Номер, с которого прошел звонок, не определился.
– Корморан Страйк слушает.
– Привет, Корморан, – отозвался незнакомый голос с хрипотцой. – Это Джонни.
Последовала короткая пауза.
– Твой отец, – пояснил Рокби.
Страйк, чей усталый рассудок был занят мыслями о Джоан, и тремя незакрытыми делами агентства, и угрызениями совести за обиду, нанесенную партнеру, и поручениями, которыми из-за предстоящего отъезда пришлось загрузить сотрудников, даже не ответил.
Молчание нарушил Рокби.
– Просто захотелось потрепаться, – начал он. – Есть минутка?
Страйк вдруг почувствовал себя бестелесным; совершенно обособленным от всего: от конторы, от своей усталости, от забот, которые несколько секунд назад были крайне важными. Как будто, кроме него самого и отцовского голоса, не существовало более ничего по-настоящему реального, кроме разве что бьющегося в крови адреналина и желания оставить след, который Рокби забудет не скоро.
– Слушаю, – сказал он.
Опять молчание.
– Знаешь, – заговорил Рокби с оттенком смущения, – по телефону не клеится разговор. Надо бы увидеться. Черт-те сколько лет прошло. Сколько воды утекло. Давай встретимся, а? Мне хотелось… так не может продолжаться. Эта… голимая вражда… или как там ее назвать…
Страйк не отвечал.
– Приезжай ко мне домой, – продолжил Рокби. – Поговорим хотя бы, в конце-то концов… ты уже не ребенок. У любой истории есть две стороны. Ничто не бывает сплошь черным или сплошь белым.
Он сделал паузу. Страйк по-прежнему не произносил ни слова.
– Я тобой горжусь, понимаешь? – сказал Рокби. – Честное слово, я чертовски тобой горжусь. Твоими достижениями и…
Окончание фразы повисло в воздухе. Страйк неподвижно вперился в голую стену напротив. За разделяющей офис перегородкой Пат смеялась какой-то шутке Морриса.
– Послушай… – В голосе Рокби появился едва уловимый намек на раздражение: как-никак этот человек привык добиваться своего. – Я все понимаю, но что, блин, я могу поделать? Мне не дано путешествовать во времени. Ал передал мне твои слова, но есть до хера такого, чего ты не знаешь про свою мать и ее кобелей… подъезжай ко мне – сядем, выпьем и все проясним. А кроме того, – тихо и вкрадчиво добавил Рокби, – я смог бы тебя чем-нибудь выручить: исполнить какое-нибудь твое желание, принести искупительную жертву. Я открыт для предложений.
В приемной Хатчинс и Барклай уже собрались уходить – каждого ждала своя работа. Робин думала только о том, чтобы поскорее вернуться домой. В свой законный выходной день ей хотелось отдохнуть, но рядом крутился Моррис, и она опасалась, что он увяжется за ней до метро. Делая вид, что ей необходимо поработать с документами, она рылась в конторском шкафу, пока Моррис и Пат болтали, и дожидалась, когда же он уйдет. Робин как раз открыла старую папку с делом о гулявшем направо и налево неверном муже, когда из кабинета в приемную ворвался голос Страйка. Она, Пат и Моррис как по команде повернули головы. Несколько страниц из папки, которую Робин удерживала в равновесии поверх выдвижного ящика, соскользнули на пол.
– …ДА ИДИ ТЫ В ЖОПУ, МАТЬ ТВОЮ!
Прежде чем Робин успела переглянуться с Моррисом или Пат, дверь из кабинета в приемную распахнулась. Одним своим видом Страйк, бледный, задыхающийся от ярости, внушал ужас. Ринувшись через приемную, он схватил пальто и с лязгом затопал по металлической лестнице.
Робин подняла упавшие страницы.
– Тьфу ты черт, – ухмыльнулся Моррис. – Не хотел бы я оказаться на другом конце провода.
– Кошмарный тип, – с необъяснимым удовольствием изрекла Пат. – Раскусила его с первого взгляда.
40
Там, где без меры сыплются слова,Плодами вслед посыплются удары.Эдмунд Спенсер. Королева фей
Робин не нашла вежливого способа отшить Морриса, чтобы избежать совместной прогулки до метро; так что ей пришлось выслушать два сальных анекдота и соврать о своих планах на Валентинов день – просто потому, что она хорошо представляла, как отреагирует Моррис на сообщение о предстоящем домашнем ужине со Страйком. Прикинувшись не то глухой, не то рассеянной, она пропустила мимо ушей предложение Морриса пересечься как-нибудь вечерком, чтобы обменяться мнениями об адвокатах, и с облегчением пошла своей дорогой, как только ступила с эскалатора на платформу. Когда поезд метро стремительно уносил ее к станции «Эрлз-Корт», она, усталая и слегка подавленная, возвращалась мыслями к Моррису. Неужели он, в силу своей несомненной внешней привлекательности, настолько избалован женским вниманием, что всегда ждет только согласия? А может, она сама виновата: из вежливости и ради сплоченности команды, да еще в такую горячую пору, не стала устраивать разборки, но продолжала улыбаться шуткам ниже пояса, хотя нужно было сказать громко и внятно: «Ты мне не нравишься. Мы никогда не будем встречаться».
В квартире ее встретили восхитительные запахи томящейся на медленном огне говядины и красного вина. Как оказалось, Макс вышел, оставив жаркое в духовке, а Вольфганг, чудом избегая ожога, залег почти вплотную к горячей дверце, чем напомнил Робин фанатов, которые ночуют в палатках, надеясь хоть одним глазком увидеть своего кумира.
