Катерина Андреева, Игорь Ильяш

БЕЛАРУСКИЙ ДОНБАСС

.

О КНИГЕ КАТЕРИНЫ АНДРЕЕВОЙ И ИГОРЯ ИЛЬЯША «БЕЛАРУСКИЙ ДОНБАСС»

Чем был и чем стал Донбасс? Некогда известная «всесоюзная кочегарка» с богатейшими запасами коксующегося угля, промышленно развитый, урбанизированный регион сегодня превратился в источник политической нестабильности, которая растекается не только по Украине, но и затрагивает ближайшего соседа с севера — Беларусь. Еще один сосед, восточный, стал агрессором, сделав из Донбасса место, влекущее к себе авантюристов, искателей наживы, преступников.

В Донбассе Кремль увидел плацдарм, где можно выгодно разыграть карту «возрождения империи». И карта эта была разыграна ценой традиционно дешевого для России ресурса — ценой человеческих жизней. Жизней — и жертв, и захватчиков.

…Одно из тяжких наследий советского периода — глубоко укоренившееся и передающееся по наследству новым поколениям извращенное толкование порядочности, законности, патриотизма, героизма. Оно усугубляется современной кремлевской пропагандой, преследующей явно человеконенавистнические цели. Люди, преимущественно молодые, порой искренне стремящиеся явить благородство, подло вводятся этой пропагандой в заблуждение. Впоследствии они же становятся душителями правды, вершителями расправ — попросту хладнокровными убийцами.

Советский Союз распался, но во многих отношениях продолжаются будни СССР: путинская Россия ловит новые и новые души. Она с юного возраста загоняет своих граждан в болото лжи, убеждая их в том, что они строят государство добра и справедливости, а поэтому должны быть готовы безжалостно уничтожать всё на пути создания нового строя. Нужно только «зайти через Изварино», накрыть артогнем украинское село, прострелить голову раненому пленному.

Идеология эта, в сущности, мало чем отличается от идеологии большевистского красного террора. К большому сожалению, своих сторонников она находит и в Беларуси, которая за годы независимости так и не смогла оторваться от жестокого «старшего брата». А значит, мусор советизма и большевизма, увы, не выметен из сознания беларусов. Именно эта ложь и заставила многих из них взять в руки оружие на чужой земле.

Лжи не просто нужно, но жизненно необходимо противостоять. Есть беларусы, которые выбрали свой путь и встали на защиту независимой Украины — тоже с оружием в руках.

Лучшее, на мой взгляд, и естественное противоядие лжи — правда. Ей и служит книга Игоря Ильяша и Катерины Андреевой «Беларуский Донбасс», в которой факты приводятся авторами без нравоучений, а слова обличения — без ненависти.

Станислав Шушкевич

ВСТУПЛЕНИЕ

Передо мной стоял 45-летний офицер, бывший морпех, боевик ОРБ[1] «Спарта» Николай Шелехов. Он, гражданин Республики Беларусь и коренной минчанин, приехал с Донбасса в отпуск по ранению и теперь около двух часов беседовал со мной во дворике в минуте ходьбы от площади Победы в Минске.

Мое сегодняшнее интервью, скорее, было неудачным. Разговор выходил сумбурным, собеседник несколько раз заставлял выключить диктофон, часто обходился общими фразами, уклоняясь от конкретики. Но все же персонаж был крайне интересным, с ГРУшными связями, он обещал мне при следующей встрече эксклюзивную информацию и новые контакты.

Предвкушение журналистского успеха слегка пьянило, поэтому, пожав ему руку и попрощавшись, я даже не обратил внимание, куда пошел мой новый знакомый. Маневр Шелехова стал ясен через несколько минут. Выходя из арки, я вдруг ощутил резкий захват за шею сзади, а другая рука нападавшего одновременно обозначила удар воображаемым ножом в мое сердце. Рядом с ухом я услышал тихий голос боевика:

— Вот так: один удар — и даже рыпнуться не успеешь!..

В следующую секунду Шелехов выпустил меня из своих недружеских объятий и с показным смехом похлопал по плечу: такой вот, мол, спецназовский прием, не ожидал, да? Я машинально усмехнулся: да, впечатляет. Усмешка, наверное, была бы менее машинальной, если бы перед тем Николай не объяснял мне, что у каждого есть семья, а люди, побывавшие на войне, — простые, и, если что, в долгу не останутся… Если бы майор ОРБ «Спарта» не рассказал мне историю про то, как одному болтливому журналисту его донбасский сослуживец выпустил по коленям всю обойму травматического пистолета — так, что коленные чашечки превратились в кашу. История была, конечно, байкой, но рассказывалась мне с конкретной целью.

За полчаса до того соратник Моторолы, сидя на скамейке, чертил сломанной веточкой на земле карту украинских и ДНРовских позиций рядом с Донецким аэропортом в 2015 году.

— Вот тут — они, тут — мы… Понимаешь?.. В аэропорту была такая долбежка, что не передать! А потом остепенились — они в своей норе, мы в своей…

Расслабившись от бутылки пива с сильного похмелья, майор достал мобильник и подкреплял свой рассказ о боях в аэропорту снимками — живых сепаратистов, мертвых украинцев и руин ДАП[2]. Серия фотографий окоченевших трупов украинских солдат внезапно сменилась снимками юной девушки. «Моя дочь», — пояснил боевик, быстро пролистывая эти кадры. На экране телефона снова замелькали трупы. На одной из фотографий крупным планом Шелехов запечатлел немолодого солдата — омертвевшее лицо искажала гримаса боли, рот был неестественно открыт, а прямо в центре лба виднелась дырка.

— Раненый был… Хрипел дохуя — вот мы ему пулю прямо в лоб и всадили. Заткнулся сразу.

Снова спрятав телефон в карман, майор ОРБ «Спарта» рассказывал про войну с «фашистской сволочью» и расстрелы пленных бойцов украинских добровольческих батальонов.

— Ручки покажите, говорю! А там у всех эсэсовские знаки выбиты. Это круто у них считается. Ну, если это круто, то становись к стенке тогда, умри как мужчина…

Мы оба сделали вид, что захват в арке был невинной шуткой и, поддерживая вялую беседу, дошли до станции метро «Площадь Победы», где расстались. В пяти минутах езды отсюда располагается резиденция президента Беларуси, хозяин которой совсем недавно грозился сажать всех воевавших на Донбассе. Я же шел рядом с человеком, который и по беларуским, и по украинским законам, да и по всем общечеловеческим меркам, был убийцей и военным преступником. Но я не сомневался в том, что майору ОРБ «Спарта» в Минске ничего не угрожает. Также у меня не было сомнений, что при необходимости этот человек с ледяным взглядом легко повторит свой спецназовский прием с реальным ножом — и я действительно «даже рыпнуться» не успею.

Это был август 2016 года.

Полтора года назад, в феврале 2015-го, внимание всего мира было приковано к столице Беларуси — сюда съезжались лидеры Германии, Франции, России и Украины, чтобы договориться о перемирии на Донбассе. Почти 16-часовые переговоры в помпезном Дворце Независимости завершились подписанием странного документа: широкомасштабная бойня была приостановлена, но кровь на фронте лилась по-прежнему. Сколько бы ни заседала в Минске Трехсторонняя контактная группа, война на Донбассе продолжалась — она стала крупнейшим вооруженным конфликтом в Европе со времен Югославии.

Война, в которой Беларусь не участвовала, оказалась одним из важнейших событий в беларуской истории начала XXI века. По своим последствиям для общественно-политической жизни она находится в одном ряду с референдумом 2004 года, президентскими кампаниями и последующими разгонами массовых акций протеста в 2006-м и 2010 годах. Конфликт на Донбассе повлиял на наше сознание в большей степени, чем теракт в минском метро в 2011-м. Для беларусов война на юго-востоке Украины действительно не чужая — причем независимо от того, верит ли наш соотечественник в «киевскую хунту» или знает о псковских десантниках под Георгиевкой. Сотни наших сограждан взяли в руки оружие, тысячи и тысячи были готовы их оправдывать. Это было самое масштабное участие беларусов в войне со времен боевых действий в Афганистане.

Наша книга — не о конфликте на Донбассе. Она о том, как Беларусь повлияла на этот конфликт и какие последствия он имел для самих беларусов. Мы попытались осветить все точки соприкосновения: от участия беларуских граждан в боевых действиях до роли в этом процессе спецслужб, от нелегальной торговли с ДНР и ЛНР до работы волонтеров, от политической конъюнктуры до информационной стратегии властей.

Содержание книги, вероятно, у кого-то вызовет недоумение: почему информации о беларусах-боевиках тут больше, чем сведений о беларуских добровольцах на стороне Украины? На то есть как объективные, так и субъективные причины. Во-первых, беларусов в рядах ЛНР и ДНР элементарно больше. Во-вторых, беларусы на стороне Украины и на стороне России находятся в очевидно неравных условиях. В книге мы приводим многочисленные свидетельства лояльного отношения беларуских спецслужб к боевикам — большинству из них на родине ничего не угрожает. Отношение же к участникам АТО-ООС прямо противоположное. Любая новая информация о добровольцах, размещенная в открытых источниках, может стать основанием для возбуждения уголовного дела против них и ареста в случае возвращения на родину. Боевики же могут спокойно рассказывать журналистам, как воевали и убивали — и при этом продолжать спокойно жить в Беларуси. Поэтому приходилось думать и о возможных последствиях от публикации книги для наших героев. В-третьих, так сложилось, что последние три с половиной года мы в журналистике специализировались преимущественно на теме участия беларусов в пророссийских незаконных вооруженных формированиях (НВФ) на Донбассе. А железный закон профессионала гласит: писать нужно о том, что хорошо знаешь. Так что акцент на инсайдах от представителей пророссийских группировок вполне логичен.

В основу книги легли многочисленные интервью и журналистские расследования, которые публиковались на сайте беларуской службы «Радио Свобода» и телеканала «Белсат» в 2015–2019 годах. Однако перед вами ни в коем случае не сборник статей. Мы создали полноценное документальное исследование на основе собранного материала. Мы цитируем фрагменты опубликованных ранее интервью, а также те их части, которые не вошли в первоначальный журналистский текст. Но многие интервью, свидетельства и данные были собраны специально для книги и публикуются впервые.

Почти каждую главу предваряет информационная сводка о событиях войны на Донбассе, с которыми напрямую связано содержание самой главы. Таким образом мы хотим подчеркнуть, что пишем не изолированную историю и наше исследование советуем воспринимать в общем контексте конфликта на юго-востоке Украины. Для нас важно не просто рассказать о точках пересечения этой войны и Беларуси, но и представить читателю эксклюзивные свидетельства о событиях российско-украинского конфликта в целом.

Глава 1

СОЛНЫШКО: ИЗ ПОДВАЛА В ОКОПЫ

В ночь на 12 апреля 2014 года колонна автомобилей с 52 бойцами под командованием Игоря Стрелкова-Гиркина пересекла российско-украинскую границу и под утро въехала в Славянск. «К девяти утра местная милиция — без особого сопротивления — была захвачена. “Инсургенты” были вооружены легким стрелковым оружием, свой арсенал они пополнили за счет запасов городской милиции. Пистолеты раздали местным сепаратистам, зачастую — люмпен-пролетариату, ждущему прихода России и Владимира Путина». (цитата из публикации журнала «Новое время» от 5 июля 2015 г.). Глава администрации Славянска Неля Штепа поддержала боевиков Гиркина: «Это наши мальчики! Весь Славянск сегодня вышел на улицы города и поддерживает активистов. Эти люди пришли к нам с миром, у них нет агрессии по отношению к нам». 13 апреля и. о. президента Украины Александр Турчинов подписал указ о начале антитеррористической операции (АТО). В тот же день в восьми километрах от Славянска СБУ под прикрытием спецподразделения «Альфа» проводила рекогносцировку местности перед боем. «Я отправил туда лучшее, что у меня было, — спецподразделение СБУ “Альфа”. Однако люди, которые туда поехали, не понимали, что уже фактически началась война. Они попали под шквальный огонь, не будучи ни морально, ни профессионально к этому готовы. Был один убитый, несколько раненых, и они разбежались — скажем так, “организованно отступили”», — сказал Турчинов в интервью ВВС спустя три года. 14 апреля сепаратисты подняли триколор над зданием Горловского горсовета. 17 апреля после митинга «За единую Украину» депутата горловского горсовета Владимира Рыбака похитили. Через 5 дней тело Рыбака и его друга, 19-летнего студента Юрия Поправко, нашли со вспоротыми животами.



Июнь 2014 года. Кафе «Метелица» на въезде в Славянск. На фоне разбитых окон и изрешеченной пулями сайдинговой стенки стоит женщина лет тридцати в военной форме. Ее рот искривлен в усмешке, взгляд отсутствующий. На одном рукаве — шеврон в цветах беларуского государственного флага и две буквы «РБ» черным фломастером, на другом — георгиевская ленточка. «Хочу передать привет Батьке Рыгоравичу и сказать: “Батька, твои граждане на этой стороне. Я просто хочу, чтобы ты это знал, Рыгоравич”», — говорит она на камеру и демонстративно раскрывает беларуский паспорт.

Наталья Красовская из Борисова, 38 лет, позывной «Солнышко» — единственная известная женщина-беларуска в рядах боевиков на Донбассе. О ней впервые заговорили после этого видеоролика, который опубликовали спецкоры российской «Комсомольской правды» Александр Коц и Дмитрий Стешин в середине июня 2014 года. На нем женщина, кроме прочего, объясняла, что ей «надоело поддерживать ополчение через интернет», поэтому и приехала на Донбасс и что «бездействие иногда тошнотворнее, чем действие». «Я не боюсь показывать свое лицо и свой паспорт, поскольку в сторону беларуской границы я поеду только тогда, когда все погранзаставы будут заняты ополченцами», — добавляет женщина. Но в раскрытом документе невозможно детально разглядеть ни фото, ни личные данные.

Месяц спустя в интернете появилось новое видео с выступлением Красовской. На этот раз беларуска сидела с винтовкой в руках и жаловалась «личному корреспонденту» полевого командира Моторолы[3] Геннадию Дубовому, что в Беларуси к ее матери приходили люди из КГБ, а на нее саму на родине якобы заведено уголовное дело за «наемничество». Она увлеченно рассказывала Дубовому, что дала имя своей винтовке — «Кристина», и собирается этой «Кристиной» «убивать врагов». Дубовой, явно стремясь достичь нужного пропагандистского эффекта, просит Наталью объяснить, что она воюет здесь «за правое дело».

