– Не-не, я… это, – стал оправдываться брат, – я подумал: вдруг вам понятые понадобятся, так я это, могу сам за понятого, а могу еще парней с улицы позвать.

Игорь поманил его к себе пальцем и спросил на ухо:

– Ты что, гнида, проверять нас вздумал? Ты что, думаешь, мы сейчас денежки себе по карманам рассуем? Да я тебя за это…

– Нет, что вы! – запротестовал брат. – Как я мог такое подумать? Мы же знаем: где милиция, там всегда порядок. Я помочь хотел…

С нижней площадки раздался веселый голос:

– Что за шум, а драки нет?

На площадку к Ефремову поднялись двое оперативников из областного УВД. Игорь ничего не стал объяснять им и показал на открытую дверь. Через минуту из спальни раздался удивленный возглас Стадниченко:

– Ого, любил покойничек выпить! Это он по пьяному делу деньги расшвырял? А что, всяко бывает. Выпил пару рюмок, душа потребовала русского размаха, вот он и метнул рубли в потолок.

– Витя, оставь свои остроты при себе, – оборвал его Абрамкин. – В квартире нет початой бутылки.

– Ну и что? – не унимался Стадниченко. – Он мог пьяный приехать и начать чудить.

Пока Ефремов отвлекся на разговор в квартире, на площадку тихо поднялся прокурор района.

– Отцы и дети – вечный спор? – с улыбкой спросил прокурор.

Ефремов молча кивнул. Между сотрудниками областного УВД и оперативниками районных отделов всегда была скрытая вражда и конкуренция. Областники вели себя по отношению к инспекторам, работающим на «земле», как старшие братья: любили поучать, по каждому поводу делать замечания. Оперативники из райотделов платили им откровенным пренебрежением: «Видели мы таких ухарей! Из грязи – в князи. Давно ли сам с папочкой по району бегал, а уже зазнался, нос задрал, типа самым умным в городе стал!»

– Геннадий Константинович, добрый день! – поприветствовал прокурора Абрамкин. – У нас тут цирк без клоунов.

– Ого, сколько денег! – удивился прокурор.

– Вы понятых нашли? – осмелел при появлении своего начальника следователь. – Сколько ждать можно? Я уже протокол осмотра трупа заполнил, а понятых все нет.

Абрамкин вышел на лестничную площадку.

– Игорь, поезжай в отдел и быстренько приготовь справку по водке. Чую, сегодня мне предстоит экскурсия по «высоким» кабинетам.

– Я этого с собой заберу? – спросил Ефремов, кивнув на брата покойного.

– Забирай кого хочешь. Понятых я сам найду.

На улице брат Бурлакова жестом показал Туристу: «Меня забирают в милицию». Неформальный правитель микрорайона кивнул: «Поезжай».

В райотделе Ефремов оставил брата убитого в коридоре, а сам занялся справкой. Тема была ему знакома, так что работа спорилась.

«Секретно. „О нелегальной торговле водочными изделиями“. Распределение ролей среди торговцев водкой: „Центровой“ – как правило, владелец квартиры, в которой хранится запас водки. Он отвечает за выдачу спиртного уличным торговцам, ведет учет проданного товара и полученной прибыли. Ему напрямую подчинены все участвующие в сбыте лица. „Бригадир“ – непосредственный руководитель уличных торговцев. Единственный человек, который получает товар у „Центрового“ и сдает ему вырученные от продажи деньги. „Несушка“ – девушка, в одежде которой спрятана водка. „Раздатчик“ – парень, выдающий покупателю спиртное. „Маяк“ – участник торговли, принимающий деньги. Организация торговли. После закрытия винно-водочных магазинов „Бригадир“ получает у „Центрового“ четыре бутылки водки. На бульваре Машиностроителей или в другом людном месте, обычно недалеко от стоянки такси, „Бригадир“ выдает „Несушке“ две бутылки и сам прогуливается неподалеку. „Несушка“ и „Раздатчик“, как парочка влюбленных, начинают прохаживаться вдоль остановки и стоянки. „Маяк“ занимает позицию на видном месте так, чтобы его могли видеть „Бригадир“ и „Раздатчик“. Покупатель подходит к „Маяку“, спрашивает: „Есть?“ – и отдает деньги из расчета: одна бутылка водки – десять рублей. „Маяк“, получив оплату, указывает на „влюбленную“ парочку. При подходе покупателя „Раздатчик“ забирает у „Несушки“ бутылку и вручает ее покупателю. После сбыта первых двух бутылок „Бригадир“ заряжает „Несушку“ оставшейся водкой, забирает деньги у „Маяка“ и идет к „Центровому“ сдать выручку и получить новый товар. Если сотрудникам милиции задерживать торговцев спиртным по отдельности, то окажется, что никто из них не совершает ничего противозаконного. „Центровой“ дает своему знакомому „Бригадиру“ водку взаймы, „Маяк“ получает деньги неизвестно за что, „Раздатчик“ бесплатно одаривает водкой прохожих. „Несушка“ просто гуляет по остановке с двумя бутылками водки в рукавах. Вся сложность разоблачения нелегальных торговцев водкой заключается в проникновении в квартиру „Центрового“. Без возбуждения уголовного дела прокурор не дает санкции на обыск в жилище „Центрового“, а уголовное дело невозможно возбудить без конфискации достаточного объема спиртного, предназначенного для сбыта. В случае задержания уличных торговцев с одной-двумя бутылками водки они поясняют, что спиртное приобрели для себя, но употреблять его расхотели и решили продать».

– Сколько у них «на круг» получается? – спросил Абрамкин, вернувшийся с места происшествия злой и уставший.

– С бутылки водки стоимостью пять рублей тридцать копеек прибыль – четыре рубля семьдесят копеек. За вечер они продают как минимум пять бутылок, в праздники и выходные доходит до десятка и больше. С каждой бутылки Турист забирает рубль себе, еще рубль он изымает на «общие» нужды. Это некий фонд, которым он распоряжается по своему усмотрению. «Центровой» зарабатывает с бутылки рубль. На всю остальную бригаду остается рубль с мелочью. Пять бутылок за вечер – это восемь рублей пятьдесят копеек на четверых.

– Негусто, – почесал подбородок начальник ОУР. – Я думал, что у них навар солиднее, а тут всего за целый день по два рубля на рыло!

– Бригада, если работает полную неделю, для себя зарабатывает около семидесяти рублей. На четверых за неделю совсем неплохо. Но тут дело не в деньгах, Олег Гаврилович. Все уличные торговцы – несовершеннолетние. Для них моральный стимул важнее материального. Школьница-«Несушка» гордится тем, что ее уважают старшие парни. «Бригадиру» льстит командовать ровесниками. «Маяк» любому взрослому может отказать в спиртном. Но, самое главное, за бригадой стоит Турист с его высочайшим авторитетом. Кто обидит «Раздатчика», если он с самим Туристом за руку здоровается? Уличный авторитет дороже денег. Его просто так не завоюешь.

– Сколько бригад у Туриста?

