Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 



Линвуд Баркли

НЕ ОТВОРАЧИВАЙСЯ

Посвящается Ните
— Все, он вырубился.

— Ключ нашла?

— Его нигде нет. Обыскала все карманы, нет ключа. А без него наручник не снимешь.

— Тогда давай попробуем открыть дипломат. Посмотри: может, он записал где-нибудь шифр.

— Только полный идиот станет записывать шифр от замка и носить с собой.

— Ладно, возьмем дипломат, а потом сообразим, как открыть. Только эти кусачки цепочку не возьмут. Надо пилить.

— Она стальная. Черта с два ее быстро перепилишь. На это уйдет больше часа.

— А нельзя просунуть его руку, чтобы снять?

— Конечно, нет. Придется пилить.

— Но мы не можем торчать здесь целый час.

— Я говорю не о цепочке, дурак.

Пролог

— Я боюсь, — опять захныкал Итан.

— Тут нет ничего страшного, — успокоил я сына и начал отстегивать ремни на его детском сиденье.

— Я не хочу туда, — не унимался он, показывая на американские горки и чертово колесо, возвышающиеся вдали за воротами парка.

— А мы туда и не пойдем, — напомнил я, подумав, что зря мы сюда приехали.

Вчера вечером, когда мы с Джан вернулись из Лейк-Джорджа и я забрал Итана у моих родителей, он долго не мог угомониться: волновался, что вагончик американских горок вдруг сойдет с рельсов в самой верхней точке. Наконец он заснул, а я быстро разделся у нас в спальне и лег под одеяло рядом с Джан: хотел обсудить с ней отмену завтрашней поездки в парк развлечений «Пять вершин», поскольку Итан очень переживал, — но она уже спала.

Утром Итан вел себя спокойнее, о возможности катастрофы на американских горках больше не вспоминал. За завтраком интересовался, почему впереди вагончика нет мотора, как у поезда. Как же он ездит без мотора?

Его страхи возобновились, когда в начале двенадцатого мы подъехали к парку и я с трудом нашел место на стоянке.

— Покатаемся на карусели, тебе понравится, — заверил я сына. — А на горки тебя все равно не пустят. Тебе ведь четыре года, а туда пускают лет с восьми-девяти. Так что до горок еще расти и расти. Подожди, пока станешь вот таким. — Я поднял руку, показывая, какого он должен быть роста, чтобы пустили на американские горки.

Не знаю, убедил я сына или нет, но тревога в его взгляде не исчезла. Думаю, Итана пугала не столько перспектива оказаться в этом страшном вагончике, сколько доносившийся с аттракциона лязг и грохот.

— Ты понял? — Я посмотрел сыну в лицо. — Все будет в порядке. Разве мы позволим, чтобы с тобой что-нибудь случилось?

Итан выдержал мой взгляд и, видимо, решив, что мне можно доверять, соскользнул с сиденья на пол машины. Я хотел ему помочь, но он лишь замахал руками. Джан достала из багажника прогулочную коляску. Едва дождавшись, пока она ее раскроет, Итан с шумом плюхнулся в нее. Следом за коляской Джан извлекла из багажника сумку-холодильник, где лежал пакет со льдом и шесть детских упаковок сока. Достала одну и протянула Итану.

— Только сильно не сжимай, а то обольешься.

— Я знаю, — пробурчал он.

Поставив сумку сзади в коляску, жена тронула меня за руку. Был теплый августовский день, и мы оделись по погоде: шорты, рубашки с короткими рукавами, кроссовки, солнцезащитные очки. Джан убрала свои роскошные черные волосы в хвостик, который подсунула сзади под бейсболку с длинным козырьком.

— Как ты? — спросила она.

— Нормально, — ответил я.

Джан на мгновение прислонилась ко мне.

— Жаль, что вчера у тебя ничего не вышло.

— Не беда, — отозвался я. — В нашем деле такое случается сплошь и рядом. А ты сегодня чувствуешь себя лучше?

Вместо ответа Джан улыбнулась.

— А эти разговоры вчера насчет моста? — произнес я.

— Давай сегодня не будем.

— Но ты говорила, что…

Она нежно приложила палец к моим губам.

— Сама не знаю, что вчера на меня нашло. Сболтнула лишнее, теперь жалею.

Я сжал ее руку.

— Если есть какая-то причина, ты так и скажи. Я пойму.

