Софья Багдасарова

Омерзительное искусство. Юмор и хоррор шедевров живописи

Использованы фотографии и иллюстрации:

© De Agostini Picture Library / Biblioteca Ambrosiana / bridgemanimages / Fotodom.ru;

© Mondadori Portfolio/Electa / Zeno Colantoni / bridgemanimages / Fotodom.ru;

© Paul Fearn / Alamy Stock Photo / DIOMEDIA







Софья Багдасарова (shakko-kitsune) — нетривиальный персонаж в мире искусствоведения и журналистики, обладатель премии «Лучший лонгрид ЖЖ 2017», — регалии можно перечислять бесконечно!

Ее авторский стиль славится черным юмором, острыми замечаниями и поразительной глубиной изучения вопроса. Море читателей ее блога уже готовы подтвердить, что она по праву заслуживает звание самого разбирающегося в искусстве блогера!

Знаменитые сюжеты мифологии рассказаны с такими подробностями, что поневоле все время хватаешься за сердце и Уголовный кодекс! Да, в детстве мы такого про героев и богов точно не читали… Людоеды, трансвеститы, фетишисты и убийцы: оказывается, именно они — персонажи шедевров, наполняющих залы музеев мира. После этой книги вы начнете смотреть на живопись совершенно по-новому, везде видеть скрытые истории и тайные мотивы.





А чтобы не было так страшно, все это подано через призму юмора, которая дает почувствовать, что натура человека, несмотря на смену нарядов и религий, веками остается неизменной.

https://shakko-kitsune.livejournal.com

https://t.me/shakko_kitsune

* * *

Во многих музеях мира можно встретить картины знаменитых художников XV–XIX веков, которые поражают своим содержанием. На них явно происходит что-то плохое — убийства или расчленения, изображены уроды или неприличные, на наш взгляд, действия. Чтобы понять, что именно на полотне происходит, необходимо серьезно углубиться в историю или литературу, вспомнить давно забытых мифических героев.

Причем оказывается, что многие из этих ужасающих персонажей — преступников и жертв, кочуют из картины в картины веками, от античности и Ренессанса до романтизма и модерна. Столетиями художники сохраняют интерес к этим сюжетам, несмотря на огромное количество других, намного более «приличных» и красивых историй. В зависимости от эпохи причины для этого интереса меняются, но главный их исток остается неизменным — необходимость снова и снова осмыслять, что из самого страшного может сотворить с одним человеком другой, потребность познать демонов своей собственной души.



Эта книга посвящена подобным сквозным персонажам, с которыми творятся ужасы на картинах и Рубенса, и прерафаэлитов.

А поскольку тема уж больно трагическая и жестокая, а в некоторых случаях прямо отвратительная (например, кастрация или людоедство), для ее изложения была избрана особенная стилистика, снижающая пафос и способствующая «остранению»[1] — юмор. Этот литературный прием хорошо знаком русскоязычному читателю: с его помощью были созданы такие популярные книги, как «Всеобщая история, обработанная “Сатириконом”» и «Забавная Библия» Лео Таксиля (а восходит он к «Разговорам богов» Лукиана II века до н. э.).

Но юмор необходим не только для того, чтобы отвлечься от особо кровавых сцен — благодаря введению современных реалий читателю становится легче понять подоплеку многих древних историй и почувствовать, что натура человека, несмотря на смену нарядов и религий, веками остается неизменной.

Глава 1. Мужчины-трансвеститы

В древнегреческой мифологии есть эпизоды, в которых мужчины переодеваются в женскую одежду. На первый взгляд это обычная маскировка с целью военной хитрости: герои наряжаются как «слабый пол», чтобы ввести противника в заблуждение и одержать победу. (Также это переодевание, как гласят мифы, однажды использовалось в качестве наказания.)

Но возможно, существовала и другая причина переодевания — ради доступа на религиозные церемонии, разрешенные лишь для женщин. Подобное точно случалось и в исторические времена — вспомним «жену Цезаря, которая должна быть вне подозрений». В 62 году до н. э. Гай Юлий Цезарь развелся со своей супругой Помпеей Суллой, поскольку влюбленный в нее Клодий Пульхр, переодевшись женщиной, проник на Таинства Доброй Богини, проводившиеся в доме Цезаря.

– Спасибо! – Юлия из последних сил улыбнулась таксисту и достала кошелек. – Вы меня очень выручили…

Существует теория[2] (недоказанная[3]), что в древние времена верховные божества были женскими, и их жрицы-женщины были более могущественными, чем служители мужского пола. Однако со временем власть матриархальных богинь будто бы была свергнута. В этом случае подобные мифы могут отражать конкурентную борьбу царей-жрецов за власть, когда во время перехода от матриархата к патриархату цари в обрядах уже приняли функцию верховных жрецов, но еще были вынуждены носить женскую одежду.

– Да что там. – Он поставил чемодан перед дверью, прислонил к нему сложенную коляску, рядом шлепнул сумку. – Ну вот, вроде все…

В связи с этим примечательно существование даже в исторической Греции I–II вв. н. э. жрецов, которые совершали обряды, одевшись в женское платье, — например жрец Геракла на Косе в Антимахии.[4] Также возможно, что существовала связь между этой травестией и жрецами-скопцами анатолийской Богини-Матери.[5]



Теодор ван Тюльден. «Геркулес и Омфала». 2-я пол. XVII века. Художественный музей Токио Фуджи (Токио)



Ежик сонно засопел у Юли на плече, она поудобнее перехватила его, неловко, одной рукой вытащила из кошелька деньги, пересчитала и растерянно проговорила:

1.1. Геракл

– Ой, у меня только восемьсот…


Картина, написанная учеником Рубенса, изображает момент «рабства» Геракла (Геркулеса) у ливийской царицы Омфалы. О мифе о переодевании героя в женскую одежду здесь напоминают только атрибуты — предметы, которые держат персонажи. В руках у Геракла прялка, сам он полностью обнажен, за исключением чресл, прикрытых драпировкой. Одежду царицы тоже нельзя назвать ни мужской, ни женской — особенно по сравнению с ее служанками, наряженными по моде, современной художнику, в прекрасно скроенные платья из ценных тканей. Омфала завернута в красную ткань — возможно, плащ Геракла. На плечах у нее — отобранная у героя шкура льва, левой рукой она придерживает огромную сучковатую дубину, почти вровень со своим ростом.
Картина лишена страсти и эротики, свойственных самому знаменитому полотну на этот сюжет — работе Буше (кстати, также созданной под влиянием Рубенса). Ван Тюльдена больше привлекает комический эффект — Омфала таскает величайшего героя за ушко, причем для гармоничной композиции автор «поставил» царицу на ступеньку, сделав ее фигуру доминирующей. Теплая золотисто-коричневая колористическая гамма полотна, в которой написаны и волосы всех героев, и львиная шкура, и основные драпировки, делает сценку особенно мирной и спокойной.


– Да ладно, все нормально. – Таксист приглушил голос, чтобы не разбудить ребенка.

Величайший герой Древней Греции Геракл (он же Геркулес) в быту был мужчиной неприятным. Слишком много времени проводил в тренажерке, перебарщивал со стероидами. Из-за нарушенного обмена веществ покрылся прыщами, сильно потел. Были и проблемы с головой (жутко надавали в ринге во время последнего боя с Мухаммедом Али). В гневе себя Геракл не контролировал — как-то насмерть прибил жену и детей, еще любовник юный утонул у него при невыясненных обстоятельствах. За одну ночь однажды переспал с пятьюдесятью девушками. Презервативы использованные бросал на ковер. Однозначно неприятный громила.

