— Ох, Ник! Скорее! Ты только глянь!

Сомс пожал плечами и последовал за ней. Что там такого? И тут он увидел их. Чайные розы. Сотни чайных роз. Ими был заполнен весь просторный задний двор. Они росли на стенах, на дорожках, на заржавевшей чугунной скамье, друг на друге, гордясь собой и наслаждаясь солнечным светом. Он узнал их в ту же секунду. Отец любил чайные розы; в их оксфордширском имении росли десятки таких кустов. Старые аристократки… Ник помнил, как садовник рассказывал, что предки этих красавиц были тайком вывезены из Китая сто лет назад англичанами, которым пришлись по душе пышные цветы с опьяняющим ароматом чая. Выращивать их было трудно, добиться повторного цветения еще труднее, но эти кусты цвели как сумасшедшие в самый разгар летней жары!

— Понюхай их, Ник! Они пахнут чаем! — воскликнула Фиона. — Посмотри сюда… ты когда-нибудь видел такой розовый оттенок? А полюбуйся на эти бледно-желтые… — Она бегала от куста к кусту и зарывалась лицом в лепестки, как взбесившийся шмель.

Ник поднес цветок к носу, закрыл глаза, сделал вдох и на секунду снова вернулся в летний Оксфорд. Открыв глаза, Сомс увидел, что к нему бежит Фиона, легкомысленно засунувшая цветок за ухо. Она обвила руками его шею и крепко обняла.

— О господи, старый башмак! Я не знал, что розы оказывают на тебя такое действие!

— Да! — воскликнула она и сжала ладонями его руки. — Так же, как прекрасные старые дома Грамерси-парка. И чай. Ох, Ник, это оно! Неужели ты не видишь? Этот дом станет твоей галереей… и моей чайной!

Глава сорок пятая

— Неужели я не могу отнять у нее хотя бы пять минут? — умоляла Фиона. — Клянусь, я не буду злоупотреблять ее гостеприимством!

— Вы им уже злоупотребляете. Мисс Николсон не принимает посетителей.

— Но я только хочу спросить ее о доме… доме в Грамерси-парке…

— Могу посоветовать вам встретиться с ее поверенным, мистером Реймондом Гилфойлом. Лексингтон-авеню, сорок восемь. — Дворецкий мисс Николсон хотел закрыть дверь, но Фиона вставила в щель ногу.

— Я уже была там. Он сказал мне, что мисс Николсон не желает сдавать дом.

— Значит, вы уже знаете ответ.

— Но…

— Мисс Финнеган, будьте добры убрать ногу. Всего хорошего.

Пока дверь со скрипом закрывалась, Фиона услышала раздраженный женский голос:

— Харрис, кто там? В чем дело?

— Докучный посетитель, мадам. — Дверь захлопнулась. Фиона стояла на крыльце мисс Николсон. «Вот и все», — подумала убитая горем девушка. И Уилкокс, и Гилфойл говорили ей, что мисс Николсон не сдаст дом, но Фиона вопреки всему надеялась, что если она увидит эту женщину лично, то сумеет заставить ее передумать. Теперь эта надежда рухнула.

Порыв ветра сорвал с нее шляпу. Фиона поймала ее, водрузила на место и приколола заново.

— Черт бы все побрал! — выругалась она. Ей был нужен этот дом. Отчаянно нужен. Фиона впервые увидела его неделю назад и с тех пор не могла думать ни о чем другом. Да, здание в ужасном состоянии, но если приложить руки, его можно довести до ума. Уилкокс сказал, что водопровод там работает. Когда отец мисс Николсон покупал дом, трубы проложили заново, а он, Уилкокс, регулярно пускает воду, чтобы стоки не засорились. Кладку придется подновить, крышу залатать, перестелить полы, переклеить обои, вставить рамы, поменять оборудование на кухне, но само здание еще хоть куда. Хотя самой мисс Николсон на дом наплевать, Уилкокс признался, что не может видеть, как он разрушается, и много лет пытается помешать этому. Фиона с Ником долго обсуждали, как смогут его использовать. Она возьмет себе сад и два нижних этажа, а Ник — два верхних. На третьем будет галерея, а на четвертом — его квартира. Арендную плату они будут вносить поровну и обратятся в Первый Купеческий за ссудой на ремонт. Оба предпочли бы не брать взаймы, но другого выхода не оставалось. И то, и другая страдали от острого недостатка наличности.

Фиона вкладывала деньги в «ТейсТи». За последний месяц она приняла на работу еще двух приказчиц, купила собственную повозку, упряжку лошадей для доставки товаров и наняла кучера. Потратила целое состояние на рекламу своих ароматизированных чаев. Они со Стюартом экспериментировали несколько недель, проверяя и отвергая бленд за блендом, пока не получили смесь, достаточно крепкую, чтобы выбранные Фионой ароматизаторы не отбили вкус чая, но не такую крепкую, чтобы пересилить запах корицы или ванили.

Кроме того, она продолжала покупать акции «Чая Бертона». Лондонские докеры наконец выступили. После нескольких месяцев агитации за повышение жалованья и восьмичасовой рабочий день тред-юнион решил начать стачку. Поводом для нее стал отказ выплатить группе докеров обещанные премиальные. Постоянные рабочие, поденщики и грузчики объединились и решили перекрыть Темзу. Весь бизнес, зависевший от реки, оказался, под смертельной угрозой. Акции Бертона потеряли половину своей первоначальной стоимости, и Фиона пускала на их покупку каждый заработанный доллар. Кроме того, она анонимно перевела на счет профсоюза докеров пятьсот долларов. Узнав об этом, Майкл пришел в бешенство, но Фиона и глазом не моргнула. Так она мстила за отца, мать, Чарли и Эйлин. Она отослала бы бастующим и миллион, если бы имела его.

Ник тоже оказался стеснен в средствах. Он ждал поступления из Лондона первого из четырех ежегодных чеков инвестиционного фонда, но тот еще не прибыл. Ник говорил, что отец наверняка придерживает деньги, надеясь, что сын умер, и стремясь сэкономить на почтовых расходах. Ник уехал из Лондона с двумя тысячами фунтов, но большую часть этой суммы уже потратил на таможенные пошлины за доставку картин, переделку помещения, арендованного им у миссис Маккай, и покупку десятков полотен художников, с которыми познакомился уже в Нью-Йорке: Чайлда Хассама, Уильяма Мерритта-Чейза, Фрэнка Бенсона и других. У него осталось не больше трехсот долларов.

Фиона выяснила, что в смысле денег Ник был безнадежен. Стоял август. Они прожили в Нью-Йорке уже пять месяцев, а он так и не удосужился открыть банковский счет. Перевезя больного на квартиру дяди, она обнаружила, что Ник держит наличные в паре коричневых уличных ботинок: бумажки в правом, монеты в левом. Он говорил, что презирает банки и поклялся не переступать их порог. Фиона ответила, что уже открыла счет на его имя в Первом Купеческом. Что он будет делать, когда продаст картину? Получит у клиента чек, сунет его в ботинок и будет ждать, пока тот каким-то чудом превратится в банкноты?

