Собственно, об этом я и думал все то время, что прошло с момента, когда сработал мой сторожок, до вот этой отвратительной минуты. И одна мысль мне в голову таки пришла. Вместе с воспоминанием о полете моего сознания над Топью.

– Двинем на восток, – медленно произнес я. – Там есть сравнительно проходимая тропа. По ней доберемся до Большой каменной реки.

– Ты-то откуда знаешь, твою бабушку?

– Просто знаю, – отрезал я. – Объясню по дороге.

– Ну, допустим, – осторожно произнес Шахматист, – мы доберемся туда. А дальше что?

– Попробуем выйти по ней.

– А если не получится?

– Ну… где-то там отряд АПБР.

– Что?! – изумился Волчара. – Ты это из слов Нового заключил? Да он же…

– Нет. Не из слов. Я видел.

Он фыркнул:

– Это что, типа как экстрасенс?

– Типа да.

– Нет, ты сейчас серьезно?

– Вполне.

– И я ему верю, – вставил свои пять копеек Шахматист.

– Вы рехнулись, – резюмировал Волчара. – Оба. Но я с вами, потому что в этом дурдоме, похоже, работают только безумные планы. – Он пожал плечами. – АПБР так АПБР. Только один вопрос: что будем делать, если они захотят нас немножко арестовать? Не любят в Агентстве нашего брата-сталкера.

– Думаю, не попытаются, – медленно проговорил я. – У меня ощущение, что их положение не шибко лучше нашего, а при таких раскладах в Зоне положено объединяться, и апэбээровцы этот неписаный закон прекрасно знают. Более того – соблюдают.

– Ну, если у тебя ощущение… – Волчара иронически развел руками, но развивать тему не стал. И на том спасибо.

Мы с Шахматистом обменялись взглядами. Он молча кивнул.

– Ну что же, – заключил я. – Тогда двинули. И пусть нам уже наконец повезет.

Глава 29

Алина и Эдуард

Таганайская Зона



– Ну вот, – произнес Прохоренков, пряча инъектор в сумку. – Теперь порядок.

– Док, это точно? – В глазах Кирилла Сомова засела нешуточная тревога. – Вы не опоздали с вакциной?

– Не беспокойтесь. Можно было даже еще подождать, для верности, но… – Он мотнул головой в сторону показавшегося впереди огромного хаотического нагромождения здоровенных валунов. – Скоро нам не до того будет.

Увидев, однако, что тревога из глаз оперативника никуда не ушла, Эдуард решил пояснить:

– Кровь «лояльных» менее биологически активна, чем у обычных Измененных, потому что в ней присутствует вакцина. Десять лет назад вообще считалось, что она не способна вызвать изменение. Но практика показала, что это не так. Только процесс развивается существенно медленнее, чем в случае с невакцинированным Измененным. Но у Алекса, как и у все троих «лояльных», что идут с нами, кровь более активна благодаря экспериментальной сыворотке-катализатору. С момента, когда мы ввели вам его кровь, прошло тридцать пять минут. Этого хватит для физических изменений: повышение стойкости, живучести, регенерации, но недостаточно для серьезного изменения сознания. Вы станете менее эмоциональным, только и всего.

– А что со способностью? Я смогу… жечь?

– Угу. Отжигать. Напалмом, – усмехнулся шедший неподалеку Тимур, услышав последнюю фразу, но Кирилл так на него зыркнул исподлобья, что тот счел за лучшее ускорить шаг.

– Сможете. Способность эта появляется одновременно с регенерацией. Это перемена первой очереди. У вас, конечно, она будет не столь сильна, как у Алекса, но это, пожалуй, даже к лучшему…

– А инъекции? Как часто мне придется колоть вакцину?

Прохоренков нахмурился.

– Боюсь, что каждый месяц. Всему виной экспериментальная сыворотка… За последние годы мы почти вдвое увеличили интервал между вакцинациями, но…

– Ну, зашибись! – мрачно пробурчал оперативник. – Спасибо, что не раз в неделю…

Эдуард немного помолчал.

– Вы отважный человек, Кирилл, – наконец произнес он. – И…

– Док, ради бога! – чуть ли не простонал Сомов. – Вот только этого не надо, ладно?

Прохоренков молча кивнул и дальше пошел чуть в стороне, мысленно ругая себя на чем свет стоит. Ну, куда ты полез, Эдуард? Тоже утешитель выискался! Парень пожертвовал ради отряда нормальной жизнью, и последнее, что ему сейчас нужно, – это твой деревянный голос и дежурные слова… Занимайся своей наукой, это у тебя хорошо получается, и привыкни к мысли, что человеческие взаимоотношения – не твое. Где ты – и где они?

На последний вопрос у Эдуарда ответ, пожалуй, имелся. Они остались в Питере девять лет назад. Вместе с какой-то частью его души. У него внутри с тех пор в какой-то степени тоже Зона – безжизненная территория. Будь проклят фантом-страж, выдернувший эти кошмарные воспоминания из дальних закоулков его памяти! Кстати, о фантоме…

– Док, есть минутка? – Голос Хомчик, прозвучавший за спиной, заставил Прохоренкова закатить глаза: да что ж их всех на разговоры-то тянет?

– Конечно, Алина, – произнес он, оборачиваясь. – У вас какие-то вопросы?

– Хренова туча, если честно. – Хомчик поколебалась, похоже, пытаясь сообразить, с чего начать. – Можете сказать, куда мы идем?

Эдуард удивленно приподнял брови.

– Вот так вопрос! Вы же у нас командир.

Теперь пришла очередь Алины закатывать глаза.

– Док, только не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть! Вам это не идет. Вы не хуже моего знаете, как криво у нас построена иерархия в подобных экспедициях. Командир от оперативников отвечает за безопасность и за то, чтобы отряд достиг цели. А задает эту цель зам по науке. Так что я вас внимательно слушаю.

Эдуард обреченно кивнул. Надо будет попросить, чтобы выдали молоко за вредность. Столько, сколько в этой экспедиции, он в последний раз говорил… никогда. Но если по-хорошему, то сейчас этот разговор может быть даже полезен – чтобы разложить все по полочкам.

– Ну, если официально…

– Про официально я в курсе, – перебила его Алина. – Что за хрень эта Топь, чего нам от нее ждать и как противодействовать. Вы же сами говорили, док, задание – это выкопать яму. А меня сейчас интересуют состав почвы и грунтовые воды.

