Анна и Сергей Литвиновы
#останься дома и стреляй!
© Литвинова А.В., Литвинов С.В., 2021
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Пролог
Стоило жене уехать, падчерица совсем обнаглела. Являлась под утро, хамила, курила прямо в квартире. Еды в доме никакой, зато в холодильнике искушает запотелая бутылка водки. Хотя он уже месяц в завязке.
И Юрий не удержался.
Только одну рюмашку. Единственную. И все.
Налил. Махнул.
Пролетела соколом, ожгла нутро, распрямила плечи.
Сразу налил вторую.
Закуски вообще ноль, только сыр плесневелый. Он заорал:
– Юлька, похавать приготовь!
Заглянула в кухню, увидела водку, ухмыльнулась:
– Может, еще подать тебе, алкаш? На серебряном подносе?
– Хоть покурить дай!
Она улыбнулась презрительно:
– Ты ж бросил.
Но пачку сигарет швырнула.
Вся такая модная – морда раскрашенная, в волосах синяя прядь. Ох, мало он ее бил!
– А ну, пошшла сюда! – приказал он.
Хотел врезать – в кровь, от души. Но две рюмахи подряд после месяца воздержания шибанули в голову крепко. Еле на ногах удержался. А Юлька – цок-цок на каблучинах – и сбежала.
И тут телефон. Голос в трубке женский, строгий:
– Юрий Семенович Лоскутов?
– Он самый.
– Из поликлиники звонят. Общий анализ крови сдавали вчера?
– Ну да. Для санкнижки.
– Нехорошо там у вас. Лейкоцитоз сильный. СОЭ в пять раз превышена. Гемоглобин меньше восьмидесяти.
– И чего это значит?
– Не понимаете?
– Я че, доктор?
– Все симптомы на рак указывают. Третья стадия минимум. Скорей всего, с метастазами. Срочно зайдите за направлением – и езжайте в онкоцентр. Может, чем-то смогут облегчить. Но особо не обнадежу. Слишком поздно вы спохватились.
Руки затряслись, но еще одну стопку водки накапать смог. Выпил залпом, пролепетал:
– Но у меня же ничего не болит!
– Суставы на дождь крутит? Поясницу ломит? Головные боли бывают?
– Так это у всех.
Дальним краешком сознания он улавливал странность. Как можно серьезный диагноз по одному анализу ставить?
Но в голове уже шумело, а когда закурил – с отвычки «повело» окончательно.
Телефон снова тренькнул: от жены эсэмэска. Даже читать не собирался – не до ее глупостей сейчас. Но все ж открыл:
Юрий, я от тебя ушла. Документы на развод подала. Но вряд ли ты успеешь со мной посудиться. Я долго терпела, но ты зря надеялся, что я прощу тебе свою загубленную жизнь. Лучшие гадалки страны наводили на тебя порчу, и свое дело сделали. Твое тело теперь гниет изнутри. Желаю поскорей сдохнуть в муках.
Перед глазами сначала все поплыло, потом заплясали цветные огни. Запоздало подумал: зря развязал. Но остановиться уже не мог. Как возьмешь себя в руки, когда столько дряни вывалилось в один день?!
Налил снова водки, половину расплескал. В голове шумело все круче. В руке продолжала дымиться сигарета. Сердце барабанило быстрее – рысь, галоп, – рвалось из груди прочь.
Мужчина сполз по стене. Цветные всполохи перед глазами сменились тьмой. Сигарета выпала из пальцев.
Будь трезвый, удивился бы, почему паркет вспыхнул настолько быстро. И успел бы увидеть, как падчерица вбегает в комнату, поднимает его телефон, швыряет в свой карман. Наглухо закрывает окно и снова исчезает.
Но сознание уже покинуло Юрия Семеновича.
А в криминальную хронику его смерть даже не попала – сошла за обычный «пьяный» несчастный случай.
Апрель 2020 года
Надя проснулась от истошного визга. Кричала женщина. Часы показывали четыре утра. Дима мирно спал.
Вопли внезапно стихли, ночь снова стала спокойной – лишь шелестели юными листочками за окном липы с березами. Она уже решила: «Приснилось». И вдруг услышала новый истерический выкрик, потом что-то рухнуло, и последовали отчаянные рыдания.
