Водитель послушно повернул руль, и \"праворукая\" \"Тойота-Карина\", миновав железнодорожный переезд, въехала на территорию Черницкого кладбища.
— Давай, проедем дальше.
— Смотри, какая грязища. Запросто можем застрять.
— Сворачивай вон туда, — указала направление девушка. — Там посуше.
— Посуше, посуше… — проворчал ее спутник. — Не могли дорожки заасфальтировать! Буксуй здесь теперь…
— Х-ха, дорожки ему заасфальтировать! Здесь тебе не Запад!
— Ну и что хорошего-то. Все, дальше не проедем, — заявил молодой человек и заглушил двигатель. — Конечная остановка.
— В полном смысле слова, — улыбнулась девушка, застегивая пальто.
— Что? — не понял ее спутник.
— Кладбище — конечная остановка на жизненном пути любого человека.
— А-а…
Они вышли из машины, и девушка с наслаждением потянулась, вдыхая полной грудью чистейший и уже чуть морозный осенний воздух.
— Красотища-то какая! — раскинув руки, пропела она и повернулась на одной ноге вокруг своей оси. — Красотища!..
— Чего здесь красивого… — буркнул парень, окинув взглядом панораму.
— Да-а, нет в тебе чувства прекрасного! Ты только приглядись!
— К чему тут приглядываться-то, — скривился он. — Погост и погост.
— Погост!.. — передразнила девушка. — Это в твоей деревне \"погост\"…
— А в твоей?..
— И в моей, — не стала спорить она. — А здесь — кладбище. Чувствуешь магию слова — кладбищ-щ-ще… Красотищ-щ-ща…
— Опять ты со своими… — молодой человек запнулся, подыскивая нужный эпитет. — Ерунда все это. На постном масле.
— Сколько раз тебе говорила, чтобы ты не употреблял этих идиотских выражений.
— Каких?
— \"На постном масле\" и тому подобных. Это по меньшей мере…
— Помню, помню. \"Трюизм\", \"моветон\"… Какие там у тебя еще припасены словечки для меня?
— А, вспомнил: \"Не комильфо\".
— Ты обижаешься?
Подойдя к своему спутнику, девушка сняла перчатку и нежно провела кончиками пальцев по его лицу. Тот не ответил на ласку, дернул щекой.
— Не в этом дело.
— Я же любя. Мне хочется иметь культурного во всех отношениях…
— А мне на это плевать. Я перестраиваться не собираюсь. Какой есть, такой есть. Меня, по крайней мере, устраивает.
— И меня, — улыбнулась девушка.
— И вообще, какого черта мы сюда приперлись? Можешь объяснить?
— Конечно, объясню. Чуть позже. А теперь давай немного пройдемся.
— У тебя здесь что, кто-то похоронен?
— Нет, никого.
Девушка медленно направилась между могилок вглубь кладбища, с интересом рассматривая памятники и читая надгробные надписи. Молодой человек последовал за ней. Багряно-желто-коричнево-зеленый ковер из опавших листьев тихо шуршал у них под ногами. Кладбище в это время было пустынно, вдалеке виднелась лишь пара машин.
— Нашла место для экскурсии!
— А чем оно хуже любого другого? Тихо, красиво и… интересно.
— Что здесь интересного? Могилы и могилы.
— Не скажи, могила могиле рознь. Вот эта, смотри, завалена, памятник и оградка проржавели. Зато рядом, смотри, черный гранит, в ограде чугуна тонны на две, внутри все плиткой выложено, цветник какой оригинальный. А ведь парни почти ровесники: этому двадцать шесть лет, а этому двадцать четыре. И умерли в один месяц. А похоронены по-разному.
— Слушай, да ты просто извращенка какая-то. Я и не думал…
— Нет, это не я извращенка. Как раз не я. Ты говоришь — Запад. На Западе тоже разные кладбища. Где-то — фамильные склепы, участки на всю семью. А где-то — ровные ряды одинаковых надгробных плит, где только имя и даты рождения и смерти. Все унифицировано, никаких различий. Неважно, какой ты пост занимал и насколько был состоятелен при жизни, смерть всех уравняла. В таком подходе есть своя прелесть.
— Дорожки там асфальтируют на любых кладбищах. А у нас…
— Если бы только дорожки. Россия, специфика… Здесь есть более любопытные отличия, куда более любопытные.
— Какие же?
