Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Мы также нашли обезвоженные продукты в воздухонепроницаемых контейнерах. Пища была безвкусной, но питательной.

Когда дирижабль начал обретать форму, наш дух поднимался все выше и выше.

В течение всего этого времени мы не забывали заботиться о своей внешности. Я сделал правилом регулярно бриться, хотя единственным зеркалом, что я сумел найти, был огромный рефлектор величиной с меня, который я кое-как приволок в камеру с куполом просто для того, чтобы использовать как зеркало для бритья.

Пока Джил Дира и Вас Ула работали над баллоном, мы обнаружили, что давление теплой человеческой руки на ткань соединяло ее, облегчая создание газового мешка. Мы с Хулом Хаджи забрались на стену и принялись за восстановление разрушенного природой купола.

Для того, чтобы местные обитатели могли продолжить жить — если это было жизнью, — мы соорудили своего рода заплату, крышку, которую можно было подогнать на место купола, чтоб помешать песку набиться внутрь и засыпать фонтан.

Вскоре к клапану газового мешка были присоединены баки с гелием, и наша четверка следила, как медленно наполнялась большая гора ткани.

Мы еще не подогнали приводные ремни к двигателю и оси пропеллера, но за исключением этого дирижабль был готов. Это был во всех аспектах мощный корабль, и хотя медленнее и уязвимее, чем известное мне марсианское воздушное судно, но должен делать свое дело хорошо, думал я.

Вскоре газовый мешок был надут. Баллон начал тянуть свои причальные канаты и выглядел так, словно мог поднять сотню таких, как мы. Мы начали смеяться и хлопать друг друга по спине, хотя мне пришлось немного потянуться, чтобы хлопнуть по спине Хула Хаджи! Мы сделали его!

Гондола была закрытой, подвешенной на прочных канатах, оплетавших снаружи газовый мешок. Она была сделана из секций синтетического материала и имела открытые иллюминаторы. К сожалению, мы не нашли никаких средств получить прозрачные покрытия, так что нам пришлось вместо этого сконструировать ставни. Внутри был запас воды, запасные баки с газом и обезвоженная пища.

Мы очень гордились кораблем. Может, он и был грубым, но крепко сделан, и скоро, когда мы дадим ему немного подняться через крышу и наденем на двигатели приводные ремни, мы будем готовы отправиться куда только пожелаем. Вероятно, в Мендишар, где, как указал Хул Хаджи, прибытие вожака, считавшегося убитым или изгнанным из страны, на летающем корабле, вероятно, до такой степени воодушевит население, что многое потерянное при атаке на деревню можно будет вновь обрести этим эффектным возвращением!

Хул Хаджи и другие двое Синих Гигантов серьезно говорили об этой возможности, когда противоположная дверь — та самая, которую мы заблокировали против любой попытки белых вампиров, начала плавиться. Материал, который я считал столь неразрушимым, пузырился и тек, словно дешевый пластик на огне. Ужасный запах — резкий и сладкий одновременно — начал исходить от двери.

Я не знал, что происходит, но тем не менее я стал действовать.

— Быстро! — крикнул я. — В дирижабль!

Я подталкивал своих спутников, помогая им залезть в гондолу.

Я повернулся, когда дверь полностью отвалилась — там было несколько белых обитателей.

В их руках была машина.

Они явно не понимали, что это такое. Все, что они знали, — это держать и нацеливать ее.

Странный парадокс — столь развитая машина в руках этих имбицилов.

Она испускала луч — луч, который ударил теперь в противоположную стену, едва не попав в меня и дирижабль. Тепловой луч, несомненно лазерный луч!

Вот тут-то я понял, что некому перерубить причальные канаты.

Я прыгнул к ним и выхватил меч.

Я знал, что знание портативных лазеров принадлежало древней расе, мне следовало бы подготовиться к чему-то вроде этого.

В своей неразумной ярости эти потомки якша, наверное, нашли проектор и снова привели его в действие для учинения смерти незваным гостям.

Что бы там ни было причиной, мы все скоро станем покойниками, если я не буду действовать быстро. Я перерубил причальные канаты.

Хул Хаджи закричал из гондолы, когда увидел, что я делаю.

Дирижабль начал подниматься, мягко тыкаясь в крышу. Вскоре газ унесет их в безопасность, когда они поднимутся в воздух над крышей. Отверстие в куполе было как раз достаточное, чтобы пропустить их.

Теперь эти вампиры направили лазер на меня. Он обязательно должен был убить меня. Луч прочесывал помещение, расплавляя или разрезая все, к чему прикасался.

И тут меня осенило!

Глава 7

ГОРОД ПАУКА

Когда луч подходил все ближе и ближе, описывая ломаную кривую в руках этих тупоумных вампиров, я вдруг увидел огромный рефлектор, используемый мной как зеркало для бритья.

Это был мощный рефлектор. Он мог сработать.