– Две. Работают по неделе, больше никто не выдерживает. Представьте, каждый день риск, холод и отупляющее однообразие. Мне один «Раздатчик» рассказывал, что к концу дня он начинал ненавидеть всех людей на свете, а особенно «Несушку», с которой прогуливался вдоль дома. Три часа в день он с «Несушкой» курсировал от одного угла дома до другого. В каждого встречного прохожего надо всмотреться: не знакомый ли, не мент ли, не бандит ли, который хочет отобрать водку? Изматывающий труд. Неделю они работают, потом неделю по домам сидят, от улицы отдыхают – и снова в дело. Через месяц-полтора Турист подключает к торговле новых подростков, а уставших и отупевших отпускает с миром. С кадрами у него проблем нет. Пацанов, желающих подзаработать, – хоть отбавляй.

Абрамкин забрал справку, сунул ее в папку с документами и поехал отчитываться в городское УВД. Ефремов вызвал из коридора брата покойного и допоздна допрашивал его.

К исходу среды убийство гражданина Бурлакова К. К. все еще оставалось нераскрытым.

16

В четверг утром Ефремов приехал в морг. Вскрывавший труп Бурлакова судебно-медицинский эксперт Колесников уже сменился с дежурства и пил чай в своем кабинете.

– Не терпится узнать причину смерти? – поприветствовал он Игоря.

– Просто горю от нетерпения. Это убийство – самое загадочное из тех, о которых я слышал.

– Для начала – это не убийство, а тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть потерпевшего.

– Тем лучше. Не придется лишний раз прокуратуре кланяться.

– Тебе в общих чертах рассказать или поподробнее?

– Хоть как, главное, чтобы я смысл уловил. Меня интересует действие и его последствия.

– С наскоку ничего не получится. Смерть потерпевшего находится в причинной связи с его состоянием в момент получения травмы.

– Владислав Алексеевич, я готов! – Ефремов достал блокнот, приготовился записывать.

Эксперт, польщенный таким вниманием, закурил, подвинул пепельницу гостю.

– Навскидку я могу уверенно сказать, что потерпевший перед смертью выпил не меньше бутылки водки. Поверь моему опыту, Бурлаков был в стельку пьян, когда вошел в квартиру. Пил он, по всей видимости, всю ночь и все утро. Закусывал скудно. В его желудке я нашел остатки жареной картошки, соленых огурцов и хлеба. Фрагменты вареной колбасы я бы отнес к позднему ужину, который предшествовал распитию спиртного.

– Какую колбасу он ел, по два двадцать?

– Кусочков жира в желудке нет, так что…

– Я все понял, Владислав Алексеевич! Бурлаков был парень при деньгах, колбасу с жиром он бы покупать не стал.

– Поедем дальше? – Эксперт затушил сигарету, отпил остывший чай. – У потерпевшего на теле всего одна рана – на голове, в области левого виска. Характер причиненного повреждения соответствует размерам ударной части молотка, обнаруженного рядом с телом. Удар Бурлакову был нанесен слева направо, немного сверху вниз. Характер травмы: многооскольчатый проникающий перелом височной кости с повреждением головного мозга. Сразу тебе объясню: эта травма не смертельная. С таким повреждением Бурлаков мог совершать целенаправленные, осмысленные действия, например, мог бы выбраться на лестничную площадку и позвать на помощь.

– Так почему же не позвал? – подзадоривая эксперта, спросил Игорь.

– Он потерял сознание и прийти в него уже не смог. Бурлаков умер от потери сознания.

– Все милей и краше в балагане нашем! Я правильно понял: он помер от потери сознания, а не от повреждения головного мозга?

– Именно так! – повеселел Владислав Алексеевич. – Начальную нить ты ухватил, теперь осталось распутать клубок. Я надеюсь, ты не забыл, что сознание человека делится на осознанное мышление и не контролируемую человеком деятельность головного мозга, условно называемую подсознанием? Подсознание управляет дыханием, ритмом сердечных сокращений и работой всех внутренних органов. Теперь смоделируем ситуацию с Бурлаковым, опираясь на функции головного мозга. Вариант первый: он пришел домой пьяный, лег спать, проспался и пошел умываться. Вариант второй: он пришел домой трезвый, получил удар по голове, потерял на время сознание, пришел в себя и стал звать на помощь. Вариант третий, тот, который имел место. Он пришел домой сильно пьяный, получил удар в висок, упал на пол и потерял сознание. Из раны на голове у него сочится кровь, тело слабеет. Подсознание запрашивает у серого вещества мозга дальнейший алгоритм действий, а мозг молчит – он отравлен алкоголем и не может исполнять свои функции по управлению организмом. Если бы Бурлаков был трезв, то независимо от его воли и состояния сознания мозг бы отдал команду на мобилизацию всех ресурсов организма на поддержание жизнедеятельности. Но этого не произошло. Примерно через пять-десять минут после получения травмы подсознание начало сокращать частоту ударов сердца, чтобы зря не расходовать кровь. С уменьшением кровотока объем поступающего в мозг кислорода сократился, и наступил необратимый процесс поэтапного отключения участков головного мозга. На прошлой неделе, помнишь, висельника из петли достали?

– Как не помнить, я же на место происшествия выезжал.

– Повисев в петле совсем немного, этот висельник превратился в жалкое подобие человека. Теперь он не способен к мышлению, он даже есть самостоятельно не может. Обширные участки его головного мозга отмерли, прекратили функционировать и превратились в ненужный придаток человеческого организма. А все от чего? От краткосрочного прекращения снабжения мозга кислородом. У Бурлакова смерть наступила после отмирания той части мозга, которая отвечает за сердцебиение.

– Попробую обрисовать ситуацию, как я ее понял. Если бы Бурлаков не был пьян, то он бы остался жив. С другой стороны, если бы ему не врезали молотком по виску, то он бы проспался и сейчас радовался жизни. Причины его смерти – молоток и алкоголь. Я ничего не упустил? Владислав Алексеевич, когда наступила смерть потерпевшего?

– В понедельник, около полудня.

Озадаченный необычными обстоятельствами смерти Бурлакова, Игорь приехал в РОВД. Вечером весь оперативный состав Ленинского районного отдела милиции собрал на совещание Костин.

– Для начала давайте вспомним, что нам достоверно известно о данном преступлении. Начнем с личности потерпевшего. Кто у нас его отрабатывал?

– Я, Павел Васильевич! – поднял руку Лукьянов. – Потерпевший – Бурлаков Константин Константинович, двадцать семь лет, уроженец нашего города. После окончания средней школы поступил в политехнический институт, проучился два года и был отчислен за неуспеваемость. После службы в армии вернулся в институт и работал там лаборантом на кафедре теоретической механики. Из-за конфликта с руководством уволился, некоторое время перебивался случайными заработками. Два года назад устроился на пятую овощную базу грузчиком. Ранее не судим, приводов в милицию не имел. Родители Бурлакова живут в частном секторе. Младший брат служит в армии, сестра замужем, проживает в другом регионе. У меня по его личности все.

– Негусто! – Костин неодобрительно посмотрел на Лукьянова.

Виталий Евгеньевич съежился под его суровым взглядом, стал суетливо перелистывать свой ежедневник.

– Как потерпевший характеризуется по месту работы? – строго начал спрашивать заместитель начальника милиции. – Не попадался ли он на проходной с полной кошелкой овощей? С нашей базы ни один грузчик с пустыми руками не уходит. Семейные фрукты-овощи домой несут, а куда их Бурлаков девал? Соседям раздаривал или святым был и картошку с морковкой с базы не воровал? Ты, Виталий Евгеньевич, давно на овощной базе был? Поедешь Бурлакова отрабатывать, прогуляйся до железнодорожных ворот и посмотри, какая там народная тропа протоптана в обход проходной.

