Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

– Он жив?

— Потому что это меня позабавило. В те дни ты надоел мне еще больше, чем я тебе, и мне понравилась идея пожить в роли другого лица. Кроме того, я знала, что если и это мне надоест, я всегда смогу вернуться к тебе. А теперь у меня кончились деньги — вот почему я здесь.

– Вполне.

— Да, но я завтра женюсь. На Энн.

– И никак не реагирует на тебя?

— Знаю. Читала в газете, и мне сдается, что ты не хотел бы, чтобы я помешала. Хорошо, Дэвид, милый, я уйду и еще немножко поиграю в покойницу. Ты можешь жениться на дочери своего клиента. Но деньги мне все же нужны…

– Нет, сидит посредине двора, смотрит на меня. О! Лег!

— Нет. Я не дам никаких денег. Ты умерла.

– Этого не может быть! Пес болен!

– Скорей всего, он просто обожрался, и ему теперь худо.

— Представляю заголовки завтрашних газет, — продолжала Луиза. — «Жена известного молодого юриста возвращается с того света» или «Считавшаяся покойной жена расстраивает свадьбу».

– Ты же говорил, что он голодный.

— Нет! Я не позволю тебе…

– Был голодный, когда я уходил. Но тогда пес сидел у себя в вольере и до оставленного корма не мог дотянуться. Вольер-то был надежно заперт. Я же оставил пакет с сухим кормом снаружи во дворе. И все-таки Багратион каким-то образом выбрался из клетки, весь оставленный ему корм сожрал и теперь страдает. Неудивительно, там было достаточно, чтобы псу с голодухи схватило бы живот.

— Ей-богу, все, что мне нужно, — это десять тысяч долларов. Ты без шума получишь развод и можешь спокойно жениться вновь. Сам видишь — все образуется как нельзя просто.

– Значит, все в порядке? Можем не заходить?

Я не мог отвечать, мысли вихрем проносились в мозгу, я снова чувствовал себя слабым, запутавшимся, неуверенным. От полного упадка сил спасало лишь сознание того, что это кошмарный сон, а не реальность. Луиза поднялась со стула.

Но Саша мешкал.

— Обдумай это, а я пойду попудрю нос. Даю тебе пять минут — и жду чек.

– Погоди, там в собачьем вольере что-то лежит.

Она вышла из комнаты, а я зажмурился, страстно желая проснуться. Но открыв глаза, я обнаружил перед собой Ричарда, брата-близнеца.

– В вольере Багратиона?

— Должен заметить, ты справляешься с этим неважно и позволил ей запугать себя шуткой о мнимой смерти. Теперь она знает, что побила тебя.

– Да.

— Но она в самом деле умерла! — вскричал я. — Все это лишь сон!

– Ты же не собираешься туда идти? – заволновалась Анжелика.

— Кто может отличить, где сон, а где реальность? Мой совет — не надо рисковать: если дашь ей денег, она придет за ними снова.

– Собираюсь.

– Ты сошел с ума. Он тебя растерзает! Я не хочу при этом присутствовать!

— Но я ничего не могу поделать, — пробормотал я в отчаянии.

– Не переживай, у меня есть электрошокер.

— Нет, можешь. Луиза умерла однажды. И должна умереть еще раз.

Теперь Анжелика испугалась за собаку.

— Нет! Я не буду тебя слушать.

– Это же негуманно!

— Что ж, вижу, мне придется взять дело в собственные руки, как я это делал, когда мы были малышами… Посмотри-ка на меня, Дэвид.

Саше стало смешно.

— Нет! — я пытался не смотреть, но его взгляд — горящий, гипнотический — держал и притягивал меня.

– Ты за кого волнуешься – за меня или за собаку?

— Смотри мне в глаза, Дэвид.

– За вас обоих.

— Не буду, не буду…

– А за кого больше?

Но я не мог отвернуться, чувствуя себя в точности, как давным-давно, в мальчишеские годы. Глаза Ричарда увеличивались, пока не превратились в озера с темной водой, и мне казалось, будто я тону в их пучине.

– За тебя, конечно. Ты же мой друг. А Багратион просто собака, чужая к тому же.