– Вот как, значит, – усмехнулся Прохоренков. – Ладно, будь по-вашему. Для меня главный вопрос – «почему?». Вернее, сразу два «почему?». Первое: почему поведение Таганайского Обломка так разительно отличается от, скажем, Белоярского и Питерского на позднем этапе? Да, знаю, мы уже об этом говорили, но подумайте вот о чем. Тенденции в поведении Обломков всегда прослеживались от одного к другому, даже если время их «бодрствования» никак не пересекалось. И это привело меня к мысли, что все Обломки, даже спящие, связаны неким единым ментальным пространством, чем-то типа ноосферы, из которой никакая информация никуда не девается, и всякий, кто к ней подключен, эту информацию может получить.

– Вашу ж налево! – выдохнула Алина ошеломленно. – А скажите…

– Командир, – приблизился к ним Павел, – дошли. Каменная река.

– Черт! Ладно, док, не упустите эту мысль, я сейчас.

Вперед, насколько хватало глаз, простирался первобытный каменный хаос, и следующий отрезок пути предстояло пройти именно по нему. Хомчик надо было отдать распоряжение о порядке и способе следования по каменному скоплению. На сей раз впереди шли двое «лояльных», Роман и Федор, с двумя оперативниками. Алина с Эдуардом и научниками шла в середине, а замыкали колонну оставшиеся оперативники и Алекс с Кириллом – двум пиромантам сейчас лучше было держаться вместе.

То еще это было шествие – скользкие валуны требовали предельной аккуратности и точности движений, так что скорость резко упала. С другой стороны, Н-детекторы показывали заметное увеличение интенсивности излучения, а это значило, что Топь практически вплотную подобралась к огромному каменному скоплению и справа, и слева. Не самое приятное соседство. И при всех раскладах, памятуя о биоморфах, от этой ментально активной биомассы лучше было держаться подальше.

Пока Хомчик занималась оргвопросами, Эдуард думал и пытался почетче сформулировать свои смутные подозрения и смелые догадки для разговора. Если в самом начале он был научнику в тягость, то теперь Прохоренков изменил мнение: сейчас, именно сейчас, как никогда ему нужен был союзник и единомышленник, ибо от выводов, к которым он постепенно приходил, ему делалось страшно до озноба.

– Так что там с вашей ноосферой, док? – снова возникла рядом с ним Алина.

– Благодаря общему ментальному пространству Обломки развивались, наращивали свой арсенал, не повторяли прежних ошибок… – Следующий шаг ему пришлось тщательно рассчитать, чтобы не свалиться в расщелину между камнями, так что возникла невольная пауза. – Если брать литературные аналогии, каждая новая Зона была очередной главой романа со сквозным сюжетом, а не новой историей. Градус агрессии Зон упал, начиная с Питера, причем сильно не сразу, а где-то через полгода после возникновения Зоны. До сих пор так и неизвестно, что послужило причиной того, что последующие Обломки стали вести себя более мирно. Да, был один сбой в Лесногорске. Но там все дело было, как я думаю, в авантюрных и непродуманных исследованиях, которым Обломок подвергали на стадии полупробуждения. Отсюда пространственная аномалия, накрывшая весь город, чума и все дальнейшие кошмары. Но это хотя бы можно объяснить – исключение, подтверждающее правило. Тенденция все равно прослеживалась… Черт!

Нога Прохоренкова поехала, и тут уже Алине пришлось ловить его за руку, чтобы удержать от падения, подтягивать к себе, на свой валун. Лица их оказались на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга, и Эдуарда вдруг охватило неожиданное смущение.

– Осторожнее, док, – тихим хрипловатым голосом проговорила Алина. – Если что-нибудь себе сломаете, вас придется нести.

– Как скажете, – столь же тихо ответил он и аккуратно шагнул на соседний камень. Прокашлялся. – Так на чем я остановился?

– На тенденции.

– Так вот, тенденция сломалась на Таганайской Зоне. Внезапно и без всяких видимых причин. И в этот раз мы наблюдаем не развитие сюжета, а откат к первым главам плюс еще какую-то отсебятину…

Опять перед ними оказалось трудное место, так что Эдуард ненадолго замолчал, делая несколько рискованных шагов по довольно далеко друг от друга отстоявшим валунам.

– И что это, по-вашему, значит?

– Мне кажется, Таганайский Обломок по какой-то причине оказался изолирован от общего ментального пространства. Грубо говоря, установки поменялись, а он не в курсе и продолжает работать по старой схеме… И это очень странно.

– Но как такое могло случиться? – удивилась Алина. Она почему-то сразу приняла на веру гипотезу Эдуарда насчет ноосферы: авторитет научника за последние несколько часов очень вырос в ее глазах. – И кому могла понадобиться такая изоляция?

– Вот это и есть самое интересное. И к этому вопросу вплотную примыкает мое второе «почему?». Одновременно с ментальной изоляцией Таганайского Обломка наши власти также отдают приказ его не трогать, несмотря на исходящую от него явную угрозу. Получается, эту Зону как бы со всех сторон превратили в некий заповедник, что-то вроде парка юрского периода. Совпадение? Не думаю.

Слова научника так ошеломили Алину, что она едва не оступилась на следующем шаге, и ей пришлось опуститься на колено, чтобы не упасть.

– И что же вы хотите этим сказать? Что наши власти как-то связаны с…

– С другой стороной, – мрачно кивнул Эдуард. – Давно не секрет, что есть некий Посвященный, который в настоящий момент находится где-то в Белоярской Зоне, и что он выступает представителем Измененных новой формации, которые не примкнули к НМП и не проявляют агрессии к людям.

– Да, я что-то слышала. Он вроде почти не контактирует с властями.

Прохоренков кивнул.

– Был один раунд переговоров восемь лет назад, когда вокруг Белоярской АЭС чуть не случилась локальная война. И с тех пор он на контакт не идет. По крайней мере так говорят официальные источники…

– Но вы думаете, что на самом деле…

– Я никогда не скажу этого при руководстве, но да, полагаю, что контакты имели место, и сговор тоже.

– Но вашу ж налево, зачем?!

