал я. – Но чего хотел пророк?
Его люди уверяли, что пришли за венецианской патокой для своего господина. И всё же вор ничего не взял.
– Я не понимаю, что ему надо, – сказал я, – и это меня беспокоит. Нужно узнать больше.
Лицо Салли просветлело.
– Ну, если ты этого хочешь, – ответила она, – то я точно знаю, куда идти.
Глава 17
Во внешности Мельхиора был один несомненный плюс: люди, как правило, замечают вас, если вы ходите в маске с клювом, из которого валит дым. Я полагал, что не трудно будет его разыскать, обойдя обычные места, где можно услышать городские сплетни: таверны, кофейни, рынки и тому подобное. У Салли, однако, была более интересная информация.
– Он живёт при церкви Святого Андрея, – сказала она.
– Это же рядом с Криплгейтом? – спросил я. – А куда делся преподобный Гленнон?
– Сбежал, когда началась чума. Мельхиор поселился там сразу же после этого. За день до того, как он явился в приют и произнёс своё пророчество.
Мельхиор и Криплгейт. Две наименее приятные для меня вещи – рядом.
– Значит, он живет в доме священника?
Салли покачала головой.
– В комнате церковного сторожа, под часовней.
Это было странно. Дом священника намного удобнее, чем сырой подвал. Почему бы не обосноваться там?
– Интересно, откуда он…
– Преподобный Тальбот сказал, что с континента.
Я нахмурился. Даже сквозь маску голос Мельхиора звучал вполне чётко.
– Он говорит по-английски без всякого акцента.
Салли пожала плечами.
– Тальбот сказал, что чумные доктора переезжают из города в город, туда, где они нужны.
Мы направлялись к церкви, но не дошли. Когда мы пересекли Чипсайд, я поднял руку.
– Стой.
С юга доносился гул толпы. Если не считать массовых беспорядков – а это не было похоже на беспорядки, – такой гул мог означать только одно. Поэтому мы поспешили на шум и вскоре нашли то, что искали. Мельхиор шёл во главе толпы, состоявшей из трёх сотен человек. С ним, как и вчера, было восемь его людей, служивших пророку охраной. Они окружили своего предводителя, оттирая от него бушующую толпу. Люди окликали Мельхиора, некоторые просили о помощи, некоторые просто вопили – и пронзительные крики резали уши.
Сам Мельхиор молчал. Он просто шёл, держа перед собой серебряный посох с головой горгульи; рука в кожаной перчатке со слишком длинными пальцами сжимала древко.
Оказаться в толпе – всё равно что оказаться среди стада коров; людской поток подхватил нас и потащил с собой. Я пытался приблизиться к Мельхиору, но не мог протиснуться через плотную стену из тел. Салли – маленькая и вёрткая – проскользнула сквозь толпу, и я потерял её из виду.
Путь, которым мы шли, казалось, выбирался случайным образом. На перекрёстках и в переулках Мельхиор резко менял направление, высоко поднимая свой посох чумного доктора. Глаза смотрели сквозь стёкла в птичьей маске, словно пророк прокладывал путь по лабиринту городских улиц, следуя указаниям свыше. Что бы ни направляло его, в итоге мы пришли к массивному четырёхэтажному дому на углу Бадж-роу и Уолбрук-стрит. Мельхиор остановился.
Дом был опечатан – на двери виднелись красный крест и мольба о божьей милости. В нескольких шагах поодаль горел костёр, и в нём переливались и мерцали раскалённые угли. Густой дым, стелившийся по переулку, нёс с собой запах скипидара.
Охранник у дверей встревоженно глянул на толпу. Мельхиор приблизился. На этот раз все прочие остались поодаль. Стало тихо.
– Я пришёл, чтобы позаботиться о магистрате Иствуде, – сказал Мельхиор. Его голос из-под маски звучал глухо.
«Ещё один заразившийся чиновник», – подумал я. Если они заболевают с такой скоростью, удивительно, что кто-то вообще управляет городом.
Охранник, кажется, испытал облегчение, поняв, что Мельхиор явился не по его душу. Он отпер дверь, и пророк исчез внутри. Все стояли в ожидании. Я оглядывал толпу, ища Салли, но её нигде не было видно. Я уже решил поискать её как следует, когда дверь вновь распахнулась. Люди затихли. Мельхиор в упор уставился на охранника. Тот отшатнулся от птичьей маски, исходящей клубами дыма.
