Филипп Доллингер

Ганзейский союз. Торговая империя Средневековья от Лондона и Брюгге до Пскова и Новгорода

Philippe Dollinger

The GERMAN HANSA



Введение

Ганзейский союз, который начинался как объединение северогерманских купцов, а в середине XIV в. превратился в содружество городов, – уникальная организация в истории Средневековья. Правда, в тот период союзы городов не были редкостью; они существовали как в Германии, так и в Италии. Но ни одно такое объединение не просуществовало так долго и не распространилось так широко, как Ганза. В дни расцвета в Ганзейский союз входили почти 200 городов – как приморских, так и расположенных вдали от моря. Сфера влияния Ганзейского союза простиралась от залива Зёйдерзе на западе до Финского залива на востоке и от Тюрингии на юге до Балтийского моря на севере. Более того, прочие городские объединения создавались в политических целях, для защиты автономии и конституции входивших в них городов. Главными же целями образования и существования Ганзы являлись защита своих купцов в зарубежных странах и развитие торговли. Такие цели не помешали Ганзе подменять собой слабую имперскую власть; таким образом, она превратилась в передовую политическую силу в Северной Европе, способную вести победоносные войны с соседними государствами. Правда, войны, которые вела Ганза, всегда преследовали экономические цели.

Тем не менее Ганза оставалась необычной организацией, которая озадачивала правоведов своего времени. Она не считалась суверенным государством, так как существовала в рамках Священной Римской империи, а входившие в ее состав города в той или иной степени сохраняли верность местным правителям, как духовным, так и светским. Ганза была аморфной организацией; ей недоставало правового статуса. В ее распоряжении не было ни собственных финансов, ни собственных армии и флота. Ганза не имела ни общей печати, ни чиновников, ни органов власти, за исключением Ганзейского собора (Hansetag), да и тот созывался редко, через неравные промежутки времени, и на нем ни разу не присутствовали представители всех городов.

Но несмотря на такие структурные недостатки и столкновение интересов, неизбежное в союзе столь разных и столь далеко расположенных друг от друга городов, Ганза сумела просуществовать почти 500 лет. Тайну ее долголетия следует искать не в принуждении, которое не играло заметной роли, а в объединявшем членов союза стремлении к реализации общих интересов. Их солидарность основывалась на желании контролировать торговлю на севере Европы. Историческая функция Ганзы на самом деле заключалась в том, чтобы снабжать Западную Европу теми продуктами Восточной Европы, в которых она нуждалась, а взамен снабжать Восточную Европу некоторыми предметами первой необходимости, главным образом сукном и солью, из Западной Европы. Пока продолжалась такая экономическая взаимозависимость, Ганза сохраняла жизнеспособность.

Историю Ганзы можно датировать с известной степенью точности с середины XII до середины XVII в. Ее зарождение отмечено основанием на вендской территории около 1159 г. города Любека, западноевропейских ворот на Восток. Любек вскоре стал, и впоследствии оставался, главой Ганзы – не только по причине выгодного географического положения на Голштинском перешейке, между Балтийским и Северным морями, но и благодаря предприимчивости его жителей. Вскоре в новом городе обосновались немецкие купцы из Нижней Саксонии, Вестфалии и Рейнской области и, по примеру скандинавов, начали торговать с другими странами. В тот период Балтийское море считалось не замкнутым пространством, ограниченным обледеневшими берегами, а в первую очередь торговым путем, который предоставлял легкий доступ к русским рекам. Далее можно было попасть на крупные рынки Новгорода и Смоленска, куда по длинным и трудным дорогам поступали редкие и драгоценные товары из дальних стран, с берегов Белого моря, а также из Византии и мусульманских земель.

Немецкие купцы не только торговали по всему балтийскому побережью, но и активно закладывали новые города, создаваемые главным образом для торговли. В новых городах они обеспечивали себе преобладающее влияние. В то же время купцы осваивали и Северное море. По нему ходили в Норвегию, Нидерланды и Англию, где они укрепляли давние торговые связи между Кёльном и Лондоном. К середине XIII в. ганзейские купцы обладали почти торговой монополией на обоих морях. Их коммерческая деятельность велась вдоль большой оси Новгород – Ревель – Любек – Гамбург – Брюгге— Лондон. В XIV в. они расширили и развили сухопутные торговые пути, связывавшие их с югом Германии и Италией. Кроме того, налаживались морские связи с атлантическими портами Франции, Испании и Португалии.

Однако именно в то время во многих странах проявились первые признаки сопротивления экономическому подъему Ганзы. Новые конкуренты, особенно голландцы и жители юга Германии, успешно бросали вызов ганзейской монополии. Главным образом для того, чтобы отразить эту угрозу, в третьей четверти XIV в. Ганза из объединения купцов превратилась в объединение городов. В таком виде союзу легче было отстаивать интересы своих участников за рубежом. Несмотря на ряд выдающихся успехов, усилия Ганзы не только в экономике, но и в политике не сумели помешать экспансии конкурентов. К началу XVI в. упадок Ганзы стал очевиден всем. Однако важно точно очертить суть этого упадка. Так, он не затронул судьбу самих городов; некоторые из них, например Гамбург и Данциг, в начале Нового времени даже переживали заметный рост и процветали. Не наблюдалось и спада в объеме торговли, которая в целом считалась успешной. Вот лишь один пример: экспорт зерна из Померании, Пруссии и Польши достиг беспрецедентных цифр. Но все большую долю в растущем товарообороте захватывали новички. Экономическая структура Ганзы плохо приспосабливалась к новым условиям. Кроме того, Ганза больше не обладала достаточным политическим влиянием для того, чтобы противостоять монархиям того времени. Поэтому участники Ганзейского союза невольно задавались вопросом, не влечет ли за собой принадлежность к сообществу, при всех жертвах, которые подразумевало участие, больше недостатков, чем достоинств. Начиная с того времени, несмотря на несколько достойных попыток вернуть утраченные позиции, Ганза была обречена.

Датой ее роспуска можно считать 1630 г., когда был заключен более тесный союз между Любеком, Гамбургом и Бременом. Этот союз фактически занял место Ганзы. Однако обычно датой роспуска Ганзы принято считать 1669 г., когда в последний раз заседал Ганзейский собор (Gansetag) и последняя попытка восстановления Ганзейского союза не достигла успеха.

Это великое объединение, сначала купцов, а затем городов, получило название, которое сохранилось в веках, – Немецкая ганза, Наша Theutonicorum, dudesche Hense. Уже в Средние века появилось множество домыслов относительно происхождения и значения слова «ганза». Теории выдвигались самые причудливые. Слово германское и очень древнее, оно встречается еще в Готской Библии Вульфилы, где использовано в значении «отряда воинов». В XII и XIII вв. слово «ганза» было распространено довольно широко, от Сены до Эльбы, а также на юге Германии; оно относилось к купцам, иногда к группам купцов за границей, платившим подати. Именно в этом смысле в начале XIII в. слово употреблялось применительно к участникам «Фламандской ганзы» в Лондоне. Вначале она тоже была объединением торговцев, а затем превратилась в объединение городов.

И лишь сравнительно поздно группы купцов севера Германии стали, в свою очередь, называться «ганза». Впервые данное явление прослеживается в Англии, в королевской грамоте от 1267 г.: судя по всему, купеческие союзы назвали так потому, что их устав был аналогичным уставу «Фламандской ганзы» в Лондоне. Вскоре после того «ганзами» стали называть также небольшие группы гамбургских купцов в Утрехте и Осткорке, а также купцов из Любека в Хуке-на-Звейне. С Запада название постепенно распространялось на другие ганзейские регионы. Однако лишь в 1343 г. король Норвегии и Швеции, обратившись в письме к universos mercatores de Наша Theutonicorum, впервые применил слово «ганза» ко всему сообществу северогерманских купцов, а не просто к отдельной их группе в какой-то зарубежной стране, вскоре после чего Ганза превратилась в союз городов. Судя по всему, даже после своего образования союз еще довольно долго не назывался Ганзой, что, впрочем, не помешало ему стать главной, единственной и неповторимой Ганзой, а его скромные предшественники были забыты.

Здесь следует остановиться на одной терминологической проблеме, а именно: какое слово лучше описывает отношения входивших в Ганзу городов, одновременно свободные и довольно тесные? В немецком, английском и французском языках употребляется слово «лига». Оно способно ввести в заблуждение, так как «лига» подразумевает общественное или политическое объединение, чем Ганза не являлась. Более того, многочисленные лиги, как общего характера, так и региональные, создавались внутри самой Ганзы. Они образовывались с конкретными целями и на заранее оговоренные сроки. Но они никогда не были тождественны Ганзе, и необходимо всегда помнить разницу между двумя типами таких объединений. Более того, даже в Средние века Ганза отказывалась признавать применительно к себе такие определения, как «общество», «лига» или «собрание». Можно употребить такие расплывчатые термины, как «Ганзейское объединение» или «корпорация»; но лучшим решением было бы, несомненно, принять термин «Ганзейское сообщество» или «Ганзейский союз», не забывая о том, что они включают в себя такие оттенки значения, употребительные в Средние века, как communis mercator, der gemene kopman, die gemene stete («купечество», «купцы вообще», «все купцы», «все города»).

К концу XVIII в. о Ганзе почти совсем забыли. Интерес к ее истории возродился в начале XIX в., после издания первой посвященной ей крупной монографии Георга Сарториуса (1803–1808). Систематические исследования Ганзейского союза появились главным образом после публикации таких крупных коллекций источников, как «Любекский реестр», собрание «Ганзейских протоколов» (Hanserezesse) и «Ганзейских актов» (Hansisches Urkundenbuch). Наверное, еще более важной стала начатая в 1871 г. публикация обозрения Hansische Geschichtsblatter, подлинной опоры ганзейской историографии. Обозрение выходило регулярно со времени своего основания, кроме периода Второй мировой войны.

Позже историей Ганзы занимались многие ученые. Среди них следует упомянуть Карла Копмана, Вильгельма Штида, Дитриха Шефера, Эрнста Денелла, Вальтера Штайна, Вальтера Фогеля, Фрица Рёрига и Пауля Йохансена.

Думается, излишне указывать, что нарисованный ранее образ Ганзы, по крайней мере некоторых ее аспектов, претерпел существенные изменения. Главным образом это произошло из-за довольно свободной, почти расплывчатой структуры сообщества. Так, одно время «настоящей» Ганзой считалась лишь Ганза городов, а на все, что предшествовало ее образованию, смотрели как на своего рода предысторию, на организацию в процессе созревания. Теперь признано, что сообщество купцов в XII в. так же олицетворяло Ганзу, как и сообщество городов в XIV в. Сходным образом расцвет Ганзы относили к разным периодам. Некоторое время принято было считать, что расцвет Ганзы наступил чуть раньше середины XV в.; в то время ганзейское сообщество в самом деле включало самое большое число городов и вело торговлю вплоть до самой Португалии. Однако современные историки склоняются к мнению, что период расцвета сообщества лучше передвинуть на последнюю треть XIV в., сразу после образования Ганзы городов и победоносного Штральзундского мира. Именно с того времени Ганза решительнее сохраняла уже полученные преимущества с помощью выработки сложной системы законов и правил, чем занималась новыми приобретениями. Ее конкуренты уже начинали оспаривать ее превосходство не только в своих странах, но и в пределах самих ганзейских владений. Короче говоря, при датировке периода расцвета сейчас больше принято полагаться на внутренние критерии. Наконец, если в авангарде изучения Ганзы всегда шла экономическая история, что вполне естественно, внимание ученых главным образом сосредотачивалось на экономической политике, более легкодоступной благодаря многочисленным уставам и указам. Однако с некоторых пор растет интерес и к количественным показателям, которые помогают точно оценить объем торговли. В результате возродилось внимание к последнему этапу истории Ганзы, которым ранее несколько пренебрегали, поскольку именно к тому периоду относится больше всего документов, связанных с данной областью исследований. Самыми ценными из них стали знаменитые «зундские сводки», где приведены декларации об уплате пошлин за проход через пролив Зунд (Эресунн).

Наконец стало принято считать, что узконациональный подход не самый лучший для изучения данной темы и Ганзу не следует рассматривать как исключительно немецкое явление. Ученые стараются показать, что Ганза дала странам, с которыми она торговала, и какую роль играла в их культурном развитии.

Часть первая

От Ганзы купечества к Ганзе городов (XII–XIV вв.)

Глава 1

Северная Европа в первой половине XII в.

Торговля в Северной Европе

Северное и Балтийское моря можно назвать северным аналогом Средиземного моря. Эти три моря обеспечивали устойчивую связь между Востоком и Западом, хотя на севере маршрут затрудняла конфигурация побережья, из-за чего корабли вынуждены были пускаться в долгий обходной путь вокруг мыса Гренен и через Датские проливы.

В первой половине XII в. немцы еще играли относительно скромную роль в коммерции на двух северных морях, которым через несколько лет суждено будет всецело подчиниться их владычеству. И на Северном море, и на Балтике в то время господствовали скандинавы. Шире всех там развернулись норвежцы. Самую активную торговлю они вели с Англией, особенно с Бостоном, благодаря многочисленным колониям, которые там основали викинги. То же справедливо и в отношении Ирландского моря, которое, благодаря многочисленным скандинавским поселениям на обеих сторонах Бристольского залива, превратилось поистине в «норвежское озеро». Помимо того, норвежцы и датчане регулярно торговали с континентальной Европой. Они посещали Бремен и Утрехт, где их присутствие отмечено с 1122 г., Кёльн и, возможно, продвигались даже дальше, во Фландрию и Нормандию. На Западе они добирались до Исландии и Гренландии, на Востоке ходили почти по всему Балтийскому морю. На быстроходных судах, длинных и узких, они перевозили продукцию своих стран, в первую очередь вяленую рыбу, шкуры и кожу, соленое масло, древесину, а также восточные товары, которые они привозили из балтийских портов. Такая коммерческая деятельность – в то время, судя по всему, она еще не находилась в кризисе – во многом носила сельский характер, хотя постепенно сосредотачивалась в новорожденных городах, в Бергене и Трондхейме на атлантическом побережье, а также в Осло и Тёнсберге на проливе Скагеррак.

На южных берегах Северного моря самыми активными были фламандцы, чья торговля расширялась, и фризы, чья торговля приходила в упадок. Фламандцы торговали главным образом с Англией. Из Виссана, Брюгге и Аарденбурга они совершали рейсы в Лондон, где у них имелась собственная ассоциация, Лондонская ганза. Фламандцы продавали главным образом свое сукно, производство которого росло, а также, возможно, уже в то время, французское вино. Назад они везли шерсть, необходимую для их текстильной промышленности, а также олово, свинец, кожи и шкуры, купленные напрямую у производителей. Начиная с того времени самым крупным торговым центром Нидерландов становится Брюгге. Наряду с фламандскими купцами большую активность проявляли купцы из областей вокруг Мааса, то есть из Юи, Льежа, Нивеля и Динана. Они возили в Англию рейнское вино, металлические изделия, драгоценные камни, предметы роскоши из Регенсбурга или даже Константинополя и доспехи из Майнца. В одном английском указе примерно от ИЗО г. излагаются условия, при которых «лотарингцы» могут ввозить и продавать свои товары в Лондоне.

Кроме того, фламандцы торговали с Северными Нидерландами, с Северной Германией, со Шлезвигом и, возможно, со Скандинавией. Но главенствующее положение в тех краях по-прежнему занимали фризы, которые развивали торговлю на Балтике. К концу XI в. в шведской Сигтуне существовала фризская гильдия. По не до конца выясненным причинам влияние фризов постепенно ослабевало. Возможно, главную роль сыграла нелюбовь фризов к городской жизни в то время, когда город становился главной движущей силой хозяйственной деятельности. Как бы там ни было, постепенное схождение фризов со сцены – через 200 лет их роль взяли на себя голландцы – предоставило ганзейским купцам выгодную возможность. Они сумели воспользоваться уходом фризов и занять их место, став главными двигателями судоходства и торговли на Севере. Тиль, который в XI в. еще процветал, в XII в. пришел в упадок, что доказывает и перевод имперской таможни в Кайзерверт. Тиль уступил свое место конкуренту, Утрехту. Благодаря выгодному географическому положению Утрехт лучше подходил и для речного судоходства. Его все чаще посещали фламандцы, жители Рейнской области, Саксонии, а также датчане, норвежцы и даже сами фризы. Кроме того, часть товарооборота Тиля перешла к Ставорену на заливе Зёйдерзе.



Распространение ганзейской торговли



Именно тогда немецкие моряки и купцы, особенно выходцы из Кёльна и Бремена, начали захватывать все большую долю в североморской торговле. В начале XI в. король Англии Этельред II Неразумный предоставил свою защиту «купцам Священной Римской империи», приравняв их к лондонцам и сочтя «достойными хороших законов». Эти homines imperii были по большей части купцами из Тиля, но имелись среди них и уроженцы Кёльна, города, который издавна торговал с Англией, а также Бремена, чьи торговые связи с Англией начались еще до 1100 г. Кёльнским купцам, расширявшим торговлю, не позднее ИЗО г. предоставили право проживать в Лондоне, хотя купцам из Тиля и Бремена отказали в таком праве. В какое-то время – точная дата неизвестна – они приобрели дом на берегу Темзы, расположенный выше Лондонского моста по течению. Там они устроили свою штаб-квартиру, и там находилась колыбель будущей ганзейской фактории (конторы). В 1157 г. Генрих II взял кёльнских купцов, их товары и их поселение под особую защиту, предоставив им право продавать свое вино на том же рынке – то есть на тех же условиях, – что и французское вино[1]. В то время рейнское вино на самом деле составляло основной товар кёльнцев, хотя к нему следует добавить металлические изделия и доспехи, производимые в Кёльне. В обратные рейсы грузили главным образом шерсть и, в меньшей степени, металлы и продукты питания.

Желание торговать вело кёльнских купцов не только на запад, но и на северо-запад, в Данию. Там они закупали товары и продукты с Востока и продавали свое вино и, как можно предположить, фламандское сукно, а также известковый туф из Андернаха, который применялся при строительстве нескольких датских церквей, особенно собора в Рибе. Вначале уроженцы Кёльна нанимали фризские суда, но позже все чаще вели торговлю на собственных кораблях. О росте интереса Кёльна к морю свидетельствует его участие в Крестовых походах XII в. А в 1102 г. в составе христианского флота, ставшего на якорь у Яффы, упоминаются корабли из низовьев Рейна под командованием некоего Хадеверка, уроженца Вестфалии. В 1147 г. корабли из Кёльна образовали основной костяк немецкого контингента, который примкнул к английской и фламандской эскадрам в Дартмуте и принял участие в захвате Лиссабона перед отплытием в Святую землю.

Не меньшую активность, чем Кёльн, проявлял Бремен. Примерно в 1025 г. Адам из Бремена, который, судя по всему, был склонен к преувеличениям, написал, что «купцы со всего света встречаются в Бремене». Особенно оживленная торговля велась со Скандинавией, которая входила в церковную провинцию Бремена. Торговые отношения продолжались и после учреждения в 1104 г. архиепархии в Лунде: в конце XII в. король Норвегии жаловался на чрезмерное количество вина, которое немцы разгружали в порту Бергена.

В тот же период оживленная торговля велась и на Балтике. Из Балтийского в Северное море попадали чаще не долгим путем через Гренен, а через Шлезвигский перешеек. Корабли с запада плыли вверх по течению реки Айдер и разгружали свои грузы в Холлингштедте; затем либо грузы посуху перевозили в Шлезвиг, либо сами суда волоком доставляли в устье реки Шлей, проделывая путь примерно в 15 км. В середине XI в., после уничтожения Хедебю западнославянскими отрядами, Шлезвиг стал важным торговым центром всего региона. В некотором смысле он стал первым прототипом Любека как западноевропейского порта на балтийском побережье. Здесь фризские, саксонские и, возможно, фламандские торговцы встречались с датскими, шведскими и русскими купцами.

И все же балтийская торговля главным образом находилась в руках обитателей Готланда. В XI в., после обращения его жителей в христианство, остров приобрел большое военно-морское и торговое значение. На Готланде не возникали крупные города. Там были больше развиты сельское хозяйство и морская торговля. Судя по всему, коммерческая деятельность сводилась к нескольким временным поселениям, окруженным деревнями и обнесенным земляными валами. Одно из таких поселений находилось на месте будущего Висбю, лучшей гавани на западном побережье острова.

Похоже, что фермеры-моряки Готланда совершали рейсы во все края. Их можно было встретить и в центральной части Швеции, где они наносили регулярные визиты в Сигтуну, занявшую место Бирки на озере Молар. Но прежде всего они ходили в русские земли традиционным путем «из варяг в греки» и там вели обширную торговлю. Набеги викингов прекратились после XI в.; теперь скандинавы торговали главным образом с Новгородом, который тогда подходил к пику своего расцвета. Готландцы основали там торговую факторию и построили церковь Святого Олафа, которая впервые упоминается около 1080 г. «Готский двор» вскоре приютил и германцев, которые затем создали такое же собственное учреждение, «Немецкое подворье» или «Двор Святого Петра» (Peterhof). Готландцы возили в Новгород товары стран Запада, в том числе фламандское сукно – ипрское сукно упоминается около ИЗО г., – а назад везли меха и воск, а также восточные предметы роскоши, ввезенные из Византии, Киева и Смоленска. Кроме того, они, возможно, находили те же товары в факториях на южном побережье Балтийского моря, в Штеттине и Юмне на реке Одер, где Адам из Бремена упоминает присутствие греческих купцов, а также в Трусо в устье Вислы. Возможно, готландцы совершали каботажные рейсы и вблизи Самбийского полуострова в поисках янтаря. Кроме того, они все чаще ходили в Саксонию. В 1134 г. император Священной Римской империи Лотарь III предоставил им освобождение от таможенных пошлин и свою защиту «на территории всей Священной Римской империи»: они попадали туда либо через Шлезвиг, либо напрямую через вендские земли, если там не наблюдалось междоусобицы. Судя по большому количеству английских монет, зарытых на острове в XI в., готландцы добирались до самой Англии.

На Балтике торговали не только скандинавы. В первой половине XII в., вследствие возвышения Новгорода, там значительно, хотя и на короткое время, выросло присутствие русских купцов. Особую активность русские «гости» проявляли на острове Готланд, где обнаружены остатки православных церквей, а также в Штеттине, который часто посещала группа новгородских купцов. Более того, в Новгородской летописи упоминается, как русских купцов в 1134 г. ограбили в Дании; то же самое повторилось 20 лет спустя, во время династических войн. Помимо русских, следует упомянуть торговые вояжи вендов с Рюгена, а также пруссов и эстонцев, которые, однако, не отходили далеко от своих берегов. Несмотря на то что их присутствие в Штеттине и Шлезвиге хорошо задокументировано, немцы, судя по всему, не играли большой роли в торговле на Балтике до основания Любека.

Зато сухопутная торговля на Северо-Германской низменности, что вполне естественно, находилась главным образом в руках немцев. Однако на северо-западе они сталкивались с жесткой конкуренцией со стороны фламандцев и купцов из области Мааса. Самую большую активность проявляли купцы из Гента, которые приезжали в Кёльн, чтобы обменять свое сукно на пшеницу и вино. Они часто выбирались и за пределы Кёльна, либо на восток, за медью из Гарца, либо на юг, в сторону Кобленца, где покупали вино непосредственно у производителей. Но начиная с середины XII в., когда архиепископ сделал Кёльн главным рынком, поездки гентцев вверх по Рейну прекратились. Кроме того, на Кёльнскую августовскую ярмарку приезжали купцы из Мааса, из Льежа, Юи и Динана; они привозили свои металлические изделия. Отмечено также присутствие торговцев из Вердена, хотя о природе их сделок ничего не известно; их главное занятие, работорговля, в начале XI в. подошла к концу.