Ник обращался с деньгами как мальчишка, верящий, что они падают с неба. Мысль о необходимости экономить была ему чужда. Через неделю после переезда к Майклу Сомс дал Айену довольно крупную сумму наличными и попросил купить ему кое-что. Айен, не разобравший его почерк, пошел в магазин и попросил помощи у Фионы. Прочитав список, девушка пошла к Нику и отчитала его. Он уже истратил кучу денег и теперь должен затянуть пояс, пока не придет перевод из Лондона. Ник надулся и сказал, что не может обойтись без этих вещей. Не может без книг в кожаных переплетах. Он ненавидит мерзкие бумажные обложки. Кроме того, ему нужна новая шелковая пижама. Флакон одеколона. Хорошая бумага. Ручка с серебряным пером от «Тиффани». Неужели он так много просит? Она ведь не станет пить плохой чай, верно?

— Дьявольщина, коробка чая стоит куда меньше, чем собрание сочинений Марка Твена в красном сафьяновом переплете, Никлас! — парировала Фиона.

Он не понимал, как можно прожить день без белуги или французского шампанского. Приступ болезни заставил его строго соблюдать все указания доктора Экхардта. Все, кроме запрета на шампанское. Слабый и больной, Ник все же умудрился сесть на кровати и дерзко заявить, что он человек, а не варвар, и если его обрекают на такую жизнь, то он предпочитает умереть.

Наконец Экхардт сдался, рассудив, что нравственные мучения, которые он причиняет своему пациенту, нанесут ему больший вред, чем несколько бокалов искрящегося напитка.

Готовясь к пешему возвращению в Челси, Фиона попыталась проанализировать ситуацию. Им с Ником придется продолжить поиски подходящего помещения; ничего другого не остается. Но при воспоминании об изящных чугунных решетках балконов, высоких окнах, пропускающих столько света, красивых золоченых зеркалах и розах… о, розах! — у нее заныло сердце. Перед ее глазами продолжала стоять картина: женщины в белых платьях и шляпках с широкими полями сидят на заднем дворе и пьют чай. Чайную в этом доме ждал успех; идея была беспроигрышная.

«Но ты уже проиграла», — сказала себе Фиона. Она вздохнула и решила, что пора уходить, пока дворецкий не вызвал полицию. В том, что он сделает это с радостью, сомневаться не приходилось. Когда она начала спускаться по ступенькам, дверь открылась снова. Девушка обернулась и сказала:

— Я ухожу, так что можете не беспокоиться.

— Мисс Николсон примет вас, — сказал дворецкий.

— Что? — спросила озадаченная Фиона. — Почему?

— Я не привык обсуждать дела моей хозяйки на крыльце, — ледяным тоном ответил он.

— Прошу прощения, — сказала Фиона и снова поднялась по лестнице.

Дворецкий закрыл дверь и пропустил девушку в темный вестибюль, оклеенный мрачными обоями винного цвета.

— Следуйте за мной, — велел он, после чего провел девушку по длинному коридору, увешанному портретами мужчин и женщин с суровыми лицами, и открыл тяжелую дубовую дверь гостиной, не менее мрачной, чем вестибюль.

— К вам мисс Финнеган, мадам, — сказал он и исчез, закрыв за собой дверь.

Шторы были задернуты, в комнате стоял полумрак, и глазам Фионы, привыкшим к солнечному свету, понадобилось несколько секунд, чтобы освоиться с темнотой. А затем она увидела ее, сидевшую в другом конце комнаты на диване с прямой спинкой. Одна рука с набрякшими голубыми венами лежала на ручке трости черного дерева, вторая гладила спаниеля, лежавшего у хозяйки на коленях. На ней было черное шелковое платье с белым кружевным воротником.

Фиона ожидала увидеть выжившую из ума добрую старушку, но смотревшие на нее серые глаза пронизывали человека насквозь. А выражение морщинистого лица, увенчанного аккуратным седым пучком, говорило о чем угодно, только не о доброте.

— Добрый день, мисс Николсон, — дрожащим голосом начала Фиона. — Меня зовут…

— Я знаю, как вас зовут. Вы интересуетесь моей собственностью? — Она показала тростью на кресло.

— Да, мэм, — садясь, ответила Фиона. — Я хотела бы взять ваш дом в аренду. На первых двух этажах устроить чайную — понимаете, я занимаюсь чайным бизнесом, — а мой друг хочет снять два верхних этажа и открыть там художественную галерею… — Затем Фиона более подробно описала мисс Николсон их планы.

Женщина нахмурилась:

— Здание в ужасном состоянии. Неужели вы не можете снять что-нибудь другое?

— Я пыталась, но не нашла ничего, равного вашему чудесному дому. Мисс Николсон, это просто позор, что такая красота умирает. Да, он слегка запущен, но это дело поправимое. И розы… ох, если бы вы их видели! Их там сотни. Розовых, цвета слоновой кости и желтых. Они идеально подходят для моей цели. Ни у кого в Нью-Йорке нет чайной с чайными розами на заднем дворе. Я знаю, люди будут туда ходить.

При упоминании о розах лицо женщины смягчилось.

— Их прислали из Англии, — сказала она. — пятьдесят лет назад. Я сама сажала их. Это хотел сделать садовник моего отца, но я ему не позволила.

Едва Фиона подумала, что добилась успеха, как глаза мисс Николсон сузились.

— Как вы узнали про розы? — спросила она.

Фиона уставилась в пол.

— Я прошла в дом…

— Иными словами, вторглись.

— Да, — призналась она. — Там было незаколоченное окно, и…

— Уилкокс! — презрительно бросила мисс Николсон. — Думаю, это незаколоченное окно уже принесло ему целое состояние. Не проходит и недели, чтобы какой-нибудь болван не предложил забрать у меня дом. Обычно за бесценок. Сколько у вас денег, мисс Финнеган?

— Боюсь, не так уж много. Всего около тысячи долларов. Я вложила в свой бизнес целое состояние. Пытаюсь внедрить новый вид чая — ароматизированный, — и на это уходят все мои деньги. Но дела идут хорошо, — быстро добавила она. — Прибыль от моего основного бизнеса неплохая. И я жду большого успеха от своей чайной. Уже нашла повара. Осталось только набрать официантов. Конечно, после ремонта здания. Я готова заплатить за перестройку сама, но надеюсь, что при определении платы за найм вы учтете его нынешнее состояние…

Фиона обратила внимание на то, что мисс Николсон слушает внимательно. «Она не прогоняет меня, — подумала девушка. — Может быть, мне все-таки удастся победить. Может быть, она даст мне шанс». Но не успела Фиона закончить, как мисс Николсон резко прервала ее, заявив, что она не собирается сдавать дом, и пожелала ей всего хорошего.

