Зои Стейдж

Страна чудес

Zoje Stage

WONDERLAND



Copyright © 2020 by Zoje Stage

© Л. Бородина, перевод на русский язык, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Для любимых женщин, благодаря которым я остаюсь в здравом уме: Деб, Лизы и Полы И для мам-супергероинь, на которых держится мир
Не было слов, их больше не существовало. Понятия времени и сознания стали зыбкими. Абстрактными.

Но оставалось ощущение… чего-то неминуемого.

Смерть.

Смерть, как барабанная дробь, зовущая из прошлого. У нее был знакомый запах.

Смерть.

Словно она сталкивалась с этим раньше.

1

Орла пыталась не думать об этом как об ампутации, но не получалось. Когда они уехали из квартиры в Нью-Йорке, ей словно отняли ногу. А теперь, пока она прощалась с семьей мужа в Платтсбурге и плелась на север, – еще и руку.

Она пристегнула ремень безопасности свободной рукой, глядя на ноги, обутые в грязные ботинки. Это тело больше не будет танцевать. Больше никаких головокружительных появлений, пока на сцене поднимается занавес. Никаких аплодисментов. Ее жилистые руки и ноги больше не будут двигаться плавно, словно потоки музыки. Остались лишь голые кости. И бесконечные леса.

Шоу был таким хорошим супругом первые пару недель после выхода на пенсию. Он каждый день заострял внимание на хорошем: ее вечно напряженные мышцы смогли наконец зажить; она больше не страдала от почерневших ногтей на ногах; ей не приходилось проводить много часов в день в компании потных, вонючих людей. Под впечатлением новой жизни, которую они планировали, она поддалась влиянию его оптимизма. Хотя и сама не помнила, чтобы жаловалась – по крайней мере, не часто и не желая, чтобы жизнь стала иной. Порой у писателей источаются карандаши, а кисти у художников становятся жесткими. Это обычные препятствия в ремесле, такие же, как и ее боль, но это не повод отказываться от искусства.

И все-таки она понимала своим нутром: сорок один – это много для балерины. На все требуется больше усилий, чем когда-то. Момент настал, и она согласилась – конец ее эпохи должен был ознаменовать начало карьеры Шоу. Пришла его очередь воплощать свои художественные мечты.

Порой она не чувствовала ничего, кроме волнения от этого приключения, от таких больших перемен. Но в другие дни… переезд вглубь хребта Адирондак казался более рискованным шагом, чем она себе представляла. Предполагалось, что «уехать из города» значило «переехать в место вроде Питтсбурга, где она выросла». Этот маленький городок был лучшим из всех вариантов: смена обстановки, культуры, плюс доступным по средствам. Они нашли бы там прекрасный семейный дом, просторный по манхэттенским меркам, а дети могли бы проводить время с лола и лоло[1]. Ее родители были бы так рады жить рядом с ними! Но, помимо этого, как пара они придерживались философии «живи одним днем». И постигай новое. И еще открывай в себе неизведанные грани в неожиданных городах.

– Carpe diem[2], – пробормотала она.

Момент, когда она должна была принять происходящее, разбился вдребезги и исчез; у нее перехватило дыхание. Там, на обочине дороги, виднелась пара ног. И нереалистично раздувшееся тело.

Машина приблизилась, и стало понятно: ей не показалось, там действительно лежала задняя часть туловища – оленя, не человека. Передняя же лежала чуть дальше на снегу: ноги скрещены словно в позе лотоса, вокруг черепа брызги крови.

Дорога позади растворилась, потонув в снегу обочин. Раньше она не стала бы так реагировать, зная, что в конце дня они вернутся к Уокеру, Джули и детям.

Деревья стали гуще и поглотили свет. Назад пути нет.

Шоу перевел взгляд с дороги на нее:

– Ты только что сказала «Carpe diem»?

Орла перенеслась обратно, во враждебный мир прямо за стеклом. Улыбка Шоу напомнила ей, что надо сделать вдох. На его волосах были вкрапления голубой краски: это стало обычным делом за последний год, когда он наконец понял, куда склоняется дрожащая стрелка его внутреннего компаса. Он начинал с маленьких холстов и акриловых красок, но с годами холсты росли, а в квартире появился аромат льняного масла и скипидара. Шоу был не самым аккуратным художником, и следы на коже, одежде, волосах показывали, чем он занимался днем. Хотя то, что было у него на волосах сейчас, наверняка появилось из-за ремонта в спальне дочки.

– Неужели? – спросила она. – Может быть… Но мы ведь так и живем, не правда ли?

– Точно. Карпе-диемим на полную!

Она прыснула от смеха: иногда его энтузиазм был заразным. Надеясь поймать блеск улыбки на лице дочери, она повернулась к заднему сиденью. Элеанор Куин сидела и смотрела в окно, на небо. Орла молилась, чтобы дочь не увидела мертвого оленя. Хотелось, чтобы дикая местность, которую она называла Адирондак, пошла на пользу ее задумчивому ребенку. Элеанор Куин – для некоторых просто Эль или Элеанор, но никогда для ее мамы – не создавала впечатление крепкой и достаточно агрессивной девочки, которая сумела бы вырасти в городе. В свои девять она по-прежнему боялась темноты, хотя с этим страхом, как и со многими другими, Орла и Шоу смирились: как люди с богатым воображением они и сами не могли пообещать, что в темноте не затаилось что-то страшное. И они уважали свою дочь за практичные страхи: шумного эскалатора, который спускался в метро, сирен, которые кричали об опасности, тротуаров со спешащими, толкающимися пешеходами.

Рядом с дочкой в детском кресле сидел четырехлетний Тайко и играл с пушистым длинноногим лосем, прыгающим по его коленке. Он напевал про себя мелодию и слова, которые сам же придумал: «Едем по дороге… Едем мы домой… Едем на машине… Очень далеко…»

Как бы она ни старалась смириться с переездом ради детей и потому что Шоу очень сильно этого хотел, ей мешал страх того, что городская семья не сможет жить в глуши, на природе. Этот страх преследовал ее, пока они ехали в машине, – черный призрак, человеческая фигура, словно вылитая из чернил, которую Орла видела краем глаза.

Она вернулась к разговору с Шоу, готовая (в сотый раз) потребовать, чтобы он вселил в нее уверенность: сказал, что они продумали все до мелочей и по-настоящему готовы к новой жизни. Но, глядя на него, Орла поняла: спрашивать не нужно. В нетерпении и довольный, с руками на руле, поставленными на десять и два часа, он вел старый полноприводный внедорожник, как будто только этого и ждал. Словно наконец оказался там, где ему и положено быть. Возможно, так оно и было.

Орла увидела его совершенно по-новому. Лохматая борода, грязь под ногтями, громоздкое пальто, которому на вид все двадцать лет, несмотря на то что его купили недавно. Адирондак был его территорией. Хотя родным городом Шоу являлся Платтсбург, где они провели последние три недели с его братом.

