Люси Кларк
Мой чужой дом
Моим родителям Джейн и Тони
Пролог
Позвольте дать вам маленький, но крайне важный совет. Не каждому он пригодится, однако мне мое неведение дорого обошлось.
Суть его в следующем: если вы собрались впустить в дом чужого человека, не спешите. Подумайте хорошенько. Вручить ключи от собственного жилища незнакомцу! Представляете, чем это чревато?
Посторонний бродит по вашим комнатам, залезает в ваш комод, трогает одежду в вашем гардеробе; ваш шкафчик в ванной открыт, а его содержимое внимательно изучено.
Посторонний с любопытством рассматривает фотографии вашей семьи, развешанные на стенах, читает пометки в кухонном календаре, листает папку, спрятанную на дне сундука.
Посторонний валяется на вашей кровати, и матрас податливо принимает форму его теплого тела. На простынях остаются невидимые чешуйки кожи, на подушку оседает влага чужого дыхания.
Что расскажут вам о постороннем следы его пребывания?
Что сокровенного узнает посторонний о вас?
Глава 1
Эль
События первой главы романа должны, точно стрелка, указывать на происходящее в последней.
Писательница Эль Филдинг
Сбросив скорость, я аккуратно вписываюсь в поворот узкой, убегающей наверх дороги; машину подбрасывает на ухабах, из-под колес брызгами разлетается гравий.
На протяжении всего подъема я тяну шею, высматривая за зелеными кустами проблеск моря, пока наконец не различаю в гаснущем свете дня белоснежные барашки вспененных бризом волн. Меня чуть отпускает.
Я выключаю радио – голос ведущего разрушит волшебство мгновения, которого я так жду всю дорогу от Лондона до Корнуолла.
Еще поворот – и вот она, награда за долгий путь: дом на вершине скалы.
Я торможу на подъездной дорожке, выключаю зажигание, однако выходить не тороплюсь. Тихо постукивает мотор.
Неужели я здесь живу? До сих пор не верится…
На первой встрече с архитектором я даже не представляла, чего хочу, – назвала лишь количество комнат и попросила устроить кабинет, где можно писать. Спустя несколько месяцев из разрозненных идей начала складываться цельная картина – и получилось то, что получилось: серо-голубой трехэтажный дом с большими деревянными окнами, высящийся над бурливой, шумной бухтой. «Современный прибрежный стиль» – так определил его архитектор. Деревянная отделка потихоньку тускнеет, теряя глянцевую новизну, окна как будто подбелены солью, и мне это безумно нравится! Неплохо бы немного смягчить внешний облик. Например, глицинией. Ее ветви красиво оплетут крыльцо… если она, конечно, выживет под такими ветрами.
У меня никогда не было собственного дома или квартиры, мама растила нас с сестрой в съемном жилье. Выражения «своя недвижимость» и «взять ипотеку» в нашем словаре не водились.
Я выхожу из машины. Порыв морского бриза широко распахивает дверцу автомобиля, вздымает волной мою юбку и закручивает ее вокруг бедер.
Усыпанная хрустящим гравием дорожка ведет к каменному крыльцу. С немалым трудом я затаскиваю по ступеням чемодан и принимаюсь искать в недрах сумки ключ. Чего тут только нет! Кошелек, телефон, ручки, книга… И блокнот, мой неизменный спутник.
Я вставляю ключ в замочную скважину, но не спешу его поворачивать.
Неуютно все-таки возвращаться в дом, где обитали посторонние. За две недели пребывания во Франции я сто раз пожалела, что выставила его на сайте аренды жилья, и в приступе острого беспокойства дважды вскарабкивалась на террасу на крыше фермерского дома в поисках сигнала мобильной сети. Слава богу, ни от постояльцев, ни от сестры призывов о помощи не было.
Я нерешительно топчусь на крыльце. А вдруг семья арендаторов еще не съехала? Какой ужас. Стоит сейчас в моей кухне красивая женщина с дорогой укладкой на голове, как на фото в профиле, и бледными руками полощет под струей воды детскую бутылочку. За ее спиной на высоком стульчике ест клубнику малыш, заталкивая ягоды в рот пухлыми ладошками. У барной стойки отец – протягивает девочке лет трех-четырех мою керамическую тарелку с нарезанными соломкой тостами, и та аккуратно пересчитывает ломтики пальцем.
Играет музыка. Смех, разговоры. Родители то и дело обходят игрушечную машинку на полу. Весь дом наполнен веселым шумом, движением и энергетикой этой семьи…
На душе становится тоскливо: семья здесь должна быть моя.
Толчком открываю входную дверь. В нос ударяет непонятный чужой запах – запах сырости, земли и непроветренной после готовки кухни.
