Нынче 2 Декабря. Я. П. 97.
4-го ездил в Долгое. Очень умиленное впечатление от развалившегося дома. Рой воспоминаний. Два дня почти ничего не писал — только готовил главы Искусства и укладывался. От С[они] самые тяжелые письма. 5[159] приехал. Ее нет. Она в страшном возбуждении уехала к Тройце. Всё наделала моя статья в Сев[ерном] В[естнике]. Я нечаянно ошибся. От Грота глупые письма. Он душевно больн[ой]. Был у Труб[ецкого]. Уступил им. Вечером приехала С[оня], успокоенная. Поговорили и стало хорошо. Ничего не записано. Проснулся дурно.
7 Дек. 97. Москва. Е. б. ж.
Восточная мудрость.
[7 декабря.] — Вчера еще и еще говорили и я слышал от С[они] то, чего никогда не слыхал: сознание своей вины. Это б[ыла] большая радость. Благодарю тебя, Отец. Что бы ни было дальше. Уж это б[ыло], и это большое добро. Был у Стор[оженко]. Вечером б[ыл] Касаткин. Спрашивал об образцах. Утром поправлял Иск[усство]. Ничего не записал — суетно. Здоровье хор[ошо].
8 Дек. 97. Москва. Е. б. ж.
[11 декабря.] Нынче 11. Вот уже сколько дней прожил в Москве. Почти ничего не делал. Толь[ко] поправлял Иск[усство]. Бездна народа и писем. Слава Богу самое важное — хорошее, т. е. не делал ничего, что не должно. Нынче написал письмо Гале. Кажется, выяснилось деление Иск[усства] точно такое, какое было прежде. Грустное впечатление произвели рассказы Ростовцева о Чертк[ове] и письмо И[вана] М[ихайловича]. Потом Таня, Вера, Варя, С[оня], все страдают. Ну им это простительно, но как может страдать христианин? За это время выяснилось положение Грота. Он душевно больной, как все люди — не христиане. Я согласился Трубецкому отдать по частям. Грустное письмо от Ч[ерткова]. Хочется написать ему.
Жить по-Божьи значит быть подобным Богу. А чтобы быть подобным Богу, надо ничего не желать, ничего не бояться, а только любить. А как только будешь любить, то и не будешь ничего желать, ничего бояться. Надо быть подобным Богу, но не тому Богу — Богу Саваофу, творцу, о котором учат церковные веры, чтò очевидно безумно, но быть подобным Богу, которого мы знаем только через любовь. Чтобы быть подобным Богу, надо только любить.
12 Д. 97. Москва. Е. б. ж.
[13 декабря.] Нынче 13. Утро.
Написал письмо Чертковым. Кажется, очень хорошо исправил 10 главу. Вчера читал переписку St. John о половом вопросе и очень возмутился и неприятно поговорил с ним у Русанова. У Рус[анова] голова Х[аджи]-М[урата]. Нынче утром хотел писать Х[аджи]-М[урата]. Потерял конспект. — Кое-что записано. Хочу записать теперь сюжеты, к[оторые] стòит и можно обработать, как должно.
Живы все люди не тем, что они сами себя обдумывают, а тем, что есть любовь в людях.
1) Сергий. 2) Александр I. 3) Персиянинов. 4) Расск[аз] Петровича, мужа, умершего странником. 5) — следующие хуже — Легенда о сошествии Хр[иста] во ад и восстановление ада. 6) Фальшивый купон. 7) Хаджи-Мурат. 8) Подмененный ребенок. 9) Драма христианск[ого] воскресения, пожалуй и 10) Воскресенье, суд над проституткой, 11) Прекрасно. 11) Разбойник — убивающий беззащитных. 12) Мать. 13) Казнь в Одессе.
Как будто бы Бог не хотел, чтобы люди врозь жили, и затем не открыл им того, чтò каждому для себя нужно, а хотел, чтобы они жили заодно, и затем открыл им то, чтò им всем для себя и для всех нужно, — открыл им то, что жизнь их в любви.
Дома тяжело. Но я хочу и буду радостен. —
Записать только две:
1) что физическая связь с случайным супругом есть одно из установленных Богом средств для распространения его истины: для испытания, укрепления сильнейшего и для просвещения слабейшего.
2) Людям, исповедующим сыновность Бога, не радоваться жизни, тосковать есть ужасный грех — ошибка. Если понял, что цель жизни есть деятельность для Бога без своих целей, то ничто не может ни помешать этой деятельности, ни задержать ее. Главное же, жизнь волей неволей идет вперед к лучшему: и своя жизнь и жизнь мира. Как же не радоваться этому движению? Надо только помнить, что жизнь есть движение.
