Алина Катран-Шиллинг
BrainStorm. Ты не один. От песочницы до стадиона
© Алина Катран-Шиллинг, текст, 2020
© Анна Солуянова, иллюстрации, 2020
© BrainStorm Records Company
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
* * *
Предисловие
Раймонд Паулс, Лева и Шура Би-2, Илья Лагутенко, Александр Петров, Евгений Гришковец, Антон Корбайн, Влади, Михаил Козырев и BrainStorm всем составом: Ренарс, Каспарс, Янис и Марис – хороший был бы лайнап какого-нибудь культурного фестиваля или мегаредакция журнала о современной музыке, театре и кино. А будь это гестлист летней балтийской вечеринки – да на неё можно было бы вип-ложу продавать по цене машины, – все бы пришли. Но нет. Точнее, не совсем так. Всё вышеперечисленное обязательно состоится как спин-офф или сиквел этой книги. Между прочим, вы только что прочли список её авторов. Ведь так и пишется история. Представил сейчас себе книгу о Штраусе, в которой отметились он сам и его современники соответствующего размаха. Неплохой был бы бестселлер, но что-то не до книги ему было, а я бы прочел, эх, Иоганн… Проехали.
Мы всегда смотрим на современников, как на людей более обычных, чем те, что жили раньше, даже если знаем, что эти современники через несколько поколений станут легендами и займут места в хронологии нашего времени. Указанные мною займут, хотя с каждым столетием даже самые яркие из нас становятся миражами в пустыне.
Пройдет двести-триста лет, и кто-то скачает файл с названием «BrainStorm: Ты не один», начнёт читать, и, может, он или она… да вот хороший вопрос, а останутся ли он и она? Извините, отвлёкся, так вот, какой-то человек, так… ещё один вопрос, а человек-то останется? Допустим, останется. Итак, человек решит прочесть что-нибудь про начало XXI века, точнее про музыку этого периода, ну, не знаю зачем, в университете задание такое, и среди ряда текстов попадётся этот. Человек начнёт читать.
Я хочу вот к нему обратиться, к тому, кому дали задание написать что-то про наше время.
Ты правильно выбрал! Серьёзно, братан, сестра или кто ты там в будущем, это просто-таки охрененный выбор, тебе столько станет ясно про нас, тут такие люди собрались, ты таких в одной книжке попробуй найти. Они все жили по-настоящему, не стыдно за остатки выдышанного ими чистого воздуха этой планеты. И вот они все отдали часть уходящего как песок в часах времени на то, чтобы сказать, что они думают о музыке. Ты же понимаешь, если хочешь узнать что-то о времени, есть только один путь – слушать музыку этого времени. Всё остальное в том или ином объёме содержит ложь, а в музыке не соврать, мы редко задумываемся, но ведь музыка – единственная материя, в которой нет места неправде. Скажешь, музыка бывает плохая и это хуже лжи? Не соглашусь: кто решает, хорошая музыка или нет? Она либо заставляет тебя дышать по-другому, либо нет. Кстати, не волнуйся, музыка, о которой написано здесь, заставит тебя дышать по-другому. Если нет – я верну тебе деньги, только прилети за ними в наш 2020 год. А я жадный, поэтому я в себе уверен, точнее, в них, в парнях из BrainStorm, и да, книга об их музыке.
Ты где-то ещё прочтёшь про эту книгу и там тебе скажут, что эти строчки не про ноты и мелодии, а про её авторов, точнее, в основном, здесь мысли и истории самих этих авторов, а также их друзей. Ерунда. Книга про музыкантов – это всегда книга про их творение. Вы там ещё верите в Бога или нашли что-то поинтереснее? Мы тут ещё пока верим, хотя оснований всё меньше и меньше, но одна из причин верить – музыка: если она есть, значит, старина Дарвин конкретно ошибся, и те, кто умеет складывать звуки в коды человеческих душ, умеют с этим самым Богом разговаривать или хотя бы слушать. Мне всегда было интересно, какие они, те, кто умеют слушать, кто они? Жрецы, шаманы, просто люди с даром? Прости, я даже как-то не подумал спросить… у вас там ещё есть музыка? Если вы до сих пор не разучились плакать и смеяться, значит, есть. Я бы хотел её услышать, но не судьба. Хотел бы прочесть тех, кто её пишет, и о тех, кто её пишет, но тоже не получится. А у тебя получится прочесть про музыку, которую слушаю я, и начинаю дышать иначе. Читай и слушай музыку, и ты начнёшь путешествие во времени. Поймёшь, как мы жили, как любили, думали и чувствовали. Это же очень просто: надо только перевернуть страницу, а дочитав, нажать кнопку «Play».
Александр Цыпкин
Начало
Как давно ты здесь не былКто же помнит тебя?Этот двор, где ты бегал,И окна в каплях дождя…«Чайки на крышах», BrainStorm
800 лет назад лавина всадников в белых мантиях накрыла территорию будущей Латвии – языческую и непокорную. Земля дала отпор, и крестоносцы заложили здесь замок Митава, первый камень будущей Елгавы. Город-пряник с лосем на гербе, почти до основания сгоревший в годы Второй мировой, находится в получасе езды от Риги. Здесь некогда гостила будущая императрица Екатерина II, скрывался от французской революции Людовик XVIII, путешествовал Карамзин и выпускал машинки-рафики Советский Союз. Здесь родились и выросли BrainStorm – мальчишки, для которых городок казался огромным, как мир, и которые, увидев мир, все ещё считают себя елгавской группой.
Исторический камертон города – башня церкви Святой Троицы и смотровая площадка на её макушке. Отсюда видно среднюю школу № 1, где мальчуганы Янис, Ренарс, Каспарс и Марис строились на линейку, а теперь почетными гостями выступают на 100-летии училища. Детский сад «Земляничка» – зимой карапузы танцевали здесь «Парижское танго» под новогодней ёлкой, а летом облизывали круглые бумажки от пломбира в панамах из лопуха. Из местной музыкальной школы мальчишки с детским хором «Кузнечик» однажды отправились на большой концерт и выступили под аккомпанемент маэстро Раймонда Паулса – вдохновились и прыгнули далеко.
На цветущих пойменных лугах пасутся дикие лошади, а неподалёку раз в пару лет собирается весь город – домашними опен-эйрами BrainStorm открывают свои латвийские туры. Впереди виден Елгавский вокзал, до которого школьники Prāta Vētra (так называют группу на Родине) волоком тащили свои инструменты, а теперь во всех сувенирных лавках страны диски BrainStorm соседствуют с янтарём, балтийскими шпротами и Рижским бальзамом.
В опрятном скверике на главной улице Елгавы открыт новый памятник. Восемь зеркальных человеческих фигур держат на головах пирамиды из валунов. Каждый камень – знаковое событие в истории города. В их числе и рождение группы Prāta Vētra в 1989 году.
Мощёные булыжником улицы Елгавы уводят в довоенную эпоху, фахверковые дома прячут внутри антикварные останки средневековья, а панельные многоэтажки до сих пор напоминают декорации к «Иронии судьбы». Куда же умчались те рыцари, где теперь слышны колокола взорванных церквей? Они звучат в каждом, кто вырос на той земле. Среда формирует нас явно и подспудно, каждому важна опора, корни, тыл – место, откуда можно расти и крепнуть. Рассматривая фундамент старой башни, зачастую можно увидеть и свой собственный.
Марис Михельсонс:
Когда мы были мальчишками, мы эту башню излазили вдоль и поперек. Она была разрушена, без крыши, можно было, задрав голову вверх, видеть небо. Наполовину она была засыпана песком – нас пугали, будто бы в нём закопан русский танк, но мы всё равно проводили там много времени. Я любил в детстве рассказы о приключениях, обожал Жюля Верна. Прочёл все книги в доме, и бывало даже, что в день по два раза бегал в библиотеку за новыми. Я мечтал о замках, рыцарских турнирах, представлял себя Робин Гудом. Меня увлекал этот мир.
Я очень четко помню момент из детства, когда разводились мама с папой. Был декабрь, ёлка стояла, игрушки на ней висели красивые. А родители очень сильно о чём-то поспорили, сейчас я уже могу предположить о чём, а тогда мне было 4 года, я ничего не понимал, но зато я помню, как мама взяла эту ёлку, распахнула окно и выкинула её с пятого этажа. Я был маленький, бежал вниз – какие-то игрушки уцелели, я пытался их собрать…
Моя мама Велта, папа Янис и старший брат Иво. А где же я? Я в коляске!
Тут мне даже годика ещё нет. Встречаю крёстных
Я очень стильный пятиклассник – волосы уложены водой с сахаром
Наша детсадовская ABBA! Даже в психбольнице однажды пели, было страшно, я постоянно забывал слова! На фото я справа
После этого с отцом я общался очень мало. Отрывочно я помню моменты – вот он появляется на мой день рождения, я выбегаю во двор, я очень рад…
В детстве это случалось очень редко. Сейчас-то я понимаю, что он не появлялся из-за того, что они не ладили с мамой, а не потому, что не хотел видеть меня. Но папа мог бы появляться чаще. Я сам сейчас в разводе и понимаю, что люди могут сильно поссориться, но нельзя своё недовольство партнером двигать через детей – это высшая степень эгоизма. Я не считал, сколько раз я встречал отца за свою жизнь, но это небольшое число. А месяц назад мой папа умер.
Были похороны, собралась вся родня, очень много людей, большинство из которых я не знал. И один крупный, активный мужчина подошёл ко мне и рассказал, что изучает наш род, откуда мы все вышли. Дал мне снимок, на нём самые первые имена нашей семьи – примерно сто лет назад, не так уж давно. Наша фамилия Михельсонс пришла из Швеции в XVIII веке. Кстати, у меня очень много родственников живёт в России. Они из Латвии, но больше ста лет назад, когда Латвия ещё была частью Российской Империи, латышским крестьянами даром давали участки земли в Псковской области, чтобы там поселиться и заниматься сельским хозяйством. Дедушка и бабушка моей мамы поехали, там у них родились дети, некоторые из них вернулись в Латвию, но большинство так и осталось там. Сейчас они разлетелись по всей большой стране – кто в Карелии, кто на Урале.