Замечали за ним и странности — любовь к женской одежде. Вот вы сейчас вспомните эпизод с Омфалой — ан нет, и до этого были прецеденты. Как-то его корабль сел на мель около острова Кос. Геракл и его спутники спаслись, но потеряли весь багаж. Они сидели на берегу, выжимали мокрые джинсы и выливали воду из кроссовок, мечтая о том, чтобы поесть, — все жутко проголодались. Поэтому ребята пристали к местному пастуху, который прогонял мимо них стадо:

– Как же? По счетчику и то восемьсот двадцать, а надо же еще сверху что-то добавить, вы же мне так помогли…

— Дай барана!

Тот ответил:

– Пусть будет восемьсот. Двадцатка – это не деньги, а помог я вам чисто по-человечески. У самого двое оглоедов. Ладно, я пошел, у меня следующий вызов! – И он загремел ботинками вниз по лестнице, разбудив гулкое ночное эхо.

— На шашлык гоню председателю колхоза, обойдешься!

– Спасибо! – негромко, чтобы не побеспокоить Ежика, крикнула Юля вслед, достала ключи и вставила в скважину.

Геракл с товарищами попробовали отобрать, пастух же быстро вызвонил местных братков, те прибежали с арматурой, началась дикая драка… В общем, Геракл, которого перед этим еще и укачало очень сильно, попросту трусливо сбежал. Местные за ним погнались. Он спрятался, вбежав в ближайшую открытую дверь. А был это дом некой усатой тетушки, которая как раз носила одежку 68-го размера. Он надел ее платье (такое, знаете, с люрексом, малиновые цветы по зеленому фону), замотал голову платком и в такой маскировке пробрался, виляя бедрами, мимо искавших его местных.

Забрался в чью-то пустую дачу, съел все консервы, включая даже те, что были для кошки, банку огурцов соленых из подпола (немного заплесневелых), и хорошенько выспался, даже не разувшись от усталости. Потом как был, все в том же женском платье, пошел в райцентр, отыскал рынок, где слонялась та самая братва с арматурой, и нанес каждому из ее членов телесные повреждения (некоторым — несовместимые с жизнью).

Ключ провернулся как-то неловко, с сопротивлением – должно быть, потому, что она действовала левой рукой, но дверь все же открыла, включила свет в прихожей и огляделась в поисках скамеечки. Та всегда стояла возле самой двери, чтобы можно было усадить Ежика, но сейчас на привычном месте ее не оказалось. Юля нахмурилась, пытаясь вспомнить, не переставила ли скамейку перед отъездом, и тут у нее появилось странное, непривычное и пугающее чувство, что в квартире кто-то есть, кроме них с Ежиком.

— Значит, теперь ты над нами будешь? — спросили местные жители и поднесли ему чарочку.

Она попыталась подавить нарастающий страх, избавиться от него. Чушь какая! Никого здесь нет. Просто устала с дороги, да еще три часа ночи – самое тяжелое, самое мрачное время суток: не поймешь, то ли очень поздно, то ли уже рано… И в эту минуту увидела возле порога огромные мужские ботинки, наверное, сорок пятого размера.

Геракл спорить не стал, потому что приглядел в толпе красавицу Халкиопу и захотел немедленно удовлетворить с ней свои плотские потребности. И, как пишут древнегреческие мифографы, тут же, не переодевшись в мужское из дамского, на этой Халкиопе и женился. Робко надеюсь, что под глаголом «жениться» они все-таки имеют в виду некую церемонию гражданского бракосочетания, а не непосредственно половой акт. Писатели того времени, они же такие — люди простые, спокойно могли подразумевать именно его. Ведь женился он прямо на рыночной площади, при всем честном народе, этот человек без особой деликатности в интимной сфере, не читавший советы в мужских журналах для альфа-самцов.

Юля охнула, прижалась спиной к двери… но тут же взяла себя в руки, закусила губу. Она не может поддаться панике, у нее на руках Ежик – в самом что ни на есть буквальном смысле слова. Она зажмурилась, пытаясь убедить себя, что эти ботинки ей привиделись. Чего не увидишь в три часа, да еще после такого трудного перелета? Самолет был полон маленьких детей, которые плакали, кричали, бегали по проходу. Их родители к концу полета буквально озверели, экипаж тоже. Немудрено, что ей мерещится всякое.

Итак, сделал он этой Халкиопе ребенка (Фессалом крестили, но это уже сильно потом было). И через пару дней свалил со славного острова Кос к настоящей законной супружнице. Надеемся, что хотя бы при отъезде он наконец переоделся по форме, в мужское.

Она открыла глаза и робко, испуганно взглянула на пол. Ботинки стояли на прежнем месте. Здоровенные ботинки на толстой рубчатой подошве.

В свете озвученной истории по-новому выглядит более известный эпизод жизни Геракла у царицы Омфалы. Сам-то он оправдывался: «Я сам не хочу, но боги приказали слушаться царицу. А ей захотелось поиграться в переодевания. Мне не нравится, ни-ни!» Не было у героя храбрости совершить каминг-аут![6] Впрочем, да разве это был бы настоящий каминг-аут? Просто невинный фетишизм. (То, что Геракл специализировался по женщинам, в этом сомнений нет, хотя юные мальчики и проскакивали в его донжуанском списке, но кто из греков не баловался?)

Ежик зашевелился и сонно забормотал.

Вернемся к истории с Омфалой. Официальная версия выглядит так: в наказание за то, что в приступе безумия Геракл убил молодого человека, который помогал ему искать сбежавшего кота (говорю же, некомфортный в быту был мужик), боги вынесли ему суровый приговор. Его отправили на территорию современной Турции, на морское побережье с золотым песочком, служить в рабстве у красавицы царицы. Ах, какой суровый приговор! Ну прямо тюрьма Гуантанамо! В наши времена ради такого «наказания» любители femdom[7] шерстят тематические сайты и выкладывают огромные бабки всяким «госпожам». А Геракла таким методом наказали…

– Спи, маленький! – заворковала Юля, двинувшись к своей комнате… но тут вторая дверь, которую она никогда не открывала, со скрипом отворилась, и на пороге появилось страшное существо, какое могло привидеться только в ночном кошмаре.

Какой конкретно срок ему присудили там отбыть (и по какому пункту Уголовного кодекса) — не пишут. Но на этих нарах бедняжечка провел три года: царица ему двух сыновей успела родить. Это делала она, очевидно, для усугубления наказания (все родители новорожденных согласятся). Впрочем, вряд ли Омфала с Гераклом ютились в однушке с ее мамой, так что и тут наказание какое-то сомнительное выходит.

Это был огромный мужик в сползающих трусах и замызганной рубашке, с красным опухшим лицом, маленькими и тоже красными глазами, с трехдневной щетиной на подбородке и всклокоченными сальными волосами. На лбу блестели мелкие капли пота, а сам он тяжело дышал, как будто только что пробежал несколько километров, – видно, был здорово пьян. Мужик уставился на Юлю таким страшным взглядом, словно решал насущный вопрос – съесть ее живьем или сначала убить.