– У меня есть два предположения, и оба мне не нравятся. Первое связано с биоморфами. Это только догадка, учтите, но, возможно, у наших властей есть некий интерес в доступе к технологии их поточного производства…

От такого предположения у Алины крепко сжались кулаки, и она в сердцах сплюнула в расселину между камнями.

– Вот же дрянь! А второе?

Эдуард помолчал, делая аккуратный шаг на следующий валун, а попутно собираясь с мыслями.

– Что причина может быть в том, почему нас с вами не сломали фантомы-стражи. Хотя должны были.

Если бы Алина в этот момент делала шаг с камня на камень, она бы непременно упала, потому что у нее внезапно подкосились ноги. Ей пришлось снова опуститься на колено.

– Что вы хотите этим сказать?

– Дело в том, что…

– Провал! – долетел крик Тимура из головы отряда. – Прямо перед нами!

– Твою ж налево! – простонала Алина. – Только этого нам сейчас и не хватало!

* * *

Конечно, был еще не совсем вечер, но сумерки уже помаленьку начинали сгущаться. Вообще Алина понимала, что ночевать на камнях – не есть гут, однако это всяко безопаснее, чем в непосредственной близости от Топи… Было безопаснее, пока на их пути не возник Провал. А его соседство в ночное время – уж точно самое поганое из всех возможных. Ибо Провал – это Пятна, всепожирающие черные кляксы, вылезающие из бездонной аномалии в темноте. Днем более-менее безопасная дистанция от Провала – метра три-четыре, потому что эта мерзкая аномалия до кучи обладает еще и довольно сильным притяжением.

Именно на таком расстоянии остановилась Алина и с бессильной злостью смотрела на невиданно огромную аномалию, словно специально раскинувшуюся от края до края каменной реки, не оставив даже ниточки между собой и морем вонючей зелено-бурой жижи. Капец, приехали… Алине хотелось кричать и ругаться в голос, но она не могла себе этого позволить. Командир отряда в Зоне не имеет права на истерику, каковы бы ни были обстоятельства. В голове крутились мысли одна мрачнее другой. Провал не преодолеть, одна мысль о том, чтобы соваться в Топь, вызывала дрожь. Верное самоубийство. Твою ж налево – столько пройдено по этим камням, и что теперь – возвращаться? Искать обходной путь? А есть ли он? И ведь решать надо как можно быстрее – сумерки сгущаются, а когда стемнеет, от Провала надо оказаться как можно дальше…

– …ты хорошо подумал? – донесся до Алины голос Эдуарда.

Она обернулась. Научник беседовал с «лояльным» Федором, кинетиком. Оба были бледны, но в глазах Федора светились упрямство и отчаянная решимость. Шаг с камня на камень, еще, еще – и Алина уже возле них.

– О чем речь?

Федор глянул на Прохоренкова, но тот только сжал зубы и отвернулся. Алина уже успела выучить это выражение. По Лешке. Когда они о чем-то спорили и Алина вдруг упиралась рогом так, что бульдозером не сдвинешь, он делал очень похоже. Это означало: «Черт с тобой, я против, но делай как знаешь!»

Заговорил «лояльный». Негромко, чтобы не слышали остальные члены отряда:

– Есть один способ преодолеть Провал. Аномалия длинная, но неширокая. Я в принципе могу перенести всех, по одному, на ту сторону своей кинетической Силой. Постараюсь аккуратно.

– Ты надорвешься, – с глухой безнадежностью в голосе произнес Эдуард.

– Нет, шеф, если вы вкатите мне сыворотку. Прямо сейчас. У вас же есть с собой пара доз на всякий пожарный, я знаю.

– Сыворотка сожжет твой организм. При таких бешеных усилиях… ты хоть представляешь, что такое перенести десять человек через Провал? Поднимать высоко придется, не забывай о притяжении аномалии.

– Я справлюсь, – упрямо нагнул голову Федор.

– Ты… – начал было Прохоренков, но просто с досадой махнул рукой.

– Так, стоп! – вмешалась Алина. – Док, это в принципе возможно?

– Теоретически – да, – мрачно ответил Эдуард, глядя ей куда-то в район подбородка. – Способности Федора разогнаны до исключительно высокого уровня. Если ввести ему сыворотку… это как для нас сильный стимулятор… то он справится. Но есть немалая вероятность, что такое сверхусилие его убьет или высушит полностью, сделав на неопределенное время абсолютно беспомощным.

Алина опустила глаза, стараясь скрыть вспыхнувший в них блеск надежды.

– Но если получится, – медленно проговорила она, – это ведь вариант. – И тут до нее дошло. – Погоди-ка, Федор, перенести нас… а сам-то ты как же?

– А никак, – криво улыбнулся «лояльный». – Летать я пока не научился, а другого кинетика в отряде нет. Пошкандыбаю тихонько до дому, до хаты.

– Это если сможешь двигаться после своих подвигов, – угрюмо ввернул Эдуард.

– Где ваш оптимизм, шеф?

– В лаборатории оставил, – буркнул Прохоренков и отвернулся.

Голова Алины работала в режиме лихорадочной интенсивности. Эх, твою ж налево, знать бы заранее, что такая фигня случится, ввели бы Кириллу кровь Федора. А тогда подумали, что усиление огневой мощи отряда будет кстати. Но… погодите, кровь-то «лояльного» еще при нем, и этот трюк можно провернуть! Нет, на сей раз она никого не будет просить жертвовать собой. Хватит.

– Так, – произнесла она, – другого кинетика, говорите? Давайте его сделаем. Из меня. Введите мне его кровь, док.

В глазах Эдуарда вспыхнуло ошеломление, которое, впрочем, практически тут же сменилось прежним мрачным выражением.

– Не выйдет. – Он мотнул головой в сторону сумрачного неба. – У нас нет времени. Скоро стемнеет, и из Провала полезут Пятна, а перенос – процесс небыстрый. Это не камни кидать, людей надо переносить медленно и аккуратно, а по ту сторону не ронять – там такие же валуны, а не мягкая травка. Федор с таким справится, а вот как свежеиспеченный «лояльный» – не знаю. Боюсь, вы его просто не донесете. А кроме того, я почти уверен, что с вами это не сработает. Как и со мной, впрочем.

– Почему?

– Потому. – На сей раз Прохоренков взглянул ей прямо в глаза, и его взгляд был достаточно красноречив, чтобы Алина поняла.