Уроженцы Кёльна считались самыми предприимчивыми из немцев. И пусть до конца XI в. они редко отваживались выбираться на запад, тем не менее они активно действовали на юге и востоке. Они богатели в основном благодаря вину, за которым ездили в Рейнскую область и Эльзас. Однако их можно было встретить и в Австрии, на рынке в Энее, где они продавали вяленую рыбу и сукно, а покупали кожи, воск и, возможно, венгерскую руду. На востоке их, как и фламандцев, особенно привлекали медь и серебро Гарца. Эти металлы, на которые существовал большой спрос, вывозились во все стороны. Отчасти металлы вывозили сами саксонцы, главным образом на запад, по великому торговому пути Магдебург – Гослар – Зост – Дортмунд – Кёльн. К концу XI в. в Госларе, как и в других растущих городах Нижней Саксонии и Вестфалии, развивалась металлическая промышленность, продукция которой поставлялась на дальние рынки. Севернее находились соляные копи Люнебурга, известные с X в. Оттуда соль отправляли в Рейнскую область; впрочем, объем тогдашней торговли солью невозможно оценить. Кроме того, купцы из саксонских городов регулярно наведывались в Шлезвиг. В Зосте в конце XIII в. упоминается некое «шлезвигское братство»: такой термин мог войти в обращение только до основания Любека.

На Эльбе, пограничной реке Священной Римской империи, находились два города, которые имели важное значение для торговцев. Одним из них был Бардовик. Там саксонские купцы переходили реку вброд практически в последней точке перед тем, как она впадала в море, по пути на вендскую территорию. Особенно часто они ездили на остров Рюген, где покупали рыбу. Бардовикские таможенные пошлины, назначенные императором и взимаемые герцогом Саксонским, приносили значительный доход имперской казне. Вторым таким городом стал Магдебург, важный центр миссионерской деятельности в языческих странах за Эльбой. Там же находился центр материковой водной транспортной системы, которая играла важную роль в войнах против вендов. Процветающий купеческий квартал Магдебурга служил местом встреч для саксонских и славянских торговцев. Очевидно, Магдебург в то время был оживленным торговым центром, хотя мы почти не располагаем точными подробностями того, какого рода сделки там заключались.

Итак, в первой половине XII в. на севере Европы торговали купцы из разных стран. Хотя немцы и проявляли некоторую инициативу, они играли в торговле относительно скромную роль. Лишь самые прозорливые люди могли предвидеть, что через сто лет обстоятельства круто переменятся в их пользу.

Политические, религиозные и демографические факторы

В начале XII в. граница Священной Римской империи и христианского мира в целом приблизительно проходила по рекам Эльбе и Заале, как и за триста лет до того. Несмотря на отдельные успехи, проваливались предпринимавшиеся в X и XI вв. попытки, направленные на то, чтобы подчинить восточные территории и обратить их население в христианство. Вначале Оттон I Великий организовал марки за Эльбой. Он же учредил в Бранденбурге и Хафельберге епархии, которые входили в церковную провинцию бременской архиепархии. Но все усилия свелись на нет к концу X в., когда поражения Оттона в Италии вызвали восстание славян.

Между Эльбой и Одером жили различные славянские племена, которые никогда не объединялись в сколько-нибудь обширный политический союз: вагры в восточном Гольштейне, бодричи в Мекленбурге, померанцы на Одере, лютичи, самые многочисленные и самые беспокойные, в Бранденбурге, гавеляне на реке Хафель. Эти языческие племена, раздираемые междоусобицами, но привыкшие к войне из-за постоянных битв с саксами, очень ревностно относились к своей независимости. Завоеванные, они переходили в христианство и платили дань; как только опасность проходила, они отказывались и от первого, и от второго.

Весь XI в. немцы почти не добивались успеха, тем более что после прекращения Саксонской династии императоры утратили интерес к этим регионам. Представителей Салической (Франконской) династии, выходцев с юга Германии, больше занимала Италия и борьба за инвеституру; ни Генрих IV, ни Генрих V не хотели и не могли вторгаться за пределы Гарцских гор.

Единственным устойчивым результатом Саксонской династии стало учреждение польской церкви, которая сохранилась благодаря обращению правящей династии. Впрочем, с политической точки зрения такой результат приносил лишь небольшие преимущества: после основания архиепархии в Гнезно в 1100 г. польская церковь освободилась из-под германского влияния. Весь XI и начало XII в. польские князья, как вассалы Священной Римской империи, так и независимые, стремились приобрести королевский титул и распространить свое влияние на народы, жившие между Одером и Эльбой, что порождало частые стычки в пределах империи. Таким же неспокойным оставалось и положение на севере. Королевство Дания, куда входили Шлезвиг, Ютландия, острова и Скания, находились, как принято было считать, под германским влиянием, поскольку датская церковь входила в архиепархию Бремен – Гамбург. Такая зависимость закончилась с созданием Лундской архиепархии (1104), но отношения между двумя поименованными областями оставались теплыми, так как они по-прежнему объединялись против разбойничьих набегов вендов.

Тем не менее с самого начала XII в. условия благоприятствовали постоянному продвижению немцев вдоль Эльбы. Миссионерские усилия удвоились. В регионе Одера епископ Отто Бамбергский, по наущению Болеслава Польского, между 1124 и 1127 гг. предпринял две миссии к померанцам. Его усилия увенчались успехом, несколько тысяч человек перешли в христианство, и для них построили церкви. В то же время архиепископ Бременский посылал миссионеров под руководством Вицелина в Гольштейн, главным образом в Старый Любек. Несмотря на то что успехи миссионеров перемежались набегами язычников, после 1140 г. христианство сделало решающий шаг вперед благодаря прибытию в те края многочисленных немецких поселенцев. Какое-то время принято было считать, что полномасштабная военная экспедиция окончится полным обращением местных жителей в христианство. В 1147 г. Бернар Клервоский повелел жителям севера Германии идти Крестовым походом на язычников-славян, хотя изначально поход замышлялся в Святую землю. Эльбу перешли две большие армии, при поддержке поляков и датчан, однако им не удалось захватить укрепленные поселения лютичей и бодричей. Они вынуждены были отступить, и великий Крестовый поход так и остался отдельным эпизодом.

С политической точки зрения правление Лотаря III, непримечательное в остальных отношениях, сыграло в том регионе решающую роль. Лотарь, ставший с 1106 г. герцогом Саксонским, получил обширные владения, и он действовал с властными полномочиями, каких недоставало его предшественникам. В 1125 г., когда он стал германским королем, он не пренебрегал интересами саксов. Он успешно вмешался в династическую борьбу в Дании; он добился подчинения мятежных бодрицких вождей, Прибыслава и Никлота, и в конце концов вынудил Болеслава приехать в Мерсебург и засвидетельствовать почтение от имени Померании и Рюгена. Но главное, он принял важные решения, которые окончились консолидацией восточногерманских территорий. Как герцог

Саксонии, в 1110 г. он сделал Адольфа I, графа Шауэнбурга, графом Гольштейна. Его сыну суждено было стать основателем Любека. В 1134 г., став императором Священной Римской империи, Лотарь передал Северную марку Альбрехту Медведю, который приступил к ее методичному завоеванию. Наконец, выдав свою дочь замуж за Генриха Гордого, он закрепил за своим зятем титул герцога Саксонского. В 1142 г. титул перешел к сыну Генриха, Генриху Льву. Таким образом, были основаны три династии, которым суждено было сыграть решающую роль в германской колонизации восточных земель. Если же вспомнить, что Лотарь III предоставил готландским купцам привилегии в герцогстве Саксония, возможно на взаимной основе, становится очевидным, что он был главным инициатором политической и торговой экспансии немцев.

Однако ни королевской воли, ни княжеского тщеславия, ни миссионерских проповедей было бы недостаточно для того, чтобы изменить природу извечного конфликта славян и немцев. Решающим фактором стала иммиграция нескольких сотен тысяч немцев, волны которой следовали одна за другой в XII–XIV вв. Перенаселенность запада Германии, растущее оскудение культивируемой земли, избыточное дробление крестьянских хозяйств в сочетании с освобождением крестьян от барщины привели в движение и поддерживали эмиграцию из всех западных регионов. В ней принимали участие жители Саксонии, Вестфалии, Рейнской области, а также голландцы, фламандцы и жители Франконии. Их привлекали обещание земли и перспектива быстрого преуспеяния. Первая волна иммигрантов в середине XII в. главным образом направлялась в Гольштейн и Бранденбург. В знаменитом отрывке, написанном около 1170 г., Гельмольд из Босау описывает эту блестяще успешную колонизацию: «Теперь же, когда Бог одарил герцога нашего и других государей счастьем и победой, славяне частью перебиты, частью изгнаны, а сюда пришли выведенные от пределов океана народы сильные и бесчисленные, и получили славянские земли, и построили города и церкви, и разбогатели сверх всякой меры». Заселение земли крестьянами повсюду сопровождалось основанием купеческих городов, которые позже сделали возможным основание и рост Ганзы.

Рост городов

Развитие Ганзы фактически неразрывно связано с развитием городов. И по сути своей, и во всех своих проявлениях Ганза была городской. Ее рождение во второй половине XII в. совпало с концом долгого эволюционного процесса более старых городов и началом основания новых городов, количество которых резко увеличилось в XIII в.

На северо-западе Германии почти все будущие ганзейские города, игравшие в союзе важную роль, были старинными, давно основанными. Их городская сущность развивалась постепенно в X–XIII вв. Развитие это описывают часто, но оно различалось в зависимости от места. Характерными признаками служат: рост населения в определенных благоприятно расположенных поселениях по мере того, как из сельской местности туда переезжали ремесленники, а купцы основывали постоянные учреждения; слияние в каком-то укрепленном месте купеческого квартала – который на севере Германии назывался wiek – и более старого административного центра, церковного или светского; создание единого свода законов, присущего для данного города и его обитателей, в котором особо оговаривались вопросы недвижимости и торговли; создание сообщества жителей самоуправляемого города, часто связанных воедино присягой; преобладающее влияние в данном сообществе (по крайней мере в важнейших центрах) купцов, иногда объединенных в гильдию; захват власти богатейшими семьями, или патрициат; растущая независимость города по отношению к местному лорду-феодалу; и, наконец, развитие административных учреждений во главе с жителями самоуправляемого города. В развитом, сформированном городе управляющим органом повсеместно становился совет (Rat), возникший лишь в самом конце XII в.

В обсуждаемом регионе старейшим городом, основанным еще в римский период, был Кёльн. Благодаря своей экономической значимости и раннему развитию Кёльн играл важную роль в росте городов на северо-западе Германии. Он заслуживает названия «матери немецких городов», данного Планицем.

В течение всего Средневековья Кёльн оставался средоточием интенсивной коммерческой деятельности. Новый этап в его развитии начался в эпоху Каролингов и вторжений норманнов. Между римским валом и Рейном вокруг просторной прямоугольной рыночной площади поселилась колония купцов. Главную роль в ней, несомненно, играли фризы. Впоследствии по этому образцу разбивали площади во многих других торговых городах. К середине X в. торговый квартал и город были обнесены защитным валом. С ростом населения, в начале XII в., возвели еще один вал, в пределы которого вошли новые поселения. Площадь города выросла до 197 гектаров. Эта цифра остается непревзойденной для всех современных Кёльну европейских городов, за исключением Константинополя. Ближе к концу века поселения обнесли еще одной защитной стеной; благодаря ей общая площадь города увеличилась до 401 гектара. В то же время совершенствовалась политическая структура Кёльна. Его обитатели, разделенные церковными приходами, объединялись под управлением купеческой гильдии в единое городское сообщество, а его административным органом служили присяжные (Schoffen) архиепископского суда. Это сообщество в 1074 г. росло вокруг архиепископа; в 1106 г. горожане приняли общую присягу, которую шесть лет спустя признал сам архиепископ. Начиная с того времени город стал самоуправляемым. Им руководил влиятельный «клуб богачей» (Richerzeche), в который входили крупные купцы и владельцы недвижимости. У «клуба» имелась собственная печать, а к середине XII в. появилась ратуша; однако городской совет (Rat) появился лишь в 1216 г. Наконец, важным этапом экономического развития Кёльна стало формулирование уже в XI в., гораздо ранее, чем где бы то ни было, кодекса гражданских законов. Структура купеческой гильдии, права гильдии на рыночные здания и законы, связанные с недвижимостью, сильно повлияли на кодексы законов более новых городов по всей Германии. Конечно, не следует преувеличивать ту роль, которую сыграл Кёльн в развитии подобных учреждений в других городах. Вопреки ранее сложившемуся мнению, кёльнское право не настолько повлияло на городское право Зоста; гильдия не всегда играла решающую роль, как и коллегия Schoffen; главное же, что в нескольких городах на Рейне, а также в Зосте и Любеке, городские советы возникли раньше, чем в Кёльне. Тем не менее правда, что в основном Кёльн инициировал развитие городов на северо-западе Германии.

У городов на правом берегу Рейна не было римских «предшественников». Обычно они возникали вокруг крепостей, воздвигнутых после завоевания Саксонии Карлом Великим. Ядром будущего города становились собор и епископский замок или королевский дворец, как в Дортмунде и Зосте. Многие из этих городских поселений в IX–XI вв. наделялись правом держать рынки, что вносило больший или меньший вклад в их развитие в зависимости от того, насколько выгодным было их географическое положение для экономического роста.

Подобно городам к западу от Рейна, хотя и несколько позже, эти средневековые города образовывались путем слияния светского или церковного «ядра» и купеческого квартала. Самым ранним примером такого слияния может служить Магдебург: стена вокруг города, заложенная Оттоном Великим, была закончена в 1023 г. В основном такое слияние происходило лишь в XII в., как в Госларе (1108), Дортмунде, Хильдесхайме, Бремене и Эрфурте (около 1150). Кроме того, в первой половине XII в., вскоре после Кёльна, там возникали сообщества жителей самоуправляемых городов, иногда наделенные важными административными функциями. В Зосте и Хальберштадте уже в 1105 г. жители управляли поставками продовольствия, палатой мер и весов и отправляли правосудие в случаях мошенничества, связанных с вышеуказанными сферами. Кроме того, они сами избирали судей и присяжных.

Решающим фактором в эволюции городов стало формулирование городского законодательства, в котором местные обычаи сочетались с королевскими и феодальными правами и заимствованиями из зарубежных кодексов. Хотя до XIII в. такие кодексы законов не всегда записывались, некоторые из них восходят к первой половине XII в. В Вестфалии старейшим является Зостское городское право, которое распространялось на несколько соседних городов. Позже оно, хотя и с изменениями, было принято в Любеке, а оттуда распространилось по побережью Балтики вплоть до Эстонии. Дортмундский кодекс законов, в котором прослеживаются фламандское и рейнское влияние, был принят большинством городов Вестфалии. В Дортмунде находился верховный суд, который принимал апелляции и истолковывал законы. В Саксонии несколько городов к северу и югу от Гарца приняли госларское городское право. Но самой обширной сферой влияния обладал Магдебургский кодекс: с конца XII в. его приняли, с вариациями, несколько сотен восточноевропейских городов, где его считали по преимуществу «германским законом».

Конец XII в. стал временем появления новых городов, основанных в определенную дату и принявших через несколько лет все типично городские особенности. С топографической точки зрения их отличают от более старых городов более регулярная планировка и улицы, проложенные в шахматном порядке. Хотя тщеславие светских и церковных владык вызывало избыточный рост городов, лишь немногие из них на левом берегу Эльбы способны были соперничать с крупнейшими старыми городами. Среди самых успешных новых городов следует упомянуть Липпштадт в Вестфалии, где было принято Зостское городское право. Липпштадт был основан в 1168 г. вассалом Кёльнского архиепископа. Кроме того, упоминания заслуживает Штендаль в Альтмарке, основанный Альбрехтом Медведем.

Однако не следует проводить слишком резкое различие между старыми и новыми городами. Развитие нескольких старых городов началось после появления за их стенами нового округа, или, по сути, города-близнеца. Так произошло с Люнебургом и – в первую очередь – с Гамбургом, который стал оживленным морским портом только после того, как Адольф III, граф Гольштейна, в 1188 г. основал купеческий город напротив архиепископского города.

Одной из отличительных особенностей севера Германии стало большое количество двойных или даже множественных городов. На одном и том же месте в разное время часто возникали два или три городских поселения, и их функции не всегда четко различались. Вместо того чтобы объединиться в единый город, они развивались независимо, и каждый сохранял собственную городскую стену, сообщество граждан и даже свой городской совет; слияние шло очень медленно и иногда перемежалось периодами регрессии. Самым примечательным примером такого развития служит Брауншвейг, где в Средние века находился самый крупный город в Нижней Саксонии. На правом берегу реки Окер уже в X в. существовала торговая фактория, Alte Wiek, а на левом берегу главное место занимал герцогский замок и укрепленная церковь, вблизи которой в XI в. вокруг прямоугольной рыночной площади заложили торговый квартал (Altstadt). Во второй половине XII в. там основали два новых города, Хаген на правом берегу и Нойштадт на левом. Вплоть до 1296 г. в Хагене и Нойштадте существовали отдельные городские советы. Лишь в 1269 г. учредили единый городской совет для всех образований. Единый совет занимался делами, представляющими общий интерес. Однако и более старые организации продолжали свое существование; они были наделены полномочиями, подробных сведений о которых почти не сохранилось. Сходным образом, в Хильдесхайме было три города, каждый со своим советом: Альтштадт (XI в.), Даммштадт, квартал фламандских ткачей (конец XII в.) и Нойштадт (начало XIII в.). В Оснабрюке Старый город и Новый город (середина XIII в.) не объединялись до 1306 г., а в Гамбурге слияние произошло уже в 1215 г., менее чем через 20 лет после основания Нового города. Позже по подобному образцу развивались события на востоке Германии. Данная схема прослеживалась в Бранденбурге, Берлине – Кёльне, Данциге, Кёнигсберге и Ревеле.

До какой степени подобная схема развития городов была характерна для славянской территории до немецкой колонизации? Согласно одной ранней теории, ныне признанной несостоятельной, городская жизнь во всем своем многообразии была привнесена на славянские земли немцами, которые закладывали города на девственной территории или рядом с простыми рыбацкими деревнями. Недавние исследования доказали: не только в Польше, но и в Мекленбурге – Померании в X–XII вв. вырастали городские центры в результате процесса, сходного с тем, что наблюдался в Западной Европе.

Благодаря археологическим находкам и летописям Адама Бременского (ок. 1075 г.) и Гельмольда из Босау (веком спустя) можно заключить, что славянские города изначально представляли собой крепости, но, помимо военных и религиозных учреждений, они могли включать один-два неукрепленных торговых центра, в которых время от времени останавливались иностранные «гости» – фризские, германские или скандинавские купцы. О таких поселениях бодричей, как Ольденбург, Деммин или Ратцебург, известно мало, помимо их военной роли; однако в Зюзеле жила колония из 400 фризов, а в Старый Любек славянский князь Генрих в начале XII в. пригласил нескольких купцов и ремесленников, живших за крепостным валом XI в.

Относительно померанских городов мы располагаем более обширными сведениями. Помимо Бельгарда и Кольберга, упоминаемых как крепости, весьма оживленными центрами торговли были Юмне на острове Воллин в устье Одера, а также Штеттин. По словам Адама Бременского, первый считался «самым большим городом во всей Европе». Длина поселения составляла 4 км, а его обширные торговые отношения объясняют предположительное присутствие там «славян, греков, варваров и саксов». В начале XII в. город уже переживал упадок, но то, что христианские миссионеры в 1140 г. основали там епархию (которую вскоре перевели на другую сторону пролива), доказывает, что он сохранял некоторую значимость. Юмне идентифицируют со сказочной Венетой из скандинавских саг. Согласно легенде, из-за безнравственности его обитателей город поглотило море, но моряки иногда слышат его церковные колокола, которые звонят под водой.

В то время самым густонаселенным из померанских городов был Штеттин. Примерно в 1160 г. хронист Герборд насчитывал там 900 семей, то есть около 5 тысяч человек. Город защищал герцогский замок, вокруг которого, несомненно, обосновались несколько представителей аристократии (primates). Они управляли городом и созывали собрание «народа» по своему желанию. Наряду с укрепленным городом основывались колонии купцов, в которых, после миссионерских экспедиций Оттона Бамбергского, немцы становились еще многочисленнее. Сходные городские поселения за деревянными стенами были обнаружены и в Польше – в Познани, Гнезно, Калише, Бреслау и Кракове, – а также в Пруссии, в Трусо возле Эльбинга. Судя по всему, главным недостатком этих славянских городов было отсутствие кодекса законов, который защищал бы купцов. Этим объясняется популярность немецких законов, которые начиная с XIII в. принимали даже чисто славянские города. Возможно, именно поэтому, а также вследствие притока немецких колонистов, призванных местными правителями благодаря их предприимчивости в коммерции и ремесленному мастерству, в ганзейской сфере влияния новые города почти полностью стерли все следы более раннего городского развития.

Глава 2

Основание немецких городов на востоке и Готландского сообщества (ок. 1150 – ок. 1280)

Основание Любека

Ближе к середине XII в. миграция немцев на восток, начавшаяся за пятьдесят лет до того, внезапно ускорилась. Подобно другим великим властителям, Адольф II фон Шауэнбург, граф Гольштейна и вассал Генриха Льва, герцога Саксонии, пожелал заселить свои земли и в конце концов подчинить себе язычников-бодричей, которые по-прежнему были хозяевами восточного побережья Гольштейна. По этой причине, говорит Гельмольд, он послал вербовщиков даже в Голландию и Фландрию, чтобы пригласить крестьян в больших количествах переселяться в Гольштейн. Те охотно откликнулись на его призыв.

В то же время граф решил основать торговое учреждение на побережье Балтики. Место для будущего города тщательно исследовалось. Вероятно, вначале выбор пал на Ольденбург, крупный вагрский центр. Основав там епархию, Оттон Великий приказал уничтожить старое поселение, и, хотя позже его отстроили, оно прозябало почти в забвении. Однако то место оказалось слишком отдаленным. Гораздо лучше был расположен старый Любек на реке Траве; он находился чуть ниже по течению, чем будущий город. Его жители обратились в христианство, и город постепенно начал процветать. Но разрушение города в 1138 г. показало, что его довольно трудно защищать от врагов.

Наконец, Адольф II остановился на слиянии рек Вакениц и Траве, примерно в пяти километрах от разрушенного поселения. Место оказалось выбрано хорошо. Две извилистых реки почти целиком окружали продолговатый полуостров площадью около 135 гектаров; болотистые берега полуострова облегчали его оборону. Расположенный примерно в 20 км от устья Траве, город почти не рисковал стать жертвой случайного набега пиратов. Траве была достаточно глубока для того, чтобы по ней проходили корабли того времени, а выбранное место оказалось едва ли не самым узким на Голштинском перешейке, примерно в 50 км от Гамбурга: ему предназначено было привлекать купцов.

Гельмольд оставил нам красочное описание волнующей закладки нового города[2]. Стремительный рост Любека возбудил зависть Генриха Льва, который как мог старался его уничтожить, сначала враждебными действиями, затем – основав конкурирующий город, который он назвал Лёвенштадтом, «Львиным городом». Однако вскоре события подтвердили, что Лёвенштадт заложили в неудачном месте. В конце концов герцог заставил своего вассала уступить свои права. С того времени новый Любек, основанный в 1158–1159 гг., быстро добился процветания, благодаря многим привилегиям, которые ему предоставили.