Когда она погуглила «города под Платтсбургом», то получила список деревень. А ближайший настоящий, по ее меркам, город, Монреаль, располагался вообще в другой стране. Может, Шоу никогда и не был городским парнем, но сюда его определенно завела тяга к креативу.

Неужели там его удерживала божественная натура Орлы? Иногда она видела себя его глазами – он искрился благоговением перед ее талантом, ее драйвом.

Может, когда поначалу они были просто любовниками, Шоу решил, что ее золотая пыль осыплет и его. Однако он не жаловался, когда этого не произошло, но и не отказывался от своей мечты. Орла уважала его за это, и они придерживались городского образа жизни, даже когда их друзья переезжали в поисках чего-то нового или более просторного, в Бруклин или Асторию. А потом родилась Элеанор Куин. И Тайко. Орла дважды возвращалась к профессии после декрета, но современный балет «Эмпайр-Сити» не был таким элитным и конкурентоспособным, как у более известных городских трупп. Но она делала все, чтобы вернуться и выполнить даже сверх того, на что могло рассчитывать ее тело. Так они стали классической манхэттенской семьей, теснившейся в квартире площадью в шестьсот квадратных футов[3] с одной спальней, что тем не менее позволяло ей работать.

Шоу сунул диск в магнитолу. Акустическая музыка, на удивление меланхоличная. Он никогда ни у кого не спрашивал, что бы они хотели послушать. Хоть Орла и была главной кормилицей благодаря значимому, хотя и не слишком выдающемуся таланту, но именно Шоу задавал в своей семье тон битников. Отец Орлы как-то назвал его дилетантом, когда они были наедине. Она думала, что это не совсем справедливо, так как Шоу взял на себя большую часть домашних обязанностей, которые они должны были делить вместе. Неоспоримым оставалось одно: истинное призвание Шоу было трудно описать. Он играл на гитаре на одних деревенских открытых микрофонах. Читал стихи на других. Писал сценарии, фотографировал и строгал куски дерева, которые так и не стали теми скульптурами, которые он себе представлял. Все изменилось за последний год, когда он остановился на чем-то среднем, для чего требовалась ежедневная дисциплина.

После того как Шоу привлекла одна выставка во время «галерейного забега» в Челси (любимое бесплатное занятие), он много раз пересматривал экспонаты, выказывая незнакомую уверенность: он наконец понял, что нужно делать. Направил энергию на рисование отчасти сюрреалистичных вещей, которые сам фотографировал. Поначалу его привлекала городская живопись, смесь грубого реализма с неожиданными фэнтезийными вкраплениями. Изысканные и безупречные, они сделали его предыдущие работы похожими на каракули. Но его истинным желанием стало обратить свой взор на мир природы. Если бы дело было только в недостатке места (хотя это, конечно, тоже, если он собирался делать что-то более масштабное, чем разрисовывать крышки коробок из-под обуви), то Орла, возможно, не решилась бы на переезд в сельскую местность. Но сейчас ему нужна была природа, так же как она когда-то хотела в мегаполис всей душою дивы.



Они впервые посетили это место полгода назад: по совету его брата Уокера вскоре после того, как начали обуждать, что могут здесь найти и где. Никому оно особо не понравилось – на старой деревянной ферме был беспорядок, и это место оказалось теснее, чем предполагала Орла. Тогда они даже не удосужились показать его детям, не считая стоящим вариантом, хотя и присматривали жилье в близлежащем и, несомненно, причудливом городке цепи Саранак, Лейк-Виллидж. Единственным, что действительно запало в душу Шоу, было дерево: вечнозеленый пятидесятиметровый гигант стоял за тем, что едва ли можно было назвать домом. Его массивный ствол устремлялся вверх от центра земли, окруженный деревьями поменьше, которые на его фоне выглядели словно слуги.

В то время как риелтор делал телефонные звонки в своей машине, Орла и Шоу подошли к дереву; лицо Шоу сияло.

– Я видел такое дерево однажды, немного севернее, в походе с отцом. Я был маленький, лет девять – как Бин. И сказал отцу, что почувствовал его. Почувствовал что-то. Может, это был первый раз, когда я понял, что в мире природы есть вещи, которые пережили нас, которые видели историю и как-то по-своему записывали время. Брат тогда просто передразнил меня… как обычно. Но папа сказал что-то очень странное – настолько странное, что я навсегда запомнил, а Уокер заткнулся и больше меня не передразнивал.

– Что он сказал?

Орла сунула ладонь в его руку. Отец Шоу умер от рака поджелудочной железы много лет назад, и она жалела, что не смогла узнать его получше.

– «Иногда, когда выходишь в мир… – Он имел в виду горы, леса, ведь всегда жил здесь. – …узнаешь новые уголки своей души». – Шоу посмотрел на нее, все еще размышляя над этими словами. – Я понятия не имел, что он имел в виду, но после этого каждый раз, когда шел в лес, искал… что-то.

– Частичку своей души.

– Может быть.

– Твой отец научил тебя… видеть, что мы являемся частью чего-то большего. Мне это нравится.

– Как же мы с тобой понимаем друг друга.

Он обнял ее лицо ладонями и поцеловал. Орла успокоилась и захихикала, как будто они вернулись в прошлое, когда только-только влюбились друг в друга.

Едва они потянулись к дереву, очарованные его древней корой, как воздух прорезал голос агента по недвижимости. Они поспешили обратно.

Орла думала, что все на том и закончится, что это была интересная возможность и приятный визит. Но после того, как они вернулись домой, Шоу начал сниться один и тот же сон: о том, как они с Орлой и детьми живут на этой земле; как расцветает сад. Он видел себя в комнате рядом с гостиной, где работал над своими шедеврами.

И они снова заговорили о том месте. Окружавшие дом деревья оказались очень красивы весной, но за их зеленым полотном вдалеке виднелось одно особенное.

– Оно будто нас охраняет, – сказал как-то Шоу. – В моих снах это дерево возвышается над всем остальным.

И его работа тоже расцветала и совершенствовалась, вбирая в себя все больше зелени, даже тогда, когда они еще не уехали из города. По мере того как его успехи росли, он убеждался в этом все больше.

– Оно зовет меня. Думаю, это моя муза.

Древнее дерево стало вторгаться в его работу, выглядывая из-за верхушек зданий.

Орла никогда не слышала зов природы, но верила Шоу. Для них обоих это было в новинку – видеть, как его поглощает создание картин. Ей нравилось, что земля напомнила Шоу об отце и уроках философии в юности. Когда через три месяца они снова обратились к агенту по недвижимости, цена упала. Дом некоторое время пустовал, родственники за границей хотели быстрее его продать и предложили цену еще ниже озвученной до этого. Когда Орла с Шоу согласились, процесс наконец был запущен.

2

– Теперь все окна закрыты, пап? – спрашивала, как обычно, Элеанор Куин с заднего сиденья.

– Двойные стеклопакеты. Ветер не пропустят.

Шоу улыбнулся дочке в зеркале заднего вида. Он стал энергичнее в последние месяцы. Впервые это стало заметно, когда они только задались целью переехать, а за последние три недели он стал еще живее – очевидно, ему не терпелось устроиться в новой студии. Иногда энтузиазм Шоу проявлялся в том, что он слишком быстро двигался или говорил, иногда стучал пальцами или ногой. Постепенно ее мягкий муж становился все более одержимым – Орла не была уверена, что ей это нравится.