В первое мгновение Юлия окаменела от ужаса, но потом осознала, что у нее на руках спящий ребенок, а значит, она не может позволить себе трусость и слабость, она должна действовать. Чудовище пока не нападало: видимо, обдумывало план действий. Значит, у нее есть немного времени, и этим временем нужно воспользоваться.

Суровая, безжалостная, беспощадная Омфала отобрала у Геракла все парадное обмундирование (львиную шкуру, дубинку, аксельбанты и белые нитяные перчатки). И нарядила в свои собственные одеяния — женскую тунику от Баленсиаги, золотые украшения от Картье, обувь на каблуках от Маноло Бланик. Пытка! Сама же стала ходить по дворцу в Геракловых шмотках. Это, кстати, доказывает, что сия мадам тренажерами, включая штангу, тоже не брезговала: а вы попробуйте дольше двух минут проходить с дубинкой из дуба в руке и с натуральной львиной шкурой на голове (вес ≈ 5 кг при размерах 2×1,5 метра).

Трясущейся рукой Юля вытащила из кармана мобильник. Она помнила, что на какой-то лекции по безопасности говорили: в самом крайнем, безвыходном случае нужно вызывать не полицию, а пожарных – они приедут быстрее. Нажала кнопку… и с ужасом увидела черный дисплей. Чертов мобильник разрядился. Батарейка уже давно плохо держала заряд, нужно было ее поменять, но, как всегда, не хватало денег. И вот теперь она осталась один на один с каким-то пьяным бандитом…



С грозной шкурой льва Геркулес расстался,
Дал себе надеть с изумрудом перстни,
Космы подчинил он закону гребня,
Золотым ремнем обвязавши голень,
На ногу надел башмачок шафранный.[8]



Геракла же по приказу царицы поселили на женской половине дворца, среди распутных фрейлин (суровость наказания все усиливается, следите за руками). Вместо дубинки дали герою в руки женскую прялку.

Правда, бандит почему-то не спешил нападал, а вместо этого прохрипел жутким голосом:


Полотно малоизвестного испанского художника помещает героев мифа в обстановку, современную художнику, — аристократическое испанское поместье. Омфала и ее служанка наряжены в богатое платье с корсетами, попытку затянуть еще один узкий лиф мы видим на Геракле. В волосах у него завязаны красные бантики — точно такие же можно разглядеть на портретах принцесс с полотен Веласкеса той эпохи. Герой держит веретено и прялку с шерстью, причем Лопес весьма тщательно документирует процесс рукоделия, явно будучи знакомым с ним в натуре. Сучковатая дубинка Геракла небрежно лежит на ковре, причем провинциальному живописцу не хватает умения написать ее именно лежащей, поэтому оружие кажется странно торчащим из пола.


– Ты кто?



Диего Лопес эль Мудо. «Геракл и Омфала». XVII век. Частная коллекция (Аукцион Caleria Caylus)

– Вот интересно, – отозвалась Юля, стараясь не показать свой ужас. – Он еще спрашивает! Это ты кто? Откуда взялся? Как попал в квартиру?



– Я-то? – громила заморгал. – Я-то здесь живу. А вот ты кто такая?

Целые дни проводил Геракл за прядением шерсти. А вот мудро! Вспомним, за что его сюда сослали? За неконтролируемый приступ гнева. Здесь же мы видим один из древнейших задокументированных приемов лечения психики в варианте «арт-терапия». Рукоделие же очень успокаивает.

– Живешь? – переспросила Юля. – Как это – живешь?

Геракл проводил дни за прялкой, вздрагивая при каждом суровом окрике хозяйки. Если он ломал веретено, то Омфала шлепала его туфлей,[9] а он тихонько повизгивал.

– Очень просто! Снял комнату у хозяйки и живу…

За означенный период Геракл дал шерсти тридцать три мешка (на 137 свитеров, 42 пледа и 13 носков), но потом отпуск закончился, Гераклу вернули его шорты с подтяжками и львиную шкуру, и он снова отправился совершать подвиги, то есть убивать людей в больших количествах.


Мораль: даже занимаясь увлекательным проектом на любимой работе, не забывай копить деньги на отпуск своей мечты у моря. А чем именно ты будешь там заниматься — знать никому не обязательно.


– Ах, у хозяйки?!



До Юли наконец стала доходить правда. Может быть, не такая ужасная, как она вообразила в первый момент. Их с Ежиком не убьют, по крайней мере, прямо сейчас. Это свекровь, старая зараза, решила окончательно испортить ей и без того нелегкую жизнь и сдала комнату какому-то алкашу и, судя по виду, уголовнику. Так что Юлю ожидает светлое и радостное будущее в одной квартире с этим венцом творенья.

Лукас Кранах Старший. «Геркулес и Омфала». 1537. Музей герцога Антона-Ульриха (Брауншвейг)



Венец творенья между тем покачнулся и ухватился за притолоку, чтобы сохранить равновесие.


Кранах очень любил этот сюжет и часто повторял его в своих картинах. Однако на полотнах великого мастера Северного Возрождения герой, царица, а также ее служанки всегда наряжены по моде XVI века, что делает сюжет еще более загадочным для тех, кто не знаком с этой историей.
Бородатый Геракл пока еще одет в черный, явно мужской костюм (обратите внимание на гульфик, прикрывающий гениталии). Но служанки уже начинают надевать на него традиционно женское головное покрывало, пытаясь придумать, как бы прикрыть бороду. В руках герой держит веретено и прялку. Царица Омфала, видимо — наиболее богато одетая женщина в правом углу, в зеленом бархатном платье и шляпе с перьями. Точно в таких же нарядах Кранах писал своих многочисленных «Саломей» и «Юдифей» с отрубленными головами Иоанна Крестителя или Олоферна, так что при взгляде на это полотно мелькает мысль, что Гераклу все-таки повезло с компанией.


Ну да, пьян как сапожник. Сволочь свекровь!

1.2. Левкипп

Ежик снова пошевелился и забормотал во сне что-то невнятное.



Николя Коломбель. «Возвращение Дианы с охоты». 1697. Частная коллекция. Аукцион The Matthiesen Gallery

Ладно, сейчас не время предаваться трагическим мыслям. Нужно уложить ребенка, а там будет видно… Она поудобнее перехватила Ежика, свободной рукой вцепилась в чемодан – теперь нельзя ни на минуту оставлять вещи без присмотра! – и двинулась к своей двери, спиной чувствуя взгляд нового незваного соседа.



В ее комнате был относительный порядок – какой оставила, уезжая на две недели, только пыль появилась, да еще душновато.

Юлия плюхнула Ежика в детскую кроватку прямо в одежде, только ботиночки сняла. Он потянулся и вздохнул облегченно – намучился в самолете, на посадке уши заложило, он плакал, а в такси заснул. Так что теперь сладко причмокнул, оказавшись в знакомой кроватке, повернулся на бок и положил руку под щечку. А второй пошарил в поисках медведя.