Ты стремишься к благу. И ты получишь то, к чему ты стремишься, если ты стремишься к тому благу, которое достигается любовью: к благу всех.
Пишу и сплю. И потому выражал дурно. До вечера. Е. б. ж. —
Нынче 14 Д. 97. М.
Утро. Вчера получил неприятное письмо от Ч[ерткова] и послал ему ответ. Об изданиях. Третьего дн[я] читал переписку St. John’a о половом общении и раздосадовался и пошел к Русановым и, встретив там St. John, высказал ему резко свое осуждение. Это мучало меня, и я вчера написал ему записку, прося извинения, и получил хороший ответ, тронувший меня.
7 ФЕВРАЛЯ.
Чувствую себя очень нездоровым, в самом дурном расположении духа и потому всем недоволен и не могу любить. И сейчас думаю: Мы тяготимся болезнью, а болезнь есть необходимое благое условие жизни. Только она одна (пожалуй не одна, но одна из главных и всем общих условий) готовит нас к смерти, т. е. переходу в другую жизнь. Потому-то она и послана всем, и детям, и взрослым, и старикам, п[отому] ч[то] все во всех возрастах умирают. А мы тяготимся ею. То, что мы тяготимся болезнями, показывает только то, что мы живем не так, как должно и этой временной и вместе и вечной, а живем только одной временной жизнью. Болезнь есть приготовление к переходу. И потому роптать на болезнь всё равно, как роптать на холод, дожди. Надо пользоваться ими, а не роптать. И только те, кто живет играючи, досадуют на дождь, а кто живет серьезно, тот радуется. Так и болезнь. Мало того: не только болезнь, но дурное расположение духа, разочарован[ие], горести. Всё это помогает отлеплению от мирского и облегчает переход в новую жизнь. В таком я теперь периоде. —
[14 декабря.] Вечер 14. Целый день нездоровилось и в самом дурном расположении духа. Не могу пересилить себя — всё неприятно и тяжело. Ничего не делал — читал и разговаривал.
15 Д. 97. М. Е. б. ж.
Нынче 17 Д. 97. М. Всё в очень дурном состоянии душевном; борюсь с недоброжелательством. Отдал статью. Телеграфировал в Англию. Еще нет ответа. Сейчас куча народа целый вечер. Нынче написал 12 писем. Но ничего не работал. — Нынче думал самое старое: то, что надо совершенствоваться в любви, в чем никто помешать не может и что очень интересно. Любовь же не в исключит[ельных] привязанност[ях], а в добром, не злом отношении ко всякому живому существу. Письма написал: 1) Поше, 2) Маше, 3) Ив[ану] М[ихайловичу], 4) Кн. Вяземск[ому], 5) Бондареву, 6) Страхову, 7) учителю Робинзону, 8) Священнику Долю [?], 9) Crosby, 10) Чижову, 11) Николаеву в Казань, 12) —
Тело должно служить душе. Но часто бывает то, что страсти одолевают человека, и тогда душа делается слугою тела. В этом грех.
Заканчиваю тетрадь в нехорошем настроении. Завтра начну новое. Недовол[ен] нынче и статьею об Иск[усстве].
Чем больше полагает человек жизнь в своем теле, тем больше он грешит и лишает себя истинной жизни — любви.
Для того, чтобы человеку было хорошо, ему нужно освобождаться от власти тела, и в этом самом освобождении от власти тела и состоит жизнь всякого человека.
Жизнь человеческая, хочет ли он этого или не хочет, ведет к все большему и большему освобождению от грехов. Человек, понимающий это, помогает своими усилиями тому, чтò делается его жизнью, и жизнь такого человека согласна с тем, чтò делается с ним.
Губительные последствия грехов для отдельных лиц, совершающих их, так же, как и для обществ людей, среди которых совершаются грехи, так очевидны, что с самых древних времен люди видели происходящие от них бедствия и проповедовали и издавали законы против грехов и наказывали за них: запрещалось воровать, убивать, развратничать, клеветать, опьяняться. Но несмотря на запрещения и казни, люди продолжали и продолжают грешить, губя жизни свои и ближних.
Происходит это оттого, что существуют для оправдания грехов лживые рассуждения, по которым выходит, что могут быть такие исключительные обстоятельства, в которых грехи не только простительны, но необходимы. Лживые оправдания эти суть то, чтò в Евангелии называется соблазнами.
Вот от этих-то соблазнов, лживых оправданий грехов, люди большей частью не исправляются от грехов, а продолжают коснеть в них, и, чтò хуже всего, возводят эти соблазны в учения веры и воспитывают в них молодые поколения.
