– Возникла хулиганская мысль: а если бы эти ребята, которые пришли с пресловутой колбочкой с мочой в галерею, заявили, что их действие – перформанс, акт искусства, как сделали это Pussy Riot в храме Христа Спасителя. Какая была бы тогда реакция?

– Никакой. В том-то и дело. В книге «Последний советский писатель» есть такой эпизод. Когда я вёл «Контекст», мы обсуждали как раз фаллос, нарисованный группой «Война» на питерском мосту. В студии была Ольга Свиблова и ещё кто-то продвинутый. Я их спрашиваю: «Это, по-вашему, искусство?» Они в один голос: «Настоящее! Да ещё напротив здания ФСБ. Вообще супер!» Тогдашний министр культуры Авдеев даже премию «Войне» отвалил, за что его, кажется, и упекли послом в Ватикан. Тогда я спрашиваю: «А если тот же самый прибор нарисовать на стене музея академика Сахарова, тоже искусство?» «Ну, что вы, – возмутились они, – это хулиганство!» «А почему?» И они поняли, что попались: «Прекратите съёмку, это надо срочно перезаписать!» Я упёрся: «Что сказано, то сказано!» Они побежали к начальству и добились своего…

«А чем Слава Малежик хуже Боба Дилана?»

– Сегодняшние возможности издания книг создают такой широкий спектр предложений в книжном магазине, что у читателей возникает необходимость искать какие-то ориентиры, чтобы не утонуть в этом море. Одним из таких важных ориентиров всегда была Нобелевская премия. И вдруг мы видим ваше высказывание: «Я к Нобелевской премии отношусь с юмором».

– А как ещё? После Светланы Алексиевич, лауреата прошлого года, можно любому блогеру-русофобу «нобелевку» выдавать. Кстати, мы одновременно с ней получали премию Ленинского комсомола: я – за повесть «ЧП районного масштаба», а она за публицистику. Почему премию дали Бобу Дилану, а, скажем, не Славе Малежику? Малежик нисколько не хуже Боба Дилана… Где критерий? Бунин, Шолохов, Бродский – это я понимаю…

– Во всяком случае, Дилан проявил некую скромность, что ли, или трезвую самооценку, не сразу явился за этой премией – две недели просто молчал.

– Значит, он умный человек, и, наверное, очень удивился.

– Хотя в принципе он приличный поэт.

– Надеюсь… Хотя под гитару можно спеть даже инструкцию по разведению кроликов. Если бы Нобель узнал, кому дают сейчас его премию в области литературы и сколько там теперь политики, он бы собрал свой динамит, запалил и рванул, как шахид, вместе с Нобелевским комитетом.

– А на что же тогда ориентироваться?

– На «Литературную газету» и вкус умных друзей.

– … Так вам везёт, у вас есть такие друзья. А у нас-то нет.

– Мне звоните! А если без шуток, то проблема, действительно, есть и серьёзная. В советские времена критика носила, как ни странно, прежде всего эстетическую направленность, и уже потом идеологическую. Оценивали: как написано – хорошо или плохо, интересно или неинтересно, отражает реальные процессы или нет, есть литературная новизна или одни перепевы… Нынче критика обслуживает премиальные фонды, издательские концерны и тусовку. Что тут могу посоветовать? Ну, читайте «Литературную газету». У нас в каждом номере около 20 рецензий на новинки. Есть даже рубрика «Литературный прозектор».

«Кто вы, писатель Поляков? На кого работаете?»

– Мы пытались ваш политический портрет составить. И как-то немножко растерялись. Вот вы жёстко власть критикуете – а либералов, которые тоже против власти, – критикуете не меньше. Не с ними, то есть. Нестыковка какая-то.