С жутким лязгом захлопывается за спиной дверная створка – ветер.
Воцаряется тишина.
Позвать некого. Встретить некому.
Бросаю сумку на резную дубовую скамью рядом со стопкой аккуратно сложенной корреспонденции. Глянув мельком на лежащие сверху счета, торопливо снимаю туфли и спешу босиком на кухню.
За окнами густо синеют небо и море. Изумительный цвет, даже в сумерках! Над пенящимися волнами беспечно кружат две чайки. Вот почему я влюбилась в этот дом – некогда ветхий рыбацкий коттедж, не знавший ремонта годов с шестидесятых.
Кто-то писал, что красота моря постоянно меняется, каждый день пейзаж великолепен по-новому. Утверждение, на первый взгляд, пафосное, но в нем истинная правда.
С трудом оторвавшись от вида воды, я осматриваю кухню. На длинной гранитной столешнице безупречная чистота и пустота. Из-под края керамического горшка с базиликом торчит записка. Почерк сестры.
Добро пожаловать домой! С арендой все прошло отлично. Когда придешь в себя, забегай на бокал вина. Фиона.
Как же я по ней скучала! И по Дрейку. Навещу их завтра. Погуляем по пляжу. Или пообедаем в баре с игровой площадкой – Дрейку на месте не сидится.
А пока поваляюсь с книгой в ванне, на большее меня не хватит.
Я достаю из глубины шкафчика бокал, однако сполоснуть под краном не успеваю: что-то щекочет мне пальцы. Паук! Бокал вдребезги разбивается о мойку. Быстро перебирая толстыми лапками, насекомое устремляется из-под осколков в слив и там замирает.
Фу, гадость! До чего же противно пауки дергают сочленениями ножек! Надо его выкинуть. С тяжелым вздохом покоряюсь неизбежному – ловлю насекомое в стакан и несу к выходу.
Каменные ступеньки леденят босые ноги. Ежась от холода, я иду по гравию к дальнему краю подъездной дорожки. Больше этот проказник ко мне не заползет! Я ставлю стакан на землю, легонько толкаю его ногой и отпрыгиваю. Сперва паук не двигается с места, а затем в панике удирает на черных лапках прочь.
Можно возвращаться. В тот же миг, прямо у меня на глазах, ветер с шумом захлопывает входную дверь.
– Только не это!
Я мчусь к дому, яростно дергаю ручку. Тщетно. В отчаянии хлопаю по двери ладонями. Зла на себя не хватает!
Сумка на диване, ключи и мобильный телефон в сумке, куртка на вешалке…
Дура!
Конечно, запасной ключ есть у Фионы, только до нее добрых полчаса ходьбы. А на улице ноябрь, без пальто и обуви далеко не уйдешь – околеешь по дороге.
Я с тоской поворачиваюсь к бунгало, ютящемуся за моим домом. Других домов на вершине скалы нет. Там уже лет тридцать живет чета пенсионеров, Фрэнк и Энид.
Помню, как впервые пришла к ним за руку с Флинном. Какое приятное возбуждение меня тогда переполняло. Мы – домовладельцы! Ходим в гости к соседям! Это так невероятно по-взрослому. Будто участвуешь в спектакле. Фрэнк встретил нас не очень дружелюбно, посматривал исподлобья, точно ожидая подвоха. А Энид переживала, крепок ли чай, да извинялась за немытую после завтрака посуду. К счастью, Флинн всегда умел найти к людям подход и расположить их, так что прощались мы уже на дружеской ноте.
Теперь мы друг друга не навещаем. Уже несколько месяцев. И если встречаемся на узкой дороге, Фрэнк не уступает – сдаю назад я, а когда, например, выношу мусор, демонстративно отворачивается.
Исполненная самых недобрых предчувствий, я плетусь к соседскому бунгало. Как же попросить их о помощи?
Я собираю рукой развевающиеся на ветру длинные волосы и тянусь к звонку, но позвонить не успеваю – дверь неожиданно распахивается. На порог выходит парень, натягивая на ходу черную кожаную куртку.
При виде меня он замирает и вопросительно смотрит в глаза.
– Ой… Здравствуйте… – растерянно говорю я. – Меня зовут Эль. Я ваша соседка.
Пристальный взгляд под густой темной челкой устремляется в сторону моего дома. Выражение лица становится суровым. Парень на несколько лет младше меня – наверное, ему около тридцати, – вокруг глаз с тяжелыми веками первые тонкие морщинки, на подбородке легкая небритость.
– Писательница? – роняет он таким тоном, будто это оскорбление.
– Верно. А вы, должно быть, сын Фрэнка и Энид?
– Марк.