Отчего дети нравственно выше большинства людей? Оттого, что разум их не извращен ни суевериями, ни соблазнами, ни грехами. На пути к совершенству у них ничего не стоит, тогда как у взрослых стоят грехи, соблазны и суеверия. Детям надо только жить, взрослым надо бороться.
В нравственном мире все связано еще теснее, чем в плотском. Всякий обман влечет за собою ряд обманов, всякая жестокость — ряд жестокостей.
8 ФЕВРАЛЯ.
Есть грехи против людей и есть грехи против себя. Грехи против людей бывают оттого, что человек не уважает дух Божий в другом человеке. Грехи против самого себя — оттого, что человек не уважает дух Божий в самом себе и потакает своей телесной похоти.
Если бы не жадность, ни одна птица не попала бы в сети, и птицелов не поймал бы ни одной птицы. На ту же приманку ловят и людей. Брюхо — это цепь на руки и кандалы на ноги. Раб брюха всегда раб. Хочешь быть свободен, прежде всего освобождай себя от брюха. Борись с ним. Ешь для того, чтобы утолить голод, а не для того, чтобы получить удовольствие.
По Саади.
Вредные, губительные для жизни последствия в виде телесных и духовных страданий неизбежно следуют за грехами людей, будут ли это простые телесные грехи, соблазны или суеверия. Разница только в том, что человек, завязший в грехах простых телесных, скорее может опомниться, почувствовать их последствия на своей жизни (обжора, блудник, злящийся человек), тогда как человек, живущий в соблазнах гордости, тщеславия, богатства, может долго не видеть последствий своих грехов. И еще меньше могут видеть свои грехи люди, усвоившие суеверия общественные, государственные, религиозные или научные.
Что выгоднее: потратить в неделю 4 часа на приготовление хлеба и потом питаться всю неделю этим хлебом с водой, или тратить 21 час в неделю на приготовление вкусной и утонченной пищи? Чтò дороже: лишние 17 часов в неделю или сладкая пища?
Всякое убийство отвратительно, но едва ли не отвратительнее всего убийство с целью съесть то существо, которое убито. И чем больше человек обдумывает форму убийства, чем больше сосредоточивает внимание и старание на том, чтобы убитое животное съесть с наибольшим удовольствием, чтобы дать убитому существу наибольшую вкусность, тем это убийство отвратительнее.
М. Ю. Гольдштейн.
Чем меньше потакать телу в еде, одежде, помещении, увеселении, тем свободнее жизнь. И напротив. Только попустись улучшать питье, кушанье, одежду, помещение, увеселения — и не будет конца трудам и заботам.
Бог послал людям пищу, а дьявол — поваров.
9 ФЕВРАЛЯ.
Если не хочешь трудиться, то или унижайся, или насилуй.
Человеку, как всякому животному, нужно трудиться, работать руками и ногами. Человек может заставить других людей делать то, чтò ему нужно, но ему все-таки нужно будет на что-нибудь тратить свои телесные силы. Если он не будет работать нужное, разумное, он будет работать ненужное и глупое.
Надобно бы в муки ада включить вечную праздность, а ее-то, напротив, поместили среди радостей рая.
Монтескье.
Телесная работа особенно важна тем, что она мешает шатанию ума: думанию о пустяках.
Уважать людей надо не по их званию и богатству, а по той работе, которую они делают. Чем полезнее эта работа, тем почтеннее люди. А часто бывает напротив: уважают праздных, богатых людей, а не уважают тех, кто делает несомненно полезные всем дела: земледельцев, рабочих.
Сомнения, печаль, уныние, негодование, отчаяние, — все эти бесы караулят человека, и как только он ведет праздную жизнь, тотчас же нападают на него. Самое верное спасение от всех этих бед — телесная упорная работа. Возьмется человек за такую работу, и все бесы не смеют подойти к нему, и только издалека ворчат на него.
Карлейль.
Ничто так не вредит хорошей жизни, как пренебрежение делам, которые считаются неважными в мирском смысле. Такими делами считаются богатыми людьми служение самому себе: приготовление себе пищи, убирание жилищ, приготовление одежды и др. А между тем для совестливого человека нет более важных дел.
Мы очень много изучали и усовершенствовали в последнее время великое изобретение цивилизации — разделение труда, только мы даем ему ложное название. Правильно выражаясь, надо сказать: не работа разделена, но люди разделены на частицы людей, разломлены на маленькие кусочки, на крошки, так что та малая часть рассудка, которая оставлена в человеке, недостаточна, чтобы сделать целую булавку или целый гвоздь, и истощается на то, чтобы сделать кончик булавки или шляпку гвоздя. Правда, что хорошо и желательно делать много булавок в день; но если бы только мы могли видеть, каким песком мы полируем их — песком человеческой души, то мы бы подумали о том, что это тоже и невыгодно.
