Ренн стояла возле него на коленях, вид у нее все еще был несколько ошалелый.

– Тебе необыкновенно повезло! – сердито сказала она. – Ладно, лежи спокойно. – Из своего мешочка с лекарственными травами она вытащила горстку сушеного тысячелистника, растерла траву на ладони и быстро прижала ладонь с порошком ко лбу Торака. Порошок мгновенно прилип к ране, образовав защитную корочку.

Озноб у Торака все не проходил, и он, закрыв глаза, прислушался к неумолчному яростному грохоту водопада. Волк заполз к нему в спальный мешок, немного повозился, устраиваясь поудобнее, и принялся вылизывать ему плечо. Он был пушистым и очень теплым, и Торак благодарно лизнул его в нос.

Согревшись, он задремал, а когда проснулся, то озноба больше не чувствовал, но Нануак по-прежнему крепко сжимал в руке. Волк, выбравшись из его мешка, спал, свернувшись клубком, у дальней стены пещеры. Ренн перебирала лежавшие у нее на коленях травы. Вещи и оружие Торака лежали с ней рядом, и он догадался, что, пока он спал, она еще два раза в одиночку переправилась через реку и принесла все это сюда.

– Ренн… – начал было он.

– Что? – спросила она, не глядя на него. Судя по ее тону, она все еще немного на него сердилась.

– Ты вытащила меня из реки. Притащила меня сюда. Ты даже перенесла с того берега в пещеру все мои вещи. Я просто представить себе не могу… Знаешь, ты очень храбрая!

Она не ответила.

– Ренн, – снова окликнул он ее.

– Ну что?

– Я должен был тогда снова нырнуть. Должен.

– Зачем?

Он неуклюже протянул к ней руку и разжал пальцы.

И ему вдруг показалось, что свет вокруг померк. Странный мрак окутал пещеру. Казалось, в воздухе даже слышится потрескивание, как после удара молнии.

Волк тут же проснулся и на всякий случай зарычал. А Ренн так и застыла.

Глаза реки лежали на ладони Торака в гнезде из зеленого ила и слабо светились, точно луна на затянутом туманной дымкой ночном небосклоне.

Глядя на них, Торак испытал примерно такой же приступ головокружения, что и там, на дне реки. Но только слабее.

– Это ведь Нануак, правда? – спросил он. – «Что прячется в бездонной глубине? Глаза реки, лежащие на дне». Я нашел самую первую часть Нануака!

Вся кровь, казалось, разом отхлынула от лица Ренн.

– Не… шевелись, – прошептала она, поспешно выползла из пещеры и вскоре вернулась с охапкой красных листьев рябины.

– К счастью, руки у тебя испачканы илом, – сказала она. – Ты ни в коем случае не должен сам прикасаться к Нануаку. Иначе он высосет из тебя всю твою жизненную силу.

– Ах вот что со мной было там, на дне! – прошептал Торак. – Я чуть… в общем, голова у меня сильно закружилась, и еще… – И он рассказал Ренн о Тайных Обитателях Вод.

Она пришла в ужас:

– И как только у тебя смелости хватило? Ведь если бы они тебя не выпустили… – Она взмахнула рукой, отгоняя зло. – Я просто поверить не могу, что ты мог взять и уснуть, держа ЭТО в руке! В общем, времени терять нельзя.

Вытащив из-за пазухи маленький мешочек из черной кожи, Ренн набила его листьями рябины.

– Эти листья защитят нас, – сказала она, – да и мешочек тоже поможет: он сделан из кожи ворона. – Крепко держа Торака за руку, она стряхнула глаза реки с его ладони в мешочек и крепко затянула тесемку.

Как только Нануак был спрятан, пламя в костре сразу вспыхнуло ярче, мрак в пещере рассеялся, а потрескивание в воздухе совершенно прекратилось.

Волк осторожно подошел к Ренн и лег с нею рядом, положив морду на лапы и тихонько поскуливая.

– Как ты думаешь, он может видеть Нануак? – спросила Ренн.

– Скорее он его чует, – ответил мальчик. – Или слышит. Не знаю.

И Ренн, вздрогнув, прошептала:

– И никто этого не знает!

Глава 17



Торак проснулся на заре, чувствуя, что ему не повернуться, – так болело все тело. Но руки и ноги действовали, и ничего, похоже, не было сломано. В общем, он решил, что еще очень легко отделался.

Ренн стояла на коленях у входа в пещеру и пыталась угостить Волка горстью вороники. Она сосредоточенно хмурилась, протягивая ему ягоды на ладони, а он то делал осторожный шажок вперед, то вдруг снова отскакивал назад. Наконец волчонок все же, видимо, решил, что Ренн можно доверять, и в один присест слопал ягоды. Ренн даже засмеялась, когда усатая мордочка коснулась ее ладони.

Заметив, что Торак смотрит на нее, она тут же перестала смеяться, смущенная тем, что он застал ее за попыткой подружиться с его волчонком.

– Ты как? – спросила она.

– Лучше.

– А по виду не скажешь. Тебе нужно будет отдохнуть еще по крайней мере денек. – Ренн встала. – Я иду охотиться. Нам следует приберечь вяленую пищу, она еще пригодится.

Торак с огромным трудом сел.