— Ну, об одном я уже сказала. Заброшенные, нищие могилки соседствуют со скульптурным великолепием. Вряд ли это еще где есть в мире. Везде, как правило, свои лежат со своими. И на Руси испокон веков так было. У Владимира Бенедиктова, поэта прошлого века, есть такие стихи:
… Один еще открыт нам путь — и нас уважат, Я знаю, как придет святая череда, \"Не воспрещается, — нам у кладбища скажут, — Пожалуйте сюда!\" На дрогах нас везут, широкую дорогу Мы видим наконец и едем без труда. Вот тут и ляжем мы, близ церкви, слава Богу!.. Но нет — и тут беда! И мертвым нам кричат: \"Куда вы? Тут ограда: Здесь место мертвецам большим отведено, Вам дальше есть места четвертого разряда, А тут — воспрещено!
— Так что, либо традиция, либо унификация. Раньше у нас этого как-то придерживались: на Власихинском кладбище, скажем, для блатных свои места, \"близ церкви\" или в \"Афганской аллее\", для прочего люда — свои, \"четвертого разряда\". А на более новых, что здесь, что на Михайловском, сам видишь.
— Ну ты точно сдвинулась по фазе: все кладбищенские дела знаешь!
— И еще, — игнорируя замечание приятеля, продолжала девушка. — Как тебе это нравится? — она подбежала к одной из могил.
— Ну и что такого? — непонимающе пожал плечами парень.
— Как что такого?! Разве это не умилительно?
Прямоугольник надгробной плиты, на которую указывала девушка, был аккуратно обернут черной полиэтиленовой пленкой и перевязан веревкой.
— Люди хотят, чтобы памятник зимой не пострадал от непогоды.
— Вот именно! О-о, такого уж точно больше нигде не увидишь! — девушка окончательно развеселилась. — Прекрасный способ сохранения недвижимости!
— Ну и что?
— Да ты только вдумайся: способ сохранения недвижимости? Могильная плита — недвижимость. Ха-ха-ха!..
— Ну и что?! — в голосе молодого человека явно звучали нотки упрямства и раздражения. — В чем юмор-то?
— Для кого существуют кладбища? — перестала смеяться девушка.
— В смысле?
— Ну… Для живых или для мертвых?
— Для мертвых. Но и для живых тоже. Чтобы было куда прийти, навестить…
— Ага, навестить… но пусть. Спрошу иначе: для чего существуют памятники?
— Ясно для чего, для памяти. Они так и называются.
— Хорошо. Моряков хоронят в море. Индийцы кладут своих покойников на плоты и сплавляют по реке. Где-то мертвых сжигают, где-то привязывают на верхушки деревьев. Люди покидают свои страны и не могут навестить могилы близких. И так далее. Что же в подобных случаях — умершие предаются мгновенному забвению?
— Нет, конечно. Но лучше, когда есть, куда прийти. Ритуал и все такое.
— Пойдем дальше. Если у одного усопшего скромная плита из мраморной крошки, а у другого роскошное надгробие из цельной мраморной глыбы, о чем это говорит? Что второй был более достойной личностью, он более любим родными, скорбь по нему более глубокая..? Так?
— Не обязательно, — подумав, качнул головой молодой человек.
— Вот именно. Для отправления ритуала, для памяти достаточно какого-нибудь чисто символического знака. Мне, например, импонирует такой вариант, — указала она рукой на одну из могил. — Скромно, аккуратно и весьма пристойно. А вот эти все… произведения искусства больше смахивают на демонстрацию.
— Демонстрацию чего?
— А всего. Собственной состоятельности, некой фамильной гордости, а главное — любви к усопшему. Смотрите, люди добрые, такие вот мы, Пупырышкины, и у нас не хуже, чем у всех, что и удостоверяем. Как жилось их родственнику, от чего он умер — от передозировки наркотиков, от удара ножом в пьяной драке или наложил на себя руки, доведенный до края этой самой семьей, — неважно. Важно, что могила у него \"не хуже, чем у людей\". Вот и пакуют памятники на зиму, чтобы летом, в период более активного посещения кладбищ, представить всем свидетельство, что Пупырышкины… ну и так далее. Понятно, когда люди вкладывают деньги в недвижимость, которой, во-первых, могут пользоваться сами, а во-вторых, которую при надобности можно продать. Но кладбищенские ваяния к этой категории не относятся! Вот и получается, что это не я извращенка! Что, не так?
— Конечно, не так! Просто у одних есть деньги, у других нет. И если бы они у них были, они бы тоже не поскупились на солидные памятники своим родственникам. А твоя философия — ерунда на постном масле!