Хотя дети не видели дом до того, как уехали из города, но могли наблюдать за ремонтом, когда они все вместе ненадолго остановились у Уокеров. Было весело спать с другой бандой Беннетов. У Шоу с братом были непринужденные дружеские отношения, а его невестка Джули казалась очень милой. Орла Беннет (Беннет по браку, пусть она и сохранила старую фамилию Моро) наслаждалась их увлекательными беседами и уютной атмосферой.

Мальчики тоже были удивительно любезными. Двенадцатилетний Дерек не возражал против того, чтобы отдать свою комнату Шоу и Орле, а четырнадцатилетний Джейми принял в свою комнату всех младшеньких. Элеанор Куин и Тайко хихикали по ночам, когда спали на одном надувном матрасе валетом. Несмотря на то что дети были двоюродными братьями и сестрами, Орлу приятно удивляло, что мальчики так охотно развлекали их девятилетнюю дочь и четырехлетнего сына несколько дней подряд. Хорошие ребятишки. Пока в доме шел ремонт, семьи ездили туда-сюда в разных вариациях взрослых и детей.

Голос дочери вернул ее в реальность.

– И нам не будет холодно? – спросила Элеанор Куин; ее голос был полон беспокойства.

Они ехали по влажной темной дороге, минуя голые чернеющие деревья. За окнами валил мокрый снег.

– Там новенький котел отопления, – сообщил Шоу с улыбкой, – за много тысяч долларов!

– С ним будет тепло и уютно, – сказала Орла, обращаясь к дочери, чтобы ее успокоить. – И мы почистили дымовую трубу у дровяной печи, так что все готово. Я уже представляю, как ты сидишь рядом с ней и читаешь книжку.

Элеанор Куин заулыбалась. Но затем ее внимание снова привлекли сугробы на обочине: развернулась уже полномасштабная метель. Ее бровки нахмурились.

Шоу гордился этим проклятым котлом так же, как любой другой мужчина – модным итальянским мотоциклом. «Это сердце дома, – сказал он, когда они стояли в подвале и смотрели на установку. – Сердце нашего нового дома».

Но Орлу больше волновали цены. Дома, внедорожника, печи и окон. Нового генератора на случай отключения электричества – даже вода с насосом, подведенным к глубокому колодцу, зависела от электричества. И повседневных вещей, которые им были необходимы, чтобы держать все в рабочем состоянии и всех живыми и здоровыми. Они по возможности везде расплачивались наличными, но она следила за их резервами.

Кооперативная квартира в районе Челси, которой они владели двадцать два года, быстро продалась и принесла им неплохую прибыль, после чего Орла предложила вернуть отцу первоначальный взнос, как и обещала. Он отказался. «Оставь себе, на обучение детям, на случай, если меня не будет рядом».

В его словах Орлу беспокоило все: и то, что он не рассчитывал дожить до поступления внуков в колледж, и то, что понимал насущную проблему: их сбережения просто не продержатся так долго. И понадобятся для ипотеки, питания, оплаты коммунальных услуг, автомобиля и многих других вещей.

Может быть, Шоу ожидал, что она найдет работу, если дела пойдут под откос. Настала его очередь заниматься творчеством, а ее – домом. На протяжении долгих лет он пополнял их доход с разных подработок: был официантом, барменом, специалистом по налогам, работая то временно, то на постоянной основе. Возможно, такие варианты были бы ей доступны, если бы они жили в Платтсбурге, примерно в часе езды к северо-востоку от их фермы. Но жилище в лесу – участок, откуда не видно цивилизации, протянувшийся вверх по грязной гравийной дороге на покатом склоне холма, – оказалось за пределами каких-либо четко обозначенных возможностей. Жившая с семнадцати лет в Нью-Йорке, в котором имелись все условия для пешеходов и транспорта, Орла только сейчас училась водить машину, но за рулем ощущала себя неуютно. Ходить отсюда пешком даже в хорошую погоду было слишком далеко. А уж в плохую…

Она смотрела в окно. Этому региону выпала сомнительная честь зимой иметь самую низкую температуру в континентальных Соединенных Штатах. Не говоря уже о периодических снегопадах у подножия гор.

Джули отправила их в путь с большой сумкой, набитой зимней одеждой по размеру и на вырост: лыжные штаны, ботинки, варежки, даже пара снегоступов. Еще она положила помидоры с зеленой фасолью, которые консервировала летом. Хватает ли здешнего лета, чтобы выращивать овощи? Нужно ли Орле учиться всему этому: выращивать, солить, делать запасы на зиму, – чтобы экономить?

Она пыталась пробудить в детях дух приключений, особенно в те недели, когда у них не было собственного жилья. Тайко или не замечал, что его жизнь была в постоянном движении, или же не волновался по этому поводу. Пока кто-то знакомый находился в поле зрения, его все устраивало. Но Орлу беспокоило то, что Элеанор Куин до сих пор заботили слишком значимые, существенные для ребенка вопросы. Она была в доме несколько раз, застав процесс ремонта. Так почему же считала, что он не готов? Куда, по мнению Элеанор, ее везли родители?

Девочка наблюдала за тем, как рабочие снимали старые окна. Когда стекло большого окна гостиной исчезло, оставив зияющую темную дыру, девочка схватилась за руку Орлы:

– Мы умрем?

– Конечно нет, – сказала та со смехом и прижала дочь к себе.

На секунду Орле показалось, что она обнимает просто объемную куртку, и кровь запульсировала от паники, что дочь внезапно испарилась. Но затем она нащупала под курткой маленькие косточки Элеанор Куин, и это ощущение прошло.

– Вы рады, что теперь у вас будут собственные комнаты? – спросила Орла веселым голосом, отталкивая неприятные мысли.

Шоу стал ехать медленнее из-за ухудшения видимости.

– Да! – выкрикнул Тайко, хотя его это, наверное, беспокоило меньше всего. Что было как нельзя кстати, учитывая, что его крохотную комнатку, похоже, решили добавить уже после строительства – она была чуть больше шкафа с окном и представляла собой пространство, отгороженное стеной, которая отобрала кусок у самой большой из спален наверху. Но это все равно более личное пространство, чем было у него – или у любого из них – до этого.

После рождения Элеанор Куин они превратили одну спальню в детскую и купили себе новый диван-кровать для гостиной. Через несколько лет появились двухъярусные кровати. Они вчетвером привыкли к компактному проживанию.

– А у папы будет первая личная студия, где он сможет создавать шедевры, – добавила Орла.

Она улыбнулась, заметив счастливое лицо Тайко – сын всегда радовался за всех.

Она все еще улыбалась, когда повернулась к Шоу. Он выглядел забавно, когда был счастлив: возле глаз появились морщинки-полумесяцы, он сверкнул всеми зубами, наклоненными под разными углами, из-за чего верхний ряд сидел точно на нижнем. Сумасшедшая гримаса. Но она была рада его счастью.