«Почему нас с вами не сломали фантомы-стражи. Хотя должны были».

Это воспоминание стукнуло в мозг как молотком. Стойкость. У них какая-то стойкость к подобным вещам, черт знает откуда взявшаяся. Это что же… как у сувайворов? Да бред какой-то! Быть не может! А с другой стороны, какое тут еще возможно объяснение? Ей хотелось спорить, возражать, что-то доказывать, но аргументов не было. Поди поспорь с ученым о науке. И с упрямым «лояльным», решившим пожертвовать собой ради общего блага. Сколько же ей придется принимать такие жертвы? Еще привыкнет, чего доброго. При этой мысли Алина содрогнулась. Но сейчас, похоже, выхода не было.

– Решайтесь же! – Федор был весь в нетерпении. – Время уходит. Или все возвращаемся назад, искать другой путь, которого мы можем и не найти, или рискуем сейчас. Думаю, – тут «лояльный» покосился на Эдуарда, – шеф преувеличивает опасность, и у меня хватит сил после переноса, чтобы уйти подальше от Провала, а потом выбраться из Зоны. Одинокому «лояльному» это будет проще.

Это «решайтесь» предназначалось Алине. Она командир, и ответственность на ней. Снова. Вашу ж налево, как тяжело! Но Федор прав – времени на сомнения и колебания уже не осталось.

– Ладно, – тряхнула она головой. – Док, сделайте ему инъекцию сыворотки, и готовимся к переносу. – Алина взяла руку «лояльного» двумя своими. – Федор, ты… Ты гигант вообще! Расцеловала бы тебя, да у меня жених есть. Но ты… – ее голос чуть дрогнул, – выживи, пожалуйста, ладно? Очень тебя прошу!

«Лояльный» серьезно кивнул:

– Я постараюсь, командир.

* * *

Процесс и впрямь оказался небыстрым. И бойцы отряда, пролетая над бездной Провала, с тревогой поглядывали на мрачнеющее небо. Впрочем, возможно, они это делали для того, чтобы только не видеть жуткой пропасти внизу. Пропасти, которая с темнотой изрыгнет смерть. Федор и впрямь оказался просто монстром. В хорошем смысле слова: поднимал достаточно высоко и опускал бережно. Пока все обходилось без падений и травм… Седьмым летел Василий, единственный оставшийся в живых из научной команды Прохоренкова. Оставались только Тимур, Эдуард и Алина.

Хомчик с тревогой смотрела на усиливающуюся бледность Федора и крупные капли пота на его лбу. Эдуард дождался, пока кинетик опустит Василия на валуны по ту сторону, и сделал ему еще одну инъекцию.

– Общеукрепляющее. Для физического здоровья, – пояснил он в ответ на ее вопрошающий взгляд.

Понятно, что Прохоренков делал все, чтобы «лояльный» выжил. И судя по боли в его глазах, это был не просто профессиональный долг. Экспериментальные «лояльные», с которыми он работал уже восемь лет, естественно, уже переросли статус просто подопытных и даже подчиненных. Дружба? Нет, вряд ли – не такой человек Эдуард, но определенно Алина могла сказать, что видит второй за сегодня момент, когда эмоциональная броня научника оказалась пробитой. Что уж говорить, если даже у нее сердце сжималось, хотя она впервые увидела этого Федора вчера вечером на оргсобрании перед отбытием на Таганай.

Между тем в «полет» отправился Тимур. Алина делала усилие над собой, чтобы не отводить взгляд от процесса и не смотреть постоянно на печать усталости, все более заметную на лице кинетика, и не поднимать поминутно глаза на темнеющее небо. Трудно было не думать о том, что вот-вот уже лететь ей, что силы «лояльного» на исходе и что будет очень неудачно, если они закончатся, когда она будет находиться над Провалом. А еще в голову лез образ тикающих часов, отсчитывающих время до заката, и жуткие кляксы, появляющиеся из черноты аномалии. А следом пришла дурацкая мысль о том, чем эта чертова аномалия питается здесь, в безжизненной Зоне, когда рядом нет чокнутых апэбээровцев, которым вечно больше всех надо? Или ее тут разверзли специально для них буквально только что? А также мысль, которая появилась удивительно «вовремя»: ребята, а возвращаться как? Видимо, ответ на этот вопрос: «Я подумаю об этом завтра». Ну и на закуску: а переживал бы Эдуард так же, если бы речь шла о ее жизни? Не то чтобы это было очень важно… просто интересно.

О, Тимур мягко приземлился, а значит…

– Ваша очередь, – обратился к ней Федор.

– Нет, – покачала головой Алина. – Сначала док… И не возражайте! – повысила она голос на Прохоренкова, открывшего было рот. – Это приказ!

Он молча посмотрел на нее, потом просто пожал плечами, а мгновение спустя взмыл в воздух. Ох, сколько всего хотелось Алине спросить у Федора… черт, и откуда лезет это дурацкое слово «напоследок»? Они же увидятся потом, когда все выберутся из Зоны? Ведь правда? Как не хочется думать, что вот-вот, уже сейчас – будет прощание! Но пока кинетика нельзя отвлекать разговорами, а потом, по приземлении Эдуарда, тянуть время, ибо от того, как быстро Федор тут отстреляется, зависят их общие шансы убраться от Провала до темноты… Уфф, кажется, Прохоренков приземлился, правда, как-то неловко и едва не упал с камня, но его подхватил кто-то из оперативников.

Алина повернулась к «лояльному».

– Ну что, Федор, удачи нам обоим! – Она пожала ему руку, мимоходом отметив ее вялость.

– Бывайте, командир! – устало улыбнулся он. – Ребятам привет.

