Алексей Игоревич Головенков

Метро 2033. Крысиный король

© А. Головенков, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Объяснительная записка Анны Калинкиной

Во «Вселенной Метро 2033» Питеру повезло едва ли меньше, чем Москве. Его первым описал Владимир Березин в романе «Путевые знаки», открывающем серию, и другие авторы двинулись по его стопам. Городу на Неве посвящали романы Шимун Врочек и Андрей Дьяков, неизменно получавшие призовые места во время выборов лучшей книги года. Они населили питерскую подземку харизматичными героями – тут и мужественный Таран, и неподражаемый Иван Меркулов, и неистовый Убер. Константин Бенев и Ирина Баранова внесли свой вклад, обогатив серию образом Алекса Грина, человека с необычными способностями. Дмитрий Ермаков также не обошел Питер вниманием, добавив своих колоритных персонажей – неунывающего сталкера Игната Псарева, прекрасную медсестру Алису Чайку, полковника Бодрова. Трудно вписываться в такой густонаселенный мир, однако Алексей Головенков рискнул. И не зря – пожалуй, в питерской подземке не хватало именно такого героя, какого вывел он в своем романе. Леонид по прозвищу Чита – так называемый книжный мальчик. Однообразие подземной жизни он скрашивает чтением, а о реальности знает не так уж много. Но не стоит недооценивать книжных мальчиков. История показывает, что именно они порой выдавали идеи и теории, способные глобально изменить картину мира. Кроме того, Чита вполне способен переходить от слов к действиям, когда это необходимо, и с оружием обращаться умеет.

Подобно тому, как Артем в московском метро проходит долгий путь, наблюдая, делая выводы и взрослея, так и Леонид со своим другом и с наставником вынужден однажды покинуть родную станцию, чтобы увидеть, что творится вокруг. И его ожидает немало открытий.

Заслуживает внимания и друг главного героя, Николай Штыков, мечтающий стать сталкером или, как говорят на Выборгской, диггером. И еще об одном персонаже хотелось бы упомянуть. Как известно, изображение братьев наших меньших очень оживляет действие. Это в полной мере относится к выведенному в романе псу Прометею, который получился необыкновенно трогательным.

Действие романа происходит ранней весной 2033 года. То есть раньше, чем во всех остальных романах о Питере, не считая «Путевых знаков». Война между Империей Веган, государством экологов с националистическим уклоном, и Приморским Альянсом, еще одной крупной группировкой питерского метро, еще только назревает. И автора это противостояние интересует скорее с точки зрения психолога. На примере одного из офицеров Империи Веган он показывает те черты «зеленых», за которые их ненавидят в остальном метро, органично дополняя общую картину, внося в нее свои краски.

Поклонникам серии вновь предоставляется возможность окунуться в знакомую атмосферу. Вернуться в Питер и оказаться на независимой станции Выборгская, где собираются отдать в жены офицеру «зеленых» дочь коменданта. Где травят свои байки челноки, мечтают о подвигах молодые дозорные, в то время как Империя Веган начинает готовиться к войне.

– Отгадай загадку. Что это? Сначала ползешь, потом бежишь, прыгаешь, стреляешь, весь в грязи, обливаешься кровью и потом, добываешь хабар, а потом дохнешь. – Ну, ясно, что – это залаз! – Нет, брат, залаз – это когда ползешь, прыгаешь, стреляешь, весь в грязи, крови и поту, берешь хабар и возвращаешься. А вот когда в конце дохнешь – это уже другое. – И что же? – Это, брат, жизнь! Из диггерского фольклора.


Глава 1. Дозор

– Чита, хорош глаза ломать, обход.

– Сейчас. – Леонид отодвинул масляную лампу, но так и не сумел оторваться от чтения.

– Ладно, я сам.

– Иду.

– Забей, я быстро. – Николай не дождался реакции и, заподозрив, что друг его не слушает, добавил. – Я до Площади и обратно.

– Ага, – невпопад согласился Чита.

– Хотя как получится – может, там жить останусь.

– Иду.

– Нет уж, – хохотнул Николай, – оставайся. Нашим скажешь, что я в диггеры ушел.

Он сплюнул, растер плевок ботинком и отошел от блокпоста. Замерев, некоторое время вглядывался в темный зев туннеля, вслушивался в его звенящую тишину. Затем едва заметно потянулся, разминая мышцы, перекатился с пятки на носок и обратно. Проверил ремень автомата – не болтается ли свободной петлей и не слишком ли крепко затянут, не будет ли мешать или сковывать движения. Коснулся налобного фонаря. Поправил крепление и пошел вглубь туннеля.

– Штык! Ты куда, блин?

Леонид с сожалением отложил книгу и, схватив вертикалку, догнал приятеля.

– Ты чего? – Настроившийся на туннель Штык смотрел на возникшего рядом друга рассеяно, словно бы и вовсе забыв, что на дежурство они заступали вдвоем. – Я сортир проверю – и обратно.

– Я с тобой.

– Забей.

– Ага, забью, ты уйдешь, а тут Дед нагрянет и вставит мне по самое не балуйся, что тебя одного отпустил.

Санитарный блок, расположенный метрах в ста от блокпоста, днем был настоящим подспорьем для жителей Выборгской. Недалеко от таможни, под платформой, располагалась маленькая ферма, в связи с чем санузлом активно пользовались для поливки урожая. На ночь санитарный блок запирали на замок.

Ходили слухи, что раньше санузел не запирали даже ночью. Придут, например, челноки, и что с ними делать? На станцию пускать и коменданта разыскивать? А если комендант почивать изволит? В туннеле до утра держать тоже не дело. Челнок – птица гордая. Обматерит дежурных и вернется на развязку. На товары спрос везде есть, а Выборгская – станция бедная, челнок сюда целенаправленно не идет.

Вот и пускали дежурные торговый люд в санузел заночевать. С одной стороны, самим хлопот меньше – пост покидать не надо (народу на станции немного, каждая пара глаз, караулящая туннель ночью, на счету), начальство разыскивать да из кровати вытаскивать тоже необходимость отпадает. С другой стороны, такой порядок и челнокам по душе. За санитарным блоком ухаживали как следует, а возможности помыться с дороги в душевой челноки были только рады. Здесь же и спали. Помещение чистое, от станции недалеко, блокпост с охраной рядом.

Так и повелось до поры до времени. Пока однажды привычный порядок вещей не перевернулся с ног на голову по чьему-то недосмотру. С очередным торговым караваном на Выборгскую пробралось нечто, сумевшее не только не привлечь внимание таможенников, но и не вызвать подозрение у самих челноков.