Шум доносился от соседей слева. Надя их почти не знала, но с виду жильцы вполне соответствовали интеллигентному контингенту дома. Молодая пара. Юноша носил рваные джинсы, собирал волосы в хвост и часто приходил под утро. Его подруга обладала безупречной фигурой и (к изрядному раздражению Митрофановой) вела навязчиво-здоровый образ жизни – то бежит в идеальном, по фигурке, спортивном костюме, то на велике рассекает, то на роликах. Никаких скандалов за парой раньше не замечалось – а несколько шумных вечеринок Надя с Димой за хулиганство не сочли. Слава богу, сами пока не в том возрасте, чтобы осуждать молодежь.
С конца марта – когда законопослушная часть Москвы засела на карантин – сосед с хвостиком во дворе не показывался. За продуктами ходила исключительно его спутница и бегать продолжала, несмотря на официальный запрет. Иногда в их квартире довольно громко работал телевизор, пару раз вроде бы выясняли отношения на повышенных тонах.
Но чтобы побоище, с воплями, да еще посреди ночи!
Надя выскользнула из постели и приложила ухо к стене. Дом кирпичный, звукоизоляция неплохая, но Митрофанова смогла разобрать, как девушка умоляет:
– Не бей меня! Пожалуйста!
А в ответ – грохот, вскрик, дальше жалобный плач. И опять – лишь шепот молодой листвы да шум редких машин.
Вызвать полицию? Или не лезть в чужие семейные дела?
Пока Надя размышляла, Дима заворочался и сонным голосом спросил:
– Ты чего бродишь?
– У соседей скандал.
– Не слышу, – пробормотал Дима, но на постели сел.
Стену потряс новый удар. Раздался дикий, какой-то животный визг и неразборчивые, яростные мужские выкрики.
Полуянов схватил футболку, натянул спортивные брюки.
– Пойду посмотрю.
– Давай лучше полицию, – предложила Надя.
Дима презрительно дернул плечом.
Надя поспешно накинула халатик. Надевать маски не стали. Вышли из квартиры. Дима уверенной рукой нажал на соседский звонок, потом толкнул дверь: заперто. Потрезвонил снова и начал стучать.
– Дима, осторожнее, – нервно произнесла Митрофанова. – Вдруг у него оружие?
Ответить Полуянов не успел – дверь распахнулась.
Девушка в ужасе попятилась. Лицо, одежда, руки у интеллигентного соседа оказались перепачканы кровью, длинные волосы растрепались по плечам, рот скривился в безумной гримасе. Но держался уверенно. Хмуро спросил:
– Что надо?
Отвечать Дима не стал. Легонько двинул худощавого парня в солнечное сплетение – тот сразу охнул, скрючился пополам. Полуянов, а за ним и Надя прошли в квартиру, и библиотекарша в ужасе прикрыла ладошкой рот. У стены, смежной с их квартирой, неподвижно лежала когда-то красавица и спортсменка. Лицо ее обратилось в жуткую сине-красную припухлую массу, губы словно выворочены наизнанку, нос сдвинут на бок.
Надя бросилась к девушке, схватилась за пульс. А Полуянов – вернулся в прихожую и схватил соседа за грудки:
– Ты что наделал?
А тот почти беспечно ответил:
– Заслужила. Да нормально. Бабы – они как кошки. Заживет.
Сердце у девушки билось, из разбитых губ текла кровь, несколько зубов превратились в крошево, и Митрофанову затошнило.
– «Скорую», – велел Дима. – И полицию.
Он развернул соседа лицом к стене, заломил ему руки. Тот запищал:
– Ты че? Чего лезешь? Дело наше! Семейное!
Бедняга очнулась, с трудом приоткрыла набухшие, обратившиеся в щелочки глаза и сразу забормотала:
– Не надо… полицию. Я сама виновата!
За окном все увереннее разгоралось весеннее утро.
Дворник в маске скреб по асфальту метлой. В квартире работал телевизор, диктор зловещим голосом сообщал про очередной нарастающий итог заболевших. Избитая соседка осторожно коснулась своего явно сломанного носа и застонала.