На этой мирной картине французского художника эпохи классицизма Диана — богиня луны и охоты с полумесяцем в волосах, изображена в окружении прекрасных полуобнаженных спутниц-нимф. Возможно, это не просто иллюстрация мифа, а парадный «мифологизированный» портрет, на котором какая-то знатная дама эпохи Людовика XIV написана в образе богини. Эту теорию подкрепляет достаточно целомудренно по сравнению с окружающими прикрытая грудь Дианы. Дополнительный довод — модная прическа главной героини: в отличие от нимф ее волосы уложены как у придворных дам конца XVII века и чуть ли не напудрены. Такой тип портретов в образе богов и богинь был очень распространен, но обычно в них отсутствуют второстепенные персонажи, и поэтому сразу понятно, что картина является портретом. Здесь же перед нами предстает целая повествовательная сцена со множеством деталей.
Но не надо обманываться спокойствием этой сцены. Пусть девушки отдыхают, только что вернувшись с охоты (о чем свидетельствуют тушки убитых животных и птиц, а также собаки на поводке). Пусть готовятся к веселому купанию. Но, как известно знатокам древнегреческой мифологии, эта девичья безмятежность мгновенно может превратиться в ярость — если богиня заметит, что какой-либо мужчина захочет покуситься на любовь, проникнув в этот узкий девичий круг, или хотя бы подсмотреть за обнаженными купальщицами. Таким образом погибли Актеон, Орион и многие другие, включая нашего героя — Левкиппа.


Спального медведя они брали с собой, Ежик сказал, что мишке хочется посмотреть на море. А на самом деле ему не хотелось расставаться с любимой игрушкой. Да что там игрушка, Ежик говорил, что медведь – его самый близкий друг. «А я?» – спросила тогда Юля. «Ты тоже», – ответил Ежик, и у нее привычно защемило сердце: у сына нет друзей, ему недоступны шумные игры, бег, прыжки, велосипед. И еще много всего.

А вот история про переодевание, где это уже намеренная хитрость, а не милая причуда ветерана войны. Однажды царевич Левкипп, сын Эномая, влюбился в нимфу Дафну и захотел добиться ее любви. Но даже с тем, чтобы просто познакомиться с ней поближе, были проблемы: Дафна входила в свиту девственной богини луны и охоты Артемиды (Дианы). При взгляде на эту девичью компанию всякий заподозрил бы то, пропаганду чего среди несовершеннолетних запрещает законодательство Российской Федерации. Девицы общались только между собой, ходили кучкой, мужчин ненавидели, зато любили сидеть в обнимку на газонах в парке в полуобнаженном виде (на клетчатых пледах). Дружба такая.

Юлия тотчас велела себе не расслабляться – она уже давно решила, что не может себе этого позволить. Не в ее положении лить слезы и жаловаться на судьбу, тем более что жаловаться некому. Вот именно. У нее не было никого, кроме Ежика, а что еще хуже, у Ежика не было никого, кроме мамы. Отец? Юлия горько поморщилась. Бабушки-дедушки? Мать Юли умерла, когда той было пятнадцать лет, отец женился снова. Юля его не осуждала, тем более жена ему попалась неплохая и к падчерице вроде относилась хорошо, ровно… Но никогда не забыть ей радость на лице мачехи, когда она узнала, что Юля уезжает учиться в Петербург.

Была у Ежика еще одна бабушка – вот эта ведьма, которая отняла у Юли остатки спокойной жизни. Как теперь жить, если в коридор не выйти? И на кухне этот урод устроит черт-те что, и в туалете небось блевать будет каждый вечер… Юлия почувствовала, как душу заливает холодная неуправляемая ярость, которая заглушила здравый смысл и терпение.

Левкипп переоделся девушкой, заплел волосы в косы, накрасил глаза и присоединился к веселому обществу. Там он быстренько завоевал всеобщую симпатию (рецепт прост, см. фильм «В джазе только девушки»: не жалел одалживать свою губную помаду, хихикал и все такое). Но бог солнца и изящных искусств (а также многого другого) Аполлон был влюблен в ту же самую нимфу Дафну. А поскольку он был божеством, это давало ему преимущество — он мог божественным способом передергивать. Узнав с помощью своих суперспособностей, что Левкипп прокрался в группу чирлидерш Артемиды, Аполлон разозлился. И посоветовал Артемиде (кстати, она была его родная сестра, поэтому советов слушалась) и ее подружкам вот прямо сейчас искупаться, чтобы таким способом убедиться, что среди них нет мужчин.

Дрожащими руками она принялась тыкать в кнопки телефона. Что такое? Вообще нет гудка! Сломался, что ли? Или этот монстр его сломал? Так, попробуем еще раз. Сжав зубы, заставила себя успокоиться и не торопясь набрала номер свекрови. Слава богу, раздались длинные гудки. Ночь на дворе, эта зараза наверняка спит и совесть ее не беспокоит!

«Ахтунг!» — подумал Левкипп и попытался сбежать. Но от этих милых девушек, профессиональных охотниц, скрыться без мотоцикла было проблематично — спринтерши. Нимфы поймали его и разорвали на куски. В Древней Греции вообще с этим делом, разрыванием, дело обстояло хорошо — ровно таким же способом погибли Орфей и Пенфей (см. ниже), разорванные на куски другими милыми девушками.

А упомянутую нимфу Дафну, причину раздора, Аполлон потом попытался изнасиловать. Но она настолько не хотела заниматься сексом с представителем мужского пола (даже с братом начальницы), что предпочла стать бревном.

Наконец трубку сняли.



Нежная девичья грудь корой окружается тонкой,
Волосы — в зелень листвы превращаются, руки же — в ветви;
Резвая раньше нога становится медленным корнем.[10]



– Тамара Степановна? – Юлия постаралась, чтобы голос ее звучал по возможности твердо.


Мораль: никогда не бери попользоваться помаду у девушки, с которой ты только сегодня познакомилась. Кто знает, что она скрывает на самом деле (и это могут быть не только проблемы с герпесом!).




– Какая еще Степановна? – заревели на том конце разбуженным медведем. – Ты, такая-сякая, на часы смотрела? Три часа ночи, а она Степановну ищет!

«Аполлон и Дафна», 1410–1414. Миниатюра из «Послания Офеи Гектору» Кристины Пизанской, BL, Harley 4431, Британская библиотека (Лондон)

– Извините, – сконфуженно пробормотала Юлия, – я ошиблась номером…



И вместо того чтобы повесить трубку, выслушала зачем-то, где и в каком виде невольный собеседник хотел бы видеть ее саму, неизвестную Тамару Степановну, а также всех Юлиных родственников по материнской линии.


Иллюстрация к средневековой поэме по сюжетам из «Метаморфоз» Овидия изображает заключительный эпизод мифа о Дафне. Она уже отчаялась спастись от Аполлона и превратилась в лавр (по-гречески название дерева звучит именно как «дафнэ»). Ее руки, голова и волосы окончательно стали ветвями, обнаженное тело постепенно обращается в ствол, покрытый корой, хотя ноги еще различимы. Бог Аполлон (одетый как богатый аристократ XV века) отламывает с нее веточки — ну, будто «отрезает прядку волос» на память. Позже он будет увенчивать лавровым венком лучших поэтов — в память о несостоявшейся возлюбленной.


Как ни странно, этот разговор помог, Юлия немного пришла в себя и номер свекрови набрала недрогнувшей рукой. Трубку там сняли сразу же! Не спит, знает, что самолет ночью прилетает, будильник, наверное, поставила!

– Что это значит? – холодно спросила Юлия, не утруждая себя приветствием.

1.3. Друзья Тезея

У них были такие отношения, что желать друг другу здоровья при встрече они давно уже перестали. Она, Юлия, столько мерзостей выслушала от этой женщины – надолго хватит, может быть, навсегда.