Фиона ощутила досаду и гнев. Эта женщина играла с ней как кошка с мышкой. Позволила воспарить, а потом сбросила на землю.

Она встала, вынула из сумки визитную карточку и положила на мраморный столик.

— Если передумаете, то свяжитесь со мной по этому адресу, — сказала она, заставив себя улыбнуться. — Спасибо за то, что уделили мне время. — Фиона понятия не имела, слышат ли ее. Старуха смотрела на картину, висевшую над каминной полкой.

Фиона пошла к двери гостиной, но прежде чем она успела взяться за ручку, мисс Николсон внезапно сказала:

— Мисс Финнеган, зачем вы тратите столько сил на свой бизнес? Почему не выходите замуж? У такой красивой женщины должно быть множество поклонников. У вас есть друг? Человек, которого вы любите?

— Есть.

— Почему вы не выходите за него?

На Фиону смотрели серые глаза и читали то, что творилось у нее в душе.

— Не могу. Он женат на другой, — негромко ответила девушка и тут же пришла в ужас. Почему она позволила себе откровенничать с незнакомым человеком? — Прошу прощения за вторжение, мисс Николсон. До свидания.

— До свидания, — задумчиво ответила пожилая женщина.

«Какая наглость! — злобно подумала Фиона, быстро шагая по тротуару. — Сует нос в мои личные дела. Спрашивает про Уилла и про то, почему я не выхожу за него замуж! Не ее собачье дело!»

Тут девушка остановилась как вкопанная и с отчаянием поняла, что, отвечая на вопрос мисс Николсон, думала совсем не о Уилле. Она говорила о Джо.

Глава сорок шестая

Единственное окно конторы Кевина Бердика было затянуто толстым слоем копоти. Стены покрывала краска, которая когда-то была белой, но пожелтела от времени и табачного дыма. Стоял душный и жаркий летний день, и в комнате воняло грязью и потом.

— Мистер Бердик, я хочу, чтобы вы предложили ей деньги, — сказал Уильям Макклейн-младший. — Пять тысяч… десять… сколько понадобится. Только пусть она отстанет от моего отца.

Частный сыщик Бердик покачал головой:

— Не годится. А если она не клюнет на крючок? Если обидится и побежит к вашему отцу? Ему не понадобится много времени, чтобы понять, кто стоит за этим предложением.

— У вас есть идея получше?

— Есть, — ответил Бердик. Когда он откинулся на спинку стула, раздался угрожающий треск. — Легче всего справиться с этой девицей… как ее… — он посмотрел в свои записи, — мисс Финнеган, накопав на нее кое-что. Что-нибудь компрометирующее. Тогда вы пойдете к отцу и предоставите ему эту информацию, сделав вид, что хлопочете о его благе. Он разорвет связь, будет благодарен вам за заботу, и никто не догадается об истинной причине этой заботы.

Уилл-младший улыбнулся. Бердик прав; его способ куда безопаснее, чем попытка откупиться от этой девицы.

Сыщик сцепил руки и закинул их за голову, продемонстрировав под мышками пятна пота величиной с блюдце.

— Конечно, для этого понадобится время. И аванс в размере половины гонорара.

— За этим дело не станет, — ответил Уилл-младший и полез в нагрудный карман. Когда он вытащил бумажник, на остатки ленча Бердика — сандвич с тухлой солониной и вялым огурцом — села муха. Макклейна чуть не стошнило.

— Как продвигается проект подземки? — спросил Бердик.

— Мэр еще не принял решение. Конечно, наш план лучше, но часто ли отцы города делали правильный выбор? Остается только гадать. — Он бросил деньги на стол. Бердик пересчитал их и сунул в карман.

— Вы действительно думаете, что связь вашего отца с этой женщиной уменьшает ваши шансы?

Уилл-младший фыркнул:

— Конечно нет. Это я ему так говорю.

— Тогда зачем вредить его роману? Какое вам дело, кого он трахает? В конце концов он ее бросит. Я прав? Судя по тому, что вы мне рассказали, она ему не чета. Вряд ли он женится на ней.

— В том-то и проблема, мистер Бердик. Он может. Похоже, у него совсем крыша поехала.

Бердик кивнул.

— Я вас понял, — сказал он. — Вы не хотите единокровных братьев. Или сестер.

— Вот именно. Она молодая. У нее будут дети. Может быть, даже много. В конце концов, она ирландка. Она переживет отца. Он оставит все деньги ей и ее отродью, а я не увижу ни пенни. Я не могу с этим согласиться. Конгрессмены зарабатывают меньше промышленников.

Уилл-младший уже начинал испытывать материальные трудности. Дом в Гайд-парке, квартира в городе, слуги, растущая семья, любовь Изабеллы к нарядам, его собственная слабость к хорошеньким актрисам обходились недешево. А что будет дальше?

— Отцовские деньги нужны мне для того, чтобы попасть в Белый дом, мистер Бердик. Я не собираюсь стоять и смотреть, как какая-то корыстная сучка накладывает на них свои лапы, — заявил он и встал из-за стола.

— Не наложит, — заверил его Бердик.

— Надеюсь, вы правы.

Сыщик рыгнул.

— Поверьте мне.



Возбужденная Фиона бежала по тротуару вприпрыжку.

— Ну же, скорее! — торопила она дядю, таща его за рукав. — Ник, Алек, толкайте его сзади, а я буду тянуть! Может быть, это заставит его прибавить шагу!

— Отстань! Я и так лечу во весь опор, — сказал Майкл, стряхнув руку племянницы. — Ты ведешь себя как чокнутая.

— Я назову ее «Чайная роза». В честь роз. Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь их! И не забудь о том, что я тебе говорила, дядя Майкл. Придется немного напрячь воображение…

— О боже, я слышал это уже пять раз! Успокойся, Фиона!

Но она не могла успокоиться. Два дня назад поверенный Эсперансы Николсон Реймонд Гилфойл пришел в магазин и изменил всю ее жизнь. При виде его у Фионы гулко забилось сердце; девушка надеялась, что мисс Николсон передумала и все-таки решила сдать ей дом. Но все вышло не так. Гилфойл сообщил, что его клиентка хочет продать ей здание. За две тысячи долларов. Ничтожную часть его истинной стоимости.

— Простите, не поняла… — пролепетала Фиона.

— Я был удивлен не меньше вашего, мисс Финнеган, — сказал Гилфойл. — И, не стану скрывать от вас, категорически возражал против такого решения. Дом стоит в десять раз больше этой суммы, даже в его нынешнем состоянии, но мисс Николсон меня не слушает. И никого другого тоже. Она сама себе хозяйка.

Гилфойл оставил договор Фионе на подпись и посоветовал, чтобы с ним ознакомился ее поверенный.