– Я с тобой…

– Нет, ты останешься. Тебе нужно отдохнуть.

– Но моя одежда уже высохла! Да и оглядеться пора.

Торак не стал объяснять, почему ему так хочется пойти вместе с Ренн: дело было в том, что он ненавидел всякие пещеры. Они с отцом порой разбивали стоянку и в пещерах, но Торак всегда ложился спать снаружи. Ему было на редкость неприятно спать в окружении земляных или каменных стен, вдали от свежего дыхания Леса. В пещере ему начинало казаться, будто его кто-то проглотил.

Ренн вздохнула:

– Ну хорошо. Но как только мы кого-нибудь подстрелим, ты сразу вернешься и снова ляжешь, ладно?

Торак пообещал ей это и принялся одеваться.

Он никак не ожидал, что ему будет так трудно. Когда он наконец покончил с одеванием, в глазах от боли стояли слезы. К счастью, Ренн ничего не замечала – готовилась к охоте. Она расчесала свои длинные волосы ясеневым гребнем, вырезанным в форме когтистой лапы ворона, стянула их на затылке ремешком и воткнула в них перо совы: оно должно было принести им удачу. Затем она натерла кожу золой, чтобы отбить свой запах, а лук смазала кашицей из раздавленных лесных орехов, повторяя при этом нараспев: «Пусть летит со мною рядом хранитель мой, пусть принесет он мне удачу на охоте».

Торак был удивлен.

– И мы точно так же готовимся к охоте! Только у нас говорят: «Пусть бежит со мною рядом хранитель мой». И луки свои мы не каждый раз смазываем.

– Ну, это только я так делаю, – сказала Ренн и любовно глянула на блестевший после смазки лук. – Этот лук сделал для меня Фин-Кединн; мне тогда было семь лет, и у меня только что погиб отец. Это тис. Его целых четыре года выдерживали. А заболонь сзади для гибкости. А орех спереди для прочности. Фин-Кединн и колчан мне смастерил. Сам сплел и разрешил мне выбрать, как его лучше украсить. Видишь, какой красивый получился зигзаг из красной и белой ивы…

Она вдруг умолкла, что-то вспомнив, и лицо ее затуманилось.

– Я ведь матери никогда не знала, – вновь заговорила она. – Отец был для меня всем на свете. Когда он погиб, я очень сильно плакала, и ко мне пришел Фин-Кединн; я накинулась на него с кулаками, а он стоял спокойно, как дуб, позволяя мне сколько угодно лупить его. А потом сказал: «Он ведь был моим братом. Теперь я буду о тебе заботиться». И я поняла, что это так и будет. – Ренн нахмурилась и прикусила губу.

Торак понимал, что она скучает по дяде и, возможно, беспокоится о нем, зная, что он наверняка пытается отыскать ее в Лесу, где теперь охотится этот ужасный медведь. Чтобы дать ей время успокоиться, он немного повозился со своим луком, а потом сказал:

– Ну, пошли? Пора.

Ренн коротко кивнула и решительно вскинула лук на плечо.

Утро было ясное, холодное, и Лес никогда еще не выглядел таким прекрасным. Алые листья рябины и золотистые кроны берез сверкали, точно языки пламени, на фоне темно-зеленых елей. На кустиках голубики качались крошечные, слегка заиндевевшие паутинки. Седой от заморозка мох похрустывал под ногами. Парочка преисполненных подозрительности сорок неотступно следовала за ними, перелетая с дерева на дерево и время от времени разражаясь оглушительным треском. Сомнений не было: медведь наверняка далеко от этих мест.

К сожалению, долго любоваться утренним Лесом Тораку не пришлось. Вскоре Волк поднял на крыло глухарей, которые с возмущенными криками взмыли над подлеском. Они летели довольно быстро и против солнца, так что Торак даже прицеливаться не стал, понимая, что ни за что не попадет, а вот Ренн, к его удивлению, выстрелить успела, и птица с глухим стуком упала на землю.

У Торака от изумления прямо челюсть отвисла.

– Как это тебе удалось? Я этого глухаря и разглядеть-то как следует не мог.

Ренн покраснела:

– Ну… я много тренируюсь.

– Но я никогда не видел, чтобы кто-то так здорово стрелял! Ты что же, лучший стрелок вашего племени?

Она совсем смутилась и промолчала.

– Неужели еще лучше есть?

– Да нет вроде… – Все еще страшно смущенная, она наклонилась и вытащила подстреленного глухаря из кустов голубики. – Вот. – И она наконец улыбнулась, показав свои мелкие остренькие зубы. – Помнишь свое обещание? Теперь тебе надо вернуться в пещеру и отдохнуть.

В тот вечер они устроили настоящий пир. Какая-то сова своим уханьем вновь заверила их, что медведя поблизости нет, и Ренн рассудила, что теперь они ушли уже так далеко на восток, что племя Ворона наверняка прекратило погоню. И, кроме того, им просто необходимо было поесть горячего.

Ренн, обернув два небольших куска листьями конского щавеля, отложила их в сторону для хранителя племени, а Торак тем временем перенес костер к самому входу в пещеру: он решил, что ни за что не станет больше ночевать среди этих земляных стен. Налив воды в припасенный Ренн бурдюк для готовки, он подвесил его рядом с костром и с помощью рогульки стал бросать в него раскаленные камни, а когда вода согрелась, туда же кинул ощипанного и разрубленного на куски глухаря. Вскоре он уже помешивал душистый суп, сдобренный диким чесноком и мясистыми древесными грибами.

