Воззрения этих детективов, насколько мы можем о них судить, далеко не всегда достойны восхищения. Так, например, лорд Питер Уимзи походя перечисляет людей, по его мнению не заслуживающих того, чтобы с ними поступали по справедливости: «лжецы, дураки, проститутки и даго»[34]. Уильям Д. Рубинстайн, впрочем, отмечал, что образы зловещих евреев, характерные для 1920-х годов (вспомним «смуглолицых банкиров» Агаты Кристи), к 1930 году со страниц детективов стали постепенно исчезать. Чем грубее проявлялся антисемитизм нацистов, тем большее сочувствие вызывали евреи и с тем большей симпатией изображались они в литературе — злодеи превращались в несчастных жертв жестокого преследования.

В этом смысле либерализация общества неизбежно вела золотой век детектива к концу. Период между войнами ознаменовался укреплением веры в науку и торжество разума в будущих поколениях. При этом авторитет власти оставался незыблемым. Британское правосудие по-прежнему считалось непогрешимым — ошибок быть не могло, и все преступники, несомненно, заслуживали виселицы. У. Х. Оден говорил об «ощущении собственной греховности», которым, подобно ему, мучается типичный читатель детективов. В 1945 году Агата Кристи назвала содержание детектива «в большинстве случаев вполне здравым. Лишь очень редко книжный преступник предстает перед нами героем. Общество устраивает на него охоту, и читатель наслаждается этой охотой, не вставая с кресла».

Вскрывшиеся в ходе Второй мировой войны ужасы атомной бомбардировки и Аушвица поколебали исконную веру в порядок и социальную иерархию. Старые ценности и убеждения рушились, и на смену традиционному суровому идеалу карательной юстиции пришло уголовное законодательство 1948 года с его идеями реабилитации и необходимости исправления преступника и наставления его на путь истинный. Когда в 1964 году смертную казнь наконец отменили, незыблемые каноны детектива сменились неоднозначностью шпионского триллера.

*

По мере того как заходило солнце и сумрак охватывал спокойную, милую сердцу, но совершенно несовременную равнину Mayhem Parva, все четче вырисовывались очертания увлекательного повествования нового типа, исследовавшего прежде неведомую область внутреннего мира убийцы. Новые авторы нашли классическому детективу замену вполне читабельную и не менее доходную для издателей, чем Mayhem Parva.

Соперничать с классическим детективом стал триллер, и к концу 1930-х годов перед ним открылись самые радужные перспективы. В триллере в центре повествования оказывался преступник, и анализу подвергалось его сознание. Дороти Ли Сэйерс определила и вторую главную особенность, отличающую новую разновидность жанра от старой: «Разница между триллером и детективом в расстановке акцентов. И там, и там происходят захватывающие события, но, читая триллер, постоянно задаешься вопросом «Что будет дальше?», в то время как в детективе главный вопрос — «Что же случилось раньше?».

Впрочем, вплоть до самой войны старомодные, чтущие традиции британцы — и авторы, и читатели — обычно отдавали предпочтение преступлениям, совершенным изящно и изысканно. Им не нравились грубость, неряшливость и жестокость литературного направления, в авангарде которого оказались американские авторы. Дороти Ли Сэйерс считала, что по сравнению с благородным достоинством детективного повествования задачи триллеров банальны и произведения эти в большинстве своем «грешат против языка», «клишированы, изобилуют всяческой ерундой и просто скучны». Многие триллеры она посчитала производными от самых худших детективов золотого века. То, что большинство подвигов появившегося в 1952 году героического шпиона Джеймса Бонда заимствовано из произведений Эдгара Уоллеса, вызвало у нее глубокое разочарование.

Этот консерватизм помешал Сэйерс разглядеть достоинства произведений Грэма Грина, но Майк Рипли, в течение десяти лет поставлявший критические обзоры криминальной литературы в The Daily Telegraph, доказывает, что она, наоборот, вполне осознавала перемену и мудро прекратила писать рецензии на детективы, как, впрочем, и сами детективы, понимая, что высшая точка развития жанра пройдена. Ее коллега по золотому веку Рональд Нокс также отлично понимал, что «игра близится к финалу».

Рэймонд Чандлер (1888–1959), выдающийся детективный автор и один из самых громогласных критиков традиционного английского детектива, также выражал уверенность в том, что Сэйерс пришла к пониманию ограниченности своего жанра.

Думаю, что особенно мучительным стало для нее осознание того, что детектив ее типа с его выхолощенной жесткой конструкцией не способен реализовать даже собственные свои задачи. Это второсортная литература, ибо она не имеет отношения к тому, что составляет предмет анализа истинно великой литературы. Произведения самой Сэйерс демонстрируют чувство утомления собственной банальностью, самое слабое в них — это детективная их сторона, самое сильное — то, что легко можно из них вычленить без ущерба для логики сюжета и хода расследования.

В 1944–1945 годах самую яростную атаку на детектив предпринял The New Yorker, напечатав статьи Эдмунда Уилсона «Зачем читают детективы?» и «Кому есть дело до того, кто убил Роджера Экройда?». В первой статье Уилсон обрушился на Агату Кристи за бледность и безжизненность ее персонажей: «Она лишает повествование всякого человеческого интереса, а вернее, рисует картину, представляющую, на мой взгляд, безвкусную пародию… довольствуясь заменой людей марионетками». Сразу же после публикации статьи Уилсона забросали письмами, обвиняя его в «отсутствии проницательности» и советуя прочесть других, более высококлассных авторов. В частности, ему настойчиво рекомендовали Дороти Ли Сэйерс. Вняв этим советам, он взялся за «Девять колоколов». Ответом его стала едва сдерживаемая ирония.

Одна из самых скучных книг, с которыми мне приходилось сталкиваться. Первая часть ее полностью посвящена церковным звонам, тому, как бьют в колокола в английских церквях, и содержит информацию, которая была бы более уместна в энциклопедической статье. Я пропускал эти места, как пропустил и большую часть бесед обитателей английской деревни, обсуждающих достоинства аспидистр: «О, а вот и Хинкинс с аспидистрами. Вот мне интересно, что люди находят в этих цветах? Я сомневаюсь, что кто-то сможет назвать хотя бы несколько их достоинств. Тем не менее из года в год люди их выращивают и украшают ими свои дома и т. д., и т. д.»[35]

Можно понять раздражение почтенного нью-йоркского литератора от чтения подобных пассажей (он и «Властелина колец» назвал «незрелой чепухой»), но и церковные звоны, и аспидистры — часть того очарования, которым так пленяют книги Сэйерс, умеющей самые прозаические детали сделать эксцентричными и забавными, а главное, прочно укорененными в определенном месте и времени. С этим согласна и Ф. Д. Джеймс.