– Завтра же все отработаю, – скороговоркой заверил Лукьянов.

– Едем дальше, – с нажимом продолжил Костин. – Бурлаков был изгнан из института. Потом вернулся туда в новом качестве. Что за странная тяга к одному месту? Что его влекло в политехнический институт? В чем причина его увольнения? С кем и что он не поделил?

После этих слов Павел Васильевич строго посмотрел на оперативников, давая им понять, что работать спустя рукава он никому не позволит. Поручили тебе отработать личность потерпевшего – будь любезен, выверни все наизнанку, ночами не спи, но к докладу подготовь ответы на все вопросы.

– Все сделаю, – еще раз заверил Лукьянов.

– Я дополню данные Виталия Евгеньевича, – с места сказал Абрамкин. – Два года назад Бурлаков занялся нелегальной торговлей водкой. Я считаю, что все последующие события, связанные с потерпевшим, надо рассматривать через призму его участия в этом подпольном бизнесе. По устоявшейся классификации Бурлаков был «Центровым», то есть вся торговля в районе улицы Волгоградской замыкалась на нем.

– Дополнение принято. Продолжим. Что нам известно о последних днях Бурлакова?

– Разрешите, я доложу? – вызвался начальник ОУР. – Совместно с сотрудниками областного управления нами установлено следующее. В пятницу, 26 ноября, Бурлаков взял на работе отгул на понедельник. В субботу был его день рождения. Праздник потерпевший отмечал у себя дома. Кто был у него в гостях, достоверно неизвестно, но соседка с первого этажа видела незнакомую женщину, которая вошла в подъезд около часа дня и вышла только вечером. Судя по всему, субботу Бурлаков провел с этой женщиной. В воскресенье Бурлаков продолжил торжества в кафе «Огонек». Домой он вернулся около шести вечера, выдал водку уличным торговцам, поздно вечером собрал выручку. Примерно в полночь он на такси приехал к своему знакомому Гроссману, где распивал спиртное до утра. Компанию Бурлакову и его товарищу составляли две девушки. Личности их установлены, оперативного интереса они не представляют. В понедельник, около десяти утра, Бурлаков вышел от Гроссмана и пошел на проспект Ленина, на остановку такси. С этого момента больше живым его никто не видел.

– Олег Гаврилович, как я понял, трезвый или пьяный, Бурлаков по вечерам руководил нелегальной торговлей водкой? Как он вел учет выданной продукции и полученной прибыли?

– Дебет-кредит можно по количеству бутылок в ящике посчитать…

Абрамкину не хотелось отвечать на этот вопрос в присутствии всего личного состава уголовного розыска. Костин понял, что полученная Олегом Гавриловичем информация предназначена не для всех ушей, и перешел к следующему вопросу:

– Кто занимался квартирой?

– Я, Павел Васильевич, – поднял руку Буторин. – Владелец квартиры, некий Барбашов, два года назад завербовался на Север. Сейчас он с семьей проживает в Норильске, работает на горно-обогатительной фабрике. Барбашов изначально, еще до отъезда, установил запредельно высокую арендную плату – семьдесят рублей в месяц. До лета прошлого года желающих заселиться в квартиру на таких условиях не было. В августе Барбашов приезжал в отпуск, несколько дней прожил в своей квартире и перед отъездом познакомил соседей с Бурлаковым, которого представил как своего дальнего родственника. Среди документов потерпевшего мы нашли почтовые квитанции – с начала этого года он исправно высылал Барбашову по семьдесят рублей. За прошлый год квитанций нет. Надо полагать, всю арендную плату за 1981 год хозяин квартиры получил сразу, при передаче ключей от квартиры.

– Дорого что-то – семьдесят рублей в месяц, – усомнился в достоверности суммы Костин. – Кто потянет такие расходы?

– Павел Васильевич, – возразил ему Абрамкин, – у нас однокомнатные квартиры по сорок рублей сдают, а тут трешка в тихом районе, недалеко от остановки. Обычная семья такую квартплату бы не потянула, а вот «Центровому» она по карману. Бурлаков на водке за неделю аренду отбивал.

– Что в закрытой комнате?

– Хозяйские вещи. Все, что Барбашовы не забрали с собой в Норильск, они складировали в маленькой комнате и врезали в дверь замок.

– Теперь поступим так, – предложил Костин. – Каждый, кто участвовал в осмотре квартиры, скажет, что ему показалось странным в этом жилище. Начнем с Ефремова.

– Чайный гриб на кухонном столе, – не задумываясь, ответил Игорь. – Молодой здоровый мужик, а на кухне старушечье питье.

– Отстань ты со своим грибом! – прервал Ефремова начальник ОУР. – Я видел в квартире кое-что поинтереснее. Следователь в протокол осмотра это заносить не стал, но в гостиной, в шкафу, у Бурлакова хранился комплект женского нижнего белья импортного производства. Кружева, ткань прозрачная, польские чулки с подвязками.

– Субботняя гостья оставила? – предположил Костин.

– На день рождения к потерпевшему приходила женщина лет примерно сорока, обычного телосложения. Нижнее белье, судя по маркировке, сорок второго размера. На субботнюю гостью оно не налезет. Сергей, какого он размера?

– Нулевого, – подал голос инспектор Скородумов.

– Кто нулевого размера? – не понял Костин.

– Бюстгальтер.

– Павел Васильевич, – продолжил Абрамкин, – нижнее женское белье по размеру подходит или на очень миниатюрную женщину, или на девушку-подростка.

– Какая насыщенная личная жизнь была у покойного! – усмехнулся Костин. – То к нему женщины зрелого возраста на огонек заглядывали, то школьницы-пэтэушницы.

– Молодой мужик, с квартирой, с деньгами – он мог каждый день женщин менять как перчатки. Кровать у него в спальне видели? Там вчетвером можно лечь, и еще место останется.

– Кто что еще интересного увидел?

– Разрешите мне? – откликнулся Скородумов. – В квартире минимум вещей, ничего лишнего, ничего, что бы говорило об увлечениях хозяина или о его хобби. Даже шахматной доски в доме нет.

– Некогда ему было шахматные этюды разбирать, – не дал развить мысль Абрамкин. – Бурлаков или водкой торговал, или сам пил, или в компании девиц легкого поведения развлекался. Павел Васильевич, давайте Ефремова заслушаем. У него есть интересная информация из морга.

Ефремов пересказал предварительные выводы судебно-медицинского эксперта.

– Я еще в морге вот о чем подумал, – заканчивая доклад, сказал Игорь. – Удар был нанесен с замахом через правое плечо.

Игорь встал и показал всем, по какой траектории шла рука с молотком.

– У меня сложилось такое впечатление, – продолжил Ефремов, – что преступник вначале хотел ударить Бурлакова по голове сверху вниз, но в последний момент передумал и врезал ему куда придется.

– У потерпевшего на голове была шапка-ушанка, – напомнил Костин. – Ему легоньким молоточком через подкладку – что слону дробина.

