Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Ольга Баскова

Подлинная история ожерелья Антуанетты. Том 1

Повесть

Пролог

В один из морозных зимних дней богато одетая дама чинно вышла из подъезда одного из домов на беднейшей улице Парижа. Прохожим, кутавшимся в воротники пальто, странно было видеть эту женщину в мехах, с бриллиантами, сияющими в маленьких ушах, и они смотрели на неё с нескрываемым удивлением. Незнакомка не замечала пристальных взглядов. Её тонкие губы улыбались, голубые глаза сверкали. Судя по всему, она была счастлива. Сунув в муфту руки, в одной из которых она сжимала маленькую сумочку из чёрной кожи, женщина зашагала к экипажу, одиноко стоящему чуть в стороне. Сначала она не обратила никакого внимания на группу из трёх оборванцев лет тринадцати, которые шли за ней по пятам. Один из них перегнал женщину и перегородил ей дорогу.

— Тётя, дай монетку на хлебушек.

Дама вздрогнула.

— У меня ничего нет, мальчик. Ступай, откуда пришёл.

Два других оборванца присоединились к товарищу:

— Тётя, тётя, дай монетку!

Женщина испуганно озиралась по сторонам. Как назло, улица внезапно опустела.

— Тётя, а мы не верим, что у вас ничего нет, — заявил высокий и тощий как жердь подросток с белобрысым чубом. — Дайте свою сумочку.

Дама заметалась, как испуганная птица, но оборванцы, прижав её к стене дома, вырвали из рук муфту вместе с сумочкой и растворились в сумерках.

«Там было сто луидоров», — крутилось в голове аристократки. Господи, зачем она взяла так много? Ведь она не собиралась жертвовать этой самозванке королевской крови большую сумму и не пожертвовала. Что же теперь делать? Она собралась с силами и двинулась к своему экипажу, который оставила за два квартала. Конечно, это была глупость. Глупо стыдиться благотворительности. Наверное, за это её и наказали высшие силы.

Разумеется, она не видела, как трое её обидчиков, подождав, пока экипаж скрылся из виду, вынырнули из темноты и направились к тому подъезду, из которого вышла их жертва, поднялись по обшарпанной лестнице на второй этаж и постучали в дверь. Она сразу открылась, и фигура в белом халате показалась в тёмном коридоре.

— Вот, — самый высокий протянул кошелёк. Тонкая изящная рука открыла его и дала по золотому каждому из мальчиков.

— Надо бы прибавить, — сказал белобрысый.

— Обойдётесь. Для вас это целое состояние, — шёпотом проговорила хозяйка квартиры. — Возможно, завтра нам так же повезёт.

— Хотелось бы, — прогнусавил самый маленький. — Ладно, хозяйка, мы на стрёме. Сегодня, наверное, уже никто не придёт, а завтра с утра встанем на вахту.

— Да, пораньше, — напутствовала их женщина. — Не провороньте своё счастье.

Кивнув на прощанье, мальчишки ушли, тихо переговариваясь о барышах, которые удалось заработать за день. Такая работа им нравилась. Главное — осторожность. Не дай бог, они попадутся на глаза какой-нибудь ограбленной ими дамочке и она натравит на них полицию. Но для того, чтобы жертва причинила им неприятности, она прежде должна узнать своих обидчиков. А это не такое лёгкое дело. Тысячи оборванцев, похожих на этих мальчишек как две капли воды, бродили по Парижу в поисках наживы. На всякий случай завтра они облачатся в другие лохмотья и сильнее обмажутся грязью. Как говорится, бережёного бог бережёт. Радость от заработанных денег била через край, и парни выражали её криками и гиканьем.

В тот момент они не думали о женщине, предоставившей им такой заработок, и не подозревали, что она была не менее счастлива. Подумать только, пять самых богатых дам Парижа, сами того не зная, подарили ей свои кошельки. Ещё немного — и можно обзавестись драгоценностями, красивыми платьями и экипажем, а потом просить кредит у банкиров. Однажды один человек из высшего общества сказал, что кредиты охотнее выдаются тем, кто приезжает в собственных экипажах. Что ж, он был совершенно прав.

Часть I

Вместо Версаля — Голгофа

Глава 1

Граф Алессандро Калиостро расхаживал по богато обставленному залу, довольно потирая подбородок. Он находился в Париже не один месяц и не собирался покидать гостеприимную Францию, во всяком случае в ближайшее время. Легковерных дураков всегда хватало в его жизни, и среди французов их нашлось более чем достаточно. Его затасканная байка о том, что он родился во время сотворения мира и спасся от Всемирного потопа на Ноевом ковчеге, шла на ура. На деле выходило, что ему более полутора тысяч лет, даже две без двухсот, но это никого не смущало. Знатные дамы и кавалеры вовсю раскупали его бальзам, веря, что им тоже удастся сохранить молодость. Ах, молодость, молодость! На что только не пойдёт человек, чтобы её продлить! Во что только не поверят несчастные, когда им пообещают вечную юность! Калиостро подошёл к столу, накрытому парчовой с золотой вышивкой скатертью и взял в руки флакон с позолоченной крышкой. Внутри поблёскивала зеленоватая жидкость — его знаменитый бальзам. Сколько ему удалось его продать? Тонну? Граф поставил флакон на место, подошёл к маленькому шкафу из орехового дерева и открыл верхнюю створку. На полке красовалось с десяток таких флаконов.

«Маловато, — решил Калиостро. — Завтра у меня спиритический сеанс. После него наверняка найдутся желающие приобрести чудодейственное зелье. Нужно сегодня же постараться изготовить хотя бы парочку флаконов». Приняв решение, мужчина пригладил напудренный парик и улыбнулся. Он вспомнил, как дотошный престарелый маркиз де Совиньи, у которого отсутствовала половина зубов и волос, с жёлтым, как старый пергамент, лицом, испещрённым морщинами, допытывался, сколько времени нужно принимать это зелье, чтобы помолодеть хотя бы на десяток лет. Калиостро наобум брякнул, что не менее пятидесяти. Совиньи помрачнел и заявил, что тогда ему нет никакого смысла платить такие деньги за лекарство, которое, по сути, ему не пригодится: дескать, он вряд ли проживёт ещё полвека. Граф со своей приятнейшей улыбкой заверил старика: снадобье не только продлевает молодость, но и жизнь. А значит, у достопочтенного маркиза нет никакого повода волноваться. Разумеется, он проживёт пятьдесят лет и в один прекрасный день заметит, как молодость возвращается к нему. Это решило дело. Недоверчивый Совиньи приобрёл два флакона.

Калиостро мысленно посмеялся над ним, как и над всеми остальными покупателями. Шафран, настойка алоэ, розовая вода, входившие в эликсир, никак не сделают вреда, но и не принесут никакой пользы. Да, на доверчивости людей определённо можно сделать и деньги, и имя.

Граф подошёл к зеркалу и довольным взглядом окинул себя с головы до ног. В зеркале отразился представительный мужчина средних лет с прекрасным цветом лица, в меру полноватый, с умными серыми глазами и пронзительным взглядом. «Порой я и сам начинаю верить, что мне более тысячи лет», — усмехнулся Алессандро и позвонил в колокольчик. Верный слуга Гильом, юркий, проворный мужик, напоминавший доброго гнома с мышиным личиком, тотчас возник перед господином.

— Что прикажете, сударь? Для завтрашнего спиритического сеанса всё готово.