Впервые я встретил брата своей бабушки в Челябинске три года назад, он пришёл со своими внучками на концерт. Странное, конечно, чувство – вроде бы твой родственник, но ты совсем не ощущаешь этого, ведь вы почти незнакомы, никакой связи по жизни нет. Вы не обязаны общаться, сближаться, делиться чем-то. Я вообще из тех, кто впечатления больше держит при себе. Я не очень люблю общаться с незнакомыми – мой круг общения довольно маленький. Это ощущение, наверное, осталось из детства – старший брат рано уехал из дома, мы остались с мамой вдвоем, и она долго не хотела меня отпускать, боялась… Но я, конечно, переехал, стал снимать квартиру. Я парень городской, но с возрастом и рождением детей понял, что мне хорошо на природе. Может быть, это память предков? Тех самых, из Псковской области.
Я знаю, что в России в стародавние времена всегда селились вдоль реки или улицы, большими и малыми сёлами. В Латвии не так – здесь дома находились сами по себе, на заметном расстоянии друг от друга. А мне хотелось иметь свой дом с историей, с корнями. Я нашёл такой в 150-ти километрах от Риги, полностью отремонтировал, кое-что переделал, покрасил в черный цвет с белой отделкой. А недавно перевёз ещё амбар с другого хутора. Ему около ста лет, пришлось его полностью разобрать, пронумеровать каждую деталь и потом собрать на новом месте, как конструктор. Некоторые доски прогнили, и дверь тоже – пришлось поменять. Крыши не было, всё перекошено – он долго стоял под углом. Но он всё равно мне очень нравится. Рядом находился ещё один дом в ужасном состоянии, я его недавно выкупил и тоже привожу в порядок. У меня теперь настоящее подворье, тыквы растут и много чего ещё. Мне очень нравится побыть одному в своей деревне, только я и природа. Это для меня важно. Я тогда хорошо себя чувствую – в тишине, гармонии и порядке.
Я помню это мамино платье! Коричневое с фиолетовым. Мы на фотовыставке в городе Цесис
Каспарс Рога:
Я вырос из абсолютного анархиста. Это началось в школе, из которой меня выгнали, как и Михельсона. Я вообще был не способен учиться в советской системе, с консервативным подходом, я очень быстро терял интерес. До третьего класса ещё тянул, был октябрёнком и барабанил в пионерском оркестре, а потом всё пошло под откос.
Каждый день после уроков я шёл в музыкальную школу, где учился до самого вечера. Я хотел быть гитаристом, но не было учителя, пришлось выбирать – саксофон или барабаны. Я, конечно, сразу сломал барабаны – так колотил, что лопнул пластик. Очень страшно было идти сознаваться, но как-то я выжил. Нагрузка была большая, и родители разрешили мне уйти из музыкальной школы при условии, что я всё равно буду учиться играть на каком-то инструменте. Так я шесть лет проучился на аккордеоне у частного учителя, очень смешно.
В средней школе меня не допустили к экзаменам. Я должен был написать дополнительную контрольную по алгебре, а это было самое трудное для меня, я вообще ничего не понимал. Но я написал. Учительница тогда посмотрела и сказала: «Каспарс, ты написал на три, но теперь ты должен пойти с родителями к завучу и умолять её, чтобы тебя допустили к экзаменам». Тут уже моя гордость взяла верх, я решил, что никому кланяться не буду. Я пришёл домой и с порога заявил родителям: «Всё, меня выгнали из школы». Перед этим, правда, я зашёл в школьный туалет, думал, может, сейчас повеситься тут? Это теперь мы можем посмеяться, а в том возрасте всё серьёзно – ты одиннадцать лет учишься, чтобы получить бумажку, и вдруг всё обрывается.
Именно в этот момент что-то во мне сформировалось, я осознал, что могу делать выбор. Поступить, как мне велят, или остаться верным себе. Это очень важная вещь для каждого человека, очень трудная – быть ответственным за свою жизнь и поступки. Вся система вокруг работает на то, чтобы лишить тебя этого чутья, отобрать волю, осознанность. Я очень хорошо почувствовал это именно в тот день. Я думаю, что все остальные поступки в моей жизни продиктованы именно этим мотивом. Всегда есть выбор, и ты должен быть в сознании, должен иметь смелость принять своё собственное решение.
Дальше оставался лишь жест доброй мести. Мой друг Артурс Скрастыньш, который сейчас знаменитый латышский актёр, посоветовал сделать неожиданный ход и подарить школе картину моего отца. Папа тогда уже был известным художником в городе, его работы висели и в актовом зале школы (Улдис Рога награждён Орденом почёта Елгавы, – прим. авт.).
Я взял папину картину и явился на выпускной, где мне вместо аттестата должны были дать только справку о том, что я прослушал курс. И вот меня вызывают, а я им и говорю: «Аттестата у меня нет, а картина есть – и я дарю её вам». Весь зал аплодировал, ребята смеялись, все училки стояли красные – это был очень красивый ход.
В детстве мне очень повезло, что у моих родителей была дача, буквально в трёх километрах от Елгавы. Я проводил там лето, это мои самые лучшие воспоминания, они дают силу. Рядом была речка, и мы с ребятами каждый день шли рыбачить. А потом ломали удочки, чтобы поиграть в индейцев – из самого тонкого сегмента удочки, если его хорошенько заточить, получалась идеальная стрела для индейского лука! Помню, однажды на даче был семейный праздник, а папин мопед «Рига 22», очень крутой, с двумя скоростями, стоял во дворе на подножке. Я был маленьким, но твердо решил его починить.
Только я залёг под мопед, как мама увидела это в окно и кричит: «Сын, а ну быстро вылезай оттуда, ты сейчас разобьёшься!» Я от этого испуга встрепенулся и – бабац, об выхлопную трубу отбил себе передний зуб. Тысячу раз мне предлагали его восстановить, но я говорю – нет, пусть это останется моей тренд-маркой. Кстати, позднее, когда папа купил себе «Запорожец», он мне отдал тот мопед, и я прилично на нём гонял и падал. Возможно поэтому я спокоен теперь к мотоциклам, что, учитывая мой нрав, к лучшему.
Я хорошо помню себя маленьким. Мне было очень важно, чтобы в новогоднем конфетном наборе был мандарин, поскольку он встречался не всегда, и достать подарок без мандарина было катастрофой! Я вырос с двумя старшими сестрами, и они всегда гнали меня вон, когда к ним приходили парни. Если старшие меня и брали в игру, то я вечно был крайним или подопытным – например пациентом, которому делают операцию. Это всё, конечно, меня закалило в общении с людьми. Однажды бойфренд моей сестры принес к нам домой на сутки видеомагнитофон, что в ту пору было роскошью. Они гоняли все кассеты подряд без перерыва, и я попал на документальный фильм «Лица смерти» – было очень страшно, но я не мог оторваться. Странное такое, неприятное любопытство. Там были показаны казни людей, смерть животных на бойне, шокирующие и жуткие вещи. Мне было лет восемь, и мне кажется, что именно в тот момент во мне стало расти острое переживание за несправедливость в мире, которую мы сами причиняем друг другу и природе. Это чувство до сих пор никуда не ушло.
Зимний поход с отцом в районе дачи – наверное, первый класс
Я во втором классе, 1982 год
Я с той самой бабушкой, о которой ещё расскажу. Её имя Вилма. Мне 3 месяца
Семейное фото в Елгавском фотосалоне. Папа Улдис, мама Инта, сестра Индра слева и сестра Инга справа
Новый год в детском саду. Я в шапке гнома, оглядываюсь. А заяц позади меня – это Ренарс!
Я на даче. У меня уже сломан зуб от мопеда – это видно на фото
Ренарс Кауперс:
Каспарс – мой самый первый друг, мы знакомы лет с трёх. Я точно помню, как мне не нравились выходные, потому что я оставался совсем один. Я всегда очень ждал понедельника, чтобы пойти в садик и встретить там друзей. Моя мама работала в детском саду, и, конечно, я пользовался некоторыми привилегиями, например, мне разрешалось не спать в тихий час. Но я вам так скажу – одному гулять тоже мало счастья. Вышел, думаешь: «Ух, вот я сейчас тут!» А все друзья спят – ни в мяч поиграть, ни в казаки-разбойники – скучно одному.
У меня было прекрасное детство. Меня очень любили, баловали, поскольку я был единственным ребёнком в семье, был для всех особенным. Я рос в огромной любви, но параллельно всегда присутствовало большое одиночество. Я много времени проводил один в своей комнате – слушал сказки и музыку на виниловых пластинках, наслаждался общением с проигрывателем – сдуть пыль, аккуратно иголочку поставить. Я коллекционировал и очень любил маленькие металлические модельки машинок, у которых дверцы открывались – «Жигули», «Запорожец» и «рафики», которые собирали у нас на заводе в Елгаве. Ни кошек, ни собак, ни даже попугая у меня не было. Я рано научился читать, мне нравились книги. Мне кажется, я был похож на Малыша из «Карлсона» – ему не хватало друзей, он думал, что он особенный, не такой как все – но мы же знаем, что он был самым обыкновенным мальчиком. Вот и во мне жило это чувство – мне казалось, что я необычный, и что-то обязательно должно со мной случиться.
Мне было трудно сходиться с людьми, я был стеснительным, но в то же время стремился к новым знакомствам. Думаю, это до сих пор во мне так и осталось. Мне нравится встречаться с людьми, говорить, но иногда мне это даётся нелегко. Я всегда был осторожным ребёнком – не пугливым, но и не радикальным. Спокойным, послушным. Я рос в одиночестве, уюте и тепле – я был домашний котёнок.
Мои родители развелись, когда мне было шесть лет. Это был очень болезненный, тяжелый для меня период. Я отчётливо помню этот эпизод – мы были с мамой на картофельном поле, собирали картошку, и вдруг мама мне сказала: «Всё, теперь мы будем жить отдельно от папы». Я не сразу поверил и очень плакал тогда. С папой после этого мы общались редко, только на мой день рождения 1 сентября. В этот день всегда было радостно – все идут учиться, у всех праздничное настроение, много цветов, встреча с друзьями. После уроков 2–3 друга приходили ко мне домой – больших празднований у меня никогда не было. Торт мама покупала, а не пекла, это не её конек – зато она очень вкусно готовила горячее.
Помню момент, когда дедушка Карлис подарил мне на день рождения велосипед. Причем невероятным было всё – и сам ВЕЛОСИПЕД, и то, что мы с ним вместе поехали выбирать этот велосипед, несмотря на то что я тогда приболел. У меня была температура, и обычно не могло быть и речи, чтобы выйти в таком состоянии из дома, а тут мне мама сказала: «Ладно, можешь поехать с дедушкой выбрать велосипед». Это было для меня чем-то совершенно невероятным.