Можно заковывать, мучить людей, запрягать их, как скот, убивать, как летних мух, и все-таки такие люди, в известном смысле, в самом лучшем смысле, могут оставаться свободными. Но давить в них бессмертные души, душить и превращать в гниющие обрубки младенческие ростки их человеческого разума, употреблять их мясо и кожу на ремни для того, чтобы двигать машинами, — вот в чем истинное рабство. Только это унижение и превращение человека в машину заставляет рабочих безумно, разрушительно и тщетно бороться за свободу, сущности которой они сами не понимают. Озлобление их против богатства и против господ вызвано не давлением голода, не уколами оскорбленной гордости (эти две причины производили свое действие всегда, но основы общества не были никогда так расшатаны, как теперь). Дело не в том, что люди дурно питаются, но в том, что они не испытывают удовольствия от той работы, посредством которой они добывают хлеб, и потому они смотрят на богатство как на единственное средство удовольствия.
Не в том дело, что люди страдают от презрения к ним высших классов, но в том, что они не могут переносить свое собственное к себе презрение за то, что чувствуют, что труд, к которому они приговорены, унизителен, развращает их, делает их чем-то меньше людей. Никогда высшие классы не проявляли столько любви и симпатии к низшим, как теперь, а между тем никогда они не были так ненавидимы ими.
Рёскин.
10 ФЕВРАЛЯ.
Когда мужчина и женщина сходятся по плоти только ради удовольствия, а не думают о том, что от них родятся дети, то жизнь таких людей бывает несчастная.
Хорошо жить в честном браке, но лучше всего соблюсти свою чистоту, никогда не жениться, жить только для души. Редкие люди могут это. Но хорошо каждому стараться быть таким.
Закон Бога в том, чтобы любить Бога и ближнего; плотская же любовь мужчины к женщине и женщины к мужчине бывает всегда исключительная, так что половое общение, брак, затрудняет человеку исполнение закона Бога — одинаковой любви ко всем людям. И потому Христос проповедует полное целомудрие.
Любовь духовная ко всем людям и любовь между мужчиной и женщиной — две вещи совсем разные. Любовь духовная есть то высшее чувство, которое надо стараться увеличивать в себе, сколько можно; любовь же между мужчиной и женщиной — это такая любовь, от которой человеку надо воздерживаться, сколько он может. Люди часто не различают эти две любви: духовную и плотскую. Не различать их все равно, что не различать слова лести и слова любви.
Мне кажется, что то чувство влюбления, которое испытывают друг к другу чистые молодые мужчина и девушка, есть чувство, содействующее соблюдению целомудрия. Влюбленные юноша и девушка, идеализируя предмет своей любви, не могут не смотреть с отвращением на половой акт. Так что влюбление избавляет молодых людей в самые критические годы от 16 до 20 лет, те самые годы, когда труднее всего борьба с похотью, от падения. Тут и место влюблению. Когда же ему отдаются люди взрослые и особенно после брака, оно уже не бывает чисто, а становится отвратительно.
Говорят, что если люди будут целомудренны, то прекратится род человеческий. Но ведь по церковному верованию должен наступить конец света; по науке точно так же должны кончиться и жизнь человека на земле и сама земля; что же так возмущает людей, что нравственная, добрая жизнь тоже приведет к концу рода человеческого?
Ведь вся жизнь человеческая есть не что иное, как только борьба с грехами, постепенное освобождение от них. Если бы люди освободились от всех грехов, в том числе и от сладострастия, не было бы и жизни. И потому прекращение рода человеческого было бы только то самое, чтò и должно было быть.
Главное же то, что прекращение или непрекращение рода человеческого — не наше дело. Дело каждого из нас одно: жить хорошо. А жить хорошо по отношению полового общения значит жить целомудренно.
Разрешение в браке для двух людей разных полов жить половою жизнью не только не содействует целомудрию, но прямо противно ему.
Целомудрие всегда во всех условиях только содействует духовной жизни. И потому все то, чтò ослабляет его, как разрешение в браке половых сношений, противно требованиям духовной жизни.