Они съели почти все мясо, оставив на потом совсем немного, и вычерпали всю вкусную жижу, пользуясь удобными кривыми корешками, обожженными на огне. Затем последовала вкуснейшая каша, которую Ренн приготовила из брусники и лесных орехов, а на сладкое у них были буковые орешки, которые они сперва держали над костром, а потом разгрызали, чтобы достать ядрышки.

Торак так наелся, что о еде больше и думать не хотелось. Он устроился у огня и стал латать дыру в штанах – в том месте, где его схватили за ногу Тайные Обитатели Вод. Ренн сидела неподалеку, расправляя оперение на своих стрелах, а Волк разлегся между ними, с наслаждением вылизывая лапы после того, как ловко разделался с большим куском глухаря, который отложил для него Торак.

Некоторое время в пещере царила доброжелательная тишина. Торак был доволен; в его душе даже затеплилась надежда. В конце концов, ведь удалось же ему отыскать первую часть Нануака. Это же чего-нибудь да стоит, верно?

Внезапно Волк вскочил и бросился от костра куда-то в темноту. Но через несколько мгновений вернулся и стал кружить у огня, негромко и возбужденно рыча и поскуливая.

– В чем дело? – шепотом спросила встревоженная Ренн.

Торак вскочил на ноги, внимательно глядя на Волка. В ответ на ее вопрос он покачал головой:

– Никак не могу понять, что он говорит… «Убей запах. Старая добыча. Уходи». Что-то в этом роде.

Оба всматривались в темноту, но, естественно, ничего не видели.

– Не надо было разжигать костер! – сказала Ренн.

– Теперь уже поздно об этом думать, – откликнулся Торак.

Волк вдруг перестал скулить и рычать, поднял морду и посмотрел в небо.

Торак тоже поднял глаза – и его благодушное настроение мигом испарилось.

На востоке, над черной громадой Высоких Гор, в небесах горел, словно глядя прямо на них, красный глаз Великого Зубра. Его невозможно было не заметить: зловеще алый, точно налитый злобой. Торак глаз не мог от него оторвать, всем своим существом чувствуя его давящую мощь. Красный глаз давал силы тому медведю, одновременно лишая Торака надежды и решимости.

И Торак не выдержал.

– Скажи, – повернулся он к Ренн, – как ты думаешь, сможем мы все-таки победить? Нет, правда?

– Не знаю, – честно призналась Ренн.

– И как нам раздобыть еще две части Нануака? Этот старый «зуб, камни превращающий в песок» и самый холодный на свете огонь, «таящийся во тьме снегов»? Что хотя бы значат эти слова?

Ренн молчала.

Торак заставил себя оторвать взгляд от горевшей в небесах красной звезды и снова сел у костра. Но ему все время казалось, что красный глаз сердито смотрит на него прямо из пылающих углей.

Рядом шевельнулась Ренн:

– Смотри, Торак! Вон Первородное Древо!

Он поднял голову.

Красный глаз в небесах словно заслонила яркая пелена. Теперь в вышине разливалось переменчивое зеленое сияние. Потом зеленый сноп света вдруг изогнулся гигантской лентой, точно колышимой беззвучным ветром; зеленые сполохи пробежали по всему небосклону и исчезли, и темное небо затянула дрожащая бледно-зеленая дымка, на фоне которой раскинуло свои волшебные мерцающие ветви Первородное Древо.

Торак смотрел не отрываясь; в душе его опять шевельнулась искорка надежды. Он всегда любил смотреть на Первородное Древо – особенно морозными зимними ночами, когда отец рассказывал ему историю о Начале Времен. Древо означало удачу в охоте; может, оно и Тораку тоже принесет удачу?

– Мне кажется, это добрый знак, – сказала Ренн, словно прочитав его мысли. – Я все думала… а было ли это просто везением – то, что ты нашел Нануак? И почему ты свалился в воду именно в том месте, где на дне лежали глаза реки? Вряд ли это было случайностью. Мне кажется… тебе было предначертано найти его.

Торак вопросительно на нее глянул.

– Возможно, – неторопливо пояснила она, – этот Нануак нарочно подложили на твоем пути – чтобы ты сам решил, что с ним делать. Ведь когда ты увидел его на дне, ты вполне мог передумать, решить, что слишком опасно нырять туда. Но ты все-таки нырнул. Ты рисковал жизнью, чтобы до него добраться. А что, если… это просто часть испытания?

То, что говорила Ренн, показалось Тораку настолько разумным, что он даже несколько успокоился. А потом и уснул, глядя на зеленые соцветья, безмолвно вспыхивавшие на ветвях Первородного Древа, и не заметил, как Волк выбрался из пещеры и один отправился в Лес на поиски чего-то, ведомого ему одному.

* * *

Оставив Логово, Волк стал подниматься на вершину холма, нависавшего над долиной, чтобы получше разобраться в странном запахе, который принес ветер. Запах был сильный; пахло подгнившей добычей, как если бы часть ее оставили про запас и прикопали в надежном месте. Но вот странно: этот запах исходил не из одного места, а перемещался по долине!

