Люси Фоли

Список гостей

© 2020 by Lost and Found Books

© Ардисламова А., перевод, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Посвящается Кейт и Робби, самым отзывчивым сестре и брату, на которых только можно надеяться… К счастью, совсем не таким, как в этой книге!


Сейчас. Вечер свадьбы

Свет гаснет.

Все мгновенно погружается во мрак. Музыканты замолкают. Гости в шатре визжат, натыкаются друг на друга. Пламя свечей на столах только добавляет неразберихи, на холщовых стенах пляшут тени. Невозможно разглядеть, кто где находится, разобрать, кто что говорит: голоса гостей заглушает бешеный рев ветра.



Снаружи свирепствует буря. Ветер с визгом кружит вокруг шатра, колотит по нему. От каждой его атаки вся конструкция изгибается и содрогается, отзываясь громким металлическим стоном; гости съеживаются от страха. Двери сорвались с петель и теперь валяются у входа. Пламя керосиновых ламп, освещающих дверной проем, непрерывно колышется.

Кажется, что эта буря сводит с ними какие-то личные счеты. Будто она вымещает на них всю свою ярость.

Тут не впервые вырубает свет. Но в последний раз он появился через несколько минут. И все сразу же вернулись к танцам, выпивке, наркотикам, поцелуям, еде, смеху… забыв о случившемся. А сколько времени прошло на этот раз? В темноте трудно сказать наверняка. Пара минут? Пятнадцать? Двадцать?

Гости начинают поддаваться страху. Этот мрак — зловещий, выжидающий. Будто что угодно может произойти в его объятиях.



Наконец лампочки снова загораются. Народ разражается одобрительными криками. Теперь им неловко от поз, в которых они застыли, — пригнувшиеся, словно готовые отразить нападение. Зрелище под сводами освещенного шатра должно быть праздничным, но больше напоминает погром. Шатер делится на три зоны — в главной, обеденной зале на ламинате блестят капли вина, по белому полотну расползается багровое пятно. Повсюду громоздятся бутылки шампанского, символизируя вечер тостов и торжества. Из-под скатерти выглядывает жалкая пара серебряных сандалий.

В танцевальном шатре снова заиграли ирландские музыканты — зажигательный ритм, призванный вернуть дух праздника. Многие спешат туда, желая найти хоть какое-то облегчение. Если присмотреться внимательнее, можно заметить кровавые следы, которые высыхают ржавыми пятнами: один из гостей, босой, наступил на битое стекло. Но никто не смотрит.

Остальные бродят по углам, напоминая рассеивающийся сигаретный дым. Они не хотят здесь оставаться, но и не хотят выходить из укрытия, пока все еще бушует буря. И никто не может покинуть остров. Пока нет. Лодки не смогут причалить, пока ветер не стихнет.

В самом центре возвышается огромный торт. Он казался им целостным и совершенным большую часть дня — шлейф сахарной листвы блестел в свете огней. Всего за несколько минут до того, как погас свет, гости как раз собрались вокруг, чтобы стать свидетелями церемонии его разрезания. Теперь внутри торта зияет темно-красная дыра.

И вот снаружи раздается новый звук. Поначалу его даже можно принять за завывания ветра. Но он становится все пронзительнее и громче, и его уже невозможно ни с чем спутать.

Гости замирают и переводят друг на друга взгляды. Внезапно всех вновь охватывает страх. Он сильнее, чем тогда, когда погас свет. Все они понимают, что слышат. Это крик ужаса.

За день до этого. Ифа. Свадебный организатор

Почти все гости в сборе. Скоро праздник наберет обороты: вечером состоится репетиция ужина с некоторыми участниками, так что, по сути, свадьба начинается уже сегодня.

Я положила шампанское охлаждаться к ужину. Это винтажное Боллинже — восемь бутылок, вино и парочка ящиков «Гиннесса» — все по списку невесты. Не в моих правилах оценивать чужие вкусы, но мне кажется, это перебор. Хотя они взрослые люди. Уверена, они знают, как держать себя в руках. А может, и нет. Этот шафер выглядит не особо надежным — как и все шаферы, если честно. Я видела, как подружка невесты — ее сводная сестра — поникшая, в одиночестве скиталась по острову, она шагала так быстро, как будто пыталась кого-то обогнать.

Ты узнаешь все грязные секретики, когда занимаешься подобной работой. Ты видишь то, что не удается заметить больше никому. Все те сплетни, за которые любой гость готов убить. Как свадебный распорядитель, ты не имеешь права что-то упускать. Надо подмечать каждую деталь, каждое течение в этом огромном океане. Если я потеряю бдительность, одно из этих течений может принести мощную волну, которая смоет все мои скрупулезно построенные планы. И еще один факт, который я осознала со временем: иногда самые маленькие течения и есть самые сильные.

Я прохожу по комнатам первого этажа особняка «Каприз», растапливаю камин торфом, чтобы он хорошенько тлел весь этот вечер. Мы с Фредди сами начали собирать его на болотах и сушить, как это и делалось веками. Дымный, земляной запах костра заставит всех проникнуться местной атмосферой. Гостям должно это понравиться. Может, сейчас и середина лета, но ночи на острове прохладные. Старые каменные стены «Каприза» не прогреваются и совсем не удерживают тепло в доме.

Сегодня было на удивление солнечно по меркам этого места, но вряд ли завтра будет так же. Краем уха я зацепила конец прогноза погоды по радио — завтра обещали ветер. На острове природа отыгрывается на нас по полной; штормы тут гораздо сильнее, чем на материке, как будто до него они уже не доходят. На улице все еще солнечно, но днем стрелка старого барометра в коридоре качнулась от УМЕРЕННО к ПЕРЕМЕНЧИВО. Я уже его сняла. Не хочу, чтобы невеста заметила. Хотя не думаю, что она из тех, кто впадает в панику. Больше похожа на ту, которая любит злиться и искать виноватого. И я точно знаю, кто в таком случае попадет под раздачу.

— Фредди! — кричу я на кухню. — Ты скоро начнешь готовить ужин?

— Да, — отвечает он. — У меня все под контролем.