Я метнулся и встал позади него.

Лазерный луч отрезал часть рефлектора, с всплеском упавшую в воду. Фонтан забил теперь спорадически.

Бесшумно открылись широкие черные металлические двери. Я вошел в лифт и очутился в зеркальном зале. С трех сторон на меня глядела оптическая бесконечность. Казалось, что в ее темных недрах шевелятся какие-то допотопные твари, только и дожидающиеся сигнала от руководства отеля — легкого кивка, взмаха ресниц, кряканья или покашливания — чтобы наброситься на ни в чем не повинного гостя и разодрать его в клочки.

Луч подошел ближе и расплавил секцию стены, открыв за ней следующую камеру. Белые твари притащили поближе, обнимая своими мягкими, почти бесплотными руками мощный проектор.

Затем луч ударил в рефлектор.

Лазерные лучи — это сконцентрированный свет. Зеркало — отражатель.

Оно отразило.

Вышел из лифта, попал в коридор-лабиринт. Указателя не было. Комнату 332 я должен был найти сам. Решил идти по коридору с закрытими глазами, в надежде, что комната сама найдет меня, притянет к себе.

Зеркало искривило луч и рассеяло его в несколько мгновений. На несколько секунд оно обратило луч обратно на тех, кто направлял его.

Большинство белых вампиров испарилось в секунду. Остальные в ужасе закричали, чуть отступили, а затем с криком бросились на меня!

Я метнулся к одному из причальных канатов, как раз когда баллон начал проходить через отверстие.

Я схватился за последние несколько футов каната.

Как редко сбываются наши мечты! Я бродил по третьему этажу отеля уже полчаса, но никаких чудес не происходило, я никого не встретил, не слышал ни человеческого разговора, ни радио… ничего. Лабиринт был пуст, а Минотавр мертв.

Когда когти скребнули по мне, я начал подтягиваться к гондоле.

Баллон вырвался в воздух, и в этот момент спасение от белых тварей произошло, но я оказался в новой опасности. Я понял, что в спешке мы забыли одну очень важную вещь.

Мы забыли погрузить балласт. Баллон поднимался слишком быстро!

Дважды меня чуть было не стряхнуло, когда я отчаянно цеплялся за канат, пытаясь подтянуться к гондоле.

Я увидел, что Хул Хаджи открыл люк гондолы и, балансируя на узкой подножке снаружи, дотянулся и схватил веревку, на которой я повис.

Земля была далеко внизу, кружащаяся подо мной, черная, сияющая пустыня.

Хул Хаджи сумел забраться в гондолу, все еще стискивая канат. Затем он и другие принялись втягивать меня.

Мои руки болели, кожа на ладонях лопалась от трения. Я был почти готов упасть.

Как раз когда я почувствовал, что не могу больше держаться, я ощутил, как огромные руки схватили меня и втащили в гондолу. Они закрыли люк.

Задыхаясь от усталости и облегчения, я лежал на полу гондолы, пока не восстановил дыхание. Мы все еще поднимались чересчур стремительно и скоро покинули более разреженную марсианскую атмосферу — надо помнить, что в том веке атмосфера была намного гуще, чем сейчас.

Пошатываясь, я поднялся и подошел к управлению. Это было простое и самостоятельное управление, и оно было бы испытано, прежде чем подняться в воздух, если б у нас был подобный шанс. Теперь нам придется узнать, работает оно или нет.

Я потянул за рычаг, контролировавший клапан газового мешка, надо было выпустить газ и надеяться, что этого будет достаточно, чтобы не оправить нас на землю!

Наша гондола медленно снизилась, и я понял, что управление действует.

Но мы еще продолжали дрейфовать в воздушных потоках. Нам надо будет приземлиться и подсоединить к двигателю приводные ремни. На энергии мы будем способны вернуться в Мендишар раньше, чем за день.

Я был раздражен этой пустой тратой драгоценного гелия, но тут ничего нельзя было поделать. Очень медленно я начал спускать корабль.

Мы были еще в нескольких метрах над землей, когда дирижабль, казалось, получил пинок здоровенной ногой и закачался, как на волнах, разбрасывая нас по гондоле. Я не мог удержаться на ногах и отлетел от панели управления.

Думаю, я на какое-то время потерял сознание.

Когда я пришел в чувство, было почти темно. Теперь уже не было ощущения, что меня словно пинают в игре куда большие гиганты, чем мои синие спутники, но вместо этого возникло чувство стремительного полета с огромной скоростью.

Я нетвердо встал, подошел к иллюминатору и отодвинул ставню.

Посмотрев вниз, я сперва не мог поверить тому, что увидел.

Мы летели над морем — суровым, волнуемым бурей морем. Мы неслись со скоростью добрых ста миль в час — вероятно, больше.

Но что нас несло?

Эта была какая-то неуправляемая сила. Судя по достигающему моих ушей стонущему и воющему звуку, она была ветром.