— Люди считают, вот ты убиваешь, значит, ты убийца.

Но Красовская обескураживает ответом:

— Так и есть.

Она произносит это с застывшей улыбкой. Позже все попытки расспросить Дубового о знакомстве с Красовской не принесли результата: он категорически отказался говорить о ней.

28 сентября 2014 года Дмитрий Стешин сообщил в соцсетях: Наталья погибла еще в середине месяца и похоронена под Саур-Могилой. Раньше тот же Стешин рассказывал, что видел Солнышко в подвале городской больницы Славянска. «Она ничего не слышала и говорить не могла, просто улыбнулась и показала мне пальцами «V». Спустя почти пять лет о травме и больнице Красовская будет вспоминать в нашем с ней разговоре, но абсолютно в другом контексте. Она скажет, что ее задержали и жестоко избили сами боевики.

Новость о гибели оказалась откровенным фейком — уже в октябре 2014-го беларуска выступала на митинге в поддержку «ополчения» в Москве, требуя от России «признать Новороссию». Красовская в камуфляже прохаживалась по сцене с важностью бывалого бойца. Толпа пестрела георгиевскими лентами и скандировала слова благодарности, бабушки кричали: «Защитница наша!» — а мужчины в ответ на ее укор, почему не на войне, мычали: «Прости, Ната».

Кажется вполне вероятным, что в какой-то момент российская пропаганда учуяла в Наталье потенциальную героиню для своих сюжетов, которые тогда клепали конвейером. Во-первых, женщина, во-вторых, идейная, в-третьих, умеет крайне артистично излагать мысли. Плюс ее можно было бы при желании превратить в инструмент манипуляции официальным Минском: мол, посмотрите, все беларусы воюют на стороне ДНР и ЛНР. Но что-то не заладилось. После того митинга Красовская больше не появлялась на публике, не делала никаких заявлений. Журналисты так и не смогли найти ее дом в Борисове. В одном из видеороликов Красовская говорила, что жила на улице Трусова, но семьи с такой фамилией там не нашлось. Следы Солнышка затерялись. В 2015 году беларуское издание «Наша Ніва» без ссылки на источник сообщило о вероятном аресте Красовской в Беларуси и осуждении на 12 лет тюрьмы. Эту информацию другим СМИ не подтвердили ни в КГБ, ни в Следственном комитете, ни в Верховном суде.

В феврале 2017 года мы связались сразу с двумя людьми, знавшими Наталью. Александр Коц (автор самого первого видео с ней) подтвердил: он действительно видел Наталью в Семеновке летом 2014-го, и она воевала у Моторолы.

Соратник Стрелкова-Гиркина Михаил Полынков утверждал: «У нее и тогда с головой был непорядок, а сейчас вообще полный кавардак». По данным базы «Миротворец», именно Полынков поддерживал с беларуской контакт в Москве по приезду с Донбасса, но потом их пути разошлись. Полынков дал ссылку на страницу Красовской «ВКонтакте»: украинский флаг на аватарке удивил, как и готовность без долгих предисловий поговорить по телефону. Когда соавтор этой книги дозвонилась по российскому номеру, то услышала тот же голос, что звучал на видеозаписях.

Красовская отказалась говорить, чем занималась до войны. Замужем она не была, жила в Борисове в доме родителей. Весной 2014 года стала регулярно смотреть новости по российским телеканалам и однажды решила увидеть все происходящее на Донбассе своими глазами. «Еще в 2009 году я познакомилась с одним парнем в Киеве, он работал охранником в Верховной Раде. Он любил понтоваться: рассказывал, как десять лет назад был в Чечне. Говорил: “Ты бы, Натка, обосралась, если бы танк вблизи услышала”. И когда все это началось на Донбассе, мне из принципа захотелось доказать себе самой, что я смогу, не испугаюсь настоящей войны. Раньше была такой девочкой-хиппушкой: носила вышиванки с беларуским орнаментом, бусики-браслетики бисерные самодельные… В этой вышиванке я и поехала. Еще был красный свитер с огромной ромашкой на спине, и вещей взяла по минимуму в матерчатой торбе. Поперлась без единого лозунга в голове, поглазеть. 3 мая я выехала из Борисова, через Смоленск и дальше, на Ростов».

Изначально Красовская запланировала себе неординарный маршрут: через Ростов и Донбасс, где собиралась «немножко посмотреть войну», добраться в Киев к друзьям и тому знакомому парню. Чтобы попасть в зону боевых действий, она придумала себе легенду, будто едет помогать раненым в Краматорский госпиталь. Закупила лекарства, йод, бинты.

«В Новошахтинске[4] россияне отвели в сторонку, спрашивают, куда едешь. Медсестрой работать, говорю. “А вы поддерживаете?” Да, блядь, пиздец как поддерживаю! “Ну проходите”. Украинцам я призналась честно: экскурсия у меня. Они пропустили, и оказалась я среди чистого поля: ни людей, ни домов, вообще ноль цивилизации. Остановилась фура, внутри мужик, кроет матом всех и вся. “Девочка, куда ты прешься? Давай подвезу”. Ну, запрыгиваю я в эту фуру, едем, я глазами верчу по сторонам и охуеваю».

Миновали Луганщину. В Донецкой области попутка высадила Красовскую возле села Красный Луч. Никакой регулярный транспорт не ходил, машин по дороге попадалось все меньше. «Я шла по трассе километров двадцать, как овца», — вспоминает она.

Здесь стоит сделать паузу и объяснить читателю, как проходило наше интервью с Красовской. Ее речь была сбивчивой, агрессивной, с обилием мата. Она могла резко начать смеяться, угрожала бросить трубку, если я буду прерывать ее вопросами. «Зая, ты че, тупая?» — стандартная реакция Красовской на любую мою реплику. С первых минут беседы она произвела впечатление не вполне адекватной женщины. Безусловно, эта оценка основана только на личном, субъективном восприятии. С уверенностью утверждать, что Наталья психически нездорова, мы не можем, но допускаем: некоторые моменты своей истории она могла приукрасить или попросту придумать.

Итак, то пешком, то на попутках, Красовская добралась до блокпоста в Черевковке под самым Славянском.

«На Черевковском блокпосту, уже после всех проверок, ко мне подошла баба в военной форме и опять потребовала документы. Я повторила все про медсестру, а она сказала подождать, пока подъедут люди — им я еще раз должна буду объяснить, зачем и куда еду. Меня отвозят с вещами на Славянскую “избушку” (захваченное боевиками в апреле 2014 года здание Службы безопасности Украины в Славянске. — К. А.). Заводят вовнутрь, я вижу стул такой дерматиновый, а я долго шла до того, и ноги отнимались, очень хотелось присесть. Только села — на меня рявкают хором несколько человек вооруженных. “Руки за спину”, — орут. Завязывают глаза и отводят в подвал. Это было 7 мая».

Причину задержания, видимо, Наталье не сообщили — она сама с трудом понимает, почему оказалась в плену у боевиков. Возможно, сказала на блокпосту что-то резкое или попыталась уйти, когда почувствовала опасность. В подвале боевики «ополчения» бросили Наталью на деревянные доски и начали избивать. «Я лежала обоссанная со связанными ногами, а меня пиздили и пиздили без конца. Я ползла к двери, билась об нее плечом и проклинала их до двадцатого колена. Глотку сорвала, пока орала: “Ненавижу, чтоб вы сдохли с вашей Новороссией”. А какой-то малой, пацанчик кругленький, младше меня лет на десять, мне над ухом электрошокером пстрикал. Потом пришлось с ним ручкаться и уважение, нахуй, высказывать, потому что не дура. Позывной у него был “Берия”…»

Через два дня, 9 мая, когда боевики устроили в Славянске празднование по случаю Дня Победы, к Красовской спустились в подвал, развязали ноги и сняли наручники. «Выводят во двор, снимают тряпку с глаз, подводят к машине. Там стоит экипированный с головы до пят мужик. “Вы, украинцы, пидоры, бандеровцы, сейчас всех расстреляем нахуй”. Пока ехали, я думала, как его ударить, как дотянуться? Но не решилась, думаю, и правда расстрелял бы. Куда едем — я не знала, а в итоге привезли на тот же блокпост, где задержали, на Черевковку. Положили меня на травку, а мне больно дышать, больно жить. Потом уже объяснили, что баба, которая меня задержала, себе какой-то кусок отхватила за это. Типа норму по поимке опасных элементов выполнила…»

В результате избиения «на подвале», по словам Натальи, у нее произошло смещение межпозвоночного диска и опущение левой почки. Ее положили в городскую больницу Славянска. В подтверждение своих слов Красовская прислала мне фотографии, на которых она лежит на больничной койке. На руках — ссадины с запекшейся кровью, похожие на следы от наручников. Вспомним, что спецкор «Комсомолки» Стешин упоминал о встрече с Натальей в Славянской больнице, но вместо истории про подвал была «контузия».

То, что Красовская побывала в застенках ДНР, свидетельствует переписка Михаила Полынкова с боевиком Русланом Синицыным. В ней Синицын говорит: «Она прошла все круги ада, начиная с нашего НКВД». Выйдя из госпиталя, Наталья поняла: просто уехать домой уже не получится.

«Мне командир, Вовка Егерь, сказал: “Все, ты теперь в списках нашего отряда”. Если попробую уйти в другой отряд — мне выпишут характеристику такую, что будет хуже, чем на подвале. Если побегу в сторону России — даже до границы не успею добежать. А к украинцам сунусь — сдаст им все мои данные. И я осталась в качестве девочки для битья. Меня чмырили, опускали — мама, не горюй! Я ревела, а меня шестерки прикухонные успокаивали, мол, пойми командиров. А тут еще мать позвонила, передала, что приходили из КГБ и на меня заведено дело…»

В начале июня от повара на кухне Красовская узнала: часть «ополченцев» забирают на Семеновку, где тогда дислоцировалась «Спарта» — подразделение, которым руководил Моторола. Наталья говорит, что воспользовалась переводом на Семеновку как шансом, чтобы сбежать с Черевковского блокпоста и постоянных унижений. «Не дали ни автомата, нихуя. Только выгрузились — начался обстрел. Командир приказал к стене прижаться. Все эти так называемые добровольцы, лоси здоровые, сразу ринулись к стене, а мне места не хватило. Тогда я вжалась в одного бойца, обхватила его, потому что страшно, бежать некуда. Потом в интервью я рассказывала, что закрыла его от осколков своим телом…»

По словам женщины, там же она попала в «штрафбат», когда один из командиров стал ее сексуально домогаться, а она дала отпор. Абсурдность ситуации в том, что в «штрафбате» оказался и сам виновник — якобы «за неподобающее поведение», а Наталья — «за неподчинение». С утра до ночи на Семеновке «штрафники» рыли окопы, причем каждый для разных подразделений боевиков. Тогда Наталья задумалась о том, чтобы уйти в «Спарту», о которой якобы услышала хорошие отзывы. И вскоре ее распределили на исправительные работы как раз к Мотороле. Именно там она познакомилась с Дубовым, который в одном из интервью называет ее снайпером. Сегодня Красовская утверждает, что никогда не была снайпером[5], а выполняла в «Спарте» различные поручения вроде подачи боеприпасов и ношения ящиков с патронами, но признается: «Людей убивать тоже приходилось». При каких обстоятельствах это происходило — Красовская уточнять наотрез отказалась.

По прошествии нескольких месяцев отношение к ней стало меняться: в «Спарте» у нее появились друзья и любовники. «Вскоре я уже с командирами сама водку пила, блатная стала, тех, кто “на подвал” попадал по беспределу, кормила и вытаскивать помогала», — похвалилась Наталья. Она говорит, что подсобирала денег и уехала в Москву. Некоторое время она пожила там — как раз тогда, в октябре, она выступала на митинге. Затем женщина зачем-то опять вернулась на Донбасс, где провела там еще пару месяцев. «Окончательно я вышла оттуда в декабре 2014-го и осела в Москве. Работать по здоровью мне нельзя, поэтому сижу тут на шее у одного мужика».

Достаточно трудно понять, почему Красовскую, не умеющую толком обращаться с оружием, держали в «Спарте», особенно с учетом ее неустойчивой психики. Однако позволим себе выдвинуть три версии. Следует понимать, что все они могут пересекаться между собой — первая не исключает второй и третьей.

1. Красовская могла стать жертвой сексуального насилия. Во время нашего разговора она периодически упоминала, что перед ней «трясли членом командиры», говорила о неких «любовниках», но при этом не преподносила ситуацию как акт насилия. Это вполне объясняется самовнушением: психически нестабильная женщина пытается вытеснить болезненные воспоминания о насилии, убеждая себя, что сама хотела вступать в половые контакты. Но у этой версии есть и существенный минус: агрессивное поведение Красовской могло представлять опасность для потенциального насильника. Ведь как знать, не всадит ли она нож в спину, если что-то не понравится?

2. Ее использовали как рабочую силу в быту и непосредственно в процессе боя: она сама неоднократно вспоминает, как таскала ящики с патронами. «Я выносливая баба. Я умею не жрать, не пить и умею взбираться на холмы в полной экипировке и с цинками[6] в руках». Если учесть, что в мае 2014 года формированиям боевиков не хватало людей, версия выглядит правдоподобной. Со временем у самой Красовской мог развиться «стокгольмский синдром» — привыкание и симпатия к насильнику. А в случае Натальи это был коллективный насильник.

3. Из Натальи готовили героиню для пропаганды. Об этом свидетельствует повышенный интерес Геннадия Дубового («личного корреспондента Моторолы»), который за время пребывания в Семеновке записал с ней несколько интервью и которого тогда активно цитировали российские СМИ. Вокруг ее создавалась легенда: отважная женщина-снайпер из Беларуси воюет с «укрофашистами», пока мужики уезжают в Россию или сидят дома. То, что в октябре ее привезли на митинг в поддержку «Новороссии» в Москву, свидетельствует в пользу этой версии. Именно благодаря особому статусу у Натальи появилась некая защита, даже нашлись покровители среди командиров.