Сегодня они будут есть рагу — по старинному рецепту рыбацкой похлебки Коннемара: копченая рыба и много сливок. Я попробовала его в свой первый визит на остров, тогда здесь еще кто-то жил. Этим вечером блюдо будет приготовлено по утонченной версии рецепта, потому что и люди к нам приехали «утонченные». По крайней мере, им нравится так о себе думать. Посмотрим, что с ними станет, когда они начнут выпивать.

— А после надо начать готовить канапе на завтра, — продолжаю я, мысленно пробежавшись по списку.

— Я помню.

— И торт: надо все сделать вовремя.

Торт — это то еще зрелище. Должно быть. Я-то знаю, сколько он стоил. Но невеста и глазом не моргнула. Думаю, она привыкла покупать все самое лучшее. Четыре яруса темно-красного бархатного бисквита, покрытого безупречной белоснежной глазурью и усыпанного зеленым сахаром; чтобы все гармонировало с убранством часовни и шатра. Необычайно хрупкий, изготовленный в точности так, как требовала невеста, он проделал сюда долгий путь от самых первоклассных кондитеров Дублина: чтобы переправить этот шедевр по воде в целости и сохранности, потребовалось немало усилий. Завтра, естественно, его быстренько уничтожат. Но все дело в моменте, в свадьбе. Все дело в одном дне. Если честно, брак тут совсем ни при чем, чтобы там ни говорили.

Видите ли, в моей профессии надо уметь расписывать счастье. Именно поэтому я стала организатором свадеб. Жизнь — это сплошная неразбериха. Мы все это знаем. Еще в детстве я поняла, что в жизни случаются ужасные вещи. Но что бы ни случилось, жизнь — это всего лишь череда дней. И нельзя контролировать больше одного. Но зато один день можно спланировать идеально. Двадцать четыре часа можно полностью подчинить своему замыслу. День свадьбы — это маленький отрезок времени, за который я могу создать нечто цельное и совершенное, то, что можно лелеять всю оставшуюся жизнь, как жемчужину от порванного ожерелья.

Фредди выходит из кухни в своем запачканном фартуке.

— Как ты себя чувствуешь?

Я пожимаю плечами.

— Переживаю, если честно.

— У тебя все получится, дорогая. Подумай, сколько раз ты уже это делала.

— Но сейчас все по-другому. Из-за того, кто это…

Это была настоящая удача — уговорить Уилла Слейтера и Джулию Киган провести свою свадьбу здесь. Раньше я работала организатором мероприятий в Дублине. Поселиться на острове было моей идеей — восстановить полуразрушенный «Каприз» и превратить его в элегантный особняк с десятью спальнями, столовой, гостиной и кухней. Мы с Фредди живем тут все время, но мы занимаем лишь крошечную часть пространства.

— Да ладно. — Фредди подходит ко мне и обнимает. Поначалу я напрягаюсь. Я так сосредоточена на своем списке дел, что сперва это объятие кажется мне пустой тратой времени. Но потом я разрешаю себе расслабиться и насладиться этой успокаивающей, знакомой теплотой. Фредди приятно обнимать. Он мягкий, как плюшевый мишка. Он любит поесть — это часть его работы. Раньше, до того, как мы сюда переехали, у него был свой ресторан в Дублине.

— Все будет в порядке, — уверяет он. — Я обещаю. Свадьба пройдет идеально.

Фредди целует меня в макушку. У меня большой опыт в этом деле. Но никогда раньше я не работала над мероприятием, в которое вложили столько денег. И невеста очень требовательна — что, скорее всего издержка ее собственной профессии, она выпускает свой журнал. Кого-то другого, возможно, и раздражали бы ее придирки, но мне это нравится. Я люблю, когда мне бросают вызов.

В любом случае, хватит уже обо мне. В конце концов, эти выходные полностью посвящены счастливой паре. Судя по всему, жених и невеста не так уж давно вместе… Наша спальня тоже находится в «Капризе», и мы слышали их прошлой ночью, как, наверное, и все остальные.

— Господи, — сказал Фредди, когда мы лежали в постели. — Я не могу это слушать.

Я понимаю, что он имел в виду. Странно, но звуки блаженства зачастую напоминают крики боли. Они кажутся очень влюбленными, они не в силах оторваться друг от друга. Циник бы назвал это не любовью, а похотью.

Мы с Фредди вместе уже почти два десятка лет, но я до сих пор скрываю от него некоторые вещи, как и он от меня, не сомневаюсь. Волей-неволей задумаешься, как много знают друг о друге те двое.

Знают ли они все темные тайны, которые скрывает каждый из них.

Ханна. Плюс один

Перед нами вздымаются огромные волны с белыми гребнями пены. Хотя на суше и царит безобидный летний денек, но здесь погода довольна сурова. Как только мы вышли из безопасной гавани материка, вода моментально потемнела, а волны выросли на пару метров.

Завтра состоится свадьба, и вот мы едем на остров. Мы останемся там на ночь как «особые гости». Я прямо жду не дождусь. По крайней мере, мне так кажется. Мне как раз сейчас нужно немного отвлечься.

— Держитесь! — предупреждают нас из капитанской каюты. Капитана зовут Мэтти. Мы и глазом моргнуть не успели, как маленькая лодка уже срывается с одной волны и прямиком врезается в другую. Брызги разлетаются над нами огромной дугой.

— Господи! — вопит Чарли, он весь вымок с одного бока. Каким-то чудом меня почти не задело.

— Что, вы там немножко намокли? — кричит Мэтти.

Я смеюсь, но смех выходит вымученным и неестественным, на самом деле я сильно испугалась. От зигзагообразного движения лодки у меня сводит желудок.

— Ох, — выдыхаю я, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. При мысли о чае со сливками, который мы выпили перед поездкой, у меня выступает холодный пот.

Чарли смотрит на меня, кладет руку на колено и сжимает.

— Боже. Уже началось? — Я ужасно переношу морскую болезнь. Да и не только ее одну; когда я была беременна, это был сущий кошмар.

— Угу. Я выпила пару таблеток, но они не особо помогают.

— Слушай, — быстро предлагает Чарли, — давай я почитаю об острове, чтобы ты отвлеклась.

Он начинает копаться в телефоне. Чарли заранее скачал себе путеводитель; он учитель до мозга костей. Лодка снова дергается, и айфон чуть ли не вылетает у него из рук. Мой муж, ругнувшись, крепче сжимает телефон двумя руками; мы не сможем позволить себе купить новый.

