Gaius Anonimus

С точки зрения Карфагена

От издателя

Дорогой читатель!

Ты держишь в руках первый том книги, посвященной истории древнего финикийского народа и великого государства, почти 2200 лет назад погибшего под безжалостным ударом врага – Карфагена.

Это рассказ об ушедшей в небытие цивилизации, о завоеваниях великих царей Древнего мира, о бескомпромиссной борьбе забытых империй, от которых ныне остались лишь занесенные песками руины. И, конечно, о невероятных по нынешним временам приключениях людей минувших тысячелетий, их радостях, трагедиях и страстях, путешествиях в неизвестные дали, фантастических открытиях и старательном труде.

Авторы этой книги подошли к истории Финикии и Карфагена непредвзято, рассмотрев таковую под разными углами, учитывая воздействие множества факторов, влияющих на возникновение цивилизации: климат, экономика, внешнее окружение, влияние иных культур. Но перечислять сухие факты и безжизненные цифры скучно, для этого существуют статистические сборники и академические диссертации. Следует взглянуть на древнюю историю собственными глазами, сопоставить данные многих античных авторов, современных исследователей и археологов, по крупицам собирая разрозненные сведения в цельную картину. И, прежде всего, изложить собранные сведения понятным и доступным любому читателю языком.

Нам хочется верить, что вместе с нами ты, читатель, пройдешь по пыльным дорогам Древнего мира вместе с армиями Ассирии и Вавилона, окажешься на финикийском корабле, впервые пересекающем невидимую грань между Атлантическим океаном и Средиземным морем и положишь первый камень в основание Карфагенской крепости.

В этой книге мы рассказали историю Карфагена от предпосылок зарождения великого города, до его возвышения и расцвета. Основной акцент делался прежде всего на взаимодействии финикийско-карфагенской цивилизации с ближайшими соседями: Ассирией, Вавилоном, Персией, Грецией. С чужими для финикийцев народами. Это история выживания крошечной нации во враждебном окружении.

Издание книги «С точки зрения Карфагена» состоит из двух томов. Первый посвящен общему течению событий с древнейших времен до эпохи Александра Македонского, второй – катастрофе Карфагена, уничтоженного римлянами.



* * *



Так что же, берем окованный бронзой щит, бронзовый меч, бросаем в пошитый из бараньей кожи кошель десяток серебряных монет и без всякой боязни отправляемся в Древний мир?

Давайте так и сделаем. Это интересно.



Станислав Литвинов,

Директор издательства «Acta Diurna».

Предварение

ТРИ КАТАСТРОФЫ

История человечества значительно короче, чем хотелось бы нам признать. Ради установления истины о происходившем с людьми и природой в древности, а так же о причинах этих событий, история изучает прямые и косвенные свидетельства о прошлом. Исторические хроники, архивные источники, судебные и хозяйственные документы, надписи и изображения, и даже сведения из мифов и преданий позволяют отделить истину от вымысла, а факты от неправд, сочиненных с намерением или без оного.

Однако, письменные свидетельства далеко не всегда позволяют заглянуть на глубину — во времена, чьи знаки и символы поглотила Лета. И тогда историки полагаются на археологов, которые изучают мир вещей прошлого, на климатологов, которые могут определить периоды неблагоприятных (а то и убийственных) погодных условий, на лингвистов, отслеживающих происхождение и трансформации языков.

В последние десятилетия историки стали широко использовать достижения биологов, расшифровавших человеческую ДНК и выявивших происхождение народов, исчезнувших или растворившихся в людском море. Все эти прямые и косвенные свидетельства, если верно их интерпретировать, помогают восстановить события прошлого, расположить их в хронологическом порядке и выявить их причинно-следственную связь. Или, по крайней мере, создать относительно не противоречивые гипотезы и теории, — которые, возможно, в будущем будут опровергнуты на основе новых знаний.

Примерно 40-45 тысяч лет назад произошло некое событие, с которого историки ведут отсчет эпохи верхнего палеолита. Наука в точности не выяснила причин этого события, зато более или менее известно, что оно произошло на сравнительно ограниченной территории, на востоке Средиземноморья от Малой Азии и Палестины до запада Ирана и Закавказья. Эту область условно назвали «Эдемом».

Событие же заключалось в том, что в этом регионе появился современный человек — неоантроп, или Ноmо sapiens sapiens. Такой же, как и мы с вами. Эдем был оживленным перекрестком, по которому шли многочисленные миграции неандертальцев (Homo sapiens neanderthalensis). Эти семьи-племена были неоднородны по развитию, а межгрупповая конкуренция ужесточала отбор и в этой цивилизационной гонке выигрывала наиболее социально развитая группа.

Как это происходило? Контакты между небольшими племенами древних людей оставались крайне редкими и, скорее всего враждебными. Но они учащались — мы же помним, что описываемые события происходят на оживленном перекрестке! Неандертальцам приходилось делить кормовые территории, к большим группам присоединялись остатки малых, изоляция нарушалась и приводила к межгрупповым половым связям, тем самым обогащая генофонд.

И вот где-то здесь, в Эдеме, малую — очень малую, 70-200 особей! — группу неких неоантропов неизвестного генеза настигла чрезвычайно мощная мутация, вызвавшая генетический всплеск и появление Homo sapiens sapiens.

Интересно, что почти все древнейшие люди, на пространствах от Англии до Калимантана, проживали в интервале 45–40 тысяч лет назад. Следовательно, они мигрировали с огромной быстротой. Это понятно: на незанятых (или почти незанятых, учитывая последних неандертальцев и других не столь развитых сапиенсов) территориях с нетронутыми ресурсами хватало еды и можно было без помех плодиться и размножаться. С другой стороны, новые земли — это новые задачи и вызовы: тропическим собирателям и охотникам было непросто освоиться в сухих ландшафтах Аравии или в ледниковой Европе. С третьей стороны, как мы уже говорили, перволюдей было очень, очень мало, и вероятность найти их останки близка к нулю. А это значит, что на вопрос о происхождении и появлении современного человека ясного и однозначного ответа у нас пока нет.

Вы прочли краткое изложение моноцентричной теории возникновения человечества. Есть и другой вариант локализации колыбели человечества, по которому мутация малой группы неизвестных сапиенсов произошла, скорее всего, в районе Восточной Сахары, которая тогда была благодатной лесостепью. Оттуда люди несколькими волнами мигрировали в Европу — то ли через сухопутный «мост», появившийся с обмелением Средиземного моря, то ли через переднюю Азию, то ли обоими путями. Там люди разумные смешались с неандертальским населением. Но эта теория нуждается в уточнении.

Существуют и другие гипотезы: например, полицентристская, которая выделяет три очага образования современного человека: западный — европеоидно-негроидный и два восточных, монголоидный и веддо-австрало-айно-идный (восточный). Есть и дицентричная теория, по которой человечество независимо формировалось в двух «проектах», западном (европеоидно-негроидном) и восточном (монголоидном или австрало-монголоидном). Но эти утверждения справедливы для позднейшей эпохи, когда началось формирование человеческих рас. К тому же ученые считают, что с точки зрения системного подхода моноцентричная теория более предпочтительна.

Вернемся в Эдем, где происходят захватывающие события, вызванные генетическим взрывом, причины которого мы не знаем и вряд ли когда-нибудь выясним. «Ниже плеч» организм наших предков практически не изменился. Зато череп претерпел существенные изменения. Объем головного мозга вырос незначительно, тогда как очертания черепной коробки стали близки к шаровидным. Это самый экономный способ «упаковки» мозговой ткани.

Внутри черепной коробки начало увеличиваться в объемах серое вещество головного мозга, которое служит основным хранилищем информации и «техническим» средством мышления. Растущая поверхность съеживалась, укладывалась складками, извилинами. Возникающий новый вид человека разумного получал с биологической точки зрения «гипертрофированный, ненормальный мозг»[1]. Особенно поражают темпы развития лобных долей мозга — именно в лобных долях хранится и производится социально значимая информация, регулирование поведения, анализ общения «на ходу».

Наконец, человек получил дар речи, еще сильнее подстегнувший культурное развитие и социализацию. Но главное — речь позволила людям усваивать чужой опыт и делиться своим. Сведения о том, как добыть и обработать добычу или как сшить кожаное ведро, позволили развивать необходимые умения не с нуля, учась у более опытных и умелых членов племени, а то и у других племен.

Дар речи в корне изменил нормы поведения людей. Прежде они диктовались биологическими потребностями (а иначе — вымирание!). Теперь же поведение, прежде диктуемое законами биологии, изменилось. В жизнь людей все решительнее входили социальные связи и начала сотрудничества. Вскоре и само выживание людей стало зависеть от способности к взаимодействию и социальному поведению. Этот культурный переход, независимо от того, свершился он путем медленной эволюции или кратким скачком, стал завершающим этапом изменения структуры человеческого общества, который начался с человека прямоходящего и человека неандертальского.

Изучая каменные орудия первых групп человека современного, археологи отметили их усовершенствования по сравнению с более древними образцами, приемы экономии труда при их изготовлении, и более экономное расходование материала. Люди придумали метательное, то есть «дистанционное» оружие — копье, дротики, пращу и гарпун, что позволило охотиться эффективнее и безопаснее. Иглы из слоновой и мамонтовой кости показывали, что человек начал шить одежду и обувь, а рыболовные крючки — что он открыл новые пищевые угодья. Появилось искусство — орнаментированная посуда, культовые изображения и примитивные скульптуры. Словом, люди стали изменять окружающий материальный мир и творить новый — только для себя.

Появилась цивилизация.



В Европу! Первая катастрофа — природная и экологическая



Пищевая конкуренция между группами людей и неандертальцев Азии и Африки усиливалась, и начался поиск новых охотничьих угодий. Этот поиск привел к переселению нескольких малочисленных групп людей из Малой Азии в Европу. Уровень моря тогда был значительно ниже из-за того, что большие объемы воды были скованы ледником, и пролива Босфор между Черным и Мраморным морями просто не существовало. Путь свободен.

