Главным соперником Москвы в это время стала Литва. На престоле объединенного Литовско-Польского государства сидел Казимир IV (сын Ягайло, занявший трон в 1440 г.).

Начало правления. Первые годы своего царствования Иван III был сознательно нерасторопен, присматриваясь, он не принимал никаких решительных действий. Это вполне соответствовало его характеру. Историки пишут об Иване, что это был человек жесткий, холодный, властолюбивый, скрытный, последовательный и крайне осторожный, даже медлительный. Он долго ждал своего часа, а потом действовал наверняка. Добавим, что это был высокий, красивый, худощавый мужчина. За сутулость некоторые летописцы называют его Горбатым.

Страшная расправа над отцом его, страх, который пришлось пережить ему ребенком, привили Ивану лютую ненависть ко всем остаткам древней удельной свободы, однако в первые годы правления он выказывает уважение к правам князей и даже рядится в одежды любителя старины.

В 1467 году умерла жена Ивана III — Марья. Говорили, что она была отравлена (на Руси всегда подозревают худшее), потому что труп ее сильно раздулся. Положенный на нее сразу после смерти покров свисал до пола, а потом оказался недостаточным для прикрытия тела.

От Марии остался сын Иван. Государь Иван III очень его любил, в бумагах, чтоб не путали отца с сыном, называли его Иван Молодой.

Встал вопрос о новом браке для двадцативосьмилетнего Ивана III, и через два года состоялось известное сватовство его с Зоей (Софьей) Палеолог.

После падения Константинополя под ударами турок брат погибшего императора Константина, Фома Палеолог, бежал с семейством в Рим. На его дочь, греческую царевну, и обратил внимание папа Павел II, надеясь с помощью замужества Софьи склонить Москву к Флорентийскому соглашению (унии).

В феврале 1469 года к Ивану III приехал из Рима посыльный с письмом от кардинала Виссариона (сторонника унии), в котором тот предлагал руку греческой царевны. Посыльного сопровождали два итальянца — послы кардинала. Они и сообщили Ивану, что Софья стремится к браку с ним, так как хочет сочетаться в вере истинной, и что по этой же причине уже отказала двум латинским принцам.

Иван послал в Рим своего чеканщика монет итальянца Ивана Фрязина.[6] Через полгода (путь в Рим был долгим) Фрязин привез в Москву портрет Софьи — «лик грецкой царевны, на кипарисовой доске писанный». Лик царевны Ивана удовлетворил.

Второе посольство в Рим отправилось только в январе 1472 года. До этого Иван воевал с Казанью, ему было не до женитьбы. Папа принял русское посольство с подобающими почестями. В базилике Святого Петра в Ватикане состоялось заочное обручение византийской царевны и московского князя. Роль жениха выпало играть Ивану Фрязину.

В конце июля невеста с огромной свитой отправилась в Москву. Плыли морем и высадились в Ревеле. Софью сопровождал кардинал Антоний. Русь встретила невесту великого князя очень торжественно. Псков, а потом Новгород одарили ее подарками, от души потчевали и свиту и слуг.

В пути случилась неурядица. Одетый в красное кардинал не кланялся в церквах иконам и не крестился, чем вызвал большое недоумение в народе. Кроме того, перед невестой несли литое распятие — «латинский крыж». О неурядице известили в Москве Ивана. Великий князь посоветовался с митрополитом: «Как поступить, чтобы и гостеприимство соблюсти, и не мутить народ?» Митрополит дал решительный ответ: «Если ты почтишь в воротах сей крыж, то я в другие ворота вон из города». Тогда Иван III послал сказать, чтобы латинский крест кардинал убрал. Антоний подумал и повиновался.

Но княжеский посол Иван Фрязин очень разволновался. Несчастный чеканщик, так высоко вознесенный случаем, решил, что может давать советы. Сам Фрязин давно принял православие, но был равнодушен к разногласиям в вопросах веры и не мог понять предубеждения русских против католиков. Он все пытался объяснить, как милостиво папа принял русских послов, а потому в Москве, по его разумению, надо ответить тем же. Лучше бы он молчал. За пятнадцать верст от Москвы невесту встретил боярин великого князя. Софья последовала со свитой дальше, а Ивана Фрязина заковали в железа и отправили в ссылку в Коломну.

На второй день по приезду Софьи произошло торжественное венчание по греческому образцу в Успенском соборе. Римское посольство пробыло в Москве одиннадцать месяцев. Этого времени хватило кардиналу Антонию, чтобы понять — склонить Русь к подписанию Флорентийской унии ему не удастся. Русская Церковь не будет подчиняться папе.

Браки русских князей с греческими царевнами случались на Руси и прежде, но именно последняя женитьба имела огромное, особенное значение для возвышения Москвы. Русь перестала подчиняться татарам как раз в тот момент, когда Византии не стало. Сама собой возникла мысль, что Русь является преемницей Византии не только в религии, но и в величии. Молодой, окрепшей державе нужна была соответствующая обрядовость и знаки новой власти. Первым из таких знаков был герб — двуглавый орел, которого Русь переняла у Византии.[7] По греческому образцу великий князь стал именоваться государем. Появился новый этикет и придворные чины, которых на Руси раньше не было. Почетное звание «боярин» становилось саном, им можно было пожаловать не по родовому признаку, но за заслуги. Меньший чин назывался окольничим. Окружение царя принимало нововведения по-разному, были и недовольные, но все вынуждены были подчиниться.



Борьба с Казанским царством.

Но не двуглавым орлом и не новым этикетом возвысил Иван III Русь. Главными его делами в укреплении государства Московского были его внешняя и внутренняя политика.

Будущая война с Золотой Ордой требовала подчинения Москве Рязанского княжества и Казанского ханства. Рязанское княжество было подчинено Москве с помощью семейного союза. С Казанским ханством предстояло воевать.

Первый поход на Казань Иван III предпринял в 1467 году. К московским войскам присоединился со своим отрядом татарский царевич Касим, который мстил брату Мангутеку за убийство отца и служил верой и правдой Василию Темному, а потом и Ивану III. Поход этот был неудачен. Все было против московского войска — погода, бездорожье, бескормица.

Второй поход на Казань состоялся через два года. Во главе войска встал брат Ивана III — Юрий Васильевич, талантливый полководец и хороший организатор. На этот раз Казань сдалась и приняла условия Москвы. Хан поклялся на Коране: отпустить всех православных рабов и пленных, взятых в последние сорок лет, не нападать на русские земли, разрешить купцам свободную торговлю и не вступать в союзы с недругами Руси.



Борьба с Новгородом.

При Василии Темном отношения Москвы и Пскова были лояльными. Псков признавал верховную власть великого князя, Москва признавала самостоятельность Пскова.

Когда в 1463 году Ливонский орден напал на Псков, Москва оказала городу военную помощь. Новгород по договору тоже должен был дать войско Пскову, но не дал. С этого момента начался конфликт двух городов. И Псков и Новгород просили содействия Москвы в разрешении конфликта, но Иван вел себя осторожно. Он считал, что война с Новгородом неизбежна, надо было только дождаться своего часа.

Пскову было тяжело. В 1469 году на него напали шведы. Псковичи ждали помощи от Москвы и вели себя по отношению к ней не просто хорошо, но предупредительно.

Другое дело Новгород. Вольный, богатый и оттого беспечный, город этот жил по своим законам, не считаясь с Москвой. Новгородцы то отвоевывали земли, уже отошедшие по договору к Москве, то «бесчестили» московского наместника неповиновением, то вдруг схватили двух московских князей и «отказом от имени великого князя били и мучили».

Были и более важные признаки «опасного свободомыслия». В Новгороде образовалось две партии: одна тяготела к Москве, другая к врагу ее — Литве. В 1470 году борьба этих партий обострилась до крайности. Причиной того было приглашение на княжение без согласия Москвы князя Михаила Олельковича. Князь был православный, но все его симпатии были на стороне Казимира и Литвы.

Вторым «острым» событием была смерть архиепископа и выбор нового. Новгородцы выдвинули трех кандидатов. Выборы происходили в Софийском соборе по старому обычаю. Бумаги с именами трех кандидатов положили на престол в алтаре. Ребенок взял две бумаги, оставшаяся называла имя нового архиепископа, которого выбрала «сама Святая София».

София «выбрала» Феофила, который немедленно стал собираться в Москву за благословением. Меж тем один из невыбранных кандидатов, ключник и казначей Софийского собора Пимен, стал сеять смуту. Литовская партия, состоящая из самых знатных и богатых людей Новгорода, вступила в прямые переговоры с Казимиром и предложила Феофилу получить утверждение сана не в Москве, а в Киеве, где митрополит уже признал унию с Римом.

Возглавляла литовскую партию волевая и решительная боярыня Марфа Борецкая, вдова посадника. С ней выступали два ее сына. По богатству своему и по количеству земельных владений она была третьей после владыки и монастырей. Марфе-посаднице активно помогал казначей Святой Софии Пимен, надеясь с помощью боярыни стать архиепископом. Где не хватало громких слов о свободе и вольности, Марфа действовала подкупом и привлекла на свою сторону много «бедных людишек».

Москву поддерживали приверженцы старины: бояре, посадники, тысяцкие, поборники православия, часть духовенства и купечества, а в основном бедный люд — ремесленники и торговцы. «Простым людям», целиком зависящим от богатой верхушки, все равно приходилось терпеть, но уж лучше от православных, своих, чем от Литвы.

Меж тем Михаил Олелькович уехал в Киев, что вызвало новую смуту в городе. Марфа-посадница с сыновьями выступила на вече. Речь ее была решительной. После этого новгородские послы отправились в Литву к Казимиру с подарками и заключили договор, по которому Новгород называл Казимира своим королем и принимал его наместника. Казимир, в свою очередь, должен был защитить Новгород, «всести на конь» (как пишет летописец) в случае нападения Москвы.

Иван III дождался своего часа. Этот договор был законным основанием для войны. Теперь он мог идти воевать Новгород, придав своему походу характер общенародной борьбы под лозунгом защиты православия и исконных русских границ.