Волк бежал и радостно чувствовал, что его лапы становятся все крепче, все сильнее по мере того, как каждая новая Тьма сменяется новым Светом. Он очень любил бегать и мечтал, что Большой Бесхвостый Брат тоже когда-нибудь это полюбит и научится наконец бегать быстро, а то он такой медлительный!

Уже почти добравшись до вершины, Волк прислушался; он слышал и грохот Большой Воды, и шорохи, которые издавал заяц, кормившийся в соседней долине. Высоко над головой сиял Яркий Белый Глаз с целым выводком маленьких детенышей. Все было так, как и должно было быть. Если не считать этого запаха.

На вершине Волк поднял морду и сразу же опять почуял странный запах. Совсем близко. Потом еще ближе… Волк рысью бросился вниз и вскоре нашел источник этой гнилостной вони. Испускавшее вонь существо еще и перемещалось с места на место.

Волк подошел поближе – нужно было как следует рассмотреть неведомую тварь, но постарался сделать это так, чтобы она не догадалась, что он рядом. Он очень удивился, обнаружив, что это вовсе не чья-то старая добыча, отложенная про запас, а вполне живое существо; у него было дыхание и когти, и двигалось оно, странно шаркая лапами и что-то рыча себе под нос; и с морды у него капала слюна.

Но что больше всего озадачило Волка, так это то, что он никак не мог уловить мыслей этого существа. Похоже, голова у него была не в порядке, что-то там раскрошилось, как старые кости. Волк никогда еще не встречал ничего подобного.

Он с тревогой смотрел, как неприятная тварь ползет вверх по склону к Логову, где спят бесхвостые, подкрадывается к ним все ближе, ближе…

Волк уже приготовился прыгнуть и прогнать странную тварь, но тут она вдруг встряхнулась и, шаркая лапами, побрела прочь. Но, уловив спутанные мысли этого загадочного существа, Волк понял, точнее, почувствовал, что оно еще вернется.

Глава 18



Туман подкрался к ним тихо, как вор, и сразу украл долину внизу.

Когда Торак с трудом выполз из спального мешка, он увидел, что долина исчезла. Туман, это дыхание Великого Духа, поглотил ее целиком.

Торак зевнул. Волк и раньше часто будил его по ночам, бегая вокруг и требовательно коротко взлаивая. Сейчас, например, он говорил: «Запах старой добычи! Смотри внимательно». По мнению Торака, это было лишено всякого смысла: он уже несколько раз выходил посмотреть, но не замечал ничего, хотя вокруг действительно пахло падалью и его не покидало неприятное ощущение, что за ним следят.

– А может, Волк просто тумана не любит? – сонно предположила Ренн, поворачиваясь к Тораку, но не вылезая из мешка. – Я, например, его терпеть не могу. В тумане все становится совершенно не таким, каким должно быть.

– Вряд ли дело только в этом, – прошептал Торак, с тревогой глядя, как настороженно Волк нюхает воздух.

– Да? А в чем же?

– Не знаю. Мне почему-то все время кажется, что тут рядом кто-то есть. Но не медведь и не люди из твоего племени. Кто-то другой.

– Я не понимаю…

– И я тоже. Я же сказал, что не знаю, в чем дело. Но нужно быть настороже. – Торак с задумчивым видом подбросил дров в костер: нужно было немного подогреть то, что осталось от дневной трапезы.

Ренн встревоженно нахмурилась, все-таки вылезла из мешка и пересчитала имевшиеся у них стрелы.

– На двоих у нас четырнадцать стрел. Не очень-то много. Ты наконечники делать умеешь?

Торак покачал головой:

– Отец считал, что у меня руки еще недостаточно сильные, чтобы кремень колоть, и собирался на следующий год меня научить. А ты умеешь?

– Нет, я тоже не умею. Значит, придется быть особенно осторожными. Тем более что мы понятия не имеем, как далеко отсюда Священная Гора. И мясо нам еще понадобится, конечно.

– Может, сегодня что-то удастся подстрелить.

– В таком тумане?

Да уж. Туман был настолько густой, что они не могли разглядеть Волка, шедшего на пять шагов впереди. Такой туман лесные племена называют «морозный дым» – это ледяное дыхание Высоких Гор, от которого в начале зимы чернеют последние ягоды, а маленькие зверюшки начинают прятаться в норы.

Волк вел их по протоптанной зубрами тропе, которая шла по краю долины и сворачивала к северу. Тропа была извилистой и довольно крутой; вокруг рос густой кустарник, за ночь весь покрывшийся инеем. Туман настолько заглушал звуки, что расстояние от одного предмета до другого определить было почти невозможно. Деревья с пугающей внезапностью вырастали у них на пути. Пытаясь подстрелить оленя, они выпускали стрелу в обыкновенную валежину и потом долго извлекали ее, накрепко застрявшую в древесине. Бросить драгоценную стрелу они никак не могли. Дважды Тораку казалось, что он видит какого-то человека, притаившегося в кустарнике, но когда он подбегал к этому месту, то ничего там не обнаруживал.

Подъем на вершину холма занял у них все утро, а потом они полдня продирались сквозь густую растительность, спускаясь в соседнюю долину, где молчаливый, окутанный туманом сосновый лес сторожил сонную реку.