Переселенцев первой волны было невероятно мало, в лучшем случае несколько сотен. Из благодатного Эдема они шли в Европу периода межледниковья с ее холодными, сухими степями. Ледниковый щит укрывал Скандинавию, север и восток Европы и Альпы. Нельзя сказать, что наши предки выбрали комфортное время и направление переселения. Впрочем, выбора у них, скорее всего, не было. Зато переселенцы оценили обилие степной фауны, мясо которой кормило их, а меха укрывали от холода. И примерно 42 тысяч лет назад человек достиг Апеннинского полуострова, причем с двух сторон — с востока через современную область Венето и с запада через Лигурию.

Апеннинский полуостров, будущая Италия, омывался относительно прохладным в ту эпоху Тирренским морем и более теплым Адриатическим, богатым рыбой. Остатки теплолюбивых растений и животных (и даже уцелевших представителей мегафауны) позволяют назвать этот край благодатным. Никакого сравнения с холодными тундрами и степями севера!

Однако, начав заселять новые земли, пришельцы обнаружили, что эти края обитаемы — здесь жили небольшие группы неандертальцев. Именно с ними людям пришлось соперничать за пищевые ресурсы и охотничьи территории. Сапиенсы победили, потому что основным фактором выживания стала способность хранить опыт, делиться им и обучаться. Эти умения и были причиной бурного развития материальной культуры, которая стала основным инструментом выживания.

Люди, населяющие Европу той эпохи, говорили на группе родственных — ностратических (от латинского nostra — «наши») — языков. Возникло своего рода «единое информационное пространство», обусловившее относительную общность археологических культур на огромных пространствах. Ученым даже удалось восстановить несколько сотен слов этого древнейшего наречия!

Выше мы говорили о выгодах великого дара членораздельной речи, который позволял накапливать свой и чужой опыт. А еще язык позволил развить первичную самоорганизацию рода или клана. Этого мощного фактора выживания были лишены неандертальцы. И вовсе не потому, что были неумны — к сожалению у потерянной ныне ветви человеческого рода заданное природой строение челюстей позволяло лишь издавать звуки с различными интонациями, а четко проговаривать слова — то есть обмениваться сложной информацией, — неандертальцы физически не могли.

Здесь самое время кратко рассказать о взаимоотношениях человека разумного неандертальского с обычным человеком разумным. Одно время в популярной литературе вошла в моду гипотеза о «самой первой мировой войне», в которой люди якобы победили неандертальцев. Это едва ли вероятно. Конфликты, несомненно, случались. Об этом свидетельствуют, например, костяки людей со следами неандертальских зубов — и кости неандертальцев со следами зубов человека. Многие исследователи полагают, что этот взаимный каннибализм носил ритуальный характер. Другие считают, что голод не тетка и в скудное время поедать себе подобных приходилось и людям, и неандертальцам.

Однако, генетические данные свидетельствуют о половых связях людей и неандертальцев — и, соответственно, об их общем потомстве, вполне жизнеспособном. А общее потомство означает, что были и вполне мирные контакты, либо с целью обмена, либо для переговоров о разграничении территорий охоты. Полукровок при этом не убивали. С огромной долей вероятности пигмент феомеланин, дающий рыжий цвет волос — прямое неандертальское наследие, у сапиенсов этого гена изначально не было.

Человек неандертальский ни в коем случае не был животным или «полуразумной обезьяной». Он хоронил близких, украшая могилу охрой, он был способен к абстрактному мышлению, а некоторые данные говорят о существовании неандертальского искусства. Но разумный неандерталец, кряжистый и физически гораздо более сильный, менял свое поведение чудовищно медленно, а люди мгновенно реагировали на меняющиеся внешние условия изменением поведения.

Неандерталец шел за стадами диких животных, а люди между кочевьями обустраивали свои становища в своего рода «базах» — удобных местах, и охотники, совершив многодневный переход за добычей, возвращались на «базу», где их ждали неспособные к охоте, то есть старые, малые, хворые и женщины. При истощении местных охотничьих ресурсов группа людей откочевывала на новое место. Словом, неандерталец приспосабливался к окружающей среде либо умирал, если это ему не удавалось. А люди, столкнувшись с опасными для жизни условиями, действовали принципиально иначе: они эти условия старались изменить.

Жилье (пусть это шалаш или навес из шкур), одежда и обувь, запасенная впрок еда, не имевший выхода овраг с крутыми стенами, куда сгоняли диких свиней «про запас», более тщательная обработка орудий — так люди приспосабливали окружающий мир для защиты от холода и голода.

Вопреки популярному мнению, «просто в пещерах» люди не жили — они создавали, если угодно, «пещерную инфраструктуру». Во-первых, пещеру не осушишь и не обогреешь. Гораздо комфортнее установить там сооружение из жердей, обтянутых шкурами, установленное на подстилку из травы и ветвей. В пещере можно укрыться от дождя или от хищников (расположив в ней этот вигвам или чум), устроить очажную яму, хранить запасы топлива и еды. Во-вторых, удобная пещера должна была располагаться рядом с источником воды и, упаси боги, не на путях хищных зверей к водопою. Она должна быть небольшой, без сквозняков. Если вы знаете такую пещеру, то есть вероятность, что в древности она была обитаема.

Люди жили родами, или кланами. Потребности охоты привели к первому этапу разделения труда: женщины все чаще оставались на стоянке и занимались обеспечивающим трудом, а мужчины-охотники уходили за добычей на 10-20 километров от основной стоянки, причем порой их походы длились несколько дней. Надолго уходить опасались, так как оставшиеся в становище нуждались в защите. Такое разделение привело к упорядочиванию половых связей и к табу на близкородственные сексуальные контакты. Эти парные связи, пожалуй, рано называть браком, так как они были, скорее всего, временны. Труд был коллективным и не нуждался в принуждении. Запасов свыше необходимого не делали, так как обмен был явлением в целом случайным и эпизодическим. Все было общим, без имущественного и общественного неравенства, что типично для первобытнообщинного хозяйства присваивающего типа.

Таковы были пришельцы, вооруженные последними технологическими новинками верхнего палеолита, которые, проникнув на благодатный Апеннинский полуостров, застали здесь старожилов-неандертальцев. Волна за волной, они накатывались с востока и с запада и, не будучи агрессивны (первобытное общество не могло позволить себе роскошь войны, то есть потерю нескольких кормильцев), и все же теснили небыстрых разумом флегматичных сородичей.

Те пытались перенимать жизнеобеспечивающие новшества (вроде метательного оружия), но безнадежно опаздывали в целом. Им не помогли ни перенятые новинки, ни бóльшая физическая сила. Неандертальцы было отступили на юг, куда их, словно поршень, выталкивали смышленые новички. Но конкуренция за охотничий ресурс все равно росла, ведь с полуострова переселяться некуда, это тупик!

Или западня?

Археологические данные говорят о том, что материальная культура неандертальцев оставалась в целом неизменной даже когда их экологическая ниша угрожающе сузилась. Исчезновение человека неандертальского было вызвано не только его неспособностью догнать сапиенсов в развитии. Похоже, была еще одна причина, и крайне серьезная.

Возможно, нехватку пищевых ресурсов обусловила природная катастрофа, которая произошла примерно 35 тысяч лет назад. Это было начало серии мощных извержений, Флегрейских полей — гигантской вулканической кальдеры к северо-западу от современного Неаполя, в заливе Поццуоли. Позднее это явление назвали суперизвержением. По геологическому времени одновременно произошли еще два извержения: взорвался вулкан Казбек и гора Св. Анны, что в Карпатах. Объем выброшенных пеплов и камней оценивают в 500 кубокилометров. Эти выбросы, разнесенные в основном (но не исключительно) в восточном направлении, достигли Южного Урала, а на западе — Кипра.

Заметим, что катастрофа не была одномоментной или кратковременной: извержения продолжались несколько столетий, а сверхмощных извержений было как минимум два.

Пепел засыпал и погубил растительность о огромном регионе. Вблизи Флегрейских полей толщина вулканических выбросов достигала нескольких метров, а на территориях подальше на юг слой пепла достигал «всего» 20 сантиметров. Но, прежде чем похоронить все живое, эти выбросы поднялись в воздух, затмили Солнце и наступила вулканическая зима. На несколько лет остановился рост зеленой массы, а немногие оставшиеся в живых животные покинули гиблые места. Вулканические осадки превратили в пустыню всю среднюю часть Апеннинского полуострова — будущая Италия, в самом буквальном смысле этих слов, становится совершенно непригодным для жизни регионом.

Первая экологическая катастрофа, пережитая человеком разумным, не стала губительной для человека как биологического вида. Но палеолитическому населению территории современной Италии от этого было не легче. По археологическим данным, упадок человеческих поселений на Апеннинах длился примерно с тридцатого по двадцать седьмое тысячелетие до нашей эры. Плотность населения здесь снизилась до критической и хозяйственное развитие приостановилось.

Ровно к этому времени относится исчезновение стоянок неандертальцев. Они цеплялись за жизнь целую тысячу лет, но примерно 32 тысячи лет назад их на Апеннинском полуострове уже не осталось. Двоюродные братья людей вымерли — кроме сапиенсов других разумных видов не осталось.

Несладко пришлось и людям. Их популяция сократилась до минимума, а оскудение ресурсов вовсе не способствовало росту численности населения.



Революция и революционеры



На опустевший и вновь заселенный Апеннинский полуостров хлынула следующая волна переселенцев с востока и с запада, гонимых еще одной природной катастрофой. На сей раз это был не огонь, а лед — ледниковый максимум плейстоценового оледенения, 26 тысяч лет назад укрывшего ледниковым щитом почти всю Европу, до самых Альп. Лед сковал столько воды, что обмелели моря и реки.

Апеннинский полуостров в этом ледяном аду стал оазисом. На его севере, в приледниковых зонах, водились мамонты и много иной холодолюбивой живности. Южнее, в средней части Италии, царил умеренный климат. Сухая лесостепь низин с подъемом в горы сменялась лиственными лесами, а юг полуострова был засушливым районом. И люди вновь проникли с востока в степи долины реки По, в те времена мелководной и даже временами пересыхающий, и направились кто на запад, а кто на юг по Паданской равнине.