А Митрофанова в отчаянии подумала: «Мир сошел с ума. Весь. И мы вместе с ним».
* * *
Когда в стране объявили карантин, у Нади с Димой тоже возникли разногласия. Историко-архивная библиотека с восемнадцатого марта закрылась, Митрофанову отправили в отпуск. Полуянову разрешили работать на удаленке. Надя страшно радовалась, что больше не надо вставать по будильнику, и рьяно совершенствовала свои кулинарные таланты. Но Дима смог безвылазно высидеть в квартире только восемь дней.
Конечно, как и все нормальные люди, он слегка опасался новой болезни, но по-дамски прятаться от нее в гнездышке не желал. Да и хороший материал в дистанционном режиме не напишешь. Плюс когда еще доведется своими глазами увидеть оживший в реальности фантастический фильм. Полицейские в масках, пустые магистрали, печальные объявления на дверях магазинов: «Я не работаю и вам не советую». Надо не из окна и уж тем более не по телевизору за происходящим следить, а в самой гуще вариться, своими глазами наблюдать, как творится история.
Тем более жизнь с наступлением карантина не закончилась – наоборот, беспредела еще больше стало. Его личный электронный ящик готов был взорваться. Читатели возмущались, требовали и умоляли. Темы, правда, предлагали неудобные, не в тренде. Когда Дима их на летучке озвучивал, главнюга вечно кривился – настаивал на материалах про героизм врачей и заботливого мэра. Однако Полуянов умело уклонялся от верноподданической журналистики и старался держать марку.
С виду обычную криминальную хронику писал, но умудрялся – на примере отдельно взятой трагедии – вскрывать целый пласт проблем.
Особенный резонанс вызвала печальная история москвича с обширным инфарктом. Мужчине стало плохо, он вызвал «Скорую» и услышал от диспетчера, что «все машины на ковиде». В итоге врачи приехали через три часа, но их помощь уже не понадобилась – пациент скончался. И подобных трагедий в городе ежедневно происходило десятки. Сегодняшняя драма в соседней квартире тоже могла стать зачином для серьезного, проблемного очерка. Про еще одну беду, что принес в наши жизни ковид.
Когда приехала полиция, избитая соседка клялась – и видно было, что не врет:
– Он в жизни меня пальцем не трогал! Это его изоляция довела!
Полицейские совсем не удивились.
Статистика тоже утверждала: во Франции за время пандемии домашнее насилие возросло на тридцать процентов, а в Китае – вообще увеличилось втрое. Да, тема просто просилась в руки.
Обычно журналистские замыслы Дима держал при себе, но соседку-то вместе с Надей спасали.
И летучка, ввиду карантина, только в час дня – было время спокойно позавтракать и «обкатать» тему на Митрофановой.
Пока Надя жарила яичницу, Полуянов успел побродить в Интернете и теперь возмущался:
– Надюха, ты только подумай! Больше половины женщин хотя бы раз получали от своих мужчин! Каждую шестую – бьют регулярно, это же вообще неописуемо! А четыре из пяти подвергаются психологическому насилию!
– Ну да, – спокойно отозвалась она. – Я тоже.
– Чего-чего? – Полуянов разинул рот.
– Ты разрушаешь мою самооценку и унижаешь меня как личность, – отбарабанила Надя. – Думаешь, приятно слышать эти твои вечные «Пончик», «Булочка», «Полотно Рубенса»?
– Но это ж я любя! И чтоб тебя на зарядку подвигнуть.
– Сам прекрасно знаешь, что не помогает зарядка. Хоть по тысяче раз отжимайся – шпалой не стану. У меня конституция такая.
– Не замечал прежде, что ты сердишься, когда я говорю «Моя пироженка». – Дима лукаво улыбнулся.
– На самом деле я испытываю глубокие моральные страдания, – упорствовала Надя. – И эмоциональную дистабилизацию.
– Слушай, Митрофанова. – Дима взглянул на нее подозрительно. – Где ты всех этих слов набралась?
– Тест прошла. На сайте правозащитной организации «Подруги».
– Зачем тебя туда понесло?
– От скуки. Бродила в сети, увидела баннер «Проверь: есть ли в ваших отношениях психологическое насилие?» Ну, мне и стало интересно.
– И какой вердикт?