Фиона тут же пошла в Первый Купеческий за ссудой, достаточной для того, чтобы покрыть стоимость дома и ремонта, но Франклин Эллис ответил, что не может дать на это свою санкцию.

— Обычно мы не ссужаем такие суммы незамужним молодым женщинам, мисс Финнеган, — сказал он. И добавил, что если ее дядя Майкл согласится стать поручителем Фионы и предложит в качестве дополнительного обеспечения свой магазин, он обдумает ее просьбу еще раз.

Фиона чуть не лопнула от злости. Она уже показала этому человеку, на что способна. Спасла дядину бакалею, увеличила получаемую от нее прибыль и открыла собственный чайный магазин. Зачем этому человеку какая-то другая подпись на договоре, кроме ее собственной? Ей захотелось немедленно побежать к Уиллу, но он был по горло занят своим бизнесом. Возможно, Эллис хотел заставить ее поплакаться в жилетку Уиллу. Заступившись за Фиону, Макклейн уязвил гордость этого человека, и теперь банкир пытался посчитаться с девушкой. Но она ему этого не позволит. Она умеет за себя постоять. Майкл выступит в роли поручителя. Все, что от нее требуется, это показать ему помещение.

Наконец они свернули за угол и увидели нужный дом: Ирвинг-плейс, тридцать два.

— Пришли! — весело сказал Ник. — Вон тот, большой. Прямо напротив.

Финнеган уставился на него во все глаза.

— Черт возьми! — наконец сказал Майкл. — Так это он? — В его голосе звучал ужас, но Фиона, влюбленная в свою мечту, этого даже не заметила.

— Ну разве не чудо? — спросила она. — Давайте войдем внутрь. Только осторожнее, Алек, не споткнитесь.

— Похоже, что кто-то швырнул в него бомбу, — проворчал Майкл, войдя в вестибюль. — Я думал, ты совершила выгодную сделку, купив дом в Грамерси-парке за две тысячи, но теперь вижу, что в выигрыше осталась мисс Николсон.

Он ходил по дому и с недовольным видом осматривал комнаты. Тем временем Алек отправился на задний двор. Ник пошел наверх измерять площадь своих владений.

— Девочка, по-твоему, кто-то захочет прийти сюда выпить чаю? — Майкл стер пыль с мраморной каминной полки. — Разве что мертвецы. Они единственные, кто сможет по достоинству оценить здешнюю обстановку.

Фиона смерила его уничтожающим взглядом.

— Ты не чувствуешь возможностей, которые тебе представляются, — сказала она. — Только вообрази себе стены, окрашенные в кремовый цвет, мягкие стулья и столы, на которых лежит серебро и стоит фарфор.

Майкл скептически поднял бровь.

— Пойдем! — сказала Фиона, схватила его за руку и потащила в сад, где Алек осматривал розы. — Вот… только представь, что ты выходишь во двор в июне. Цветут розы, на столах белые кружевные скатерти, стоят фарфоровые чайники, лежат симпатичные пирожные, а вокруг сидят красивые женщины в летних шляпках…

Майкл посмотрел на розы. Потом перевел взгляд на облупившиеся кирпичные стены, заржавевший циферблат солнечных часов и сорняки, заглушившие дорожки.

— Кто будет все это расчищать? — спросил он.

— Алек. С помощью двух-трех мальчишек.

— А перестройка? Тут двумя-тремя мальчишками не отделаешься.

— Знаю, — нетерпеливо ответила Фиона. — Я уже нашла плотника, штукатура и маляра. Они приведут людей, которые им понадобятся.

— Ты что, будешь ходить сюда каждый день и наблюдать за дюжиной рабочих? Может быть, сама наденешь комбинезон и возьмешь в руки молоток?

— Дядя Майкл, я действительно буду приходить сюда каждый день, но комбинезон надевать не стану. Они мне не идут. Надеюсь, плотник Фрэнк Прайор найдет подходящего десятника, — стиснув зубы, ответила девушка. Почему с дядей всегда так трудно? Почему он никогда не соглашается с ее планами? Почему с ним приходится отчаянно воевать?

— А как быть с деньгами? Ты хочешь взять ссуду в четыре тысячи долларов. Это должно покрыть расходы на покупку дома и его ремонт, верно? А все остальное? Те самые серебро и фарфор, о которых ты говорила? Плюс скатерти, подносы, жалованье официанткам и один бог знает, что еще…

— Я могу использовать для этого свои деньги. Ты забыл про магазин? И про «ТейсТи»? — саркастически спросила она. — Сам знаешь, они приносят доход. И Ник поможет.

— Чем? Своей смазливой физиономией? Он банкрот, детка! Сама говорила.

— Его деньги скоро придут из отцовского банка. Ник сказал мне, что в его инвестиционном фонде около ста тысяч фунтов и что каждый квартал он будет получать по меньшей мере две тысячи. Осталось подождать неделю-другую. Он заплатит мне за аренду двух верхних этажей и внесет свою часть стоимости ремонта. К тому же покупать новый фарфор и серебро вовсе не обязательно. Ник говорит, что их можно приобрести на аукционах и в дешевых комиссионных магазинах. Он обещал ходить со мной.

Майкл помрачнел.

— Напрасная трата времени и денег, — сказал он. — За тобой ухлестывает один из богатейших людей Нью-Йорка, а ты не можешь думать ни о чем, кроме своего несчастного чая. Ты в своем уме? Макклейн скоро женится на тебе, и ты напрочь забудешь об этой ерунде. Тебе сейчас следует заниматься поисками обручального кольца, а не тратить время на эту кучу дерьма!

В глазах Фионы вспыхнул гнев.

— К твоему сведению, Уилл не просил меня выйти за него замуж! — с жаром сказала она. — И никто другой тоже. Я сама себе хозяйка, ращу брата и сама оплачиваю свои счета!

Майкл только рукой махнул.

— Почему бы тебе не привести этот дом в порядок и не сдавать квартиры внаем? Это приносило бы приличный доход безо всяких хлопот с чайной.

— Нет! — вскипела Фиона. — Зануда, ты слышал хоть слово из того, что я тебе говорила? Чайная поможет моему бизнесу. Я объясняла это тысячу раз!

Они начали кричать друг на друга. Майкл сказал, что не станет рисковать своим магазином ради этой авантюры. Фиона ответила, что если бы не она, он не видал бы своего магазина как собственных ушей. Майкл заявил, что теперь она будет напоминать ему об этом до самой смерти, и ушел внутрь. Она побежала следом и начала уговаривать. Фиона хотела получить этот дом, нуждалась в нем, чувствовала, что дом почти у нее в руках, а теперь он уплывал от нее. Алек слышал их перебранку, стоя в дверях и дымя трубкой. Он поманил Майкла к себе.

— А что, подождать нельзя? — проворчал Финнеган.

— Нельзя.

Майкл вышел за ним в задний двор. Фиона вцепилась в косяк и начала слушать, надеясь приняться за дядю сразу после того, как его отпустит Алек.