Вместо того чтобы до ужина вздремнуть, Робин, уязвленная напоминаниями Страйка о ее недоработках – не додавила Аманду Лоуз, не нашла Пола Сетчуэлла, – сделала себе кофе, открыла ноутбук и устроилась за небольшим обеденным столом. Отправив еще одно электронное сообщение Аманде Лоуз, она загрузила «Гугл». Все буквы из логотипа одна за другой превратились в нежных цветов конфеты в форме сердечек со слоганом на каждой: «УДАЧНАЯ ПАРТИЯ», «ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА», «СВИДАНИЕ ВСЛЕПУЮ», – и по непонятной причине мысли ее устремились к Шарлотте Кэмпбелл. Замужней женщине, конечно, было бы затруднительно в такой вечер пойти на свидание к любовнику. Тогда кого же, подумала Робин, Страйк по телефону послал куда подальше?
Робин занялась Сетчуэллом, решив превзойти успех Страйка в поиске К. Б. Оукдена. Она потасовала имена Сетчуэлла, меняя местами «Пол» и «Леонард», попробовала ограничиться инициалами, исказила написание, но результаты поиска заводили в тупик.
Быть может, художник с волосатой грудью и в обтягивающих джинсах, которого некогда любила Марго, за четыре десятилетия превратился в коллекционера классических авто Лео Сетчуэлла, пухлого дядьку с эспаньолкой и в тонированных очках? Вряд ли, решила Робин, потратив на Лео десять минут: судя по фотографиям в «Фейсбуке», на которых он стоял рядом с единомышленниками, росточку в нем было едва ли пять футов. В Ньюпорте нашелся Брайан Сетчуэлл, но на пять лет моложе, чем надо, да еще с синдромом ленивого глаза, а в Истборне – Колин Сетчуэлл, преуспевающий антиквар. Пытаясь найти фото этого Колина, Робин услышала, как открылась входная дверь. Через пару минут в кухню вошел Макс, несущий пакет с покупками.
– Как там жаркое поживает? – спросил он.
– Отлично, – ответила Робин, хотя даже не удосужилась заглянуть в духовку.
– Катись отсюда, Вольфганг, пока шкуру не опалил, – приказал Макс, открывая дверцу духовки.
К облегчению Робин, жаркое было в полном порядке.
Она закрыла ноутбук. После совместной жизни с мужем, которого возмущало, что она в нерабочее время занимается делами агентства, у нее сохранилось стойкое ощущение, что невежливо сидеть и стучать по клавишам, пока рядом кто-то готовит еду.
– Макс, мне, честное слово, очень неловко, но сегодня вечером с моим братом приедет еще один гость.
– Ничего страшного, – ответил Макс, выкладывая покупки.
– И нагрянуть могут рано. Они не претендуют на ужин…
– Да на здоровье. Этого жаркого хватит человек на восемь. Я собирался остатки заморозить, но можно и прямо сегодня слопать, мне не жалко.
– Спасибо, конечно, за такое гостеприимство, – сказала Робин, – но я же знаю, ты хочешь переговорить с Кормораном наедине, так что могу их увести…
– Не надо: чем больше народу, тем веселее. – Казалось, Макс даже обрадовался перспективе большой компании. – Я же тебе говорил: хватит с меня этого затворничества.
– Что ж… – проговорила Робин. – Тогда хорошо.
У нее были некоторые опасения по поводу этой разношерстной компании, но, сказав себе, что такой пессимизм объясняется только ее усталостью, она перешла в свою комнату, где и промучилась до сумерек в поисках фото Колина Сетчуэлла. Наконец в шесть часов вечера, после переходов по бесконечным перекрестным ссылкам она обнаружила снимок на сайте какой-то сельской церкви, где он, судя по всему, был старостой. Дородный, с низкой линией волос, он ничем не напоминал художника, которого она искала.
Сообразив, что ей пора переодеться и присоединиться к Максу, она уже собиралась закрыть ноутбук, когда заметила, что на электронную почту пришло новое сообщение. Тема была обозначена одним словом: «Крид», и Робин с волнением и тревогой открыла «Входящие».
Привет, Робин.
Краткий отчет: Я передала запрос по Криду двум людям, которых упоминала. Мой контакт в Министерстве юстиции, как я и думала, обнадеживает больше. Конфиденциальная информация: еще одно семейство ходатайствует о повторном допросе Крида. Их дочь так и не нашли, но они всегда предполагали, что обнаруженный в доме Крида кулон принадлежал ей. Мой контакт считает, что совместными усилиями супругов Бамборо и Такер можно будет чего-то добиться. Хотя не знаю, доверят ли проведение такого допроса Корморану. Решение будет приниматься администрацией Бродмура, Министерством юстиции и Министерством внутренних дел, и мой контакт в Минюсте считает, что, вероятнее всего, для допроса откомандируют кадрового сотрудника полиции. Как только будут подвижки, сообщу.
С наилучшими,
Иззи
Прочитав это сообщение до конца, Робин увидела проблеск осторожного оптимизма, хотя и не намеревалась пока сообщать Страйку о своих замыслах. Если повезет, им позволят переговорить с выбранным для этой миссии сотрудником правоохранительных органов до его (или ее) командировки в Бродмур. Она отправила ответ с благодарностями и стала готовиться к ужину.
Даже отражение в зеркале – усталый вид, серые тени под воспаленными глазами, немытая голова – не смогло испортить ей настроения. Для быстроты воспользовавшись сухим шампунем, Робин стянула волосы на затылке, переоделась в чистые джинсы и любимый топ, замазала серые тени тональным кремом и уже на пороге услышала звонок мобильного.