— Там не так уж много всего, — говорит он, как бы извиняясь, когда ему наконец-то удается открыть книгу. — На Коннемаре куча достопримечательностей, да, но на самом острове… Пожалуй, он такой маленький…

Чарли уставился на экран, будто умоляя его что-то рассказать.

— Ой, вот, я кое-что нашел, — он прочищает горло и начинает читать тоном, который, наверное, привык использовать на своих уроках. — Inis an Amplóra, или, в переводе, Бакланий остров протяженностью всего лишь три километра — больше в длину, чем в ширину. Представляет собой глыбу гранита, величественно выступающую из Атлантического океана в нескольких милях от побережья Коннемары. Большая часть его поверхности покрыта торфяными болотами и дерном. Лучший и, по сути, единственный способ увидеть Inis an Amplóra — доплыть до него на частной лодке. Воды залива, разделяющие материк и остров, могут стать особенно неспокойными…

— Это уж точно, — бормочу я, хватаясь за края, когда лодка опять подскакивает на волне. Желудок опять скручивает.

— Я могу рассказать вам больше, чем там написано! — кричит Мэтти из каюты. Я и не подозревала, что он может услышать нас оттуда. — Про Инишан Амплора из книжки много и не узнаешь.

Мы с Чарли продвигаемся к каюте, чтобы послушать капитана. У этого Мэтти очень приятный, хоть и сильный акцент.

— Первые жители острова, — начинает он, — состояли в религиозной секте, которая подверглась гонениям на материке.

— Да, точно, — подтверждает Чарли, снова заглядывая в путеводитель. — Кажется, я видел тут что-то…

— В этой писанине почти ничего нет, — обрубает его Мэтти, нахмурившись, явно недовольный тем, что его перебили. — Я прожил здесь всю жизнь, знаете ли, и мой народ живет тут веками. Я расскажу вам больше, чем какой-то мужик из интернета.

— Простите, — бормочет Чарли, краснея.

— Так вот, — продолжает Мэтти. — Двадцать лет назад или около того, археологи их раскопали. Всех вместе в торфяном болоте, лежащих бок о бок, как селедки в банке, — что-то мне подсказывает, ему очень нравится эта история. — Говорят, тела прекрасно сохранились, потому что там нет воздуха. Но то была настоящая бойня. Их всех зарубили насмерть.

— Ой, — говорит Чарли, посмотрев на меня. — Я не уверен…

Слишком поздно, я уже нарисовала это у себя в голове: трупы, лежащие в черной земле, похороненные много лет назад. Я стараюсь об этом не думать, но картинка так и продолжает мелькать в сознании, как заевшее видео. Новый приступ тошноты от очередного рывка лодки я принимаю почти с облегчением, потому что сразу отвлекаюсь.

— И теперь там никто не живет? — весело спрашивает Чарли, надеясь сменить тему. — Кроме новых владельцев?

— Нет, — отвечает Мэтти. — Одни только призраки.

Чарли нажимает на экран.

— Здесь написано, что на острове жили люди вплоть до девяностых, когда последние жители решили вернуться на материк к водопроводу, электричеству и благам современной цивилизации

— Ах вот что там написано, да? — говорит Мэтти с улыбкой.

— А что? — спрашиваю я, кое-как сумев хоть что-то выговорить. — Они уехали по какой-то другой причине?

Мэтти собирается что-то сказать, но потом выражение его лица меняется.

— Осторожно! — кричит он. Мы с Чарли едва успеваем ухватиться за поручень за несколько секунд до того, как дно лодки просто исчезает из-под ног, и наше судно швыряет вниз по склону одной волны перед тем, как мы врезаемся в другую. Боже ты мой.

Говорят, чтобы не укачивало, надо найти какую-то неподвижную точку. Я пристально смотрю на остров. Его было видно всю дорогу от материка — синеватое пятно на горизонте, похожее на расплющенную наковальню. Джулс всегда соглашается только на самое сногсшибательное, но я не могу избавиться от ощущения, что ссутулившийся силуэт острова выглядит слишком мрачно на контрасте с ярким солнечным днем.

— Удивительно, правда? — говорит Чарли.

— Угу, — мычу я. — Давай надеяться, что там появились водопровод и электричество. Потому что после этого мне необходима горячая ванна.

Чарли ухмыляется.

— Зная Джулс, если до этого там не было таких удобств, то теперь точно есть. Ты же знаешь, какая она. Такая деятельная.

Я уверена, что Чарли не имел это в виду, но меня как будто сравнивают. Я-то далеко не самая организованная. Такое ощущение, что я не могу зайти в комнату, при этом что-нибудь не опрокинув, а с тех пор, как у нас появились дети, наш дом вообще превратился в зону военных действий. Когда мы — очень редко — приглашаем гостей, я просто раскидываю вещи по шкафам и кое-как закрываю их, отчего складывается впечатление, будто весь дом задерживает дыхание, стараясь не взорваться. Помню, как мы первый раз пришли на ужин в изысканный викторианский особняк Джулс в Ислингтоне, он словно сошел со страниц журнала — со страниц ее онлайн-журнала «Загрузка». Я все думала тогда, что она меня куда-то запрячет, зная, как нелепо я смотрюсь среди ее обычной компании с моими отросшими темными корнями и в дешевой одежде. Я даже поймала себя на мысли, что пытаюсь сгладить свой манчестерский акцент.

Мы с Джулс полные противоположности. Две самые важные женщины в жизни моего мужа. Я наклоняюсь за борт, вдыхая свежий морской воздух.

— Я прочел почти всю эту статью, — говорит Чарли. — Про остров. Там говорится, что там есть пляжи с белоснежным песком, которые особенно известны в этой части Ирландии. А там, где белоснежный песок, — всегда бирюзовая вода.

— Вот как? — удивляюсь я. — Что ж, это звучит лучше, чем торфяные болота.

— Ага, — говорит Чарли, улыбаясь. — Может, у нас будет возможность поплавать.

Я смотрю на воду, которая сейчас кажется грязно-зеленой, а не бирюзовой, и не могу унять дрожь. Я уплывала за буйки в Брайтоне, и это ведь тоже Ла-Манш, так ведь? Но все равно. Там вода казалась намного спокойнее, чем это дикое и суровое море.

