Еще Никон нашел расхождения в обряде. В греческой вере крестились тремя перстами, а в русскую традицию вошло двоеперстие. На Стоглавом соборе в 1551 году русские законы богослужения, в том числе и двоеперстие, были канонизированы. Но Собор не искоренил местные традиции отправления культа (соловецкая, московская, новгородская и др.). Все традиции, каждая по-своему, расходились с чинами вселенской церкви. Никон решил сделать обряд единым. Более всего он ожесточился на «двоеперстие». Монахи на Афоне считали двуперстное крещение ересью, и Никон решил немедленно избавиться от этой заразы.

В 1653 году он разослал по церквям указ: сколько следует класть земных поклонов при определенной молитве с обязательным предписанием креститься тремя перстами.

Всю ответственность по переписке богослужебных книг он на себя не взял, а убедил царя собрать Собор русских иерархов и прочих духовных — всего 34 человека. Царь с боярами тоже присутствовали на этом Соборе. Никон произнес прочувствованную речь, которая возвеличивала Церковь и приравнивала ее по значимости для государства царской власти: «Два важных дара даны человекам от Вышнего… священство и царство. Если будет согласие между обеими властями, то настанет всякое добро человеческой жизни». По поводу книг Собор принял решение: «Достойно и праведно исправлять сообразно греческим спискам».

Получив одобрение Собора, Никон принялся за осуществление задуманного. Он отстранил от работы прежних справщиков и передал типографию и исправление книг киевлянину Епифанию Славинецкому и греку Арсению. Прежние справщики сразу стали врагами Никона. Они обвинили патриарха в том, что он поддался киевлянам с их латинской ересью.

Началась война с Польшей. Царь уехал брать Смоленск, а столицу и свою семью оставил под присмотр Никона. Кроме того, царь Алексей поручил патриарху наблюдать за работой приказов и делами правосудия. Теперь патриарх Никон по примеру Филарета стал называть себя «великим государем», как верховный правитель он писал и подписывал приказы. Естественно, это очень не нравилось боярам. Неудовольствие это боком задевало и церковную реформу, которая шла полным ходом.

Преобразование Никона было в основном обрядовое, считалось, что именно обряд содержит в себе силу, дающую Божью благодать. Проводились реформы мягко, с подобающими объяснениями, может быть, народ принял бы их безболезненно — в конце концов, сущность веры Никон не задевал. Но привычный к власти патриарх требовал безоговорочного себе подчинения, и чем больше народ отрицал новый обряд, тем больше Никон ярился, показывая русскому обществу, что оно доселе не умело ни молиться, ни писать иконы и не имело достойного духовенства. Меры наведения порядка в церковных делах были самые крутые, порывистые, с жестокостями против ослушников. Патриарх требовал от священников жизни трезвой, постной, с точным исполнением треб. За небрежность или ошибку в богослужении Никон мог посадить священника на цепь в тюрьму, мучить его голодом. В том же 1654 году Никон приказал делать обыски во всех домах (этот указ не обходил и самых знатных) и собирать везде русские иконы нового[40] письма для уничтожения. У святых на этих иконах по приказу патриарха выкалывали глаза и носили изуродованными по городу.

Тут вдруг напала на столицу моровая язва, она совпала с солнечным затмением. Народ увидел в этом знамение и кару Господню. В городе вспыхнули народные волнения, появились даже призывы убить «иконоборца».

Никон до времени не придавал значения народному бунту, ему было не до него, он лечил людей от моровой язвы и распространения заразы. Когда же в Москве стало слишком опасно, Никон отвез семью царя Алексея в Вязьму, а потом и сам уехал туда — подальше от греха.

Только с возвращением в Москву царя Никон смог продолжать реформаторство. Из Греции с Афона были привезены пятьсот рукописей, которым приписывали глубокую древность. Их велено было взять за образец. Не встречая понимания дома, Никон заручился поддержкой Константинопольского патриарха Паисия и снова собрал Собор. На нем присутствовали, кроме русских архиереев, патриархи Антиохийский, Сербский и митрополит Молдавский. Все обсуждали вопрос троеперстного крещения. Итогом Собора было: всем, крестящимся двумя перстами, — проклятие и отлучение от Церкви.

После Собора на литургии в Успенском соборе Никон в присутствии всех гостей и самого царя произнес страстную проповедь, в которой проклял всех, кто будет писать или держать у себя не соответствующие греческому канону иконы. При этом он бросал отобранные у народа иконы на пол с такой силой, что они разбивались. Но и этого Никону показалось мало. Он приказал сжечь «неправильные» иконы. Стоящий подле Никона царь сказал тихо: «Нет, батюшка, не вели их жечь, а прикажи лучше в землю зарыть». Даже кроткого Алексея напугала неистовость патриарха.

Проклятие и отлучение от Церкви всех несогласных было крайне необдуманным, более того, легкомысленным решением. Никон должен был предвидеть последствия. Русь много лет крестилась двумя перстами, на иконах тоже изображалось двоеперстие. В сознании народа проклятие Никона распространялось и на русских святых.

Москва, а с ней и вся Россия пришли в волнение. К противникам Никона относились, во-первых, люди недовольные не столько самой реформой, сколько методом ее воплощения. Патриарху не могли простить его непомерной гордости и жестокости. Ко второй группе недовольных можно отнести малограмотных попов, которые службу исполняли по памяти, а разобраться в мудростях книг, как старых, так и новых, были не в состоянии. Реформа Никона просто оставляла их без работы. К третьей группе, и она была самой серьезной, относились идейные противники Никона. Они были защитниками старой веры, заповеданной предками, и врагами всего нового. Уж если исправлять богословские книги, изымая в них ошибки, то не по греческим образцам, а по старым русским книгам. Народу русскому дана Богом великая вера, и надо хранить ее в неприкосновенности! Греческая вера грешит уступками католикам, она «испроказилась» по принятии во Флоренции унии после порабощения Византии турками. Как же можно унижать и отрицать русскую веру, которой так недавно гордились?

С точки зрения этих противников реформы, Никон заменял русские богословские старинные книги на новые, проникнутые «латинством и лютеранством». В этих утверждениях была своя правда. Но Никон не спорил. По совету Константинопольского патриарха он просто отослал своих идейных противников подальше от Москвы. Так Аввакум — самый ярый противник, человек жизни трезвой и воздержанной, был сослан аж в Даурию (Дальний Восток), протопопы Лонгин и Данило были заключены в тюрьмы, где и умерли. Но волнения народные не только не утихали, а разгорались ярче. Раскол входил в силу.

Для справки.

Реформа Никона сводилась к следующему:

а) Устанавливался единый для всех православных церквей культ богослужения.

б) За образец брался греческий богослужебный чин, и все служебные и священные книги выправлялись по греческим образцам.

в) Главное внимание обращалось на правильность и торжественность богослужения, читали молитву и пели по очереди.

г) Крестное знамение надлежало делать только тремя перстами, земные поклоны при богослужении заменялись поясными.

д) Для богослужения допускались иконы, писанные только по греческому образцу, изымался из обращения трехсоставной восьмиконечный крест, литургию должно было совершать на пяти просфорах (а не на семи, как раньше).

е) Ход посолонь заменялись крестными ходами навстречу солнцу.

Из-за этих различий в обрядовости люди сжигали себя тысячами. Как трудно понять это современному человеку!



Реформа проходила успешно до тех пор, пока ее поддерживал царь Алексей, верный друг Никона. Однако где-то к 1658 году в их отношениях наметилось охлаждение. Кроткого царя не мог оставить равнодушным тот погром, который Никон учинил в храмине церкви. Алексей Михайлович был согласен с изменением обряда, но не с надругательством над прежними обычаями. Возраст царя подходил к тридцатилетию. Он не нуждался уже в мелочной опеке властного патриарха и стал тяготиться его гневливыми окриками.

По мягкости характера царь не мог решиться на откровенный разговор с Никоном, а просто стал постепенно удаляться от патриарха, не оказывая ему те знаки внимания, которые стали привычными. Началось с мелочи. Летом 1658 года в Москву приехал грузинский царевич Теймураз, и в честь него давался во дворце обед. Никона (дело небывалое!) не пригласили. Тогда патриарх послал ко двору своего человека, чтоб тот разведал обстановку. Расчищая для Теймураза путь ко дворцу через толпу любопытствующего народа, окольничий Хитрово, по обычаю, орудовал палкой, награждая ударами особенно любопытных. Такой же удар достался и посланцу Никона. «Я патриарший слуга и пришел по делу!» — закричал обиженный посланец. На это Хитрово с криком «Не чванься!» влепил никоновскому человеку еще один удар.

Никон пришел в страшное негодование и тут же написал царю письмо. Тот обещал во всем разобраться и встретиться с Никоном. Не встретился… более того, не пришел на службу в Успенский собор на праздник Казанской Богородицы, предпочитая молиться в собственной церкви. Посланный от царя боярин сказал Никону: «Царское величество на тебя гневается и велит сказать, чтоб вперед ты великим государем себя не называл и не писал».

Это была уже «опала». Никон смертельно обиделся. В сильном волнении отслужил он обедню, а после причастия велел сторожам задержать народ — он будет говорить проповедь. Речь его была горестной и пылкой: никакой он не иконоборец и не еретик, а страдатель за дело православия, а раз народ его не понимает, то он отказывается от патриаршества и уходит. После этого Никон вошел в ризницу, написал царю письмо и облачился в простые одежды.

В церкви поднялся плач и вой: «На кого ты нас, сирых, оставляешь?» Чтоб не дать патриарху уйти, затворили двери не только в соборе, но и в Кремле, лошадь из повозки Никона выпрягли. Никон сам плакал от умиления над собственным подвигом, но цепко держал взглядом дверь — ждал царя. Но Алексей Михайлович и на этот раз не пришел, а послал разбираться с Никоном боярина Трубецкого. Но что патриарху Трубецкой, о чем с ним можно говорить? Никон сообщил только, что слагает с себя сан, и на следующий день отбыл в отстроенный недавно Воскресенский монастырь на Истре, прозванный Новым Иерусалимом.

Никон построил себе два монастыря. Первый, на Валдае, в честь иконы Иверской Богоматери был построен в начале его патриаршества. Второму, Воскресенскому монастырю, был всего год. Как-то приехав в гости к Никону, царь побывал на строительстве, осмотрелся вокруг и сказал: «Хорошее место! Словно в Иерусалиме». Прозвище прижилось. Более того, Никон послал в истинный Иерусалим человека сделать точный снимок (обмер) с тамошнего храма Воскресения. По этим обмерам и строили собор на Истре.

Перед отъездом Никон через бояр смиренно благословил царя, семью его и будущего патриарха. В Новом Иерусалиме он, казалось, совершенно успокоился и принялся обустраивать любимый монастырь: наравне с рабочими копал пруд, расчищал леса, ладил мельницу…

Шли месяцы, Никон писал в Москву смиренные письма, но царь не звал назад, и в сердце опального патриарха зародились сомнения: а не зря ли он разыграл глупую сцену со своим отречением? Никону стало известно, что пастве его запрещено ездить в Воскресенский монастырь, что по распоряжению духовенства в Москве просматриваются его бумаги и письма. Здесь личина смирения разом слетела с патриарха, он громыхнул царю письмом. В этом резком послании он умолял Алексея не гневаться понапрасну, но не мог сдержаться: письмо изобилует фразами необычайно горячими. «Дивлюсь, как ты дошел до такого дерзновения?» — вопрошает Никон у царя по поводу обыска у него в келье. Каждое обвинение в свой адрес Никон опровергал с необычайной страстностью. Письмо вышло длинным, кудрявым, гневливым и обиженным. Царю оно не понравилось. Было ясно, что Никон вовсе не собирается оставлять патриарший престол. В письме он сообщил, что благодать Святого Духа у него не отнята, а свидетельство тому — излечение им двоих людей от черного недуга одной молитвой.

Такие сведения должны были смутить многих. Уже ясно было, что России уготовано двупатриаршество — вещь неслыханная!