Но какой же порыв ветра мог ударить столь стремительно и без упреждения?!

Я повернулся и обнаружил, что Хул Хаджи начал шевелиться. Он тоже был в нокауте.

Я помог ему подняться, и мы вместе вернули к жизни наших товарищей.

— Что такое, Хул Хаджи? Ты не знаешь? — спросил я.

Он потер лицо своей большой ладонью.

— Мне следовало бы повнимательней следить за календарем, — ответил он.

— Почему?

— Я не говорил об этом, потому что чувствовал, что мы либо выберемся из пустыни, либо погибнем — это было до того, как мы нашли башню и подземный город. Я не упомянул об этом, пока мы были под землей, потому что знал, что там мы должны быть в безопасности, ведь под землей не было никаких признаков разрушения города.

— Что ты не упомянул? Что?

— Я сожалею — это моя вина. Вероятно, причина, о которой ничего не было сказано в городе якша, — Ревущая Смерть.

— Что это за Ревущая Смерть?

— Самый сильный ветер, который периодически возникает в пустыне. Некоторые думают, что он и был первопричиной пустыни, что до прихода Ревущей Смерти пустыня была плодородной. Наверно, город якша был построен до того, как пришла Ревущая Смерть. Я не знаю, но Ревущая Смерть веками пересекала пустыню, вызывая сильные песчаные бури, все сравнивая с землей.

— И куда направляется этот ветер? — спросил я.

— На запад, — сказал Хул Хаджи.

— Через море?

— Именно так.

— А потом куда?

— Не знаю.

Я снова подошел к иллюминатору и посмотрел вниз.

Взволнованное морс, холодное и темное, все еще находилось под нами, но сквозь сумрак, мне думалось, я мог различить, очень смутно, темную полосу берега.

— Что лежит за западным морем? — спросил я Хула Хаджи.

— Не знаю — страна не исследована, кроме как вдоль берегов. Нехорошая страна, судя по сообщениям.

— Нехорошая? Что заставляет тебя так говорить? — спросил я.

— Легенды, рассказы путешественников, отряды исследователей, которые никогда не возвращались. Западный континент — место джунглей и странных животных. Этот континент был больше всего поражен Величайшей Войной. Когда война была окончена, говорят, в природе имели место странные перемены: люди, животные, растения — все было изменено. Одни говорят, что был дух, другие — газ, третьи — машина. Но какой бы ни была причина, нормальные люди всегда избегали Западного континента.

— Все это, кажется, указывает на атомную войну, радиацию и мутации, — пробормотал я про себя. — И за тысячи лет с тех пор, как кончилась война, маловероятно, чтоб была какая-то опасная радиация. Этого нам бояться нечего.

Некоторые из употребленных мною слов были английскими, поскольку, хотя имелись, вероятно, слова для описания вещей, о которых я говорил, в прежнем марсианском словаре их не было.

Ревущая Смерть, кажется, начала стихать, потому что наше движение замедлилось.

Я почувствовал, как наша судьба уплывает из наших рук, когда мы неслись все дальше в глубь материка.

Две марсианские луны прочерчивали небо над нами, освещая зрелище странных, колышущихся джунглей непривычной расцветки.

Должен признаться, что эта растительность как-то встревожила меня, но я сказал себе, что с нами не может случиться никакого вреда, пока ветер несет нас на этой высоте.

Когда же мы сможем спокойно приземлиться, наладить двигатели, мы на моторах отправимся куда желаем.

Чудо, однако, все-таки произошло. Открыв глаза, я увидел, что стою между комнатами 331 и 333. Там, где должна была быть дверь в мою комнату, зияла своей брутальностью неровная свежевыкрашенная стена.

Несколько часов такой возможности не представлялось. Откуда пришел ветер и где он, наконец, умирал, я сказать не могу — если он не кружил постоянно вокруг света, набирая скорость и силу в пути. Я не был метеорологом.

Наконец мы сумели вырваться из воздушного потока и продрейфовали к огромным деревьям, чья густая тень, казалось, создавала под нами твердую массу.

Огромные отсвечивающие листья колыхались на изогнутых сучьях. Цвета оттенков черного, коричневого, темно-зеленого и пестро-красного.

Ощущение зла тяжело нависло над этими джунглями, и нам не улыбалось приземлиться среди них. Но к утру мы нашли достаточно большую поляну и стали садиться.

Мы приземлялись очень аккуратно для таких неумелых аэронавтов. Причалив корабль, мы проверили его повреждения. Строительные материалы якша выстояли перед ветром, который растряс бы на куски почти все другие дирижабли. Повреждений было сравнительно мало, учитывая, какой трепке был подвержен корабль.

Все, что нам было нужно теперь сделать, — это наладить приводные ремни и подыскать что-нибудь, способное послужить балластом. Тогда мы добавим гелия — и без задержки отправимся в Мендишар.