Но хотя она и пользовалась некоторыми привилегиями, все равно де-факто оставалась в положении заложницы и боевиков, и обстоятельств. Что же касается известного интервью с «приветом Батьке», вот как его описывает Наталья: «Куча дублей и волшебные вещества. Нам давали успокоительные таблетки, просили раздавать бойцам, чтоб не шугались снарядов. От них ходишь спокойный, как удав. Тогда меня встретили Стешин и Коц. Мне просто сказали: “Говори на камеру, что здесь много иностранных граждан, много беларусов, покажи паспорт”. Отказаться от этого “интервью” было просто нельзя. Ну а что делать? Попробуй вякни, тебе скажут — ты что, за Украину? Подыхать не хотелось…»

На вопрос, почему Наталью угрозами заставили сделать признание на камеру, Дмитрий Стешин не ответил — он отказался комментировать ситуацию в принципе.

Ко второй половине осени пропагандистский проект с «героической снайпершей» свернули. Отчасти это могло произойти в силу характера и состояния психики Натальи. Вопреки ожиданиям пропагандистов, она говорила слишком много, резко и не по сценарию. На видео с московского митинга заметно, что организаторы прерывают ее речь и просят уйти со сцены. Вскоре Красовскую вообще перестали выводить на публику и записывать интервью. Это наглядно демонстрирует отношение России и боевиков к подобным персонажам: их просто списывают со счетов за ненадобностью.

Летом 2016 года Красовская приехала в Беларусь, по ее словам, «повидать маму». Напомним, когда Наталья была в «Спарте» мать звонила ей и предупреждала: в Борисов возвращаться нельзя, КГБ якобы завел дело за наемничество. Красовская утверждает, что вскоре после приезда ее задержали сотрудники милиции и поместили в минский Центр изоляции правонарушителей. «В Минске есть ЦИП. Заведение для задержанных. Я там была. Спровоцировали конфликт за проукраинские речи на улице, повесили административку. Обычным ментам кланяться я не хотела, требовала на допрос как минимум майора. Захожу в комнату, там следак с помощником сидят.

— Будете на вопросы отвечать?

— Буду, — говорю, — ты мне только сигарет сначала пачку дай, если хочешь ответы услышать.

И он дал сигареты. Я стала говорить всю правду про ДНР, про все, что там происходит. “Отжали” то, взорвали этого, а про этого сказали “украинец” и расстреляли, нахуй. Тогда меня мент прерывает: мол, не интересно про ДНР. Просит рассказать, встречала ли беларусов, которые воюют за Украину, с кем из проукраински настроенных граждан поддерживаю контакт. Три дня обвинения не предъявляли и не кормили, а потом суд и десять суток за хулиганство. Мол, дралась и кричала. Отсидела суток шесть из положенных десяти. В ЦИПе провокация была… После нее меня увезли в психушку, а оттуда я через пару дней ушла домой. Так никто и не ловил».

В чем заключалась провокация — уточнять отказывается. Судя по рассказу Красовской, в изолятор она попала случайно. Представители какого ведомства ее допрашивали — неизвестно. Милиционеры могли вызвать сотрудника КГБ, услышав про Донбасс, а могли и сами взять показания. Из-за тотальной закрытости беларуских госструктур от журналистов получить у них достоверные данные о задержании Красовской сегодня не представляется возможным. Мы также не знаем, при каких обстоятельствах Наталья оказалась в психиатрической лечебнице и какой диагноз ей там поставили. Во время подготовки книги мы обратились в Службу безопасности Украины, чтобы узнать, было ли заведено на Красовскую уголовное дело. В ответе за подписью пресс-секретаря СБУ Елены Гитлянской сообщается: по состоянию на январь 2019 года в уголовных делах, которые расследуются следственными органами безопасности, подозрение беларуске не выдвигалось.

Некоторое время после нашего интервью от Натальи никаких известий не приходило. А в июне 2019-го мне написал ее сожитель из Москвы Дмитрий и сообщил, что Наталья уехала в Беларусь в связи с болезнью матери и долго не выходила на связь. Он опасался, что Красовская задержана. Однако вскоре она нашлась — в Бобруйске. «Известность Натальи портила жизнь ее родителям. Из-за нее матери пришлось продать квартиру на улице Трусова в Борисове и перебраться жить в Бобруйск», — объяснил мужчина. По возвращении она рассказала Дмитрию, что ее задержали и отпустили, но какая именно структура это сделала и на сколько дней — говорить категорически отказывалась. Сообщила только, что планирует вернуться в Бобруйск через пару месяцев.

x x x

Наталья Красовская — одна из первых граждан Беларуси, об участии которой в войне на Донбассе стало известно СМИ. Однако она точно не была первой, кто поехал воевать против Украины. Житель Гомеля Анатолий Молчанов (позывной «Собр») еще в марте 2014-го участвовал в аннексии Крыма, а затем отправился на Донбасс. Он примкнул к группе Стрелкова в Славянске, после перешел в отдельный штурмовой батальон «Сомали» под командованием Гиви[7].

В декабре 2014 года российский журналист Андрей Бородулин опубликовал в своем блоге на «Эхо Москвы» интервью с Молчановым, где тот разочарованно высказывался о самой идее «Новороссии» и говорил, что война по сути закончилась. «Местные здесь совершенно деградировавшие. Они все пошли на референдум, думая, что все будет, как с Крымом. Но русские танки не пришли. И почти все местные мужички вместе с пивком нырнули к своим бабам под юбки», — рассуждал он. В том материале журналист называл его «подполковником ДНР», который якобы получил тяжелые ранения в Славянске. На момент беседы с Бородулиным Молчанов собирался покидать Донбасс: «Просто, я здесь стал не нужен». Но пока один беларус успел разочароваться в этой войне и сидел на чемоданах, другие только готовились отправиться на Донбасс.

Глава 2

БОЕВИКИ, ВЕРБОВКА И ВЕРБОВЩИКИ

Из обращения лидера боевиков, «министра обороны ДНР» Игоря Стрелкова-Гиркина к жителям Донбасса от 17 мая 2014 года:

«Признаюсь честно — никак не ожидал, что на всю область не найдется и тысячи мужчин, готовых рисковать жизнью не у себя в городе на соседней с домом баррикаде, откуда до ближайшего национального гвардейца нужно полдня на машине ехать, а на передовой линии, где реально каждый день стреляют. Тем не менее, это так. Чтобы не быть голословным — приведу примеры. Три дня назад приехала группа из 12 артемовских героев, отобранных и рекомендованных весьма уважаемым человеком. Узнав, что службу придется нести непосредственно в Славянске, а не у себя в Артемовске и что срок не ограничен несколькими днями — даже не стали получать оружие. Вчера история повторилась. Из 35 приехавших донецких добровольцев, прослушавших звуки далекого минометного обстрела и выяснивших, что через три дня они не смогут поехать домой вместе с полученным оружием, 25 благополучно отправились по домам. Вероятно, жаловались на тяжкие условия, которые им не пришлось ощущать ни минуты, и о своем героизме, проявленном при поездке в пассажирском автобусе. И это не единственные случаи — такое у нас происходит регулярно… Десятки и сотни людей встали в строй и сражаются. Десятки и сотни тысяч наблюдают за этим по телевизору, спокойно потягивая пивко. Видимо, ждут, когда из единокровной России либо выдвинется армия, способная все сделать за них, либо приедет достаточное количество безбашенных добровольцев».



Главным и самым разрушительным оружием путинской агрессии против Украины были не «Грады» и не «Точки У», не танки и не артиллерия, а киселевско-соловьевская пропаганда. Подобная мысль, конечно, не нова, но когда разговариваешь с боевиками, понимаешь, что это не просто аллегория или броский образ. Это — реальность. Практически все бойцы, с которыми приходилось общаться авторам этой книги, признавались, что решили отправиться на войну именно под воздействием сюжетов российских телеканалов. В своей речи они бездумно повторяли пропагандистские штампы и не отказывались от них даже тогда, когда действительность, казалось бы, убеждала их в лживости кремлевской картины мира. Большинство «ополченцев», не будь беларуское информационное пространство захвачено российским телевидением, никогда в жизни не поехало бы воевать за «Новороссию»[8].

Первая волна борцов с «киевской хунтой» сформировалась после трагических событий в Одессе 2 мая 2014 года, которые российские пропагандисты мгновенно превратили во «вторую Хатынь». В этом вопросе кремлевские СМИ достигли такого блестящего эффекта, что даже Александр Лукашенко публично повторял их тезисы. «Это вообще приводит нас к нехорошим параллелям. И я смотрю: на экранах телевизоров уже появились эти параллели. Мы помним Хатынь, когда несколько сотен деревень на территории Беларуси были сожжены фашистами вот по такому принципу», — комментировал он одесские события 8 мая 2014 года. Если пропагандистские аналогии с Хатынью отпечатались в сознании даже такого искушенного политика, как Лукашенко, то что говорить об обычных гражданах. «После Одессы добровольцев было навалом», — констатирует один из боевиков. С началом широкомасштабных боевых действий на Донбассе волна превратилась в тот самый «вал беларуских добровольцев»[9], о котором позже говорил начальник Главного управления по борьбе с организованной преступностью и коррупцией (ГУБОПиК) МВД Николай Карпенков. Основная масса беларусов примкнула к рядам боевиков на Донбассе в период с лета 2014-го по весну 2015 года — т. е. в наиболее горячую фазу войны и на пике антиукраинской истерии в российских СМИ.

Минчанин Сергей Савич (позывной «Белый») признавался, что летом 2014 года отправился на Донбасс непосредственно под воздействием фейкового сюжета «Первого канала» о «распятом мальчике»[10]. «В интернете видео забросили. Семья “ополченцев” в Славянске — женщина и ребенок. Женщину привязали к БТРу[11], а ребенка прибили к забору. Это все не показывали, но это рассказывали — и это больше всего задело. Было оно или не было — но оно задело. Это был край», — заявил 23-летний Белый в интервью сепаратистским СМИ в феврале 2015 года.

Житель Борисова Константин Фофанов поехал на Донбасс в августе 2014 года. «Были новости по телевизору: Луганск бомбят, — рассказывает боевик. — А у меня 13 июня день рождения. Все же знают, что я как бы русский. Мы сидим, отмечаем, шашлыки жарим. Ну, и начали меня подкалывать друзья: там, мол, твоих бьют, а ты тут сидишь. А я говорю — да, непорядок. Нужно завязывать с бизнесом, деньги я всегда успею заработать. Собрался, пошел в горисполком закрыть ИП. Я женщине говорю: я закрываю ИП и еду на Донбасс. А она — вот, нашелся хоть один мужчина, дайте я вам пожму руку».

В отличие от Фофанова, у 24-летнего Виталия Лящука собственного дела не было — после «срочки» в беларуской армии он работал охранником в торговом центре, а затем спортивным инструктором. На Донбасс в 2014 году отправился с абсолютно промытыми мозгами. «Я поехал за идею! Против неонацизма, процветающего теперь в Украине, против гей-парадов, которые так присущи Западу. Я рожден в великой стране Советов, в которой никто и подумать не мог, что украинец будет требовать запретить русский язык, потому что ему так сказали на Западе. Здесь идет война Запада и Украины против жителей Донбасса, с попытками замочить авторитет России», — утверждал Лящук, который в ДНР дослужился до должности командира роты.

Андрей Дюбанов встретил начало войны в Брянской области, где был на заработках — строил офисы под ключ. «Начали говорить по телевидению: фашизм, пиндосы… Хотя тут любому дураку было понятно, что это пиндосы воду мутят. Все эти революции — это их рук дело. Ну, я дождался сдачи объекта и поехал на Донбасс. Это был январь 2015 года», — вспоминает бывший снайпер «Республиканской гвардии»[12].

А вот 22-летнего Родиона Кургузова из деревни Дубровка Пуховичского района российская пропаганда накрыла во время прохождения срочной службы в беларуской армии, в пожарной команде. Рассказы о «зверствах бандеровцев» его впечатлили. «У нас обычно приходил начальник пожарной команды, включал телевизор и смотрел. Кто был свободен в этот момент, сзади стояли и смотрели тоже. Я был среди таких. По телевизору очень часто рассказывали про «ополчение». Кроме того, еще в армии я начал списываться с «ополченцами» — просто «ВКонтакте» их нашел. Попросили помощи, объяснили, что там происходит, показали видео. После армии работы не было, я в феврале 2015 года собрался и решил поехать», — вспоминает Кургузов.

Алексея Маркулевича из деревни Велемичи Столинского района тоже потянуло на войну вскоре после демобилизации из беларуской армии. «Пришел из армии — устроился на работу. Работал в строительном управлении. Казалось, все могло бы быть хорошо, собирался в Турцию летом ехать. Но после того как в январе начались бои за Дебальцево, я понял, что просто так сидеть и смотреть на это — невозможно, — рассказывает он. — Кто сказал, что эта война чужая? Это наша война, потому что тут наши братья. Я не могу просто сидеть и смотреть на это со стороны. Как можно смотреть на то, что убивают женщин, стариков, детей?»

Социальные сети — вторая важная составляющая процесса превращения мирного гражданина Беларуси в боевика. Получив изначальный импульс от российского ТВ, сторонник «русского мира» обычно искал соответствующие тематические группы в «Одноклассниках» или «ВКонтакте». Там ему объясняли, как и куда ехать. «Я пробовал найти каналы. Ехать же нужно не абы как, а сразу в определенное подразделение, — объясняет Маркулевич. — Раньше их было много, а теперь это единая армия ДНР, сюда можно попасть только через военкоматы или напрямую нужно списываться с командирами, и если командиры захотят — они возьмут. А тогда я написал командирам подразделения и приехал сюда 4 февраля 2015 года. Пришлось пройти переподготовку: я ведь был танкистом (Алексей проходил срочную службу в беларуской армии — в 11-й гвардейской механизированной бригаде. — И. И.), а потом был зачислен в расчет пулемета “Утес”».

Отправку на Донбасс уроженца города Чашники 18-летнего Владимира Позняка через тематическую группу «ВКонтакте» весной 2016 года координировал лично соратник Стрелкова-Гиркина Михаил Полынков (позывной «Хрусталик»). Судя по их переписке, Полынков считал, что от вчерашнего школьника пользы на фронте будет немного, а потому делал скептические замечания и даже потребовал письменного согласия от родителей Позняка. Отец, судя по всему, дал согласие на присоединение сына к НВФ, и Хрусталик отправил мальчишку на тренировочную базу боевиков в Ростове. «Любой, кто хочет вступить в “ополчение” может просто в интернете все это узнать. Это не тайна», — говорит Владимир Позняк.