— В чем дело? — с досадой спросил Майкл.

Старый садовник вынул трубку из зубов и махнул ею в сторону розовых кустов.

— В этих чайных розах, — сказал он.

Майкл бросил на них взгляд.

— Розы как розы, — пожав плечами, ответил он.

— Крепкая и здоровая, как девушка с гор, — сказал Алек, потрогав пальцем сильный зеленый стебель. — Для чайной розы это просто удивительно. Так далеко на севере они не растут. Любят тепло. А ты посмотри на эти. Выросли на кошачьем дерьме, заглушили сорняки и вымахали до самого неба. Как гном, решивший стать великаном.

Алек отпустил стебель и посмотрел на Майкла.

— Странные они, эти розы. Люди считают их хрупкими и беззащитными. Но некоторые из них — упрямые маленькие ублюдки. Почва плохая, условия тяжелые, а они растут. Насекомые, болезни, засуха — им все нипочем. Ты их обрезаешь, а они становятся вдвое гуще. Некоторые розы — настоящие бойцы. Таким и помочь не грех.

Алек зашаркал к выходу. Майкл продолжал смотреть на розы, не зная, то ли ему проклинать, то ли благословлять старого шотландца. Спустя минуту-другую он повернулся к дому. Фиона все еще стояла в дверном проеме; на ее лице были написаны тревога и надежда одновременно. Финнеган посмотрел на племянницу, покачал головой и сказал:

— Ладно, пойдем. Пойдем в этот чертов банк.

Глава сорок седьмая

— Персики! Отличные английские персики, а не какое-нибудь французское барахло! Сладкие дорсетские персики! Кому персики? Кому персики?

Звонкий голос Джо оглашал Брутон-стрит, одну из главных улиц аристократического Мэйфера. Было около полудня. Солнце стояло в зените и поджаривало Лондон; температура приближалась к тридцати. Джо обливался потом. Рубашка прилипла к спине, синяя фирменная куртка промокла насквозь. Бристоу вышел из Ковент-Гардена еще до рассвета, и от тележки у него болели мышцы. Он устал до полусмерти, но был счастлив.

В кармане у него лежали семь фунтов, причем два составляли чистую прибыль. Еще два он спрятал под половицу в стойле Бакстера. Хотя он ушел от Эйкерса, чтобы начать свое дело, Эд позволил ему ночевать на сеновале с условием кормить и чистить Бакстера. Джо был рад этому; он не хотел платить за комнату. Не хотел тратить без крайней нужды ни одного пенни. Он копил на билет до Нью-Йорка и обратно. По его расчетам, для этого требовалось шесть фунтов. Плюс шесть на проживание там и шесть на два дополнительных билета в один конец.

Восемнадцать фунтов — большая сумма, но во время поисков Фионы придется платить за еду и жилье, а он не знал, сколько это займет. Может быть, несколько дней, а может быть, несколько недель. А когда он ее найдет, то постарается убедить дать ему еще один шанс и вместе вернуться в Англию. Скорее всего, Фиона пошлет его куда подальше, но если в ее бедном израненном сердце еще сохранилась искорка любви к нему, может произойти чудо. Тогда ему понадобятся деньги на билеты для нее и Сими.

— Эй! Джо Бристоу, иди сюда!

Джо обернулся на голос. Это была Эмма Харли из двадцатого дома, четырнадцатилетняя помощница кухарки, приехавшая из Девона и считавшая, что мир полон приключений. Она стояла у двери для слуг, одетая в серое платье с белым фартуком, манжетами и воротником. Джо улыбнулся ей и подвез тележку. Эмма ему нравилась — розовощекая и озорная. Бристоу познакомился с ней две недели назад и тут же узнал обо всем, что происходит в доме двадцать. Его светлость — слабоумный, у ее светлости плохой характер, дворецкий и кухарка вечно ругаются друг с другом, а новый лакей очень симпатичный. Эмма рассказывала всем обо всех — в том числе и о себе самой. Она раззвонила о Джо своим подругам, соседским нянькам и горничным, те передали слух кухаркам, и теперь благодаря ей у него только на Брутон-стрит появилась дюжина новых постоянных покупателей.

— Новая помощница испортила цветную капусту в сухарях, — хихикнув, сказала она. — Сожгла напрочь! Кухарка надрала ей уши. Слышал бы ты, как она вопила! Так что дай нам еще два кочана, ладно? И пучок петрушки. Да, еще персики. Пять фунтов, пожалуйста. Ее светлость сообщила, что вечером после ужина хочет мороженого со свежими персиками. Слава богу, что поставила нас в известность заранее. Будет чудом, если мороженое застынет до вечера. Кухарка жутко разозлилась из-за цветной капусты. Думала, что придется послать кого-то из нас в лавку. Но я сказала ей, что ты придешь с минуты на минуту. Ты спас жизнь бедной девочке!

Джо выполнил заказ Эммы. Получив деньги и отсчитав сдачу, он сунул ей кулек клубники.

— Держи, Эм. Только не говори кухарке. — Он улыбнулся и добавил: — Лучше поделись угощением с новым лакеем.

— У меня с ним все кончено. Я видела, как он целовался с хозяйской горничной. Лучше поделюсь с новенькой. Ее зовут Сара. В наказание кухарка заставила ее скрести пол в чулане. Нужно будет чем-то утешить несчастную. Конечно, если она доживет до вечера!

— Эмма, где ты застряла? Поторопись! — донесся из дома сердитый женский голос.

— Все, я пошла. И ты иди тоже. Тебе машет рукой Элси из двадцать второго дома. До завтра. Пока! И спасибо за ягоды!

Джо двинулся дальше. Он остановился на Брутон-стрит семь раз, потом повернул и отправился в сторону Беркли-сквер. Гора фруктов и овощей, лежавших на тележке с надписью «Монтегью — качество и удобство», заметно уменьшилась. Джо боялся, что ему не хватит товара на всех желающих. Сегодня утром торговля шла бойко.

Его план начинал приносить свои плоды. Сначала Джо был разочарован; идею приняли не сразу. Кухаркам и судомойкам понадобилось какое-то время, чтобы понять, что Джо — не посыльный из овощного магазина, владелец которого пытается сбыть свой вялый латук. Нет, он привозит товар — причем отменный! — прямо на дом. Экономит им время. И помогает выйти из положения, если что-то неожиданно кончилось.

Теперь его ждали во многих местах, причем с нетерпением. Иные топали ногами, а кое-кто давал волю острому языку, если Джо опаздывал. Цены у Джо были чуть выше, чем в окрестных магазинах, потому что товар он покупал только первосортный, но никто из покупателей не жаловался. Они могли отличить хороший кочан капусты от плохого.