– Вот и я о том, – согласился с начальником Игорь. – Версия у меня странная, но что-то в ней есть. Предположим, преступник вовсе не хотел убивать Бурлакова. Он проник к нему в квартиру, разбросал деньги и хотел напугать хозяина, но промахнулся и нечаянно ударил его в висок.

– Ерунда, – с ходу отверг предположения инспектора Абрамкин.

– Еще какие версии? – спросил Костин.

– Месть за любовные похождения, нападение психически больного человека, предупреждение от других спекулянтов водкой, – стали наперебой предлагать сыщики. – Конфликт на работе, месть отвергнутой любовницы.

Выслушав коллег, заместитель начальника милиции подвел итоги совещания:

– Ни личность преступника, ни мотивы его деяния нам пока неизвестны. За приоритетные рабочие версии возьмем следующие: месть, в основе которой лежат отношения Бурлакова с женщинами, и действия психически больного человека. Я думаю, что ключ к раскрытию преступления надо искать в деньгах, разбросанных по спальне. Деньги говорят нам, что преступником двигал не корыстный мотив, а некие сильные личные побуждения: месть, ревность, поруганная любовь…

Договорить Костин не успел, на его столе зазвонил телефон. Он снял трубку, недовольно буркнул: «Алло!» – и тут же посерьезнел. Звонил Куприянов, заместитель прокурора района, курирующий оперативно-разыскную деятельность.

– Когда нам дело перешлете? В понедельник? – спросил собеседника Костин. – Да я хоть сейчас могу за ним человека послать… Нет, зацепок пока никаких нет. Будем работать, в первый раз, что ли? Деньги? Нет, раньше такого не видел, но это ни о чем не говорит. Я вот помню, лет десять назад один мужик своей жене голову отрезал, на стол поставил и манной кашей с ложечки кормил. Вот это чудно было, а деньги – это так себе развлечение, глупая выходка сбежавшего от санитаров шизофреника… Проверим, конечно, отработаем. Всего наилучшего!

Костин положил трубку, усмехнулся:

– Как сказал поэт, «в стране российской дураков что блох у шавки под забором».

Инспекторы весело переглянулись, намек поняли. Натянутые отношения между Костиным и заместителем прокурора района ни для кого не были секретом. Когда-то Костин и Куприянов учились на одном курсе института, но жизнь разбросала их по разные стороны баррикады: один раскрывал преступления, другой надзирал за соблюдением законов; Костин закрывал глаза на силовые методы получения информации, а Куприянов грозился посадить любого оперативника, который посмеет обидеть попавшего в руки милиции преступника.

Распределив между инспекторами версии для отработки, Костин оставил у себя начальника ОУР.

– Что тебе областники напели? – спросил Павел Васильевич.

– Турист через Стадниченко попросил не отдавать следователю тетрадь с зашифрованными записями. Я бы оставил ее себе, но никакой подозрительной тетрадки в квартире не было.

– Как с деньгами поступили?

– Люди Туриста привезли из частного сектора отца Бурлакова – алкаш алкашом, морда пропитая, глаза красные, руки дрожат. Следователь допросил его и пообещал, что по окончании следствия вернет водку и деньги законным наследникам. Туриста такой ответ не устроил, и он пообещал написать жалобу в областную прокуратуру.

– Интересно, сколько он папаше денег отстегнет?

– Турист дал отцу Бурлакова полтинник и сказал, чтобы он не вздумал на похороны приходить. Папаша не возражал – деньги-то по-любому не его.

– Деньги, деньги, в них вся суть! Кстати, сколько там их оказалось?

– Девятьсот пятьдесят рублей.

– Достойно! С такими деньгами можно любовниц в кружева наряжать.

17

Первый тревожный звоночек для Козодоева прозвучал в среду. Вечером Быков вызвал его на лоджию двенадцатиэтажки и тихо сказал:

– Лена говорит, что у восьмого дома сегодня целый день милицейская машина стояла.

– Ну и что! – не задумываясь, ответил Сергей. – Мало ли что могло случиться. Может быть, обворовали кого-то. Мы-то тут при чем?

Мишка подозрительно посмотрел на приятеля, но дальше тему развивать не стал. В пятницу он вновь вызвал Козодоева на разговор:

– Серега, ты мне все рассказал, что в квартире произошло?

Под пристальным взглядом друга-здоровяка Козодоев поежился, но сохранил спокойствие.

– Чего рассказывать? Он зашел, я оттолкнул его и выбежал из квартиры. Деньги не брал, чайный гриб из банки не пил, – натянуто пошутил Сергей, но Быков юмора не оценил.

– Значит, ты оттолкнул его и убежал? – со скрытой угрозой в голосе спросил он. – А молоток там откуда взялся? Ты вообще в курсе, что мужик этот умер?

– Кто тебе сказал такую ерунду? – переспросил Сергей. От неожиданной новости он растерялся, но самообладания не потерял.

– Вся Волгоградская про этот случай говорит. Насчет денег ты не соврал, а вот с мужиком решил затемнить?

– Кто темнит? – перешел в наступление Козодоев. – Я тебе всю правду рассказал, а про молоток специально промолчал, чтобы ты не дергался раньше времени. Кто бы знал, что он помрет? Я ведь не сильно его ударил – так, вскользь…

– Ты убил его, – твердо и мрачно произнес Быков.

Всего тремя словами лучший друг Козодоева предельно лаконично и недвусмысленно передал свое отношение к событиям, произошедшим в квартире Бурлакова. Из этих трех слов главное было «ты». Оно означало, что Сергей убил хозяина квартиры из своих личных побуждений, не посоветовавшись с подельником и другом.

– А что мне оставалось делать? – вскипел Козодоев. – Ты же его упустил!

Мишка схватил друга за грудки и впечатал в стену.

– А ну, повтори еще раз! – прорычал он. – Значит, я виноват, что ты ему голову молотком размозжил? Может быть, и в квартиру я тебя позвал? Это твоя мамаша по мужикам шляется, моя-то дома сидит.

– Успокойся ты! – Козодоев рывком высвободился от захвата Быкова. – Ничего еще не случилось. Нас там никто не видел, деньги я не брал. Менты побегают, посуетятся и успокоятся. Мало ли нераскрытых преступлений у нас в городе происходит.

Сергей хотел привести парочку убедительных примеров, но не мог припомнить ни одного серьезного случая, когда бы милиция сработала вхолостую. Пока Козодоев лихорадочно перебирал все громкие преступления последних лет, Быков неожиданно успокоился.

– Ты не вали все в одну кучу, – недовольно, но уже достаточно мирно пробурчал он. – Убийство, оно и есть убийство.

Чувствовалось, что у Мишки отлегло от сердца. Действительно, чего зря из кожи лезть, если их никто не видел? Менты убийцу будут искать среди врагов Бурлакова или на грабителей все спишут.

– Ты там не наследил? – с подозрением спросил Быков.

– Зуб даю! – Козодоев щелкнул ногтем по переднему резцу. – Я перчаток в хате не снимал.

– Если нас заметут, то зубом ты не отделаешься, – не то с угрозой, не то просто констатируя факт, сказал окончательно успокоившийся приятель. – Пошли к толпе, а то нас потеряют, базары всякие пойти могут.