– Ах, это ты… – протянула свекровь.

Шарль-Эдуар Шез. «Тезей — победитель Минотавра». Ок. 1791. Музей изящных искусств (Страсбург)

Как всегда, при звуке этого голоса Юлия почувствовала, что привычная холодная ярость усилилась втрое. Как эта женщина ее ненавидит! Сколько лет жизни отняла своей немотивируемой злобой и ненавистью! Как будто мало горя и беды свалилось на голову Юли, так еще эта…



– Не притворяйтесь, что удивлены моим звонком, – отчеканила она, – повторяю вопрос: что это значит? Для чего вы привели в квартиру этого уголовника?


Полотно французского неоклассициста изображает афинского героя Тезея в момент торжества над телом поверженного чудовища Минотавра. Этот гибрид человека и животного был рожден критской царицей Пасифаей, потерявшей голову от любви к прекрасному быку, и унаследовал от отца звериную голову. Обычно картины на тему Тезея и Минотавра изображают эффектный момент их поединка или же блуждания Тезея по Лабиринту — однако здесь перед нами редкий пример последней сцены мифа, накануне отплытия Тезея с Крита.
Героя окружают юноши и девушки — судя по всему, среди них нет возлюбленной Тезея, критской царевны Ариадны, а написаны лишь его соотечественники-афиняне, которых он спас от гибели от рук или рогов Минотавра. Два юноши в правой части полотна полностью одеты в плащи, которыми можно прикрыть голову. Это отличает их от полуобнаженной фигуры самого Тезея и мужчины рядом — именно об этой детали и пойдет наш рассказ.


– Не привела, а сдала ему комнату! – визгливо заорала свекровь. – Это ты мужиков водишь, а я не привела, а сдала ему комнату! Все законно, через агентство!

И ведь знала же прекрасно, что никаких мужиков Юлия не водит – куда ей, с больным-то ребенком. Единственный мужчина, который их посещает более-менее регулярно, – массажист Сережа. Это когда деньги есть, а когда нет, то Юля сама Ежику делает массаж, тот же Сережа по доброте душевной обучил ее кое-каким приемам.

Вот еще один пример переодевания как хитрости — на сей раз, наконец, военной. Город Афины в общемировой политике во времена молодости героя Тезея был городом-государством юным и бедненьким. И тогдашний гегемон — Критская держава — обходилась с Афинами, как госсек Хиллари Клинтон и ее сменщики обходятся со странами-сателлитами, то есть грубо. И вот как-то в Афины прибыл посланник от критского госдепа с ультиматумом:

– Вы не имели права так делать без моего согласия. – Юлия говорила тихо, чтобы не разбудить Ежика.

— Пришло время сезонной дани. А подайте-ка нам семь прекрасных девушек да семь прекрасных юношей, мы их скормим в жертву нашему Минотавру!

– Я? – теперь свекровь визжала уже в ультрадиапазоне, так что у Юли едва не лопались барабанные перепонки. – Я не имела права? Это у тебя нет никаких прав на мою квартиру! Это ты обманом там поселилась! И своего… – Она как всегда назвала Ежика неприличным словом, зная, что Юля этого не вынесет.

Тезей, сын и наследник царя, человек ответственный, захотел положить четкий конец данной порочной практике и ради этой цели отправился на жертву к Минотавру добровольцем, захватив с собой пару чемпионов по самбо из своей личной охраны. Критяне ничего не заподозрили, потому что считали всех иностранцев тупыми невежами, и на камуфляжную форму да портреты Че Гевары и Брюса Ли в бумажниках пленников внимания не обратили. И сами же отвезли диверсионную группу на свой остров, высадившись где-то в Заливе Свиней.

Нарочно провоцирует, ведьма старая. Один раз в лицо такое сказала, так Юля, себя не помня, на нее бросилась, хорошо Лешка оттащил. А свекровь уже собралась побои зафиксировать да в суд на Юлю подавать, чтобы ее выселили или вообще посадили. Тогда обошлось, а потом уж Юля себя в руках держала, старалась к свекрови вообще не подходить.

Прежде чем Тезея запихнули в Лабиринт, в центре которого сидел прожорливый Минотавр (зачем ему нужны были пленники — непонятно, он же травоядный, чур-чур пошлые мысли) и где он завел это приятное знакомство, Тезей успел влюбить в себя единоутробную сестру чудовища, критскую царевну Ариадну. Как успел, если находился под конвоем, — непонятно. На прощание она дала ему ценный подарок — навигатор с ГЛОНАСС, из-за древности описываемых событий имевший банальную форму клубка с длинной нитью. Тезей привязал ее к выходу и таким способом, говорят, и нашел путь из Лабиринта наружу после убийства Минотавра.

Сейчас Юля промолчала, сжав зубы, и свекровь продолжала победным тоном:

– Квартира – моя, что хочу, то и делаю! Жильца поселила, потому что денег хоть сколько хочу получить! Я – пенсионерка, мне денег за интимные услуги никто не платит!



С помощью девы та дверь, никому не отверстая дважды,
Снова была найдена показаньем распущенной нити.[11]



А где ж тут про кроссдрессинг,[12] спросите вы? В примечаниях к общеизвестному мифу. Вечно помощники теряются на фоне супергероев! Дело в том, что афинян же на остров привезли в количестве 14 штук, и всех надо было вернуть домой целыми и невредимыми для позитивного пиара царской власти. Семеро девушек были заперты отдельно, чтобы их не попортили (Минотавру зачем-то нужны были девственницы, чур-чур пошлые мысли). В ночи два телохранителя из свиты Тезея, переодевшись в платьица, подошли к женским покоям дворца. И один диверсант-трансвестит, заглядывая в глаза вахтеру, начал лепетать:

«Мне тоже», – подумала Юля, а свекровь разочарованно хрюкнула, она-то надеялась, что у них будет скандал по телефону.

— Ой, а я потеряла свой пропуск. Ой, а позовите старшую по общежитию, она меня отлично знает. А проверьте еще раз в списках, мы там точно есть…

И пока он занимался этой тяжелой психической атакой, второй диверсант достал из клатча[13] с блестками свой Томми-ган и покрошил всю критскую охрану.

– В общем, он будет жить сколько я пожелаю, а если узнаю, что ты на него жаловалась или еще что удумала, то вообще семью гастарбайтеров вселю! Человек шесть! Будут по ночам песни петь и шашлык на кухне жарить!

По другой версии мифа трансвеститы были внедрены в экспедицию заранее, еще перед отплытием: то есть из Афин на Крит отправились не семь девушек, а пять плюс два переодетых юноши, которым Тезей специально приказал делать пилинг[14] и эпиляцию, на ярком солнце не загорать, с раздвинутыми коленями не сидеть, ходить девичьей поступью. И эти засланные казачки, когда пришел момент, открыли двери женских покоев изнутри, убив всю стражу.

Так или иначе, но Тезей и его команда вывели из заключения своих соотечественниц и вместе с влюбленной предательницей Ариадной (уже заранее нацепившей подвенечное платье от Жанны Ланвен) отплыли с Крита всем наличным составом в 14 афинских граждан.

– Мне-то что, квартира не моя… – фыркнула Юлия.