– Ты заметил? – спросила Торака Ренн, когда они наспех соорудили шалаш и принялись за холодное, не приносящее особой радости вяленое мясо. – Мы ведь ни одного северного оленя ни разу не встретили! А их в это время года в Лесу всегда полно.

– Я тоже все время об этом думаю, – кивнул Торак.

Как и Ренн, он отлично знал, что при первом же выпавшем в горах снеге северные олени устремляются в Лес, где отъедаются на зиму мхом и грибами. Иногда олени поедали так много грибов, что у них даже мясо пахло грибами.

– Что будут делать племена, если олени так и не придут? – спросила Ренн.

Торак не ответил. Приход северных оленей означал для людей возможность пережить еще одну зиму: олени давали одежду, одеяла и пищу.

«А во что мне одеваться, – думал он, – когда наступит зима?» Ренн предусмотрительно прихватила свою зимнюю одежду с собой, но стащить что-то и для него у нее возможности, конечно же, не было, так что все, чем сейчас мог располагать Торак, – это летняя куртка из шкуры косули, далеко не такая теплая, как та одежда из оленьего меха, которую отец шил ему каждую осень.

Даже если им и удастся подстрелить оленя, времени на шитье одежды все равно не будет. Во-первых, туман все не проходил, а во-вторых, красный глаз Великого Зубра все выше и выше сиял в небесах.

Торак постарался отогнать эти тревожные мысли и сам не заметил, как забылся сном. Но то и дело просыпался, постоянно чувствуя рядом странный запах падали.

Рассвет следующего дня оказался еще более холодным и туманным. Даже у Волка вид был совершенно несчастный, когда он вел их вверх по течению реки. Они добрались до упавшего дуба, что, как мост, перекинулся через реку, и на четвереньках переползли по нему на тот берег. Вскоре после переправы тропа раздваивалась. Левая тропинка, извиваясь, вела в долину, заросшую березняком и тонувшую в туманной дымке; а правая ныряла в сырое тесное ущелье, где с обеих сторон вздымались отвесные скалы, густо поросшие мхом.

Торак и Ренн были явно огорчены, когда Волк выбрал именно правую тропу.

– Это неправильно! – крикнула Ренн. – Нам не сюда! Гора ведь на севере! Почему же он все время сворачивает на восток?

Торак покачал головой:

– Мне, вообще-то, тоже так кажется. Но Волк, похоже, совершенно уверен.

Ренн презрительно фыркнула. Видимо, ее опять терзали сомнения.

Волк терпеливо ждал их на тропе, и Торак ощутил острый укол вины: ведь этому малышу и четырех месяцев еще не исполнилось! Он должен был бы сейчас играть возле своего Логова, а не таскаться с ними по горам.

– Знаешь, – сказал Торак, – я думаю, нам следует полностью доверять ему.

– Угу-м… – с сомнением промычала Ренн.

Подтянув повыше поклажу, они нырнули в узкую расселину.

Но не прошли и десяти шагов, как им стало ясно: тут они гости нежеланные. Темные ели, широко раскинув свои колючие лапы, словно предупреждали: не ходите дальше! Прямо перед ними с грохотом скатился здоровенный валун, а второй рухнул на тропу у Ренн за спиной. Да и запах падали стал сильнее. Но если все же где-то гниет убитая добыча, то почему до сих пор они не видели и не слышали ни одного ворона?

Туман еще более сгустился, и теперь видно было всего шага на два вперед. Единственное, что они слышали, – это мерное «кап-кап» с пропитанных влагой веток да журчание ручья, стремительно мчавшегося меж тесных каменистых берегов, тоже поросших мхом. Тораку все время мерещились в тумане фигуры медведей. Он внимательно следил за Волком, надеясь уловить малейший признак опасности, но волчонок продолжал спокойно бежать по тропе; вид у него был крайне недовольный, но он явно ничем не был напуган.

Где-то в полдень – во всяком случае, можно было предположить, что это полдень, – они остановились передохнуть. Волк, тяжело дыша, плюхнулся на землю, Ренн со стоном скинула с плеч поклажу. Все лицо у нее было исцарапано, волосы промокли насквозь.

– Я там тростник видела, – сказала она. – Хочу себе капюшон сплести. – И, повесив лук и колчан на ветку, она двинулась сквозь папоротники к ручью.

Волк нехотя поднялся и потащился за ней.

Торак тоже сходил к ручью и наполнил водой бурдюки. Вскоре послышались шаги возвращающейся Ренн.

– Быстро ты, – сказал он, не оборачиваясь.

– Вон! – проревел у него за спиной чей-то голос. – Вон из долины Ходеца, или Ходец вам глотки перережет!

Торак резко обернулся и прямо перед собой увидел какого-то великана с ножом.

В глаза ему тут же бросились уродливое, грубое, точно древесной корой покрытое лицо, длинные волосы, ужасно грязные и спутанные, и накидка из желтых осклизлых стеблей тростника. Наконец-то получил свое объяснение и преследовавший их запах падали: на шее у великана висела основательно подгнившая тушка голубя.

Если честно, Тораку показалось, что и сам этот человек несколько подгнил: гнилостный запах исходил и от его пустой воспаленной глазницы, и от черных десен с раскрошившимися остатками зубов, и от искривленного носа, с кончика которого свисала длинная желто-зеленая сопля.