После поражения под Конотопом, когда Москва была в ужасе и ждала нашествия поляков с Выговским и татарского хана, царь предложил Никону для безопасности перебраться в Колязинский монастырь. Никон категорически отказался, ломаясь при этом: лучше пойду в Зачатьевский монастырь! У Зачатия монастыря не было, а стояла большая тюрьма.

Прошло время, и Никон посетил Москву, виделся с царем и царицей, но свидание это не дало никаких результатов. Один из иностранцев рассказывает в своих заметках, что в Москве Никон устроил трапезу для бедных, сам обмывал им ноги и как бы между прочим спрашивал: кончилась ли война с Польшей? (Ему ли не знать об этом!) Получив отрицательный ответ, Никон вздохнул глубоко: «Святая кровь христианская из-за пустяков проливается…» Москва с упоением обсуждала слова и поступки опального патриарха, но никто не имел к нему сочувствия. Никон отбыл в Воскресенский монастырь.

Царь не решался сместить Никона и избрать другого патриарха. Алексея Михайловича окружали теперь греческие священники. Спор Никона с царем вошел в новую силу, через посредников сказано было много обидных и оскорбительных слов, фигурировало даже проклятие Никоном царя, хотя проклял патриарх не Алексея, а некого дворянина, отсудившего у Воскресенского монастыря земельные угодья. Умелые интриги использовали каждую ошибку Никона, а сам патриарх все подливал кипятку в остывающие было разногласия.

В 1664 году Никон пережил новое унижение. Прошел слух, что царь хочет помириться с Никоном. Один из приближенных царя, боярин Зюзин, решил стать посредником, о чем и написал Никону. Тот поверил, приехал в Москву и к заутрене явился в Успенский собор. Там он остановил службу, взял патриарший посох и встал на патриаршее место. Народ обомлел, не зная, что и думать. Царь послал в собор бояр за разъяснениями.

На вопрос, зачем явился, если снял с себя патриаршество, Никон с достоинством отвечал, что снял патриаршество по своей воле и вернул по своей, поскольку видел во сне знак — явление святителей. Сновидения такая вещь, которая не имеет свидетелей. Никону не поверили и отправили назад в Воскресенский монастырь. Зюзин за неосторожность и своеволие был арестован, пытан и сослан в Казань.

Собор 1666 года по решению все тех же греков (вот ведь насмешка судьбы!), вселенского патриарха Паисия и Макария Антиохийского, лишил Никона звания патриарха и отправил на заточение в белозерский Ферапонтов монастырь простым монахом. Там опальный патриарх прожил 15 лет. Уже при царе Федоре Алексеевиче ему разрешили вернуться в любимый Воскресенский монастырь — Новый Иерусалим, но по дороге туда Никон скончался. Хоронили его как патриарха, вернув посмертно высокий церковный чин.



Аввакум.

Противоречия между царем и Никоном только способствовали расколу. Отсутствие зримого патриарха позволило борцам за старую веру опять поднять голову. Многие вернулись из ссылок и принялись проповедовать. В числе прочих вернулся из Даурии и Аввакум. Я хочу рассказать о нем подробнее не только потому, что он был главным противником Никона и ревнителем старины. Аввакум был талантливым писателем и в своем «Житии…» рассказал с огромной силой о своей судьбе и о своем времени.

Аввакум родился в селе Григорьеве, под Нижним Новгородом, в семье священника. Григорьево соседствовало с родным селом Никона, «соперники» были примерно ровесниками и знали друг друга с детства. Аввакум по примеру отца стал священником. В поведении он был необычайно строг, характер имел истовый и, направляя на путь истинный прихожан, часто конфликтовал с ними. Однажды чуть до смерти не был забит мирянами.

В 1651 году он отправился в Москву. Благодаря связям с царским духовником Ванифатьевым и протопопом Казанского собора Нероновым[41] Аввакум познакомился с патриархом Иосифом и стал справщиком книг при московской типографии.

Мы уже знаем, как обошелся с ним Никон. В Москве считали, что противоречия между земляками носят скорее личный, чем идейный характер, поэтому в 1664 году бывшего справщика и протопопа Аввакума вернули из ссылки. В Москве он сразу погрузился в церковную и политическую жизнь столицы, был принят царем, побывал в домах боярских. Всюду он нес свое пылкое суровое слово, проклиная Никоновы новшества, и радел за старую веру.

Две знатные горожанки, сестры (в девичестве Соковнины) княгиня Урусова и боярыня Морозова,[42] стали последовательницами Аввакума и вместе с ним проповедовали раскол. Аввакум был слишком заметен, громок, настойчив, поэтому его периодически ссылали то в Мезень (Архангельской губ.), то в Боровско-Ипатьевский монастырь и, наконец, в Пустозерск. Аввакум призывал не подчиняться власти церковной и светской, писал о воцарении в мире Антихриста и скором конце света.

В 1666 году Аввакум был вызван на Собор в Москву, где расстрижен, проклят и уже навечно сослан в Пустозерск. Вместо Никона был выбран новый патриарх Иосаф. На Соборе были прокляты не только вожди раскола, но и его последователи, а таких была половина России. Теперь у раскольников не было способов примирения с официальной Церковью, оставалась только борьба.

Первым открытый бунт за старую веру поднял Соловецкий монастырь. Царь послал туда войска. После многолетней осады монастырь был взят. Соловецкие раскольники в народе почитались святыми. В эту пору возник страшный способ борьбы за веру предков — самосожжение. Раскольники считали, что такая мученическая смерть открывает прямой путь в Царствие Небесное.

Все это время, долгих четырнадцать лет, Аввакум прожил в темнице в ужасных условиях со своими соратниками — Лазарем, Епифанием и Никифором. 1 апреля 1682 года «за великие на царский дом хулы» все они были заживо сожжены.



Казак Степан Разин.

Степан Разин — это обширнейший народный мятеж или восстание, зародившееся на южном Поволжье.

В 1665 году атаман Разин с казаками воевал под командой князя Юрия Долгорукого против поляков. Наскучив войной, он решил уйти со своими казаками на Дон, поскольку служил царю не по долгу, а по хотению. Долгорукий этого не понял, поймал «дезертира» и казнил его. У казненного атамана было два брата — Степан и Фрол.

Степан решил отомстить царю за обиду, нанесенную старшему брату. Степан Разин был личностью необыкновенной. Он обладал неукротимой волей, огромной физической силой, был очень деятельным человеком и при этом себе на уме — никому не хотел подчиняться, даже Богу. Захотелось — пошел в Соловки на богомолье, а потом и вовсе забыл, что есть на свете церковь; сегодня он воюет с азартом и доблестью (он был хорошим стратегом), а завтра все бросит ради пьянства и кутежей. Он с нечеловеческим терпением мог переносить любые лишения, иные говорили, что он вообще не чувствует боли, при этом отличался обаянием и одним взглядом мог подчинить людей своей воле. Умен, видно, был, но народ считал его колдуном. Степан Разин — это вождь голытьбы, отринутой обществом, типичный «уголовник» XVII века, но уголовник самого высокого ранга со всей подобающей этому образу романтикой.

«Карьеру» народного вождя он сделал стремительно. В апреле 1667 году Разин собрал удалую ватагу, посадил ее на четыре струга и поплыл вверх по Дону. В том месте, где Волга сближается с Доном, собирались обычно беглые, так называемые воровские казаки — будущая армия Разина. Объединились… дальше грабежи и убийства. У Разина уже 35 стругов, он плывет вниз по Волге. Взяли Яицкий городок, подошли к Каспию. Войско Разина все разрасталось, теперь уже можно грабить прикаспийские города: Баку, Дербент, Фарабау. В Дербенте на невольничьем рынке Разин освободил русских пленных.

Армия Разина уже настолько велика, что он грозит иранскому шаху. Состоялась битва с иранским флотом, и Разин ее выиграл! В числе огромного количества пленных Разин захватил дочь Менеды-хана. Прекрасная персиянка стала его наложницей.

В августе 1669 года Разин направился к устью Волги. Здесь вольная армия грабила иранские суда и рыбные промыслы астраханского митрополита.

В Астрахани воеводы не решались вступить с Разиным в открытый бой. И не из боязни потерять город. Политика государства в отношении казаков была такая: если покаялся — прощать. Правительству куда выгоднее было иметь казаков союзниками, чем врагами. Тогда еще никто не представлял себе, в какое кровавое действо выльется народная вольница.

Астраханский воевода князь Прозоровский объявил Разину, что гарантирует ему и казакам свободное возвращение домой, если они сдадут захваченные по городам пушки и пленных. Разин принял предложение воеводы и на богато разукрашенных стругах вошел в Астрахань. Народ встретил его криками «слава».

Разин привез с собой награбленные богатства и десять дней казаки, разряженные как царевичи арабских сказок, бродили по Астрахани, торговали, пили и, конечно, безобразничали. Разин не торопился вспоминать условия договора. Воевода надеялся вместе с пушками и пленными получить у атамана дочь Менеды-хана. Говорили, что она родственница иранского шаха. Ее освобождение казалось актом государственной важности. Но у Разина были свои виды на пленную княжну. Он надеялся обменять ее на русских пленных. Однако хан предлагал за дочь большой выкуп, а о пленных молчал.

«И за борт ее бросает в набежавшую волну…» поется в народной песне. Все так и было, утопил Разин несчастную красавицу, «подарил ее Волге». Было ли это минутным капризом или верностью казацким обычаям — не иметь рядом женщины, или обида на хана — неизвестно. Вероятнее всего, что все перечисленные причины сыграли свою роль.

Вскоре Разин оставил Астрахань и ушел вверх по Волге. К нему стекались обездоленные со всей Руси, атаман был для них не только «колдун-чародей», но и «батюшка», защитник. Вернувшись на Дон, казаки перезимовали на укрепленном Кагальницком острове. Здесь на острове новые подкрепления влились в вольную армию.

Весной Разин начал необъявленную войну с сильными мира сего, и с теми, кто служил им, и с их армией: он начал войну с государством. В апреле 1670 года Разин занял Царицын и оттуда направился в Астрахань. На этот раз он решил взять город с бою.

Воевода Прозоровский организовал оборону города. Оружия и боеприпасов было достаточно. На рейде Каспийского моря стоял первый русский корабль «Орел»[43] с тридцатью двумя пушками на борту, воевода очень рассчитывал на помощь этого корабля в защите Астрахани.

Но местная беднота хорошо помнила щедрого и отважного атамана. Когда разинцы штурмовали крепостную стену, с ними не только не сражались, но тянули руки, чтобы помочь.

Разин взял город за одну ночь, а наутро учинил жестокую расправу над воеводой, его армией, иностранными офицерами, дворянами, купцами, приказными, то есть со всеми, кто пытался защищать город. Разин отворил тюрьмы, и все колодники получили свободу. Городская беднота, а также обретшие свободу убийцы и воры помогали Разину во всех его бесчинствах.

Летом 1670 года народная война перекинулась из Нижнего Поволжья в глубину России. Без боя были взяты Саратов, Самара, потом Саранск, Пенза. Разин шел на Москву.

4 сентября войско восставших подошло к Симбирску. Воевода Милославский стойко оборонял городскую крепость. 1 октября к Симбирску подошли государственные войска под командой князя Барятинского. Разин вышел навстречу государственной армии и первый раз в своей стихийной войне потерпел сокрушительное поражение. Оно же было последним. Солдаты Барятинского были европейски обучены и вооружены, куда было противостоять им многочисленному, но плохо организованному, разномастному войску Разина. Это было не сражение — бойня! Разин был ранен в бою. Преданные люди спасли атамана от плена и скрытно, передвигаясь по ночам, увезли его вниз по Волге, оттуда на Дон, на укрепленный Кагальницкий остров. Там Разина и захватили в плен, как говорят — обманом, и выдали правительству.

Как колдуна его заковали «освященной цепью» и доставили в Москву. По улицам города Разина везли прикованным к виселице, которая стояла на телеге. За ней бежал брат, Фролка Разин, привязанный цепью к краю телеги. Фролка от природы был нрава тихого, но жизнь втянула его в водоворот кровавых страстей, и он стал помощником Степана во всех делах.