В подъезде при свете тускло мерцающей лампочки Сергей украдкой, раз за разом всматривался в лицо Кайгородовой и пытался понять, что ей известно об убийстве. Лена вела себя как обычно.

«Мишка пока держит слово, – подумал Сергей. – Если бы он рассказал Кайгородовой, что это я убил мужика в восьмом доме, она бы сейчас на меня с ужасом смотрела, а так совсем не замечает. Словно меня и нет в подъезде».

Дома Козодоев пошагово восстановил хронологию последних дней и проанализировал свои действия в квартире Бурлакова.

«Быков до понедельника явно никому не говорил, что мы собираемся на дело. Про любовника моей матери он будет молчать. Мишка чтит уличные законы, а по ним даже чужая мать неприкосновенна. Но все это до поры до времени. Если нас менты зацепят, мою мамашу он заложит по полной программе. Так, что мы имеем? До понедельника все чисто: мы с ним надолго не уединялись, демонстративно не секретничали. В понедельник я отметился на УПК, и если будут разборки, я могу сказать, что меня в момент убийства даже близко к восьмому дому не было. Я был на другом конце города, гайки слесарям помогал крутить. Сейчас кто вспомнит, что я делал в ремонтном цехе? Едем дальше. Около дома нас никто не видел. Вернее, меня никто не видел… Забавная ситуация. Так и подмывает послать корешка на хрен, и пускай сам выкручивается! Я-то чистеньким в этой истории получаюсь, я-то нигде не засветился».

Перед сном Сергей затеял пустяковый разговор с матерью. По ее поведению он понял, что она еще ничего не знает о гибели любовника.

«Завтра мамочка пойдет к любимому Котику и обалдеет, когда узнает, что ему голову проломили. Интересно, с каким настроением она вернется со свидания? Так, к черту маму! Вернемся в квартиру. Я там не наследил? Вроде бы нет. Перчатки я снимал, но ни к каким гладким поверхностям не прикасался. С молотка отпечатки пальцев снять нельзя. У нас такой же на кухне висит. Я проверил – он шершавый, на нем ничего не останется. Что еще? Свидетелей нет, следов нет, письма я украл, так что менты до правды никогда не докопаются. Все чисто! Если Мишка не запаникует, нам все сойдет с рук. Должно сойти».

Обдумав сложившуюся ситуацию, Сергей решил, что ни при каких обстоятельствах не признается в убийстве.

«Если менты бросят меня в КПЗ и будут каждый день бить, я выдержу пытки. Три дня, сжав зубы, потерпеть – и ты на свободе! Главное, никому, ни одному человеку на свете никогда не рассказывать об этом убийстве. Не было меня там! Я в понедельник на автобазе помогал мужикам автобусы ремонтировать».

Неопытные юноши часто дают себе невыполнимые обещания. Например, хранить секреты под пытками. С детства воспитанные на примерах стойкости красных партизан и подпольщиков, они считают, что пытки и избиения можно вытерпеть, если заранее настроить себя на нужный лад. В фильме «Семнадцать мгновений весны» закадровый голос буднично и оттого очень убедительно сообщает зрителям: «За себя Штирлиц был спокоен. Пытками в гестапо его не сломить». Штирлиц – известный пример для подражания. Если он уверен в себе, то почему любой сибирский подросток должен быть слабее его?

На практике дело обстоит иначе. Попав в милицию, даже самые стойкие молчуны «плывут» через пару часов интенсивного допроса. Правильно выстроенная беседа с подозреваемым приводит к нужному результату быстрее, чем побои и пытки током. Стремление облегчить душу чистосердечным признанием заложено в каждом преступнике. Зачастую ключик к нему лежит на поверхности. Для подростков это, как правило, родители. Страх опозорить отца и мать – сильный стимул к признанию. Но в случае с Сергеем Козодоевым этот стимул не работал. Отца своего он воспринимал как чужого человека, а мать в последние дни стал просто презирать. На допросе в милиции путь к его сердцу через слезы матери был закрыт. Но это не значит, что он смог бы сохранить в тайне свое участие в убийстве Бурлакова. Были у Сергея слабые места, и опытный следователь быстро бы нащупал их.

Пока же Козодоев пребывал в твердой уверенности, что опаснейшие события не смогли выбить его из седла. Внешне он сохранял спокойствие, необдуманных поспешных поступков не совершал.

В субботу в школе он так умело выстроил разговор с Витькой Абрамкиным, что сын начальника уголовного розыска Ленинского РОВД ничего не заподозрил.

– Витек, мне во дворе уже все уши прожужжали про убийство на Волгоградской. Что твой отец говорит, кто там кого завалил?

– У меня дома разговоры про отцовскую работу – табу. О чем хочешь отца можно спросить, только не о преступлениях.

– А, ну тогда ладно, – разочарованно протянул Сергей.

– Слышал я один трёп, что мужик этот водкой торговал. Суть уловил?

– Нет, – откровенно признался Козодоев.

– Конкуренты, говорят, его пришили, – понизив голос до авторитетного шепота, поделился секретом Абрамкин. – Постучались к нему в дверь, пароль назвали, он открыл, а ему тут же в лоб молотком – бац! И насмерть. На водке они знаешь какие деньжищи имеют? То-то!

Как и предполагал Сергей, в субботу днем его мать ушла из дома под предлогом проведать захворавшую коллегу. Вернулась она через час, расстроенная и раздраженная.

«Дверь никто не открыл, сходила впустую, – догадался Сергей. – Если бы она узнала об убийстве Котика, то сейчас была бы в прострации, а так только на нас с Оксанкой зло срывает. Чует мое сердце, завтра она опять к нему рванет – отношения выяснять».

Вечером Быков поджидал Сергея у входа в двенадцатиэтажку.

– Пойдем прогуляемся, – мрачно предложил он.

Друзья молча пошли вдоль бульвара. Сергей не лез с расспросами, а Быков не спешил начинать разговор. У поворота к магазину «Океан» Быков остановился, достал сигареты.

– Тут такое дело, Серега, – обреченным голосом сказал он, – влипли мы! Крепко влипли, не выпутаемся.

– Ты загадками не говори, – едва скрывая презрение к опустившему руки приятелю, ответил Козодоев. – Что у нас дела идут наперекосяк, я и сам знаю, а вот в чем проблема, не пойму?

– Турист объявил награду за любую информацию об убийстве его дружка… Ты знаешь, кого ты завалил? – Слово «ты» Мишка вновь подчеркнул, чтобы свалить всю вину на лучшего друга. Вчерашнего лучшего друга. – Этот хрен, любовник твоей матери, оказывается, был ближайшим корефаном Туристу. Если бы я это знал, я бы близко к его дому не подошел, но сейчас-то что поделаешь?

– Ты не суетись, братан! – уверенно, как более опытный товарищ, посоветовал Козодоев. – Если будешь держать язык за зубами, никто на нас даже не подумает. Сам представь ситуацию…

– Чего мне представлять! – вспыхнул Быков. – Турист пообещал сто рублей любому, кто поможет ментам выйти на преступников. За сотку сейчас вся Волгоградская на ушах стоит. Тебя-то никто у подъезда не видел, а я там стоял, ушами хлопал.

– Ну и что?! – парировал Козодоев. – Кто тебя там видел? Если шли мимо прохожие, то какое им дело, кто у подъезда стоит и кого ждет? Ты всех в лицо запоминаешь, кого за день встретил?