Угадала. Когда мы еще дружили, Энид между делом обмолвилась, что их сын уехал из Корнуолла, потому что работает в другом регионе. Подробности я не помню.
– Марк, тут такое дело… Ко мне заполз паук… В общем, пока я его выбрасывала на улицу, поднялся ветер и дверь захлопнулась. А ключи с телефоном в доме. Дурацкая ситуация…
Скептический взгляд скользит сверху вниз по моему светло-голубому сарафану, загорелым коленям – и упирается в жмущиеся друг к другу босые ноги с перламутровыми ногтями. Я уже готова пуститься в оправдания: «Обычно я так в ноябре не одеваюсь, просто я только что из аэропорта…»
– Туфли… – вдруг произносит он.
Причем здесь туфли?
– Туфли тоже остались в доме?
– А! Да. В доме. – Я обхватываю себя руками. – Можно позвонить от вас сестре? У нее есть запасной ключ.
Марк неохотно отодвигается в сторону, придерживая открытую дверь. Я ныряю в узкий коридорчик.
Внутри сильно пахнет жареным луком и едким табаком. Сколько теплых воспоминаний связано с этим местом!
– А Энид и Фрэнк дома?
– Нет.
Марк с тяжелым буханьем закрывает дверь и, загородив ее спиной, продолжает стоять на пороге.
Мне становится не по себе. Как учили в университете, всегда запоминайте, где выход, чтобы быстро выбраться из комнаты или здания. Похоже, старые привычки неискоренимы. Замок цилиндровый. Ключа с внутренней стороны нет.
– Значит, вы в гости? Надолго? На несколько дней? Вы ведь в городе живете? – спрашиваю я, пытаясь дружелюбной интонацией придушить проклевывающийся росток страха. – Чем занимаетесь? Ваша мама, кажется, говорила что-то о компьютерах. Или я уже выдумываю…
– И зачем вы выдумываете?
Я ежусь под его пристальным взглядом. А мне ведь тридцать три года. И мне плевать, нравлюсь я ему или нет. Мне просто нужен стационарный телефон.
Вот он, на старомодном телефонном столике, под зеркалом в медной раме.
– Можно?
– Телефон не работает.
– А мобильник у вас есть?
Помедлив, Марк достает из кармана мобильный телефон, набирает пароль и протягивает мне. Когда я пытаюсь его взять, возникает странная заминка, как будто Марку не хочется отдавать свой гаджет.
Какой же у Фионы номер? Даже не поднимая глаз, я чувствую на себе внимательный взгляд.
– Не могу вспомнить номер. – К щекам приливает кровь. – Когда-то я знала все номера наизусть, а теперь мы их просто храним в смартфонах, да?
В ответ ни слова.
Я откашливаюсь. Набираю код зоны – и в памяти чудом всплывают остальные цифры. Какое счастье! Я подношу телефон к уху. Гудки. Только бы Фиона взяла трубку!
Посмотрев на часы, Марк тяжело опирается на дверь, так что слышен тихий скрип кожаной куртки.
– Алло, – шепчет сестра.
Видимо, рядом спит Дрейк.
– Слава богу, ответила! Я звоню с чужого телефона. Слушай, у меня захлопнулась дверь. У тебя же есть запасной ключ? Ты вообще дома?
– Дома. И ключ запасной есть.
– Можешь подъехать? Или ты уложила Дрейка? Тогда я сама подъеду, на такси.
– Все хорошо, я приеду – Билл подежурит. Как раз сбегу на время купания.
– Отлично! Отлично! – радуюсь я. – Спасибо огромное.
– А чей это номер?
– Позже объясню.
Представляю, с каким выражением лица Фиона сообщает Биллу, что ей надо срочно ехать спасать сестру. В очередной раз. Уж она никогда не прыгала бы под запертой дверью собственного дома. У нее наверняка все продумано: либо второй ключ тщательно запрятан снаружи, либо целая гроздь запасных ключей роздана соседям.
Я возвращаю телефон Марку.
– Сестра выехала. Будет минут через десять.
Снова повисает молчание.
– Я опаздываю, – наконец говорит он.
– Вы… хотите, чтобы я ждала на улице?
Вместо ответа он заглядывает в шкаф под лестницей и, порывшись внутри, разворачивается ко мне с бордовой женской толстовкой.
И открывает входную дверь. Стоит ли говорить, что обувь мне не предложили. Бетонное крыльцо холодное как лед, сумерки превратились в непроглядную ночь.
Я просовываю руки в рукава толстовки, в ноздри бьет несвежий лавандовый запах.
– Я верну ее, чуть позже.
Марк, равнодушно пожав плечами, выходит следом и запирает замок.