— Не всё, мой дорогой Гильом, — возразил граф. — Я хочу поручить тебе одно очень важное задание. Только ты с твоим умом и деликатностью способен выполнить его.

Слуга склонился так низко, что с парика посыпалась пудра.

— Я к вашим услугам, синьор.

— Тебе во что бы то ни стало нужно разыскать одну женщину и пригласить её на сеанс, — сказал хозяин. — Я слышал, сейчас она в Париже, и мне необходимо видеть её у себя.

— Если эта женщина богата и знатна, мне ничего не стоит выполнить ваше поручение. — Гильом по-прежнему стоял в угодливой позе.

— На данный момент она скорее бедна, чем богата, — отозвался Алессандро. — Она носит графский титул, как и я. Он достался ей от мужа. Но в обществе её не принимают.

Слуга вытаращил глаза:

— Вы хотите, чтобы такая женщина присутствовала на вашем сеансе? Но что скажут маркиза, графиня и…

Калиостро поднял изящную белую руку с ухоженными ногтями.

— Эта дама довольно деликатна, и я не сомневаюсь, что она наденет густую вуаль. Что же касается дальнейших действий, предоставь это мне.

Он гордо выпрямился, и слуга с восхищением посмотрел на своего господина. Да, поистине он благородного происхождения, что бы ни болтали злые языки. Горделивая осанка, умный проницательный взгляд, орлиный нос…

— Я сделаю всё, что вы прикажете.

— Вот и отлично. — Алессандро взял со стола листок и подал слуге. — Её зовут Жанна де Ла Мотт. Ещё совсем недавно она обитала по этому адресу, но не уверен, что графиня находится там и сейчас.

Гильом пробежал глазами округлые буквы.

— Вы правы, синьор. Не такая это улица, чтобы находиться там долгое время. Разве только… — Он не закончил фразу и поклонился. — Я отыщу её, чего бы мне это ни стоило.

— Поторопись, — напутствовал его хозяин. — Не тебе повторять, что мой спиритический сеанс назначен на завтра.

Гильом развёл руками:

— Разумеется, синьор.

Когда слуга удалился, Калиостро довольно потёр вспотевшие ладони. Если эта женщина согласится… если согласится… А она должна согласиться, чёрт возьми… Услышав о ней, он долгое время не упускал её из вида. Так вот, если она согласится, они вдвоём… Впрочем, Алессандро решил не загадывать наперёд.

Глава 2

Гильом, прекрасно знавший Париж, не зря отметил убогость улицы Сен-Клод, где обитала Жанна де Ла Мотт. Кутаясь в тёплое пальто, он остановился у почерневшего от старости и сырости дома, стряхнул снег с сапог и вошёл в тёмный подъезд. Квартира графини находилась на втором этаже, и слуга, покряхтывая и считая вслух, принялся подниматься по крутым, довольно ветхим ступеням:

— Раз, два, три… Чёрт, да сколько их тут…

Преодолев ровно одиннадцать, Гильом замер возле чёрной исцарапанной двери и постучал. На его удивление, она сразу отворилась, и слуга нос к носу столкнулся с пожилой особой, облачённой в старый, линялый капот.

— Что вам угодно, сударь? — спросила она строго. Гильом галантно поклонился, хотя ни минуты не сомневался, что перед ним не та, к кому его послал Калиостро. Скорее всего, эта пожилая особа — такая же служанка, как и он, но довольно противная.

— Мне нужна графиня де Ла Мотт.

— Зачем? — Красный нос женщины задёргался от любопытства.

— У меня к ней поручение от очень важного человека, — ответил слуга уклончиво. — И говорить я буду только с ней.

Старая грымза не торопилась впускать непрошеного гостя, видимо собираясь ещё что-то спросить, но приятный голос, принадлежавший явно молодой женщине, вклинился в их пустую беседу:

— Кто там, Клотильда?

Старуха зашмыгала носом — тонким, длинным, в мелких морщинах.

— Он утверждает, что у него поручение…

— Впусти его.

Служанка немного поколебалась, всем своим видом демонстрируя, что от её решения тоже что-то зависит, и пропустила Гильома:

— Ладно уж, идите.

Мужчина оказался в маленьком коридоре, в котором полностью отсутствовала мебель, и с удивлением заметил, что в квартире почти так же холодно, как на улице. Он решил не снимать пальто, тем более вешалка, подпиравшая стенку и кренившаяся набок, была пуста. Вероятно, обитатели холодной квартиры надели на себя всё, что имелось в гардеробе.

— Сюда. — Пожилая особа отворила дверь в комнату, и Гильом предстал перед сидевшей на софе молодой черноволосой женщиной с тонкими, аристократичными чертами лица.





Она казалась довольно миловидной и приятной, но была одета столь же легко и бедно, как служанка. Её наряд состоял из простого красного платья и чёрной шали, накинутой поверх. Парик дама не носила, и чёрная прядь волос оттеняла высокий мраморный лоб; тонкие губы слегка посинели, маленькие руки теребили дырявую муфту. Верный раб Калиостро поразился, как столь слабое создание выносит такой холод. Казалось, какой-то знатный мужчина с тёмной бородой и узким лицом, строго смотревший с портрета на серой стене с подтёками, тоже подёргивался, пытаясь согреться. Гильом с удивлением узнал в нём Генриха Валуа, короля французского и польского. Он-то что делает в убогой квартирке?

— Я графиня де Ла Мотт, — представилась женщина и улыбнулась, продемонстрировав прекрасные ровные зубы. — Вы удивляетесь, почему я сижу в холоде? — Она словно читала его мысли. — А что делать, если денег на дрова не осталось? Правда, может быть, тот господин, которого вы представляете, подбросит мне немного? Он послал вас, получив мои письма, не правда ли?

— Мне только известно, что мой господин, граф Калиостро, желает завтра видеть вас на своём спиритическом сеансе, — мягко ответил Гильом.

Тонкие чёрные брови графини поползли вверх, как две змейки.

— Граф Калиостро? Это тем более удивительно, что я ему не писала. Маг и чародей никак не может выхлопотать мне достойную пенсию. Чего же он хочет?

Слуга «мага и чародея» повторил так же мягко:

— Чтобы вы были завтра на сеансе.

Графиня сжимала и разжимала маленький белый кулачок, вероятно пытаясь хотя бы таким образом размять застывшие пальцы.

— Но, насколько я знаю, в его салоне собирается изысканное общество. Бедной женщине — такой, как я, — нечего там делать. — Она обвела взглядом комнату, в которой, кроме софы, накрытой выцветшим шёлковым покрывалом неопределённого цвета, двух стульев с прохудившимися сидениями, бесстыдно обнажавшими пружины, таращившиеся на белый свет, камина, который давно уже никто не топил, и маленького столика, ничего не было. — Кроме всего прочего, у меня два платья. Одно на мне сейчас. Видите, какое оно поношенное? Мне не стыдно выйти в нём к благотворительницам, чтобы продемонстрировать нищету, в которой я живу. Но явиться в нём в общество… Извините, но я вынуждена отклонить приглашение. — Жанна де Ла Мотт чуть приподняла подол платья, продемонстрировав Гильому стоптанные туфли. — А что вы скажете на это? Тем не менее это моя единственная обувь.

Мужчина застыл в раздумье. Разумеется, эта женщина наденет вуаль, но жалкая маскировка её не спасёт. За столом графа она станет всеобщим посмешищем, и острячки, подобные маркизе де Шалье, обязательно пустят в незнакомку парочку шпилек. Такие уж это создания — женщины. Они кричат на всех поворотах о своём щедром сердце, о добрых делах, но никогда не упустят случая унизить (причём с самым невинным видом) подобное им существо, в то время как мужчины, настоящие мужчины… Он запустил руку в карман и достал несколько монет.