Девушка какое-то время молчала. Она вошла в одну из оградок и рукой в перчатке стряхнула опавшие листья с камня.
— Может быть, ты и прав, — произнесла она наконец. — Может быть…
— Ты придаешь большое значение многим вещам, видишь в них какой-то свой смысл. А люди не задумываются ни над каким особым смыслом, делают что-то, потому что так принято, вот и все.
— Ты прав в другом: даже чтобы похоронить по-человечески, нужны деньги. Без них никуда. Они нужны нам здесь и сегодня. Потом нам будет безразлично под чем лежать — под синим жестяным обелиском со звездой или под благородным мраморным камнем.
Молодой человек молчал, глядя куда-то в сторону. В позе его сквозило напряжение. Поднялся порыв ветра, и девушка, поежившись, подняла воротник пальто.
— Есть еще одна прелюбопытнейшая тема: — эпитафии, — произнесла она. — Но учитывая твое настроение, полагаю перенести ее на следующий раз. Здесь попадаются такие перлы! — улыбка оживила ее лицо.
— Да, в другой раз, — согласился ее спутник. — Ну что, поехали?
— Конечно, милый. Только по пути завернем еще в одно место.
— Куда это?
— Я покажу. Не волнуйся, это буквально на минуточку.
Девушка энергично похлопала руками, отряхивая перчатки, и направилась к машине. Водитель завел двигатель, развернул \"Тойоту\" и направил ее к выезду, старательно объезжая лужи.
— Подожди, не разгоняйся, — тронула его за локоть девушка. — Сверни-ка сюда. Сверни, сверни, это ненадолго, как я и обещала.
— Ну что ты еще придумала, — неохотно подчинившись, проворчал парень.
— Давай выйдем.
Они вышли из автомобиля. Это было все то же кладбище, только окраина его. Здесь, в отличие от центра, не росли деревья, у могилок не было ни оградок, ни памятников, только одинаково серые и безликие плиты с номерами. Где-то холмики еще сохранились, где-то земля была ровной, где-то провалилась.
— Ну и что, вторая серия? — хмуро спросил молодой человек.
— Знаешь, что это? — вместо ответа произнесла девушка.
— Бомжи, наверное, похоронены. А вообще-то скажи сама, — усмехнулся он. — Все равно ведь ты имеешь в виду что-то свое.
— Бомжи, конечно, в первую очередь, — тряхнула головой девушка. — И еще те, кого родственники по бедности не забрали. Но не только…
Она прошлась вдоль сиротливого ряда могилок. Спутник ее остался на месте, присев на капот с недовольным видом. Вновь поднявшийся ветер нагнал темную, свинцовую тучу, беременную дождем.
— Сейчас ливанет, — проконстатировал молодой человек.
— Еще здесь похоронены те, чьи личности не смогли установить, — повернулась к нему девушка. — Таких много и много. Погляди, какой огромный городок. Столько и бомжей-то нет. Представляешь, сколько здесь неопознанных трупов! Некоторые числятся в розыске и будут числиться вечно! Другие даже и не числятся, потому что никому не нужны…
— И что ты хочешь этим сказать? Или доказать? К чему ты клонишь?
— Ты знаешь к чему я клоню. Очень хорошо знаешь…
— Н-да, милая ты девчушка!
Девушка приблизилась к молодому человеку, сняла перчатки и, расстегнув молнию его куртки, просунула руки ему под свитер, прижавшись телом.
— М-м, холодные, — поежившись, произнес кавалер.
— Сейчас согреются. — Девушка легонько коснулась своими губами его губ.
— От тебя вкусно пахнет.
— Я знаю.
Теперь девушка поцеловала парня по-настоящему, но он отстранился.
— Нашла место!
— Не будь таким мнительным.
— Это кощунство.
— Чепуха. Для настоящей любви не существует условностей.
Молодой человек попытался отстранить подругу, но она прижалась к нему еще крепче.
— Ты сделаешь это?
— Не дави на меня.
— Ты сделаешь это! — поймав взгляд парня, произнесла девушка, и в голосе ее не слышалось ни тени сомнения.
— Пусти!
— Ты сильный мужчина. И смелый, не размазня. Будь ты другим, я бы тебя не полюбила. Ты ведь не собираешься всю жизнь ездить на этой развалюхе, одеваться как китаец турецкого происхождения и питаться лишь бы с голода не умереть? А ведь есть другая жизнь: с ресторанами и шикарными тачками. С Канарами и Лазурными Берегами, с бассейнами в собственных домах и с прислугою! Кто-то так и живет. Кто-то, но не мы. А собственно, почему не мы? Где, в каких скрижалях записано, что мы с тобой отбросы общества и наш удел мыкать горе? С моей головой и твоим мужеством мы сможем вырвать счастливое перо из хвоста у Фортуны и получить свой кусочек от общего пирога счастья!