– Вон! – снова взревел он, размахивая ножом из зеленого сланца. – Нарик и Ходец вам говорят: пошли вон!

Торак быстро положил на макушку оба своих кулака – это был жест миролюбия.

– Послушай, – обратился он к разгневанному великану, – мы пришли как друзья и не желаем тебе зла…

– Так они уже сотворили зло! – взревел тот. – Они принесли его с собой в нашу прекрасную долину! Всю ночь Ходец за ними следил! Всю ночь только и ждал, что они сотворят в его долине зло!

– Какое зло? – с отчаянием спросил Торак. – Мы никому не хотели причинять никакого зла!

В зарослях послышался шорох, и оттуда выскочил Волк. Торак крепко прижал волчонка к себе, чувствуя, как колотится его маленькое сердечко.

На волчонка великан даже внимания не обратил, зато сразу услышал шаги Ренн.

– Ишь, крадется, подлая! – оскалился он и быстро обернулся, размахивая у Ренн перед носом своим ножом.

Ренн отскочила, чем еще больше разозлила незнакомца.

– Она что, хочет, чтобы это все в воде оказалось? – вскричал он, срывая с ветки их луки и колчаны и размахивая ими над ручьем. – Она хочет посмотреть, как они поплывут, эти хорошенькие стрелы и сверкающие луки?

Онемев от ужаса, Ренн замотала головой.

– Тогда пусть они быстро бросят свои ножи на землю – иначе все это полетит в воду!

Ренн и Торак понимали, что выбора у них нет, и одновременно бросили к ногам Ходеца ножи, а тот быстро спрятал их под своим балахоном из тростника.

– Что ты от нас хочешь? – спросил Торак, слыша в ушах бешеный стук собственного сердца.

– Вон! – снова проревел великан. – Ходец сказал им! Нарик сказал им! А гнев Нарика страшен!

Ренн и Торак одновременно оглянулись, надеясь увидеть этого Нарика, кем бы он ни был, но вокруг стояли только окутанные туманом деревья.

– Хорошо, мы сейчас уйдем, – сказала Ренн, не сводя глаз со своего лука, зажатого в огромной ручище.

– Но не вверх! Пусть они уходят здесь! – И Ходец указал прямо на скалистую стену ущелья.

– Но… здесь же невозможно подняться! – удивилась Ренн. – Здесь слишком круто…

– Пусть они больше нас не обманывают! – взревел Ходец и, раскрутив над головой ее колчан со стрелами, швырнул его в ручей.

Ренн пронзительно вскрикнула и хотела уже броситься в воду вслед за колчаном, но Торак схватил ее за руку.

– Поздно, – сказал он, – колчан все равно уже унесло.

Ручей действительно был куда глубже и быстрее, чем казался с первого взгляда, так что колчан мгновенно исчез из виду.

Взбешенная Ренн повернулась к Ходецу:

– Мы же собрались уходить, как ты велел! Зачем ты бросил в ручей мой колчан?

– Надо было, вот Ходец его и бросил! – с самодовольным видом заявил великан, ощерив в усмешке беззубые черные десны. – Пусть знают, что он может все бросить!

– Пошли, Ренн! – сказал Торак. – Сделаем так, как он велит.

Ренн в ярости подхватила с земли свои пожитки.

Если их путешествие и с самого начала было нелегким, то теперь начался настоящий ужас. Проклятый Ходец бежал за ними по пятам, заставляя их на четвереньках карабкаться по каменистому отвесному склону. Ренн ползла впереди, мрачная и страшно расстроенная утратой колчана. Волчонок вскоре начал отставать, и Торак повернулся к нему, желая помочь, но Ходец чуть не отрубил ему нос, размахивая своим ножом, и прорычал:

– Вперед!

– Я только хотел взять на руки…

– Вперед!

И тут вмешалась Ренн:

– Ты ведь из племени Выдры, верно? – быстро спросила она. – Я узнала ваши племенные знаки.

Ходец гневно уставился на нее, и Торак, воспользовавшись моментом, подхватил ослабевшего волчонка на руки.

– Ходец был из племени Выдры, – буркнул Ходец и поскреб грязными ногтями шею в том месте, где на бугристой коже виднелись волнообразные зеленовато-синие линии.

– А почему ты оставил свое племя? – спросила Ренн. Похоже, она делала над собой неимоверные усилия, стараясь забыть про колчан и как-то подружиться с этим великаном, от которого зависела теперь их жизнь.

– Не оставил! – рявкнул Ходец. – Это Выдры оставили Ходеца. – Открутив крыло от дохлого голубя, он принялся сосать и мять его беззубыми деснами и вместе с этим «лакомством» втянул в рот висевшую на носу соплю.

Торака затошнило, а Ренн и вовсе позеленела.

– Ходец делал наконечники для копий, – невнятно буркнул великан. – Куски кремня летели и больно кусали Ходеца в голову. – Он хрипло засмеялся, брызгая слюной. – И тело Ходеца в некоторых местах стало портиться. Выдры зашили дырки, но тело опять испортилось. А потом у Ходеца глаза выскочили наружу, и их клевал ворон. Ха! Вороны любят глаза…

Вдруг изуродованное лицо Ходеца сморщилось, и он, стукнув себя по башке кулаком, забубнил:

– Ох, болит, болит, болит! И в голове у Ходеца голоса все воют, все ссорятся! Вот Выдры его и прогнали!