Заметив черный мотоцикл, припаркованный на самой границе участка, я чуть не прыскаю со смеху. Ну конечно, на чем же ему еще ездить, как не на мотоцикле! Марк натягивает шлем, седлает железного коня и поддает газу.
На пути к дому темноту внезапно рассеивает огонек сенсорного фонаря. Какое счастье! Я усаживаюсь на порог, холод камня пробирает до костей.
– Пожалуйста, поскорее… – бормочу я под нос.
Так и вижу, как прямая, точно гвоздь, Фиона крутит руль, неукоснительно соблюдая скоростные ограничения.
Втянув голову в плечи, я еще плотнее закутываю толстовку.
Надо мной нависает призрачная громада пустого дома. Может, он меня наказывает за то, что я его бросила? Как собака, которая не подходит к вернувшимся хозяевам потому, что они посадили ее на цепь.
Сенсорный фонарь гаснет. Дрожать мне теперь в полной темноте.
Ранее
К вершине скалы, прорезая заросли высокого кустарника, тянется однополосная дорога.
– Это в самом конце, – поясняет таксист.
Подъездная дорожка посыпана серо-белым гравием – разумеется, для того, чтобы подчеркнуть красоту цвета стен и обшивки из натурального дерева.
Дом величественно возвышается на самой верхней точке. Фасад со стороны моря, подпертый вбитыми в скалу металлическими стойками, будто парит в воздухе. Свежая теплая гамма постройки контрастирует с мрачными переливами щербатых камней у подножия – завораживающее сочетание. Истинный шедевр архитектурного искусства!
– Славное местечко! – замечает водитель, тормозя на хрустящем гравии.
– Славное, – подтверждаю я с невольной улыбкой.
При оплате такси я накидываю щедрые чаевые.
И вот мой портплед на каменных ступенях у входной двери. Когда такси, развернувшись, исчезает в зеленом туннеле кустов, я спешу в конец участка, где, как обещалось в электронном послании, за аккуратным заборчиком стоят передвижные мусорные контейнеры.
Я откатываю зеленый контейнер с клацающими внутри бутылками в сторону и осторожно поднимаю лежащий под ним серый булыжник. Так в детстве затаив дыхание переворачиваешь камень в надежде хоть мельком увидеть мокрицу или жучка.
Вот он, ключ от дома!
Я возвращаю мусорный контейнер на место и направляюсь через дорогу обратно к крыльцу. Тяжелая деревянная дверь выкрашена в серо-зеленый цвет – точь-в-точь цвет моря. Я трогаю гладкую поверхность кончиками пальцев, но открывать не спешу, смакуя значимость происходящего. От волнения сердце едва не выпрыгивает из груди.
Никто не подсматривает? Я оглядываюсь через плечо и, немного успокоившись, вставляю ключ в замок.
Глава 2
Эль
– Слава богу, ты была дома! – Я подливаю Фионе в бокал вина и откидываюсь на мягкую спинку дивана.
– А если бы не была?
– Еще один ключ есть у Флинна.
– До сих пор не вернул? – удивляется сестра.
Я пожимаю плечами.
– По-моему, как-то невежливо требовать у него ключ.
Фиона молчит. Ей обычно и не требуется ничего говорить – достаточно красноречиво изогнуть темные брови.
– Как Дрейк погостил у родителей Билла? – спрашиваю я. – Так скучала по нему! Может, он навестит меня на выходных? Я привезла ему подарочек.
– Пора вводить запрет на прием подарков. Родители Билла разрешали ему по два часа смотреть мультфильмы и каждый день кормили мороженым. – И со смехом добавляет: – Еще немного, и он попросил бы их его усыновить!
– Представляю, как ты по нему скучала!
– Шутишь? – фыркает сестра. – Во-первых, я всласть высыпалась. Во-вторых, даже не подходила к плите. Столько дел переделала, сколько за год не успевала! Я уже поинтересовалась у родителей Билла, нельзя ли сделать это ежегодной традицией.
– Правда? – Теперь я удивленно приподнимаю брови.
В свои два с небольшим Дрейк впервые ночевал в чужом доме. Несколько месяцев, пустив в ход всю дипломатию, Билл вел переговоры с родителями по поводу его недельного пребывания в Норфолке.
– Лучше расскажи о себе! – переводит тему Фиона. – Понравилось во Франции?
– О-очень!
Во Францию меня пригласили на литературный семинар гостевым лектором. Я долго сомневалась, ехать или нет: надо мной дамокловым мечом висел срок сдачи книги, – но гонорар оказался так высок, что отказываться было глупо.
– Нас поселили где-то в сельской местности, на ферме, в изумительном старом домике. Каждое утро у меня начиналось с заплыва в красивом бассейне.