Нечто перебило во сне десяток людей и покинуло санитарный блок так же незаметно, как и проникло в него. Лишь наутро женщины и молодежь, занятые на ферме, обнаружили то, что осталось от несчастных. На ферме в тот день не работали. Все жители Выборгской были заняты. Мужчины – поиском безжалостного и умелого потрошителя, женщины – отмыванием санузла. Санузел отмыли, а вот потрошителя так и не нашли.

После этого инцидента ночевки в санитарном помещении прекратились. Челноков туда не пускали, бродяг прогоняли. Дверь стали закрывать на замок, а дежурным вменили в обязанность прогулку от блокпоста до запертой двери санузла.

– Как думаешь, чего это крысы обезумели? – спросил Николай, пытаясь пнуть подвернувшегося под ноги грызуна. Крыса отбежала на некоторое расстояние, затем, передумав, развернулась и пошла в атаку на человека. Тот развеселился и топнул ногой. Зверек ретировался. – У нас еще ничего. На других станциях, говорят, совсем беда. Расплодились, агрессивные стали, людей не боятся.

– Сам что думаешь? – Чита пожал плечами.

– Не нравится мне то, что я надумал, вот тебя и спрашиваю, – Штык отошел от стены, вдоль которой они шли, и, остановившись посреди туннеля, направил ствол автомата в сторону узкого ответвления, затем кивнул напарнику – действуй.

– Что же ты надумал? – Леонид заглянул за угол. Не спеша, аккуратно. Как учил Дед. Чуть качнулся вперед и сразу назад, переждал три секунды и снова высунулся. Но уже приседая.

– Помнишь, Дед рассказывал, когда они на флоте в учениях участвовали, по их кораблю подлодка должна была отстреляться?

– Когда подводники накосячили, и торпеда не под килем прошла, а брюхо кораблю вспорола?

– Да. Дед говорил, они сообразили, что корабль тонет, только когда крысы в воду стали прыгать. Все, что были на корабле, повылезали изо всех щелей и сиганули в воду.

– Я читал про такое. Если крысы бегут с корабля, значит, замечают мелкие трещины и прочие признаки скорой гибели судна.

– Вот и я об этом, – Николай навис над присевшим товарищем, просканировал туннель стволом «Ублюдка», изготовленного умельцами с Техноложки, – если крысы бегут из метро, значит, чувствуют скорую погибель.

– Чью? – не понял Чита.

Штык помедлил с ответом, прошелся до двери санузла. Друг шел следом.

– Погибель метро. – Николай проверил замок, брякнув им о дверь, развернулся, встретившись взглядом с Леонидом. – Это все не вечно. Мы очень неплохо обустроились. Иногда слушаю рассказы Деда про то, как все случилось, и не верю. Кажется, всегда так было – метро наш дом, наша крепость, а поверхность никогда нам не принадлежала. Думаешь так, и все вроде бы нормально. А как вспомнишь, что было по-другому, что мы там жили, наверху, а не твари – тошно становится. Если мы так легко целый мир просрали, то и метро просрем.

По растерянному выражению лица Читы было понятно, что Штык застал его врасплох. И Леонид, способный заговорить зубы, ловко переключить внимание собеседника и незаметно сменить тему разговора, не нашелся что сказать.

– Движение в основном туннеле. Прошли к посту, – отчеканил Николай, поднимая автомат так, чтобы прицельная планка находилась на уровне глаз.

Чита развернулся на пятках и тут же присел, привалившись к стене. «Ублюдок» Штыка навис над его головой, готовый в любой момент осветить узкое ответвление туннеля вспышками выстрелов. Леонид словно бы прирос к стене. Упор на одно колено, второе служит опорой руке, на которой лежит цевье. Левое плечо – продолжение стены. Правое – продолжение приклада старенького «Фермера».

В книгах, которые читал Леонид, говорилось, что оружие должно быть продолжением руки. Дед Яков учил, что это человек должен быть продолжением оружия. В момент выстрела хороший стрелок перестает существовать. Его глаза становятся прорезью на прицельной планке, палец – частью спускового крючка, руки и плечи – неподвижными сошками.

Хороший стрелок, такой как Дед, поднимая оружие, не думает о том, что его могут убить. Он сосредоточен на дыхании и думает только о том, какую стоит взять поправку, если выстрел предстоит сделать на большом расстоянии, или о том, как избежать рикошета, если предстоит стрелять в упор, да еще и в туннеле.

Леонид был плохим стрелком. Он не умел отключаться от происходящего и концентрироваться на выстреле, как Дед. Пожалуй, если бы Якова укусила крыса, которая вцепилась в щиколотку Чите, он просто смахнул бы ее, а то и вовсе не заметил бы до тех пор, пока не оторвал бы взгляд от прицела.

Ощутив резкую боль в ноге от укуса, Леонид дернулся всем телом, рефлекторно вдавливая спусковой крючок. «Фермер» взбрыкнул коротким стволом, плюнув огнем и дробью. Черный силуэт в туннеле качнулся в такт выстрелу и исчез за углом.

– Твою мать, Чита! – Штык с размаху пнул виновницу происшествия, на этот раз удачно. – Охрана станции! Не стрелять!

Живой снаряд, издав пронзительный писк, пролетел по высокой дуге, ударился о стену и шмякнулся на пол.

Некоторое время ничего не происходило. Противник никак себя не проявлял, а охранники вглядывались в темноту. Затем из-за угла прилетела граната, которую вошедший в азарт Штык пнул еще сноровистее, чем крысу. Впрочем, противник кидал гранату с задержкой, так что та сработала, не успев отлететь далеко.

– Шоковая! – успел выкрикнуть Николай, зажмурившись. Белая вспышка обожгла глаза даже сквозь сомкнутые веки. Леонид, среагировавший на предупреждение, сумел сохранить ориентацию в пространстве. Вслепую нащупав спусковой крючок, он выстрелил в сторону противника, истратив второй заряд дроби. Штык не рискнул стрелять наугад, опасаясь рикошета.

В следующий момент их сбили с ног, отобрали оружие и принялись бить.

Чита, сгруппировавшись и прикрыв голову руками, подумал, что их бьют не зло – не торопясь, выбирая место для удара, и вроде как несерьезно. Значит, они никого не убили. Это хорошо, возможно, их оставят в живых.

Николай, скрючившись, защищая, в первую очередь, пах, тоже решил, что их бьют вполсилы. Скорее чтобы наказать, нежели чтобы расправиться. Похоже, друг промазал.