– А раз за меня, то все в порядке. И Багратион не пострадает, если не вздумает напасть на меня.

— Теперь, Дэвид, я займу твое тело, как делал раньше. А тебе придется уйти туда, где все это время находился я, — в самую глубину нашего сознания.

Но, к удивлению Саши, у пса совершенно не было такого желания. Более того, собака вела себя совершенно апатично. Вид появившегося в его владениях чужака не вызвал у Багратиона никакой агрессии. Он продолжал сидеть, уныло свесив голову. Пес вроде бы даже слегка обрадовался появлению Саши, во всяком случае, его хвост несколько раз слабо шевельнулся.

– Что с тобой, парень? Ты не приболел?

Я пытался бороться, но его глаза — огромные озера, куда я падал, — все приближались и приближались. Затем меня закружило вихрем, и Ричард исчез. Я понял, что он победил, он был реальностью — и контролировал наше тело. Я стал беспомощным и лишь смотрел и слушал, но не мог вмешаться в его действия.

Вид у собаки был и впрямь совершенно нездоровый. Но что могло послужить причиной такого поворота? Сегодня утром Багратион так и пыхал здоровьем, он так кидался на прутья своего вольера, что стальная решетка гремела и грозила развалиться под весом мощного тела собаки.

Луиза вернулась, глаза ее гордо блестели.

– Багратион, где хозяин?

— Итак, Дэвид, ты еще не решил?

И снова унылый и пустой взгляд.

— Нет, Луиза, не решил.

– Да что же с тобой такое? Эх ты! Бедняга!

Ричард говорил более низким, более сильным и уверенным голосом, нежели я. Казалось, Луизу озадачила такая перемена.

Гладить собаку Саша все-таки не решился. Достаточно и того сочувствия в голосе, которое он уже продемонстрировал. Может, Багратион и перестал видеть в нем врага, но и до уровня хозяина Саша тоже еще не дошел.

— Пусть это будет чек на предъявителя, — помедлив, заметила она. — Развод я возьму в Лас-Вегасе, никто не свяжет твоего имени с моим. Карпентер — довольно заурядная фамилия.

– А что там у тебя в вольере? Разреши, я взгляну?

— Не будет ни чека, ни развода, — проговорил Ричард.

Багратион нисколько не возражал, но он также не продемонстрировал никакого желания идти вместе с Сашей. Более того, когда пес все же поднялся на ноги, то выяснилось, что они у него дрожат и заплетаются. Потом Багратион и вовсе прилег, правильнее сказать, рухнул, и, свернувшись калачиком, казалось, начисто потерял интерес к жизни. А вот Саше, напротив, стало очень интересно, что же тут произошло в его отсутствие.

— Тогда будет огласка, сенсационная и неприятная, вряд ли она поможет твоей карьере.

Добравшись до вольера, Саша осторожно заглянул через прутья. И сердце у него опустилось.

— Не будет никакой огласки. И, к твоему сведению, я не Дэвид. Я Ричард.

– Что там?

— Ричард? — на ее лице появилось сомнение. — О чем это ты?

– Все хуже, чем я предполагал.

— Я брат-близнец Дэвида. Тот, который делает то, чего не смеет Дэвид.

В вольере Багратиона лежало человеческое тело. Темные брюки, темная куртка с капюшоном, который закрывал лицо.

— Ты смешон. Я ухожу. Даю тебе время до девяти утра завтрашнего дня — лучше подумай насчет этого чека.

В первый момент Саша подумал, что это Федор, снова пьяный, заснул в таком неподходящем месте, но, приблизившись, понял, что перед ним женщина.

— Не будет никакого чека, ведь ты не намерена выполнить какое бы то ни было соглашение, я знаю тебя.

Откинув капюшон, Саша уже примерно представлял, кто это может быть.

Ричард шагнул вперед. Тут Луиза серьезно встревожилась в первый раз за весь разговор и повернулась, чтобы броситься прочь. Он схватил ее за плечо, развернул и обеими руками вцепился ей в горло.