После допросов и жесточайших пыток братьев Разиных привезли на казнь на Лобное место. Я не буду описывать всех ужасов, которые выпали на долю Степана, — он не проронил ни слова. Брат Фролка, уже битый и пытанный, видя мучения брата и понимая, что сейчас наступит его черед, закричал стражникам: «Слово и дело государево» — мол, я еще дам показания. «Молчи, собака!» — бросил Степан. С тем и умер: ему отрубили голову.

После казни зачинщиков восстания стали расправляться с взбунтовавшимся народом, и проделали это с крайней жестокостью.

Степан Разин, конечно, разбойник, но и герой, но и богатырь — защитник униженных. За это и помнит его народ и по сию пору поет о нем песни. Да и кто мог на Руси защитить обездоленный народ, кроме атамана-разбойника?



Россия накануне реформ

Реформы Петра I возникли не на пустом месте. Эпохе Петра предшествовало время ломки старых традиций, и осуществлены преобразования были людьми, стоящими рядом с тишайшим царем Алексеем Михайловичем. В это время взамен старого названия «Русь» утвердилось новое — «Россия».



Самой яркой фигурой из числа сотрудников царя был Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Сын небогатого псковского помещика, он сам проложил себе дорогу в жизни. В молодости ему удалось получить хорошее образование, он знал математику, латынь, немецкий. Служить он начал еще при царе Михаиле, но особенно продвинулся при Алексее Михайловиче делами военными, дипломатическими и вообще самыми разнообразными, направленными на обновление общества. В 1667 году после восьмимесячных переговоров он заключил с Польшей выгодное для России Андрусовское перемирие и стал заведовать Посольским приказом. Царь присвоил ему высокий титул «царственныя большия печати и государственных посольских дел сберегателя». Фактически Ордин-Нащокин стал канцлером.

При государственном цепком дипломатическом уме он имел неуживчивый и обидчивый характер, что и стало одной из причин его падения. В результате придворных интриг Ордин-Нащокин в 1672 году получил отставку, очень тяжело пережил ее и постригся в монахи. Начальником Посольского приказа был назначен Артамон Матвеев.



Ртищев Федор Михайлович — постельничий царя, а потом воспитатель наследника. Этот богатый царедворец мог служить эталоном доброго и добродетельного человека, которого могла выпестовать старая Русь. Ртищев, необычайно скромный человек, старающийся всегда держаться в тени, выкупал на собственные деньги пленных у мусульман, построил больницу для бедных — словом, совершал подвиги благочестия. Один из первых пришел он к мысли о необходимости исправления богослужебных книг.

При этом Ртищев стоял за новые веяния в России и очень ратовал за дело просвещения. В 1649 году он устроил школу для молодых дворян в Андреевском монастыре, где изучались риторика, философия, латынь и греческий. Позже в Москве (уже при царе Федоре) было открыто первое высшее учебное заведение для людей «всякого чина, сана и возраста» — Славяно-греко-латинская академия. Она размещалась в Заиконоспасском монастыре на Никольской улице, в ней готовили высокое духовенство и чиновников. Деятельность Ртищева можно назвать богословско-просветительской.



Артамон Сергеевич Матвеев — образованный, умный, деятельный и решительный помощник царя. В русской армии заводили новый (иноземный) строй. Матвеев стал полковником этого войска, потом стрелецким головой. Он был сторонником воссоединения Украины с Россией, стоял за просвещение, по домашнему укладу и обычаям был человеком западным. Матвеев руководил Посольским и Аптекарским приказами.

После смерти царя Алексея Матвеев подвергся опале и был сослан на шесть лет в Пустозерский острог на Север.



Симеон Полоцкий, белорус, учился в Киево-Могилевской коллегии. В двадцать семь лет стал монахом Богоявленского монастыря. С царем Симеон познакомился в Полоцке, когда преподнес Алексею Михайловичу хвалебные вирши. Царь запомнил ученого монаха и через восемь лет призвал его на службу в Москву. Вначале Симеон работал в Тайном приказе, но уже через три года стал воспитателем царских детей и придворным поэтом. Он писал богословские поучения, стихотворения, драматические пьесы — вещь неслыханная в старой Руси. В его ведение находилась Верхняя типография, где он напечатал свой «Букварь». Симеон был проповедником реформы Никона в разумном ее содержании, то есть выступал за обновление и возрождение Православной Церкви. В своих зачастую наивных и бесхитростных виршах он боролся с расколом.



И, наконец, надо подробнее рассказать о самом царе Алексее Михайловиче, который, не отрекаясь от заветов предков и благочестивой старины, позволил проникнуть в русскую столицу западному влиянию.

Он был любознательным ребенком. По обычаю того времени, в шесть лет научился читать Часовник, потом Псалтырь и Деяния апостолов. В то время как он учился писать, ему преподавали пение на церковный манер и полный чин богослужения. Он был хорошим учеником и позднее, простаивая по пять часов в церкви, подмечал малейшую неточность в службе и мог дать сто очков вперед любому монаху. Но, с другой стороны, на царя огромное влияние оказал его воспитатель Морозов, человек, тяготеющий к Западу. Еще в детстве он приучил будущего царя к немецкому платью.

Об Алексее Михайловиче пишут, что он был привлекателен внешне, взгляд имел кроткий, веселый, лицо румяное, однако фигурой со временем стал тучен. Последнее удивительно, потому что мало кто в России так сурово соблюдал пост: по понедельникам, средам и пятницам царь вообще ел только ржаной хлеб, запивая его водой. А к царскому столу подавали до семидесяти блюд. Царь рассылал их приближенным. К слову скажем, что Алексей Михайлович был трезвенник.

Лето он обычно проводил в любимом подмосковном Коломенском. Его деревянный дворец был словно расписной терем из сказки, для жизни удобен и радостен для взгляда. Царь любил природу, созерцание ее рождало в душе высокие, светлые переживания. Но еще более любил он соколиную охоту, при дворе обучались кречеты, соколы и ястребы. Для содержания и обучения птиц существовал целый штат сокольников и кречетников. Эти люди жили безбедно!

Царь любил порядок. Это качество вылилось в четкое соблюдение дворцового чина. Двор был очень богат. Царский выход, прием послов, богомолье, трапеза, церемонное свидание с царицей, вручение боярских челобитных — все это происходило весьма торжественно и отнимало массу времени, и хоть царь вставал рано, с четырех часов утра был на ногах, он всегда был очень занят — не передохнуть! Делами государства царь занимался после обеда до полудни, а больше ни-ни! Ведь после трапезы — продолжительнейшей! — необходимо было спать до вечерни. Для благочестивого, чтущего обряды человека этот сон был обязателен. После вечерни можно было расслабиться, побыть с семьей, сыграть в шахматы или просто поговорить о том о сем.

Перед народом царь появлялся в полном блеске своего величия. Перед царским выездом подметали улицу. И вот появлялись… возок роскошен, на запятках бояре, следом стрельцы. Народ падает ниц. Понятие «самодержавие» заиграло при Алексее Михайловиче новым цветом. Царь — олицетворение нации. Земские соборы потеряли свое значение. Сейчас все решают служилые люди — «чиновники». Вся русская жизнь расписана «по чину»: как детей крестить, как свадьбу играть (стрельцам и крестьянам по-разному), как устраивать смотрины невесте и т. д.

Но при таком громоздком церемониале Алексей Михайлович со всей серьезностью относился к «царским» обязанностям. Сохранилась записка царя — краткий конспект к думскому заседанию. В записке есть цифры (царь наводил справки), вопросы, которые он предложит боярам к обсуждению, а также его собственные заключения, касаемые справедливости и служебного долга. Он сознательно допускал бояр к управлению государством.

Алексей Михайлович был царь всея Руси, опыт предшественников и окружение постоянно напоминали, что он первый человек в стране и может позволить себе все. Однако никогда не посягнул он на чужую жизнь и имущество.[44] Об Алексее, правда, пишут, что он был гневлив, а в гневе позволял себе жестокие выходки. Например, купание опоздавших к смотру бояр в проруби (по-нашему это просто «моржи»). Вышедших из ледяной купели царь кормил потом вдосталь, так что иные нарочно опаздывали, чтоб попасть на царскую трапезу.

Концепция мира у царя была, как и должно в XVII веке, религиозная, с этой точки зрения он обо всем и судил. Но Алексей Михайлович был любопытен, умел рассуждать. Его мораль и философия при всем церковном аскетизме очень человечна и симпатична. Была у царя безобидная слабость — он любил писать письма и вообще не был чужд писательства. Не уготовь ему судьба столь высокий пост, может быть, он бы проявил себя в этой области. Во всяком случае, о соколиной охоте он написал цветисто и вполне профессионально: «Уложение чина Соколичья пути».

Алексей Михайлович был артистичен, он позволил возникнуть в России театру. Вспомним, что менее семидесяти лет назад Лжедмитрий за любовь к танцам поплатился жизнью. Алексей Михайлович умел чувствовать чужую боль и переживать ее, как собственную. Трудно найти среди русских царей более доброго человека. Иные историки пишут, что везде бы он был хорош, кроме как на троне, был пассивен, мол, маловато нравственной энергии. Я не могу с этим согласиться. Как же он был пассивен, если до всего ему было дело? И нравственной энергии ему было не занимать. Отчего же народу было так тяжело в его правление? Какого же царя надобно России, чтоб она и вперед продвигалась, и была счастлива? А шут его знает! Сие есть тайна неразгаданная.



В марте 1669 года умерла царица Мария Ильинична (в девичестве Милославская), первая жена царя Алексея. От первого брака царская чета имела пять сыновей и восемь дочерей (старшей была Софья). Из пяти сыновей два умерли в младенчестве, старший, Алексей, скончался в шестнадцать лет. Наследником престола был назначен Федор. Младший сын Иван был здоровья слабого и ума малого.

Царь был примерным семьянином. Когда умерла царица Марья, ему было сорок лет. Встал вопрос о втором браке царя. Были назначены смотрины. Выбор пал на двадцатилетнюю Наталью Кирилловну Нарышкину. Она была дальней родственницей Артамона Матвеева и воспитывалась в его доме. В 1671 году она стала царицей.

30 мая 1762 года от второго брака у царя родился сын Петр, потом две дочери — Наталья и Федора (умерла девочкой).

Царь прожил с Натальей Кирилловной пять лет, и это были счастливые годы. Другом царя в это время был Артамон Матвеев. Артамон Сергеевич держал дом по западному образцу. Женщины не сидели там в тереме, имелся даже домашний театр.

С годами царь Алексей Михайлович сильно изменился. Он уже начал тяготиться строгим дворцовым ритуалом. Богослужение по-прежнему было на первом месте, но оставляло место увлечениям. В Москве появилась странствующая немецкая труппа, и в селе Преображенском была построена «комедийная хоромина», потом «комедийная палата» появилась и в Кремле. Представлялись пьесы из Священного писания и комедии пера Симеона Полоцкого. На Масленицу 1675 года на сцене дали балет, в котором главным героем был Орфей. Религиозное чувство царя успокоили тем, что и в древней Византии был театр, а современные европейские монархи находили такие увеселения обычными.

В январе 1676 года царь заболел. За два дня до смерти он благословил на царство сына Федора, приказал выпустить из тюрьмы всех узников, освободить из ссылки сосланных, простить все казенные долги и уплатить долги частные, из-за которых люди содержались в тюрьме. 29 января 1676 года Алексей Михайлович умер.



Освоение Сибири

Нельзя не рассказать о людях удивительных, которые в XVII веке в жесточайших климатических условиях, зачастую без продовольствия, без каких бы то ни было удобств, гонимые вперед скорее собственным любопытством, чем долгом, «проведывали новыя землицы» и присоединяли их к России.