Мораль: отправляясь в незнакомое опасное место, сообщай доверенным людям, где и с кем собираешься ночевать. Вдруг тебя потребуется срочно оттуда эвакуировать. И мобильный телефон не надо выключать!


Свекровь, надо думать, и сама сообразила, что угрозы ее бессмысленны – после таких жильцов квартира рухнет, никакой ремонт не спасет. Она собралась заорать что-то вовсе уж несусветное, но Юля быстро отключилась, да еще выдернула телефонный шнур из розетки, чтобы ведьма не позвонила и не разбудила Ежика.



Тихонько, на цыпочках Юля проскочила в ванную. Там было относительно чисто. Ага, не успел еще загадить. И на кухне все было как прежде. Стало быть, этот алкаш сразу как пришел – так и завалился спать. И за что ей все это?

Эдвард Берн-Джонс. «Тезей и Минотавр в Лабиринте». 1861. Художественный музей и галерея Бирмингема



Улегшись в постель, она подумала: по сравнению с тем, что уже случилось, этот алкаш не самое страшное. То есть неприятностей он, конечно, добавит, но переживет как-нибудь, в крайнем случае полицию вызовет. Хоть свекровь и орет, что квартира ее, у Юлии, как одинокой матери с ребенком-инвалидом, есть кое-какие права. Оттого-то свекровь и злится, что никак не может их из квартиры выжить.

Юля вытянулась поудобнее на старом продавленном диване. Пружины негодующе заскрипели. Это опять-таки свекровь подсуетилась – как-то, когда Юля с ребенком лежали в больнице, приехала и вывезла всю приличную мебель, которую они с мужем покупали. Юля вернулась – глазам своим не поверила: остались только кроватка Ежика да стол письменный. Месяц она спала на раскладушке, пока соседка сверху не отдала этот диван. Место ему на помойке, ну да все лучше, чем ничего.


На рисунке известного прерафаэлита Тезей изображен в обличье средневекового рыцаря — вполне типичная трактовка античных мифов для представителей этого художественного направления. Тем более что Берн-Джонс опирался на изложение истории в поэме Джеффри Чосера «Легенда о примерных женщинах» 1388 года.
В одной руке у Тезея путеводная нить Ариадны, чтобы не заблудиться, в другой меч — хотя, по некоторым вариантам мифа, Тезей убил Минотавра палицей или вообще голыми руками. Никаких других персонажей на рисунке (кстати, это эскиз керамической плитки) нет. И только голые косточки, валяющиеся на земле, напоминают о судьбе других, более неудачливых узников Лабиринта.




За окном проехала машина, светя фарами, кто-то хлопнул дверью подъезда. Нужно спать, четвертый час ночи. Завтра будет тяжелый день. Но сон не шел. И против воли в голову лезли мысли. Все те же самые: о том, как она дошла до такой жизни и что с ней будет дальше.

«Пенфей и менады». Древнеримская фреска, ок. I в. н. э. Дом Веттиев (Помпеи)





1.4. Пенфей

В университет удалось поступить довольно легко – отец оплатил первый семестр, а потом Юля сдала все на пятерки и перевелась на бесплатное отделение. Она вообще хорошо училась, языки давались ей легко. Отец присылал деньги, которых хватало на то, чтобы снимать квартиру, на одежду и на еду. На развлечения Юля зарабатывала сама – на выборах, на распродажах, на всяческих опросах. Иногда преподаватель приглашал их с подругами переводить.


Одна из самых известных древнеримских фресок, найденных при раскопках Помпей, изображает обнаженного юношу — царя Пенфея. Он стоит на коленях среди менад — пьяных последовательниц Диониса, бога виноделия. Одна из них заносит над его головой тяжелый камень, две другие удерживают за руки и волосы. Его смуглое и сильное мужское тело контрастирует со светлой и, казалось бы, слабой женской плотью. Гармоничные яркие краски и легкие, практически импрессионистские мазки придают фреске почти праздничное настроение, диссонирующее с ее мрачным сюжетом — мгновением накануне кровопролития.


Однажды на банкете в ресторане по поводу закрытия какой-то выставки Юля переводила для одного канадца. Его переводчица отказалась, поскольку канадец все время вставлял в английскую речь французские выражения, у Юли же второй язык был французский. Вот в этом самом ресторане она и познакомились с Лешей. Будь проклят тот день или вечер, когда это случилось! Нужно было послать его подальше сразу же. Или потом, когда через несколько месяцев он пригласил ее к себе домой на какое-то сборище родственников. Юля смутно помнит подвыпившего дядьку, который хлопал ее по плечу и говорил, что она им подходит.

Нужно было бежать оттуда, как только она увидела поджатые губы тогда еще будущей свекрови. Юля же только посмеивалась про себя, так как не собиралась связывать с Лешкой свою жизнь. Она вообще не собиралась замуж, желая сделать карьеру, а семья, дети – это подождет.

Еще были такой фиванский царь Пенфей и его крайне неудачная разведывательная операция. (Впрочем, некоторые считают, что на самом деле эта история про провальное подглядывание за голыми девицами — занятие весьма опасное до изобретения этих ваших телевизоров.)

Удалось устроиться в приличную фирму референтом, рекомендовал знакомый преподаватель. Они и встречались-то с Лешей нечасто. И вдруг она забеременела. Видит бог, она старалась не пускать дело на самотек, но врач очень не советовал прерывать беременность, может быть опасно. Пришлось поставить Алексея перед фактом. На женитьбу он согласился удивительно легко, и Юлия убедила себя, что ошибалась в нем. Вовсе он не поверхностный и легкомысленный, а добрый, честный и ответственный. Так ей казалось тогда. Они поженились, и даже свекровь на свадьбе улыбалась в объектив фотоаппарата.

Итак, царь Пенфей очень расстроился, когда в его царстве появился молодой бог виноделия Дионис (Вакх), и принялся везде насаждать свой культ. Пенфей сопротивлялся, как мог. Если учесть, что насаждение культа состояло в том, что женщины бросали дом и детей, наряжались в леопардовые шкуры на голое тело и бродили пьяными по газонам, то возмущение царя совершенно непонятно. Что ему не нравилось-то? Сатрап и деспот!

Эта квартира была куплена для Алексея, но на имя свекрови, чтобы он потом не отдал какой-нибудь приблудной девке – так свекровь говорила, нисколько не стесняясь. Однако, когда родился ребенок, пришлось прописать туда Юлю.

Впрочем, если немного подумать, то Пенфея вполне можно понять. Видеть, как раскручивается мода на леопардовые лосины — невыносимо. Такой деструктивный культ обязательно нужно запрещать.

Царь принялся бороться с новомодной сектой — сажать в вытрезвитель последовательниц, штрафовать. Как-то городовые отловили даже самого бога Диониса, который ходил по району в человеческом обличье. Правда, этот из тюрьмы свалил мгновенно, как проспался — цепи сами с рук спали (хорошо быть суперменом).



Потом Пенфею доложили, что его собственная маман, багрянородная царевна с редким мексиканским именем Агава, тоже вписалась в данное этнодвижение. Сагитировав родных сестер, босиком и в цельнокроеных платьях из холстины, она отправилась в горы плясать на лужайках. Предварительно, разумеется, приняв на грудь. Тут царю пришла в голову гениальная мысль — вернее, ее вложил ему в голову коварный бог Дионис, захотевший отомстить. Вообще, имейте в виду, если миф гласит, что некую мысль «вложил человеку в голову бог вина Дионис», обычно это следует читать иносказательно — мол, напился и напридумывал чепухи всякой. Но в данном случае — действительно телепатически вложил, собственными руками. Очень Дионису хотелось отомстить строптивому царю.