— Думаю, здесь хватит на платье. — Гильом положил деньги на столик с изрядно потёртой полировкой. — Конечно, оно не будет столь дорого и изысканно, как наряды некоторых из присутствующих дам, но, во всяком случае, новое и без заплат. Не знаю, хватит ли на башмаки… Впрочем, в комнате, где будет проходить сеанс, всегда очень темно. Вам никто не помешает выйти раньше всех.

Женщина лукаво улыбнулась:

— То есть вы намекаете, что к столу я не приглашена.

— Честно говоря, сударыня, я понятия не имею, что собирается делать граф после сеанса, — признался Гильом. — Иногда он так устаёт, что сразу удаляется к себе в спальню.

Графиня развела руками:

— Видите, до чего довела меня бедность… Приходится брать деньги у слуги… Однако помните: я беру их только потому, что ваш господин приказал вам передать его просьбу. Если я не приду на сеанс, вас сделают виноватым, а этого я не могу допустить.

Она мило улыбнулась, и Гильом ответил ей столь же милой улыбкой:

— К сожалению, вы правы, сударыня.

— Я всегда права. — Жанна поднялась, продемонстрировав царственную осанку. — Клотильда вас проводит. Передайте графу, что я обязательно буду.

Слуга поклонился и вышел в коридор, почти не скрывая радости. Обстановка этой убогой квартиры действовала угнетающе. От всего облика графини веяло какой-то тайной, однако Гильом не привык задумываться над непонятными вещами. С таким человеком, как его хозяин, непонятные вещи окружают всю жизнь. Разгадывать загадки — дело магов и чародеев, каковым и является Калиостро. Что касается его, Гильома, то он просто скромный слуга, никогда не совавший нос в дела графа. Если эта женщина нужна Калиостро, он её получит, и не лакейского ума дело, зачем она понадобилась хозяину.

Глава 3

Когда незнакомец ушёл, сопровождаемый неодобрительным ворчанием Клотильды, Жанна с лёгкостью вскочила с софы и подбежала к заиндевевшему окну. Она видела, как мужчина, бросив быстрый взгляд на дом, поспешил по улице, кутаясь в пальто. Его визит ни о чём ей не сказал. Разумеется, как и все в Париже, она слышала про графа Калиостро, но никогда не ходила на его сеансы, предназначенные не для неё, а для парижской знати. Интересно, зачем она ему понадобилась? Может быть, кто-то из тех знатных особ, которые иногда посещали её убогую квартирку и обещали выхлопотать достойную пенсию, упомянул о ней? Но это всё равно не объясняло желания графа видеть Жанну у себя. Наморщив лоб, молодая женщина придумывала всевозможные причины и, так ничего не придумав, вернулась на софу.

— Клотильда! — позвала она служанку. Старая Лепорелла не замедлила появиться.

— Слушаю, госпожа.

— Я подожду ещё пару часов и больше никого не приму, — сообщила ей своё решение Жанна. — В квартире очень холодно, и нам следовало бы затопить камин. Мы сегодня достаточно заработали, чтобы позволить себе такую роскошь. — Она достала из муфты маленький, можно сказать крошечный, ключик и что-то ковырнула на поверхности столика. Потёртая поверхность раздвинулась, обнажив нишу, и графиня вынула кошелёк.

— Держи. — Жанна протянула Клотильде сто ливров. — Купи дрова, какой-нибудь еды и приличное, но скромное платье. Завтра я выхожу в свет.

Клотильда бросила плотоядный взгляд на кошелёк.

— Госпожа, зачем же экономить на платье? Если вы решили наконец показаться в свете, нужно покупать лучшее.

Де Ла Мотт нахмурилась, поражаясь тупости служанки.

— О том, сколько у нас денег на сегодняшний день, знаем только ты и я, — раздражённо проговорила она. — Только за кредитом к банкирам принято ездить в шикарном собственном экипаже. А женщине благородного происхождения, если она хочет вернуть имения и титул, проще давить на милосердие знатных господ.

— Дёшево стоит это милосердие, — прошамкала старуха, но спорить не стала. — Сию минуту выполню ваши приказания.

— Будь любезна.

Когда за верной Лепореллой закрылась дверь, Жанна, стиснув руки, с горечью стала вспоминать своё детство.

* * *

Слуга Калиостро, увидев на стене портрет Генриха II, не стал долго думать и не поинтересовался (впрочем, проявлять интерес не позволял его ранг), что делает в квартире графини бывший король Франции. Но если бы он вдруг узнал правду, то был бы очень удивлён. Опальному королю молодая женщина приходилась самой настоящей внучкой. Да-да, в её жилах текла королевская кровь, и графиня де Ла Мотт давно уже собиралась вернуть всё, что принадлежало ей по праву. Хотя, наверное, сделать это было не легче, чем слетать на Луну. Современный королевский двор ненавидел Валуа и не желал вспоминать о некогда всемогущем роде. Вот почему ни король, ни королева никогда не откликались на её прошения. Возможно, они казались им смешными, потому что родственники Валуа давным-давно пошли по миру.

Отец Жанны проживал в ветхом деревянном домике в одной из деревень под Парижем и всегда помнил, к какому знатному роду принадлежит, хоть и является незаконнорождённым. Однако он никогда не помышлял вдруг оказаться при дворе, предпочитая голодать. Крошечная пенсия от королевской семьи и скудный урожай с участка земли позволяли не протянуть ноги. Сварливая жена, мать Жанны, в прошлом служившая привратницей, никогда не любила мужа. Соблазнённая его рассказом о великих предках, женщина заставила супруга переехать в столицу, и там, в бедном парижском квартале, у них родилась дочь. Отец был для девочки единственным на всём белом свете близким существом, в отличие от матери, которая сетовала на свою глупость (ведь именно по глупости она вышла замуж за недоумка) и глупость мужа, не умевшего прокормить семью. Голод и постоянные переживания добили несчастного, и он умер от воспаления лёгких. Жанне показалось, что мать даже обрадовалась. Она сразу выгнала дочь из нищей квартиры, и девочке пришлось просить милостыню.

Жанна сказала себе: сидеть на паперти или назойливо приставать к хорошо одетым прохожим, хватая их за одежду вместе с другими ужасными личностями, претендующими на такой же заработок, калеками и убогими, от которых всегда пахло нечистотами, она не будет. Пусть сейчас она ничем не лучше их, такая же нищенка, но в её жилах течёт королевская кровь, и люди, подающие ей, должны знать об этом. Девочка по возможности старалась выглядеть опрятной и робко обращалась к проходившим по улице дамам:

— Подайте потомку королевского рода Валуа.

Прохожие вели себя по-разному. Некоторые откровенно смеялись ей в лицо, обзывали, гнали, и ей приходилось удаляться в подворотни под аккомпанемент весёлого улюлюканья уличных мальчишек, сразу прозвавших её «ваше нищее величество». В такие минуты ей хотелось броситься в мутные воды Сены, чтобы никогда больше не испытывать чувство стыда и унижения. Но, к счастью, насмешников было немного. Часто растроганные дворянки охотно платили девочке, и Жанна, с восторгом глядевшая на меха и золото, понимала: на их месте могла быть она. А раз могла, то должна быть, чего бы это ни стоило. Но как простой нищенке, даже королевской крови, стать с ними вровень? Её маленький хитрый мозг работал денно и нощно, однако пока ничего не мог придумать. Маленькая бродяжка говорила себе, что её день ещё наступит, нужно только подождать, и усердно молилась Богу.