Охотники на мамонтов предпочли оставаться вблизи ледника, поблизости от добычи. Множество археологических находок указывает на то, что спустя несколько тысяч лет именно их потомки вернулись в Италию с запада, через Лигурийский проход между Альпами и морем. Княжество Монако и сегодня гордится найденными в пещере Гримальди и выставленными в музее предметами из роскошного захоронения высокорослых людей, погребенных 26 тысяч лет назад.

В северных охотничьих кланах было не менее 25-30 человек, а в Средней Италии с ее относительно богатыми пищевыми ресурсами такая группа насчитывала 50-80 человек. Контакты между кланами поддерживались при помощи межродовых браков. Они говорили на родственных диалектах и, в общем, понимали друг друга без труда. Ностратическая группа языков в это время уже распалась на атлантические и бореальные языки, и Апеннинский полуостров уже тогда становился котлом человеческой истории, в котором перемешивались и сплавлялись «разные этнические, языковые, культурные компоненты в самых немыслимых наборах и пропорциях. На апеннинских просторах перемешивалось население говорящее как на бореальных диалектах, так и на атлантических»[2].

Все перемены в человеческим развитии шли медленно, тысячелетие за тысячелетием. Составить точную карту этих перемен неимоверно трудно: «каменный век» лишь зовется таковым, но точнее было бы назвать его деревянным, кожаным, глиняным — это те немногие материалы, которые поддавались обработке человеком, не знавшим искусства выплавки металла. Из этих материалов состояли предметы вещного мира древнего человека, и от них ничего не осталось. Поэтому мы мало знаем о событиях, происходивших до наступления неолита, и о миграциях многочисленных народов. К счастью, историки научились интерпретировать материальные свидетельства и извлекать из них непротиворечивую хронологию события.



Каменный хронограф



Впрочем, остались и другие свидетельства о жизни людей в древней Италии.

Греческий историк Страбон в труде «География» (I век до н.э.) упоминает о неких камунах — племени обитавшем в обширной долине Валь-Камоника (или просто Камоника), вдающейся в Альпы почти на сотню километров; расположена долина к северо-востоку от современного Милана. Страбона поддерживает римлянин Плиний Старший, единственно, он не сходится с греком в теории происхождения камунов — по Плинию этот народ относится к ветви эвганеев, обитавших в Европе до появления индоевропейцев. Страбон же полагает их ретами, то есть этрусками, куда более близкими латинам-римлянам, чем древнейшие неолитические племена.

Таинственные камуны и их предшественники оставили после себя обширное культурное наследие. Хотя не сохранилось ни единого связного текста на камунском языке за исключением кратких наскальных надписей в одно-два слова с использованием этрусского алфавита (что косвенно подтверждает выкладки Страбона), в долине Камоника обнаружено колоссальное количество петроглифов, изображений высеченных на камне — к сегодняшнему дню известно почти 300 тысяч рисунков, причем часть из них датируется эпохой мезолита, то есть периодом VIII-VI тысячелетий до н.э.

Камоника, что и говорить, удобнейшее место для обитания человека. Долина узкая, с севера прикрыта от холодных ветров Ортлерскими Альпами, с востока горами Амаделло, а с запада Альпами Бергамскими. С военной точки зрения долина представляет собой идеальный оборонительный плацдарм — южный створ запирает обширное озеро Изео (весьма богатое рыбой). Чтобы прорваться в Камонику неприятелю пришлось бы долго и с большими потерями пробиваться через узкий, — всего четыре километра от склона до склона! — вход в долину, при том, что оборонявшиеся занимали бы господствующие высоты. Природная крепость. Недаром homo sapiens облюбовал Камонику с тех времен, когда не то что Рима, а даже Раннего царства Древнего Египта и Крито-минойской цивилизации и в проекте не существовало!

Первооткрыватели Камоники поселились в долине и оставили первые рисунки на скалах около 10 тысяч лет назад — что это были за народы, на каком языке они разговаривали и откуда пришли в предгорья итальянских Альп, скорее всего, навеки останется неизвестным. Судя по оставшимся изображениям диких животных (в основном оленей, лосей и ланей) это были кочевые охотники-собиратели.

Не надо думать, что примитивные наскальные рисунки не несут никакой серьезной информационной нагрузки — вовсе наоборот, это своего рода хроники, по которым современный исследователь может наблюдать доисторическую цивилизацию в развитии. Мезолит сменяется неолитом (V-IV тысячелетия до н.э), соответственно и тематика петроглифов резко меняется — сцены охоты замещаются изображениями возделанных полей с огородами, а так же отсутствовавших ранее людей. Обитатели Камоники начинают вести оседлый образ жизни и заниматься земледелием.

Проходит еще тысяча с лишним лет и мы видим новый цивилизационный виток, Медный век: уже изобретено колесо, появились мотыги и лопаты, люди стали рисовать природу — звезды и светила, а значит у них оставалось достаточно времени, чтобы в перерывах между трудами ради хлеба насущного любоваться небесами...

Бронзовый век (II тысячелетие до н.э.) в работах художников Камоники выглядит неслыханно воинственным и милитаризованным — масса оружия, кинжалы, щиты, копья, вооруженные всадники на могучих конях. Есть изображение ритуального (или, возможно, гладиаторского) поединка — двое воинов угрожают друг другу клинками, рядом с ними стоит судья или жрец.

Что может означать столь неожиданное изменение стиля — с сельскохозяйственных и охотничьих пасторалей, на сплошной Military Art и батальные сцены? Ответ очевиден: если рисуют войну, значит война становится постоянным спутником человека — как раз на данный период приходится миграция на Апеннинский полуостров племен индоевропейцев-италиков из Центральной Европы (т.н. протолатины, создатели культуры Террамаре) во II тысячелетии до н.э, обосновавшихся как раз на севере Италии. Надо полагать, вторжение италиков и становится причиной постоянных конфликтов с племенами, обитавшими здесь задолго до появления чужаков.

Собственно камуны появились в долине к Железному веку (I тысячелетие до н.э.) и оставили после себя наибольшее количество петроглифов — едва ли не три четверти от общего числа рисунков. Воинственность идет на спад, мы видим пляшущих человечков, явно справляющий некий обряд поклонения солнцу, неизвестные художники в самом буквальном смысле оставляют свой «след в истории» обводя собственные ступни (как в сандалиях из ремней, так и босые), развивается культура изображений — появилась детализация фигур (мускулатура, гениталии, прически).

Камуны рисуют лабиринт, предположительно в символическо-мистическом его значении: в лабиринте должны заблудиться и потерять силу призрачные силы зла, а возможно рисунок имеет более глубокий философский смысл и связан с обрядами инициации, переходом из одной формы существования к другой.

Цивилизация неуклонно и стремительно развивается.



Италия — страна телят



Примерно 10 тысяч лет назад ледник отошел на север и Апеннинский полуостров приобрел современные очертания и климат. Свидетельств, то есть петроглифов, остатков каменных орудий и даже мусорных куч, достаточно, чтобы понять: уже тогда люди уже владели искусством счета. У охотников появился спутник — домашние собаки, завезенные из-за моря.

На вооружение поступило первое техническое изобретение — лук со стрелами, снабженными костяными и каменными наконечниками. Люди придумали нож с рукояткой и топор. Все эти перемены привели к переходу на более оседлое существование. Об этом археологам рассказали крохотные косточки мыши домовой (Mus musculus), найденные на местах поселений — домовая мышь, даже если очень захочет, не способна мигрировать вслед за человеком. Совсем другое дело стационарные жилища людей!

Родовые общины стали закреплять за собой охотничье-собирательские участки и жить в поселениях из бревенчатых или плетеных, обмазанных глиной хижин, покрытых тростником или камышом. К этому времени собирательство приносило гораздо больше добычи, чем охота, или, как минимум, столько же.

Кто знает, как попала в огонь обмазанная глиной корзина, в которой носили воду или хранили припасы? Может, ребенок-непоседа выбил ее из рук матери и корзина упала в костер? Или сгорела хижина со всем находившимся в ней имуществом? Так или иначе, примерно 16 тысяч лет назад (споры вокруг этой даты не окончены) люди Ближнего Востока впервые обнаружили, что обломки попавших в огонь глиняных предметов становятся твердыми и не пропускают воду. Из глины стали лепить фигурки для нужд ритуальных и магических. А кто-то догадался слепить и обжечь первый горшок.

Так появилась керамическая посуда. Это техническое достижение было без преувеличения революционным: человеку стала доступна постоянная тепловая обработка пищи. Сваренное мясо, зерна или коренья обладают более высокой пищевой ценностью и лучше отвечают главнейшей потребности ежедневного поддержания жизни.

Обожженная керамика встречается практически во всех культурах неолита. По технике и тщательности изготовления керамики, по орнаментам, выдавленным палочкой или веревкой, а то и просто ногтем, археологи могут определить ее принадлежность той или иной культуре.

А в Европу волна за волной шли переселенцы. Современные исследования ДНК показывают, что «Великих переселений народов» было очень много. Они, по сути, никогда не заканчивались, а лишь порой приостанавливались. 10 тысяч лет назад, это были в основном земледельцы Анатолийского полуострова, обжигавшие керамику и одомашнившие животных, которых гнали с собой. В поисках удобных мест обитания они проходили Пелопоннес, Балканы, затопляли Центральную Европу.

В Италию первую обожженную керамику принесло индоевропейское племя пеласгов, примерно 7600 лет назад переселившееся с Балканского полуострова в долину Тавольере, что близ современного города Манфредония на «шпоре» итальянского «сапога».

Носители так называемой «апеннинской культуры», пеласги, умели строить парусные лодки, жили в хижинах с каменным полом и владели невиданными искусствами. Их флот из больших лодок-долбленок, помимо необходимой утвари и инструментов, привез на Апеннинский полуостров немного скота (всякой твари по паре, чтобы развести стада), а главное — кожаные мешки с семенами пшеницы, проса, ячменя и овса.

