Анна Джеймс

Венецианское ожерелье

Глава 1

Безликие имена, список на клочке бумаги, запертом в тяжелом стальном сейфе, — все, что осталось от прежней жизни, все, что давало ей право надеяться на будущее. Андреа Торнтон медленно шла к поджидавшему ее двухмоторному самолетику. Она надеялась лишь на то, что длинное путешествие, в начале которого лежало последнее имя из списка, подходит к концу. Имя мертвеца, чьи владения на затерянном островке теперь ждут ее. Призрачная, смутная надежда. Карл Нэвилл.

Воздух тропиков, влажный, знойный, давил, словно тяжелое одеяло. Даже бриз, развевавший волосы Андреа, нельзя было назвать освежающим. Во всем ощущалась смутная, вялая угроза. Как это не похоже на зимний, ветреный Нью-Йорк, который остался далеко позади! Раскаленное покрытие взлетной полосы международного аэропорта Сан-Хуана жгло ступни даже сквозь толстую подошву. Почувствовав это, девушка прибавила шагу.

Андреа добралась до самолета, поднялась по хлипкому алюминиевому трапу и попыталась обуздать захлестнувший ее страх. Самолет казался крохотной скорлупкой в необъятном, темнеющем на глазах небе. Андреа устроилась в хвостовой части кабины, рассчитанной на шесть пассажиров, и напомнила себе, что мосты сожжены. Маленький уединенный остров Сент-Майкл не входил в постоянные маршруты авиалиний. Если она хочет туда попасть, придется довольствоваться этим самолетиком, с виду таким хрупким и ненадежным. А попасть туда Андреа хотела. На этом острове, во владениях Нэвилла, она надеялась найти разгадку тайны, которая мучила ее уже больше года.

Пилот поднялся по лестнице, снял с двери кабины список пассажиров, бегло взглянул на него и посмотрел на Андреа.

— Похоже, только вы летите на Сент-Майкл этим вечером, — заметил он дружелюбно.

Андреа попыталась улыбнуться.

Пилот, низенький, коренастый человек, одетый в униформу, чересчур декоративную даже для коммерческого рейса, властно отдавал распоряжения наземной команде из одного человека. Ступеньки сложились с легким стуком, и пилот задраил люк, прежде чем уверенно улыбнуться Андреа, которая посчитала себя обязанной заговорить с ним:

— Кажется, Сент-Майкл не слишком популярное место.

— Только потому, что туристы до него еще не добрались. Но я называю его карибской мечтой. За тридцать лет я все эти острова облетал. То на одну компанию работал, то на другую, а Сент-Майкл мне по-прежнему больше всех нравится. И медовый месяц я на нем провел. — Он вновь вкрадчиво улыбнулся. — Впрочем, сами поймете где-то через… — он взглянул на часы, — где-то через час, если погода продержится. Поступают сообщения об отдельных штормах в районе, так что, возможно, придется изменить курс, чтобы ускользнуть от них.

Он повернулся и крикнул второму пилоту:

— Все готово, Том?!

В ответ послышалось одобрительное ворчание.

— Тогда наслаждайтесь полетом, — с улыбкой сказал он Андреа и скрылся за дверью кабины.

Как только дверь кабины закрылась, к Андреа вернулись ее страхи. Она пристегнула ремень безопасности, убедилась, что крепление надежно, и попыталась расслабиться. Назойливый гул пропеллеров, от которого заложило уши, мало этому способствовал. Столь же «успокаивающее» действие на нервы оказывала тряска в салоне, когда самолет, хрипя и содрогаясь, с грохотом несся по взлетной полосе. Андреа сжала руки в тугие кулачки и приготовилась ощутить все прелести прыжка в воздух и часового перелета. А может, и более чем часового, в зависимости от погоды.

Самолет проскочил взлетную полосу, неуверенно оторвался от земли, вздернул нос и начал подниматься навстречу заходящему солнцу. Андреа поудобнее устроилась в кресле, напряжение в шее и плечах стало отпускать. Страх рассеивался, а ставшие ее постоянными спутниками переживания к полету отношения не имели.

В таком состоянии Андреа была уже давно. А неделю назад оно усилилось: тогда она впервые услышала об острове Сент-Майкл. А затем встретила Зака Прескотта.

Она закрыла глаза и увидела его лицо. Для этого не пришлось делать никаких усилий. Он был не только импульсом, который завел ее поиски так далеко, — подобных людей просто невозможно забыть. Человек с холодными глазами, бросающими вызов и в то же время интригующими, с пленительной улыбкой, таящей насмешку. Он владел внушительным состоянием и обладал отменным здоровьем. А еще он умел с легкостью подчинять себе людей. Это было в его стиле. Недоумение вызывало то, что, похоже, и ее он хотел бы видеть в своей коллекции. В его взгляде за минуту до прощания читалось именно это.

Маленький самолет поднялся на нужную высоту и двигался среди облаков так плавно, словно сам стал облаком. За исключением шума моторов, ничто не привлекало внимания. Тогда она постаралась освободить тело от напряжения, а мысли — от Закари Прескотта. Все-таки он отправил ее в это путешествие, вот только втайне от него Андреа преследовала и свои цели.

Была ли это случайность или судьба, но тем утром, две недели назад, она прочла «Нью-Йорк таймс» от начала до конца, хотя обычно ограничивалась передовицей и беглым просмотром новостей бизнеса и культуры.

Заметка была на странице некрологов. Только маленький заголовок, без фотографии, но зато было имя: Карл Нэвилл. Оно расплылось, потом вдруг стало нестерпимо четким и бросилось ей в глаза. Было только три имени в том списке из сейфа. Это стояло в конце, до сих пор незнакомое, но и незабытое. Навеки запечатлевшееся в ее памяти, потому что Андреа была уверена в том, что этот человек каким-то образом несет ответственность за смерть ее мужа.

Она отставила чашку с кофе, перечитала заметку еще и еще раз. Карл Нэвилл умер в возрасте шестидесяти семи лет на карибском острове Сент-Майкл, где провел последние годы жизни. Ниже перечислялись его обширные владения и кофейные плантации, но только одно предложение привлекло внимание Андреа. Оно подтверждало ее давние подозрения: «Муссируются слухи, в последнее время распространившиеся повсеместно, что Нэвилл был страстным коллекционером оригинальных и старинных ювелирных украшений».

Андреа маленькими глоточками допила кофе и просмотрела список родственников: жена, две сестры, сын и племянник. Ее снова ждало потрясение. Племянник, Закари Прескотт, проживающий в Нью-Йорке, являлся президентом «Прескотт даймондс». Карл Нэвилл жил отшельником; теперь он мертв. Но о нем помнят как о человеке очень состоятельном и достаточно свободном, чтобы путешествовать, и имевшем дело с ювелирными изделиями.

Андреа выдвинула кухонный ящик, нашла ножницы и аккуратно вырезала статью. Неизбежное решение было принято. Оставалось только воспользоваться единственным логичным поводом для посещения владений Карла Нэвилла.

Она потянулась к телефону. Картер Логан знает в Нью-Йорке всех и каждого. Старый друг отца, он поддержал ее, когда год назад Андреа, безработная, чуть ли не голодающая, появилась в городе. Отец сдружился с ним, поскольку оба они принадлежали к кругу торговцев антиквариатом и предметами искусства. Мастера своего дела, они хорошо знали друг друга. Обоих отличал талант, только везло им по-разному.

Когда мать Андреа умерла, Колин Торнтон закрыл антикварный салон на Среднем Западе и вернулся с маленькой дочерью на свою родину, в Англию. Все эти годы Картер Логан и его жена поддерживали с ними связь: приезжали когда могли, присылали подарки на Рождество и дни рождения.