— У Фортуны нет хвоста, — хмыкнул молодой человек. — Это богиня. Богиня удачи.
Девушка рассмеялась.
— Вот видишь какой ты молодец, — подчеркнуто-поощрительно произнесла она. — Все детали подмечаешь. И это еще больше укрепляет меня во мнении, что нас ни за что на свете не вычислят. Мозгов у них не хватит.
— Как у тебя все просто!
— Смотри! — вытащив одну руку из-под свитера, девушка описала ею полукруг. — Видишь, сколько безымянных могил? И на других кладбищах та же картина. Кто-то умер своей смертью, кто-то замерз, кто-то залез под поезд. А кому-то помогли уйти. И у тех, кто это сделал, все получилось шито-крыто. Живут себе спокойненько, что-то с этого поимели… Но опасность все равно остается! — Парень теперь уже решительно отстранил девушку и сделал шаг в сторону. — Если продумать как следует все детали… Уверена, это возможно…
— Но гарантий никаких!
— Лучше уж раз рискнуть, чем прозябать всю жизнь! — Девушка осклабилась, и лицо ее, приняв жесткое выражение, на миг подурнело.
— Скажи, а тебе их не жалко? — поймав ее взгляд, тихо спросил молодой человек.
— Нисколько! — отрезала девушка. — Что их жалеть!
— Ну, люди, все-таки. Да и вроде как подруги твои. И вообще…
— Какие они мне подруги! — взвилась девушка. — Шлюхи подзаборные! Нашли себе профессию: раздвигай ноги да греби денежки! Все мы хотим жрать и одеваться нормально, но почему-то я не трахаюсь за деньги! А эти..! Какая от них польза человечеству? Да никакой! Ничего, пора бы им сдвинуть ноги!
— Успокойся.
— Все мы когда-нибудь ляжем под камешек и успокоимся. Чуть раньше, чуть позже, какая разница? Давай хотя бы попробуем переехать из лачуги во дворец.
— А другого способа сделать это нету? Чуть более спокойного?
— Если бы был, разве бы мы им не воспользовались?
— Может, кредит?
— Ну кто нам даст кредит? И под что, под твою развалюху? И его ведь отдавать надо! Нет, мышиная возня. Я уже думала.
— У тебя веточка в волосах.
— Что? — автоматически переспросила девушка и, тут же поняв о чем речь, стряхнула ее с волос. — Ну, ты решился?!
— Ладно, уговорила, — бесцветным голосом произнес парень и зевнул.
— Я знала! — Девушка шагнула к своему другу и крепко обняла его. — Я еще тогда… Ну, помнишь..? Почувствовала в тебе мужчину! Настоящего мужчину! И я рада, что не ошиблась!
Дождь хлынул на землю сразу, безо всякой раскачки в виде предупредительных капель, как будто хляби небесные по какому-то одним им известному плану решили исторгнуть на пятачок Черницкого кладбища всю влагу, предназначенную целому региону.
— Скорей в машину, а то промокнем как водолазы, — весело закричала девушка и нырнула на свое сидение.
— Ничего себе хлещет! — вытирая носовым платком волосы, проговорил молодой человек, устроившись за рулем.
— Настоящий потоп! Поедем или лучше переждем, как думаешь?
— Постоим минут десять, поди распогодится. Расскажи-ка еще про свой план, чтобы я проникся. Иногда тебя очень интересно слушать.
— Хорошо, — покорно кивнула девушка. — У нас, как ты знаешь, невероятно остра проблема энергетического сырья. Длительные морозные зимы, отсутствие собственных источников, хроническая нищета — все это усугубляет проблему настолько, что каждые полгода, с ноября по апрель, впору вводить чрезвычайное положение. Зачастую уголь в котлы ТЭЦ идет прямо с колес. Его вечно не хватает, он мокрый, сырой, котлы прогреть не могут, люди в домах мерзнут, словом, война…
— Сейчас же вроде все хотят на газ перевести, и ТЭЦ тоже.
— Все не так просто. Одну ТЭЦ даже перевели, не знаю, полностью или частично, но что-то там не очень ладится, какие-то технические сложности. Но это одна сторона вопроса. А другая сторона — люди. В администрации есть два лобби — газовое и угольное. И за тем и за другим стоят не просто огромные, а чудовищно огромнейшие деньги. Газ региону, конечно, выгоднее, но при чем здесь выгода региона, когда речь идет о собственном кармане? И кузбасская мафия пока не сдает позиции мафии тюменской.