Сага о приключениях Уимзи несет в себе самый звук, настроение, ощущение тридцатых годов. Ими дышит каждая страница: они в изувеченных войной героях в «Неприятностях в клубе “Беллона”», в отважных или трогательных старых девах агентства мисс Климпсон, в упорядоченной иерархичности жизни в деревеньках, такой патриархальной и старомодной, как приходские дома, вокруг которых эта жизнь и вертится, они и в безоблачном веселье молодежи, и в страхе потерять работу — подкладке задорного офисного дружества в романе «Убийству нужна реклама».

Как и положено литературному критику, Уилсон делится прогнозами относительно литературы, которая должна прийти на смену детективу: «По мнению поклонников Грэма Грина, шпионская литература только сейчас начинает осознавать свои широчайшие возможности, а повествование об убийстве, раскрывающее психологию ужасного преступления, представляет собой уже совсем иную разновидность жанра».

Последний гвоздь в гроб литературы Mayhem Parva вбил Рэймонд Чандлер в статье «Простое искусство убивать» (1950). Более 16 миллионов его соотечественников-американцев сражались на фронтах Второй мировой войны, общество претерпело коренные изменения, а традиционный детектив оставался неизменным. «Романы об убийствах, — утверждал Чандлер, — имеют досадное свойство оставаться в стороне от событий, занимаясь только собственными проблемами и отвечая на вопросы, ими же и поставленные. Обсуждать тут нечего, кроме того, насколько хорошо эти романы написаны. Но читателям, раскупающим полумиллионные тиражи, до этого и дела нет». Англичане, заключает Чандлер, «может, и не лучшие в мире писатели, но то, что они авторы самых скучных в мире книг, сомнению не подлежит».

И все же в конечном счете столь бурное неприятие литературы типа Mayhem Parva выглядит неуместным и попахивает снобизмом по отношению к массовой развлекательной литературе, чья задача не только развлечь, но и ободрить и успокоить. Такое отношение сродни модному в свое время в буржуазных кругах высмеиванию мелодрамы или решительному порицанию произведений Мэри Элизабет Брэддон как безнравственных. Даже сама Сэйерс при всей своей антипатии к триллерам хорошо понимала ограниченность классических детективов золотого века, узость их формы: «Они не достигают и, по-видимому, не в состоянии достичь высочайшего мастерства, ведомого авторам литературных шедевров. Описывая крайние проявления ярости, ревности и мести, они редко умеют раскрыть всю глубину и высоту страстей человеческих».

Другими словами, но она повторяет суть сказанного за сотню лет до нее Джейн Остин: «Пусть другие авторы подробно останавливаются на прегрешениях и несчастье. Я как можно скорей распрощусь с этими ненавистными материями, мне не терпится вернуть толику покоя каждому, кто сам не слишком повинен в произошедшем, и покончить со всем прочим»[36].

Такая жизненная философия кажется нам достойной восхищения.

24

У опасного края

Все, что зовется искусством, несет в себе искупление. Рэймонд Чандлер
В 1941 году, когда популярность детектива продолжала падать, американец Филип Ван Дорен Стерн, автор рассказа, положенного в основу популярного фильма «Эта замечательная жизнь», заговорил о необходимости коренных перемен. «Весь жанр нуждается в реставрации, в возвращении к первоначальным основам, — утверждал он. — Писателям следует глубже погружаться в жизнь, а не в смерть». И действительно, к тому времени в США уже успело утвердиться иное представление о том, какой должна быть детективная литература.

В противоположность учтивому и обходительному британскому сыщику его американского коллегу отличала жесткость. Так называемые крутые детективы поначалу печатались в «макулатурных» бульварных журналах, на дешевой бумаге из вторсырья. Они выражали взгляды и предпочтения свободных, раскованных и предприимчивых жителей Дикого Запада. «У многих есть свои маленькие слабости, — говорит Рейс Уильямс — персонаж, вполне отвечающий расхожему представлению о «крутости». — Моя слабость — пока я сплю, держать в руке заряженный пистолет». Рейс достаточно часто хватается за пистолет, потому что, поясняет он, «чтобы получить гамбургер, надо провернуть кусок мяса». Герой крутого детектива, обычно не полицейский, а частный сыщик, говорит на своем особом языке. «Скажи своей телке, пусть гонит бабло», — может бросить он, или: «Закрой пасть, приятель, а то как бы туда железная птичка не залетела». Он может назвать чернокожего черносливом, автомобиль корытом или поинтересоваться, не спешите ли вы примерить чикагское пальто[гроб].

Журнал «Черная маска», основанный в 1920 году, стал приютом для подобных персонажей. Главный редактор Джозеф Т. Шоу требовал от своих авторов произведений, написанных просто, языком суровым и энергичным, без излишних описаний и чрезмерной аффектации. Но при этом действие должно было быть мотивировано характерами персонажей, а крутой сыщик мог иметь слабости и недостатки, совершенно немыслимые для британских детективов.

Дэшил Хэммет (1894–1961), марксист и один из авторов «Черной маски», сам несколько лет проработал в знаменитом американском сыскном агентстве Пинкертона. Рэймонд Чандлер, другой автор «Черной маски», в отрочестве жил в Лондоне. Он создал образ Филипа Марло, самого известного из крутых сыщиков. Чандлер говорил, что в его произведениях читатель не найдет ни самодельных дуэльных пистолетов, ни кураре, ни тропических рыб — никаких загадочных и тайных орудий убийств. Он ставил себе целью показать, что «убийства совершаются людьми по тем или иным причинам, а не просто ради удовольствия увидеть труп».

Чандлер работал бухгалтером в нефтяной компании, но в 1932 году был уволен. Он рассказывал, каким образом стал писателем.

Разъезжая взад-вперед по Тихоокеанскому побережью, я пристрастился к чтению «макулатурных журналов», потому что они дешевые и их не жалко выбрасывать… это была блистательная эпоха «Черной маски» (если уместно в данном случае говорить о блеске), и на меня произвели впечатление печатавшиеся там рассказы — честные и сильные вопреки присущей им грубости.