В Англии, когда Андреа подросла, она стала помогать отцу в антикварном салоне и проявила если не талант в отношении старинных украшений, то по крайней мере удивительное чутье. Это оказалось лишь внешней стороной многогранного и выдающегося дара. Она стала квалифицированным копиистом и продолжила обучение во Франции, а затем в Италии стала ученицей синьора Фарнезе, одного из лучших экспертов мира в ювелирном деле.

Отец умер, когда ей исполнился двадцать один год. Картер и его жена прилетели в Лондон, чтобы помочь завершить дела и разобраться с имуществом. Но разбираться особенно было не с чем. Всего-то и было что антикварный салон да еще обстановка отцовской квартиры. Но у нее еще остались яркие воспоминания детства, полные его дружеского участия. Тоска по отцу была невыносимой. Поняв это, Логаны стали уговаривать Андреа поехать вместе с ними в Нью-Йорк, но она предпочла вернуться в Италию. Лишь через шесть лет она вновь переступила порог их дома. Картер приютил ее и устроил на работу в художественную галерею на Мэдисон-авеню. Он направлял ее и помогал советами, но теперь Андреа собиралась попросить его об одолжении, более важном для нее, чем все его предыдущие благодеяния.

Она опаздывала на работу, но нужно было еще выкроить время на телефонный звонок. Когда Картер подошел к телефону, она сразу взяла быка за рога:

— Вопрос может показаться странным, но знаешь ли ты Карла Нэвилла?

— А можно ли вообще его знать, Андреа? — раздался суховатый смех Картера. — Я не думаю, что кто-нибудь, кроме семьи, видел его с тех пор, как он уединился на этом острове. Но конечно же, я знаком с его племянником.

Андреа перевела дыхание и сделала решающий шаг:

— Я хочу встретиться с ним, Картер. Мне нужно поговорить с Закари Прескоттом о его дяде.

Во время возникшей паузы Андреа представила, как замешательство заплескалось в пронзительно-голубых глазах Картера и глубокая складка залегла на лбу вдобавок к бесчисленному множеству мелких старческих морщинок.

— Я полагаю, Зак предельно занят, принимая руководство «Нэвилл лимитед». Компания объединяет множество самых разных владений и сейчас на грани банкротства. Поговаривают, что… Андреа, — резко прервал он сам себя. Не было нужды представлять себе выражение его лица. Интонации было вполне достаточно, чтобы Андреа поняла: Картер сделал молниеносные выводы, причем правильные. — Все это связано с тем, что произошло в Венеции? Драгоценности Каппелло?

— Похоже, что так, Картер. Вот почему я хотела бы встретиться с мистером Прескоттом.

Андреа представила, как углубляются морщины Картера, пока он молчит. Она ждала ответа.

— Не думаю, что мне стоит принимать участие в этой авантюре, Андреа.

— Но вы ведь мне поможете, да? — Она взмолилась: — Это всего лишь догадка, Картер, но мне необходимо ее проверить.

В свое время Андреа рассказала ему о том, что произошло в Италии, весьма схематично. Если бы он был посвящен в детали, если бы знал о списке и ее планах, он бы ни за что не согласился. Но звонок все-таки был, и результаты превзошли все ее ожидания. Заку Прескотту предстояло разрешить все конфликты, связанные с состоянием дел Нэвилла, и он искал эксперта по составлению каталога дядюшкиной коллекции ювелирных изделий. Андреа тут же пригласили на собеседование.



Андреа намеренно остановила поток мыслей, чтобы не вспоминать в очередной раз само собеседование. Она забеспокоилась и отважилась взглянуть в иллюминатор. Небо все еще было ярким, но, как она заметила, клочья тонких облаков на несколько секунд погружали все в тень, затем свет возвращался. Эти облака были серыми и мягкими, совсем не черными, а когда через них пробивалось солнце, казались затейливым кружевом. Образ Зака скользил следом за самолетом в игре облачных теней. Все размышления о событиях последней недели неизменно приводили ее к этому человеку. Она откинулась на спинку кресла, следя за тем, как свет и тень играют в прятки, и позволила себе погрузиться в воспоминания…



Когда Андреа шла на собеседование, в ее ушах звенели слова Картера:

— Не надейся, что Зак станет откровенничать с тобой о делах Нэвилла. Под изысканной оболочкой скрывается жесткий бизнесмен. А что касается работы, — если она еще найдется, — я и мысли не могу допустить, чтобы ты отправилась на этот Богом забытый остров.

А вот Андреа очень хорошо себе это представляла. Она готова была отправиться даже на край света, чтобы разгадать эту роковую загадку. Сама судьба лежит на чаше весов: сможет ли она когда-нибудь жить нормальной жизнью?

Андреа уверенно вошла в здание на Седьмой авеню, прекрасно понимая, что поехать-то она поедет, но прежде надо получить работу. Она вышла из лифта на административном этаже, преисполненная энтузиазма. Ее знания в любой области, связанной с драгоценностями, были неоспоримы. Каталогизирование для нее родная стихия. Надо будет, чтобы Закари Прескотт уверился в ее компетентности еще до того, как она что-нибудь скажет. Да, задача не из легких. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуться в прежнее расположение духа.

Когда Андреа вышла из лифта, было начало шестого. Секретарша шикарной приемной на тридцатом этаже уже собиралась уходить. Андреа назвала свое имя, и та указала ей офис Закари Прескотта.

Дверь была слегка приоткрыта. Андреа распахнула ее и шагнула внутрь. В растерянности она остановила взгляд на темноволосом мужчине за столом, погруженном в изучение груды бумаг. Наморщив лоб, он перевернул страницу. Андреа ждала. Она была уверена, что ее вторжение не осталось незамеченным. Когда же мужчина, прервавшись, продолжил чтение бумаг, стало ясно, что игнорирует он ее вполне сознательно. Затем, будто в раздражении оттого, что его оторвали от дел, он посмотрел на Андреа. Глаза на его худом загорелом лице были такие же серые и холодные, как небо за панорамными окнами офиса. Пронизывая ее взглядом, он оперся на стол ладонями, встал и подался вперед. Выражение лица было непроницаемым, но пристальный взгляд обжигал. Инстинктивно Андреа отпрянула, внезапно почувствовав себя в ловушке на незнакомой, возможно, враждебной территории. Стройная фигурка в простом черном платье, она застыла около двери. Нервно дотронулась пальцами до жемчужного ожерелья на шее. Жемчуг был настоящий и матово поблескивал на фоне черного платья.

Он, казалось, и не видел ожерелья, ничего, кроме ее глаз, когда встал во весь рост и двинулся вокруг стола. Их взгляды будто замкнулись друг на друге. Андреа ничего не могла с этим поделать, словно ключ был только у него. Не было сказано еще ни слова, и молчание тянулось целое мгновение, пока он приближался. Она заметила решительную линию его квадратного подбородка, маленький шрам на щеке и другой, у кромки темных волос с легким намеком на седину.

Все это Андреа успела рассмотреть, пока он пересекал комнату. Этот образ и сейчас еще преследует ее.

Он остановился прямо перед Андреа, словно разрешая ей высказаться. Что ж, если он бросает вызов, она его примет.

— Я Андреа Торнтон, — четко выговорила она. — У меня назначена встреча с вами по поводу работы коллектора. Ваша секретарша уходила и предложила мне войти.

Ее голос был профессионально ровным и спокойным, но она решила изменить планы и не заговаривать о Карле Нэвилле, по крайней мере сейчас. Что-то в этом человеке, с холодными как лед глазами, помешало ей развить тему. Еще до того, как он заговорил, Андреа поняла: он из тех, кто сам выбирает место и время. Но собирается ли он вообще ей отвечать?

Она решила продолжить:

— Меня рекомендовал для этой работы Картер Логан.

— Ну да, конечно, — проронил он, подводя ее к дивану около широкого окна с видом на плоские крыши Манхэттена, спускающиеся к реке. С мутного неба сыпались редкие снежинки. Зак опустился на стул напротив дивана. Вид за окном его не интересовал в отличие от Андреа: она воспользовалась возможностью отвести глаза.