Ренн судорожно сглотнула и сочувственным тоном заметила:

– Да, и у нас в племени один человек точно так же глаз потерял. Мое племя всегда дружило с племенем Выдры. И мы… мы не хотели никакого зла тебе причинить!

– Может, и не хотели, – согласился Ходец, вытаскивая изо рта голубиную косточку и старательно пряча ее под тростниковой накидкой. – Только они всегда с собой зло приносят! – Он вдруг остановился и стал озираться вокруг. – Забыл Ходец, совсем забыл! Нарик всегда у него лесных орехов просит! А куда же все орехи-то подевались?

Торак перехватил Волка поудобнее и спросил:

– Значит, ты думаешь, что зло, которое мы приносим, – это…

– Они знают, что он думает! – озлился Ходец. – Медвежий дух – злой дух! И Ходец говорил ему: нельзя его вызывать!

Торак даже рот открыл от удивления.

– Кому говорил? Тому калеке, да? Тому, кто этого духа в медведя вселил? – торопливо спрашивал он, но, получив болезненный укол ножом, был вынужден замолчать и идти дальше.

– Калека, да! – бурчал у него за спиной Ходец. – Как же, очень мудрый! Вечно за духами гонялся, заставлял их свои приказания выполнять. – Он хрипло рассмеялся – точно пролаял. – Только ведь мальчишка из племени Волка ничего не знает о злых духах! Не знает, а? Не знает даже, что они такое! А Ходец много чего о них порассказать может!

Ренн, потрясенная этими откровениями до глубины души, уже подняла было брови, готовясь задать вопрос, но Торак незаметно остановил ее.

– Ходец много о них знает! – продолжал бубнить великан, по-прежнему пытаясь отыскать среди скал кусты орешника. – Еще бы! Он и сам был очень мудрым, пока кремень его не ударил. Он знал, что если умрешь и утратишь телесную душу, то будешь вечно скитаться, забыв, кто ты есть. Призраком станешь, а Ходец всегда очень жалел призраков. А если еще и внешнюю душу потерять, тогда от тебя и вовсе останется только злой дух.

И, наклонившись к Тораку, он обдал его своим зловонным дыханием.

– Подумай об этом, мальчишка из племени Волка. Не будет у тебя внешней души, и ты тоже станешь злым духом. Ты будешь обладать жизненной силой Нануака, но чувства племени лишишься и превратишься в дикое, неприрученное существо. И будешь испытывать жгучую обиду оттого, что у тебя что-то отняли. Вот почему они ненавидят все живое. Вот почему они так хотят всех уничтожить.

Торак понимал, что Ходец говорит правду, ибо собственными глазами видел эту ненависть. Она убила его отца.

– А тот калека? – хриплым голосом спросил он. – Тот, что поймал злого духа и вселил его в медведя? Как его звали?

– Ах, – и Ходец снова ткнул Торака в спину, чтоб не стоял на месте, – он был такой мудрый, такой хитрый! Сперва ему нужны были только маленькие злые духи, которые всюду проскользнуть могут. Только они ему казались недостаточно сильными, поэтому он стал ловить новых, всяких кусак и убивцев. И все равно ему было мало. – Ходец фыркнул, снова обдав Торака зловонным дыханием, и опасливо прошептал: – И он призвал себе на помощь… стихию.

Ренн охнула.

А Торак был озадачен.

– Что такое стихия? – спросил он.

Ходец рассмеялся:

– О, она знает! Девчонка из племени Ворона знает!

Ренн в ужасе смотрела на Торака; глаза ее казались черными бездонными ямами.

– Чем сильнее были души человека, тем сильнее получается и злой дух. А стихия… – Ренн облизнула губы, – стихия обретает силу, когда умирает кто-то необычайно могущественный, а души его разбредаются в разные стороны. Это… как водопад или ледник. Стихия – это самый могущественный злой дух на свете!

Волк вдруг вывернулся из объятий Торака и мгновенно исчез в зарослях папоротника. «Стихия» – это слово медленно ворочалось в голове Торака.

Однако разговоры о злых духах явно расстроили Ходеца.

– Ах, как они ненавидят все живое! – стонал он, раскачиваясь из стороны в сторону. – Ненавидят все светлые, ясные, светящиеся собственным светом души! Больно! Больно! А все их вина, мальчишки из племени Волка и девчонки из племени Ворона! Это они принесли беду в прекрасную долину Ходеца!

– Но мы уже почти что ушли из твоей долины! – сказала Ренн, отчаянно пытаясь его успокоить.

– Да, – поддержал ее Торак, – мы уже почти взобрались…

Но Ходец успокаиваться не желал.

– Зачем они это сделали? – кричал он. – Зачем? Ходец никогда им зла не причинял! – Размахивая отнятыми у них луками, он схватил лук Ренн за оба конца, явно собираясь сломать его пополам.

Этого Ренн не выдержала.

– НЕ СМЕЙ! – крикнула она. – Не смей трогать мой лук!

– Назад! – взревел Ходец. – Или Ходец его сломает!

– Сейчас же положи лук на землю! – завопила Ренн, бросившись на Ходеца и тщетно пытаясь отнять у него лук.