Решив попробовать себя в этом жанре, Чандлер за пять месяцев написал свой знаменитый «Вечный сон», детектив в 18 тысяч слов, и продал его журналу всего за 180 долларов. Но «после этого я уже ни разу не оглянулся назад, — уверял он, — хотя впереди меня ожидало немало передряг».

Герой «Вечного сна», детектив Филип Марло, рассказывает свою историю от первого лица, лаконичным, резким, циничным языком, привычным для любителей фильмов-нуар.

Я чисто вымыт, гладко выбрит и трезв как стеклышко — не каждый же день частного детектива приглашает к себе миллионер[37].

Или:

Ее глаза округлились: озадачена, задумалась. Мыслительный процесс, сразу видно, удовольствия ей не доставлял.

И еще:

— Как вы себя чувствуете?

«Голос звенит, точно маленькие серебряные — в тон волосам — колокольчики в кукольном доме», — подумал я и, устыдившись собственной глупости, ответил:

— Превосходно. Кто-то поставил мне под глазом не фонарь, а целую люстру.

«Вечный сон» — короткий роман, краткими описаниями, быстрым мельканием напряженных сцен он напоминает фильм, да и сам Чандлер признавался, что создание такого рода детектива требует от автора взгляда кинематографиста. В первый его приезд в Голливуд, вспоминал Чандлер, «очень толковый продюсер объяснил мне, что сделать из детективного романа успешный фильм невозможно, потому что весь смысл детектива сводится к разгадке, занимающей всего несколько секунд экранного времени, когда публика уже надевает шляпы».

Чандлер поставил себе целью доказать тому, что он ошибается. В результате почти все его романы были экранизированы, некоторые даже несколько раз в различных вариантах.

Простая проза Чандлера скрывает в себе глубокий смысл, размышления над сложными вопросами жизни и смерти. В Британии самым ярким и значительным примером успешности подобного подхода послужил «Брайтонский леденец» Грэма Грина (1938). И здесь тоже историю из жизни темного преступного мира Брайтона мотивирует душа человеческая.

Страдавший от биполярного расстройства Грин (1904–1991) жил неприкаянным, странствуя по всему миру и называя обычную и упорядоченную домашнюю жизнь совершенно себе чуждой. То же можно сказать и о героях его произведений. В «Брайтонском леденце» действует антигерой, жестокий гангстер, не утративший вместе с тем веры в Господа. Роль сыщика в романе играет Айда, женщина толстая, неряшливая, не очень строгих нравственных правил, но добрая и отзывчивая. Остается не совсем ясным, кому отдает предпочтение сам Грин: что ему ближе — доброта безбожницы Айды или жестокость истово верующего Пинки. Дж. М. Кутзее отмечает влияние на Грина кинематографа, ссылаясь, в частности, на то, что Грин выступал в качестве кинокритика, делая обзоры новых фильмов для журнала Spectator, а также и на то, что собственные его романы строятся по принципу постановочного сценария — сюжет развивается как череда кадров без всяких комментариев и значимое никак не выделяется и не противопоставляется незначительному. Грин, описывая свою работу над романами, говорил, что мысленно рисует сцены и эпизоды, словно следуя за своими персонажами «с кинокамерой в руках и запечатлевая на пленке их движения и перемещения».

Такой новаторский способ видения совершенно отличен от четкого деления всего вокруг на черное и белое, свойственного романам Mayhem Parva, что подтверждал и сам Грин, любивший цитировать строки Роберта Браунинга.



Влечет нас всех опасный край вещей,
Узнать, в чем честен вор и мягок где убийца,
Когда приходит к вере атеист…



Сила произведений Грина не в простоте, а в сложности.

*

Хотя Альфред Хичкок (1899–1980) чтением Грэма Грина вовсе не увлекался, его созданные еще до войны британские фильмы также противостоят принципам литературы золотого века. Еще в детские годы в Лейтонстоуне ему, росшему в благочестивой католической семье, довелось столкнуться с реальными убийствами и расплатой за них. Однажды по соседству с его домом нашли труп молодой блондинки, ставшей жертвой отравления. Эдит Томпсон, которой впоследствии был вынесен обвинительный приговор по делу Томпсон — Байуотерса, покупала фрукты и овощи в зеленной лавке Хичкоков. А однажды самого Хичкока, толстого застенчивого мальчика, отец отправил в полицейский участок с запиской, в которой просил на несколько минут запереть сына в камере. «Вот как мы наказываем непослушных мальчиков», — сказал ему тогда полицейский. Позже Хичкок признавался, что этот случай сильно повлиял на него.

Хичкок любил читать уголовную хронику в газетах и, перебравшись в 1939 году в Голливуд, держал в гостиной своего дома в Бель-Эйр переплетенные тома серии «Знаменитые судебные процессы в Британии». Дело Томпсон — Байуотерса особенно нравилось Хичкоку, потому что в детстве ему довелось видеть Эдит Томпсон. Эта молодая женщина работала закупщицей в оптовой шляпной фирме и жила с мужем в Илфорде. Успешная карьера и приличный доход сделали ее достаточно независимой, и она рискнула завести любовника. В двадцать шесть лет Эдит вступила в любовную связь с восемнадцатилетним Фредди Байуотерсом, служившим в торговом флоте. В октябре 1922 года, когда они с мужем возвращались домой из театра, на них напал злоумышленник. Муж Эдит погиб, и растерянная Эдит обвинила в убийстве Байуотерса. Но когда стало известно об их романе, ей также было предъявлено обвинение. Следствие посчитало, что она находилась в сговоре с любовником и вместе с ним готовила убийство мужа.

Процесс оказался в центре внимания прессы, и показания Эдит, противоречивые и неубедительные, никак ей не помогли. Но после суда в стране развернулась широкая кампания по спасению Эдит Томпсон от петли. Доказательств того, что она действительно планировала убийство, не существовало, к тому же нашлись свидетели, слышавшие в момент убийства ее крик: «Не надо, не надо!» В довершение всего Эдит в суде именовали не иначе как прелюбодейкой и судили в совместном процессе с Байуотерсом, не выделив ее дело в отдельное производство.

Общественное мнение склонялось к тому, что на исход процесса повлияли косные викторианские представления о морали. Но если прелюбодеяние Эдит или ее безнравственность еще не делали ее убийцей, то как в отсутствие доказательств, что она заранее знала о нападении, она могла оказаться на скамье подсудимых вместе с Байуотерсом? Тем не менее ее признали виновной и в январе 1923 года повесили в тюрьме Хэллоуэй.