Джан прижалась ко мне.

— Если бы ты знал, как я ценю твое… терпение. — Конец фразы заглушил шум проехавшего рядом огромного внедорожника с семейством, которое искало место для парковки. — Но сегодня давай забудем обо всем, — продолжила она, — и постараемся хорошо провести день.

— Да я об этом только и мечтаю.

— Что вы стоите? Поехали! — крикнул Итан, допив сок.

Джан улыбнулась, быстро поцеловала меня в щеку и покатила коляску.

— Давай сегодня доставим ребенку удовольствие.

— Давай, — отозвался я.

Итан вскинул руки, изображая самолет. Он протянул мне пакет из-под сока, чтобы я выбросил его в урну. Джан вытерла ему руки влажной салфеткой и покатила коляску дальше.

До входа в парк оставалось метров сто, но уже можно было видеть длинную очередь, выстроившуюся за билетами. Джан поступила мудро, пару дней назад заказав билеты по Интернету. Почти у самых ворот она остановилась.

— Вот черт!

— Что? — спросил я.

Она стукнула себя ладонью по лбу.

— Рюкзак. Я забыла его в машине.

— Может, обойдемся без него? Ведь мы уже на месте.

— Там сандвичи, а главное — солнцезащитный козырек. Ведь Итан может сгореть на солнце. Так что идите дальше, а я скоро вернусь и вас найду. — Она протянула мне два билета, взрослый и детский. — Чуть дальше по главной аллее есть павильон с мороженым. Ждите меня там.

К нашим семейным походам Джан всегда готовилась основательно. Вот и сейчас заранее изучила в Сети план парка «Пять вершин». Она направилась обратно на стоянку к нашему «аккорду», а я повез Итана в парк.

— Куда пошла мама? — спросил он.

— За рюкзаком. Она забыла его в автомобиле.

— С сандвичами с ореховой пастой?

— Да.

Он одобрительно кивнул.

Сразу за воротами располагались киоски с разной выпечкой и сувенирами с символикой парка «Пять вершин»: футболки, шляпы, наклейки на автомобильные бамперы… Итан тут же захотел купить шляпу.

— Обойдешься, — сказал я.

Американские горки вблизи выглядели впечатляюще. Итан смотрел расширенными от страха глазами, как миниатюрный поезд медленно поднимался на холм, а затем резко устремлялся вниз. Пассажиры весело вскрикивали и махали руками.

Народу кругом было много. Нас окружали сотни, если не тысячи, посетителей парка. Родители с маленькими детьми. Бабушки и дедушки тащили внуков за руки. Увидев впереди павильон, я произнес:

— Как насчет мороженого?

Итан промолчал.

— Ты что, приятель, не хочешь мороженого?

Не получив ответа, я обошел коляску. Мой сын крепко спал, откинув голову на спинку сиденья. Видимо, его укачало в машине. В общем, ребенок утомился, еще не начав отдыхать.

— Ну как? — раздалось сзади.

Я повернулся и увидел Джан с рюкзаком.

— Представляешь, он заснул!

— Неужели?

— Наверное, переволновался, — сказал я, показывая на американские горки.

Джан посмотрела на меня.

— Сходи купи мороженого. У меня во рту пересохло. Чувствуешь, как парит?

— Тебе шоколадного?

— Да.

Вернувшись с двумя большими рожками, — мой уже был наполовину съеден, — я застал Джан в слезах. Боже, неужели на нее опять накатила хандра? Неужели все настолько серьезно и она уже никогда не станет прежней? И где коляска с Итаном?

— Я только на секунду отвернулась, — проговорила она, словно прочитав мои мысли. Ее голос дрожал.

— И что?

— Да в кроссовку попал камешек. Я отошла его вытряхнуть, присела на скамейку, а потом подняла голову и…

— Что случилось, Джан?

— Кто-то увез коляску, — прошептала она. — Я посмотрела, а ее нет.

Я вскочил на скамейку, оглядел аллею.

— Итан! Итан!

Нет, это недоразумение. Куда может деться коляска с ребенком? Наверное, кто-то спутал нашу коляску со своей и сейчас привезет обратно. Джан стояла рядом, напряженно оглядываясь по сторонам.

— Ты что-нибудь увидел?

— Ты можешь объяснить, что произошло? — воскликнул я.