— Конечно, — произнес он снова, — Картер Логан.

Тон был безразличным, но в глазах светился живой интерес.

Когда Андреа устроилась на кожаном диване и сложила руки на коленях, она подверглась пристальному осмотру. Казалось, его взгляд до мельчайших деталей вбирал в себя ее облик: длинные темные волосы, алебастровую белизну кожи, изящную фигуру в платье классического покроя, даже жемчужное ожерелье — единственное украшение наряда. Он на минуту отвел глаза, словно сравнивал ее внешний облик со сложившимся впечатлением. Когда Зак вновь к ней повернулся, на лице его была улыбка. Закинув ногу за ногу, он протянул руку:

— Вы принесли резюме, мисс Торнтон?

Андреа достала из сумочки лист бумаги и передала ему. Прескотт удивленно посмотрел на столь немногословную характеристику, насмешливо приподнял бровь и быстро прочитал полстранички печатного текста.

— Два года вы проучились в Риме и продолжили свое образование во Флоренции, как я вижу, у синьора Фарнезе. Он искусный копиист, один из лучших. Не сомневаюсь, что и вы добились успехов в этой области.

Она кивнула. Это было так, но, как оба они понимали, не имело прямого отношения к необходимым для каталогизирования навыкам.

— Синьор Фарнезе также эксперт в области истории ювелирного дела и в составлении каталогов, — добавила она, возвращаясь к теме собеседования.

— Недавно умер мой дядя, — поделился он давно известной Андреа информацией. — Его коллекция драгоценностей находится в полном беспорядке, — признался Зак. — Пока не составлен каталог, нельзя произвести оценку, а без этого мы не можем закрепить имущество за наследниками.

Андреа не поняла, был ли он обеспокоен подобным состоянием дел. Он замолчал и задумчиво взъерошил свои густые темные волосы.

— Мне было бы полезно иметь хотя бы общее представление о коллекции, — подавшись вперед, воспользовалась паузой Андреа. — Ювелирные изделия каких эпох в ней собраны, характер оправ…

Зак прищурился и смерил ее взглядом, в котором ясно читалось, что именно он ведет это собеседование. Картер был прав. Этот человек не станет отвечать ни на какие вопросы.

— Я знаю очень мало об этой коллекции, — бросил он, закрывая тему.

Она настаивала, не обращая внимания на каменное выражение его лица:

— Вы занимаетесь драгоценными камнями…

— Только бриллиантами, мисс Торнтон, — поправил Зак. — Я получил эту и еще несколько компаний в результате одной деловой операции. — Он позволил себе пренебрежительно усмехнуться: — А вы, ко всему прочему, еще и эксперт по бриллиантам?

— По крайней мере я могу распознать хороший камень, когда его вижу, — парировала Андреа столь же колко.

Тень удовольствия промелькнула в глазах Зака. Оказывается, это чувство ему не чуждо. Он пожал плечами и заглянул в ее резюме.

— Ваш профессиональный опыт, видимо, не выходил за рамки отцовского бизнеса.

Конечно, он никогда не интересовался магазином Колина Торнтона. Скорее всего Зак о нем даже не слышал. Почувствовав под ногами зыбкую почву, Андреа пошла напролом:

— Я вела все торговые операции, реставрировала и заменяла оправы камней и, конечно же, проводила экспертизы для точной датировки и определения ценности изделий старины. Часть нашего бизнеса, связанная с антиквариатом, развивалась вполне успешно. — Она приказала себе остановиться, прежде чем в голосе прорезалась безнадежность.

— Вы пропустили несколько лет, мисс Торнтон, между Флоренцией и Нью-Йорком. — Его тон был нарочито холоден.

Стоило хорошенько подумать, прежде чем лгать этому человеку. Его реакция была слишком быстрой и точной, чтобы она успевала маневрировать. Андреа решила сказать часть правды:

— В то время я была замужем и жила в Европе.

— Вы все еще замужем? — Его бровь многозначительно приподнялась.

— Мой муж умер. — Эти слова были произнесены ровным, спокойным голосом.

— Мне очень жаль, — сказал он после минутного молчания.

— Вот почему это назначение так важно для меня. Я хотела бы восстановить свои навыки. Поездка на остров Сент-Майкл для составления каталога положит этому начало.

Ложь. Ее целью было не будущее, а прошлое, но предположить такое не смог бы даже столь умный человек, как Зак Прескотт.

— В таком случае примите мои извинения. У меня уже есть кандидат на эту должность.

Он сказал это так легко, как будто речь шла о погоде. Из-за этого несоответствия смысл слов дошел до Андреа не сразу. Румянец вспыхнул на щеках, когда она недоверчиво уточнила:

— Вы предложили работу кому-то другому?

Он кивнул.

— Тогда зачем нужно было это собеседование? — Не дожидаясь ответа, она встала. — Не было ли это пустой тратой времени?

— Вовсе не пустой, Андреа, — возразил Зак, впервые произнеся ее имя чуть хрипловатым голосом. — Я оказал любезность Картеру, по словам которого вы столь же очаровательны, сколь и умны.

Андреа направилась к выходу в ярости от подобного снисхождения. Собеседование закончено. Ничего нового о Карле Нэвилле и его коллекции она не узнала, кроме того, что его племянник разговаривать с ней об этом не станет. Он и не собирался брать ее на работу. Не из-за чего и расстраиваться, вот только… вот только другой возможности разобраться в своем прошлом у нее уже не будет.

— Вам доставляет удовольствие играть в игры, мистер Прескотт?

Зак проводил ее до двери и потянулся, чтобы подать пальто. Андреа подняла на него взгляд. Ее лицо все еще горело от гнева, глаза сверкали.

Он невозмутимо помог ей надеть пальто.

— Не думаю, чтобы я монополизировал это право. — Его руки задержались на ее плечах дольше, чем было необходимо. — К примеру, я не могу взять в толк, почему такая красивая молодая женщина, как вы, хочет отправиться в такое отдаленное и глухое место, как остров Сент-Майкл?

— Почему бы и нет? Мне нужна работа. Что может быть проще?

— О, не думаю, что с вами все так просто.

— Ну, теперь-то вы уж точно этого не узнаете. Так ведь?

Эти провокационные слова сорвались с ее губ, прежде чем Андреа успела подумать.

В глазах Прескотта промелькнула ярость, сменившаяся наполовину язвительной, наполовину чувственной усмешкой, искривившей губы. Его взгляд навис над ней, словно прицеливаясь, чтобы дать отпор. Это преимущество внезапно показалось Андреа зловещим. И вдруг неожиданно мягким движением он поднес руку к ее лицу и нежно обвел его контур. Напряженные пальцы были холодны, и Андреа застыла от их прикосновения, завороженная его близостью. Время сбилось с ритма и затерялось в тишине офиса под ненавязчивый гул уличного движения тридцатью этажами ниже. Весь мир растворился в гипнотической глубине пронзительных глаз под прикосновением его пальцев. Зак заговорил, и время неохотно возобновило свой бег, но очарование момента еще не покинуло их:

— Сначала мне показалось, что у тебя карие глаза, но зелени в них больше. Изумрудной зелени. — И, словно впервые увидев ее ожерелье, он заметил: — Это хороший жемчуг, но вам следует носить изумруды.

Андреа попыталась что-то сказать, но голос изменил ей. Смутившись, она отпрянула, и его пальцы соскользнули с ее щеки. В два шага Андреа оказалась у двери, скрывшей ее от Зака Прескотта, но не от будоражащих душу воспоминаний.

Ей не удалось выудить из него никакой сколько-нибудь ценной информации, ничего нового о Карле Нэвилле и его коллекции драгоценностей, что выходило бы за рамки газетного некролога, бессмысленно валяющегося на дне ее сумочки.