Всевышний услышал её молитвы. Однажды, холодной зимой, прислонившись к стене какого-то дома и пытаясь согреться в дырявой накидке, которая настолько прохудилась, что начала расползаться, Жанна увидела богатый экипаж. Кучер остановил лошадей у внушительного особняка и помог выйти из кареты шикарно одетой женщине.

— Узнайте, дома ли господин Буленвилье, — властно поинтересовалась дама, — и доложите ему о моём приходе.

В другой момент девочка ни за что не подбежала бы к обладательнице такого властного голоса, но сегодня выбирать не приходилось. Либо она замёрзнет здесь, на пустынной заледенелой улице, либо отогреется в таверне и продолжит мытарства дальше. Оторвавшись от стены, Жанна рванулась к незнакомке и вцепилась в её шубу.

— Сударыня, прошу вас, подайте мне, иначе я замёрзну или умру с голоду.

Женщина, оказавшаяся довольно молодой и привлекательной, удивлённо взглянула на нищенку, так неожиданно появившуюся у неё на пути.

— Жак, подайте девочке монетку, — приказала она кучеру и сделала несколько шагов к дому, но вдруг остановилась, словно передумав, и повернулась к оборванке:

— Сколько тебе лет?

— Тринадцать, — покорно ответила Жанна.

— Ты сирота? Твои родители умерли?

— Мой отец умер. — Нищенка наклонила голову. — Он был королевской крови, из рода Валуа. А мать выгнала меня из дома, и вот уже год, как я о ней ничего не знаю.

Женщина сжала губы:

— Бедняжка! Пойдём со мной.

Она обняла девочку и повела в свой дом.

— Ты действительно родственница Франциска I?

Жанна смиренно наклонила головку:

— Да, сударыня.

Они поднимались по мраморной лестнице к тяжёлой деревянной двери с ручкой, инкрустированной золотом, и девочке казалось, что сейчас начинается её восхождение в рай.

— Как тебя зовут, дорогая? — поинтересовалась добрая волшебница. Именно такой она представлялась сейчас маленькой нищенке.

— Жанна де Сен-Реми Валуа, — покорно ответила девочка. — Мой отец пытался вернуть титул, но его старания не увенчались успехом, и он звался просто Сен-Реми.

Лакей в напудренном парике и голубом шёлковом камзоле открыл перед ними дверь, и Жанна оказалась в такой огромной прихожей, какой не видела за всю свою короткую жизнь. Блестящие мраморные лестницы вели наверх. Высокие готические окна скрывались под малиновыми бархатными занавесками. Стены украшала причудливая лепка с позолотой. С потолка свешивались хрустальные люстры. Их висюльки блестели, как алмазы, привлекая пламя свечей.

— Жак, отведите эту бедняжку на кухню и накормите её, — распорядилась дама, снимая с головы платок. — Потом попросите Адриану, чтобы она подобрала ей что-нибудь из одежды. — Она бросила взгляд на чумазые щёчки девочки. — Да, и нагрейте ей воды. Она не мылась, наверное, несколько лет.

— Неправда, сударыня, — осмелилась возразить Жанна. — В тёплые дни я всегда купалась в Сене. Отец учил меня следить за собой, ведь мы королевских кровей.

— Что ж, очень приятно слышать, что ты такая чистюля, — улыбнулась женщина. — И я не забыла о твоей родословной. Кстати, я тоже происхожу из знатного рода. Ты в доме маркизы де Буленвилье.

— О, сударыня! — Жанна сделала реверанс, и маркиза, смеясь, подтолкнула её:

— Ну, иди же. Жак устал тебя ждать.

Лакей в голубом камзоле увёл девочку на кухню, которая произвела на нищенку не менее сильное впечатление, чем прихожая. Столько утвари и приспособлений для готовки она ещё не видела. Её мать довольствовалась одной закопчённой кастрюлей, в которой варила неизменный луковый суп, и одной сковородой. Жак с удивлением наблюдал за странным приобретением хозяйки, рассматривавшей каждую поварёшку, каждый прибор.

— Вижу, тебе не хочется есть, — насмешливо проговорил он, и Жанна оторвалась от созерцания роскоши, никогда доселе не виданной.

— Простите. Каждая вещь в этом доме для меня в диковинку. Если бы вы знали, как жили мои родители…

Жак потёр широкий, испещрённый красными прожилками нос.

— Садись сюда. Это стол для прислуги.

Он вышел из кухни и через несколько минут вернулся с женщиной средних лет в белом чепчике и фартуке.

— Это Адриана, горничная. Адриана, госпожа приказала накормить эту девочку, вымыть её и приодеть.

Большие голубые глаза горничной расширились от удивления, на гладком лбу собрались морщины, однако она ничего не сказала, лишь поставила перед Жанной большую глубокую тарелку и плеснула горячего супа. От него исходил такой запах, что девочку замутило. Она давно не ела ничего, кроме хлеба и лука. Схватив ложку, не деревянную и искусанную, как в её доме, а оловянную, с инкрустированной ручкой, Жанна с жадностью принялась за кушанье. Адриана присела рядом и погладила её по голове.

— Откуда ты появилась, прелестное создание?

— С улицы, — пояснила нищенка и, подавившись, закашлялась.

Горничная постучала её по спине.

— Не торопись. Эту порцию у тебя никто не отнимет. Кроме того, тебя ждёт кусок вкусного жареного мяса. Надеюсь, ты от него не откажешься?

Ловким движением она сняла со сковороды кусок мяса, полила его каким-то тёмным соусом, необыкновенно ароматным, и придвинула девочке.

— Правда, выглядит аппетитно?

Жанна что-то промычала, не в силах отвечать с набитым ртом.

Горничная лукаво подмигнула ей:

— Пойду нагрею воду и подыщу тебе что-нибудь из одежды.

Адриана удалилась неслышно, оставив нищенку совершенно одну, и маленькая Валуа принялась за второе. Блюда, которыми угощали её в этом доме, казались созданными самим Богом. Белый нежный хлеб ничуть не напоминал расползавшиеся куски серого цвета из дешёвой муки — постоянную пищу в её бедной семье. Суп с шампиньонами зарумянил её щёки и заставил кровь сильнее биться в жилах. Ну а мясо… Когда-то Жанна могла о нём только мечтать… В их семье никогда не было денег, чтобы купить хотя бы маленький кусочек. Неужели она в раю? Взяв в тонкие, изящные пальцы обгрызенную корочку хлеба, Жанна тщательно вычистила ею тарелку и отправила в рот. В этот момент в кухню вошёл полный господин с выпуклыми серыми глазами и длинным горбатым носом. Следом за ним показалась маркиза Буленвилье.

— Это ваше приобретение? — Мужчина оглядел Жанну с ног до головы и, видимо, не остался доволен. — Эта жалкая нищенка — ваше приобретение? Дорогая, вы имеете достаточно денег, чтобы купить дорогого коня. На нём, по крайней мере, можно скакать по Булонскому лесу и выезжать на королевскую охоту. Но зачем вам этот заморыш?

— Эта девочка королевской крови, — пояснила женщина. — Она Валуа.

— То есть она вам так сказала. — Господин ещё раз пробежался глазами по худенькой фигурке девочки. — Я не верю ни единому слову! Париж кишит нищими отпрысками знатных семейств, и кому-кому, а вам это должно быть известно. В общем, я не желаю иметь с ней ничего общего. Она не будет жить в этом доме!