Нравственная неоднозначность Эдит Томпсон, ее хладнокровие и тайна ее внутренней жизни увлекали воображение Хичкока. Когда он стал режиссером, его особенно привлекало поведение хладнокровных женщин в условиях стресса. Впрочем, как и убийство. Но только один его фильм «Убийство!» (1930) можно причислить к классике жанра «кто убийца?», столь популярного во времена золотого века. В этом фильме испачканную в крови, застывшую от потрясения актрису находят рядом с трупом жертвы, и лишь постепенно один из присяжных приходит к выводу о ее невиновности.

Но столь неспешная разгадка тайны навязывала формат, всю ограниченность которого Хичкок вскоре понял. Он бы предпочел, чтобы убийство выступало лишь тем, что на жаргоне кинематографистов называется макгаффином — отправной точкой для целой цепи событий, вынуждающих сторонних наблюдателей и свидетелей раскрывать правду о себе. Сам Хичкок называл макгаффин неким механическим элементом, появляющимся в каждой истории. В сюжетах о мошенничестве им зачастую оказывается ожерелье, в шпионских — документ. Что он такое на самом деле, значения не имеет. Именно об этом говорит Хичкок в одном из интервью.

Это вроде как шотландская фамилия из байки про двух людей в поезде. Один спрашивает: «Что там завернутое на верхней полке?» Второй отвечает: «А, это макгаффин». — «А что такое макгаффин?» — «Ну, такое приспособление для ловли львов в Северо-Шотландском нагорье». — «Но в Северо-Шотландском нагорье нет львов!»

Тем не менее история уже завязалась. «Как видите, — заключает Хичкок, — сам по себе макгаффин значения не имеет и может быть чем угодно. Точно так же убийство у Хичкока играет второстепенную и чисто служебную роль.

Как и Агата Кристи, собственно убийство и кровь Хичкок не изображал, да и не мог: Кодекс американской ассоциации кинокомпаний (или Кодекс Хейса), принятый в 1930 году, фактически не допускал в кино сцен насилия и секса. Но Хичкоку удавалось подстегнуть воображение зрителей, и они представляли себе то, что нельзя было показывать на экране.

Его первым крупным успехом стал «Жилец. История лондонского тумана» — немой фильм, предвосхитивший будущие хичкоковские шедевры. Сценарий был основан на популярном романе, автор которого, в свою очередь, использовал историю Джека-потрошителя. В романе серийный убийца точно так же крадется в лондонском тумане, который едва рассеивают газовые фонари на набережной Темзы, мгновенно воскрешая в памяти панику 1888 года, когда Лондон потрясла череда злодеяний Потрошителя. Первая же сцена «Жильца» — искаженное ужасом лицо блондинки и ее крик, за которым вспыхивают настойчиво повторяющиеся титры: «Сегодня вечером — «Золотые локоны». Убиты несколько блондинок. Но ни жертву, ни ее убийцу мы больше не видим. Упор сделан на отзвуках, последствиях убийства, на том, что будет происходить потом — со свидетелями, случайными прохожими и Лондоном в целом. В следующих кадрах появляется женщина, нашедшая труп. Она в панике, ее успокаивают и расспрашивают.

Другой классический прием Хичкока — юмор, снижающий напряжение зрителей. В начале фильма мужчина в толпе, укрыв лицо, крадучись подбирается к свидетельнице и пугает ее. Комический эффект позволяет Хичкоку ослабить напряжение, чтобы усилить эффект следующей страшной сцены.

Главный герой «Жильца» — его играл любимец женщин Айвор Новелло — оказывается в ловушке, его подозревают в серии убийств, но поиски настоящего убийцы и восстановление справедливости мало интересуют Хичкока. Как рассказывал мне Джон Рассел Тейлор, автор его авторизованной биографии, сам Хичкок полагал, что как в телеграммах Western Union, так и в его фильмах нет места проблемам добра и зла, истины и лжи. Его цель — выжать из зрителя максимум страха, ужаса или смеха.

И в этом Хичкок, живший и работавший в одно время с Агатой Кристи, радикально отходил от принципов золотого века детектива. Сознательно или бессознательно он ориентировался на сенсационный роман 1860-х годов: его фильмы во многом напоминают этот жанр. По словам Тейлора, Хичкок полагал, что кинозал — место, где зритель переживает все мыслимые эмоции: дрожит от страха, смеется, кричит от ужаса. Здесь он шел по стопам Чарльза Диккенса, Уилки Коллинза и Мэри Элизабет Брэддон.

И даже если по тиражам Агата Кристи уступает лишь Шекспиру и Библии, все же по силе воздействия на публику детектив золотого века оказался не самым мощным из всех жанров британской криминальной литературы. Сенсационный роман 1860-х годов, от которого волосы вставали дыбом и кровь стыла в жилах, будоражил читателя гораздо сильнее и дольше, чем любой другой жанр литературы ужасов. Хитроумные пазлы и ребусы детектива золотого века, несмотря на их коммерческий успех, обречены на скорое исчезновение.

P.S

«Упадок английского убийства»

В 1946 году Джордж Оруэлл опубликовал знаменитую статью, в которой оплакивал «Упадок английского убийства». В то время он был более известен как журналист и публицист. Роман «Скотный двор», вышедший годом раньше, еще не поставил его в один ряд с титанами литературы ХХ века, а роман «1984» Оруэллу еще только предстояло написать. Свою жизнь, как и творчество, он посвятил борьбе с любой формой тоталитаризма, левой или правой, а криминальная литература интересовала его лишь как отражение современной политики. «Средний человек прямо политикой не интересуется, — утверждал он, — и ему хочется, чтобы текущие мировые события были переведены в книге в форму простого рассказа о конкретных людях».

В новой нигилистической американской литературе с ее «крутыми» триллерами он усматривал доказательство дурного вкуса его современников. Особенно яростно он ополчился на триллер Джеймса Хедли Чейза «Нет орхидей для мисс Блэндиш», который вышел в 1939 году и разошелся тиражом в полмиллиона экземпляров. Англичанин по рождению, Чейз тем не менее подражал стилю американских писателей «Черной маски». Оруэлла удручало содержание романа, имевшего в начале Второй мировой войны столь оглушительный успех: «В книге выведено восемь закоренелых убийц, изображено не поддающееся подсчету количество случайно убитых и раненых, показаны эксгумация (с тщательным описанием смрада), избиение мисс Блэндиш, пытки другой женщины, о кожу которой гасят сигареты, стриптиз, сцены неслыханной жестокости и многое другое в том же роде»[38].