Так на Апеннинском полуострове началась революция — неолитическая революция, в ходе которой хозяйство человека стало не присваивающим (охота, рыболовство и собирательство), а производящим. И, надо сказать, очень вовремя: охота и рыболовство приносили растущему населению все меньше добычи, а есть хотелось по-прежнему. Занесенные пришельцами технологические новшества несли увеличение разнообразия источников пищи.

Пищевое разнообразие — ключ к выживанию рода человеческого: историк Массимо Монтанари, написавший увлекательную книгу о пищевой истории Европы, утверждает, что человек «вовсе не был заядлым пожирателем диких трав и кореньев или, при случае, свирепым каннибалом, но — гораздо чаще — нормальным потребителем пищи... А поскольку он боялся, что со дня на день ресурсы данной конкретной пищи могут исчерпаться, то как мог разнообразил источники съестного. Разнообразие — вот ключевое слово, позволяющее понять механизмы добывания и производства продуктов питания». Все это способствовало необычайно стремительному распространению хозяйственных нововведений по Апеннинскому полуострову.

Поселенцы долины Тавольере обрабатывали землю деревянными мотыгами. Земледелие требовало огромных, по сравнению с охотой и собирательством, труда и терпения, а также умения планировать. (Поэтому обработка земли была вначале женским делом и женским трудом.) Зато оно позволяло создавать запасы и делало жизнь в целом более предсказуемой и стабильной. Полагают, что земледелие начиналось как высокоорганизованное собирательство, в ходе которого люди начали заботиться о диких растениях и новом урожае, пропалывая заросли диких злаков и оставляя часть урожая неснятым, «на семена», и независимо возникло в нескольких самостоятельных очагах субтропической зоны, но раньше всех это произошло в Передней Азии.

С появлением присваивающего хозяйства Европа перешла в эру неолита. Неолит не хронологический период, а ступень развития и для разных культур, он начался в разное время. Первыми в неолит вступили люди Ближнего Востока: земледелием и скотоводством они начали заниматься около 10-12 тысяч лет назад. А на севере Европы неолитические культуры существовали еще в I в. нашей эры.

Но в IV—III тысячелетия до н.э. на Апеннинском полуострове неолит закончился и наступил Медный, а затем и Бронзовый век.

С помощью технологий, завезенных пеласгами, развитие Апеннинского полуострова пошло гораздо быстрее.

Сами пеласги, правда, во II тысячелетии до н.э. растворились в море протолатинских племен из долины р. По, постепенно затопляемой водами тающих ледников. Протолатинские племена (с которыми связаны носители так называемых культур протовилланова и террамаре) в XV-XIV вв. до н.э. покинули свои свайные хижины, обведенные рвами, и по берегу Адриатики направились в Пицен. Затем часть протолатинов из Пицена устремилась далее, пересекла Апеннинский полуостров и заселила Лациум от Альбанских холмов до холмистых низовьев Тибра.

Интересно, что местные и пришлые сосуществовали вполне мирно, причем аборигены перешли на язык пришельцев. Возникла общность племен, говорящих на одной из самых ранних форм латинского языка. Еще интереснее то, что данные археологии подтверждают римское сказание о первом царе Лациума по имени Пик, считавшийся прорицателем и живший на римском холме Авентин.

Медный век, а затем и Бронзовый (III — II тысячелетия до н.э.) позволил усовершенствовать орудия труда. Великой ценностью были металлический топор или нож, пусть и медный, или пильные и сверлильные устройства. А плуг с покрытым медью или бронзой лемехом увеличивал производительность пахаря в десятки раз.

Плуг меняет все: земледельческий труд становится мужским. Главой семьи становится свободный мужчина, земледелец и воин, владеющий оружием. Так сложился патриархат. Металлы быстро, всего за пару тысячелетий, изменили жизнь людей. Основой выживания стали земледелие и скотоводство. Италики сеяли пшеницу, просо и ячмень, разводили свиней, овец и коз, реже — крупный рогатый скот, на котором, кстати, возили и пахали (мотыгу уже сменила соха и первые плуги). Ткали шерсть, выделывали кожи и сыры — кстати, само название «Италия» происходит от Vitellium, теленок, то есть Италия — это страна телят.

Уже во II тысячелетии до н.э. области Умбрии и Тосканы полны оливковых рощ. С этого времени можно говорить о формировании единой культуры Средиземноморья, основанной на зерновых, винограде и оливах — настоящей триаде экономических и культурных ценностей и даже символе идентичности. (Эта цивилизационная триада затем прорастет в христианской символике: причастие — это хлеб, вино и елей.) Питание было преимущественно растительным и основывалось на лепешках, кашах и хлебе, бобовых, вине, оливковом масле и овощах. Мяса ели немного, сыра — чуть больше. Хлеб надолго стал общим признаком цивилизованности.

Появились излишки продуктов. Если гончар из соседнего селения «знает слово» и его горшки бьются реже других, то он, возможно, отдаст свой товар за сыр, зерно или шерсть? Так зарождались ремесла, так ширился обмен между союзами родов и племен. А обширность контактов между общинами делало все племя прочнее, «связнее» и, стало быть, сильнее.

Но сильнее всего на развитии обмена сказалась редкость месторождений меди. Красный металл и изделия из него стали мерилом ценности. Они начали переходить из рук в руки и распространяться на большие расстояния.



* * *



Не будет преувеличением сказать, что о социальной организации общества раннего Бронзового века мы знаем крайне мало. В 1996 г. на северо-востоке Германии в долине небольшой реки Толлензе обнаружены следы эпических масштабов битвы. Она повергла историков и археологов в немалый шок и первыми словами ученых были: «Не может быть!».

Сражение произошло примерно в 1250 г. до н.э. Число погибших в составило (оценочно, так как весь район исследовать не удалось) 750 человек. Если предположить, что на поле боя остался каждый пятый участник, получается, общее число сражающихся составляло около четырех тысяч человек. При этом погибшие родились в разных местах Европы и по крайней мере несколько из них, судя по вооружению и по следам старых ран на костях, были профессиональными воинами.

Это число просто невероятно для эпохи бронзы: во-первых, считалось, что в целом на территории Мекленбурга-Передней Померании проживало от 70 до 115 тысяч человек. Во-вторых, масштабная битва с участием воинов из разных дальних мест указывает на сложную социальную организацию и, возможно, какое-то государственное образование. В-третьих, в районе исследований обнаружили остатки укрепленной переправы или дамбы через реку, построенной не позднее 1700 г. до н.э., через которую шли не только пешеходы, но и конные повозки. Скорее всего, конфликт развернулся именно из-за дамбы, объекта стратегической важности.

Находка изменила представление историков о Бронзовом веке севера Европы как о времени достаточно мирном. Зато стало ясно, что Толлензе превосходно вписывается в период всеобщего усиления войн и потрясений на территориях от Средиземного до Балтийского морей — эпохой, которая станет трагическим финалом Бронзового века.



* * *



Примитивное земледелие усилило миграционные потоки (ведь теперь припас в виде зерна легко было брать с собой) и тем самым стало питательной средой для войн и агрессий. Ранее мы говорили о том, отчего не склонны воевать охотники и собиратели. Но с примитивными земледельцами иная история: они воевали, и воевали жестоко. В Германии, например, в 2015 г. археологи обнаружили близ Франкфурта две братских могилы, в которых нашли последнее пристанище целые роды. В одной было 13 взрослых и 11 детей, от подростков до полугодовалого младенца. У всех были раздроблены ноги, — видимо, чтобы призраки убитых не смогли преследовать убийц.

Оседлые кланы воевали потому, что почвы без севооборота и удобрений быстро истощались, что наряду с перенаселением толкало на поиски новых земель — как правило, уже занятых другим племенем, которое победитель частью уничтожал, частью брал в рабство.

Именно так поступали ахейцы — пираты, воины, торговцы, которые примерно в XVII в. до н.э. захватили Пелопоннесский полуостров и создали из городов-крепостей протогосударство Микены. Хозяйство Микен было основано на сборе налогов и на государственной монополии на обработку, распределение и потребление металла. Ахейцы быстро стали морским народом и в XV в. до н.э. захватили Крит, незадолго до этого сильно пострадавший от землетрясения и извержения вулкана Санторин. Успешные завоеватели усвоили крито-минойскую культуру и к тому же стали удачливыми купцами. Хотя отличить занятого морской торговлей купца от воина, пирата или грабителя было сложно вплоть до Нового времени.

Военно-колонизационные экспедиции ахейцев на Сицилию, Сардинию и в Италию были постоянными и многочисленными, а на побережье имелись ахейские фактории. Фрагменты посуды микенских форм нашли даже в самом Риме, в районе Кастро Преторио, и есть данные, что на территории вечного города какое-то время была колония ахейцев. Доказано их постоянное присутствие на Тирренском побережье, в Лациуме и в самом Риме.

Таким образом, ахейцы стали третьим компонентом латино-римской общности. Напоминаю: ее первым компонентом были пеласги, а вторым — смешавшиеся с пеласгами протолатины. Был и четвертый компонент, самый загадочный. Но о нем будет рассказано позднее.

Что ахейцы искали в Италии? Скорее всего, металл. Причем вовсе не золото (хотя от золота они тоже не отказывались). Древний мир нуждался в меди и олове для производства бронзы. Бронза была «металлом войны», из которого делали длинные прямые мечи и воинские доспехи и прочее оружие. Она же была и металлом мира, о чем свидетельствуют каменные формы для выплавки бронзовых серпов и ножей.

На территории Италии обнаружено множество находок из мышьяковистой бронзы, которую получали, сплавляя медь с мышьяком и свинцом. Оловянная бронза прочнее и тверже, а температура ее плавления даже ниже, чем у меди. Но если медь еще в третьем тысячелетии до н.э. добывали и плавили на севере Апеннин и на юге Тосканы, то за оловом приходилось снаряжать экспедиции в Центральную Европу и даже на далекие Касситериды — на Британские острова. Полагают, что пеласги и наследовавшие им протолатины были посредниками в торговле добытой в Тоскане медью.