Испугавшись, что это звонит Страйк, чтобы отменить встречу, она испытала откровенное облегчение при виде имени Илсы.
– Привет, Илса!
– Привет, Робин. Корм где-нибудь поблизости?
– Нет, – ответила Робин, вернулась в комнату и села на кровать. – У тебя все в порядке?
Голос Илсы, слабый и бесчувственный, звучал непривычно.
– А ты не в курсе, где Корм?
– Нет, но через десять минут должен быть здесь. Что ему передать?
– Ничего. Я… ты не знаешь, он сегодня встречался с Ником?
– Не знаю. – Робин забеспокоилась не на шутку. – Что происходит, Илса? У тебя ужасный голос.
Потом она вспомнила, что сегодня День святого Валентина, и про себя отметила, что в такой день рядом с Илсой нет мужа. Беспокойство сменилось страхом. Ник и Илса были самой счастливой парой из всех, кого она знала. Месяц с лишним, что Робин прожила у них в доме после ухода от Мэтью, отчасти восстановил ее пошатнувшуюся веру в супружество. Неужели они расстались? Нет, кто угодно, только не Илса и Ник.
– Да так… – сказала Илса.
– Говори, – настаивала Робин. – Что…
В трубке послышались душераздирающие рыдания.
– Илса, что стряслось?
– У меня… у меня случился выкидыш.
– О господи! – потрясенно выговорила Робин. – Господи, как же так… Илса, не могу передать, как я тебе сочувствую.
Она знала, что Ник с Илсой уже несколько лет пытались завести ребенка. Ник об этом никогда не заговаривал, а Илса – лишь изредка. Робин даже не догадывалась, что та беременна. Внезапно она вспомнила, что в свой день рождения Илса не пила.
– Это произошло… в супермаркете.
– Не могу поверить, – прошептала Робин. – О господи…
– Кровотечение началось… в суде… в разгар… важного дела… не могла уйти… – сказала Илса. – А потом… потом… на пути домой…
Речь ее стала бессвязной. У Робин выступили слезы; сидя на кровати, она прижимала к уху телефон.
– …поняла… дело плохо… выхожу из такси… супермаркет… нашла туалет… чувствую… чувствую… а потом… такой… комочек… крохотное… те… тельце.
Робин закрыла лицо рукой.
– И… не знала… что делать… но… там женщина… в туалете… и она… с ней… тоже было… такая добрая…
Дальше было неразборчиво. После потока всхлипов, спазмов, икоты Робин стала наконец понимать обрывки фраз.
– А Ник сказал… сама виновата. Кругом виновата… работаю… слишком много… не проявила… заботы… не ставила… дитя на первое место.
– Как же так? – пробормотала Робин.
Ей нравился Ник. Она не могла поверить, что он мог сказать такое своей жене.
В дверь позвонили.
– Илса, мне надо открыть дверь – возможно, это Корморан…
– Да-да, иди… нормально… все нормально.
Прежде чем Робин успела попросить ее не вешать трубку, Илса прервала разговор. Не помня себя, Робин побежала вниз и распахнула дверь.
Но естественно, это был не Страйк. Если дело не касалось работы, он никогда не приходил вовремя, куда бы она его ни звала, будь то паб, или новоселье, или даже ее собственная свадьба. Вместо него она увидела перед собой Джонатана – брата, который больше других был похож на нее: рослый, стройный, голубоглазый, с рыжеватыми волосами. Сейчас это сходство усиливалось из-за усталости обоих. Под глазами у Джонатана пролегли такие же тени, лицо приобрело пепельный оттенок.
– Привет, Робс.
– Привет, – сказала Робин, позволяя Джонатану себя обнять и пытаясь изобразить радость встречи, – заходите.
– Это Кортни, – представил Джонатан, – а это Кайл.
– Приветик, – хихикнула Кортни, державшая банку пива.
Эта восхитительно миловидная, большеглазая девчушка с длинными черными волосами была как будто слегка навеселе. Кайл, который при входе своим большим рюкзаком нечаянно саданул Робин, оказался на пару дюймов ее выше – худощавый молодой человек с высоким начесом и выбритыми висками, воспаленными глазами и аккуратно подстриженной бородкой.
– Привет, – сказал он с улыбкой, протягивая руку Робин. Со стороны его жест выглядел так, будто он приглашает ее зайти в свою квартиру, а не наоборот. – А ты Робин, да?
– Да, – натянуто улыбнулась она. – Рада познакомиться. Проходите наверх, ужинать будем там.
Поглощенная мыслями об Илсе, Робин шла по лестнице следом за гостями. Кортни с Кайлом хихикали и перешептывались, а Кортни при этом слегка пошатывалась. В гостиной Робин представила всех троих Максу, после чего Кайл бросил свой грязноватый рюкзак на кремового цвета диван хозяина.
– Спасибо огромное, что разрешили у вас остановиться, – сказал Джонатан Максу, который успел накрыть стол на шестерых. – Пахнет очень вкусно.
– Я – веганка, – заявила Кортни, – но могу обойтись чем-нибудь вроде пасты.
– Пасту я приготовлю, это не проблема, – поспешно заверила Макса Робин, которая незаметно для всех сняла грязный рюкзак с кремовой обивки.
Кортни мгновенно встала коленями на диван – как была в мокрых кроссовках – и спросила Робин:
– Это диван-кровать?
Робин кивнула.