В своем неприятии книги он был не одинок: роман отвратил многих изображением «гангстера с предположительно мазохистскими наклонностями, испытывающего оргазм в момент, когда его закалывают ножом», а также несчастной похищенной мисс Блэндиш, которую сначала избивают шлангом, потом насилуют и которая в конце концов уже не может жить без своего похитителя.

Оруэлл считал произведения такого рода проявлением нездоровой склонности к страданию и боли, доказательством непонятной и необъяснимой грубости, так невыгодно отличающейся от «снобизма с примесью насилия», характерного для межвоенной эпохи: «Снобизм, как и лицемерие, все же худо-бедно препятствует поведению, значение которого с общественной точки зрения неоднозначно».

Это сквозная тема выдающейся элегической статьи Оруэлла. В ней он оплакивает великих убийц прошлого в той же сардонически-снисходительной манере, что и Томас Де Квинси ста двадцатью годами ранее. Анализируя громкие преступления 1850–1925 годов, Оруэлл делает вывод, что в «образцовом» убийстве непременно были замешаны представители среднего класса, а основным мотивом служил секс.

Для него очевидно, что элегантность преступлений прошлого сменили грубость и зверство нашей эпохи: «безличность танцевальных залов и фальшивые ценности американского кино».

Он выбрал реальное преступление 1944 года, «убийство с раздвоенным подбородком», как типичный пример упадка нравов. Дезертир из армии США познакомился с начинающей восемнадцатилетней стриптизершей и вступил с ней в случайную связь. Вместе они угнали армейский грузовик, сбили на нем велосипедистку, затем убили таксиста (раздвоенный подбородок — его примета) ради восьми фунтов, которые на следующий день просадили на собачьих бегах. Полные бессмысленной жестокости убийства, совершенные как бы походя, Оруэлл считает порождением военного 1944 года и всей его атмосферы — роскошных кинозалов, дешевых духов, фальшивых имен, угнанных автомобилей и военного озверения. Из газетного репортажа о процессе в Олд-Бейли мгновенно выросла статья «Бойтесь британского гангстеризма» — своего рода «Брайтонский леденец» на реальной почве.

Томас Де Квинси, восхваляя артистизм и усердие Джона Уильямса, предполагаемого виновника рэтклиффских убийств, делал это с долей иронии. Джордж Оруэлл, в отличие от него, превозносил доктора Палмера из Рагли или Эдит Томпсон и Фредерика Байуотерса, всерьез восхищаясь ими. Они хотя бы совершали преступления с убежденностью. Он считал, что убийства на почве страсти «приобретают оттенок драматический и даже трагический, заставляя нас помнить их и пробуждая жалость не только к жертвам, но и к убийцам». Оруэлл сожалел, что кануло в прошлое устойчивое, хоть и основанное на неравенстве общество, когда «полагали, что к такому страшному преступлению, как убийство, могут привести лишь серьезные причины и сильные чувства». По мнению Оруэлла, масштабный слом всего существования людского, который мы наблюдаем в ХХ веке, затмевает все, что можно найти в книгах, и сводит на нет удовольствие, которое читатель находил в описании одного-единственного преступления, совершенного где-нибудь в пригороде.

Опасения Оруэлла оправдались. Безжалостные и бесчеловечные случайные убийства станут излюбленной темой литературы.

*

Весной 2013 года в один из вечеров в пятницу в зале Британской библиотеки собралась толпа народа. Все пришли на встречу и дискуссию участниц круглого стола с создателями сериалов. Самой интересной обещала стать беседа с Пив Бернт, продюсером «Убийства», нескончаемого культового сериала, показанного датским телевидением. Речь в нем шла о похищении и зверском убийстве юной девушки. В ту же неделю канал ITV показал криминальную драму «Бродчерч», представлявшую собой переделку «Убийства», своего рода версию датского сериала на английском материале с переносом действия в Дорсет. Оба сериала собирали большую зрительскую аудиторию и вызывали оживленные споры в стиле «кто убийца?», которые велись и в офисах, и дома за чаем, и в классных комнатах и аудиториях по всей Британии, точно так же, как и более ста лет назад, когда обсуждалась смерть Марии Мартен или детали преступления Марии Мэннинг.

В равной степени жив и не слабеет наш интерес к созданиям писателей-викторианцев и к ним самим. Шерлок Холмс удостоился новой инкарнации на телеэкране, как удостоились ее события и действующие лица истории Джека-потрошителя. Даже Джек Уичер стал героем телесериала. Но в наши дни насилие на экране приобрело еще более отталкивающие формы, чем на более ранней стадии развития кинематографа и даже в «Нет орхидей для мисс Блэндиш». В первом же эпизоде «Улицы Потрошителя» (2012) мы видим голые расчлененные женские трупы и, кажется, даже чувствуем их запах. Это кино в жанре триллера, более молодом и грубом по сравнению с детективом, но в послевоенное время сумевшем занять главенствующее положение. Хотя и классический детектив даже в своем уютном одомашненном виде еще не выдохся окончательно. Эркюль Пуаро по-прежнему востребован на экране почти так же, как и сверхпопулярный сериал «Война Фойла».

Многие станут доказывать, что насилие в современном искусстве отражает стремительную деградацию общества, но мы продемонстрировали, что кровожадности нашей по меньшей мере две сотни лет. В то же время назвать это свойством вневременным было бы ошибкой. «Поскребите Джона Булла, архетипичного краснолицего англичанина, любителя пива и патриота, — уверяла в 1887 году The Pall Mall Gazette, — и перед вами предстанет древний бритт, наслаждающийся видом крови, смакующий убийство и с жадностью наблюдающий за повешением». Но в то же время древнего бритта к насилию нередко подталкивали обстоятельства, жестокость он проявлял по необходимости и убийства не слишком занимали его. Он и его потомки в течение многих веков были лишены удовольствия копаться в причинах и следствиях событий сравнительно редких. Голод, эпидемии, войны — вот что являлось предметом первоочередных их забот.