Маркиза гордо вскинула голову на лебединой шее:

— Ошибаетесь, сударь! Это мой дом, и я вправе принимать решения. Эта девочка останется здесь.

На удивление Жанны, с ужасом слушавшей их разговор и ожидавшей изгнания из рая, господин как-то съёжился, словно сдулся, и проговорил уже более миролюбиво:

— Ладно, дорогая, в принципе, я не имею ничего против. Но с детьми столько возни. Мы же не будем нанимать ей няню?

— Она достаточно взрослая, — возразила маркиза и потянула его за собой, уступая дорогу Адриане, возникшей на пороге с ворохом белья. — Пойдём поговорим в гостиной.

Радость и восхищение Жанны убавились почти вполовину. С присущей ей проницательностью она поняла, что господин де Буленвилье её враг и ничто никогда не сделает их друзьями. Разумеется, маркиз выгнал бы её немедленно и сделает это при любом удобном случае. Нужно быть крайне осторожной и снискать расположение маркизы. Тогда райская жизнь для неё никогда не кончится. И маленькая нищенка, выработав хитроумный план действий, приступила к его осуществлению. Она беспрекословно исполняла все поручения маркизы, восхищалась её красотой, льстила её женским достоинствам и действительно добилась любви и расположения богатой покровительницы.

— Мы вернём тебе титулы и имения, — обещала госпожа. — Только соберём необходимые документы и докажем твоё происхождение. При моих связях сделать это будет нетрудно.

Умиротворённая Жанна спокойно засыпала в мягкой, душистой постели и видела сказочные сны. С каждым днём ей казалось, что её положение всё более и более прочно. Однако бедняжка ошибалась.

Маркиз, карточные долги которого оплачивала жена, не желал иметь конкурентку в своём мирке и тоже напрягал мозг, думая, как избавиться от этой самозванки. К несчастью последней, ему это удалось. Он стал делать девочке такие знаки внимания, какие оказывают либо своей возлюбленной, либо женщине, которую намереваются сделать таковой, и доброе сердце де Буленвилье не выдержало. Напрасно несчастная Жанна уверяла, что это происки её давнего недоброжелателя. Маркиза верила и не верила и под конец решила отдать девочку в монастырь и следить за её судьбой.

Монахини с неулыбчивыми лицами рьяно взялись за её воспитание, и это ей не понравилось. С богатыми отпрысками знатных семейств она тоже не нашла общий язык. Здесь над ней смеялись, обзывая лгуньей, делали из веток корону и пытались надеть ей на голову. Девочка постоянно убегала в дальние аллеи старинного густого, изобилующего заброшенными уголками монастырского парка и там, в тишине, под журчание ручья, окаймлённого замшелыми камнями, давала волю слезам. Она чувствовала себя птицей в клетке, но не в золотой, где ей так хотелось оказаться, а в старой и ржавой. Жаловаться на своё положение было некому. Госпожа де Буленвилье регулярно навещала воспитанницу, но оставалась глухой к её жалобам и просьбам, и Жанна понимала её. Маркизе не хотелось скандала. В светском обществе любят мусолить разные скабрёзности, и де Буленвилье всеми силами пыталась оградить себя и своего мужа от порочащих разговоров.

Шло время… Худо ли бедно, но три года пролетели как один. Девушка нашла спасение в том, что, однажды обнаружив лаз в каменной стене под густым тёмно-зелёным с мраморными прожилками плющом, каждый вечер вырывалась на свободу. Она бродила по улицам, останавливаясь у витрин ювелирных магазинов, где изделия известных мастеров были выставлены напоказ во всей своей красе. Бедняжка жадно смотрела на драгоценности, представляя себя в них. Сапфиры ассоциировались у неё с голубизной моря, которое она ни разу не видела, изумруды — с сочной зелёной травой, ну а бриллианты, игравшие при свете фонарей всеми цветами радуги… Бриллианты заставляли её затаить дыхание и позавидовать счастливым обладательницам камней. В числе их должна быть и она, урождённая Валуа. Но как добиться этого сказочного богатства? Жизнь предоставила ей такую возможность, но тут же дала обратный ход. Что же делать? Оставаться в этом ужасном монастыре, среди хмурых монахинь и чванливых девочек в серых платьях с белыми воротниками? Нет, нет и ещё раз нет! Нужно что-то придумать. Но дни бежали, и ничего не придумывалось, ничего хорошего и обнадёживающего не маячило на горизонте. Зато удары судьбы продолжали обрушиваться на девушку.

Однажды вместо маркизы к Жанне явился её муж и сообщил ужасную новость. Любимая госпожа умерла от воспаления лёгких. Господин де Буленвилье с радостью сообщил, что теперь отпрыск королевской крови свободен от их опеки и может катиться на все четыре стороны. После его ухода Жанна побежала к ручью, где привыкла размышлять о своих проблемах сидя на стволе дерева, и, к собственному удивлению, заметила, что не так уж сильно скорбит о доброй маркизе. Что ни говори, а та предала её. Ну и Бог с ней. Придётся опять рассчитывать только на себя. Девушка решила уйти из монастыря при первой же удачной возможности, но не сейчас (всё-таки монастырь давал ей пропитание и крышу над головой).

В тот вечер Жанна опять отправилась рассматривать золотые витрины и заметила у старого платана молодого военного, который поглядывал на неё с интересом. Красавица потупила глаза и прошла мимо, но молодой человек отправился за ней с явным намерением познакомиться. Он очень галантно представился, назвавшись графом де Ла Мотт, и, предложив свою руку, повёл гулять по набережной Сены. Девушка вела себя сдержанно, ещё не зная, станет ли она продолжать это необычное знакомство. Они договорились встретиться на следующий день, а через неделю мужчина сделал ей предложение. Его пленили её красота и благородное происхождение. Жанна ответила согласием. Нет, не потому, что молодой граф понравился ей. Он был некрасив, неуклюж, имел чересчур круглые щёки, жидкие волосы и нескладную фигуру. Одним словом, он явно не мог претендовать на роль героя её романа. Но у него имелся титул — основное его достоинство — и наверняка деньги.

Когда молодые люди поженились и граф привёл жену в скромную каморку, она, к своему ужасу, узнала, что у него нет ни гроша — ничего, кроме титула. Конечно, титул давал ей возможность проникнуть в свет, в Версаль, о чём она давно и безнадёжно мечтала, но за это следовало платить безграничным терпением и опять, как когда-то в детстве, выносить бедность, холод и есть скудную пищу, уступавшую даже монастырской. Нищета снова простёрла над Жанной свои тёмные крылья.

Первый поход в Версаль оказался неудачным. Дамы и их кавалеры почти в открытую смеялись над юной графиней и над её неуклюжим мужем. Не остался в стороне даже его непосредственный начальник — граф д’Артуа. Там, среди роскоши королевского двора, урождённая Валуа впервые увидела Марию-Антуанетту. Она оказалась вовсе не такой красавицей, как девушка воображала, и была немного похожа на овечку белыми кудрями и выпуклыми голубыми глазами. И королева, и Людовик fVI бросили на Жанну мимолётный взгляд, и графиня де Ла Мотт поклялась, что они ещё заплатят за подобное пренебрежение. Больше в Версале она не показывалась, а когда один за другим умерли её новорождённые дети, сделалась затворницей в своей каморке на мрачной и нищей улочке Сен-Клод, отказавшись следовать за мужем в провинцию.