— Мы хорошо развлечемся в эти выходные, да? — говорит Чарли.

— Да, — отвечаю я. — Надеюсь.

Ничего похожего на отпуск у нас не было уже очень давно. А он мне сейчас так нужен.

— Так и не поняла, зачем Джулс выбрала какой-то остров на побережье Ирландии, — добавляю я. Хотя это так на нее похоже — выбрать что-то настолько эксклюзивное, чтобы ее гости едва не утонули в попытке туда добраться. — Не то чтобы она не могла позволить себе праздновать там, где она захочет.

Чарли хмурится. Он не любит говорить о деньгах — его это смущает. И это одна из причин, почему я так его люблю. Кроме тех моментов, когда изредка, только иногда, раздумываю, каково это — зарабатывать больше. Мы намучились, выбирая подарок из предложенного списка, и даже слегка повздорили. Наш максимум обычно составляет пятьдесят фунтов, но Чарли настаивал, что мы должны потратить больше, потому что они с Джулс так давно знакомы. Поскольку все перечисленное было из «Либерти», люксового лондонского магазина, то за 150 фунтов, на которых мы, в конце концов, и сошлись, нам удалось купить только обычную керамическую миску. Что уж говорить, если ароматическая свечка там продается за 200 фунтов.

— Ты знаешь Джулс, — говорит мне Чарли, когда лодка снова летит вниз и глухо ударяется о воду, а потом подпрыгивает вверх и немного покачивается. — Она любит выделяться. И, возможно, все дело в том, что ее отец — ирландец.

— Но я думала, что они с отцом не ладят?

— Все немного сложнее. Он никогда не проводил с ней много времени, и да, он тот еще засранец, но мне кажется, она всегда его идеализировала. Поэтому несколько лет назад и просила меня научить ее ходить под парусом. У ее отца есть яхта, и она хотела, чтобы папа ей гордился.

Мне сложно представить, чтобы вечно надменная Джулс хотела кого-то впечатлить. Я знаю, что ее отец — крупный застройщик и всего добился сам. Но меня, дочь обычного машиниста и медсестры, с детства привыкшей к напрягу с финансами, завораживают — и немного пугают — люди, которые зарабатывают кучу денег. Для меня они будто совершенно другой вид, вроде красивых и опасных диких кошек.

— Или, может, это Уилл так решил, — предполагаю я. — На него это тоже похоже, он любит дикую природу.

У меня в животе порхают бабочки при мысли о встрече с кем-то настолько знаменитым. Трудно думать о женихе Джулс как о настоящем человеке.

Я тайком смотрела его шоу. Оно довольно неплохое, хотя мне и тяжело сохранять объективность. Я была так очарована мыслью о том, что Джулс сейчас с этим человеком… касается его, целует, спит с ним. Вот-вот выйдет за него замуж.

Основная интрига шоу «Доживи до утра» в том, что Уилла посреди ночи оставляют где-то связанным и с повязкой на глазах. Например, в лесу или посреди арктической тундры, где у него нет ничего, кроме одежды и, возможно, ножа в кармане. И вот, он должен развязать себя и добраться до назначенной точки, используя только свой ум и навыки ориентирования. Это впечатляет: в одном эпизоде он должен пересечь водопад в темноте; в другом его преследуют волки. Иногда ты вдруг вспоминаешь, что вообще-то за ним наблюдает съемочная группа. Если все действительно будет очень плохо, они же обязательно вмешаются и помогут, да? Но создатели, безусловно, на отлично справляются со своей работой, заставляя зрителя чувствовать опасность через экран.

При упоминании о Уилле Чарли сразу помрачнел.

— Я все еще не понимаю, почему она так быстро согласилась за него выйти, — говорит он. — Хотя, пожалуй, в этом вся Джулс. Когда она принимает решение, то не медлит с действиями. Но попомни мои слова, Ханна: он что-то скрывает. Я не думаю, что он тот, за кого себя выдает.

Именно поэтому я скрыла от него, что смотрела шоу. Я знаю, что Чарли бы это не понравилось. Иногда я не могу не думать, что его неприязнь к Уиллу похожа на ревность. Очень надеюсь, что это не ревность. А иначе что бы это тогда значило?

Может быть, дело в мальчишнике Уилла? Чарли пошел, что казалось неправильным, ведь он друг Джулс. Но после тех выходных в Швеции он приехал домой не в духе. Каждый раз, когда я пыталась выяснить, что произошло, он напрягался и отстранялся. Поэтому я просто решила об этом забыть. По крайней мере, он вернулся целым и невредимым.

Море, кажется, стало еще злобнее. Старая рыбацкая лодка качается и отбрыкивается от волн, как эти родео-быки в барах, будто пытается сбросить нас за борт.

— А плыть дальше вообще безопасно? — спрашиваю я Мэтти.

— Ага! — перекрикивает он шум волн и рев ветра. — Это еще хорошая погода. Мы уже почти доплыли до Иниш ан Амплора.

Я чувствую, как мокрые пряди волос прилипают ко лбу, а остальные кружатся вокруг головы огромным спутанным облаком. Я могу только представить, как буду выглядеть перед Джулс, Уиллом и остальными, когда мы, наконец, прибудем на место.

— Баклан! — кричит Чарли, показывая пальцем. Он пытается отвлечь меня от тошноты, я знаю. Чувствую себя ребенком, которого везут к врачу на укол. Но все равно смотрю и замечаю гладкую темную голову, выступающую из волн, как перископ миниатюрной подводной лодки. Затем птица стрелой ныряет в воду. Трудно представить, что кто-то в таких враждебных условиях может чувствовать себя как дома.

— Я точно читал что-то про бакланов в той статье, — говорит Чарли и снова достает телефон. — А, вот. Они особенно часто встречаются именно в этой стороне побережья.

И тут он снова включает свой менторский тон:

— Баклана сильно оклеветали в местном фольклоре. — О боже. — На протяжении веков эти птицы были символом жадности, невезения и зла.

Мы оба смотрим, как баклан снова появляется из воды. В его остром клюве мелькает крошечная рыбка, сверкая серебряной чешуей, а потом птица открывает пасть и проглатывает ее целиком.