Принимая решение, Иван обставил дело так, словно оно было ему подсказано, а он только выполнил желание большинства. В марте 1471 года он созвал в Москве Совет удельных князей, епископов и бояр и объявил о походе на Новгород, поскольку новгородцы «отпали от православия в латинство».

План похода на Новгород был тщательно разработан. Наступление московских войск должно было идти широким фронтом. К Москве присоединились Тверь, Псков, шел отряд татарского царевича Даньяра, вели рати братья Ивана III и многие князья. 20 июня во главе главного войска двинулся на Торжок сам Иван III.

Новгородцы с трудом собрали два войска. Кроме обороны Новгорода, им надо было еще защищать свои богатства в Заволочье. Основное сражение произошло на реке Шелони. Новгородцы потерпели сокрушительное поражение, хотя их войско в несколько раз превосходило численностью великокняжеское. Казимир IV не удосужился «всести на конь», помощь от литовцев не пришла. Возглавляющий новгородское войско сын Марфы-посадницы Дмитрий Борецкий и его соратники были казнены.

Поражение новгородцев можно легко объяснить: они разучились воевать. Со времен Ивана Калиты этот торговый город откупался от участия в военных действиях. Война — дело профессиональное, а какое войско соберешь из купцов и ремесленников?

Мирные переговоры были подписаны в местечке Коростень. Москва получила огромную контрибуцию, а новгородцы потеряли большую часть своей вольности. Теперь Москва осуществляла в Новгороде верховную судебную власть, получала дань, судную пошлину митрополиту и пр.

В Москве Ивана III встретили колокольным звоном, молебнами и пирами. Первая часть борьбы за присоединение Новгорода закончилась. Но Иван понимал, что главная борьба еще впереди. Поводом к ее продолжению послужили жалобы новгородских «черных людей» на притеснителей-бояр. Разобраться с жалобами Иван поехал в Новгород «миром», но прихватил с собой войско, которое «на всякий случай» взяло вольный город в кольцо. Это было в 1475 году.

Новгород встретил Ивана необычайно торжественно. Московского князя приветствовали духовенство, знать, старосты улиц, бесчисленные толпы народа встретили государя на Городище. Феофил с крестами и иконами, все так и сияло серебром-золотом, ввел Ивана в Святую Софию, где тот поклонился гробам древних князей: Владимира Ярославича и Мстислава Храброго. Потом пошли пиры и подарки. Иван был ласков, милостив, но пришло время судить.

Великокняжеский двор открылся для народа. Целые улицы шли на поклон к московскому князю и молили о защите. «Не люди, хищники», — говорили о посадниках, доносили, как на улицах Славковой и Никитиной посадник отнял товара на тысячу рублей и народу порубил много, рассказывали, как обижали старосты улиц простой народ.

Иван сделал все чин чином. Вызвал обвиняемых на суд, в присутствии архиепископа и бояр выслушал их объяснения и признал, что жалобы справедливы и строгая казнь обидчиков будет возмездием. Тут же обвиняемые были закованы в железа. С жестким криком «Вы хотели предать отечество наше Литве» к ним присоединили еще нескольких знатнейших новгородцев, в том числе сына Марфы-посадницы Федора Борецкого. Удивленный и потрясенный народ молчал. Да, они хотели справедливого суда, но столь жестокая расправа над обидчиками смутила их.

Тщетно Феофил и посадники молили Ивана III смягчить кару. Но государь отвечал: «Нет, вы сами этого хотели». Однако потом умилостивился. Главные и особо Москве неугодные (их было шестеро) были отправлены в Москву в цепях, прочих отпустили на свободу с условием выплатить денежную пеню. Имущество и земли «обидчиков народа» были «списаны на государя».

И опять пошли пиры и праздники. Своим судом Иван завоевал симпатии городских низов. Государь пробыл в Новгороде девять недель и вернулся в Москву с обозами подарков. Московское войско, стоя под стенами города по монастырским подворьям, тоже себя не обидело, брало, что хотело. Жаловаться не смели.

Решительный суд Ивана III пришелся многим новгородцам по нраву. Обиженные из простого люда да и многие из знатных потянулись в Москву.

Через два года Иван предпринял второй военный поход на Новгород. Повод к войне похож на провокацию, состряпанную в Москве. К Ивану III явились новгородцы — чиновник Назарий и дьяк веча Захарий, объявили себя послами архиерея и всех новгородцев и торжественно именовали Ивана государем Новгорода. До этого Иван назывался господином Новгорода. Кто послал этих людей? Не сам ли Иван III замыслил интригу?

Воспользовавшись новым титулом, Иван послал в Новгород доверенного боярина за разъяснением: хотят ли они присягнуть Ивану как полному их господину? Согласны ли отдать московскому князю Ярославов двор — древнее место сбора вече?

Новгородцы возопили, мол, никого не посылали в Москву с подобными предложениями. В городе поднялось волнение. Стали искать мнимых послов и жестоко расправляться с подозреваемыми. Знаменитого боярина изрубили топором тут же на вече по одному подозрению. Много было шуму, криков, наконец послали в Москву грамоту, смысл которой был: господином признаем, государем нет! Чужого суда у нас не будет; дворища Ярославова не отдаем; хотим жить по договору, подписанному в Коростени. «Кто же предлагал тебе быть государем новгородским, тех сам знаешь и казни за обман. А тебе, господин, бьем челом, чтобы ты держал нас в старине по крестному целованию». Как бы не так! Иван как раз не хотел держать Новгород по старине. Новгородцы были ославлены по Москве как мятежники, готовые изменить православию и отечеству.

9 октября 1477 года, поручив Москву сыну Ивану Молодому, Иван III с огромным войском двинулся на Новгород. По мере его приближения к опальному городу в Иванов стан приезжали послы с подарками, «били челом». Прибыл и архиепископ Феофил, винился. Иван всех слушал, подарки принимал, но ни на какие уступки не шел. Иные новгородские бояре переходили на службу к Ивану, зная, что при их «московских настроениях» добра им дома не ждать.

5 декабря московское войско обступило Новгород со всех сторон, устроив ему блокаду. Иван решил взять город измором. Каждые переговоры вынуждали Новгород к новым уступкам. В городе начались болезни и голод.

В конце концов новгородцы сочинили такую грамоту: «Соглашаемся не иметь ни веча, ни посадника, молим только, чтоб государь утолил гнев свой и простил нас искренне, с условием не касаться собственности боярской, не судить нас в Москве и не звать туда на службу». Иван обещал. Новгородцы потребовали присяги и целования креста. Иван ответил: «Государь не присягает». Не присягнули и князья. Это были действительно новые отношения.

И тут последний раз взметнулась новгородская вольница, но все вылилось в беспомощный крик: «Умрем за Святую Софию!» Покричали и разошлись. Условия примирения были приняты.

Все жители Новгорода в течение двух дней целовали крест, присягая новому государю. После этого осада города была снята. Новгородское вече навсегда прекратило свое существование.

Наиболее активных из литовской партии, в том числе Марфу Борецкую с внуком (сыном Федора, которого Иван судил и уморил в Муроме), отправили в оковах в Москву. Все ее огромные богатства перешли в казну государя всея Руси. Дальнейшая судьба Марфы-посадницы точно неизвестна. По одним документам ее убили по дороге в Москву, по другим она постриглась в Новгородском монастыре.

Иван не остановился в Новгороде, только отстоял с братьями литургию в Святой Софии, а на «честной пир» позвал знатных бояр в свой стан. Подарки государю шли потоком. Летописец с завидным тщанием перечисляет, за что была продана новгородская вольность: тут тебе и иконы, обложенные жемчугами, и чары, и мисы, и ендовы — все в драгоценных камнях, упомянуто и страусовое яйцо, окованное серебром в виде кубка, далее сукна, шелка, пояса, убор, кречеты для охоты и деньги, деньги, корабельники, червонцы.

Более шести веков слыл Новгород вечевой республикой, живя под охраной грамоты Ярослава Мудрого. Новгород торговал с Европой и Азией, копил богатства, а теперь в Москву тянулось триста возов с серебром и златом. Замыкал обоз вечевой колокол. Его привезли в Москву и повесили в звоннице Успенского собора.

Жалко Новгород, жалко отобранного у него богатства. И все-таки Иван III был прав. Политика государства далеко не всегда совпадает с желаниями отдельного человека. Иван точно знал, чего хочет: объединить и усилить Русь. Если бы не он овладел Новгородом, это со временем сделала бы Литва. Слишком богат и лаком был этот, в общем-то, беззащитный город. Кричать на вече они умели, а защитить себя не могли.

В 1479 году Ивану пришлось последний раз брать Новгород силой. Город затворился от государя, но под ударами пушек сдался.

Историки по-разному описывают последнее посещение Иваном III Новгорода. Иные говорят, что открытых мятежей не было, а только дух вольнолюбия продолжал летать в воздухе: де, нельзя сразу изменить порядок вещей. Другие утверждают — был заговор, а в нем замешаны братья государя Андрей и Борис Васильевичи. Удельной войны с братьями Иван боялся больше всего на свете.

В одном историки сходятся — государев розыск и суд были страшными. Аресты, пытки… сотни людей были преданы казни. Сам архиерей Феофил был арестован и сослан в Чудов монастырь.

По приказу Ивана было произведено великое переселение. 15 000 боярских и купеческих семей вывезли из Новгорода и расселили по разным городам: Москве, Владимиру, Ростову, Переяславлю, Костроме и Нижнему. Многие из сосланных погибли в дороге. На их место из Москвы прислали служивых людей. Этим переселением было окончательно задушено вольнолюбие города.

Про Ивана III говорили, что он был жесток, но умел усмирять свою жестокость силой разума. А в Новгороде и «не усмирил». Недаром его на Руси называют грозным. Но это прозвище, а не титул. В Новгороде Иван Васильевич III словно репетировал роль, которую впоследствии со всей яростью и безрассудством, граничащим с безумием, сыграл внук его Иван Васильевич Грозный.



Конец татарского ига.

При Иване III произошло великое событие. После двухсот сорока трех лет подчинения татаро-монголам Русь освободилась от ига.