Скоро двигатели у нас хорошо работали, а пропеллеры — вращались.

Однако, пока мы работали, у нас возникло чувство, что за нами следят. Мы не видели ничего, кроме темных джунглей, с их деревьями, поднимающимися на сто метров в небо и образовывающих решетку из направленных вверх, вниз и во все стороны искривленных стволов, обвитых другими растениями, пахнущими влагой.

Не знаю, как вообще возникла поляна. Это был вывих природы. Ее поверхность состояла из гладкой, твердой глины, почти скальной плотности. По краю ее росли кусты с темными отсвечивающими листьями, пониже путаница из лиан, походивших, если посмотреть сбоку, на толстых змей, и другие ползучие растения, собравшиеся вокруг разросшихся корней деревьев.

Я никогда не видел в лесу ничего столь гигантского. Лес был многоярусный. Снаружи он выглядел словно гигантский утес, в котором темнели отверстия пещер.

Легко было вообразить, что за тобой следят.

Теперь все, что нам нужно было сделать, — это найти балласт. Джил Дира высказал предложение, что нарубленные из деревьев поленья могут заменить балласт. Хоть они грубые, но послужат хорошо.

Пока Джил Дира и Вас Ула помогали мне делать последние приготовления, Хул Хаджи сказал, что принесет несколько бревен.

Он ушел. Мы закончили свою работу и ждали его возвращения. Нам не терпелось убраться из этих таинственных джунглей и как можно скорее вернуться в Мендишар.

К концу полудня мы охрипли от крика, но Хул Хаджи нам не отвечал.

Ничего не оставалось делать, как войти в лес и посмотреть, не ранен ли он. Возможно, лежит без сознания.

Вас Ула и Джил Дира сказал, что они пойдут искать вместе со мной, но я заявил, что наш дирижабль крайне важен — они должны охранять его. Я сумел их в этом убедить.

Найдя место, где Хул Хаджи вошел в лес, я направился по его следу.

Это было не трудно. Будучи человеком рослым, он оставлял много следов своего продвижения. В некоторых местах он пробирался сквозь подлесок.

Лес был темным и сырым. Мои ноги ступали по податливым гниющим растениям и иногда погружались в трясину. Я продолжал окликать моего друга по имени, но он по-прежнему не отзывался.

А затем я наткнулся на следы боя и понял, что, в конце концов, я не воображал и что за нами следят!

Здесь я нашел меч Хула Хаджи. Он никогда не бросил бы его, если б не был взят в плен — или убит! Я отнес его к дирижаблю.

Затем вернулся и огляделся вокруг, ища следы его пленителей, но не смог найти ни одного!

Это вызвало во мне большое замешательство, потому что я немного горжусь своими способностями следопыта. Все, что я мог заметить, — это следы клейкой субстанции, вроде прядей тонкого шелка, прилипших к окружающей листве.

Попозже я обнаружил еще немного этого материала и решил, что, раз он был моим единственным ключом к поискам, мне следует искать его в надежде, что пленители — или убийцы Хула Хаджи — оставили его после себя еще где-нибудь.

Я едва понял, что вышел к городу, как наступила ночь.

Я начал размышлять и пришел к выводу, что злокозненный администратор приказал забетонировать вход в мою комнату, а пока его рабочие работали, он отвлекал меня своим храпом и птичьими лапами. Возможно где-то тут установлена видеокамера и вся эта банда в лампасах жадно наблюдает над тем, как я мучаюсь, и зубоскалит.

Город этот, казалось, был одним большим зданием, расположенным в джунглях. Он как бы вырастал из джунглей, сливался с ними, был их частью, построенный из темного древнего обсидиана. В его щели нанесло земли и семян столько, что из стен росли кусты и небольшие деревья. Были там и купола, сливающиеся в полумраке. Можно было поверить, что это вывих природы, что скала просто потекла и затвердела в виде города!

И все же то тут, то там виднелись окна и входы, прикрытые растениями.

Когда пришла ночь, город светился очень тускло, ловя немного слабого лунного света, который мог проникнуть сквозь полог леса.

Вот куда, должно быть, принесли моего друга враги. Это было устрашающее место.

Я осторожно вступил в город, перелез через сваленные, гладкие как стекло камни, ища какие-нибудь следы жителей, какое-нибудь указание на то, где спрятали моего друга.

Я карабкался по наклонным стенам здания, по крышам, вниз по стенам и искал, искал, искал. Всюду была густая тень и ощущение гладкого, бугристого камня под руками и ногами.

В этом городе не было никаких улиц, просто углубления в покрывавшей его крыше. Я вступил в одно из этих углублений-ущелий и начал пробирайся по нему, чувствуя отчаяние.

Что-то пробежало по стене слева от меня, и я почувствовал тошноту: это был самый большой паук, которого я когда-либо видел в своей жизни.