Желудок сводит. Я чувствую себя так, будто это я только что проглотила эту скользкую рыбу, и теперь она плавает у меня в животе. И когда лодку начинает кренить в другую сторону, я бегу к борту, и меня рвет тем самым чаем со сливками.

Джулс. Невеста

Я стою перед зеркалом в нашей комнате — естественно, самой большой и элегантной из десяти спален «Каприза». Стоит мне только слегка повернуть голову, и за окном покажется море. Погода сегодня идеальная — волны искрятся в солнечном свете так, что больно смотреть. Лучше бы ей, черт возьми, быть такой и завтра.

Наша комната находится в западной части дома, к тому же, это самый западный остров в этой части побережья, так что на тысячи километров между мной и Америкой нет ни единой души. Мне нравятся эти крайности. Сам «Каприз» — это шикарный отреставрированный особняк пятнадцатого века, балансирующий на грани роскоши и безвременья, величественности и удобства: старинные ковры на каменных полах, ванны на резных ножках, камины, разожженные тлеющим торфом. Он достаточно большой, чтобы вместить всех наших гостей, но и достаточно маленький, чтобы здесь можно было чувствовать себя уютно. Идеально. Все будет просто идеально.

Не думай о записке, Джулс.

И я не буду думать о записке.

Черт. Черт. Не знаю, почему она так меня волнует. Я никогда не была нервной — из тех, кто просыпается в три часа ночи, о чем-то беспокоясь. По крайней мере, до недавних пор.

Записка появилась в нашем почтовом ящике три недели назад. В ней мне велели не выходить замуж за Уилла. Отменить свадьбу.

С тех это превратилось в паранойю. Всякий раз, когда я думаю о записке, у меня появляется неприятное чувство в животе. Похожее на ужас.

Это просто смешно. Обычно на такую ерунду я не трачу и секунды своего времени.

Я снова смотрю в зеркало. Сейчас на мне платье. То самое платье. Я решила, что его нужно примерить в последний раз накануне свадьбы, чтобы перепроверить. Я уже мерила его на прошлой неделе, но все равно не хочу рисковать. Как и ожидалось, оно идеально. Тяжелый кремовый шелк, который выглядит так, будто его на меня вылили, а корсет создает идеальный силуэт песочных часов. Никаких кружев или другой подобной чуши — это не в моем стиле. Шелк настолько тонкий, что платье можно надевать только в специальных белых перчатках, которые, разумеется, сейчас на мне. Оно стоило целое состояние. И вполне заслуженно. Меня не интересует мода как таковая, но я уважаю силу одежды, она создает правильный угол зрения. И я сразу поняла, что это платье сделает меня королевой.

К концу вечера оно, наверное, будет грязным, даже я ничего не смогу с этим сделать. Но потом я прикажу укоротить его, до длины чуть ниже колена и перекрасить в более темный цвет. Я практична до мозга костей. И у меня всегда, всегда есть план; так было с самого детства.

Я подхожу к стене, где висит план рассадки гостей. Уилл говорит, что я похожа на генеральшу, когда вот так развешиваю карты своей кампании. Но это же важно, так ведь? От рассадки зависит хорошее настроение гостей на свадьбе. Я знаю, что к вечеру рассадка будет идеальной. Все дело в планировании: именно так я за пару лет превратила «Загрузку» из блога в полноценный интернет-журнал всего с тридцатью сотрудниками.

Большинство приедут завтра на церемонию, а потом вернутся в отель на материк — мне нравилось, что на приглашениях вместо обычных «экипажи» написано «лодки в полночь».



Но наши самые важные гости останутся сегодня и завтра на острове, в особняке, вместе с нами. Это довольно узкий круг. Уиллу пришлось выбирать любимчиков среди своих друзей, а таких у него немало. У меня, напротив, нет с этим сложностей, будет только одна подружка невесты — моя сводная сестра Оливия. У меня немного подруг. Нет времени на сплетни. Женские сборища навевают мне воспоминания о компашке стервозных девчонок в моей школе, которые никогда не считали меня «своей». Я очень удивилась, когда на девичник пришло так много женщин, но, с другой стороны, в основном это были мои сотрудницы из «Загрузки» — которые и организовали эту вечеринку, неприятным сюрпризом было только появление девушек друзей Уилла. Мой самый близкий друг — это Чарли. Фактически, в эти выходные он будет моим шафером.

Чарли с Ханной уже едут сюда, последние из сегодняшних гостей. Я буду рада повидать Чарли. Мы уже довольно давно не собирались только взрослым коллективом, без его детей. Раньше мы часто виделись — даже после того, как он сошелся с Ханной. Он всегда находил для меня время. Но с тех пор, как у него появились дети, он будто стал жить в каком-то другом измерении: в котором 11 часов вечера считается поздней ночью, а каждая встреча без детей должна быть тщательно спланирована. Тогда я и почувствовала, как мне его не хватает.

— Ты выглядишь сногсшибательно.

— Ой! — я подпрыгиваю, а потом замечаю в зеркале его: Уилла. Он стоит в дверном проеме и смотрит на меня.

— Уилл! — шиплю я. — Я же в платье! Убирайся! Ты не должен меня видеть…

Он не двигается с места.

— А мне разве нельзя увидеть превью? И я все равно уже увидел, — он подходит ко мне. — Слезами шелку не поможешь. Ты выглядишь… Боже! Жду не дождусь, когда увижу, как ты в этом идешь к алтарю.

Он встает сзади и обнимает мои обнаженные плечи.

Я должна быть в ярости. Так и есть. И все же я чувствую, как мое возмущение уже угасает. Потому что его руки на мне, двигаются вниз, от плеч к ладоням, и по моей коже пробегает первая дрожь желания. И потом, напоминаю себе я, не в моем стиле переживать из-за суеверия, что жених увидел свадебное платье — я никогда не верила в такие вещи.

— Тебе нельзя тут быть, — сердито говорю я. Но звучит это не так уж сурово.

— Посмотри на нас, — говорит Уилл, когда наши взгляды пересекаются в зеркале и он проводит пальцем по моей щеке. — Разве мы не прекрасно смотримся?