Торак понимал, что медлить нельзя. Он быстро сунул руку в свой мешочек с припасами, что-то протянул на ладони разъяренному Ходецу и громко крикнул:

– Лесные орехи! Лесные орехи для Нарика!

Это подействовало мгновенно.

– Орешки! – обрадовался Ходец. Бросив луки на землю, он сгреб орехи с протянутой ладони Торака и присел на корточки. Затем, вытащив из-под своей вонючей накидки довольно большой и острый камень, принялся колоть орехи, приговаривая: – М-м-м, какие вкусные, какие сладкие! Нарик будет доволен.

Ренн потихоньку подобрала луки, бережно отерла с них влагу и протянула Тораку его лук, но он его не взял. Он неотрывно смотрел на камень, которым Ходец колол орехи.

– Кто такой Нарик? – спросил он, просто чтобы поддержать разговор и получить возможность рассмотреть камень поближе. – Это что, твой друг, которого никто больше не может увидеть?

– Ходец запросто может его увидеть. Всегда! – буркнул великан. – А почему мальчишка из племени Волка не может? Разве у него глаз нет?

И откуда-то из глубин своей накидки Ходец вытащил маленькую грязную мышку. Мышь сжимала в передних лапках половинку орехового ядрышка и сердито поглядывала на тех, кто помешал ей угощаться любимым лакомством.

От изумления у Торака глаза стали совершенно круглыми, а мышка презрительно фыркнула и вновь принялась за еду.

Ходец нежно гладил ее по сгорбленной спинке грязным пальцем.

– Так, значит, Нарик – твой воспитанник, верно, Ходец? – воскликнул Торак, приглядываясь к камню.

Камень, забытый Ходецом, валялся на земле. Он был размером примерно с ладонь, черный и блестящий, очень похожий на острый изогнутый коготь.

Торак и Ренн переглянулись. Девочка тоже не сводила глаз с камня. Судя по выражению ее лица, мысли у нее были примерно такие же, как у Торака. Там, где есть каменный коготь, вполне может найтись и каменный зуб! «Зуб, камни превращающий в песок…» Каменный зуб. Вторая часть Нануака.

– Этот камень… – осторожно начал Торак. – Не мог бы Ходец рассказать мне, где он его взял?

Ходец поднял на него глаза, ставшие совершенно бессмысленными. Он все поглаживал пальцем свою мышь, и по лицу его блуждала блаженная улыбка. Вдруг черты его исказились, точно от судороги, и он забормотал испуганно:

– Каменный рот! Давно. В плохие времена. Он прячется. Люди из племени Выдры прогнали его, и он еще не нашел своей прекрасной долины.

Торак и Ренн снова переглянулись. Стоит ли расспрашивать Ходеца дальше, рискуя вызвать у него очередную вспышку гнева?

– А у этого каменного рта, – все-таки решился спросить Торак, – зубы тоже каменные?

– Ну конечно! – рыкнул Ходец. – Как же иначе он мог бы есть?

– Где мы можем его найти? – спросила Ренн.

– Ходец ведь уже сказал! Это каменный рот!

– Это такое существо? С каменным ртом?

Ходец вдруг как-то странно обмяк; теперь он казался Тораку очень усталым и каким-то больным.

– Плохое место, – прошептал он. – Очень плохое! Земля-убийца! Она хватает и глотает. И повсюду сторожа! Они тебя видят, а ты их – нет. А потом уже слишком поздно.

– Расскажи нам, как их найти, – попросил его Торак.

Глава 19



– И все-таки как ты собираешься искать это каменное существо? – сердито спросила Ренн. Она все еще пребывала в плохом настроении в связи с утратой своего колчана.

– Не знаю, – в десятый раз ответил ей Торак.

– И что это за существо такое? Кабан? Рысь? Надо было спросить у Ходеца.

– Он, скорее всего, не сказал бы.

Ренн, сердито подбоченившись, покачала головой:

– Мы же все делали, как он велел! За два дня мы пересекли целых три долины! И нашли тот ручей, о котором он говорил. И теперь все тащимся и тащимся вдоль него, но так ничего и не находим! По-моему, этот Ходец просто хотел от нас избавиться.

Эта мысль приходила в голову и Тораку, но он не собирался делиться ею с Ренн. К сожалению, за эти два дня туман так и не рассеялся, и все вокруг по-прежнему казалось каким-то не таким, словно было исполнено обмана. Следуя невнятным наставлениям Ходеца, они нашли у подножия серой каменистой горы ручей и теперь карабкались вверх по крутой извилистой тропе. Во всем здесь чувствовалась какая-то неясная угроза. Низкорослые березки то и дело выступали им навстречу из тумана, точно охотники. А там, где щека горы была протерта до основания, наружу вышла голая скальная порода, влажно блестевшая от осевших на нее капелек тумана. Единственным живым звуком было мерное постукивание дятла, предупреждавшего соперников, что это его территория.

– Вот и дятел не хочет, чтобы мы сюда ходили, – сказала Ренн. – Возможно, мы все-таки выбрали неправильный путь.

– Если бы это было так, Волк уже сказал бы нам об этом.

Ренн с сомнением посмотрела на него:

– И ты все еще веришь, что это он ведет нас?