– Видите ли, писатель по роду занятий обязан быть оппозиционером. Власть – это всегда, в общем-то, насилие. Хорошо ещё, если разумное и необходимое. Кто вступится за малых мира сего? Писатель. Кто сформулирует то, чем именно недоволен народ? Писатель. Однако оппозиция совсем не обязательно должна быть непримиримой. Вот к Ельцину я был в непримиримой оппозиции, потому что это была не власть, а напасть. С нынешней властью я состою скорее в критическом соратничестве.

– Что категорически не приемлют наши либералы, которым всё революции подавай…

– Конечно, они критикуют власть, чтобы самим стать властью: «Мы создаём Кремлю проблемы за то, что сами не в Кремле мы!» Я же просто хочу, чтобы наша страна жила лучше во всех отношениях. Например, недавно спросил у президента: «А почему, например, к столетию великого русского композитора Свиридова поставили памятник Ростроповичу?» Он очень удивился. Теперь собираюсь спросить, почему памятник Плисецкой в Москве поставили раньше, чем Улановой? Странно как-то выходит…

– Кстати, а почему так получилось?

– Сведущие люди говорят: «А вы найдите денег на памятник Свиридову, и мы ему тоже поставим!» Значит, на памятники Ростроповичу и Плисецкой сбросились. Хорошо это? С одной стороны, неплохо: нашлись щедрые люди. Но с другой стороны, должна же быть какая-то внятная государственная политика по увековечиванию имён выдающихся сограждан. Если мы будем ставить памятники на коммерческой основе, то далеко зайдём. Как известно, криминал денег на мрамор для усопших братков никогда не жалел. А что у нас с юбилеями выдающихся людей? Вы слышали про надвигающиеся 150-летие Горького и 200‐летие Тургенева? Нет? То-то и оно. А по поводу 100-летия Солженицына, которое грянет в 2018-м, всех ещё в 2014-м на высокий старт поставили.

– У нас как-то… чем больше писатель презирает свою страну, тем почему-то его больше поднимают на щит. Вы не замечали?

– Не только замечал, но и постоянно об этом говорю. Но поймите правильно: это не значит, что писатель не может поссориться с властью, уехать из страны, ругать её из-за границы. Может. А бывает – и должен. Но нельзя лишь это обстоятельство делать решающим при оценке места человека в отечественной культуре. Но именно так чаще и происходит…

«А на Украину меня не пускают за Раду Переяславскую…»

– Юрий Михайлович, вас на Украину не пускают?

– Не пускают, я в списке невъездных…

– Вы в список скопом попали или за какие-то конкретные прегрешения?

– Я думаю, что за позицию «Литературной газеты» прежде всего, хотя жена у меня, между прочим, украинка и родилась в Борисполе. Мы в «ЛГ» о том, что происходит на Украине, стали писать гораздо раньше, чем другие наши СМИ. Ещё в 2002—2003 году у нас была рубрика «Севастопольские рассказы», где мы писали о незалежных безобразиях в городе русской славы. А чтобы не подставлять наших инсайдеров, мы сфотошопили мордашку симпатичной девушки и придумали ей псевдоним – Рада Переяславская. И вот мне звонит из посольства Украины какой-то советник: «Мы внимательно читаем колонку. Рада Переяславская, конечно, – талантливый журналист, но многое пишет неправильно. Мы хотели бы побеседовать с ней. Вы можете нам такую встречу организовать?» Я мнусь: «Это, знаете, будет примерно так же трудно, как организовать вам встречу с Козьмой Прутковым». На что он мне ответил: «Можно и с Козьмой Прутковым тоже встретиться». Мы потом опубликовали ещё немало острых материалов на украинскую и крымскую темы, как говорится, по собственной инициативе, не дожидаясь, пока власть озаботится проблемой. Наверное, поэтому, когда в честь воссоединения с Крымом наградили большую группу российских журналистов, про «Литературную газету» даже не вспомнили…

Беседовали Любовь Моисеева и Александр Гамов«Комсомольская правда», декабрь 2016 г.

2017

Что год пришедший нам готовит?