Папа обычно приходил и поздравлял меня сразу с двумя праздниками – днём рождения и началом учебного года. Я помню, как это было всегда неловко – ни я, ни папа не знали, что сказать, мучительный час. Но всё-таки мы удержали ниточку общения и сейчас у нас очень тёплые отношения, мы как истинные латгальцы всегда при встрече крепко обнимаемся и целуемся.
Раньше у родителей была большая обида друг на друга, а сейчас они с мамой могут даже ехать на одной машине и не закипать, это победа! Годы идут, раны заживают. У папы сейчас третья жена, но я так и остался единственным ребёнком и у мамы, и у папы. Помню, однажды папа приехал ко мне и моим сыновьям, его внукам. Мы хотели вместе что-то построить – папа всегда помогает, у него золотые руки. И вдруг зарядил дождь, настолько сильный, что мы засели дома. Я подумал: «Вот неудача, сейчас бы поработали на славу, а вместо этого дома торчим!» И тут же осёкся – вот мои любимые люди, папа и сыновья, мы все вместе играем в новус, разговариваем, смеёмся. Счастье здесь и сейчас, я прямо поймал тогда этот момент.
Это большая школа – научиться быть в настоящем. Я не очень анализирую прошлое, скорее мои мысли в будущем. Моих родителей объединяет целеустремлённость и трудолюбие, я перенял это, но стараюсь остановить в себе бесконечное «вставай, надо что-то делать!» Я учусь разрешать себе быть в покое. Иногда хорошо бы не замечать, что надо убрать комнату, сделать важные звонки, разложить вещи иногда важно просто насладиться моментом и не суетиться. Услышать себя.
Я жил в пузыре любви до того момента, как Каспарс меня вытащил на улицу. Это история про «мальчика в окне» – судьбоносная для меня, правда! Я жил очень отдалённую от жизни жизнь. Просто сидел у окна своей комнаты и смотрел, как по двору носятся ребята. Я очень хотел спуститься к ним, но меня останавливала застенчивость. Честно говоря, я даже не мог себе представить, что мог бы вот так с ними там бегать, это казалось настолько круто, как из другого мира. А потом вдруг Каспарс постучал в дверь, сказал: «Выходи!», и для меня изменилось всё, начался новый отсчёт.
Счастливый с мамой. Мне полгодика – вот ведь, уже сижу!
Маленький я. Испугался чего-то. Наверное, в гостях у бабушки… хорошее фото
Мне 6 лет, пора заканчивать садик – видно, как я из рубашечки вырос!
Янис «Мэджик» Юбалтс:
Я сейчас совсем не похож на себя маленького. В детском саду я был очень простым, как все. Обычный ребёнок, который родился в советское время – стрижка «полубокс», шорты с колготками, всегда зайчик или медвежонок на новогоднем утреннике. Из своего окна я любил смотреть на флюгер-петушка на красном шпиле лютеранского собора Святой Анны – это самое старое из сохранившихся в Елгаве зданий. По воскресеньям я просыпался от хорового пения солдат, которые маршировали из казармы в баню и обратно. В нашем районе «Жуковка» жили и латыши, и русские, мы вместе гоняли в футбол, бывали и драки, но я благодарен тому, что, пока я рос, я выучил русский язык, удивительно сложный, и он приоткрыл мне двери, о которых я даже не думал. Со временем молодое поколение латышей, которое изучает сейчас английский, тоже поймёт, что у нас есть соседи поближе и лучше уметь с ними общаться, потому что, как говорил индеец Джо, язык – это ключ к народу.
Я вырос во дворе, там была целая жизнь. Мы гоняли купаться на речку, играли в пекаря сломанными клюшками, в пинг-понг, в новус или «морской бильярд» – по легенде, эту игру придумали в прошлом веке латышские моряки. Чтобы сделать биту для игры в чику, мы постоянно брали с кухни поварёшки и плавили в них свинец, от матерей за это попадало, конечно. А как я обожал скейтборд! Помню, нас со школой отправили на практику на прядильный комбинат, и я там выпросил тридцать пустых пластиковых катушек от ниток конусообразной формы. Я их покрасил и каждый день тренировался во дворе кататься слалом.
Однажды вышел мой папа, а ему было чуть больше, чем мне сейчас, около пятидесяти, и говорит: «Янка, дай-ка скейт, я тоже хочу научиться». Отец надел кеды и за неделю научился кататься. Прошло много лет, моей дочке было лет 14, и мы с ней как-то раз заехали в гости к друзьям, а там я увидел новые классные скейтборды. Я вдруг взял одну доску, подкинул, прыгнул на неё и покатил. Дочка просто остолбенела: «Пап, как это возможно, это же наш спорт, НАШЕГО поколения!» А я говорю: «Нет, понимаешь, всё идёт по спирали». Это она ещё дедушку на скейтборде не видела.
Моя семья – это самые важные для меня люди. Когда я родился, у моих родителей уже было два сына – десяти и шести лет, – поэтому, я думаю, меня не очень планировали. Мы говорили об этом с мамой: они хотели дочку, а получился я. Мне нравится русская поговорка о том, что три сына – это сын. Можно, конечно, ещё со сказочным Иванушкой-дурачком, младшим из трёх братьев, сравнить. Я теперь сам это вижу на своих детях: первый ребёнок родился – ты ему всё самое лучшее даёшь, показываешь, учишь, как надо. Второму уже меньше, а третий вообще сам вырастает. Бывает, идёшь по улице, видишь деревья на старых домах и удивляешься – как эта берёза могла вырасти в водосточной трубе или на балконе пятого этажа? Да так же, как те дети, которые появляются и развиваются как бы сами по себе. Хотя, безусловно, я всегда чувствовал любовь большой семьи.
Дедушка со стороны папы делал крыши из дерева, был кровельщиком высшего разряда. В то время зарплату в колхозе выдавали в бутылках, и он много пил. А второй дедушка не пил, не курил, но была у него одна страсть – он выращивал и сушил табак, причём сам его не нюхал. Я хорошо помню, как у нас на летней веранде всегда висел душистый табак, и деду очень нравился этот аромат. Именно этот дедушка – Янис, как и я – привил мне любовь к труду. Он учил меня всему, что можно делать руками – косить траву, доить корову, кроличью кожу выделывать. Он клеил большие альбомы с вырезками из газет о том, что происходит в мире, интересовался современностью. У нас было много кроликов, и я помню, что в то время ничего нельзя было купить, но у нас у всех в семье были пыжики – так мы называли ушанки. Я когда русских спрашиваю: «У вас есть пыжики?» они удивляются: «Что это такое вообще? А, ушанки! Конечно, есть».
Всё, чему научили меня дедушки и родители, остаётся со мной до сих пор, я живу этими уроками. Эти люди дали мне огромное благословение к жизни, любовь к труду. В школе, когда мы с ребятами только создавали группу, я подрабатывал сторожем и плотником – я верил, что можно всего добиться через свой труд. Я родился не в богатой аристократической семье, у меня другой стержень, другие понятия – честные, рабочие.
Мой папа многое умеет делать своими руками, но особенно он любит электронику, например разбирать и собирать магнитофоны. Мы поэтому с братьями даже дали ему прозвище – Хитачи. Папа Хитачи нередко выражался поговорками, житейскими мудростями. Например, как-то мы задумали рыть колодец на даче, и папа сказал: «Хорошо придуманное дело – уже сделано наполовину!» В тот раз мы прорыли лопатами 17 метров в глубину, пока не уткнулись во что-то твёрдое и не признали, что затея провалилась. Правда, на такой случай у папы была другая поговорка для нас с братьями: «Как бы плохо в жизни ни было, лопатой копать вы всегда сумеете!»
Отцы и деды понимали жизнь по-своёму, потому что они прошли долгий суровый путь между двумя войнами, вернулись с ранениями. Бывало и так, что русские заходили в Латвию и брали себе солдат из одной семьи, а следом приходили немцы и брали из той же семьи парней уже для своих отрядов. Так родные братья воевали с разных сторон друг против друга. Это страшная история, и в моей семье это было. Поэтому, говоря о политике, я никогда не занимаю ни одну из сторон. Уверен лишь, что Родина – это не только место, где ты родился, это нечто большее, с чем ты навсегда и крепко связан. Одно из самых светлых воспоминаний детства – как мы встречались с нашими родственниками в Литве. Лето, все сидят под яблонями, накрыты столы с белыми скатертями, звучат пластинки с музыкой. Мы, дети, с трепетом ждём новых гостей с полными корзинками конфет. Это волшебное чувство семейственности. Для меня до сих пор то чувство, с которым я возвращаюсь домой, неописуемо. Это корни, которые трудно вырвать, и они помогают крепко стоять на ногах.
1975 год, апрель, мы поехали в первый раз в жизни на папином белом «Москвиче» за грибами
Еду от маминой работы в Карелию на автобусе «Икарус»!
Старшая группа в 12-м детском саду, через год пойду в школу!
Моё самое первое лето у бабушки с дедушкой!
Историческое фото. Свадьба кузины моего дедушки. Слева от жениха мой прапрадед Янис. 1931 год
Старший брат Алдис уходит в армию, мы зашли в фотосалон. Средний брат Дзинтарс, папа Модис, я и мама Майя. 1982 год
Раймонд Паулс:
Я родился в 1936 году, был мальчишкой, когда в Латвии началась война. Ночью бомбили, а мы бежали прятаться в бомбоубежища. Форма на улицах менялась в течения дня – утром идёт Красная армия, а вечером уже немцы. Недалеко от нашего дома гнали колонну евреев с желтыми звёздами на одежде. Напуганные, несчастные люди. Помню, когда вели пленных советских солдат, родители пихали нам в руки хлеб, чтобы мы украдкой им передавали. После войны на площади вешали фашистских генералов, а толпа бросилась стаскивать с них лаковые сапоги, это было жуткое зрелище.
Мы были мальчишками, нас интересовали патроны, гранаты, и ужас в том, что всё это было легко найти. Многие мои товарищи потеряли руки, глаза. Меня однажды тоже сильно хватило по пальцу, ещё бы пару миллиметров – и оторвало бы, тогда вся жизнь сложилась бы иначе. Шрам до сих пор остался, а тогда я крепко получил по шее от отца.
Мои родители были простыми рабочими, возможно поэтому их не трогали, когда людей высылали в Сибирь в 1949-м. В школе учительница нам говорила: «Дети, постарайтесь сегодня подольше задержаться и не идти домой». Некоторые мои одноклассники, когда возвращались, уже не встречали своих родителей. Это было страшное, тёмное время.