Теперь я увидел и других. Я крепко стиснул меч, приготовился. Пауки-то были величиной с футбольный мяч!

Я как раз собирался: окинуть ущелье и подняться по еще одной наклонной стене из зеленого камня, но вдруг почувствовал, как что-то упало мне на голову и плечи. Я попытался освободиться, отбросить его мечом, но jho прилипло ко мне. Чем больше я двигался, тем больше я запутывался.

Теперь я понял, почему не было трупов на месте пленения Хула Хаджи!

Упавшая на меня штука была сетью из того же тонкого клейкого шелка, увиденного мной в лесу. Она была прочной и прилипала ко всему, к чему прикасалась.

Теперь я упал вниз, все еще пытаясь выпутаться.

Я почувствовал, как меня потянули когтистые руки.

Я посмотрел на тех, кто поймал меня, и не мог поверить своим глазам. До пояса они были людьми, хотя и существенно ниже меня, с жилистыми телами, бугрившимися крепкими мускулами, с большими глазами и ртом-щелью. Но в них все же угадывались человекоподобные существа — пока не посмотришь ниже пояса, на поддерживающие тело восемь мохнатых ног. Тела людей, а ноги пауков!

Теперь со спутанными руками я делал выпады в сторону предводителя: это было все, на что я оказался способен.

Предводитель нацелил на меня длинный шест. На шесте, казалось, было насажено шилообразное острие длиной около шести дюймов. Он воткнул его в меня, но только чуть-чуть. Я попытался отбиваться, а затем почти сразу все мое тело парализовало.

Я не мог шевельнуть ни одним мускулом. Я не мог даже моргнуть. Мы сделали инъекцию яда. Это было ясно — яда, который мог полностью парализовать.

Глава 8

ВЕЛИКИЙ МИШАССА

Взваленный на спины этих ужасных существ, людей-пауков, я был унесен в глубь этого ненормального города.

Освещенный слабо светящимися камнями, он казался лабиринтом, не имевшим, казалось, ни плана, ни цели.

Мы проходили через коридоры и помещения, иногда немногим шире труб водопровода, в иных случаях выходивших в огромные, с балконами залы.

Я понял, что это не было работой людей-пауков — вообще не создание людей, а какого-то чуждого разума, творившего, наверное, под воздействием ядерной реакции. Этот разум — всегда полубезумный — однажды задумал этот город, а сам, вероятно, давно уже погиб, если только люди-пауки не были его слугами.

Коридоры и залы были заполнены грязью, паутиной — следами векового упадка. Я на время задумался, а как же на свет появились эти люди-пауки — не были ли они кузенами тех огромных пауков, что я видел снаружи. Если они в родстве, то какой же несвятой союз произвел подобные плоды!

Они бежали дальше, неся меня в своих сильных руках. Я не смел гадать, какая судьба была мне уготована. Я был убежден, что они собирались пытать меня, наверное, съесть в каком-то отвратительном обряде, что я должен стать фактически мухой в их пиршестве.

Моя догадка была ближе к истине, чем я сперва предполагал.

Вскоре мы вошли в огромный зал, куда больший, чем все прочие. В нем было совсем темно, он освещался только тусклым свечением самой скалы.

Но теперь я почувствовал, что действие яда начинает ослабевать, и я для тренировки поиграл мускулами — насколько это возможно в липкой паутине, извлеченной, как я теперь догадался, непосредственно из тел людей-пауков и все еще сковывавшей мои движения.

— Вы только посмотрите на этого толстого идиота, на этот мыльный пузырь. Ну и осел! Комнату найти не может, сейчас караул закричит или описается! Заблудился в трех соснах! Ха-ха. ключик есть, а дверочки-то и нет! Что. съел гнилой орешек, теперь корчись, цепеней и вой! У нас отель для приличных людей, а не для выходцев с того света. Нюни можешь распускать в своем склепе, ты ходячая прокисшая кулебяка… Проклятый зомби. Смотрите, смотрите, он достал ключ и тычет им как слепой в стену!

И тут я увидел ее!

Это была протянутая через весь зал гигантская паутина. Она мерцала в слабом свете, и я мог различить распятую на ней фигуру. Я был уверен, что это — Хул Хаджи.

На людей-пауков их собственная паутина не действовала. Некоторые из них потащили меня вверх по прядям этой паутины к той жертве, которую увидел я: это и в самом деле был Хул Хаджи.

Там они и оставили нас подвешенными в пространстве, убежав во мрак на своих мохнатых ногах. Они не издали ни звука с тех пор, как я впервые их встретил.

Мой рот все еще плохо слушался меня из-за яда, но я сумел сказать несколько слов. Я был помещен ниже и сбоку от Хула Хаджи и потому мало что мог видеть, кроме левой стопы и части его лодыжки.

— Хул Хаджи, ты можешь говорить?