– Юрий, вас с наступившими праздниками! Я давно заметил, что мы с вами каждый год в это время, день в день, общаемся. И потом – как вы скажете, как напишете, – так всё и сбудется. Можете что-нибудь хорошее сейчас спрогнозировать? Чтобы сбылось.

– Мне кажется, что если говорить о хорошем, то всё-таки у нас в этом году наметится разумный диалог с Западом. И вообще, у меня складывается ощущение, что на Западе сейчас будут приходить к власти представители национальных элит. Не наднациональных, которые связаны со всеми этими евросоюзами и так далее, а национальных. И с ними всегда договариваться проще. Потому что они представляют интересы своей страны. И тут точек соприкосновения можно будет найти больше. Я надеюсь, что и Трамп в своей политике сдержит те обещания, реализует ту симпатию, которые он высказывал и выражал по отношению и к президенту Путину, и к нашей стране.

– Он национальная элита? Правильно?

– Конечно. Он в большей степени национальная элита, чем все эти Олбрайт, Клинтоны и так далее. Он даже внешне похож на американца. Клинтон и Олбрайт, они были похожи, и этот самый, как его, Обама, – на кого угодно, но только не на…

– Олбрайт, слава Богу, не президент.

– Да. Не на типичного американца.

– Так. Что ещё? Прогнозы по внутренней политике?

– Я думаю, что наша власть с учётом всех проблем…

– У нас же национальный лидер, да?

– У нас национальный лидер. И от него уже давно общество ждёт решительной борьбы с коррупцией и с теми социальными перекосами, которые у нас возникли. Потому что – сколько можно за счёт основного населения, за счёт его уровня жизни оплачивать противоестественно высокий уровень жизни, оклады, «золотые парашюты», заграничную собственность, так сказать, вплоть до островов личных одного процента населения, представители которого ничего такого для нашего Отечества, за что можно им было бы платить деньги, не сделали? Даже близко ничего не сделали!

Когда грянула история с премией нашего главного почтмейстера, я почему-то вспомнил, как, приплыв на Соловки, отправился на почту, чтобы отправить что-то на большую землю. А почта оказалась закрыта. Когда я спросил, давно ли она закрыта, когда откроется? Мне сказали, что никто не знает, потому что единственный почтовый служащий, который там работал, уволился, сказав, что на семь с половиной тысяч рублей в месяц содержать семью он не в состоянии. Понимаете? И когда вот это в моих мозгах увязывается с многомиллионной премией нашего главного почтмейстера, я начинаю думать – зачем же в стране формировать революционную ситуацию?

– А на творческом поприще у России что? Какие-то «Война и мир», «Тихий Дон» и так далее ожидаются?

– С этим не очень хорошо, потому что, к сожалению, 25 лет наша власть финансировала писателей исключительно такой, я бы сказал, западно-либеральной ориентации. Она их пестовала, кормила, но в это же время всячески как-то держала в чёрном теле писателей государственно-патриотического направления. Кончилось это истерикой наших театральных руководителей по поводу якобы существующей цензуры. Я, кстати, когда в Питере была встреча с Владимиром Владимировичем Путиным, ему отправил записку – после выступления Евгения Миронова, который там стал рыдать, что закрыли рок-оперу «Иисус…» в Омске. Там же, на заседании, выяснилось, что закрыли её потому, что на представление купили всего сорок билетов. Видимо, слишком много стало этих рок-опер. Любителей не набирается. Я написал: Владимир Владимирович, вы всё-таки приходите в Театр сатиры на мой спектакль «Чемоданчик», поставленный Александром Ширвиндтом. (Главный герой этой комедии – президент России, причём женщина, у которой украли… «ядерный чемоданчик». – А. Г.) И вы убедитесь, что у нас в стране нет никакой цензуры!

Но некоторые тревожные симптомы есть: в результате всей этой кампании сняли с работы почему-то не тех, кто боится цензуры, а Светлану Врагову в Театре «Модерн», которая осмелилась на страницах «Литературной газеты» покритиковать культурную политику московского правительства.