Лишь на рубеже XIX века убийству начали придавать исключительное значение, и именно тогда оно заняло особое в искусстве и культуре место. Как мы уже могли убедиться, зачарованность убийством подстегивалась тем, что смертная казнь стала редкостью, но тем больше она вдохновляла таких писателей, как Томас Де Квинси. Свою лепту внесла и урбанизация, и распад деревенского сообщества, где все всё знали друг о друге. Расплатой за блага нового века стала доступность крысиного яда и страхование жизни. Другими словами, рост доли убийств в соотношении с другими преступлениями и проявлениями насилия стал следствием того, что мы обычно называем цивилизацией.

С 1800-х годов, с рождением и развитием современного общества, удовольствие от убийства становится источником весьма прибыльного бизнеса. Образ сыщика в литературе и искусстве связывает нас с Викторианской эпохой гораздо прочнее и непосредственнее, чем с эпохой Георгианской, с ее веселыми мошенниками, разбойниками с большой дороги, неправдоподобными готическими романами и проницательностью пожилых расследователей-любителей. Викторианцы — наши истинно кровные родственники.

На всем протяжении работы над этой книгой меня волновало, не слишком ли легкомысленным может показаться мое отношение к убийству. Ведь убийство — дело вовсе не шуточное, а за его внушительным, рассчитанным на внешний эффект фасадом всегда скрыты ужас и трагедия. Но, вглядываясь в кровавые следы, мы можем многое узнать и об истории литературы, образовании, месте женщин в обществе и юриспруденции.

Стыдливое удовольствие, которое мы извлекаем из детектива, позволяет нам лучше познать себя. Как прозорливо написал еще в 1939 году автор детективов К. Г. Б. Китчин, «желая изучать нравы нашей эпохи, историк будущих времен, возможно, обратится не к сборникам официальных документов и статистики, а к детективам».

Благодарности

Я хочу выразить огромную благодарность всем членам «убийственной» бристольской команды BBC: Майклу Пулу, Аластеру Лоуренсу, Джерри Доусону, Рейчел Жардин, Мэтью Томасу, Хлое Пенман, Джо Верити, Мишель Солдани, Фреду Фабру, Кините Эчеверрии, Майклу Робинсону, Полу Нэтану, Саймону Пинкертону, Джеймсу Харрисону, Гленну Райнтону, Наташе Мартин и Деборе Уильямс, а также нашему руководителю Марку Беллу. Кроме того, я ужасно благодарна сотрудникам BBC Books — Альберту де Петрилло, Кейт Фокс, Клэр Скотт, Ричарду Коллинзу, Саре Четвин и всем их коллегам. Вот уже почти десять лет я с радостью пользуюсь услугами литературного агентства Felicity Bryan Associates и чрезвычайно признательна самой Фелисити и Мишель Топхэм. Эту книгу я с любовью посвящаю Марку Хайнсу, который ждет не дождется, когда нам не надо будет больше делить дом с ордой убийц.

И наконец, спасибо всем читателям и любителям истории, которые постоянно общаются со мной через мой сайт. Вы — практически неиссякаемый источник вдохновения и энергии. Как сказали бы члены Детективного клуба: «Пусть не будет у вас никаких проблем, кроме надуманных и тех, что вы создадите себе сами, и пусть пройдет много лет, прежде чем вы в последний раз напишете: «Конец».

Список иллюстраций

Фотография Люси Уорсли; Tower Hamlets Local History Library and Archives; Getty Images/ Hulton Archive; Topfoto: Museum of London/HIP; St Edmundsbury Borough Council; St Edmundsbury Borough Council; Madame Tussauds London; публикуется с разрешения Trustees of the William Salt Library, Stafford; Wellcome Library; Wikicommons; Getty Images/Hulton Archive; Getty Images/Hulton Archive; Getty Images Time Life Pictures/Mansell; Mary Evans Picture Library; Jennifer Carnell; Bettmann/Corbis; Topfoto; Bodleian Library, University of Oxford; ©IPC+ Syndication.

Фото автора BBC Bristol/Chloe Penman

Источники

Введение

Джудит Фландерс, автор великолепного труда The Invention of Murder, How the Victorians Revelled in Death and Detection and Created Modern Crime (2010), консультировала нас во время съемок телепередачи и дала очень информативное интервью. Я настоятельно рекомендую вам ее книгу (куда более подробную, чем эта), особенно если вас интересуют первые две трети описываемого мной временного периода. Хочется отметить и Violent Victorians (2012) Розалинды Кроун. Читая ее исследование, посвященное убийственным забавам, словно открываешь защелку на двери, ведущей в Викторианскую эпоху. Мэтью Смит в своей провокационной книге Inventing the Victorians (London, 2001) ставит множество любопытных вопросов о том, как мы воспринимаем Викторианскую культуру и ее символы. Ф. Д. Джеймс в своей Talking About Detective Fiction (2010) опирается на важную работу Джулиан Саймонс Bloody Murder: From the Detective Story to the Crime Novel (1972) — прочесть эту книгу необходимо, пусть я далеко не во всем согласна с ее автором. Кроме того, для общего развития могу посоветовать два сайта — crimetime.co.uk, принадлежащий издательской группе Oldcastle Books и публикующий обзоры детективной литературы, и writersforensicsblog.wordpress.com Д. П. Лайла.



Часть первая. Как наслаждаться убийством

1. Ценитель убийства

Спасибо сотрудникам Дав-коттеджа и фонда Уордсворта, предоставившим мне доступ к своей коллекции, а также экземпляр каталога Роберта Вулфа к прошедшей в Дав-коттедже в 1985 году выставке, посвященной Томасу Де Квинси. Подробности — в The Opium-Eater, A Life of Thomas De Quincey (1981) Гревела Линдопа.

2. Большая дорога

Если о зарождении охраны правопорядка в Лондоне лучше всего читать Джудит Фландерс и Розалинду Кроун, то о подробностях преступлений расскажет The Maul and the Pear Tree, The Ratcliffe Highway Murders, 1811 (1971) Ф. Д. Джеймс и Т. А. Критчли.

3. Стражи правопорядка

Помимо источников из предыдущей главы, здесь мне очень помогли Боб Джеффриз, куратор музея полиции долины Темзы в Уоппинге, книга Саймона Делла The Victorian Policeman (2004) и проведенное Открытым университетом онлайн-исследование под названием History From Police Archives.