– Девчонки какие-то маленькие шли, на меня посмотрели и засмеялись…

– Моей сестре тоже – палец покажи, она до слез смеяться будет. Девчонки от всего на свете прикалываются, им много не надо, чтобы развеселиться. Миха, ты мне вот что скажи, откуда ты все про Волгоградскую знаешь?

– Сам не догадываешься? Лена там живет, с людьми общается.

К парням приблизилась женщина с набитой продуктами кошелкой, и они, как по команде, замолчали. Козодоев, чтобы не привлекать внимания случайных прохожих, закурил.

«Если два парня о чем-то совещаются у перекрестка – это выглядит подозрительно, а когда оба курят, то это безобидная встреча приятелей, которые давно не виделись», – подумал он.

– Раскрутят нас, – уверенно заявил Мишка. – Не менты, так Турист до правды докопается. Серега, как ты думаешь, мужик этот про твою мать своим дружкам рассказывал?

– Зачем бы им переписываться, по почте открытки посылать, если у них посредник был? – резонно спросил Сергей. – Взрослые люди интимные отношения в тайне хранят.

– Ладно, будем надеяться на лучшее, – тоном узника, подавшего кассационную жалобу, сказал Быков. – Даст бог, пронесет.

– На бога надейся, сам не плошай, – стараясь не злорадствовать над малодушным приятелем, посоветовал Козодоев.

Прогулявшись еще немного и поговорив для успокоения души на отвлеченные темы, они вернулись в двенадцатиэтажку. Весь оставшийся вечер друзья не смотрели в глаза друг другу.

В воскресенье мать Сергея ушла из дома около одиннадцати часов и вернулась назад очень быстро, буквально минут через двадцать.

«В ней взыграла гордость, – предположил Сергей. – Вначале она пошла разбираться с любовником, но по пути передумала и решила, что это он первым должен пойти на контакт и объяснить свое свинское поведение. Где это видано: договорились весело провести время, а его дома не оказалось? Я бы на месте мамани обиделся».

Вечером Быков глазами показал Сергею на лоджию: «Пошли поговорим».

– Короче, я вот что подумал, – глухо, словно он потерял голос, начал Михаил. – Раскрутят нас так и так: не менты повяжут, так Турист за жабры возьмет. Сдаваться нам надо, тогда по суду скидка выйдет. Мы с тобой малолетки – много нам не дадут.

«Угу, – подумал Сергей, – особенно тебе. Ты-то, тварь, на стреме стоял, тебя-то в квартире не было, а за „паровоза“ я поканаю, мне и полный срок тянуть».

– Давай соберемся с силами и сами пойдем в милицию. Чего ждать, все равно ничего не выждем.

– Лену не хочешь подставлять? – вкрадчиво, чтобы не взбесить дружка, спросил Сергей.

– При чем тут она? – Мишка не уловил подвоха в вопросе. Если бы он хоть на минуту задумался, то понял бы скрытый смысл слов Козодоева: «Из-за девчонки решил друга продать? Эх ты, тряпка! А еще уличным пацаном себя считал!»

– Нам надо о себе подумать, – продолжил Быков. – Если сами не повинимся, то больше срок дадут.

– Мне виниться не в чем, – жестко сказал Козодоев. – Если за тобой есть грех, так иди, пиши явку с повинной, а меня в той квартире не было.

– Как это не было? – растерялся приятель. – Ты же это, как его, мы же ради твоей матери пошли…

– Я никуда не ходил, – твердо заявил Сергей. – Меня никто не видел. Если хочешь сидеть, садись…

Договорить Козодоев не успел. Мишка без замаха врезал ему по лицу. Не успей Сергей в последнюю секунду отклониться, снес бы ему приятель челюсть. Прямо с лоджии бы в больницу увезли.

– Ах ты, козел, – задыхаясь от гнева, просипел Быков. – Тебя, значит, там не было!

В этот критический миг Козодоев не потерял самообладания.

– Стоп! – твердо и властно остановил он разъяренного приятеля. – На сегодня хватит!

Его уверенный, спокойный тон подействовал на Быкова. Он опустил кулаки, перевел дух.

– Завтра договорим, – за двоих решил Сергей. – В серьезном деле нечего горячку пороть. С кулаками бросаться – ума много не надо, а вот решить, как нам выйти из положения, – это надо спокойно обдумать. Срок над нами обоими висит, так что нам надо друг за друга держаться, а не предъявы накатывать, кто что сделал. Лады?

– Завтра, здесь же, в два часа, – поставил условие Быков. – И запомни, если не придешь, я один в ментовку отправлюсь и во всем сознаюсь. Я за тебя сидеть не собираюсь. Ты понял меня, Козлодоев? Тебе от этой мокрухи не отвертеться…

Сергей не стал дослушивать угрозы и вернулся в подъезд. Чтобы не думать о поставленном ультиматуме, он стал заигрывать с Машей Прудниковой, считавшейся самой распущенной девчонкой в компании. Быков, так до конца и не успокоившийся, задерживаться в двенадцатиэтажке не стал и первым ушел домой. Кайгородовой в тот вечер не было.

18

В этот понедельник десятиклассники пятьдесят пятой школы изучали на занятиях в учебно-производственном комбинате особенности ремонта четырехтактных двигателей внутреннего сгорания. Сергей Козодоев, как и все ребята в классе, слушал преподавателя вполуха. Преданно уставившись на схему автобусного двигателя в разрезе, он размышлял о своем.

«Почему Быков назначил встречу в двенадцатиэтажке, а не в другом месте? Ответ прост: после разговора со мной он пойдет домой к Кайгородовой и признается ей, как на самом деле произошло убийство Бурлакова. Себя Мишка выставит невинной жертвой. Да-да, так и скажет: „Я пошел с Козодоевым провернуть благородную „акцию“, избавить его маму от позора, а он, сволочь, втянул меня в убийство. Не было между нами уговора бить хозяина квартиры молотком по голове. Это все Серега, он во всем виноват!“ С момента их встречи я обречен. Тайна, которая известна троим, – это уже не тайна. Да и не в тайне дело! Похоже, Быков твердо решил пойти в милицию и во всем сознаться».

Козодоев посмотрел в окно: сквозь морозные узоры на стекле были видны свинцовые тучи, плывущие по серому небу. На улице было пасмурно, а на душе Сергея – тоскливо от надвигающейся безысходности.

«Быков опустился до того, что назвал меня „Козлодоевым“. Знает ведь, что я ненавижу, когда меня так называют. Специально назвал, чтобы подчеркнуть: наши отношения навек разорваны и мы теперь не друзья и даже не приятели, а враги и следующее место нашей встречи – на очной ставке у следователя. Потом будет суд, и Мишка обольет меня грязью с ног до головы. Это тупое создание вывернет перед судьями душу и выложит всю правду и обо мне, и о моей матери. А потом вынесут приговор: ему – условный срок, а мне за убийство – лет восемь. Больше десятки мне как малолетке дать не могут, но лет восемь отвесят. Что делать? Молчать и ни в чем не признаваться. Доказательств против меня нет: в квартире я следов не оставил, у дома Бурлакова меня никто не видел. Остается Быков. Почему он клевещет на меня? Из-за девчонки. Я признался ему, что влюблен в Кайгородову, вот он и мстит…»

Сергей мысленно перенесся из класса в кабинет следователя.