«Муза дальних странствий…» — как красиво это звучит и кажется вполне созвучным именам Колумба и Васко да Гама, теплым морям, каравеллам. А какая муза гнала русских казаков, затерянных на огромном, малонаселенном, лютом от холода пространстве Сибири? Затраты государства на их походы были ничтожны, военные силы минимальны. Сибирские аборигены не имели огнестрельного оружия, были малочисленны, а потому не могли защититься от отрядов казаков. Освоение новых земель велось традиционно: звали в гости туземных начальников, поили допьяна, дарили металлические безделушки, а дань (ясак) требовали платить драгоценными мехами.

На освоенных землях казаки ставили остроги — избы за высокими заборами, оттуда они и руководили туземцами. Русское правительство напутствовало: не делай насилий над местным населением, не грабь, не обращай против воли в православие. Но до Москвы далеко, а условия жизни жесточайшие, потому и грабили, и обижали. Местные бунтовали, воевали с казаками, но выжить их со своих земель не могли.

В начале царствования Михаила был основан Енисейск, и от него пошли казачьи отряды на восток и на юг Сибири. В 1621 году воевода Дубенский с тремя сотнями казаков основал Красноярск. В 1629 году из Енисейска сотник Бекетов проплыл по рекам Тунгуске и Илиму и дошел до бурятов. Тогда бытовал миф о необычайном богатстве «братского народа», как называли бурятов. В 1631 году атаман Порфирьев основал на Ангаре Братский острог, и с тех пор около десяти лет вел с бурятами войну. Атаман Галкин достиг Лены. В 1632 году сотник Бекетов заложил Якутский острог (теперешний Якутск).

Казаков волновали слухи о необычайно богатом озере Лама (Байкал), говорили, что там есть серебряные и золотые прииски. На поиск озера из Енисейска были предприняты экспедиции: без карты, без точной информации, при необычайно коротком лете с гнусом и комарами, при лютой зиме. В 1636 году Елисей Юрьев со служилым Прошкой Лазарем, десятью казаками и сорока охотниками отправились искать Байкал, для чего поплыли вниз по Лене и вышли к Ледовитому океану. Читаешь и диву даешься! Перезимовали, не погибли, построили лодки и опять поплыли, собирая с местного населения ясак. Юрьев основал Устьянск.

Освоение новых земель тут же вызвало появление в Сибири промышленных и чиновных людей. На Ленском волоке (где Енисей приближается к Лене) была устроена таможня.

Первым до Байкала дошел пятидесятник Курбат с семьюдесятью четырьмя казаками в 1643 году. Буряты стали платить ясак русскому царю. В 1648 году служилый человек Семен Дежнев с экспедицией, как сказали бы сейчас, в двадцать пять человек отправился морем на поиск новых земель. Буря вынесла их в океан ниже реки Анадырь. Хлеб кончился, наступила зима. Жилище строить было не из чего, потому копали сугробы и в этих снежных норах жили. Из двадцати пяти человек выжило двенадцать, весной они пошли вверх по Анадырю. На земле анаулов пришлось сразиться с местным населением. Дежнев был ранен, но анаулы не растерзали чужаков, а заключили с ними мирный договор и стали платить этим двенадцати ясак моржовыми клыками.

Казак Василий Поярков достиг Амура, а вслед за ним другие отряды русских землепроходцев пришли на землю дауров. Более всех прославился своими подвигами Ерофей Хабаров. Он пришел в Даурию в 1648 году и с сотней казаков покорил город Албазин. Далее он спустился вниз по Амуру и утвердился в Комарском остроге. В 1659 году Амурский край со всей Даурией поступил в ведение Нерчинска.

Покорение Амура привело к столкновению русских с Китаем, который считал эти земли своими. В 1670 году начались военные стычки, китайцы и местное население нападали на русские остроги и уничтожали их. Для урегулирования отношений России и Китая из Москвы в Нерчинск приехал посол — окольничий Федор Алексеевич Головин со свитой в две тысячи человек. Китайский император, со своей стороны, выслал посольство, в котором вершили все дела два одетых по-китайски иезуита — испанец Перейро и француз Жербильон. Китайское посольство сопровождало пятнадцатитысячное войско. Переговоры открылись в 1689 году, высокие стороны беседовали по-латыни. Русским пришлось отказаться от Амура. Граница России стала проходить по реке Горбице, а дальше до Охотского моря. Амурский край был возвращен России только при Александре II.

Мои записки (против воли) дышат великодержавным настроением, но ведь восхищения достойны эти мужественные и бесстрашные люди — русские землепроходцы!



Царь Федор Алексеевич (1676–1682 гг.)

Вступившему на престол царю Федору было четырнадцать лет. Он был болен, едва мог ходить,[45] но голову имел ясную и был неплохо образован. Симеон Полоцкий выучил Федора Алексеевича латыни и польскому языку, мальчик любил читать, сочинял музыку.

Как водится при юных царях, реальная власть попала в руки старших и цепких соправителей. Сразу образовалось несколько партий, каждая из них «тянула одеяло на себя». Верх взяли Милославские, родственники первой жены покойного царя Алексея. Их поддерживали бояре, стрельцы, словом, ненавистники западного влияния. Во главе партии стоял Иван Милославский и патриарх Иоаким.

Для укрепления позиций Милославским необходимо было убрать подальше, с глаз долой, здравствующую царицу Наталью Кирилловну (Нарышкину) с сыном Петром, здоровым и смышленным четырехлетним мальчиком. Вдову царя Алексея ненавидели дочери от первой жены и вообще вся женская половина дворца. Царицу с сыном отослали в подмосковное сельцо Преображенское, где они жили, постоянно опасаясь покушения.

Далее взялись за Артамона Матвеева. Он был правой рукой царя Алексея, по уму и знаниям именно Матвеев должен был занять первое место подле юного государя. Артамон Матвеев был воспитателем Натальи Кирилловны, более того, именно Матвеев обличил перед царем взяточничество Ивана Милославского, после чего последнего выслали в Астрахань. Теперь можно было посчитаться.

Серьезных причин для удаления Матвеева, таких, чтоб народу объявить, не искали. Из Посольского приказа его удалили за то, что Матвеев якобы не уплатил 500 рублей за вино датскому резиденту Монсу Гею, о чем оный Гей сообщил письменной жалобой. Потом Матвеева обвинили в чернокнижии (считай, колдовстве) и недостаточном радении о здоровье покойного царя Алексея. Матвеев-де заведовал Аптекарским приказом, поставлял Алексею Михайловичу лекарства, а после царя, как должно, настойки не допивал. Слуга Матвеева, карлик Захарка, под пыткой подтвердил, что по призыву Артамона Сергеевича в комнату входили нечистые духи. Словом, история гадкая и некрасивая. Артамона Матвеевича с сыном сослали в Пустозерск, имущество конфисковали. Сослали также двух братьев Нарышкиных — Ивана и Афанасия.

Политика России в первые годы правления царя Федора касалась главным образом дел малороссийских. На украинские земли претендовала Турция. Претензия вылилась в войну, которая продолжалась пять лет и кончилась подписанием перемирия в Бахчисарае сроком на двадцать лет. По договору Левобережная Украина и Киев остались за Россией. Правобережная Украина при гетмане Петре Дорошенко на некоторое время попала под власть султана.

Через три года власть Милославских кончилась. Царю исполнилось семнадцать лет, он уже сам мог выбирать себе советчиков. Ими стали два ловких и способных человека: постельничий Языков и спальник Лихачев. Они были незнатны, но честны. К государственным делам был призван также князь Василий Васильевич Голицын.

Князь Голицын был яркой личностью, это был один из наиболее образованных людей XVII века, знал много языков, имел великолепную библиотеку и всячески содействовал сближению России с Западом. В 1682 году он возглавил Посольский приказ, а позднее, при регентстве Софьи Алексеевны, стал фактическим правителем России. Но об этом разговор впереди.

В 1680 году царь Федор женился на дочери смоленского шляхтича Агафье Грушецкой. Царицу невзлюбили. Мало того, что незнатного роду, так еще «полька». Но молодая царица была образованна, завела при дворе польскую моду, при ней стали брить бороду, носить кунтуши и учиться польскому языку.

Через год царица Агафья умерла при родах вместе с ребенком. Вторым браком царь Федор был женат на Марфе Апраксиной, родственнице постельничего Языкова. Марфа была крестницей Артамона Матвеева и за два месяца жизни с царем успела вернуть Артамона Сергеевича из ссылки. 27 апреля 1682 года царь Федор в двадцатилетием возрасте скончался, не назначив себе преемника.



Он правил семь лет. Правление царя Федора было настолько тихим, что нередко о нем забывают, словно после царя Алексея на троне сразу воцарился Петр вместе со своим болезненным братом Иваном. Однако правление Федора Алексеевича оставило заметный след разумными распоряжениями внутреннего порядка.

При царе Федоре была уничтожена язва старой Руси — местничество (довершил эту работу Петр I). Большое участие в уничтожении старой традиции принимал Василий Голицын. Разговор о местничестве зашел на соборе служилых людей «для устроения и управления ратных дел». Турецкая война потребовала реконструкции армии. После обсуждения дел военных было предложено уничтожить местничество, то есть традиции давать чин не по способностям претендента, а по разрядной книге.

Царь Федор предоставил вопрос о местничестве на обсуждение патриарха с духовенством, боярами и думными людьми. Приговор был разумен: уничтожить старый обычай, а с ним сжечь[46] все разрядные книги, чтобы никто не мог возвыситься только за счет службы своих предков. Разрядные книги были заменены родословными, где перечислялись заслуги фамилии, но не указывалось, кто у кого и когда был в начальниках. Отмена местничества постепенно вытесняла со службы спесивую и неспособную боярскую знать и давала дорогу талантливому дворянству.

При правлении Федора не утихали народные волнения, вызванные расколом. Защитники старой веры заводили пустыни, зазывали туда народ. Таких пустыней было много на Севере, на Дону и в Сибири. Попытки обратить людей в официальную веру приводили к самосожжению.



Правительница Софья Алексеевна

Софья была первой в череде женщин, занимавших позже (в XVIII в.) русский престол. Как и ее последовательницы, она получила трон в результате военного переворота.[47]

После смерти Федора Алексеевича осталось два брата, два претендента на престол: шестнадцатилетний больной Иван (сын царя Алексея от Милославской) и десятилетний Петр (от Натальи Нарышкиной). Сразу же началась борьба за власть. Партия Милославских уже не имела сильного вождя, но насчитывала в своих рядах много активных и крикливых женщин. Во главе клана встала Софья, старшая дочь царя Алексея.

Нарышкиных поддерживали способные и образованные люди, фактические «правители» при предыдущих царях: Артамон Матвеев, Языков, Лихачев, Апраксины — родственники царицы Марфы.

Федор умер неожиданно, сразу после собора. Выборные люди еще не успели разъехаться по России. Партия Нарышкиных предложила патриарху Иоакиму обратиться к народу с Красного крыльца в Кремле: «Кому быть царем — Петру или Ивану?» Слабоумие Ивана было всем известно. Народ прокричал Петра.

При таком раскладе царица Наталья Кирилловна становилась опекуншей при малолетнем Петре, Артамон Матвеев — фактическим правителем России, а Софья должна была уйти с политической арены.

Но Софью не так просто было победить. Ей было двадцать пять лет. Это был новый тип русской женщины. Она хоть и просидела в тереме двадцать лет, однако занималась не только вышивкой, но и училась под руководством Симеона Полоцкого. Софья была значительной личностью: умная, решительная, страстная, при этом честолюбивая и по-мужски коварная.[48] Она обладала отменным здоровьем и была на русский манер красива: круглолица, бела, с роскошными волосами, дородного телосложения. Почти открыто, не смущаясь чужих взглядов, она вступила в любовную связь с женатым человеком — князем Василием Голицыным. Подобно отцу, она имела литературный дар и писала пьесы, которые с ее участием разыгрывались при дворе. Мачеху Наталью Кирилловну Софья ненавидела, и эта ненависть оправдывала в ее глазах любые интриги против брата Петра.

На следующий день после выбора Петра на царство хоронили царя Федора. Гроб везли стольники в санях, за ним следовала в санях царица Марфа. По традиции, Петр, как царь, должен был идти за гробом — один. Софья пошла рядом. Всю дорогу она плакала и причитала. В числе обычного набора слов о жалости к усопшему она успела прокричать: «Брат наш, царь Федор, нечаянно отошел от света отравой от врагов».