– Хватит. Поднять на ноги, оружие забрать, руки связать. – Человек, раздававший распоряжения, навис над дозорными высокой тенью.

Зрение у Штыка стало восстанавливаться, когда их с Читой доволокли до блокпоста. Бесплотные тени приобрели объем и резкость. Сейчас Николай уже мог разглядеть семерых бойцов, облюбовавших их таможню.

Рослые, широкоплечие, у всех одинаковая экипировка: черные форменные штаны, куртки из плотной ткани, высокие берцы. Поверх курток – бронежилеты и незаношенные, будто бы даже новенькие, разгрузки. На головах – шлемы. На лицах – черные маски с прорезями для рта и глаз.

По вооружению бойцов можно было понять, что они – не просто любители прошвырнуться по туннелям от станции до станции. И даже не наемники, сбившиеся в отряд по какой-либо надобности. Тех, даже если и нарядить их в одинаковую форму, выдаст привычка держаться независимо и обособленно.

На Выборгскую наведались профессионалы. Чужаки выглядели так, будто лишний раз и не почешутся, если на то не будет соответствующей команды. Прикрывали друг друга столь слаженно, будто были марионетками, управляемыми одним кукловодом.

Тот выделялся на фоне остальных облегченной экипировкой – отсутствием рюкзака за спиной, а также полупустой разгрузкой. И был на две головы выше подчиненных, будто бы и впрямь возвышался над ними, чтобы держать невидимые нити, потянув за которые, можно было привести в действие отлаженный боевой механизм из шести отлично подогнанных друг к другу шестеренок.

– Что делать будем? – подал голос оклемавшийся Леонид.

Один из бойцов, судя по порванной разгрузке – тот самый, которого они угостили дробью, склонился над ним и засунул ему в рот кусок ветоши. После этого толкнул ногой в плечо, отчего Леонид, который не мог опереться на руки, стянутые пластиковым хомутом за спиной, опрокинулся на бок. Тогда Штык, собиравшийся было ответить другу, захлопнул рот и состроил придурковатую гримасу, по его мнению, отлично выражающую позицию «моя хата с краю».

Боец, уронивший Читу, оценивающе взглянул на Николая. Тот потупил взгляд и прикинулся сущим идиотом, разве что слюну не пустил. Не сработало. Рот ему затыкать не стали, но пинок в плечо и его опрокинул в неудобную позицию. Теперь обзор закрывали мешки с песком, используемые на таможне в качестве баррикады.

Ориентироваться в происходящем Штык мог только по звукам. Звуков же было не так уж много. Легкое шарканье ботинок по бетону, да слабые, явно наигранные постанывания Читы. Решив ничего не предпринимать, Николай закрыл глаза, давая им отдых.

Отряд явно не собирался сидеть в засаде, поджидая разводящих, и не планировал атаковать станцию. Чужаки дожидались, пока их обнаружит кто-нибудь из местных.

– Что здесь происходит? – Знакомый голос заставил Штыка встрепенуться. Леонид вмиг перестал стонать. – Яков Волков, заместитель начальника охраны.

– Вот и мне хотелось бы это знать. – Речь кукловода лилась, словно мед, тягучий и приторно-сладкий. – Почему нас обстреляли ваши люди? Сильно сомневаюсь, что это местный свадебный обычай.

– Так-с. – Голос Деда прозвучал резче, чем выстрел. – Николай, докладывай.

Успев смекнуть, кем являются чужаки, раз им известно про свадьбу, и с какой целью они прибыли на станцию, Штык поведал о случившемся, умолчав про инцидент с гранатой. Ни к чему лишние разборки, раз уж сами накосячили.

– Ваши паспорта? – обратился Дед к чужакам.

Несколько минут он потратил на изучение документов, затем удовлетворенно кивнул.

– Прошу прощения за оплошность таможенников. Я рад, что никто не пострадал. – Дед быстро скользнул взглядом по обездвиженным подчиненным. – Можем ли считать произошедшее недоразумением?

– Я не имею претензий, учитывая цель моего визита на Выборгскую, – произнес кукловод. – В иных обстоятельствах, например, будь мы в Империи, стоило бы устроить как минимум показательную порку. Но не будем омрачать торжество.

Леонида и Николая освободили, вернули им оружие. Яков, велев дожидаться его возвращения, увел чужаков на станцию. Перед уходом он напоказ отчитал подчиненных, назначив по наряду вне очереди.

– Угораздило же, – сокрушался Чита, массируя затекшие запястья.

Зрение у него не сильно пострадало. Он ловко ориентировался в потемках – нашел ведро с водой, разделся до пояса, умыл разбитые губы, принялся осматривать синяки и ссадины. Штык сидел, привалившись к мешкам с песком, все еще ожидая, пока перед глазами перестанут плясать белые пульсирующие пятна.

– Ты как, цел?

– Живы будем – не помрем. – Леонид открыл аптечку, которой полагалось быть на блокпосте, и которая, в теории, включала запас обезболивающих, жгутов, бинтов и стерильных повязок. На деле же в аптечке были лишь эластичные бинты, удобные в использовании из-за того, что их можно было стирать, и одинокий флакон спиртового раствора. Закатав прокушенную крысой штанину, дозорный промыл рану, бережно расходуя раствор, перевязал ногу эластичным бинтом.

– Ну и получим же мы от Деда.

– Так уже получили, – вздохнул Николай, – наряд вне очереди. Ты этого слышал? Будь мы в Империи, он бы нас выпорол!

– Не сомневаюсь. А мог бы что-нибудь и похлеще придумать. Фустуарий, например, устроить.

– Это что?

– В римском легионе – забивание камнями и палками. Полагалось за серьезное нарушение воинской дисциплины. А в Вегане, думаю, фустуарий и за меньшее устраивают. Вместо камней и палок, как я слышал, арматуру используют.

– Фашисты. – Штык сплюнул алую слюну и потрогал кончиком языка зубы, на которые пришлась пара ударов. Зубы не шатались. Все-таки веганцы били их не всерьез.

– В жестокости Веган упрекать не стоит, – продолжил Леонид, – меры наказания у них применимы только к рабам или к солдатам в случае провинности. К уважаемому гражданину они не применяются.

– Раб, по-твоему, не человек? – возмутился Штык. – А солдат? Словом надо воспитывать. Вон, Дед иной раз так словом пригреет, что и без всякой порки чувствуешь себя последним лохом.