Еще в 1472 году на Русь пришел хан Золотой Орды Ахмат. Он дошел только до Алексина на Оке и ушел назад, получив отпор от московского войска. С 1475 года Иван III перестал платить Орде дань.

Хан Ахмат ушел воевать с крымским ханом Менгли-Гиреем, победил его и, вдохновленный победой, послал в Москву грамоту, в которой с простодушием или дерзостью требовал приезда Ивана III в Орду и уплаты дани «за прошлые лета». Иван не счел нужным давать Ахмату какой-либо ответ.

Летом 1480 года хан Ахмат двинул войска на Москву. Иван III знал, что война неизбежна. Русские армии двинулись упредить продвижение татар в трех направлениях: к Тарусе, Серпухову и Коломне.

Ахмат надеялся на помощь короля Казимира, поэтому подошел к Руси с литовской границы по реке Угре. Русские полки из Серпухова и Тарусы тоже перешли к устью Угры, туда, где она впадает в Оку.

Иван III созвал в Москве совет, решая, как оборонять Москву в случае прихода под ее стены хана Ахмата. Приняв меры предосторожности, Иван с подкреплением явился к своим войскам на Угру и встал в селении Кременец.

Ахмат не дождался помощи от Казимира. Весь октябрь русские войска стояли на левом берегу Угры, татары — на правом. Ахмат делал попытки перейти реку, но русские войска не позволили ему сделать это. Неосуществившаяся битва с татарами названа «великим стоянием».

Наступили холода, Угра замерзла. Войско требовало еды, кони — фуража. Иван III отвел свою армию к Боровску. Перед Ахматом был пустынный, оголенный берег Угры. Скачи дальше! Но хан считал, что русские заманивают его в ловушку. В татарском стане началась смута: холод, снегопады, бескормица. 11 ноября княжич татарский Касым тайно ушел со своим отрядом в Литву. За ним двинулось все войско, грабя по дороге литовские земли.

На обратном пути Ахмат, дабы отомстить Ивану III, сжег первый попавшийся ему русский город. По жестокой иронии судьбы им оказался Козельск. Исторический круг замкнулся. После этого Ахмат вернулся в Орду и был там убит. А Иван III с развернутыми знаменами торжественно въехал в Москву. Так кончилось татарское иго.



Отношения с Литвой.

Усиление Москвы и постепенное ослабление Литвы первыми почувствовали (каким-то шестым чувством) князья пограничных, так называемых «верховских княжеств» (в верховьях Оки) — Новосильского, Воротынского, Одоевского… Местные князья были вассалами Литвы, но считали себя вправе сменить сюзерена. Некоторые из них на рубеже XV–XVI веков «отъезжают» в Москву вместе со своими владениями. Удержать их силой литовский великий князь уже не мог.

Смерть Казимира IV изменила отношения Литвы с Русью. Сыновья Казимира поделили власть. Ян Ольбрахт стал королем Польши, а во главе Литвы встал великий князь Александр.

Видя усиление Москвы, Александр предложил заключить мирный договор и попросил Ивана III отдать ему в жены дочь Елену. Иван согласился с одним непременным условием — не понуждать его любимую дочь к принятию католичества. Александр согласился. Но Ивану мало было королевского слова, от Александра потребовали грамоты «О свободе исповедания греческого закона Еленой Ивановной». Ратификацией договора служило крестное целование. При отъезде дочери в Литву Иван вложил ей в руку бумагу с подробным описанием того, как ей должно вести себя в вопросах веры. Настойчивость и страстность Ивана в этом вопросе столь сильна, словно его дочь собирались понуждать к людоедству. Современному человеку трудно понять эту религиозную нетерпимость. Перед Богом все равны. Но, очевидно, предки наши были сильнее в вопросах веры.

Елена не обманула ожиданий отца, до конца жизни осталась православной.

Ивану III был нужен выход к морю. Он первым начал войну за Прибалтику, объявил войну Швеции и разбил шведские войска в 1497 году. Литва меж тем, забыв о родственных связях с Иваном III, совершала пограничные набеги на Рязанскую землю. Не желая замечать возросшую силу Москвы, Александр потребовал выдачи всех «отъехавших» на Русь православных князей. В воздухе запахло войной. Предлогом к военным действиям для Ивана III послужило нарушение литовцами договора: по слухам (а Ивану III выгодно было в них верить), Елену Ивановну в Литве стали заставлять (правда, безуспешно) принять католичество. В июле 1500 года на Митьковском поле (под Дорогобужем) в шестичасовой битве литовцы потерпели сокрушительное поражение от объединенных русских войск.

После этого на шесть лет с Литвой было заключено перемирие. На эти шесть лет почти треть русских земель, ранее принадлежавших Литве, перешла к Ивану III.



Два наследника.

По примеру отца Василия Темного Иван III решил назначить наследника при жизни. Им стал Иван Молодой — сын первой жены Ивана, тверской княжны Марии. Этот молодой человек оправдывал все надежды государя, он принимал и одобрял политику отца, знал ратное дело, проявлял незаурядные способности.

Иван Молодой был женат на дочери молдавского господаря Елене Стефановне. Когда их сыну Дмитрию исполнилось восемь лет, Иван Молодой тяжело заболел и умер. Поскольку лечил Ивана присланный папой римский лекарь Леон, сами собой возникли слухи об отравлении. Летопись не говорит на этот счет ничего определенного, только замечает бесстрастно, что лекарь Леон был казнен.

От Софьи Палеолог у Ивана III было много детей, старшим был Василий, и мать была уверена, что именно он будет наследником. Но по праву наследия те же права имел малолетний Дмитрий — сын Ивана Молодого.

При дворе образовались две партии: одна за сына, другая за внука. Во главе каждой партии стояла мать претендента на престол. Елена Стефановна не уступала в честолюбии Софье Палеолог. Бояре тоже разделились, образовав два двора. Дядя и племянник с детства не любили друг друга — и немудрено.

Иван III не мог решить, кого сделать наследником, и выжидал. Отношения государя со второй женой были достаточно сложными. С одной стороны, Софья Палеолог принесла в Москву славу и величие Византии, она вывела Русь на связь со многими странами Европы, что было на пользу молодому государству. Но все московские неурядицы были связаны с ее именем, ей не могли простить слишком вольного обращения с царской казной. В сознании людей Софья была гречанка и ею осталась в новом отечестве — на Руси.

Выбор Ивану III подсказали дальнейшие события. Василию исполнилось двадцать лет. В 1497 году при дворе был раскрыт заговор против Ивана. Розыск показал, что во главе заговора стоял боярский сын Гусев, а поскольку Гусев знался с Василием, то и Софью Палеолог, и ее сына обвинили в причастности к заговору. Из летописи следует, что заговорщики замыслили побег Василия, захват северных земель (Вологды, Белоозера) и убийство Дмитрия. Что тут правда, что навет — определить трудно. В основе любого заговора стоит интрига.

В результате Иван III казнил главных заговорщиков, неглавных упрятал в тюрьму, а Софью с Василием посадил под стражу.

Выбор был сделан. В 1498 году в Успенском Соборе Иван III и митрополит торжественно благословили на великое княжение Дмитрия. Ритуал был обставлен очень пышно. Здесь и шапка Мономаха, и бармы. Это было первое венчание на царство, описанное в нашей истории. После обедни Дмитрия повели в Архангельский собор, где, по старинному обычаю, осыпали его в знак богатства серебряными и золотыми монетами. Кончилось все широким пиром.

Прошел год. Сидеть бы тихо за прялкой Елене Стефановне, матушке молодого государя, а она, почувствовав свою власть, вмешалась в русско-литовские отношения. Елена Стефановна была за мир с Литвой, что шло вразрез с кровными планами Ивана III — отвоевать у литовцев русские земли. В своем желании мира Елена Стефановна нашла единомышленников. На беду, это были близкие Ивану III люди: боярин князь Патрикеев с сыновьями его и зять Семена Ивановича Ряполовского. Жизнь додумывает и сюжет. Службой Ивана было перехвачено тайное письмо названных бояр к Александру, великому князю литовскому, в котором Александра предупреждали, что потомки Дмитрия Шемяки и князя Ивана Можайского хотят уйти от литовской службы в Москву к Ивану III.

Измена близких бояр потрясла Ивана. Князь Ряполовский был казнен, трое Патрикеевых пострижены в монахи, а наследник Дмитрий попал в опалу.

Отставка Дмитрия произошла не сразу. Вначале были оправданы Софья Палеолог с Василием. Заключение их под стражу Иван признал «наваждением», а причастность их к заговору — наветом лихих людей. Да и был ли заговор? Василию был пожалован Новгород и Псков, где он стал великим князем.

В 1500 году Дмитрия перестали допускать к государственным делам, а через два года он вместе с матерью был отправлен в заточение.

В выборе отца сыграли роль, конечно, не наветы и тайные письма. Василий куда больше подходил для уготованной ему роли, чем инфантильный, целиком находившийся под влиянием матери Дмитрий.

Но вообще-то история — потемки. Летопись зачастую столь субъективна, что не знаешь, чему и верить: смелых в ней называют безрассудными, умных — коварными, порядочных — бездарными. Историку только и остается, что полагаться на собственный инстинкт.

Елена Стефановна умерла через три года заточения «нужной» смертью. Наверное, ее отравили. Но кому была нужна ее смерть?

Софья умерла еще раньше, в 1503 году. И в это же время занемог сам Иван III. Ходили слухи, что Иван, угрызаясь совестью, простил любимого внука и хотел выпустить его на свободу, но не успел. 27 октября 1505 года Иван III скончался, оставив Василию в наследство объединенную Русь, шестьдесят шесть городов и всю полноту власти.



Русская культура XIII–XIV веков

Многие века Европа если и признавала таланты русских, то главным считала талант подражания в самых разных областях: в делах инженерных, военных, механике, науках, живописи. Мы все время догоняли Европу, не остановились в этом стремлении и сейчас. Но Россия создала великую литературу, великую музыку и великую живопись. Литература и музыка — это в XIX веке и далее в XX. А вот великая живопись была на Руси уже в XIV веке.