В конце Беркли-сквер он остановился и вытер пот со лба. Тележка оказалась тяжелая: пять футов в длину, три в ширину, четыре колеса и две ручки сзади. Плюс тормоз, чтобы не скатиться с холма. Поворачивать было трудно, особенно с горой товара. Пони с тележкой стали бы огромным шагом вперед. Он смог бы брать больше товара и двигаться быстрее. В конце концов так и будет, но только после возвращения из Америки. А по другому маршруту будет ездить с тележкой его брат Джимми. Когда Джо сможет себе это позволить, он купит еще несколько повозок, освоит новые районы, а в один прекрасный день откроет магазин. Он всегда мечтал о собственном магазине. Если очень повезет, он разделит его с той, которую любит.

Когда Джо продолжил путь, тележка стала еще тяжелее, но это его не заботило. Впервые за долгое время у него появилась надежда. И эта надежда придавала сил. С ней он мог бы обойти не только весь Мэйфер, но и весь Лондон. Да что там Лондон? Всю Англию и даже Шотландию, если бы это помогло ему вернуть Фиону.

— Клубника, спелая клубника! — кричал он. — Дамы, не стесняйтесь, кладите ее в пудинг, в пирог и в самих себя!

У него есть четыре фунта. Если дела и дальше будут идти не хуже, еще несколько недель, и у него появятся восемнадцать фунтов, необходимые для поездки в Нью-Йорк. Он найдет там Фиону. Уговорит выслушать. Она поймет, до какой степени Джо раскаивается в сделанном. Если Фиона позволит, он всю жизнь будет искупать перед ней свою вину. Скажет, как он ее любит, и, может быть, сумеет вернуть ее любовь. Обязательно сумеет. Фиона необходима ему больше, чем воздух; без нее он просто умрет. Однажды он забыл об этом и потерял девушку. Может быть, ему удастся ее вернуть. Конечно, он этого не заслуживает, но если ему дадут такую возможность, он ухватится за нее обеими руками.

Глава сорок восьмая

— Мартин! — крикнул Уилл своему кучеру со ступенек Сити-холла. — В контору! Как можно быстрее! Если успеешь до часа, получишь десять долларов!

Он прыгнул в карету и захлопнул дверь. Мартин щелкнул кнутом; ему нужно было одолеть тридцать кварталов за десять минут. Как только карета отъехала от тротуара, Уилл плюхнулся на сиденье и издал громкий торжествующий клич. Есть! Он сделал это! Получил контракт на первую нью-йоркскую подземную железную дорогу!

После нескольких лет планирования и нескольких месяцев доказывания того, что его проект лучше проекта Огаста Белмонта, он все же уломал мэра. Провел заключительную встречу с главой города и его советниками и получил документ со всеми подписями и печатями. Этот документ лежал у него в нагрудном кармане. Не пройдет и месяца, как лед тронется. Он потратил на свой проект уйму сил, времени и денег и наконец получил зеленый свет.

Уиллу не терпелось сообщить сыновьям, что контракт достался им. Победа значит для Уилла-младшего всё. Он работал над проектом как проклятый. Уилл представил себе выражение лица сына и радостные вопли. А сразу же после этого он, Уилл-старший, поедет к Фионе. Он не видел ее целую вечность. Точнее, две недели. Работал над контрактом не поднимая головы. А она была занята своим новым приобретением — домом на Ирвинг-плейс — и тоже не имела свободной минуты. Но вечером он ее увидит. А потом поведет ужинать, как бы она ни сопротивлялась и ни ссылалась на занятость. Этот день нужно отпраздновать. Только вдвоем. Лишь бы Ник был свободен. От него легче избавиться, чем от Мэри. Уилл не мог дождаться момента, когда увидит ее, усадит за столик напротив себя, заглянет в ее удивительные сапфировые глаза, а потом обнимет. Это будет чудесно. Даже если она не останется на ночь.

Макклейн откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, вспоминая вечер в своем доме, когда он хотел заняться любовью с Фионой. Он думал об этом непрерывно. Изнывал от желания при одном воспоминании о ее нежных губах, обнаженной коже и прекрасном теле. Полунагая, с распущенными волосами… О боже! Он еще никогда так не желал женщину. Но проявил нетерпение. Напугал. Вот олух! Лапал ее, как собака кость, просил лечь с ним в постель, даже не сказав о своих подлинных чувствах. О том, что любит ее. Она не чета его любовницам — зрелым женщинам, пережившим множество романов. Девушке всего восемнадцать. Она неопытна и не уверена в себе. И в нем.

Больше всего Уилла волновало то, что она тоже желала его. Он чувствовал это по ее поцелуям, по тому, как она льнула к нему. Он пробудил в Фионе желание, а потом сам все испортил, продемонстрировав тактичность и чувствительность племенного быка.

Со сколькими женщинами он спал без любви? Один бог знает… А когда влюбился по уши, женщина не захотела спать с ним. И после такого хамского поведения не захочет. Скорее всего, до свадьбы. А до свадьбы еще далеко. Сначала он должен представить ее своей семье. Но с этим тоже заминка. Нужно дать Уиллу-младшему привыкнуть к мысли, что его отец ухаживает за женщиной из простонародья. Мальчик так осторожен, так боится скандала, так волнуется, что это повлияет на контракт…

Контракт!

Уилл резко выпрямился.

Теперь контракт на подземку у него в кармане. Он доказал, что Белмонт ошибся. И сын тоже. Возражения Уилла-младшего против Фионы оказались беспочвенными. Их связь не вызвала скандала. Не смутила ни мэра, ни потенциальных вкладчиков. Как только сын увидит контракт, он все поймет. Изменит свое поведение и согласится познакомиться с Фионой. Его отцу понадобилось много лет, чтобы найти суженую. Кто знает, сколько ему осталось жить на этом свете. Он выполнил требования детей — с помощью проекта подземки обеспечил сыновьям повышение доходов и престижа в обществе — и теперь имеет право подумать о себе.

Макклейн постучал в стекло, отделявшее его от кучера.

— Да, сэр? Что? — спросил Мартин, отодвинув стекло.

— Мне нужно кое-куда заехать перед конторой. — Кучер помрачнел. — Не переживай, Мартин, ты получишь свои десять долларов. Езжай на Юнион-сквер!

— Куда, сэр?

— На Юнион-сквер.

— Какой дом, сэр?

— «Тиффани», Мартин. И поскорее!



— Знаешь, Питер Хилтон считает нас парой, — сказал Фионе Ник, стоя на последней ступеньке деревянной лестницы. Он проверял разные цвета на стене чайной, но умудрился нанести на себя больше краски, чем на штукатурку. — Сегодня я читал его колонку. Он написал, что твой план чайной и мой план галереи делают нас деловыми партнерами, но партнерами в любви мы были гораздо раньше. Надеюсь, это вызовет у Уилла ревность. Как думаешь, он на это способен? Тогда мы смогли бы устроить дуэль. Представь себе, Фи, дуэль на рассвете. Разве это не романтично?