– Это еще вопрос, кому лучше живется – рабу в Империи или свободному на глухой станции. – Чита поморщился оттого что приятель перевел тему.

– Я во вторник, когда с Дедом на Площадь Ленина ходил, познакомился с одним медиком из диггеров, – буркнул Николай. – Он рассказал, как они на поверхности нашли однажды раненого веганца. Его собаки в клочья порвали. Медик утверждал, что физиология веганца очень сильно отличается от человеческой. Когда он его заштопать пытался, растворы всякие вливал, которые любому бы помогли, тот чуть копыта не кинул. Он только тогда этого зеленого на ноги поднял, когда в его снаряге покопался и какие-то незнакомые медикаменты нашел.

– Не врешь? – заинтересовался Чита, пропустивший поход на Площадь из-за дежурства.

– Врет, – ответил Яков, подошедший к блокпосту незаметно для дозорных. – Медик рассказал, что веганец в самом деле поправился благодаря своим лекарствам, а вот физиология у них такая же, как и у нас. Вы чего в темноте сидите?

– Глаза бережем, зеленые шоковой гранатой угостили, – ответил смутившийся Штык.

– Чего? – удивился Волков. – Почему не рассказали про гранату?

– А что поменялось бы? – пожал тот плечами.

– Дружище, а ты, случаем, не из Одессы? – Яков прищурился и внимательно оглядел Николая. – Ты чего вопросом на вопрос отвечаешь?

– А почему вас это интересует? – хохотнул Леонид, недавно прочитавший сборник анекдотов.

– Отставить веселость и находчивость, – хмыкнул Дед, – давайте подробно и в красках, что случилось.

– Если в красках надо, пусть Чита рассказывает. – Штык, так и не поняв насчет Одессы, на всякий случай обиделся.

Тот рассказал. Как и просили – в красках. Николай даже заслушался. Оказалось, что крыса, укусившая Читу, была здоровенная и злющая. А их короткая схватка с веганцами была столь яростной, что Штык невольно расправил плечи, услышав, как они с Читой «стоя спиной к спине и потеряв зрение, не давали друг другу упасть, когда чужаки принялись осыпать их ударами со всех сторон».

Волков слушал внимательно, не перебивая и никак не выражая отношения к произошедшему. Лишь когда Чита стал рассказывать, что вертикалку у него смогли забрать только после того, как он потерял сознание, потому что до этого он не выпускал ружье, вцепившись в него мертвой хваткой, Яков, не выдержав, рассмеялся.

– Леня, блин, тебя послушать, так выходит не опус о том, как вы со Штыком с перепуга обстреляли наших гостей, а эпос о Троянской войне. Давайте, бойцы, разбор полетов.

Николай с Читой переглянулись. «Разбор полетов» означал, что Дед не так уж зол. В противном случае был бы крепкий мат, а то и раздача оплеух. Конечно, его подопечные могли попробовать защититься, но, по-хорошему, связываться с Яковом, до Катастрофы профессионально занимавшимся армейским рукопашным боем, не стоило.

– Главный косяк, конечно, – задумчиво начал Чита, – что я крысу проглядел.

– Брешешь, от случайности никто не застрахован, – покачал головой Волков. – Еще раньше косяк был. Вы как сортир проверяли?

– Как положено по инструкции, – ответил Штык, – вдвоем.

– Ага, мы с Тамарой ходим парой… – Яков выругался. – Смысл парного обхода в том, что, когда один боец доходит до санузла и теряет основной туннель из поля зрения, второй, стоя перед поворотом, держит и напарника, и основной туннель. А вы дали отрезать себя от туннеля и загнать в тупик. Так?

– Дед, блин… – Штык запнулся. Этого прозвища, которым его называли исключительно за глаза, Яков не любил. – Якорь, когда Чита выстрелил, я заорал, что мы из охраны станции. Эти гады точно услышали, но решили нас повязать в отместку за то, что мы одному из них шкурку на бронике поцарапали. И ведь не пожалели гранату. Совсем зажрались, буржуи.

– А вот прежде, чем кричать, надо было тыл обеспечить – отпереть дверь в санузел. Там бы и засели в случае перестрелки, если бы это беспредельщики оказались.

– Смысл? Нас в сортире бы и накрыли, – возразил Штык.

– Надо думать, вы бы отстреливались, создавая максимум шума. На какое-то время зачистка санузла отвлекла бы противника, давая станции лишние минуты для подготовки обороны. В такой ситуации главное – жизнь дороже продать, чтобы своим потом легче было.

Дозорные не возражали, обдумывая слова Деда. Конечно, озвучивать правильные решения в спокойной обстановке нетрудно. Трудно самому поступить правильно, когда на размышления у тебя считаные секунды. Вот только и Леонид, и Николай знали, что будь на их месте Яков, он бы не только успел смекнуть, как надо поступить, но и продал бы жизнь втридорога в случае реального боя.

– Короче, молодежь! – Волков хлопнул по дырявому мешку с песком, выбивая из него облачко пыли. – Каждому – по наряду вне очереди, причем заступаете сразу, как ночное дежурство кончится. Впрочем, нет, три часа отдыха. Потом – в наряд. Договариваться с кем-нибудь о подмене запрещаю. Увижу, что по станции шляетесь – шею намылю.

– Якорь, ты не хочешь, чтобы мы с этими зелеными пересеклись? – догадался Чита.

– Я не хочу, чтобы из-за личных обидок пострадала целая станция, – ответил тот, – если вдруг кто-то надумает свести счеты.

Дед говорил это, обращаясь к Леониду, но судя по взглядам, которые он метал в сторону Штыка, речь прежде всего адресовалась ему.

– Нам от этого брачного союза ни холодно, ни жарко, – сообщил Николай.

– Брешешь, – покачал головой Волков. – Начнем с того, что времена нынче неспокойные, независимым станциям год от года все сложнее приходится. Рано или поздно прогнемся под кого-нибудь, так что лучше не дожидаться, пока к нам кто-нибудь с мечом придет, а самим выбрать в союзники тех, у кого меч острее.

– С умом выбрали, – хмыкнул Штык. – Угонят веганцы добрую часть населения к себе в Империю и заклеймят. Будем тогда горбатиться, не разгибаясь, и радоваться, как все здорово вышло. Думаешь, зеленые просто так вырядились, будто им до нас не четыре станции пройти, а целую ветку по поверхности?