4. По следам преступления

Здесь я опиралась на Джудит Фландерс, а также на подробный труд Альберта Боровица The Thurtell-Hunt Murder Case, Dark Mirror to Regency England (1987) и на статью Ангуса Фрэйзера о Джоне Фертеле в Национальном биографическом словаре (2004).

5. Дом восковых фигур

В работе над этой главой мне помогла Шарлотта Берфорд, архивист Музея мадам Тюссо, а также две книги — Madame Tussaud in England, Career Woman Extraordinary (1992) Полин Чэпман и Madame Tussaud and the History of Waxworks (2003) Памелы Пилбим. С ранними этапами истории восковых фигур лучше всего знакомиться по изданной в 1994-м году под редакцией Энтони Харви и Ричарда Мортимера The Funeral Effigies of Westminster Abbey.

6. Убийство как оно есть

Кроме уже процитированных источников (в особенности Violent Victorians (2012) Розалинды Кроун) я обращалась к The English Common Reader: A Social History of the Mass Reading Public, 1800–1900 (1957) Ричарда Алтика и The Hanging Tree: Execution and the English People, 1770–1868 (1994) В. А. С. Гатрелла. Цитату Алтика я взяла из другой его работы — Victorian Studies in Scarlet (1972). Также по этой теме — статья Эндрю Брауна об Эдварде Бульвер-Литтоне в Национальном биографическом словаре (2004), The Victorian Criminal (2011) Нейла Р. Стори, статья Роберта Майлса об Энн Рэдклифф в Национальном биографическом словаре (2004) и созданный Мари Лежер-Сент-Жан замечательный онлайн-ресурс на english.cam.ac.uk/pop — Price One Penny, A Database of Cheap Literature, 1837–1860. Информацию о Суини Тодде я, по наводке Кроун, искала в статье Салли Пауэлл Black markets and cadaverous pies: the corpse, urban trade and industrial consumption in the penny blood в сборнике А. Мондера и Г. Мура Victorian Crime, Madness and Sensation (2004).

7. Чарльз Диккенс, автор криминальных романов

Я пользовалась книгой Саймона Кэллоу Charles Dickens and the Great Theatre of the World (2012) и, кроме того, взяла интервью у автора (в ходе беседы последний неподражаемо разыграл в лицах убийство Нэнси Биллом Сайксом). Также полезными источниками стали Charles Dickens, A Life (2011) Клэр Томалин, Dickens and Crime (1962, 1994) Филипа Коллинза и The Ascent of the Detective: Police Sleuths in Victorian and Edwardian England (2011) Хайи Шпайер-Маков. Об Элайзе Гримвуд рассказывает Ребекка Говерс в своем романе The Twisted Heart (2009).

8. Баллада о Марии Мартен

Неоценимую помощь мне оказали Алекс Макуэртер, куратор музея Мойзес-Холл в Бери-Сент-Эдмундсе, и Вик Гэммон, внештатный сотрудник университета Ньюкасла, ранее занимавшая там пост заведующей кафедрой народной музыки.

9. Ужасы на сцене

Работая над этой главой, я снова обращалась к Violent Victorians (2012) Розалинды Кроун. Актер Майкл Кирк преподал мне на сцене театра Олд Вик несколько уроков мелодрамы. Кэти Хайль, куратор Музея Виктории и Альберта, рассказала о музейной коллекции кукол. Подробнее о ней (и в том числе о марионетках, разыгрывавших «Марию Мартен, или Убийство в Красном амбаре») можно узнать на vam.ac.uk/page/p/puppets.

10. Бермондсийский кошмар

Я использовала много источников, рассказывавших об убийствах, совершенных в тот временной период, и упоминавших Мэннингов, однако самым информативным оказался London 1849, A Victorian Murder Story (2004) Майкла Элперта.



Часть вторая. На сцену выходит детектив

11. Преступники-буржуа и джентльмены-медики

В библиотеке Уильяма Солта в Стаффорде можно найти много современных документов, посвященных делу Палмера, однако благодаря Саре Уильямс и музею замка Тамворт мне удалось осмотреть предположительно принадлежавшую Уильяму Палмеру аптечку. Подробнее о Палмере — в Dr William Palmer, Trial by Media, составленном Фионой Шеридан и Ником Томасом каталоге выставки, организованной Стаффордширским советом в 2004 году в Эйншент-Хай-Хаусе. Йен Бёрни из университета Манчестера, автор нескольких книг о преступном мире XVIII–XIX веков, разрешил воспользоваться его исследованием, опубликованным в Poison, Detection and the Victorian Imagination (2006), и статьей Poison and the Victorian Imagination, опубликованной в History Today (March, 2008), с. 35–41. Другие полезные источники — Alfred Swaine Taylor, MD, FRS (1806–1880): Forensic Toxicologist Ноэля Дж. Коули в Medical History, том 35 (1991), с. 409–27, The Arsenic Century: How Victorian Britain was Poisoned, at Home, Work and Play (2011) Джеймса С. Уортона и Victorian Crime Клайва Эмсли в History Today (1998).

12. Хорошая жена

Женщинам-убийцам посвящено множество интересных исследований, наиболее ценные из них — Victorian Murderesses (1977) Мэри С. Хартман, Twisting in the Wind (1998) Джудит Кнелман, Double Jeopardy: Women Who Kill in Victorian Fiction (1990) Вирджинии Моррис и A Literature of Their Own: British Novelists from Brontл to Lessing (1977) Элейн Шоуволтер. Рассказывая историю Флоренс Браво, я во многом опиралась на невероятно захватывающую Death at the Priory, Love, Sex and Murder in Victorian England (2001) Джеймса Раддика.

13. Сыскная лихорадка

Здесь мне помогли блестящая книга Кейт Саммерскейл The Suspicions of Mr Whicher (2008), а также интервью, которая автор дала для нашей передачи. Также хочется отметить The Ascent of the Detective: Police Sleuths in Victorian and Edwardian England (2011) Хайи Шпайер-Маков. Мэтью Свит в интервью рассказал об Уилки Коллинзе. Ноэлин Лайонс в своей A Greater Guilt: Constance Emilie Kent and the Road Murder (2009) предлагает альтернативную трактовку событий, анализируя документы, касающиеся убийства Сэвила Кента. Полезные сведения я почерпнула и в Victorian Sensation (2003) Майкла Даймонда. Стефани Лайонс и ее семья приняли нас в Лэнгам-Хаусе — так сегодня называется Роуд-Хилл-Хаус. Джеймс Дьюкс показал нам могилу Сэвила Кента в церкви Святого Томаса в Колстоне.