– Ты и так худая, а приехала еще худее – значит, ела мало сыра.
– Я ела сыр на завтрак! – протестую я.
– Умница! – хвалит меня сестра, отпивая вино. – А как тебе другие участники семинара? Что за люди?
– Интересные… Умные… Обожают книги. Не обошлось, конечно, без парочки зануд. Помешаны на подсчете слов. И к десяти вечера спят беспробудным сном. – Я делаю паузу. – Тебе бы понравились.
Фиона громко, безудержно хохочет. Обожаю ее смех!
– Наверняка. А они редактируют тексты под душем?
Во время вступительных экзаменов сестра упаковывала конспекты в пластиковые файлы, чтобы не отрываться от учебы даже в ванной. Она всегда была такой – энергичной и сосредоточенной.
– Чего не видела, того не видела, – хмыкаю я.
– А как… – Фиона запинается, – …как движется твоя работа?
Я гляжу в окно, в темном стекле золотится отражение света лампы. От одной мысли о втором романе меня начинает подташнивать.
– Продолжаю бродить в дебрях… – расплывчато отвечаю я.
– К сроку сдачи успеешь?
Я дергаю плечами.
– Еще шесть недель.
Фиона пристально изучает мое лицо.
– А если не успеешь?
– Тогда я теряю контракт на книгу.
И дом, добавляю я мысленно. В грудной клетке сразу расправляет крылья паника. Нет уж, этого допустить нельзя!
Фиона знает, сколько души я вложила в свой дом, как долго согласовывала чертежи и планировки. Строители месяцами ползали по лесам, поднимали кранами огромные стеклопанели, грызли бурами камень, устанавливая неподдающиеся железные стойки. А мебель и оборудование для ванной? А половые настилы и каталоги красок? Сколько часов потрачено на их изучение!
Обычно подобная одержимость мне не свойственна: имущество, нажитое мною за последние десять лет, уместилось бы в рюкзак и чуть-чуть сверху. Но дом мне хотелось больше всего на свете! В Корнуолле жила Фиона, да и мать всегда мечтала о «домике на берегу моря». Он олицетворял стабильность, крепкие корни.
Стройка шла полным ходом, и однажды вечером, когда я вернулась в бристольскую съемную квартиру, Флинн, не отводя взгляда от танцующего в камине пламени, сказал:
– Ты не слишком усердствуешь с этим домом?
«С этим домом». Он никогда не называл его нашим.
К несчастью, тогда такие мелочи ускользали от моего внимания.
– Хочу, чтобы все было безупречно, – ответила я. – Чтобы мы прожили в нем всю жизнь.
– Спасибо, что присмотрела за домом на время моего отъезда, – поблагодарила я сестру. – Порядок идеальный!
– Не ожидала? – Фиона улыбается.
– Не ожидала.
– Да мне и делать ничего не пришлось. Гости ни пятнышка не оставили.
– Правда? Я во Франции чуть с ума не сошла от беспокойства. Странно осознавать, что в доме хозяйничаю не я, а кто-то другой.
– Я так и думала.
Сдать дом в аренду предложил Билл.
«Знаешь, когда с деньгами туго, – произнес он вдруг в разгар вечернего барбекю у моря, – можно рассмотреть варианты со сдачей дома в аренду. На лето. Почему бы не вывесить объявление на сайте недвижимости?»
«Помнишь мою университетскую подругу Кирсти? – спросила Фиона и по выражению моего лица поняла, что нет. – Учительницу английского? Которая занималась сексом с директором школы прямо в его кабинете, и их застукали родители ученика».
«Ах, э-эта Кирсти!»
«У нее дом с тремя спальнями. В Туикенеме. На время школьных каникул она куда-нибудь уезжает, а дом сдает в аренду. За неделю две тысячи».
«Две тысячи? – Я наклонилась к Дрейку, чтобы рассмотреть протянутую мне ракушку. – Спасибо, солнышко, очень красиво!»
Я чмокнула гладкий лобик, сжала подарок в кулаке, и малыш убежал искать новые сокровища.
«Все так делают, – продолжил Билл. – Неплохой источник дохода».
«Да, но ведь это Эль! – Сестра бросила на меня выразительный взгляд. – Она правильные ручки три дня к дверям примеряла».
«Я разберусь», – мои губы скривились в усмешке.
«Не дави, Билл. Сам ведь знаешь, кому придется за всем присматривать, когда она улетит на очередной книжный симпозиум, а киношники-арендаторы затеют в доме порносъемку…»
«О господи, только не это», – меня разобрал смех.
«Ерунда, вызовем службу по уборке помещений», – ответил Билл.