– Моя собственная сту-ди-я, – пел он, выстукивая ритм по рулю не в такт музыке на диске. – Где я буду рисова-ать.

Тайко был не единственным в семье, кто любил тихонько напевать про себя по слогам.

Студия, как и во сне, представляла собой просторную спальню прямо за гостиной. Впервые за пятнадцать лет у Шоу было собственное рабочее место с дверью. Орла немного завидовала, но напомнила себе, что, когда он будет в студии, она тоже сможет пойти наверх, в их спальню, и закрыть дверь. Это было бы ново для них всех: много комнат, и в каждой есть дверь.

Тайко часто моргал, борясь со сном, лось распластался у него на коленке – одним спящим больше. Орла, всегда остро ощущая собственные потребности, тоже почувствовала какую-то тяжесть, желание впасть в спячку. Вчерашний праздник Дня благодарения все еще отдавался во всем теле. Ноги (до сих пор две, несмотря на продолжительное ощущение, что их отрезали) болели, и ей не терпелось выпрыгнуть из машины, схватиться за пятку и вытянуть ногу до уха.

Они всегда думали, что Платтсбург не так уж далеко от того места, где им предстояло жить, что они будут часто туда ездить за покупками и навещать родню. Но когда ехали по шоссе № 3, мир позади них, казалось, удлинялся, вытягиваясь до неузнаваемости, стирая те ориентиры, которые привели бы их обратно. Орле было трудно смириться с тем, что они все еще находились в Нью-Йорке – но не в городе, а в штате. Как между ними могла быть такая разница? Было легче согласиться, когда это не казалось таким чужим. «К северу от города» звучало не так уж плохо, ведь слово «город» повисло, не желая отпускать, а Нью-Йорк так и остался штатом. Но на самом деле город исчез. Исчезла ее жизнь. И ландшафт стал неузнаваемым.

Орла включила музыку, надеясь заглушить ветер, кричавший за окном. «Ты должна ему, – завывал он. – Ты обещала». Шоу бросил на нее восторженный взгляд, и Орла позволила ему предположить лучшее: что она так же счастлива, как и он сам. Но даже сладкие звуки струнной гитары не помогли ей расслабиться. Должна. Вибрации струн. Ее муж никогда бы не сказал этого слова, но оно существовало в молчаливом пространстве между ними. Моя очередь. Мы договорились. И еще мягче, под этим, голос, который она изо всех сил пыталась подавить. «Твоя роль окончена».

Занавес опустился и больше не поднимется. А она боится темноты.

3

Снег улегся толстым ковром к тому моменту, когда они пробрались к подъездной дорожке. Дети не спали: они сидели, прижавшись лицами к окнам. Все они, конечно, уже побывали в доме, но никто не проводил там ночь и не видел в такую ветреную погоду. Шоу выключил музыку, и туман, которым они дышали, мешанина, неоднократно побродившая по всем их легким, буквально гудела от нетерпения.

– Как красиво! – воскликнул Тайко, когда дом на ферме появился в пределах видимости.

«Господи, благослови его душу».

Снег покрывал крышу и ветви деревьев, словно глазурь. Кое-где проглядывала сине-серая краска, очень старая и затертая, свисая ржавыми струпьями.

Придется перекрасить фасад, чтобы древесина сохранилась, подумала Орла. Но уже в следующем году: они и без того очень много потратили. Этот дом казался незащищенным, он не шел ни в какое сравнение с массивными стальными зданиями из камня или кирпича и прочным постоянством ее прошлой жизни. Казалось, его мог сдуть порыв ветра. Два этажа разлагающегося дерева, покатая крыша, крыльцо словно из спичек и окна – лица с глазницами и открытыми ртами, будто бы наблюдающие за тобой.

– Ну что, все готовы?

Шоу въехал в отдельно стоящий гараж – пристройку из трех стен, чьи хрупкие доски были в еще более плачевном состоянии, чем у дома, а крыша – еще более покатой, чтобы его не засыпало снегом. Снаружи, у ближайшей стены, были сложены дрова, наполовину закрытые синим брезентом. А возле задней стенки, вне поля зрения, находился генератор. Электрик перенаправил основное питание таким образом, что, если у них пропадет электричество, генератор автоматически включится и возьмет энергоснабжение дома на себя.

Дети расстегнули ремни и выскочили, высунув языки, чтобы ловить ими снежинки.

– Жаль, что мы не оставили несколько окон открытыми, – сказала Орла. Спальни они красили в последнюю очередь, до того как со склада привезли мебель, и она беспокоилась о запахе. Хотя она волновалась и о других вещах, более странных и трудных для выражения.

Шоу вытащил сумки и продукты из багажника машины.

– Все должно быть в порядке, прошло несколько дней.

Элеанор Куин и Тайко кружились, наслаждаясь снегом. На мгновение Орла вспомнила себя и своего брата Отто. Это случалось редко, когда она видела, как ее дети играют вместе, – образ призрака из прошлого, рваная пленка, которая быстро пропадала.

– Готовы войти и посмотреть комнаты с ремонтом? Мы можем распаковать все ваши вещи.

Тайко, неспособный двигаться спокойно, побежал к крыльцу, размахивая руками. Перила слегка накренились к середине крыльца, под которым неровно лежала земля.

Шоу с сумками под мышками открыл входную дверь вместе с сыном, прыгавшим на пятках; оба весело болтали. Когда они вошли, дом поглотил шум.

Элеанор Куин, брошенная другом по игре, задержалась во дворе. Она посмотрела на небо. На лес. Взгляд ее темных глаз казался тревожным и бдительным.

– Элеанор Куин?

И все-таки девочка оценивала окружающее с большей настороженностью, чем во время предыдущих посещений дома. Орла взглянула на дочь, и по коже пробежали мурашки. На чем она сосредоточилась с таким пристальным вниманием? Девочка прищурилась, наклонила голову, как будто пытаясь разобрать далекий звук. Понять то, что Орла не могла услышать или увидеть.

– Дорогая, что случилось?

– О каком дереве говорил папа? – Ее рукавица указывала на гиганта, который рос в пятидесяти ярдах от их дома. Огромные ветви нахмурились над окружавшими их низкорослыми деревьями. Может быть, из-за необъятного синевато-серого неба, а может, из-за других деревьев без листьев огромная сосна казалась еще старше, чем весной, и напоминала старуху с поблекшими глазами.

Орла пытался вспомнить, что сказал агент по недвижимости, когда показывал им дом. Он хвастался, что дереву больше пятисот лет.

– Кажется, это восточная белая сосна. Спросим папу еще раз. Она такая большая, потому что ей пятьсот лет.

Элеанор Куин продолжала смотреть на нее с напряженностью, которая приводила Орлу в замешательство. На лице дочки она не видела ни восхищения, ни даже любопытства. На нем застыло что-то более тревожное.

Беспокойство.

– Идем, достанем тебе лыжные штаны и снаряжение, если хочешь поиграть во дворе.