— Питер Хилтон — кобылья задница. И ты тоже, — ответила Фиона, вынимая из ящика серебряное ведерко для шампанского. Девушка была потной, грязной, с засученными рукавами и юбками, подвязанными сзади. Ступни саднило; она провела на ногах весь день, а ботинки и чулки сняла несколько часов назад. Ведерко было из серебра 925-й пробы, тяжелое, украшенное резными изображениями цветов и животных, с двумя ручками в виде голов Бахуса. — Как это сюда попало? — спросила она Ника, поставив ведро на пол. — Мы же решили не покупать его.

— Мы решили купить его.

— Мы или ты? Ник, здесь же будет чайная. Зачем нам ведерко для шампанского?

— Представь себе, как оно будет смотреться на купленном нами позолоченном серванте. Отполированное и доверху наполненное свежей клубникой летом. А на Рождество — виноградом и гранатами в сахаре. Фи, это будет потрясающе. Кроме того, это не американское изделие тысяча восемьсот пятидесятых, как сказал антиквар, а Англия эпохи Георга Третьего. И стоит вдвое дороже того, что мы за него заплатили.

Она вздохнула и начала рыться в ящике. Приобретения, сделанные ими в антикварном магазине на Ист-Сайде, привезли еще днем, но руки у Фионы дошли до них только сейчас. Она достала лежавшие под ведром серебряные столовые приборы. На их покупке настоял Ник. Они осматривали вещи, недавно поступившие из особняка на Медисон-авеню, хозяин которого умер. Ник взял на себя скатерти и фарфор, а Фиона занялась столовыми приборами. Она обнаружила три разрозненных комплекта из чистого серебра и один целый, но посеребренный. Фиона сделала выбор в пользу последнего, который был не так красив, зато полон.

— Не будь мещанкой, — отчитал ее Ник. — Полные комплекты представляют ценность только для метрдотелей и нуворишей. Покупай серебряные.

Пока в доме работали строители, Фиона и Ник обшаривали антикварные и комиссионные магазины. За две недели им удалось найти роскошную мебель. Ник купил два письменных стола из черного дерева, такие же кресла и обтянутые камчатной тканью канапе для отдыха посетителей. Фионе достался позолоченный сервант в стиле Людовика Пятнадцатого для хранения печенья и пирожных, дамские кресла с заостренными сиденьями, чайные столики эпохи королевы Анны, чугунные садовые скамьи, лиможский фарфор, лионские льняные скатерти и четыре пары почти новых шелковых портьер великолепного светло-зеленого цвета. И все это великолепие обошлось не очень дорого.

Ремонт дома тридцать два по Ирвинг-плейс шел быстро, хотя и не без неприятных неожиданностей вроде проржавевшей сливной трубы, протекающей крыши и стропил, съеденных термитами. Но деньги, полученные в Первом Купеческом, быстро таяли, и это заставляло Фиону тревожиться. Необходимость командовать строителями, подробно объяснять им, чего она хочет, а иногда и заставлять переделывать работу, вызывала у нее досаду. Постоянная беготня с Восьмой авеню на Ирвинг-плейс изматывала ее. И все же она была несказанно счастлива. Крепко спала по ночам и просыпалась бодрой, думая о чайной, о своей «Чайной розе», и о том, как там будет красиво. Она приезжала туда каждый день и первым делом обходила комнаты, проверяя сделанное накануне. При этом ее душа пела от радости и гордости. «Чайная роза» стала ее любимым детищем. Она родила идею, вскормила и скоро увидит ее расцвет. В отличие от бакалеи, чайная принадлежала ей, и только ей.

— Фи, как тебе нравится этот цвет? — окликнул с лестницы Ник. Утром они сходили к маляру, и Ник попросил его составить несколько смесей для чайной Фионы и собственной галереи.

— Для стен моей галереи требуется нежный белый оттенок. И светло-зеленый для отделки, — наставлял он маляра. — Не слишком зеленый и не слишком желтый. Светлый, но не чересчур. Да, цвета петрушки, но с добавлением бежевого. А для чайной — кремовый с небольшой примесью розового. Цвет женского румянца. Не розовый и не оранжевый. Заставляющий вспоминать лепесток розы, а не абрикос… — Фиона думала, что маляр его убьет.

Она посмотрела на стену и выбрала самый светлый оттенок — теплый бежевый с намеком на розовый.

— Он тоже понравился мне больше всех, — сказал Ник. Фиона подняла взгляд и увидела под его глазами темные круги. Было уже почти девять. Они проработали больше двенадцати часов.

— Слезай оттуда, Ник. Тебе пора спать.

— Но я еще не закончил! — возразил он.

— Закончишь утром. Ты устал. Это у тебя на лице написано. Ник, не смей изнурять себя. Я говорю серьезно. Ты помнишь, что случилось в прошлый раз.

— Но я нормально себя чувствую…

— Никлас Сомс, если ты умрешь, то не сможешь открыть свою галерею! — резко сказала Фиона.

Он сдался, слез с лестницы, закрыл банки с краской и сунул кисти в скипидар.

— А как же ты? Тебе тоже нужен отдых.

— Я ненадолго. Распакую вещи и сразу пойду домой.

Ник поцеловал ее на прощание, запачкав краской, и пошел наверх, к себе. Фиона потянулась, пытаясь размять одеревеневшие мышцы, и собралась вернуться к работе, но ее отвлекло какое-то движение в саду. Это были розы. Она видела, как цветы покачивались на вечернем ветерке, проникавшем сквозь недавно вставленные окна. Не в силах бороться с искушением, девушка вышла во двор. Эти цветы были ее созданием, а она — их. Увидев ее в саду, розы приветливо закивали.

В ясном вечернем небе мерцали звезды. Воздух был прохладным, а трава — такой мягкой, что босые ступни не ощущали ее прикосновения. Фиону привлек аромат ближайшей розы. Она уткнулась носом в бледно-желтые лепестки, наслаждаясь их прикосновением к щеке. Вдруг за спиной послышались шаги. Кто-то шел по дорожке, поскрипывая гравием. Фиона не обернулась. Она знала, кто это.

— Тебе было велено идти спать. Думаешь, я шутила? Зачем ты спустился?

— Вот так приветствие!

Фиона круто развернулась.

— Уилл! — Она не видела его несколько дней.

— Меня впустил Ник. Я нажал не на тот звонок. О господи, видела бы ты себя! — со смехом воскликнул Макклейн, разыскивая чистое место на ее лице. — Одна грязь! А я-то хотел пригласить тебя пообедать. Отпраздновать важное событие. Но в таком виде тебя в «Дельмонико» не пустят. И даже в самый захолустный паб Бауэри[54]. Чем ты здесь занималась?

— Работала весь день. Тут пыльно. А Ник вдобавок измазал меня краской… Что мы празднуем?

Уилл улыбнулся:

— Победу «Макклейн Сабтеррейниан». Мы получили контракт!