Хотя рассказ Гельмольда достаточно подробен, он не проливает света на многие проблемы, которые волнуют современных историков. Поскольку тогдашние источники совсем не раскрывают подлинные подробности основания города, нам приходится полагаться на документы позднейшего времени для изучения плана города и прибегать к сравнительному изучению грамот об основании других городов XII в. 50 лет назад Фриц Рёриг опубликовал свою знаменитую версию «консорциума предпринимателей». Он предполагал, что, подобно тому как происходило во Фрайбурге-им-Брайсгау, группа любекских купцов получила от герцога в совместное пользование все городское поселение на том условии, что они устроят на том месте торговый город. Затем группа купцов якобы поделила землю между собой, включая небольшие участки вокруг рыночной площади, которые сдавались ремесленникам. Данную точку зрения подтверждало изучение владений участками вокруг рынка, насколько ее можно было воссоздать с помощью городского земельного реестра, который, однако, составлен лишь в 1285 г., через сто с лишним лет после основания города. Наконец, на основании распределения собственности в конце XIII в., Рёриг предположил, что патриции, то есть семьи, представленные в городском совете в тот период, вели свое происхождение от отцов-основателей.

Данная теория ранее получила широкое распространение, но сегодня частично опровергнута. По-прежнему кажется вероятным, что основание Любека стало результатом предоставления места группе поселенцев или их вождю: указ об основании Нового города Гамбурга (1188) дает точный отчет о таком процессе. С другой стороны, мнение о том, что земля некогда была в общем владении, в наши дни единодушно отрицается. Куда вероятнее, что участки – каждый размером около 100 на 25 футов – с самого начала находились в частном владении и за них платили оброк, который быстро отменили. Более того, Рёригу не удалось убедительно доказать связь изначальных поселенцев и патрициев, живших в конце XIII в.; нигде не подтверждается, что обширные городские имения знатных семей в том виде, в каком они зафиксированы на 1300 г., были построены еще в середине XII в., а в отдельных случаях было неопровержимо доказано, что они построены гораздо позже. Не является вероятным и утверждение Рёрига о том, что вся площадь, занимаемая Любеком, – 135 гектаров – подвергалась официальному планированию, согласованному консорциумом. После своего основания в 1159 г. город несомненно включал в себя лишь ограниченный район вокруг большого прямоугольного рынка, который окружали лавки. В северо-восточном его углу появились торговые ряды, а вскоре и ратуша. Примитивное поселение 1143 г. оставалось отдельным на участке, который невозможно точно очертить, – возможно, оно находилось возле церкви Святого Петра. Другие отдельные поселения возникли на севере полуострова, вокруг герцогского замка; они выходили на перешеек. На юге же, у впадения Вакеница в Траве, появился церковный квартал. Наконец, Рёриг, как и многие другие ученые, склонен был преувеличивать роль основателей, стремившихся основать город совершенно нового типа, целиком привязанный к крупномасштабной международной торговле (Fern-handelsstadt). Его критики, напротив, придавали большое значение той роли, какую сыграли при основании города герцог и его приближенные, а также влиянию вестфальских образцов и многочисленных черт, позаимствованных у более ранних городов. Несмотря на эти поправки, гипотеза Рёрига, вполне состоятельная во многих отношениях, долгое время служила стимулом для исследования важного аспекта средневековой истории. Ее отголоски ощущаются и сегодня.

Население нового города стремительно росло. К его обитателям, вернувшимся из Лёвенштадта, присоединялись жители Старого Любека, который к тому времени прекратил свое существование. Возможно, ряды горожан пополняли и немецкие купцы из Шлезвига, уничтоженного в 1156 г., а также жители Бардовика, намеренно снесенного самим герцогом, решившим оказывать предпочтение Любеку всеми доступными ему средствами. Уже в 1160 г. он добился перевода Ольденбургской епархии в Любек, а вскоре после того почти одновременно началось строительство кирпичных церкви Святой Марии возле рынка и собора. С того времени в течение нескольких веков в городе наблюдался устойчивый рост населения. С запада, главным образом из вестфальских городов, приезжали ремесленники и купцы. Эти иммигранты или селились в Любеке, или, прожив там какое-то время, снова пускались в путь к новым городам на Балтике, на остров Готланд или в Швецию. Так как город, в сущности, был центром торговли, Генрих Лев, не теряя времени, предоставил свою защиту русским и скандинавским купцам, которые часто наведывались туда, а также освободил любекских купцов от пошлин на всей территории Саксонии.

Для процветания Любеку важно было примириться с Гольштейном и положить конец набегам язычников. В 1160 г. Генрих Лев подчинил себе всю территорию бодричей. Их вождь, Никлот, погиб в бою. Кроме того, Генрих Лев захватил Шверин, где учредили епархию. Однако через 4 года Прибыслав, сын Никлота, несмотря на обращение в христианство, снова попытался поднять восстание. Но его мятеж был последним. В 1167 г. он пошел с немцами на мировую и признал себя вассалом Генриха Льва. Тот дал ему в ленное владение Мекленбург, область бодричей. Этот лен, который в 1348 г. стал герцогством, оставался в руках потомков славянского князя до XX в. С тех пор была обеспечена связь Любека с морем, и торговый путь стал легче благодаря присоединению сельской местности, главным образом по берегам Траве. В последующие столетия город неуклонно расширялся.

Городские учреждения развивающегося поселения известны главным образом из «почетных привилегий» (jura hones-tissima), подтвержденных в 1188 г. Фридрихом Барбароссой. Не похоже, чтобы граждане самоуправляемого города образовали объединение под присягой. Герцог наделил город определенными экономическими и административными полномочиями. Главным образом горожане (объединение граждан) управляли созданным там монетным двором. Из объединения граждан образовался городской совет, хотя его существование можно доказать лишь начиная с 1201 г. По предоставленному герцогом Зостскому городскому праву горожане оставляли себе часть прибыли от отправления правосудия. Кроме того, их мог судить только городской судья (advocatus), назначаемый герцогом. В дальнейшем привилегии были расширены.

Однако после конфликта с императором Фридрихом Барбароссой Генриха Льва в 1180 г. судили и лишили почти всех владений. Любек оказался в щекотливом положении. Так как город сохранил верность герцогу, Фридрих Барбаросса лично осадил его; тем не менее он признал подчинение Любека и подтвердил его привилегии. Имперское покровительство стало первым шагом к статусу имперского города, предоставленному Фридрихом II в 1226 г. Но император был далеко, а граф Гольштейна, воспользовавшись разделом герцогства Саксония, в 1192 г. заново восстановил свою власть над городом. Его амбиции служили источником постоянной угрозы для независимости Любека.

Еще более серьезная опасность внезапно возникла в конце столетия со стороны Дании. Вальдемар Великий, объединивший королевство, а также его сыновья, Кнуд IV и Вальдемар II, приступили к завоеваниям. Воспользовавшись слабостью германской короны, они навязали свое господство правителям Мекленбурга и Померании. Любек вначале сопротивлялся завоеванию. Но когда пришло известие, что торговую флотилию, направлявшуюся на ярмарку в Сканию, захватили датчане, город сдался. Взамен подтверждения привилегий Любек признал Вальдемара Победителя своим господином. Последний затем захватил Гольштейн, навязал свое владычество Гамбургу и архиепископу Бремена и начал захват Эстонии. Господство Дании в Северной Европе казалось незыблемым, тем более что молодой Фридрих II, у которого имелись и другие трудности, признал правление Вальдемара над всеми территориями за Эльбой.

Однако датская гегемония оказалась непрочной. После того как граф Шверина похитил Вальдемара и посадил в тюрьму, все захваченные земли восстали. Освобожденный, король тщетно пытался восстановить свое положение. В 1227 г. датские войска были разбиты в великой битве при Борнхёведе, в которой, судя по всему, не последнюю роль сыграли граждане Любека, его власть была уничтожена одним ударом. В наши дни битву при Борнхёведе иногда называют событием величайшего значения, которое на века определило ход истории в Северной Европе, сравнимое с битвой при Бувине, где примерно в то же время решалось будущее Западной Европы. Подобная точка зрения преувеличена. Датское владычество в Средние века переживало длительные периоды спада, и победа не изменила бы положения дел надолго. Ясно одно: победа при Борнхёведе увеличила престиж Любека на берегах Балтийского моря.

Годом ранее Фридрих II своей грамотой расширил привилегии города. Любек получил статус имперского города (civitas imperii). Такой статус, которым не наделили больше ни один город за Эльбой, предоставил Любеку превосходство, которое, вместе с его материальным процветанием, закрепило ведущее положение в своих краях. Меньше чем через 100 лет после своего основания преобладание Любека проявилось в полную силу. Любек был самым густонаселенным и преуспевающим городом Северной Европы; его корабли бороздили Балтийское и Северное моря, его купцы торговали в русских землях, Скандинавии и Англии. В истории средневековых городов едва ли можно найти другой пример такого внезапного и такого блестящего успеха.

Готландское сообщество

Основатели Любека в первую очередь стремились вести морскую торговлю. Горожане немедленно начали строить корабли, чтобы купцы, проживавшие в городе или приезжавшие из внутренних областей, могли совершать рейсы на остров Готланд и на Русь. Возможно, уже тогда – и точно несколькими годами позже – в гавани Любека строились первые когти (одномачтовые палубные парусные суда). Эти суда нового типа появились во второй половине XII в.; в XIII и XIV вв. когги стали основным типом судов ганзейского флота. Благодаря широкому корпусу и легкости в управлении когг оказался лучше приспособленным к ведению торговли и колонизации, чем скандинавские суда.

Все, кто хотел торговать на Балтике, должны были договариваться с готландцами. Генрих Лев это понимал. Он примирил немцев и готландцев, находившихся в состоянии войны, заставил их поклясться в вечной дружбе (1161) и подтвердил привилегии, предоставленные последним в герцогстве Саксония Лотарем III. С того времени немецкие купцы могли ездить на остров Готланд. После основания Любека они по инициативе Генриха Льва, признавшего их вождя Олдериха своим представителем и предоставившего ему законные полномочия, сходные с теми, какие готландцы получили в Саксонии, образовали сообщество, скрепленное присягой.

Так было основано Сообщество немецких купцов, регулярно посещавших Готланд (universi mercatores imperii Romani Gotlandiam frequentantes), которое можно считать своего рода прообразом Ганзы. В Сообщество входили купцы не только из Любека, но и из вестфальских и саксонских городов. Уже в 1165 г. купцы из незначительного городка Медельбах торговали на Руси. Постепенно к ним присоединялись купцы из новых городов, основанных на славянских землях в Прибалтике. К сожалению, наши источники почти не указывают на состав Сообщества. Судя по всему, каждый год купцы из разных городов выбирали старшину (Oldermann) и клялись соблюдать устав Сообщества и оказывать друг другу помощь. Возможно, на старейшей любекской печати (впервые оттиснутая на документе в 1226 г.), на которой изображены два человека на борту корабля, приносящие присягу, представлена именно эта сцена. В XIII в. во главе Сообщества стояли четыре старшины, которых выбирали соответственно купцы Любека, Висбю, Зоста и Дортмунда. Они обладали теми же полномочиями, которые позже получали главы ганзейских контор. Они вершили суд над своими товарищами и по необходимости выступали их представителями перед зарубежными властями. Сообщество имело свою печать, украшенную геральдической лилией. Возможно, она символизировала королевскую защиту, которую получили купцы, поскольку на некоторых печатях Генриха Льва и императора Генриха IV также присутствует эта эмблема.

Несмотря на падение Генриха Льва и растущую слабость имперской власти, Готландское сообщество, при поддержке городов-участников, стремительно развивалось. Хотя вначале средоточием их деятельности оставался остров Готланд, вскоре члены Сообщества следом за скандинавами отправились в прибрежные страны сначала на Балтийском, а затем и на Северном море. Они торговали, закладывали поселения, получали привилегии от местных правителей и заключали с ними торговые договоры, которые скрепляли печатью Сообщества.

Однако сама важность Готланда объясняет, почему многие немецкие купцы вскоре решили переселиться туда насовсем, а не наносить визиты время от времени. Они обосновались в Висбю, на западном побережье острова, где уже имелось поселение скандинавов. В середине XII в. там построили несколько церквей. Неизвестно, когда и почему на Готланде основали немецкий город, на печати которого также присутствует геральдическая лилия, но с надписью: Sigillum Theu-tonicorum in Gutlandia manentium. Более того, вскоре начали различать купцов, которые просто посещали остров (frequen-tantes), и тех, которые жили там постоянно (manentes).

И скандинавское поселение, в свою очередь, превратилось в город с собственной печатью, на которой был изображен ягненок. Таким образом, Висбю стал двойным городом, в котором у каждого сообщества вначале был свой совет; вскоре две половины слились, но все принимали как должное, как позже в шведских городах, что советников следует выбирать среди представителей обоих народов. С другой стороны, по некоторым сведениям, городской свод законов с самого начала был общим для всего города.

Висбю стал весьма оживленным центром торговли. Очевидно, ее стимулировали ярмарки, на которых купцы, поселенцы, миссионеры и крестоносцы пополняли запасы перед тем, как отправиться на Русь или в Швецию. Его развитие шло стремительно и сравнимо с развитием Любека. К середине XIII в. город был окружен каменной стеной длиной в 11 200 футов; он занимал площадь примерно в 90 гектаров. В наши дни там еще можно видеть развалины 18 средневековых церквей. Самая большая, церковь Святой Марии, которую построили немцы между 1190 и 1225 гг., была приходской церковью немецкой общины. Благодаря материальному процветанию Висбю росло и его политическое влияние. Город все чаще выступал от имени всего Готландского сообщества и защищал интересы немецких купцов на Руси. Именно в Висбю представители новгородской конторы ежегодно отдавали на хранение казну. Городской совет Висбю выступал в качестве апелляционного суда в спорах, которые возникали в самой конторе. Но эти притязания вступали в противоречие с притязаниями Любека, который с конца XIII в. получал признание своего превосходства почти от всех немецких городов. Процветание Висбю окончилось так же внезапно, как и началось.

Экспансия на Русь и в Ливонию

Одновременно с регулярным посещением Готланда многие немецкие купцы следом за скандинавами отправились на Русь. Их привлекал Новгород, важный рынок восточных товаров, мехов и воска, который тогда находился на пике процветания. В Новгороде немцев вначале не отличали от готландцев со «двора Олафа». Сохранился текст торгового договора, заключенного в 1189 г. князем Ярославом с немцами и готландцами совместно. В договоре оговаривались некоторые привилегии для русских купцов, Ярослав гарантировал им защиту жизни и товаров, а также предоставлял определенные льготы. Но в некоторых статьях договора даже в такой ранний срок к немцам обращаются отдельно. Это старейший известный договор, заключенный ганзейскими купцами с иностранным князем, но в нем упоминается какой-то более ранний договор.

По мере того как немцев в Новгороде становилось все больше и князь Константин в 1205–1207 гг. предоставил им привилегии, купцы приобрели на краю рыночной площади участок земли, который получил название «Немецкого подворья» или «Петрова подворья» (Peterhof). В конце XII в. они уже построили там каменную церковь. Скорость, с какой немецкие купцы проникали в русские земли, поразительна. Ее можно объяснить лишь услужливостью готландцев, которые, по крайней мере вначале, строго придерживались условий пакта с Генрихом Львом и выступали в роли советчиков, хозяев и собратьев-купцов в Новгороде для тех, кто позже совершенно их вытеснит.

Самые ранние правила для «Немецкого подворья», составленные примерно в середине XIII в., дают некоторое представление о структуре первой конторы и о трудностях похода в Новгород. Корабли и купцы, прибывающие с Готланда, собирались в устье Невы у острова Котлин (Кронштадт). Там выбирали старшину, который в пути управлял всем караваном. Товары обычно перегружали на суда помельче. После того как на борт поднимались русские лоцманы, корабли поднимались вверх по Неве через необитаемые земли, где им угрожали шведские и карельские пираты. Они выходили в Ладожское озеро и заходили в порт Ладога, возле которого им принадлежали церковь и кладбище. Там необходимо было снова перегрузить товары, так как на Волхове было много порогов. Работы велись с помощью корпорации владельцев буксирных судов (vorschkerle). Наконец, немецкие «гости» прибывали в Новгород.

Похоже, с самого начала такое путешествие совершали две разные группы купцов. Представители первой группы, «зимние гости» (Winterfahrer), отправлялись в путь зимой, а второй группы, «летние гости» (Sommerfahrer), – летом. Те, кто прибывал осенью, зимовали на «Немецком подворье», поскольку зимой можно было купить лучшие меха. В обратный путь они выходили весной с первой оттепелью, обычно до прибытия летних купцов, которые оставались в городе на более короткий срок, до начала осени. Поэтому в определенный период времени подворье пустовало: два ключа, которыми оно открывалось, передавались на хранение архимандриту Новгородскому и аббату монастыря Святого Георгия. С другой стороны, купцы забирали сундук с казной, который они отдавали на хранение в Висбю, а четыре ключа, которыми сундук отпирался, поручались четырем старшинам Готландского сообщества из Висбю, Любека, Зоста и Дортмунда. Сначала до Новгорода можно было добраться только по рекам. Но в новгородской летописи имеется запись от 1201 г. о героическом прибытии группы немецких купцов, которые пришли большей частью по суше со стороны Двины. Позже появились «сухопутные гости» (Landfahrer). Они отправлялись в путь как зимой, так и летом; выходили из Риги или Ревеля и шли через Псков, время от времени присоединяясь к группам тех, кто добирался до Новгорода водным путем («водные гости», Wasserfahrer). Судя по всему, последние сохраняли некоторое преимущество перед остальными.

Новгород был не единственной целью немецких купцов на Востоке. Вскоре после основания Любека они, по-прежнему идя по стопам скандинавов, стремились распространить свою деятельность на прибалтийские страны и дальше. Направляясь вверх по Двине, они проникали на русские рынки в Полоцке, Витебске и, главное, Смоленске в верхнем течении Днепра. Но тамошние условия сильно отличались от новгородских. Прибалтийские страны населяли племена, которые еще были языческими: литовцы на юге, ливы и летты в нижнем течении Двины, эстонцы на берегу Финского залива. Поэтому торговля там была сопряжена с большим риском и коммерция велась рука об руку с обращением в христианство, завоеванием и основанием новых городов.

Начиная с 1184 г. Майнхард, готландский миссионер, который пришел с несколькими спутниками из Гольштейна, обратил в христианство ряд ливонцев и построил церковь в Юкскюлле в нижнем течении Двины. Через два года архиепископ Бременский, мечтавший продолжить великую традицию церковной экспансии на север, сделал его епископом Ливонским. Но скоро стало очевидно, что только полномасштабный Крестовый поход способен обеспечить христианизацию края. Новый епископ, Альбрехт (1199–1229), доказал свою ценность, взяв на себя эту задачу и доведя ее до успешного завершения. Он добился поддержки папы Иннокентия III, короля Германии Филиппа Швабского, короля Дании, который в то время владычествовал над Северной Германией, архиепископа Лундского и города Любека. Главное же, он заручился активной помощью Готландского сообщества, которое оснастило сотни крестоносцев и обеспечило их доставку в Ливонию.

Экспедиция оказалась успешной. В 1201 г. Альбрехт основал Ригу, разместил в городе купцов и укрепил его. Кроме того, он ввел там право Висбю. Позже его заменило гамбургское право, которое, в свою очередь, было заменено любекским. Ригу сделали епархией, отдельной от церковной провинции Бремен. В 1245 г. она стала архиепархией. Для завершения завоевания и обеспечения защиты края в 1202 г. был создан военный орден, Братство воинов Христа (Fratres Militiae Christi), который в народе назывался орденом меченосцев от изображения на их плащах красного меча с крестом тамплиеров. Важно, что вступать в новый орден имели право не только аристократы, но и купцы. Несмотря на сопротивление язычников, завоевание прибалтийских стран прошло сравнительно легко. Повсюду оно сопровождалось основанием торговых факторий. Такие фактории появились, например, в Дерите, который в 1224 г. стал городом и центром епархии, и в Ревеле, где в 1230 г. обосновались 200 немецких купцов бок о бок с датскими и шведскими колонистами.

В этом процессе колонизации немецкие купцы, либо как солдаты, либо как торговцы, играли весьма важную роль. Они не собирались позволять архиепископу или меченосцам забирать все их политические права. Так, в 1226 г., когда предприняли Крестовый поход на остров Эзель, папский легат решил, что город Рига должен получить треть добычи. Город передал Готландскому сообществу половину его доли, которая состояла в землях к югу от Риги, на Курляндском побережье, на Эзеле и в Эстонии.

Однако преобладающее влияние странствующих купцов оказалось кратковременным. Как и на Готланде, ливонские города, предоставив купцам равные права со своими гражданами, постепенно вводили для них ограничения. В тех краях первостепенное значение имели сильные оборонительные укрепления. В 1236 г. литовцы нанесли сокрушительное поражение меченосцам, и опасность угрожала обращению в христианство и колонизации в целом. Дело спасло то, что язычникам не удалось воспользоваться удачной возможностью, а также вмешательство Германа фон Зальца, великого магистра Тевтонского ордена, который как раз отправился на завоевание Пруссии. Он спешно отправил в Ливонию отряд рыцарей, которые восстановили порядок. Выживших меченосцев приняли в Тевтонский орден, который под руководством ланд-мейстера постепенно расширял свои завоевания до Псковско-Чудского озера. Однако задачу не довели до конца. На юге экспедиции против самогитов окончились неудачей; подчинить их не удалось. В результате государство Тевтонского ордена осталось расколотым на две части, Пруссию и Ливонию. Даже в позднее время сообщение между ними осуществлялось только по морю. На севере Тевтонский орден в течение следующих ста лет обязан был признавать суверенитет Дании над Эстонией, а также подчинение своей епархии Лундской архиепархии. Датское владычество, однако, не мешало растущему процветанию немецких городов Ревеля и Нарвы, где было введено любекское право. Ревель все чаще и чаще становился базой для операций и сборным пунктом для немецких купцов, которые отправлялись в Новгород по морю или по суше.

Рыцари Тевтонского ордена не так охотно, как их предшественники, готовы были взирать на разделение власти. Они значительно ограничивали влияние и епископов, и городов. Рига и Готландское сообщество потеряли обширные территории, приобретенные ранее, а Рига стала подчиняться гамбургскому праву вместо права Висбю. Любекское право было там неприемлемым, так как Любек подозревали в распространении своих законов в политических целях. Впрочем, торговля в тех краях находилась под надежной защитой.

В глазах немецких купцов Рига в основном была перевалочным пунктом, откуда можно было отправляться в русские города в верховьях Западной Двины. В 1212 г. экспедиция, возглавляемая архиепископом Альбрехтом, вынудила полоцкого князя признать право немцев на свободный проход по реке. Воспользовавшись этой привилегией, купцы продвигались до самого Витебска, а оттуда – в Смоленск, где находился основной рынок, который поддерживал коммерческие отношения с Черным морем, Суздальским княжеством и Новгородом. В качестве привилегированного сообщества немецкие купцы приобретали дома в Смоленске и построили собственную церковь. Они даже получили право продавать в кредит – что позже было строго запрещено самой Ганзой – и торговать за пределами города. Договор 1229 г.[3], из которого взяты эти сведения, интересен благодаря именам немецких свидетелей, которые гарантировали его подлинность. Туда входят четыре купца из Риги, три с острова Готланд, по двое из Любека, Зоста, Мюнстера, Дортмунда и Гронингена и один купец из Бремена. Список свидетелей служит ценным доказательством того, что в Готландское сообщество входили купцы из разных городов и все они были заинтересованы в торговле с далекой Русью.

Однако процветание немецкой фактории в Смоленске никоим образом нельзя сравнивать с новгородским. Русские города на Западной Двине, Витебск и, главное, Полоцк, вскоре настояли на своих правах основных рынков, и потому немецким купцам нельзя было вести торговлю за пределами их стен. В результате начиная со второй половины XIII в. последние все реже отправлялись в Смоленск, а Полоцк стал самым дальним пунктом, где немцы и русские встречались для торговли.