«Кирсти запирает все ценности на ключ в кабинете. Проще простого! – Фиона начала жевать листик мяты из бокала с фруктовым коктейлем. – Помнишь, где мы с Биллом останавливались во время поездки в Пембрукшир? Тоже сняли через Интернет на сайте аренды. Хозяева ничего не убирали. Шкафы просто ломились от женской одежды. Думаю, хозяйка была танцовщицей».
«Так ты мерила платья в стразах и пайетках? Признавайся!»
«Да у нее размер больше, чем у Билла!» – фыркнула сестра.
«А мне нравится балетное трико, – отозвался Билл, любовно похлопывая свой живот. – Нет, серьезно, на твоем доме можно озолотиться! Подумай хорошенько».
И я подумала. Особенно когда с ужасом таращилась на окончательный счет от строительной бригады и забивала дрожащими пальцами цифры в калькулятор. Чтобы расплатиться, пришлось перезаложить дом, о чем Фиона с Биллом не знали. И до сих не знают.
Так что первый опыт сдачи в аренду – просто разведка, пробный шар. Ведь пока у меня все лето хозяйничают посторонние, я должна убраться куда подальше. Две мои лучшие подруги разбросаны по миру: Надя преподает английский в Дубае, а Сэди живет с семьей мужа на ферме в Тасмании.
– Что за семья снимала дом? – повернувшись к Фионе, интересуюсь я.
– Да замечательная семья, – рассеянно отвечает сестра, пристраивая на журнальный столик бокал с вином.
– Они тебе понравились?
– Мы мало общались.
В ее голосе сквозит подозрительное напряжение.
– Все прошло нормально? – уточняю я.
– Нормальнее не бывает. В доме ничего не сломано. Депозит я разблокировала. Единственное, они забыли пару вещей – так, ерунда.
Фиона встает с дивана. Как она похудела! Мы всегда отличались хрупким телосложением, однако сейчас ее плечи кажутся угловатыми, а в открытом вырезе рубашки видны острые ключицы.
Сестра вынимает из недр буфета баночку с кремом от потницы и изрядно пожеванного пластикового жирафа.
– Все, что я нашла после их отъезда, – говорит она, сжимая жирафа, пока тот не издает жалобный писк.
На меня вдруг накатывает грусть.
– Постельное белье выстирано! В горячей воде, – подмигнув, добавляет она. – А детский стульчик Дрейка я забрала домой.
– Ой, точно! Спасибо, что одолжила.
– Я завезла его вечером, накануне их приезда. Кстати, чуть инфаркт не заработала, когда загудела сигнализация. Ты меня предупреждала, а я забыла.
– Получилось отключить?
– С шестой попытки. Чуть не оглохла от воя. Ну ладно… – Фиона идет к выходу. – Мне пора. Я обещала Биллу вернуться через полчаса.
– Извини, что пришлось тебя похитить.
– Ничего страшного, они там вдвоем с телевизором. Сама знаешь, третий лишний.
Я встаю и целую сестру на прощание в щеку.
Дверь за Фионой заперта. Я иду на кухню, включая по пути все светильники и радио.
Где моя сумка? Выкладываю из нее блокнот, рядом пристраиваю карандаш, отступаю на шаг назад и щелкаю композицию на телефон. Снимок улетает в «Фейсбук». И подпись:
Снова дома! Две недели лекций на интереснейшем литературном семинаре позади. БЕЗУМНО рада окунуться в свой роман! Финал близок! #творю #жизньписателя
Я убираю реквизит и заглядываю в холодильник. Что тут у нас? Может, Фиона припасла для меня пинту молока и немного хлеба? Увы, пусто.
Поездку на машине в магазин я даже не рассматриваю – слишком устала. А если поискать в кладовой? Там обнаруживается киноа. Вместе с кунжутной пастой и лимонным соком неплохой ужин! Ем стоя, параллельно проверяя почту.
Счета, счета… Взгляд трусливо обходит большую печать, пересекающую квитанцию по электричеству: «ПОСЛЕДНЕЕ НАПОМИНАНИЕ». Под счетами две посылки от агента с сигнальными экземплярами книг других авторов. Дальше просьбы о благотворительном пожертвовании, два переправленных издательством письма от поклонников моего творчества, приглашение на день рождения к другу. Почти в самом низу стопки натыкаюсь на толстый кремовый конверт, украшенный золотой эмблемой. От адвоката Флинна.
Флинн… Во Франции мне часто вспоминалось наше первое совместное путешествие. Когда нам было лет по двадцать пять, мы отплыли на пароме в Бильбао, а оттуда поехали на север, в Сорт-Осгор, на видавшем виды «Сеате» Флинна. На крыше автомобиля лежала привязанная ремнями доска для серфинга, в багажнике – палатка. В маленьком уютном лагере на двоих под тенью густых сосен мы ели лапшу, теплые французские багеты, пили дешевое пиво из пузатых бутылочек и вино из пакетов. Вечерами играли в карты или же просто валялись, держась за руки, в распахнутой палатке, блестящие от соли и солнцезащитного крема.