Он прав, мы хороши. Я, темноволосая и бледнокожая, и он, такой светлый и загорелый. Мы будем самой красивой парой. Не стану притворяться, это вызывает у меня восторг — представлять, как мы будем выглядеть в глазах окружающих и наших завтрашних гостей. Я думаю обо всех тех девушках, которые обзывали меня в школе толстой зубрилой (я поздно повзрослела), и злорадствую: Ну и кто смеется теперь?

Он кусает мое плечо. Низ живота наливается похотью. Я сдаюсь.

— Ты уже все сделала? — он смотрит на план через мое плечо.

— Нет, я пока не придумала, куда всех сажать, — говорю я.

Он молча осматривает листок, я чувствую его теплое дыхание на своей шее, потом на ключице. Вдыхаю запах лосьона после бритья, которым он пользуется: кедр и мох.

— А мы пригласили Пирса? — мягко спрашивает он. — Не помню, чтобы он был в списке.

Мне чудом удается не закатить глаза. Я писала все приглашения. Я уточняла список, все выбирала, узнавала адреса, покупала марки, отправила все до последнего. Уилл часто отсутствовал, занятый на съемках очередной серии. Время от времени он вспоминал о ком-то, кого забыл упомянуть. Думаю, что под конец он и впрямь тщательно просмотрел весь список, сказал, что хочет убедиться, никого ли мы не пропустили. Пирс получил приглашение после этого.

— Его тогда не было, — признаюсь я. — Но я встретила его жену в том клубе, «Грачо». Она спросила про свадьбу, и было бы ужасно неловко их не пригласить. И в любом случае, почему бы и нет?

Пирс — это продюсер шоу Уилла. Он хороший парень, и они с Уиллом вроде бы всегда ладили. Я не задумываясь отправила ему приглашение.

— Ладно, — соглашается Уилл. — Да, конечно, все логично.

Но в его голосе слышится напряжение. По какой-то причине ему это не понравилось.

— Слушай, дорогой, — говорю я, обвивая рукой его шею. — Я думала, ты обрадуешься, что они приедут. Им было приятно, что их позвали.

— Я не против, — осторожно замечает Уилл. — Я просто удивился, вот и все.

Он убирает руки с моей талии.

— Я ничуть не возражаю. На самом деле, это приятный сюрприз. Здорово, что они придут.

— Ладно. Хорошо. Тогда я посажу мужей напротив жен. Так нормально?

— Вечная дилемма, — произносит он с наигранной серьезностью.

— Боже, да я знаю… но людям действительно это важно.

— Ну, — говорит он, — если бы мы с тобой были гостями, я точно знаю, где бы хотел сидеть.

— Да неужели?

— Сбоку, чтобы я мог делать это… — Его руки опускаются вниз, задирают шелковую юбку и забираются под нее.

— Уилл, — сопротивляюсь я. — Шелк…

Его пальцы находят кружевной край моего белья.

— Уилл! — возмущаюсь я. — Какого черта ты…

Но потом его пальцы оказываются внутри меня и начинают двигаться, и тогда мне уже абсолютно не важно, что станет с шелком. Моя голова падает ему на грудь.

Это совсем на меня не похоже. Я не из тех девушек, кто обручается всего через несколько месяцев после знакомства… и выходит замуж. Но я не согласна, что это опрометчиво и импульсивно, как, уверена, думают многие. Совсем наоборот. Я точно знаю, чего хочу, и добиваюсь желаемого.

— Мы можем заняться этим прямо сейчас, — шепчет Уилл. — У нас ведь есть время, да?

Я пытаюсь ответить — нет — но когда его пальцы продолжают двигаться, я могу издать лишь долгий, протяжный стон.

С любым другим парнем, который успевал мне надоесть за несколько недель, и секс слишком быстро становился скучным, рутинным. С Уиллом я чувствую, будто мне никогда не будет достаточно — даже когда я удовлетворена больше, чем с любым другим любовником. И дело не только в том, что он такой красивый — хотя это объективно так. Корни этой ненасытности уходят гораздо глубже. Я чувствую, что хочу им обладать. Каждый половой акт — это попытка его присвоить, которая ни разу так и не увенчалась успехом, какая-то существенная часть всегда ускользает от меня, прячется где-то внутри него.

Это как-то связано с его славой? С тем, что как только ты становишься знаменитостью, то переходишь, в некотором смысле, в публичную собственность? Или это что-то другое, что-то более существенное в нем самом? Тайное и непознаваемое, скрытое от посторонних глаз?

Это неизбежно заставляет меня возвращаться мыслями к записке. Я не буду думать о ней.

Пальцы Уилла не останавливаются.

— Уилл, — нерешительно говорю я. — Кто угодно может войти.

— Разве не в этом самое интересное? — шепчет он. Да, да, наверное, так и есть. Уилл определенно расширил мои сексуальные горизонты. Это он познакомил меня с сексом в общественных местах. Мы занимались этим ночью в парке, на последнем ряду полупустого зала кинотеатра. Когда я вспоминаю, то удивляюсь сама себе: не могу поверить, что это сделала я. Джулия Киган не нарушает правил.

Еще он единственный мужчина, которому я когда-либо позволяла снимать себя обнаженной — один раз даже во время секса. Естественно, я согласилась на это только после нашей помолвки. Я же не гребаная идиотка. Но Уиллу это нравится, и с тех пор, как он начал меня снимать, — не то чтобы мне это очень нравилось — это стало символом потери контроля. Во всех предыдущих отношениях именно я была главной — но потеря контроля, оказалось, опьяняет. Я слышу, как он расстегивает ремень, и от одного только звука меня бросает в дрожь. Он толкает меня вперед, к туалетному столику — немного грубо. Я хватаюсь за стол. И чувствую его, он вот-вот в меня войдет.

— Извините? Там есть кто? — дверь приоткрывается.

Черт.

Уилл отодвигается, я слышу, как он возится со своими джинсами и ремнем. Юбка скользит вниз. Мне стыдно оборачиваться.

Он стоит, развалившись в дверях: Джонно, шафер Уилла. Как много он видел? Все? Мои щеки горят, я злюсь на себя. Злюсь на него. Я никогда не краснею.

— Простите, ребят, — извиняется Джонно. — Я вас прервал?

Это что, ухмылка?

— Ой… — Он замечает, что на мне надето. — А это?.. Разве это не к беде?

Мне хочется схватить какой-нибудь тяжелый предмет и швырнуть в него, вопя при этом, чтобы он убирался отсюда. Но я веду себя наилучшим образом.