— Я же сказала, только отвернулась на секунду и…

— Почему ты оставила коляску? Почему не подвезла к скамейке?

Джан молчала, опустив голову. А у меня в ушах звучали обрывки сообщений, какие передают в новостях раз или два в год: «… одна семья, кажется, из Промис-Фоллз, поехала на отдых во Флориду, Орландо, там есть большой парк отдыха с аттракционами. Они буквально на минуту оставили без присмотра своего маленького сына, и его похитили какие-то злодеи. Унесли в туалет, остригли волосы и переодели так, чтобы он выглядел по-другому, а потом вынесли из парка и увезли в неизвестном направлении. В газеты это не попало, потому что владельцы парка не хотели огласки…»

Я считал это чушью несусветной, но сейчас… Я повернулся к Джан.

— Иди ко входу, он здесь только один, найди охранников и все им расскажи.

Растаявшее мороженое я выбросил в урну.

— А ты? — спросила она.

— Я пойду посмотрю в туалетах. Вероятно, его увезли туда.

Джан побежала. На ходу оглянулась, показала жестом, как будто прикладывает к уху мобильный телефон, чтобы я позвонил ей. Я кивнул и побежал в противоположном направлении.

В мужском туалете было несколько человек. Мужчина с мальчиком на руках, младше Итана, мыл ребенку руки. У другой раковины стоял пожилой афроамериканец. Молодой человек сушил руки.

Я оглядел кабинки. Их было шесть, все свободные, кроме четвертой. Заглянул в щель между дверью и фрамугой, увидел сидящего на унитазе грузного мужчину. Больше никого в кабинке не было.

— В чем дело? — возмутился тот.

Я выбежал из туалета и чуть не упал, поскользнувшись на плитках. Невдалеке по аллее двигались люди, в обе стороны, и, весело переговариваясь, жевали сладости. Им до меня не было никакого дела. Я почувствовал себя совершенно разбитым, не зная, в какую сторону идти. Но идти все же лучше, чем просто стоять и глазеть на посетителей парка. И я побежал к ближайшему аттракциону, обошел его, выискивая нашу коляску, внимательно осматривая каждого ребенка. Затем помчался дальше, к аттракционам для малышей. Может, похититель, чтобы успокоить Итана, повез его сюда покататься? Нет, это глупость. Никто нашего мальчика не похитил. Просто перепутали коляску. Они ведь почти все одинаковые.

Впереди у невысокой полной женщины коляска была очень похожа на нашу. Я поравнялся с ней и заглянул в коляску. Там сидела девочка в розовом платьице. Я двинулся дальше, внимательно всех осматривая. Вон еще коляска. Синяя, в корзинке сзади небольшая матерчатая сумка-холодильник. Издали не было видно, сидит ли в ней ребенок. Высокий бородатый мужчина поставил коляску у дерева и неожиданно побежал прочь. А я припустил со всех ног к коляске, повторяя: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

Итан по-прежнему спал, склонив головку в сторону.

— Сынок! — крикнул я, выхватил его из коляски и прижал к себе. — Итан, дорогой мой, Итан!

Он посмотрел на меня заспанными глазами и плаксиво скривился.

— Все в порядке, — забормотал я, гладя его голову. — Все в порядке, я с тобой.

— Ты что, ел шоколад? — неожиданно спросил Итан.

Я смеялся и плакал одновременно. Наконец, успокоившись, произнес:

— Сейчас позвоню маме, сообщу ей радостную новость.

— А что за новость?

Я вытащил телефон и нажал кнопку быстрого вызова. После пятого гудка мне было предложено оставить сообщение.

— Я его нашел! — крикнул я в трубку. — Мы идем ко входу.

Итана еще никогда не везли в коляске с такой скоростью. Он махал руками и смеялся, а мои резкие виражи вообще приводили его в бурный восторг.

У ворот Джан не было.

— А может, мне попробовать проехаться на американских горках? — спросил Итан. — Я ведь уже большой.

— Подожди, дружок, — проговорил я, осматриваясь, достал телефон и оставил второе сообщение: — Мы уже здесь. У ворот. Где ты?

Я встал на самом виду, чтобы Джан нас увидела. Итан беспокойно зашевелился.

— Когда придет мама? Я хочу есть. Она поехала домой? А рюкзак с сандвичами нам оставила?

— Подожди, — повторил я.