– Нужно срочно действовать. Больше узнать о насилии, научиться отстаивать свои границы и обязательно прийти на консультацию. Возможно, будет безопаснее остаться у них в убежище.
– Ты это серьезно?
Надя встала, подошла, обняла его:
– Абсолютно. Могу показать результаты теста. Правозащитные организации любят сгущать краски. Чем страшнее – тем больше западные спонсоры денег дадут. Хотя я просто честно отвечала на вопросы. Я действительно обижаюсь на «Пончика» и злюсь, когда ты трубку не берешь. Но это, оказывается, тоже насилие. Психологическое.
– Слушай, не сравнивай! Наш сосед реально девушку инвалидом сделал!
Надя погрустнела:
– Но она-то не в обиде! Слышал, как его защищала? У любимого, мол, на почве вируса сдвиг случился. Из дома вообще не выходил, все дезинфицировал. Работы нет, денег нет. По телевизору запугивают. Вот и не выдержали нервы.
– То есть ты тоже его оправдываешь?
– Нет, конечно. Но я… я могу его понять.
– Ты это серьезно? А если у нас станет совсем плохо с деньгами, ты позволишь, чтобы я за это бил – тебя?!
– Димочка, я же знаю, что ты меня не тронешь. Но в России к теме насилия как-то странно относятся. С одной стороны: бьет – значит, любит. А с другой – вспомни Регину Тодоренко. Девушка просто высказала свое мнение, что женщины сами виноваты, потому что неправильных мужчин себе выбирают – и, в общем, тут есть рациональное зерно. Но на нее вся страна ополчилась.
– А полицейские терпеть не могут на вызовы жен ездить. Тратят время, собирают материалы, проводят экспертизы, а им через неделю: «Мы примирились». И вся работа насмарку, – подхватил Дима.
– Вот-вот, – кивнула Надя. – Наша соседка заявлять на мужа тоже отказалась, если ты помнишь. Упала – и все тут. Думаешь, ей понравится, если про нее «Молодежные вести» напишут?
Она положила подбородок на ладонь и предложила:
– Давай еще яишенки тебе подложу! И соку выдавлю.
– Вот любишь ты, Митрофанова, крылья подрезать, – заворчал Полуянов. – Я только загорелся, а ты меня расхолаживаешь своим домашним уютом.
Но добавку яичницы взял и сок с удовольствием выпил. А после завтрака от души поблаженствовал в жарких объятиях своей «пышечки».
Когда нежились-отдыхали в постели, Надя вспомнила:
– Ой, вчера же из поликлиники звонили. Предлагают прививку от пневмококка сделать. Ты пойдешь?
– Конечно.
– Да ладно! Практически ковид-диссидент добровольно пойдет на прививку?
– Ну, ковида, может, и нет. Но как сын врача и сам практически врач могу тебе сообщить: пневмококк еще Пастер открыл. В 1881 году. Очень вредная штука. Провоцирует пневмонию, сепсис и менингит, так что обязательно надо привиться. Особенно в нынешнее время.
– А я не пойду.
– Почему? – удивился Дима.
– Да потому что. Не хочу подопытным кроликом быть. Скажут: от пневмококка, а на самом деле привьют неизвестно что.
Он расхохотался:
– Веришь, что тебе чип вживят?
– В чип не верю. Но вдруг на самом деле это антиковидная вакцина? Какие-то нелегальные испытания?
– Ну, ты фантазерка!
– А ты, что ли, «Медуницу» не читал? В психиатрических больницах уже месяц пациентам вкалывают непонятно что. А теперь, похоже, и за нормальных людей взялись.
Полуянов заинтересовался:
– В самой «Медунице» такое пишут? А кто автор?
– Лиза Горихвост.
– Не знаю такую.
– Потому что раньше она только для западных изданий писала. Была их собкором в Москве. Очень известная, куча премий. А сейчас для «Медуницы» сделала материал.
Дима заинтересовался и прямо в костюме Адама сел за компьютер.
Текст действительно оказался лихой. И фактура богатая – автор упоминала целых семь психиатрических клиник, куда приезжали некие бригады из «депздрава» и без всяких информированных согласий ставили пациентам неведомые прививки. Местные доктора (на условиях анонимности) высказывали предположение: так как с дееспособными добровольцами напряженка, государство приняло решение тестировать антиковидную вакцину на беспомощных и бесправных пациентах.