Уроженец Городка Витебской области Дмитрий Лукьяненко также предварительно списывался с «ополченцами» в тематических группах «ВКонтакте» — они в общих чертах объяснили ему, что нужно с собой брать и как ехать. Там же нашел и попутчика, украинца из Черниговской области, который также решил примкнуть к группировке ДНР. Лукьяненко на тот момент уже находился в российской столице — он приехал сюда на заработки. «Встретились, купили билеты и через пару часов — на Ростов, оттуда сразу на Донецк. Мой попутчик списался с представителем “Сомали”, поэтому нас ждали. На российской границе на вопрос “Куда и с какой целью?” ответ стандартный: к бабушке картошку копать. Они посмеялись и пропустили. А в Донецке нас встретили и отвезли в одно из подразделений батальона», — вспоминает он. О том, что можно было сначала отправиться в тренировочный лагерь боевиков в Ростове и получить там минимальную военную подготовку, Лукьяненко узнал только на Донбассе. «Но вышло, как вышло», — констатирует он.

Впрочем, некоторые обходились и без социальных сетей, и без предварительных договоренностей — ехали фактически наобум. «Как туда (к “ополченцам”. — И. И.) доехать, я не знал, — признается Константин Фофанов. — Я же сначала едва в плен не попал. Доехал до Ростова. Меня таксист за 2 тысячи российских рублей довез до границы. А на той стороне Успенка — она под контролем украинцев была. Мне посоветовали на границе сказать, что я к родным в Иловайск приехал. Российские пограничники меня пропустили, дальше украинские встретили. Мои вещи — на досмотр. А у меня там два комплекта обмундирования, каска, нож, ботинки. Так меня и выгнали. И уже потом мне таксисты рассказали, что ехать нужно в Изварино. Там я границу и перешел. Сразу там мне выдали оружие, даже фамилию не спросили».

В любом случае вариантов маршрута было немного: большинству беларусов приходилось добираться до ДНР и ЛНР через Ростов. А оттуда уже добровольцы ехали на пункты пропуска, контролируемые боевиками. «Пересекаем границу, заходят. Я ж не знал, что там не украинские пограничники стоят, а уже ДНРовские. Ехал на свой страх и риск. А меня с собой форма, берцы — я полностью упакован. Но заходят с георгиевскими ленточками — я вздохнул с облегчением. “Куда едете?” — спрашивают. Кто к девушке, кто по работе, кто куда. В автобусе — одни мужики. Пограничник открывает дверь и кричит своим: “Да тут одни “шахтеры!” И смеются все», — вспоминает Андрей Дюбанов[13].

В НВФ на Донбассе брали всех — процедуры отбора не существовало в принципе. В 2014 году Сергей Савич (Белый) целенаправленно хотел попасть к Мотороле. Когда беларус добрался до базы «Спарты», он специально дождался возвращения полевого командира, который приехал как раз со своим другом Гиви. «Я подхожу к Мотору, говорю — мол, я к тебе. Сказал откуда. Он спрашивает: “Черных” любишь?” — “Нет”, — говорю. А он такой в сторону Гиви кивнул — мол, грохнешь его, возьму к себе. А я в ответ: “Скажешь — грохну”. Такой черный юмор», — вспоминал потом Белый. На шутках про «черных» процедура приема в «Спарту» была завершена: у беларуса даже не переписали фамилию, не проверили документы, а просто дали снайперскую винтовку, и завтра утром он уже был на позициях. Белый в итоге стал популярным персонажем: позже его фото даже разместили на билбордах в Донецке с рекламой местных НВФ — «А ты записался в добровольцы?»

Дальнейшая судьба каждого беларуского боевика определялась, в какое подразделение он попадал и что в этот момент происходило на фронте.

«Сомалиец» Дмитрий Лукьяненко попал на войну в разгар боев за Донецкий аэропорт, в ноябре 2014 года. Сначала был водителем «Урала», в кузове которого установили зенитку ЗУ-23-2. «Мы работали прямой наводкой по терминалу и диспетчерской вышке. Поначалу нормально было, азарт даже, пока под обстрел не попали первый раз. Верите или нет, но страха не было, было какое-то недопонимание что ли, возбуждение. Руки тряслись от адреналина, а мне еще рулить надо, экипаж вывозить. А может, это страх так проявлялся, не знаю», — рассуждает боевик «Сомали». Действительно страшно Лукьяненко стало в следующей атаке на ДАП — когда его пересадили с «Урала» на БМП[14]. «Хоть в отличие от “Урала” на БМП какая-никакая броня, но обзор — нулевой. Слышу взрывы, а где они, не понимаю. Я как-то пацанов в тыл вывозил, которые после первого боя струхнули, отказались дальше воевать… Так вот у самого такое желание было — стремновато на БМП против 120-х минометов и танков. Но стыдно было признаться, что страшно. Зачем я тогда ехал? А потом привык», — вспоминает он.

34-летний бывший офицер спецназа МВД Беларуси Алексей Берговин оказался на Донбассе в апреле 2015 года. Под позывным «Берг» его записали в так называемую «Республиканскую гвардию» ДНР. На фронт он попал мгновенно: между прибытием в Донецк и занятием позиций в районе очистных сооружений поселка Пески прошло три часа. «15 апреля в 12.00 я был в Донецке, в 13.00 я записался в “ополчение”, а уже в 16.00 стоял с пулеметом и четырьмя магазинами на самом передке, в своей форме “Горка”, берцах и майке. Никто ничего не объяснял и почти не спрашивал. Когда я поинтересовался по поводу боевого расчета, на меня посмотрели, как на инопланетянина. Сказали: “Просто стой и смотри туда, увидишь кого-нибудь — стреляй”. Так я попал на войну», — вспоминает боевик. На пятый день в районе села Пески Берговин получил осколочное ранение в голову в результате минометного обстрела.

Родион Кургузов тоже приехал после битвы за Дебальцево и попал в Казачью национальную гвардию атамана Николая Козицына, в городе Перевальск Луганской области. Сначала его определили в штабную охрану, потом пулеметчиком в «волчью сотню» — отряд, который занимался прикрытием зенитных установок. Однако вскоре главари ЛНР стали зачищать казачьи отряды, и Кургузов спешно уехал в Донецк: «Началось разоружение казаков как незаконного бандформирования. Я тогда написал рапорт об увольнении и рванул в сторону Донецка. Уехал своевременно — наших всех разоружили и на чернухинскую зону (колония в поселке Чернухино — И. И.) отправили. Там они отсидели несколько месяцев, и их отпустили. А я попал в Донецк в 1-ю Славянскую бригаду — меня зачислили механиком в экипаж танка». За пять месяцев нахождения на Донбассе, как утверждает сам Кургузов, он так ни разу и не принял участия в реальном бою. На передовой был лишь однажды: в самом начале, после битвы за Дебальцево, их подразделение выезжало собирать трофеи. Под серьезным обстрелом побывать фактически тоже не довелось: только пару раз в метрах трехстах разорвалось несколько мин. «Пока я там был, я ни разу не выехал на боевые действия. Обычно просто ходили в наряды, охрану, патрули», — говорит Кургузов.

Владимир Позняк утверждает: попав изначально на базу боевиков в Ростове, до территории, подконтрольной ДНР и ЛНР он и вовсе не доехал. По его словам, весной 2016 года на этой базе формировали группу спецназа, которая должна была работать на фронте вместе с ГРУшниками. Но в эту группу «кроме дураков» никто записываться не спешил — все понимали, что есть риск попасть в какую-то мясорубку. Поэтому Позняк предпочел перебраться к казакам в Новочеркасск, но и казачий отряд все никак не отправляли на Донбасс. В итоге, если верить парню, ему это все надоело и осенью 2016 года он вернулся в Беларусь.

Однако подобный хеппи-энд — исключение из правил. Зачастую, особенно в 2014–2015 годах, все было куда проще. Алексей Маркулевич приехал на Донбасс напрямую, без посещения каких-либо тренировочных баз в Ростовской области. И уже вскоре побывал в настоящем бою.



Было очень-очень страшно. На Старомихайловке мне еще повезло, что был только стрелковый бой, а не артобстрел. Потому что при артобстреле, если есть подразделение и в нем 70 % новенькие, то эти 70 % сразу же убегут. Артобстрелы переносятся очень тяжело, они давят на психику, некоторые просто впадают в ступор — не могут ничего сделать. А мне повезло. Получил «по щам», правда, но начал соображать и все обошлось.

А что ты чувствовал, когда убивал первого украинского солдата?

Честно говоря, первый раз вообще ничего не чувствуешь. Потому что первый раз ты даже толком не понимаешь ничего. Первоначально мозг вообще не работает, работает исключительно тело. Только после боя начинают включаться мозги, и ты понимаешь, что если б не ты, то тебя. И хорошо, что ты, а не тебя.



Ступор первого боя, который упоминает Маркулевич, переживали многие. Но ехали на Донбасс и беларусы с боевым опытом, понимавшие, как действовать в подобных ситуациях. «Паника на войне — самая страшная вещь, — объясняет боевик ОРБ «Спарта» Николай Шелехов — участник двух локальных конфликтов еще в 1990-х. — Знаешь, что такое, когда человек в ступор входит? Он сидит, втыкает, то ли молится, то ли нет. Страшно человеку. Нужно просто подойти, дать леща и сказать: “Что, ссышь? Ну так и я ссу. Давай ссать вместе”. И человек снимается со ступора. Это не зависит от моральных и боевых качеств. Это просто физиологическая реакция человека на близость смерти. Не надо никогда говорить “Ты трус”».

То, что увидели беларусы, попавшие на подконтрольные ДНР и ЛНР территории, очень сильно отличалось от пропагандистской картинки российского ТВ. «2014 год на Украине? Хочешь машину — вышел, отобрал машину. Хочешь дом — вышел, перестрелял всех (ну, если это “укропы”) и живешь в этом доме. Порядок стали наводить только в июне 2015 года. А до этого почти полтора года можно было убивать и делать, что хочешь», — вспоминает боевик из России Павел Ш. Многих ли подобные реалии заставили разочароваться в «русском мире», бросить оружие и покинуть Донбасс? Вероятно, встречались и такие случаи, но заметным явлением это назвать нельзя. Наверняка, были и те, кого подобный порядок вещей как раз притягивал. Все это доказывает: мотивация беларуских боевиков была основана на куда более глубинных социально-психологических причинах, нежели просто на вере в российскую пропаганду как таковую — при всей ее разрушительной силе.

К удивлению Сергея Савича (Белого), далеко не все местные жители видели в нем защитника и освободителя от «бандеровцев». Нередко гражданские ничуть не скрывали, что считают «ополченцев» врагами и бандитами. «Были такие, конечно! Коминтерново вообще самый “укропский” поселок. Приехали мы туда, не успели даже разложиться, подходят к нам бабка с дедом и говорят: “Когда ж вы уже подохнете? Когда ж мы уже выпьем на ваших могилах?”» — вспоминает боевик. Однако вера Савича в собственную правоту ничуть не поколебалась. Эту историю Белый рассказывал в одном из видеороликов, выложенных на Ютубе. Пророссийская волонтерка, снимавшая это видео, закономерно поинтересовалась: не закралась ли у него мысль, что он зря приехал на Донбасс? Но Савич лишь отмахнулся: «Не-е-е. Я пришел сюда защищать детей Донбасса». Он вспомнил еще один эпизод, когда какой-то старик пожелал боевикам сдохнуть и примирительно добавил: мол, а что тут делать, «не выгонять же» местных жителей, приходится терпеть.

Это может показаться удивительным, но даже когда под раздачу попадали сами новоиспеченные «борцы с фашизмом» — это не всегда заставляло их пересмотреть свои взгляды на происходящее. Будущего снайпера «Республиканской гвардии» Андрея Дюбанова боевики сначала бросили «на подвал». Объясняет это Дюбанов просто: на Донбасс он приехал в компании с четырьмя добровольцами из России, и все они везли дорогостоящее снаряжение (от тепловизоров до прицелов), купленное на собственные деньги. Все это добро и решила «отжать» местная комендатура. Дюбанова и компанию арестовали люди Виктора Аносова[15] — командира отдельного комендантского полка ДНР. Били, угрожали расстрелом. Но потом вывезли на границу и отпустили — разумеется, «отжатое» снаряжение им никто возвращать не стал. Однако Дюбанов все равно вернулся. «Была, конечно, обидка, — вспоминает боевик. — Но мои обидки — это фигня. Нужно нашу родину защищать — я ведь родился еще в СССР. И меня со школьной парты учили, что Америка — враг».

x x x

Учитывая господство российского телевидения в Беларуси, а также безграничные возможности интернета (где без труда можно найти всю необходимую информацию для желающих поехать на Донбасс), роль непосредственных вербовщиков фактически обесценивается. Подобные рекрутеры скорее выполняют функции координаторов отправки боевиков на Донбасс. Причем масштабы их деятельности незначительны в сравнении с тем, что делали Владимир Соловьев и Дмитрий Киселев — те-то вербовали на войну тысячами. Между тем несколько беларусов действительно стали известны в СМИ как вербовщики.

В 2016 году в социальной сети «ВКонтакте» появилась группа, в которой сторонников «русского мира» призывали записываться в казачий батальон, создаваемый в лагере под Тулой «для оказания братской помощи на Донбассе». Потенциальные новобранцы должны были соответствовать ряду несложных требований: быть казаком или хотеть им стать, иметь опыт военной службы, быть готовым находиться на территории Донбасса как минимум 3 месяца. Подчеркивалось при этом, что батальон создается на добровольной основе — то есть денег потенциальным «ополченцам» не обещали. Брать в подразделение были готовы и русских, и беларусов.

Формированием батальона занимались казаки из «Великого братства казачьих войск». Среди рекрутеров подразделения оказался 43-летний гражданин Беларуси Александр Шеянов — он был администратором группы «ВКонтакте», и именно на его электронную почту предлагалось отправлять анкеты кандидатов в казаки.

И биография Шеянова, и вся история с формированием батальона под Тулой были выдержаны в абсурдистском духе современного казачьего движения. Разумеется, сам Александр Шеянов до войны на Донбассе никакого отношения к казачеству не имел. Он родился в Минске, отслужил в начале 90-х «срочную» службу еще в советской армии, потом был слесарем, водителем, а в начале 2014 года работал на дрожжевом заводе. Превращение минского слесаря в русского казака произошло очень просто: поехав на Донбасс в 2014-м, он попал в казачье подразделение и автоматически был принят в казаки. В казачьих организациях в итоге дослужился до «заместителя атамана».