Я имею в виду русскую икону и фреску, а именно Андрея Рублева и Феофана Грека. Рублев — это человек-легенда. Мы очень мало знаем о его жизни, неизвестна точная дата рождения (где-то между 1360 и 1370 годами) и дата смерти (примерно в 1430 г.). В традиции Православной Церкви не принято подписывать свои работы. Андрей Рублев трудился для родины и православия и словно растворился в них. До нас дошло немного работ гениального мастера: расписал Успенский собор во Владимире, участвовал в росписи Благовещенского собора в московском кремле, создал знаменитый «звенигородский чин» — иконы для соборного иконостаса. И еще, по счастью, до нас дошла Троица. Под сенью дуба трое ангелов беседуют о сущем. Конечно, теплый, мягкий, светлый колорит, и еще тайна… С икон Рублева смотрят на нас сама доброта и мудрость, и удивительно, что иконы эти (гимн гуманизму!) были созданы в столь трудное для Руси время.

Феофан Грек приехал из Византии, и Русь стала его второй родиной. Фрески Феофана в Новгороде и Москве до сих пор поражают наше воображение. Святые на его фресках переживают столь глубокие чувства, ставят перед собой настолько глобальные нравственные проблемы, что мы в XX веке можем с горечью признать — человечество в своем поступательном движении больше потеряло, чем приобрело.

В понятие «русская литература XIV–XV веков» входят летописи, церковно-служебные книги, светские повести, «Хожения» (путевые заметки) и жития святых. Понятно, что вся эта литература была рукописной.

Более всего до нас дошло церковных книг, потому что каждая церковь должна была иметь Апостол, Евангелие, Служебник, Псалтырь и пр. Историческая и светская литература выделяется произведениями о Куликовской битве («Задонщина» и «Слово о Мамаевом побоище»). Народ имел свой эпос: сказы, былины, легенды, сказки.

«Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина — в 1466 году в Индии побывал! — замечательный памятник русской культуры. Оставил «путевые заметки» и смоленский дьякон Игнатий. В 1389 году он сопровождал митрополита Пимена в Византию и оставил яркое описание путешествия и жизни византийского двора.

Очень много для русского читателя в XIV–XV веках значили Жития святых. Одним из лучших писателей этого «жанра» был Епифаний Премудрый, ученик Сергия Радонежского. Читали на Руси и Хронограф — сборник занимательных и нравоучительных новелл из всемирной истории.

В русском зодчестве в XIV–XV столетиях наметились две школы: новгородско-псковская и московская. Новгород и Псков не пострадали от нашествия татар, и здесь в большей степени сохранилась преемственность в строительстве. Каменными строились в основном церкви. И по сей день радуют глаз легкие, нарядные и торжественные храмы, например, Спаса на Ильиной улице (1374 г.), церковь Федора Стратилата (1361 г.) в Новгороде и др.

Москва начала строиться при Иване Калите. К концу XIV века в Москве насчитывалось тридцать — сорок тысяч жителей. Большую ее часть составляли ремесленники. Они жили по слободам, и сейчас по названию улиц мы можем угадать, кто жил в этом районе (Бронная, Пушечная, Поварская, Кузнецкий мост, Каретный ряд и т. д.). В кремле жили в основном бояре со своей челядью. Белокаменный кремль был построен Дмитрием Донским.

Еще во времена венчания с Софьей Палеолог Иван III послал в Венецию своего человека — Семена Толбузина — с наказом сыскать в Италии опытного архитектора для строительства каменного Успенского собора взамен деревянного. Толбузин нашел зодчего, болонца Фиораванти, прозванного за искусство Аристотелем. Этот архитектор успешно строил в Венеции, и итальянцы отпустили его в Россию не без сожаления.

Успенский собор строился четыре года. Создавая его, Фиораванти использовал русские традиции в зодчестве, а заодно учил наших мастеров готовить известь, обжигать кирпич и прочим строительным премудростям.

Довольный работой Фиораванти, Иван III призвал многих мастеров из Италии. Их стараниями были построены Благовещенский собор, а на площади, где стоял княжеский терем, — большая палата, названная Грановитой. Она стала местом торжественных собраний, приемов иностранных послов и служила этой цели триста лет.

Кремль был обнесен новой кирпичной стеной. В то время был заложен Архангельский собор, ставший усыпальницей русских царей и всей их фамилии.

Государь Иван III хотел перенять от западных стран все лучшее. Только в вопросах веры и русских обычаев он был непреклонен.



Василий III Иванович —

«последний собиратель земли русской»

(1505–1533 гг.)

Во время вступления на престол Василию Ивановичу было двадцать шесть лет. Враги Московского государства ждали, что по смерти Ивана III на Руси начнутся усобицы и войны. Все помнили, что племянник Василия, Дмитрий, был венчан на царство в Успенском соборе, и надеялись, что найдутся защитники, которые освободят его из темницы.

Но не тут-то было. Василий в строгости и понимании государственной задачи был равен отцу. Сразу же, заняв престол, Василий приказал заковать Дмитрия в железа и «в палату темну посади». Там Дмитрий и умер в 1509 году. О причине его смерти сообщается уклончиво: то ли от голода, то ли от дыма. Угарный газ — верное средство, чтобы отправить человека на тот свет. Дмитрию было двадцать пять лет.

Василий Иванович стал единовластным правителем Руси.



Направление внешней политики государства Василию определил отец: а) балтийская проблема — выход к морю; б) вернуть завоеванные Литвой русские земли; в) Крым — с ним надо было вести деликатную политику, хан Менгли-Гирей был союзником Руси в борьбе с Литвой; г) и, наконец, Казань.

Войной с Казанским царством Василий начал свое правление. В 1506 году на Казань отправилось русское войско двумя путями: речным, по Волге, и сухим (конница). Первой приплыла пехота и сразу в жуткий зной пошла на Казань. Татары встретили русских во всеоружии, завязалась отчаянная резня. Часть татарского войска зашла в тыл и отрезала русских от судов. Поражение русской пехоты было полным.

В этот момент подоспела московская конница. Но татары устроили хитрость. Они раскинули стан в виду русских и с первым нападением тех бросились бежать, как бы объятые страхом. Русские кинулись грабить их стан, за что и поплатились, проиграв сражение.

Москва стала готовиться к новому походу на Казань, но хан Магмет-Амин попросил мира, обязуясь отпустить всех пленных, взятых на войне.

Василий принял его условия. Сейчас ему было не до Казани, гораздо больше его занимала Литва. К слову скажем, что он еще два раза ходил на Казань — в 1524 и 1530 годах, и оба раза неудачно. Покорить Казань самой судьбой было назначено сыну его — Ивану Грозному.



Итак, Литва. В 1506 году умер бездетным великий князь Василий Казимирович, и Василий III решил, что это самый подходящий момент попытать счастья — через сестру Елену Ивановну (вдову Александра) присоединить мирным путем Смоленск и прочие русские земли. Идея эта была нереальной.

Литовский и польский престол занял брат покойного короля — Сигизмунд Старый. Главой литовско-московской партии (они были сторонниками мирных отношений с Москвой) был князь Михаил Львович Глинский. Он тоже претендовал на литовский трон. Этот европейски образованный, яркий человек был правой рукой покойного Александра Казимировича, его любимцем и главой придворной гвардии. Вместе с Михаилом Глинским карьеру сделали три его брата, старший — Иван Львович — сидел воеводой в Киеве.

В феврале 1507 года литовский сейм решил возобновить войну с Русью. В Москву явилось посольство от Сигизмунда и потребовало возвращения Литве земель, отвоеванных Иваном III, «дабы кровь христианская не лилась, король в своей правде уповает на Бога». Это была прямая угроза. Дело шло к войне.

В это время в Литве возник внутренний конфликт. Литовская знать, считавшая Глинского сторонником мирной политики с Москвой, решила ослабить его влияние и отняла у Ивана Глинского воеводство в Киеве. Заклятый враг Глинских, Ян Заберезинский, открыто называл братьев изменниками. Взбешенный Глинский требовал у Сигизмунда Старого суда, король отмалчивался.

Тогда Михаил Львович решил искать правду в другом месте. Он завел переписку с Василием III и сообщил, что сейчас самое время идти войной на Литву, войска литовские не в сборе, а от других стран помощи не будет. Василий III живо откликнулся на письмо Глинского, обещал ему помочь и наказал, чтобы тот не медлил.

Михаил Глинский начал дело. Со своими конными ратниками он занял Гродно и окружил дом врага своего Заберезинского. Двое подручных князя отсекли Заберезинскому голову, подняли ее на пике и понесли впереди отряда. Для того чтобы собрать войско против Сигизмунда, Глинский удалился в Новгород.

В феврале 1508 года, собрав значительную военную силу, Михаил Глинский привел ее в Литву и устроил подлинную войну, сделав центром восстания Туровщину — цитадель Глинских в Литве. Василий III послал ему в помощь московские полки и предложил Михаилу с братьями Иваном, Василием и Андреем перейти на службу Москве. При этом Василий обещал Михаилу Глинскому все города, которые тот отнимет у Сигизмунда. Глинские согласились и присягнули на верность русскому государю.

Важнейшей задачей московских полков было взятие Минска и Слуцка, но не получилось… Войска Сигизмунда и московские (вместе с полками Глинского) встретились на Днепре около Орши. Неделю простояли друг против друга и разошлись. Видно, и те и другие не рассчитывали на свои силы. Василий III счел кампанию этого года законченной. Михаил Глинский с братьями отправился в Москву. Кроме них, на сторону русских перешли многие литовские князья. «Литва дворовая» — так их стали именовать в Москве. Михаилу Глинскому Василий III дал два города «на приезд» — Малый Ярославец и Медынь.

Сигизмунд при посредничестве княгини Елены Ивановны запросил у Василия III мира, и вскоре литовское посольство в Москве официально признало отвоеванные Иваном III земли русскими. Был подписан «вечный мир». Кажется, Василий III добился малыми потерями того, что хотел. Глинским возвратили все их земли в Литве и позволили свободный въезд из Литвы в Москву.