На первый взгляд нарушение прав человека вопиющее. Только есть ли у Лизы Горихвост конкретные доказательства?
– Любопытно, – оценил Дима и заверил: – Но в московских поликлиниках на подобное точно не пойдут, так что не бойся. Попроси показать ампулу и делай прививку. Меня тоже запиши.
– Ну… если ты гарантируешь.
– Гарантирую.
Дима сходил в душ, с удовольствием принял из Надиных рук второй завтрак. Позже ехал в практически пустом вагоне метро на планерку и думал: «В карантине все же имеются определенные прелести».
* * *
Газеты теряли популярность с каждым годом, поэтому «Молодежные вести» – как все, кто хочет выжить, – постоянно придумывали новые формы существования. Активно функционировал сайт, завели свое радио, а незадолго перед началом пандемии и собственное телевидение запустили.
Полуянов – на правах редакционной звезды – конечно, захотел попробовать себя «в телевизоре». Пару раз сделал крошечные репортажи и сразу понял: работа не просто сложная, но совсем другая, с газетной журналистикой не сравнить. Нужно быть настоящим «многостаночником» – и сценарий писать, и планы выбирать, и монтировать, и в кадре нормально смотреться. Поэтому он решил: прежде чем лезть на голубой экран, нужно многому научиться.
Но сегодня на летучке главнюга объявил:
– Сегодня к артисту поедешь. Бардин фамилия. Знаешь такого?
Бардина Дима знал. Харизматичный «мент» в кожаной куртке. Надя, кажется, по нему слегка сохла и даже входила в его фан-клуб.
– И про что мне с ним говорить?
– Его читатели выбрали. Для рубрики «В изоляции со звездой».
Полуянов опешил:
– Куда мне! Это ж целая передача. Там хронометраж больше сорока минут! Куча планов разных, монтаж. Я еще не готов!
– Ничего, – отмахнулся главнюга, – коллеги помогут. Давай, через час выдвигайся. Бардин ждет к четырем.
Можно было отказаться, но рубрика «В изоляции со звездой» шла утром, имела приличный рейтинг. Удастся сделать интересно – можно новый пласт карьеры начинать. Да и любопытно стало: каков брутальный с виду красавчик в быту? Сумеет хоть пару слов связать?
В общем, согласился и кинулся готовиться – собирать хотя бы минимальную информацию про Бардина.
Тон у программы должен быть неприкрыто благостный, но Дима по закоренелой журналистской привычке первым делом начал искать компромат.
В первом приближении ничего безобразного в биографии актера не обнаружил: в голубизне не замечен, женат единожды, пьяным за рулем не попадался, звездил в меру.
Проживал артист в собственном подмосковном доме. Направление средней престижности, десять соток, коттедж всего-то двести сорок метров. По беспробочным дорогам домчали с другого конца столицы за сорок минут. Поселок оказался с разномастными домиками, безо всякой охраны. Ладненький, но без излишеств домик актера соседствовал с ветхой, выцветшей от времени избушкой.
Швейцара или охранника не имелось – Александр вышел их встречать самолично. Волосы влажные, на ходу застегивает рубашку:
– Простите. Бегал. Время не рассчитал.
Юная гример Маша (страшно взбудораженная от личной встречи со звездой) Диме даже поздороваться не дала. Нахально оттерла его, вперила в Бардина восторженный взгляд и спросила с ласковой укоризной:
– Неужели вы нарушаете самоизоляцию?
Бардин бархатисто пророкотал:
– Готов заплатить штраф. Лично вам.
– Ой, давайте! – не растерялась та, извлекла из сумочки глянцевый журнал с фотографией артиста на обложке, прочирикала:
– Вот! Подпишите, пожалуйста. Для Марии. Если можно, с любовью.
Полуянов еле сдержался, чтобы не поморщиться.
Актер быстро черкнул автограф и больше внимания на гримершу не обращал, безошибочно вычислив, кто в съемочной группе главный. Он протянул руку Диме:
– Горд познакомиться. Статьи ваши про красный бриллиант в свое время очень впечатлили
[1]. С тех пор ваш верный поклонник.