И все же, когда увидел, изумился:

Я должен был беспомощно наблюдать, как его ладони все сильнее сдавливали ее шею. Она отчаянно боролась, била его ногами, царапалась — наверное, секунд тридцать, потом усилия ослабли, и она потеряла сознание. Лицо ее посинело, а из уголков рта побежала слюна. Глаза словно вылезли из орбит — широко раскрытые и блестящие. Ричард спокойно продолжал свое дело, пока не уверился в ее смерти, и тогда выпустил безжизненное тело, кучкой тряпья рухнувшее на пол.

– Лидия!

— Порядок, Дэвид. Теперь можешь говорить.

Услышав его возглас, Анжелика отреагировала:

— Ты убил ее!

– Кого ты нашел?

Ричард вытер губы моим платком:

– Лидию! Спускайся!

– А это не опасно?

– Иди, тебе говорят!

— Интересно подмечено. Убил я ее или нет? Была она жива все это время или мертва?

Анжелика не стала долго мешкать. Сползла с забора, обогнула по безопасной дуге Багратиона, который в ответ на ее появление лишь ненадолго встал, сделал несколько шагов, высоко подняв голову, но затем лапы у него вновь подкосились, и он упал, уронил на лапы голову, словно не в силах был долго удерживать такую тяжесть в воздухе.

— Ты меня пугаешь, — пожаловался я. — Конечно же, она была мертвой. Это лишь сон. Но…

Первый вопрос, который задала Анжелика:

— Но даже во сне мы не можем оставить тело в квартире, на ковре, — не правда ли? Пожалуй, ее следует отправить на место. На кладбище Фэрфилд.

– Она жива?

— Разве это возможно?

– Хотелось бы верить.

— Для тебя — нет, но для меня — вполне. Я запросто спущу Луизу на лифте, возьму такси и отвезу тело на кладбище. А теперь замолчи, пока я вновь не дам тебе разрешения говорить.

Увы, Лидия не шевелилась. Более того, вокруг нее все было в крови. А ее лицо, руки и шея были истерзаны в клочья.

– Она мертва! Совсем!

Он спокойно приступил к выполнению этого безумного плана: вначале надел мою шляпу и перчатки, потом вынул из сумки Луизы вуаль и прикрепил к ее шляпке. Почистил на ней одежду и причесал растрепанные в борьбе волосы. Наконец, подхватил тело на руки, будто спящего ребенка, и зашагал к лифту.

– Боюсь, это работа Багратиона. Не представляю, что заставило Лидию сунуться в собачий вольер, но закончилось это для нее плачевно.

– Считаешь, пес ее загрыз?

Он позвонил и, держа Луизу на руках, принялся вполголоса напевать песенку. Через минуту пришел лифт, и Джимми, ночной служитель, открыл дверцу.

– А у тебя есть другая версия? Этого следовало ожидать! Федор не занимался собакой, в его руках Багратион совершенно распоясался.

Анжелика задумалась:

— Небольшое беспокойство, Джимми, — объяснил Ричард, шагнув внутрь. Ему пришлось повернуться боком, внося Луизу, и от движения сумка соскользнула у нее с колен, куда он поместил ее раньше. Джимми наклонился и вернул ее Ричарду.

– По крайней мере, теперь ясно, почему Лидия не явилась в аэропорт.

— Эта молодая леди, — доверительно, как мужчина мужчине, заметил Ричард, — очевидно, начала пить еще до того, как попала сюда… Я угостил ее коктейлем, и она отключилась моментально. Теперь необходимо доставить ее домой. Ты мог бы заказать такси к боковому входу?

– Да, к этому времени она была уже мертва. Кровь совсем запеклась, она пролежала тут несколько часов. Чудовищная смерть!

— Само собой, мистер Карпентер, — казалось, Джимми прекрасно все понял.

Анжелика покосилась на виновника происшествия.

Я ожидал расследования, выяснения обстоятельств и ареста. Вместо этого Джимми доставил такси, Ричард уселся в машину с Луизой, и мы повезли — будто это вполне естественно — по полуночному Нью-Йорку мертвое тело. Но как ни умен был Ричард, без помех не обошлось. Таксист спросил адрес.