Но, подписав «вечный мир», оба государства тут же стали готовиться к войне. Василий стал усиливать армию, снабдил ее огнестрельным оружием — пищалями. Сигизмунд старался склонить на свою сторону крымского хана Менгли-Гирея, который еще раньше заключил с Москвой союз против Литвы.

Старый крымский хан вел двойную игру. У него было пять сыновей и куча родни. Хану хотелось получать подарки и от русских и от литовцев, поэтому он обещал все, что угодно. Сигизмунду обещал послать войска в помощь к самой Вильне, но король боялся такой помощи. Глинскому хан сулил добыть для него Киев, Руси клятвенно обещал мир и помощь против Литвы и очень хотел под сенью этого договора добыть побольше соболей и горностаев для своих невесток. Орда легко давала клятвы, но не держала их.



В это относительное затишье Василий III решил заняться делами внутренними, а именно: уничтожить самостоятельность Пскова. Задача эта давно стояла на «повестке дня». Для начала Василий поменял в Пскове своего наместника: отозвал в Москву князя Шестунова, который отлично ладил с псковичами, а на его место послал князя Репню-Оболенского. Последний, как говорит летопись, «был лют до людей». Вскоре на Репню-Оболенского посыпались в Москву жалобы, и Василий вместе с братом князем Андреем, боярами и духовенством отбыл осенью 1509 года в Новгород, поближе к месту событий.

И тут же в Новгород из Пскова полетели жалобы на Репню-Оболенского от посадских бояр. В самом Пскове было неспокойно, народ на вече заходился от крика, «черные люди» бунтовались против бояр.

Прослышав про смуту, Василий «наложил на свою вотчину Псков опалу»: повелел снять вечевой колокол, упразднить вече, а всю власть в городе передать двум наместникам. Заплакали в Пскове. «Как зеницы у них не выпали вместе со слезами? Как сердце не оторвалось от корня своего?» — пишет летописец. Поплакали — и будет… Помня опыт Новгорода, псковичи пошли на эти условия. Василий III торжественно въехал в Псков и прожил там месяц. Со временем из Пскова было выселено триста богатых семейств, многих из них поселили в Москве в районе Сретенки. На их место в Псков летом 1510 года прибыло триста купцов с семьями из московских городов. Василий поступил с Псковом, копируя отца в его политике с Новгородом, только, как говорится, «труба пониже, дым пожиже».



Вернемся к делам литовским. Осенью 1512 года в Москве стало известно об аресте в Вильно княгини Елены Ивановны. Были слухи, что Сигизмунд посадил ее в темницу, где она вскоре и умерла. Василий III послал в Литву «разметные грамоты» с объявлением войны.

В конце декабря 1512 года Василий с братьями, Михаилом Глинским и огромным войском пошли на Смоленск. Зимнее время было выбрано из опасения нападения крымских татар.

Шесть недель простояли русские войска у Смоленска, но взять его не удалось: не хватило осадной артиллерии. Вторая осада Смоленска состоялась летом того же года и тоже была неудачной. Днем осадные пушки разбивали городские стены, а ночью жители заделывали пробоины.

Смоленск был взят только с третьего раза, в июле 1514 года. Пушки пробили стену, много народу погибло. Чтобы спасти город от полного разрушения, к Василию III вышел сам наместник Сологуб, владыка Василий и весь народ: «Государь князь великий! Не погуби город, но возьми его с тихостью».

Василий III предложил жителям самые мягкие условия сдачи города. Он обещал управлять Смоленском «по старине», не вступаться в дела бояр и монастырей, всех желающих обещал принять в московскую службу и повелел выдать каждому из таковых по два рубля и штуке английского сукна. Всем желающим остаться на службе в Смоленске государь обещал платить жалованье, а тем, кто поедет в Москву, выдать деньги «на подъем». Сологуб отказался служить Москве, и был отпущен в Литву. Там он вскоре был казнен как изменник.

Большую роль во взятии Смоленска сыграл Михаил Глинский, то есть настолько большую, что рассчитывал сделать Смоленск своим княжеством. Летописец приводит такой диалог. «Сегодня я дарю тебе Смоленск. Чем ты меня одаришь?» — сказал Глинский Василию. На это государь ответил: «Я дарю тебе княжество в Литве». Это княжество еще надо было завоевать! Наверное, Глинский обиделся, он был слишком яркой фигурой. Человек, замысливший в свое время получить литовский трон, не мог слишком долго оставаться подручным у московского князя. Именно этим можно объяснить дальнейшее поведение Глинского, который тайно снесся с Сигизмундом. Литовский король с радостью согласился принять опального князя.

Глинский замыслил тайно бежать из русского лагеря, но слуга его донес об измене и указал дорогу, по которой поедет беглец. Ночью Михаил Глинский был схвачен. Василий III велел заковать его в железа и отвезти в Москву. При Глинском были найдены Сигизмундовы грамоты, послужившие уликой.

Дальнейшие сражения с Литвой для Руси закончились неудачей, но Смоленск остался за Московским княжеством. В память этого события в двух верстах от Москвы был построен Новодевичий монастырь. Иконостас его украшала Смоленская Божья Матерь, списанная в 1456 году с древней Одигидрии Смоленского храма, поставленного еще Владимиром Мономахом.



Жизнь двора.

Во время вступления на престол Василий III был женат. По совету окружения матери Софьи Палеолог, уже покойной, он решил взять в жены русскую. Этим Василий III подчеркивал, что в центре его внимания будут внутриполитические дела.

На смотрины привезли пятьсот невест. После тщательного отбора осталось десять девиц. Выбор Василия пал на красавицу Соломонию Сабурову. Свадьбу сыграли в 1505 году, в сентябре.

При всей любви к жене брак их был неудачным. Главное назначение великой княгини — родить государству наследника, а Соломония была бесплодна.

Василий прожил с ней 21 год в надежде на сына. Что только не предпринималось, чтобы Всевышний пожаловал им детей! Государь с женой жертвовали вклады монастырям, раздавали милостыни, ездили к святым на поклон и молились, молились… Несчастная Соломония прибегла даже к ворожбе и колдовству. Известная в те времена Степанида Рязанка была призвана во дворец, смотрела великую княгиню и сказала: «Детям не быть!»

Поскольку у Василия III не было наследника, престол после его смерти должен был наследовать брат Юрий Иванович, князь Дмитровский, а это могло привести к усобицам. Допустить междоусобной войны Василий не мог. Встал вопрос о разводе великокняжеской четы — вещь на Руси неслыханная.



Дела церковные.

Церковь во всем поддерживала государя, то есть была идейным помощником великокняжеской власти. Но у церкви были свои проблемы. Еще при Иване III на Руси появилась ересь, так называемые «жидовствующие». Пришла ересь из Новгорода, куда была «занесена» евреем Схарием из свиты литовского князя Михаила Олельковича.

Относительно этой секты существует множество разночтений. Иные исследователи считают, что собственно иудейского в этой ереси было мало, она являлась продолжением учения «стригольников».[8] Другие историки приписывают секте реформаторский дух. Иван III хотел реформировать церковь, посягая на ее владения, поэтому одно время поддерживал приверженцев секты. Некоторые усматривают в учении «жидовствующих» чистый материализм. Православная церковь обозвала секту «жидовствующими», потому что ее последователи отрицали церковную олигархию, троичность божества, поклонение иконам и призывали упразднить монастыри. Сектанты также увлекались астрологией и кабалистическими гаданиями.

Приверженцами ереси «жидовствующих» стали не только многие богатые и значительные люди в Москве и Новгороде, но сама Елена Стефановна,[9] сноха Ивана III. Решение о беспощадном искоренении ереси было принято в 1504 году церковным Собором. После этого многие «жидовствующие» были сожжены в клетке, другие пошли в заточение. Елена Стефановна, как мы помним, кончила жизнь в темнице.

Православная церковь, в свою очередь, раскололась на два лагеря по вопросам свободы совести и миропонимания. В XVI веке вся мысль была мыслью церковной, и в зависимости от своего отношения к вере человек строил свои отношения с миром.

Два церковных лагеря назывались — «нестяжатели» и «иосифляне». Нестяжатели (от слова не стяжать) проповедовали аскетический образ жизни, отрицали право монастырей жить за счет своих владений, поскольку монах может существовать только «от своих трудных подвигов», и категорически отвергали для еретиков смертную казнь. «Бог не хочет смерти грешника, но его раскаяния», — говорили они. Упорствующих в ереси можно было изолировать, наказать, выслать за границу, но не казнить, поскольку это противно Богу. В то время, как в Европе пылали костры инквизиции, идеи нестяжателей проповедовали высшую терпимость. При этом нестяжатели выступали за независимость Церкви от государства. Нестяжателей «возглавлял» старец Нил Сорский и его последователь Вассиан Патрикеев.

Иосифляне назывались по имени Иосифа Волоцкого — основателя Волоколамского монастыря. Они считали, что все земли и имущество монастырей принадлежит Богу, а стало быть, и монахам. И потом, как без денег возводить храмы, помогать сирым, убогим и самому государству? В Великом князе иосифляне видели наместника Бога на земле. Из их среды вышла теория: «Москва — третий Рим». Они признавали зависимость церковной власти от светской, а с еретиками предлагали расправляться со всей жестокостью, вплоть до сжигания на костре. Опыт инквизиции был им в том подмогой.

Как мы видим, последняя идеология была куда больше приспособлена для жизни в XVI веке, чем высокодуховные стремления нестяжателей. В суде над «жидовствующими» иосифляне победили.

Все эти страсти и ужасы с сжиганием людей, которые происходили в 1504 году, минули, но разногласия между нестяжателями и иосифлянами не только не кончились, но вошли в новую стадию идейной борьбы. Василий III поддерживал иосифлян, что не мешало ему поддерживать дружеские отношения с Вассианом — главой нестяжателей,

Вассиан, в миру князь Василий Косой Патрикеев, был сыном князя Ивана Юрьевича Патрикеева, попавшего в 1499 году в опалу по делу наследника Дмитрия. Отца постригли в Троицком монастыре, а сына Василия (под именем Вассиан) в Кирилло-Белозерской обители.

Василий III уважал Вассиана за строгую жизнь. Где-то в 1510 году князь-инок из Кириллова монастыря был переведен в Симонов, в Москву. Туда Василий III и ездил на ученые беседы.