– Не наше с тобой дело о политике думать, понял? – нахмурился Дед. – Во-первых, у нас мозги по-другому заточены. Не понять нам всей выгоды и расклада в целом не увидеть. Политика – дело тонкое. Тут надо мыслить шире. Мы тоже должны просчитывать на ход вперед и решения быстро принимать, как в ситуации с вашей перестрелкой, но это ничто в сравнении с тем, какие решения приходится принимать руководству. Мы с тобой будто в дурачка режемся, в то время как наш комендант в шахматы играет. Да и не знаем мы всех тонкостей ситуации. Даже если захотим разобраться, как в эти самые шахматы играть, то в лучшем случае будем шахматными фигурами по правилам шашек ходить. Понял аналогию?

– Понял, – буркнул Штык на всякий случай. В карты играть он умел и любил. А вот про шахматы и шашки слышал только от старожилов.

– На Чернышевской говорят, веганцы к ним стали часто наведываться, – вставил Леонид, – ведут переговоры с комендантом. Ходят слухи, что станцию хотят присоединить к Империи. А в этом случае присоединение Площади и Выборгской – лишь вопрос времени. От Конфедерации мы отрезаны разрушенной Лесной, их соседство Империю не смутит. Единственное препятствие – бордюрщики на Площади Восстания и Маяковской, но из перегона через Маяк обходной туннель есть.

– Говорят, корову доят, только я ее молоко в жизни пить не стану, – сообщил Яков. – Опять же – нам неизвестен весь расклад, так что, Штык, поверь, комендант – не дурак, не стал бы родную дочь замужеством неволить, если бы на то не было веской причины.

Николай насупился и пробурчал в ответ что-то невнятное.

– Леня, как нога? – Якорь заметил повязку.

– Болит. Крысы в последнее время словно с ума посходили. Раньше они просто так на человека не бросались. Только с дикой голодухи.

– Не было раньше такого, – согласился Яков. – Я вот как скажу, Леня. Крыса – тварь умная. Просто так ничего делать не будет. У нас на флоте случай был. Отдали корабль на списание, только хозяйственники с бумагами не спешили, короче, он так в порту и стоял. Дежурить на нем дежурили, но полноценной вахты не ставили, и в отсутствие человека крысы на корабле совсем распоясались. Плодились и размножались в свое удовольствие. Потом с бюджетом туго стало, и корабль обратно на службу поставили. Вы не представляете, парни, какое там к этому времени серое царство было. Им самим так тесно было, что пару раз даже крысиные короли попадались.

– Это что за зверь? – заинтересовался Штык, смекнув, что есть шанс отвлечь внимание командира от разбора полетов.

Он сноровисто разжег костер, пустив в дело остатки щепы, скудный запас которой полагался дозорным на время ночного дежурства. С ее помощью раздул угли, наполнил водой мятый жестяной чайник и подвесил его над костром на закопченную треногу, сделанную из арматуры.

– Крысиный король, – Дед уселся поудобнее, выудил из кармана телогрейки самокрутку, прикурил от щепы, – это когда крысы срастаются телами или хвостами из-за того, что живут в стесненных условиях. Такой вот интересный феномен – мутация без воздействия радиации. Можно сказать – социальная мутация.

– Не слышал про такое. – Штык шебуршал в углях короткой арматурой.

– Редкий феномен, – прокомментировал Чита. – Мне журнальчик как-то попался. Про всякую жуть, призраков, монстров разных. И про крысиного короля было. Пишут, что их периодически находили на фермах и кораблях. Но крайне редко, поэтому поговаривали, что крысиный король управляет остальными крысами, а они ему служат. Пищу приносят и все такое.

– Пищу они ему приносят, – кивнул Волков, – потому что эта тварь сама двигаться не может. Представьте несколько крыс, спутавшихся хвостами так прочно, что они уже начали срастаться. И вот эти крысы пытаются бежать в разные стороны, но мешают друг другу сдвинуться с места.

– Как люди в метро, – вдруг изрек Чита.

Якорь замолчал и покосился на него. Леонид задумчиво смотрел на языки пламени, лижущие закопченное донышко чайника. Николай толкнул приятеля в плечо, и только тогда Чита очнулся от раздумий.

– Как люди в метро, – повторил он тихо, не отрывая взгляда от пламени. – Живем друг у друга на головах. Работаем вместе, спим вместе. Поодиночке не ходим, мало ли что? Торгуем, воюем. Срослись хвостами, как крысы. И, как крысиный король, не движемся с места. Немного влево, чуть-чуть вправо, то тащим других на себе, то давят нас. В итоге остаемся на месте. Метро – гигантский крысиный король, с ветками станций вместо хвостов. Но других крыс, которые бы о нас позаботились, нет. Вымерли другие крысы. Только мы выжили. Уродливый крысиный король, который не может сам о себе позаботится. А крысиный король долго не живет… так в журнале писали.

Чита замолчал. Повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием углей. Дед и Штык притихли, находясь под властью описанного образа. Леонид с полминуты смотрел на пламя, затем сильно зажмурился и открыл глаза, будто бы стряхивая наваждение.

Увидев, что вода в чайнике забурлила, он схватил лежащую рядом тряпицу и снял чайник с треноги. Несколько минут возился с чаем, заваривая его в жестяных кружках, затем процеживая.

– Леня, сплюнь и постучи себе по голове. – Дед пригубил чай. – Или Коляну постучи. Тебя лет десять назад за такие пророчества на любой станции повесили бы.

– Якорь, так что там с крысами? – нетерпеливо спросил Николай.

– Травили мы их, значит, чем могли, мышеловки ставили, но все впустую. Тогда мы котов на корабле завели. Тут, конечно, легче стало. И вдруг отправляют нас на учения. Совместные с иностранцами. Сейчас уже не вспомню, с кем, с какими-то копчеными южанами. Не то португальцами, не то аргентинцами. Корабли наши долго борт о борт стояли. Мастер-классы друг другу показывали. Так вот, мы себе на борт еще и их крыс хапнули. Зарубежных, значит, злющих-презлющих. Коты, которые крысиное царство к тому времени уже ополовинили, от этих крыс почему-то носы воротили. Зато наши крысы на зарубежных гостей накинулись, будто на злейшего врага.

– Конкуренцию почуяли, – предположил Штык.

– Ну, и мы примерно так же думали. – Дед громко отхлебнул чай. – А потом оказалось, что эти иноземные грызуны какой-то хренью болели. Вот наши их и перебили, значит, чтобы зараза не распространялась. Я это к чему рассказывал… Чита, блин, со своим крысиным королем с мысли сбил.

– Крыса – умная тварь, – подсказал Леонид.