На формирование батальона казачий вербовщик с самого начала смотрел скептически и особого рвения не проявлял. Да и отправлять подразделение непосредственно на фронт, если верить Шеянову, никто даже не планировал.



Батальон формируется прежде всего для наведения порядка (потому что мародерство там повсюду), а также сопровождения российской помощи — там ведь все растягивается, разворовывается на ходу. А чтобы грузы доходили по назначению, мы и хотим создать это подразделение. То есть преимущественно полицейские функции у нас будут. Теперь мы набираем людей. А потом, возможно, поедем, — говорил Шеянов в мае 2016 года.

Что значит «возможно»?

Ну, мы набираем, набираем, но, может, и не поедем. Что-то нет особого желания: ни у людей, ни у нас ехать им помогать. Я вот на Донбассе повоевал и больше не хочу. Там же, на Донбассе, воевало казачество, а после штурма Дебальцева казаки стали не нужны — все наши отряды были уничтожены. Когда я посмотрел, чем они (сепаратисты. — И. И.) там занимаются — пропало всякое желание им помогать.

Что вы имеете в виду?

В ДНР страшнейшая коррупция и грабежи. Там теперь, в военное время, происходит то, что было по всему СНГ в 90-е годы — передел имущества, сфер влияния, захват заводов, фабрик и вообще всего, что работает. Было такое, что и машины забирали. Едет человек на машине, его высаживают и забирают автомобиль. Есть такое подразделение «Оплот», «гвардия» Захарченко, так у них на стоянке этих машин было немерено. Короче, каждый стремится что-то захватить. А захватывает тот, у кого больше войска — а больше войска у Захарченко[16]. Где-то 70 % добровольцев на Донбассе, в том числе российских, пришли туда просто заработать, «отжать», стащить…

А глядя на это, вы сами не жалеете, что в свое время поехали на войну?

Есть такое. Всюду были призывы — мол, приезжайте, братьев-славян убивают. А когда я приехал в Донецк, меня просто в лицо спросили: «А чего ты приперся? Мы и без вас прекрасно справляемся». Я же даже в армию ДНР записался, получил военный билет. А потом посмотрел на это дело и разорвал контракт. Мы же шли людям помогать, которые воюют за свободу. А выходит, что там свобода только у некоторых была[17].



Самое удивительное, что подобная рефлексия Шеянова не помешала ему в конце того же 2016 года снова поехать на Донбасс и записаться в армию ДНР, не дожидаясь формирования своего казачьего батальона в лагере под Тулой. А сам батальон, судя по всему, так никогда и не был создан.

Неизвестно, смог ли хоть одного человека действительно завербовать и отправить на Донбасс Александр Шеянов. Также неизвестно, удалось ли кого-то завербовать 22-летнему жителю одной из деревень Мостовского района Гродненской области с позывным «Монтана» (настоящее имя выяснить не удалось. — И. И.). Впрочем, масштабных проектов Монтана не замышлял — он просто звал своего бывшего одноклассника стать боевиком ЛНР. Сулил около 300 долларов в месяц чистыми, доплату за «боевые», а также возможность заработать мародерством. История Монтаны была рассказана в статье «Гастарбайтеры войны», опубликованной 10 февраля 2016 года в газете «СБ-Беларусь сегодня» и базирующейся на эксклюзивной информации от ГУБОПиК. Польстился ли одноклассник на подобные перспективы — в статье не указано. Зато указано, что сам Монтана к 20 годам имел пять судимостей за кражи, на Донбассе он воевал в составе батальонов «Хулиган» и «Призрак», был в Дебальцеве. В мае 2015 года Монтана вернулся в родную деревню, где хвастался односельчанам, что лично убил 20 украинских солдат, подорвал несколько танков и «хорошо зарабатывает». Бывший зэк сразу попал в поле зрения беларуских спецслужб, с ним была проведена беседа, после которой он благополучным образом скрылся. Почему спецслужбы отпустили Монтану, издание не объясняет.

x x x

Куда более значительной и таинственной представляется фигура кадрового офицера, майора ОРБ «Спарта» Николая Шелехова. 17 мая 2017 года группа «Информационное сопротивление» («ИС») опубликовала материал под громким названием «Сага про одного агента ФСБ РФ — путь спецагента и террориста Шелехова». По данным «ИС», Шелехов не просто занимался вербовкой беларусов для отправки на Донбасс, но и путем шантажа заставлял работать на ФСБ, принуждая к «выполнению ими противозаконных действий на территории Республики Беларусь». Будучи спецагентом ФСБ, как утверждало «ИС», Шелехов якобы являлся «одним из координаторов по вопросам организации беспорядков» в Беларуси. Правда, никаких конкретных примеров и тем более доказательств подобной подрывной деятельности «Информационное сопротивление» не приводит — поэтому вынесем подобные голословные утверждения за скобки.

С Николаем Шелеховым я познакомился почти за 9 месяцев до выхода материала «ИС» — в августе 2016 года. На тот момент его имя еще нигде не засветилось, даже у «Миротворца» не было анкеты на Шелехова. Однако участия в вооруженном конфликте на востоке Украины он не скрывал — его профили в соцсетях были полны фотографий с Донбасса.

Я до сих пор не знаю, связан ли этот человек со спецслужбами, но он однозначно производил впечатление самого умного и хитрого боевика, которого мне приходилось интервьюировать. Беседовать с ним было откровенно сложно: когда я задавал острые вопросы, он мог просто замолчать, а затем после паузы начинал рассказывать очередную пропагандистскую клюкву. Иногда просил выключить диктофон и мимоходом давал какие-то важные свидетельства, но ничего не пояснял — и снова уходил в пространные монологи. Именно поэтому интервью с Шелеховым никогда не публиковалось в СМИ: в нем просто не хватало фактуры для полноценного журналистского материала.

Николай Шелехов родился в Минске 2 октября 1970 года в семье кадрового советского военного. В 1988 году, после окончания школы, был призван в советскую армию — попал в 38-ю гвардейскую десантно-штурмовую бригаду (Брест)[18]. После «срочки» учился в Таллиннском высшем военно-политическом строительном училище, затем служил в спецназе морской пехоты РФ. Воевал в Нагорном Карабахе и Чечне.

В личной беседе Шелехов говорил, что прибыл на Донбасс в марте 2015 года. «ИС», правда, утверждает, что воевал против Украины он с самого начала конфликта, то есть с 2014 года. И тут, вероятно, «ИС» оказалось ближе к истине: по крайней мере, фотографии из Донецкого аэропорта, которые Шелехов демонстрировал мне на своем телефоне, свидетельствовали о том, что в ДАП он оказался раньше весны 2015-го. Тем более что первоначально в «Спарте» Шелехова, по его собственным словам, поставили командовать учебной ротой. «Поскольку я кадровый офицер — выдернули с роты, поставил на учебную. Два месяца готовил солдат, чтобы эти сопляки просто не сдохли в бою. А потом поехал сам на “боевые”, потому что скучно. Очень хотелось посмотреть в глаза хоть одному пленному», — рассказывал он.

Правда, отношение Шелехова к пленным и раненым не соответствовало общепризнанным законам войны. По его словам, украинских добровольцев, на теле которых обнаруживали татуировки ультраправого толка, — расстреливали[19]. Вспомнил майор «Спарты» и про то, как в Донецком аэропорту они добили раненого украинского солдата — снимок погибшего с пулевым отверстием в голове боевик хранил на собственном смартфоне.

Несколько неосторожно оброненных фраз Шелехова еще тогда навели меня на мысль, что он мог быть причастен к вербовке боевиков. Во-первых, рассказывая о своей первой поездке на Донбасс, он упомянул, что «поехал сам и подобрал ребят, которые не знали, куда и что». Во-вторых, он проговорился, что недавно ездил к знакомым офицерам в 5-ю бригаду спецназа в Марьиной Горке. Упоминание о поездке действующего боевика к знакомым офицерам в бригаду беларуского спецназа выглядело странно. Тем более в батальоне «Спарта» служили как минимум двое беларусов из той же «пятерки» — Сергей Савич (Белый) и Дмитрий Макаревич. Интересно, что в феврале 2015 года Белый в интервью одному из сепаратистских телеканалов заявил: до недавнего времени из 5-й бригады беларуского спецназа их в «Спарте» было двое, но «теперь 8 ребят подъехало и еще подъедет 23». Впрочем, тут Савич вполне мог солгать от излишнего вдохновения — иных свидетельств присутствия в «Спарте» такого количества беларусов (и тем более из Марьиной Горки) все же нет. Сам Шелехов утверждал, что «Спарте» воевало только 5 граждан Беларуси, ту же цифру называли и другие представители батальона. Майор также отрицал, что имеет отношение к отправке добровольцев в НВФ сепаратистов — мол, в этом и необходимости-то особой нет. «Все спокойно ездят через Ростов. Особого ума не надо, чтобы туда самостоятельно доехать», — говорил он.

Шелехов намеренно разбавлял редкие содержательные заявления морем пустой пропагандистской риторики. Однако, будучи кадровым офицером, он все равно не заставил себя повторить тезис о том, что на Донбассе против Украины воюют «шахтеры и трактористы». «Без России Донбасс сдали бы уже давно, — признавался он. — Никакое ополчение не смогло бы противостоять армии. А на шахтерах не сделаешь армию — нужны спецы, рангом не ниже полковника. Поэтому в батальоне местных — процента три».

25 августа 2015 года Шелехов получил тяжелую контузию под Горловкой, после чего долго лечился. Беларусь боевик посещал регулярно, причем ни от кого здесь не скрывался и проблем со спецслужбами не имел. Шелехов даже получил новые документы — 9 февраля 2016 года ему выдало паспорт УВД Минской области.

В первый раз мы с Николаем Шелеховым беседовали во дворике рядом с офисом Партизанской районной организации Беларуского союза ветеранов войны в Афганистане (БСВВА). Выбор места был не случаен. Глава Партизанской организации афганцев Александр Осипов — майор в отставке и ветеран военной разведки — друг Шелехова. Шелехов с огромным уважением отзывался о своем старшем товарище, был частым гостем в его офисе, да к тому же по официальной доверенности представлял интересы Осипова при продвижении художественного романа последнего. Шелехов рассказывал, что он якобы пытался добиться от Захарченко публикации книги Осипова в Донецке. Водил дружбу Шелехов и с лидером «Русского национального единства» (РНЕ) Александром Баркашовым. Однако сам идеологию РНЕ не разделял — признавал, что это откровенно фашистское движение.

Дружеские связи майора «Спарты» здесь упоминаются не случайно. Отряды РНЕ принимали активное участие в войне против Украины, а Александр Баркашов лично курировал отправку боевиков на Донбасс. В мае 2014-го РНЕ обратилось к беларусам с призывом записываться в добровольческие отряды, на улицах беларуских городов были замечены пропагандистские листовки баркашовцев. Бывший РНЕшник Сергей Коротких, воевавший на Донбассе в составе добровольческого батальона «Азов», утверждал, что лидер беларуского филиала РНЕ Андрей Сакович лично пытался заниматься вербовкой добровольцев в «ополчение». И хотя несколько сторонников РНЕ из Беларуси действительно позже засветились на Донбассе, более никаких признаков активности баркашовцев на беларуском направлении зафиксировано не было. Группы беларуского филиала РНЕ в соцсетях были и остаются немногочисленными, а само движение в Беларуси де-факто прекратило свою деятельность еще в 2000-х. Что касается Беларуского союза ветеранов войны в Афганистане, то они, разумеется, в поддержку «Новороссии» публично никогда не выступали и уж тем более не призывали никого записываться в «ополчение». Но при этом всегда придерживались однозначно пророссийских взглядов — достаточно сказать, что в 2014 году, в разгар путинской агрессии против Украины, союз афганцев наградил медалью «За заслуги» 1-й степени Рамзана Кадырова. При этом БСВВА — довольно влиятельная общественная структура в Беларуси, которая активно сотрудничает с госорганами и армией.

Все это позволяет утверждать, что из трех беларуских боевиков, засветившихся в открытых источниках в качестве вербовщиков, Шелехов несомненно обладал наибольшим потенциалом для подобной миссии. Будучи профессиональным военным, он имел обширную базу контактов и знакомств: от бывших и действующих силовиков и спецслужбистов до лидеров общественно-политических организаций как в Беларуси, так и в России. Вместе с тем нужно признать: прямых доказательств причастности Шелехова к вербовке боевиков на сегодняшний день не существует. В конечном итоге если Шелехов, Шеянов или Монтана и способствовали отправке на Донбасс некоторого числа беларусов, это все равно был лишь маленький ручеек в огромном потоке, сформированном соловьевско-киселевской пропагандой.

Сам Шелехов в «русский мир», «киевскую хунту» и «распятых мальчиков» всерьез, конечно, не верил. На войну он ездил просто потому, что ему это нравилось. Терминологию же российской пропаганды использовал скорее как внешнее прикрытие. «Мне здесь скучно», — с тоской признавался Шелехов. Но после паузы чеканил, как бы оправдываясь за такое откровение: «Вот когда не останется там “фашистов” — вот тогда можно с Донбасса уезжать!»

Глава 3

ОСОБЕННОСТИ ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ

В осажденном Луганске обстановка по-прежнему критическая. Город находится в полной блокаде, при этом вооруженные столкновения и обстрелы со стороны украинских военных не прекращаются. Бомбежки из тяжелой техники нередко приводят к жертвам среди мирного населения и разрушениям жилых домов. 13 августа силовики открыли огонь по восточной части Луганска. Эта атака, по словам горожан, унесла жизни нескольких человек.

Из сообщения российского телеканала НТВ



По данным волонтерской группы «Донбасс-SOS», в Луганске 13 августа 2014 года в 13:05 на перекрестке улиц Буденного и Карпинского (район «МакДональдса») взорвались четыре мины. Погибли 8 человек. Кроме этого, в этот день под обстрел попали дома № 6, 32, 13, 15 и магазин «Гном» в доме № 33 в квартале Ватутина.

«Боевики обстреливают жилые кварталы, чтобы спровоцировать жителей на агрессивное отношение к украинским войскам. В ближайшее время город будет освобожден от террористов и обстрелы закончатся», — заявил спикер информационно-аналитического центра СНБО Украины Андрей Лысенко на брифинге.