— Да. У тебя есть какие-нибудь предположения, что они намерены с нами делать, мой друг?

— Нет.

— Я сожалею, что привел тебя к этому, Майкл Кейн.

— Это не твоя вина.

— Мне следовало бы быть поосторожнее. Тогда мы все были бы далеко отсюда. Воздушный корабль в безопасности?

— Насколько я знаю, да.

Я принялся испытывать паутину. Сеть, в которую я был пойман, становилась хрупкой и ломкой, и я, наконец, сумел высвободить руку. Но моя рука немедленно прилипла к главной паутине.

— Я пробовал то же самое, — сообщил мне сверху Хул Хаджи. — Не могу придумать никаких средств спасения.

Я вынужден был признать, что он, вероятно, прав, но тем не менее ломал голову. У меня начало возникать ощущение, что нам уготовано нечто ужасное, если я не смогу изобрести средства к побегу.

Я начал пытаться высвободить другую руку.

Тут мы услышали шум — громкий, скребущий шум.

Посмотрев вниз, мы увидели два громадных глаза, диаметром по меньшей мере полтора метра, не моргая глядевших на нас.

Это были глаза паука. Мое сердце екнуло.

Затем раздался голос — мягкий, шелестящий, ироничный, голос, который мог исходить только от владельца глаз.

— Так, лакомый кусочек на сегодняшнее пиршество.

Я был даже больше ошеломлен, услыхав исходивший от этого существа голос.

— Кто ты? — спросил я не слишком твердо.

— Я — Мишасса, Великий Мишасса, последний из народа Шаасажин.

— А эти существа — твои протеже?

Раздался звук, который мог быть нечеловеческим смешком.

— Мое потомство, произведенное экспериментами в лабораториях Шаасажина. Кульминация… Но ты знаешь свою судьбу, не так ли?

Я содрогнулся. Мне думалось, что я ее уже знал. Я не ответил.

— Трепещи, малыш, потому что скоро ты будешь моим ужином.

Теперь я мог четче видеть это создание: это был гигантский паук — явно один из многих, произведенных атомной радиацией, воздействовавшей на эту часть страны все эти тысячелетия.

Мишасса принялся медленно карабкаться по паутине. Я почувствовал, как паутина провисла.

Я продолжал высвобождать руку и наконец сумел освободиться от сети, не попавшись в паутину. Я вспомнил о маленьком ноже для снятия шкур в моей портупее и попытался достать его.

Дюйм за дюймом я приближал свою руку к ножу… Дюйм за дюймом…

Наконец, мои пальцы стиснули рукоять, и я достал его из ножен.

Паук-зверь приближался, и я принялся сперва рубить ту часть паутины, которая держала мою другую руку.

Я работал отчаянно, но паутина была прочная. Наконец она поддалась, и я мог, двигаясь осторожно, дотянуться до своего меча.

Я вытянул руку вверх и отрезал всю паутину вокруг Хула Хаджи, до которой я смог дотянуться, а затем повернулся лицом к гигантскому пауку.

Его голос прошептал мне:

— Ты не можешь спастись. Даже если бы ты был абсолютно свободен, ты бы не убежал от меня — я сильнее тебя, быстрее тебя…

Сказанное было правдой, но это не мешало мне попробовать.

Вскоре его ужасные ноги были в нескольких дюймах от меня, и я приготовился защищаться от него как только смогу. Тут я услышал крик Хула Хаджи и увидел, как он пролетел мимо меня и приземлился прямо на спину зверя-паука. Он вцепился в его волосы и велел мне делать то же самое.

Я лишь смутно осознал, что он собирается сделать, но я тоже прыгнул, разорвав последние пряди паутины, и упал на спину зверя-паука. Приземлившись, я вцепился одной рукой в его странный мех. В другой я держал меч.

— Дай мне меч, — крикнул Хул Хаджи. — Я сильнее тебя.

Я передал ему меч и вытащил свой нож.

Зверь в ярости неразборчиво заорал, когда мы начали кромсать его спину своим оружием.

Он, вероятно, привык к более пассивным подношениям в виде своих собственных присных, но два бойца Вашу были готовы дорого продать свои жизни, прежде чем позволить себе стать банкетом для здоровенного болтливого паука!

Он шипел и ругался. Он в ярости метался, падал наземь. Но мы продолжали цепляться за мех, по-прежнему втыкая в него свое оружие, ища уязвимые места.

Он встал на дыбы и чуть не опрокинулся на спину так, что мы готовы были спрыгнуть, чтобы не оказаться раздавленными его огромной тушей. Но, наверное, он был наделен инстинктом основных представителей данного вида, многие из которых, оказавшись на спине, не могут встать снова на ноги. Он как раз вовремя восстановил равновесие и принялся бессистемно носиться взад-вперед.

Липкая черная кровь хлестала из дюжины ран, но ни одна, похоже, не была эффективной. Вдругон побежал по прямой линии, издавая тонкий высокий звук.