– Но сейчас пес не производит впечатления злодея. Думаешь, осознал содеянное и раскаялся?

— Кладбище Фэрфилд, — ответил Ричард.

Саша сомневался. Сторожевая собака при любом раскладе останется сторожевой. Убив Лидию, Багратион вовсе не считал, что сделал что-то не то. Его попечению была вверена территория, он за нее отвечал. И каждый чужак должен был быть готов оказаться разорванным на кусочки.

— Кладбище Фэрфилд? — переспросил тот. — В такое время ночи? Вы шутите, мистер?

– Сколько на ней укусов! Что же тут произошло?

— Ничуть, — Ричарда всегда злило, если кто-то не принимал его всерьез. — Эта леди умерла, и я собираюсь ее похоронить.

– Видимо, Лидия пыталась прикрыться руками, поэтому на них столько покусов, но пес все равно добрался до горла.

— Послушайте, мистер, — и таксист повернулся всем корпусом: это был маленький, шустрый человечек с покрасневшим от гнева лицом. — Мне не нравятся люди вашего круга и ваши шуточки. Теперь скажите, куда мы едем или убирайтесь из машины…

– А сейчас такой тихий. Ты точно уверен, что он не раскаивается?

Ричард подумал, затем передернул плечами:

– Точно. Он уверен, что поступил правильно. Тут что-то другое.

— Извини. Видно, шутка оказалась неважной. Доставь-ка нас в Риверсдэйл, 937. Западная улица, 235.

Саша огляделся по сторонам. Потом поднял с асфальта шприц. Это был крохотный инсулиновый шприц, точно такой же, как они нашли в доме на месте бегства крысы. Но на этот раз шприц был пуст.

— О\'кей, так-то лучше.

– А вот и причина странного поведения Багратиона! Уверен, в этом шприце было какое-то средство, наподобие снотворного, которое и утихомирило Багратиона. Лидия принесла шприц с собой, и ей удалось всадить препарат в собаку. Но средство подействовало не сразу, поэтому у Багратиона хватило времени, чтобы растерзать Лидию. И лишь после он почувствовал на себе успокаивающее действие лекарства, поэтому он сейчас такой вялый.

И через минуту мы пробирались по оживленным улицам Нью-Йорка, какими они бывают в послетеатральный час. Откинувшись на сиденье, Ричард держал тело Луизы на руках и напевал: «Потанцуй со мною снова, Вилли».

– Какой кошмар! – прошептала Анжелика. – Но зачем Лидии понадобилось усыплять чужую собаку? Неужели для нее это было настолько важно, что она готова была даже рисковать жизнью?

Дальнейшая поездка в точности напоминала сон. Мы проехали через Таймс-сквер. На лице Луизы под вуалью плясали яркие блики рекламных огней. Иногда мы стояли перед светофором, и пешеходы заглядывали внутрь машины и посмеивались. Некоторое время нас разглядывал полицейский-регулировщик, но, потеряв интерес, отвернулся. Ричард вез труп через самое сердце величайшего города мира, и ни единая душа ничего не заподозрила.

– Думаю, что она пришла сюда отнюдь не ради собаки.

Вскоре мы вырулили на проспект Генри Гудзона и понеслись к Риверсдейлу. Адрес, который дал таксисту Ричард, оказался домом, купленным мной для нас с Энн. Ричард осторожно извлек Луизу из машины и даже ухитрился сунуть руку в карман, доставая деньги для расплаты с шофером, которого сразу же отпустил. Ночь была темной. Никто не видел, как Ричард бесцеремонно сбросил Луизу на холодные каменные ступени, чтобы найти ключ, и затем внес ее в дом.

– А ради кого?

Он не включил свет, а лишь швырнул тело на кушетку, сел напротив и закурил сигарету.

– Ради хозяина дома. Ну-ка! Надо проверить, как там старина Федор! Просто пьяный спит или… В любом случае пойдем к нему!

— Порядок, Дэвид, можешь говорить.

Они развернулись и оказались нос к носу с Багратионом. Зубы у пса были оскалены, с губ срывалось тихое, но отчетливое рычание.