Скорее всего, ахейцам требовалась и соль, залежи которой находились в устье р. Тибр. На перекрестке торговых путей соли и металла не могли не поселиться люди...

Так завязались и развивались связи между развитыми сообществами восточного Средиземноморья с куда менее развитыми сообществами Апеннинского полуострова. Благодаря международной морской торговле технологические новинки сами шли в руки людям, населявшим полуостров. Тем не менее, по сравнению с богатыми и развитыми государствами Средиземноморья территория Италии выглядела сущим «медвежьим углом».



Этрусский вопрос, римский ответ



Этруски считаются четвертым компонентом латинской общности народов. На латыни их называли Etrusci, Tusci, на древнегреческом — тирсены, Τυρρηνοί, а сами себя они называли Rasenna, Raśna. Массовое переселение народа с этим названием на Апеннинский полуостров проходило в начале I тысячелетия до н. э.

Историки до недавнего времени спорили о происхождении народа со странной внешностью, говорившего на не-индоевропейском языке. До недавнего времени считалось, что этруски пришли с о. Лемнос. Но в конечном счете прав оказался Геродот, который еще в V в. до н.э. считал их выходцами из Лидийского царства (Малая Азия). По мнению Геродота, исход этрусков по времени совпадает с Троянской войной и датируется XIII веком до н. э. Возможно, отголоски переселения тирренов, или тирсенов, мы слышим в мифе о бегстве Энея из Трои вместе со всей семьей.

Эту теорию происхождения этрусков подтвердили исследования митохондриальной ДНК, извлеченных из разных этрусских останков. Они показали, что 11 клеточных родословных не встречаются нигде в Европе, зато имеются у народов востока Анатолийского полуострова. А лингвистические исследования говорят о том, что тирсены были древним, доиндоевропейским народом Анатолии.

По-видимому, тирсены были вовлечены в миграции не по своей воле. Волны «народов моря» выбили их с лидийской родины и они стали не столько пиратами и дружинниками, сколько переселенцами, уходившими целыми семьями. Они шли от острова к острову, захватывая их и колонизируя, пока не добрались до континента. Но это лишь догадки, история исхода этрусков из Анатолии неизвестна.

Тирсенов было, по-видимому, немного, но превосходное оружие и военный опыт позволили им если не покорить местное население, то заставить его считаться с собой. Поселившись между реками Арно и Тибр, к северу от будущего Рима, тирсены-этруски, как гласит легенда, основали города, которые объединились в конфедерацию. Эти города существуют и сегодня. Близ побережья расположились Цере (совр. Черветери), Тарквинии (совр. Тарквиния), Ветулония, Вейи и Волатерры (совр. Волтерра) — все непосредственно на побережье или близ него. Во внутренней части полуострова были Перузия (современная Перуджа), Кортона, Вольсинии (совр. Орвьето) и Арретий (совр. Ареццо) во внутренней части страны. Важными городами были также Вульчи, Клузий (совр. Кьюзи), Фалерии, Популония, Руселлы и Фьезоле.

В VIII—VII веках до н. э. культура этрусков переживала расцвет. Их замечательную архитектуру и строительное искусство высоко ценили римляне, они производили прекрасные изделия из металла, керамику, живопись и скульптуру, которые сегодня можно видеть в музеях. От народов культуры террамаре этруски заимствовали технику дренажных работ и строительства плотин, а от греков алфавит. Письменность этрусков до сих пор не расшифрована. Ах, как пригодился бы современным историкам не дошедший до нас двадцатитомный труд по истории этрусков пера императора Клавдия, выучившего их язык и владевшего бесценными документами!

А еще этруски были превосходными моряками и господствовали в той части Средиземного моря, которая и по сей день называется Тирренским морем. Тирренских пиратов упоминает даже Гомер. Но, вкусив преимущество оседлой жизни, этруски оставили пиратство и занялись морской торговлей с финикийцами, греками и египтянами, то соперничая с Карфагеном, то вступая с ним в союз.

С VII в. до н.э. этруски расширяют свое влияние на юг, в том числе на поселение в холмистой местности близ единственного острова р. Тибр. Круглые хижины, крытые соломой, ценности не представляли. Но какой завоеватель не соблазнился бы транзитным перекрестком путей, по которым везли соль и медь? Этрусские цари правили и этим селением, которое позднее стало Римом, и территориями до самой Кампании с ее греческими колониями. Так был положен предел греческой колонизации Апеннинского полуострова. А в 535 г. до н.э. союз этрусков и карфагенян у берегов Корсики одержал победу над «земляками», фокейскими греками. В 509 г. до н.э. римляне изгнали этрусских царей (и основали республику), а с Карфагеном заключили торговый договор, по которому римлянам позволялось делать в своем никому не интересном «медвежьем углу» что угодно, не заплывая в запретную для них западную часть моря. После этого усилившийся Рим изгнал этрусков с Корсики, а в 474 г. до н.э. в союзе с сицилийскими греками нанес им поражение близ Кум в Неаполитанском заливе.

С доминированием этрусков на море было покончено. Запад Средиземного моря оставался во власти карфагенян.

Бывают времена, когда гораздо выгоднее слыть небогатым захолустьем, чем блистательным царством. Именно такая эпоха настала приблизительно в XIV или в XIII в. до н.э. Для жителей прибрежных территорий и островов, все чаще подвергавшихся набегам с моря, сельское хозяйство стало не слишком надежным занятием. Ничего удивительного, что часть пеласгов, сикулов (из Сицилии) и сардов (с Сардинии) подалась в пиратские дружины ахейцев, данайцев и фессалийцев, либо образовала свои.

Позднее это время назовут Катастрофой Бронзового века — первой цивилизационной катастрофой, в которой почти полностью повинен человек, а не природа.

Почти. То есть не полностью.



Бронзовый коллапс



Первые государства Ойкумены зародились в долинах крупных рек, — Нила, Тигра и Евфрата, — где зерноводство могло существовать только при наличии оросительных систем. Зато такие системы позволяли получать стабильные и крупные урожаи, а значит, создавать запасы и меньше зависеть от природы. Но подобные комплексы, результат коллективного труда большого числа людей, требовали организации и планирования, а затем распределения продукта — то есть управления, важнейшей функции первых государств. Эти управленческие функции взяли на себя храмовые жрецы и дворцовые чиновники.

Все это называется экономикой дворцового, или храмового, типа. Этот тип хозяйства не был ограничен речными долинами: например, сложные хозяйственно-политические комплексы в форме дворцов существовали на Крите. Государственно-распределительная экономика существовала и в Микенских укрепленных городах, где трудящихся организовали в рабочие группы, а добыча и обработка металлов была государственной монополией.

Чтобы понять расположение сил накануне катастрофы Бронзового века, отвлечемся от Апеннинского полуострова и увеличим масштаб карты так, чтобы она вмещала Срезидемноморье, Анатолийский полуостров и Междуречье (Месопотамию). Такая карта показывает, что ко времени XIII — X вв. до н.э. — а это был апогей материальной культуры цивилизации бронзового века — на востоке Средиземного моря процветали богатые государства, объединенные стабильными торговыми и политическими связями и развитыми культурами.

• Египетское Новое Царство. Оно контролировало территории до самого Мертвого моря. Египет — мировая зерновая житница, богатейшее государство, обладающее небольшими запасами меди в юго-западной части Синайского полуострова. Но топлива для плавильного производства в Египте не было и металлы приходилось ввозить на средства от зернового экспорта.

• Хеттское государство, расположившееся на большей части Анатолийского полуострова и на севере Сирии. Его оловянные месторождения к описываемому времени были полностью истощены.

• Еще одна зерновая житница — государства Междуречья, Митанни, Вавилония и Ассирия, вообще не имеющие металлов и полагающиеся на импорт. Зато аккадский язык стал языком международного общения.

• Приморские торговые города Ханаана и Финикии, крупнейшим из которых был Угарит. Это был основной транзитно-перевалочный узел, в котором морские торговые пути соединялись с караванными, ведущими на континентальный Ближний Восток.

• Минойская цивилизация Крита. К XIII в. до н.э. она находилась в глубоком упадке, который начался еще до катастрофы, связанной с извержением вулкана Санторин.

Сложилось первое международное разделение труда: Египет был зерновой житницей, на запасы и помощь которой полагались другие государства в годы неурожая. Крит и пришедшие сюда ахейцы специализировался на морских международных перевозках. Кипр со своими густыми лесами (давно сведенными в остальном цивилизованном Средиземноморье) стал центром плавления металлов, откуда продукция шла морем на экспорт.

Хеттское царство обладало исключительной монополией на эпохальное изобретение — железо, секрет выплавки которого считался государственной тайной номер один. Известно письмо одного из фараонов периода Нового царства к хеттскому царю, с просьбой прислать в подарок железный кинжал — в условиях Бронзового века это было поистине царским подношением!

Бронзу, сплавляя местную медь с импортным оловом, экспортировали также из Малой Азии, с Синайского полуострова и с юга Южного Ливана. А олово везли с месторождений Рудных Гор на границе Саксонии и Богемии, с полуострова Корнуолл на юго-западе Англии и даже с территорий современного Афганистана.

Основой древнего мира оставалось сельское хозяйство. Но, как мы видим, ни одно государство древнего мира и ни один регион не обладали всеми ресурсами, необходимыми для производства бронзы. Поэтому древние государства пустили в ход изощренную дипломатию, поделили сферы влияния и установили правила торговли.

Торговля способствовала развитию кредита: караваны с шерстью, медью и зерном принимали долговые расписки. Вначале такие расписки просто помогали одним купцам побыстрее получить деньги от посредника и не ждать, пока товар будет распродан, а другим требовалась отсрочка платежа. Но постепенно такие расписки стали средством обращения, «деньгами торговцев». В городе-государстве Каниш, что в Каппадокии, на востоке современной Турции, нашли огромный архив из десятков тысяч глиняных табличек — деловые письма купцов, договоры денежного займа, поручительства, залога, коммерческого кредита, долговые расписки и квитанции...