Энергия, с какой немцы стремились на Русь в поисках воска и мехов, легко объясняется большим спросом на эти товары в Западной Европе. Однако в тот период (конец XII – начало XIII в.) трудно определить, где находились главные рынки сбыта: конечно, это были немецкие города, возможно, уже Фландрия и, возможно, Шампанские ярмарки. Известно, что сами ганзейцы не возили туда восточные товары. Они предоставляли доставку главным образом фламандским торговцам, которые покупали их в городах Саксонии и Вестфалии. Однако точных доказательств такой «логистики» у нас нет.

Основание немецких городов на Балтике

Наряду с продвижением в сторону Готланда и Руси, определенные успехи наблюдались и в Восточной Германии. Хотя процесс колонизации там шел немного медленнее, он оказался более тщательным. Завоевания, христианизация и проникновение на местные рынки сопровождались притоком крестьян-поселенцев, особенно многочисленных в последней трети XIII в. Результатом стала германизация края вплоть до реки Одер и за ее пределами. Немцы способствовали закладке новых городов и селились даже в более отдаленных краях.

Все местные правители между Эльбой и Одером, как немцы, так и славяне, приветствовали колонистов и основание городов. Последние строились вокруг крепостей, рынков, торговых факторий и складов. Хотя процесс разнился от места к месту, общими были следующие черты: по приглашению местного властителя вокруг прямоугольной рыночной площади закладывалось поселение, а рядом с ним строились приходская церковь и ратуша. С самого начала или через несколько лет после своего возникновения поселение считалось городом и получало конституцию и свод законов: любекское право на побережье, магдебургское право или одно из его производных в краях, удаленных от моря. Вначале подвластные земскому начальнику (Vogt), города вскоре сами начинали управлять своими делами с помощью городского совета (Rat), куда входили представители самых влиятельных семей из числа горожан. Город, находившийся под защитой замка местного феодала, обносили частоколом, который спустя некоторое время заменяли каменной стеной. Если поселение процветало, вскоре рядом с ним возникал второй и даже третий город. Такой «новый город» (niuwe stat), который иногда был лишь ненамного моложе «старого города» (olde stat), в свою очередь, получал конституцию, отдельный городской совет и собственный крепостной вал. Слияние двух городов в одно образование и строительство единой стены вокруг них обычно происходило гораздо позже.

Города редко возникали на целине. Обычно их закладывали рядом с крепостями, замком или уже существующими славянскими деревнями. Сначала в новое поселение включали и местных жителей-славян, чей статус различался в зависимости от места, но славяне, по закону или фактически, не могли получить гражданство, которое предусматривалось только для немцев. По городскому уставу, дарованному в 1257 г. герцогом Болеславом немецким колонистам, славянам запрещалось селиться даже в далеком Кракове, будущем ганзейском городе. Запрет оставался в силе более полувека.

В XIII в. на побережье Балтики возникло множество новых городов, которым суждено было стать преуспевающими центрами торговли. В планировании и подготовке такого преуспевания видную роль играл Любек. Оттуда же часто приезжали и купцы-основатели. Первым из новых городов стал Росток. Он был основан на месте славянского поселения с собственным рынком, куда регулярно наведывались скандинавы. Рынок процветал в XII в.; но его обитатели значительно поредели из-за войны. Около 1200 г. в тех краях обосновалась колония немецких купцов, а в 1218 г. правители Мекленбурга признали поселение городом и даровали его обитателям любекское право, совет, состоящий из десяти членов, и освобождение от таможенных пошлин на территории всего княжества. Примерно в 1230 г. вокруг рыночной площади выросло второе поселение и церковь Богоматери, а позже возникли еще два небольших города. В 1262 г. герцог слил их все в одно образование, чтобы в будущем существовал только один городской совет и на всей территории применилось одно право. Около 1300 г. все поселение обнесли каменной стеной.

Висмар, хотя и находился ближе к Любеку, развивался медленнее Ростока. Здесь около 1200 г. появилось не старейшее немецкое поселение, а второе, группировавшееся вокруг церкви Богоматери. В 1228 г. поселение получило статус города. В середине XIII в. к нему добавился еще один новый город и всю территорию окружили частоколом, который заменили каменной стеной лишь около 1400 г. Согласно старейшему сохранившемуся городскому реестру за 1250–1270 гг., о происхождении обитателей города можно судить по их именам: половина прибыла из окружающих районов, почти треть из Гольштейна, Саксонии, Вестфалии и Нидерландов. Однако все они попадали в Висмар через Любек.

Довольно необычна история возникновения Штральзунда в Померании. Город заложили прямо на побережье, напротив острова Рюген. Он тоже образовался путем слияния трех немецких поселений, второе из которых, построенное вокруг церкви Святого Николая, стало городом в 1234 г. Новый город получил ростокское, то есть любекское, право. Штеттин на Одере ранее был большим славянским поселением. Однако уже в XII в. в нем имелось два немецких квартала. К XIII в. они, скорее всего, сильно разрослись. Поэтому в 1237 г. герцог Померании решил «предоставить городу немецкое право вместо славянского», которому тогда подчинялись его обитатели. Возможно, жители Штеттина вначале получили любекское право, но шесть лет спустя его заменили магдебургским. Закладка двух крупных портов, которым суждено было играть важную роль в Ганзейском союзе, продолжилась и в XIII в., когда были основаны несколько городов поменьше: Грайфсвальд (1241), будущий университетский город, центр епархии Каммин, Анклам, Кольберг и др.

На левом берегу Вислы находился Данциг, о древней истории которого известно довольно мало. В конце X в. на том месте имелся замок, вблизи которого в следующем столетии вырос квартал местных купцов. Немецкое поселение, несомненно появившееся с конца XII в., получило статус города при князе Святополке в 1238 г. Возможно, город получил любекское право, которое в 1343 г. заменили кульмским, производным от магдебургского. Но деловой центр Данцига развивался на месте еще одного поселения XIV в., Рехштадта, возникшего вокруг церкви Богоматери. Таким образом, город развивался не менее чем из пяти «ядер».

Вдали от побережья колонизацией активно занимались маркграфы Бранденбургские. Но в тех краях даже те города, которые вступали в Ганзейский союз, развивались медленнее из-за менее выгодного географического положения. В одном из старейших, Бранденбурге, «двойном» городе на реке Хафель, основанном в 1170 г., но объединившемся лишь в XVIII в., находилась резиденция епископа, а также размещался апелляционный суд маркграфства. Города, выросшие на противоположных берегах Шпрее, Берлин (около 1230) и Кёльн, после неудачной попытки слияния, предпринятой в XIV в., объединились лишь в 1709 г. Берлин, хотя и играл более важную роль, чем считалось ранее, благодаря торговле зерном и лесом, приобрел влиятельное положение лишь в XV в., когда стал резиденцией Гогенцоллернов. Наконец, Франкфурт-на-Одере (1253), несмотря на предмостное положение на реке, долгое время оставался довольно незначительным. В тех краях города, как и те, что закладывались силами местного населения или немецких мигрантов, в Силезии и Польше, жили в основном по магдебургскому праву.

Если бы немецкая колонизация ограничилась первой спонтанной волной, германизация края закончилась бы к западу от низовьев Вислы. Но одно почти случайное событие, которому суждено было иметь непредвиденные последствия, позволило распространить колонизацию дальше на восток. Таким событием стало завоевание Пруссии рыцарями Тевтонского ордена.

Пруссы, балтийское племя, долгое время сохраняли верность своим богам. Хотя Восточное Поморье (Помереллия) и Данциг, расположенные на левом берегу Вислы, перешли в христианство уже в XI в., все попытки польских миссионеров обратить в христианство племена, жившие на правом берегу Вислы, оказывались тщетными. В 1222 г. там вспыхнуло восстание, и все достижения были сведены на нет. Епископ Пруссии, назначенный Иннокентием III, попал в плен. С тех пор пруссы участили свои опустошительные набеги на христианские земли. Наконец правитель Мазовии, вассал короля Польши, в отчаянии обратился к Герману фон Зальца, великому магистру Тевтонского ордена. Герман искал для своих рыцарей новое поле деятельности после того, так как орден вытеснили с Востока. После продолжительных переговоров в 1230 г. заключили соглашение. Тевтонский орден получал округ Кульм и все территории, которые тот отвоюет у пруссов, на правах независимой и автономной собственности.

Так были заложены основы еще одного германского государства, которое еще укрепилось после 1236 г., когда были приобретены сначала Ливония, а затем Эстония. В тех краях Тевтонский орден обладал почти абсолютной властью, если не считать определенных прав, переданных епископам. Однако понадобилось более полувека военных действий, чтобы обеспечить безопасность границ и окончательно подчинить пруссов, которые с помощью литовцев оказывали ожесточенное сопротивление. Из-за этого завоевание в тех краях проводилось гораздо более жестко, чем в других местах. Прежних обитателей по большей части убили или депортировали.

Одновременно с замирением Пруссии Тевтонский орден более систематически, чем другие правители, занимался колонизацией сельских и городских районов Пруссии. Поселенцев привлекали по большей части из Силезии и Центральной Германии, откуда в первую очередь вербовались сами рыцари, а позже – из различных частей на севере Германии.

С началом колонизации на правом берегу Вислы заложили два города, Торн (Торунь) и Кульм, под охраной замков. В 1233 г. Герман фон Зальца дал им грамоту (Kulmer Handfeste), на основании которой позже предоставлялись льготы другим прусским городам. Кроме того, новые города получали обширные земельные владения, часть доходов от отправления правосудия, магдебургское городское право и определенную степень административной автономии. При этом Тевтонский орден сохранял контроль над укреплениями и переложил на плечи горожан тяжкое бремя воинской повинности. Судьба двух городов складывалась по-разному. Великий магистр рассчитывал, что Кульм станет столицей Пруссии. Он сделал Кульм резиденцией епископа и местом заседаний апелляционного суда. Однако его планам не суждено было сбыться, и Кульм оставался второстепенным городком. Зато Торн, который находился на границе с королевством Польским, быстро рос и преуспевал благодаря товаропотоку по Висле. В XIV в. Торну предстояло стать самым влиятельным прусским городом после Данцига.

Хотя Любек в тех краях не играл почти никакой роли, он принимал активное участие в возникновении прибрежных городов. Любекские корабли поддерживали экспедиции Тевтонского ордена, а его купцы внесли существенный вклад в основание Эльбинга (1237) на восточном рукаве Вислы, неподалеку от древнего поселения Трусо; в результате в городе, единственном во всей Пруссии, действовало любекское право. Вплоть до середины XIV в., когда функции Эльбинга взял на себя Данциг, Эльбинг считался главным прусским портом. В 1337 г. он был расширен благодаря новому поселению, которое объединилось со старым лишь в 1478 г. Наконец, на Земландском или Самбийском полуострове, последнем регионе, завоеванном Тевтонским орденом, на реке Прегель заложили Кёнигсберг, который, судя по всему, получил свое название в честь короля Оттокара Богемского, участника Крестового похода 1255 г. Кёнигсберг возник на месте трех городских поселений; в одном жили рыцари Тевтонского ордена, в другом находилась резиденция епископа, а в третьем селились купцы. Поселения объединились лишь в 1724 г.

Характерные черты прусских городов объясняются особенными обстоятельствами их основания. Они более регулярны в плане, чем города, расположенные между Эльбой и Одером; их улицы расположены в безупречном шахматном порядке. То же можно видеть в Бреслау и Кракове. Кроме того, долгое время эти города сохраняли ярко выраженный военный характер с замками и укреплениями. Наконец, их строгое подчинение великому магистру Тевтонского ордена объясняет, почему последнего позже приняли в Ганзейский союз, – он стал единственным территориальным правителем, который получил такую привилегию.

Экспансия в Скандинавию

Деятельность купцов Любека и Готландского сообщества главным образом была направлена в сторону Руси. Но вскоре они обратили свои взоры и на Скандинавию. Волна немецкой миграции в XIII и XIV вв. была направлена главным образом в города полуострова. Размах «экспансии на Восток» и ее политические последствия не затмевают «экспансии на север», которая едва ли уступала первой по своему значению.

Почти сразу же после основания Любека город завязал торговые отношения со Швецией. После 1173 г. Генрих Лев заключил договор с Кнутом Эрикссоном, по которому шведы освобождались от таможенных сборов в Любеке. Начиная с того времени в Швецию начали переезжать немецкие иммигранты. Похоже, что там они весьма способствовали развитию городов. До их приезда города в Швеции только начинали развиваться; жители поселений, которые были довольно небольшими, формировали зачатки городских общин под властью королевского управляющего (galkare), которому помогали руководители административных районов. Немцы ввели повсюду городские советы по образцу тех, что существовали в их родных городах. Как и на востоке, они обычно селились группами, либо в уже существующем городе, либо по соседству с ним, вокруг прямоугольной рыночной площади, рядом с которой они строили свою церковь. В шведские города приезжали не только купцы, но и немецкие ремесленники. О степени их значимости свидетельствуют многочисленные немецкие заимствования в шведском языке; главным образом они связаны с обозначением тех или иных ремесел.

Сначала немцы мигрировали на юг Швеции, особенно в Кальмар, который стал по своей сути вполне немецким. Начиная с середины XIII в. они селились главным образом в Центральной Швеции. Призванные регентом, ярлом Биргером, немцы, судя по всему, играли важную роль в основании Стокгольма (около 1251 г.). Создание этого города преследовало двойную цель: политическую, чтобы укрепить новую династию Фолькунгов, и экономическую. Стокгольм призван был оживить торговлю в краю, пострадавшем после разрушения Сигтуны в 1187 г. Ярл Биргер и его преемники всячески старались привлечь в Швецию немецких купцов и ремесленников, чтобы новый город получил выгоды от их богатства, энергии и технических познаний. В шведских хрониках короля Магнуса обвиняют в избыточной благосклонности к иностранцам.

Возвышение Стокгольма и Центральной Швеции во второй половине XIII в. ускорилось благодаря открытию медных рудников в Фалуне. Похоже, что и там немаловажную роль сыграли немцы. В те края переселялись шахтеры из Гарца. Даже шведские историки согласны с тем, что по своему типу тамошние шахты напоминают шахты в Раммельсберге в окрестностях Гослара. В тот период немецкие названия появляются во всех городках шахтерской местности. Особенно следует выделить Вестерос, центр торговли медью. В тамошний городской совет входили шесть немцев и шесть шведов. Известно, что в XIV в. граждане Любека владели долями шведских рудников.

Хотя не похоже, чтобы немцы образовали большинство населения в каком-либо шведском городе, их влияние в ремесленных цехах и в торговле, а потом и в городских органах управления, в течение долгого времени было преобладающим. В 1345 г. король издал указ, согласно которому городские советы должны были состоять наполовину из шведов и наполовину из немцев. Данное правило даже в более поздние годы часто нарушалось в пользу немцев.

Большое количество немецких иммигрантов и их ведущая роль в коммерции представляли серьезную угрозу национальному развитию Швеции. Экономика страны могла попасть в слишком большую зависимость от Ганзы. Однако опасности удалось избежать. Во-первых, Швеции, в отличие от Норвегии, удавалось развивать сельское хозяйство, особенно животноводство. Населению страны не приходилось зависеть от импорта немецких зерновых. Во-вторых, главной причиной стало то, что шведский королевский дом с самого начала стремился ассимилировать иностранцев, а не предоставлять им привилегии в ущерб своим подданным. Уже в 1251 г. в договоре, заключенном ярлом Биргером, имелось условие: уроженцы Любека, которые обосновались и живут в Швеции, «обязаны подчиняться законам страны и должны отныне именоваться шведами». Данное мудрое предписание призвано было предотвратить образование немецких общин, привилегированных пусть и не по закону, но фактически, и поощрить слияние двух наций. В небольших городах внутри страны такое слияние завершилось в XIV в.; в более же крупных городах оно реализовалось лишь в конце XV в.

В Дании, особенно в Шлезвиге, что вполне естественно, немецкие иммигранты были еще многочисленнее, чем в Швеции. В Шлезвиге немцы подчас составляли большинство городского населения: на это указывает, в частности, городское право Тондерна (1243), основанное на Любекском праве и написанное на нижненемецком языке. Даже на островах, особенно в Копенгагене, среди купечества и ремесленников преобладали жители немецкого происхождения. И все же Дания не имела большого значения для ганзейских купцов, которые почти ничего там не покупали, кроме крупного рогатого скота.

Совершенно другим было положение в Скании благодаря промыслу сельди. По свидетельству Саксона Грамматика (конец XII в.), на западном берегу полуострова сельдь водилась в таком изобилии, что ее можно было ловить руками и она мешала судоходству. Рыбные промыслы там определенно были очень старинными. Но крупная торговля соленой рыбой началась лишь после того, как Любеке кие купцы стали возить туда соль из Люнебурга. О ранних этапах этого промысла почти ничего не известно, лишь то, что центром его была ярмарка в Сканере, на полуострове, носящем то же название; возможно, речь идет о самом начале XIII в. Вскоре к купцам из Любека присоединились другие из городов Саксонии и Вестфалии, а потом из портов, появившихся на побережье Балтийского моря, даже таких дальних, как Данциг и Рига. Некоторые из городов приобрели участки земли возле Сканера – по-датски они назывались ved, а по-немецки vitte. Там происходила засолка и заключались сделки во время ярмарки.

Ближе к середине XIII в. ярмарка в Скании стала международной, потому что ее начали посещать норвежцы, англичане и голландцы. В текстах их называют «кругосветными мореплавателями» (umlandsfarer), потому что их корабли шли в обход Ютландии. Хотя соленая рыба оставалась самым важным товаром, на ярмарке продавались также шерстяные и льняные ткани, соль, зерно, шкуры и пиво. Однако процветание Скании было недолгим. Вскоре немцы поняли, что сканская международная ярмарка составляет конкуренцию их собственной торговле между востоком и западом. К концу XIII в. им удалось добиться запрета на проход в Балтийское море для фламандских, фризских и английских кораблей, и в Скании остался только сельдяной рынок, который монополизировали ганзейцы.

В Норвегии первые упоминания о купцах из Любека относятся примерно к концу XII в. И здесь они шли по пятам скандинавских купцов и приехали в Берген, самый оживленный порт в стране, который давно налаживал торговые связи с Бременом. Представители Любека торговали рожью, мукой и солодом для сушеной трески, рыбьим жиром, маслом и кожами. Неизвестно, как начинались эти отношения, но письмо Хокона IV (1248), в котором он просит Любек о поставках зерна, чтобы избежать сильного голода, доказывает, что к середине XIII в. Западная Норвегия уже зависела от поставок продовольствия с севера Германии. Если же вспомнить, что в XII в. норвежцы успешно торговали со всеми странами, имевшими выход к Северному морю, невольно испытываешь удивление. Похоже, что с тех пор население страны существенно выросло, а норвежским фермерам не только не удавалось увеличить урожай, но и, из-за конкуренции со стороны зарубежного зерна, им пришлось переключаться на другие виды деятельности, чему король тщетно пытался помешать своим указом (1260). Более того, традиционные норвежские суда не были приспособлены для перевозки больших количеств рассыпных продуктов.

Любек не преминул воспользоваться таким благоприятным положением. Любек и другие вендские города получили важные привилегии. Им разрешалось торговать как оптом, так и в розницу. Купцы освобождались от государственных пошлин. По закону им предоставлялась охрана. Доминирование немцев вскоре стало настолько заметным, что короли пытались избавиться от него, но проба сил (1284) привела лишь к консолидации ганзейского превосходства в Норвегии.

Торговая экспансия на Запад

Начиная с XIII в. немецкая торговля начала проникать за пределы Северного моря, в Англию и Нидерланды, хотя, в отличие от восточных и северных регионов, еще не принимала формы обширной иммиграции и колонизации. Она сохраняла строго коммерческий характер по мере того, как группы купцов устанавливали все более тесные отношения с английскими портами и с Брюгге.

Как мы видели, Кёльн и Бремен уже давно торговали с Англией. Новым в XIII в. стало появление в Северном море, в стремительно растущих количествах, купцов с востока Германии – позже их стали называть «истерлингами» или «остерлингами». Главным образом, они прибывали из Любека, но были также купцы из Висбю, из таких прибалтийских портов, как Росток, Штральзунд, Эльбинг и Рига, а также из удаленных от моря саксонских городов. Они еще не добирались до Англии напрямую с Балтики. Путешествие вокруг Ютландии казалось слишком долгим и опасным, поэтому они добирались из Любека в Гамбург по перешейку, а дальше отплывали в Англию или Фландрию. Регулярные морские рейсы из Балтийского в Северное море появились лишь во второй половине XIII в. Немецкие купцы брали пример с английских и фламандских кораблей, которые посещали ярмарки в Скании.

После приобретения своих первых привилегий в Лондоне в 1157 г. кёльнские купцы значительно расширили сферу деятельности в Англии. Они воспользовались политическим союзом между династиями Вельфов и Плантагенетов. В 1175 г. они получили право свободной торговли по всему королевству, и Ричард Львиное Сердце, в благодарность за три корабля, которые немцы оснастили для его Крестового похода, освободил их лондонское подворье от всех налогов. Судя по всему, в начале XIII в. жители Любека и купцы из других городов с востока Германии начали регулярно посещать английские порты. Сначала их корабли заходили в Ярмут, Линн, Гуль и Бостон, а затем в Лондон; возможно, там они тоже шли по стопам готландцев.

Вполне естественно, кёльнские купцы не обрадовались притоку новичков; они смотрели на «истерлингов» как на незваных гостей. Их неприязнь была столь очевидна, что Фридрих II счел нужным вмешаться. В грамоте, которую он даровал Любеку в 1226 г., он призывал кёльнцев прекратить преследовать граждан города Любека, которым он предоставил равные привилегии с кёльнскими купцами. Уступки не имели большой практической ценности, но английские короли не могли не относиться доброжелательно к иноземцам, которые привозили в страну восточные товары: воск и меха. В 1237 г. Генрих III подтвердил привилегии купцов Готландского сообщества и освободил от таможенных сборов все товары, которые они покупали или продавали в его владениях. Тридцать лет спустя, поскольку дела «истерлингов» шли в гору, король наделил их равными правами с кёльнскими купцами. В 1266 г. купцам из Гамбурга, а на следующий год – из Любека предоставили право образовать свою Ганзу по примеру кёльнских купцов. Именно в этих двух документах впервые встречается слово «ганза», применяемое по отношению к группам купцов с севера Германии.

Долгое время предоставленных привилегий оказывалось недостаточно для того, чтобы положить конец распре между Кёльном и Любеком. Конечно, непросто было добиться согласия между интересами давней рейнской торговой оси и новой оси Восток – Запад, поистине ганзейским торговым путем. Однако вскоре все они признали, что существование трех конкурирующих сообществ пагубно отражается на них. Особенно остро недостатки ощущали вестфальцы, которые занимались как торговлей по Рейну, так и с Востоком. Поэтому они взяли на себя роль посредников. В 1281 г. им удалось наконец достичь примирения. С тех пор в Лондоне официально существовала одна «немецкая Ганза», управляемая старшиной, которого выбирали сами купцы, а на должности утверждал город. Важно, что в тот решающий год старшиной и тремя его преемниками становились уроженцы Дортмунда. В том же году мэр Лондона предоставил им привилегии. Известно, какие обязательства накладывались на немцев: они платили ежегодную ренту в размере 40 шиллингов за свое место собраний, а также участвовали в охране и ремонте одних городских ворот, Бишопсгейт.