После войны всё стало постепенно оживать. Я стал студентом консерватории и увлёкся джазом. Мы слушали втихаря американскую чёрную музыку, до сих пор мои кумиры – Оскар Питерсон и Дюк Эллингтон. Фильм «Серенада солнечной долины», где играл джаз-бэнд Гленна Миллера, оказал на меня огромное влияние.
Мы были в восторге от Фрэнка Синатры и Эллы Фицджеральд. Мы росли на той музыке, она звучит и сейчас, хотя про неё говорят не так много, как о Prāta Vētra.
В Лондоне появились четыре пацана, The Beatles, и в моду вместо саксофонов вошли гитары, а вместо джаза – рок. Это разлетелось по всему миру, и в Латвии тоже появились свои последователи. Началась новая эра в музыке, в новом поколении родились эти ребята – Prāta Vētra. Поначалу их никто не замечал, а мне запомнился один концерт в деревне под проливным дождем, где эти мальчишки скакали по лужам как безумные с песней «Lidmašīnas». Они использовали в ней фразу из песни «Листья жёлтые» – моего первого шлягера, с которым я вышел на российскую эстраду. Хорошо обыграли, молодцы. Прошло много лет, и недавно они позвали меня вместе исполнить «Lidmašīnas», когда собрали уже 60 тысяч человек и не прыгали по лужам. Мы выступили вместе, и приятно, что их публика принимала меня великолепно, хотя я по возрасту для них уже дед.
Молодёжь в восторге от Prāta Vētra, они очень популярны, и это заслуженно. Они добились своего, доказали, что они не однодневная группа, каких много. Prāta Vētra уже много лет держится, несмотря на то что мода быстро меняется. В конце года Prāta Vētra всегда побеждают на музыкальных опросах, а каждый их концерт – значимое событие. Я говорю про Латвию, у нас тут рынок небольшой, как я называю – толкучка, но всё же. Prāta Vētra делают фильмы, пишут музыку для пьес, они знают, когда вовремя подбросить дров в огонь. Я наблюдаю, но не вмешиваюсь – знаю, что дела у них идут нормально, голова у них варит, они хорошие бизнесмены и умеют себя продать, это немаловажно. Но главное, что у них есть своя манера, свой стиль, и ребята они очень приятные, не из жлобов. Однажды пришли меня поздравлять с днём рождения, совсем ещё юные – позвонили в дверь, подарили картину, просто от души.
В развитии Prāta Vētra есть один интересный момент. Поначалу все молодые исполнители хотят петь на английском, это модно, даже название у них появилось – BrainStorm, хотя я всегда называю их именно Prāta Vētra. А что оказалось? Оказалось, что пробиться на англоязычный рынок не получается, Америка очень далеко, я даже не слышал, чтобы там кто-то из наших добивался успеха. Если ехать с концертами – то это только для эмигрантов. Вот и Prāta Vētra, я считаю, сделали правильный ход, что пришли в Россию. Я всегда говорил – не надо ссориться, надо грамотно использовать наше соседство. Латвия очень маленькая, а в России тебя может услышать в десятки раз больше людей.
Мне нравится, что Prāta Vētra не ушли в электронику, как это обожают в Москве. Стандарт аранжировки, который считается современным, делает всех одинаковыми и скучными. Я такому однообразию удивляюсь, а Prāta Vētra умеют звучать по-своёму, они чувствуют, как нужно это сделать. У них своя лирика, свой юмор, своё лицо. Эти мальчишки умеют себя держать на сцене, вести программу – это не так-то просто. Кауперс, конечно, настоящий любимец публики, в нём есть то, что называется харизма. Подчас это даже важнее голоса – он выходит на сцену и мгновенно возникает контакт со зрителем.
Время покажет, как долго будут жить их песни. У всех артистов есть хиты, которые всегда будут требовать зрители на концертах, сколько бы ты потом ни написал нового. Сложно создать что-то лучше, повторить большой успех. Я знаю это по себе – я на сцене уже 60 лет, а все по-прежнему хотят «Миллион алых роз». Но знаете, что я думаю? Счастье – это то, что я могу выйти на сцену, но самое главное, что я могу ещё и уйти с неё. Не люблю слово наркотик, но это он и есть. Если ты уже раз вышел на сцену – это уже на всю жизнь. Дай Бог, чтобы у Prāta Vētra эта жизнь была очень долгой.
Наш большой концерт в Межапарке. Поём вместе с Раймондом Паулсом «Lidmašīnas», на которую Маэстро нас и вдохновил. Круг замкнулся! Epic moment!
Дружба
Скользкие улицы, иномарки целуются,Помятые крылья несчастной любви.Минуты отмечены случайными встречами,Но никто не ответит, что ждет впереди.«Скользкие улицы», Би-2/BrainStorm
К приморскому городку Вентспилс мчится автомобиль ГАЗ-М20 мышиного цвета, известный в СССР как «Победа», а в узком кругу ласково наречённый Alnis – Лось. Скачет серый Лось короткими и героическими перебежками, а в остальное время утопает в белом пару, кашляет едким дымом, перегревается и спотыкается. Внутри на кожаных диванах и восточных коврах хихикают шестеро школьников – музыканты и менеджер группы Prāta Vētra. Под задним стеклом куплетами Кино, Depeche Mode и Green Day вибрирует магнитола «Рига-310-стерео», прикрученная проводками от детского конструктора. За рулём гитарист Янис, в его кармане права старшего брата, своих пока нет – милиция, к счастью, так и не поймает. Каждые двадцать минут Янис останавливается и ныряет под машину, чтобы разобраться в очередной поломке, пока остальные парни прикручивают Лосю рога из сломанных в лесу веток. Эту машину BrainStorm только что купили по объявлению в газете, вскладчину с первых гонораров за концерты. Они держат путь на рок-фестиваль, где с ними расплатятся копчёными куриными ножками и куда вместо двух часов они доберутся за семь. А вокалист Ренарс и барабанщик Каспарс ещё умудрятся прокатиться на крыше «Победы», чтобы поддержать светскую беседу с барышнями из автобуса.
На обратном пути у победного Лося расплавятся те самые провода, питавшие магнитолу, и салон вместо музыки быстро наполнится гарью. Ребята выбьют ногами заклинившую дверь, выволокут спящего басиста Муминьша и нырнут в канаву на обочине. Затаив дыхание, они с ужасом представляют, как сейчас взрывом разнесёт машину и сгорят все их инструменты в багажнике. Обошлось. Но стоит Prāta Vētra заехать в небольшой городок Кулдига, как у машины напрочь отказывают тормоза, и она катится под горку ровнёхонько к центральной площади. По счастью, народу там совсем немного, и ребята кружат вокруг универмага до полной остановки своего драндулета. Уже на подступах к Елгаве у «Победы» лопнет шина. Клавишник Марис, который опаздывал на вступительный экзамен, не выдержит и прыгнет в рейсовый автобус, а друзьям помогут с колесом добрые трактористы. Прихрамывая на одну ногу (колесо оказалось большего размера), Серый Лось триумфально вернется домой.
Пройдёт много лет, каждый из членов BrainStorm сменит не одну иномарку и преодолеет с полмиллиона километров, но то путешествие юных музыкантов на своей первой машине хранится в гараже памяти у каждого. Ведь тогда для них открылась ещё одна трасса, путь по которой куда важнее, чем транспорт и пункт назначения. Это магистраль дружбы.
Янис «Мэджик» Юбалтс:
Если сравнивать BrainStorm с машиной, то поначалу мы все менялись ролями и по очереди были водителем, штурманом, пассажиром и даже мягким креслом. Сейчас Каспарс – наш навигатор и мотор, Ренарс за рулём, а мы с Марисом универсальные солдаты. У каждого своя роль, но цель одна – сделать так, чтобы наша машина ехала дальше.
Мы все родились в одном роддоме, учились в одной школе, и я вижу, как из мальчиков мои друзья превращаются в отцов, оставаясь при этом теми же ребятами. Ренарс в школе был очень правильный, застенчивый – классический такой отличник, ходячая пятерка. Если надеть ему галстук – всё, он готов к труду и обороне. Марис тоже был стеснительный и тихий, но всегда со своим взглядом на вещи. Забавно, что в своём классе он был одним из двух парней – остальные человек двадцать пять девчонки, так что его положение обязывало держаться! Каспарс был озорной, шут и паяц, умел так рассказать анекдот, что все хохотали. Это был его способ выжить в среде, ведь юношество никого не щадит – там много пыла, агрессии, эмоций, и поэтому каждый должен приспособиться.
Я старался по-своёму – всегда был за командное дело, не овца в стаде, конечно, но я ещё во дворе с этим сросся и так жил – если кого-то трогают, все заступаются. Ренарс и Каспарс слушали Depeche Mode, были в том стиле, а мы с Муминьшем любили Nirvana и носили кожаные сапоги. Ещё в то время была группа Midnight Oil, я их просто обожал и был уверен, что, когда заработаю денег, поеду на их концерт в Австралию. Я заработал – а они распались.
В детстве с друзьями тебя сводит среда, обстоятельства – ты ведь не выбираешь, с кем рядом жить, с кем учиться. Если потом, повзрослев, ты снова выбираешь тех же людей, потому что у вас общие интересы и взгляды, то это идеально, тогда вы становитесь по-настоящему близки. Это наш случай с BrainStorm.
Я считаю, что в дружбе очень важно не ставить барьеров, условий. Нельзя дружить ради чего-то, нельзя врать. Всё это с годами разрушит дружбу, она просто порвётся по швам. В дружбе важны поступки, а не только слова. Самое дорогое, что у нас есть – это время, нам всегда его жалко, всегда не хватает. Настоящей дружбе надо уделять много времени, надо быть готовым в любое время года и суток сорваться на помощь другу, если ему тяжело, отдать ему свои силы и внимание, сколько потребуется – иначе какой ты друг.
Я бы сказал, пусть даже это звучит помпезно, но настоящая дружба требует жертв. Я надеюсь, что я такой друг своим друзьям, а они такие для меня.
Впрочем, есть один случай, когда мне показалось, что я предал BrainStorm. Это случилось больше десяти лет назад, в декабре. Нам надо было лететь всей группой в Польшу на съёмки телешоу, исполнить пару своих песен. И накануне я загулял. Утром рейс, а я сплю как убитый. Ребята мне все обзвонились, но никак не могли разбудить. В конце концов, когда я проснулся, оказалось, что вся группа уже улетела в Варшаву. Я был в ужасе! Мы ведь команда, есть правила, есть обязательства, уважение друг к другу – а я всех подвёл!