Цитата по РБК-Украина



«Это было лето 2014 года. Просто на наших глазах из “зеленки” идут два минометных выстрела, — вспоминает 43-летний прапорщик Сергей Бондарь, тогда — командир разведвзвода батальона ЛНР “Заря”. — Я со своей группой как раз был рядом, и мы стали прочесывать “зеленку”. Двое минометчиков выходят на нас. Они бежать — мы стреляем со всех стволов. Тут мне звонит лично Игорь Плотницкий[20], он тогда был министром обороны. Спрашивает:

— Вы теперь где?

Говорю:

— Накрываем минометчиков в “зеленке”.

А он приказывает:

— Срочно уходите, срочно на базу!

Я говорю:

— Да вы чего? Мы вот-вот их возьмем!

А он кричит:

— Это приказ, возвращайтесь! Что, не слышишь?..

Мы снимаемся. Приезжаем на базу, Плотницкий строит наш взвод и начинает орать:

— На черта мне такой командир, сдать оружие!

Я отдаю пистолет, автомат… Я вообще не понимаю, в чем дело, взвод тоже ничего не понимает».

Мы беседуем с Сергеем Бондарем в конце ноября 2016 года в кафетерии на автовокзале в Бобруйске[21]. Боевик ЛНР приехал в Беларусь в отпуск и перед возвращением на Донбасс, согласился дать мне интервью. Поначалу он проявляет подозрительность: долго не подходит ко мне на автовокзале, делая вид, что пришел сюда по своим делам. Когда я достаю диктофон, уточняет: а это обязательно? Впоследствии признается с усмешкой: без обид, мол, думал сначала, что ты от КГБ, провокация какая-то. Однако совсем скоро Бондарь проникается ко мне доверием: показывает свое ЛНРовское удостоверение, медаль «За освобождение Донбасса» и откровенничает. В частности — рассказывает как летом 2014-го боевики по приказу Игоря Плотницкого обстреливали Луганск.

«Уже до того было подозрение, что минометчики — это люди Плотницкого. Все это было нужно, чтобы посеять панику, — говорит Бондарь. — Минометчики — все бывшие милиционеры из Луганска. Их специально обучали минометному делу, а город они знали как свои пять пальцев. Перемещались на “скорой”, на водовозке, на чем угодно. К нам бабка как-то приходила и рассказывала: они просто возле пожарной части стреляют два раза из миномета и уходят».

После случая в «зеленке» Бондарь перешел в так называемую группу быстрого реагирования (ГБР) «Бэтмен», которую возглавлял бывший украинский милиционер Александр Беднов (позывной «Бэтмен»). Там боевик еще раз убедился, что к обстрелам Луганска имеют отношение главари ЛНР.



Однажды я взял одного корректировщика лично. Мы его забрали, закинули «на подвал», я составил рапорт. Через три дня мне говорят, что приехали люди Плотницкого и его забрали, он уже гуляет по Луганску. Я рассказываю Беднову, а тот только рукой махнул.

То есть бойцы знали, что происходит. И что они делали?

Да ничего. А что ты сделаешь Плотницкому? До Плотницкого так никто и не добрался.



Сергей Бондарь — типичный «человек войны». Значительную часть своей взрослой жизни он провел с оружием в руках. Война была главным событием в его биографии. Вкрапления гражданской жизни выглядели блекло и служили лишь связкой между одним вооруженным конфликтом и другим.

В 1991–1993 годах Бондарь — «срочник» в спецназе в Марьиной Горке. После демобилизации полтора года работает в бобруйской милиции, в патрульно-постовой службе. Потом наступает безвременье: он перебивается случайными заработками, никак не может найти себе занятие. Об этом периоде жизни Бондарь старается не упоминать — да и нечего. Но в 1999 году происходит событие, которое во многом определит его будущее: в России к власти приходит Владимир Путин. Начинается Вторая чеченская кампания. Приятель Бондаря из России предлагает ему поехать на войну. Так он попадает в российскую армию. «Ну, по сути, это, конечно, наемничество», — признается беларус.

Отношение к личному составу в армии было чудовищное, «людей вообще не берегли». Поэтому, провоевав несколько месяцев в обычных подразделениях, Бондарь, по его словам, «пошел под ГРУ». Позже с ГРУшниками служил и в Дагестане — в 2011–2013 годах он принимал участие в боевых операциях против местного подполья. «Бегал по горам, ваххабитов ловил два года. За Россию. Осенью 2013-го вернулся — тогда как раз Майдан начинался», — вспоминает он.

В то время Бондарь устроился на работу в службу безопасности московской сети супермаркетов, зарабатывал больше тысячи долларов. Там он проработал лишь четыре месяца. «Когда началось в Украине, я все время смотрел новости по телевизору. Жена походила-поглядела. “Ну что, — спрашивает, — опять намылился на войну? Я тебя два года из Дагестана ждала, больше ждать не буду. — Но в итоге, — ладно, — говорит, — езжай”», — вспоминает Сергей.

Изначально у Бондаря была возможность поехать на Донбасс «по линии ГРУ». Предлагали, утверждает, большие деньги. «Но я не хотел связываться с “конторой”. Они ж если что такое — бросят, откажутся. Мол, не наш, не знаем ничего», — объясняет боевик. Бондарь не пояснил, почему, пройдя с ГРУшниками Чечню и Дагестан, он вдруг решил не связываться с «конторой» в Украине. Но здесь ответ на поверхности: в отличие от Северного Кавказа, теперь речь шла об операции за рубежом.

В итоге в июне 2014 года он отправился в Луганск в одиночку. Причем выбрал оригинальный маршрут: если большинство боевиков «заходили» через Изварино, Бондарь двинулся автостопом через всю Украину — Бачевск, Полтава, Харьков, Троицкое, Северодонецк. По легенде, Сергей был дальнобойщиком, у которого в Луганске осталась разбитая машина и он теперь ехал ее забирать. Правда, настоящий дальнобойщик, которого он тормознет под Полтавой, Сергею сразу не поверит. Услышав, что Бондарь едет в Луганск, он сделает вид, что ему нужно поворачивать в другую сторону и высадит разведчика ночью посреди чистого поля. «Говорил по-украински. Я сразу понял — бандеровец», — воспроизводит штамп российской пропаганды Бондарь.

Зато для всех остальных, кого по пути встречал Бондарь, легенда казалась вполне убедительной. Будущему боевику ЛНР поверили и пограничники на КПП «Бачевск», и добровольцы, что стояли на блокпостах перед Северодонецком. «Подобрал меня по дороге таксист из Северодонецка. На последнем посту останавливают нас “нацики” в балаклавах. Взяли паспорт. “Что, — говорят, — со стороны России заезжал?” — “Да, мол, дальнобойщик я, в Луганск за машиной еду”. Заставили открыть сумку. Там тельняшка. “Это что?” — спрашивают. “Да просто майка, я-то и в армии никогда не служил!” Отпустили все-таки. И только когда мы прошли блокпосты ополченцев, я признался таксисту, что еду воевать. “Блядь, — говорит, — молодец!” Денег не взял, сам снял квартиру мне в Северодонецке, даже женщину привел. На следующее утро заехал, забрал, отвез на вокзал. Оттуда — в Луганск».

В Луганске Бондаря сразу определят в батальон «Заря», дадут командовать разведвзводом. Разведвзвод он получит и в ГБР «Бэтмен». «Сначала, — утверждает Сергей, — не платили совершенно — выдавали лишь паек и сигареты. Потом стали платить по 400 долларов». Фиксированные зарплаты в ЛНР и ДНР введут только в 2015 году, уже после Дебальцева, когда НВФ сепаратистов приобретут очертания регулярной армии. Рядовой будет зарабатывать 15 тысяч российских рублей, сержант — 19,5 тысячи, командир взвода (т. е. в том числе сам Бондарь) — 25 тысяч, комбат — 60 тысяч.

1 января 2015 года Александра Беднова и шестерых охранников убили на Лутугинском повороте на выезде из Луганска. В том, что причиной ликвидации стали разборки Беднова с Плотницким, Бондарь не сомневается. «Плотницкий тогда уже главой ЛНР был. Он знал, что этот человек сильнее его, видел в нем соперника. И вот 1 января Беднова срочно вызывают в штаб. Они час с Плотницким пообщались о чем-то, и Бэтмен поехал на Красный Луч. На перекрестке под Лутугино их ждала засада — со “шмелей”[22] две машины сожгли полностью. Один только человек не сгорел (взрывной волной выбросило из машины), но его добили из пистолета. Работали ЧВКашники, “вагнеровцы”[23]. Мы тогда на них такие злые были. Не дай бог нам бы попался хоть один вагнеровец — живым бы наверняка не ушел», — вспоминает он. Впрочем, про расправу над вагнеровцами беларуский боевик добавляет скорее для красного словца. Вряд ли бедновцы рискнули бы устроить самосуд над ЧВКашниками, учитывая, что те, по словам самого же Бондаря, находились «под конторой».

После ликвидации Беднова ряд боевиков арестовали, обвинив в похищениях, пытках и убийствах. Базу «Бэтмена» взяли в кольцо и несколько суток держали в осаде. Новым полевым командиром формирования стал соратник Бэтмена с позывным «Камаз». Но, как признается Бондарь, руководить подразделением он был не способен. Боевики стали разбегаться, а после Дебальцева ГБР Бэтмена фактически перестала существовать.

Согласно сведениям «генпрокуратуры ЛНР», подвал Бэтмена — то есть место, где держали и пытали похищенных — делился на 5 камер. В камере № 1 содержались боевики ГБР Бэтмена, нарушившие дисциплину. В камере № 2 сидели те, кого Беднов приговорил к смерти, — никто живым из нее не вышел. Камера № 3 — «камера пожизненного заключения». Камера № 4 была предназначена для женщин. Плюс существовала камера пыток, оборудованная стендом с инструментами — молотки, нож, кастет, труба и т. д. Наличие подобного подвала Бондарь не отрицает. Однако от официальной версии главарей ЛНР, по которой разгром «Бэтмена» был связан исключительно с участием бедновцев в убийствах, похищениях и грабежах, беларуский боевик отмахивается.

Мол, масштабы преступлений были преувеличены, да и не только ведь ГБР «Бэтмен» таким отметился.

«В 2014 году было очень много самостоятельных подразделений, — вспоминает Бондарь. — Ну вот, к примеру, хочешь ты создать подразделение — берешь и создаешь. Захотелось тебе — пошел “отжимать” квартиры, машины, деньги. Да и у Бэтмена были такие случаи. В семье не без урода, как говорится. Но все было не так, как потом расписали… Да, Бэтмен жил в домике бывшей прокурорши Луганска[24]. Да, подвал был. Была камера смертников. Этого скрывать не стану. Но кто там сидел? Корректировщики, “укропы” — ну, те, которые действительно вредили. Или вот одного бизнесмена, который именно поддерживал диверсантов, держали в подвале. Пацаны рассказывали: сделали обыск в его квартире, все деньги забрали на подразделение. Было такое. А чтобы отжималось, пыталось — это все ерунда».

Характерно, что Сергей Бондарь отправку «укропов» в камеру смертников отклонением от нормы не считает. Точно так же он не считает преступлением открытый грабеж бизнесмена, который якобы «поддерживал диверсантов». Учитывая, что Бондарь так и не пояснил, в чем эта «поддержка» заключалась, можно смело предположить: боевики назначили этого несчастного предпринимателя помощником диверсантов — возможно, он просто был против новой власти. Перенесение же в разряд «укропов» автоматически дегуманизирует жертву — в глазах Бондаря и его соратников на них не распространяются общечеловеческие моральные нормы. Именно поэтому Бондарь столь странно противоречит сам себе: мол, деньги забирали, но ничего не «отжималось», подвал был, но никого не пытали и т. д.

Друг Бондаря и его сослуживец по ГБР «Бэтмен», 40-летний беларус из Гродно Игорь Каток (позывной «Василек») смотрит на ситуацию без подобных противоречий и приуменьшить «заслуги» Александра Беднова не пытается. Говорит прямо: преступлений он совершил достаточно. «Много он (Бэтмен) плохих дел наделал, много чего “поотжимали”. Как-то “отжали” дом у одной семьи — муж, жена и дочка. А у Бэтмена был начальник контрразведки — Саид. Мужа они в подвале “зачистили” (убили). А жену и дочку Беднов сказал вывезти и “обнулить” (расстрелять). А Саид человек чести — он их отпустил[25]. А они приехали в Киев, выложили видео в интернет, все рассказали. После этого Саида Беднов чуть не грохнул», — рассказывает Каток[26].

Впрочем, с тем, что к ликвидации Александра Беднова привели не его преступления, а нежелание подчиняться руководству сепаратистов, Каток тоже не спорит. По его словам, Плотницкий — человек без всякой идеи, здорово нажившийся на войне.

Видимо, те, кто «отжимал» без санкции Александра Беднова, мог нарваться на серьезные неприятности. Бондарь рассказывает: в 2014 году взвод боевиков начал грабить дачи около Луганского аэропорта. Забрали деньги и драгоценности, бросили свои позиции и поехали в Россию. Но не доехали. «На границе их наши перехватили: кого-то сразу расстреляли, а кого-то оставили служить. Ну, конечно, после того, как они в подвале посидели», — рассказывает Сергей.

Вообще о боевых качествах большинства местных «ополченцев» Сергей Бондарь невысокого мнения. Признает, что в подразделениях ЛНР уроженцев Донбасса — меньшинство, особенно по состоянию на 2014 год. Причем нередко это люди с криминальным прошлым и наркоманы.



А что с судимого взять? Вот у меня в взводе был русский — человек 20 лет отсидел. Он говорит: «Я пришел отстаивать эту землю, а то, что было раньше — это было раньше. Да, — говорит, — я бомж в России. Мне некуда деваться. Но я сюда пришел воевать»[27]. Кстати, отличный снайпер был. А потом сильно запил, и его выгнали из подразделения. В Россию уехал.

А что за люди обычно ехали воевать в «ополчение» из России?

В большинстве случаев — бывшие военные. Или Чечню прошли, или хотя бы просто срочную службу. Были и такие, кто от полиции прятался. Он тут служит — а в России он в розыске. За одним, помню, ФСБэшники приехали — просто на позиции приехали, закрутили руки и увезли. Убийство на нем висело.