Газет тогда не читали, радио не слушали, но нужные вести распространялись с поразительной быстротой. К вечеру об «отравлении» царя знала вся Москва. Положение новой власти было неустойчивым, столица жила настороженно, готовая к немедленной реакции, если что будет не так… А Нарышкины, дорвавшись до власти, повели себя вызывающе. Общее нарекание вызвал вернувшийся из ссылки брат царицы Иван. На похоронах он разыгрывал из себя правителя при Петре. А по Москве ползли слухи, пущенные какими-то искусниками: «Зачем выбрали Петра, если по старшинству трон принадлежит Ивану?»

Здесь еще стрельцы стали требовать справедливости и решения старых проблем. Давно были посланы царю Федору челобитные бумаги: де полковники вершат неправый суд и прикарманивают стрелецкие деньги.

В Москве было двадцать стрелецких полков по сто человек в каждом. На войне они составляли пехоту, кроме небольшого «стремянного полка» (царевой гвардии).[49] Московские стрельцы были на привилегированном положении, они получали жалование, держали лавки на городском посаде, одевались богато: нарядный кафтан, сафьяновые сапоги и шапка с собольей опушкой. Подобно казакам они имели свой «круг». Но полковники и другие командиры назначались правительством.

И вот 30 апреля стрельцы ворвались в Кремль с требованием выдачи корыстолюбивых и наглых полковников. Напуганные Нарышкины не посмели им перечить. Шестнадцать полковников были выведены к стрельцам для наказания и правежа.[50] Наказывали кнутом. Били до тех пор, пока стрельцы не прокричат «довольно». Затем избитых полковников поставили на правеж. Кто сколько задолжал — не учитывали, верили стрельцам на слово. Правеж продолжался восемь дней.

Потакая стрельцам, правительство надеялось снискать их поддержку, а вышло обратное. Стрельцам все стало нипочем. Они ходили толпами по улицам, грозили обывателям, кричали, что порешат всех бояр. Словом, обстановка в городе была вполне «революционная». Этой обстановкой и решила воспользоваться оппозиция — клан Милославских.

Открыто и шумно поддерживал Софью военачальник князь Иван Андреевич Хованский. Военачальник он был никакой, полная бездарность, в битвах умел только проигрывать. При этом он был хвастлив, громок, груб и бестолков. За эти качества народ прозвал его Тараруем. Но Тараруй был потомком Гедимина и поборником старой веры, а потому старообрядцы надеялись в его лице найти себе защитника.

Хованский стал первым мутить воду, произнося перед стрельцами громкие речи и раздавая направо-налево деньги.

По Москве был пущен слух, что Иван Нарышкин примерял корону. Кто-то составил списки, в которых указывались имена притеснителей народа и изменников.

15 мая бояре собрались в Кремле на совет. По Москве уже гулял слух, что царевич Иван Алексеевич задушен Нарышкиными. С развернутыми знаменами и барабанным боем, с пищалями, пушками и невообразимым криком стрельцы вошли в Кремль и окружили царский дворец: «Подать нам сюда губителей царских! Они убили Ивана!» По совету Артамона Матвеева царица Наталья Кирилловна вывела на балкон царевичей Ивана и Петра. Значит, Иван жив? Это смутило стрельцов только на мгновение. Они продолжали требовать изменников, на увещевания патриарха отвечали бранью. Среди толпы было много староверов, на площади стоял вой. Начальник Стрелецкого приказа князь Михаил Долгорукий в ярости пригрозил стрельцам виселицей. Лучше бы он этого не делал. «А-а-а!» — толпа его растерзала. Потом стрельцы бросились на Артамона Матвеева и скинули его на копья. И пошла потеха! Стрельцы действовали по списку. Царица Наталья спряталась в детьми в Грановитой палате. Искали Ивана Нарышкина. В сутолоке за Ивана приняли Федора Салтыкова и убили. Обнаружив ошибку, послали тело убитого отцу с извинениями, погорячились, мол.

А Иван Нарышкин меж тем сидел в тереме Натальи, восьмилетней сестры Петра. На другой день бесчинства продолжались, и все глумливо, с криками, с непристойностями. Убили думного дьяка Аверкия Кириллова, просто так, заодно; убили Федора Языкова, любимца царя Федора; пытали, а потом убили зверски иностранного лекаря Даниэля — зачем отравил государя, и многих других. Хотели убить отца царицы Натальи Нарышкиной, но та слезами и мольбой спасла отцу жизнь, обещав, что примет постриг. За стрельцами поднялись холопы. Толпа ворвалась в Судный приказ и уничтожила все кабальные акты. То же продолжалось и на третий день. Искали Ивана Нарышкина.

Царевна Софья сказала Наталье Кирилловне: «Не выдашь брата, все погибнем». Иван Нарышкин вышел из кладовой, где прятался, заваленный подушками. Причастился, взял икону в руки и пошел на лютую казнь.

Тут Софья, словно желая прекратить бесчинства, объявила, что жалует стрельцам каждому по 10 рублей, и объявила давно ожидаемые льготы. По наущению Хованского стрельцы принесли Софье челобитную, мол, желаем, чтоб на престоле были два брата при старшинстве Ивана. На том и порешили с согласия патриарха и бояр. 29 мая стрельцы подали еще одну челобитную, чтоб по молодости царей правление было вручено Софье. Теперь имя «великой государыни, благоверной царевны и великой княжны Софьи Алексеевны» писалось в указах рядом с именами обоих царей. Князь Хованский самовольно назначил себя начальником Стрелецкого приказа.

Страсти утихли. Хованский пожелал придать недавним страшным событиям «человеческое лицо». Стрельцы потребовали в подтверждение того, что они не смутьяны, а действовали на благо государства, поставить на Красной площади «столп», на котором были перечислены их заслуги в событиях 15–17 мая. Софья согласилась, хотя независимость стрельцов и неуемная наглость Хованского уже стали ее раздражать.

А за Хованского стеной встали раскольники. Нашелся и вождь, защитник старой веры Никита Пустосвят, тот самый, который сидел когда-то в справщиках вместе с Аввакумом и его казненными товарищами. Раскольники, пользуясь общим волнением, требовали возвращения старой веры и символов. И Софья опять пошла на поводу у Хованского. В июне все того же 1682 года был устроен диспут о вере. С раскольниками и Никитой Пустосвятом спорили высшие духовные чины. Спор был жаркий. Когда Никита Пустосвят и раскольники уже праздновали победу, а сам патриарх в ужасе скрылся от разъяренной толпы, Софья решила закончить эту «словесную прю» по своему усмотрению. Она приказала арестовать зачинщиков, самого Пустосвята и отрубить им головы.

Столь решительный шаг был опасен для правительницы, и, понимая это, Софья решила уехать из Москвы. Поводом к отъезду послужило подметное письмо, в котором извещалось, что Хованский хочет перебить царевичей, самою Софью, патриарха и пр. и сам занять трон. При ее уме, Софья, конечно, понимала наивность такой угрозы, но Тараруй балаболил много лишнего, раскольники были неспокойны, народ опять мог подняться.

Софья вместе с царями уехала под защиту стен Троицкого монастыря и оттуда разослала по всей стране высочайшее обращение — звала дворян немедленно прибыть с вооруженными силами под стены монастыря на защиту русского трона.

Дворяне откликнулись, около Троице-Сергиевого монастыря собралось ополчение. После этого Софья призвала к себе князя Хованского с сыном Андреем. Когда Хованские были в пути, она предъявила ополчению подметное письмо. По приказу Софьи отцу и сыну Хованским отрубили головы.

Известие о казни Хованских привело стрельцов в состояние шока. Никто ничего не понимал. Они было попробовали опять бунтоваться, но сникли — запал вышел.

В ноябре под охраной ополчения царский двор вернулся в Москву. Новым начальником Стрелецкого приказа стал думный дьяк Федор Шакловитый. Все московские стрелецкие полки были перетасованы, как колода карт. Ненадежных выслали из Москвы, на их место пришли стрельцы с окраин России.

Софья правила семь лет. Главой ее правительства стал князь Василий Голицын. Именно он подписал вечный мир с Польшей. За Россией навсегда были закреплены Киев, Смоленск и Левобережная Украина, но платой за это было вступление в антитурецкую лигу в союзе с Австрией и Венецией.

Предстояли походы на Крым. Их было два, и оба неудачные. Князь Голицын, книгочей, дипломат и умница, был плохим полководцем. Он сам в 1687 году повел стотысячную армию в Крым. Но с неприятелем встретиться не удалось. Степь горела, и не было корма, воды. Люди болели и умирали без всяких военных действий. Армия повернула назад. Надобно было искать виновного в неудачной кампании. И нашли. Им оказался украинский гетман Самойлович. Говорили, что, не желая укрепления Москвы, он поджигал степь перед русским войском. Самойлович не был популярен среди левобережных казаков, поэтому все согласились — поджигал. Вместо Самойловича был назначен новый гетман — Иван Степанович Мазепа.

В Москве Голицын объяснил, что татары просто побоялись встретиться с русской армией. Стали готовиться к новому походу. В 1689 году, ранней весной (чтоб никаких пожаров и воды в достатке), русская армия опять пошла в Крым и дошла до Перекопа. На этот раз встречи с неприятелем были, но до серьезной баталии дело не дошло. Русские так и ушли ни с чем. Очевидно, Голицын посчитал, что он чист перед союзниками. Софья встречала своего сокола как победителя.

Были в правление Софьи разумные указы, и, как ни дико звучат иные из них, это был шаг вперед. Смертная казнь за «возмутительные слова» против правительства заменялась кнутом и ссылкой. Жену, изменившую мужу, постановили не закапывать по шею в землю на мучительную казнь, а просто обезглавливать. Запрещалось взыскивать долги мужа с вдов и сирот, если по смерти кормильца у них не было имения.

Петр между тем подрос. С ним подросли и «потешные» войска, которые он собирал из окрестной детворы и дворянских детей и учил военному строю. Петр начал уже выказывать неудовольствие излишней самостоятельностью Софьи. Предвидя скорые осложнения, правительница решила венчаться на царство. Это ей не удалось. Федор Шакловитый предложил свои услуги: убрать царя Петра насильственным путем.

Все дальнейшее произошло словно само собой. 1689 год, лето, Петру семнадцать. Кто-то пустил слух, что потешные идут в Москву, чтобы лишить жизни Софью и царя Ивана. Перепуганная Софья приказала стрельцам занять оборону в Кремле и на Лубянке. Сторонники Петра в Москве немедленно сообщили в Преображенское о предстоящем нападении стрельцов. Петр слишком хорошо помнил, что это такое. Полуодетый со сна, он вскочил на коня и примчался в Троице-Сергиев монастырь. Это было в ночь на 8 августа.

Все в истории повторяется. Семь лет назад в этом же монастыре Софья собрала дворян-ополченцев защитить русский трон. Теперь же люди потянулись к Петру. Первым пришел стрелецкий полк полковника Сухарева.[51] За ним из Москвы стали перетекать в Троицкий монастырь и другие полки.

Москва обезлюдела. Софья послала к Петру патриарха — мирить, патриарх остался с царем Петром. Софья ездила сама в Троицкий монастырь, Петр ее не принял, но потребовал выдачи Шакловитого. Время шло… Софья поняла, что проиграла.

16 сентября 1689 года царь Петр из Троицы вернулся в Москву. В знак покорности вдоль дороги, положив головы на плахи с воткнутыми в них топорами, лежали стрельцы. Они молили о пощаде. На этот раз Петр их простил. Всего-то казней было три (по русским меркам — ничего): порешили Шакловитого с помощниками. Пятнадцать человек были биты кнутом и сосланы в Сибирь.