— Я буду только с ореховой пастой. С джемом не хочу.

— Хорошо, — буркнул я, напряженно глядя на телефон, ожидая, что он зазвонит.

Может, она в помещении охраны и они уже ищут Итана по парку? Я вдруг вспомнил бородача. Интересно, кому пришло в голову развлекаться подобным образом? И вообще, что это значит? Я подождал десять минут и снова позвонил Джан. С тем же результатом. На сей раз сообщения не оставил.

— Поехали, чего стоять здесь, — сказал Итан.

— Надо найти маму, — отозвался я. — А то она не будет знать, где мы.

— Позвонит и узнает, — резонное возразил Итан.

Я остановил проходившего мимо работника парка в брюках хаки и рубашке с логотипом компании.

— Как пройти в помещение охраны?

— Это довольно далеко, — ответил он. — Но я могу с ними связаться. Что вы хотите?

Я попросил его позвонить и узнать, не обращалась ли к ним Джан по поводу похищения сына.

— Пусть скажут ей, что он нашелся.

Из охраны ответили быстро. Джан к ним не обращалась. Я поблагодарил работника парка и растерянно огляделся. Тревогу поднимать рано. Но сегодня явно какой-то странный день. Вначале мужчина с бородой увез коляску с Итаном, а вскоре оставил ее и убежал. Жена не ждала меня у входа, как мы договорились.

Я перестал высматривать среди прохожих свою жену и повернулся к Итану:

— Скоро придет мама, и мы отправимся наконец веселиться.

Но Итан не ответил. Он опять заснул.

Часть первая. Двенадцать дней назад

Глава первая

— Слушаю.

— Это мистер Ривз? — спросил я.

— Да.

— Говорит Дэвид Харвуд из «Стандард».

— Слушаю вас, Дэвид.

Такие вот люди эти политики. Ты обращаешься к нему уважительно «мистер», а он в ответ называет тебя по имени. Для него ты всегда Дэвид и никогда — мистер Харвуд.

— Я слышал, вчера вы вернулись из поездки.

— Да, — ответил Стэн Ривз.

— Летали в Англию знакомиться с тамошней ситуацией по известному вопросу. Я правильно понял?

— Да, — отозвался он.

Сплошные «да». Сложно мне будет с Ривзом. Это, наверное, потому, что он меня недолюбливал. Ему не нравилось, что я проявляю интерес к некоторым намечающимся нововведениям в нашем городе.

— И как там?

Он тяжело вздохнул.

— Мы обнаружили, что в Соединенном Королевстве уже успешно действуют пенитенциарные учреждения, ориентированные на получение прибыли. Например, подобная тюрьма функционирует в городе Уолде с начала девяностых годов.

— А мистер Себастьян вас сопровождал в поездке?

Элмонт Себастьян, президент «Стар спэнгелд», компании с многомиллионным капиталом, недавно пожелал построить в Промис-Фоллз частную тюрьму.

— Да, он участвовал в поездке, — ответил Стэн Ривз. — Помогал нам разобраться в специфике тюрем.

— Вы там были один из городского совета?

— Дэвид, вам наверняка известно, что городской совет командировал меня в Англию посмотреть, как там все организовано. В нашу группу входили два представителя администрации штата, а также сотрудники управления тюрем штата.

— И что вам удалось там узнать?

— Наша поездка подтвердила, что частные исправительные учреждения экономически эффективнее государственных.

— Но это в основном из-за того, что частники платят своему персоналу меньше, чем государство, сотрудников которого защищает профсоюз.

Ривз устало вздохнул:

— Ну и что, Дэвид?

— Вот вам истоки экономической эффективности.

— Вы считаете, что это хорошо, когда профсоюз беззастенчиво грабит государство и одновременно всех нас, налогоплательщиков?

— А как насчет того, что в частных тюрьмах отмечено больше насилия и со стороны персонала, и между заключенными? Как с подобными проблемами обстоит дело в Англии?

— Да, в таких заведениях царит жестокость, — согласился Ривз. — Ничего не поделаешь: там ведь сидят настоящие преступники — грабители, насильники, убийцы. — Он помолчал. — Вы знаете, я не могу с вами долго разговаривать. У меня дела.

— Еще минутку, — попросил я. — Мистер Себастьян уже решил, в каком месте будет его тюрьма? Я слышал, он рассматривал несколько вариантов.