У Василия III не хватало земель для раздачи дворянам за их службу. Вассиан предложил простое решение: взять все земли и имущество у монастырей в казну и оплатить службу дворянам. Естественно, иосифляне даже слышать об этом не хотели. Они готовы были поддерживать Василия III во всех его начинаниях, но при условии, что все их богатства останутся за Церковью. Речи Вассиана имели большой успех при дворе, но им не суждено было воплотиться практически. Уже тогда ставился вопрос о разводе государя с Соломонией Сабуровой, а в этом вопросе Вассиан не поддерживал государя. Он считал, что по христианским законам нельзя бросать жену без вины.

В 1518 году в Москве появилось новое лицо — ученый монах с Афона Максим Грек. Это был талантливый человек, писатель и публицист. Он учился в университетах Флоренции и Парижа, был знаком с Иеронимом Савонаролой[10] и даже находился одно время под его влиянием. Вот этого человека и позвал Василий III для исправления книг в собственной библиотеке.

Максим Грек оказал важные услуги русскому просвещению XVI века. Он не только выправил книги по богослужению, наполненные переписчиками грубыми опечатками, но перевел Псалтырь с греческого на русский.

Максим Грек вооружился против астрологии и веры в колесо фортуны, считая, что все в жизни устраивается промыслом Божьим.

Во время работы Максим сошелся и подружился с Вассианом Патрикеевым, много у них было ученых споров. В том, что монастыри не должны владеть селами, оба были совершенно согласны. Видимо, Максим Грек позволил себе излишнюю свободу в поведении и высказываниях, потому что по настоянию иосифлян в 1525 году предстал перед судом церковным и светским. Ему ставили в вину распространение ереси, порчу церковных книг, отрицание права русских самим назначать митрополита. Кроме того, Максим призывал православных к войне с Турцией в защиту христиан и открыто судил желание государя получить развод и жениться вторично.

Максима Грека осудили на заточение в Волоколамском монастыре. Туда же сослали и Вассиана Патрикеева.



Последние годы правления.

Разрешение на развод с Соломонией Сабуровой Василий III получил от митрополита Даниила. Тот занял митрополичью кафедру в 1522 году, после смерти митрополита Варлаама. Даниил был активным защитником иосифлян и, как только влияние нестяжателей ослабло (после суда над Максимом Греком и Вассианом), развел царскую чету без всяких трудностей и осложнений.

Предварительно был произведен розыск (расследование) «о неплодстве» Соломонии, на государя нельзя было бросить тень. В ноябре 1525 года Соломония была пострижена под именем Софьи. Пять лет она провела в ссылке в Каргополе, потом была переведена в Покровский монастырь в Суздале. Там и окончила свои дни.

Добровольно ли великая княгиня приняла постриг, или ее к этому принудили — точно неизвестно. Сведения на этот счет противоречивы.

С именем Соломонии связана легенда, пересказывать которую надо со словом «якобы». Разлучившись со своим мужем, она якобы родила столь давно ожидаемого сына. Но Василий III был уже женат, поэтому сообщать о столь важном событии было поздно. Однако по прибытии в Суздаль Соломония почему-то сочла нужным послать в Москву письмо и сообщить о своем сыне Георгии. Может быть, это было связано с рождением наследника Ивана от Глинской, а может быть, сама молва донесла до государя весть о рождении сына.

Как бы то ни было, в Суздаль от Василия III были посланы два боярина для расследования щекотливого дела. Но Соломония одумалась, понимая, какая беда грозит ее Георгию, и сказала московским боярам, что да, был сын, но умер. В подтверждение своих слов она показала гробницу Георгия. Все это, повторяю, легенда, подтверждения которой нет в документах того времени.

Гробница ребенка Георгия сохранилась до наших дней в усыпальнице Покровского монастыря, но называлась почему-то гробницей Анастасии Шуйской, дочери царя Василия Ивановича Шуйского, «героя» Смутного времени. Анастасия Шуйская девочкой была вместе с матерью сослана в Покровский монастырь.

В 1934 году в Покровской усыпальнице производились археологические раскопки. В названной гробнице был обнаружен гробик-колода, а в гробике подобие куклы из деревяшки, на деревяшку была надета мальчиковая рубашка из шелковых древних тканей и подпоясана пояском с кисточками. Эти раскопки в общих чертах подтверждают легенду, но оставляют очень широкое поле для разных догадок.

Вернемся к Василию III. Через два месяца после пострижения Соломонии государь вступил в повторный брак с княжной Еленой Глинской, племянницей все еще сидевшего в темнице Михаила Львовича Глинского. После великокняжеской свадьбы пленник был выпущен и немедленно занял достойное место при русском дворе.

Летописец отмечает, что Василий III возлюбил Елену «лепоты ради», но брак носил и политический характер. Род Глинских восходил к правителю Большой Орды Мамаю.[11] Это должно было произвести впечатление на все еще непокоренную Казань. Кроме того, свойство с литовской знатью могло помочь в нормализации отношений с Литвой.

Долгожданный наследник появился только через четыре года после брака. 25 августа 1530 года родился Иван Васильевич — будущий Грозный. Все четыре года великокняжеская чета молилась о сыне, ездила по монастырям и жертвовала деньги. Помня о предыдущем браке Василия, при дворе задавались вопросы: а государь ли является отцом младенца Ивана? Такие вопросы, заданные шепотом, стоили в то время головы, но народу рот не заткнешь. Сами собой возникли предсказания и передавались из уст в уста: де, сын от незаконного брака станет мучителем. Уже позднее, при правлении Ивана IV, писали: «И родилась в законопреступлении и сладострастии лютость».

На роль отца слухи выдвинули молодого князя с длинной фамилией Ивана Овчину-Телепнева-Оболенского. Он давно был неравнодушен к Елене Васильевне, а при ее регентстве стал фактическим соправителем. Когда семнадцатилетний Иван взошел на престол, он жестоко расправился со всем семейством боярина Овчины-Телепнева.

В 1532 году великая княгиня родила второго сына, Юрия, но мальчик родился неполноценным. А в октябре 1533 года государь Василий Иванович скончался. Летопись подробно описывает последние дни его и внезапную кончину. Поехал охотиться под Волоколамск, там и вскочил на ноге его веред (нарыв), приведший к скорой смерти.

Умирал он трудно. В присутствии близких людей сжег старую грамоту о престолонаследии, составленную еще до рождения наследника. Сейчас он благословлял на великое княжение сына Ивана и ему вручал государство. Мальчику было три года. Перед смертью, по обычаю и своему горячему желанию, Василий III принял иноческий сан и похоронен был как инок, в черных одеждах.

Государь Василий III Иванович правил двадцать восемь лет и оставил по себе добрую память. Мы мало знаем о его характере, но можем сказать, что он был честен, последователен в действиях, его волновали вопросы совести, иначе зачем бы он беседовал с нестяжателем Вассианом Патрикеевым? На сорок восьмом году жизни его поразила любовь. Конечно, он любил Елену Глинскую, даже бороду ради нее сбрил, что по тем временам было делом «неслышанным». В последние дни жизни он был очень ласков с женой и сыном.

Василий III был трезвым политиком, в годы его правления завершилось объединение русских земель вокруг Москвы и значительно возрос престиж Русского государства в Европе.



Правительница Елена Васильевна и боярское правление

По завещанию Василия III опекунами при малолетнем великом князе Иване назначались князь Дмитрий Бельский и Михаил Львович Глинский, а опекуншей — мать, великая княгиня Елена Васильевна. Младшему сыну Юрию Василий III пожаловал Углич, а младшему брату князю Андрею Старицкому была пожалована «прибавка» к землям его — Волоколамск.

Правительницей при ребенке Иване стала мать Елена Васильевна, которая за четыре года правления успела наделать очень много бед Русской земле. Елена должна была править вместе с боярской думой, во главе которой стояли братья покойного государя — князья Юрий Дмитровский и Андрей Старицкий. Но фактическим правителем стал красавец конюший Иван Овчина-Телепнев-Оболенский. Тогда на Руси еще не было понятия «фаворит», но именно таковым был этот человек, неукротимый, жестокий, имеющий огромное влияние на правительницу.

Первой жертвой Елены и ее фаворита стал Юрий Дмитровский: боялись, что он будет претендовать на трон. Юрия взяли под стражу через неделю после смерти Василия III и посадили в ту же темницу, где кончил свои дни венчанный на царство Дмитрий — внук Ивана III. В темнице Юрия уморили голодом. Дядя правительницы, Михаил Глинский, стал укорять племянницу за связь с Овчиной-Телепневым и заявлять права опекуна при малолетнем Иване. Михаил Глинский был обвинен в коварных замыслах, ослеплен и заточен в уже привычную для него темницу, где и умер через год.

Самые главные дела для укрепления трона были сделаны, теперь можно было осмотреться. Следующим серьезным претендентом на русский престол был младший брат Василия III — Андрей Старицкий. Андрей не был честолюбивым человеком, но он мог стать орудием в руках других, более сильных людей.

После того как при дворе отметили поминальные сорок дней, Андрей стал просить у правительницы обещанную «прибавку» к своей отчине. Волоколамск ему не дали, а в память о покойном государе подарили шубы, кубки, коней… так, по мелочам. Андрей обиделся и «с неудовольствием» отбыл к себе в Старицу.

Об этом неудовольствии было доложено Елене. Чтобы проверить слухи, она позвала Андрея в Москву на совет по случаю казанской войны. Андрей ответил, что болен, и просил прислать лекаря. Лекарь поехал в Старицу и донес, что болезнь у князя легкая — болячка на ноге, может ехать. Очевидно, сам Андрей считал болезнь серьезной, Василий III умер от подобной болячки. Но Елена не успокоилась, каждый был упрям и боялся другого. Она вторично послала звать Андрея в Москву и опять получила отказ.

Упорство Андрея начало раздражать фаворита, и, в то время как Елена направила в Старицу высокое духовенство для увещевания, любимец царицы повел к Волоколамску полки.