– Умная, – согласился Якорь. – Просто так ничего делать не станет.

Они еще некоторое время пили чай, и когда Дед уже собрался уходить, Штык вдруг замер с кружкой в руке: «Свет в туннеле».

Волков быстрым движением крутанул ремень автомата и перекинул оружие со спины на грудь. Бесшумно поднялся, сделал несколько шагов и припал к мешкам с песком. Чита последовал его примеру, пристроив свою вертикалку поверх мешка.

– Ты ружье перезарядить не забыл? – поинтересовался Якорь.

Леонид чертыхнулся и, спрятавшись за мешками, занялся перезарядкой.

– Штык, свет, – коротко бросил Дед.

Тот, уже успевший занять место рядом с командиром, надел налобный фонарь, который с него стянули во время драки.

– Стой, кто идет? – крикнул Дед.

– Челноки!

– Как на Маяке дела?

– Царь Ахмет нынче зверствует. Поборы дикие.

– К нам-то зачем?

– Слышали, у вас праздник намечается!

– Понятно. Вовремя пожаловали.

Блокпост ожил за несколько минут. Подошедшие челноки скинули баулы, стали здороваться, интересоваться, пришел ли уже жених и на какое время назначено торжество.

– Проход – два патрона, – сообщил Николай и на всякий случай добавил: – С каждого.

Леонид выстроил челноков в ряд и приступил к досмотру. Яков, отойдя в сторонку, наблюдал за происходящим.

– Дурь к ввозу запрещена, – заявил Штык, – оружие придется сдать. На выходе со станции отдадим. Товары не фонят?

– Обижаешь, служивый, – прогнусавил мужик с длинной и густой, но ухоженной бородой медного цвета, по всей видимости, главный. – У нас все – самое лучшее.

– Верим, но проверим. – Николай достал дозиметр. – Выкладывайте.

Чита приготовил проходные листки, достал печать с надписью «Диспансеризация пройдена», ухмыльнулся. Если бы таможню пересекал кто-то из своих, он не удержался бы от любимой шутки и, приготовив печать, серьезным голосом предложил бы: «Раздевайтесь».

Мужики принялись выкладывать вещи, завернутые в тряпье. Суетливый бородач с цепким взглядом прыгал вокруг, отдавая распоряжения. Помимо привычных товаров, бывших в ходу на любой станции – консервов, батареек и шмоток, в баулах была уйма маленьких разноцветных коробочек.

– Ювелирка, – сообщил бородач, открывая одну из коробочек и демонстрируя колье из темно-зеленых камней, – для невесты. Не поскупится жених на такую красоту?

– Я бы не поскупился, – Николай с восхищением рассматривал колье, не осмеливаясь вынуть его из коробочки. – Дорого продаешь?

– Дорого, – ответил тот и сокрушенно покачал головой, будто бы ему самому драгоценность была не по карману. – Фианиты в золоте. Такое только на свадьбу и дарить, и только любимой женщине. Но ты же не женишься? А для твоей подружки у меня кое-что есть!

Бородач подмигнул и засуетился, копаясь в недрах баула, извлекая оттуда одну коробочку за другой. Достав искомую, открыл ее и сунул под нос Николаю.

– Ну-ка, гляди!

В коробочке лежал крохотный, тонкий крестик. Украшение выглядело настолько хрупким, что его было боязно брать в руки.

– Твоей обязательно понравится. – Меднобородый удовлетворенно закивал. – Белое золото!

– Не серебро? – Штык явно заинтересовался украшением.

– Обижаешь, – насупился челнок. Его живое, выразительное лицо тут же изобразило обиду. – Я репутацией дорожу. Смотри сюда.

Бородач положил подвеску на широкую ладонь, поперек которой виднелся светлый рубец, и поднес к лицу Николая, ловя свет от налобного фонаря.

– Видишь, подтон белый. А серебро стальным отсвечивает.

– Цена-то какая?

– Штык, етить твою за ногу! Кто ж так торгуется? – Дед, молча наблюдавший за досмотром, отклеился от стены и встал перед бородачом. – Он тебе цену и не назовет, пока товаром не заинтересует. Цена тебя вмиг отпугнет. А ты должен делать вид, что не слишком заинтересован, и цену сбивать.

Бородач, увидев Якоря, расплылся в широкой улыбке. Глаза его озорно заблестели.

– Ну что, парень, возьмешь своей крале? Очень выгодно будет смотреться на ее тонкой шее!

– Рискованно, – причмокнул губами Дед. – А если у него баба жирная?

Николай недоуменно покосился на Якоря. Челноки обступили их, предчувствуя бесплатное зрелище. Улыбающийся Леонид занял место в первом ряду, встав рядом с молодым парнем, очень похожим на меднобородого. Тот дружелюбно ткнул Читу локтем, мотнул копной рыжих волос и ехидно прокомментировал: «Приятель твой в жизни не признается, что подружка у него жирная. Зато быстрее купит, раз его бабу похвалили».

– Тоже верно! – Дед чуть не прыснул.

– Не слушай их, я им из принципа ничего не продам. А как девочке своей подаришь, будут локти кусать. – Меднобородый перестал улыбаться и стрельнул глазами в сторону насмешников. – Проще чужие подарки хаять, чем самим делать. Так и скажут своим бабам, что и не золото, а серебро, или из чего там подделки бывают? Только бабу не проведешь. Девка качественные цацки сразу распознает.

– Сколько стоит? – Штык то и дело поглядывал на Волкова, отслеживая его реакцию. Быть в центре внимания, да еще и выступать в роли местного дурачка ему явно не хотелось, но украшение очень уж понравилось.

– Не важно, сколько стоит, важно, за сколько я готов отдать. – Бородач стрельнул глазами в сторону Якоря. – Назло этому хмырю за копейки продам.

– Сколько? – вновь спросил Николай.

– Слушай, тебе отдам за… – Челнок поманил Штыка пальцем и, наклонившись к самому уху, что-то прошептал.

– Не гонишь? – Тот не сдержал улыбки, которая, впрочем, скисла в следующую секунду. – Это в рожках, что ли?

Дед заржал. Кто-то, не сдержавшись, прыснул в кулак. Остальные беззвучно давились смехом. Лишь плечи ритмично вздрагивали, да лица корежило от тщетных попыток сдержать улыбки.

«Вот батя дает!» – Рыжий парень снова ткнул Леонида в бок.

Меднобородый смущенно пожал плечами.