– Где он? – спросил Мельхиор.
– Иствуд? – Глаза охранника расширились. – Никто не покидал дом, ваша милость.
– Магистрат Иствуд мёртв, – сообщил Мельхиор. – Я говорю об ангеле смерти. Его больше нет здесь.
Охранник так сильно затрясся, что выронил пику. Она свалилась со ступеней, со звоном покатившись по булыжнику.
– Я… я… я…
Мельхиор подошёл к костру. В восходящем потоке горячего воздуха его маска дрожала, словно тая в пламени.
Он сунул руку в карман кожаного плаща и вынул её, держа что-то в сжатом кулаке. Толпа безмолвствовала, и единственным звуком было потрескивание огня. Затем послышался низкий голос. Мельхиор наклонился, обхватив одной рукой в перчатке кисть другой, и что-то говорил, но я не мог разобрать слов. Затем он резко вскинул руку, и из кулака вылетела сотня крохотных белых перьев. Они попали на восходящий поток тёплого воздуха и взмыли к небу, словно снег – не падающий на землю, но летящий вверх. Перья покачивались и кружились в воздухе. Сперва медленно, а после всё быстрее и быстрее они вращались по спирали. Взмыв на тридцать фунтов, перья перестали крутиться. Поймав ветер, они понеслись над улицей, а потом, словно остановленные невидимой рукой, повернулись и спланировали вниз, приземлившись на пороге одного из домов.
– Вот, – произнёс Мельхиор. – Ангел смерти там.
Толпа взорвалась криками. Некоторые с воплями разбегались. А я просто стоял и, дрожа, смотрел на перья, трепещущие в грязи.
Утреннее солнце висело над домом, отмеченным пророчеством Мельхиора. В туманной дымке крыша словно мерцала красноватым светом. Мельхиор поспешил к дому. Его охранники двинулись следом, как и бо́льшая часть оставшихся людей.
Кто-то дёрнул меня за рукав. Я обернулся. Салли. Она держала пальцы во рту. Я растерялся.
– Что с тобой случилось?
– Ые быжглс.
– Что?
Салли вынула руку изо рта.
– Я обожглась.
Эти слова почти заставили меня забыть о недавнем странном зрелище.
– Дай посмотрю.
Пальцы Салли покраснели. На двух уже вскочили волдыри.
– Как это случилось? – спросил я.
– Я сунула руку в костёр.
– Зачем?
– Чтобы достать вот это.
Она снова сунула обожжённые пальцы в рот, а вторую руку протянула ко мне. В её ладони лежали две обугленные скукожившиеся полоски пергамента – длинные и узкие, шириной чуть более четверти дюйма. На каждом с одной стороны, написанные тонкими чернилами, виднелись буквы.
– Откуда они взялись? – спросил я.
Салли пришлось снова вынуть пальцы изо рта, чтобы ответить.
– От Мельхиора. Я видела, как он достал их из кулака, пока бормотал. А потом, когда он подкинул перья в воздух, бумажки швырнул в огонь.
– Я ничего не заметил. Смотрел на перья.
– Все смотрели на перья, – сказала она. – Полагаю, так и было задумано. Похоже, Мельхиор не хотел, чтобы кто-то увидел, как он это сжигает.
Глава 18
Я нагнулся над прилавком, рассматривая пергамент.
– Расскажи мне ещё раз, что ты видела.
Вернувшись домой, я занялся рукой Салли – смазал волдыри на её пальцах обезболивающим кремом Блэкторна от ожогов и обернул руку хлопковой тканью. Затем я взял два обрывка, спасённых Салли из огня, и разгладил их на прилавке.
Салли устроилась напротив меня. Она подобрала одно из пёрышек, которые Мельхиор бросил в воздух, и принесла с собой. Теперь она сидела на табурете, крутя пёрышко в здоровых пальцах. Я бы предпочёл, чтобы она прекратила – отчего-то это перо заставляло меня нервничать.
– Я была впереди толпы, – сказала Салли, – прямо возле Мельхиора, рядом с костром. Пока Мельхиор бормотал, он вытащил из кармана перья. А потом наклонился и застыл на полуслове, будто бы что-то его очень удивило. И потом он вытащил из перьев вот это. – Она указала на обрывки пергамента на прилавке. – А затем, когда он подкинул перья в воздух, другой рукой швырнул их в огонь. Все смотрели вверх, и… ну, не знаю. Мне просто показалось, что это странно. Примерно как бывало в Криплгейте. Дети так себя вели, когда не хотели, чтобы воспитатели что-то увидели.