Весь день я искал какие-то рейсы, способы добраться до них, но цепочка не складывалась. Тогда я решил, что подожду два дня и встречу их как следует.
Разумеется, я позвонил им, искренне извинился, разузнал, каким рейсом они вернутся в Ригу, и сел ждать. Я взял пятиметровый рулон обоев и написал на нём большими буквами: «ДРУЗЬЯ, ПРОСТИТЕ МЕНЯ!» Договорился со знакомыми барменшами, они нарядились в платьица, у меня тоже был костюм, мы все нацепили заячьи ушки и приготовились плясать с этим плакатом. Для пущего эффекта я купил целую коробку фейерверков. Подъезжаю к рижскому аэропорту и спрашиваю охранника: «А можно, я тут на стоянке, машин-то мало, поставлю в уголочек салют?» Он мне: «Давай, не проблема!» Сейчас такое, конечно, уже невозможно представить.
И вот ребята прилетели, я поджёг фейерверк, он начал бомбить как бешеный, весь аэропорт в густом дыму, грохот, вспышки – тут выходит группа BrainStorm и видит меня прыгающим в трико с заячьими ушками и плакатом. Я был реабилитирован. Но тут со всех сторон уже мчатся полицейские машины с мигалками, в аэропорту объявляют чрезвычайную ситуацию, и я думаю: «Ой, что я натворил…».
С самолётами и дружбой есть ещё одна история. Мы с BrainStorm летели в Грецию и попали в снежную бурю. Поначалу была просто сильная турбулентность, а потом вдруг раз – и самолёт пошёл вниз, мы падали. Стюардессы разбежались, их тележки с грохотом укатились, из них всё попадало, и в салоне образовалась, извините, гробовая тишина. Всё затихло, никто не орал… Я сидел в одном ряду с Рогой, между нами была какая-то немецкая фрау, которая вцепилась Каспарсу в руку до крови, чуть не сломала. Мы с ним переглянулись, и я подумал тогда: «Боже, неужели сейчас вот так всё и кончится – наша жизнь, наши концерты, всё». В ту же секунду самолёт стал выравниваться, и все будто ожили – начались крики, молитвы, всхлипывания, как будто кто-то отжал кнопку «пауза». В жизни ведь то же самое – когда ты падаешь вниз, всё трудно, неоткуда взять помощь, ты опускаешь руки, замолкаешь. Но как только появляется надежда, ты становишься храбрее, живее, ситуация меняется. Я после этого ещё лет десять очень боялся летать, и всякий раз, как попадал даже в небольшую турбулентность, у меня сразу ноги забивались стрессом, было плохо. Каспарс тоже боялся, и он всегда перед вылетом смотрел видео про разные авиакатастрофы, мы это обсуждали, и я думал – блин, что у нас в головах творится? Но сейчас я понимаю, что таким чёрным юмором мы друг друга подбадривали, чтобы помочь, почувствовать силу. Если бы кто-то просто бухтел: «Ребят, всё будет нормально, не бойтесь!» – это бы не подействовало. А мы были искренними друг с другом и смогли справиться. В тот день мы приземлились в Греции и сели в автобус, который нас встречал. Мы все были как под гипнозом, всё вокруг казалось нереальным, и вдруг водитель обернулся и так буднично спросил: «Парни, а вы курите? Так курите, что ж вы!» Это было парадоксально – мы чуть не погибли только что, прощались с жизнью, а теперь вот можно простым движением достать сигарету и закурить… Я тогда отчетливо осознал, что нечто очень важное мы сейчас пережили с моими друзьями, и это сплотило нас ещё сильней.
Мы с Ренарсом первый раз гуляем по Москве. Отстояли огромную очередь, чтобы увидеть Ленина. Дружба крепкая, радость истинная, момент прекрасный!
Новогодний концерт в нашей школе. Мы с Ренарсом юные, стройные и ещё с волосами, суперчуваки!
Дания, наша первая поездка за границу. Гостим у девушки из нашей школы, которая по обмену учится здесь и живёт в семье пастора. Даже концерт сыграли в датской школе!
Наш выпускной 12-го класса. Хоть Каспарс и не закончил школу, отмечаем вместе
Волшебная фотография, одна из самых радостных у нас. Сделана Антоном Корбайном перед нашим концертом в Лондоне. Тут видно нашу группу из песочницы! Мы – песочная банда
Марис Михельсонс:
Песня Би-2 «Мой рок-н-ролл» – это прямо про нашего Мэджика! В 1998 году мы целых три сезона играли спектакль «Швейк» в рижском театре Дайлес – было около 130 спектаклей! Мы исполняли на сцене песни, а также были железнодорожниками, тюремщиками, психопатами и даже девушками лёгкого поведения. Каждый раз мы приезжали в театр часа за два, чтобы порепетировать, настроиться, войти в образ… и вот все на месте, а Мэджика нет. Звоним – недоступен. Саундчек прошел, зрителей запускают в большой зал, аншлаг, а Мэджика всё нет – очевидно, его накануне опять засосала опасная трясина рок-н-ролла. Тогда мы с Муминьшем судорожно делим гитарные партии Мэджика, наспех переделываем аранжировку, учим и бежим играть. Волновались дико, нам самим казалось, что это полная ж*па, но выбора не было, show must go on! В антракте примчался запыхавшийся Мэджик, на него жалко было смотреть! Он взволнован, ему дико стыдно – а все ржут. Каждый понимал, что это могло случиться с любым из нас, мы просто были рады, что наш товарищ нашёлся и он в порядке!
Вообще, мы хоть и можем жёстко подшутить, но очень друг друга любим. В день 40-летия Мэджика мы проводили финал любительского чемпионата по футболу «Mītava Open», который BrainStorm организует уже много лет. Родная Елгава, церемония награждения, играет духовой оркестр, пляшут красивые девчонки из группы поддержки, а Мэджик ни в какую не хочет отмечать свой юбилей, потому что это плохая примета. Тогда мы с парнями решили, что всё равно устроим ему праздник. Церемония завершилась, все попрощались и будто бы поехали по домам. Мэджик приезжает к себе – а его на поляне у дома, как настоящего барина, встречает духовой оркестр! Он был в полном шоке, восторге и очень рад!
Ещё мы арендовали баню на плоту, и она подплыла по реке прямо к дому Мэджика. Мы все там сидели почти до утра – в парилке был люк прямо в воду – и так нам было весело и хорошо друг с другом! Здорово, когда из ничего рождается момент, который потом надолго остается в памяти дорогих тебе людей.
Весь BrainStorm родился летом: Рога 19 июля, я 3 августа, Муминьш 18 августа, Мэджик 24 августа, и последний Ренарс 1 сентября. Часто в эти дни у нас концерты, и я до сих пор краснею, когда в какой-то момент Ренарс со сцены говорит: «Сегодня у нашего доброго друга Мариса большой день, давайте поздравим его!» И тогда вся группа вместе с публикой поёт традиционную латышскую песню, наш аналог «Happy Birthday To You».
Мне всегда в этот момент очень приятно – будто на твой день рождения пришли не только лучшие друзья, но и ещё несколько тысяч человек. Я очень смущаюсь, но с годами учусь любоваться моментом.
Вообще, я про Мэджика рассказал, а сам тоже хорош! В дикие девяностые в Латвии был очень популярен стритбол – любительские матчи на улице. Однажды такой фестиваль стритбола проходил в центре Риги, в Верманском парке, и нас позвали там сыграть. Мы в ту пору жили ещё в Елгаве, парни поехали пораньше, а я решил доделать свои дела и отправиться на электричке. Приезжаю в Ригу за час до выступления: прекрасный жаркий летний день, я шагаю пешком от вокзала к парку, там всего минут 15 ходьбы.
Подхожу ближе и думаю – надо же, какая приятная знакомая музыка звучит, кто бы это мог быть? Захожу в парк и понимаю – блин, да это же BrainStorm!
Я рванул вперед, но вокруг толпа людей, у меня в руках тяжелый аккордеон, я еле протиснулся! Наконец вижу перед собой красивенькую деревянную сцену, эстраду, как в старых парках. Я закидываю на неё чемодан с аккордеоном, вскарабкиваюсь сам и как ни в чём ни бывало присоединяюсь к ребятам. Пару песен ещё успел сыграть!
Я бы хотел сказать, что настоящих друзей в жизни у меня четверо. Но как на самом деле – я не знаю, если честно. Друга от доброго знакомого отличает то, что вы готовы помочь друг другу в любой ситуации, несмотря ни на что – не могу, не сейчас, потом, неудобно, неинтересно – всё равно, если чувствуешь, что ты нужен, то приходишь и делаешь.
Ещё я думаю – мужчинам нечего делить. Да, мы можем сравнить дома, машины, часы друг друга, но не делаем из этого выводов, кто дурак, а кто молодец. Плюс есть некое внутреннее ощущение – ты встречаешь своего друга и можешь просто с ним помолчать, посидеть в общей тишине и хорошо при этом себя чувствовать. Бывает также необъяснимое желание просто увидеть этого человека, побыть рядом. Это не любовь, это всё дружба! И главное в ней – не предать. Но, если свою вторую половинку тоже можно назвать другом, то вот там было у меня и предательство со стороны девушки. Меня тогда очень сильно это ударило. Я бы хотел думать, что тот опыт я оставил в прошлом и не переношу на новые отношения. Если тебя предали один раз, это не обязательно повторится. Время лечит, это правда, и надо переживать трудности просто продолжая жить. С верой в друзей.
Радостное фото, полное солнца и любви. Мы делали его для Китая, нужны были новые снимки группы. Мы просто вышли из офиса, гуляли по парку и фотографировались
Это мы в том самом спектакле «Швейк»! Играем женщин легкого поведения и поём озорную песню про солдата, которого мы любим
Это мы с Ренарсом зашли в гости к Роге после школы
У меня рубашка «Adidas», а это значит, что только что вышел наш первый альбом! Позади нас школьный экран для диафильмов. 1992 год
Это ранний BrainStorm. Одноклассник Ренарса работал в местной газете и смог нас поснимать. Наши первые представления о настоящей рок-фотосессии!