– Надо решить, кто где спит, – предложила Кортни, взглянув на Кайла.
Робин показалось, что на этих словах ее брат как-то поник.
– Давайте-ка сначала отнесем все вещи ко мне в комнату, – предложила Робин, когда сумка Джонатана тоже полетела на чистую обивку. – И освободим диван, чтобы после ужина было где посидеть, хорошо?
Ни Кортни, ни Кайл и бровью не повели на просьбу Робин, которая вдвоем с Джонатаном перетаскала их барахло к себе. Брат вытащил из рюкзака коробку шоколадных конфет и вручил ей.
– Спасибо, Джон, чудесно. Ты, случайно, не приболел? Какой-то бледненький.
– Вчера вечером накурился до чертей. Слушай, Робс… не упоминай, что Кортни, ну… что она типа моя девушка.
– Я и не собиралась.
– Вот и хорошо, потому что…
– Вы больше не пара? – сочувственно предположила Робин.
– Мы никогда и не были… так, перепихнулись пару раз, – забормотал Джонатан, – но мне кажется, она положила глаз на Кайла.
Сверху доносился смех Кортни. Улыбнувшись одними уголками рта, Джонатан ушел к своим друзьям.
Робин снова набрала Илсу, но у той было занято. «Хотелось бы надеяться, это значит, что Ник нашелся», – подумала Робин и кинула ей эсэмэску:
Не смогла дозвониться. Пожалуйста, дай знать, что происходит. Я волнуюсь. Робин xxx
Она вернулась наверх и принялась варить равиоли с тыквой для Кортни. Вольфганг, явно учуяв, что жаркое скоро покинет духовку, крутился под ногами у Макса и Робин. Взглянув на часы, она отметила, что Страйк опаздывает уже на пятнадцать минут. Его рекорд составлял полтора часа. Она пыталась держать себя в руках, но не слишком успешно. Памятуя, как он утром отреагировал на ее опоздание…
Когда Робин сливала равиоли, внизу наконец-то раздался звонок.
– Открыть?… – обратился к Робин Макс, разливавший напитки Джонатану, Кортни и Кайлу.
– Нет, я сама, – резко ответила Робин.
Отворив дверь, она сразу поняла, что Страйк, оглядывающий ее сверху вниз блуждающим взглядом, в стельку пьян.
– Извиняюсь, опоздал. – Он еле ворочал языком. – Где тут можно отлить?
Робин сделала шаг назад, уступая ему проход. От него разило «Думбаром» и табаком. Робин, хоть и была на нервах, все же заметила, что Страйк не догадался принести к ужину чего-нибудь выпить, хотя сам явно полдня проторчал в пабе.
– Туалет там, – указала она в нужную сторону.
Страйк исчез за дверью уборной. Робин ждала его на лестничной площадке. Казалось, он никогда оттуда не выйдет.
– Ужинаем наверху, – объявила она при его появлении.
– Еще ступеньки? – пробормотал Страйк.
Когда они добрались до гостиной, он вроде как сделал над собой усилие. По очереди обменялся рукопожатиями с Максом и Джонатаном, вполне внятно выговорил, что рад познакомиться. Кортни на время отлипла от Кайла и бросилась навстречу знаменитому детективу, а тот оценил ее внешность и определенно заинтересовался. Внезапно осознав свой линялый вид и опухшие глаза, Робин вернулась в кухонный отсек, чтобы переложить в пиалу равиоли для Кортни, и краем уха услышала ее голос:
– А это Кайл.
– Ах да, вы тот самый детектив? – с видом полного безразличия сказал Кайл.
Джонатан, Кортни, Кайл и Макс уже что-то пили; Робин налила себе щедрую порцию джина с тоником. Пока она накладывала в свой бокал лед, на кухню в приподнятом настроении зашел Макс – прихватить для Страйка пиво и достать из духовки жаркое под жалобные стоны Вольфганга: объект его вожделения покидал доступные псу пределы.
Пока Макс раскладывал по тарелкам жаркое, Робин поставила перед Кортни равиоли.
– Ой нет, подождите! – вскинулась Кортни. – Это веганское? Где упаковка?
– В мусорке, – ответила Робин.
– Пфф, – скривилась Кортни, встала из-за стола и пошла на кухню.
Из всех сидящих за столом только Макс и Робин машинально не проводили ее глазами. Робин выпила половину своего джина, прежде чем взяться за нож и вилку.
– Слава богу, все в порядке! – прокричала Кортни, стоя у мусорного ведра. – Они веганские.
– Какое счастье, – сказала Робин.
Сидящий по левую руку от нее Макс теперь вытягивал из Страйка экспертное мнение насчет различных сторон жизни и личности своего телегероя. Вернувшаяся к столу Кортни жадно заглатывала равиоли, обильно запивая их вином и рассказывая Джонатану и Кайлу о планах устроить студенческую акцию протеста. Робин молча поглощала еду, одним глазом поглядывая на свой мобильник, лежавший рядом с тарелкой на случай звонка или сообщения от Илсы.
– …фигня полная, – говорил Страйк. – Во-первых, такого в армию никогда не возьмут: он же отсидел за хранение с целью сбыта. Бред сивой кобылы.
– Серьезно? Сценаристы подробно изучали…
– Тут мозгов много не надо – это и ежу понятно.
– …типа да, надеваем только нижнее белье и короткие юбки, ну и аксессуары всякие, – объясняла Кортни, а когда Кайл и Джон рассмеялись, она добавила: – Вот только не надо, все серьезно…
– …нет, это очень важная информация. – Макс делал пометки в блокноте. – Значит, если до начала службы он сидел в тюрьме…
– Если тебя упекли минимум на два с половиной года, в армию дорога закрыта.