— Хотелось бы не пересекаться ни с какими мафиями!
— Совершенно с тобой согласна. Мы и не будем ни с кем пересекаться, я же тебе уже объясняла, ты что, забыл?
— Ничего с тобой не случится, если повторишь еще раз.
— Ты прав, извини. Так вот, покуда угольное лобби в окружении губернатора еще в силе, уголек еще долго будет стратегическим энергетическим сырьем номер один. Он постоянно нужен и его постоянно не хватает. Тут я с твоего позволенья сделаю небольшое отступление от темы.
— Валяй.
— Ты же слышал, как люди играют на энергетических векселях? Все эти \"Сибэнерго\", \"Алтайэнерго\" и прочее?
— Ну.
— Векселя эти стоят копейки, меньше двадцати процентов от номинала. Казалось бы, покупай их, отдавай к зачету энергетикам, выбирай продукцию предприятий-должников и подсчитывай прибыль, чего проще! Но не тут-то было. Не так-то просто протащить этот вексель к зачету, здесь тебе не Бельгия и не Канада, это там: есть долговое обязательство — будь любезен, оплати. У нас другие законы. Вернее, не законы, откуда бы им взяться, а правила игры. Есть группы людей, которые наживают себе на этом целые состояния, отрыгивая частичку от них самим энергетикам, конечно, иначе кому бы они были нужны. Остальных к кормушке не подпускают на пушечный выстрел…
— Естественно, кому охота делиться! Что они больные, что ли!
— Вот именно. Вообще, кто эту кухню с дисконтными векселями замутил, бо-о-ольшую мину подложил под энергетическую систему России. Но не об этом речь. Так вот, с теплоэнергетиками точно такая же ситуация, только там не векселя, а краевые и городские зачеты.
— Про зачеты поподробнее, пожалуйста. С чем эту хреновину едят?
— Вкратце дело обстоит так. Предприятия должны налоги городскому бюджету, но денег у них нет, и их продукцию в счет погашения долга казна брать не может по целому ряду причин.
Город, в свою очередь, должен всем своим ТЭЦ и коммунальным службам — на приобретение техники, зарплату служащим, но главное, на приобретение угля, иначе все системы разморозятся. Денег у города тоже нет, ведь с ним не рассчитались предприятия. Положение катастрофическое и, можно сказать, безвыходное. Но…
— Но..?
— Но тут приходит добрый человек, назовем его Олег…
— Почему Олег?
— Неважно, есть там один… Приходит в тот момент, когда высокопоставленные дяденьки, получившие отказ от угольщиков отгружать им уголек без предоплаты, уже ломают руки в отчаянии. И предлагает им уголь. Прямо сейчас. Без предоплаты. И без последующей оплаты. Вообще без денег…
— Добрый такой Олежек.
— Я с этим добряком в пустынном месте без двух телохранителей отказалась бы встречаться. Просит он за свою щедрость самую малость: сделать переуступку требований. И теперь предприятия-должники должны не теплоэнергетикам, не коммунальщикам, не в городской бюджет, а ему!
— И в чем соль? Шило на мыло…
— В том-то и дело, что иногда это выгодно. В войну кусок настоящего мыла можно было выменять на хлеб или одежду, а шило — кому оно нужно. Так что получить за неликвидное шило высоколиквидное качественное мыло… В определенных условиях, конечно. Но с углем как раз такие условия. И вся, как ты выразился, соль заключается в том, что в Кузбассе тонна угля стоит шестьдесят рублей, а здесь за нее можно выбрать продукции на двести сорок.
— Больно фантастическая разница.
— Да ничуть она не фантастическая! Это же вовсе не означает, что купив угля на, предположим, сто тысяч, ты через неделю продашь его за четыреста.
— А было бы неплохо, — мечтательно улыбнулся молодой человек.
— Наоборот, это было бы ужасно! — горячо возразила девушка. — В этом случае нас никто и близко бы к этому блинчику не подпустил!
— А сейчас?
— Про сейчас — чуть позже. Итак, в Кузне тонна угля стоит шестьдесят рублей. Плюс транспортные и сопутствующие расходы, погрузка-разгрузка, железнодорожный тупик и ему подобное. Плюс взятки голодным отмороженным чиновникам, и там, и здесь. Плюс время. Потом выбирается продукция местных предприятий. По заявленной цене она сто лет никому не нужна, а стоящую ликвидку тебе никто не даст, для этого есть дети и племянники самих больших дядь. Значит, делаешь на продукцию большую скидку и начинаешь ее вталкивать всем подряд, кому-то за деньги, а кому-то и за бартер. Это еще время. Вложения твои все растут, а прибыль все уменьшается.
— Твой рассказ теряет свою привлекательность буквально на глазах!
— Да нет, там еще прилично остается, не переживай.
— В чем сложность?
— Сложность в том, что там все ниши заняты. Попробуй пролезть, голову откусят! Все чиновники поделены и прикормлены, прейскуранты стабилизированы, и все контактируют только со своими.
— Где выход?
— Выход в том, что один из тех парней, занимающихся угольно-зачетной темой, мой хороший знакомый. И он уже дал предварительное согласие на работу с нами.
— А ему-то это зачем? Дарить кому-то такой кусок… Нелогично.
— Никому он ничего не дарит. Просто он уже обжегся пару раз. Работал с людьми, те занимались поставкой угля, а он пристраивал его здесь. Одни партнеры ушли к конкурентам, а другие просто отодвинули его и теперь сами проводят зачеты. Меня он не боится, знает, что никаких подвязок у меня в администрации нет, а он вводить меня в те круги и не собирается.
— Покупал бы сам уголь, делов-то.
— Этого он не хочет. Говорит, лучше получить меньше, чем рисковать деньгами, тем более, что он еще их где-то крутит. Кроме того, не может же он разорваться: здесь еще надо распихать продукцию предприятий — должников, это он берет на себя. Словом, его устраивает, меня тоже.
— И что мы с этого… В смысле, какая может быть прибыль?
— Ты правильно начал: мы с тобой! Именно мы с тобой будем с этого иметь, это ведь наш общий бизнес!
— Ну… Несколько?
— Я тут прикинула… Даже с учетом того, что он будет оценивать купленный нами уголь не дороже шестидесяти процентов, а мы еще должны будем помогать ему реализовывать продукцию…
— Ты же сказала, что это он берет на себя! Так берет или нет?
— Берет! Но в наших интересах, чтобы она продалась быстрее, тогда и деньги быстрее закрутятся! В общем, я прикинула, за сезон можно подымать процентов четыреста. Это по самым скромным подсчетам. Конечно, если будет настоящая карусель.
— Что ты имеешь в виду?
— Надо поставить дело так, чтобы уголь шел непрерывно. Один вагон грузится, второй в пути, третий уже здесь, четвертый уже на ТЭЦ. И так далее. А если пригнать вагон, потом месяц его пристраивать, месяц обращать продукцию в деньги — лучше и не затеваться. Толку не будет. Только непрерывность процесса гарантирует результат.
— А у нас получится?
— Безусловно.
— А конкуренция?
— Чепуха! Угля всегда не хватает!
— А если на шахте не получится?
— Я же тебе говорила: там мой дядя, двоюродный брат моей матери, не последний человек. Он гарантирует, что все будет как надо.
— А если этот… твой знакомый, который зачеты проводит, нас кинет?
— А ты у меня на что? Вон ты какой сильный! Да ты его двумя пальцами в пыль сотрешь! Я тебе его покажу, сам убедишься.
— Я одного не пойму, — молодой человек потер переносицу, — почему бы администрации самой всем этим не заняться? Выгода очевидная. И немалая.
— Да ну, — махнула рукой девушка. — Это же надо что-то делать. Кроме того, прибыль пошла бы в бюджеты города, края, а так она оседает в карманах городских и краевых чиновников и их окружения. А это немножко разные вещи, согласись. Так что не волнуйся, на наш век хватит.
— Хорошо бы. А если девчонки не согласятся..? Ну, мало ли…
— Куда они денутся! Я ведь все предусмотрела. Я у них несколько раз брала деньги в долг. И всегда аккуратно возвращала с процентами. В долларах между прочим. Так что мои акции у них чрезвычайно высоки. Они сами постоянно предлагают — не возьму ли я еще. А что, очень удобно: ничего делать не надо, а зелененькие проценты капают ежедневно. Они ведь все на квартиры копят, каждую копеечку откладывают. Бережливы, сучки. Я и \"баксы\" у них брала без особой надобности, лишь бы приручить, а проценты отдавала себе в убыток. Я ведь у тебя умненькая! — Девушка потянулась к парню и поцеловала его в щеку. — Ну скажи, умненькая?
— Умненькая, умненькая… — думая о чем-то своем, пробормотал тот.
— Надоело мелочевкой заниматься! — вновь откинулась на спинку сидения девушка. — Все эти шмотки продавать, навар копеечный! Зря я что ли на экономическом училась! Не-е-ет, пора заняться большим делом! Для этого все есть, не хватает только самой малости — начального капитала!
— Ничего себе малость!
— Но мы же знаем, где его взять?
— Ладно, поехали, — вместо ответа произнес парень и повернул ключ в замке зажигания. Мотор завелся с не очень приятными для опытного уха всхлипываниями, и он поморщился. — Дождь уже кончается…
— А ты обратил внимание, — заговорила девушка, когда они уже проехали какое-то расстояние, — что как только ты дал согласие, хлынул ливень? Это нам знак свыше, хорошая примета!
— А если бы ветер отогнал тучу, то ты бы сказала: видишь, дождь не пошел — хорошая примета. Знаю я тебя…
— Конечно, сказала бы. Потому что нам в любом случае повезет.
— Ладно, пусть будет так! Ты умеешь убеждать. Да и вообще…
— Что?
— Надо попробовать! Действительно, чем мы хуже других!
— Золотые слова!..
Все было решено.
Дождь окончательно прекратился.
Троим девушкам был подписан смертный приговор…
Глава 1
— Да-а, у нас такого нет! — восторженно цокнул языком Витяша. — И в ближайшее время не предвидится. Москва есть Москва!
На вывеске этого бара, расположенного в районе Сретенки, не было никаких кодовых слов типа \"голубая\" и \"устрица\", он носил весьма нейтральное название \"Менестрель\", однако известен он был как место постоянной дислокации геев и трансвеститов.
Несмотря на довольно ранний час — минутная стрелка на часах только-только начала свой подъем от самой нижней точки циферблата, а часовая находилась посередине между цифрами четыре и пять — \"Менестрель\" был заполнен наполовину. Довольно большой зал тонул в мягком полумраке, посетители, по большей части знакомые друг с другом, сидели за столиками парами и группками, наслаждаясь атмосферой уютного заведения и самим фактом пребывания в родном сообществе.
На Витяшу и Мишаню завсегдатаи поглядывали с неприкрытым интересом. Для этого были три причины. Во-первых, судя по одежде, по манере держаться, они были явно приезжими. Кроме того, в отличие от большинства посетителей, развлекающих себя кофе с пирожными или соком с фруктами, новички пили спиртное и довольно плотно закусывали. В этом бы не было ничего необычного, если бы не время. Нет, несмотря на астрономические цены в меню, и здесь шампанское могло литься рекой, а марочный французский коньячок журчать веселым ручейком, но подобные заказы начинали поступать гораздо позже, тем более, что бар работал и ночью. Но главной причиной этих вежливых, но откровенных взглядов и того, что о чем бы не вели речь посетители, они все время возвращались к теме новичков, был, конечно, Мишаня. Совершенно типичный в каких-либо других мужских сообществах, здесь он смотрелся весьма и весьма колоритно. Высокий, широкоплечий, с открытым мужественным лицом и могучими руками, он прямо-таки источал флюиды настоящей мужской силы. Волнистые пепельные волосы и светлые голубые глаза, обрамленные мягкими густыми ресницами, сглаживали суровость и даже некоторую грубость его лица, делая его довольно привлекательным. На Мишане был приличный костюм, дорогая рубашка, и тем более дисгармонирующим, даже нелепым представлялся треугольник тельняшки, выглядывающий из-под распахнутого воротника. Галстуки Мишаня не переносил на дух, несмотря на все увещевания друзей, что они ему идут.
Витяша, в отличие от своего друга, смотрелся здесь своим среди своих. Невысокий, стройный, изящно одетый, в стильных золотистых очечках, он выглядел гораздо моложе Мишани, хотя разница в их возрасте не превышала трех лет. У него было гладкое симпатичное лицо, и когда он улыбался, на его щеки прыгали умилительные детские ямочки, приводящие его бойфренда… да и других \"френдов\" в неописуемый восторг. Витяша был \"вечным студентом\", учился то там, то сям, нигде особо не прикипая. Он легко сходился с людьми, особенно из \"своего\" круга, заводил массу знакомств и повсюду имел приятелей. И это именно он, выполняя в тандеме в силу своего интеллектуального превосходства роль лидера и генератора идей, притащил своего друга в Москву вообще и в этот бар в частности. \"Устроим себе небольшие каникулы\", — так называлась эта поездка.