Она кивнула и отвернулась, чтобы скрыть предательские слезы. И ее подняло в воздух. Это было странное ощущение – одновременно захватывающее и жуткое, даже если бы рядом не было бездны Провала. Полет… Нет, никакой это, конечно, был не полет, ее волокла чужая Сила, словно неодушевленный груз. Просто несколькими метрами ниже ее – валуны каменной реки и… ох! Голова закружилась внезапно, и к горлу подступила тошнота. Ведь знала же, что нельзя смотреть в Провал – он притягивает не только физически. Если бы она летела сама – ну, допустим, такое было бы возможно, – то сейчас бы она просто рухнула вниз, в алчную черную пасть аномалии. И едва эта мысль пришла ей в голову, как ее качнуло в воздухе. Ощутимо так дернуло, словно турбулентность в самолете. Но это, конечно, была никакая не турбулентность, просто дрогнула невидимая рука, несущая ее через пропасть, у обладателя этой самой руки, похоже, заканчиваются последние ресурсы, и хорошо, если их хватит, чтобы дотащить ее до того края аномалии…

Алина не была набожной. Не была даже верующей, но тут она об этом пожалела, ибо сейчас помолиться было бы самое то – когда от нее ничего не зависит, и она только и может, что мысленно отчаянно приближать к себе камни по ту сторону. Ну, пожалуйста! Ну, еще чуть-чуть! Федя, ты сможешь, я верю! Ну! Она уже видела бледные, напряженные лица Эдуарда, Павла, Тимура… Они, похоже, понимали, что происходит, и готовились ее подхватить, если она начнет падать на камни…

Она не знала, на чем Федор ее таки дотянул. Это у физических сил могут включиться морально-волевые, а у энергетических? Кинетик чуть ее не уронил… Ну, может, ему просто в сгустившихся сумерках было уже не очень хорошо видно, на какой она высоте. Так или иначе, поддерживающая Сила исчезла в полуметре над валунами, и Алина упала прямо на Эдуарда, едва не сбросив его в расщелину между камнями. К счастью, он сумел устоять на ногах, и…

– Док, вы можете уже меня отпустить. Приземление состоялось.

– Что? Ах да, конечно. – Он разжал объятия и отступил на шаг – больше не мог, дальше заканчивался камень.

Все оглянулись в сторону пропасти Провала. Выглядывая по ту сторону оставшегося кинетика. Видно было плоховато… Вон вроде его фигура. Стоит он, сидит?..

– Федор, эй! – крикнул Тимур. – Спасибо, брат! Счастливо тебе добраться домой!

И все зааплодировали, словно пассажиры в салоне самолета, только что совершившего посадку не в самых легких условиях. Алина поежилась, словно к ее позвоночнику внезапно прикоснулись ледяные пальцы.

– Народ! – повысила она голос. – Темнеет уже совсем. Ноги в руки – и прочь от Провала! Федору тоже пора валить. Порядок движения прежний.

И все тут же подчинились – вопрос выживания все-таки. Сейчас главное шагать, шагать, пока еще видно, куда ноги ставить, и пока не проснулась бездна за спиной. Тяжелая тишина становилась какой-то глухой. Хотелось прочистить уши, потрясти головой, но Алина знала, что не поможет, – это первые признаки пробуждения Провала. Они с Прохоренковым шагали рядом, почти синхронно переступая с камня на камень. Шли торопливо, но в то же время аккуратно, ведь любая травма здесь, недалеко от Провала, может стать роковой. Вперед, вперед, чтобы оставить между собой и шелестящей смертью за спиной как можно большее расстояние. Только бы успеть, только бы…

Тишина становилась поистине невыносимой, она наваливалась, душила… а по спине тек холодный пот. Следующий шаг Алины был не очень ловким, и она едва не потеряла равновесие. К счастью, Эдуард в этот момент стоял совсем близко, и, схватившись за его руку, Хомчик устояла. Но больше не могла молчать.

– Док, как вы думаете, он…

Душный, тяжелый воздух комом встал в горле, и закончить фразу Алина не смогла. Но этого и не требовалось, как и пояснения, кто «он»… Да и ответ в общем-то тоже уже был не нужен – Алина его прочла на сером в сумерках помертвевшем лице Эдуарда.

* * *

Когда по ту сторону смолкли аплодисменты и фигуры спутников стали растворяться в сгущающейся мгле, слезы Федора высохли. Прав был шеф. Но он, зараза такая, почти всегда бывает прав. Кинетик был выжат досуха. И не только на энергетическом, но и на физическом уровне. Сил не было. Совсем. Он смог бы разве что ползти, но что такое ползти по курумнику, где единственный способ передвижения – широкие шаги с камня на камень? Безнадега.

Шеф предвидел такой итог, и была б его воля, он бы запретил Федору делать это. Но командовал не он. Наверное, и к лучшему. Шеф… ну, он же понимает, что жизнь «лояльного» в лаборатории, где на нем периодически пробуют новые версии сыворотки, – не совсем то, за что следует цепляться. На самом деле эта прогулка в Зону для Федора даже стала своего рода отдушиной. «Лояльный» усмехнулся. Да уж, гульнул напоследок! И дембельский аккорд вышел на славу. Красивый финал.

И он его не испортит, нет. Не станет пытаться уползать от смерти, тем более что от Пятен не уползешь: тут бежать надо, а с бегом у него сейчас точно не сложится. Он встретит смерть лицом и даже постарается не закрывать глаза… если получится. Федор никогда раньше не видел Пятен. Что ж, будет еще одна галочка в списке жизненных достижений. Не шибко желанная, конечно, но тут уж выбирать не приходится…

Наверное, даже хорошо, что не надо никуда идти и напрягаться. Можно просто полежать и подождать, благо осталось недолго: влажноватый валун – то еще место для отдыха. Холодало стремительно. Но это не воздух – тот по-прежнему жаркий и душный. Холод идет от Провала. Просыпается, сволочь. Жрать небось хочет… Что же, ужин у него будет. Не самый обильный, правда, но перебьется и таким…

Уши заложило, как в самолете… Вот это уже конкретный признак. Скоро полезут. Да и пора уже – сумерки совсем густые… Жалкие крохи сил Федор потратил на то, чтобы сесть – лежа ему не было видно границ Провала… Другой бы сказал, что ну на фиг туда смотреть, а Федору вот хотелось. Маленький каприз перед смертью. Все ограничения, все «нельзя» остались там, в так называемой жизни. В эти минуты ему никто и ничего уже не мог запретить. Гуляй, рванина!

Приступ нервического смеха заставил его скорчиться от боли в горле – организм наказывал за издевательство над собой. Организм его, конечно, многое способен вынести и восстановиться… если дать ему время, но с последним как раз… упс!