— Да ради бога! — говорю я вместо этого и надеюсь, что мой тон подразумевает: «Неужели я похожа на дебилку, которая верит в такие вещи?» Я поднимаю бровь и скрещиваю руки на груди. В прошлом я была мастером в игре «издевательски подними бровь» — на моей работе это приводит к фантастическим результатам. Пусть только посмеет сказать хоть слово. Несмотря на всю браваду, думаю, он немного меня боится. Люди в принципе меня боятся.

— Мы обсуждали план рассадки, — говорю я ему. — Вот, что ты прервал.

— Я… — запинается он. — Я такой придурок…

Очевидно, что он испуган. Хорошо.

— Я только что понял, что забыл кое-что важное.

Я чувствую, как мое сердце начинает биться чаще. Только не кольца. Я до последнего твердила Уиллу, чтобы он не доверял кольца Джонно. Если он их забыл, то я за себя не ручаюсь.

— Мой костюм, — начинает Джонно. — Я его приготовил, убрал в чехол… а потом, в последний момент… ну, не знаю, что произошло. Могу сказать только то, что, скорее всего, он висит у меня дома в Англии.

Я смотрю в сторону, когда они выходят из комнаты. Изо всех сил стараюсь не сказать ничего такого, о чем потом пожалею. Нужно держать себя в руках в эти выходные. Как известно, иногда мои чувства берут надо мной верх. Я этим не горжусь, но мне никогда не удавалось полностью себя контролировать, хотя теперь получается все лучше. Гнев невесте совсем не к лицу.

Не понимаю, почему Уилл дружит с Джонно, почему он до сих пор не вычеркнул его из своей жизни. Если Джонно открывает рот, то явно не для остроумной беседы. Пожалуй, он довольно безобидный… по крайней мере, мне кажется, что безобидный. Но они такие разные. Уилл такой целеустремленный, такой успешный, так великолепно владеет собой. А Джонно — оболтус. Ему ничего не надо в жизни. Когда мы забирали его с местной железнодорожной станции на материке, от него воняло травой, и выглядел он так, будто спал не в кровати, а черт знает где. Я надеялась, что он хотя бы побреется и пострижется перед тем, как ехать сюда. Мне хочется, чтобы шафер моего жениха не выглядел как пещерный человек — я ведь не так уж много прошу, правда? Чуть позже я пошлю Уилла к Джонно с бритвой.

Уилл слишком добр с ним. По-видимому, он даже устроил Джонно пробы на «Дожить до утра», которые, разумеется, ни к чему не привели. Когда я спросила Уилла, почему он общается с Джонно, то он ответил, что все дело в «одной истории».

— Сейчас у нас не так уж много общего, — добавил тогда он. — Но мы очень давно общаемся.

Хотя Уилл может быть и довольно безжалостным. Честно говоря, это одно из качеств, которое привлекло меня, когда мы только встретились, — я сразу поняла, что в этом мы с ним похожи. Помимо его золотистых локонов и обаятельной улыбки, мне нравились его амбициозность, его хватка, я их чуяла под его внешним очарованием.

И вот что еще меня напрягает. Зачем Уиллу общаться с таким человеком, как Джонно, только из-за общего прошлого? Если только это прошлое не имеет над ним какую-то власть.

Джонно. Шафер

Уилл поднимается по лестнице с упаковкой «Гиннесса» в руках. Мы стоим на краю обрыва, на котором располагается «Каприз», и смотрим сквозь щели в каменной кладке. Земля далеко внизу, а кладка не очень прочная. Не стоит тут стоять тем, у кого от высоты кружится голова. Отсюда даже можно увидеть материк. Здесь я чувствую себя как король, солнце освещает мое лицо.

Уилл вытаскивает одну банку из упаковки.

— Вот, держи.

— Да, отличное пиво. Спасибо, дружище. И прости еще раз, что вас застукал, — подмигиваю я ему. — Я-то думал, такое надо придержать до медового месяца?

Уилл вскидывает брови, как сама невинность.

— Не знаю, о чем ты говоришь. Мы с Джулс обсуждали план рассадки.

— Да неужели? Теперь это так называется? Но я серьезно, — продолжаю я, — сожалею насчет костюма, Уилл. Я чувствую себя такой сволочью из-за того, что забыл его.

Я хочу, чтобы он знал, как мне стыдно, что я серьезно отношусь к своей роли шафера. И это правда, я хочу отдать ему должное.

— Не переживай, — говорит Уилл. — Не уверен, что мой запасной костюм тебе подойдет, но если что — он твой.

— Ты уверен, что Джулс не будет против? Она явно выглядела расстроенной.

— Да, — Уилл машет рукой. — Она переживет.

Что в переводе значит: нет, она будет против, но он ее уговорит.

— Ладно. Спасибо, дружище.

Он делает глоток пива и опирается на каменную стену. Но потом, видимо, что-то вспомнив, интересуется:

— Да, кстати, ты не видел Оливию? Сводную сестру Джулс? Все пропадает где-то. Она немножко… — он крутит пальцем у виска, но вместо этого говорит, — ранимая.

Я встречал Оливию. Высокая и темноволосая, с пухлыми губами и ногами от ушей.

— Жаль, — говорю я. — Потому что… не поверю, будто, ты не заметил.

— Джонно, бога ради, ей девятнадцать лет, — возмущается Уилл. — Не будь подонком. Кроме того, она же сестра моей невесты.

— Девятнадцать, значит, все законно, — говорю я, в расчете еще больше раззадорить его. — Это же традиция! Шафер должен выбрать кого-то из подружек невесты. А раз она одна, у меня нет выбора…

Уилл кривит рот так, будто попробовал что-то на редкость отвратительное.

— Не думаю, что стоит следовать традиции, когда подружка невесты на пятнадцать лет тебя младше, полоумный, — отвечает он. Это в последнее время Уилл ведет себя как ханжа, но раньше он был тем еще Казановой. И дамочкам всегда нравился, чертов везунчик. — Не трогай ее, ладно? Занеси эту информацию в свою толстую черепушку, — он стучит костяшками пальцев по моей голове.