Жестокие войны сменились мелкими стычками. Казалось, все говорит об установлении прочного мира и совместного процветания.

Но это стратегическое равновесие было хрупким. Население росло, социальные противоречия усилились сверх меры, а узкая экономическая специализация привела к тому, что единственный сбой в поставках зерна или сырья приводил к разрыву всей цепочки обменов. К середине II тысячелетия до н.э. во всех развитых государствах бронзового века назрел системный кризис. Их внутреннее развитие замедлилось, усложненный бюрократический аппарат был разъеден коррупцией, утратив способность исполнять государственные функции.

Чтобы грянул неслыханный по своим масштабам кризис, хватило бы единственного сбоя в одном из звеньев непрочной конструкции Древнего мира.

Это был технологический и социальный тупик. Система шла вразнос. Всего через сто лет от торгово-экономической идиллии «первой глобализации» не осталось и следа.

Примерно в 1206-1150 гг. до н.э. произошло крушение всех крупнейших экономик. Регион погрузился в хаос. Огромные территории запустели, утратили письменность и развитое хозяйство. Рухнули минойские и микенские царства, от хеттской империи остались лишь развалины, пришел в упадок Египет. Была утрачена масса знаний и технологий.

Крупнейшие центры цивилизации — Хаттуса, Микены, Угарит — были заброшены и разрушены, исчезли почти все города между Троей и Газой. Численность населения резко снизилась — местами на 90%. Огромные пространства опустели и погрузились в Темные века, которые позднее назовут катастрофой Бронзового века. Следующую эпоху назовут Железным веком.

Что же произошло?

Читатель без труда найдет работы, разбирающие причины и крайне интересные подробности кризиса Бронзового века и последовавшим обрушением древних государств. Исследователи соглашаются, что культурный регресс и начало экономического упадка наблюдались еще до катастрофы, что кризис носил системный характер, и что он был вызван комбинацией факторов, главные из которых носили характер внутренний, а не внешний.

В обществах древнего мира накопилось столько социальных противоречий, что начались междоусобицы и внутренние смуты. Стоило обществам Египта и Междуречья, переживавшим засуху и рост населения, свернуть экспорт зерна, как под ударом оказались металлургия, морские перевозки и торговля. Рушилась сложная система кредитов, бартерных сделок и обменов. Но металл нашел своего потребителя — ахейцев, наших старых знакомых, и население островов Средиземного моря. Они переработали металл в оружие и обратили его против своих торговых партнеров.

Сила древних государств с их многотысячными армиями была критически подорвана и они не смогли противостоять нашествию варваров — малочисленных, но при этом очень боеспособных дружин «людей моря».

Названия этих варварских народов известны из египетских источников: пеласги (палестинцы), ликийцы, шардану (сарды), тевкры (троянцы), тирсены (этруски), сикулы, данайцы, фессалийцы, ахейцы. Оценочно, их было совсем немного, от 3000 до 10000 человек. «Народы моря» составляли социальную структуру, уже утратившую первобытно-общинные черты, но еще не достигшую уровня хотя бы примитивной государственности. Во главе такой структуры стоял вождь, а вождем делался тот, кто мог организовать грабеж так, чтобы его дружина не испытывала нужды. «Столицей» была ставка вождя, при которой проживали мастера-оружейники и другие ремесленники, снабжавшие и снаряжавшие дружину. Другие поселения, поменьше, управлялись старейшинами и подчинялись вождю.

Воин-дружинник жил войной и грабежом. Воинские умения и воля к победе стали ценнейшими качествами. Но войной жили все, кто его окружал, побеждать становилось все труднее и труднее, а добыча доставалась все дороже. Не знавшие мирной жизни «народы моря» направили свои мечи на средиземноморские города и государства с их армиями из вооруженной голытьбы, не имевшей желания умирать, под водительством колесничих из числа изнеженной знати.

Первым нападению «людей моря» подвергся Египет. Это произошло во второй половине XIII в. до н.э. Дельта Нила оказалась хорошо защищенной, и тогда «народы моря» разграбили богатейший торговый город Угарит, находящийся на побережье современной Сирии. Микенская Греция исчезла в анархической войне всех против всех. Резкое падение численности населения Пелопоннеса — на 75-90 процентов — говорит само за себя. Полностью был опустошен Крит. Остатки местного населения затем столетиями влачили жалкое существование в безводных, неплодородных горах, опасаясь спуститься на равнину.

Далее ахейские эскадры идут на Малую Азию. Перестает существовать союз городов, куда входили Труиса (Троя) и Вилуса (Илион). В этих городах пираты нашли массу оружия и припасов, и вот уже обезлюдели берега Эгейского моря. Опустошив побережья, «люди моря» двинулись в континентальные страны. Их ударов не выдержало Хеттское царство: его столицу Хаттусу сожгли, как и множество городов, и более она не возродилась.

На улицах стертых с лица земли городов оставались непогребенные тела (их потом обнаружат археологи). У варваров не было штурмовых орудий для разрушения высоких городских стен, но где был бессилен меч, там в бой вступало золото. Прочные городские стены оказывались, как правило, беззащитны перед подкупом и предательством.

Египтяне все эти годы упорно пытались отбиваться, провели военную реформу, набрали в войско нубийцев, ливийцев и другие варварские племена, фактически пожертвовали Дельтой Нила, которую варвары тут же попытались заселить.

Но с практически мгновенным увяданием и гибелью государств восточного Средиземноморья стала умирать и набеговая экономика. Ее экологическая ниша была исчерпана. Грабить было больше некого. Торговля замерла, ремесел не стало, побережья опустели. Пираты были вынуждены спешиться, но и в материковых частях отыскивались лишь полуголодные напуганные люди, у которых было нечего взять. Можно было захватить рабов — ну а кому их продать?

В 1173 г.до н.э. войско Рамзеса III сокрушило в бою варварские дружины и разбило их нильскую флотилию. Этой битвой завершилась катастрофа Бронзового века. «Народы моря» вернулись на острова Эгеиды, на Сицилию и Сардинию, в Грецию и Италию. Некоторые осели в передней Азии. Восток Средиземного моря начал очень медленно возрождаться, но дворцовое хозяйство уже не было основой его экономики. Для того, чтобы достичь прежнего уровня развития, у восточного Средиземноморья уйдет не одна сотня лет.

Морским дружинам пришлось искать пропитания на земле. Искать подходящие места для поселений (порой тесня при этом местный народец, у которого не было желания лезть на бронзовые мечи), вспоминать премудрости сельского хозяйства и ремесел. Правда, навыки грабежа не забывались: с пиратством на Средиземноморье не удавалось покончить еще тысячу лет...



Третья катастрофа — столкновение цивилизаций



Отличие катастрофы Бронзового века от грядущей катастрофы микрокосма Карфагена заключается в том, что сокрушительные набеги «людей моря» никто не организовывал и не планировал — это были спонтанные акции. Правда, торговые города всегда были не прочь подложить свинью конкуренту, указав разбойникам удобные пути подхода к сопернику, но даже самым богатым городам было не под силу устроить запланированную гибель всей цивилизации.

Катастрофа Бронзового века не могла не произойти просто «в силу вещей», в силу неумолимых законов природы и общества. Она длилась более столетия и никто, живущий в те годы, не считал, что живет в катастрофические времена: человеческая жизнь коротка, а за время всеобщего бедствия сменилось несколько поколений, для которых последующие события самым естественным образом вытекали из предыдущих. Зачастую живые завидовали мертвым — но жизнь тем не менее продолжалась.

А вот уничтожение цивилизации Карфагена являлось твердо задуманным, хорошо организованным единовременным политическим действием. Римляне действовали в иной, чем карфагеняне, парадигме: им нужна была победа и только победа, а поражение означало для них завоевание их страны и разрушение всего мироустройства. Поэтому ради победы они были готовы идти — и шли! — на все.

Культурно неоднородный, опиравшийся на союзников-партнеров, искавших в войне выгоды, Карфаген был торговой державой и не вел войны на уничтожение: карфагенянам было достаточно добиться нужных коммерческих договоренностей, монополий или приращения территорий плодородными землями. Карфагенской олигархии ни к чему было разрушать города и вырезать их население: мертвые не платят. В контроле над территориями они были заинтересованы ровно в той мере, в которой из них можно было извлечь прибыль. И, вероятно, они не ожидали, что Рим проявит безразличие к возможности будущей дани и будущих прибылей, которые покоренный Карфаген охотно заплатил бы.

В свою очередь Рим, спаянный единой культурой, опиравшийся на монолитный италийский союз, с самого начала вел войну на сокрушение и тотальное уничтожение противника. Поражения в этой войне римляне принципиально не предусматривали. Не готовились они и к обычным в иных случаях переговорам с побежденным об условиях сдачи. Для двух империй этот мир был слишком тесен. Остаться должен был лишь один.

Что, в итоге, и произошло.

В случае с Карфагеном мы впервые видим катастрофу вызванную не природными или социальными причинами: это было тщательно спланированное и вполне осознанное уничтожение одной цивилизации, финикийско-карфагенской, другой цивилизацией — римо-латинской.

Об истории этого, — без всяких преувеличений, — грандиозного столкновения двух вселенных, и пойдет речь в предлагаемом читателю исследовании.



Т. Данилова, 2017.

Часть I

В СИНЕМ МОРЕ, В БЕЛОЙ ПЕНЕ

Для ясного понимания, с каким противником столкнулись римляне в борьбе за господство над Средиземноморьем и почему именно обитатели Карфагена стали для Республики не просто заклятыми врагами, но и абсолютными антагонистами с позиций ментальности, национального характера и структуры общества, следует заглянуть в отдаленное прошлое земель, где ныне располагаются Израиль и Ливан и познакомиться с прямыми предками карфагенян — финикийцами. Народом, безусловно примечательным во многих отношениях.
Глава I.