– …нет, Кайл, я не буду надевать пояс с подвязками… во всяком случае, Миранда против…
– Понятия не имею, сколько отсидел мой персонаж, – сказал Макс. – Надо проверить. А как в армии обстоят дела с наркотиками – много употребляют?…
– …и она говорит: «Ты что, Кортни, вообще не втыкаешь, насколько оскорбительно называть девушку шлюхой?» А я такая: «Э-э… а сама-то как думаешь…»
– А по-твоему, «Парад шлюх» – он типа ради чего затевается? – распекал Кортни Кайл. Его глубокий грудной голос и весь вид выдавали в нем позера, привыкшего говорить на публику.
У Робин засветился экран мобильного. Пришел ответ от Илсы.
– Прошу меня извинить, – пробормотала Робин, хотя никто не обращал на нее внимания, и направилась в кухню, чтобы прочесть сообщение.
Не хотела тебя волновать. Ник дома. Пришел на бровях, был в пабе с Кормом. Беседуем. Говорит, я неправильно его поняла. А как еще-то? х
Робин, которая была полностью на стороне Илсы, написала:
Вот козел. Но я уверена, что он по-настоящему тебя любит. хxx
Пока Робин наливала себе вторую порцию двойного джина с тоником, Макс крикнул ей, чтобы она достала из холодильника еще пива для Страйка. Когда Робин поставила перед Страйком откупоренную бутылку, он даже не сказал ей спасибо, а только сделал долгий глоток и продолжил громогласно вещать, с трудом перекрикивая Кайла и Кортни, которые теперь обсуждали некую Миранду и ее взгляды на порнографию.
– …я типа понимаю, Миран, что женщина сама решает, что делать со своим телом… Ой, черт, извини…
Неосторожным движением Кортни опрокинула свой бокал с вином. Робин вскочила за бумажными полотенцами. А когда вернулась с рулоном, Кайл уже восполнил потери Кортни. Громкость двух параллельных разговоров неумолимо росла, а Робин тем временем вытерла вино, выбросила в мусорное ведро использованные полотенца и снова села за стол с одним желанием: поскорее оказаться в кровати.
– …нездоровое окружение, это, блин, оригинально, и учти: многие идут в армию именно потому, что хотят служить, а не бежать от…
– Чистая шлюхофобия! – перешел на крик Кайл. – Твоя Миранда, видимо, думает, что официантки на своей работе пищат от восторга, так, что ли?
– …а раз вы с ним ровесники, как он мог служить в Первом стрелковом батальоне? Батальон был сформирован только…
– …и там и там ты продаешься, в чем, сука, разница?
– …только в конце две тыщи седьмого вроде…
– …тем более девчонки тоже любят смотреть порнушку! – Слова Кортни, сказанные в полный голос, пришлись как раз на временное затишье.
Все повернулись в ее сторону; девушка, покраснев, зашлась смехом и прикрыла рот рукой.
– Все в порядке, это мы тут за феминизм базарим, – ухмыльнулся Кайл. – Кортни вовсе не предлагает… как бы помягче выразиться… немного поразвлечься.
– Кайл! – ахнула Кортни, хлопнув его по плечу и снова захихикав.
– Кто будет десерт? – Робин встала, чтобы собрать пустые тарелки; Макс тоже встал.
– Извини, что он так нажрался, – тихо обратилась она к Максу, выбрасывая в мусорное ведро недоеденные равиоли.
– Ты шутишь? – с легкой улыбкой сказал Макс. – Это же кладезь. Мой герой – алкоголик.
Он понес к столу домашний чизкейк – Робин даже не успела сказать, что Страйк обычно так много не пьет; и вообще таким пьяным она видела его только один раз. Правда, тогда он был грустным и мягким, а сегодня в нем чувствовалась скрытая агрессия. Робин вспомнила, как днем он прокричал кому-то: «Иди в жопу, мать твою!», и опять задумалась: с кем же разговаривал Страйк?
Держа в одной руке лимонный торт для гостей, а в другой – третий большой джин-тоник для себя, Робин вслед за Максом вернулась к столу, где Кайл излагал собравшимся свои взгляды на порнографию. Робин не понравилось, с каким выражением лица Страйк смотрит на молодежь. Он часто проявлял инстинктивную антипатию к юношам, которых трудно представить в военной форме; Робин могла только надеяться, что сегодня он будет держать свои чувства при себе.
– …одна из форм досуга, не более… – Кайл сопровождал свои слова экспансивными жестами.
Опасаясь новых эксцессов, Робин улучила момент и отодвинула почти пустую бутылку, чтобы ее ненароком не опрокинули.
– Если смотреть на нее объективно, отрешившись от всякого пуританского дерьма…
– Ага, точно, – согласилась Кортни. – Женская агентивность по отношению к собственным…
– …кинематограф, гейминг – все это стимулирует центры наслаждения у нас в мозгу. – Кайл указал на свою безупречную прическу. – Кто-то может возразить, что кинематограф – это эмоциональная порнография. А морализаторское, инспирированное негодование по поводу порн…
– Если в составе есть молочные продукты, я к этому не прикоснусь, – прошептала Кортни, склонившись к Робин, но та сделала вид, будто ничего не слышала.