Что за идея, учитывая название сей главы, догадаться нетрудно — переодеться в женские одеяния, втереться в женскую толпу и подглядеть, чем это таким барышни на этих дионисийских празднествах занимаются. Царь Пенфей надел парик, затянулся в корсет, обулся в туфли 48-го размера на каблуках и отправился на ту гору, где тусовались менады, называемые также вакханками. В том, что надел каблуки, он раскаялся практически сразу, об остальных решениях пожалел тоже достаточно быстро. Пьяные дамы уже его ждали, вооруженные тяжелыми тупыми предметами, — коварный Дионис успел им сообщить о прибытии шпиона. Да и мать Агава сразу узнала сынка: по глупости он взял платье из ее комода.

Юлия не заметила, как задремала, а проснулась от жуткого грохота. Там, в Турции, был как-то шторм, всю ночь гремела гроза, и Ежик жутко плакал у нее в объятиях. Сейчас Юля в ужасе вскочила – что с ребенком? Но Ежик крепко спал в своей кроватке, улыбаясь во сне.

Вакханки набросились на Пенфея и начали бить. Доблестный царь вырвался от обезумевших женщин и залез на ель. Однако Гэндальфа, чтобы кидаться в преследователей с ветвей горящими шишками, под рукой у царя почему-то не нашлось (не та книжка потому что). Бешеные бабы быстро вырвали ель с корнями.

Агава с другими менадами и вакханками впали в раж и растерзали бедного Пенфея на части — будто совершая человеческое жертвоприношение Дионису. (Аналогичный случай произошел вскоре и с прославленным певцом Орфеем, в те времена попасть к вакханкам было хуже, чем под асфальтовый каток.)

За окном занимался серенький рассвет. Надо же, а она думала, что совсем не спала. Снова послышался шум – что-то упало и покатилось со звоном. Не помня себя от злости, Юля выскочила в коридор, не зажигая света, пробежала на кухню и едва не споткнулась о тело на полу.



…и ликований женских
Носились клики. Руку тащит та,
А та ступню с сандалией, и тело
Рвут, обнажив, менады и кусками,
Как мячиком, безумные играют…
Разбросаны останки по скалам
Обрывистым, в глубокой чаще леса…[15]



Невредимой осталась одна голова Пенфея, которую дамы торжественно установили по центру своего туристического костра. По другим же свидетельствам, Агава, думая, что это голова убитого ими льва (вот такую галлюцинацию навел на почитательниц Дионис), насадила ее то ли на тирс, то ли на лыжную палку. И торжественно размахивая трофеем, вернулась в родной город. Когда к ней вернулся рассудок, состоялся суд. Агаву с сестрами осудили, кстати, всего лишь на изгнание — и в ту эпоху слыхали про состояние аффекта. Вторая часть наказания состояла в том, что в честь нее назвали растение — сырье для текилы и мескаля, а пить их запретили.

– Начинается! – простонала она, нашарив на стене выключатель.


Мораль: если вы намереваетесь обеспечить своему сильно пьющему родственнику необходимое лечение с целью ликвидации алкоголизма, мудро выберите момент, чтобы изолировать его от собутыльников. Не стоит врываться в чужую, незнакомую квартиру, вдруг эти собутыльники отличаются агрессивным поведением.


Алкаш полулежал, прислонившись к холодильнику. Рядом была лужа, в которой валялись осколки стакана.



– Так… – сказала Юля, – так…

«Менада». Килик работы мастера Брига (?). 490–480 гг. до н. э. Государственное античное собрание (Мюнхен)

При звуке ее голоса, а скорее всего от яркого света, он очнулся и поднял голову. Лицо было малинового цвета, в мутных глазах никакого выражения.

– Ты чего это развалился? – прошипела Юля негромко, чтобы не проснулся ребенок. – А ну вали в свою комнату и сиди там, пока не проспишься!



Он помотал головой, словно старался избавиться от назойливой мухи, но Юле уже надоело бояться. Она схватила с гвоздя тяжелую поварешку и наклонилась ближе.

– А ну вставай! Пошел к себе!


Женщина, нарисованная на дне белофонного килика (древнегреческой чаши для питья), легко опознается как менада, безумная от алкогольного опьянения и божественного присутствия.
Босоногая, с неприлично распущенными волосами (повязанными вместо ленты настоящей змеей), она наряжена в шкуру леопарда, традиционный вакхический атрибут. Пятна на шкуре леопарда, кстати, напоминают кровавые отпечатки пальцев, что весьма в духе мифов о жестокости вакхических обрядов. В руках поклонница Вакха держит тирс — деревянный жезл, украшенный листьями плюща.


Пошевельнувшись, он неловко махнул рукой, Юлия шарахнулась в сторону, но споткнулась о его длинные ноги и плюхнулась рядом в лужу, хорошо хоть об осколки не порезалась. А оказавшись так близко, обнаружила две вещи. Во-первых, от мужика не пахло перегаром. Потом, нестиранным бельем, неустроенностью, немытым телом – да. Но не перегаром. И во-вторых, от него несло жаром, как от раскаленной печки. На лбу застыли капли пота.

1.5. Ахилл

– Ира… – забормотал он, – Ира… Зачем ты это сделала? Для чего? Разве нельзя было иначе?

– Еще и Ира на мою голову. Мало мне своих заморочек! – вздохнула Юлия и наклонилась ближе. – Эй! Какая я тебе Ира? Вот и шел бы к ней, к Ире своей.



Он не ответил, только забормотал что-то быстро и неразборчиво. Голос был тихий и какой-то горячечный.

– Эй! – Она легонько потрясла его за плечо, вернее только хотела это сделать, но ничего не вышло: мужик был крупный, все у него было большое – ноги, руки, широченные плечи, большая голова на крепкой шее, всего его было много для маленькой кухни обычной двухкомнатной квартиры.

Ян де Брей. «Ахилл среди дочерей Ликомеда». 1664. Национальный музей (Варшава)



На ее толчки он никак не реагировал – просто сидел, свесив голову набок, и дышал хрипло, с присвистом.

«Да у него жар, он болен», – сообразила наконец Юлия и тут же впала в панику: вдруг это заразное? Ежик подвержен любой инфекции, он очень слабенький, а тут еще перемена климата. Он и так всегда по приезде сопливится и кашляет.


Картина голландского художника эпохи барокко изображает героев греческого мифа наряженными по современной для автора моде — в одежду XVII века. Фигура в атласном розовом платье с мечом в руке сразу бросается в глаза — даже по позе видно, что это явно мужчина. Нежные перламутровые тона женского платья колористически выделяют фигуру переодетого Ахилла на общем золотисто-коричневом фоне полотна.
Второй главный персонаж на картине — это Одиссей, замаскированный под бродячего торговца. Ян де Брей изображает его будто на жанровой картине, точно таким, какими бывали лотошники в тогдашней Голландии — в домотканой рубахе, с товарами через плечо. Но, чтобы подчеркнуть его важную роль в сюжете и отличие от остальных героев, художник ставит темную фигуру Одиссея на фоне полукруглой арки, через которую виднеется светлое перламутрово-розовое небо, перекликающееся с фигурой Ахилла, расположенной напротив.