Каспарс Рога:
Теоретически я могу представить себе жизнь без друзей. Я очень самодостаточный. Мы приходим в этот мир одни и уходим одни. Даже если вы падаете с кем-то в самолёте, смерть у вас будет всё равно индивидуальная. Любая привязанность – это наш выбор, наш эгоизм. Иногда это помогает жить, мы радуемся, что есть друзья, но сама идея, что они вам чем-то обязаны, рождает все проблемы. Это хорошо заметно на экскурсиях с друзьями – вам легко и весело ровно до того момента, пока один не захочет пойти в Эрмитаж, другой – гулять на набережную, а третий – обедать в кафе: и никто не обязан отказываться от своих интересов ради тебя. Другое дело, если случается настоящая беда – тогда вы обратитесь именно к друзьям, на которых можно положиться. Но никто не обязан жить твою жизнь, ты должен жить её сам. Это касается и детей, и любимой женщины, хотя я тут рискую быть неправильно понятым, скажут: «Ты псих!» Получается, что и предательства как такового нет, оно невозможно. Впрочем, мы все очень смелые на словах.
В мае 2019 состоялась премьера моего первого фильма – «В поисках мистера Каулиньша» («Meklējot Mr. Kaulinu»). Как режиссёр я хотел навести зрителя на размышления о настоящей дружбе. Каулиньша хорошо знают все ребята из BrainStorm, а я могу назвать его одним из своих лучших друзей, он многому научил меня. Мы сошлись, когда он был успешным банкиром с безлимитными средствами, а я – рок-н-ролльным фриком с длинными немытыми волосами и в шапке с помпоном. Закрутились в коктейль шик, эстетика, анархия девушки и богема – а в один момент Каулиньш обанкротился и исчез.
Сгорели все деньги BrainStorm, которые лежали в его банке, нам нечем было расплатиться с продюсером альбома «Four Shores». Из ямы нас тогда вытащила Айя Аушкапа, заняв у отца несколько десятков тысяч долларов. Это не помешало мне потом снова поверить Каулиньшу и разделить с ним бизнес. Я понял, что главный вопрос у многих людей – как можно доверять другу, если он тебя предал. А понимаете – это неважно. В какой-то момент всё материальное, бытовое становится вторичным – есть ценности, которые намного выше. Если говорить в терминах любви, то настоящую дружбу можно назвать безусловной любовью. Ты просто принимаешь человека таким, какой он есть.
Многие считают, что Каулиньш – настоящий мерзавец, но я вижу, что он хороший. После банкротства он не ездил на Bentley, он сидел на лавочке в одном носке. Единственное, в чём его можно упрекнуть – ему не хватило храбрости признаться в своём провале всему BrainStorm.
Мне кажется, он всю жизнь хотел быть музыкантом и романтическим поэтом, а я – бизнесменом и банкиром. Когда в твоём друге есть то, чего недостаёт тебе самому, вы вместе становитесь совершенством. Так и в BrainStorm мы все дополняем друг друга. Например, у Муминьша была в природе тихая гармония. А я, наоборот, очень быстрый, вспыльчивый, темпераментный. Я могу быть резким и ультимативным, даже если неправ.
Со временем я учусь дистанцироваться, чтобы мои ежовые иглы не выскакивали так часто. В Ренарсе меня восхищает целеустремлённость и способность учиться – он был первым из нас, кто выучил английский, занимался пением, он всю жизнь прилежно и успешно учится. А я нет.
Я плыву по течению, беру всего понемногу от жизни, не умею заниматься с педагогом. Если бы мы были Spice Girls, то Мэджик был бы «спортивной перчинкой».
Он очень хозяйственный, ему хорошо даются все виды спорта – сёрфинг, лыжи, плавание, прыжки с парашютов, с вертолётов – это всё его. Меня это радует, но самому мне вполне хватает базовой гимнастики, просто чтобы оставаться в форме. А Марис меня удивляет своей способностью скрупулёзно трудиться, создавать дизайн, основательно подойти к делу. Он даже покупает журналы интерьеров, это поразительно!
Я думаю, что ребята про меня знают всё – как и я про них. Раньше мы вчетвером очень много и глубоко обсуждали личные темы, но сегодня между нами царствует дипломатия. Каждый прекрасно понимает, как именно нужно разговаривать с другим, куда залезать – а где промолчать. Но споры творческого плана у нас до сих пор разгораются, и пока они есть, с нами будет всё в порядке.
Помню, когда мы только собрали группу, у нас был внутренний уговор не жениться, карьера на первом месте. Полугода не прошло, как приходит Ренарс и заявляет: «Всё, парни, такое дело – у меня будут близнецы, я женюсь». И тут мы все как коты, облитые холодной водой: «ПРЕДАТЕЛЬ!» Это был шок. Хорошо, что у нас хватило ума посмеяться над этим и пойти дальше. Ренарс умудрился круто всё совмещать – и молодую семью, и юношеские клятвы, – теперь у него замечательные сыновья, это была судьба. Человек предполагает, а бог располагает.
Много лет перед концертом у нас есть один ритуал: мы особым образом соприкасаемся кулаками, обнимаемся и потом складываем ладони в центр круга. Я думаю, что это наше обещание друг другу – неважно, что произошло перед этим, на сцену мы выходим как одно целое, это очень важно. Иначе сыграть концерт не получится, надо оставлять проблемы за сценой, как повседневную одежду на вешалке в гримерке. Это помогает каждому из нас собраться, если всё надоело или просто плохо в данный момент. Даже если у нас тридцатый концерт за месяц, мы не можем его сыграть с холодным носом, нет у нас такого права перед людьми. Зрители чувствуют моментально, есть стопроцентная отдача или нет.
Конечно, Ренарсу тут бывает тяжелее всех, ведь он на передовой. Я помню время, когда он был деспотом. Ему хотелось, чтобы группа была идеальной, а поскольку мы были непрофессиональными музыкантами, у нас часто не получалось, он сразу выдавал огневую реакцию. Как солист он пережил огромное испытание властью. Я думаю, что из всего BrainStorm именно Ренарс – тот человек, кто больше других себя перелопатил. Мы там, где мы есть, благодаря ему. В течение всей жизни Ренарс странным образом дисциплинирует меня одним своим присутствием рядом, своей моделью жизни. Когда мы вместе, мы оба будто надеваем военную форму – спина сразу выпрямляется, появляется осанка, присутствует глубокое взаимное уважение… Однажды, правда, он залепил мне сильную пощёчину. А я не ответил ему тем же. Я такой чёрт, что сразу понял – я теперь в выигрышной ситуации. Мне очень жаль Ренарса, он потом очень страдал, а ведь я сам его довёл. Я тогда был настоящим гондоном.
Мы стоим на фоне моей машины. Антон Корбайн снимает и говорит, что это вторая такая холодная съёмка после U2 и «New Year’s Day»
Это Рига, красивая аллея недалеко от Памятника Свободы. За полчаса до этого кадра мы заехали с Антоном Корбайном в секонд-хэнд и купили эти нарядные пижамы, мы в них потом и выступали!
На первом плане мой друг Артурс Скрастыньш, ныне известный актёр! В шляпах Ренарс и Марис, а я в белом
Одна из первых фотосессий группы – на школьной лестнице под финиковой пальмой
Тут мы играем в игру, что в объектив смотрят только те, кто в шляпах, и дружат с детского сада!
Ренарс Кауперс:
Дело было в Германии, где мы записывали альбом. Ночью мы с Каспарсом вдвоем брели по тёмной улице из студии, я был истощен и сильно не в духе. Каспарс упорно мне что-то рассказывал, в чем-то убеждал, доставал вербально. Он был как муха, жужжал-жужжал мне в ухо, это было невыносимо, и тут я взорвался и сильно ударил его по лицу. Я сам был шокирован – это совсем на меня непохоже, очень нетипичная реакция. Мне было невероятно стыдно. В тот вечер Каспарс со мной не говорил, и все ребята были на меня обижены. Конечно, я очень переживал, извинялся… Постепенно эта рана затянулась, но это был тяжёлый и нехороший урок. Если честно, я до сих пор переживаю, ведь Каспарс – судьбой мне посланный человек, который с детского сада присматривает за мной.
Я бы не мог жить без друзей, это точно. Всё, что я делаю – я делаю коллективно, с кем-то. Даже если я появляюсь на троне один – рядом всегда команда. С BrainStorm мы сейчас как четыре колеса автомобиля, а сколько нам дано свыше топлива – не знает никто. Вот The Beatles, ливерпульские ребята, начали играть в своём городе, потом поехали дальше, стали суперзвёздами, прожили в группе очень интенсивную жизнь. Каждый из них не смог бы прыгнуть так высоко, не будь рядом трёх остальных. Возможно, кто-то из них был чуть больше лидером, но именно вместе они выросли как личности.
Я думаю, что с BrainStorm та же история – мы стали самими собой, шагая вместе. Лично я точно не набрался бы смелости зайти так далеко без этих ребят. Есть три кита, на которых держится BrainStorm – дружба, музыка и бизнес. Мне кажется, мы очень хорошо балансируем на этом треугольнике – не зря ведь говорят, что трёхногая табуретка гораздо устойчивее четвероногой… или четырёхногой? В любом случае, именно это три основных коня, которые тянут упряжку.
Наше путешествие началось очень давно, и я вижу, как каждый из нас растет, меняется. В школе Мэджик учился в параллельном классе, он был очень крутой парень, шустрый, стильный, красивый. Очень эмоциональный, даже вспыльчивый, но всегда позитивный и добрый. Баскетболист – нравился всем девушкам! И мне нравился, но, конечно, в другом смысле. Помню, была у нас мода кидаться ластиками в школьных коридорах, и однажды Мэджик попал в глаз одному парню, которого тоже звали Ренарс. Все тогда суетились, переживали за него, потому что правда очень серьёзно ему в глаз прилетело, и я тоже тревожился, но за Мэджика. К счастью, кончилось всё для всех хорошо.
Наша дружба с Марисом укрепилась в тот момент, когда мы сидели у него дома и придумывали, как бы нам стать популярными.
Марис у нас мастер на все руки, он хозяин в широком смысле. Я этот талант очень ценю, хотел бы его иметь – а уж как моя жена бы этого хотела, ух! Марис если что-то делает, причём неважно, дом или песню, он делает это не спеша, основательно, обдуманно – на века! Я думаю, что мы с Каспарсом более импульсивные, и этим иногда бесим Мариса с Мэджиком, но спасибо им, что терпят. Вообще, у нас в группе демократия, но есть моменты, когда каждый может топнуть ножкой и сказать: «Не буду!» Каспарс, например, наотрез отказывается летать на некоторых моделях самолётов. Иногда я могу высказаться ультимативно, потому что мне как солисту чаще приходится выражать мнение группы, а если лично я его не разделяю – то и говорить не буду.