На самом деле Орла сомневалась, что дочь сейчас хочет именно этого, но надеялась, когда они разговаривали о севере, что Элеанор понравится спокойная, размеренная жизнь на природе. Не придется волноваться, что ее переедет такси или расплющит о столб в переполненном вагоне метро. Возможно, Элеанор просто не привыкла к тому, как здесь тихо. Как ветер в полной тишине заставляет все вокруг говорить.

Элеанор Куин резко развернулась и кинулась в сторону дома.

Орле показалось, что на лице дочери был страх. Она нерешительно стояла во дворе, пока Элеанор Куин забиралась по лестнице. Что ее напугало?

Орла осмотрела участок. Воздух принес уютный аромат дыма от костра – неужели Шоу уже зажег печь? Или этот шлейф витал над деревьями? Невозможно – так близко к ним не было ни одного дома.

Какое-то движение рядом застало Орлу врасплох, и она вовремя перевела взгляд на гигантскую сосну, чтобы увидеть, как с ее мохнатых лап падает каскад снежинок. Ветер успокоился, так что вряд ли это он стал причиной обвала снега. Могло ли дерево дрожать? Стряхивать с себя снег, словно собака?

Орла услышала звук, который сложно было разобрать… Мягкое «пуф». Снова и снова.

Ее рот в удивлении открылся. Что-то двигалось к ней, что-то почти бесшумное, но огромное. Внутренний голос приказал: «Беги!» Тело подавало предупреждающие сигналы, но она не могла отвернуться.

Одно за другим деревья стряхивали снег. Вот что это был за звук: накопленный снег на сотнях ветвей, падающий на белую, мягкую землю. Но не от этого движения кровь стыла в жилах, не это удерживало Орлу в напряженном ожидании. А то, что происходящее напоминало цепную реакцию; деревья стояли в ряд, который начинался от гиганта и уходил далеко вперед, и стряхивали снег друг за другом.

Что-то приближалось.

Когда с последнего дерева на дальнем краю опушки упал снег, она ощутила сильный порыв ветра. Наконец Орла пришла в себя и бросилась к крыльцу. Споткнувшись, она забежала в дом и заперла за собой дверь.

И прижалась к ней спиной, смущенная собственным поведением. В этот момент ее глаза встретились с глазами дочери, и кровь снова застыла в жилах. В окна ударило облако снега, а потом все опять стихло. Но Элеанор Куин с широко раскрытыми глазами сидела, сжавшись в углу за холодной печкой. Наверху Шоу и Тайко продолжали болтать, скрипя половицами, пока передвигали вещи.

Орла не хотела усугублять ситуацию, но дочь выглядела испуганной.

Что вообще случилось? Орла никогда не была в лесу после метели и теперь чувствовала себя глупо – хлипким барьером между матерью-природой и здравым смыслом.

Она отошла от двери и пожала плечами.

– Это был просто ветер после метели. Как легкие толчки после землетрясения.

– Ты не дала ему войти.

– Конечно…

Но прежде чем Орла успела сказать что-нибудь еще, Элеанор Куин бросилась из-за плиты вверх по лестнице, зовя папу.

Орла подумывала сделать то же самое: побежать наверх и позвать Шоу. Попросить обнять ее.

Она услышала, как муж воркует, успокаивая Элеанор.

– Все хорошо, Эль-Куин, – шептал Тайко, подражая отцу.

Это заставило Орлу улыбнуться. Ее бурная реакция была бы лишней.

Орла снова прислушалась: снаружи было тихо. Затем открыла дверь и выглянула на улицу.

Никакого движения. Сугробы снега переливались сотнями маленьких кристаллов. Выглядело завораживающе, но она не доверяла этой красоте. Стены дома казались более знакомыми и надежными.

Орла всегда считала домом то место, что находилось внутри, в границах стен, а не за их пределами. Она оставила дверь широко открытой, подготовив себе путь для отступления, и вернулась к машине за остальными вещами.

4

По стандартам большинства людей, ванная комната была паршивая, на House Hunters[4] при виде нее никто не упал бы в обморок, но давние жители Нью-Йорка иначе относились к простору.

У них были друзья, которым приходилось втискиваться в тесный угловой душ, едва способный вместить взрослого. При этом кабинка располагалась рядом с унитазом, сидя на котором можно было наклониться и помыть руки в раковине.

Их новая ванная обладала той самой ценностью – простором. Хотя Орла понимала, что черно-белый виниловый пол когда-нибудь придется поменять, пока он казался вполне сносным. Раковина на белом пьедестале выглядела очаровательно старомодно. Трон, как любил называть его Шоу, был повернут к морозному окну. Орла уже поставила под окно маленький книжный шкаф и наполнила его сложенными полотенцами и запасной туалетной бумагой – хотя, быть может, стоило добавить книгу или даже две. Размеренный темп их новой жизни требовал больше времени в одиночестве, в терапевтическом комфорте ванной.

Она выскользнула из спортивных штанов и термокофты, скинула их в кучу и шагнула в ванну на ножках – та была глубже их старой ванны, и Орла вдохнула пар, поднимавшийся от горячей воды.

Она легла и вытянула ноги, затем без труда раскинула их в стороны. Тело еще сохраняло былую гибкость. На кончиках пальцев виднелись жесткие шишки от десятков лет в пуантах.

Орла лежала, положив голову на край ванны, а ее черные волосы свисали, огибая белый фарфор; она почувствовала, как их овевает теплый воздух из вентиляционного отверстия. Котел в подвале делал свою работу, посылая тепло по венам дома.

Это было именно то, что нужно. После почти трех месяцев суматохи и разрушения привычного жизненного уклада она наконец могла расслабиться. Тело погружалось в воду, словно растворяясь в ней.

Однако мысли было не так просто успокоить.

Двигаясь, растягиваясь, совершая пируэты, ее тело казалось настоящим чудом, и за это Орла была ему благодарна. Настоящая машина из мышц и плоти. Но лежа на спине, голая, неподвижная, все, что она видела теперь, – это торчащие кости и плоский живот. Она больше походила на палочника, чем на женщину.

Друзья называли ее экзотичной, но Орла не понимала, почему ее своеобразная внешность так привлекает людей. Создавалось впечатление, будто она буквально возвышается над мужем, хотя на самом деле Орла была всего на дюйм[5] выше Шоу. Но все в ней казалось длинным, преувеличенным. Даже черты лица.

Одни ее не самые тактичные друзья вечно предлагали новым знакомым угадать этническую принадлежность Орлы. Ее называли гречанкой, персиянкой, итальянкой, израильтянкой, перуанкой и даже сирийкой. А когда они сдавались, Орла говорила, что она просто рядовая американка. Но это никогда не удовлетворяло любопытство. Поэтому она рассказывала им о своей матери венесуэло-ирландского происхождения и отце с филиппино-французско-американскими корнями. Следом они спрашивали: «На скольких языках ты говоришь?» – только ради того, чтобы разочароваться в ее ответе. Рядовая американка с экзотической внешностью, говорящая только на английском, не соответствовала представлениям людей о том, кем, по их мнению, она должна быть.