– Читаете газеты? – Полуянов постарался не подать виду, что польщен.
– Сейчас, к сожалению, только онлайн, но еще год назад к почтовому ящику ходил, отсюда с километр. У нас в поселке по домам прессу не носят, так каждый день специально делал крюк – супруга не даст соврать. Но что мы на пороге? Пойдемте.
Пол в коттедже блистал, однако предлагать гостям тапочки актер не стал. Маша-гример снова высунулась:
– У нас бахилки с собой, давайте наденем?
– Не надо. Не в поликлинике, – покачал головой Бардин.
Полуянов записал на его счет новое очко – умеет строить отношения, подлец-молодец.
Актер провел съемочную группу в большую кухню-гостиную и гостеприимно предложил:
– У меня в доме правило: первым делом всегда кофе. А дальше я в полном вашем распоряжении.
Стол уже был накрыт – в меру гламурный сервиз на восемь персон, серебряные ложечки, салфетки в тон скатерти. Вазочки щедро наполнены конфетами, печенюшками, орехами. Кофемашина приветливо подмигивала зеленым глазом. В чистоте и гостеприимстве кухни, несомненно, чувствовалась женская рука.
– А где ваша супруга? – поинтересовался Дима.
– Тоже режим нарушает, – заговорщицки улыбнулся актер. – У нас теннисный клуб под боком. Официально закрыт, но сегодня имеет место тайный междусобойчик – любительский турнир на шестнадцать участников. Кася моя туда умчалась. Играет она неплохо, до полуфиналов обычно доходит, так что не знаю, когда вернется. Наверно, ближе к ужину.
Личико Маши-гримерши печально вытянулось. Девушка, несомненно, завидовала неведомой Касе.
– Впрочем, моя аудитория не слишком рада, когда я на публике вместе с женой, так что оно и к лучшему, – философски продолжил Бардин.
Съемочная группа испила кофе, вкусила сладостей и приступила к работе.
Актер оказался приятным в общении и не капризным собеседником. Легко принимал все Димины идеи (возможно, не самые оригинальные): поднимал штангу в тренажерном зале, перебирал диски в музыкальной комнате, покорно вытерпел целых три дубля подъема по лестнице на второй этаж. На вопросы отвечал быстро, без меканья. Надсадных призывов «Останьтесь, пожалуйста, дома» не произносил, да и вообще крамольных мыслей не чурался. Хвалил президента Белоруссии за то, что тот не поддался панике и не стал закрывать страну. Смело утверждал, что бессимптомное течение болезни – просто способ подкрутить статистику и засадить дома тех, кто неугоден. Не скрывал, что сам изоляцию нарушает, а маску носит, только чтоб не цеплялись.
Маша-гример (поначалу просто восторженная) к концу интервью просто глаз с Бардина не сводила. Полуянов тоже подобрел. Всегда приятно, если ожидаешь встретить выскочку и пижона, а попадаешь на нормального человека.
Интервью закончили писать, когда давно стемнело. Дима – хотя на привычном, «бумажном» поле мог работать сутками – чувствовал себя измочаленным.
Маша протянула ему влажную салфетку – стереть с лица тон. Бардин открыл пестрящий бутылками бар-холодильник и предложил:
– По рюмочке? Исключительно в целях дезинфекции?
Полуянов крайне редко позволял себе выпивать с героями, но сегодня он все равно без руля, да и напряжение от непривычной работы хотелось снять. Ну, а зануда Надюшка сказала бы: «Признайся уж честно: тебе просто хочется выпить».
Впрочем, Дима искоса взглянул на Бардина и отметил: у того глаза тоже загорелись. И коньяк разливает – пожалуй, слишком нетерпеливо. Но иных тревожных признаков – когда пьянеют с первых пятидесяти граммов и немедленно наливают по второй – Полуянов за актером не заметил. Тот выпил свой бокал и сразу поставил его в посудомоечную машину. Как-то даже слишком быстро, невежливо получилось.
Оператор с осветителем уже свернули свою технику, гримерша с ассистенткой убежали во двор покурить, Дима сказал Бардину:
– Смонтирую завтра к вечеру, пришлю.