Глухая тишина сменилась шумом в ушах, пока еще негромким и хаотическим, но скоро, скоро… Да, он читал об этом – надо же в лабораторном крыле хоть как-то убивать свободное время. Шум становился громче, и теперь «лояльному» уже казалось, что в нем слышны какие-то голоса. Правда, непонятно, о чем они говорят. Интересно, он успеет понять, или…

Ух, вон, кажется, и они. Уже темно, так что глаза могут и обманывать… Нет, зрение уже достаточно адаптировалось к темноте, так что позволяет выделить из нее даже нечто небольшое, бесформенное и абсолютно черное, словно прореха в ночи. Словно кто-то пролил аннигилятор реальности и прожег в ней дыру. Только дыра эта движется. К нему, к Федору. И она не одна, вон вторая, вон третья… Ух, как их много на него одного! Он думал, что будет страшно. Думал, что испытает самую невозможную жуть перед тем, как его сожрут. Но страха не было, словно истощение выключило рубильник в голове, который отвечал за это чувство. Федор смотрел на приближающиеся Пятна с любопытством, как на редкое, невиданное зрелище.

Ужас пришел, только когда они накрыли его ноги. Пришел синхронно с дикой, невообразимой болью…

Глава 30

Степан и Михаил

К востоку от Красноярска



Степан Гецко приходил в себя трудно и болезненно. У него разламывалась голова, тошнило, все тело затекло и было словно ватное, но при этом все равно болело… А еще руки были скованы за спиной наручниками. Судя по ощущениям и звукам, он находился на заднем сиденье автомобиля, который куда-то ехал. Открывать глаза не хотелось. Совсем. Зато хотелось ругаться. Громко, грязно и долго. Во-первых, он уже сбился со счета, который раз за последние пару недель приходит в себя в состоянии, будто его кто-то пожевал и выплюнул. Сколько можно, в самом деле?! Но хуже было другое. Там, в Нижнем, Степан вообразил, что наконец-то сделал верную ставку – нашел того, кого уважает и кому можно довериться, нашел дело, которое позволяло ему чувствовать себя нужным и на своем месте… Настолько во все это поверил, что даже позволил сделать себя «лояльным». Вот идиот-то! Этой ошибкой он фактически спустил в унитаз свою жизнь. Одна радость, что нижегородская группировка Новых уничтожена…

– Да открывай уже глаза! – послышался голос «Михаила». – Я же чувствую, что ты очнулся. Прости за отключку и за наручники, но мне надо за дорогой следить, а ты же, я знаю, начнешь глупости делать. Начнешь ведь, а?

– Якого биса?! Ты що творишь?!

– Ну, не могли мы там задерживаться, понимаешь? Главарь Новых с двумя подручными сбежал, и что-то мне подсказывает, что нам нельзя их далеко отпускать. А наш с тобой разговор мог затянуться, учитывая твою подозрительность.

– Хочешь сказати, що у меня нема для нее причин?

– Я обещал тебе все объяснить, и я это сделаю, только по дороге, чтобы не терять времени. Ты не просто так навелся на то место, Степа. Ты на них навелся, на Новых, потому что они тоже ищут нашего сувайвора.

– Тамбовский волк тоби Степа!

– А как же тебя величать прикажешь? – с иронией спросил «Стрельцов». – Лейтенант Гецко?

– Наручники зними, тоди поговоримо.

– И что ты сделаешь, когда я их сниму?

– В око тоби дам! – рявкнул Гецко.

– Вот и я о том же. Оно мне надо? Нет уж, Степа, прости, но ты пока так посидишь и послушаешь меня. А потом, когда успокоишься, я наручники сниму. Лады?

– Иди до биса!

– Был я уже там, ничего интересного. Ладно, буду считать это согласием.

– Куда мы едем?

– Федеральная трасса 255, примерно в ста километрах к востоку от Красноярска. Это если географически. А если по сути… Я допросил с пристрастием нашего «языка»… Кстати, спасибо за него, ты отлично стреляешь. Так вот, он сказал, что их группа поехала на восток по этой трассе – ищет сувайвора и его сына, маленького мальчика лет восьми. И ищет – внимание! – по заданию Таганайского Источника.

– Хлопчика? – ошеломленно переспросил Гецко. – А хлопчик-то йому навищо?

– Этого Новый мне сказать не смог, видимо, сам не знает. Но у меня есть на сей счет некоторые догадки. И я о них тебе расскажу.

– А Нового ты вбив?

– Нет, вырубил просто. В багажнике лежит под сильным снотворным и станом.

– На биса вин тоби? Якщо вин рассказал все, що знав…

– Не все так просто Степа. И это напрямую касается моей природы – темы, с которой мы начали. Думаю, сейчас логично будет к ней вернуться. Начнем с того, что Михаил Стрельцов умер не просто так. Благодаря его смерти удалось сделать сразу два дела: уничтожить Сида-Паука и перепрограммировать Питерский Источник.

– Перепрограммировать – це як?

– Источники – это мощнейшие биокомпьютеры, в которых заложена программа преобразования биосферы Земли. Не буду вдаваться в детали, кому или чему она в нынешнем виде не угодила и по какой причине. Важно то, что изначально программа предполагала очистку планеты от человечества с преобразованием некоторой части нынешнего населения в более совершенную форму жизни.

– Це Новых, чи шо?

– Нет, Новые – переходный этап. Там в планах что-то мегакрутое. Если честно, я сам не очень в курсе. Так вот, изначальная программа предполагала войну на уничтожение: истребителей, прыгунов, смертоносные аномалии, Измененных-убийц, короче, все тридцать три удовольствия. Биосфера Земли защищалась, как могла. В частности, возникли сувайворы – усовершенствованные люди, обладающие стойкостью к значительной части того вредоносного, что способны породить Источники. На каком-то этапе их осталось трое: Олег Катаев, Михаил Стрельцов и профессор Воскобойников. Профессор исчез, потом всплыл аж в Лесногорской Зоне, где и сгинул, когда она накрылась медным тазом. Стрельцов, ну ты помнишь, наверное, вел свою войну со всеми и вся, а Катаев… так получилось, что он стал Посвященным Питерского Источника.

– Посвященным – це як? – Степан, изначально настроенный враждебно, настолько увлекся рассказом, что на время даже забыл о наручниках.

– Это что-то вроде Измененного высшей ступени, связанного непосредственно с Источником и служащего посредником между ним и остальными Измененными, вроде как выразителем высшей воли.

– Переметнувся, значит?