– Это не Путин… Скажите, а президент так и не пришёл на ваш «Чемоданчик»?

– Нет, вот ждём. Надеемся, что придёт и убедится, что цензуры у нас в стране нет. Но это первое завоевание.

А второе завоевание – озаботиться поддержкой вот этой патриотически настроенной части деятелей культуры, где есть очень талантливые люди. И тогда нам не придётся хвататься за голову, смотря фильмы вроде «Викинга».

– Понял.

– Викинги у нас в стране назывались варягами. Понятно, что этот фильм снимается на экспорт. А на экспорт у нас идут только фильмы и спектакли, где Россия, неважно, современная или историческая, показана как сборище нечистоплотных уродов…

– Спасибо! С наступившими!

Беседовали Любовь Моисеева и Александр Гамов«Комсомольская правда», январь 2017 г.

Жизнь – это работа над ошибками

Книга Юрия Полякова «Работа над ошибками» впервые выходит на чешском языке в издательстве Acropolis. Переводчика выбирали на специальном конкурсе, который провели представительство Россотрудничества в Чехии и российская организация «Институт перевода». «Пражский телеграф» встретился с известным писателем и главным редактором «Литературной газеты».


– Почему для первого перевода в Чехии выбрали повесть «Работа над ошибками», ведь книга была издана ещё в 1986 году, а не какое-то более новое произведение?

– Мне кажется, повесть не устарела. Известный фильм «Географ глобус пропил», хоть он и снят гораздо позже по роману Алексея Иванова, написанному через двадцать лет после «Работы над ошибками», практически полностью повторяет мой сюжет. К тому же школьные проблемы – весьма консервативны. Когда «Работа над ошибками» вышла, книга имела большой резонанс. По её мотивам поставили блестящий спектакль в Театре юного зрителя, потом её экранизировал на студии имени Довженко режиссёр Андрей Бенкендорф. В фильме, кстати, дебютировал ведущий актёр Театра имени Вахтангова Евгений Князев.

Впрочем, весь этот процесс с выбором книги и её переводом был для меня самого полной неожиданностью. Я только полгода назад узнал, что в Праге провели специальный конкурс по выбору переводчика.

– На какие ещё языки переведены ваши книги?

– Около двадцати языков. В Словакии есть переводы романов «Козлёнок в молоке» и «Замыслил я побег…». В Сербии и Венгрии очень много переведено, в Армении и Китае – почти всё.

– В Китае?!

– С Китаем вообще сложилась уникальная ситуация. Мой роман «Замыслил я побег…» издали на китайском в 2003 году, и он был признан лучшим переводным романом года, я даже получил по этому поводу роскошную вазу. Так вот, на следующий год мне позвонил мой переводчик, профессор, и сказал, что издательство «Народная литература» совершенно счастливо, так как им заказали дополнительный тираж. Выяснилось, 3 тысячи экземпляров закупил ЦК КПК и раздал в качестве учебного пособия сотрудникам различных структур, работающих с Россией. То есть, они справедливо решили, что роман даёт куда более полную информацию о том, что произошло у нас до и после развала СССР, нежели любая страноведческая и политологическая литература, ведь моя семейная эпопея охватывает полвека жизни страны.

– Несмотря на то, что в Чехии впервые перевели вашу книгу, вы часто здесь бываете…

– Регулярно езжу в Карловы Вары. А впервые я побывал в Праге в 1974 году, будучи студентом. Как отличника, меня включили в группу по обмену: к нам приезжала Пражская школа педагогики, а потом наш пединститут послал человек 30 в Чехию. Целый месяц мы колесили по стране, роскошная была поездка. Впрочем, тогда ещё свежи были воспоминания о 1968 годе, поэтому, заплутав в улочках Праги, дорогу я спрашивал на немецком. Когда я захотел познакомиться на улице с хорошенькой чешкой, она лишь фыркнула в ответ. И вот мне интересно: если Чехия захочет выйти из НАТО, и озабоченные союзники введут к вам войска, вы обидитесь на США и ФРГ так же, как в своё время на СССР? Можете не отвечать…