Она встала и вытерла лужу на полу, едва не порезавшись осколками стакана. От этого типа по-прежнему несло жаром, как от печки. Теперь с него больше не капал пот, лицо было красным, губы потрескались. Что делать?

Другой великий древнегреческий герой, Ахилл, также был замечен в женской одежде. Между прочим, как и Геракл, он в отрочестве тоже проходил обучение у мудрого пожилого кентавра Хирона на дальней пасеке в горах. Удивительный процент брака для преподавателя, который должен был сделать из Геракла и Ахилла лучших воинов, воплощение мужественности!

– Эй! – Она помахала перед ним растопыренной ладонью и, когда он никак не отреагировал, поняла, что мужик без сознания.

Правда, у Ахилла в отличие от старшего коллеги по мифологии оправдания есть. Причем самые веские и абсолютно непреодолимые — его в платье нарядила мама.

Не дай бог, помрет прямо тут, на полу в кухне… что она будет делать? И Ежик скоро проснется. Нужно вызвать «Скорую». Но когда она еще приедет, а вдруг у этого типа не болезнь, а ломка? Тогда врачи только обругают.

Мамой у смертного Ахилла была бессмертная богиня Фетида, которая знала, что ее сыну предстоит жизнь знаменитого воина. Великая, но коротенькая, как рекламная пауза. Поэтому она, как могла, пыталась отвести от сына эту участь. Когда началась Троянская война, юному Ахиллу, который как раз вступил в призывной возраст, пришла повестка. Фетида железную дверь почтальону не открыла, сказала, что сына дома давно уже нет (сбежал на юг за яблоками), ночью же тайно вывезла Ахилла из города. Эвакуировала она его на остров Скирос, где попросила местного царя Ликомеда спрятать Ахилла получше.

Тип, которого привела свекровь (чтоб ей на том свете досталась пригорелая сковородка!) пошевелился и захрипел. Совершенно машинально Юлия намочила кухонное полотенце и протерла ему лицо. На полотенце остались бурые разводы – да, похоже, не мылся он неделю. А может, и больше. Холодная вода, однако, оказала свое действие, он поднял голову и открыл глаза.

Юношу поселили на женской половине дворца среди многочисленных дочерей царя, нарядили в дамские тряпки, накрасили глаза, завили локоны. Благо, он носил копну волос под Яна Гиллана и был так молод, что еще не начал бриться — щечки, как персик.

– Где я?



Видит Фетида, что сын готов ей во всем подчиниться.
В платье его одевает и крепкую шею смягчает,
Руки его истончает она и могучие плечи.
Волосы, гребня не знавшие, ровной ложатся прической,
И ожерельем любимую шею мать украшает.
Учит походке его, шаг смиряя поясом пестрым,
Учит девической грации сына и скромности в речи.[16]



Непонятно, почему многодетный отец дочерей царь Ликомед согласился на подобное. Что за отец такой — пустил козла в огород. Есть подозрения, что Фетида, воспользовавшись своим служебным положением, просто приказала ему, как следует напугав. Это, между прочим, был тот самый царь Ликомед, к которому однажды приехал в гости пожилой Тезей. Ликомед сначала сказал ему: «Пойдем на балкон, покурим!», а потом «Посмотри, на твою машину что-то вылили!», и когда Тезей нагнулся через перила, чтобы посмотреть, его и толкнул. Выбросил старика с балкона, тот и разбился насмерть. Говорят, особого мотива даже не было — всего лишь из зависти. Так что сложный человек был этот Ликомед, загадочный, и Фетида могла на него иметь какой угодно компромат, нам неизвестный.

Юлия с трудом разобрала его полушепот и усмехнулась:

Авантюра по пусканию юного Ахилла на постоянное проживание в комнаты царских дочерей имела предсказуемые последствия. Одна из царевен, звавшаяся Деидамия, родила от Ахилла сына — Неоптолема. Про прочих девушек наглядных свидетельств нет, но натворить с ними юноша мог что угодно.

– Хороший вопрос. Ты говорил, что комнату здесь снял. Помнишь, кто тебя сюда привел?

А Троянская война все бушевала и бушевала. Троянцы били греков, как наши немцев под Сталинградом, ничего у греков не получалось. Местный Кашпировский (но с гораздо большим процентом попадания) напророчил, что ничего у них не выйдет, пока на их стороне не начнет биться юный Ахилл. Бросились искать: по месту прописки давно выбыл. Пришла наводка на остров Скирос (небось сам царь Ликомед тайком и настучал, сам-то не мог юношу из дворца своего выкинуть с тем компроматом, который Фетида на него имела).

Опознать этого величайшего воина Греции среди десятка юных девушек будет очень трудно, предупредил осведомленный источник. Поэтому операцию греки поручили самому хитроумному из всех — Одиссею, будущему святому покровителю всех спецслужб в мире (кроме китайской и Моссад, у них там свои тотемы).

– Жаба, – неожиданно четко произнес он.

Одиссей сначала думал подарить всем царевнам, включая кукушонка, бесплатный поход в спа и на депиляцию и поподглядывать в щелочку. Но потом придумал план, более гуманный для собственной нервной системы. Он явился на Скирос под видом бродячего торговца, разложил перед царевнами кучу товаров — ткани, драгоценности, куклы, дешевая косметика (ее всучила ему бывшая соседка, подсевшая на сетевые продажи). Еще среди товаров, незаметно так, лежало колюще-режущее оружие. Девушки, как галки, накинулись на прилавок веселого коробейника, начали примерять украшения, смотреться в зеркала. Но тут — как заранее подготовил Одиссей — раздался шум нападения. Все выглядело так, как будто дворец начали атаковать враги (или судебные приставы).

«Точно, свекровь – вылитая жаба!»



Юле стало смешно, а когда он снова закашлялся, неожиданно для себя по-свойски спросила:

Пьетро Паолини. «Ахилл среди дочерей Ликомеда». 1625–1630. Музей Гетти (Лос-Анджелес)



– Слушай, ты болеешь или отходняк у тебя?


Караваджист Пьетро Паолини также был представителем эпохи барокко, но, будучи итальянцем, он не мог полностью отказаться от гармонии и красоты Ренессанса. Ахилл на его картине красив спокойной женственной красотой. Собственно, если бы он не держал в руках щит с мечом, зритель бы и не догадался, что эта девушка чем-то отличается от других молодых женщин на картине. Художник даже нарочно акцентирует женственность героя, поставив его спиной к зрителю и позволяя разглядеть его нежную кожу, милую ямку на спине и красиво уложенные длинные волосы. Это вполне могло бы быть изображение Юдифи, которую часто писали с мечом в руке.
Красоту и молодость переодетого Ахилла художник подчеркивает, превращая нескольких персонажей мифа в стариков. Пожилая женщина с собачкой на руках, как считается, — жена царя Ликомеда. Ее морщинистая кожа контрастирует со светящимся юностью телом Ахилла, тем более что Паолини пишет их рядом и почти в одинаковом профильном повороте. Лысый мужчина с очками — сам царь Ликомед. Одиссей почему-то тоже превращен в старика, хотя, как мы знаем, ему предстоит еще двадцать лет приключений, и к Пенелопе он вернется вполне полным сил.


И тут же удивилась – какое ей дело? Хотя если он заразный…