— Нет, с этим он пока не определился. Но в любом случае в нашем городе появятся новые рабочие места. И это не только персонал, но и местные поставщики. Учтите, что в новую тюрьму попадут не только осужденные жители нашего региона. В Промис-Фоллз начнут приезжать на свидания родственники, они будут жить в городских отелях, делать покупки в магазинах, питаться в местных кафе и ресторанах. Вы меня поняли?

— Да. После открытия тюрьмы в наш город валом повалят… ну не совсем туристы, а что-то вроде этого. Тюрьма станет нашей второй достопримечательностью после недавно открытого парка аттракционов.

— А вы находчивый, Дэвид. Хорошо усвоили то, чему вас учили на факультете журналистики.

Я решил, что пора перейти к главному.

— Скоро городской совет будет принимать решение по данному вопросу. Как вы намерены голосовать?

— Постараюсь подойти к этому объективно, — ответил Ривз. — Взвешу все «за» и «против» и проголосую соответствующим образом.

— А разве Флоренция не повлияет на результат вашего голосования?

— При чем тут Флоренция?

— Но вы же после Англии посетили еще и Италию, разве не так?

— Да… это входило в план моей командировки.

— И сколько итальянских тюрем вы посетили?

— Сразу и не вспомнишь.

— Более пяти?

— Пожалуй, нет.

— Две, мистер Ривз, или одну?

— Чтобы узнать положение вещей, не обязательно посещать тюрьмы. И вообще, я же вам сказал, что тороплюсь. Мне пора идти.

— Где вы останавливались во Флоренции? — спросил я.

— В отеле «Мадджио», — ответил Ривз после паузы.

— Тогда, наверное, вы должны были встретиться там с мистером Элмонтом Себастьяном. Ведь он тоже жил в этом отеле.

— Да, — признался Ривз, — я сталкивался с ним пару раз в холле.

— А разве вы не были его гостем?

— Каким гостем?

— Но ведь ваш перелет во Флоренцию и проживание в отеле оплатил мистер Себастьян. Вы вылетели из международного аэропорта Гатуик в…

— Черт возьми, откуда у вас эти сведения? — воскликнул Ривз.

— У вас есть квитанция об оплате отеля во Флоренции?

— Какое вам дело до моих квитанций?

— Она нужна вам, а не мне. Чтобы вы, прочитав мою статью в газете, где будет сказано, что мистер Себастьян оплатит ваше пребывание во Флоренции, смогли ее предъявить и доказать, что я не прав.

— Какая наглость!

— По моим сведениям, ваше пребывание в Италии, включая все расходы, обошлось мистеру Себастьяну в три тысячи пятьсот двадцать шесть евро. Это верно?

Мой собеседник молчал.

— Мистер Ривз?

— Не знаю, — тихо произнес он. — Думаю, примерно столько. Только мистер Себастьян здесь ни при чем.

— Но я разговаривал с администратором отеля и он подтвердил, что об оплате вашего счета позаботится мистер Себастьян.

— Администратор, видимо, ошибся.

— У меня есть копия счета. Он оплачен с карточки мистера Себастьяна.

— Черт возьми, откуда он у вас?

Этого я ему сообщить не мог. Дело в том, что сегодня утром мне позвонила женщина. Она не назвалась, ее номер не определился, но было ясно, что Ривз ей очень не нравится. И она подробно рассказала об оплате пребывания Ривза в Италии за счет фирмы Себастьяна. Вероятно, женщина работала или еще работает в городском совете или в офисе Элмонта Себастьяна.

— Вы говорите, мистер Себастьян ваш счет не оплачивал? — усмехнулся я. — А мне известно, что оплачивал. Так кто прав?

— А тебе известно также, что ты сукин сын? — рявкнул он.

— Мистер Ривз, вы намерены на заседании совета объявить о конфликте интересов, с учетом подарков, какие приняли от главы компании, по заявке которой намечено голосование?

— Ты жалкий кусок дерьма, вот ты кто!

— Значит, я прав?

— Молчи!

— Ваши слова я принимаю как знак согласия.

— Хочешь знать, что меня действительно во всем этом достает?

— Хочу, мистер Ривз.