Она лишь вызвала подозрения Зака. И все из-за этой игры в кошки-мышки.

Пока она в одиночестве ужинала дома, в памяти всплывали события прошедшего дня. Наглый, властный, высокомерный — такими эпитетами награждала она Зака в тщетных попытках выкинуть из головы воспоминание о прощальном прикосновении.



Звонок раздался около десяти. Андреа ожидала услышать голос Картера. Он наверняка захочет поинтересоваться результатами собеседования. Но это был Закари Прескотт:

— Мисс Торнтон… Андреа, похоже, у меня возникли некоторые проблемы.

Андреа молчала.

Он понимающе посмеялся и продолжил:

— Человек, которому я предложил поработать над каталогом к дядюшкиной коллекции, пошел на попятную. Видимо, его пыл охладила перспектива путешествия на остров. Вы еще не передумали?

Она не смогла сдержать нотки триумфа в своем голосе:

— Конечно, я не передумала, мистер Прескотт! У меня и в мыслях этого не было. Я настроена на поездку.

— Хорошо. Свяжитесь с моей секретаршей по поводу организации поездки. Она все устроит. Выезжайте как можно скорее.

Когда Зак Прескотт брался за дело, он задавал бешеный темп. Остальные должны были подстраиваться.

— Непременно, — не без доли сарказма в голосе согласилась она. И, спохватившись, перед тем как положить трубку, спросила: — Вы будете там? — Сама не зная, зачем это ей понадобилось.

— Я вылетаю завтра, чтобы присутствовать на кремации. Сразу после — в Бразилию, по делам фирмы. Возможно, я появлюсь на острове позже. Для проверки.

— О да, конечно. — Ожидать чего-то другого было сущим идиотизмом. — Для проверки.



Соглашаясь на эту поездку, она не знала, что ее ожидает. Даже теперь, когда остров Сент-Майкл и поместье Карла Нэвилла вот-вот станут для нее реальностью, информации было слишком мало. Вдова Нэвилла, его сестры, сын… ждут ли на этом островке ее приезда?

Удастся ли ей обелить имя мужа, или оно еще глубже увязнет в грязи скандала, сделавшего ее вдовой? Найдет ли она драгоценности Каппелло?

Самолет, который время от времени подбрасывало с того самого момента, как она впервые заметила тучи, стало швырять из стороны в сторону и заносить. Пятна, похожие в темноте на сгустки тумана, оказались грозовым фронтом. Вспышки молний, сопровождаясь грохотом, разрывали тучи зазубренными столбами электричества. Сильные восходящие потоки швыряли и трясли самолетик, как ребенок погремушку.

Андреа захлестнула волна отчаяния. Катастрофа казалась неизбежной: им не выдержать яростного напора стихии. Крик о помощи рвался с ее губ, но, скованная ужасом, она не могла издать ни звука. С каждым взлетом и падением тошнота все сильнее и сильнее подкатывала к горлу. Она вцепилась в подлокотники и лишь тогда смогла наконец закричать.

Пилоты изо всех сил пытались справиться с ситуацией. Им было не до бьющейся в истерике женщины, одиноко сидящей в салоне теперь уже в кромешной тьме: лампочки внутреннего освещения мигнули в последний раз и погасли. Андреа закрыла глаза, пытаясь спрятаться от темноты внутри салона и еще более черной ночи снаружи. И зачем она только решилась сесть в этот игрушечный самолетик? Только тот, кому нечего терять, способен поступать так безрассудно. Да. Терять ей было нечего. Так или иначе, но если она не доберется до Сент-Майкла, надежды у нее нет.

Внезапно, будто по мановению волшебной палочки, буря стихла. Небо очистилось. Худшее осталось позади. Самолет выровнялся и пошел на снижение. Прямо по курсу, в некотором отдалении, мерцая в лунном свете, струящемся меж облаков, Андреа ждала ее цель — остров Сент-Майкл.

Глава 2

Взлетно-посадочная полоса на Сент-Майкле была короткой и узкой. Но, вырвавшись из тропической бури, Андреа была счастлива приземлиться где угодно, даже посреди джунглей. Взгляд из иллюминатора — и стало ясно, что произошло именно это. Когда они разворачивались в конце посадочной полосы, самолет едва не задел крылом подступавшие вплотную пальмы. Большие деревья храбро вели наступление на аэропорт, оставляя в асфальте трещины, достаточно широкие, чтобы местная живность использовала их в качестве укрытия.

Покачав в изумлении головой и придя в себя, Андреа отстегнула ремень безопасности. Пилот появился в дверном проеме, открыл люк и улыбнулся так же широко, как и прежде.

— Этот маленький перелет из Сан-Хуана оказался весьма коварным. Но мне каждый раз приходится иметь дело с чем-то подобным, — заверил он.

Андреа рассыпалась в благодарностях, надеясь, что он не слышал ее перепуганного вопля. Тем более что, как она теперь понимала, это был скорее всплеск эмоций, чем зов на помощь. Она вынырнула из люка в тропическую ночь, спустилась по трапу и направилась к зданию из бетона, отвоеванному, как и взлетная полоса, у негостеприимных джунглей. Потрепанная непогодой табличка на двери возвещала, что это и в самом деле «Виндзорский аэропорт, остров Сент-Майкл».

Влажная духота ночи сменилась затхлостью закрытого помещения, где вопреки уверениям секретарши Зака Прескотта ее никто не встречал. Андреа огляделась. В одном углу рабочий паковал багаж, в другом за столом сидел сонный чиновник и читал газету. Он поднял на нее глаза и ленивым движением руки подозвал поближе.

Она подошла к столу с раскрытым паспортом, удостоившимся его рассеянного взгляда. Чиновник осведомился о месте назначения и счел возможным присоединить оттиск своей печати к компании собратьев. Когда эта работа была завершена, он зевнул и вернулся к своей газете. Андреа застыла на месте, словно превратившись в соляной столб, отказываясь верить, что ее так бесцеремонно игнорируют. Под ее взглядом чиновник оторвался от чтения и нехотя кивнул в сторону угла, где рабочий, закончив свои дела, устроился с сигаретой на стуле. За ним высилась гора неразобранного багажа. Два ее чемодана лежали в самом низу, придавленные холщовыми сумками с почтой и упаковочным картоном. Рабочий игнорировал ее столь же демонстративно, как и чиновник. В дверном проеме зияла чернота тропической ночи. Экипаж самолета бесследно растворился в ней, и вокруг не было даже намека на транспорт. Интересно, есть ли здесь такси, осмелится ли она спросить об этом у тех двух сфинксов, оккупировавших аэровокзал?

Большую часть жизни Андреа опекали настоящие мужчины. Мощные, сильные, считающие себя сделанными из более прочного материала. Рано или поздно все они, от учителей и отца до Картера и ее мужа, сталкивались с тем, что высокая симпатичная молодая женщина с прозрачной, как фарфор, кожей и огромными глазами, такая хрупкая, даже беспомощная на вид, на деле оказывалась куда сильнее, чем можно было ожидать. И физически, и эмоционально. Она справлялась со всем, с чем их учили справляться, даже самые сокрушительные удары не сбивали ее с ног.

Ну уж нет, думала Андреа, этот враждебный, Богом забытый аэропортик, исчезающие пилоты и служащие не собьют ее с толку. Пусть никто ее не встречает, она сама найдет способ добраться до места, а если эти двое не снизойдут до того, чтобы ей помочь, всегда есть телефон. Вон висит на грязной стене, весь такой одинокий и заброшенный. Будем считать, что он работает. Прежде всего разобраться с багажом.

Андреа уже начала сама оттаскивать верхние коробки, когда дверь распахнулась и длинными плавными шагами в комнату вошло новое действующее лицо. Выглядел мужчина безупречно: белый льняной костюм и бледно-голубая рубашка, волосы серебрились в резком свете электрических ламп. Андреа показалось, что он явился прямо со съемочной площадки.