Орла жила с этой двойственностью, с полувосхищенными – полуснисходительными реалиями. Не совсем светская. Не совсем звезда балета. Не совсем красивая в любом традиционном смысле. Другие женщины завидовали ее стройности, но Орле очень хотелось чуть более округлую фигуру и пышную грудь. Она никогда не любила свое тело больше, чем во время беременности. И пока все восхищались тем, как быстро она вернулась к своему телосложению до беременности, Орла скучала по божественным формам, которые недолго имела.

Физическое влечение Шоу к ней всегда было сильным, но она использовала это: например, мотивировала его двигаться вперед к своим трудным, а иногда и едва уловимым творческим целям. Ему нравилось быть отцом и заниматься домом, но с тех пор, как он пришел к масляной живописи, все изменилось. В тридцать восемь лет наконец настал расцвет его сил. Он обрел опыт, достаточный для воплощения в жизнь, таланты раскрылись, а интересы стали ясны.

Она еще не привыкла к тому, что у него появилась важная работа, тогда как с ее собственной было покончено. Даже если бы они остались в городе, Орла все равно не смогла бы понять, что делать дальше. Здесь же… Нет, она всегда была готова отойти в сторону и позволить Шоу насладиться своим звездным часом. Но его план означал начало совершенно новой жизни. И дурные предчувствия эгоистично заставляли задумываться: чем бы она занималась там, в глуши?

Под водой ее руки сжались, схватив невидимые камни; ногти впились в кожу. Она ловила себя на этих движениях много раз за предыдущие недели. Каждый день, который она проводила у Уокера и Джули, ее посещала одна и та же мысль: «Нам здесь не место». Может, Шоу и был любителем дикой местности, но два десятка лет для его «выживания» все же требовались модные кофейни и несколько вьетнамских ресторанов на выбор. Ему нравились открытия галерей и кинотеатр, где показывали артхаусные фильмы. Он экспериментировал с бородой и носил яркие цвета с эффектной самоуверенностью. Давным-давно Шоу уехал из Платтсбурга именно потому, что был слишком странным для своей семьи, носящей фланель и джинсы. Повзрослев, Уокер больше не дразнил его и принял возвращение на север.

Но теперь, столкнувшись с изоляцией, Орла поняла, что с новым образом жизни им с Шоу обоим негде разгуляться. Брат подарил ее мужу два отцовских ружья – винтовку тридцать шестого калибра с оптическим прицелом и двустволку, чтобы тот мог охотиться. Шоу клялся, что до сих пор помнит, как разделывать оленя, и занимался этим все детство, но Орла знала его как человека с руками, покрасневшими от краски, а не от крови.

А если у них кончится еда, будут реальные последствия – уже не сбегать в магазин на углу, не заказать еду из любимого ресторана. А что если кто-нибудь из детей серьезно поранится? Сколько им придется ждать или ехать за помощью? Они хорошо подготовились, но это не подавило тревогу.

Все было неправильно.

Но она не могла объяснить Шоу свое предчувствие (женская интуиция?). Он сказал бы, что она просто не привыкла. И был бы прав.

Шоу напомнил бы о ее первых днях в Нью-Йорке, о девочке-подростке, которая ходила на занятия и прослушивания, каждый день была по горло в делах. Но она нашла свое место и сделала его своим домом. Того же Шоу ожидал от нее здесь, и Орла не хотела подводить, поэтому держала в тайне эти безымянные дурные предчувствия.

Она резко села и потянулась к ступням, давая уже остывшей воде каскадом сбежать по телу.

Орла должна посвятить себя Шоу и семье. Детям нужны ее сила и гибкость, и ей необходимо освоить это тонкое искусство приспособления к имеющимся условиям. С большей решимостью, чем она чувствовала весь день, Орла схватила полотенце и быстро вытерлась.

* * *

Пижама была удобной и теплой. Она доставала до щиколоток, а рукава свисали ниже кистей, из-за чего Орла постоянно натягивала их, придерживая руками. Дизайн спереди был приурочен к тридцатипятилетнему юбилею современного балета «Эмпайр-Сити», но буквы осыпались и выцвели, износившись от времени и стирок.

Когда она вышла из комнаты, Шоу закрыл дверь спальни Элеанор Куин, пожелав ей доброй ночи.

– Я буду у себя в студии, – прошептал он и послал Орле воздушный поцелуй. – Простор!

Шоу радостно раскинул руки, и слово эхом раздалось по лестничному пролету, пока он спускался вниз.

Она направилась в комнату Тайко, которая располагалась справа от них с Шоу, подальше от лестницы. В ней до сих пор стоял запах нафталина, оставшийся от старого шкафа. Туда, где он стоял, как раз помещалась двухъярусная кровать, оставляя пару футов[6] пространства для ходьбы и место для двери. Орла осторожно вошла – конечно же, он лежал на нижней кровати, заснув с плюшевым лосем в руке.

Орла задержалась у окна и посмотрела в сторону гаража, заметив сияние жутковатой луны, занавешенной облаками, и медленно падавшие жирные хлопья снега. Хотя Шоу и агент по недвижимости рассказывали ей, в какую сторону света направлена каждая из сторон дома, она не смогла вспомнить. Все еще не избавилась от старых привычек: для нее север означал Гарлем, Бронкс; юг – Трайбека, Бэттери-Парк.

Может, утром солнце ворвется в комнату Тайко и ослепит светом? Его это наверняка не волновало – как и все дети, он обладал даром спать крепко, в необычных позах и засыпать при странных обстоятельствах. Тем не менее им нужны были жалюзи или занавески на окна. В понедельник днем, после установки интернета и телефона, она планировала сделать много покупок онлайн. Было бы приятно снова почувствовать близость с цивилизацией, имея постоянный доступ к внешнему миру и развлечениям.

Телефон с интернетом на самом деле были только запасным вариантом, еще одной мерой предосторожности, так как спутник обеспечивал более надежное соединение, чем вечно прерывающаяся связь с мобильных. Как только они снова окажутся в сети, Элеанор Куин сможет вернуться в «школу» – они целый год обучали ее на дому, онлайн, пока рассматривали свои варианты в Саранак-Лейк Виллидж. Справиться со сменой школы в середине года было бы труднее, и они решили облегчить жизнь своей впечатлительной дочери, вводя перемены постепенно.

Орла осмотрела комнату и едва сдержала смешок: Тайко «помог» распаковать вещи, забросив всех своих плюшевых зверей на верхнюю койку, где раньше спала его сестра. В ближайшие дни она найдет разноцветные ящики из-под молока и поможет ему устроиться. Хотя… здесь едва хватало места даже для хранения одежды. Раз Тайко так нравится, может, стоит позволить ему оставить эту кучу игрушек наверху, как есть.

Орла опустилась на колени рядом с кроватью и поцеловала сына в щеку, накрыв высунутую руку полосатым одеялом, чтобы он не замерз. В доме было тепло, но на ночь они опускали температуру на термостате.

– Спокойной ночи, дорогой.