Граф надеялся, что в скором времени у них всё будет по-прежнему и жена вернётся к нему. Он писал ободряющие письма, наполненные любовью, высылал скудные суммы денег, звал к себе, но Жанна была непреклонна. Её место — здесь, её город — Париж, и она покорит его, это решено. Восстановить титул и имения сделалось её навязчивой идеей. Скрюченными от холода пальцами она писала прошения министрам и королю, но не получала ответа. Они купались в славе и роскоши. Какое им дело до несчастной женщины, принадлежащей к ненавистной фамилии Валуа? Они отделались от неё скромной пенсией и теперь ничего не хотели слышать.

Иногда Жанну навещали дамы-благотворительницы. Заходя в её нетопленую комнату, пропахшие духами аристократки, сверкая перстнями на пальцах, бросали ей гроши, как голодной собаке, и она, задыхаясь от унижения и гнева, вынуждена была принимать жалкие подачки. Её душа переполнялась презрением и ненавистью. Ничего, настанет день, когда все о ней услышат! Но время шло, а такой день не наступал. Графиня совсем отчаялась, когда последовало приглашение от Калиостро. Но зачем она ему понадобилась? На его сеансах и так бывает самое изысканное общество. Что он может о ней знать? Кому интересно её происхождение? Кутаясь в шаль, Жанна так и не находила ответы на эти вопросы.

Стукнула входная дверь, и на пороге её комнаты возникла Клотильда с синим от холода носом и блестящими глазами.

— Всё исполнила, госпожа. — Она положила на софу свёрток. — Вот ваше платье. Модистка посоветовала взять именно его. Думаю, вам подойдёт.

Жанна поднялась с софы, развязала шёлковый шнур, перетягивавший свёрток, сняла обёрточную бумагу и, расправив платье, положила перед собой. Клотильда и модистка не ошиблись. Ей требовался именно такой наряд — невычурный, недорогой и неброский.

— Спасибо, Клотильда. Это то, что нужно.

Женщина подошла к шифоньерке и открыла дверцу. На верхней полке лежала шляпка с чёрной вуалью. Жанна решила явиться на сеанс, скрыв лицо. Наверняка там будут дамы, которые навещали её в жалкой каморке и давали деньги.

— Клотильда, помоги примерить платье, — обратилась она к служанке, ожидавшей приказаний. Старуха тотчас ринулась к графине.

— Да, госпожа.

Через несколько минут молодая женщина, облачённая в чёрную шляпку с вуалью и малиновое платье с белым воротничком, который выгодно подчёркивал её красивую фигуру, с улыбкой смотрела в старое, засиженное мухами зеркало. Она осталась довольна собой и возлагала надежды на этот визит. Кто знает, чего от него можно ожидать?

Глава 4

Граф Алессандро Калиостро, или Джузеппе Бальзамо — так его звали в действительности, постоянно устраивал спиритические сеансы для своих гостей. В их число входили только знатные особы. Жанна, прибывшая вовремя, узнала среди приглашённых маркизу де Ламбаль и графа де Фабра. Другие тоже показались ей знакомыми. Присутствующие сразу обратили внимание на хорошо сложённую даму, лицо которой скрывала чёрная вуаль, но ничего не сказали хозяину дома. В этом замке все привыкли к чудесам и ожидали их в очередной раз.

Вышколенный напудренный Гильом провёл всех в тёмную маленькую комнату с круглым столом и стульями, количеством превышавших в два раза число гостей. Лишь позже Жанна поняла: прибор перед гостем и лишний стул предназначались для духов. Сам Калиостро в тёмном камзоле появился в темноте словно ниоткуда. Лицо у него было сосредоточенным.

Графиня затрепетала. Его вкрадчивый голос внушал страх. Что задумал этот человек? Для осуществления какого дьявольского плана она ему понадобилась? Но пока на эти вопросы не было ответа. Алессандро чуть повысил голос, пробиравший до костей, и вдруг… вызвал дух её деда, Генриха Валуа. По комнате будто пронёсся ветер. Пламя свечей затрепетало. Графиня схватилась за сидение стула, стараясь удержаться и не упасть.

— Великий король французский, ты здесь? — торжественно провозгласил Калиостро. Пламя снова колыхнул порыв ветра. Жанна видела, как дрожат руки у маркизы.

— Он здесь, — раздался шёпот графа де Фабра. — Великий король здесь.

Пламя свечей продолжало плясать на лакированной поверхности стола, который начал сотрясаться. Фарфоровые тарелки звякнули.

— Дух великого короля не отказал нам в любезности. — Маг и чародей поклонился невидимому гостю. — Что скажешь нам, великий правитель?

По телу Калиостро прошла судорога. Черты его аристократического лица менялись на глазах. Внезапно граф заговорил другим голосом, заставив Жанну трепетать как осиновый лист.

— Да, я великий король Генрих, и мне пристало говорить только с человеком королевской крови!

Присутствующие стали переглядываться.

— К сожалению, сегодня среди нас нет особ королевской крови, — произнёс Калиостро обычным голосом. — Окажи нам любезность и ответь на наши вопросы.

— Здесь есть человек королевской крови! — прогремел Генрих. — Это моя внучка Жанна Валуа, и я буду говорить только с ней.

Гости все как один уставились на незнакомку в чёрной вуали.

— Дух указывает на вас! — воскликнул Калиостро. — Вы и есть Жанна Валуа.

Графиня хотела что-то сказать, но горло перехватило, в глазах помутилось. Она вскрикнула и упала без чувств на холодные плиты.

* * *

Когда молодая женщина очнулась, она увидела, что лежит на мягкой софе в незнакомой комнате. В окно светила луна, позволяя рассмотреть мужчину, неподвижно сидевшего у неё в ногах. Граф Калиостро не казался удручённым и взволнованным. Его полные щёки покрывал румянец, а в серых глазах блестели искорки. Жанна заметила про себя: «Он выглядит так, словно то, что произошло совсем недавно, было запланировано заранее и чрезвычайно обрадовало великого мага». Это испугало молодую женщину, и она шевельнулась, намереваясь подняться.

— А, графиня, вы пришли в себя… — Калиостро помог ей сесть. — Что ж, тем лучше. Видите ли, мне нужно с вами поговорить, и поскорее.

Жанна тяжело вздохнула. Она чувствовала себя усталой и разбитой. Ей хотелось немедленно уехать отсюда, оказаться дома, в уже натопленной Клотильдой комнате, и улечься в постель.

— Могу ли я ехать? — поинтересовалась она слабым голосом. — Я не в состоянии вести сейчас беседу. Обещаю, позже мы увидимся с вами, и вы ещё раз вызовете дух моего деда. — Графиня сжала руки. — Мне так много нужно ему сказать… — Молодая женщина порывисто встала. — Пожалуйста, проводите меня.

Калиостро удержал её за тонкую талию:

— Сядьте. Я не отпущу вас до тех пор, пока не поговорю.

Она закусила губу:

— Что вам от меня нужно?

— Прежде всего, чтобы вы выслушали меня, — начал Калиостро. — Видите ли, дорогая графиня, вынужден признаться сразу, что никакой дух вашего деда я вызывать не буду, как бы вы ни просили.

— Но почему? — удивилась Жанна. — Это же мой родной дед, и мне хотелось бы…

Граф поднял вверх длинный указательный палец.

— Даже если бы он был вашим любимым отцом, я всё равно не сделал бы этого, потому что не смог бы. Возможно, даже сейчас кто-то ещё умеет приглашать мертвецов к себе на чай, но только не я.