— А то, что существуют вот такие сволочные репортеры, как ты. Чуть что где-то пронюхал — и сразу принимаешься строчить в свою поганую газетенку. Я еще помню времена, когда «Стандард» была в нашем городе газетой, которую уважали. Конечно, это было до того, как ее тираж упал так, что его и не видно, и до того, как владельцы газеты в целях экономии начали нанимать репортеров чуть ли не в Индии, прости Господи, чтобы те освещали работу нашего городского совета, наблюдая за его совещаниями по Интернету. А в штате оставили лишь таких подонков, как ты. — Он положил трубку.

А я отложил ручку, снял наушники и нажал кнопку «стоп» на диктофоне. Похоже, эта женщина сообщила мне правду. Телефон зазвонил секунд через десять. Я снял трубку.

— «Стандард», Харвуд.

— Привет, — сказала Джан.

— Привет. Как дела?

— В порядке.

— Ты на работе?

— Да.

— Как у вас?

— Нормально. — Джан помолчала. — Я тут все пыталась вспомнить этот фильм, ты его знаешь. Ну, с Джеком Николсоном. Смешной такой.

— Он снимался во многих смешных фильмах.

— В этом он играет типа, одержимого чистоплотностью, панически боящегося заразы. И всегда приходит в ресторан со своими ножом, вилкой и прочим.

— Помню этот фильм. Он называется «Лучше не бывает». И что?

— Да ничего. А как у тебя продвигается работа над сенсационным материалом?

Глава вторая

Вероятно, и прежде было нечто такое, чего я не замечал. Надо же, журналист, считающий себя глубоким и проницательным, копается в чужих делах и не видит, что происходит у него под носом. Наверное, в мире я такой не единственный, но разве это важно? А важно было то, что моя жена Джан вдруг резко изменилась: стала напряженной, болезненно реагирующей на каждую раздражающую мелочь, на которую раньше не обращала внимания. Однажды вечером, когда мы собрались посмотреть телевизор, она вдруг разразилась слезами, обнаружив, что в доме нет хлеба.

— Со мной происходит что-то неладное, — призналась она мне. — Такое ощущение, что я на дне колодца и никак не могу выбраться оттуда.

Конечно, мужчине трудно понять, что происходит с женщиной среднего возраста с точки зрения физиологии. Я думал об этом, но вскоре сообразил, что у жены скорее всего депрессия.

— На работе что-то случилось? — спросил я, когда мы лежали в постели.

Джан работала в фирме, занимающейся продажей и ремонтом холодильных и нагревательных бытовых приборов, вместе с одной женщиной, Лианн Ковальски. Из-за кризиса люди начали меньше покупать кондиционеры и печи, зато чаще ремонтировать. Очевидно, у нее там возникли какие-то неприятности.

— На работе у меня все прекрасно, — отозвалась она.

— Тогда, может, я что-то сделал не так?

— Ничего ты такого не сделал! — вдруг крикнула она, но быстро успокоилась. — Просто… ну не знаю. Иногда мне хочется, чтобы все поскорее закончилось.

— Что именно?

— Ничего. Спи.

Через пару дней я предложил ей сходить к нашему доктору.

— Может, он посоветует что-нибудь?

— Зачем? Все равно никаких лекарств я принимать не стану. Терпеть не могу эту химию.



После работы Джан мне позвонила, и мы встретились, чтобы поехать к моим родителям и забрать Итана.

Мои мать и отец, Арлин и Дон Харвуд, жили в старом районе Промис-Фоллз в двухэтажном деревянном доме, построенном в сороковые годы. Они купили его осенью семьдесят первого, когда мама была беременна мной, и с тех пор живут там. Четыре года назад, после ухода отца на пенсию (он работал в управлении городского строительства), мама несколько раз заговаривала о том, что неплохо было бы продать его и переселиться в квартиру в кооперативном жилом доме. Зачем им столько места? К тому же не нужно будет подстригать лужайки и следить за садом. Но папа и слышать об этом не хотел. Мысль о переезде приводила его в бешенство. У них было два гаража, и один отец приспособил под мастерскую, где проводил много времени. Дело в том, что мой отец постоянно искал, что бы такое в доме починить или поправить. Стоило какой-то двери скрипнуть, и он тут же начинал ремонт. У нас никогда не текли краны, не шатались дверные ручки, с окнами тоже все было в порядке. Папа мог с завязанными глазами войти в свою мастерскую и мгновенно найти нужный инструмент.