– Не надо, – отмахнулся актер. – У меня пиар-менеджер в деревне изолировалась, без Интернета, а самому смотреть лень. Так что давайте сразу в эфир.
Да, молодец мужик. Его-то по пути запугали: что актеры вечно кровь пьют, требуют снимать крупные планы только в полупрофиль и обязательно через фильтр, говорить не умеют – одно предложение приходится по пять раз перезаписывать.
Александр вместе с Димой вышел на крыльцо. Съемочная группа топталась возле автобуса. Бардин – в одной футболке на прохладном апрельском ветру – к каждому подошел, поблагодарил, попрощался. Гримерша попросила вместе сфотографироваться – обнял и широко улыбнулся в объектив. Нажал кнопку пульта – ворота начали открываться. Полуянов пожал актеру руку и пошел было прочь, но погрузиться в редакционный автомобиль не успел.
Во двор въехала красная дамская машинка, оттуда выпорхнула худенькая милашка.
Дима всегда считал себя поклонником пышных форм, но точеная фигурка, подтянутая попка и талия, как у осы (при том, что грудь приличных размеров), пленили сразу.
Бардин без особых восторгов констатировал:
– Кася. Супруга.
Он шагнул навстречу стройняшке, дежурно приобнял, спросил:
– Ну, как сыграла?
– Да вообще позор, – отозвалась она нежненьким голоском. – Из группы не вышла, можешь себе представить?
– Но почему? – удивился актер.
Она досадливо коснулась щеки:
– Да из-за этого. Как на разминке голова разболелась, так и не пошло. Вообще не получалось ничего. Сетка, аут.
Только сейчас Полуянов увидел: на скуле у красавицы изрядный кровоподтек. Пусть замаскирован тональником, но припухлость и ссадина видны отчетливо. И губы тоже разбиты.
Бардин обернулся к журналисту, пояснил:
– Кася вчера на тренировке упала.
Она поспешно подхватила:
– Ага, как дурочка. Побежала к сетке отбивать укороченный и поскользнулась. Да как! Перелетела на другую сторону и грохнулась подбородком в корт! А покрытие-то жесткое.
Она протянула Полуянову теплую ладошку:
– Кася. Полное имя Кассандра. Родители решили соригинальничать. Рада познакомиться.
Глаза бездонные, голубые, и что-то в них несчастное, жалобное.
– Зачем же вы на турнир пошли с такой травмой? – Дима бережно пожал девушке руку.
– Да я думала, на ходовые качества не повлияет, – пожала плечами она. – Но Нинка, напарница моя, сказала, что может даже сотрясение мозга быть. Специально запугивала, наверно, чтобы обыграть. И обыграла ведь, лярва. Пойду, полежу и вставать сегодня не буду. К завтрашнему дню точно поправлюсь.
Она упорхнула в дом.
Бардин посмотрел ей вслед. Тревоги в его взоре Полуянов не увидел – скорее, легкое раздражение. У Димы мелькнула мысль: слишком суров актер со своей красавицей. Вот если бы ему такая фарфоровая красоточка досталась, на руках бы носил, холил, лелеял.
Плюс история с фингалом какая-то странная.
Дима, во‐первых, давно работал журналистом. А во‐вторых, тоже играл в теннис – уже много лет. К сетке частенько бегал – отбивать укороченные. Иногда, случалось, падал. Но сбивал при этом исключительно коленки. А Кася вдруг лицо поранила. Очень похоже на легенду. Получила от мужа и покрывает его теперь.
Пока ехали со съемок, Дима сидел молчаливый, думал над извивами судьбы.
Ночью – избитая соседка.
И сейчас – жена известного актера с разбитой скулой и распухшими, явно от удара, губами.
Похоже, все-таки не избежать ему темы семейного насилия.
«В изоляции со звездой», конечно, придется сделать благостным – строго по формату программы. Но происхождение фингала на лице жены известного актера надо обязательно выяснить.
* * *
Монтажом на телевидении «Молодежных вестей» командовала дама – пожилая, желчная и безжалостная к халтурщикам. Сотрудники ее боялись и за спиной называли Горгоной. Но Полуянов, изучив биографию старухи, углядел в ней классного спеца и потому покорно сносил «остолопа» и прочие старорежимные ругательства в свой адрес. А она гоняла молодого тележурналиста со всем пылом одинокой метрессы, увидевшей в Диме достойного преемника.