– Ой!

— Ричард, ты сумасшедший. Притащить Луизу сюда ничуть не лучше, чем оставить на старой квартире. Что же нам теперь делать?

За истекшее время, пока друзья не обращали внимания на пса, он несколько раз делал попытки подняться. И с каждым разом движения у него становились все уверенней. Но увлеченные своей находкой друзья этого не видели. И сейчас для них стало полнейшей неожиданностью обнаружить совсем рядом с собой свирепого пса, которому уже довелось отведать человеческой крови и который вовсе не находил ее такой уж противной на вкус. И вот сейчас этот пес-убийца стоял на всех четырех лапах, и с его губ срывалось низкое угрожающее рычание.

— Как раз сейчас я это и обдумываю, — зло и нетерпеливо бросил Ричард. Он ненавидел обстоятельства, мешающие его планам. — Как паршиво, что глупый таксист не захотел ехать на кладбище.

И в этот момент Луиза поднялась. И села, качаясь как больная. Ладонью она обхватила горло, и голос ее был хриплым, а слова неясными:

– Назад! – скомандовал Саша.

— Дэвид, ты пытался убить меня?

Ричард повернулся и посмотрел на нее: в темноте она казалась далеким, призрачным пятном.

И они с Анжеликой отпрыгнули назад, а Саша захлопнул дверь вольера прямо перед мордой разгневанного пса. Такое он один раз уже проделывал, только теперь они с Анжеликой оказались внутри вольера, а в распоряжении Багратиона был весь двор.

— Ты пытался убить меня, — повторила она, не веря собственным словам. — За это пойдешь в тюрьму, обещаю тебе…

Поняв, что добыча скрылась от него в его же собственном вольере и ему до нее не добраться, Багратион ударился в неистовство. Действие введенного ему препарата уже оставило его, он лаял, рычал и носился вдоль ограды.

— Ничего подобного, — он вскочил на ноги и зловеще навис над ней. — Просто мне придется повторить ту же работу, вот и все.

– Вот зверюга! – огорчилась Анжелика. – Что же нам делать? Так и сидеть в его вольере? Если выйдем, он нас загрызет.

— Нет, ради Бога, нет! Извини, Дэвид, я не подумала хорошенько, прежде чем вернулась к тебе. Мне не следовало возвращаться — я уйду, в самом деле уйду. И никогда тебя не побеспокою, Дэвид, обещаю.

– Тут даже шокер не поможет. Но можно попробовать напугать.

– Кого? Его? Такого, пожалуй, напугаешь.

— Я Ричард, а не Дэвид, — мрачно сказал он. — Тебя трудно прикончить, не так ли? Ты умерла уже дважды и все еще жива. Быть может, третий раз положит этому конец.

– Иногда животные боятся совершенно обычных вещей. Я знал пса, который до судорог боялся стула.

– Что?

— Ричард, перестань! — крикнул я. — Пусть уходит. Она действительно уйдет и никогда больше меня не потревожит, я знаю.

– Да, да, самого обычного стула. Причем все остальные стулья в гарнитуре не вызывали в нем каких-то отрицательных эмоций, а вот этот один-единственный доводил пса до приступов паники. Некоторые животные боятся детских игрушек, пищалок, пукалок и шумелок. У тебя, случайно, в сумке нет чего-нибудь такого?

— Ты вовсе не знаешь женщин типа Луизы, — усмехнулся он. — И вообще, теперь это уже наше с ней дело. Ты мешаешь, иди спать, Дэвид… спать.

– Нет… Хотя… У меня есть шарик!

Я почувствовал, что теряю сознание и меня окутывает тьма. В этом сне все было в точности, как в мальчишеские годы. Ричард одолел меня окончательно и волен был делать все, что ему заблагорассудится. Что было дальше, я не знаю. Вдруг я понял, что лежу в собственной постели, одетый в пижаму. Посреди комнаты стоял, улыбаясь мне, Ричард:

– Какой шарик?

— Итак, ты снова цел и невредим, Дэвид. А я удаляюсь, но еще вернусь. На это ты можешь положиться.