– Не, сразу на хер! – Штык попытался положить подвеску в ладонь бородача, однако тот оказался проворнее. Подставив одну ладонь под ладонь Николая, второй он прихлопнул украшение сверху.

– Парень, а ты реальную цену знаешь? Я цену определяю по тому, как тяжело мне эти цацки достались. Диггеры все это добыли, и они на поверхность больше не полезут. Без ног оно, знаешь, трудновато будет. Вот… Считай, на пенсии. Да ты и слова такого не знаешь. Мне на обратной дороге им добрую часть патронов отсыпать надо будет. Да забей, не твои проблемы… – Челнок заглянул Николаю в глаза. – Скину четверть. Возьмешь?

Штык растерялся. Он так и стоял, не пытаясь вырвать ладонь.

– Четверть?

– Ну не могу больше, – покаялся бородач. – Слушай, давай еще золота накину? Цепочку хочешь к подвеске?

– Покажи, – сдался Николай.

Раздались аплодисменты. Штык встрепенулся, будто бы очнувшись от гипноза. Меднобородый вперил в Деда грозный взгляд и вдруг прыснул со смеху.

– Якорь, черт! Всю малину портишь!

Бородач и Яков стиснули друг друга в богатырских объятиях. Дед даже закряхтел, когда челнок сомкнул руки на его спине. Через секунду заохал меднобородый, когда мускулистые предплечья сдавили его ребра. Рукава ватника задрались, обнажив татуировки. Морские якоря, вытатуированные на предплечьях Волкова, будто бы вонзились бородачу под ребра.

– А не хрен на моей станции наживаться, – хмыкнул Якорь. – Шах, ты здесь какого лешего забыл?

– По работе я здесь, брат, по работе.

– Найдешь время со мной бутылочку раздавить? Заодно и расскажешь, как в челноки подался.

– За бутылочкой обязательно расскажу, дай только своих на ночлег устрою.

– Нет уж, начнется беготня вокруг невесты – нормально не посидим. Сейчас все организуем. Штык, Чита, закругляйтесь с проверкой. Отвести гостей на станцию, устроить с комфортом. Я покамест дежурство подхвачу. На обратном пути ко мне в хату загляните, знаете, где я пузырь держу?

– Пузырь с меня, – шепнул меднобородый. – Успеем завтра вашей сивухи нахлебаться.

– Отставить пузырь, – согласился Дед. – Гостей устроите, отдых три часа – и на пост.

Пришлые расходились неохотно. В иной ситуации торговый люд проявил бы поспешность, чтобы как можно быстрее оказаться на станции и устроиться на ночлег. Сейчас же все были заинтригованы. Неожиданная встреча старых приятелей предвещала много интересного: воспоминания, старые, но забытые байки, новые сплетни, да и просто посиделки у костра за бутылочкой горячительного.

– Тебе не показалось, что командир от нас избавился? – спросил Николай, когда они отошли от блокпоста, ведя за собой челноков.

– Думаешь?

– Этот тип явно из его прошлого. А прошлое у Якоря мутное, сам знаешь. Не зря он о нем говорить не любит.

– А кто в метро о прошлом любит говорить? – задал резонный вопрос Леонид. – Никто из старожилов не любит. Выживали, как могли. Неудивительно, что им вспоминать не хочется. Это в тебе эмоции говорят. Надурил он тебя с подвеской.

– Уверен? – хмыкнул Штык и достал из кармана изящный крестик.

– Во даешь, – усмехнулся Чита и тут же нахмурился. – Вернешь?

– Мне чужого не надо. – Николай убрал подвеску. – И все-таки Шах этот – подозрительный тип. Дед вроде как удивился, что он в челноки подался. А в эту касту либо с юных лет вписываешься и начинаешь с «подай-принеси», либо уже в зрелом возрасте могут родичи с друзьями подтянуть, но свое место не уступят. Этот же у челноков – за главного.

– Чего гадать, управимся – и обратно. Они к тому времени осоловеют. Глядишь, что-нибудь интересненькое и узнаем. – Чита, чертыхнувшись, пошатнулся и устоял, только схватившись за плечо друга. Из-под ног с писком разбежались крысы.

– Совсем ошалели, серые. – Леонид проводил грызунов лучом фонарика. – Под ноги лезут.

– Или мы им дорожку перешли, – предположил Штык, – это как посмотреть.

Глава 2. Побег

– Якорь, твои вернулись! Ну-ка, молодежь, давай штрафную!

Шах плеснул в складной металлический стаканчик водки и протянул Николаю.

– Игорь, куда! Никаких штрафных, они и так проштрафились. – Дед перехватил стаканчик и опрокинул содержимое в себя. Бросил следом кусочек сушеного гриба. Поморщился, протолкнув водку в пищевод одним глотком. Секунду спустя сладко зажмурился.

– Да ладно тебе, за встречу! – Шах пьяно икнул и снова наполнил стаканчик.

– Им-то чего за нашу встречу пить? – Волков вновь попытался сцапать стаканчик, но меднобородый увернулся и осушил его одним махом.

– Нельзя, значит, нельзя, – слегка качаясь, он по-детски пожал плечами. – Якорь такой, скажет – как отрежет. Поэтому мы его так и прозвали. Он слова на ветер не бросает. И за слово твердо держится, как корабль за якорь.

– На службе во флоте? – спросил Штык.

– Не, флот – это когда было, – протянул бородач, – мы тогда не были знакомы. Когда Альянсу служили, тогда погремухи друг другу и дали.

– Альянсу? – в один голос переспросили Леонид и Николай.

– Штирлиц хренов. Мюллера на тебя нет. – Дед отобрал у приятеля бутылку. Водки в бутылке, явно добытой на поверхности, оставалось на самом донышке.

Шах протянул ему свой стаканчик, но Якорь отрицательно помотал головой.

– Хватит, уже за языком не следишь.

– А я что? Я ничего. – Речь Деда, словно ушат холодной воды, вылитый за шиворот, отрезвила торговца и привела его в чувство. – Всегда, как выпью, настроение у меня ностальгическое.

– Ты не рассказывал про Альянс, – осторожно начал Чита.

– Нечего рассказывать, – отрезал тот. – Я после Катастрофы на Выборгской спасся. Как жизнь устаканилась, стала пресной и предсказуемой, приключений захотелось. Короче, ушел в наемники на заработки. Приморцам служил. Вот и вся история.

– Почему не говорил? – поинтересовался Штык.