Мне не очень-то понравился комментарий про «толстую черепушку». Да, я действительно не самый умный парень на планете. Но мне все равно не нравится, когда со мной обращаются, как с бестолочью. Уилл это знает. И в школе меня всегда поддерживал. Так что я отшучиваюсь. Я знаю, что он это не всерьез.

— Слушай, — начинает Уилл, — нельзя, чтобы ты расхаживал и охмурял моих новоиспеченных родственников-подростков. Джулс меня убьет. Да она и тебя убьет.

— Да понял я, понял, — отвечаю я.

— И к тому же, — продолжает он, понизив голос, — есть еще одна проблема… она… ну, знаешь… — он снова крутит пальцем у виска. — Видимо, она унаследовала это от мамы Джулс. Слава богу, с самой Джулс все нормально. Короче, руки прочь, ясно?

— Ладно, ладно… — я отпиваю «Гиннесс» и громко рыгаю.

— Ты в последнее время занимался скалолазанием? — спрашивает Уилл, явно пытаясь сменить тему.

— Не-а, — отвечаю я. — Не совсем. Вот поэтому у меня есть это, — я похлопываю себя по животу. — Трудно выкроить время, когда тебе за это не платят, как тебе.

Самое смешное, что именно я всегда больше увлекался подобными вещами. Ну, всякие вылазки на природу. До недавнего времени я тоже зарабатывал этим на жизнь в туристическом центре Озерного края.

— Да, понимаю, — кивает Уилл. — Все это не так уж весело, как выглядит на экране.

— Я в этом сомневаюсь, чувак, — отвечаю я. — Тебе повезло заниматься самым крутым делом на свете и зарабатывать на этом.

— Ну, знаешь… там же не все правда, многое приукрашено…

Готов поспорить на что угодно — он нанимает каскадера для сложных трюков. Уиллу никогда не нравилось марать руки. Он, конечно, твердит, что много тренировался, но все же.

— И потом, эта прическа и макияж, — продолжает он, — которые кажутся такими нелепыми, когда ты снимаешь программу о выживании.

— Уверен, тебе все это нравится, — подмигиваю я. — Даже не пытайся меня обмануть.

Он всегда был немного тщеславным. Я это любя, конечно же, хотя мне и нравится выводить его из себя. Он симпатичный парень, и сам это знает. Сразу видно, что одежда на нем, даже джинсы, хорошая и дорогая. Может, это все влияние Джулс: она сама стильно одевается, и я вполне могу представить, как она заставляет его пройтись по магазинам. Да и вряд ли он очень этому сопротивляется.

— Ну что, — говорю я, хлопая его по плечу, — готов вступить в брак?

Он ухмыляется и кивает.

— Да. Чего уж тут говорить? Я по уши влюблен.

Я удивился, когда Уилл сказал мне, что собрался жениться, врать не буду. Я всегда считал его безнадежным бабником. Ни одна женщина не может устоять перед этим его очарованием золотого мальчика. На мальчишнике он рассказал мне о нескольких его девушках до Джулс.

— В смысле, это было отчасти безумно, но круто. Я никогда еще не спал с таким количеством женщин, как во время начала моего шоу, даже в универе. Мне приходилось проверяться каждые пару недель. Но некоторые из них были сумасшедшими, типа прилипалы, понимаешь? У меня больше нет на это времени. А потом появилась Джулс. И она… идеальная. Она так уверена в себе, в том, чего хочет от жизни. Мы так похожи.

«Уверен, что и дом в Ислингтоне совсем не лишний, — не стал добавлять я. — Как и богатый папаша».

Я не стал подшучивать над этим — люди странно реагируют на разговоры о деньгах. Но если Уилл что и любил, может быть, даже больше женщин, так это деньги. Возможно, все дело в его детстве — у него всегда было меньше денег, чем у всех остальных в школе. Я понимаю. Его взяли потому, что его отец — директор школы, а я попал по спортивной стипендии. Моя семья точно не из богатых. Меня заметили на школьном турнире по регби в Кройдоне, когда мне было одиннадцать, и подошли к моему отцу. Такое действительно случается: в моих краях очень важно собрать лучшую команду.

Снизу раздается голос:

— Эге-гей! Что вы там делаете?

— Ребята! — кричит Уилл. — Идите к нам! Чем больше, тем лучше.

Вот черт. Мне больше нравилось быть с Уиллом наедине.

И они поднимаются по лестнице — четверо его друзей. Я двигаюсь, чтобы освободить им место, и киваю каждому, когда они появляются: Феми, потом Ангус, Дункан и Питер.

— Твою-то мать, как высоко, — говорит Феми, заглядывая за край.

Дункан хватает Ангуса за плечи и делает вид, что пихает его.

— Опа, спас тебя!

Ангус издает пронзительный визг, и мы все смеемся.

— Не надо! — сердито говорит он, приходя в себя. — Господи, это же чертовски опасно.

Он цепляется за камень, будто от этого зависит вся его жизнь, и медленно пробирается вперед, чтобы сесть рядом с нами. Ангус всегда немного не вписывался в нашу компанию, но все его уважали за то, что в начале семестра он прилетел на вертолете своего отца.

Уилл протягивает упаковку «Гиннесса», где я уже присматривался ко второй.

— Спасибо, чувак, — говорит Феми и смотрит на банки. — Пьем национальное достояние, да?

Пит кивает на землю далеко под нами.

— Думаю, тебе бы парочка не помешала, чтобы забыть об этом, Ангус.

— Да, но не пей слишком много, — вставляет Дункан. — Совсем забывать не надо.

— Ой, да заткнитесь, — сердито отвечает Ангус, краснея. Но он все еще выглядит бледным, и мне кажется, что он изо всех сил старается не смотреть за край.

— Я с собой такое взял, — говорит Пит вполголоса. — После этого вы правда поверите, что можете спрыгнуть и полететь.

— Горбатого могила исправит, да, Пит? — подхватывает Феми. — Снова перебрал мамин шкафчик с таблетками? Я помню, какой тяжелой была твоя аптечка, когда ты вернулся после каникул.

— Да, — говорит Ангус. — Мы все должны сказать ей «спасибо».

— Я бы точно сказал ей «спасибо», — перебивает Дункан. — Если не ошибаюсь, твоя мама — горячая штучка, Пит.

— Надеюсь, ты завтра поделишься, дружище, — улыбается Феми.