– Красный надувной шарик. И рыжий парик. И еще непромокаемый желтый комбинезончик с плащиком.

— Луиза! Что ты с ней сделал?

Очень вовремя Анжелика вспомнила про костюм клоуна, который оставила ей на сохранение тетя Берта. Парик Анжелика уже использовала, но зачем-то таскала с собой в сумке весь костюм.

Ричард улыбнулся:

Она показала вещи Саше, и тот одобрил:

— Спокойной ночи, Дэвид. И запомни — все это было лишь сном. Довольно интересным сном…

– Слушай, а это может сработать. Пойдем в домик Багратиона, там переоденешься!

С этими словами он исчез, а я открыл глаза и обнаружил, что было девять утра и звенел будильник. Такой сон, доктор…

– Что? Я?

— Спасибо, Дэвид, теперь все понятно. Я объясню тебе этот сон, и ты никогда больше его не увидишь.

– А кто? Не я же!

— Это правда, доктор?

– Почему бы и нет?

— Перед тем, как скончалась твоя первая жена, Луиза, ты желал ее смерти? Ведь так?

После примерки пришлось признать, что костюм влезает на Анжелику идеально, а вот Саше он тесен в плечах и рукава коротковаты. И пока он надувал шарик, Анжелика перевоплотилась в клоуна.

— Да, я хотел, чтобы она умерла.

Кого-то это существо ей напоминало, а когда Саша протянул ей необычно большой круглый красный шарик, Анжелика взглянула в зеркальце пудреницы, и ее пробрала дрожь.

— Верно. И когда это произошло, ты почувствовал подсознательную вину, будто сам убил ее. В канун женитьбы на Энн это чувство вины выразилось в кошмаре, в котором вновь ожила Луиза. Вероятно, звонок будильника показался тебе телефонным, и это послужило толчком всему сну — о Луизе, Ричарде и всем остальном. Тебе понятно?

– Мне уже выходить?

— Да, доктор.

– Для начала просто подойди к ограде.

— Теперь отдохни несколько минут. Когда я разбужу тебя, ты проснешься и навсегда забудешь свой сон. Он никогда к тебе не вернется. Отдыхай, Дэвид.

Анжелика скорчила самую зверскую физиономию, на которую была способна, и шагнула из домика Багратиона в вольер.

— Да, доктор.

Что тут произошло с Багратионом, не передать! Сначала он опешил. Потом окончательно озверел.

— Доктор Мэнсон!

– Пожалуй, идея напугать собаку шариком была не из лучших.

— Да, миссис Карпентер?

– Да. Чего-то он не сильно испугался.

— Вы уверены, что это никогда ему не приснится?

Теперь пес и вовсе обезумел, не сводя налитых кровью глаз с Анжелики, он грыз прутья и так шумел, что все-таки привлек внимание хозяина.

Оказалось, что с Федором все обстояло более или менее благополучно. Если забыть о его склонности к неумеренному потреблению крепких доз спиртного, то даже прекрасно. Хозяин озверевшего пса все это время был в доме, он снова был пьян и не очень-то хорошо понимал, что происходит. Вдобавок ни Анжелику, ни Сашу он не узнал. И очень изумился, обнаружив незнакомых людей, которые сидели, запершись в вольере Багратиона, а сама прекрасная собака металась по двору в полнейшем исступлении.

— Вполне уверен: его подсознательное чувство вины всплыло на поверхность, если можно так выразиться. И именно так же оно устранится.

– Что вы тут делаете? – осведомился у них Федор, свесившись из окна. – Вы кто такие?

— Я так рада! Бедняга Дэвид был на грани нервного срыва. О, извините — звонят в дверь…

– Ваш пес загрыз нашу знакомую!

— …Это был посыльный с нашими одеялами — свадебный подарок сестры Дэвида. Я отсылала их, чтобы вышили монограммы. Не правда ли, они чудесны?

– Этого не может быть!

— В самом деле, очень красивы.

– Спуститесь и увидите сами! Вот она тут лежит.