Она оставила его дверь приоткрытой на щелочку, чтобы Тайко смог дойти до туалета, если проснется ночью, на свет в коридоре. Хотя, скорее всего, он позовет кого-нибудь из них: всегда пугается, когда просыпается в малознакомом месте.

Орла прошла мимо главной спальни, достаточно большой для двуспальной кровати и комода, мимо ванной и тихонько постучала в дверь к Элеанор Куин, прежде чем открыть ее.

Окно в комнате дочки выходило на другую сторону и открывало вид на узкую полосу двора и стену из деревьев. Ее новая кровать, застеленная бельем в цветочек, стояла в углу. Рядом с ней был маленький белый столик, к которому она прикрепила светильник с разноцветными наклейками на розово-фиолетовом абажуре. Раньше он располагался в изголовье ее кровати над Тайко, где Элеанор спала.

Девочка сидела, подложив подушку под спину, и перечитывала одну из своих любимых книг. Ей нравилось брать у двоюродных братьев книги о науке и приключениях, хоть они и предназначались для читателей постарше.

Орла сжала в левом кулаке камень тревоги; она не ощущала ничего, кроме собственного беспокойства. Как они будут справляться без библиотеки по соседству? Элеанор Куин обожала читать, но до сих пор предпочитала свои старые книжки электронной, которую ей подарили на день рождения бабушка с дедушкой. Она, Шоу и Элеанор Куин потратили несколько часов, загружая туда книги, чтобы их хватило, пока они полностью не устроятся.

Орла села на кровать рядом с ней:

– Тебе не нравится электронная книга?

Девочка пожала плечами:

– Она пригодится, когда у меня закончатся бумажные. Не волнуйся.

– Я не волнуюсь.

– Нет, волнуешься. – Когда Элеанор Куин протянула руку и взяла кулак матери, Орла поняла, что делает, и расслабила руку. – Нет ничего лучше, чем сидеть в постели с большой книгой на коленях.

Орла засмеялась:

– Ты говоришь, как пятидесятилетний библиотекарь.

Она поцеловала дочь в лоб и убрала волосы с ее лица. Элеанор была похожа на нее: такой же цвет волос и кожи, хотя черты лица более мягкие, а руки и ноги не такие вытянутые.

Тайко же с его непослушными волосами и бледной кожей был похож на Шоу. Они говорили об этом наедине, о том, что у каждого из них есть ребенок, который пошел по их стопам. Это оставляло надежду, что, кроме физического сходства, дети, возможно, унаследовали и другие их качества. И частью родительской стратегии было помнить, что они сами чувствовали в детстве, чего хотели и какого отношения к себе ждали.

– Много чего изменилось, – сказала Орла. – Наверное, для тебя непривычно, что больше не нужно лезть в кровать по лестнице?

Элеанор Куин улыбнулась, и ее губы обнажили выпуклые передние зубы.

– Мне нравятся стены.

– Их цвет?

Она кивнула, как будто смущенная тем, что может быть этим довольна.

Они покрасили все четыре стены в ярко-бирюзовый. В спальне, которую Элеанор делила с Тайко, им пришлось пойти на компромисс: для него – две бледно-зеленые стены, для нее – две сиреневые. Но ей больше не нравился сиреневый.

– Ты привыкаешь быть вдали от города?

Элеанор Куин пожала плечами:

– Кое-что мне нравится. Но это странное ощущение.

– Какое странное? Странно-плохое? Странно-страшное?

– Странное, как будто некуда идти.

Орла засмеялась:

– Да, любимая моя, нам обеим нужно время, чтобы к этому привыкнуть. Но мы приспособимся. И найдем волшебные вещи – природа полна чудес, так говорит папа. Не знаю, как ты, но я с нетерпением жду, когда обнаружу эти удивительные вещи.

– Я тоже. Но, может, они не будут по-настоящему волшебными? В смысле, как реальная магия. Они будут настоящими. Просто другими, не такими, как в городе.

– Да, думаю, ты абсолютно права. – Орла потерлась носом о нос дочурки, отчего та захихикала. – Моя мудрая девочка. Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Орла начала закрывать дверь, а потом остановилась:

– Хочешь, я оставлю ее приоткрытой?

– Нет, все в порядке…

Голос девочки дрогнул от неуверенности, хотя Орла видела ее решимость преодолеть свой страх.

– Мне жаль, что твоего любимого ночника не оказалось в коробке, но мы его найдем. Может, я сегодня просто не буду закрывать дверь?

– Хорошо.

Элеанор Куин с облегчением улыбнулась и снова уткнулась в книгу.

Орла послала ей воздушный поцелуй и, выходя, оставила дверь приоткрытой. Ей не нужно было указывать Элеанор Куин, когда выключать свет, – дочка делала это сама, когда уставала, и Орла доверяла ей.

Элеанор казалась вполне довольной, несмотря на пропавший ночник, но у Орлы никак не получалось выкинуть из головы то, что она увидела на лице дочери перед тем, как ее саму испугал ветер. Что скрывалось в лесу? Хищники? Сбежавшие заключенные? У них поблизости не было соседей, так что теоретически никто не мог их видеть, шпионить за ними. Но ее городское «я» (с предрассудками из-за дурацких фильмов) считало, что те немногие люди, которые решили жить на болоте, сродни мутантам, людоедам и прочим монстрам.

Из-за этих мыслей по спине пробежали мурашки. Орла пожалела, что не успела купить решетки на окна. А что, если что-то – или кто-то – стоял во дворе прямо сейчас? Наблюдая, как она переходит из комнаты в комнату?

Орла начала спускаться по спиральной деревянной лестнице, но остановилась после трех ступенек, застыв на треугольном пролете. Здешнее окно выходило на задний двор, но нижнюю часть вида загораживал покатый склон крыши кухни на первом этаже – пристройка, добавленная в 1960-х годах. Снег на время перестал падать, и луна, свободная от облаков, освещала белую землю и когти деревьев – ветки, качавшиеся на тихом ветру.

Именно там одиноко стоял этот гигант – белая восточная сосна (Шоу подтвердил, что Орла запомнила название правильно) практически невероятной высоты. Что, если она выросла такой, потому что глотала деревья поменьше? Разве Орла не читала Тайко рассказ, где было нечто подобное? Что, если это дерево меняло форму под покровом тьмы и по ночам ходило вокруг, топча кроликов и мышей?

Заухала сова, и Орла вздрогнула; все тело сжалось в напряжении. Она не привыкла к крикам этих существ. Ей были понятны сигналящие машины или соседи, кричащие по-китайски. Но она никогда не подумала бы, что станет скучать по таким обыденным звукам, которые раньше ее раздражали.

Орла вспомнила свое удивление, когда Шоу с такой готовностью принял ружья от Уокера. Но после короткой ссоры шепотом в чистой прихожей Джули они сошлись на том, что Шоу купит оружейный шкаф. Страшно было думать, что у детей будет доступ к оружию. Но, возможно, муж понял то, чего не поняла она: необходимость в нем.

Спустившись по лестнице, она крикнула Шоу:

– Малыш! Ты знаешь, где лежат ружья?

5

По пути в студию Шоу Орла осмотрела гостиную с недавно покрашенными серыми стенами. Они думали, что краска замаскирует или перебьет аромат дыма, впитавшийся в дерево.

Они еще не зажигали дровяную печь – приземистая и анималистическая, та располагалась в углу комнаты на кирпичах. За десятки лет ее дым въелся в деревянные полы, стены и потолок.

Они уже успели расставить спальный диван и неказистое, но удобное клетчатое кресло, приставные столы, светильники, книжный шкаф и даже пока не подключенный телевизор. Но оставалось еще много неразобранных коробок, большая часть которых была сложена у стены – с книгами, рамками с фотографиями, безделушками, разной одеждой и кухонными принадлежностями.

Орла прикинула, в какую из них могло бы поместиться оружие.

Дверь студии Шоу была открыта настежь, и она нашла его на окне, выходящем на крыльцо. Хотя Элеанор Куин внешне напоминала мать, своей чувствительностью она пошла в отца. Даже взгляд Шоу напомнил взгляд дочери в тот день, когда она осматривала окрестности.

– Ты меня слышал? – тихо попросила Орла, нехотя напугав его и выведя из транса.

– Да. То есть нет… – Он моргнул и повернулся к ней.

– Ружья. – Орле казалось, что она ведет себя как параноик. Но практичная часть ее знала, что у этого есть веские причины. – У нас еще нет шкафа.

– Нет, нет, не волнуйся. Они здесь. – Шоу кивнул в сторону студийного шкафа и взял ее за руку. – Я подумал, что детей все равно здесь не будет, так что ружья пока на полке. Я могу купить шкаф в Платтсбурге, через несколько дней, или заказать на следующей неделе.

Орла кивнула, но не успокоилась. Она и представить себе не могла, чтобы кто-то из ее детей притащил сюда табуретку со ступеньками, нарушив границы личного пространства отца, и принялся искать оружие… Но сколько семей не думали так о собственных детях и в итоге ошиблись?

Другая ее часть вообще не хотела прятать оружие: было бы спокойнее видеть его на крючках над входной дверью – разве не так это делалось в вестернах? Чтобы герой мог схватить его, когда нападают злодеи?

– Эй, что случилось? – Шоу положил ладонь ей на щеку и поцеловал в другую.

– Я не ощущаю себя… в безопасности, – призналась она.

– Как ты думаешь, что может случиться? – спросил он с нежной заботой.

Орла пожала плечами:

– Медведи?

Они обняли друг друга за талию и встали в центре его студии. Взгляд Орлы блуждал по комнате, подмечая ход распаковки его вещей. Может, дело было в появившемся просторе, но новое место уже оказывало на него положительное влияние: все было так аккуратно и хорошо организовано. Его гитары, акустическая и электрическая, приговоренные к пожизненному заключению в их квартире, теперь стояли в одном углу рядом с маленьким усилителем. Шоу установил мольберт рядом с окном, чистый холст стоял наготове. Картины он сложил у стены сразу за дверью. Миниатюрный, некогда захламленный письменный стол стоял у маленького окна, а на нем были ноутбук и полупустая коробка с надписью «ХЛАМ ДЛЯ ЖИВОПИСИ». На полу, еще запечатанная, стояла коробка с надписью «ФОТО И ПРОЧИЙ ХЛАМ», а рядом еще две коробки из-под спиртного, в которых, как она знала, хранились его компакт-диски.

В старой квартире его «хламом» было забито все свободное место в жилой комнате, в которой, соответственно ее названию, они жили: ели, читали, творили, играли, спали. Здесь его вещи не нужно было прятать на книжных шкафах или складывать в угол, как в игре «Дженга». Орла каждый раз охала, увидев что-то в первый раз. Неудивительно, что он боролся за свои идеи – их дом совершенно не вдохновлял. Там был кавардак.

– Как здорово, – сказала Орла, немного завидуя ему: она хотела добавить в свой список онлайн-покупок переносной станок для танцев. Может, у них получится разместить его в гостиной, и у нее появится место, где можно будет делать плие, ронд-де-жамб, девлоппе. Пока Шоу развивает свое ремесло, не хотелось бы потерять свое стройное тело.

– Уже вижу, как удачно здесь днем падает свет… Эта комната – пространство, в котором ты нуждался.

– Так и есть. – Шоу улыбнулся, а потом снова стал серьезным, когда посмотрел на нее. – Ты правда волнуешься о медведях?

– Наверное. Я видела тот список на холодильнике Джули и Уокера. Все животные и сезон охоты на них. Медведи. Рыси. Койоты.

– У меня есть лицензия, я смогу пристрелить их, если они подойдут слишком близко. А еще здесь много безобидных животных. Олени. Гуси. Лягушки.

Шоу легонько ее обнял. Улыбка. Еще один поцелуй в щеку. Но его попытки успокоить Орлу не сработали. Ее взгляд застыл на окне, на мрачных загадках, скрывавшихся за этим тонким стеклом. Чувствовал ли он то же, что их дочь?

– Ты действительно беспокоишься, – сказал он.

Он наклонился к ее лицу, и Орла вернулась в настоящее, в комнату.

– Я просто не… все это мне чуждо. Неужели когда-нибудь я выйду за дверь и найду во дворе медведя? Будут ли люди охотиться на территории нашего дома? Безопасно ли детям играть во дворе?

– Эй, эй, притормози. Именно в этом месте безопасно. Здесь никого не грабят. Пешеходов не сбивают всякие засранцы. Строительные краны не падают на людей; здания не рушатся. И Нацбезопасность не ползает повсюду вместе с вооруженной охраной. Я знаю, что ты не привыкла к такому, но это… это не самое страшное в мире. Понимаешь? – Он говорил так нежно и искренне.

– Знаю. В смысле, часть меня знает. – Она обхватила руками его шею.

Шоу качался вместе с ней, и они вдвоем переступали с ноги на ногу, словно в танце, как часто делали во время объятий.

– Это серьезные изменения, – сказал он; его губы щекотали ее ухо. – Но я бы ни за что не предложил этого, если бы не думал, что вам с детьми будет здесь хорошо. Может, Бин хоть немножко вылезет из своей раковины. Что до Тайко – например, мне в детстве нравился такой задний двор. А что касается тебя… – Он немного отошел, чтобы заглянуть ей в глаза. – Знаю, с моей стороны это было эгоистичное предложение…

– Я так никогда не думала.

– Даже крохотную малость?

– Ладно, бывало, но не в плохом смысле, правда…

– Знаю. – Улыбка Шоу напомнила ей, что иногда ему удавалось читать ее мысли. – Я надеялся… решил, что тебе тяжело будет находиться в городе, который всегда был связан для тебя с балетом; ради него ты туда поехала, ради него осталась. Я подумал, что тебе будет труднее быть на пенсии и оставаться там. Все вокруг напоминало бы о нем. Я не хотел, чтобы ты ощущала… потерю. Это совершенно новая глава. Ты можешь стать новым человеком, и никто не будет спрашивать, скучаешь ли ты по работе.