– Ни к чему. Смутное времечко было, крови много. Мне – душу бередить, вам – лишние думки в голову грузить. Это со стороны кажется – романтика, а на деле грязь и кровь. Лучше бы на Выборгской сидел. Хозяйством бы обзавелся, женился. Да ну его, если бы да кабы…

Он махнул рукой. Засобирался, толкнул успевшего задремать Шаха. Тот принялся собирать свой баул.

– Клювом не щелкать, – велел перед уходом Дед, – день сегодня важный. С поста не отлучаться. На станцию не соваться. Свадьба на три часа назначена. Все, мужики, бдите.

– Ни хрена себе. – Николай смотрел вслед удаляющемуся Якорю. – Дед наемником был…

– Сказал, что жалеет.

– Перед нами сожаление разыгрывает, типа, воспитывает. Чтобы мы со станции никуда не рванули. Уверен – выпади ему шанс прожить жизнь заново, он бы ничего не поменял.

– А что бы ты изменил в своей? – Леонид внимательно посмотрел на приятеля.

– Ушел бы в диггеры, – уверенно ответил Штык. – Или в наемники. Не хочу я так жить. До беззубой старости на ферме пахать, не разгибаясь, да в дозоры ходить, челноков встречать. Байки их слушать про то, как на других станциях живут, представлять это все и не иметь ни малейшего понятия, как там все на самом деле. Это тебе книжек хватает, а у меня, может, воображение плохое. Я хочу своими глазами увидеть метро, узнать, как живут слепцы на Проспекте Просвещения, хочу услышать пение ангелов с Пионерской, заглянуть в разлом между Владимирской и Пушкинской. В нем, говорят, огонь горит…

– Врут, мне рассказывали про разлом…

– Мне тоже много чего рассказывали. Мы только и делаем, что рассказываем друг другу байки и сплетни. Этот тому рассказал, тот – другому, третий додумал, четвертый присочинил. Это не жизнь. Как тот супчик из пакетика. Знаешь, почему он не портится, а похлебка скисает за пару дней? Потому что ненастоящий это супчик, видимость одна. И насыщения от него нет. Ничего там нет, и портиться нечему.

– Штык, ты чего завелся?

– Ты спросил, я ответил.

– Никто же тебя не держит на станции. Хочешь – в диггеры попробуй. Ладно, у нас их нет, но на Площади две бригады на поверхность ходят. Попросись в обучение. Хочешь, с Дедом вместе поговорим? У него связи.

– Пойдешь со мной? – Николай взял друга за грудки и притянул к себе. – Пойдем вместе? К этим диггерам, а?

– Я… – Леонид попятился. – Я не могу… у меня мамка болеет, сам знаешь.

– Мамка болеет, – Штык разом сник, отпустил друга, расправил скомканную куртку, – а у меня батя совсем плохой стал. Просыпаюсь ночью – его в палатке нет. Искать бросился, а он в туннель ушел спать. От кашля задыхается и кровью харкает. Я стал расспрашивать. Оказалось, каждую ночь, если я не в дозоре, как кашель пробирает, он уходит в туннель, чтобы не мешать. Доконала его лучевая. Не уйду я никуда. Но и книжки твои читать не буду, – непоследовательно добавил он, покосился на мешок с песком, на котором рядом с масляной лампой лежала открытая книга. Пнул мешок, но тот покорно принял удар, едва вздрогнув. – К черту такой супчик. Лучше голодным остаться.

После этих слов Николай принялся ходить взад-вперед, погруженный в тяжелые раздумья. Чита попытался вновь завязать разговор, но Штык делал вид, что не замечает попыток друга. Тогда Леонид оставил его в покое, и, привычно усевшись на свое ложе, сложенное из нескольких набитых песком мешков, ржавого прогнившего ведра и пары отшлифованных штанами дозорных досок, взял в руки книгу.

В слабом свете масляной лампы видна была обложка, на которой был изображен мужчина в камуфляжных штанах. Лицо его было разрисовано краской, длинные черные волосы перехвачены красной лентой. Мужчина красовался голым мускулистым торсом, испещренным шрамами. В руках он сжимал гранатомет. Над его головой нависла ядовито-красная надпись: «Рэмбо. Первая кровь». Спустя пару минут дозорный забыл все и вся, погрузившись в чтение с головой.

На станции стали загораться костры, используемые в качестве единственного источника освещения. Народ просыпался. Стали складывать и убирать палатки, оставляя лишь ряд с края платформы, предназначенный для дневного отдыха сменившихся дежурных.

Через несколько часов, после завтрака, закипела работа: забегала ребятня, выполняя мелкие посильные поручения; потянулись дежурные на ферму и кухню, на которой, в честь предстоящего торжества, предстояло работать в несколько смен. Бригада рабочих скрылась в подстанционных помещениях, прилегающих к ферме, чтобы выяснить, откуда в них взялась вода, откачать ее и по возможности устранить причину протечки.

Мимо блокпоста прошли девушки и парни, направляясь в запертый санузел. Штык отдал им ключ. Молодежь принялась набирать воду в ведра для разных нужд. Девчонки беззлобно подтрунивали над наказанными дозорными. Мол, не танцевать вам с нами на свадьбе дочери коменданта. Парни, которых по малолетству еще не ставили в дозоры, с плохо скрываемой завистью поглядывали на оружие дежурных. Оружия на Выборгской было немного, потому даже старенькая вертикалка Леонида вызывала у них восхищение.

Чита, зачитавшись, среагировал, только когда Штык больно ткнул его кулаком в плечо.

– Ты чего? – спросил Леонид недовольно.

– Я подвеску Шаху так и не отдал. Глянь за туннелем, смотаюсь на станцию быстренько.

– С ума сошел? Дед увидит – шкуру спустит.

– Не увидит. Шах уже, наверное, торговать начал. У меня все равно на подвеску не хватит. Может, продаст кому. Если не веганцы, так наши купят. Хоть на станции останется, а там как-нибудь и перекуплю.

– Давай только быстро, – согласился Чита, – и по сторонам смотри, на командира не напорись.

Штык оставил Леониду автомат и попытался отобрать книгу, но друг не отдал. Однако демонстративно запихнул ее за пазуху, пристроил за спину свой ИЖ и с автоматом в руках стал прогуливаться по туннелю, наблюдая за молодежью, перетаскивающей воду. Удовлетворенный Николай убежал на станцию.

Миновав ответвление, ведущее к санузлу, Чита развернулся и успел заметить, что в коридорчике скрылись две девушки и человек в капюшоне, державшийся чуть позади. Дозорный обратил внимание, что за спиной у последнего – плотно набитый рюкзак.