Борьба с половой похотью необходима. Но надо заранее знать всю силу врага, не обольщать себя обманчивой надеждой на скорую победу: бой с врагом будет тяжелый. Но не надо падать духом. Пусть будут падения, — как ни тяжелы они, они не страшны. Ребенок падает сотни раз, ушибается, плачет, но, в конце концов, научается ходить. Не падение страшно, а страшно оправдание падения, страшна вся эта ужасная «философская» ложь, выставляющая эти падения то чем-то трагическим, роковым, то чем-то необыкновенно прекрасным и высоким. Пусть, идя по пути к освобождению себя от скверны, к совершенству, мы по слабости и собьемся с него, — все же будем всеми силами стараться итти по нем. Не будем говорить, что грязь — наш удел, не будем «философски» или «поэтически» лгать, оправдывая себя, — будем твердо помнить, что зло есть зло, и мы не хотим делать его.
Наживин.
11 ФЕВРАЛЯ.
Вы слышали, чтò сказано древним: «не убивай; кто же убьет, подлежит суду». (Исход, гл. 20, ст. 13.) А я говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего подлежит суду.
Мат., гл. 5, ст. 21, 22.
«И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли его и злодеев, одного по правую, а другого по левую сторону. Иисус же говорил: Отче! прости им; ибо не знают, чтò делают». (Луки, гл. 23, ст. 33, 34.)
Если бы мы хоть не тогда, когда нас распинают, а когда нам делают маленькие неприятности, говорили бы то же.
Лошадь спасается от врага своим быстрым бегом, и она несчастна не тогда, когда не может петь петухом, а тогда, когда потеряла то, чтò ей дано, — свой быстрый бег.
Собака имеет чутье; когда она лишается того, чтò ей дано, — своего чутья, она несчастна, а не бывает несчастна тогда, когда она не может летать.
Точно так же и человек становится несчастным не тогда, когда он не может осилить медведя или злых людей, или не может иметь много денег, а тогда, когда он теряет то, чтò ему дано, — доброту и разум. Вот такой-то человек воистину несчастен и достоин сожаления.
Не то жалко, что человек состарился, ослабел, лишился денег, дома, имения, здоровья, — все это не принадлежит человеку. А то жалко, когда человек потерял свою истинную собственность, — перестав быть добрым и разумным, на обиду отвечает обидой, на оскорбление — оскорблением.
По Эпиктету.
Для того, чтобы быть в любви со всеми людьми, нужно не дорожить телесными благами, такими, какие не могут быть сразу у многих, а полагать свою жизнь в духовном, в том, чтò может быть у всех людей сразу.
Не думай, чтобы мужество человека состояло только в храбрости и силе: если ты можешь стать выше гнева, простить и восстановить в своей душе добрые чувства к человеку, то ты делаешь лучшее, чтò может сделать человек.
Персидская мудрость.
Человек обидел тебя, ты рассердился на него. Дело прошло. Но в сердце у тебя засела злоба на этого человека, и когда ты думаешь о нем, ты злишься. Как будто дьявол, который стоит всегда у двери твоего сердца, воспользовался тем часом, когда ты почувствовал к человеку злобу, и открыл эту дверь, вскочил в твое сердце и сидит в нем хозяином.
Мы говорим: я потерял жену, мужа, отца, — когда они умерли. Но ведь часто и очень часто бывает, что мы теряем людей, которые не умирают. Мы теряем их, когда расходимся с ними; тогда они хуже, чем умерли для нас. Часто, напротив, бывает то, что мы тогда и находим потерянных людей, когда они умирают. Мы после их смерти сближаемся с ними. Дороже всего не терять людей при жизни.
Ужасны не грабежи, не убийства, не казни. Что такое грабежи? Это — переходы имущества от одних людей к другим. Это всегда было и будет, и в этом нет ничего страшного. Что такое казни, убийства? Это — переходы людей от жизни к смерти. Переходы эти всегда были, есть и будут, и в них нет ничего страшного. Страшны не грабежи и убийства, а страшны чувства тех людей, которые ненавидят друг друга, грабят и убивают, страшна ненависть людей.
12 ФЕВРАЛЯ.
Человек считает себя лучше других людей только потому, что не может понимать их достоинств.
Чем больше человек доволен собой, тем меньше в нем того, чем можно быть довольным.
Гордый человек все силы своего ума направляет на то, чтобы уверить себя в том, что он лучше других людей. А это не может быть правда. И потому, чем гордее человек, тем он бывает лживее.
Считать себя умнее, добрее, лучше других людей никто не может уже по одному тому, что никто не может знать ни ума, ни доброты, ни всех добродетелей других людей.
Бывает так, что именно оттого, что человек чувствует, что все, чтò он делает, дурно, он уверяет себя, что хорошо все то, чтò он делает.
Считать людей одних выше, других ниже, неравными между собой могут только люди, живущие одной телесной жизнью. Если человек живет духовной жизнью, для него не может быть неравенства.