— Я уберу их прямо сейчас. У Дэвида есть сундук из кедра, встроенный под подоконник. Он не пропускает воздуха и отлично защищает от моли, так говорил мастер. Надеюсь, что это так, — ненавижу, когда моль принимается за одеяла.

Но этого Федору не хотелось по понятным причинам. Он и сам побаивался Багратиона, который все чаще выходил из повиновения. Не получая достойного отпора, Багратион вообразил, что ему любое море по колено, и никто, включая самого хозяина, ему не указ. А раз так, то пес и не боялся никого. Таинственный недуг, замедлявший его реакцию и препятствующий движениям, уже оставил его. Пес был совершенно здоров и не собирался никого щадить.

— Дэвид, теперь можешь проснуться… Ну, как ты себя чувствуешь?

– Вы должны помочь нам!

— Прекрасно, доктор. Только я Ричард, а не Дэвид. Удивляюсь, что вы приняли рассказ Дэвида за сон. Вам-то следовало знать, что для Дэвида это единственный способ скрывать правду от себя самого. В тот раз и в самом деле был телефонный звонок и… Энн! Отойди от сундука! Предупреждаю, его нельзя открывать!.. Смотри же, я предупреждал. Но ты все-таки его открыла. Стоит ли после этого торчать у окна и вопить во всю глотку?

– Мы хотим выбраться отсюда!

Федор все-таки решился открыть входную дверь. Но оскаленные зубы Багратиона были его приветствием хозяину, которого пес явно не уважал ни на грош.

– Вы воры! Настроили собаку против меня! Я лучше вызову полицию! – предупредил Федор и скрылся в доме.

Багратион скреб асфальт задними лапами, торжествуя победу. Теперь весь двор принадлежал ему одному. Он тут был главным, а всем прочим нужно было ему подчиняться. Ненаказуемость гордыни породила сон разума. Но очень скоро Багратиону предстояло получить по заслугам за свое непомерное зазнайство.

Ричард Мэттесон

И когда возле дома затормозила чья-то машина, Багратион, не раздумывая, кинулся на вошедших. Это были трое крепких мужчин, и с ними Багратион мог бы повеселиться на славу. К его несчастью, эти люди явно знали, куда идут и кто может их тут встретить.

Добыча

Багратиону в нос полетела струя какой-то жидкости, от которой он жалко расчихался, упал на землю и начал кататься по ней, словно пытаясь извлечь из носа засевшую там осу.

Амелия вернулась домой в четверть седьмого. Повесив пальто во встроенный шкаф в холле, она принесла небольшой пакет в гостиную и уселась на тахту, сбросив туфли. Держа пакет на коленях, развязала его. Деревянная коробка напоминала шкатулку. Амелия подняла крышку и улыбнулась: это была самая отвратительная деревянная кукла, которую она когда-либо видела: семи дюймов длиной, скелетообразная, с непропорционально большой головой. Лицо маниакально-свирепое, заостренные зубы оскалены, а злобные глаза выпучены. В правой руке зажато восьмидюймовое копье. Между стеной коробки и куклой был крошечный свиток. Амелия развернула его: «Здесь Тот, Который Убивает. Он беспощадный охотник…» Артур будет доволен.

– Вперед! – подтолкнул Саша подругу. – Пока собака прочихается, у нас есть шанс добраться до дверей дома.

Артур… Она посмотрела на телефон, который стоял рядом, на столе, со вздохом отложила деревянную коробку, поставила телефон на колени и набрала номер.

Анжелике точно так же не улыбалось сидеть в вольере с телом Лидии. Поэтому она послушно зашагала вперед.

— Хэлло, мам.

К этому времени уже совсем стемнело. Двор освещался скудным светом уличного фонаря. И в его неверном свете самой себе Анжелика казалась жутковатой. Желтый непромокаемый плащик, рыжий парик, красный круглый шарик, что-то ей все это напоминало, что-то очень и очень жуткое.

— Ты еще не вышла? — спросила мать.

– Э-э-эй! – крикнула она тем людям и даже помахала им в воздухе свободной рукой.

— Мам, я не забыла, что сегодня пятница, наш вечер… — напряженно начала Амелия, но не смогла закончить фразу. Трубка молчала, Амелия закрыла глаза.