Каспарс в школе ходил в забавной серой кофте, у которой рукава были длиннее, чем нужно, он ими смешно размахивал. Помню, родственники привезли ему из Германии джинсы и кассетный плеер «Walkman» с оранжевыми наушниками – о, как я ему завидовал!
На этом плеере он и дал мне впервые послушать альбом Depeche Mode «Music for the Masses», когда мы вырубали кусты в канаве учебного электрического полигона. Это была фантастика! Музыка, конечно, не кусты. Каспарс в юности жил весьма богемной жизнью, и он сильно изменился, ведь сейчас он прагматично руководит стратегией BrainStorm, вместе с Айей выводит группу на новый уровень. В нём соседствуют искреннее великодушие и въедливая педантичность. Он в своё время ввел в BrainStorm штрафы за опоздание, по евро за минуту, – и это реально научило нас пунктуальности! Хотя иногда я не понимаю, как можно так сильно любить весь мир и при этом загонять товарища в угол из-за малейшего нарушения дисциплины. Я восхищаюсь его талантом видеть вещи сверху, общую картину.
Когда мы в любом обсуждении заходим в тупик, приходит Каспарс и говорит: «Ха! Спокойно, я всё вижу кристально чисто!» Каспарс внимателен к природе, он всегда любую букашечку, которую увидит в квартире, возьмёт и на улицу вынесет, чтобы не пострадала ни одна живая душа просто потому, что кого-то бесит, как она жужжит. Вот я скорее прихлопну комара – не могу лгать, много я в своей жизни букашек погубил, эх! И мне кажется, Каспарс иногда преувеличенно это делает, но это всё равно трогательно.
Он санитар кармы каждого из нас и BrainStorm! А ещё он большой идеалист. Ему очень нравится песня Джона Леннона «Imagine» – в ней есть тот идеальный мир, к которому он стремится. И я желаю ему и нам всем в этом только успеха!
За что я хватаюсь, когда трудно держаться? За гитару и за друзей. В прямом смысле, потому что, если я не в духе или напряжен, я беру гитару и полчаса могу играть, петь, музыка гармонизирует меня. Я счастлив, что у меня есть эта возможность. За друзей я тоже хватаюсь буквально. Был момент в Берлине – мы записывали альбом «7 Steps Of Fresh Air», и однажды утром я пошёл в парк размяться, побегать. Обратно решил пройти короткой дорогой, через детскую площадку. А она была застелена специальным покрытием, мокрым от утренней росы. Я поскользнулся, нога пошла вперед, я услышал «кряк» – и упал. «Ай, – думаю, – вот как бы сейчас полсекунды обратно отмотать!» Но как всегда в жизни – никак. Так и лежу со сломанной ногой на детской площадке, больно очень, встать не могу, и телефона у меня с собой нет. Вокруг стали собираться детки, что-то лепетали на немецком, смешили меня, зайчата.
Наконец подошла их воспитательница, и я попросил у неё телефон – хорошо, что я знаю номера друзей наизусть! Набрал Мэджика, и они с Марисом тут же прибежали. Подхватили меня, и я, прямо как на войне, обнял их за плечи и на одной ноге допрыгал до отеля. Потом они повезли меня в больницу, там мне сделали рентген, зафиксировали ногу… Это реальная ситуация в жизни – никакой философии! Вот он я, у меня трудный момент, у меня сломана нога, я не могу идти один. Но у меня есть друзья, я хватаюсь за них, потому что они рядом и готовы поддержать. Иногда ты можешь не замечать этого в обычной жизни, не ценить, как это важно, иметь настоящих друзей, но потом раз – и поскользнёшься на улице, не дай Бог. Забавно, что песня «Скользкие улицы» хоть и не об этом, но мы поем её с группой Би-2, а их я тоже могу назвать настоящими большими друзьями.
Фестиваль окончен. Кажется, всё на ура!
Фотосессия в Петербурге за 15 минут – простая и милая, как улыбка Мэджика!
Ни малейшего понятия, где это! Ах, память… Может, Каспарс знает? Рога и рога
Легендарное фото – наш третий концерт в школе и первое исполнение «Lidmašīnas»! Позади Каспарса знак выпускников – мы играем для них
Я со шваброй и двумя Марисами – у одного в руках огнетушитель, у другого – отвертка. Видно, что серьёзная фотосессия с глубоким смыслом! Школа, 1987 год
Лёва и Шура Би-2:
Лёва Би-2: Наша дружба с BrainStorm началась со скандала.
Шура Би-2: Мы познакомились с ними в Риге в начале нулевых. Был большой фестиваль, где играли BrainStorm и Би-2, причём мы, как ни странно, были хедлайнерами на их территории. И вот BrainStorm уходят со сцены, а наши резвые техники мгновенно выдёргивают все провода и ставят сетап Би-2. И тут BrainStorm возвращаются, чтобы спеть свой суперхит «Maybe», и видят…
Лёва: Они не видят, а слышат, что у них не работают ни инструменты, ни микрофоны. Парни как-то выкрутились и малыми средствами исполнили «Maybe», но скандал был грандиозный и вполне мог перерасти в международный.
Шура: Мы с Лёвой решили загладить свою вину и предложить ребятам песню. Помню, мы позвали Мэджика с Ренарсом в гостиницу, Лёвчик взял гитару, и мы напели «Скользкие улицы, иномарки целуются…» Ренарс с Мэджиком тогда ещё не так хорошо говорили по-русски, у них был сильный акцент и недопонимание, и я очень смеялся, когда Ренарс сказал: «Хорошие слова… вот только иномарки – это такие марочки, которые ты кушаешь, и тебя вставляет, да?» Мы говорим – нет, Ренарс, в России так называют иностранные машины. И с этого момента пошла наша дружба. А песня выстрелила так, что мы и не ожидали. Насколько я помню, она больше двадцати недель была в национальном топе Латвии. А на концерте BrainStorm, где они собрали 60 тысяч человек, мы никак не могли перестать играть «Скользкие улицы» – сыграли раз, потом снова, опять – нас просто не отпускали зрители. Каждое исполнение этой песни с BrainStorm – огромное событие и удовольствие. Недавно мне стукнуло 50 лет, и парни в полном составе прилетели из Риги в Москву на один день ко мне на день рождения – мы и там её спели. Вечеринка у нас была в стиле 1970-х – надеюсь, в книге будет фотография!
Лёва: Для меня с этой песней вообще очень много связано. Она появилась в тот момент, когда я познакомился со своей супругой – она родом из Риги, и эта песня отчасти о том, что произошло лично в моей жизни. Очень серьёзная перемена – знакомство с человеком, с которым я живу уже очень долгое время, 18 лет, у нас растут дети… «Скользкие улицы» – своеобразный символ наших отношений с ней, моих отношений с Ригой, дружбы Би-2 и BrainStorm. Для меня BrainStorm – это всегда праздник. Находиться с ними на одной сцене – сплошное удовольствие. Это вообще огромная редкость, когда две группы могут искренне дружить и существовать на сцене, не пытаясь постоянно перетянуть одеяло на себя.
Шура: Конкуренции у нас нет, действительно. Просто удивительно, насколько у Лёвчика с Ренарсом голоса сочетаются – Ренарс вообще может спеть всё что угодно. Мы никогда не репетируем эту песню, она сама видоизменяется и в нашем, и в их варианте. Я вижу, как BrainStorm с каждым альбомом прогрессируют – кроме того, что они пишут феноменально прекрасные песни, они постоянно что-то изобретают. Первое шоу на постсоветском пространстве, исключая ДДТ, стали делать именно они, и уже потом Би-2 пошли по этому пути. Ещё мне очень нравится, что BrainStorm выпускают альбомы сразу на трёх языках – латышском, английском и русском. Это очень круто. Возможно, кстати, это мы стали тем трамплином, подтолкнули их, чтобы петь на русском языке. Это может показаться нескромным, но всё ведь началось со «Скользких улиц», а затем была целая история с песней «Выходные». Ребят с этой песней позвали в фильм «Мечтать не вредно». Они её перевели, как могли, и помню, Ренарс заходит на «Наше Радио» – а мы сидели там большой компанией: Миша Козырев, Дима Гройсман, Макс Виторган, Квартет И – и зачитывает такую фразу: «И когда мы по уши в грузон, мы уходим в выходные». Мы говорим: «Ренарс, пардон, а что такое \"в грузон?\"». Он такой: «Ну, это когда тебя загрузили! Нет?..» И вот мы всей большой компанией за одну ночь помогли ребятам написать текст «Выходных» – это был полный брэйнсторм. Утром парни поехали записывать песню в студии, а вечером сниматься в кино. Ещё у нас был проект «Нечётный воин» – кстати, спасибо моему дяде Михаилу Карасёву за песню «Ты не один», теперь она и в названии этой книги. В моём последнем проекте «Куртки Кобейна» ребята тоже поучаствовали – с ними просто кайф работать вместе.
BrainStorm – это дух, свет. Когда слушаешь их песни, даже грустные, в них очень много света, чистоты, мелодичности. А уже когда лично знаешь парней, то этот свет просто накрывает тебя. Для меня это одна из самых светлых групп. И одна из немногих, которую мы можем назвать своими настоящими друзьями. В любой момент мы готовы поддержать их – а они, я уверен, нас. Когда мы встречаемся, мы много говорим о жизни, а когда мы выступаем на одних мероприятиях, то из двух гримерок сразу делаем одну! Они же schoolband, как и мы.
Мы с Лёвчиком учились в разных школах, но познакомились, когда мне было 16, а ему 14. Мы ходили в одну театральную студию, и я там считался самым умным, потому что мой дядя мне подкидывал «продвинутые» книжки. Однажды Лёвчик подошёл ко мне и показал несколько стихотворений – это, говорит, мой сосед по лестничной клетке пишет. Я почитал и сразу понял, что это он сам. И говорю – что ты мне голову морочишь, это же твои стихи, и они классные. Вот так мы сдружились.
Лёва: Студия вскоре развалилась, и мы решили, что, значит, театр – это не наше, лучше сделаем рок-группу. Хотя театром мы были увлечены по-настоящему, у нас были революционные постановки – Борис Виан, Сэмюэль Беккет. Но главное, мы с Шуриком сразу поняли, что творчески друг друга дополняем. Сначала мы думали, что следующий наш общий шаг – это снять кино, но на тот момент видеокамера стоила, как квартира! А парни с гитарами очень привлекали девушек – это был решающий фактор.