– Я бы так не сказал. Он, будучи сувайвором, при этом деле ухитрился в значительной степени сохранить свою человеческую сущность. Далеко не полностью, конечно, с эмоциями у него стало швах, но он помнил, кто он и откуда, и стал чем-то вроде двойного агента – продолжал даже на том месте бороться за интересы людей. А бороться за них можно было лишь одним способом – перепрограммировав Источник таким образом, чтобы программа уничтожения сменилась на программу постепенной мирной эволюции. И он придумал, как это сделать. И не только придумал, но и осуществил с моей… то есть с помощью Михаила Стрельцова. Именно поэтому в дальнейшем Зоны стали менее агрессивны – новая программа передается от Источника к Источнику через общее ментальное пространство… До той поры, как что-то случилось с Таганайским Источником, и никто не может понять, что именно.

– Це що, типа телепатично?

– Вроде того.

– А ты звидки стильки знаешь про все це? Источник сказав?

– Нет. Что-то было в памяти Михаила Стрельцова, что-то мне сообщил Посвященный. Я работаю на него, он мне выдал это задание.

– И хто ты?

– Я же говорил тебе у бункера: фантом-охотник. Специально создан для действий за пределами Зоны. Но мне нужна периодическая энергетическая подзарядка, чтобы поддерживать псевдоматериальность: вести машину, драться, использовать оружие. Для подзарядки годится лишь то, что связано с Зоной: предметы, заряженные энергией Источника, или Измененные. Лучше обычные, но на крайний срок сгодятся и «лояльные» вроде тебя. Там, у бункера, у меня закончилась энергия, поэтому я исчез. Мне пришлось подзарядиться от тебя, чтобы хватило на бой. Поэтому я и повез с собой пленного в багажнике – в качестве батарейки.

– Ось ты розумный! А якщо нас гаишники запунять?

«Стрельцов» дернул плечом.

– Разберемся.

Ох, и не понравился Степану этот ответ: видел он, как привык разбираться фантом Стрельцова. Кстати, интересно…

– А звидки у тебе його способности? Источник це тоже скопировал?

– Не все. Даже у Источника имеется предел возможностей. Сверхскорость и неуязвимость к способностям Новых он воспроизвел. А также личность и воспоминания Михаила Стрельцова. Информация о нем сохранилась в общем ментальном пространстве, и Белоярский Источник создал его точную копию.

– Но на биса йому це понадобилося?

– Нам был нужен ты, Степан, твои особенные гены. Тут я тебе не врал, когда вербовал. Но ты ненавидишь все, что связано с Зонами. Чтобы преодолеть твое недоверие, требовался кто-то, кого ты сразу не пошлешь лесом. Такой нашелся только один – Стрельцов. И вуаля – вот он я!

– Разумию, що я вам потребен, щоб знайти сувайвора. А вин вам навищо? А потом ты сказав, що сувайворов залишалося всього трое. Звидки взявся цей Художник?

– А он стал для всех сюрпризом. Как оказалось, Катаев, еще в бытность сталкером, давал свою кровь для переливания раненому товарищу. Этим товарищем и был Художник. Способности у него проявились заметно позже, как раз в Лесногорске. Именно благодаря ему тогда удалось остановить без малого конец света. Сейчас, когда в любой момент может начаться массовое пробуждение Обломков, а к тому же на Таганае творится что-то непонятное – тамошний Источник закрывается от всех и очень агрессивен, – такие люди, как Художник, на вес золота. Нет ничего удивительного в том, что Посвященный хочет вовлечь его в наши ряды.

– А при чому тут хлопчик, його сын?

– Он – вообще особый случай. Сын сувайвора и «лояльной» Измененной. Это уникальное сочетание, и предела возможностей этого мальчика не знает никто. Думаю, именно поэтому Таганайский Источник объявил на него охоту. А нам нужно поспешать, чтобы вырвать парнишку из рук Новых…

– И прибрати до своих рук?

«Стрельцов» пожал плечами.

– Как карта ляжет. Если будет нужно для его безопасности, мы возьмем мальчика под защиту. И потом, нам нужен его отец…

– Конечно! – фыркнул Гецко. – Коли дитина в твоих руках, папаша завсегда сговорчивее.

– Ты что, думаешь, что я собираюсь шантажировать Художника, взяв в заложники его сына?

– А що, ни? Вид вашей гнилой братии всього можно ожидать!

Гецко увидел, как сжались на руле пальцы псевдоматериальных рук фантома. На несколько секунд его охватил страх. Злить того, кто способен убить тебя одним стремительным движением, которого ты даже не заметишь, – не лучшая тактика, если хочешь еще пожить. Но практически тут же страх ушел – Степану стало все равно. Он уже был готов умереть, когда приставил к своему подбородку пистолет там, возле бункера. Сейчас ничего не изменилось. То, что он принял за правое дело, в действительности оказалось…

Машина затормозила и съехала на обочину. Степан не стал задавать вопросов, он и так понял, что сейчас произойдет: вокруг сосновый лес, безлюдная местность. Не самое худшее место, чтобы умереть.

«Стрельцов» открыл заднюю дверь.

– Вылезай!

– Грохнути хочешь? А самому достати слабо?

– Да не буду я тебя убивать, придурок! Сниму наручники и проваливай!

– В смысле? – оторопел Гецко.

– В прямом. Машины тут часто ездят, поймаешь попутку. Ну, вылазь, кому сказано! Мне недосуг с тобой возиться – Новые уезжают.

Степан вылез, повернулся спиной, браслеты разомкнулись. Он взглянул на «Стрельцова», растирая затекшие запястья.

– И що, це все?

– А ты чего хотел? Вали отсюда!

– А як же пророчни…

– Справлюсь как-нибудь без тебя. Работать с тем, кто считает меня последней падалью, я не буду. Жаль только, что на тебя столько времени зря потратили.

– Но ты же…

– Что «я же»? – В глазах «Стрельцова» на мгновение вспыхнуло бешенство. – Фантом? Не человек? А несущественную мелочь про копию личности ты предпочел проигнорировать? Копия, к твоему сведению, подразумевает эмоции тоже. – Он отвернулся и шагнул к машине. – Все, бывай.

В тот же миг у Гецко заломило виски, и на него обрушился поток образов: мальчик, «Стрельцов», Новые, крики, кровь, огонь… И еще… еще… Он покачнулся и едва не упал, схватившись за открытую дверцу машины.