Фиона завопила от восторга. Она была искренне рада за него. Знала, как напряженно работал Уилл и что это для него значило.

— Ох, Уилл, поздравляю! Я так счастлива, что просто нет слов! — Уилл поднял Фиону в воздух и закружил, не обращая внимания на протесты девушки, боявшейся его испачкать. Когда Макклейн опустил ее на землю, Фиона взяла его за руку и повела к недавно купленной чугунной садовой скамье. — Рассказывай. Я хочу знать всё!

Он подробно описал, как провел последние две недели, посвященные деловым встречам, спорам и уговорам.

Рассказал про сегодняшний день и про то, что он почувствовал, когда мэр наконец сказал, что предпочтение отдано проекту мистера Макклейна. Про то, как реагировали сыновья, узнав новость. Старший сын настоял, чтобы они все вместе отправились выпить по этому поводу в Юнион-клуб. Так они и сделали и на радостях чуть перебрали. У него все еще кружится голова. Про то, как Уилл-младший извинился за свое поведение, сказал, что хочет познакомиться с Фионой, и предложил привезти ее на уик-энд в Гайд-парк, чтобы она могла встретиться со всей семьей сразу.

Весть о том, что Уилл-младший смягчился, удивила девушку и обрадовала ее. Значит, он все-таки смирился с отношениями своего отца и Фионы. Она знала, что отказ сына знакомиться с ней причинил Уиллу боль. И ей тоже не доставил радости.

— В ближайший уик-энд мы туда и отправимся, — сказал Уилл. — Возьмем с собой в качестве дуэний Ника и Мэри. А для спокойствия твоего дяди — и целый отряд полицейских в придачу.

— Уилл, я бы с удовольствием, но в эту субботу придут маляры. Может быть, в следующий?

— Нет, в этот. Никаких отговорок. — Он взял Фиону за руку, достал носовой платок и вытер пятно краски. — Фиона, ты много работаешь. Слишком много. Я не хочу этого. Хватит уже. Тебе больше не придется так работать. Я хочу заботиться о тебе, баловать и ограждать от всех тревог и волнений.

Фиона посмотрела на него как на сумасшедшего.

— Уилл, ради бога, о чем ты говоришь?

Вместо ответа, Макклейн обнял ее и поцеловал так страстно, что у девушки перехватило дыхание.

— Я ужасно тосковал. Больше не хочу расставаться тобой так надолго.

— Этого не случится, Уилл! — Она прикоснулась к его щеке, решив, что причина странного поведения Макклейна — лишняя порция спиртного, выпитая с сыновьями. — Ты уже получил свой контракт, и моя чайная тоже скоро будет готова. Когда она откроется, у меня снова появятся свободные вечера, и…

— Фиона, одних твоих вечеров мне мало. Я хочу целовать тебя по утрам, просыпаясь в одной постели. Хочу завтракать, обедать и ужинать, видя тебя напротив. Хочу возвращаться к тебе в конце дня, видеть твою улыбку и наших детей, бегущих навстречу.

Он полез в карман и достал маленькую коробочку. Хотя вечер был теплым, Фиону бросило в дрожь. Макклейн открыл футляр, достал великолепное кольцо с бриллиантом, надел ей на палец и спросил:

— Фиона, ты выйдешь за меня?



— Господи Иисусе! Ты только глянь на него! Он размером с яйцо! — воскликнул Майкл.

— Не преувеличивай, — отмахнулась Фиона.

Он вынул из футляра кольцо с огромным бриллиантом изумрудной огранки и показал Мэри.

— Боже, какая красота! Фиона, почему ты держишь его в коробке? Почему не надеваешь? — спросила она.

— Потому что не могу.

— Как так? Разве оно не твое? — удивился Майкл.

— Нет. Во всяком случае, пока. Я… я не сказала «да».

Дядя посмотрел на нее с ужасом.

— Ты отказала ему?

— Нет…

— А что же тогда ты сделала?

— Сказала, что мне нужно подумать.

— О чем?

— О том, хочу ли я пробыть до конца жизни миссис Уильям Макклейн, — с досадой ответила Фиона. — Я выбираю мужа, а не новое пальто. Это все-таки брак. Клятвы, обеты… Я хочу быть уверена. Хочу убедиться, что он — именно тот, кто мне по душе.

— Если не он, то кто? Король Сиама? Ну, раз ты не хочешь выходить замуж за Уильяма Макклейна, я сам за него выйду. Он будет содержать тебя как принцессу, вот увидишь. Не позволит торговать ни чаем, ни свиными отбивными. Ты до конца своих дней будешь подтирать задницу шелком.

— Майкл, что за выражения? — отчитала его Мэри. — Тут дело серьезное. Фиона имеет право подумать. Это самое важное решение в ее жизни.

— Но он хороший человек и без ума от нее! Какого еще рожна ей надо?

Фиона вздохнула. Почему они не могли лечь спать? Она думала, что к ее приходу весь дом будет в постели, но Майкл и Мэри сидели в гостиной и пили херес. Позднее возвращение и пылающее лицо Фионы внушили им подозрения. Девушка хотела промолчать о предложении Уилла и обдумать его на досуге, но они не отставали. Пришлось сказать им правду… Майкл положил кольцо в футляр и отдал ей.

— Послушайся моего совета. Надень кольцо на палец и скажи человеку «да», пока он не передумал. Когда он поймет, какая ты упрямая и норовистая, будет поздно.

— Большое спасибо.

— Я забочусь о твоем благе. Что я скажу брату, когда попаду на небо?

— С чего ты взял, что тебя туда пустят?

Майкл пропустил шпильку мимо ушей.

— Да он мне голову проломит! «Майкл, — скажет он мне, — почему ты не позаботился о ней? Почему позволил потратить свою жизнь на какие-то дурацкие чайные?»

— Я не трачу свою жизнь! Я люблю «Чайную розу»! Так же, как «ТейсТи» и бакалею!

— Ах, детка, не женское это дело. Женское дело — рожать детей и следить за домом. Именно это делает девушек счастливыми и довольными. А ты злая и строптивая. Что лишний раз подтвердила сегодня. Если ты потеряешь Макклейна, то второго такого не найдешь никогда в жизни.

— Я хочу спать, — заявила расстроенная Фиона.

Мэри вышла с ней в коридор.

— Не обращай на него внимания, — мягко сказала она. — Он просто хочет устроить твою жизнь, вот и все. Делай то, что тебе подсказывает сердце. Это самое главное. — Потом Мэри по-матерински поцеловала ее в лоб и посоветовала как следует выспаться. Мол, утро вечера мудренее… Внезапно Фиона затосковала по покойной матери. Ма успокоила бы ее и сказала бы все, что нужно. Как ей это удавалось? Откуда она знала, что правильно, а что нет?

Мэри успела спуститься до половины лестницы, когда Фиона окликнула ее.