Первую его трехминутную информашку монтировали вместе больше четырех часов и к исходу работы он еле сдерживался, чтобы не оттаскать старуху за худосочные косицы. Что же сегодня будет – когда эфирного времени надо сорок минут, а отснято больше четырех часов?
Горгона, включив быстрый прогон, кое-где нажимала паузу и что-то черкала в блокноте.
Полуянов предложил:
– Давайте стрельнем забойно! С момента, где Бардин говорит: «Сто шестьдесят миллионов в стране, и все покорно в клетках сидят!»
Наставница фыркнула:
– А еще глупее не мог придумать?
– Но я не хочу обычный приторный завтрак со звездой!
Метресса на провокацию не поддалась:
– Не волнуйся, я в СССР достаточно прожила, эзопов язык знаю. Что-нибудь вплетем, только не в лоб, а бережно.
В итоге, между рассуждениями о кино и горячими приветами поклонницам, протащили весьма резкие сентенции актера об электронных пропусках как средстве пополнения казны, а также беспросветной глупости решения мэрии о закрытии парков.
Когда закончили работу (а заняла она весь день), Горгона спросила:
– Бардин сюжет сам будет отсматривать или пиар-менеджеру своему поручит?
– Вообще не будет. Сказал, можно сразу в эфир.
– Угу, – саркастически кивнула метресса. – Они все так говорят, а потом бегут иск подавать: извратили, выдернули из контекста… Не пойдет. Звони ему немедленно.
Дима спорить не стал – профессионалу виднее. Набрал мобильный номер актера – длинные гудки. Позвонил по домашнему – результат тот же. Оставался телефон менеджера – той, что, по словам актера, коротала изоляцию в деревне. Девушка, сквозь свист и помехи, отозвалась, подтвердила: Александр телесюжеты о себе никогда заранее не смотрит. Горгона сурово громыхнула кулаком по столу, и Полуянов продолжил настаивать:
– Я все-таки хочу, чтобы он завизировал.
– Ну, отправьте ему на почту.
– Уже сделано, но Александр не отвечает, а эфир, скорее всего, уже завтра утром. Как бы мне его все-таки найти?
Девица призналась:
– Да я сама Саше дозвониться не могу. У него жена сегодня в Питер собиралась. Может, он решил вместе с ней поехать. Спонтанно. А в поезде телефон не ловит.
– Часто он что-то спонтанное делает?
– Бывает. Что вы хотите, творческий человек. Второй месяц в простое, плюс ситуация с пандемией его очень нервирует. Запросто мог захотеть – съездить развеяться.
– Но я не могу выпускать материал в эфир, пока Александр не посмотрит.
– Не заморачивайтесь вы! – с фамильярным раздражением буркнула девушка. – Если вас так корежит, можете мне прислать. Интернет дрянь, но к ночи, может, загрузится. Посмотрю и сразу вам напишу.
– Ну, хоть так, – буркнула Горгона и по-матерински улыбнулась: – Иди, сдавай свой шедевр. Завтра проснешься звездой.
Полуянов исполнил все необходимые формальности. Сюжет всем понравился, его поставили в сетку на следующее утро, в 10.15, и Дима, уставший, довольный и голодный, отправился домой.
Надя встретила объятиями. Зарылась носом в его волосы, принюхалась, пробормотала:
– Пахнет городом. Кофе. И еще духи какие-то бабские. Господи, как я тебе завидую!
В глазах – печаль узницы.
Дима взялся утешать:
– Надюшка, так кто мешает? Гуляй, с подружками встречайся! Пропуска у тебя не истрачены. Да и никто на улицах особо не ловит.
– Ну, это не то, – вздохнула она. – Ты-то для дела ездишь. А мне какой смысл просто так рисковать?
– Я вообще врачом хотел стать. Как мама, – напомнил Полуянов. – Сидел бы сейчас в красной зоне. Месяцами тебя не видел.
– Наивный! От меня так просто не избавиться. Я бы к тебе санитаркой пошла. Или волонтером.