– …женщины хотят зарабатывать своим телом – это наглядная иллюстрация расширения возможностей женской самореализации, и правомерно утверждать, что в этом больше социальной пользы, чем…
– Когда я служил в Косове… – неожиданно заговорил Страйк, и к нему повернулись изумленные лица всех трех студентов; он молча обшарил карманы в поисках сигарет.
– Корморан, – начала Робин, – здесь нельзя ку…
– Без проблем, – вставая, возразил ей Макс. – Сейчас пепельницу принесу.
С третьей попытки Страйку удалось высечь из зажигалки язычок пламени; остальные в молчании наблюдали за его действиями. Не повышая голоса, он оказался в центре внимания.
– Кому чизкейк? – в тишину предложила Робин с ненатуральным оживлением.
– Я такое не ем, – сказала Кортни, надув губки. – Вот лимонный торт я бы…
– Когда я служил в Косове, – повторил Страйк, – выпуская дым навстречу Максу, который вернулся, поставил перед ним пепельницу и сел на свое прежнее место, – ваше здоровье… мне довелось расследовать дело о порнографии… точнее, о торговле живым товаром. Двое военнослужащих оплатили секс с несовершеннолетними девочками. Это было снято на скрытую камеру, после чего видео выложили на «Порн-хаб». Началось международное гражданское расследование. Оказалось, в порноиндустрии там было задействовано множество мальчиков и девочек, не достигших половой зрелости. Самому младшему едва стукнуло семь. – Глубоко затянувшись сигаретой, Страйк с прищуром посмотрел сквозь дым на Кайла. – И какая же в этом, позволь спросить, была социальная польза?
Наступила краткая зловещая пауза; студенты не сводили глаз с детектива.
– Ну, само собой разумеется, – с тонкой полуусмешкой сказал Кайл, – это… это… совершенно другая история. О детях речи нет… это не… это противозаконно, так ведь? Я о другом говорю…
– В порноиндустрии процветает торговля живым товаром, – перебил Страйк, все так же рассматривая Кайла сквозь дым. – В основном этим товаром становятся женщины и дети из стран с низким уровнем жизни. В том деле, которое расследовал я, фигурировало видео маленькой девочки с полиэтиленовым пакетом на голове: ее насиловали через задний проход.
Краем глаза Робин заметила, как Кайл и Кортни быстро переглянулись, и, ощутив себя как в падающем лифте, поняла, что брат, скорее всего, поделился с друзьями ее личной историей. Единственным из всей компании, кто чувствовал себя совершенно непринужденно, оказался Макс. Он наблюдал за Страйком с бесстрастным вниманием химика, контролирующего ход эксперимента.
– Видео этой маленькой девочки набрало более ста тысяч просмотров, – сказал Страйк и, не вынимая изо рта сигареты, отрезал себе чуть ли не треть чизкейка, чем практически разрушил весь десерт до основания. – Немало простимулировано центров наслаждения, скажи? – продолжил он, подняв взгляд на Кайла.
– Нет, ну слушайте, это же совсем другое. – Кортни бросилась на защиту Кайла. – Разговор был о женщинах, которые… это право женщины, взрослой женщины – решать, как распорядиться своим те…
– Сам сварганил? – с набитым ртом спросил Макса Страйк, держа сигарету в левой руке.
– Сам, – ответил Макс.
– Обжиралово! – похвалил Страйк и опять повернулся к Кайлу. – Сколько тебе известно официанток, которых втянули в это занятие?
– Естественно, ни одной, но… я что хочу сказать: вам же по долгу службы приходилось смотреть такие гадости, раз вы служили в военной полиции…
– А если не приходится на это смотреть, то все хорошо, ага?
– Ну, если у вас такие взгляды… – начал Кайл, залившись краской, – если это вас возмущает, вы, должно быть, никогда… на досуге не смотрели порно, вы не?…
– Если никто не хочет добавки десерта, – громко заговорила Робин, вставая и указывая в сторону дивана, – давайте пересядем вот туда и будем пить кофе?
Не дожидаясь ответа, она направилась в кухонный отсек. У нее за спиной заскребла по полу пара отодвигаемых стульев. Робин поставила чайник, спустилась в туалет и там, сделав свои дела, закрыла лицо руками и посидела еще минут пять на унитазе.
Почему Страйк пришел в чужой дом в таком состоянии? Зачем они за столом затеяли дискуссию об изнасилованиях и порнухе? Тот, кто на нее напал, был сам не свой до жесткого порно, особенно с элементами удушения, однако судья счел, что история его интернет-поисков – это недопустимое доказательство. Робин не желала знать, смотрит Страйк на досуге порно или нет; она не хотела задумываться о развратных действиях – а тем более на камеру – в отношении попавших в сексуальное рабство малолетних и точно так же не хотела вспоминать ни фотографию Моррисовой эрекции у себя в телефоне, ни сексуальный эпизод со смертью женщины на пленке, которую выкрал Тэлбот. Усталая и опустошенная, она спрашивала себя: почему Страйк не может оставить в покое этих студентов – хотя бы из уважения к хозяину дома, не говоря уже об уважении к ней, своей напарнице?
Робин поплелась наверх. На полпути в гостиную она услышала разгоряченный голос Кайла и поняла, что конфликт нарастает. С лестничной площадки она увидела, что все пятеро сидят за кофейным столиком, на котором стоят кофеварка, бутылка и шоколадные конфеты, привезенные Джонатаном. Страйк с Максом сидели над стаканами бренди, а Кортни, которая уже изрядно напилась, хотя, конечно, не так, как Страйк, кивала каждому высказыванию Кайла и еле удерживала в руках чашку кофе. Робин в одиночестве уселась за обеденный стол, подальше от остальных, достала из сотейника кусок говядины и скормила трогательно благодарному Вольфгангу.