«– Товарищ следователь, – скажет он, – спросите у любого, и вам подтвердят, что я не хулиган и не шалопай, хорошо учусь, принимаю активное участие в общественной жизни школы и класса. Зачем мне идти на преступление и ломать себе судьбу? Быков клевещет на меня, а вы ему верите.

– Он утверждает, что Бурлаков был любовником твоей матери. Что ты можешь на это сказать?

– Во-первых, я не знаю, кто такой Бурлаков, а во-вторых, у моей мамы не было, нет и не может быть никакого любовника. Моя мама – порядочная женщина. Она любит только папу. Зачем ей какой-то Бурлаков?

– Быков и другие свидетели говорят, что ты украл письмо, в котором была открытка, подписанная твоей матерью. Вспомнил? На открытке был изображен разведенный мост в Ленинграде.

– Каюсь, было дело, стащил я письма в восьмом доме. И открытка с мостами там была, но она подписана не моей мамой, а неизвестно кем. Товарищ следователь, вы сверьте почерк на открытке с почерком моей мамы и сами убедитесь, что это послание написала не она».

«Сравнивать им нечего, – подумал Сергей, – ни конверта, ни открытки не осталось. А вот набор с открытками остался. Проведут у нас дома обыск, найдут набор с видами Ленинграда и установят, что открыточки-то с мостами нет… Как вернусь домой, надо этот набор уничтожить. Нет открыток – нет улик».

И снова Сергей перенесся в кабинет следователя.

«– Все говорят, что ты и Быков были лучшими друзьями. Так зачем ему сейчас оговаривать тебя?

– Мы были друзьями, пока вместе учились в школе, а сейчас, когда Быков ушел в ПТУ, мы встречаемся реже и отношения между нами уже не те. У него свой круг общения, у меня – свой. Я вот что думаю, товарищ следователь, Быков в квартиру к Бурлакову залез с кем-то из своих дружков из ПТУ. Сами знаете, кто там учится – одни бандиты да будущие уголовники. Они подговорили Быкова квартиру обворовать, потом убили хозяина и Мишке пригрозили: если он правду расскажет, то они и его убьют. Вот он и выгораживает своих дружков, меня к этому делу приплетает… Да еще за девчонку мстит».

«Отлично! – решил Сергей. – К первому допросу я подготовлен. Пусть Быков идет с повинной и сам сидит, а я выкручусь. Бог не выдаст – свинья не съест. Главное – от начала до конца стоять на своем: не был, не видел, не знаю!»

После УПК Козодоев уверенно зашагал на встречу. Внутренне он подготовился к тяжелому разговору и даже к драке, хотя какой из него боец против Мишки? Быков с одного удара отправит его в нокаут. В прошлый раз только чудо спасло Сергея – успел вовремя увернуться, а так бы лечился сейчас в челюстно-лицевой хирургии.

На последний этаж Козодоев доехал на лифте. Быков уже поджидал его на лоджии.

– Привет!

Сергей протянул руку, но Мишка не отреагировал на приветствие. Внешне безучастный, погруженный в свои думы, он стоял, облокотившись на ограждение, курил, часто сплевывая вниз.

– Как дела? – попробовал начать разговор Козодоев.

– Короче! – очнулся от своих размышлений Быков. – Я сегодня с одним мужиком знающим толковал. Я у него на заводе, на практике, стажировку прохожу. Петрович этого мужика зовут, он судимый-пересудимый, все законы вдоль и поперек знает. Я его так аккуратно спросил, что будет за налет на квартиру, где потом мертвец нарисовался. Петрович говорит, что если воры не договаривались об убийстве хозяина, то тому, кто на «атасе» стоял, мертвяка не пришьют. Ты понял меня, Козлодоев?

Быков повернулся к приятелю и с ненавистью посмотрел ему в глаза:

– Я за тебя, сволочь, сидеть не собираюсь. Чем позже мы явимся в милицию, тем хуже будет.

– Погоди, давай все обсудим, – миролюбиво предложил Сергей. Где-то в глубине души он верил, что ему удастся уговорить Мишку не спешить и подождать, посмотреть, чем дело кончится.

– Я все сказал! – Быков вновь облокотился на ограждение, чуть высунулся вперед, сплюнул и стал наблюдать, как слюна летит вниз, превращаясь из капли в продолговатую нить.

Сергей достал из внутреннего кармана пальто сигареты и уронил пачку на пол. Дальнейшее произошло в доли секунды. Козодоев нагнулся за сигаретами, со стороны спины подхватил приятеля под коленями, всем телом рванул вверх и перебросил Быкова через ограждение лоджии. Тот даже охнуть не успел – настолько быстро перекувыркнулся наружу.

Первые этажи Быков летел молча, потом негромко вскрикнул и гулко упал на бетонный козырек, защищающий вход в подъезд.

Если в квартире Бурлакова события происходили в течение нескольких секунд, то в двенадцатиэтажке они мелькнули еще стремительнее – в доли секунды. Решение сбросить приятеля с лоджии Козодоев заранее не принимал. Все произошло само собой, но так ловко, словно он тренировался. Не зря полгода ходил в секцию вольной борьбы! В нужный момент захват и рывок он выполнил безупречно.

«Ну, вот и все!» – облегченно подумал Козодоев. Он словно сбросил с плеч тяжкий груз, избавился от непосильной ноши. Опасность, угрожающая его жизни и свободе, была устранена. Не ликвидирована, не нейтрализована, а именно устранена. Была – и исчезла, промелькнув за окнами пустых квартир.

Сергей подобрал сигареты и вышел на улицу. На козырек подъезда он даже не посмотрел. Зачем тратить драгоценное время на мертвеца? Даже ежу понятно, что после падения с двенадцатого этажа у Мишки ни одной целой косточки не останется. Хлопок о козырек – и все! Был человек – и нету!

Козодоев повернул в дебри «Швейцарии», через дворы вышел на остановку и уехал в центр города. В автобусе он прислушался к себе и с удовлетворением отметил, что сердце не трепещется, пульс не рвется из горла, во рту не пересохло, предательский липкий пот не струится по спине. Внешне он был спокоен, словно ничего не произошло. Наверное, где-то в глубине подсознания он уже давно приговорил приятеля к смерти, но подходящий случай все не подворачивался, а тут – такая удача! Быков сам всем телом перегнулся через ограждение…

«Собаке – собачья смерть! – злорадно подумал Козодоев. – Он меня предал, и я вынужден был действовать. Еще немного, и он бы рассказал все Кайгородовой и отрезал бы все пути к отступлению. Подумать только, он бы выставил меня перед Леной убийцей, а сам бы остался рыцарем на белом коне. Вот так-то, дружок! Ты сам поменял белого коня на белые тапочки».

Козодоев усмехнулся, оценив собственную шутку.

«Мишка какому-то зэку пожалился, хотел лишний раз убедиться, что ему за Бурлакова ничего не будет. Что за человек! Где-то герой, один против шестерых был готов схлестнуться, а тут струсил на ровном месте. Говорил я ему, да все впустую! Тупой – он и есть тупой. Свои мозги никому не вложишь».