— Я пришел освободить вас, — заявил мужчина, и Андреа расхохоталась: это и впрямь было похоже на кинофильм.

— Я Андреа Торнтон, — сказала она, протягивая руку своему избавителю.

— Очень на это рассчитываю, — ответил тот с чарующим британским акцентом. — Меня зовут Дэвид Марлоу, семейный адвокат Нэвиллов. Вижу, здесь, в Виндзоре, вы в совершенстве овладели искусством «помоги себе сам». — Он заметил попытки Андреа извлечь из неразобранной кучи свой багаж. — Дороги на острове просто обворожительны, не находите? Действуют поистине расслабляюще. — Он с обезоруживающей легкостью отбросил в сторону оставшиеся коробки, подхватил ее багаж и направился к машине. Возле безупречного англичанина Андреа почувствовала себя усталой, просто вымотанной путешествием, но уже не одинокой. Дэвид Марлоу, похоже, станет ее другом.

Когда они свернули к холмам, оставив аэропорт далеко позади, Дэвид уловил ее состояние и подхватил нить разговора:

— Хорошо, что вас не задела буря. Она выдохлась около часа назад.

— Скорее, мы ее задели.

Дэвид засмеялся и обернулся, чтобы взглянуть на свою пассажирку. Печать усталости легла на ее лицо, с изяществом камеи выделявшееся на фоне окна.

— Вы неплохо выглядите, — восхитился он. — Надо же, вы намного выносливее, чем кажетесь на первый взгляд.

— Я не выдержала и закричала, а теперь чувствую себя ужасной дурой.

— В первый раз это действительно ужасно, — признал он, — но наши пилоты не промах. Такие и на одном крыле до места доберутся.

Он резко свернул на узкую дорогу, вьющуюся высоко над морем.

— У нас встречаются и гористые участки, — пояснил он. — Вы что-нибудь знаете о Сент-Майкле?

— Только то, что он долгие годы относился к британским колониям, и, по словам моего пилота, это карибская мечта.

— Это в самом деле так. Правда, тут встречаются совершенно дикие места. Конечно, кто-то находит в этом особую прелесть, но я предпочитаю цивилизацию, и, естественно, мы по большей части сохранили привязанность к английскому влиянию. К примеру, названия большинства домов, улиц и заведений до безобразия английские.

— Как Дрого-Мэнор, усадьба Нэвиллов?

— Вот именно, хотя осмелюсь заметить, это название стало скорее предвестником несчастья, чем данью ностальгии. Усадьба названа так по имени своего предшественника — замка в Девоншире, как я припоминаю.

— Кем? Семьей Нэвиллов?

— О нет. Карл купил поместье, когда решил обосноваться здесь и стать плантатором. «Нэвилл лимитед» объединила под своим крылом кофейные плантации острова и вывела их на мировую арену. Экспорт шел весьма успешно.

Он умолчал о банкротстве фирмы, слухи о котором подтвердились еще тогда, когда Зак Прескотт с нарочитой прямотой заявил Андреа, что «Нэвилл лимитед» в беде.

Они ехали по-над морем сквозь знойную духоту ночи. Все было для нее внове. Земля жары, влажности, ароматов и неумолчных шумов. Ночь и впрямь состояла из тысяч звуков. Андреа поняла это, когда прислушалась к игре ветра в ветвях деревьев. В его струи вплетали свою болтовню, визги и хрипы ночные птицы и насекомые.

— Вы привыкнете к этому, — заверил ее Дэвид.

— После грохота транспорта под окнами моей квартиры в Нью-Йорке этот шум кажется даже тихим, каким-то умиротворяющим.

Дэвид Марлоу вновь окинул взглядом ее точеный профиль.

— Я уверен, что вам тут понравится, — серьезно сказал он. — Здесь есть на что полюбоваться. У нас даже вулкан свой.

— Надеюсь, извержений не предвидится?

— Ну что вы, он потух уже несколько миллионов лет назад.

— Что ж, в любом случае работа не оставит мне много времени на осмотр достопримечательностей.

По его кивку Андреа поняла, что он, как семейный адвокат, подробно осведомлен о ее работе. Она решила рискнуть и небрежно, как бы между прочим, расспросить его, проявляя не больше любопытства, чем любой другой на ее месте:

— Вы, наверное, много знаете о коллекции Карла Нэвилла?

— Столько же, сколько и все. Точнее сказать — очень мало. Когда дело касалось коллекции, Карл становился очень скрытным. Думаю, что вы найдете ее в полном беспорядке.

— Я слышала об этом, — отозвалась Андреа, — от Закари Прескотта.

— Вы давно с ним работаете?

— Несколько лет я не выбиралась из Европы: училась, работала, — уклонилась она от прямого ответа и быстро сменила тему, прежде чем Дэвид начнет вдаваться в подробности: — Вся ли семья сейчас в Дрого-Мэнор?

— Только Дориан, вдова Карла, и его сестра Рейчел.

— Кажется, у него был сын. — Андреа вспомнила список ближайших родственников из статьи в «Нью-Йорк таймс», которую знала уже наизусть.

— Он и сейчас в добром здравии, просто уехал тут же после погребения, а другая сестра Карла, Миллисент Прескотт, мать Зака, никогда не появляется на острове.

На вершине холма они свернули на узкую дорожку, которую обступали стены, увитые диким виноградом. Впечатление от их внезапного появления было настолько сильным и угнетающим, словно они были поставлены здесь для конвоирования маленькой машины и ее пассажиров по дороге, с которой нет возврата. Ей почудилось, что под этим ночным небом они сейчас одни. По крайней мере из людей. Птицы продолжали трещать, и впереди на дороге свет фар отразился в ярких глазах зверька, предпочитающего ночной промысел. А над их головами ветер все еще продолжал исполнять свою жуткую симфонию.

Они свернули в кованые железные ворота, и Дэвид припарковал машину.

— Дрого-Мэнор, — сказал он, и Андреа невольно содрогнулась.

Лунный свет заливал голубоватым сиянием крутую остроконечную крышу каменного дома, очерчивая ее контур на черном небе. Деталей не было видно, только массивный, твердый, безмолвный силуэт, загадочным образом красивый и отталкивающий одновременно.

Андреа осталась в салоне, когда Дэвид вышел из машины и открыл багажник, чтобы достать чемоданы. Она внезапно ощутила потребность признаться самой себе в том, что вовсе не стремится променять безопасный уют машины на мерцающий призрак Дрого-Мэнор, но усилием воли преодолела свои страхи. Когда Дэвид помог ей выйти из машины, Андреа уже была способна ответить ему благодарной улыбкой, по крайней мере частично это отражало ее чувства.

Они поднялись по ступеням к тяжелой деревянной входной двери внутри сводчатого прохода из обтесанного округлого камня. С двери, украшенной витиеватой резьбой, все еще не был снят траурный венок. Дэвид потянул за медный дверной молоток. Металлический звон разнесся эхом по дому. Они ждали.

— Похоже, леди рано легли спать сегодня, — заметил он, в который раз безрезультатно опуская дверной молоток. — Только одна служанка живет в доме, и она неуважительно глуха или хочет, чтобы мы в это поверили, — сказал Дэвид, нерешительно улыбаясь.

В конце концов дверь приоткрылась на дюйм, и они увидели пару черных глаз.

— Все в порядке, Харриет. — Дверь оставалась чуть приоткрытой. — Это Дэвид Марлоу, — представился он. — Со мной мисс Торнтон, она будет работать здесь, в Дрого-Мэнор.

Дверь приоткрылась еще на дюйм, и Андреа мельком увидела маленькую черную женщину, на лице которой не отражалось и тени гостеприимства.

— Ее ждут, — настаивал Дэвид, и дверь распахнулась.