– Смысл в том, чтобы реабилитировать и пересмотреть оскорбительные выражения в адрес женщин, – внушал Кайл Страйку. – Вот в чем смысл.
– И для достижения этих целей приличные девушки из благополучных семей должны прогуляться по улице в нижнем белье, так? – спрашивал Страйк хриплым от алкоголя голосом.
– Ну не обязательно уж прямо так, в ниж… – начала Кортни.
– Главное – покончить с обвинениями жертвы, – в полный голос доказывал Кайл. – Неужели вы?…
– И каким же образом это прекратит обвинения жертвы?
– Ну, сам…чевидно, – так же громко сказала Кортни, – защёт изменения подпут… подспудных оценок…
– То есть, по-твоему, насильники увидят, как вы толпой маршируете по улице, и подумают: «Харе, больше не будем насильничать», так?
Кортни и Кайл принялись орать на Страйка. Джонатан в тревоге посмотрел на сестру, у которой опять что-то екнуло в животе.
– Главное – это дестигматизация…
– Что вы, что вы, не поймите превратно, множеству мужиков будет в кайф глазеть, как вы прошествуете мимо в лифчиках, – перебил Страйк, неопрятно прихлебывая виски. – А уж как вы будете смотреться в «Инстагра…»
– Да при чем тут «Инстаграм»?! – Кортни была уже на грани истерики. – У нас серьезный разговор насчет…
– …мужиков, которые называют женщин шлюхами, ты уже сказала. – Страйк без труда ее перекричал. – Ох, как же они устыдятся при виде ваших игрищ в мини-юбчонках.
– Да при чем тут «устыдятся»? – взвилась Кортни. – Вы упускаете самую…
– Ничего я не упускаю, не бзди, – высказался Страйк. – Я просто говорю, что в реальном мире такой Парад долбаных Шлюх…
– «Парад Бэ»! – в один голос выкрикнули Кайл и Кортни.
– …никого не гребет. Те мужики, которые называют женщин «бэ», посмотрят на ваш цирк и скажут: «Глядите, бэ идут!» Дес…дестиг…матируйте хоть до усера, но в реальном мире отше…отношение не изменится, если вы объявите, что «бэ» – это не обс… не оскорбительно.
Вольфганг, который терся у ног Робин в надежде выклянчить еще мясца, громко завыл, и на этот вой обернулся Страйк. Взгляд его упал на Робин, бледную и бесстрастную.
– А ты что на этот счет думаешь? – громогласно спросил ее Страйк, который взмахнул стаканом в сторону молодняка и выплеснул бренди на ковер.
– Я на этот счет думаю, что хорошо бы сменить тему, – ответила Робин, у которой защемило сердце.
– А ты бы лично вышла на сраный марш?…
– Не знаю; возможно, – ответила она.
У нее в ушах стучала кровь; ей хотелось одного: чтобы этот разговор наконец прекратился. Ее несостоявшийся убийца во время нападения без остановки хрипел «шлюха, шлюха», и если бы он сжал ей горло еще на полминуты, других слов она бы в этой жизни уже не услышала.
– Деликатничает, – сказал Страйк, оборачиваясь к студентам.
– Вы теперь от лица женщин выступаете? – насмешливо спросил Кайл.
– От лица реальной жертвы насильника! – воскликнула Кортни.
Гостиная искривилась. Повисло липкое молчание. Боковым зрением Робин заметила, что на нее смотрит Макс.
Хотя и не с первой попытки, Страйк встал. Робин догадывалась, что он ей что-то говорит, но фразы сливались в сплошной гул: ей заложило уши. Страйк качнулся в сторону двери: он собрался уходить. У порога он чуть не снес дверную коробку – и скрылся из виду.
Все глазели на Робин.
– Боже, прошу прощения, если наговорила лишнего, – зашелестела Кортни через прижатые к губам пальцы. В глазах у нее блестели слезы.
Внизу грохнула дверь.
Робин поднялась из-за стола.
– Ничего страшного, – выдавил где-то далеко голос, похожий на ее собственный. – Я сейчас.
Она вышла вслед за Страйком.
41
И стали грозно копьями трясти,Один другому метил жалом в грудь,Забыв, что прежде вел их дружбы путь.Эдмунд Спенсер. Королева фей
Незнакомая темная улица озадачила пьяного Страйка. Пока он, раскачиваясь, стоял на месте, не в состоянии решить, в какой стороне находится метро, его хлестали порывы ветра и дождевые струи. Обычно он полагался на внутренний компас, который сейчас указывал вправо; туда он и побрел, спотыкаясь, на ходу ощупывая карманы в поисках сигарет и смакуя кайф от выплеска напряжения и злости. Ужин вспоминался ему в виде разрозненных фрагментов. Возмущенная багровая физиономия Кайла. «Мудила. Долбаные студентики». Охотно смеющийся Макс. Изобилие жратвы. Еще большее изобилие бухла.
Дождь искрился в свете уличных фонарей и размывал поле зрения Страйка. Предметы вокруг него то сжимались, то увеличивались, особенно припаркованная машина, которая внезапно оказалась у него на пути, когда он решил пройти по проезжей части. Его толстые пальцы безрезультатно шарили в карманах. Он не мог найти сигареты.
Тот последний стакан бренди – это был перебор. На языке до сих пор оставался мерзкий вкус. Он терпеть не мог бренди, а тут еще они с Ником сперва накачались «Думбаром».