Дома Козодоев врубил на всю мощь магнитофон и до вечера наслаждался альбомом «Мы поп-короли города» группы «Чилли». Вслед за западногерманскими музыкантами Сергей во все горло распевал: «Ви аре поп кинг зе таун!», и на душе его было легко и радостно. Окруженная колючей проволокой зона для несовершеннолетних преступников растаяла вдали, а вместо вышек с часовыми засияла свобода. Свобода жить как хочешь, без тяжкого бремени дурных воспоминаний и ненужных угрызений совести. Надо было действовать – он сделал! Устранил.

Дождавшись матери, Сергей пошел на улицу. Около двенадцатиэтажки стоял желтый «уазик» с синей продольной полосой. Милиционер в шинели, с кожаной папкой под мышкой что-то выслушивал от столпившихся около него жильцов. Козодоев не стал подходить к подъезду, прошел мимо, словно толпа у милицейской машины его нисколько не заинтересовала. Дав круг, он вернулся в свои дворы и с трудом нашел Савченко с приятелями.

– Там что за облава у двенадцатиэтажки? – спросил Козодоев. – Жильцы, что ли, на нас настучали?

– Ты что, не в курсе? – удивились пацаны. – Мишка Быков сегодня днем с балкона сбросился.

– С какого балкона? – опешил Сергей. – Вы что за бред несете?

– Серега, ты что, реально ничего не знаешь?

– Что я должен знать? – разозлился Козодоев. – Я после УПК дома сидел, музон слушал. Что произошло-то? Почему у двенадцатиэтажки милиция стоит?

– Мишка Быков с последнего этажа выпрыгнул.

– Насмерть, что ли? – как будто лишившись голоса, прошептал Сергей. – Чего молчите? Он живой?

– Санек Егоров видел, как его на носилках в труповозку загрузили.

– Может, не его? – с надеждой спросил Козодоев. – Санек, ты чего, тело опознавал?

– У Мишки с собой паспорт был. Я рядом с ментами постоял, послушал, они между собой говорят: «Покойничек, как специально, документы с собой взял, работу нам облегчил».

«Вот ведь подонок! – подумал Козодоев. – Паспорт он взял, чтобы в милицию пойти сдаваться. Сволочь. Вовремя я его остановил».

– Серега, ты чего замер? – Санек встряхнул Козодоева за плечо, всмотрелся ему в лицо, смутился и отошел.

Невидящим взглядом Сергей уставился на огни телевышки, возвышающейся над городом. По его щекам текли скупые мужские слезы. Горечь утраты, первая настоящая потеря в жизни… Мишка, друг! Столько лет вместе, плечо к плечу, и вот…

Козодоев шмыгнул носом, смахнул предательски набежавшие слезинки и пошел куда глаза глядят. Парни не стали его останавливать. Не сговариваясь, они решили, что в этот трагический момент Сергею лучше побыть одному.

Дойдя до бульвара, Козодоев остановился, посмотрел через дорогу на двенадцатиэтажку, словно хотел проститься с душой Мишки Быкова, все еще витающей над местом его гибели.

«Классно получилось! – похвалил себя Сергей. – Сам не ожидал, что слезы покатятся. Тут главное не переиграть, не переусердствовать. Всплакнул на людях – и ушел, замкнулся в себе… Выпить бы сейчас, да нечего, негде и не с кем. Ничего, после похорон напьюсь!»

Сергей закурил и медленно побрел к дому. Впереди его ждала нелегкая задача – надо было правдоподобно разыграть перед матерью всю гамму чувств, охвативших его после известия о самоубийстве друга.

19

Александру Орлову по кличке Счетовод было двадцать пять лет. Он родился в обычной пролетарской семье: мать работала на заводе «Химволокно» вязальщицей, отец трудился на стройке. В роду Орловых самым грамотным считался отец – с грехом пополам он в свое время окончил девять классов. Супруга его так и не осилила восьмилетку, о чем никогда не жалела. По веселой иронии природы Александр ничем не был похож на своих родителей: с детства имел интеллигентную внешность, проявлял склонность к точным наукам, повзрослев, не злоупотреблял спиртным, не ругался матом. Кличку Счетовод получил еще в школе за успехи в математике.

Окончив машиностроительный техникум, Александр отслужил в армии, вернулся в родной город, устроился на завод «Строймаш» слесарем-наладчиком, женился, получил от предприятия однокомнатную служебную квартиру. На дне рождения соседки по этажу он познакомился с Туристом и быстро стал его правой рукой. В картотеке Игоря Ефремова Счетовод значился как неформальный заместитель Туриста по финансовым вопросам.

В понедельник, шестого декабря, около двух часов дня, Счетовод приехал в бывшую квартиру Бурлакова. Турист поджидал его на диване в гостиной.

– Еще раз привет! – Александр вошел в комнату.

– Судя по твоему виноватому лицу, ты опять приехал без покойника? – нахмурившись, спросил Турист. – Объясни мне, сколько это может продолжаться?

– Турист, реально, Костя родился под несчастливой звездой! – Счетовод плюхнулся в кресло, закурил. – Мало того что он погиб нелепо, так я еще никак не могу его тело из морга забрать. В прошлую пятницу его осматривал главный патологоанатом области, а сегодня заведующий моргом попросил оставить его до шести вечера. К ним из мединститута придет какой-то профессор со студентами, будут на Косте изучать причины его смерти. Но в этом есть свой плюс: мне санитары пообещали, что они забальзамируют тело по высшему разряду.

– Нашел кого слушать! – Турист вытряхнул из пачки «Мальборо» сигарету, но прикуривать пока не стал. – Что они, как Ленина его забальзамируют? Не успеем в дом принести, как запах пойдет. Вот что я тебе скажу, Счетовод, ты больше с собой этого балбеса, его папашу, не бери. Они, в морге, как видят его пропитую рожу, так начинают всякую чушь выдумывать: то студентам надо попрактиковаться, то у санитаров выходной…

– Он – в коридоре, – показал рукой на дверной проем Счетовод.

– Кто в коридоре? Папаша его? – переспросил Турист. – Иди сюда, жертва пьяной акушерки!

В гостиную, смущаясь своего непрезентабельного вида, боком вошел небритый мужчина лет шестидесяти, в помятой грязной одежде. Мешки под глазами, глубокие морщины по всему лицу и синеватого оттенка нос лучше любой характеристики свидетельствовали о нелегком пути мучений и страданий, выпавшем на долю Бурлакова-старшего в последние годы.

– Вот кого надо студентам изучать! – ткнул пальцем в алкоголика Турист. – Нагляднейший пример регрессивного развития человека: от гомо сапиенса к обезьяне тупорылой. Скажи честно, ты можешь хотя бы один день не пить?

– Я ничего сегодня не употреблял, – обиженно пробормотал Бурлаков-старший.

– Так это от тебя со вчерашнего так разит? Прости Господи, кто же вам покойника доверит? Немудрено, что вас отфутболивают уже второй раз. Счетовод, если ты сегодня вечером тело не привезешь, сам в гроб ляжешь. Я больше похороны откладывать не стану.

– Мне без родственников тело не выдадут, – спокойно заметил Орлов.

– Сунь санитарам трешку, они тебе кого хочешь в саван завернут и на каталке вывезут.