– В апреле будет 16 лет, как вы возглавляете «Литературную газету». За это время она сильно поменялась…

– «Литературная газета», когда я пришёл туда в 2001 году, почти прекратила своё существование, тираж составлял несколько тысяч. До меня она была «истошно либеральной», и читатели от неё почти отказались. К 2001 году нормальные люди от российской версии либерализма отвернулись, и тиражи либеральных изданий серьёзно упали. Мы реанимировали газету, сделав её центристской с уклоном в просвещённый патриотизм. Надеюсь, в Чехии слово «патриот» никого не смущает. Мы сумели поднять тираж: до кризиса 2008 года он держался на уровне 100 тыс. экземпляров. Для сравнения газета «Культура» выходила тиражом 20 тысяч. Сейчас интерес к бумажной прессе падает, и тираж наш сократился до 40 тысяч экземпляров. Но зато у нас неуклонно растёт подписка на сайт. В нынешних условиях – это естественно. Всё больше пользователей обращаются к электронным носителям, внуки мои вообще только с планшетов и читают.

– Как вы выживаете?

– Раньше за счёт подписки и тиража. У нас рекламы в понимании «Коммерсанта», конечно, нет. Нет у нас и тайных доброжелателей, которые есть у любой прессы, оппозиционной Кремлю. Ведь эта оппозиционность очень хорошо оплачивается. Кремль в этом отношении гораздо экономнее, даже скупее. Основным источником дохода для газеты сейчас являются гранты на различные культурологические проекты. Например, «Культура Подмосковья» делается на грант московского правительства. «Литература Тавриды» – это президентский грант. Проект «Современная литература Армении» оплачивается армянской диаспорой. И таких приложений у нас около 10. Например, много лет мы печатали переводы национальных писателей в рамках проекта «Многоязыкая Россия». Почему-то думают, что в России все пишут только на русском. Между тем, на национальных языках создаётся громадный пласт литературы. А язык – это самость народа, тот код, без которого нет национальной культуры. Как только утрачивается язык, вопрос ассимиляции решается через одно-два поколения. Хотя есть исключения: армяне, евреи…

– В одном из интервью вы говорили, что в 1990-е из либеральной «Литературки» авторы с иными воззрениями были изгнаны. Не упоминалось имя Валентина Распутина, например. При вас у газеты есть список писателей, чьё присутствие на страницах нежелательно?

– У меня, в отличие от либералов, такого списка нет, потому что с идейными и эстетическими оппонентами нужно бороться иным способом: не замалчивать, а полемизировать. Литература не может развиваться без столкновения различных направлений: архаистов, новаторов, западников, славянофилов и т. д. Движение вперёд происходит благодаря этой разности потенциалов. Есть две формы борьбы с литературными оппонентами: творческое состязание, кого больше будет любить читатель, а также открытая полемика. Поэтому мы не пропускаем ни одной новой книги Сорокина, Пелевина или Быкова. Другое дело, какую мы им даём оценку. А с нами борются умолчанием. Например, один критик принёс рецензию на мой новый роман «Любовь в эпоху перемен» в журнал «Знамя», где ему сказали: вы ошиблись, писателя по фамилии Поляков для нашего журнала не существует. Странная, согласитесь, позиция. Я сейчас собираю материал к возможной книге о Лескове. Так вот, его тоже прогрессивная критика старалась не замечать. И что? Лесков теперь классик первого ряда, а имена «прогрессивных критиков» никто уж и не помнит.