Мы лежали, распластавшись, на его спине, когда его скорость увеличилась, озадаченно глядя друг на друга.

Он, должно быть, двигался со скоростью добрых девяносто километров в час, а вероятно, и больше, мчась по туннелям и унося нас все глубже и глубже в город.

Теперь вой стал громче. Зверь-паук взбесился. Было ли это просто обнажением безумия, наследия его безумных предков, только теперь вырвавшегося из-под контроля, наши ли раны довели его до бешенства и боли — нам никогда не узнать.

Вдруг я увидел впереди движение.

Это была стая людей-пауков — были ли они теми, что приволокли нас в зал с паутиной, я догадаться не мог, — они выглядели охваченными паникой, когда мы понеслись на них.

Затем огромный паук остановился в своей безумной гонке и начал падать на них, кусая их насмерть, захватывая головы своими челюстями и откусывая их с плеч или перекусывая торс пополам. Это было страшное зрелище.

Вскоре люди-пауки были уничтожены все до одного, и не осталось ничего, кроме кучи расчлененных трупов.

У меня затекла рука, и я почувствовал, что не смогу долго держаться за мех. В любой момент я мог свалиться и стать добычей зверя-паука. По мрачному выражению лица Хула Хаджи я видел, что он тоже испытывает напряжение и не сможет долго выдержать.

И тут ноги у зверя-паука совершенно неожиданно начали подгибаться в сочленениях. Ноги медленно втягивались под его тело, и он оседал среди трупов служителей.

Он, уничтожив их в своей предсмертной агонии, выкрикнул одно только слово “Конец!” и умер.

Мы, удостоверившись, что сердце его перестало биться, практически упали со спины зверя и стал его разглядывать.

— Я рад, что умер он, а не мы, — сказал я, — но он, должно быть, понимал, что он был последний уцелевший из своего рода. Хотел бы я знать, что на самом деле происходило в этом сумасшедшем, чужеродном мозгу. Я, в каком-то смысле, испытываю сожаление о нем. Его смерть была в некотором роде благородной.

— Ты увидел больше, чем я, — сказал Хул Хаджи. — Я видел только врага, который чуть не уничтожил нас. Но мы уничтожили его — это хорошо.

Это прагматичное заявление моего друга встряхнуло философское состояние моей души, возможно, неуместное при данных обстоятельствах, и заставило меня начать думать, как же мы найдем выход из этого города-лабиринта.

Я гадал также, все ли люди-пауки были убиты в предсмертных судорогах зверя.

Мы пробрались через куски трупов и последовали по туннелю, пока тот не свернул в большой зал.

Дальше мы обнаружили туннель, ведущий из зала, и побрел по нему, попросту надеясь, что в конечном итоге найдем комнату с окном или выходом.

Хулу Хаджи было, по большей части, трудно пробираться туннелями — к примеру, не многие из них были достаточно велики, чтобы пропустить зверя-паука. Это привело меня к выводу, что уничтоженное нами существо было, даже среди своего вида, “шишкой”.

Снова что-то во мне опять пробудило сочувствие к этому уродливому существу, которое было столь плохо приспособлено к миру и все же явно обладало блестящим умом. Несмотря на то, что оно угрожало моей жизни, я никак не мог возненавидеть его.

Пока я все еще пребывал в этом философском настроении, мы наткнулись на чаны.

Сначала мы почувствовали запах. Вдыхая эти испарения, мы ощутили легкое онемение мускулов. Затем мы вошли в зал, над которым помещались грубые сходни, ибо пол, все больше понижавшийся, заполнялся зловонной бурлящей жидкостью.

Мы остановились рядом со сходнями, глядя вниз.

— По-моему, я знаю, что это, — сказал Хул Хаджи.

— Яд?

— Именно. Снадобье, которым они смазали игло-шесты, чтобы парализовать нас.

Я нахмурился.

— Это может оказаться полезным, — задумчиво произнес я.

— В каком смысле? — спросил мой друг.

— Я не уверен — у меня такое ощущение, что может так статься. Не повредит взять с собой образцы, — указал я на противоположную стену.

Там на полке стояло несколько глиняных колб и лежала куча шестов с шестидюймовыми иглами на конце.

Мы осторожно перешли чан по сходням, направляясь к полке. Мы вдыхали как можно реже из страха, что наши мускулы станут полностью парализованными и мы рухнем в чан и потонем либо умрем от сверхдозы этого снадобья.

Наконец, мы добрались до полки, чувствуя себя с каждой минутой коченеющими все больше. Я взял две колбы хорошей выделки и вручил их Хулу Хаджи, который нагнулся и наполнил их. Мы заткнули колбы пробками и покинули зал чанов через ближайший выход.

Теперь пол туннеля поднимался, и это дало нам некоторую надежду.