14. Новая сенсация

Здесь мне помогли Wilkie Collins, An Illustrated Guide (1998) Эндрю Гассона и Beautiful for Ever, Madame Rachel of Bond Street, Cosmetician, Con-Artist and Blackmailer (2010) Хелен Раппопорт. Кроме того, настоятельно советую почитать как произведения самого Уилки Коллинза, так и предисловие Джона Сазерленда к «Армадэлю» (Penguin 1995).

15. «Это хуже чем преступление, Вайолет…»

Лорд Петре, нынешний обитатель Ингейтстоун-Холла, провел нас по прототипу Одли-Корта. Статья Кэтрин Маллин о Мэри Элизабет Брэддон в Национальном биографическом словаре (2004) помогает бросить беглый взгляд на историю, которая описана более подробно в Sensational Victorian: Life and Fiction of Mary Elizabeth Braddon (1979) Роберта Ли Вольфа и The Literary Lives of Mary Elizabeth Braddon (Sensation Press, 2000) Дженнифер Карнелл. Кроме того, Дженнифер дала нам интервью.

16. Люди и чудовища

В The Invention of Murder (2010) Джудит Фландерс есть потрясающая глава о Джеке-потрошителе и мистере Хайде. Кроме того, очень помогла книга Александра Чизхолма Jekyll and Hyde dramatized: the 1887 Richard Mansfield Script and the Evolution of the story on Stage (2005). Актер Майкл Кирк показал мне, как Ричард Мэнсфилд изображал превращение героя на сцене театра «Лицеум». Советую также ознакомиться с The Strange Case of Dr Jekyll and Saucy Jacky Алана Шарпа — этот материал можно найти в The Ripperologist № 55 (сентябрь 2004) и в интернете, на casebook.org, сайте Стивена П. Райдера и Джонно.

17. Приключение судебно-медицинского эксперта

О взаимоотношениях Холмса и судебно-медицинской науки можно почитать в The Science of Sherlock Holmes (2006) И. Дж. Вагнера. На эту книгу опирается и Джеймс О’Брайан в своей The Scientific Sherlock Holmes: Cracking the Case with Science and Forensics (2013). Дактилоскопист Кен Батлер, бывший сотрудник Лондонской полиции, рассказал мне об истории своей профессии, а Джонатан Эванс, архивариус Лондонского медицинского колледжа (сейчас он включен в состав Лондонского университета королевы Марии), познакомил с историей патологии. На сайте Би-би-си, в 5-й части 30-й серии передачи Great Lives можно послушать, как сэр Артур Конан Дойл рассказывает о рождении Шерлока Холмса. Также рекомендую почитать Murders of the Black Museum, 1875–1975 (2009) Гордона Ханикомба.

18. Откровения леди-сыщика

Главным источником информации для этой главы стало интервью с Кэтрин Джонсон, куратором Британской библиотеки и организатором прошедшей в 2013 году выставки Death in the Library. Высказывания Александра Макколла Смита взяты из статьи Why do we enjoy reading about female detectives?, опубликованной в The Independent от 7 ноября 2012 года. Кроме того, я пользовалась The Ascent of the Detective: Police Sleuths in Victorian and Edwardian England (2011) Хайи Шпайер-Маков и The Penguin Book of Victorian Women in Crime (2011) под редакцией Майкла Симса. Рассказать о ныне забытой Сьюзен Хопли мне помогла статья Люси Сассекс The Detective Maidservant из вышедшего под редакцией Бренды Айрес сборника Silent Voices: Forgotten Novels by Victorian Women Writers (2003).



Часть третья. Золотой век

19. Женщины между мировыми войнами

Здесь мне помогла книга Ф. Д. Джеймс Talking About Detective Fiction (2010) и интервью с автором. О королевах детектива советую почитать Ngaio Marsh, Her Life In Crime (2008) Джоанн Дрейтон, The Adventures of Margery Allingham (1991, 2009) Джулии Джонс, Dorothy L. Sayers, A Biography (1988) Джеймса Брабазона и Agatha Christie, An English Mystery (2007) Лоры Томпсон. Помимо этих изданий я обращалась к Crime and Society in Twentieth Century Britain (2011) Клайва Эмсли.

20. Герцогиня смерти

Автобиографию Агаты Кристи Agatha Christie, An Autobiography (1977) я советую читать вместе с аналитической книгой Лоры Томпсон Agatha Christie, An English Mystery (2007).

21. Неординарная жизнь

Биографические детали для этой главы я брала в опубликованной в Crime Time Magazine статье Майка Рипли Dorothy L. Sayers as crime critic, 1933–1935, а также в книге Джеймса Брабазона Dorothy L. Sayers, A Biography (1988).

22. Большая игра

При работе над этой главой очень помогла Bloody Murder (1972) Джулиан Саймонс — особенно в том, что касалось членов Детективного клуба. Саймон Бретт, нынешний председатель клуба, дал мне информативное и уморительное интервью. Джон Гэннон, автор The Killing of Julia Wallace (2012), также пообщался со мной лично и рассказал об Уильяме Уоллесе.

23. Снобизм с примесью насилия

Snobbery with Violence (1971) Колина Уотсона, Bloody Murder (1972) Джулиан Саймонс и Murder Will Out, The Detective in Fiction (1989) Т. Дж. Биньона заставят вас взглянуть на детективные романы по-новому. Также советую почитать эссе Эдмунда Уилсона Why Do People Read Detective Stories? в The New Yorker от 14 октября 1944 года и Who Cares Who Killed Roger Ackroyd? в том же журнале от 20 января 1945 года.

24. У опасного края

Рекомендую Brighton Rock Грэма Грина в издании Vintage Classics 2004 года с предисловием Дж. М. Кутзее.

Автор



ЛЮСИ УОРСЛИ — английский историк, писатель и телеведущая. Главный куратор независимой благотворительной организации «Исторические королевские дворцы», занимающейся изучением и сохранением Кенсингтонского дворца, лондонского Тауэра, дворца Хэмптон-Корт, Дома банкетов дворца Уайтхолл, дворца Кью и замка Хиллсборо. Автор и ведущая нескольких популярных исторических циклов на Би-би-си и целого ряда бестселлеров на исторические темы.