Жанна почувствовала, как кровь прилила к её лицу.

— То есть вы хотите сказать, что никакого короля Генриха на спиритическом сеансе не было?

Калиостро послал ей самую очаровательную улыбку, на которую был способен.

— Именно так, дражайшая графиня. Не было.

Руки женщины дрожали, алые губы дёргались.

— Но этого не может быть! Генрих пришёл, и мы все присутствовали при этом. Чем же тогда объяснить дрожание стола, ветер и ваш изменившийся облик?

Алессандро добродушно рассмеялся:

— Изменение моего облика можно смело приписать моим артистическим талантам. Что до всего прочего, за это спасибо Гильому. Под полом комнаты для спиритических сеансов имеется келья со всевозможными приспособлениями. Я обучил Гильома нехитрой технике, и мой слуга вполне справляется с задачей, когда слышит некоторые команды, понятные только нам.

Жанна снова встала. Лицо её было белее простыни, глаза метали молнии, мраморный лоб прорезала морщина.

— Извините, сударь, но я не имею дела с шарлатанами! Они мне противны. Вам не стыдно обманывать доверчивых людей?

— О, они сами хотят быть обманутыми. — Граф приложил руку к сердцу, как бы клянясь в этом. — И согласитесь, деньги парижане отдают мне добровольно. Я не сколачивал банду местных оборванцев, чтобы чистить их кошельки, как это сделали вы.

Молодая женщина прижала руки к пылающим щекам.

— Если бы вы знали, что такое голод и холод! — воскликнула она. — Только обстоятельства заставили меня пойти на столь постыдное дело. А теперь, сударь, я ухожу, и вы не сможете этому помешать.

— Сядьте, — снова повелел он, и Жанна, к своему удивлению, послушалась. Граф так и не сказал, зачем она ему понадобилась. Именно это предстояло выяснить теперь.

— Вам ничего не известно про мою прошлую жизнь, и, если хотите, когда-нибудь я вам о ней расскажу, — строго сказал он, — но явно не сегодня. Сегодня я хочу поговорить о другом и попросить вас принять одно решение. От него будет многое зависеть.

— Зависеть что? — усмехнулась графиня.

— О, дражайшая графиня, не будьте столь нетерпеливы, — усмехнулся Калиостро. — Итак, всё по порядку. Я признался вам, что перед вами самый настоящий шарлатан, который во время спиритических сеансов разыгрывает представления. Пока парижане верят, что мне почти две тысячи лет, что я торгую разными целебными эликсирами, а мой знаменитый бальзам способен продлевать жизнь и молодость.

Жанна подняла глаза к потолку.

— Так дурачить людей! — воскликнула она. Мужчина жестом приказал ей замолчать.

— Когда люди хотят, чтобы их одурачили, их обязательно одурачат, — веско сказал он. — Не я — так кто-то другой. Кстати, мои снадобья совершенно безопасны, а некоторые из них даже помогают, скажем, от несварения желудка. Сейчас я в моде, но лет через пять обман вылезет наружу. Никто не застрахован от старости. Как бы я ни следил за собой, какие бы косметические средства ни использовал, я начну стареть. Я могу сколь угодно долго красить волосы краской собственного производства, но не сумею избежать морщин, которые скоро избороздят моё лицо. И тогда доверчивые парижане спросят, почему мне явно более сорока пяти лет. Ведь я заверил их, что запрограммировал себя именно на этот возраст. — Он щёлкнул пальцами. — А потом люди увидят, что мой эликсир молодости не помогает. Тогда меня в одночасье объявят мошенником. Разумеется, я сбегу из страны, но слух обо мне пойдёт по всему миру. Я превращусь в изгнанника, не имеющего средств, чтобы существовать достойно. Надо сказать, такое положение дел меня не устраивает. Покинув Францию, я желаю поселиться в какой-нибудь спокойной стране, скажем в Швейцарии, возле прозрачного озера, с кошельком, набитым золотыми. Видите ли, вкусив однажды богатой жизни, человек никогда ничего не захочет менять.

— Разумеется, — кивнула графиня. — Но зачем вы всё это рассказываете мне?

Калиостро поднял вверх указательный палец. Сапфир на перстне сверкнул в бледном свете луны.

— Минутку терпения, дорогая. С моей личностью всё ясно, переходим к вам. Однажды, несколько лет назад, я увидел вас у витрины ювелирного магазина. Вы с жадностью рассматривали драгоценности, и я сказал себе: «Эта женщина пойдёт на всё ради золота и драгоценных камней». Потом ваш след затерялся, и я был удивлён и обрадован, встретив вас в Версале. В своём старом платье вы вышагивали как королева, но общество не приняло вас. Я заметил, каким взглядом вы одарили королеву и её супруга, и подумал, что вы с лёгкостью отомстите двору за свои унижения. Потом я наблюдал за вами, когда вы просили аудиенции у министра, надеясь вернуть имения и титул. Вот тогда я узнал вашу историю и стал следить за вами. Уверяю, с оборванцами неплохо придумано, но всё это очень мелко. Наблюдая за вами, я убедился, что именно такая женщина, как вы, нужна мне для осуществления одного мероприятия. Это рискованно, но у нас всё должно получиться. И тогда вы тоже сможете покинуть Францию с шестью сотнями тысяч в кошельке.

Щёки Жанны заалели, грудь вздымалась от волнения.

— О каком «мероприятии» вы говорите? — поинтересовалась она, стараясь выглядеть как можно более равнодушной, но дрожавший голос выдавал её.

— Что вы слышали об ожерелье, которое Людовик XV заказал для своей любовницы, госпожи Дюбарри? — спросил Калиостро. Графиня пожала узкими плечами.

— Наверное, то же, что и все. Знаменитые ювелиры сделали для неё ожерелье, равного которому нет во всём мире. Однако Людовик скоропостижно скончался и не успел выкупить его. Я думала, его сын подарит драгоценность своей жене.

Граф улыбнулся, обнажая ровные белые зубы.

— Между нами, Людовик XVI терпеть не может Марию-Антуанетту. Почему? Откуда мне это знать? Но мне доподлинно известно, что австриячка мечтала завладеть ожерельем и получила решительный отказ. Король заявил, что в казне нет денег, а изготовившие драгоценность ювелиры Бомер и Боссанж запросили полтора миллиона. Это не такая большая цена, ведь в ожерелье шестьсот двадцать девять бриллиантов чистой воды. Ювелиры собирали камни по всему свету, скупали втридорога, надеясь потом не только отдать кредиты, но и хорошо навариться, но жизнь не дала им такой возможности. Насколько я знаю, они спят и видят, как избавиться от этой драгоценности.

Жанна вздохнула.

— Вы рассказываете мне это для того, чтобы я приобрела ожерелье? — поинтересовалась она. — Уверяю вас, мои оборванцы ещё не принесли мне полтора миллиона. Когда они это сделают, я подумаю.

— Ваши оборванцы никогда не принесут вам такую сумму, — заверил её Калиостро. — Именно поэтому я и упомянул вам о некоем мероприятии. Согласно моему плану, мы должны завладеть ожерельем, поделить камни и разъехаться в разные стороны. Моя доля, разумеется, будет больше, потому что всё придумал я. Но шестьсот тысяч ливров — тоже неплохая сумма. Бриллианты — не бумаги, они не упадут в цене. Кто знает, может быть, в какой-нибудь стране вам удастся выручить за них больше шестисот тысяч.