– Вы часто становитесь участником таких идеологических споров…

– Года три назад у меня была очень шумная полемика с вдовой Солженицына. Началась она с моего мимолётного интервью на каком-то интернет-ресурсе. Я обратил внимание на предъюбилейный ажиотаж в связи с надвигающимся столетием Солженицына. Я говорил: юбилей Солженицына только в 2018 году, а все уже начали готовиться: какие мероприятия проводить, где доски открывать, какие улицы переименовывать. А ведь до солженицынской даты будет 100-летие Константина Симонова, 150-летие Максима Горького, 200-летие Ивана Тургенева. Разве они хуже Солженицына? Они не боролись, сидя за границей, с собственной страной. Что тогда началось! Вдова Солженицына написала мне открытое письмо. Я ответил. Она пожаловалась «наверх» – и официозная «Российская газета» развернула против меня целую кампанию. Но я продолжаю считать, что «Архипелаг ГУЛАГ», названный автором «опытом художественного исследования», нельзя изучать в школе как документальную книгу. Это личная версия Солженицына, там приведена очень противоречивая статистика, не подтверждённая современной наукой. Более того Солженицын там оправдывает и генерала Власова и бандеровцев. Они-де боролись с «кровавыми советами». Чепуха. Власов – банальный предатель, а бандеровцы – клинические русофобы. Достаточно посмотреть, что творят сейчас их последователи на Украине. В школьной же программе достаточно оставить «Один день Иван Денисовича». Это в самом деле художественное произведение, дающее представление о той жёсткой эпохе, о жизни ГУЛАГа. Зачем ребёнка грузить «Архипелагом», где фобий и обид самолюбивого Солженицына гораздо больше, чем исторической правды?! Я думаю, немалую роль играет материальный интерес наследников: «Архипелаг ГУЛАГ» несоизмеримо толще «Одного дня Ивана Денисовича». Из года в год переиздавать этот том для школьников – это золотой прииск в подарок да ещё вместе с рабочими. В результате моих выступлений решение о включении «ГУЛАГа» в школьную программу заморозили. Гнев вдовы Солженицына был страшен, выступая на «Эхе Москвы» и описывая наш конфликт, она потребовала, чтобы ведущая даже не произносила мою фамилию, дабы «не рекламировать этого мерзавца». Разве это позиция интеллигентных людей?! Это либеральная жандармерия, как говаривал Герцен.

– Вы входите в Общественный совет при министре обороны. Вам это зачем?

– Не просто вхожу, я – заместитель председателя совета. Вообще я был зампредом ещё при Сергее Иванове, меня пригласили как автора повести «Сто дней до приказа». Им хотелось иметь в совете кого-то с критическим взглядом на армию. Но, к сожалению, Иванов быстро ушёл и явился Анатолий Сердюков. Это был очень странный персонаж, он всё время уходил от ответов на вопросы, в чём заключается смысл военной реформы. Как-то я давал телевизионное интервью, и меня попросили объяснить концепцию военной реформы. Я тогда сказал, что сам не знаю, более того, у меня такое впечатление, что и министр обороны тоже не знает. На следующий день я уже не был членом совета. Причём узнал я об этом из телевизора. Смотрю – наш совет полетел встречаться с личным составом на Дальний Восток. Я удивился, что меня не позвали. Позвонил, а мне говорят: вы уже не член, вас вчера вывели…

– Как произошло возвращение в совет?

– Год назад мне позвонил генерал Губанков, к сожалению, недавно погибший в катастрофе самолёта, направлявшегося в Сирию. Он сказал: «Возвращайтесь, без вас скучно!» Пообещал, что теперь министр обороны у нас очень демократичный, хочет острых дискуссий. И председатель совета – Павел Гусев, главный редактор «МК» – весьма либеральной газеты. К слову, когда-то Гусев был первым секретарём Краснопресненского райкома ВЛКСМ, и я писал с него образ Шумилина в повести «ЧП районного масштаба». А вообще, любой общественный совет – дело очень полезное, ведь закрытой профессиональной структуре всегда нужен взгляд со стороны. Совет даёт альтернативный взгляд на проблему, указывает на болевые точки внутри системы. Думаю, меня никто не может упрекнуть в ангажированности, напротив, мои критические взгляды не раз уже выходили мне боком…

– Каким образом?