Движение против ураганного ветра требовало изрядных усилий. Благодушное состояние постепенно испарялось, но дурнота не подступала, даже после горы жаркого из говядины и здоровенного куска чизкейка, хотя на самом деле о них лучше было сейчас не вспоминать, равно как и о двух пачках сигарет, выкуренных за последние сутки, и о бренди, вкус которого по-прежнему обволакивал рот.
У него вдруг скрутило желудок. Пошатываясь, Страйк добрел до промежутка между двумя машинами, согнулся пополам, и его стошнило так же обильно, как на Рождество, потом снова и снова, и под конец рвота сменилась сухими спазмами. С мокрым от испарины лицом Страйк выпрямился, утирая рот тыльной стороной ладони; в голове словно бил молот. Он не сразу заметил, что за ним наблюдает стоящая поодаль фигура с неистово развевающимися по ветру светлыми волосами.
– Чт?… А, – выдавил он, когда зрение сфокусировалось на Робин, – это ты.
Он подумал, что она принесла забытые им сигареты, и с надеждой посмотрел на ее руки, но в них ничего не было. Страйк отошел от водостока с блевотной лужей и прислонился к другой припаркованной машине.
– С обеда до вечера просидел с Ником в пабе, – сказал он, с трудом ворочая языком и возомнив, что Робин о нем тревожится.
Ему в зад упиралось что-то твердое. Значит, сигареты были при нем, и он обрадовался: лучше ощущать во рту вкус табака, а не блевотины. Вытащив пачку из заднего кармана, он после нескольких фальстартов ухитрился закурить.
Наконец до его сознания дошло, что Робин ведет себя странно. Вглядевшись в ее лицо, он отметил бледность и непонятную изнуренность.
– Что?
– Что? – повторила она. – Ты, мать твою, еще спрашиваешь «что?».
Робин сквернословила гораздо реже, чем Страйк. Влажный ночной воздух, обдававший холодом потное лицо Страйка, подействовал отрезвляюще. Видимо, Робин была страшно зла: такой он ее раньше не видел. Но спиртное замедляло все его реакции, и он, не найдя ничего лучше, повторил:
– Что?
– Ты ввалился с опозданием, – бросила она, – потому что, конечно, тебе так удобно, ты же ни разу в жизни, е-мое, не проявил ко мне элементарной вежливости и не пришел к назначенному времени…
– Что?… – в очередной раз произнес Страйк, но не потому, что добивался ответа, а скорее от недоумения. В его жизни она была уникальной женщиной, которая никогда не пыталась его переделать. Но сейчас перед ним стояла не та Робин, которую он знал.
– Ты приперся пьяный в хлам, потому что, конечно же, так тебе удобно, ведь я же – пустое место, правда? Робин – о нее можно ноги вытирать, кто она вообще такая? Да насрать на нее, и на ее соседа, и на ее родню…
– Да им было пофигу, – сумел выдавить Страйк.
Он не слишком отчетливо помнил этот вечер, но был уверен, что уж Максу точно было по барабану, если он перебрал. Макс весь вечер сам подливал ему бухло… Макс поржал над его шуткой, которую сейчас было уже не припомнить. Макс – нормальный мужик.
– …а потом ты обрушился на моего брата и его друзей. И затем, – не унималась Робин, – горланил о моей тайне, которую я не доверяю никому…
У нее навернулись слезы, сжались кулаки, оцепенело туловище.
– …никому, перед чужими людьми, чисто довода ради. Тебе хоть раз приходило в голову…
– Постой, – прервал ее Страйк, – я никогда…
– …хоть раз приходило в голову, что мне не хочется обсуждать тему изнасилования – в присутствии совершенно посторонних людей?
– Я никогда…
– Зачем ты стал меня спрашивать, как я отношусь к «маршам Бэ»?
– Ясн… дело, потому…
– Обязательно было поднимать за столом тему детского порно?
– Да я токо… для поддержа…
– А потом ты просто взял да отвалил – и гори все…
– Судя по всему, – перебил Страйк, – чем быстрее я уйду, тем луч…
– Лучше для тебя, – наседая на него, показала зубы Робин; никогда раньше он ее такой не видел, – потому что тебе было удобно сбросить всю свою агрессию в моем доме, а потом, как обычно, шмыгнуть в кусты и оставить меня разгребать дерьмо!
– Как обычно? – повторил Страйк, приподняв брови. – Погоди…
– Сейчас я должна туда вернуться, всех успокоить, всех привести в чувство…
– Никому ты ничего не должна, – возразил Страйк. – Проспись, йопта, если ты…
– Это. Всегда. Достается. МНЕ! – Робин перешла на крик и с каждым словом била себя в грудь; Страйк, заткнувшись от обалдения, уставился на нее. – Это я говорю за тебя «спасибо» и «пожалуйста» нашей секретарше, когда тебе до фонаря! Это я выгораживаю тебя перед другими, когда ты выплескиваешь свое плохое настроение! Это я хлебаю предназначенное тебе говно…
– Так, значит? – произнес Страйк, оттолкнувшись от стоящей машины и глядя на Робин с высоты своего роста. – Откуда что взялось?
– …а ты, при всем, что я для тебя делаю, не можешь прийти трезвым на один-единственный ужин…
– Если хочешь знать, – сказал Страйк, в котором закипала злость, возрождаясь из пепла недавней эйфории, – я был в пабе с Ником, у которого…
– …жена только что потеряла ребенка! Без тебя знаю… А что, интересно, он, мать его, делал с тобой в пабе, бросив ее?…