Во глубине веков

Так называемый Благодатный (или Плодородный) полумесяц являет собой обширные пространства на Ближнем востоке, включающие в себя Междуречье Тигра и Евфрата (Месопотамию), морское побережье Сирии, Палестину и Долину Нила с Верхним и Нижним Египтом соответственно. Иногда к области Благодатного полумесяца относят еще и остров Крит. Главная отличительная особенность региона — большое количество осадков в зимнее время года и неслыханно плодородные почвы, способствовавшие взрывообразному развитию земледелия со времен неолита.





Благодатный полумесяц



В настоящий момент нас мало интересуют египтяне, шумеры или эламиты — лишь в той степени, в какой они оказывали влияние на возникновение и развитие Финикии, расположившейся на довольно узкой прибрежной полосе от нынешнего Израиля на юге приблизительно до Таврских гор на севере. Если следовать вдоль берега моря по прямой, то это расстояние выглядит не слишком впечатляюще — всего-то около пятисот километров, плюс максимум сто-сто двадцать километров в глубину материка, до долины реки Иордан, сразу за которой начинается пустынное плоскогорье по тем временам не пригодное не то, что для земледелия или скотоводства, но и в целом для обитания человека.

На этой полосе, которую для удобства мы будем впредь именовать Древней Палестиной, человек обитал с доисторических времен, здесь мы находим самый старинный город мира — Иерихон, появление которого ныне относят ориентировочно к 9600 году до Рождества Христова. Что за племена обитали тогда в Иерихоне и на берегах Иордана мы, скорее всего, никогда не узнаем, но до появления здесь финикийцев, и тем более евреев, неспешно пройдут долгие тысячелетия...





Древняя Финикия, Иудейское и Израильское царство.



Время и развитие цивилизаций Благодатного полумесяца неостановимо двигались вперед. Появились и исчезли шумеры и аккадцы. Взошла звезда Ассирии и Вавилона, процветал Древний Египет. Древняя Палестина становится настоящим проходным двором, по которому туда-сюда бродили армии расположенных рядом государств с целью вздуть соседей и конкурентов. В редкие времена затишья здесь было не протолкнуться от торговых караванов, а купцов можно было распихивать локтями: наиболее удобная, короткая и безопасная дорога от Междуречья к Египту и от Аравийского полуострова к Средиземному морю.

Побывали здесь решительно все окрестные народы, создавая уникальный культурный конгломерат, переплетая обычаи и языки, передавая друг другу технологии и знания. Одна беда: своего государства на территориях между морем и Иорданом до определенного времени не возникало, да и возникнуть в принципе не могло.

Давайте попытаемся разобраться, в чем же дело. Отчего вдруг в Египте долгие столетия владычествуют фараоны, шумеры вовсю строят десятки городов в Месопотамии, а столь привлекательный, потенциально богатый и выгодно расположенный географически регион остается в безвластии или вынужден кормить очередную армию сопредельного государя?

Ключевое слово тут — экономика. Точнее, невозможность вести «промышленное земледелие» увязанное на долины крупных рек наподобие Нила, Евфрата и Тигра. Именно промышленное земледелие является первопричиной образования государств в Египте и Междуречье. Когда десятки и сотни тысяч людей занимаются обработкой изумительно плодородных речных долин, их труд нуждается в некоей координации и упорядочивании, это во-первых.

Во-вторых, избыток продовольствия ведет к демографическому всплеску и росту населения, что так же требует организации: одни должны заниматься пахотой и жатвой, другие охранять поля и деревни от набегов более бедных племен, завидующих процветающим хлеборобам, третьи продавать излишки, четвертые молить богов о даровании урожая, пятые производить масштабные ирригационные работы, поддерживать инфраструктуру в рабочем состоянии и так далее.

На определенном этапе возникает насущная потребность в создании аппарата координации и управления столь громоздким хозяйством. Где управление — там и недовольные его качеством, а следовательно обязана появиться система подавления и надзора. Солдат и внутреннюю стражу (которые, разумеется, ничего не производят) необходимо снабжать и кормить — эй, там, благоволите создать налоговое ведомство!

Считать и распределять деньги — серьезная наука, а значит требуется штат квалифицированных чиновников, которые мало того, что так же не создают ничего материального кроме бесчисленных бумажек (в нашем случае — глиняных табличек с клинописью или папирусов с иероглифами), так еще и берут взятки с откатами и воруют из бюджета — за минувшие тысячелетия в этой сфере решительно ничего не изменилось. Срочно, срочно необходима фискальная служба для контроля над бюрократами!

Заметим отдельно: излишки провианта еще и высвобождают достаточно времени для того, чтобы не думать ежечасно о хлебе насущном, а заняться чем-нибудь ради удовольствия. Появляются культура и искусство, а значит развивается цивилизация.

Обрисованная схема крайне примитивна, но достаточно ясно описывает механизм возникновения государства как единого экономического агента. В действительности этот процесс куда более сложен и растянут во времени, однако в целом описание соответствует реалиям Египта и Месопотамии: крупное сельскохозяйственное производство со сложными технологиями орошения и мелиорации плюс рост населения настоятельно требовали жесткой организации на постоянной основе. Справиться с ней может лишь централизованное государство.

Без абстрактной «вертикали» подразумевающей четкое выполнение инструкций, директив и предписаний высшего руководства, без системы контроля за исполнением и уходящей «наверх» отчетности всё мигом развалилось бы.

С грядущей Финикией дело обстояло совсем иначе — сельское хозяйство являлось частным и одиночным, поскольку пригодные для обработки участки были чересчур малы для массового земледелия и не могли бы прокормить избыточное население. Иорданская долина от озера Кинерет до Мертвого моря — это жалкие 120 километров в длину с шириной в 15 километров. Сравним с долиной Нила: от Александрии до одного только Луксора — 650 километров с шириной дельты Великой реки в 300 километров и обрабатываемыми землями вдоль русла 20-30 километров.

Разница, как кажется, очевидна?

Но дефицит плодородных почв это лишь основная проблема Ханаана, имелись и сопутствующие.

В развитых аграрных державах неизбежный при перепроизводстве зерна демографический рост следовало как-то компенсировать. Перенаселение ведет к скученности, проистекающим от нее бытовым неудобствам и праздности — «лишним людям» попросту нечего делать. От безделья могут возникнуть разнообразные нехорошие мысли, приводящие к политической неблагонадежности.

Почему это у достославнейшего господина чиновника два каменных дома, три колесницы и восемь наложниц, а у меня тростниковая хижина и полдюжины сыновей, разделить между которыми дедовский надел физически невозможно?

Нечестно!

Это может прозвучать странно, но продовольственное благополучие в итоге могло приводить к недовольству в народе, именно по причине появления незанятых рабочих рук и появления отсюда вредных и крамольных умонастроений. Богатым зерном государствам приходилось включать «предохранительный клапан», изобретенный практически сразу — правители глубокой древности могли быть сколь угодно жестокими, деспотичными и алчными, но недалекими или глупыми их назвать никак нельзя. В обстановке они разбирались преотлично, понимая логику развития аграрного государства.

Избыток населения — это на первый взгляд не так плохо, как может показаться. Найди людям занятие, и в казну потечет очередная золотая река, умножится прибавочный продукт, а значит появятся дополнительные блага для верхней прослойки общества. Нельзя больше делить наделы между сыновьями? Отлично, следует присоединить новые земли! То есть, отправить «лишних людей» повоевать.

Данное предприятие может принести не только территориальные приобретения, но еще военную добычу и рабов. Заодно война подразумевает как естественную убыль рекрутированных в войско вечно недовольных «младших сыновей», так и колонизацию отторгнутых у неприятеля земель, куда можно сплавить мающихся от безделья простолюдинов и занять их общественно-полезным трудом: освоением новоприобретенных угодий.

Согласно этой нехитрой, но весьма эффективной доктрине действовали все до единой державы Благодатного полумесяца. Не повезло исключительно Древней Палестине — плодородной земли мало, пригодные для обработки участки разбросаны на большой площади и изолированы друг от друга горами или пустынями, а даже если и получилось бы объединить их в единое целое под одним управлением и добиться внушительного демографического роста, расширяться государству попросту некуда.

Общепринятая схема в Палестине заработать не может по географическим причинам — на западе Средиземное море, на востоке Сирийская пустыня и безжизненное Заиорданское нагорье, на юге могучий Египет, а на севере то шумеры, то аккадцы, то хетты, ассирийцы или вавилоняне, трогать которых себе дороже. Они сами кого хочешь зашибут хотя бы потому, что более многочисленны и организованны.

В свою очередь у Египта был немалый потенциал для расширения — при фараоне Тутмосе III в XV веке до н.э. Новое царство достигло максимального размера. Египтяне добрались до Судана на юге и Ливии на западе, подчинили Кипр, Сирию и Северо-западную Месопотамию. Владения фараонов простерлись на 3500 километров с севера на юг — для сравнения, это расстояние от Москвы до Красноярска.





Филистимляне, взятые в плен фараоном Рамзесом III.



Впрочем, это несколько другая история, а нам следует вернуться в Древнюю Палестину, почти готовую к неслыханному экономическому взлету, случившемуся во многом благодаря двум народам, нежданно-негаданно объявившихся на этих землях — филистимлянам и так называемому «колену Дана» (они же данаи, даниты или данайцы), народу довольно спорного происхождения, о котором до сих пор толком ничего не известно. По библейской версии данаи происходят от Дана, пятого сына патриарха Иакова. Современные исследователи полагают, что это племя переселилось из Греции и со временем, вступив в союз с местными семитскими народами, было ассимилировано и приняло местные верования.

Вот здесь и возникает историческая коллизия — что филистимляне, что данаи, в Древней Палестине оказались пришлыми чужаками, эгейскими народностями спешно эвакуировавшимися с Крита и островов Эгейского моря во время глобального катаклизма, разразившейся XIII—XII вв. до н. э. и имеющего в исторической литературе общее название «Катастрофа Бронзового века».

В «Предварении» это событие уже было кратко описано, но его историческое значение таково, что стоит вновь остановиться на некоторых подробностях.

Имеется несколько версий объясняющих происшедшее — совсем недавно процветавшие страны с богатой торговлей, крупными городами и развитой культурой в течении всего лишь краткого столетия попросту исчезли.