За князя Василия Голицына вступился брат, Борис Голицын, близкий Петру человек. Василий Голицын был лишен боярства и вместе с сыном Алексеем отправлен в ссылку. Софью насильно удалили в Новодевичий монастырь на жительство. Больше оттуда она не вышла. После стрелецкого бунта 1698 года, страшного расправой над стрельцами (тут-то Петр за все посчитался), Софью постригли под именем Сусанны. Теперь она жила в келье под надзором. Умерла Софья Алексеевна 3 июля 1704 года.



Император Петр I Алексеевич Великий (1682–1725 гг.)

Петр I был гений. Обывателю не дано постичь гениальность, но мы привыкли верить, что в мире есть некие умы, которых посещает некое озарение, и они придумывают невероятное: закон относительности, полимеры, «пора, мой друг, пора, покоя сердце просит…» или Реквием по заказу Черного человека. Как — понять не можем, и сама невозможность понимания является для нас объяснением.

Но есть другая грань гениальности: человек успевает за жизнь сделать столько, что одними озарениями здесь никак не обойдешься, нужна планомерная работа. Например, испанский драматург Лопе де Вега за шестьдесят творческих лет помимо поэм, од и элегий написал две тысячи пьес (до нас дошло только 500), и все в стихах. Нашлись поклонники гения, которые просчитали все написанное, поделили на прожитые дни. Получилось, что ежедневно Лопе де Вега должен был написать страницу блистательных стихов.

Или, скажем, Леонардо да Винчи. О нем говорят теперь, что большинство своих гениальных дел он не довел до конца. Но любого из неоконченного им хватит на одну жизнь весьма талантливого и деятельного человека. Или Микеланджело с Сикстинской капеллой, или Пушкин с Болдинской осенью…

К таким удивительным людям принадлежал Петр I. Не каждому государству выпадает удача иметь царем гения, здесь природа словно эксперимент поставила — вот вам гений на троне. Ну и что? Двести с лишком лет люди спорят, во благо или на беду было его правление для России. И невольно думаешь: а может быть, липовая велась при Петре статистика? Ну не может быть, чтобы человек за одну жизнь успел сделать так много.

После смерти Петра I многие начинания его были забыты, корабли сгнили в гаванях, закрылись фабрики и рудники, накопленные богатства попали в корыстные руки, но… Он вывел Россию на новый путь.

Он правил 43 года формально, а фактически — 36 лет, если считать с его бегства в Троице-Сергиеву лавру. Воочию видишь, как, предупрежденный о заговоре, вскочил он ото сна, вспрыгнул полуголый на лошадь и в бешенстве и безумном веселье поскакал за крепостные стены старого монастыря, чтобы схватить власть цепкой рукой, а потом мчаться дальше, не смиряя галопа своего скакуна до самой кончины.



Юность Петра.

Петр I родился 30 мая 1672 года, он был четырнадцатым ребенком царя Алексея Михайловича. До пяти лет он жил на женской половине дворца. С семи лет его стали учить грамоте. Первым дядькой-воспитателем Петра был боярин Родион Стрешнев. В 1682 году, выбранный на царство вместе со слабоумным братом Иваном, Петр пережил чудовищные дни стрелецкого бунта, когда на глазах его были убиты родственники и близкие к трону бояре. Очевидно, сцены жестокой расправы врезались в его память на всю жизнь. Затем он был удален с матерью из Москвы и жил в селах Воробьево, Коломенское, а более всего в Преображенском. Царь Иван обитал в Москве. Братья встречались только на важных приемах и церковных церемониях. За двойным царским троном скрывалась правительница Софья. Она подсказывала малолетним царям, что надобно отвечать иностранным послам.

С 1683 года учителем Петра становится дьяк Челобитного приказа Никита Зотов. Он выучил юного царя тому, что сам знал, то есть сообщил отрывочные знания по русской и всемирной истории и географии. Мальчик был очень толков и любознателен, пробелы знания восполнял он чтением книг и беседами. Учился Петр I всю жизнь. У него было три главных страсти: армия, флот, ремесла. И уже в Преображенском малолетний царь в нарушение всех русских традиций занимался «непотребной» работой: столярничал, плотничал, учился работать мастерком, а также стрелять и плавать.

В войну он играл с пяти лет. Для потешных войск со временем в Преображенском был выстроен городок с башнями, земляным валом, амбаром для хранения оружия и казармами для жилья. Потешные батальоны потом превратились в Преображенский и Семеновский (по названиям деревень) гвардейские полки — костяк русской армии.

В 14 лет Петр услышал, что у Якова Долгорукого был инструмент, да украден, которым можно «брать дистанции или расстояния, не доходя до того места». Петр повелел купить такой инструмент во Франции. Когда астролябию и готовальню привезли в Москву, выяснилось, что никто из окружения царя не знает, как этим пользоваться. Однако немец-лекарь сыскал голландца Тиммермана, который не только объяснил, как пользоваться астролябией, но дал царю знания по арифметике, геометрии, фортификации и артиллерии.

В Измайлове,[52] рассматривая в амбарах-кладовых старые вещи Никиты Романова (двоюродного брата царя Михаила), Петр обнаружил иностранное судно. Тиммерман сказал ему, что это английский бот, который ходит под парусом не только по ветру, но и против. Сыскался голландец Брант, который починил бот, смастерил парус и ходил с Петром в ботике под парусом по Яузе. Но боту нужен был простор, посему Петр отбыл на Переяславское озеро. В душе мальчика уже зрела мечта о создании флота. Первые верфи были построены на реке Трубеж, впадающей в Переяславское озеро.

Правительница Софья смотрела на потехи Петра как на пустые дурачества, а царицу Наталью Кирилловну они пугали — не утонул бы! Она уже подумывала о свадьбе. Царь Иван был женат на Прасковье Салтыковой, и молодая царица уже ждала ребенка. Наталья Кирилловна решила женить сына на Евдокии Лопухиной. Она была на три года старше семнадцатилетнего жениха: дородная, цветущая, необразованная, патриархальная — типичная боярышня XVII века. Свадьбу сыграли в январе 1689 года. В 1690 году у молодой четы родился сын Алексей.

Женитьба не образумила царя. Как только вскрылись реки, он бросил наскучившую супругу и ускакал на Переяславское озеро строить корабли. Мать требовала сына назад — что ж это за стыд такой! Петр отвечал: «…изволила приказать мне быть в Москве, и я быть готов, только, ей-ей, дело есть».

Первая открытая стычка между Петром и Софьей произошла тогда, когда он отказался принять после Крымского похода князя Василия Голицына. Петр считал, что Голицын проиграл войну, раздражил татар и обнажил русские границы. В июле 1689 года между Петром и правительницей случилась неприятная сцена. На соборном крестном ходе Софья пошла рядом с царями. Петр с гневом сказал, что женщине неприлично следовать за крестами. Софья не обратила на попрек внимания. Тогда Петр покинул церемонию и ускакал в Преображенское. Самостоятельность Петра пугала Софью, возникла идея братоубийства.

Дальше приспело 8 августа, бегство Петра в Троицкий монастырь, а после уже описанных событий триумфальное шествие в Москву в сентябре 1689 году. Братья встретились в Кремле, обнялись, и Иван отдал Петру всю полноту власти. Формально Иван до самой своей смерти (1696 г.) присутствовал на всех церковных и дворцовых церемониях, его имя значилось первым во всех царских грамотах, но он ничего не решал. Фактически единственным царем России стал Петр I.



Первые годы правления.

Став единоправным царем, Петр не сразу проявил интерес к власти. На первых порах он отдал управление государством матери и ее окружению, а сам вернулся к привычным увлечениям: потешная армия, военные экзерциции, хождение под парусом.

Еще одной школой жизни стала для Петра Немецкая слобода. Там узнавал он быт и сам тип западного человека. У иностранцев отдыхал он душой от русской чопорности, в слободе находил он более сочувствия своей страсти к новшествам. Другом и наставником Петра стал швейцарец Франц Лефорт. Вместе с шотландцем Патриком Гордоном, также офицером «иноземного строя», они явились в свое время под знамена Петра в Троицкий монастырь.

Лефорт приехал в Россию искать счастья в 1675 году, выучился по-русски, служил в армии у князя Голицына и получал чины. Не имея особых военных и дипломатических талантов, Лефорт обладал редким даром: тактом, доброжелательностью и искусством общения. Он ненавязчиво советовал царю опираться в своих устремлениях на русских. Воистину Россия стала для Лефорта второй родиной, и много с Петром было говорено о пользе отечеству. Петр придумал пройти всю военную службу от солдата, что и сделал со временем.

Лефорт с жаром поддерживал все начинания Петра, но больше, чем высоких разговоров, было в доме Лефорта пиров, а проще говоря, шумных молодежных попоек. Пиры сопровождались музыкой, танцами. В Немецкой слободе Петр пережил свою первую любовь к Анне Монс, дочери виноторговца. Тогда же Петр основал шутливый и в обращении грубо циничный «всешутейший, всепьянеший и сумасбродный собор»: пародию на церковную иерархию. Бывший учитель Никита Зотов стал в нем «всешутейшим патриархом, или князем-пашой». Цель собора — служить Бахусу, иными словами, пьянству.

Осенью 1690 года Петр провел очередную «марсовую потеху», то есть маневры: стрелецкий полк сражался против потешных и конницы. Через год «маневры» проходили уже не с одним полком, а с армией. При этом Петр не забывает наведываться в Переяславль. Но акватория озера мала для маневрирования кораблей. Петр решил посмотреть, как это делается на море.

В 1693 году с большой свитой царь приезжает в Архангельск. Здесь Петр впервые видит настоящие корабли — английские, голландские и закладывает свой корабль, поручая наблюдение за постройкой Федору Апраксину. Мать Наталья Кирилловна шлет сыну письмо за письмом, чтоб к морю, как обещал, близко не подходил, а смотрел бы только корабли и чтоб скорее возвращался в столицу. Петр нарушил обещание, совершил небольшое плавание по Белому морю, а осенью воротился в Москву.

В январе 1694 года после пятидневной болезни на сорок втором году жизни скончалась царица Наталья Кирилловна. Петр очень тяжело переживал смерть матери, но никакое горе не могло оторвать его от дел. Все его мысли полны приготовлением к новому морскому походу. 1 мая Петр со свитой опять едет в Архангельск. Морской поход имеет потешный характер: адмиралом назначен князь Ромодановский — «человек зело смелый к войне, а паче к водяному пути», как со смехом говорил о нем Петр. Первым делом был спущен на воду корабль, построенный Федором Апраксиным. Второй корабль, сорокачетырехпушечный фрегат «Святое пророчество», был куплен в Голландии. На яхте «Святой Петр» царь отправился на Соловки и попал в страшную бурю. Яхта чудом избежала кораблекрушения. А далее пиры, фейерверки и служба Бахусу.

Последней военной сухопутной игрой была баталия в подмосковном Кожухове. Крепость с бойницами и земляным валом обороняли стрельцы под руководством Бутурлина, на штурм шли полки во главе с Ромодановским. Царь выступал в роли бомбардира Преображенского полка. Война была потешная, но продолжалась 18 дней, стреляли из ружей и пушек, взрывали мины, в результате было 24 человека убито и 50 ранено. Москва с ужасом смотрела на игры царя.

У Петра подобралась своя компания: Ромодановский, Плещеев, Апраксин, Головкин, Трубецкой, Куракин, Матвеев, Головин и иностранцы — Лефорт, Брюс, Гордон, Виниус и др. В компании ценились не знатность, а способности и одержимость делом. Здесь были люди всех сословий, что не мешало им поддерживать дружеские отношения, Петр запрещал именовать себя величеством. Дела было много, рук мало, поэтому не гнушались самой черной работы. При этом много пили и валяли дурака. На святках в январе 1694 года Москва была напугана торжественным выездом: женили шута Тургенева на дьячей жене. В том поезде были бояре, окольничие, думные и, конечно, вся компания Петра; ехали на быках, козлах, собаках и свиньях в смешных платьях из мочал, лыка, в соломенных сапогах. Сам жених, шут Тургенев, ехал в лучшей государственной карете. И все это с шумом, криком, глумливой музыкой.

Но потешная жизнь кончалась, впереди Петра ждали Азовские походы.