Он вошел и поставил чемоданы Андреа в холле, который был похож на пещеру. Скудный свет хрустальной люстры не проникал в дальние углы и мрачные ниши, в которых прятались двери в другие, неизвестные помещения. Этого света едва хватало, чтобы обозначить ступени лестницы в конце коридора.

Андреа, страстно желавшая очутиться в любом месте, только не в Дрого-Мэнор, попыталась скрыть свои чувства. Но она была здесь. В доме, обитатели которого даже не приподнимутся, чтобы поприветствовать вновь прибывшего гостя.

Дэвид, не выказав и доли сомнения в естественности происходящего, пожал ей руку и ободряюще улыбнулся. Андреа могла только предположить, что он уже давно привык к мрачному, негостеприимному дому, отсутствию хозяев, грубости угрюмой прислуги.

— Здесь всегда немного мрачно по ночам, — отметил он напоследок.

Андреа же дом казался не просто мрачным — он пугал ее до дрожи в коленях.

— Харриет покажет вам вашу комнату, а завтра я позвоню.

Он повернулся, чтобы уйти. Даже если бы Андреа позвала, вернуть его, удержать рядом с собой, сохранить единственную связь с реальностью в этом странном месте было невозможно. Она и не собиралась делать этого. В конце концов, она приехала работать, закончить дела и разгадать загадку, мучившую ее долгие месяцы. Враждебность этого дома не заставит ее отказаться от поставленной цели.

Андреа поддалась искушению и все-таки оттянула момент расставания, бурно, даже несколько преувеличенно поблагодарив Дэвида. Но, улыбнувшись в ответ и тепло пожав ее руку, он вышел.

Злобным взглядом отклонив попытку помочь ей, Харриет подхватила оба тяжелых чемодана и направилась по коридору к темной лестнице. Андреа оставалось только последовать за ней. Они медленно поднялись по лестнице, перебрались в такой же длинный темный коридор на втором этаже, в дальнем конце которого крошечная женщина пинком распахнула дверь. Харриет провела Андреа внутрь, нащупала выключатель, поставила чемоданы на вытертый восточный ковер, повернулась и вышла. За все это время она не издала ни звука.

После потрясения от первого знакомства с домом ее комната, все же несколько темноватая, оказалась примерно такой, как она представляла. Андреа стояла возле своих чемоданов и осматривалась. Кроватью служило старинное ложе с четырьмя столбиками для балдахина, некогда элегантное, а теперь накрытое вылинявшим покрывалом. Лампа под абажуром с кистями, стоящая у изголовья кровати, и комод с расколотой мраморной столешницей — все в этой комнате знавало лучшие времена.

Андреа припомнила разговор с Картером Логаном и поняла, что в Дрого-Мэнор ничто не вызывало ее удивления. Картер предупреждал ее. Исчерпав все аргументы против ее поездки, он напомнил, что в этом доме уже давно еле-еле сводят концы с концами. Зак подтвердил эти слухи. Оба они — и Зак в своей самоуверенности, и Картер в своем восхищении перед людьми — были уверены, что компания должна быть восстановлена. И как только этот хваленый Зак Прескотт собирается возрождать славу Дрого-Мэнор?

Она подошла к окну и распахнула деревянные ставни. Комната выходила окнами на некоторое подобие сада. В темноте она различала только группы деревьев и кустов, колеблющихся под напором сильного ветра. До нее донесся аромат цветов, пожалуй, главное достоинство Дрого-Мэнор. Она стояла какое-то время у окна и следила за жалкими остатками бури, рваными облаками, проносившимися мимо серебристой полной луны, прежде чем заняться распаковкой чемоданов. Непредвиденные трудности, привкус страха, не покидавший ее с момента появления в Дрого-Мэнор, — все это не имеет никакого значения. Она останется здесь до тех пор, пока не отыщет под паутиной и пылью следы своего прошлого.



Дэвид Марлоу оказался прав. При свете дня Дрого-Мэнор расстался со своей угрюмой мрачностью, и его благородная нищета казалась даже милой. Но было жарко. Белая блузка, надетая меньше часа назад, уже прилипла к спине, а голубая хлопчатобумажная юбка тяжело повисла на талии. На остров Сент-Майкл Андреа привезла одежду, вполне соответствующую теплому времени года. Но это было то тепло, которое она помнила: детство, проведенное на Среднем Западе, прохладные долгие летние дни в Лондоне, синь неба в Италии. Вот к чему она была готова. Но чтобы чувствовать себя комфортно здесь, придется пробежаться по магазинам в Виндзоре, и поскорее.

Часом раньше раздался стук в дверь, и скрипучий голос, который мог принадлежать лишь Харриет, сообщил, что завтрак будет подан в восемь часов. Андреа все это время сидела, дожидаясь указанного времени, в духоте своей комнаты. Внизу, наверное, было прохладнее, но спуститься до завтрака она не решилась. Слишком плохо представляла она себе планировку дома и то, насколько доброжелательно могут встретить ее хозяева.

Повторив шаг за шагом все ночные маневры, Андреа в восемь часов утра оказалась в коридоре. Ни один звук не выдавал того, что завтрак уже начался. Ни звяканья тарелок, ни голосов. Безмолвие. Коридор был пуст. Даже при дневном свете ей было трудно преодолеть ночные страхи. Что ж, она примет вызов хотя бы для того, чтобы найти столовую.

Пройдя по длинному коридору, Андреа вышла к приоткрытой двери и заглянула внутрь. Лицом к лицу за противоположными концами длинного обеденного стола в полной тишине сидели две женщины. Расстояние между ними было настолько велико, что с тем же эффектом они могли завтракать каждая в своей комнате.

Женщина в дальнем конце стола подняла глаза, и Андреа с трудом смогла перевести дыхание. Настолько красивых людей она еще не видела. Солнечные лучи запутались в ее рыжевато-золотистых кудрях, а глаза, улыбавшиеся Андреа, были глубокого бирюзового тона.

С другой стороны стола сидела женщина в черном. Она была старше, темнее, мрачнее своей сотрапезницы. Лучше вписывающаяся в окружающую обстановку, она, казалось, принадлежала этому дому. На ее лице не было и тени улыбки, когда она заметила Андреа.

Одна из женщин приходилась сестрой Карлу Нэвиллу, другая была его женой. Андреа все не могла решить, кто же из них кто, но в конце концов остановилась на том, что старшая из женщин — его вдова. Она ошибалась.

Молодая женщина протянула ей руку:

— Мисс Торнтон? Я Дориан Нэвилл. Пожалуйста, располагайтесь. Возьмите, что вам захочется на завтрак, на буфете.

Подобное решение загадки смутило Андреа. У буфета, выбирая еду, она погрузилась в размышления. Красавица была вдовой Карла, но как объяснить то, что такая молодая, энергичная и привлекательная женщина выбрала в мужья старика-отшельника? Дело не в деньгах, особенно если учесть состояние плантаций и дома. Взгляд Андреа невольно заскользил по столовой, которая была не менее темной, чем ее спальня. Выцветшие и грязноватые шторы на высоких французских окнах, картины, рядами развешанные на стенах, требующие реставрации.

Андреа взяла себе кофе, несколько булочек и фрукты и заняла место рядом с Дориан. Так как за все это время с другого конца стола не последовало никакой реакции, официальное представление завершила Дориан.

— А это Рейчел, — более нежно, чем можно было ожидать, проворковала она, — сестра нашего дорогого Карла.

Андреа показалось, что Рейчел кивнула, но, возможно, это был обман зрения.

Не обращая внимания на молчание золовки и смущение Андреа, Дориан поддерживала беседу. Она извинилась, что не вышла к гостье, когда та приехала.

— Здесь, в Дрого-Мэнор, мы рано ложимся, — сказала она в свое оправдание.