Я смог разглядеть откуда-то мерцающий свет, хотя и не видел его источника.

Только мы успели свернуть в коридор, как увидели дневной свет, проходящий сквозь неровное отверстие в одной из стен коридора, свет, мигом загороженный внезапным появлением в этом месте множества больших пауков.

Я выхватил меч, возвращенный мне моим синим другом, а он воспользовался одним из шестов, чтобы молотить вокруг себя этих отвратительных тварей. Они лишь на короткое время задержались, чтобы напасть на нас, а затем пробежали дальше, исчезая в проходе в глубине города.

То, что я сперва счел прямой атакой, было фактически не больше чем возвращение ночных существ во тьму города.

Мы вылезли в окно и снова встали на то, что я могу назвать “поверхностью” или крышей города, — место неестественных утесов и каньонов все из того же отсвечивающего обсидианового материала, по всей вероятности, сначала расплавленного, а затем отвердевшего.

Наши ноги скользили по гладкой поверхности, мы шли, спотыкаясь на каждом шагу, понимая, что не имеем никакого представления о том, где находился наш корабль.

По моим представлениям, мы могли бродить еще много часов — наверное, дней, если бы вдруг не увидели крепкой фигуры Джила Диры, выделявшейся на фоне джунглей. Мы заорали ему и замахали руками.

Он повернулся, настороженно положив руку на меч. Потом улыбнулся, узнав нас.

— Где Вас Ула? — спросил я, когда мы подошли.

— Он у воздушного судна, охраняет его, — отвечал воин. — По крайней мере, — он неприязненно огляделся вокруг, — я надеюсь, что это так.

— Почему ты здесь? — спросил Хул Хаджи.

— Когда вы оба не вернулись к ночи, я забеспокоился. Я подумал, что вас захватили в плен, поскольку не слыхал никаких звуков, какие мог бы издавать дикий зверь, и как только рассвело, я отправился по вашему следу — и нашел это место. Вы видели созданий, которые здесь обитают? Огромные пауки!

— Ты найдешь останки даже более странных существ под землей, — лаконично ответил Хул Хаджи.

— Надеюсь, ты оставил метки для своего возвращения? — сказал я Джилу Дире, думая, какой же я дурак, что не сделал этого сам.

— Оставил. — Джил Дира показал на джунгли. — Вот этим путем, пошли.

Поскольку невезение преследовало нас, по большей части, с тех пор, как мы покинули обиталище якша, мы испытывали некоторый страх относительно безопасности нашего судна. Мы окажемся в намного худшем положении, застряв в стране, о которой мы не имели абсолютно никаких сведений, если на дирижабль нападут и уничтожат его.

Но он был в полной безопасности, так же как и Вас Ула, который испытал большое облегчение, увидев нас.

Мы остановились нарубить дров для использования под балласт и скоро были на борту.

Мы отдали причальные канаты и начали плавно подниматься в небо.

Как только мы очутились достаточно высоко над огромными джунглями, вытянувшимися, казалось, от горизонта до горизонта, я завел двигатель, установил курс и скоро мы были — или истинно надеялись, что были, — на пути в Мендишар, чтоб выяснить, нельзя ли спасти злополучную революцию.

Глава 9

ПРИГОВОРЕНЫ К СМЕРТИ

Благодарные судьбе, мы без происшествий пересекли океан и вскоре прибыли к границам Мендишара.

Мы приземлились в горах и спрятали наш корабль.

Дважды, когда мы ходили по горам, чтоб получить какую-нибудь информацию, мы натыкались на уничтоженные деревни.

Однажды нам повезло. Мы встретили старую каргу, которая спаслась от гибели. Она рассказала нам, что целые семьи горцев были арестованы: многие, многие деревни разорены и сотни, возможно тысячи семей перебиты.

Она рассказала нам также, что захвачены в плен лидеры революции, они должны умереть на Великом Ритуале, торжественно начатом лично выскочкой Бради Джеваром Бару. Она не знала когда, знала только, что это еще не произошло.

Мы решили вдвоем нанести визит в столицу Мендишара — Мендишарлинг, для того чтобы посмотреть, какова истинная ситуация, разузнать настроение жителей и, если возможно, спасти тех, кто был приговорен к смерти. Два наших друга остались в горах у дирижабля.

С помощью плащей, добытых в одной из разрушенных деревень, Хул Хаджи замаскировался под странствующего торговца, а я — под тюк.

Я, разумеется, в любом обличье привлек бы внимание, так что мне пришлось стать товаром торговца.

Вот таким-то образом, вися через плечо Хула Хаджи, я вступил первый раз в столицу Мендишара. Это было место невысокого духа. Поглядывая сквозь маленькую прореху в укутывавшей меня ткани, я мог видеть, что, за исключением чванливых грубых приоза, не было спины, которая была бы не согнута, лица, которое не носило бы печати несчастья, ребенка, который не был бы истощенным.