Людям, живущим телесной жизнью, так нужно неравенство, что им недостаточно признавать неравенство человека с человеком, они придумали еще неравенство семей, народов, вер.
Неравенство несовместимо с любовью. Любовь только тогда любовь, когда она, как лучи солнца, падает одинаково на все, чтò подпадает под лучи ее. Когда же она может обращаться на одно, а исключать другое, то это доказательство того, что это уже не любовь, а нечто только похожее на нее.
13 ФЕВРАЛЯ.
Опасно жить для славы людской. Для себя можно сделать много дурного, но для славы людской можно сделать такое, чтò в сто, в тысячу раз хуже всего того, чтò можно сделать для себя.
Трудно различить, служишь ли ты людям для души, для Бога или для людей, для похвалы от них. Поверка одна: спроси себя, будешь ли делать то же, если знаешь вперед, что никто никогда не узнает о том, чтò ты делаешь. Если знаешь это и все-таки будешь делать, тогда наверное делаешь то, чтò делаешь, для души, для Бога.
Трудно избавиться совсем от заботы о славе людской. Желать славы людской, ведь это — то же, что желать любви от людей, а любовь людей не может не радовать. Надо только не отступать от требований совести ради нее.
Приучись быть равнодушным к ложным о себе суждениям. Без такого равнодушия человек не может быть свободным.
Бòльшая часть грехов ослабевают с годами. Но с этим грехом, грехом тщеславия, надо не переставая бороться от детства и до старости. Он упорнее всех.
Часто бывает, что после одушевленного служения людям наступает вдруг разочарование. Отчего это? А только оттого, что служил людям не для Бога, не для души, а для славы людской. А нет славы, нет похвалы — разочарование.
Человека никогда не будут хвалить все. Если он хороший, дурные люди будут находить в нем дурное и будут или смеяться над ним или осуждать его. Если он дурной, хорошие не будут одобрять его. Для того, чтобы все хвалили человека, ему надо перед добрыми притворяться добрым, а перед дурными — дурным. Но тогда и те и другие угадают притворство, и те и другие будут презирать его. Одно средство: быть добрым и не заботиться о мнении других, а награду за свою жизнь искать не в мнении людском, а в себе.
Казалось бы, как удивительны люди, которые живут не для блага других людей, не для блага своего, а только для того, чтобы люди хвалили их. А между тем, как мало людей, которые не дорожили бы больше одобрением своих поступков чужими людьми, чем одобрением своей совести.
14 ФЕВРАЛЯ.
Если ты получаешь доход, не зарабатывая его, то кто-нибудь зарабатывает его, не получая.
Маймонид.
Двумя средствами можно избавиться от бедности: одно — увеличивать свое богатство, другое — приучать себя довольствоваться малым. Увеличивать богатство не всегда можно и всегда нечестно; уменьшать же свои прихоти всегда в нашей власти.
Придет время и скоро, когда люди перестанут верить в то, что богатство дает счастье, и поймут, наконец, ту простую правду, что, наживая и удерживая богатство, люди не улучшают, а ухудшают свою жизнь.
Наживи себе такое богатство, которого никто не может отнять от тебя, которое и по смерти осталось бы за тобою и которое никогда не убавляется и не тлеет. Богатство это — твоя душа.
Индийская поговорка.
Десять добрых людей улягутся и мирно выспятся на одном войлоке, а два богача не уживутся в десяти комнатах. Если доброму человеку достанется краюха хлеба, то половиной ее он поделится с голодным. Но если царь завоюет одну часть света, он не успокоится, пока не захватит еще другую такую же.
Если хочешь милости Божией, то покажи дела. Но, может-быть, и теперь кто-нибудь, как богатый юноша, скажет: «Я все исполнил: не крал, не убивал, не любодействовал». Но Христос сказал, что нужно не это только, а еще что-то другое. Чтò же это такое? «Продай, — говорит, — имение твое и раздай нищим и иди за мною». (Мат., гл. 19, ст. 21.) Итти за ним значит подражать ему в делах. В каких делах? В любви к ближнему; а если юноша, живя в таком изобилии, мог не раздать свое имение бедным, то как же он мог сказать, что возлюбил ближнего? Если любовь сильна, и не на одних словах, то надо показать ее на деле. А богатому показать на деле значит отказаться от богатства.
По Иоанну Златоусту.
Когда вы купили для себя модное украшение, вам надо купить еще десять вещей для того, чтобы все на вас отвечало одно другому. От этого-то богатые никогда не довольны тем, чтò есть у них, и хотят все большего.