Взяв с собой жену и сына, Андрей бежал из Старицы. А что ему оставалось? Елена бы ни перед чем не остановилась. Ей надо было доказать, что наветы на князя Старицкого верны, что он враг русскому престолу. Теперь, после побега, можно было говорить, что князь Андрей переметнулся в Литву.

Но Андрей замыслил бежать не в Литву, а в Новгород. Он послал туда «мятежные грамоты»: «Великий князь — младенец, вы служите всего лишь боярам. Идите ко мне — я буду вас жаловать!» Нашлись люди, которые пошли к Андрею на службу.

Иван Овчина-Телепнев с московской дружиной настиг отряд Андрея на дороге к Старой Руссе. Но Андрей не хотел сражаться, не любил, боялся и завел с фаворитом переговоры. Овчина-Телепнев клятвенно обещал, что мятежному князю будут сохранены жизнь и свобода. Но что значили клятвы для этого негодяя? В Москве Андрея в оковах бросили в темницу, жену с сыном посадили под стражу. Потом начали пытать его приближенных: кто помогал Андрею, что замышляли? Тридцать детей боярских повесили по дороге в Новгород. Спустя полгода Андрея в темнице удушили.

Были в правление Елены Васильевны и реформы, направленные на централизацию государства. Но что реформы, если жесточайшим образом была перебита близкая родня юного государя. Конечно, появилась оппозиция — кланы московских бояр Шуйских и Бельских.

В 1538 году правительница Елена внезапно умерла. Говорили, что она была отравлена. Этому можно верить. Ивану было восемь лет. Страной стали править бояре.

Шуйские и Бельские сцепились намертво. Вначале победили Шуйские. Князь Овчина-Телепнев-Оболенский уже сидел в оковах в темнице, где и умер вскоре от голода. Сестру его Аграфену, любимую мамку Ивана, сослали в Каргополь и там насильно постригли. Маленький Иван горько переживал разлуку с ней. Но кому было дело до переживаний великого князя? Все это аукнется потом, когда ребенок «войдет в сок».

Потом верх взял Иван Бельский. Но ему не удалось разгромить Шуйских полностью. Они опять взяли власть. Иван Бельский был сослан в Белоозеро и там задушен.

И хватит о боярском правлении. Мы переходим в другую эпоху. Что писать о боярском коварстве и бессердечии, если вот он… подрастает: талантливый полководец, государственный муж и безумец, книгочей и актер, воплощение зла в облике человека — Иван Васильевич Грозный.



Иван Васильевич Грозный (1533–1584 гг.)

Детство и юность. Детство Ивана было трудным — эта фраза стала хрестоматийной, «трудным детством» историки пытаются если не оправдать, то хотя бы объяснить жестокость его правления. Но встречаются и более несчастные детские судьбы, а люди вырастают потом вполне приличные.

Для маленького Ивана, очевидно, была мучительна двойственность его положения. Он был одарен от природы, рано начал читать и читал очень много, при этом знал всегда, знал генетически, что он главный в стране, существо высшего порядка. Подтверждение этому он получал на приемах, когда перед иностранными послами сидел на троне и видел согбенные спины своих приближенных. Прием кончался, спектакль был сыгран, и недавно льстиво согбенные не только не играли смирение, но походя унижали этого кичливого, нервного, очень ранимого подростка. А он был бессилен заставить себя уважать. Летописцы в один голос вопиют, что юного государя плохо кормили, плохо одевали, вещи материнские разграбили, он заступался за опальных, его не слушали. Иван запомнил обиды во всех подробностях и много позднее описывал Курбскому и как бояре уносили из казны сосуды золотые, серебряные, перековывали их с собственными клеймами, как будто это было их семейное добро. В присутствии юного Ивана те же бояре позволяли себе непочтительно отзываться о его покойных родителях. Все так… Но уже это чудо, что не убили его в то кромешное время. История всех народов и времен знает тому множество примеров. Годы спустя, став образованнейшим человеком своего времени, Иван мог бы это понять и подивиться щедрости судьбы. Ан нет…

Летописцы замечают, что «пестуны» не удерживали юного государя от дурных наклонностей, а они обнаружились в Иване с двенадцати лет. В это время страной фактически правил Андрей Шуйский с сотоварищами. Иван же привязался душевно к боярину Семену Воронцову. Опасаясь влияния последнего на отрока-государя, Шуйский приказал схватить Воронцова. Только слезы Ивана и заступничество митрополита спасли Воронцова от смерти, но ссылки в монастырь он не избежал.

Через два месяца, в конце декабря 1549 года, Иван страшно отомстил Андрею Шуйскому за его самоуправство. Прилюдно он велел схватить князя Шуйского и отдать псарям. Те убили князя на пороге тюрьмы. Вид тринадцатилетнего государя во время всей сцены был таков, что никто не посмел ослушаться. Но за спиной Ивана стояли Глинские — родственники матери. Они и руководили последующими ссылками и казнями неугодных бояр.

Так вошел он в пору юности: охотился, читал, ездил по святым местам, а то впадал в глухую тоску, начинал пить или с ватагой молодежи давил для забавы людей на улицах, скача во весь опор. Он уже пытался властвовать, наказывал и миловал, и всегда нервно, яростно, на крике, а в шестнадцать с небольшим лет заявил, что хочет жениться. Невесту государь приказал искать среди русских девиц.

Перед свадьбой он повелел венчать себя на царство; не на великое княжение, как делали его деды и прадеды, а на царство по примеру Византии и Золотой Орды. Венчание на царство состоялось 16 января 1547 года в Успенском соборе. Корону Иван получил из рук главы Церкви — митрополита Макария. Услужливые борзописцы сочинили легенду. Оказывается, род свой Иван ведет не только от варяга Рюрика и Святого Владимира, но от самого римского цезаря Августа. Для этого воспользовались выдуманной в Литве сказкой, будто бы легендарный Прус, брат Августа, переселился на север, а от него и произошли Рюрик, Синеус и Трувор.

Теперь царские сановники приступили к отбору невест. Все делали по ритуалу. Собрали пригожих девиц со всея Руси возрастом от 12 лет, тщательно осмотрели, отобрали, пересортировали… Иван IV взял в жену юную Анастасию Романову, дочь покойного окольничего Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина. Анастасия принадлежала к тому самому роду Романовых, который потом стал царствующим в России (правда, Романовыми они стали именоваться позже, по «отечеству и дедичеству» — от имени отца первой царицы из этой семьи).

Про Анастасию летописцы писали, что она была красавица и скромница, настоящий тип русской боярышни. Любил ли ее Иван? Об этом пишут по-разному. Видимо, любил. Из огромного количества женщин, которые прошли потом через жизнь Ивана, только Анастасия могла сказать: рядом с ней жил нормальный человек, не зверь и не безумец.



Начало царствования.

К середине XVI века население Руси насчитывало 8—10 миллионов. В Москве жило около 100 000 человек (цифра эта весьма условна).

Жизнь была трудной. За неустойчивое положение царского двора с его интригами, откровенным грабежом казны и взяточничеством приходилось расплачиваться народу — налоги росли непомерно. Пришедшие к власти Глинские не только не облегчили положение горожан, но усилили гнет, чем сыскали в народе общую ненависть. В июне 1547 года в Москве вспыхнул бунт, который позднейшие историки назвали народным восстанием.

Поводом к восстанию послужил пожар, прозванный «великим». Он начался на Арбате, в церкви Воздвиженья, оттуда перекинулся на Кремль, Китай-город и Большой посад. Густой дым стоял над столицей. Царь с семьей укрылся в селе Воробьево.

Зазвонили колокола на уцелевших колокольнях. Оставшиеся без крова, ошалевшие от ужаса и ярости люди собирались в толпы. Затем все двинулись в кремль, чтобы убить ненавистных Глинских. Уже не первый день ходила по Москве едкая байка: де Москву палит бабка царя Анна Глинская, она-де вынимает у людей сердца, мочит их в воде, а той водой, летая сорокой, кропит город, оттого и пожары, а было их в это жаркое лето великое множество.

Юрия Глинского нашли в Успенском соборе, там и убили. Затем разграбили палаты Глинских, погубили людей без счету. Бросились в Воробьево, чтобы потребовать Анну Глинскую и второго сына ее, Михаила.

Вид разъяренной толпы привел молодого царя в ужас. Бояре с трудом уговорили толпу разойтись — Глинских не было в Воробьеве. Когда стихли страсти, был учинен розыск, виновников бунта казнили, но память о том, как «черные люди» грозили царю кулаком, осталась у Ивана на всю жизнь.

В эту-то пору и появился рядом с Иваном IV его будущий советник и духовник, замечательный человек, уроженец Новгорода, протопоп кремлевского Благовещенского собора Сильвестр. По свидетельству современника царя, князя Курбского, Сильвестр подошел к Ивану в тот момент, когда царь смотрел с высоты Воробьевых гор на пылающий город. Сильвестр смело обличил недостойное поведение молодого царя, сказал, что пожар сей — наказание Божье, призвал Ивана к покаянию и новой жизни.

Ивана потрясли слова Сильвестра. Глинские были отставлены от правления, казни прекратились. Позднее Сильвестр приблизил к Ивану служивого человека Алексея Адашева, рода не знатного, но достойного. Алексей Адашев служил в Приказной избе у Благовещенского собора, был умен, образован, в делах толков. Эти два человека стали главными советчиками Ивана IV. Тринадцатилетний период их влияния на царя — это время реформ, новых законов, разумной и умеренной политики.

Для осуществления новых проектов вокруг царя образовалась, как сказали бы сейчас, команда, которую современники на польский манер называли «избранной радой». В раду входили люди именитые — князья Курбский, Курляев, Воротынский, Одоевский, Горбатый-Шуйский, а также люди незнатных родов, но толковые, способные к государственной деятельности. Активно сотрудничал с радой и митрополит Макарий. Одним из идеологов новой политики стал писатель Иван Пересветов, который провозглашая, что положение людей на службе должно определяться не знатностью рода, а личными заслугами и пригодностью для работы.