– …еще с тобой?! – глухо, словно сквозь подушку, донесся до него голос фантома. – Опять накрыло?

Гецко хотел ответить, но не смог, горло судорожно сжималось, не в состоянии издать ни звука. Волна за волной нескончаемого кошмара – одни и те же образы плюс что-то жуткое, которое… которое…

Степан почувствовал, что валится мешком на асфальт, но его подхватили руки «Стрельцова»… и в тот же миг волна образов отхлынула, выпуская Степана в обычную реальность. Весь покрытый холодной испариной, Гецко вцепился в псевдоматериальное запястье фантома.

– Михайло… Михайло!

– Что, что ты видел?!

– Надо спешить, Михайло! Мы з тобой должны спасти хлопчика… Иначе… иначе… конец всьому!

– Твою мать! – с чувством выразился «Стрельцов». – Все с тобой через… Садись в машину, Нострадамус хренов, мы, похоже, опаздываем!

Эпилог

Глеб

Байкал. Деревня Листвянка



«Помоги! Помоги-и-и! Ты ну-у-ужен мне! Очень!»

Глеба трясет. Вот вроде несколько ночей подряд ничего не было, и он уже стал думать, что тетя Света и впрямь может ему помочь, прогнать кошмары. Но они снова вернулись. И вчера, и сегодня. И зов, казалось, заметно усилился. Только теперь в нем больше пронзительно-жалостливого, чем агрессивного. Но Глебу все равно страшно, как никогда в жизни. Казалось, кричит не живое существо, а все болото, окружающее гору, на которой он стоит. Словно оно живое, разумное… и ему плохо.

«Иди-и-и ко мне-е! Скорее!»

Глеб зажимает уши руками, но это не помогает – голос, кажется, звучит прямо в его голове. Громкость и пронзительность его нарастают, и мальчику хочется самому начать кричать, чтобы только заглушить чудовищный зов. Хочется попросить Зовущего замолчать, но Глеб откуда-то знает, что если ответить – будет еще хуже. Сейчас Зовущий лишь чувствует его, но не видит. А если увидит?

«Помоги-и-и!»

Дрожь мальчика становится почти лихорадочной. Он хочет бежать, но бежать некуда: вокруг горы сплошное болото – вернее, море зелено-бурой жижи. Глеб понимает, что это не обычная грязь, которой и в окрестностях Листвянки хватает в дождливое время. По такой не пошлепаешь в резиновых сапогах, как он, бывало, делал с папой. Нет, это трясина, топь. Папа ему как-то показывал болото тут, неподалеку, когда они вместе ходили за грибами. Кочки, камыши, осока, прогибающаяся под ногами земля, а потом «Во-о-он там, Глеб, видишь? Полянка зеленая, веселенькая такая? Вот это и есть самое опасное место на болоте. Чаруса называется. Сразу провалишься, и тебя с головой утянет так, что и не выберешься. Придет время, будешь гулять по лесу сам – держись от таких мест подальше, понял?».

Голос папы и сейчас словно звучит в голове Глеба, и кажется, ненадолго даже легче становится. Но Зовущему, похоже, это не нравится, и его крик переходит в пронзительный визг:

«Иди ко мне, иди, иди, иди-и-и!»

И тут в жиже одно за другим начинают возникать человеческие лица. Не как будто нарисованные, а словно всплывшие из глубин топи, они появляются на поверхности и делаются выпуклыми. Все они искажены сильным страданием, будто им невероятно больно, рты раскрыты в крике, и голос Зовущего вдруг распадается на множество голосов, и теперь весь этот хор болотных лиц надрывается, глядя, кажется, прямо на Глеба:

«Ты можешь помочь нам, спасти. Почему же не идешь? Иди к нам, спаси, помоги! Иди к нам, иди к нам, иди, иди, иди-и-и!»

Глеб кричит, и его выбрасывает из кошмара. Он вновь покрыт холодным потом, уши, кажется, до сих пор болят от криков болотных лиц.

– Не могу так больше, – шепчет он. – Не могу, не могу, не могу!

Он утыкается лицом в подушку, и худенькие плечи мальчика начинают содрогаться в беззвучных, но неудержимых рыданиях.

* * *

– Вы мне соврали, – тихо проговорил Глеб, глядя на свои колени. – Вы сказали, что монстры трусливы и сразу сбегут, если мы будем действовать смело и вдвоем. Я поверил вам, и ненадолго стало лучше, но потом они… они…

Слезы выступили на глазах мальчика, но он зло хлюпнул носом и вытер глаза запястьем. Он мужчина и не будет плакать… Больше не будет. Он должен быть сильным.

– Глеб, – попросила тетя Света. – Расскажи мне, что случилось? Монстры вернулись? Когда?

– Вчера. – Мальчик снова хлюпнул носом. – И сегодня тоже. Они от меня не отстанут, и я больше не могу слышать их крики.

– Расскажи мне свой сон, Глеб, – мягко произнесла тетя Света. – Сегодняшний или вчерашний, не важно. Я хочу понять…

Пока Глеб рассказывал, он чувствовал на себе взгляд тети Светы, чувствовал ее боль и сочувствие… а еще растерянность. Она правда старалась, очень-очень, но ничего не могла сделать. Тетя Света хорошая, она хочет помочь, только не знает как. Зато это знал Глеб. Да-да, он понял, что делать, в эту самую минуту. Понял, как можно избавиться от кошмаров и как ему в этом может помочь тетя Света. Тетя Света добрая, и если Глеб ее хорошо-хорошо попросит, она не откажется сделать так, как он говорит. А Глеб умел хорошо просить. У него уже это получалось с соседскими ребятами. Они сначала не хотели ему помогать, но когда Глеб хорошо попросил, сразу передумали. Глеб не рассказывал об этом папе с мамой – почему-то ему казалось, что им бы это не понравилось. Глеба это огорчало, но это же такая мелочь на самом деле, разве нет? И ведь он просил не только хорошо, но и вежливо. И ничего такого плохого – соседские ребята даже не расстроились. И тетя Света не расстроится. Она очень хорошо относится к Глебу, он же чувствует. С чего бы ей расстраиваться?

– Глеб?

– Да?

– Ты что-то замолчал. Задумался?

– Да, я тут кое-что придумал, тетя Света, только обещайте не огорчаться!