Шура: Прошло уже много лет, но каждый раз, когда Лёвчик показывает мне первому свою новую готовую песню, для меня это всегда событие, потому что я думаю – ну куда уже круче опять? А вот есть куда, мой друг может. Мы можем долго шутить о том, что наш тандем сложился потому, что у нас разные вкусы на женщин, но дело не в этом. Мы дополняем друг друга. Недавно именно Лёвчик подсказал мне единственно верный путь, я очень признателен ему за это. Я всегда прислушиваюсь к нему и не могу вспомнить между нами серьёзных кризисов. Мы никогда не ссорились, нам повезло.
Лёва: Это большая работа. Любые отношения – и личные, между мужчиной и женщиной, и дружба. Если ты не будешь прилагать усилий, они могут зайти в тупик. Это закон жизни, ты должен развиваться, иначе начнёшь деградировать. Когда у тебя есть друг, с которым ты можешь мотивировать самого себя на то, чтобы стать лучше – это бесценно. Чем дольше живёшь, тем больше понимаешь, что вокруг поле битвы, это бесконечная война. Я могу сказать даже так – я по жизни человек очень неуверенный в себе, я постоянно в чём-то сомневаюсь, и я думаю, что та степень поддержки, которую с самого начала нашей дружбы я всегда чувствовал со стороны Шурика, уверенное твёрдое плечо, это просто определило всю мою жизнь. Наверное, я бы просто не пришёл к этой точке, в которой мы сейчас находимся, без поддержки Шурика.
Шура: С моей стороны всё то же самое. Всё, что у нас произошло, у нас произошло вместе. Дружба переросла в нечто большее – мы стали как родственники, как братья. Я думаю, кстати, то же самое произошло и у BrainStorm. Эта история, когда погиб их басист и они не стали официально брать нового пятого человека члена группы – ведь это уже семья. Поэтому нам так близки BrainStorm – наши судьбы, наши истории, наши жизни чем-то очень похожи.
Лёва Би-2, Ренарс Кауперс, Шура Би-2. Концерт BrainStorm в Crocus City Hall, декабрь 2019
Жизнь
Ты уходил, не успел проститься.Так далеко, только мне всё равно не получится забыть.Ты не один, ты мне будешь сниться.И видит Бог, что в плену у дорог одному не стоит быть.«Ты не один», BrainStorm/Би-2
В начале пути их было пятеро. «Мы пять пальцев, а вместе – кулак», – так говорили про себя Янис, Ренарс, Каспарс, Марис и Гундарс, которого все звали Муминьш. Трогательный, тихий, застенчивый парень в больших очках, отзывчивый и необыкновенный, любил изюмный компот и творожную запеканку. Он действительно был похож на персонажа мультфильма о Муми-троллях, ведь Mumiņš по-латышски Муми-тролль и есть. Именно на концерт группы Мумий Тролль отправились BrainStorm в полном составе 22 мая 2004 года. Насладившись музыкой, ребята попрощались и разъехались по домам каждый своей дорогой. На следующий день стали созваниваться – но Муминьш не отвечал. Больницы, полиция, даже экстрасенсы – никто не знал где он, что с ним случилось. Его искали почти два дня. И больше не увидели живым.
В ночь на 23 мая машина Муминьша «Audi 80» мчалась на скорости 126 км/ч, а затем вдруг резко свернула влево через двойную сплошную, пересекла встречную полосу и, сделав несколько кувырков, улетела в торфяные болота. Гибкие молодые берёзки, растущие вдоль дороги, не сломались и на рассвете стояли как новенькие, потому ещё сутки никто не замечал машину в глубоком кювете. Только один пассажир высокого автобуса скользнул взглядом по чёрным тормозным шрамам на асфальте, последнему автографу Муминьша. Ему было 29 лет.
Свою тайну 11-й километр трассы Рига-Елгава не раскрыл до сих пор. Что там случилось – на дорогу выпрыгнул зверь, машину Муминьша таранили завистники BrainStorm, дождь залил лобовое стекло? Что это было – несчастный случай или сознательный поступок? Скорее всего, парень просто заснул на мгновение. Одной секунды вполне достаточно, чтобы потерять руль, вдавить газ и улететь.
BrainStorm похоронили друга, но не группу. Они смогли выстоять, ухватившись за ремесло. Ингарс Вилюмс стал их новым басистом и играет с BrainStorm уже 16 лет. А Муминьш, их «небесный участник», всегда остается рядом, звучит в унисон. «Я бы хотел научиться общаться с друзьями на расстоянии и передавать музыку телепатически», – сказал однажды Муминьш. И, кажется, научился.
Смерть часто делает взмах своей косой в миллиметре от каждого из нас. Почему один выживает в самых чудовищных испытаниях, а другой гибнет до того, как погаснет его сигарета. Эти вопросы не имеют ответов, но о них обязательно стоит рассуждать, ведь на обратной стороне этой карты – жизнь, самый удивительный и необъяснимый дар, который не принадлежит нам, но который нужно использовать на 100 %.
Янис «Мэджик» Юбалтс:
24 мая, когда мы уже вовсю искали Муминьша, я ехал на машине из Елгавы в Ригу и вдруг увидел на дороге много полицейских машин, скорую помощь, толпившихся людей… В голове сразу промелькнуло, что это может быть он, но ведь такие мысли всегда стараешься прогнать. Я остановился. Меня увидел брат нашего одноклассника Оскара, он работал в бригаде скорой помощи. Он подошёл ко мне, сел в мою машину и сказал: «Янис, ты туда лучше не ходи. Да, это Муминьш. Мы везём его в морг».
Я остолбенел. Когда немного пришёл в себя, обзвонил всех наших, рассказал. Дальше надо было звонить родным Муминьша. У его мамы не было сил ехать на опознание, поэтому поехали его брат, сестра и я. Всё казалось нереальным. Когда я зашёл в морг, было очень трудно не упасть, ноги не держали, земля качалась. Это состояние до сих пор чувствуется, даже когда я рассказываю об этом. В гробу был наш Муминьш, как будто он спал и видел грустный сон. Всегда не хочется верить, что смерть может прийти за твоими друзьями. Но если она приходит, мир навсегда меняется, жизнь уже никогда не станет той, что была.
Когда я слышу имя Муминьша, я всегда сразу вижу его лицо. Очки, волосы… Я знал его в школе с первого класса. Мы сдружились, вместе росли, играли в футбол. Муминьш всегда был очень отзывчивым, любил спорт, а в его душе и сердце звучала прекрасная музыка. Он умел держать своё слово, был человеком коллектива, никогда не тянул одеяло на себя. Любил философию, эзотерику, всё необъяснимое – в 90-е это было непопулярно, а он уже интересовался тем, как устроена Вселенная.
И в то же время он был позитивный пофигист, мирный панк. Мы были простыми елгавскими ребятами. Если бы он остался с нами, BrainStorm был бы другим. Много есть версий, что же на самом деле с ним произошло, но правда только одна – его жизнь закончилась.
Два месяца мы не знали, как выйти из этого ступора. Но внезапно нас позвали выступить вместо одной группы, которая не приехала на фестиваль, и мы решили: «Встаём и идём!» Вскоре к нам присоединился Ингарс, а спустя два года вышел наш альбом «Four Shores», и я думаю, это один из наших самых мощных альбомов. Эмоционально, музыкально и энергетически он ещё на той волне, которую мы чувствовали после Муминьша. Думаю, ему бы этот альбом очень понравился.
Я не знаю, почему так случилось, что наш друг ушёл. Почему вообще кто-то умирает вот так вдруг. Один раз в детстве я бежал по двору и не заметил натянутый, как струна, железный трос. Со всего маху я на него налетел, споткнулся, упал и потерял сознание.
А в другой раз я пошёл в гости к однокласснику в квартал, где жили Каспарс с Ренарсом. Зашёл в подъезд, темно, я хотел включить лампочку, тыкаю пальцем с размаха – а там кнопки нет, и мне как даст 220 в руку! Или вот мы с друзьями играли в карты, сидя на железном мосту. Каждый раз, когда мимо с грохотом шёл поезд, мы обнимали руками перекрытия моста, чтобы не упасть. Тот, кто проигрывал, прыгал в воду – а там торчали деревянные сваи от старого моста, мы были в сантиметре от несчастья. Но в детстве об этом не думаешь, не соображаешь, просто всё время испытываешь судьбу. Я думаю, мы не осознаём, как близко идём с этой параллельной реальностью – смертью.
Когда у меня родились дети, появился животный страх за них, за их жизни. Ведь я помню, как они пришли в этот мир – я оба раза присутствовал при рождении. И оба раза это была чехарда с BrainStorm! Когда должна была родиться моя старшая дочка, нас с Каспарсом позвали ведущими на церемонию вручения музыкальных наград в Риге, это вроде как «Золотой граммофон» в России.
Мне надо было выучить свой текст, отрепетировать, а с другой стороны – мой первый ребёнок вот-вот родится, и я понятия не имел, как всё будет происходить! Я отвёз жену в роддом, начинается церемония, а я весь на нервах. Рога меня успокаивает – не волнуйся, всё будет хорошо! У него самого, главное, тогда ещё не было детей, а он уже всё знал. И тут как у Гришковца – всё поехало одноврЕменно или одновремЕнно. Каким-то чудом я всё успел, и дочку на руках подержал первым… И со второй дочкой было весело, тут я уже немного ориентировался в процессе. Говорил жене «дыши, дыши», смотрел на датчик у неё на животе. Доктор спрашивает меня, какой промежуток между схватками, а я ему: «Доктор, порядок, уже совсем часто, сейчас родим!» Это, конечно, неописуемое чувство, его трудно словами передать, это что-то из неземного. И забавно, что как только Одри родилась, звонит Ренарс и говорит: «У меня концерт недалеко от роддома, приходи, что ж ты там будешь сидеть!» Я сыграл с ним несколько песен и понял, что это очень крепкая связь – обе мои семьи, домашняя и BrainStorm, идут параллельно. Это моя жизнь.
Это 1 апреля в школе. Развлекаем всех, как всегда
Фотография Антона Корбайна… Мне кажется, я похож на Ленина
Школьные годы, примерно 1993 год
Фотосессия, где мне не нравилось, как я одет