Тогда Флинн рассказывал, куда ему хотелось бы съездить, а я согласно кивала, мечтая убежать куда угодно, лишь бы не сидеть дома. С Флинном мне казалось, что жизнь только начинается, что прежние события происходили с кем-то другим и этот неведомый человек благополучно остался в университетском кампусе, в городке, куда я никогда не вернусь.
Я выскребаю недоеденное киноа в мусорное ведро, подхватываю чемодан, поднимаюсь в спальню, включаю свет и с порога внимательно изучаю кровать.
Конечно, Фиона ее застелила… но это только полдела. Подушки не взбиты. Мягкое оливковое покрывало натянуто по всей поверхности, а не сложено как надо, в ногах. Мелочи, свидетельствующие о том, что последним здесь спал посторонний. Посторонняя женщина и ее муж. Не я.
Я ставлю чемодан на пол и обхожу комнату, придирчиво рассматривая безупречно чистые поверхности. Откатываю в сторону дверцу гардероба: одежда висит где положено, в одной секции; секция, оставленная для гостей, пуста. Выдвижной ящик прикроватной тумбы тоже пуст. Нет, ошибочка! У задней стенки стоит маленький флакон с воском для укладки мужских волос. Откручиваю крышку – воска осталось на донышке. Флакон летит в мусорную корзину.
Наконец можно заняться косметичкой. Я направляюсь к большому напольному зеркалу в изножье кровати и, смочив ватный диск очищающим лосьоном, легким движением протираю лицо. Во Франции я немного загорела, осветленные солнцем волосы отливают теплой карамелью.
Я наклоняюсь ближе к своему отражению и вдруг замечаю… отпечатки пальцев. Не мои. Крупнее. А если еще ближе? Да, к зеркалу прижали целую ладонь, на стекле осталась грязь.
От вида отражающейся позади пустой комнаты по спине бегут мурашки. В спальне обитал кто-то, помимо меня. Жил в моем доме. Здесь стояла женщина-арендатор по имени Джоанна, а зеркало запечатлевало ее образ. Ощущение, будто взгляд постороннего так тут и остался – наблюдать за мной.
Делаю шаг назад, и мою пятку пронзает жгучая боль.
Я испуганно хватаюсь за стену, чтобы не упасть, и, подняв ногу, разворачиваю ступню. В центре пятки глубокий прокол, из которого появляется бусинка крови. Черт, на что же я наступила? Я опускаюсь на колени и шарю ладонями по ковру, пока не царапаюсь о колючий шип.
Это острый, как нож, осколок стекла. Я осторожно вытягиваю его пальцами из глубокого ворса ковра. Голубая льдинка красиво мерцает в свете люстры, и в ее переливах мне мерещится что-то смутно знакомое.
Неужели разбили какую-то из моих вещей? На ум ничего не приходит, ничего похожего в спальне нет. На прикроватной тумбочке всегда пусто. Есть трехногий торшер с абажуром, кувшин для полива цветов, три книги в переплете… Флакончики духов вместе с другими бьющимися предметами и ценными вещами я закрыла на ключ в кабинете. Откуда же взялся смертоносный стеклянный кинжал? Неразрешимость загадки выбивает меня из колеи.
Я заворачиваю осколок в салфетку и выбрасываю в мусорную корзину. Боже, мой ковер! На кремовом ворсе багровеют пятна крови.
Ранее
Аромат дуба, жасмина и чего-то цитрусового… Это первое, что я ощущаю, переступая порог. Воздух чистый, свежий, сухой, в нем нет запахов кухни или затхлой влаги, какая бывает от сохнущих на радиаторах вещей. Словом, не такой, как в моем доме.
– Привет! – не удержавшись от искушения, громко восклицаю я.
Ответа, разумеется, нет. Губы расползаются в улыбке. Тишина, смягченная отдаленным рокотом моря, поистине прекрасна.
Мой черный портплед плохо сочетается с массивными дубовыми досками пола. Я небрежно сбрасываю туфли и оставляю их как есть. В отличие от моих твои аккуратно стоят под дубовой резной скамьей.
Из прихожей я направляюсь прямиком в роскошную огромную кухню. Стены, выкрашенные в теплый оттенок белого, будто наполняют комнату воздухом – краска, похоже, со светорассеивающими частицами. Разбавляют белизну акценты пастельных тонов: крашеные деревянные шкафчики, со вкусом подобранная картина и аккуратно расставленные керамические горшочки.