Андреа могла только предполагать, насколько им должно быть скучно друг с другом, чтобы так стремительно отправляться в постель каждый вечер. Дориан попросила Андреа вкратце рассказать о себе и осталась вполне довольна беглым наброском, умело обходящим тонкие моменты. Особого интереса Дориан к ее биографии не проявила, зато Рейчел в первый раз за все утро оторвала взгляд от своей тарелки. Пока пожилая дама не забросала ее каверзными вопросами, Андреа перехватила инициативу:

— Я с нетерпением жду возможности познакомиться с коллекцией мистера Нэвилла. Говорят, у него есть несколько замечательных образцов.

Замечание было вполне невинным. Андреа хотела всего лишь увести тему разговора от своей персоны. Ответа от Рейчел Нэвилл она не ожидала, тем более настолько экспрессивного.

— Замечательные? — пронзительно протянула она. — Они выше всяких похвал. Мой брат все, за что брался, делал превосходно.

Пока Андреа смотрела на нее, пытаясь сообразить, как должным образом ответить на это заявление, если не ошибочное по сути, то по крайней мере сильно приукрашивающее действительность, Рейчел продолжала цедить сквозь зубы, едва шевеля губами:

— Я просила Прескотта нанять человека, который быстро и грамотно составит полный каталог, но я никак не ожидала, что он пришлет женщину, тем более столь юную. Хотя, возможно, вы выглядите моложе своих лет.

— Мне двадцать семь лет, — ответила Андреа. И до того, как последовало заключение о том, слишком она молода или нет, добавила: — И я, безусловно, женщина.

Дориан прыснула со смеху, спрятавшись за своей чашкой; Рейчел молча игнорировала их обеих. Андреа пригубила кофе и спокойно продолжила:

— Мистер Прескотт нашел, что я в состоянии справиться с этой работой.

Рейчел демонстративно поднялась и со скрежетом отодвинула стул по полу, выложенному плиткой. Этот тщательно, с чувством извлекаемый звук, визжащий и скрипучий, пронял Андреа до самых костей. На это, похоже, Рейчел и рассчитывала.

— Прескотт не видит дальше своего носа, а самоуверен без меры. Предупреждаю, мисс Торнтон, я не потерплю ни единой ошибки в работе над коллекцией брата. Ни единой!

Она пинком придвинула стул обратно к столу, но столь же впечатляющего скрежета добиться не смогла, повернулась и покинула столовую.

Андреа потеряла дар речи. Мгновение — и смех Дориан нарушил молчание:

— Ну не людоедка ли, а? Не принимай ее эскапады на свой счет. Она со всеми так обходится. Для Рейчел мой муж был единственным идеальным человеческим существом. Остальные не стоят даже того, чтобы их замечать. Ты к этому привыкнешь, — пообещала она. — Я-то, во всяком случае, привыкла, как и ко всему остальному здесь. — Горькая усмешка тронула ее полные губы. Эта затаенная обида сказала Андреа больше любых слов. В изломе губ сквозило, что в доме отчаянно скучно, что остров — забытое Богом унылое место, что жизнь здесь сама по себе невыносима.

— Вас как будто утомил Сент-Майкл? — спросила Андреа, пытаясь сгладить резкость впечатления.

В ответ Дориан рассказала свою историю, поразившую Андреа, хотя она и ожидала услышать нечто подобное:

— С Карлом мы познакомились в Европе, тогда я была уверена, что мы будем жить по-прежнему широко и открыто то в одной стране, то в другой. Мне и в голову не приходило, что он собирается привезти меня сюда. Но именно это муж и сделал спустя каких-то несколько месяцев после свадьбы. О, мы продолжали путешествовать, но и слепому было ясно, что он предпочел бы осесть здесь, в Дрого. Я несколько раз выезжала одна, но Карл слег и в последние годы был прикован к постели, так что выбраться куда-то стало практически невозможно.

— Сочувствую. Это было ужасное время для вас, — проговорила Андреа, тщетно пытаясь представить, каково это: провести месяцы, годы на этом острове, в этом доме, в компании тяжело больного мужа и его угрюмой сестры.

Дориан кивнула и сказала:

— Все это уже в прошлом. Все, кроме раздела имущества.

Ее лицо разгладилось, и облегчения во взгляде было больше, чем алчности.

— Вот для чего, собственно, и понадобился каталогизатор, — улыбнулась она Андреа. — Поэтому нам лучше поскорее приступить к делу. Прескотт, как упорно называет Зака Рейчел, просил, прежде чем ты ознакомишься с самой коллекцией (она хранится в банке Виндзора), дать тебе возможность поработать здесь, в Дрого-Мэнор. Архивы и учетные записи ты найдешь в кабинете. Давай я покажу их тебе.

Андреа послушно последовала за ней в заднюю часть дома, а затем в комнату с плотно заставленными книжными полками. Огромные кипы книг громоздились повсюду на всех доступных поверхностях. Но, несмотря на беспорядок, в этой комнате Андреа чувствовала себя спокойнее и увереннее, чем во всех других помещениях дома. Ей уже заранее приятно было работать здесь.

Дориан подошла к старинному дубовому шкафчику и открыла его, продемонстрировав содержимое. Полки ломились от бумаг, беспорядочно втиснутых в узкие отделения.

— Архив Карла, — сообщила она потрясенной Андреа.

— Это, пожалуй, займет больше времени, чем я предполагала, — отозвалась Андреа.

— Карл никогда не отличался организаторскими способностями. Думаю, это сыграло свою роль в том, что поместье пришло в упадок. Но все записи где-то здесь, я в этом уверена. Когда дело касалось его драгоценностей, Карл становился фанатиком, хотя и непоследовательным, — отстраненно заметила она, словно к ней это не имело никакого отношения. — Позвать тебя на обед?

— Нет, не думаю. Можно прислать поднос сюда?

Работа — хороший предлог, чтобы избежать посещения столовой и общества Рейчел, одержимой стремлением поучать.

— Конечно, — заверила Дориан, — но тебе все равно когда-нибудь надо будет сделать перерыв. Я зайду за тобой около четырех, чтобы показать наш пляж, одно из самых красивых мест на Сент-Майкле.

Большую часть утра заняла у Андреа сортировка накопившихся бумаг. Там были квитанции, расписки, заказы на поставку, купчие. К каждому документу прилагалось нечто напоминающее описание, отпечатанное на стандартном бланке или нацарапанное от руки на клочке бумаги. Некоторые сопроводительные записки были подробными: викторианская брошь, полтора на три дюйма, культивированный жемчуг чередуется с негранеными желтыми и голубыми сапфирами овальной формы. Эту вещь легко будет узнать. Но попадались и очень схематичные зарисовки: серьги, жемчуг и рубин, часть гарнитура. Слишком мало, чтобы говорить о чем-то конкретном. Похоже, работа обещает быть интересной.

Во всех записях Карла Нэвилла сохранялась одна закономерность — пометка о дате каждой покупки. Взяв это за основу, Андреа принялась кропотливо сводить все заметки в один хронологический список. За этим занятием она забыла обо всем, что касалось Дрого-Мэнор, его лабиринтов и даже интриг его обитателей. На какой-то миг она забыла даже о своей цели. Она с головой ушла в любимую работу, в которой так долго себе отказывала.

Для Андреа от каждой заметки веяло таинственным волшебством изумрудов, вырванных из почвы Бразилии, рубинов из Таиланда, сапфиров с Цейлона. Во всех своих изысканиях, посвященных уникальным драгоценным камням, она ни разу не натолкнулась на описание их пути по миру людей. А ведь у каждой из этих удивительных драгоценностей была своя жизнь, полная красоты и романтики, алчности и страсти, крови и даже смерти, текущая сквозь века из одних алчных и цепких рук в другие, столь же алчные и цепкие.