Про присутствие российской армии на Донбассе Сергей Бондарь под запись говорить отказывается. Мол, не было и нет. Но с выключенным диктофоном рассказывает уже откровенно: «Кто помог отстоять Луганск в 2014-м? Российская армия. Зашли “Грады”, “Смерчи”, даже “Точки-У”[28]… Они даже не знали, что границу пересекли — им сказали, что они едут на учения. Так вот они зашли, отстрелялись — аэропорт, Новосветловка… Отстрелялись, надо сказать, на пять. Там вообще ничего не осталось». Были на Донбассе, признается Бондарь, и псковские десантники, и штатные подразделения ГРУ.

«Теперь же (осенью 2016 года. — И. И.) российской армии как таковой на Донбассе нет, — продолжает Бондарь. — Правда, есть так называемые “командировочные” — кадровые российские офицеры, которых временно отправляют в ЛНР и ДНР в качестве советников и командиров»[29].



Да, теперь уже русские тут не топчут, российская армия теперь в Сирии работает, — говорит боевик Игорь Каток, который, в отличие от своего сослуживца Бондаря, готов был беседовать на эту тему под диктофон.

Это верно, что наиболее масштабное участие российской армии в войне на Донбассе было во время Иловайска и Дебальцева?

Да. Скажу, что в 2014 году тут в Луганске были томичи, 76-я псковская, североморские морпехи и еще кто-то — уже точно не помню[30]. Это именно у нас в Луганске.

А что российские солдаты сами говорят? Они лично хотели ехать на Донбасс?

Ну как, хотели… Им сказали «фас» — и они пошли. Исполняли приказ просто. Так же, как в Сирии теперь. Никто не говорит об этом, но месяца два назад, уже после того, как Су-24 турки сбили, два борта пришло в Жуковское и Раменское с ЧВКашниками — все «двухсотые». Российские же ЧВКашники теперь тоже в Сирии работают. Хотя русские, конечно, продолжают нам помогать.



Биографии Игоря Катка и Сергея Бондаря удивительно похожи. Как и Бондарь, Игорь прошел срочную службу в беларуской армии, в 1995–1997 годах служил в 113-м разведывательном батальоне 11-й гвардейской отдельной механизированной бригады под Слонимом. А когда началась Вторая чеченская кампания, записался в российскую армию и тоже «пошел под ГРУ»: воевал в Чечне в составе 22-й бригады спецназа ГРУ Генштаба ВС РФ до конца апреля 2000 года[31]. В это время, утверждает, познакомился с тем самым Вагнером — командиром «ЧВК Вагнера» Дмитрием Уткиным.

Потом гродненец работал в охране — то в Беларуси, то в России. А затем наступил 2014 год. На Донбасс Игорь Каток приехал в один месяц с Бондарем (в июне) и оба оказались вскоре в одном и том же подразделении — ГБР «Бэтмен». Служили в разведке.

Мотивы своей поездки на Донбасс Игорь Каток описывает в духе российской пропаганды: «чтобы сражаться против нацистов», потому что «следующей страной могла бы стать Беларусь». Утверждает, что поехал самостоятельно, как «обычный ополченец». Правда, однажды в разговоре Каток обмолвился: в октябре 2014 года он был в Молькино и видел спецгруппы, которые занимаются ликвидацией полевых командиров на Донбассе — «те, кто “зачищает”, даже в столовую ходили в балаклавах». Молькино — это поселок под Краснодаром, где размещается 10-я бригада краснодарского спецназа ГРУ и тренировочная база «ЧВК Вагнера». То, что «обычный ополченец» вдруг в октябре 2014-го там оказался, наводит на мысль, что свои ГРУшные связи Игорь Каток, как минимум, не оборвал. Возможно, и на Донбасс он поехал не совсем самостоятельно.

Счет убитым на войне Каток не вел, даже приблизительные цифры в интервью называть отказался — мол, такими вещами не принято бравировать. «Я не снайпер, я разведчик. Я всегда, когда с боевых приходил, ходил в церковь и молился, когда от моей руки кто-то погибал. Это ведь чьи-то сыновья, мужья», — говорит он.

А вот Сергей Бондарь не упоминает о какой-либо рефлексии:



Когда меня КГБ допрашивал, меня спросили: участвовал ли я в контактном бою, убивал ли. Я вообще в осадок выпал. Смотрю на него и думаю: «Ну ты что, дурак? Я же командир разведвзвода».

А вы можете сказать, сколько украинцев вы убили на войне?

Да не считал я. Откуда мне знать, сколько я убил? Это снайпер может точно сказать: один выстрел — один труп. А из автоматной очереди можно сразу пятерых положить. Идет бой — ты стреляешь.

x x x

Разговор с Игорем Катком состоялся по телефону, когда сам он находился в квартире своей супруги в Луганске (и Каток, и Бондарь нашли себе на Донбассе новых жен). В конце беседы он настолько проникся ко мне доверием, что передал трубку теще Галине Ивановне, чтобы та рассказала о настроениях среди местных. «Мирным жителям уже надоело находиться в такой блокаде. Нас же не выпускают никуда. Мы не можем выехать на территорию Украины. Блокпост перед Пасхой открыли на сутки, и все. Все возмущаются, а что толку?.. Многие теперь (разговор состоялся в мае 2016 года. — И. И.) вернулись из тех, кто убежал, когда начались обстрелы. Мы не убегали, мы всегда были тут, в подвале два месяца сидели и Богу молились. Все всем надоело, уже хочется, чтобы все это закончилось, чтобы мы могли жить нормальной мирной жизнью. Чтобы работа была (потому что мы теперь не работаем). Всем хочется скорее мира. Потому что видим, что происходит безобразие — то там обстрелы, то там. А мы сидим в ожидании чуда», — призналась Галина Ивановна.

Понимала ли эта женщина прямую взаимосвязь между нынешним положением жителей Донбасса и присутствием там людей вроде ее зятя? Вряд ли. Хотя некоторые, разумеется, понимали. Даже Бондарь утверждает: несмотря ни на что, на подконтрольных ДНР и ЛНР территориях остаются люди, желающие восстановления украинской власти.

«Люди войны», подобные Бондарю или Катку, самый богатый материал для интервью. Они, как правило, наиболее откровенны и меньше других занимаются самообманом. Однако, как показала практика, уровень инфантильности таких людей, их неспособность выстраивать причинно-следственные связи — как у 20-летних наивных «ополченцев» с начисто промытыми российской пропагандой мозгами. Эффект от публикации интервью Бондаря и Катка искренне удивил. Два бывших ГРУшника всерьез полагали, что можно выболтать едва знакомому журналисту тайны ДНР и ЛНР без всяких последствий, да еще оказаться в публикациях не боевиками НВФ, а бесстрашными борцами с «украинским фашизмом».

Спустя четыре дня после выхода интервью с Сергеем Бондарем он позвонил мне и с обидой в голосе поинтересовался: зачем я все это «выложил в интернет»? Почему назвал его боевиком? Зачем написал про обстрелы Луганска? Не дослушав моих объяснений, бросил трубку. На мои последующие звонки отвечать уже не стал.

По данным группы «Информационное сопротивление», признания Сергея Бондаря насчет обстрелов Луганска имели большой резонанс в ЛНР. После этого бойцам 2-го Армейского корпуса ЛНР категорически запретили контактировать с журналистами без специального разрешения. А Игорю Плотницкому руководство МГБ ЛНР предложило на выбор: сфабриковать доказательства либо психического заболевания Бондаря, либо его «работы на СБУ».

Интервью Бондаря было опубликовано 29 ноября 2016 года. Спустя девять дней его слова косвенно подтвердил экс-главарь ЛНР Валерий Болотов[32] в беседе с корреспондентом «Росбалта». Его интервью от 8 декабря было практически полностью посвящено резкой критике в адрес Игоря Плотницкого.



Известно, что Игорь Плотницкий командовал батальоном «Заря», в Луганске ходят слухи, что именно этот батальон устраивал провокации и обстреливал Луганск летом 2014-го. Это так?

Да. И не только «Заря». Сюда было заслано много людей, которые должны были совершать диверсии и разлагать дисциплину. А в «Заре» оказался самый большой процент этих «диверсантов». Я в свое время отдал приказ Плотницкому собрать батальон для защиты правопорядка в городе, участия в боевых действиях и защиты границ ЛНР. Однако, как оказалось, батальон «работал» для другого.



Валерий Болотов скончался при загадочных обстоятельствах менее чем через два месяца после этого интервью — 27 января 2017 года. Критик и оппонент Плотницкого, которому прочили возвращение на пост главаря ЛНР, внезапно умер из-за острой сердечной недостаточности. Однако близкие и соратники Болотова убеждены: его убили, и в этом убийстве был заинтересован именно Плотницкий. 46-летнему Болотову резко стало плохо после того, как он выпил чашку кофе (который непривычно горчил) на деловой встрече с бывшими соратниками по ЛНР. Супруга бывшего «народного губернатора» уверена, что ее мужа отравили как раз на той встрече.

Учитывая нравы ЛНР, Сергея Бондаря вполне могли убить после таких откровений. Но этого не случилось. По неподтвержденным данным, Бондарь в свой 11-й батальон под руководством Чечена уже не вернулся, осел где-то в России. Осенью 2017 года жил в Москве и Игорь Каток.

Что касается скандального признания Бондаря об обстрелах Луганска боевиками «Зари», то ровно через год, в ноябре 2017 года, МГБ ЛНР опубликовало на своем ютуб-канале показания «ополченца» Виталия Воротилина. Тот рассказывал удивительные вещи. Оказывается, Луганск действительно обстреливали бойцы батальона «Заря» — в частности, люди с позывными «Крик», «Наемник», «Тринадцатый», «Зеленый». Но только работали они якобы на СБУ и являлись диверсантами. «Это все происходило с ведома командования, сами они ничего не могли сделать… У меня сложилась убежденность, что батальон “Заря” являлся кузницей диверсантов, которые непосредственно работали на спецслужбы Украины», — заявлял Воротилин.

Видео было опубликовано МГБ ЛНР 24 ноября 2017 года. В этот же день произошел переворот в группировке ЛНР — Игорь Плотницкий был смещен. Его место занял Леонид Пасечник, «министр госбезопасности». В феврале 2018 года российские СМИ сообщали, что Плотницкий был арестован на территории РФ по подозрению в работе на СБУ. Позже СМИ уточнили: экс-главарь ЛНР не арестован, а просто находится под надзором ФСБ. Как бы то ни было, история с обстрелами Луганска очень пригодилась боевикам и кремлевским спецслужбам на очередном этапе внутривидовой борьбы в ЛНР. Правда, широкой огласки все же не получила — она слишком уж противоречила той мифологии войны на Донбассе, которую создали российские пропагандисты.

Глава 4

ПСИХОЛОГИЯ БОЕВИКА

Две самопровозглашенные республики, так называемые Донецкая и Луганская — это две террористические организации, которые имеют четкую иерархию, финансирование, каналы поставки оружия. Созданы для нападения на людей, запугивания, совершения диверсий и терактов, избиения и убийства наших граждан.

Из заявления первого заместителя Генерального прокурора Украины Николая Голомши от 16 мая 2014 года



«Хорошо организованные и вооруженные» сепаратисты на востоке Украины виновны в «целенаправленных убийствах, пытках, избиениях, похищениях, запугивании» людей, говорится в новом докладе, подготовленном Верховным комиссаром ООН по правам человека Нави Пиллай. Представляя 37-страничный доклад в пятницу, 16 мая, в Киеве, Пиллай отметила «вызывающее тревогу обострение» ситуации с правами человека в восточных регионах Украины.

Из материала DW от 16 мая 2014года



Туда люди едут кто за приключениями, кто за боевым опытом… У каждого свои причины. Конечно, какая-то неустроенность по большей части у этих людей. Как в ИГИЛ, почему туда едут люди? Думают, что они будут там нужны, будут востребованы. Здесь то же самое. Когда попадаешь туда, буквально с первых минут понимаешь, что это не воинское подразделение — это банда самая настоящая.

Из интервью «Радио Свобода» российского предпринимателя Бондо Доровских, воевавшего на востоке Украины в составе НВФ «Призрак» с июля по декабрь 2014 года[33].



В обществе есть два полярных взгляда на беларусов, воюющих за «русский мир» на Донбассе. Одни уверены, что речь идет о защитниках местного населения от «фашистов-бандеровцев». Другие убеждены: беларусы-боевики воюют из-за денег, исключительно ради личной наживы. На самом деле обе крайности далеки от реального положения дел.

Заработать на Донбассе при всем желании не так просто. Если боевик не попал в «ЧВК», то поначалу стабильного заработка в ДНР и ЛНР у него в принципе быть не могло. Все наши собеседники однозначно утверждают: в 2014-м — начале 2015 года в большинстве местных подразделений либо не платили вообще ничего (выдавали только питание и сигареты), либо производились лишь небольшие бессистемные выплаты. Фиксированная оплата появилась только ко второй половине 2015 года. Рядовые стали получать 15 тысяч российских рублей, сержанты — 19,5 тысячи, командир взвода — 25, комбаты — 60 тысяч.

Цифры не самые впечатляющие. Среднегодовой валютный курс Центробанка РФ в 2016-м — 66,8 рубля за 1 доллар. То есть зарплата командира батальона в ДНР и ЛНР — около 900 долларов, а рядового — около 225. Следует помнить, что мы говорим о людях, приехавших не из самой бедной страны мира. Средняя зарплата в Беларуси в 2016 году составляла от 655 до 800 беларуских рублей (310–410 долларов). Да, покупательная способность денег в ДНР и ЛНР и в Беларуси разная. К тому же большинство беларусов-боевиков родом из провинции, и среднюю зарплату по стране там никто в глаза не видел. Однако в любом случае речь не идет о цифрах, из-за которых есть смысл рискнуть жизнью. На обычной стройке в России заработать можно больше и без всякого экстрима[34].

Так зачем же они едут в чужую страну убивать и умирать? Ответ на этот вопрос лежит в плоскости социальной психологии. Абсолютное большинство беларусов, которые оказались в рядах ДНР и ЛНР, поехали туда не ради наживы и не по идейным соображениям, а за социальным статусом. Война на Донбассе дает им возможность обменять статус люмпена, маргинала или просто лузера на статус «героя Новороссии» и «борца с украинским фашизмом». А это очень привлекательный обмен, даже если он происходит исключительно в их головах.