Тщательно выверенный, умиротворяющий стиль. Словно взяли за основу палитры выбеленную морскими волнами пляжную гальку. Красивый стол в деревенском стиле, с потертостями и древесными кольцами, составляет прекрасную партию современным глянцевым шкафам без ручек и гранитной столешнице. У стены длинная скамья с россыпью подушек из мешковины. Столовая просто создана для большой семьи и званых ужинов. Не для одного человека.
Я улыбаюсь при виде детского стульчика, установленного по заказу в конце стола, – хотя он, разумеется, не пригодится. Кухонный стол украшает старый горшочек для меда с букетиком полевых цветов, перевязанных коричневой бечевкой. К нему приставлена подписанная от руки карточка: «Джоанне и ее семье».
Хорошо продуманный элемент оформления.
Я беру карточку, провожу пальцем по изящно выведенной надписи и, не открывая, ставлю на место.
В старинном буфете зеленовато-голубого цвета на аккуратных железных крючках висят фаянсовые кружки. Горшочки в зеленую крапинку искусно разбавлены стеклянными банками с орешками, бобами, симпатичными спиральками и лентами макарон. Я медленно выдвигаю ящик. Странное ощущение – мне вдруг кажется, что его сейчас по-хозяйски захлопнет чья-то рука, прищемив мои пальцы. Как излишне любопытному ребенку.
Чувствую себя взломщиком, пробравшимся в чужой дом. Однако карман на бедре оттягивает маленький тяжелый ключ от входной двери.
Нет, я не взломщик – меня впустила ты.
Глава 3
Эль
Если задумываешь подбросить в сюжет бомбу замедленного действия, подожги фитиль в самом начале – пусть читатель слышит ее тиканье.
Писательница Эль Филдинг
Угольно-черная темнота. Три часа ночи. Я лежу с открытыми глазами, на пятке ноет – даже пульсирует – порез.
За долгие годы я испытала на себе уйму советов и уловок, чтобы ослабить безжалостную хватку бессонницы: принимала лавандовую ванну, слушала аудиокниги, вешала светоизолирующие шторы, пила перед сном кружку теплого молока, не сидела по вечерам за компьютером, не употребляла сахар после ужина, принимала снотворное и гомеопатические средства, ходила на акупунктуру. Чертово приложение по медитации, которому я сперва так обрадовалась, в конце концов тоже перестало помогать. Я перепробовала абсолютно все!
Люди не понимают: проблема не в засыпании – проблема в том, чтобы не просыпаться всю ночь.
Если бы в голове стоял тумблер, который можно отключить или хотя бы уменьшить громкость! Нет же: чем глубже ночь, тем больше пробуждается беспокойных мыслей – крутятся, роятся без устали… Даже самые невинные, безобидные события вдруг предстают в новом свете, и тени их все гуще и длиннее.
Когда я работала официанткой в баре, наш повар называл их «тревожными мурашками».
– Не доверяй своим мыслям с двух до пяти утра. Это все равно что слушать свое пьяное «я».
Нынешней ночью его совет меня не успокаивает. Я концентрируюсь на дыхании: медленно вдыхаю и выдыхаю.
Однако ощущение того, как острый кончик стекла протыкает кожу, так и не проходит.
Я прислоняюсь к кухонной столешнице. В кофемашине с глухим урчанием закипает вода. Что бы я делала без кофе? Около пяти утра меня все-таки сморил сон, глубокий, без сновидений. Теперь в голове – тяжесть, в теле – разбитость.
Небо за окном закутано в одеяло мягких белых облаков, в прорехах которого проглядывают голубые лоскуты. В бухте скользит по волнам байдарочник, радуя глаз плавными взмахами весла.
На берегу, задрав до ушей воротник, стоит одинокий орнитолог-любитель: голова запрокинута, бинокль нацелен на скалу. Восхищает безмятежная неподвижность его позы. До чего мило, когда птичья жизнь кажется столь увлекательной, что хочется посвятить простому наблюдению несколько часов в день!
Интересно, где угнездились птицы? Куда смотрит орнитолог?
Я вычисляю точку, в которую направлен бинокль, – и по спине бежит холодок. Бинокль наведен не на скалу, а выше. На мой дом.
В голове яркой картинкой проносится воспоминание: медленно расплывающиеся в улыбке губы, темные, неотрывно следящие за мной глаза хищной птицы, голос, с удовольствием произносящий мое имя.
Я моргаю, наваждение рассеивается, остается лишь легкая дрожь.
Разумеется, никто за домом не наблюдает, говорю я себе, бинокль направлен на птиц. Поблизости гнездятся стрижи, а иногда можно наткнуться на парочку сапсанов.