По сути, три конкурирующие группы немецких купцов образовали федерацию. Истинное слияние произошло лишь в XV в. Кёльнские купцы вместе с купцами Динана сохраняли исключительный контроль над ратушей, и после 1324 г. они больше не принимали к себе купцов из других немецких городов. Тем приходилось строить собственные здания на «Стальном дворе». Тем не менее можно сказать, что в 1281 г. в Лондоне учредили ганзейскую контору.

Лишь сравнительно поздно, в первые годы XIII в., первые немецкие купцы из Кёльна появились во Фландрии. Удивительно, учитывая короткое расстояние от Рейнской области. Кроме того, Брюгге всегда занимал уникальное место в истории Ганзы. Очевидно, такая аномалия объясняется конкуренцией со стороны фламандских купцов. Они по-прежнему активно вели дела не только в Кёльне, но и в Бремене, и в Гамбурге, и в Саксонии, и даже в городах Прибалтики.

Однако во второй четверти XIII в. количество немецких купцов, которые регулярно посещали Брюгге и другие порты на Звейне, значительно возросло. Купцы из Кёльна и Вестфалии, скорее всего, добирались туда по суше, а большинство купцов из Бремена, Гамбурга и Любека приплывали морем. В противовес тому, что случилось в Лондоне, между купцами из Кёльна и Любека во Фландрии не возникало никаких конфликтов. У первых не было давних привилегий, которые они могли бы отстаивать; в городах Фландрии они главным образом торговали в розницу своими винами. А для покупки сукна с целью его последующей перепродажи в Англии больше подходили другие города Фландрии и Брабанта.

Растущее значение немецкой колонии во Фландрии доказывается любопытным проектом, одобренным Маргаритой, графиней Фландрии, в 1252 г.: основание привилегированного купеческого квартала возле Дамме, в котором должны были вместе проживать немецкие купцы. Этот «Новый Дамме» стал фламандским аналогом лондонского «Стального двора» и новгородского «Петрова подворья». Однако замысел осуществить не удалось, может быть, из-за чрезмерных требований, которые выдвигали немцы, и отсутствия особого желания со стороны граждан Брюгге. Скорее всего, их возмущало появление в городе группы привилегированных иностранцев. Может быть, и немцы, разбросанные по разным портам на Звейне, поняли, что в рассеянии есть свои преимущества. Какой бы ни была причина, в результате в Брюгге появилась лишь одна из четырех крупных ганзейских контор. Кроме того, в Брюгге немцы не уединялись в отдельном квартале, а жили среди местного населения. Такое решение не могло не привести к важным последствиям не только для торговли, но и для культурных контактов.

В 1252 и 1253 гг. графиня Фландрская наделила немецких купцов рядом привилегий. Одна из них предоставлялась исключительно «подданным Священной Римской империи, которые регулярно посещали Готланд». Они получали право на защиту по закону, а также на сокращение таможенных пошлин, выплачиваемых в Брюгге и Дамме, что было изложено весьма подробно. В последнем городе у них имелась собственная весовая. Эти привилегии, которые позже были расширены, заложили основу процветания ганзейской торговли во Фландрии.

В последующие годы ганзейская торговля росла, хотя точно определить степень ее роста невозможно. Расширение ганзейской торговли шло одновременно с возвышением Брюгге, который стремительно превращался в центральный рынок западного мира, где можно было встретить купцов из всех стран. Англичане, шотландцы и ирландцы привозили шерсть, необходимую для текстильной промышленности; голландцы и фризы приводили крупный рогатый скот; купцы из Л а-Рошели и Байонны привозили свое вино. В Брюгге приезжали все обитатели Пиренейского полуострова: баски, наваррцы, кастильцы и португальцы. Они привозили шерсть и средиземноморские фрукты. Поскольку значение Шампанских ярмарок сокращалось, в Брюгге приезжали итальянцы. Там образовалась целая итальянская колония, и город вскоре стал главным финансовым центром Северной Европы. С конца XIII в. генуэзские, а позже венецианские галеры везли грузы специй напрямую в Звейн.

Привлеченные почти безграничными коммерческими возможностями, предлагаемыми Брюгге, туда приезжали и немцы, которых становилось все больше. Уроженцы Бремена везли свое пиво, которое в те времена пользовалось большим спросом. Самыми многочисленными были купцы из Любека и Гамбурга; в их честь даже получили свои названия две улицы в городе (1282, 1306). Наделяя привилегиями немецких купцов во Фландрии, Филипп Красивый особо выделил представителей вендских городов, Эльбинга, Готланда и Риги: эти «истерлинги» привозили в Брюгге меха, воск, поташ и зерновые. Среди городов Саксонии самую большую активность проявлял Брауншвейг, что подтверждает тот факт, что несколько старшин брюггской конторы были уроженцами этого города. Из вестфальских городов самую важную роль, несомненно, играл Дортмунд, пока Кёльн оставался в стороне. Все эти купцы прибывали в Брюгге главным образом для того, чтобы купить фламандское сукно, широкий ассортимент которого удовлетворял любую клиентуру.

Хотя центром их притяжения оставался Брюгге, немецкие купцы часто посещали и другие фламандские города и особенно ярмарки, главным образом в Тору и Ипре. Сохранились переводные векселя за 1272–1286 гг., в которых немцы выступают кредиторами: 16 из Любека, 9 из Кёльна, по 2 из Гамбурга, Брауншвейга и Дортмунда. Наконец, ганзейцев можно было встретить и на Шампанских ярмарках, где во второй половине XIII в. упоминаются главным образом купцы из Кёльна, а также из Вестфалии и один купец из Магдебурга. Но и здесь Любек выходит на первый план: согласно указу Филиппа Красивого (1294), его граждане имели право возвращаться любым путем, каким они пожелают, если они везли немецкие товары, однако если они приобрели товары во Фландрии, то обязаны были возвращаться только через Бапом. Сохранилась одна запись, связанная с гражданином Любека, который обосновался в Труа и выступал от имени своего родного города.

Упадок Готландского сообщества

Таким образом, немногим более чем за сто лет ганзейская торговля в северных морях распространилась с поразительной быстротой. Немцы вытесняли конкурентов везде, не только на Балтике, но и на Северном море. Они даже не давали готландцам ходить через датские проливы на запад, а фризам, фламандцам и англичанам – на восток. Немецкие купцы забрали в свои руки торговлю между Норвегией и Англией. Во всех приморских странах они приобретали важные привилегии, которые придавали новый стимул их коммерческой деятельности.

Движущей силой для такой экспансии стало Готландское сообщество. Однако в середине XIII в. эта организация пришла в упадок. На первый взгляд, парадоксальное событие на деле было вполне закономерным. Простому братству странствующих купцов не под силу были задачи, которые становились все сложнее по мере расширения деятельности. Вдобавок основным источником власти и силы Готландского сообщества стала поддержка городов, особенно Любека, откуда большинство купцов начинали свои странствия, и Висбю, главного центра торговли. По мере роста городов, которые выстраивали отношения друг с другом и наращивали политическое влияние, они все чаще с неодобрением смотрели на сообщество, претендовавшее на автономию. Принимаемые этим сообществом решения способны были вовлечь города в дорогостоящие и опасные предприятия.

Вот почему Готландскому сообществу суждено было исчезнуть. Начиная со второй половины XIII в. оно, по сути, прекратило свое существование. Свидетельством тому является соглашение, заключенное в 1280 г. между Любеком и Висбю; позже к соглашению присоединилась Рига. Три города договаривались объединить усилия и ресурсы для защиты против всех нападок и убытков, которые несли немецкие купцы, торговавшие на территории от Зунда до Новгорода. Ранее такими делами занималось Готландское сообщество, но оно в документе даже не упоминается.

Можно было ожидать, что место прежнего сообщества займет новая организация для защиты купцов в форме ассоциации заинтересованных городов. Но в то время, когда только начинали складываться первые региональные городские союзы, создание столь широкой организации было бы преждевременным. Зато Любек и Висбю как будто идеально подходили для совместного решения задач. Но поскольку каждый из городов стремился продемонстрировать свою власть, между ними разгорелся конфликт. Борьба была краткой, так как могущество и сфера влияния Любека придавали ему неоспоримое превосходство. В 1293 г. на соборе вендских городов приняли решение перенести из Висбю в Любек апелляционный суд для новгородской конторы. Все заинтересованные города должны были вынести свой вердикт. Почти все без исключения города от Рейнской области до Пруссии согласились с подобным решением. Только Рига, Оснабрюк и, может быть, еще один или два вестфальских города, которые ревниво отнеслись к превосходству Любека, встали на сторону Висбю. Преобладание Любека было бесспорным: как написали в то время представители двух городов[4] на Зёйдерзе, Любек был признан главой купеческих городов Северной Германии.

Однако теоретически Готландское сообщество еще существовало. Похоже, Любек боялся, что Висбю воспользуется этим в попытке укрепить собственное влияние. Поэтому на соборе вендских городов 1298 г. Любек внес предложение лишить Готландское сообщество печати, которой могут воспользоваться, дабы скреплять нежелательные для многих городов документы. Таким образом, спустя долгое время после того, как Готландское сообщество перестало функционировать фактически, подошло к концу и его юридическое существование.

Тем не менее оно сыграло немаловажную роль, объединив купцов из многих немецких городов от Кёльна до Риги, как портовых, так и удаленных от моря. Сообщество координировало их действия и добивалось для них льгот и привилегий в зарубежных странах. Хотя Готландское сообщество прекратило свое существование, общий интерес, ставший причиной его возникновения, никуда не делся. Но лишь в середине XIV в. эта первая форма ганзейской организации сменилась другой, Ганзой городов.

Глава 3

К Ганзе городов (ок. 1250 – ок. 1350)

Первые городские союзы

Уже в середине XIII в. города пытались отобрать у Готландского сообщества право защиты немецких купцов за границей. Хотя созданию полномасштабного союза мешала политическая обстановка, этапом на пути создания такого союза стали региональные городские объединения. По всей Германии недавно возникшие города сталкивались с анархией, вызванной упадком имперской власти, и потому образовывали альянсы, призванные сохранять мир и защищать их привилегии. На севере самым крупным городским объединением стала недолговечная Лига рейнских городов (1254). С другой стороны, там же, на севере, более мелкие группы демонстрировали большую эффективность и стабильность, чем на юге. Однако ни тогда, ни позже подобные городские лиги не были специфически ганзейскими: в первую очередь они создавались не в коммерческих целях, а для защиты политических интересов и борьбы против посягательств удельных правителей.

В 1246 г. одновременно возникли два союза городов: один в Вестфалии, второй в Нижней Саксонии. В первый союз вошли Мюнстер, Оснабрюк, Минден, Херфорд, Косфельд «и другие присоединившиеся к ним города»; целью союза было обеспечить свободный доступ на свои рынки и сообща защищаться от всех агрессоров. Семь лет спустя возник еще один союз, соединивший Мюнстер, Дортмунд, Зост и Липп-штадт. Эти коалиции несколько раз продлевались и окончились почти постоянной ассоциацией городов Вестфалии, ведущую роль в которой играл самый важный из них, Дортмунд. Лига саксонских городов начиналась как альянс Мюндена и Нортхайма; она вошла в полную силу двадцать лет спустя. Тогда власти Гента, раздраженные оскорблениями, которые вынуждены были терпеть его купцы, провозгласили, что в отместку будут конфискованы товары всех саксонских купцов в пределах его территории. Люнебург, Кведлинбург, Хальберштадт, Хельмштедт, Гослар, Хильдесхайм, Брауншвейг, Ганновер и Вернигероде немедленно подали протест, к которому примкнули Гамбург, Штаде и Бремен, а позже Магдебург. После периода слабости в начале XIV в. лига саксонских городов под руководством Брауншвейга стала одной из самых организованных.

Однако для истории Ганзы куда важнее образование так называемой Вендской лиги или лиги вендских городов. Строго говоря, этот термин, который впервые встречается около 1280 г., применим только к новым городам на вендской территории, то есть к Любеку, Килю, Висмару, Ростоку, а позже Штральзунду, хотя туда обычно включают Гамбург и Люнебург, так как они по большинству вопросов были тесно связаны с остальными городами. Ядром лиги послужил задуманный в 1230 г. союз между Гамбургом и Любеком. Гамбург предложил соседнему городу предоставить равные права гражданам Любека, которые проезжают через его территорию, и выразил желание поддерживать традиционную дружбу между двумя городами. В 1241 г. они заключили официальный договор, договорившись делить расходы по защите от разбойников дорог между Гамбургом и Любеком. Кроме того, два города договорились, что преступников, изгнанных из одного города, изгоняют и из другого. Новый договор подписали в 1259 г., а четырьмя годами ранее заключили денежное соглашение, где устанавливался одинаковый номинальный курс пфеннига, который чеканили в обоих городах. С того времени Гамбург и Любек часто совещались по всевозможным вопросам, и, несмотря на неизбежные разногласия, альянс, основанный на взаимодополняющих интересах двух городов, постоянно креп.

Сначала сближение с новыми городами на Балтике шло с трудом. Похоже, Любек беспокоило растущее процветание его соседей, которые вполне могли стать конкурентами. В 1249 г. Штральзунд был разграблен любекским флотом. Кроме того, известно, хотя и лишь в общих чертах, что в те годы отношения между Любеком и Ростоком также были весьма напряженными. Однако Висмару в 1256 г. удалось примирить их. Оба города отказались от всех исков о компенсации за понесенный ущерб. Три года спустя три города согласились объединиться для борьбы с пиратством, и в 1264 г. в Висмаре был подписан договор о союзе сроком на один год. Новый договор, как и предыдущий, заключался для борьбы с пиратством, но помимо того в нем оговаривались вопросы взаимопомощи на случай войны с каким-либо территориальным правителем, а также некоторые вопросы гражданского права. Любопытная подробность: все решения союза должны были применяться к городам, где использовалось любекское право, а таких было особенно много на побережье Балтийского моря. Очевидно, Любек намеревался воспользоваться широким распространением своего права в политических целях. Но попытка оказалась безуспешной – несомненно, из-за сопротивления, оказанного на востоке. Любеку пришлось довольствоваться поддержкой вендских городов. В 1265 г. они подтвердили свой союз, на сей раз не ограничивая срок действия договора, и торжественно договорились о ежегодных консультациях по вопросам, представляющим общий интерес. С тех пор Вендскую лигу можно считать постоянной: она укреплялась благодаря присоединению к ней померанских городов, в число которых, помимо Штраль-зунда, входили Грайфсвальд, Штеттин и Анклам.

Вендская, саксонская и вестфальская лиги были отдельными союзами, но довольно скоро выказали тенденцию в важных вопросах выступать заодно. Например, в 1280 г., когда вендские города решили перенести брюггскую контору в Аарденбург, Любек попросил другие города дать свое согласие на такой шаг. Многочисленные консультации и совещания укрепляли связь между группами городов в различных областях.

Именно так региональные лиги вносили свой вклад в учреждение Ганзы городов. Тем не менее не следует делать скоропалительных выводов и считать Ганзу результатом слияния или сплавления региональных союзов. Дело в том, что Ганза городов отличалась от обоих понятий по своей структуре и своим задачам. Она возникла благодаря общности интересов тех городов, которые выражали желание действовать заодно. Ганза защищала тех купцов, которые и сами сначала объединились в Готландском сообществе.

Позже в других частях ганзейских владений возникали другие союзы. Так, в конце XIII в. можно отметить группировку прусских городов, которая в XIV в. превратилась в прочную ассоциацию. В отличие от более ранних образований, члены которых подчинялись различным сюзеренам, все прусские города считались подданными Тевтонского ордена. По этой причине великий магистр оказывал большое влияние на их решения, особенно вначале. Зато ливонские города, которыми Тевтонский орден управлял не так строго, начали действовать заодно уже в конце XIII в., хотя организованную группу сформировали лишь во второй половине XIV в.

Первые пробы силы: Фландрия и Норвегия

Укрепленная городскими союзами, Ганза в последней четверти XIII в. начала активно вмешиваться в дела за границей с целью защиты интересов своих купцов. Излюбленным ее оружием, которое оказывалось весьма действенным, была блокада, то есть приостановка всей торговли. В действительности такая форма мести была известна давно, но вплоть до того времени блокада считалась своего рода благоразумным ответом на нападки или преследования, которым подвергались немцы. Позже ганзейские города начали прибегать к совместным действиям, чтобы вынудить «виновных» – город или страну – пойти на уступки.

Уже в 1277 г. данную схему применили на востоке. После того как на Ливонию напали русские и литовцы, немецкие купцы из Любека и остальных заинтересованных городов, действуя вместе с Тевтонским орденом и ливонскими епископами, провозгласили, что больше не поедут в Новгород. Всем, кто нарушал запрет, грозили смертная казнь и конфискация товаров. Но неизвестно, какими были результаты этого начинания.

Куда более серьезные последствия имела приостановка ганзейской торговли с Брюгге в 1280 г. Конфликт с немецкой колонией нарастал в течение нескольких лет. Судя по всему, граждане Брюгге, раздосадованные тем, что графы Фландрии предоставляли иностранцам различные льготы и привилегии, то и дело пытались свести их на нет. Кроме того, иностранцам, количество которых постоянно росло, не очень нравилось, что их обязывали торговать только с гражданами Брюгге. В городе все чаще вспыхивали мятежи; опасность угрожала жизни и имуществу иностранных купцов.

Конечно, ганзейцы не отважились бы действовать в одиночку. Но другие иностранцы, особенно испанцы, были встревожены не меньше. Поэтому Любек послал в Брюгге своего представителя, члена городского совета Иоганна Довая, для консультации с ними. Естественно, о запрете торговли со всей Фландрией речи не шло; такой шаг повредил бы и интересам иностранцев. Запрет должен был коснуться только Брюгге. Таким способом можно было заручиться доброй волей графа Фландрии, необходимой для успеха операции. Но вначале необходимо было перевести все учреждения в другое место. Выбор пал на соседний город Аарденбург. Любек принял меры предосторожности; он попросил главные саксонские, вестфальские и прусские города, а также Висбю поделиться своим мнением. Все города, с некоторыми оговорками, касавшимися деталей, высказались в пользу перевода. С тех пор ганзейские и большинство иностранных купцов обосновывались в Аарденбурге, власти которого поспешили предоставить им щедрые привилегии.

В Брюгге сразу же болезненно ощутили на себе отъезд тех, кто обеспечивал процветание города. Вынужденные пойти на решительные уступки, отцы города начали переговоры. Два года спустя немецкие и другие иностранные купцы вернулись. Вдобавок к прежним привилегиям они получили уступки, касавшиеся мер и весов, и право напрямую вести дела с другими иностранцами. Экономическое оружие, в виде перевода конторы, оказалось очень действенным. Ганзейцам не пришлось почивать на лаврах; в следующие 150 лет та же операция с переменным успехом повторялась еще 4 раза.

Двумя годами позже, в 1284 г., Ганза, поощренная собственным успехом, провела новую пробу силы, на сей раз в Норвегии, где ганзейские привилегии также считались избыточными. Король попытался отнять некоторые льготы, и немецкие купцы жаловались на «несправедливость», которую они вынуждены были сносить. Узнав, что норвежцы напали на корабль и ограбили его, собрание вендских городов, которое состоялось в Висмаре, постановило прибегнуть к блокаде. Запретили экспорт в Норвегию зерна, муки, овощей и пива. Нарушителям грозили штрафы и конфискация товаров. В датских проливах разместили корабли для борьбы с контрабандистами. Вендские города заручились поддержкой городов Померании, Риги, Висбю и даже некоторых североморских портов. С другой стороны, Бремен отказался сотрудничать с другими городами. За это его купцов лишили ганзейских привилегий. Подобное отношение симптоматично: налицо конфликт старых и новых коммерческих методов, пример которых уже был подан ссорой кёльнских и любекских купцов в Англии. Бремен имел давние торговые связи с Брюгге и не хотел участвовать в событиях, которые наверняка окончились бы предпочтением балтийских городов.

Блокада увенчалась полным успехом. Лишившись немецкого зерна, норвежцы не могли покупать его ни в Англии, ни в других местах. «Тогда, – сообщает летописец Детмар, – начался голод столь великий, что они вынуждены были примириться». Мирные переговоры велись при посредничестве шведов. Норвегии не только пришлось заплатить штрафы за финансовые убытки, которые она причинила, но и предоставить льготы и привилегии ганзейским купцам. Согласно записи в договоре от 1294 г., им позволялось свободно торговать в норвежских портах до самого Бергена на севере; покупать, продавать и строить склады внутри страны, не платя пошлины ни в королевскую, ни в местную казну; и перевозить свои товары исключительно на своих кораблях. Немцы были связаны единственным ограничением: им запретили торговать севернее Бергена. Данное условие неукоснительно соблюдалось.

В последующие годы ганзейцы использовали полученные привилегии для укрепления своего господства. Они постепенно забрали в свои руки всю торговлю в портах на восточном побережье Англии, поскольку английские купцы таких привилегий не получили. Вдали от моря они приобретали многочисленные владения и вытесняли местных купцов, даже тех, кто торговал в розницу. Кроме того, многие немецкие ремесленники, особенно сапожники, обосновались в Бергене и вытеснили норвежских ремесленников. Столкнувшись с такой неприятной ситуацией, король Хокон V в конце своего правления (1316–1318) попытался положить ей конец. Он охотно запретил бы немцам торговать за пределами городов или проживать в них зимой, потому что именно те, кто зимовал в городах, прибирали к рукам розничную торговлю как в городах, так и в сельской местности. Кроме того, король обложил налогом экспортеров трески и масла и ограничил вывоз этих товаров, сохранив его лишь для тех, кто ввозил в страну муку и ячмень (для пивоварения). Последняя мера задумывалась как защита от голода, однако ее результат оказался совершенно другим: норвежская экономика стала еще больше зависеть от немцев. Новые правила так и не вступили в силу и не достигли своей цели. Нестабильность королевского дома, слабость среднего класса, теплый прием, какой оказывали иностранцам местные аристократы, но главное – острая потребность в немецком зерне гарантировали ганзейцам более сильную позицию в Норвегии, чем в любой другой стране.

Зато блокада Фландрии, предпринятая в 1280 г., хотя вначале была необычайно успешной, в длительной перспективе почти не возымела действия. Скоро жившие в Брюгге немецкие купцы снова принялись жаловаться на ограничения их свободы деятельности. После 1305 г. ганзейцы решили снова перевести контору из Брюгге в Аарденбург, поскольку жалобы купцов не увенчались успехом: в первую очередь они требовали компенсации за убытки, понесенные при обмене денег. Двумя годами позже, после бесплодных переговоров, решение о блокаде было принято. На сей раз из Брюгге в Аарденбург эмигрировали только немецкие купцы, но им снова удалось заручиться поддержкой графа Фландрии Роберта III Бетюнского, который пожаловал им охранную грамоту с перечислением всех льгот и привилегий. Немцы не хотели постоянно держать свою контору в Аарденбурге, как и 25 лет назад. Брюгге считался незаменимым. Трудные переговоры вели не вендские города (там возникли внутренние разногласия), а представители Саксонии. Переговоры затягивались. Конец им положил лично граф Фландрии, который запретил иностранцам в Аарденбурге взвешивать товары мерами больше 60 фунтов. После этого немцы вернулись в Брюгге (1309), который предоставил им значительные привилегии. Город урегулировал как денежные, так и торговые вопросы. Были подробно определены права иностранных купцов по стратегическим продуктам, мерам и весам, обмену и транспортировке. Кроме того, зафиксировали права и обязанности посредников и землевладельцев.

Таким образом, вторая проба силы снова окончилась несомненным триумфом ганзейцев. Грамоты 1307 и 1309 гг., подтвержденные в 1338 г., на протяжении почти двух столетий служили основой их притязаний и основой их коммерческого процветания во Фландрии. Хотя современные историки не располагают цифрами, способными это доказать, ясно, что за следующие пятьдесят лет ганзейцы значительно расширили торговлю. Особенно большую роль в экспорте английской шерсти во Фландрию суждено было сыграть купцам из Вестфалии.

У нас почти нет сведений о тогдашней структуре брюггской конторы. Неизвестно даже, группировались ли купцы в общине в зависимости от городов или своего происхождения. Только в 1347 г. контора составила свою первую конституцию[5], согласно которой община проживавших в Брюгге немецких купцов разделялась на три части, или трети (derdendeel). В каждой трети избирали по два старшины и имелась собственная казна. В первую треть входили купцы из вендских и саксонских городов, во вторую – из городов Вестфалии и Пруссии, а в третью – купцы из ливонских городов и Висбю. Несколько необычное разделение на трети сохранится и в Ганзе городов.

Датская агрессия и кризис Ганзы в начале XIV в.

В конце XIII в. могло показаться, будто Ганза, укрепившаяся благодаря успешным интервенциям за границей, вот-вот обретет четкую структуру под управлением Любека и других вендских городов. Однако этого не произошло. В начале XIV в. вендские города пережили серьезный кризис, который подверг их солидарность суровому испытанию. Опасность угрожала сплоченности самой Ганзы, и образование Ганзы городов пришлось отложить.

Причиной кризиса стало стремление правителей на севере Германии восстановить свою власть над городами, ставшими практически независимыми. Так, графы Гольштейна со времен Генриха Льва не мирились с полным своим недопущением в Любек. Но в течение ста лет их попытки восстановить свое владычество в городе оставались безуспешными. И герцоги Мекленбурга хотели восстановить свои права на Висмар и Росток. Но для осуществления планов правителям требовались деньги и войска. Предоставить им желаемое собирался король Дании Эрик VI Менвед. Последовал ряд беспорядочных военных действий, в результате которых вендские города часто оказывались разделенными на два противоборствующих лагеря.

В сущности, Эрик Менвед оживил политику экспансии на север Германии, которую вел за сто лет до него Вальдемар Победоносный. Около 1300 г. герцог Мекленбурга, чья казна опустела после конфликта с маркграфом Бранденбурга, уступил Дании свои права на город Росток и его территорию. Эрик немедленно вступил во владение городом, не встретив сопротивления. Через два года он добился от короля Альбрехта I из династии Габсбургов подтверждения грамоты, дарованной Фридрихом II, по которой признавалось владычество Дании над областями к востоку от Эльбы. Любек, как имперский город, стал исключением, но никакого практического действия это не возымело.

В то время Любек был вовлечен в ожесточенную борьбу с графами Гольштейна, союзниками герцога Мекленбургского. Для этого Любек заключил союз с герцогами Саксонии и Шлезвига, а также с Гамбургом. Любек обращался за помощью к другим вендским городам, но получил лишь письмо с выражением сочувствия от Ростока. В 1307 г., когда окрестности Любека пришли в запустение, а сам город был осажден, городской совет вынужден был обратиться за помощью к королю Дании. Последний поспешил примирить враждующие стороны, но Любеку пришлось признать его своим покровителем (Schutzvogt) на десять лет и выплачивать ему ежегодную дань в размере 750 марок. Таким образом, все вендские города оказались, прямо или косвенно, подчинены Эрику. Но такое положение дел оказалось недолгим. Штральзунд, Грайфсвальд, Росток и Висмар, решив сопротивляться притязаниям их владык, в 1308 г. заключили оборонительный союз. Примкнуть к союзу приглашали и Любек, но он отказался из страха навлечь на себя гнев Эрика. Когда же два года спустя Любек согласился вступить в союз, то только на четком условии, что союз не будет направлен против короля Дании.

Такая политика, которая, по словам хрониста Детмара, «весьма благоприятствовала его преуспеянию», нанесла серьезный удар по престижу Любека. Приняв покровительство Дании и отказавшись помогать соседям в борьбе за независимость, «глава Ганзы» показал себя недостойным ведущей роли, которую он прежде исполнял столь блестяще. Последствия не замедлили себя ждать. Любек не принимал участия в переговорах, которые в то время велись с графом Фландрии с целью вернуть в Брюгге немецких купцов, эмигрировавших в Аарденбург. Висбю, находившийся на другом конце ганзейского мира, воспользовался положением, чтобы вернуть себе апелляционный суд новгородской конторы. Наконец через несколько лет король Хокон Y начал принимать меры, призванные ослабить положение ганзейских купцов в Норвегии.

Тем временем Эрик IV и его вассал, герцог Мекленбурга, решили взять вендские города силой. Первым нападению подвергся Висмар. Несмотря на помощь, присланную Ростоком и Штральзунд ом, Висмар вынужден был капитулировать после осады, которая продолжалась несколько месяцев, и принять условия, предъявленные князем (1311). За Висмаром настала очередь Ростока, который оказал коалиции правителей ожесточенное сопротивление. После первых поражений городской совет выразил желание заключить мир, но в городе вспыхнул мятеж, начатый ремесленными гильдиями, которые склонны были сопротивляться до конца. Одних членов городского совета убили, других выслали, и место старого городского совета занял новый. Такими были самые ранние из тех «демократических» революций, которые позже столь часто происходили в приморских городах. И все же капитуляция была неизбежной (декабрь 1312 г.). Ростоку пришлось заплатить огромный штраф в 14 тысяч марок и присягнуть на верность королю Дании, представителем которого выступал герцог Мекленбурга, а чуть позже восстановить прежний городской совет. Через несколько лет нападению подвергся и Штральзунд (1316). Но благодаря вмешательству маркграфа Бранденбургского город успешно защищался и получил подтверждение своих привилегий.

Несмотря на последний успех, положение оставалось серьезным: угрозе подвергалось будущее всей Ганзы. С материальной точки зрения города обеднели из-за военных действий. С политической точки зрения почти всем им пришлось согласиться с урезанием своей независимости. С нравственной точки зрения отказ Любека от своих полномочий и отсутствие солидарности среди вендских городов разоблачили слабость ганзейской связи. Казалось, что отныне каждому городу придется мириться со своим территориальным правителем и отказаться от сотрудничества с другими городами. Это означало бы конец Ганзы.

Однако после смерти Эрика Менведа в 1319 г. положение стремительно улучшилось. Дания истощила и финансовые, и военные ресурсы, и коронные земли по большей части распродавались своим или иноземным аристократам. Так как королевская власть была бессильна, королевство впало в анархию, и уже не возникало вопроса о продолжении экспансии. Зато северогерманские правители поспешили воспользоваться ситуацией и напали на Данию. Это означало, что они оставили попытки распространить свою власть на города в своих владениях и вместо того оказывали им помощь в их начинаниях. На протяжении 20 лет Дания превратилась в область для экспансии немцев, особенно представителей знати. За ними следовали купцы, ремесленники и даже крестьяне. Поскольку поводов для разногласий больше не было, вендские города снова могли действовать сообща и восстановить былую власть в Ганзе.

Главную роль в истории этого проникновения в Данию, со всеми беспорядочными взлетами и падениями, играл более активный из двух графов Гольштейна, Герхард по прозвищу Великий. На протяжении 15 лет он был фактическим королем Дании, тем более что страна в течение восьми лет оставалась без правителя. Герхард даже присоединил к своим владениям герцогство Шлезвиг, которое впервые в истории объединилось с Гольштейном под властью немецкого князя.

Приток немцев в Данию имел неблагоприятные последствия для ганзейских интересов. Бесчинства иммигрантов вызывали националистическую реакцию. В 1332 г. в Скании убили несколько сотен немцев, среди них многих купцов. Главное же, общее беззаконие спровоцировало опасный рецидив пиратства и разбойничества. Герхард старался оказывать разбойникам отпор с помощью Любека и Гамбурга, но его успехи были лишь частичными. Союз между городами и 13 правителями севера Германии, образованный в 1338 г., также оказался неэффективным.

Смерть Герхарда, которого в 1340 г. убил датский аристократ, казалось, способствовала продолжению смуты. Новый граф Гольштейна был недвусмысленно враждебно настроен по отношению к городам и, при поддержке Швеции, нападал и на корабли, и на территорию Любека. Встревоженные такой агрессией любекские бюргеры, которые к тому же боялись распространения пиратства, поддержали притязания на престол нового датского короля, молодого Вальдемара IV Аттердага. Дания, фактически управляемая немецкими аристократами, погрузилась в анархию, и невозможно было предвидеть, что Вальдемар, после 20 лет терпеливой трудной работы, станет влиятельным правителем и опасным врагом Ганзы. Пока он охотно демонстрировал добрую волю, предоставил привилегии Любеку и обещал помощь вендским городам. В 1343 г. он уступил Сканию Швеции; тремя годами позже продал свои владения в Эстонии Тевтонскому ордену за 19 тысяч марок и как будто отказался от экспансионистской политики в тех краях, которая так часто тревожила ганзейские города. На самом деле таким образом Вальдемар копил ресурсы, необходимые для восстановления королевской власти, чтобы позже возобновить планы своих предшественников, связанные с севером Германии.

Однако в середине XIV в. эта угроза еще не была очевидной. После долгого периода несчастий Ганза, несмотря на нападения пиратов, снова процветала. Укрепилась солидарность между членами сообщества, и Любек восстановил свою ведущую роль. После кризиса правители относились к городам с вполне понятным недоверием, стремились подчинить их, чинили препятствия на пути их объединения и втягивали города в авантюры, противоречившие их интересам. Благоразумная политика, которой позже Ганза придерживалась по отношению к Дании, была основана на горьком опыте.

Экономическая экспансия в первой половине XIV в.: Англия

Несмотря на политический кризис, первая половина XIV в. характеризовалась устойчивым экономическим ростом Ганзы. К сожалению, нам мало известно о периоде, который непосредственно предшествует периоду ее величайшего процветания. Статистических данных мало, протоколы нескольких региональных соборов не слишком информативны, а тексты охранных грамот почти не содержат подробностей.

И все же признаки растущей активности ощущались почти повсеместно. С прибытием большего количества иммигрантов продолжало расти население городов, и многие из них расширили свои границы. Мы уже отметили активность ганзейцев во Фландрии и их растущее влияние в Скандинавии. Что касается востока, в летописи 1311 г. упоминается, что город Псков захватил почти 50 тысяч мехов, принадлежавших немецким купцам. Зимой 1336/37 г. на «Немецком подворье» остановились 160 торговцев, что указывает на процветание новгородской конторы. Тевтонский орден в 1309 г., подавив остатки сопротивления в Пруссии, учредил свою штаб-квартиру в Мариенбурге; такой шаг способствовал развитию торговли, которая стала очень важной в конце XIV в. Но подобные сведения остаются весьма фрагментарными.

Однако есть один регион, где экономический рост Ганзы можно рассматривать гораздо подробнее, и этот регион – Англия. И здесь немцы сумели расширить привилегии, предоставленные им в XIII в. В 1303 г. Эдуард I пожаловал всем иностранцам, независимо от национальности, важную привилегию, известную под названием carta mercatoria (Купеческая хартия), которая компенсировала им рост таможенных пошлин на экспорт шерсти и шкур. Они освобождались от всех налогов и сборов в пределах королевства; им разрешалось селиться в любой части страны и там вести оптовую торговлю как с иностранцами, так и с местными жителями. Кроме того, иностранные купцы получали законные гарантии и защиту от посягательств королевских чиновников. Правда, столь широкие привилегии и льготы возбуждали настолько ожесточенное сопротивление английских купцов, что Эдуарду II пришлось их отменить. Конечно, гнев местных купцов вызывали в первую очередь итальянцы, ставшие самыми влиятельными из всех иностранцев в Англии. Зато немцам удалось добиться подтверждения своих привилегий и в конечном счете стать единственной группой, которая выгадала от Купеческой хартии. Кроме того, для них был отменен принцип коллективной ответственности в случае долгов или преступлений, совершенных одним из них. Наконец, Эдуард III, которому ганзейцы, предоставившие займы, помогли в 1327 г. взойти на престол вместо своего отца, был благосклонен по отношению к ним. В годы своего долгого правления он всячески отстаивал их интересы.

Рост операций, совершаемых в Англии ганзейцами в первой половине XIV в., среди прочего, свидетельствует о том, что все больше немцев переселялось в Англию на постоянное место жительства. Первые случаи приобретения английского гражданства, о чем имеются записи 1309 г., сначала принимали форму гражданства того или иного города. Так как подобный шаг сталкивался с практическими трудностями, начиная с 1324 г. королевская власть начала «натурализовать» иностранцев, предоставляя им равные права и экономические привилегии с английскими купцами на территории всей страны. В первую очередь такие услуги предоставлялись самым влиятельным из ганзейцев, кредиторам короля. Среди них были два выходца из видной Дортмундской семьи Зюдерман, а позже многие другие. В то время и позже, во второй половине XIV в., английское гражданство можно было сравнить с получением ганзейских привилегий, и такая форма натурализации, которая порождала более тесные отношения как с английскими купцами, так и с королевским двором, значительно расширяла влияние и сферу деятельности ганзейцев.

В то время ганзейцы в основном ввозили в Англию рейнское вино (на нем специализировались купцы из Кёльна), древесину и зерно из Пруссии, а также русские меха и воск. Следующий инцидент доказывает, насколько важным считали англичане импорт воска, монополией на который обладали немецкие купцы. В 1309 г. воска было мало, и цена на него выросла вдвое. Ганзейцев обвинили в заговоре против короля из-за того, что они якобы придерживают товар. Их подвергли допросу, и купцам лишь с большим трудом удалось доказать свою невиновность.

В то время английскими статьями экспорта были в первую очередь шерсть, а во вторую – металлы. Благодаря системе экспортных лицензий, установленной Генрихом III во время конфликта с Фландрией, а также таможенным сводкам, мы располагаем статистическими данными – первыми из доступных – о доле немцев в торговле шерстью. В 1273 г. из общего количества в 32 784 мешка шерсти, весивших примерно по 166 кг каждый, которые экспортировал 681 купец, 1440 экспортировали до 49 ганзейских купцов. Ганзейцы занимали в списке экспортеров только пятое место, значительно отставая от англичан (11 415), итальянцев (8000), французов вместе с фламандцами (7150) и купцов из Брабанта (3678). Их доля составляла 4,4 % от общей стоимости экспорта, или 6,7 %, если считать только иностранных купцов. Таким образом, их положение было довольно скромным; однако не следует забывать, что шерсть была для них лишь побочным промыслом. Через три года цифры оставались примерно такими же. В 1303 г. в Бостоне ганзейцы уплатили 33 % «новой пошлины» на экспорт шерсти, а в 1310–1311 гг. – 54 %. Максимум был достигнут в исключительные годы 1339–1342, когда ежегодный экспорт вырос до 3500 мешков.

С конца XIII в. некоторые ганзейцы, особенно вестфальские купцы из Дортмунда, по примеру итальянцев выступали также кредитными банкирами. Они давали взаймы небольшие суммы обычным лондонцам или значительные суммы – королям. Самый ранний известный пример относится к 1299 г., когда Эдуард I занял 500 марок стерлингов у группы ганзейцев, куда входил один уроженец Любека, один – Кёльна и один – Дортмунда. Сходным образом в 1317 г. Эдуард II несколько раз занимал разные суммы у различных членов семьи Ревеле из Дортмунда всего на 416 фунтов стерлингов.

Однако особую важность немецкие займы приобрели при Эдуарде III. Для того чтобы вести войну с Францией, королю требовались крупные суммы денег. Его главными кредиторами были англичане или итальянцы, но он обращался за финансовой помощью и к ганзейцам. В обмен он предоставил им экспортные лицензии на вывоз шерсти в мешках, урезал для них таможенные пошлины и передал им на откуп сбор пошлин у других. В 1338 г. он занял 1200 фунтов у четырех купцов из Дортмунда, двое из которых принадлежали к семье

Зюдерман, в обмен на что он предоставил им лицензию на экспорт 400 мешков шерсти. В том же году, во время триумфальной поездки вверх по Рейну, он занял 750 фунтов у четырех кёльнских купцов. Чуть позже он производил другие займы у купцов из Дортмунда – в одном случае речь шла о 5 тысячах фунтов. Суммы были сравнительно небольшими. Для сравнения можно вспомнить, что в 1339 г. он был должен 210 тысяч фунтов банкам Барди и Перуцци и 76 тысяч фунтов – англичанину Уильяму де ла Полу. В феврале он передал в залог большую корону архиепископу Трира за 50 тысяч гульденов, а позже – малую корону и корону королевы разным кёльнским финансистам почти за 10 тысяч гульденов (более 1500 фунтов).

Для того чтобы эффективнее отстаивать свои интересы, его немецкие кредиторы в 1339 г. образовали консорциум, куда входило не менее 13 участников. Большинство из них были крупными вестфальскими купцами. С ними был и новичок, Тидеман Лимберг, самый храбрый и активный из этих спекулянтов. В первый год консорциум дал королю в долг 18 с лишним тысяч фунтов, которые выплачивались по большей части в различных городах Нидерландов. В мае 1340 г. они предоставили королю новый заем в размере 8300 фунтов в обмен на экспортные лицензии на 3386 мешков шерсти и право взимать таможенные пошлины в 15 английских портах, пока долг не будет выплачен[6]. В течение следующих двух лет те же лица предоставили королю новые займы на общую сумму около 10 тысяч фунтов. Наверное, самой крупной услугой, какую консорциум оказал Эдуарду III, стало спасение королевской короны, которую его кредиторы угрожали продать: 45 тысяч гульденов передали архиепископу Трира, 4400 гульденов – кредиторам из Кёльна. В 1344 г. регалии удалось вернуть.

Тогда же состоялся роспуск немецкого консорциума: король, уступив давлению со стороны английских купцов, отказал ему в праве взимать таможенные пошлины. Более того, большинство членов консорциума боялись риска, который подразумевали подобные операции, и склонны были отказаться от финансовых спекуляций. Банкротство Барди и Перуцци, случившееся в 1345 г., и растущая враждебность со стороны английских купцов подтвердили правильность их решения. Со временем они все больше ограничивались чисто коммерческими операциями. Лимберг отказался от своих планов одним из последних. Крупные финансовые операции, проводимые вестфальскими купцами в Англии по примеру итальянцев, можно считать уникальным явлением в истории Ганзы. Тем не менее пример вестфальцев наглядно показывает, какое влияние приобрели в Англии немецкие купцы. В последующие столетия их влияние в основном поддерживалось благодаря тому, что они ограничивались коммерческой деятельностью.

«Черная смерть» (1350)

В период самого стремительного роста ганзейские города, как и всю Европу, охватила эпидемия бубонной чумы – «черной смерти». Осенью 1349 г. эпидемия вспыхнула в Швеции и Пруссии. Скорее всего, ее занесли туда на кораблях из Англии. Чума двигалась по долине Рейна, от одного берега к другому, и в декабре достигла Кёльна. Для ганзейской области в целом 1350 г. стал катастрофическим. Эпидемия на севере Германии распространялась с запада, из Фризии и Ютландии, а также с Готланда. Летом эпидемия достигла своего пика. Одним из последних, в начале 1351 г., ее жертвой пал Бранденбург.

Видимо, на севере Германии эпидемия свирепствовала сильнее, чем в других местах. Конечно, не следует принимать за чистую монету поистине фантастические цифры, приводимые в хрониках. Скорее всего, они свидетельствуют лишь о кошмарных воспоминаниях о болезни. Так, по мнению Детмара (конец XIV в.), во многих городах в живых оставался лишь каждый десятый; по сведениям Раймара Кока (XVI в.), в Эльбинге болезнь унесла 9 тысяч, в Мюнстере – 11 тысяч, а в Любеке – 90 тысяч (!) человек. И все же некоторые подробности довольно убедительны. По словам Генриха из Ламшпринге, во францисканском монастыре Магдебурга эпидемию пережили всего три монаха, а в его собственном монастыре – двое из десяти; по словам другого хрониста, в одной усадьбе в Восточной Пруссии в живых осталась лишь одна служанка, которая с важным видом расхаживала в пышных нарядах своей госпожи.

Похоже, что Бремен пострадал от эпидемии больше других городов. В списке жертв, составленном по приказу городского совета, содержится 6966 имен, к которым следует добавить 1000 неопознанных мертвецов. К сожалению, мы не знаем точной численности населения города в тот период, но едва ли там проживало больше 12–15 тысяч человек, поэтому следует прийти к выводу, что чума унесла больше половины жителей, а может быть, и две трети. В Гамбурге из 34 пекарей умерло 12, из 21 члена городского совета – 16. В других городах известно лишь количество умерших членов городского совета: 11 из 30 в Любеке плюс 2 клерка из 5,42 % в Висмаре, 36 % в Люнебурге, 30 % в Бремене, 27 % в Ревеле. Не стоит думать, что такое же процентное соотношение характерно для всего населения в целом, ведь члены городского совета иногда были больше остальных подвержены заражению, но иногда, наоборот, им легче удавалось покинуть город, чем обычным бюргерам. Однако можно смело предположить: количество жертв в ганзейских городах едва ли составляло меньше четверти населения.

Легче представить себе катастрофические беспорядки, вызванные чумой, чем добыть свидетельства того времени. Судя по всему, в то время наблюдался резкий спад в производстве сельскохозяйственной и промышленной продукции, паралич сухопутных и морских перевозок и полный застой в коммерции, вызванный смертью ведущих предпринимателей и их помощников. Еще труднее представить и немедленные, и долгосрочные последствия эпидемии для развития ганзейских городов.

С демографической точки зрения похоже, что численность городского населения довольно быстро восстановилась благодаря притоку людей из сельской местности. Вполне возможно, что на несколько лет им облегчили вступление в права гражданства. Во всяком случае, рост числа новых горожан наблюдался повсеместно. В 1351 г. в Любеке появилось 422 новых гражданина против средней цифры в 175 человек за период 1317–1349 гг. В Гамбурге и Люнебурге эти цифры составляют соответственно 108 против 59 и 95 против 29. На протяжении 10 лет приток жителей оставался заметным, а затем снизился. Можно смело утверждать, что за 15 лет, прошедших после эпидемии, население городов сравнялось с прежним уровнем или даже превзошло его. Городские советы, вынужденные заменять умерших, скорее всего, выбирали новых членов из представителей самых богатых и влиятельных городских семей. В Любеке среди членов совета появились всего два или три новых имени. В целом чума как будто никак не изменила патрицианскую структуру городских советов.

Что касается недвижимости, сразу после эпидемии происходили такие же потрясения, как и в других сферах, однако через несколько лет все успокоилось. Из-за «черной смерти» возникали многочисленные операции по переходу собственности. В Любеке, где погибло не менее 27 % владельцев недвижимости, 10-процентный налог на наследство в 1351 г. был в 10 раз выше, чем в 1350, а в 1353 г. оставался в 8 раз выше. Перевод собственности получил дополнительный стимул благодаря тому, что наследникам часто приходилось продавать унаследованную недвижимость, так как они не в состоянии были выплачивать налог на наследство. Не приходится сомневаться в том, что после эпидемии большее богатство сконцентрировалось в меньшем количестве рук, что, в свою очередь, наверняка вызвало рост спроса на предметы роскоши. Правда, никаких конкретных доказательств этому нет. Кроме того, можно заключить, что на какое-то время упал спрос на повседневные товары широкого потребления.

Наконец, эпидемия чумы стала причиной довольно тяжелого финансового кризиса. Денег стало меньше, а обменный курс вырос. Беспорядки повлияли в основном на мелкие предприятия, но пострадали и более крупные, поскольку вкладчики предпочитали покупать ежегодную ренту, которую они считали меньшим риском. В самом деле, спад как будто не затронул рынок ежегодной ренты. Однако и в данной области кризис оказался кратковременным. Во всяком случае, в Любеке положение вернулось к норме примерно к 1355 г.

Остается ответить на один вопрос: каковы были долгосрочные последствия «черной смерти» для Ганзы? Ясно, что сокращение численности населения Западной Германии означало прекращение эмиграции на восток. Чума усилила спад, уже ощущавшийся в первой половине XIV в.; тем более что эпидемии, более или менее опустошительные, прокатывались по Европе регулярно, каждые 10–15 лет. Также ясно, что прекращение эмиграции стало в высшей степени пагубным для роста и укрепления немецких городов на востоке. Они лишились притока крестьян, которые и составляли основную массу переселенцев. Не до конца ясно, оказались ли последствия эпидемии столь же катастрофическими для городов и, следовательно, для коммерческого развития Ганзы. Обычно вспышки эпидемий в городах, вызывавшие смерть большого числа жителей, довольно быстро компенсировались притоком населения из сельской местности. Хотя мы не располагаем точными статистическими данными, население ганзейских городов в XV в., возможно, было больше, чем в середине XIV в. Следовательно, можно сделать вывод о том, что «черная смерть» стала всего лишь драматическим эпизодом в истории Ганзы.

Глава 4

Ганза городов: великая держава в Северной Европе (ок. 1350 – 0к. 1400)

В третьей четверти XIV в. Ганза, оправившись от временно нарушенного единства, столкнулась с двумя решающими испытаниями: экономическим конфликтом с Фландрией и войной с Данией. В ходе этих битв она выработала новую структуру, которую долгое время вызревала и готовилась. Сообщество немецких купцов сменилось другой организацией, точнее, подчинилось ассоциации ганзейских городов, которая в будущем начнет защищать интересы купцов за границей и в то же время приобретет контроль над деятельностью своих составляющих. Победоносная за границей, Ганза городов теперь постепенно приобретала положение великой державы в Северной Европе, которое она сохранит на протяжении примерно 150 лет.

Конфликт с Фландрией и образование Ганзы городов

Еще до 1350 г. отношения Брюгге и Ганзы снова ухудшились. Основной предпосылкой для такого ухудшения стала война между Англией и Францией. Купцы несли большие потери на суше и на море и в силу полученных привилегий требовали возмещения убытков и от города Брюгге, и от графа Фландрии. Им отвечали отказами или отсрочками. Вдобавок купцы жаловались на то, что им приходится платить таможенные пошлины, от которых их ранее освободили. Вследствие этого Любек, настроенный решительнее остальных городов, задумал снова перевести контору из Брюгге.

Конфликт ожесточился из-за одного инцидента, произошедшего в 1351 г. Английские каперы захватили корабль из Грайфсвальда в устье Звейна, отбуксировали в открытое море и там ограбили. Пиратов, арестованных позднее в Слёйсе, подвергли пытке и, в результате давления со стороны ганзейской конторы, казнили. В наказание Эдуард III приказал конфисковать собственность ганзейских купцов в Англии. Правда, позже он аннулировал свой приказ и, злясь на недомолвки Брюгге, перевел назад в Англию основной рынок шерсти.

Недовольная этим, контора предъявила новые требования, главным из которых было право иметь собственную весовую, чем уже пользовались английские и испанские купцы. Привилегию им предоставили, но единственным результатом уступки стали дальнейшие требования, особенно возмещение ущерба жертвам пиратов.

Эти споры имели значительные последствия для Германии. Хорошие отношения с Брюгге представлялись жизненно важными почти для всех ганзейских городов, и в целом считалось, что необходимо вмешаться для защиты привилегий, которым угрожала опасность. Вместе с тем многие города пришли в беспокойство, увидев, как контора берет на себя инициативу на переговорах с фламандцами без каких-либо официальных полномочий. Города боялись, что их вовлекут в международные конфликты. Старое недоверие к независимому положению купцов, которое стало важным фактором в подавлении Готландского сообщества, снова проявилось по отношению к брюггской конторе. Любек решил созвать делегатов от городов, чтобы разобраться с делами во Фландрии. Это собрание, устроенное в 1356 г., можно считать первым полномасштабным собором ганзейских городов. К сожалению, неизвестно, какие города прислали своих представителей, но не приходится сомневаться, что делегатов было много и что на соборе были представлены все части Германии.

Самым важным решением собора 1356 г. стало посольство в Брюгге. Его возглавил член городского совета Любека Якоб Плесков. Туда вошли делегаты от трех ганзейских третей: вендско-саксонской, вестфальско-прусской и готландско-ливонской. Судя по всему, посольство не добилось каких-то существенных результатов в переговорах с городом Брюгге и графом Фландрии. С другой стороны, оно решительно вмешалось в дела немецкой конторы. От имени городов посольство подтвердило свод законов, который контора утвердила в 1347 г., однако подробнее очертило права и обязанности шести ее старшин. И пусть это не такой важный шаг, позже он служил свидетельством того, что контора, до того времени независимая, теперь подчинялась власти объединенных городов, а ее решения в будущем вступали в силу только после одобрения городами. Города, которые отныне по закону, а не просто по факту, выражали свое мнение посредством общего собора, учреждали свою власть над купцами за рубежом. Особенно очевидно это стало десять лет спустя, когда контору в Брюгге, которая по собственной инициативе издавала указы, касавшиеся денежных дел, немедленно призвали к порядку на соборе в Любеке и велели не предпринимать никаких действий без одобрения городов.

В течение следующих двадцати лет города взяли под свой контроль и другие три конторы. В 1361 г. в Новгород прибыло посольство, возглавляемое двумя членами городских советов Любека и Висбю. Посланники сообщили обитателям «Немецкого подворья», что в будущем те не имеют права выпускать ни одного указа без согласия Любека, Висбю и трех ливонских городов. Данное решение подтвердило не только подчинение контор Ганзе, но и растущее влияние ливонских городов, которое вначале было очень слабым. Контора в Бергене, куда по большей части стекались купцы из Любека, менее склонна была демонстрировать независимость – более того, в реальности она никогда не была независимой. В 1343 г. король Магнус Эрикссон, подтвердив прежние привилегии вендских городов, официально признал статус конторы. В 1365 г. контора запросила одобрения для ряда принятых ею правил. Судя по подробному ответу Любека, город получил практически полную власть над конторой. В лондонской конторе, как и в брюггской, уже в конце XIII в. появился собственный устав; в последние годы правления Эдуарда III ее встревожили новые «дотации», которые обязаны были выплачивать немецкие купцы. «Дотации» сочли нарушением ганзейских привилегий. Переговоры ни к чему не привели. Поэтому в 1374 г. Лондонская контора обратилась к городам. В Лондон направили посольство, возглавляемое двумя членами городских советов, одним из Любека и одним из Эльбинга. Посольство повело переговоры и добилось удовлетворительных результатов, хотя и не без труда. Неизвестно, представляла ли контора свои законы на одобрение в данном случае. Скорее всего, представляла. Во всяком случае, с тех пор подчинение было полным, тем более что привилегии лондонской конторы в годы правления Ричарда II постоянно находились под угрозой.

Итак, четыре главные конторы, игравшие важную роль в структуре Ганзы, удалось подчинить без труда. Можно назвать очень немного случаев, когда какая-либо из них позже пыталась сбросить ярмо зависимости. Иного трудно было ожидать. Когда иностранные государства пытались урезать привилегии немецкого купечества, они прибегали к поддержке городов. Только города способны были оказать им действенную защиту. Власть Ганзейского собора над купеческими общинами за рубежом виделась и необходимостью, и выгодой.

Однако ганзейскому посольству в Брюгге в 1356 г. не удалось разрешить спорные вопросы между Фландрией и немецкими купцами. В последующие месяцы отношения стали еще более напряженными. Город Брюгге, которому очень нужны были деньги, обложил новыми налогами коммерческие операции. Обесценивание валюты вызвало рост цен со стороны землевладельцев, брокеров и перевозчиков, а понятие основных продуктов питания распространилось на соль и зерно, которыми ранее иностранцы могли свободно торговать друг с другом, «с корабля на корабль». Все вышеуказанные меры сочли нарушением ганзейских привилегий. И все же главным поводом для жалоб оставался отказ выплачивать компенсации. Любек в особенности требовал решительных ответных действий. По его инициативе был созван еще один Ганзейский собор, на котором предстояло решить вопрос о переводе конторы. Впрочем, собор в Любеке, который прошел в январе 1358 г., не отличался полной представительностью. На соборе были представлены вендские, саксонские и прусские, но не вестфальские и не ливонские города – очевидно, последние не хотели рисковать. Зато Висбю и шведские города прислали свое письменное одобрение. На соборе приняли решение о блокаде Фландрии.

Ганза предприняла смелый шаг, особенно если сравнить блокаду 1358 г. с более ранними. Больше не делалось попыток разграничить город Брюгге и графа Фландрии; их считали равно ответственными за нарушения ганзейских привилегий. Поэтому блокада была направлена на всю Фландрию, включая Антверпен и Малин (Мехелен), недавно приобретенный графом Луи де Малем. От немецких купцов потребовали до 1 мая покинуть Фландрию и переехать в Дордрехт. Ганзейским кораблям запрещалось заплывать за Маас. Им разрешалось вести торговлю только севернее Мааса, ставшего своеобразной границей. Кроме того, запрещалось продавать товары фламандцам или купцам, которые направлялись во Фландрию. Соответственно покупать товары из Фландрии также запрещалось. По возвращении домой немецкие купцы обязаны были представить сертификаты, выпущенные городскими властями Нидерландов, в которых они вели дела. Данное обязательство распространялось даже на корабли, которые отправлялись в Англию, Шотландию или Норвегию, потому что капитаны могли поддаться искушению и по пути наведаться во фламандские порты. Предусмотрели и случаи, когда суда могли оказаться в запретной зоне из-за встречных ветров или шторма: им тоже запрещалось выгружать грузы во Фландрии. Любое неповиновение, как города, так и отдельного лица, каралось вечным исключением из Ганзы.

Блокада, пагубная для обеих сторон, особенно тяжело сказывалась на Брюгге, который всячески пытался положить ей конец. Но ставки были настолько высоки, что переговоры тянулись целых два года. Фламандцы безуспешно пытались минимизировать действие блокады. Они предоставили Кампену все привилегии, которыми пользовалась Ганза, на том условии, что Кампен будет поставлять Брюгге немецкие товары. Власти Брюгге пытались переманить на свою сторону Кёльн; но, вопреки их ожиданиям, Кёльн настаивал на еще более строгой блокаде. И все же последствия блокады сказались не сразу, тем более что полностью предотвратить контрабанду не удалось. Однако оскудение потока восточных товаров вызвало резкий спад фламандской экономики. 1359 г. в Нидерландах выдался неурожайным, поэтому дефицит прусского зерна ощущался особенно остро. Зимой того года из-за сильных дождей повозки с зерном из Пикардии не смогли преодолеть вброд Сомму. Весной 1360 г. вендские города решили перекрыть датские проливы, чтобы помешать судам прусских контрабандистов перевозить зерно в Нидерланды.

В конце концов фламандцам пришлось, более или менее полностью, признать требования противной стороны. Летом 1360 г. заключили мир, блокаду сняли, и в сентябре немецкие купцы вернулись в Брюгге. Ганзейцы добились подтверждения всех своих привилегий; во избежание двояких толкований они описывались очень подробно. Отдельные льготы и привилегии даже расширились. Например, им впервые предоставили право вести розничную торговлю. Более того, охранные грамоты были скреплены не только печатями Брюгге, но также и Гента, Ипра и графа Фландрии, что гарантировало их действие по всей Фландрии. Наконец, достигли соглашения по ожесточенно оспариваемому вопросу о компенсациях. Долю графа установили в размере 1500 гульденов, доли Ипра и Брюгге – по 155 фунтов. В течение следующих трех лет выплаты производились пунктуально.

Итак, экономическая война окончилась сокрушительной победой Ганзы. Она продемонстрировала, что более тесный союз между городами и принесение в жертву местнических интересов в конце концов приносят свои плоды. Важно, что Бремен, чье купечество оставалось вне Ганзы с конца XIII в., именно тогда попросил о повторном вступлении в Ганзейский союз. Город приняли обратно, но на довольно жестких условиях[7]. По всей Северной Германии стало известно, что единственным способом для отдельных городов достичь процветания стала принадлежность к Ганзе.

Однако положение было еще опасным, и преимущества, полученные во Фландрии, вскоре снова подверглись сомнению. Во Фландрии, как и в других местах, ганзейцы вынуждены были постоянно бороться ради сохранения своего привилегированного статуса. Бороться приходилось как с правителями зарубежных стран, так и с потенциальными конкурентами. Видимо, в то время никто особенно не обращал внимания на то, что фламандцы предоставили те же привилегии, что и ганзейцам, двум городам, не входившим в Ганзу: Кампену и Нюрнбергу. Однако такой поступок способствовал возвышению двух самых опасных в будущем соперников Ганзы – голландцев и представителей юга Германии.

Война с Данией, Кёльнская конфедерация и Штральзундский мир

Всего через несколько месяцев после успеха на Западе серьезные известия вызвали испуг во всех ганзейских городах. Вальдемар IV Аттердаг неожиданно высадился на острове Готланд, разгромил поспешно собранную крестьянскую армию, захватил и разграбил Висбю. Почти на триста лет острову предстояло оставаться под властью Дании.

После своего восхождения на трон 20 лет назад Вальдемар терпеливо трудился, копил финансы, выкупал коронные земли, принуждал к повиновению некоторых своих аристократов и восстанавливал армию. Весной 1360 г. он добился возвращения Скании от шведов. Уже тогда ганзейцы пришли в замешательство из-за высокой цены, которую Вальдемар потребовал за подтверждение их привилегий и льгот. Завоевание Готланда развеяло последние сомнения. Король Дании бросал Ганзе прямой вызов. Конечно, Вальдемар выражал готовность подтвердить привилегии Висбю и не возражал против того, чтобы Висбю оставался в Ганзе. Впрочем, за прошедшие полвека город утратил ведущее положение на Балтике, каким он обладал в XIII в., и его закат оказался вполне очевидным. Тем не менее Висбю оставался одним из крупных ганзейских городов. Он обладал коммерческой и стратегической ценностью для вендских городов благодаря своему положению на пути в Стокгольм. Главное же, своей агрессией Вальдемар подтверждал намерение вернуть датскую гегемонию в северных морях. Война стала неизбежной.

На соборе вендских и померанских городов, который созвали в Грайфсвальде, решено было приостановить торговые отношения с Данией. Для финансирования войны собор обложил налогом в четыре пенса на фунт корабли и товары, которые экспортировались из ганзейских городов. Заключили союзы с королями Норвегии и Швеции, герцогом Шлезвига и графами Гольштейна. Но такое благоприятное начало ни к чему не привело. Великий магистр Тевтонского ордена, обещавший принять участие в войне, ограничился финансовой помощью, как и графы Гольштейна. Кампен и другие города на Зёйдерзе по-прежнему торговали с Данией, сделав таким образом блокаду неэффективной. Все бремя войны легло на вендские города. В апреле 1362 г. флот из 52 кораблей, в который входило 27 коггов, отплыл в сторону Копенгагена. Но флотоводец Иоганн Виттенборг, бургомистр Любека, совершил роковую ошибку, высадив на берег часть войск для осады Хельсингборга. Воспользовавшись этим промахом, Вальдемар напал на ганзейский флот и захватил 12 больших кораблей. Виттенборгу пришлось довольствоваться лишь перемирием, которое позволило ему увести остатки экспедиции назад в Германию: чуть позже он расплатился жизнью за свое поражение.

Военная неудача породила беспокойство в Ганзе, которое продолжалось несколько лет. Вторую военную экспедицию так и не снарядили. Начали переговоры с Данией; они тянулись три года и окончились неустойчивым миром. Даже вендские города разошлись во мнении относительно распределения расходов за военную кампанию. Как и полвека назад, не удалось решить, не грозит ли солидарности городов серьезная трещина.

Однако этого не произошло. Времена изменились. Сплоченность сообщества укрепилась благодаря конфликту с Фландрией; больше ее невозможно было погубить одной неудачей, пусть и крупной. В 1366 г. в Любеке состоялся всеобщий собор. Там приняли ряд мер, направленных на укрепление авторитета городов, особенно благодаря тому, что управлять конторами с тех пор могли только лица, имеющие права гражданства[8]. Более того, Вальдемар IV, вместо того чтобы сеять раздор между своими противниками, на свою беду, объединил их против себя. Он захватил прусские суда в Зунде и относился к прусским купцам не лучше, чем к остальным ганзейцам. В результате великий магистр Винрих фон Книпроде лично приехал в Любек и предложил военный союз. Кроме того, Вальдемар не так снисходительно, как раньше, относился к городам на Зёйдерзе. Поэтому они вскоре выказали готовность принять участие в нападении на Данию. Более того, в феврале 1367 г. дворяне низложили короля Швеции Магнуса Эрикссона и посадили на его место Альберта, сына герцога Мекленбурга, который также был настроен в пользу интервенции. Единственным союзником Вальдемара оставался Хокон VI, король Норвегии, за которого Вальдемар выдал свою дочь.

Сначала вендские города не горели желанием возобновлять военные действия. Они не выказали большого воодушевления по поводу предложения великого магистра, и только после того, как Зёйдерзе и прусские города заключили союз, они снова взяли на себя инициативу в нападении на Вальдемара и Хокона. Для принятия окончательных решений созвали всеобщий собор в Кёльне.

Этот собор 1367 г. во многом можно считать исключительным в истории Ганзы. Во-первых, необычным было место проведения собора: единственный раз Ганзейский собор проводился в Кёльне, несмотря на отдаленное положение этого города. В данном случае у Кёльна имелось важное преимущество: туда можно было легко попасть голландцам, чье участие было необходимым для успеха. Кроме того, собор стал доказательством желания тактично вести дела с важным городом на Рейне, не подчеркивая первенство Любека.

Необычным было и участие в соборе трех групп городов, которые не входили в Ганзу. Речь идет о городах на Зёйдерзе, представленных делегатами от Кампена, Эльбурга и Хардервейка, а также городов Голландии и Зеландии, представленных делегатами от Амстердама и Бриля. Все делегаты согласились принять решения собора.

Наконец, чтобы усилить военные приготовления, города решили заключить более тесный союз, чем в прошлом, настоящую лигу (verbund), которая получила необычное название – Кёльнская конфедерация. Она была рассчитана не только до конца войны, но и на три года после нее. На самом деле договор продлевали до 1385 г. Такие предпосылки, казалось, готовили дорогу к переменам в структуре Ганзы.

На соборе в Кёльне очень подробно рассматривали финансовые и военные меры. Как в 1361 г., но под более жестким контролем все товары и все корабли, входящие в ганзейские порты и покидающие их, облагались пошлиной с веса (в фунтах). Для упрощения сбора ставка – которая колебалась в узких границах – оговаривалась в различных имевших хождение валютах: фламандской, любекской, померанской, прусской и ливонской. Были определены количество кораблей и солдат, которые предоставлял каждый участник. Союзники должны были отправить флотилии из Северного и Балтийского морей. Перед атакой флотилии встречались в Зунде[9].

Сначала участие в Кёльнской конфедерации принимали не все ганзейские города. На соборе в Кёльне присутствовали представители только вендских и прусских городов. Но в последующие месяцы большинство морских портов от Финского залива до устья Рейна более или менее явно выразили свое согласие на участие в кампании. Правда, некоторые из них не выказали большого энтузиазма, среди них Бремен и прежде всего Гамбург, чье исключение из Ганзы тогда обсуждалось. Под тем предлогом, что их истощили местные войны, гамбургские бюргеры отказались принимать участие в военных операциях и предложили только финансовую помощь. Города вдали от моря, которые не интересовала морская война, также отнеслись к предложениям довольно вяло. Вестфальские города не предложили даже дотаций. Вот лишь один пример серьезных разногласий в пределах Ганзы, которые были так часты в ходе ее истории и которые были поистине неизбежны ввиду различия в положении и интересах такого большого числа городов.

Коалицию очень укрепили альянсы со Швецией, Мекленбургом и Гольштейном, а также с датской аристократией, которая восстала против Вальдемара. Король как будто не понимал грозящей ему опасности. В решающий момент перед нападением ганзейцев он нашел уместным покинуть свои владения и искать союзников на севере Германии. Союзников он не нашел, и поражение датчан казалось неизбежным. Вендский и голландский флоты разрушили Копенгаген до основания, выведя из строя его порт, и грабили побережья Дании и Норвегии, в то время как граф Гольштейна устраивал набеги на Ютландию. С помощью шведов ганзейцы перешли границы Скании. Сопротивление оказал только Хельсингборг. Вскоре Норвегия, на которой блокада сказалась особенно тяжело, попросила о перемирии и получила его. В Скании операции продолжались до капитуляции замка Хельсингборг 8 сентября 1369 г., что вынудило государственный совет Дании просить мира. Ганза согласилась приостановить военные действия, несмотря на противодействие отдельных правителей, желавших воспользоваться положением и продолжать войну.

Мир с Данией заключили в Штральзунде 24 мая 1370 г. Ганза не требовала новых торговых привилегий, а удовольствовалась подтверждением прежних. Ее купцы получали полную свободу торговли. Кроме того, отменялись возросшие налоги, которыми облагали немецких купцов в Скании с 1361 г. Однако Ганза добилась ряда стратегических выгод. Кёльнская конфедерация получала во владение на 15 лет четыре крепости, охранявших пролив Зунд, – Хельсингборг, Мальмё, Сканёр и Фальстербу, – а также две трети доходов от зундских пошлин. Таким образом, Ганза много лет владычествовала в Зунде. Наконец, датский государственный совет обещал, что после смерти Вальдемара IV его преемника выберут лишь после совета с городами Конфедерации.

Таким образом, новая проба силы окончилась триумфом Ганзы; и на сей раз победы достигли не одними экономическими средствами. Более того, города доказали, что способны выставить действенные армии и флоты. Их поддерживали влиятельные правители, но города больше не были их вассалами, как 50 лет назад. Они сами управляли ходом важнейших операций. Кроме того, города сохраняли инициативу как во время войны, так и во время мира. В конце концов они бросили своих союзников и заключили сепаратный мир с врагом. Так же им пришлось поступить позже, в войне за датское престолонаследие. Штральзундский мир отмечает появление в Северной Европе новой силы, которая заменила былую власть Священной Римской империи. Новая сила не была суверенной державой, поскольку входившие в нее города с юридической точки зрения оставались подданными многочисленных территориальных правителей. Единственным ее основополагающим принципом являлось желание отстаивать свои коммерческие интересы, если понадобится, с оружием в руках. Столь необычное явление было уникальным для Европы того времени.

Через пять лет одно из условий Штральзундского мира пришлось пересмотреть. Оно касалось датского престолонаследия. Вальдемар IV умер в 1375 г., оставив только двух дочерей. Маргарет была замужем за Хоконом VI, королем Норвегии, а Ингеборг была женой Генриха Мекленбургского, брата короля Швеции. Ганза, которой пришлось выбирать между союзом либо с Данией и Норвегией, либо с Мекленбургом, Данией и Швецией, склонялась к первому варианту, в отличие от немецких правителей, которые благоволили последним. Датский государственный совет принял решение в пользу молодого Олафа (1376–1387) при регентстве его матери Маргариты. В знак признания Кёльнской конфедерации Норвегия также подписала мирный договор и подтвердила все привилегии ганзейцев.

Ганза явно выбрала меньшее из двух зол, потому что мощь Дании представляла не такую опасность, как амбиции немецких правителей. Тем не менее ганзейцы не ослабляли бдительности, и договор о существовании Кёльнской конфедерации несколько раз продлевался. Есть даже основания полагать, что конфедерация сделалась постоянной организацией, которая во многом отождествлялась с Ганзой. Однако единственной причиной ее существования оставалась угроза со стороны Дании. Как только установился мир, ее единственной функцией оставался контроль над датскими крепостями и частью доходов от зундских пошлин. В 1385 г., когда, в соответствии с условиями мирного договора, замки вернули Дании, возник вопрос, продлевать ли существование Кёльнской конфедерации или заменить ее союзом другого типа. Согласно общему мнению, отличному от мнения великого магистра Тевтонского ордена и прусских городов[10], ни в продлении, ни в замене не было смысла. Очевидно, городам не хотелось заключать слишком тесный союз, который слишком отчетливо подразумевал политическое и военное сотрудничество. Никому, за исключением крайних случаев, не хотелось идти на жертвы. Поэтому Кёльнская конфедерация не оказала продолжительного влияния на структуру Ганзы, хотя и помогла укрепить ее изнутри. Однако успех конфедерации запомнился; ее взяли за образец те города, которые в XV в., правда безуспешно, пытались создать более прочные союзы, известные под названием tohopesaten (буквально «стоящие вместе»).

Эмбарго 1388 г

Было бы ошибкой считать, что победа ганзейцев облегчила положение немецких купцов за границей. Наоборот, во многих странах ближе к концу XIV в. нарастало напряжение. Ганзейские купцы пытались закрепить успех, строго требуя соблюдения своих привилегий, а зарубежные города, которые испытывали давление со стороны собственных купцов, неохотно признавали привилегированное положение немцев, которое казалось им неоправданным. Даже местные правители, хотя и более благосклонные по отношению к ганзейцам, считали определенные юридические и финансовые льготы угрозой для своего суверенитета. Наконец, отношения не могли не отравлять постоянные требования возмещения ущерба. В результате часто возникали трудноразрешимые разногласия, особенно с Англией, Фландрией и Русью. Дела обострились в 1388 г., когда во всех трех местах одновременно действовало эмбарго. Тем не менее Ганзе удалось избежать открытых военных действий. Более того, руководители ганзейцев того периода, особенно Якоб Плесков из Любека и Вульф Вульфлам из Штральзунда, не позволяли себе почивать на лаврах, вспоминая о былых победах. Они решительно выступали против сторонников войны. Тем самым они в полной мере доказывали, что ганзейский здравый смысл, который состоял в сочетании твердости с глубинным желанием мира, на самом деле единственная политика, которая способна была обеспечить процветание сообщества.

К концу правления Эдуарда III обострились отношения с Англией. Германию беспокоил рост английской торговли на Балтике. Начиная примерно с 1350 г. английские «Купцы-авантюристы» регулярно заходили в Эльбинг, Данциг и Штраль-зунд, выгружали там английское сукно и принимали на борт строевой лес, зерно и медь с Карпат. Англичане снимали дома и арендовали корабли. Вначале их принимали очень хорошо. Тевтонский орден традиционно тепло относился к англичанам из-за того, что многие английские рыцари участвовали в Крестовых походах против язычников-литовцев. Но вскоре экспансия стала настолько заметной, что английским купцам запретили торговать в розницу, продавать свои товары за пределами городов, торговать напрямую с другими иностранцами и нанимать ганзейские корабли. Немцам же не разрешалось перевозить свои товары на английских судах. После 1370 г. ганзейцам, получившим полный контроль над Зундом, удалось почти полностью вытеснить конкурентов с ярмарок в Скании. Все эти меры не могли не ухудшить отношений между Ганзой и Англией. Кроме того, главным поводом для недовольства ганзейцев стали препятствия, которые им чинили в Англии. Так как больше всего в Англии в то время было представителей Пруссии, вскоре Тевтонский орден начал призывать к решительным мерам, в то время как вендские города склонялись к умеренности. Уже было отмечено, что в 1357 г. лондонская контора обратилась к ганзейским городам с просьбой добиться упразднения дополнительных «дотаций». Через два года, когда на престол взошел Ричард II, положение усугубилось, так как новый король оказался более восприимчивым, чем Эдуард III, к давлению со стороны своих купцов и парламента. Он начал отказываться продлевать льготы, требовал предоставления ему точного списка ганзейских городов, чтобы привилегии получали только те, кто имел на них право. В последней просьбе ему было отказано. Но вместо того чтобы разорвать отношения, что предлагал Тевтонский орден, Любек снова послал в Лондон Якоба Плескова. Ему удалось добиться желаемого продления привилегий. И все же его миссию нельзя считать полностью удачной: король не удовлетворил просьбу о компенсациях. Да и впоследствии улучшения добиться не удалось. Ганзейцам пришлось платить дополнительный процент с каждого фунта стерлингов и каждой тонны груза, главным образом за импортные товары, но также и за определенные сорта английского сукна, вывозимого из страны, особенно за грубошерстяную материю. В 1385 г. положение внезапно изменилось к худшему: на Звейне английский флот напал на немецкие корабли, среди которых было шесть прусских судов. Великий магистр Тевтонского ордена разорвал торговые отношения между Пруссией и Англией. Но вендские города по-прежнему были настроены более примирительно. Английским купцам позволили заходить в балтийский порт Штральзунд. Однако жалобы на бесчинства англичан учащались, и в 1388 г. вендские города тоже решили захватить английские товары, которые хранились на складах в Штральзунде. В отместку Ричард II приказал конфисковать ганзейские товары в Англии. Война казалась неминуемой. Но начались переговоры, которые вскоре привели к соглашению, поскольку открытый конфликт не был выгоден ни одной из сторон. Конфискации отменили, подтвердили ганзейские привилегии, а англичанам позволили вести оптовую торговлю в прусских морских портах, даже с иностранцами.

Похоже, соглашение было выгоднее англичанам, чем немцам. «Купцы-авантюристы» обосновались в Данциге, образовали ассоциацию под управлением своего «губернатора» и купили там дом. Несмотря на протесты, они продолжали торговать не только оптом, но и в розницу и создавали торговые товарищества с ганзейцами, расширяя таким образом сферу своих операций. Зато немцев в Англии по-прежнему облагали таможенными пошлинами, которые они считали несправедливыми, а на их корабли по-прежнему нападали пираты. В результате в 1398 г. великий магистр Тевтонского ордена денонсировал соглашение, достигнутое за десять лет до того. Хотя враждебные действия начались не сразу, англо-ганзейские отношения оставались напряженными, и время от времени какой-нибудь инцидент еще больше усугублял их. Опыт показал, что невозможно было урегулировать такие отношения посредством подробных юридических документов. С нестабильностью приходилось мириться, приноравливаясь к обстоятельствам и текущему уровню взаимного расположения. Кроме того, стало очевидным, что несогласованность действий вендских и прусских городов пагубно отражается на немецких интересах.

После договора 1360 г. отношения с Фландрией на протяжении почти 15 лет оставались почти теплыми. Однако немецкие купцы все больше жаловались. Брюггская контора направила Ганзейскому собору список жалоб, указывая, что Брюгге отказывается наказывать виновных, которые нападают на ганзейских купцов и причиняют им убытки. Кроме того, город отказывается выступать в роли поручителя для своих землевладельцев. Брюгге обложил налогом импортируемую треску; запретил импорт пива из Гамбурга; отдельные виды сукна оказались низкокачественными и т. д. Ганза в ответ просто послала в Брюгге посольство, которое ничего не добилось. Старшины брюггской конторы, решив, что их бросили, попытались действовать независимо. Не поставив в известность Ганзейский собор, зимой 1377/78 г. они приказали всем немецким купцам тайно покинуть Брюгге. Но об их замысле стало известно, и граф Луи Маль пришел в такую ярость, что арестовал ганзейцев и конфисковал их товары. Понимая, что на помощь извне рассчитывать не приходится, руководство конторы вынуждено было уступить и обещать, что купцы останутся во Фландрии. Кроме того, старшин обвинили в том, что они действовали за пределами своих полномочий. С огромной горечью контора сообщала Ганзе об этих событиях: «Поскольку граждане городов наши хозяева, пусть они подумают об унижении, которое доставили нам, потому что мы не желали отказаться от наших привилегий!»

Ганзейский собор не остался совершенно равнодушным к такому несчастному положению дел. Он направил протест графу Фландрии, отказываясь признать достигнутое соглашение, поскольку оно было принято без совета с городами, и начал переговоры. Но момент был выбран неудачно. Фландрия переживала период смуты. Ткачи захватили власть в Генте, Брюгге и Ипре. Гражданские беспорядки, отсутствие безопасности на Звейне, контрибуция, взимаемая Брюгге с купцов, – все это впервые вынуждало ганзейцев эмигрировать в голландские порты. Дело значительно ухудшилось, когда Филип ван Артевельде, захвативший власть в Генте, оккупировал Брюгге. Сокрушительное поражение Артевельде при Вестросебоке в 1382 г. от французской армии, которая поспешила на помощь графу, вызвало общее бегство иностранных купцов из Брюгге, которое продолжалось несколько месяцев. В конце концов в городе осталось не больше 20 ганзейцев. На протяжении нескольких лет торговля между немецкими городами и Фландрией почти полностью прекратилась.

После смерти Луи Маля в 1384 г. начались переговоры с его преемником, Филиппом Смелым. Но ганзейцы предъявляли непомерные требования. Они хотели не только получить огромную компенсацию за причиненный ущерб, но и требовали, чтобы город возвел и содержал часовню во искупление ареста их купцов в 1378 г., а также заказал три заупокойные мессы по жертвам беспорядков. Переговоры зашли в тупик, тем более что Ганза страдала от внутренних распрей. Великий магистр Тевтонского ордена и прусские города, которые в тот период были особенно агрессивно настроены по отношению к Англии, хотели продолжить переговоры, а вендские города решили перевести контору из Брюгге. В конце концов в выигрыше оказался Любек: 1 мая 1388 г. на Ганзейском соборе приняли решение о блокаде Фландрии.

Применяемые методы оказались примерно такими же, как и тридцать лет назад. В контору Брюгге послали приказы, которые надлежало как можно дольше держать в секрете. Конторе приказано было переехать в голландский Дордрехт. Ганзейцам снова запретили пересекать Маас и торговать с фламандцами или другими в запретной зоне. Для борьбы с контрабандой вновь ввели обязательные сертификаты о происхождении товаров, ввозимых в Германию. Более жесткие меры коснулись и тех представителей нейтральных стран, которые пытались разгружать фламандские товары в ганзейских портах. В отличие от 1358 г., их не просто отказывались впускать, но и конфисковали их товары – таким образом недвусмысленно демонстрируя, насколько влиятельнее стало международное положение Ганзы.

Следует отметить одно крупное различие между двумя эмбарго. В 1358 г. ганзейцы единодушно согласились прекратить всякую торговлю с Фландрией. На сей раз Тевтонский орден и прусские города, не желавшие прерывать переговоры, возражали против предложенных мер так решительно, что добились особых уступок для себя. Им разрешили продавать фламандцам янтарь, на который у них была монополия. Кроме того, они добились разрешения покупать в Мехелене сукно, необходимое для гардероба рыцарей, и им разрешили посещать ярмарки в Брабанте, хотя они и устраивались в запрещенной зоне (1390). Города на Зёйдерзе, особенно Кампен, также не выказывали желания вводить блокаду или активно бороться с контрабандистами, заходившими в их порты, особенно с представителями Пруссии. Такое двурушничество припомнили Кампену несколько лет спустя, когда город просил принять его в Ганзу.

Всем этим объясняется, почему мирные переговоры продолжались целых четыре года, несмотря на уступчивость фламандцев, которых часто поддерживал великий магистр Тевтонского ордена. Ганзейцы, которые вначале проявляли непреклонность, в конце концов отказались от требования искупительной часовни, если виновные совершат паломничества в Рим, Сантьяго-де-Компостелу и на Святую землю, а четыре «руководителя Фландрии» принесут официальное извинение за аресты 1378 г. Самые ожесточенные споры велись из-за компенсаций. В конце концов договорились об 11 тысячах фунтов, а также о возмещении убытков, понесенных ганзейцами. Было постановлено: если фламандец нападет на купцов в границах графства Фландрии, Гент, Брюгге и Ипр выплачивает пострадавшим компенсацию в случае неплатежеспособности преступника. Если ущерб будет причинен иностранцем, даже за пределами графства (это условие касалось пиратства в открытом море), и, если попытки получить компенсацию от родного города виновного окажутся бесплодными, герцогу и трем городам надлежит арестовать всех граждан города, отказавшегося платить компенсацию, находящихся в их пределах. Таким образом, привилегии ганзейцев существенно расширялись.

Осенью 1392 г. Фландрия выплатила половину требуемой компенсации. Любеку подтвердили прежние привилегии; кроме того, граждане Любека получили от Филиппа Смелого новые льготы. После этого немецкие купцы вернулись в Брюгге. Ганза снова одержала победу. Но ее результаты оказались еще более эфемерными, чем прежде. Фламандские города не склонны были бесконечно поощрять привилегии, которые они считали избыточными. Еще до того, как подписали мирный договор, они договорились между собой противодействовать любым новым требованиям ганзейцев. С другой стороны, положение герцога Бургундского было гораздо более сильным, чем у городов и даже у его предшественников. Поэтому он мог сопротивляться требованиям ганзейцев. Неуклонное расширение его власти над большой частью Нидерландов вскоре сделало бесполезным экономическое оружие, доселе столь эффективное. Ганзейцам пришлось бы перевести контору в такое отдаленное от Фландрии место, что данный шаг можно было считать бесполезным с экономической точки зрения. Наконец, отношение Тевтонского ордена показало, как трудно было добиться единства, необходимого для успеха Ганзы. Таким образом, блокада 1388 г. знаменует собой последнюю крупную победу ганзейцев в Нидерландах.

И в Новгороде в то время положение складывалось не менее напряженное. Посягательства на привилегии, инциденты и нападения случались постоянно, тем более что русские требовали от ганзейцев компенсацию за набеги на их территорию тевтонских рыцарей из их ливонских владений. Уже в 1367 г., когда рыцари ограбили окрестности Пскова, Новгород арестовал немецких купцов. Этот шаг привел к репрессиям против русских купцов в Ливонии. Тевтонский орден запретил экспорт в русские земли соли и сельди. К запрету присоединилась и Ганза.

Нормальные отношения возобновились в 1371 г., но пятнадцать лет спустя снова ухудшились, и началась война. В 1388 г. Ганза решила действовать. В обычное время она, возможно, и не спешила бы с таким шагом, но тогда из-за блокады Англии и Фландрии важнейшие рынки сбыта для русских продуктов оказались отрезанными – удачная возможность для того, чтобы прервать и торговлю с Новгородом. Для того чтобы эмбарго оказалось действеннее, Ганза вначале провела переговоры с ландмейстером Тевтонского ордена, затем с шведскими и прусскими городами. Важно было не допустить попадания на Русь товаров через Финляндию, Ливонию или Литву. Хотя блокада, судя по всему, не была строгой, она достигла цели. В 1392 г. ганзейская делегация под руководством члена городского совета Любека Иоганна Нибура отправилась через Дерпт в Новгород на мирные переговоры. Жалобы обеих сторон были урегулированы. Продлили и подтвердили существовавшие к тому времени договоры, основанные на принципе обоюдности прав для немцев в Новгороде и русских на Готланде и в Ливонии. Свобода и безопасность ганзейцев были гарантированы даже в случае войны между Новгородом и Швецией или Тевтонским орденом.

Данный договор, который в русских летописях назывался «Нибуровым миром» или «Нибуровым крестоцелованием», определял русско-ганзейские отношения на протяжении целого столетия. На него ссылались всякий раз, когда возникали разногласия – а они оставались такими же многочисленными, как и в прошлом. В то же время делегация воспользовалась своим присутствием в Новгороде для демонстрации власти Ганзы над тамошней конторой. Не посоветовавшись со старшинами конторы, делегация обложила налогом операции по ремонту «Петрова подворья», тогда пришедшего в полуразрушенное состояние, и изменила ряд положений его устава.

«Виталийские братья» и борьба с пиратством

В последней четверти XIV в. Ганзе пришлось столкнуться с угрозой, хотя и не новой, но оказавшейся более серьезной, чем в прошлом: с пиратством.

Внезапное возвращение этого бедствия в северные моря стало результатом беззакония, вызванного амбициями Мекленбургского дома. Как известно, в 1364 г. королем Швеции избрали Альбрехта, сына правящего герцога. Альбрехт надеялся обратить поражение Вальдемара в свою пользу и сменить его на датском троне. Поэтому мекленбуржцы отказались вступать в Ганзу при Штральзундском мире. Но это им не помогло. Пять лет спустя их ждала очередная неудача. После смерти Вальдемара Альбрехт отрекся от престола в пользу Маргариты, которую Ганза признавала регентом Дании. Начиная с того времени мекленбуржцы допускали пиратство по отношению к конкурентам. Естественно, ганзейские суда не стали исключением. Поэтому в 1376 г. Ганзейский собор объявил войну пиратству. В течение двух лет с кораблей и грузов взималась пошлина; деньги шли на оснащение боевых кораблей. Важно, что Росток и Висмар, которые находились в Мекленбурге, уклонялись от исполнения своих обязательств. Поэтому войну с пиратами вели почти исключительно Любек и Штральзунд. Вскоре отступились и прусские города, и предусмотренная военная кампания зашла в тупик.

В последующие годы положение мекленбуржцев ухудшалось, а власть Маргариты укреплялась. В 1380 г., после смерти мужа, Хокона VI, ее признали регентом Норвегии от имени ее сына Олафа. В 1389 г., когда восставшие шведские аристократы свергли Альбрехта и посадили его в тюрьму, Маргарита стала также королевой Швеции. Однако Стокгольм сохранил верность Альбрехту благодаря поддержке немецкого населения города.

Оказавшись в отчаянном положении, мекленбуржцы повели пиратскую войну с удвоенным пылом. В сенсационном указе они обещали открыть свои порты «всем, кто на свой страх и риск выйдет в море, чтобы причинить вред королевству Датскому». На их призыв откликнулись многие. Рыцари, горожане, крестьяне и преступники всех мастей спешили записываться в отряды под руководством мекленбургской знати. Росток и Висмар стали пиратскими базами, там вооружали и оснащали корабли, планировали набеги, хранили и делили награбленное. Вскоре из-за пиратов судоходство на Балтике почти прекратилось. Пираты не ограничивались нападениями только на датские корабли, и Ганза несла не только материальные потери. Ее снова раздирал внутренний кризис, когда два вендских города из-за своекорыстия и верности своему правителю вышли из общего дела.

Именно в тот период пиратов впервые стали называть «виталийскими братьями». Это название ассоциировалось с ними и впоследствии. Название имеет французское происхождение. В начале Столетней войны виталийцами называли солдат, занимавшихся снабжением армий, которое постепенно свелось к обыкновенным грабежам и разбою. На море «виталийскими» называли корабли, поставлявшие припасы для нужд флотов и портов. Наконец, это определение дошло до Балтики, где стало синонимично пиратству.

Благодаря пиратству мекленбуржцам удалось добиться некоторых заметных успехов. Несколько раз они оказывали помощь стокгольмскому гарнизону, проводили опустошительные набеги на датские и норвежские берега и наносили серьезные потери датскому флоту. В 1391 г. мекленбуржцы захватили Борнхольм, Висбю, который стал превосходной базой для их операций, Або, Выборг и ряд финских крепостей. Два года спустя они разграбили Берген, а его жителей заставили присягнуть на верность Альбрехту Шведскому. В следующем году разграблению подвергся и Мальмё.

Ганза пыталась надавить на Росток и Висмар, чтобы те перестали укрывать пиратов, но два города отговаривались необходимостью хранить верность своему правителю и отказывались не только участвовать в войне с пиратами, но даже и возвращать украденные товары. Судоходство стало настолько опасным, что Ганзейский собор 1392 г. вынужден был издать указ о приостановке всей торговли со Сканией на три года. В результате, по словам Детмара, цена сельди в Пруссии выросла втрое, а во Франкфурте – в 10 раз по сравнению с предыдущим периодом. Любек и Штральзунд вместе ожесточенно сражались с пиратами. Конечно, для обеспечения безопасности морских путей незаменимым было бы сотрудничество с Тевтонским орденом. Однако великий магистр Конрад фон Юнгинген мечтал о дальнейшей территориальной экспансии на Балтике; он намеревался извлечь выгоду из войны и вовсе не стремился поддерживать Данию.

Наконец, в 1395 г. был сделан большой шаг вперед, когда Ганза вынудила воюющие стороны принять свое посредничество. По условиям Сканёрского мира Альбрехта освободили, а Стокгольм передали группе из семи ганзейских городов – вендских, прусских и ливонских, – которые через три года должны были уступить его Маргарите за выкуп в размере 60 тысяч марок. Выкуп, однако, так и не заплатили. Сканёрский договор обеспечивал победу Маргариты над врагами. В 1397 г. она приказала выпустить в Кальмаре указ, по которому союз трех скандинавских королевств передавался ее внучатому племяннику, Эрику Померанскому. Этому союзу предстояло существовать, по крайней мере теоретически, больше ста лет. Годом позже, в 1398 г., королева триумфально въехала в Стокгольм и подтвердила привилегии ганзейцев во всех трех королевствах.

Хотя после Сканёрского мира исчезли поводы для оправдания пиратства, оно по-прежнему представляло угрозу вблизи Готланда и просуществовало бы еще дольше, если бы великий магистр Тевтонского ордена наконец не решил сотрудничать с Ганзой, чтобы положить пиратству конец. Возможно, он боялся, что, если воздержится от участия, придется уступить Дании все преимущества примирения. По приказу великого магистра в Данциге собрали 84 корабля и 4 тысячи человек. С такими силами удалось без труда захватить Висбю. Позже объединенные флоты Любека и прусских городов так ожесточенно преследовали пиратов, что к 1400 г. полностью освободили от них Балтийское море.

Впрочем, большинство «виталийских братьев» попросту переехали на другой театр военных действий. Они нашли прибежище в Северном море. Им оказали теплый прием граф Ольденбургский и правители мелких княжеств восточной Фризии. Бремену и Гамбургу удалось одолеть их лишь ценой значительных усилий. В 1400 г. пираты потерпели серьезное поражение во Фризии, а на следующий год в плен попали два их последних главаря, Годеке Михельс и Клаус Стёртебекер. Их обезглавили в Гамбурге вместе с несколькими сотнями их соратников, а головы выставили на всеобщее обозрение. Ужас, который они сеяли более двадцати лет, дерзость их набегов и их ужасный конец помогают объяснить, почему «виталийские братья» стали фигурами легендарными. Считалось, что некоторые из них предпринимали и дальние экспедиции, посещали дальние страны и добирались даже до Кавказских гор. Особенно легендарной личностью стал Стёртебекер – лишь его кончина подтверждается историческими сведениями. В многочисленных историях он был великим полководцем всех пиратов; он управлял их действиями в открытом море и награбил сказочные сокровища. Конечно, рассказ о его смерти расцвечен назидательными подробностями.

Таким образом, Ганза с победой вышла еще из одного испытания, одолев угрозу для своего процветания едва ли менее серьезную, чем те, с которыми она сталкивалась прежде. После двухсот с лишним лет устойчивого процветания «сообщество купцов Священной Римской империи», превратившееся в сообщество торговых городов, снова продемонстрировало свою силу и жизнеспособность. Сообщество приобретало для своих членов во всех странах на берегах Балтийского и Северного морей, от Руси до Англии, расширенные привилегии и пользовалось почти монополией на международную торговлю в двух морях. Предшествующее столетие доказало, что это сообщество способно, в случае необходимости с помощью эмбарго или даже войны, преодолеть любые препятствия, стоящие на пути его экономического владычества. Поэтому годы, последовавшие после Штральзундского мира, можно считать расцветом Ганзы.