Кто имеет меньше, чем желает, должен знать, что он имеет больше, чем заслуживает.
Лихтенберг.
Мы занимаем остров, на котором живем трудами рук своих. Разбитый в кораблекрушении моряк выброшен на наш берег. Имеет ли он такое же, как и мы, естественное право на том же основании, как и мы, занимать частицу земли для того, чтобы кормиться на ней своим трудом? Казалось бы, право это несомненно. А между тем, сколько людей рождается на нашей планете, земле, которым живущие на ней люди отказывают в этом праве. Лавелэ.
Если предположить, что вся обитаемая земля может быть собственностью богатых землевладельцев и что они имеют право на ее поверхность, то все не-землевладельцы не имеют на нее право. Так что не-землевладельцы могут существовать на земле только под условием согласия на то землевладельцев. Мало того: они получают право на место, занимаемое их ногами, только под условием согласия на то богатых землевладельцев. Так что если бы эти не пожелали им дать место отдыха, они должны бы быть свержены с земного шара.
Спенсер.
Жить становится богатым всё стыднее и стыднее, а бедным — всё досаднее и досаднее.
15 ФЕВРАЛЯ.
В каждом человеке живет одно и то же духовное начало, и духовное начало это так велико, что все различия людей, при одинаковости во всех этого начала, не могут уже иметь никакого значения. И потому ни один разумный человек не должен и не может считать себя ни выше, ни ниже другого.
Бог хочет, чтобы его слуги составляли одно и были соединены союзом любви; следовательно, законы, устанавливающие разделение людей на многие сброды (сословия), суть измышления человеческие.
Петр Хельчицкий.
На соблазне неравенства людей основано и грубое патриотическое суеверие, которое поощряется правительством и правящими классами устройством на собранные с народа средства общественных торжеств, зрелищ, памятников, празднеств, располагающих людей к признанию исключительной значительности одного своего народа и величия одного своего государства и правителей его и к недоброжелательству и даже ненависти к другим народам.
Нет положения более вопиющего против христианства, против естественно свойственного всем людям чувства, против здравого смысла, как положение прислуги в богатых домах.
Жизнь наших высших классов стоит в резком противоречии с христианством, — вся она сплошное отрицание идеи братства людей. Несчастный человек, попавший в проклятые тенета этой жизни, должен отказаться от того, чтò всего дороже на свете, — от человеческого отношения к людям. Конечно, он испытывает некоторую сентиментальную симпатию к «меньшим братьям», но он вместе с тем находит, что пригласить одного из них в дом, в котором он обитает, было бы просто оскорблением. И его слова симпатии к бедным и страдающим бесследно исчезают в воздухе, а блеск его драгоценных камней всегда перед их глазами. Карпентер.
Разумные существа, призванные трудиться вместе за одной и той же работой, исполняют в общей мировой жизни то назначение, которому служат члены в человеческом теле. Они сотворены для разумного единодействия. В сознании, что ты член великого духовного братства, есть что-то ободряющее и утешительное.
Марк Аврелий.
Сознание единства всех людей все более и более распространяется в человечестве.
Тот, кто сказал: «Придите ко мне, все труждающиеся и обремененные, и я успокою вас», сделался сам через это средоточием всего человечества, ибо все человечество живет под гнетом притеснения и труда.
Сочтите тех, кто не несет этой тяжести, а налагает ее на других, тех, кто пользуется трудами других и притеснением их, — много ли таковых? На одного господина миллион рабов, на одного счастливца, в смысле сатаны, миллион существ, согбенных до земли, которую они орошают пòтом и слезами. Эти обездоленные создания — это овцы доброго пастыря, овцы Христовы, те, для которых он отдал свою жизнь. Он их зовет к себе, и мало-по-малу, по мере того, как приближаются обещанные времена, они, подняв головы, слушают его голос, узнают его и готовятся ему следовать. Из всех овчарен, из среды всякого народа прибегут эти овцы, ибо все принадлежат доброму пастырю, и он соберет их. Рассеянные, разъединенные, они толпятся в смутном ожидании того, кто поведет их на такие пастбища, где они не будут отданы во власть наемщиков, которые, завидя приближающегося волка, покидают своих овец и убегают, или людям чужим, которые, заботясь лишь о своей выгоде, об удовлетворении своей алчности, присваивают их себе, одеваются их шерстью, питаются их мясом. И придя к доброму пастырю, все овцы соберутся вокруг него, и будет едино стадо и един пастырь.
Цель земной миссии Христа: составить из всех людей народ братьев, соединить всех людей между собой, соединив их с Богом, утвердить их в единении под святыми законами свободы, т.-е. бесконечного и беспредельного прогресса любви, которая есть жизнь вечная всего существующего.