При этом слова «маргинал» или «люмпен» здесь следует воспринимать без эмоциональной окраски, а исключительно как термин из области социологии. Т. е. «люмпен» в данном случае не есть синоним таких слов, как «подонок», «садист» или «маньяк». Набор нравственных качеств среднего беларуского бойца «Новороссии» мало отличается от набора нравственных качеств среднего беларуса в принципе. Просто в иерархии беларуского общества они находятся в самом низу. У них нет постоянной работы и определенной профессии, чаще всего нет семьи и планов на будущее. Их сознание заполнено эклектическим сочетанием штампов российской пропаганды, наследия советского коллективизма и традиционалистских стереотипов. В современном обществе (даже с поправкой на консервативные беларуские реалии) они чувствуют себя неуютно и не видят в нем будущего. Поездка на Донбасс позволяет этим людям мгновенно избавиться от подобного дискомфорта и оказаться на самом верху социальной пирамиды. В обществе ДНР и ЛНР они являются элитой. Героями. Самыми уважаемыми и нужными гражданами. Самыми обеспеченными людьми, наконец: пускай рядовой сепаратист получает только 15 тысяч, но ведь многие местные живут в полной нищете, а то и вовсе голодают.

Вероятней всего, этот принцип актуален не только для беларусов, но и вообще для всех, кто взял в руки оружие, чтобы «защитить народ Донбасса». Биографии двух наиболее раскрученных полевых командиров ДНР — Гиви и Моторолы — яркая иллюстрация такого положения вещей. Один, гражданин Украины, работал до войны охранником в супермаркете, другой, гражданин РФ, был автомойщиком в Ростове. Война на Донбассе позволила им стать звездами российского телевидения, обвешаться орденами и медалями, увидеть свое изображение на почтовых марках и обложках книг. То есть люди, которые в мирной жизни не имели ни единого шанса подняться в социальной иерархии выше охранника и автомойщика так или иначе вошли в историю. Крутой маршрут пьянил: получив возможность распоряжаться человеческими жизнями, они превратились в кровожадных тиранов, упивающихся своим правом казнить и миловать. Гиви устраивал целое телешоу из издевательств над пленными украинскими «киборгами», а Моторола козырял своей безнаказанностью перед журналистом Kyiv Post: «Мне похуй, в чем меня обвиняют. Я 15 пленных расстрелял… Хочу убиваю, хочу — нет». О жестокости полевых командиров, воспетых российским телевидением, ходили легенды даже среди самих «ополченцев». «Гиви был достаточно кровожадный человек, — рассказывает боевик Павел Ш. — За год, что мой друг у него служил, Гиви только из своего батальона насмерть забил четырех человек. У него были свои ебнутые правила, и иногда его сильно клинило. Вообще считалось что все девушки в батальоне — его. Поэтому, если ты хочешь с кем-то встречаться, то должен спрашивать разрешения у Гиви. Однажды на каком-то вечере парнишка просто улыбнулся девчонке — так Гиви подошел и четыре ребра ему сломал. Или был случай, когда парень из БТРа выходил, уронил рацию армейскую — так Гиви его бил до потери сознания, тот потом полгода в больнице лежал. У них пословица в “Сомали” была: кто лично от Гиви пиздюлей не получал, тот в “Сомали” не служил». Впрочем, законы донбасской социальной пирамиды неумолимы: падают с вершины здесь столь же стремительно, как и возносятся на нее. 16 октября 2016 года убили Моторолу, 8 февраля 2017 года — Гиви. И убили, по общему убеждению, свои же.

В рамках подобной психологии социального лифта можно выделить, как минимум, три типажа боевиков.

1. «Романтик». Хрестоматийный образ представителя этого типажа — парень из провинции, который сразу после школы отслужил срочную службу в беларуской армии, а на гражданке не успел обзавестись ни семьей, ни постоянной работой. Это человек невысокого интеллектуального уровня, предельно наивный и инфантильный. Мировоззрение таких людей сформировано российским телевидением, и киселевско-соловьевскую пропаганду они воспринимают буквально. Беларуский десантник Белый из ОРБ «Спарта», поехавший на войну под впечатлением от сюжета про «распятого мальчика» — классика жанра.

Для «романтика» война на Донбассе — это война добра («русского мира») против зла («украинских фашистов»). Этот абсолют он тщательно оберегает, чтобы оправдывать свои действия в собственных глазах. Чаще всего они даже сами себе не хотят признаваться, что реальность расходится с тем мифом, который был создан пропагандой и их воображением.

2. «Беглец». Его жизнь в той или иной степени потерпела катастрофу, зашла в тупик. Война для него — единственный видимый шанс сделать полную перезагрузку, начать все с чистого листа. Это побег из беспросветной реальности в героический миф. Этот миф «беглец» оберегает столь же рьяно, как и «романтик», и использует в качестве универсального самооправдания.

Нередко это люди с криминальным прошлым, имеющие мало перспектив в мирной жизни. Уголовник-рецидивист Горыныч — яркий пример подобного типажа (см. главу 13).

Однако жизненные катастрофы «беглецов» не обязательно связаны с судимостями. Это может быть и банальная личная драма. Например, Алексей Ершов решил поехать «защищать народ Донбасса» не в разгар боев и пропагандистской истерии 2014-го — начала 2015 года, а только в марте 2016-го. По признанию его знакомых, любовью к «русскому миру» Ершов проникся после того, как жена ушла к другому.

Бывают случаи и временного «побега». Например, 34-летний экс-офицер бригады спецназа внутренних войск МВД Беларуси (в/ч 3214) Алексей Берговин тоже решил повоевать за «Новороссию» после ссоры с бывшей женой осенью 2014 года. «Оказалось, что она просто забрала вещи, двух сыновей и умотала в Мозырь к родителям. Думаю объяснять, что я чувствовал, излишне. Тогда я уже практически созрел, и понял, что поеду на войну», — рассказывает он. Но при этом сжигать мосты Берговин не стал. Поскольку бывший спецназовец параллельно получал третье высшее образование в БГСХА в городе Горки, он дождался сдачи ближайшей сессии и только после этого, в марте 2015 года, поехал воевать за «русский мир». При этом вернуться планировал — к следующей сессии, в октябре. Так в итоге и вышло[35]. «Да, иронично, — признает Берговин. — Как в песне получилось: “Хотела повеситься, но экзамены, сессия”. Но на самом деле был трезвый расчет на разные варианты развития событий. Решил, что полгода будет достаточно, чтобы на свой шкуре понять, что там происходит, отдать долг людям, фашистам и Родине».

Впрочем, Берговин имеет признаки и еще одного типажа боевиков — «человека войны». Позже он еще отправится в рядах «ЧВК Вагнера» в Судан — видимо, Берговин и в Африке планировал отдать какой-то долг «фашистам и Родине».

3. «Человек войны». Это человек с опытом участия в боевых действиях (обычно речь идет о чеченском конфликте) либо просто кадровый силовик. Война и военная служба — его призвание. В сущности, ничего больше он делать не умеет. На гражданке ему скучно, он ощущает себя чужим и ненужным, начинает пить и потихоньку сходить с ума. На войне же его жизнь вновь приобретает смысл.

С журналистской точки зрения, интервью с подобными персонажами наиболее продуктивны. Они не станут тратить время на рассказы о преступлениях «украинских фашистов», зато откровенней других будут говорить про темные стороны «русского мира». Все дело в том, что «людям войны», в отличие от «романтиков» или «беглецов», не нужно дополнительно оправдывать себя за то, что они поехали убивать. Не нужно убеждать себя, что воюешь за «хороших» против «плохих». Для них война и военная служба — естественное состояние организма. А Россия в их сознании права априори — в силу того, что когда-то они уже воевали за эту страну, либо потому, что среди беларуских силовиков сильны пророссийские настроения. «Русский мир» им просто ближе и понятнее.

«Люди войны», конечно, наравне с другими боевиками используют штампы российской пропаганды про «фашистов», «бандеровцев» и «американский империализм». Но для них эти штампы имеют исключительно прикладное значение — они служат формальным поводом отправиться на войну. От несоответствия реального мира пропагандистской картинке они, в отличие от других, не отмахиваются — для них эти расхождения не имеют никакого значения.

«Я узнал, что Вадим поехал воевать не сразу. Он звонил мне несколько раз, и из разговора я понял, что он на Донбассе. Я не спрашивал подробности — в нашей среде не принято задавать много вопросов в таких случаях, тебя же могут слушать и свои, и чужие. Как я отнесся к этому решению Вадима? Многие из тех, кто служил, потом не нашли себя в гражданской жизни. Вот и он решил найти себя в “горячей точке”. Поэтому отнесся я к этому спокойно». Вот так сухо и откровенно комментирует свое отношение к поступку беларуского ЧВКашника Вадима Василевского его друг Алексей Шабуневич — тоже бывший силовик. Стоит отметить, что сам Шабуневич — человек вполне пророссийских взглядов. Однако объясняет решение друга он не пафосными рассуждениями о борьбе «добра» и «зла», а очевидными для военного человека особенностями профессиональной психологии. Не мог найти себя в гражданской жизни — нашел в «горячей точке». Все просто.

Зачастую все описанные типажи довольно условны, да к тому же взаимно пересекаются. «Люди войны» и «романтики» тоже в какой-то мере совершают «побег» из реальности. «Беглецы» могут быть столь же наивными и инфантильными, как и «романтики», а «романтики» со временем способны превратиться в «людей войны»[36]. Плюс для всех этих типажей одинаково важно движение по социальному лифту, которое становится возможным на войне.

Разумеется, из любого правила есть исключения. Вероятно, были и те, кто не нуждался в социальном лифте. Кроме того, мы специально не стали описывать в отдельных психологических типажах обязательных спутников любого военного конфликта — авантюристов, любителей острых ощущений и психически нездоровых людей с маниакальными наклонностями. «Горячие точки» притягивают таких персонажей, и Донбасс в этом смысле только подтверждает общее правило. Были, наконец, и просто мошенники. В 2015 году в социальных сетях и на тематических форумах «ополчения» активно распространялась информация об афере двух беларусов с позывными «Ангара» и «Таец» — боевики обвиняли их в присвоении «гуманитарки». По слухам, схема выглядела так. Ангара и Таец открыли счета в разных банках и электронных платежных системах, примкнули к группировке ДНР и стали выкладывать в интернет видеоролики с Донбасса, а также снимки с оружием и символикой «Новороссии». В своих постах они рассуждали о православии, духовности и русской земле и просили перечислять деньги на борьбу против «укро-фашистской хунты» и на некий виртуальный «Славянский легион». Их соратники по «ополчению» позднее утверждали: на войне Ангара и Таец пробыли всего несколько недель, а когда деньги на борьбу за «русский мир» начали поступать на их счета — попросились в отпуск и больше уже на Донбасс не вернулись[37]. И все же подавляющее большинство беларусов-боевиков соответствуют одному из трех описанных психологических типажей.

Следует также учитывать и более широкий культурно-исторический контекст психологии боевиков. Война на Донбассе в изображении российской пропаганды апеллирует к глубинным пластам сознания постсоветского человека — к героической мифологии Великой Отечественной войны, тоске по чувству сопричастности к великим событиям и чувству гордости за страну. «Массы шли за ним вовсе не потому, что картинами украинских равнин он разжигал безудержную империалистическую жадность нации, а потому, что они стосковались по гордому сознанию своей новой причастности к формированию истории». Эти слова немецкого историка Иоахима Феста посвящены Адольфу Гитлеру. Но вполне актуальны для Путина и его агрессии в Украине.

Фраза «деды воевали» уже давно стала интернет-мемом, однако в действительности эта историческая отсылка — важный элемент психологии «ополченцев». «Мой дед воевал против фашистов и я всегда им гордился. Теперь я поехал воевать против “фашистов”, чтобы точно так же мною гордились мои внуки», — заявил нам однажды в интервью российский боевик. И несмотря на использование пропагандистского штампа, такое признание говорит о многом. Для постсоветского человека, страдающего от комплекса социальной отчужденности и чувствующего острую потребность в принадлежности к какой-либо группе, борьба с «украинским фашизмом» (пусть и полностью выдуманным) — это возможность избавиться от ощущения собственной психосоциальной неполноценности. В этом смысле целевая аудитория путинской пропаганды ровно та же, что и у любой тоталитарной идеологии — нацизма, коммунизма или исламского терроризма. Перефразируя слова британского бойца Интербригад времен Гражданской войны в Испании Джейсона Гурни, описывающего эффект от коммунистических идей в 1930-х годах, можно сказать: подлинная гениальность путинской пропаганды заключалась в том, чтобы «предложить новый мир, где потерянные, одинокие люди могли обрести важность».

Справедливости ради добавим: не все, кто польстился на этот новый мир, нашли в нем свое место. У кого-то все же хватило критического мышления, чтобы со временем распознать разницу между пропагандистской картинкой и реальностью. Кто-то на своей шкуре ощутил чудовищность этого нового мира. Боевик-россиянин Павел Ш. признавался: «Слишком много там убили людей, которые были мне дороги, и убили их свои же. Их в ЛНР только 7 человек. Даже не хочу рассказывать… Я не хочу больше туда возвращаться, у меня появилось отвращение…»

Глава 5

ДОБРОВОЛЬЦЫ: ОТ МАЙДАНА ДО УКРАИНСКОГО ГРАЖДАНСТВА

События на востоке Украины — это не просто война между Россией и Украиной, это война мировоззрений. Это не война между нациями, не война между украинцами и россиянами. Это война между моделями мышления, между прошлым и будущим. И ярким подтверждением тому есть наличие иностранцев, которые воюют в составе украинских добровольческих батальонов. Среди них есть представители разных стран — шведы, россияне, грузины, беларусы, греки, чеченцы.

Цитата из книги «Добробаты»



По информации беларуских правоохранительных органов, наших соотечественников в рядах боевиков — в несколько раз больше, чем на стороне Украины. Безусловно, отрицать, что со второй половины 2016 года (когда вступили в силу поправки в Уголовный кодекс[38]) участие этих людей в войне противоречит беларускому законодательству, мы не можем. Беларусы в добровольческих батальонах действительно воюют «на территории иностранного государства без полномочий», данных им Беларусью. Но, говоря о них, мы будем употреблять именно термин «доброволец» по следующим причинам: