– А других?

Богданова помолчала.

– Признаться, доктор Бессонов давно вызывал во мне отвращение, – начала она. – Напыщенный шарлатан, научившийся сосать деньги из человеческого горя… Мы попали к нему после смерти нашего ребенка… Никому не пожелаю пережить такое… Таскались на сеансы без малого год… Сначала индивидуальные беседы, потом увлек нас на эти посиделки… Пустая трата времени и денег… Мужу было все равно, черствый человек… Я так его и не простила… Наоборот – ненависть только росла. Мелкий, суетливый мошенник…

На глазах Богдановой выступили слезы, Ардов протянул ей стакан воды.

– В первом послании я просто потребовала от него навсегда отказаться от психологической практики – чтобы этот отвратительный обман в конце концов прекратился, – продолжила женщина, сделав пару глотков. – Я написала, что обращаюсь к нему «как мужчина к мужчине» – маленькая хитрость, при помощи которой я рассчитывала отвести от себя подозрение. Видимо, этим и объясняется, что под преследование попали все особи мужского пола, находившиеся на сеансе. Но я не ожидала, что дело продолжится убийством! Во втором письме я потребовала, чтобы он отправился в полицию и во всем сознался. Утром же газеты раструбили о смерти князя Данишевского. Третье письмо я отправляла, уже отчетливо понимая, к чему оно приведет. Но я была твердо убеждена, что смерть моего супруга должна была стать справедливым наказанием за те страдания, что он мне доставил… Однако благодаря вам, господин Ардов, этого не произошло…

Илья Алексеевич был потрясен признаниями. До какой степени обиды и ненависти требовалось дойти, чтобы пойти на такое? Чья в этом вина? Того, кто истратил в терпении все душевные силы и не мог больше выносить подлостей живущего рядом человека? Или того, кто, наплевав на близкого, продолжал удовлетворять только свои нужды, свои желания, свои устремления и страсти?

– Из-за вас столько смертей… – не удержался Илья Алексеевич.

– А мне их не жалко! – зло воскликнула Александра Львовна, и весь облик ее сделался страшным и отталкивающим. – Мармонтов-Пекарский вечно таскался по проституткам, любовницы щеголяли у него в новомодных нарядах, а жена донашивала обноски. Князь Данишевский промотал целое состояние, изменял жене с прислугой буквально у нее на глазах…

– А чем же провинилась Алина? – тоже повысил голос Ардов.

Женщина осеклась и сникла. Илья Алексеевич встал и отошел к окну, не желая показывать, какие чувства вызывает в нем смерть этой девушки. Он положил на язык сразу несколько белых горошинок из колбочек в своей наручи. На некоторое время восстановилось молчание. Успокоившись, сыскной агент вернулся за стол.

– А как вы поняли, что письма приходят от меня? – не удержалась Богданова от вопроса, который, видимо, вызывал у нее жгучий интерес.

– Я заметил конверт с золотым обрезом в вашей сумочке, когда вы доставали платок для вдовы Мармонтова. Очевидно, это было третье ваше письмо, которое после визита в полицейский участок вы и отправили Бессонову. Такой же конверт я видел у него накануне. К тому же, изучив расположение кресел во время сеанса, мне стало понятно, что именно с вашего места открывался наилучший обзор – остальные сидели либо боком, либо перекрывались колонной.

– Да… У него из рукава капала кровь, – припомнила Александра Львовна.

Богданова встала. За ее спиной возник Африканов.

– Что теперь со мной?

– Вас будут судить за шантаж, Александра Львовна. Статья 615 «Уложения о наказаниях»: «Побуждение с целью доставить себе или другому лицу выгоду к передаче имущества или к вступлению в иную невыгодную сделку посредством угрозы оглашения вымышленных или истинных сведений об учинении деяния, наказуемого как тяжкое преступление».

Богдановой, кажется, это было безразлично.

– Хотя вы, бесспорно, являетесь виновницей всех этих смертей…

Глава 45

Человек с тростью

Бессонов сидел перед Ардовым и невидящими глазами смотрел в окно, в котором мелькали ноги пробегающих мимо прохожих. За прошедшую ночь доктор, казалось, постарел лет на десять, от былого лоска не осталось и следа.

– Что было в пакете, который доставил адъютант Кострова? – спросил Илья Алексеевич.

– Тот самый долгожданный приказ военного министра об учреждении психологической лаборатории для нужд армии под моим руководством, – помолчав, ответил Бессонов. – Я несколько раз пытался отказаться, но было уже слишком поздно, он держал меня как на удавке.

Андрей Феоктистович обхватил пальцами шею, чтобы показать, какой сильной была над ним власть.

– Вы имеете в виду человека с тростью?

Доктор обратил к Ардову взгляд, полный неподдельного ужаса.

– Не надо, Ардов, – прошептал он дрожащими губами. – Не пытайтесь найти его. Забудьте! Это дьявол! Настоящий дьявол. Вам не удастся его переиграть. Не впускайте его в свою жизнь – вы потеряете все.

– Все самое дорогое я уже потерял, – спокойно ответил Илья Алексеевич. – Как его звали?

Поняв, что уговоры не возымеют действия, Бессонов смирился.

– Он представлялся Мервусом Карлом Донатовичем, но это одно из многих его имен. Кто он на самом деле – не знает никто. Как-то он говорил, что окончил гимназию в Одессе, университет в Базеле.

– Это он познакомил вас с женой генерала Кострова?

– Да, попросил провести пару сеансов. Я проявил неосмотрительность, дал ей основания считать меня не только своим доктором…

– Идею с тестированием военных принесла она?

Бессонов кивнул.

– Позже я понял, что это и было целью Мервуса, – с горечью добавил он.

– Это он приставил к вам Энху?

– Да. Когда я догадался, что он намерен использовать лабораторию, чтобы всерьез влиять на кадровую политику в русской армии, я ужаснулся и попытался отступить. Тут-то он и показал свою суть… Это было ужасно… Клянусь, я бы покончил с собой, но он угрожал расправиться с Алиной!.. Он велел своей китаянке обставлять все смерти таким образом, чтобы при желании подозрение можно было бросить на мою дочь… Смерть Богданова предполагалось выдать за самоубийство с предсмертной запиской, в которой он бы признался в расправе над Мармонтовым и Данишевским из-за этих своих махинаций на бирже… Мервус полагал, что таким образом дело удастся закрыть, а улики против Алины останутся у него в запасе на случай, если я буду проявлять несговорчивость.

– Однако убийство Богданова сорвалось.

– Да… Это сильно разозлило Карла Донатовича. Надо сказать, что они не ожидали той скрупулезности, с какой вы взялись за расследование, ведь к моменту первого убийства в участке вообще не было сыскного агента. Когда стало понятно, что вы приближаетесь к разгадке, Мервус велел своей змее устранить и вас.

– А зачем он велел Энху оставлять на местах преступлений ваши следы?

– Он все делает с запасом, чтобы всегда иметь варианты для маневра. Любит импровизировать на ходу. Идея с башмаками ему нравилась тем, что в любой момент он мог перевернуть картину и выставить преступником меня. Как я уже сказал, он не ожидал, что дело будет расследоваться полицией с такой непривычной тщательностью, и, сколько могу судить, поначалу вообще не очень заботился о том виде, в котором преступления предстанут перед сыскным агентом. Положа руку на сердце, установление отпечатков подошвы на месте преступления – это все еще экзотика для наших широт.

В дверях зала появился Троекрутов и знаками дал понять Ардову, что хотел бы с ним переговорить. Сыскной агент прервал допрос и подошел к начальнику, оставив Бессонова под надзором охранника.

– Илья Алекcеевич, – ласковым голосом начал пристав. – Я насчет этой… как ее… горничной! Давайте мы смерть этой барышни… оставим несчастным случаем, а? Мыла окно, поскользнулась, упала… Не будем княгиню наказывать. Ей сейчас и так нелегко – осталась без мужа, без средств… Вы не поверите, обстановку продает.

– Я как раз хотел вам доложить об этом деле, – откликнулся Илья Алексеевич, и пристав заметно напрягся. – Куда-то пропала записка, которую написала княгиня. А ведь это главная улика!

– Ну вот видите! – просиял Евсей Макарович. – Стало быть, упала?

Троекрутов принялся что есть мочи трясти руку Ардова.

– Поздравляю!.. Поздравляю с успешным зачислением на службу! Отмечу ваши успехи в рапорте. Пять дел за три дня – это, знаете ли…

– Четыре, ваше высокоблагородие, – поправил Илья Алексеевич. – Булавки и три убийства. Горничную мы договорились не считать.

Троекрутов счастливо рассмеялся. В приемном зале раздался шум. Чины полиции отправились полюбопытствовать.

– Иди, шельмец!

Свинцов втолкнул в отделение извозчика и хлопнул по столу пухлой папкой с торчащими листами.

– Вот, Евсей Макарыч!

– Что это?

– Дык таво… Рукопись, ваше высокоблагородие! А он – скурил половину, падла!

Свинцов двинул извозчика в ухо и коротко доложил начальству о ценнейшей рукописи Толстого, случайно оставленной в экипаже престарелым директором архива три дня назад.

– Да и не курилась она! – попытался оправдаться извозчик.

– Ты что ж это, дикий ты человек! – прикрикнул на задержанного пристав. – А вдруг это второй том «Мертвых душ»!

– «Мертвые души» Гоголь написал, – на всякий случай уточнил Ардов.

– Ну я и говорю! – согласился начальник участка.

– Не стал курить простого, а выкурил – Толстого! – скаламбурил Свинцов и сел оформлять протокол.

Глава 46

Голова дракона

Вечером за ужином Анастасия Аркадьевна поинтересовалась у Ильи Алексеевича успехами по службе.

– Похвалиться нечем, – вздохнул Ардов, полагая, что смерть Алины всецело остается на его совести.

– Я встречалась давеча с господином обер-полицмейстером, так он говорит, что этот ваш… Куроплетов…

– Троекрутов, – поправил Илья Алексеевич.

– Да, Троекрутов! Удивительный человек. За два дня четыре преступления раскрыл. Разве такое возможно?

Ардов пожал плечами:

– Август Рейнгольдович считает, что это просто феноменальный результат, и он доложит господину министру.

Молодой человек рассеянно кивнул. Вдруг его осенила какая-то мысль.

– Анастасия Аркадьевна, вы не могли бы мне устроить встречу с господином обер-полицмейстером?

Уже наутро Ардов стоял перед столом всесильного начальника городской полиции – невысокого человека с умными глазами в шитом золотом мундире. Прием стал возможным исключительно в знак уважения к княгине, и потому его высокопревосходительство держался с прохладцей.

– Август Рейнгольдович, мне известно, что военное министерство выпустило приказ об учреждении психологической лаборатории для нужд армии.

– Да, это очень своевременное начинание, – как бы пробуя слова на вкус, медленно ответил генерал. – И секретное, – добавил он с весом, словно предупреждая, что лезть в это дело обычному чиновнику сыскного отделения совсем необязательно.

– Человек, который стоит за этой идеей, преступник, он имеет свои корыстные планы, – не вняв намеку, с некоторой горячностью продолжил Ардов. – При помощи этих психологических тестов можно манипулировать кадровыми решениями. Если за этими манипуляциями окажутся агенты вражеских держав – для армии это будет смерти подобно.

Господин обер-полицмейстер отложил бумаги и бросил на посетителя заинтересованный взгляд – молодой человек демонстрировал редкую для полицейского чиновника сообразительность.

– Вы говорите о докторе Бессонове? Так ведь он же арестован. Не в последнюю очередь благодаря вам.

Оказалось, глава полиции отлично информирован о достижениях третьего участка Спасской части.

– Доктор – пешка! – не унимался Ардов. – За ним стоит кто-то более серьезный. Более хитрый и жестокий. Его фамилия – Мервус! Карл Мервус. При одном упоминании этого имени Бессонова начинает бить дрожь.

Господин обер-полицмейстер выбрался из-за стола и сделал несколько шагов по скрипящему паркету. Молодой человек сделался ему явно симпатичен, но позволить себе роскошь быть искренним с малознакомым господином опытный царедворец никак не мог.

– Илья Алексеевич, – с некоторой отеческой заботой в голосе произнес сановник. – Думаю, это все, как говорится, пыл новичка, уж простите мне эту прямоту. Лаборатория – дело перспективное, а эти ваши закулисные злодеи – это химера, уж поверьте…

Август Рейнгольдович одарил посетителя самой теплой улыбкой. Ардов почувствовал, что дальнейшие препирательства не имеют смысла, и задумчиво кивнул.



Вечером в участке Илья Алексеевич долго возился с протоколами, ожидая, пока разойдутся последние служащие. Подойдя к столу Облаухова, он выдвинул ящик стола. Из жестяной коробочки из-под чая он извлек ключик, которым отпер настенную ключницу, висевшую за бюстом государя императора. Завладев ключом от архива, он прихватил керосинку и поспешил по коридору к заветной двери.

Час спустя Ардов все еще не сумел разыскать то, ради чего оказался здесь. Стопки уже просмотренных им серых папок с надписанными преступлениями возвышались вдоль стеллажей. Как он и предполагал, положение осложнялось тем, что документы были складированы в высшей степени небрежно, с полным игнорированием требований архивного дела. Почти отчаявшись, Илья Алексеевич решил напоследок изучить бумаги в связке, затолканной на самый верх, и на этом оставить затею, которая с самого начала выглядела авантюрой. Отыскав в углу табуретку, он забрался на нее, потянулся наверх и дернул за шпагат, перетягивавший картонные листы. Пачка не поддалась. Илья Алексеевич рванул повторно, приложив дополнительное усилие. Тесьма неожиданно лопнула, сыщик потерял равновесие и грохнулся на пол. Сверху на него полетели папки, разносные книги и разрозненные листы протоколов, описей и реестров.

Придя в себя, Ардов, не вставая с пола, привалился спиной к стеллажу. Прямо перед ним, между ногами, он увидел папку, на обложке которой можно было прочесть: «Дѣло объ убійствѣ титулярнаго совѣтника А.А. Ардова и его супруги». Илья Алексеевич развязал тесемки и с трепетом открыл папку. На первой же странице он увидел сделанный пером быстрый набросок набалдашника трости в виде головы дракона с крупной бусиной за зубами. Комната мгновенно наполнилась жужжащими насекомыми, а во рту у Ардова распространился кислый вкус винного уксуса…