Ламеннэ.
Нельзя любить ни того, кого ты боишься, ни того, кто тебя боится.
Цицерон.
Люди, проповедующие нравственность и ограничивающие ваши обязанности пределами вашей семьи и родины, проповедуют вам эгоизм, более или менее широкий, но который, тем не менее, вреден и вам и другим. Семья и родина — два круга, заключающиеся в еще более широком круге — человечестве. Это две ступени, которые нужно пройти, но на которых не следует останавливаться.
Мадзини.
Сознание своего единства, вытекающее из сознания единого во всех божественного начала, дает людям наивысшее и внутреннее — личное, и внешнее — общественное благо, и потому зло все то, чтò мешает этому единению, и благо все то, чтò содействует ему. Мешают более всего единению суеверия и разделения людей; содействуют истина и любовь.
16 ФЕВРАЛЯ.
«Око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь». Это не человеческий, а звериный закон. И такой закон приписан Богу!
Тот, кто хоть раз испытал радость отплатить добром за зло, тот никогда уже не пропустит случая получить эту радость.
Для чего же разум людей и, главное, вложенная в их сердца любовь, если с ними можно обращаться только как с животными — угрозами, насилием?
Казалось бы ясно, что огонь нельзя тушить огнем, от наводнения — спасаться водой и исправлять зло злом. Но люди вместо того, чтобы признать грехом свою животную низкую потребность мщения, стараются доказать, что месть есть дело разумное, нужное для блага своего и других людей.
Месть, воздаяние обидевшему, оскорбившему, повредившему нам, тем же, чтò он сделал, оправдываемая ложным рассуждением, становится губительным учением о том, что правильно учрежденное насилие может быть полезно людям.
Насилием можно на время помешать людям делать то, чтò они хотят делать, но такая остановка будет только на время. Как плотина не может остановить воду реки, так никакое насилие не может изменить ни чувств ни мыслей людей и не может уничтожить их, а мысли и чувства рано или поздно вызовут свое исполнение.
Казалось бы ясно, что если мы сделаем зло человеку за то, которое он сделал, то и человек этот, как обыкновенно, не признавая того зла, которое он сделал, захочет отплатить таким же злом тем, кто ему сделал зло. Так что зло, которое мы делаем, наверно только увеличивает зло. Но люди не видят, не хотят видеть этого. То же, что они не видят этого, не может изменить и не изменяет самого дела, — того, что всякое воздаяние злом за зло только увеличивает зло до бесконечности.
Люди говорят, что жизнь без насилия невозможна и что справедливая жизнь может быть установлена только насилием. Но если люди насилием учреждают справедливую жизнь, то те люди, которые учреждают такую жизнь, должны знать, в чем справедливость, и быть сами справедливы. Если же одни люди могут знать, в чем справедливость, и могут сами быть справедливы, то почему же всем людям не знать этого и не быть справедливыми?
Как ясно из этого рассуждения, что насилие властвующих есть только мщение, а не достигает той цели, которая предполагается.
Одна собака укусит другую, — и та огрызнется; лошадь лягнет, — и та, которую она лягнула, сделает то же; то же делает ребенок, дурачок, человек, лишенный разума. Но в наше время совершенно непонятно, как можно признавать записанное в дикие времена в законы, признаваемые законами Бога, — «око за око и зуб за зуб». Пора освободиться людям от этого ужасного заблуждения.
17 ФЕВРАЛЯ.
Люди хотят оставаться такими плохими, какие были, а чтобы вся жизнь была лучше.
Слушай, чтò я приказываю, а не смотри на то, чтò я делаю.
Придумать такое устройство общества, при котором все люди станут лучше, кажется очень легким и вполне действительным, и потому люди охотно занимаются переустройством общества, а пренебрегают своим внутренним совершенствованием, — единственным средством действительного улучшения общественной жизни.
Как есть суеверия ложных богов, пророчеств, обрядовых средств угождения Богу и спасения своей души, так есть общее суеверие людей о том, что одни люди могут посредством насилия заставить других людей жить доброй жизнью. Суеверия о богах, о пророчествах и таинственных средствах спасения души уже начинают разрушаться и почти разрушены; суеверие же такого государственного устройства, которое сделает людей счастливыми, признается всеми, и во имя его совершаются величайшие злодеяния.
Устройство внешних форм общественной жизни, без внутреннего совершенствования, — это все равно, что перекладывать без извести, но на новый лад разваливающееся здание из неотесанных камней. Как ни клади, всё не будет защиты от непогоды, и здание всё будет разваливаться.