— Если не меньше, — усмехнулась Жанна. — Камни будут засвечены, их не продашь сразу и дорого. Придётся искать надёжного покупателя. Может пройти не один год, пока я избавлюсь от них. И всё это время мне нужно будет на что-то жить.

— Это я тоже учёл, — деловито произнёс Калиостро. — Неделю назад я выставил на продажу два своих отеля. Деньги от одного из них я отдам вам. Это будет авансом.

— Если нас поймают, то посадят в тюрьму, — прошептала женщина.

— Мы должны соблюдать осторожность и просчитывать все ходы, только и всего, — ответил Алессандро. — Когда особы, которым в моём мероприятии отведено почётное место, опомнятся, мы будем уже далеко.

Он говорил довольно уверенно, и его уверенность почти передалась Жанне. Кровь забурлила в её жилах. Неужели ей выпадает шанс стать богатой, пусть даже таким способом? Если этот человек, которому в течение десятков лет удавалось дурачить сильных мира сего, убеждён, что у них всё получится, отчего же не попробовать? Зато потом — богатство, свобода, пусть даже и не в этой стране. Однако надо быть предельно осторожной и всё хорошо разузнать. Какая роль отводится ей в этом предприятии? Не слишком ли это опасно? Графиня выпрямилась.

— Что я должна делать?

Лицо Калиостро озарила довольная улыбка.

— Вот это другой разговор, дражайшая графиня! Собственно говоря, особо работать вам не придётся. Во-первых, вы переедете в один из моих домов, и я окружу вас комфортом. Вы станете моей помощницей на сеансах, и я введу вас в высшее общество и заставлю местных снобов признать родственницу Валуа. Это во-вторых. А потом… Потом начнётся самое интересное. Я приглашу кардинала де Рогана на ужин и познакомлю его с вами. Наша задача — убедить принца, что вы одна из лучших подруг королевы, с которой у него подпорчены отношения.

— Отчего же так? — поинтересовалась молодая женщина. Алессандро пожал плечами.

— Ходят разные слухи. Одни утверждают, что в своё время де Роган противился свадьбе Людовика XVI и Марии-Антуанетты и делал всё для того, чтобы расстроить их брак. Естественно, королева обиделась и возненавидела его. Уже несколько лет де Роган делает всё, чтобы помириться с ней. Видите ли, ему мерещится портфель первого министра. Он готов продать душу Дьяволу, чтобы заполучить эту должность. Но без согласия королевы ему не суждено взлететь так высоко. Вот почему мы с вами должны сделать вид, будто страстно желаем ему помочь, и предложить одну вещь.

— О чём конкретно идёт речь? — спросила Жанна.

— На сегодняшний день кардинал — один из самых богатых людей во Франции, — пояснил Алессандро. — Поэтому заплатить за ожерелье полтора миллиона, которых нет у короля, для него не представляет труда. Мы предложим ему купить драгоценность для королевы в знак их примирения.

— Рискованно, — графиня покачала головой. — Может быть, Мария-Антуанетта дуется на де Рогана, но вряд ли не заговорит с ним, когда он к ней обратится. Только представьте себе, как он отреагирует, если увидит на её лице удивление и услышит, что она никогда не просила его покупать для неё ожерелье.

Граф поднял руку.

— Я это предусмотрел. Вы выступите в роли посредницы между королевой и де Роганом. Кардинал поверит, что дело очень деликатное и что Мария-Антуанетта напрямую не станет обсуждать с ним условия покупки. А затем, когда ожерелье будет приобретено, мы с вами завладеем им.

— Почему вы решили, что де Роган отдаст ожерелье мне для передачи его королеве? — поинтересовалась Жанна. — Эта драгоценность стоит больших денег, и он захочет передать её лично в руки.

Мужчина хлопнул в ладоши, и звук гулко прокатился по пустой комнате.

— Разумеется, он захочет это сделать, и мы ему поможем. Он и передаст драгоценность лично королеве. Вернее, он будет думать, что передаёт её королеве, а на самом деле преподнесёт подарок женщине, поразительно на неё похожей. Она отдаст ожерелье нам, и мы в срочном порядке покинем Францию. Когда кардинал решит выяснить, почему Мария-Антуанетта так и не увенчала свою лилейную шейку его дорогим подарком, мы уже будем далеко.

— Вы так доверяете женщине, похожей на королеву? — удивилась Жанна. Граф наклонил голову.

— Доверяю, и у меня есть на то причины. Если вы хотите ещё что-то спросить, я к вашим услугам.

Графиня задумалась, и её лоб снова избороздили морщины. Само предприятие уже не казалось ей таким опасным. В самом деле, если следовать инструкциям Калиостро, вскоре они будут держать в руках драгоценность, равной которой нет в мире. Она немного расслабилась и откинулась на шёлковые подушки. Алессандро не отрываясь смотрел на неё, догадываясь, о чём размышляет его будущая подельница. Более раскованная поза женщины его порадовала. Жанна попалась на крючок, а лучшего он и не желал.

— Вижу, графиня, мои слова дошли до вашего разума. — Он иронически улыбнулся. — Это не может не обнадёживать. Итак, вы согласны помочь мне. Да что там помочь! Вы согласны стать полноправным участником этого мероприятия и по его завершении получить шестьсот тысяч ливров бриллиантами?

Жанна немного помедлила, но всё же кивнула.

— Да. Надеюсь, вы знаете, что делаете.

— Я всегда знал, что делал, и в результате из бедняка Джузеппе Бальзамо стал графом Алессандро Калиостро, лично общавшимся с царицей Клеопатрой и великим Юлием Цезарем! — отозвался мужчина. — Поверьте, графиня, мир любит рисковых людей и благоволит им. У нас с вами всё получится. Дайте мне вашу руку.

Жанна робко протянула ему белую маленькую ручку. Калиостро поцеловал её и посмотрел в глаза компаньонки.

— Решено. Сейчас отправляйтесь в свою квартирку на Сен-Клод и начинайте собирать вещи. Завтра утром я пришлю за вами экипаж. Свою старую грымзу Клотильду лучше увольте. В моём доме нет для неё места. У вас будут лакеи и служанки, подобающие для вашего сана. Иначе нам никогда не убедить кардинала, что вы подруга королевы.

— Это мне кажется самым сложным, — проговорила графиня. — Кардинал вращается в высшем обществе. У него есть тысячи способов выяснить, в каких я отношениях с Марией-Антуанеттой.

— Будем решать проблемы по мере их поступления, — отмахнулся Калиостро. — Я уже обещал проложить вам дорогу в Версаль и Трианон, и я, чёрт возьми, сдержу своё слово! Правда, и вам придётся потрудиться, чтобы у кардинала не возникло сомнений. Но как именно вы это будете делать — мы решим. А теперь, моя девочка, поезжайте домой. Я смертельно устал и хочу отдохнуть. Завтра у нас ещё будет возможность пообщаться, если в этом возникнет необходимость.

Он взял гостью за руку, помог ей подняться с софы и подтолкнул к двери.

— В коридоре ждёт Гильом. Он поможет вам одеться и проводит. Очень надеюсь, что завтра вы не передумаете. — Он приблизил к гостье своё лицо; на кончике тонкого носа блестели капли пота. — Вот вам мой совет. Когда захотите передумать, вспомните, что такой шанс выпадает раз в тысячу лет. Поскольку мои рассказы о преклонном возрасте, бессмертии и вечной молодости всего лишь сказки, можно сделать вывод, что больше такой шанс вам не выпадет.