Азовские походы

Нельзя сказать с полной достоверностью, что двинуло Петра воевать Азов: сознание государственной задачи или желание увидеть теплое море и опробовать построенный в Переяславле флот. Царь был полон азарта, и в молодой голове его бродили идеи одна другой фантастичнее: соединить Черное и Каспийское моря, построив Волго-Донской канал, пустить корабли Ледовитым океаном в Индию и Китай, отвоевать у шведов Балтийское море.

О Петре I написаны тонны книг, и всякий автор трактует поведение царя по-своему. Инициатором Азовских походов иные историки называют Лефорта. Москва косо смотрела на царя за дружбу с иностранцами и пристрастие к военным играм. Подошло время делом доказать важность потешных войск, а в Крым путь протоптал Василий Голицын.

Чтобы не повторить ошибок временщика Софьи — Голицына, постановили сменить тактику. Россия находилась с Турцией в состоянии войны, решено было ударить не по крымским татарам, данникам турок, а по самой Османской Порте — по ее крепости — Азову. При царе Михаиле донские казаки на свой страх и риск заняли Азов в 1641 году и держали его пять лет, но, боясь длительной войны с турками, Земский собор постановил добровольно вернуть Азов неприятелю. Петру предстояло исправить ошибку пятидесятилетней давности.

Подготовка к походу началась в январе 1695 года. Решили идти армией не по сухим степям, а по обжитым районам Волги и Дона. В марте армия тремя группами двинулась в путь. Войско Головина и Лефорта от Москвы до Царицына плыло реками, оттуда до Дона шло сухим путем. Передовой отряд Гордона вышел из Тамбова и двигался к Азову через Черкасск. Царь под именем Петра Алексеева вел бомбардиров. С дороги он писал Апраксину в Архангельск: «Шутили под Кожуховым, а теперь под Азов играть идем».

В конце июня русская армия достигла Азова, а 8 июля ее батареи уже лупили по крепостным стенам. Азов был хорошо укреплен: земляной вал, каменные стены, ров с деревянным частоколом. В трех верстах от крепости Дон был перегорожен железными цепями, которые крепились к двум башням-каланчам. Цепи не давали судам выйти в море.

Первый Азовский поход был неудачен. Два штурма не дали положительных результатов, артиллерия не смогла пробить стены. Всего только и удалось, что отнять у турок две каланчи. После двух месяцев Петр с армией вернулся в Москву.

Неудача первого похода не столько огорчила, сколько раззадорила Петра. «Поход о невзятии Азова» — так он в насмешку называл свой вояж и забывал, конечно, о множестве людей, которые мотались за тысячу километров, потом работали из последних сил и гибли. Да и какой полководец думает о подобных вещах, только у иных военачальников меньше прыти. А Петру надо было все делать быстро. Он твердо понял: чтоб взять Азов, надобно иметь флот. Местом строительства судов был выбран Воронеж, но строить начали и в прочих близких к Дону местах: в Козлове, Добром… и в Москве, в Преображенском.

Корабли должны были быть готовы к весне 1696 года, работа предстояла адовая. Из Голландии была привезена галера, по ней и рубили. В Воронеж было согнано несколько тысяч плотников, много среди них было украинцев, присланных по наряду. Руководили работой иностранные специалисты.

Зимой умер царь Иван. Похоронив брата, больной Петр (болела нога) отправился в Воронеж и, руководя строительством, работал наравне с плотниками. Стужа, нехватка продовольствия, работники бегут, доски сырые, дело не ладится… Но флот был построен. В первых числах апреля суда стали спускать на воду: 2 корабля, 23 галеры и 4 брандера. В начале мая армия и флот двинулись на юг. Командиров было двое, флотом руководил Лефорт, сухопутной армией — Шеин. Численность армии была вдвое больше предыдущей. Большую роль сыграл новый порядок набора: в армию добровольно могли вступать крепостные — они тут же получали свободу.

В конце мая армия уже стояла под стенами Азова. Затраты на строительство флота не были напрасными. Русская эскадра вышла в море и отрезала крепость от стоящих на рейде турецких кораблей с войском и продовольствием. После двухмесячной осады Азов был взят.

Взятие Азова поразило народное воображение. Уже сколько лет терпели от турок неудачи, а оказывается, можно и их победить! Въезд войска в Москву был обставлен торжественно. Была выстроена триумфальная арка, украшенная античными фигурами. Армия прошла под этой аркой, волоча турецкие знамена. Непривычное для москвичей зрелище было омрачено странным поведением царя. Процессию открыл развалившийся в карете «князь-паша» Никита Зотов, а сам государь, строгий и неулыбчивый, в черном немецком платье и шляпе с пером шел пешком за адмиралом Лефортом. Подданным было не понять, как горд был Петр победой и чином капитана, который он честно заработал в азовской баталии.

Азов был ключом к Черному морю, и там надобно было закрепиться. 20 октября в Преображенском на «сидении с боярами о делах» было принято переселить в завоеванную крепость Азов три тысячи стрельцов с семьями, дабы ту крепость охранять. На этом же «сидении» постановили: «Морским судам быть». В качестве гавани для будущего флота был выбран Таганрог.

4 ноября 1696 года состоялось еще одно «сидение». По воле государя дума вынесла такой приговор: всем жителям московского государства участвовать в постройке судов. Буквально! (Как в Китае, когда постановили, чтобы каждая деревня построила домну и варила сталь.) По приговору Петра вотчинники, духовные и светские, помещики и торговые люди должны были построить корабли, мелкопоместные дворяне должны были помогать деньгами. С десяти тысяч дворов по одному кораблю! Строительство судов надлежало вести в соседних с Доном пристанях. Далее все было расписано: из чего строить, какие суда, к какому сроку и т. д.

Ладно, построим, но как это делается? В России не умели строить флот. Петр вызвал из-за границы специалистов: пятьдесят мастеров из Голландии, тринадцать из Венеции. И ведь построили! Забегая вперед скажем, что к 1698 году флот был готов.

Но Петр понимал — необходимы собственные мастера. За границу были отправлены учиться архитектуре и кораблестроению тридцать пять молодых стольников. Ехали в Голландию, Англию, но более всего в Венецию, родители рыдали о несчастных, как о покойниках. И тут же у царя родилась идея: самому ехать за границу. Если послал людей учиться, то прежде должен выучиться сам. Задачи поездки на Запад были самые разные: дипломатические, практические, как-то: наем капитанов, матросов, покупка оружия, инструментов. Выезд Великого посольства был назначен на февраль 1697 года, но серьезные внутренние неурядицы отвлекли Петра от вожделенной поездки.



Два заговора.

Первое антигосударственное дело и заговором было назвать нельзя, поскольку оно носило открытый характер. Келарь подмосковного Андреевского монастыря Авраамий подал царю некую тетрадь, в которой перечислялись все его народу неугодные поступки. Авраамия взяли в застенок (Преображенский приказ), пытали. Он назвал собеседников при написании тетради. «Неугодные народу поступки» были разного толка: царь убежал из Кремля, пренебрегает семейными узами, любит иностранцев, потешные бои и т. д. «Собеседники» были биты кнутом, а потом вместе с Авраамием разосланы по разным местам в ссылки.

Второе дело было посерьезнее. Это был заговор стрелецкого полковника Цыклера, к нему были причастны именитые люди — Алексей Соковнин (родной брат староверок княгини Урусовой и боярыни Морозовой), боярин Матвей Пушкин и их родственники. Цыклер принимал участие в восстании стрельцов в 1682 году на стороне Софьи, потом семь лет спустя перебежал в лагерь Петра. Однако по службе он продвигался медленно, а когда был послан в Таганрог на строительство гавани (что приравнивалось к ссылке), и вовсе озлобился. Озлобился настолько, что решил убить царя.

Заговор был раскрыт в феврале 1697 года, и Петр лично занялся его расследованием. Следствие велось месяц и сопровождалось жестокими пытками.

Казнь виновных была изощренной. Петр видел в заговоре руку врага своего, умершего Ивана Милославского. Поэтому гроб Милославского извлекли из могилы и на санях, запряженных свиньями, доставили к эшафоту. Пять человек были обезглавлены, кровь их лилась на гроб Милославского. На Красной площади был поставлен каменный столб с «пятью рожнами железными». Головы «ведомых воров и изменников» были воткнуты на те рожны для всеобщего обозрения.

Акт правосудия был совершен. Теперь можно было ехать вкусить западных премудростей.



Великое посольство

Петр ехал за границу инкогнито, в списке волонтеров он значился под именем Петра Алексеева. Великими полномочными послами были наместник новгородский адмирал Лефорт, наместник сибирский и воинский комиссарий Федор Головин и думный дьяк Прокопий Возницын. Еще ехали переводчики, повара, лекари, священники — всего 250 человек. Поездке предшествовала дипломатическая переписка, так что на Западе отлично знали, кто к ним едет. В Москве Петра замещал «князь-кесарь» Ромодановский.

Посольство отправилось за границу в марте 1697 года и пробыло там до июля 1698 года. Петра более всего интересовало море, поэтому он предоставил своему громоздкому посольству двигаться сухопутным путем в Кенигсберг, а сам отправился туда с волонтерами на купеческом судне. Европа жила в ожидании выбора короля в Польше. Претендентов было два: французский принц Конти и Август II, курфюрст Саксонский. В Кенигсберге Петр узнал, что выбор пал на Августа II, которого Россия изначально поддерживала.

Главным пунктом своей поездки Петр считал Голландию, страну кораблей и ремесел. Опять бросив посольство, он поспешил в местечко Саардам на корабельные верфи. Восьмидневная жизнь царя в Саардаме похожа на сказку. Петр вел жизнь обывателя: работал на верфи, пил пиво в трактире, запросто ходил по улицам. Тайна его имени скоро была раскрыта, и изумленные саардамцы толпой следовали за чернявым, двухметрового роста человеком в красной куртке и полотняных портах — русским царем. Тяготясь толпой, Петр однажды влепил пощечину одному из зевак, которого голландцы тут же прозвали «рыцарем».

В Амстердаме Петр прожил в непрестанных трудах четыре месяца, все его занимало: анатомия, препарирование трупов, микроскопы, различные инструменты и т. д. Уважая высокий чин Петра, одна из голландских компаний заложила строительство фрегата, который строили под присмотром голландцев русские волонтеры и посольские. Работая на верфи, Петр понял, что в практике кораблестроения голландцы очень сильны, но к теории равнодушны, и уж если у кого стоит учиться, так это у англичан.

В январе 1698 года Петр прибыл в Англию и провел здесь четыре месяца. Он посетил Гринвичскую лабораторию, Оксфорд, монетный двор (им заведовал тогда Исаак Ньютон), мастерские разные — всего не перечислишь. Большую часть времени Петр использовал для кораблестроения. Король английский Вильгельм подарил Петру яхту, на ней царь и прибыл в Голландию.

Здесь Петра ждали неприятные известия. Первое из дома — о стрелецком бунте, впрочем, уже подавленном. Вторая неприятность касалась дел дипломатических. Петру необходимо было найти союзников в войне с Турцией. Голландия сразу отказалась от такого союза, а теперь еще выяснилось, что главные противники Турции — Венеция и Австрия тоже хотят заключить с Османской Портой мир. Петр поехал в Вену, виделся с императором Леопольдом I, но ничего не добился. Царь очень хотел посетить Венецию — тоже не удалось. 15 июля из Москвы пришло сообщение, что четыре азовских полка стрельцов, которых усмирили было, выдав им жалование, опять взбунтовались и движутся на Москву. Петр воспринял письмо как вопль о помощи и бросился в Россию. Он скакал день и ночь, делая остановки только для смены лошадей. В Кракове царя догнал русский курьер: восставшие стрельцы разгромлены Шеиным под Новым Иерусалимом, бунтовщики казнены.