Салли вытянула шею, чтобы прочитать буквы на обрывках.
– Как думаешь, что тут написано? – спросила она.
Я понятия не имел, но был уверен в одном: это какой-то шифр. А шифры нужны для сохранения тайн. Какая же тайна была у пророка? Ничто из того, что делал этот человек, казалось, не имело смысла. Сперва он приказал своим людям проникнуть в мою аптеку. Теперь мы нашли у него бумажку с шифром. Точно так же делал мой учитель, чтобы прятать свои секреты.
Я покачал головой. Все эти размышления были пустой тратой времени. Нужно расшифровать записку Мельхиора. К сожалению, это подняло совершенно другую проблему. Фрагменты, которые обнаружила Салли, было бы почти невозможно понять. Любое секретное сообщение расшифровать непросто, потому что сперва нужно выяснить, как именно шифр устроен. Обычный сдвиг букв – это довольно просто: например, где Г означает Д, а Д представляет Е и так далее. Но некоторые шифры бывают ошеломляюще заковыристыми – со сдвигами букв и перестановками настолько сложными, что нужен специальный ключ, чтобы прочитать сообщение.
Иногда, если вам повезёт, вы всё равно сможете расшифровать его, даже и без ключа. Мне не повезло. И хуже всего: у нас было не целое сообщение. Я не знал, какого размера был изначальный свиток, но было очевидно, что некоторые буквы уничтожил огонь. С отсутствующими буквами я не был уверен, что расшифровать послание вообще возможно. И всё же я сидел над этими обрывками и рассматривал их. Мельхиор не хотел, чтобы кто-нибудь увидел это сообщение. А значит, нам очень важно понять, о чём там говорится.
Звук голоса над ухом заставил меня подпрыгнуть.
– Что это такое?
Я обернулся. Том стоял надо мной, разглядывая обрывки через моё плечо. Его лицо было покрыто белой пудрой.
– Ты откуда взялся? – спросил я.
– Гален выставил меня из мастерской, – сказал Том.
– Что ты сделал?
– Ничего. Он сейчас работает над чем-то секретным. Я должен охранять дверь.
Том посмотрел на книги, которые я разложил перед собой, и на заметки, которые я делал.
– Опять шифры?
Я рассказал Тому, что случилось с Мельхиором возле дома магистрата.
– Ещё одно пророчество, – выговорил Том, широко раскрыв глаза.
– Ну… да. – Я вздрогнул, вспоминая. – Но посмотри, что нашла Салли… Где она, кстати?
Салли оставила перо Мельхиора на стопке пергаментов. Бриджит сидела рядом, прямо на краю прилавка. А Салли нигде не было видно. Я окончательно растерялся.
– Сколько же я… Сколько сейчас времени?
– Два часа.
Том с тоской посмотрел на нашу самодельную кладовую в углу.
– Пожалуйста, можно я возьму немного еды? Гален не позволяет мне есть во время работы. Я целый час подбирался к сахарной пудре.
Судя по пятнам на его лице, «подбираться», возможно, было не совсем верным словом. Но упоминание о еде заставило меня понять, насколько я голоден. Пытаясь расшифровать код Мельхиора, я полностью потерял счёт времени. Том разрезал для нас большой кусок чеширского сыра. Сегодня пришлось обойтись без хлеба: теперь, когда Гален занял мастерскую, у нас больше не было доступа к духовке.
– Надо будет испечь хлеб ночью, когда он уйдёт, – сказал я.
Том поник.
– Ладно, испеку.
– Тебе необязательно оставаться.
Он вздохнул.
– Да нет, я могу.
Парадная дверь открылась, и вошла Салли, напевая какую-то неизвестную мелодию.
– Где ты была? – спросил я.
– В трактире через дорогу. Поговорила с той девушкой, Дороти.
Я посмотрел в окно на «Отрезанный палец».
– Она сказала что-то интересное?
– Не о Мельхиоре.
Салли с улыбкой глянула на Тома. Тот покраснел как рак и сунул в рот большой кусок сыра. Я едва сдерживал смех.
Салли уселась на табурет между нами и указала на книгу, которую я читал.