В 1549 году был созван «собор примирения». Выступая перед соборными людьми, восемнадцатилетний царь заявил о необходимости перемен, обличал знатных бояр, притеснявших детей боярских и чинивших служивым людям великие обиды. «Нельзя исправить минувшего зла, — сказал Иван, — могу только спасти вас от подобных притеснений и грабительств. Забудьте, чего уже нет и не будет! Оставьте ненависть, вражду, соединимся все любовью христианскою». Собор примирения был фактически Земским собором, на который собрались «всякого чина люди». На этом же соборе избранная рада заявила о себе и о курсе своей деятельности.

Перечислим главные реформы того времени.

Усовершенствование «Судебника» Ивана III. Новый «Судебник» имел сто одну статью, которые касались самых главных экономических и судебных вопросов государства. По сравнению с «Судебником» Ивана III было сделано много нововведений. Например, были отменены торговые привилегии феодалов, и право сбора тамги (торговой пошлины) было отдано в руки царских чиновников.

Военная реформа. Было создано две формы военной службы: «по отечеству», то есть по происхождению для детей боярских и дворянских, и «по прибору» (по набору) для всех прочих. Служба «по отечеству» начиналась с пятнадцати лет, продолжалась всю жизнь и передавалась по наследству. Служба «по прибору» проходили стрельцы, вооруженные пищалями и холодным оружием — мечами и саблями. Стрелецкое войско составляло охрану царя. Вначале стрельцов было 3000 человек, а в конце века по всей Руси насчитывалось около 25 000. Это было мощное, хорошо обученное войско. Стрельцам давали для кормления общие земли — «дачи». Безземельные получали жалование, которое всегда задерживали, поэтому стрельцам разрешалось прирабатывать ремеслом и торговлей. Во время войны в общее войско вливались донские казаки. К концу XVI века русская армия насчитывала 100 000 человек.

Была организована сторожевая служба на границах государства. Введена новая система общегосударственных налогов. Денег на содержание армии нужно было много. Поэтому появились самые разнообразные налоги, например, «пищальные» — на содержание стрельцов, «полоняничные» — на выкуп пленников и т. д.

Церковная реформа. Был собран Стоглавый церковный Собор (его решения сведены в сто глав, отсюда и название). На этом Соборе выступал сам царь и призвал присутствующих одобрить новый Судебник. На Соборе присутствовали как нестяжатели — их возглавлял Сильвестр, так и иосифляне. Митрополит Макарий занял иосифлянскую позицию. Между двумя течениями был достигнут некий компромисс: теперь монастыри могли приобретать и продавать земли только с царского дозволения, церковникам запрещалось заниматься ростовщичеством, монастыри должны были участвовать в сборе «полоняничного» налога.

Стоглавый Собор также унифицировал богослужение, признал общерусскими около пятидесяти «местночтимых» угодников и оформил единый для государства пантеон святых. Кроме того, собор выступил за улучшение нравов духовенства: монахам запретили пить водку (только квас и виноградные вина), а старшим, священникам предписали следить, чтоб рядовые священники «не билися и не лаялися и не сквернословили и пияни в церковь и во святой алтарь не входили, и до кровопролития не билися».



Взятие Казани.

В 1521 году власть в Казани перешла к брату крымского хана — Сахиб-Гирею, противнику Москвы. Татары совершали опустошительные набеги на Русь. В Крыму скопились десятки тысяч русских пленных, которых продавали в рабство в Османскую Порту. Положение рабов было ужасным.

Казань была взята Иваном IV с третьего захода. Первые походы, в 1548 и 1550 годах, были неудачными. К третьему походу готовились более тщательно. Под Угличем была срублена плавучая деревянная крепость, ее спустили по воде и поставили против Казани. Назвали ее Свияжск, крепость стала опорным пунктом русских.

Чтобы помешать русским взять Казань, крымский хан Давлет-Гирей совершил набег на Русь и дошел до Тулы, но не рискнул начать сражение и отступил.

В июне 1552 года на Казань двинулась русская стопятидесятитысячная армия с пушками и большим запасом пороха. Во главе армии шел сам Иван IV, а также Курбский, Воротынский и др. Осада Казани продолжалась шесть недель. Дело решил подкоп. Русские разведали тайник, из которого татары брали питьевую воду. Из тайника был прорыт подземный ход, в котором взорвали 11 бочек пороха. Казанцам пришлось пить гнилую воду, начались болезни. 20 октября в подкопе были взорваны еще 48 бочек пороха, и сразу начался штурм. Казань пала, а Казанское ханство вошло в состав Руси.

Москва встречала Ивана очень торжественно. В честь присоединения Казани был возведен недалеко от Лобного места собор в честь Покрова Богоматери, который со временем стали называть по имени известного в Москве юродивого собором Василия Блаженного.

В 1556 году Иван взял Астрахань. Волга на всем своем протяжении стала русской. К Руси отошли также земли, занимаемые чувашами, мари и мордвой. В 1557 году они добровольно вошли в состав Русского государства.

После присоединения Казани и Астрахани отношение крымского хана к Москве стало откровенно враждебным. Но воевать с Крымом, на стороне которого была вся Османская империя, Иван счел невозможным. Вначале надо было закрепиться в Прибалтике.



Ливонская война.

Значительная часть прибрежной полосы Балтийского моря принадлежала некогда Новгороду и Пскову. Потом эти земли были захвачены рыцарями Ливонского ордена и Швецией.

России был нужен выход к морю. Эту задачу ставил перед собой еще Иван III. Русские войска дважды разбили ливонцев и заключили в Юрьеве (Дерпте) мирный договор на 50 лет, по которому ливонцы должны были ежегодно платить дань. Орден скоро нарушил условия этого договора и «юрьевскую» дань платить перестал. Это и стало для русских формальной причиной войны.

В январе 1558 года русские войска перешли ливонскую границу. Иван IV объявил эту войну всенародной. В Москве звонили колокола и шли молебны о ниспослании победы русскому воинству.

Война началась успешно. Первой пала Нарва. Еще Иван III построил на берегу быстрой речки Наровы большую крепость Иван-город. Теперь крепость сослужила русским свою службу. Потом был взят Дерпт. Летом 1558 году русские вышли на берег Балтийского моря. Шло наступление на Ревель и Ригу.

Это была блестящая победа. На Москву снизошла радость великая. Иван VI торжественно встречал гонцов с вестями о победах и дарил им подарки. Не только знать веселилась. Царь приказал открыть кабаки. Чернь гуляла все ночи напролет, славя победы русских. Ивану привезли морской воды, он наполнил ею кубки и выпил вместе с Сильвестром и Адашевым.

Но победа эта была непрочной. В Москве понимали, что если в войну ввяжутся Польша и Литва, то война может затянуться на годы. Об этом же толковали царю Сильвестр и многие члены избранной рады. Но Иван IV не захотел искать почетного мира и продолжил войну. В 1563 году при участии самого Ивана был взят принадлежащий Литве торговый древний город Полоцк. Но это была последняя победа царя. Дальше пошли поражения, и они преследовали Ивана Грозного до самой смерти.

Про Ивана IV говорили потом: ах, кабы он умер сразу после первых побед в Ливонской войне! Уже были введены реформы, взята Казань, присоединена Астрахань! Умри Иван в тридцать лет, и именовался бы он не Грозным, а Великим, как Александр Македонский и Петр I. Все просчеты его были бы списаны, они померкли бы перед величием содеянного.

Но Иван не умер. Вернее сказать, тело его осталось живым, а душа умерла. Он вдруг перечеркнул все сделанное и набрал себе «новую команду».



Заговоры мнимые и настоящие.

Прежде чем перейти к опричнине, вернемся в весну 1553 года. Тогда Иван действительно мог умереть, он тяжело заболел. Это случилось уже после взятия Казани. «Огненный недуг» сопровождался жаром, бредом, со дня на день ждали его кончины.

Незадолго до болезни царя у него родился первенец Дмитрий. Этому наследнику в пеленках и должна была присягать Боярская дума.

О присяге сообщает только один источник — приписка к официальной летописи, которая, очевидно, была сделана позднее по указанию самого царя. Приписка сообщает, что бояре открыто отказались присягнуть младенцу Дмитрию и что дважды больной Иван обращался к своим приближенным с «жестким словом».

Что здесь правда и что ложь? Даже если во время церемонии присяги у бояр были заминки и нерешительность, они вполне понятны. Младенец на троне сулил закулисные интриги и долгую борьбу. Кроме того, бояр могли не устраивать Захарьины — родственники царицы, люди «худородные», заносчивые и властолюбивые. Но все это только догадки. Скорее всего приписка была сделана, чтобы поддержать версию царя о боярских мятежах и «заговорах», которые оправдывали бы дальнейшие казни.

Летопись также сообщает, что князья Старицкие (Владимир Старицкий — сын погубленного Глинской князя Андрея) отказался присягать «пеленочнику» и втайне готовились к захвату власти после смерти Ивана. Душой интриги Старицких была Ефросинья — мать Владимира. Сам Владимир Старицкий был вялым и инфантильным юношей.[12]

Бояре разделились. Кто-то высказал желание служить Старицким. Алексей Адашев присягнул Дмитрию, но в споры не вмешивался. Сильвестр, как всегда, стоял за справедливость и сильно негодовал, когда бояре перестали допускать к больному Ивану его ближайшего родича — Владимира Старицкого (они были двоюродные братья).

Разнотолки кончились миром, все присягнули младенцу Дмитрию, а тут и Иван выздоровел, и вопрос о престолонаследии сам собой погас. Но царь навсегда запомнил это трудное время и теперь выжидал, как бы сподручнее отомстить боярам за нерешительность у его смертного одра.

Оправившись от болезни, Иван IV отправился на богомолье в Кириллов монастырь и имел беседу со старцем Вассианом Топорковым — иосифлянином (не путать с Вассианом Патрикеевым — нестяжателем!). «Как я должен царствовать, чтоб держать бояр своих в послушании?» — спросил Иван. И старец «нашептал» Ивану такой совет: «Если хочешь быть самодержцем, не держи при себе ни одного советника, который был бы умнее тебя, потому что ты лучше всех. Если же будешь иметь при себе людей умнее себя, то по необходимости будешь послушен им». Совет старца очень понравился Ивану.