Теперь можно было передохнуть. В Раве Петр встретился с польским королем Августом II. Они пировали три дня и очень понравились друг другу. Два государя-жизнелюбца были почти ровесниками[53] (25 лет), оба гигантского роста и огромной физической силы, только Август изнурял себя всяческого рода удовольствиями, а Петр — работой до седьмого пота. Встреча их кончилась устным союзом против Швеции. Этот тайный договор заложил основание будущего Северного союза. Уже тогда Петр понял, что, поскольку в войне с Турцией у него нет союзников, выход к морю надо искать не на юге, а на севере — на Балтике.

25 августа Петр тихо, без торжественной встречи, прибыл в Москву. Пора было засучивать рукава и переводить страну свою на новый путь. Россия вплотную подошла к эпохе преобразований.



Казнь стрельцов и брадобритие

На следующий день после приезда, 26 августа, Петр собственноручно начал в Преображенском обрезать бороды боярам. Тут же последовал приказ: русское платье сбросить, обрядиться в немецкое и брить бороды всем поголовно, кроме крестьян и священников.

Надобно объяснить, что для русского человека была борода. Она была признаком не только достоинства, но и нравственности. Бог по образу своему создал человека, святые на иконах тоже были бородаты, именно бородой отличались православные от «еретиков»-католиков. Патриарх Адриан объявил брадобритие смертным грехом. Как мог народ понять своего царя? Если бы в наше время президент, скажем, приказал всех поголовно, включая женщин, обрить наголо и по примеру африканского племени ходить голыми по пояс, то вряд ли его поддержали бы в этом. Стыдно ведь! Так и русским без бороды было стыдно. Не начни Петр свои преобразования с этой унизительной и, в общем, совершенно ненужной процедуры, у него было бы гораздо больше сторонников своей деятельности. А так Петра в народе стали называть еретиком и антихристом.

Второе дело государя по приезде тоже вызвало общее негодование: без крика и шума он удалил жену свою Евдокию Лопухину в Суздальский монастырь и там приказал постричь. Столица знала про Анну Монс, можно представить, что говорили в Москве про Петра.

Но главным делом на повестке дня была недавнее восстание стрельцов. Шеин уже казнил 130 человек, а 1845 разослал по монастырям под стражу (из них 109 бежало, слава Богу!). Но Петру этого показалось мало. Ему надо было доказать, что это не бунт, а заговор и во главе заговора стоит Софья.

С половины сентября начался новый розыск. Допросы происходили в Преображенском приказе под руководством князя Ромодановского. В четырнадцати застенках людей били, пытали на горящих углях. Каждым застенком руководил кто-то из сторонников Петра. Пытали и женщин, приближенных Софьи. Сознались, что какая-то нищенка передала кому-то запеченную в хлебе бумагу. Кому, когда? С пыток чего не наговоришь… Нищенку нашли и запытали до смерти. Никто из стрельцов так и не сказал, что Софья подбила их к бунту с целью захватить власть.

30 сентября в Белом городе были расставлены виселицы. Патриарх Адриан, как водится, приехал с Иконой Богоматери просить милости стрельцам. «Зачем пришел сюда с иконой? — гневно спросил Петр. — Убирайся! Поставь икону на место и не мешайся не в свои дела. Я больше тебя почитаю Бога и Пресвятую Богородицу. Моя обязанность и долг перед Богом охранять народ и казнить злодеев, которые посягают на его благосостояние».

Казнь была страшной. Говорили, что Петр собственноручно отрубил пятерым головы еще в Преображенском приказе. Затем потянулся длинный ряд телег в Москву, в каждой по два стрельца с зажженными свечами в руке, за телегами воющие стрелецкие жены и дети. Повесили двести одного человека.

С 11 по 21 октября в Москве происходили ежедневные казни. Рубили головы по приказу царя и бояре, и думные люди. Алексашка Меншиков, царев любимец, хвастал, что собственноручно обезглавил двадцать человек. Тела повешенных, обезглавленных и колесованных лежали неприбранными до весны. Софью постригли под именем Сусанны. У окон ее кельи всю зиму провисели трое повешенных с вложенными в мертвые руки бумагами — дабы напомнить Сусанне о письме, переданном ею стрельцам. Господи, как страшно! Выходит, что гений и злодейство вполне совместимы!

В феврале 1699 года оставшееся стрелецкое войско было расформировано и навсегда прекратило свое существование.



Накануне Северной войны

После казни стрельцов Петр направился в Воронеж — принимать корабли. С флотом он намеревался плыть в Азов, чтобы заключить мирный договор с турками.

2 марта 1699 года скончался Лефорт. Для Петра это была огромная потеря, но она не остановила его намерений. В мае флот двинулся по Дону к Азову.

Послом в Турцию был назначен думный дьяк Украинцев. Он поплыл в Константинополь на сорокапушечном корабле «Крепость». Опасаясь, что турки не пустят корабли в Керчинский пролив, Петр проводил его сам со всей эскадрой. Русский флот произвел впечатление на турок, керченский паша пропустил «Крепость». В августе русский корабль стоял на якоре против дворца султана.

Петр вернулся в Москву и приступил к неотложным делам. На подходе нового века Петр объявил о новом летосчислении. До этого Россия жила, ведя отсчет от «сотворения мира», которое по православному календарю произошло за 5508 лет до Рождества Христа. Петр подписал указ: «Впредь лета считать с нынешнего генваря 1-го числа от Рождества Христова 1700 года». По примеру западных стран надлежало перед домами знатных людей «учинить некоторые украшения от дерев и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых, на Красной площади огненные потехи учинить и стрельбу учинить». Новый, 1700 год встречали очень широко, но нашлись и противники нового календаря, уверяющие, что Петр «у Бога восемь дней украл».

Все делалось теперь в России по заграничному образцу. Продолжалось великое переодевание народа в немецкое платье. Портным под угрозой штрафа запрещалось шить русскую одежду. Война требовала денег, а деньги — это налоги. Желающие сохранить бороду теперь платили государству значительные деньги: богатые купцы — 100 рублей в год, дворяне — 60, прочие горожане — 30. Была выбита металлическая бляха об уплате налога с бороды.

Женщины относились к новшествам с большим пониманием, чем мужчины. Им запретили сидеть в теремах, теперь они, обрядившись в немецкие платья, принимали наравне с мужчинами участие в застольях, вольно расхаживали по городу и учились танцам и политесу. К тому же Петр запретил браки только по воле родителей, надо было прислушиваться к мнению жениха и невесты — вещь на Руси неслыханная. После смерти патриарха Адриана в конце 1700 года Петр уничтожил Патриарший приказ и сам чин патриарха. Духовные дела были поручены «блюстителю» Стефану Яворскому — рязанскому митрополиту, человеку киевской школы, образованному и нечестолюбивому.

Заодно он навел ревизию в финансовых делах Церкви и стал получать с монастырей значительный доход для содержания армии. Как всегда решительно, он выгнал из монастырей всех непостриженных, приказал выдать замуж девиц, проживающих там в качестве «родственниц», и запретил постригать в монахи до сорокалетнего возраста.

Еще были приняты распоряжения о новых деньгах, о бродягах, о наказаниях псевдолекарей, о гербовой бумаге, о поисках металлических руд, о русской типографии в Амстердаме. Запрещалось принимать от населения нелепые и пустые жалобы: де, такой-то бесчестит жалобщика тем, что смотрит «зверообразно». Петр работал как одержимый, хватаясь за все сразу, но главной мыслью его была подготовка к предстоящей войне со Швецией. Польский король по-прежнему обещал в этой войне поддержку России. Войну с Карлом XII можно было начать, только заключив мир с турками, а дипломатическим разговорам в Константинополе, казалось, не будет конца.

Но посол Украинцев выполнил все наказы Петра: Азов и Таганрог остались за Россией, мир с Турцией был заключен на тридцать лет.

Донесение от Украинцева из Константинополя пришло 8 августа. На следующий день, 9 августа 1700 года, Петр объявил Швеции войну.



Северная война

Северная война продолжалась с перерывами двадцать один год. Первая битва со шведами при Нарве (19 ноября 1700 г.) была проиграна русскими. Восьмитысячное войско шведов в метель подошло к тридцатипятитысячной армии русских незамеченным. В результате баталии шесть тысяч русских солдат погибли в бою и при переправе. Сто тридцать пять пушек достались врагу. Сам Петр участия в баталии не принимал.

Шведскому королю Карлу XII было 18 лет. Это был истинный рыцарь военных утех. Всю свою последующую жизнь он не пил вина, не был женат, не имел любовниц, военный лагерь был его домом, притом он был чужд вероломства и действовал всегда прямо и честно. Победив русских при Нарве, он счел их настолько слабыми противниками, что даже не стал преследовать.

Однако Петр боялся похода Карла в глубь России и стал срочно строить земляные укрепления в Новгороде и Пскове. На строительные работы были мобилизованы даже монахи и женщины.

Нарвское поражение разозлило Петра, но не обескуражило. «У шведов будем учиться воевать!» — таков был его призыв. Для продолжения войны нужны были солдаты, и пушки, и деньги, деньги… Деньги в виде новых налогов собирали с народа, пушки стали лить из снятых с колоколен колоколов, чем вызвали немалый ропот населения. Через год после поражения под Нарвой Петр имел более 300 пушек.

А Карл все свои усилия направил на уничтожение союзников России. Дания капитулировала без единого выстрела, это было еще до Нарвы. После этого Карл XII стал воевать против Польши. Петр по договору предоставил Августу 1120 тысяч солдат и 100 тысяч денежной субсидии.

Через полмесяца после поражения под Нарвой Петр послал воеводу Бориса Петровича Шереметева с войсками в глубь Ливонии с наказом «иттить в даль, для лучшего вреда неприятелю». Шереметев и пошел, действуя весьма осторожно, в бой со шведами вступал только при сильном превосходстве в силах. Первый успех пришел в начале 1702 года. Восемнадцатитысячный корпус русских напал на шведского генерала Шлиппенбаха и разбил его семитысячный отряд под Дерптом. Петр с ликованием встретил известие об этой победе. Преимущество русских в численности царя не смущало, главное — мы можем бить шведов!

После этого Шереметев с крайней жестокостью начал опустошать Ливонию. Не желая, чтобы провиант и жилье достались врагу, русские сжигали деревни дотла, людей и скот забирали в полон. При взятии Мариенбурга в 1702 году в плен к русским попал пастор Глюк с семейством и слугами. Одну из служанок звали Марта Скавронская, она была дочерью ливонского крестьянина. Марта была хороша собой и досталась русскому унтер-офицеру, но скоро ее увел сам Шереметев. Но и у Шереметева Марта не задержалась, он должен был уступить ее в качестве «экономки» Меншикову. Экономку увидел Петр и полюбил пригожую и веселую женщину. Со временем она стала Екатериной Алексеевной, проделав сказочный путь от прачки до русской царицы.

Но вернемся к войне. С осени 1702 года по весну 1703 года русские войска отвоевали у шведов побережье Невы. В осаде Нотебурга (древней русской крепости Орешек) принимал участие сам Петр. После взятия крепости царь назвал ее Шлиссельбургом — городом-ключом, поскольку крепость размещалась на острове у выхода Невы из Ладожского озера.

В апреле 1703 года русские войска вышли к устью Невы, к шведской крепости Ниеншанц, и взяли ее. Здесь же состоялся первый в истории русского флота морской бой. 5 мая в Неву вошли два шведских корабля. Петр с Меншиковым двумя отрядами атаковали эти корабли на простых лодках. Против 18 шведских пушек были только ружья и гранаты. Но атака была столь дерзкой и стремительной, что увенчалась полной победой русских. За храбрость бомбардира-капитана Алексеева и поручика Меншикова, то есть себя и своего денщика, Петр наградил орденами Святого Апостола Андрея Первозванного.[54]

Сбылась давняя мечта. Россия получила выход к морю. 16 мая 1703 года была заложена деревянная крепость Санкт-Петербург, ставшая со временем столицей Российской империи. Но в то время Петр не думал об этом. Ему надо было защитить с трудом завоеванные земли и утвердиться на берегах Невы. Столицей государства Санкт-Петербург стал только в 1703 году, когда туда переехали двор, Сенат и дипломатический корпус. А пока Петр строит там верфи для флота — Олонецкую и Адмиралтейскую.