Он никак не мог понять, почему остальные не относятся к своим обязанностям так же прилежно, как он, и, будучи инспектором по городскому строительству, доставлял много хлопот застройщикам и подрядчикам. За глаза они называли его Твердолобый Харвуд. Узнав об этом, отец стал указывать это прозвище в своих визитных карточках. Вот такой мой папа чудак.

И еще у него имелась привычка всем давать советы.

— Когда сушишь ложки, — говорил он маме, — не забывай переворачивать. Иначе вода оставит на них заметные следы.

— Иди в свой гараж, прошу тебя, — ворчала та. — Не путайся под ногами.

Эти перебранки были у них чем-то вроде игры. Мои родители любили друг друга, и за все сорок с лишним лет брака ни разу серьезно не поссорились.

Мы с женой знали, что нашему сыну будет у бабушки и дедушки по-настоящему хорошо. И к тому же безопасно. Никаких электрических проводов с износившейся изоляцией, оставленных где попало химикалиев, до которых мог бы добраться ребенок. Края ковров в доме никогда не загибались, чтобы за них можно было зацепиться и упасть.

— После тебя вскоре позвонила мама, — произнес я, устраиваясь рядом с Джан в ее автомобиле «фольксваген-джетта». Она молчала, и я добавил: — Сказала, что папа на сей раз придумал что-то особенное.

Джан рассеянно кивнула.

— А еще я сегодня прижал Ривза со счетом за отель во Флоренции.

— А откуда ты узнал про счет?

— Утром поступил анонимный звонок. Женщина рассказала о Ривзе кое-что интересное. Теперь хорошо бы выяснить, сколько еще членов совета продали свои голоса Себастьяну.

— Значит, Финли выперли, а веселье продолжается.

Она имела в виду бывшего мэра, которого застукали с несовершеннолетней проституткой. Он собирался баллотироваться в конгресс, а теперь ему, конечно, путь туда заказан. Он же не Роман Полански, который все равно получил «Оскара».

— Да, — кивнул я, — в мэрии продажных людишек хватает.

— Но разве такой материал у вас напечатают?

Я взглянул в окно и стукнул кулаком по колену.

— Не знаю.

В «Стандард» дела изменились. Газетой по-прежнему владело семейство Расселл. И в кресле издателя сидел — вернее, сидела — Расселл, и по разным отделам были разбросаны разные Расселлы, однако за последние пять лет газета пришла в упадок. Число читателей уменьшилось, а вместе с ними и доходы. Поэтому главной заботой сейчас стало выживание. Газета держала постоянного репортера в Олбани, который освещал все проблемы штата Нью-Йорк, но это стало накладным и приходилось довольствоваться сообщениями информационных агентств. Еженедельное книжное обозрение закрыли, освободив место на задней полосе для мод. Редакционного карикатуриста, необыкновенно одаренного в деле изображения местных чиновников, выставили за дверь, а дыры в номерах начали заполнять работами дешевых художников, не ведавших ни о каком Промис-Фоллз. Передовые статьи раньше давали по две в номер. Теперь у нас появилась рубрика «По стране», где публиковали выжимку из передовиц крупных газет Соединенных Штатов. О себе мы стали писать не больше трех раз в неделю.

Кинокритика тоже уволили. Театральные обозрения передали внештатникам. Судебную рубрику закрыли. Газета теперь освещала только самые важные процессы, что случалось редко.

Но самым тревожным симптомом упадка явилось использование труда журналистов, живущих за рубежом. Я даже не предполагал, что такое возможно, но, когда Расселлы узнали об опыте одной газеты в Пасадене, они быстро его переняли. Действительно, зачем платить своему репортеру пятнадцать-двадцать баксов в час за обзор событий в городе, если почти то же самое может сделать какой-нибудь американец в Индии за семь долларов? А информацию он высосет из Интернета.

В общем, газета старалась экономить на всем.

— Ты не устал от всего этого? — спросила Джан. Начался дождь, и она включила «дворники».

— Да, устал, — ответил я. — Попробуй поборись с этим Брайаном. — Брайан Доннелли был редактором отдела местных новостей и, что более важно, племянником издателя.

— Я говорю не о работе, — хмуро пробурчала Джан, — а о твоих родителях. Мы видимся с ними каждый день. Тебе не надоело? Лично я просто задыхаюсь. Они, конечно, милые, но всему есть предел.

Ничего себе заявочка!