По Восточному Средиземноморью, Анатолии и Леванту прокатывается грандиозная волна разрушений, пожарищ и насилия, погибают несколько густонаселенных мегаполисов того периода — столица Хеттского царства Хатусса, богатейший торговый город-государство Угарит в Сирии, пелопонесские Микены. Представьте, что современные Лондон или Париж оказались не просто под властью варваров-завоевателей, а еще начисто сметены с лица земли, немногие уцелевшие жители покинули разрушенные дома, а на покрытых копотью развалинах воют одичалые псы. Для Древнего мира масштабы вполне сопоставимы.

Следует повсеместный упадок культурной деятельности, гибель налаженной за два тысячелетия Бронзового века торговли, население резко сокращается, Греция погружается в так называемые «Тёмные века». Крупные державы замещаются разрозненными и слабыми городами-государствами.

Что же случилось? В настоящий момент имеются три основных и сравнительно достоверных объяснения «Катастрофы Бронзового века», пускай они не дают целостной и непротиворечивой картины.

• Миграционно-техногенная версия. Балканские племена открывают новый тип металлургического производства — выплавку железа и, оснащенные новейшим, куда более продвинутым по сравнению с бронзой, типом оружия начинают движение на юг и восток, уничтожая изнеженных и отвыкших от нашествий представителей ранних цивилизаций Средиземноморья. Египтяне (заметим, что Египет во время описываемого катаклизма устоял, хотя и понес территориальные потери) с тщательностью опытных бюрократов зафиксировали названия этих народов, некоторые из которых «шли с женами и детьми», что ясно указывает на миграционный процесс. Они присвоили пришельцам с севера общее название «народы моря» после того, как чужаки при фараонах Мернептахе и Рамсесе III совершили два крупных вторжения в Египет. Это были ахейцы, сарды, этруски, а так же интересующие нас данаи-данайцы и филистимляне, чье название происходит от эпирского побережья Балкан, Paiaister Palaistine или же, в египетском произношении «пелесет».

• Тектоническо-климатическая версия. Одно время считалось, что толчком к крушению Средиземноморских цивилизаций стало катастрофическое извержение вулкана Санторини, вызвавшее огромное цунами и послужившее причиной упадка Минойской культуры, но произошло оно в промежутке между 1628 и 1500 годами до н.э., сиречь значительно раньше описываемых событий. Подозрения падают на супервулкан Гекла в отдаленной и тогда необитаемой Исландии, извергавшийся около 1159-1160 года до н.э. — исторгнутые Геклой облака пепла и газов могли вызвать локальное похолодание, а следовательно голод в Европе и последующую миграцию балканских племен. Но почему тогда извержение Санторини почти не оказало влияние на судьбу региона, а наиболее сильно пострадавшая минойская культура справилась с его последствиями и пусть с некоторым замедлением, но продолжала развиваться?

• Социально-экономическая версия. Финал Бронзового века был отмечен глубочайшим застоем в общественно-политической и экономической жизни всех до единой держав Благодатного полумесяца — они достигли пределов своего расширения, установился военный паритет, что ясно продемонстрировала битва при Кадеше (1296 год до н.э) между хеттами и египтянами. Это было последнее великое сражение Бронзового века — фараон Рамзес II попытался оттеснить хеттов из Сирии на север, битва закончилась вничью, каждая сторона приписала победу себе. В дальнейшем вести крупномасштабные войны для великих держав стало слишком разорительно, особенно если учитывать явное нежелание народов сражаться: колоссальный и медлительный государственный аппарат тормозил любые эпохальные начинания, высшие слои общества погрязли в роскоши и праздности, низшие не желали умирать ради всё нового обогащения элиты.

Экономика прекратила рост, производительные силы пришли в очевидный упадок, затраты на производство бронзы росли, появились признаки стагнации. А когда разразился глобальный кризис, привыкшая к столетиям благополучия и сытости в условиях политического и военного равновесия элита попросту не смогла ответить на новые, невиданные прежде вызовы.

Система управления оказалась не просто неэффективна, а сыграла дополнительную деструктивную роль, проводя стратегически неверные и ошибочные решения, не учитывающие резкой смены обстановки. Чем-то это напоминало Советский Союз конца 1980-х годов — признаки общие.

Все перечисленные факторы с огромной долей вероятности взаимодействовали, накладываясь и усиливая друг друга. Климатической версии есть косвенное подтверждение в Ветхом завете:

«...И прошли семь лет изобилия, которое было в земле Египетской, и наступили семь лет голода, как сказал Иосиф. И был голод во всех землях, а во всей земле Египетской был хлеб»[3].

Семилетний голод для Благодатного полумесяца — сам по себе нонсенс, но здесь мы можем вспомнить о т.н. «циклах Бонда», климатических колебаниях продолжительностью примерно в 1500 лет, открытых американским климатологом Джерардом Кларком Бондом — причины потеплений и похолоданий полуторатысячелетней периодичности сейчас остаются невыясненными, выдвигаются теории об изменении солнечной активности, температур воды Атлантического океана или атмосферной циркуляции, но очевидно одно: «циклы Бонда» непосредственно связаны с продолжительными засухами или похолоданиями, а следовательно и массовыми изменениями растительного покрова. Возможно, нечто подобное и описывается в книге Бытия.

Так или иначе в конце Бронзового века Балканы становятся источником всеобщей опасности — к югу и востоку направились не только воины с железным оружием, но и бесчисленные искатели лучшей доли, бегущие от неизбежной голодной смерти. Они-то и смели неподготовленных к нашествию южан, одновременно погубив старые «бронзовые» цивилизации и открыв дорогу куда более прогрессивному Железному веку, перед которым, правда, последовал длительный период упадка.



* * *



Вернемся однако к филистимлянам, одному из «народов моря» ушедшему с разрушенного Крита и обосновавшемуся в Древней Палестине. Надо сразу сказать, что незваные гости вторглись в земли издавна населенные семито-хамитскими племенами ханаанеев, иевусеев, амореев; кроме того здесь жили хетты и египтяне.

Словом, дом вовсе не пустовал, но представлял из себя не единое целое, а коммунальную «Воронью слободку» — сонмище крошечных царств и независимых городов старательно враждовавших промеж собой, а когда внешняя угроза на время уходила, с упоением занимавшихся внутренними сварами самого кровавого характера, весьма ярко, реалистично и во всех скандальных подробностях описанных в Ветхом завете.

Если верить Библии, то филистимлян было две разновидности. Первая якобы происходила от Мицраима, сына Хама и пришла в Палестину с Синайского полуострова



«...От Мицраима произошли Лудим, Анамим, Легавим, Нафтухим, Патрусим, Каслухим, откуда вышли Филистимляне, и Кафторим»[4].



В свою очередь глава вторая книги Второзакония сообщает нам, что в Газе объявились «Кафторимы, исшедшие из Кафтора», которые истребили племя аввеев и поселились на их месте. Кафтор, он же Кафт, он же египетский Кефтиу, по мнению большинства ученых — это минойский Крит.

Пророк Иеремия дает нам более расширенную и устрашающую картину вторжения филистимлян:



«...Так говорит Господь: вот, поднимаются воды с севера и сделаются наводняющим потоком, и потопят землю и все, что наполняет ее, город и живущих в нем; тогда возопиют люди, и зарыдают все обитатели страны.

От шумного топота копыт сильных коней его, от стука колесниц его, от звука колес его, отцы не оглянутся на детей своих, потому что руки у них опустятся от того дня, который придет истребить всех Филистимлян, отнять у Тира и Сидона всех остальных помощников, ибо Господь разорит Филистимлян, остаток острова Кафтора»[5].



Иеремия совершенно не зря взывает к Господу Богу, поскольку «истребить» филистимлян с Кафтора без вмешательства сверхъестественных сил ханаанеи и прочие обитатели Древней Палестины не могли при всем желании. Причина проста — только у филистимлян была в распоряжении технология выплавки железа, а следовательно и самое совершенное вооружение, от железных клинков и доспехов, до окованных наиболее передовым материалом колесниц. Бронзовое оружие рядом с этими невероятными новшествами выглядело архаично и убого.

Что характерно, оба племени условных «филистимлян», что (предположительно) хамитско-синайского происхождения, что критянского, прекрасно ужились — можно сделать вывод, что критяне брали в жены дочерей из народа Мицраима, а потому двум разным этносам в Ветхом завете было присвоено одно наименование. Даниты, прибывшие вместе с филистимлянами, на побережье не задержались и отправились в глубь Палестины. Там они вступают в довольно тесные контакты с древними евреями и весьма быстро становятся их самыми верными союзниками, причем до такой степени, что евреи начинают считать визитеров из-за моря абсолютно своими.

Кафторимы-филистимляне времени терять не стали и принялись обустраиваться на новом месте. Для начала они захватили четыре прибрежных города — Ашшод, Газу, Гат и Ашкелон с удобными гаванями. Пятый город, Экрон, они строят самостоятельно, на месте захолустной деревни стоявшей на холме, сейчас называющемся Тель-Микне (юго-запад Ханаана). Образовалась конфедерация — Пентаполь, «Пятиградье», тесный союз пяти полисов, получивший общее название «Филистия», позднее преобразовавшееся в «Палестина».

По большому счету, филистимляне в восприятии местного населения, а уж особенно выходцев из Египта или Хеттской державы, были варвары варварами, пускай и обладающими стратегически важными технологиями — во-первых, железом, а во-вторых, развитым искусством мореходства, навигации и кораблестроения. Недаром они происходили из «народов моря».

Однако, как показывает весь ход истории, варвары очень быстро учатся и ассимилируются — филистимляне моментально переняли местные наречия (что не мудрено, если браки с женщинами-ханаанейками были явлением рядовым), затем без особых затруднений признали местный древнесемитский пантеон (Дагона, Астарту-Иштар и Мелькарта) — для политеиста-многобожника существуют все до единого боги, как «свои», так и «чужие», но поскольку «свои» остались на Крите или балканской прародине, приходилось подстраиваться под обстоятельства. Филистимляне проявили разумную гибкость.