— Эти ребятишки меня сейчас живьем слопают, — хмыкнул Мишаня.
— Ну кто виноват, что ты у меня такая симпапулька, — Витяша погладил под столом колено друга. — Их можно понять.
— Могли бы не так откровенно!
— Это Москва, дружочек. Столица… всего. Знаешь, сколько здесь наших газет? А кабаков? А спортзалов? А вообще тусовок?
— Представляю.
— Да, в нашей тундре еще не скоро так будет. И главное, заметь, все открыто, никакой дрожи, никаких втянутых в плечи голов!
— Понятно дело, в десяти миллионах ты и так не слишком заметен, да и не нужен никому особо.
— Дело не в том. Культура. Цивилизация. Европа. Столица.
— Разврат одним словом.
— При чем тут разврат! Если мужчины с женщинами кувыркаются самым наглым образом, это не разврат, а если люди особые, не такие, как все стадо, более тонкой организации, сразу разврат? Господь нас создал такими и с этим ничего не поделаешь! Да и надо ли что-то делать?
— Так можно все оправдать, — улыбнулся Мишаня.
— А кто нуждается в оправдании?! Ну ответь, кто? Петр Ильич Чайковский? Ну назови мне хоть одного композитора, который по своей одаренности приблизился бы к нему. Хоть одного из русских композиторов. Ну, можешь назвать такого?
— Не, — мотнул головой Мишаня.
— То-то. А Бетховен? Здесь уж и в мире, пожалуй, никто с ним близко не стоял. А писатели? Марсель Пруст и Герман Мелвилл, Кристофер Марло и Андре Жид, Артюр Рембо и его любовник Поль Верлен, Оскар Уайльд и Генри Джеймс, и многие, многие другие. О-о, какие имена! Какие личности! Какие судьбы!..
Мишаня, имевший за плечами лишь пэтэушное образование, слушал друга, открыв рот. Витяша уже далеко не в первый раз перечислял великих геев, но Мишаня упивался самим звучанием ничего не говорящих ему имен, безоговорочно веря своему образованному другу, что это люди действительно великие, осчастливившие человечество своим талантом и известные всему миру.
— А художники! — продолжал свою лекцию Витяша. — Не будем тревожить весь этот сонм великих имен? — Мишаня, уловив в речи друга вопросительные интонации, зачарованно кивнул. — Хорошо, не будем! Достаточно упомянуть только два имени: Леонардо да Винчи и Микеланджело Буонарроти…
— А, это который в фильме \"Сватовство гусара\" картину нарисовал! Знаю!
Витяша поморщился и укоризненно произнес:
— Мишаня! Ну как так можно!
— Да я ничего, — сконфузился тот. — Просто кино вспомнил.
— А философы! — махнув рукой, продолжал Витяша. — Сократ, Гораций, Вергилий, Катулл…
— И Катулл? — желая повеселить приятеля, покачал головой Мишаня. — Кто бы мог подумать! Нет, про Катулла я определенно не знал!
— Как и про всех остальных! — оценив шутку друга, рассмеялся Витяша. — Но не только люди науки, искусства были гомосексуалистами. Александр Македонский, Фридрих Великий, Юлий Цезарь!.. Да мало ли кто! Скажем, выдающийся английский разведчик Лоуренс Аравийский. В Англии, если верить Олдингтону, с ее системой закрытых воспитательных учреждений, чуть ли не каждый второй мужчина является носителем нетрадиционной сексуальной ориентации, просто большинство это тщательно скрывает. И, как видишь, Англия — не самая захудалая страна в мире.
— А Германия? Франция?
— Да везде одно и то же! Можешь прибавить сюда и Россию.
— Ну да, наш шоу-бизнес…
— Шоу-бизнес, балет, кино и прочая, и прочая… везде. Не стоит даже перечислять всех этих Фреди Меркьюри, Элтонов Джонов, Рудольфов Нуриевых и Борисов Моисеевых, а то мы с ними до утра не расхлебаемся и все равно большую часть упустим.
— Точно. Ну их всех в жопу!
— Мишаня! Зачем так грубо! Это некультурно! Прошу тебя…
— Да ладно ты. Я человек простой, и нечего лепить из меня образцового педика.
— Я чувствую, что вон та коза уже окончательно набралась наглости и вот-вот подойдет к тебе знакомиться. Если она это сделает, я ей всю рожу расцарапаю!
Мишаня обернулся в ту сторону, куда смотрел его друг и увидел трансвестита в платиновом парике и женском платье с поразительно ярким макияжем на лице.