Пока она работала, зашла служанка и принесла обед. Это событие прошло мимо сознания погруженной в свои бумаги Андреа. Она была несказанно удивлена, когда, переставляя поднос, заметила, что ее тарелка пуста, а чай выпит. Когда на пороге кабинета показалась Дориан, Андреа недоверчиво нахмурила лоб:

— Не может быть, чтобы уже пробило четыре.

— Уже почти пять. Ну, хватит, давай я покажу тебе дорогу к пляжу. — Заметив колебания Андреа, она настояла: — Зак не эксплуататор, кроме того, — добавила она с улыбкой, — он в Бразилии, а Рейчел прилегла вздремнуть. А ты, ко всему прочему, еще и устала.

Так оно и было. Андреа поняла это, закинув руки за голову и сладко потянувшись. Ей нужно немного отдохнуть, и сделать это можно с чистой совестью, ведь большая часть списка уже составлена. Андреа положила бумаги обратно в шкафчик, присовокупив к ним и свой блокнот с начатым реестром. Оказалось, что миниатюрный ключик и в самом деле подходит к замку. Она повернула его, вынула из замочной скважины и уронила в свой карман. До тех пор пока каталог не будет составлен, записи будут доступны ей одной.

Дориан выглядела довольной, когда они шли по залу к столовой.

— Ты думаешь, кто-нибудь из нас позарится на твои записи?

— Что ты, конечно, нет, — заверила ее Андреа, — но среди составителей каталогов принято представлять официальный отчет, когда опись окончательно завершена. — Ее пальцы в кармане теребили ключик. — Просто дань традиции, я думаю.

— Тебе часто приходится этим заниматься, я имею в виду составлять каталоги?

Вопрос был скорее риторический, и Андреа просто кивнула в ответ. Через французское окно в столовой они вышли на широкую каменную террасу. Ее ступени спускались к садику и затем вновь шли резко под уклон, высеченные в склоне крутого известнякового утеса, стремительно обрывающегося к полоске белого песка внизу.

— Просто… дух захватывает, — сказала Андреа, подобрав такое выражение, в котором, как ей казалось, сочетались и восхищение красотой, и легкий испуг.

— Вид отсюда открывается замечательный, если, конечно, ты не боишься высоты. — Андреа выдавила в ответ слабую улыбку. — Дрого-Мэнор построили достаточно высоко на холмах, чтобы поймать ветер, — продолжала Дориан, — и у нас все еще есть выход на пляж. Это наша собственная бухта.

Бирюзово-синяя вода внизу плескалась на сахарно-белом песке, пока солнце, как бы повисшее на вершинах гор, заливало окрестности розоватым светом. Было бы прекрасно по этой лестнице спуститься к пляжу.

— Пойдем со мной, — сказала Андреа, внезапно осознав, что нуждается в компании, но не столько для спуска, сколько из-за того, что провела целый день в одиночестве. Если она и подружится с кем-нибудь в Дрого-Мэнор, это будет Дориан.

— Спасибо, как-нибудь в другой раз. Сегодня я уже спускалась к пляжу, а меня еще ждут дела в доме. Может быть, завтра.

— Завтра, — повторяла Андреа, пробираясь по ступеням сквозь буйство красок беспорядочно засаженного экзотическими растениями сада. Как и с драгоценностями Нэвилла, Андреа в первый момент растерялась, когда Дориан оставила ее одну на самом верху лестницы.

Андреа перевела дыхание и начала спуск. Все было не так уж плохо, во всяком случае, пока она избегала смотреть в сторону обрыва. Шаг за шагом, медленно, осторожно преодолевала она этот длинный спуск, а когда ступеней больше не осталось и перед ней оказалось подножие утеса, Андреа внезапно захлестнула волна эйфории. Она сбросила сандалии и зарылась ногами в мелкий теплый песок. Вокруг был словно какой-то другой мир. Уединенная, серповидная бухточка с выдающимися по краям известняковыми скалами, скрывающими ее от любопытных глаз. Справа от Андреа пляж широкой полосой уходил к стоящему в отдалении эллингу. Слева узкая полоска песка извивалась между скалами. Любознательная по натуре, Андреа свернула налево.

Она шла по кромке прибоя и любовалась кроткими волнами, подбегавшими к самым ногам, чтобы вновь отпрянуть, оставляя ее стоять на расплывающемся песке. Приятный теплый ветерок ласкал лицо, и Андреа неожиданно почувствовала, насколько она утомлена, измучена, но причиной этому была не работа. Силы Андреа уже долгое время подтачивала необходимость держать все внутри, скрывать, кто она такая и зачем сюда приехала.

Андреа Торнтон Рафелло. Это имя стояло в ее паспорте. Оно не вызвало интереса у сонных служащих эмиграционного контроля в Виндзоре, но его прекрасно помнили в мире антикварных драгоценностей. Имя, прежде знаменитое, а теперь покрытое позором. Имя, которое она никогда больше не сможет носить с достоинством.

После смерти отца Андреа вернулась во Флоренцию, чувствуя себя щепкой, попавшей в водоворот жизни. Вся ее жизнь с тех самых пор, как она себя помнила, вертелась вокруг Колина Торнтона. Она больше не чувствовала его поддержки, и это пугало. Во Флоренции синьор Фарнезе стал ее опорой: дал Андреа необходимое образование, учил, направлял. Он помог. Школа помогла. И постепенно, шаг за шагом, она начала налаживать свою жизнь. Андреа старалась изо всех сил, спотыкалась, барахталась на первых порах и, несмотря на поддержку, все еще чувствовала себя одинокой. Тогда-то она и встретила Паоло Рафелло, и ее жизнь перевернулась.

В двадцать один год Андреа сложно было назвать красавицей. В ее необычных глазах искорками плясало любопытство юности, столь далекое от ясного сияния зрелости. Высокие скулы еще не определились под легкой округлостью лица; губы, которые однажды обретут скульптурную отточенность формы, казались еще по-детски надутыми. В это время она только стояла на пороге настоящей жизни и истинной красоты. Паоло сумел рассмотреть под младенческим пушком лебединую грацию. Когда Андреа влюбилась в него, она переступила этот порог. Симпатичное личико внезапно стало поразительно красивым. Девушка превратилась в женщину.

Они подходили друг другу и по стилю, и по наружности. Паоло был ненамного выше ее, но держался с королевским достоинством. Его блестящие волосы были красновато-коричневого оттенка, а глаза поражали синевой. Молодой, подвижный, как ртуть, обходительный, он развеял ее скорбь шутками и весельем. Паоло задержали во Флоренции дела. День задержки обернулся неделями. На какое-то время он наведывался домой, но всегда возвращался, дожидаясь, пока она закончит учебу, а затем умчался с ней в полный романтики город на воде, Венецию, мечту любой влюбленной девчонки.

Здесь, около площади Святого Марка, Паоло держал изысканный ювелирный магазин, а совсем рядом, на канале Святого Луки, был маленький дом, принадлежащий его семье. Завороженная ветром улиц и каналов, Андреа чувствовала себя в этом незнакомом месте так, будто вернулась домой. Они быстро поженились, возможно, даже слишком быстро, и окунулись с головой в жизнь, которая для Андреа казалась раем на земле из-за близости обожаемого человека. Она была окружена беззаботными весельчаками, друзьями Паоло, работала в магазине своей мечты, где ее знания и навыки ценились и находили применение. Некоторое время они и в самом деле казались идеальной парой.

А затем медовый месяц кончился. Истинную природу города Андреа поняла раньше, чем сущность своего брака. Под зданиями, которые до этого казались прочными, она видела теперь крошащийся фундамент; сверху — побитые непогодой фасады; внизу, в каналах — бездумно выброшенный городом мусор, помои. Но даже время не имеет права покушаться на великолепие памятников старины: их будут реставрировать, подновлять, спасать. А каналы пусть несут свои гниющие воды, грязные, но непокоренные.