В другой руке она держала шарик, капюшон сполз на лоб, закрывая лицо. Так что Анжелика могла только слышать.

Пожалуйста, мам, подумала она.

– Я иду к вам!

— Я познакомилась с одним человеком, — сказала она, — его зовут Артур Бреслоу. Он учитель в средней школе.

– Это оно! – внезапно закричал один мужской голос, в котором слышался страх. – Оно пришло за нами! Оно уже тут!

— Ты не придешь, — сказала мать.

Анжелика продолжала двигаться, не понимая, по какому поводу шумиха.

Амелия вздрогнула.

– Оно идет к нам! Оно приближается!

— Сегодня его день рождения. — Она открыла глаза и взглянула на куклу. — Я… в общем-то обещала ему, что мы… проведем этот вечер вместе.

О чем они говорят? Анжелика продолжала недоумевать.

Мать промолчала, а Амелия вспомнила, что в сегодняшней вечерней программе нет хороших фильмов.

– Стой! Буду стрелять!

— Мы можем придти завтра вечером, — проговорила она.

Анжелика на мгновение замерла, но потом все же сделала шажок вперед. Не может быть, чтобы это они ей.

Мать молчала.

И тут же раздался грохот и возле ее головы что-то просвистело. Птица, должно быть.

— Мам?

И Анжелика шагнула снова. Опять грохот выстрела, и шарик у нее в руке с громким хлопком лопнул. Его ошметки жалко повисли на руке у Анжелики.

— Теперь и вечеров по пятницам для тебя слишком много.

И что она теперь скажет матери Павлика? Впрочем, основной ведь костюм цел. А шарик прикупить ничего не стоит.

— Мам, ведь я вижусь с тобой два-три вечера в неделю.

Затем Анжелика услышала еще один выстрел и внезапно почувствовала, как ее качнуло.

— Ты хочешь сказать, что звонишь по телефону… А могла бы заходить почаще, ведь у тебя здесь собственная комната.

А потом все смешалось. К Анжелике подскочил Саша, который зачем-то уронил ее на землю. От резкого движения тонкая «непромокайка» ощутимо натянулась. Парик свалился на грязную землю. Про шарик и вспоминать было нечего.

— Мам, не нужно снова об этом, — сказала Амелия.

Анжелика пыталась сопротивляться.

Не ребенок же я, подумала она. Хватит обращаться со мной как с ребенком!

– Ой! Что ты делаешь! Ты все испортил.

— И давно ты с ним встречаешься? — спросила мать.

– Лежи! – шептал Саша. – У них оружие!

— Примерно с месяц.

На шум из дома с громкими криком выскочил Федор. Он явно лучше понимал, что происходит.

— И не говоришь об этом мне.

И закричал:

— Я собиралась рассказать тебе.

– Аскольд, гнида ты вшивая, хорош по живым людям у меня в доме палить!

– Пока еще твоем доме. Но скоро он станет моим! Забыл про деньги, которые ты должен мне отдать?

В голове Амелии что-то запульсировало. У меня не заболит голова, приказала она себе. И посмотрела на куклу. Казалось, та уставилась на нее.

Потом разговор стал невнятным, затем Федора схватили трое мужчин и принялись его избивать.

Но длилось это недолго, потому что совсем скоро кто-то из этих троих закричал:

— Он хороший человек, мам.

– Менты! Валим!

Мать не ответила. Амелия почувствовала, как напряглись мышцы живота.

Но свалить ни у кого не получилось. Вызванная Федором полиция появилась в самое подходящее время. Взяли всех! И Аскольда с дружками, прибывшими вымогать долг у Федора. И самого Федора, хотя тот уверял, что ничего плохого не делал, а напротив, всем помогал. И Анжелику с Сашей. И даже Лидию и Багратиона. Просто лучше не придумаешь!

Вечером я не смогу поесть, подумала она и, внезапно обнаружив, что калачиком свернулась над телефонным аппаратом, заставила себя выпрямиться. Мне тридцать три, подумала она. Потянувшись, вынула куклу из коробки.