– Ну, например, на одном из заседаний ещё при Иванове я рассказал, что, когда служил в армии в Группе советских войск в Германии в Олимпийской деревне под Берлином, у нас в полку была роскошная библиотека. Там я прочитал такие книги, которые мне, студенту литфака, и не снились. А сейчас в частях очень плохие библиотечные фонды. И я предложил выпустить серию из 100 книг, преимущественно, на военно-патриотическую тему под условным названием «Гарнизонная библиотека». Идея всем понравилась, но, когда утверждали список литературы, оказалось, что «Ста дней до приказа» там нет. Я удивился, но мне было сказано, что мою книгу нельзя пускать в казармы. Удивительно, прошло 37 лет с момента написания повести и 30 лет с момента выхода книги в свет, а её всё ещё «не пускают»…

– Вы стали автором литературной инсценировки на основе книги Владимира Мединского «Стена»…

– Не совсем так. Даже совсем не так. Мединский предложил готовую инсценировку своего романа «Стена» во МХАТ им. Горького. И Татьяна Доронина попросила меня посмотреть материал, поскольку в этом театре ставят уже пятую мою пьесу «Золото партии». Я хорошо знаю и труппу, и возможности сцены, могу отредактировать инсценировку применительно к возможностям театра. Но, прочитав, я пришёл к выводу, что она сделана вполне профессионально и потребует лишь режиссёрского вмешательства на стадии постановки. Этим и занялся блестящий режиссёр Валерий Белякович, создатель Театра на Юго-Западе. Он начал работу над «Стеной», но скоропостижно скончался в декабре прошлого года, и проект завис… Чем дело закончится, не знаю.

– Мединский – противоречивая фигура. Вам самому понравилась его книга?

– На мой взгляд, «Стена» – небезуспешная попытка написать авантюрный исторический роман из героической эпохи, это – как бы наши «Три мушкетёра». В русской литературе таких вещей мало, наших писателей и в XIX веке всегда на критику самодержавия и деспотизма тянуло. Так что получился роман, для юношества весьма подходящий. Кстати, у нас есть очень хороший современный автор, который пишет такую же историко-приключенческую литературу. Это – Сергей Алексеев. Но его замалчивают, так как он славянофил и язычник. Мединского же критикуют в основном за патриотические взгляды. Патриота на должности министра культуры у нас давненько не было…

– А вы сейчас что-то пишете?

– Сдал в издательство АСТ новую книгу «По ту сторону вдохновения». Это – рассказы о литературном мире, о моих друзьях, многих из которых уже нет. Например, вспоминаю о том, как был одним из участников создания фильма «Ворошиловский стрелок». Рассказываю о том, как Михаил Ульянов и Марк Захаров побоялись поставить нашу с Говорухиным пьесу «Смотрины», страшась реакции тогда ещё ельцинского Кремля. Кроме того, я пишу «Повесть о советском детстве» в традициях «Детства Никиты». Очень люблю эту вещь Алексея Толстого. Если хотите, это мой ответ хулителям советской эпохи. Меня возмущает та напраслина, которую возводят на советское детство и Улицкая, и Шишкин. Такое ощущение, что они в каком-то Саласпилсе росли. Я вырос в рабочей семье, в заводском общежитии с удобствами во дворе, но у меня остались очень светлые воспоминания о детстве. Улицкая же выросла в московской академической семье, ходила в элитную школу. Я думаю, подобные книги пишут люди, которые почти перебрались на Запад и просто работают на тамошнюю русофобскую картину мира. Им наша страна не нравится на клеточном уровне.

– Ваши пьесы весьма успешно идут в театрах…

– Да, только в одной Москве идёт шесть пьес. А если во МХАТе возобновят «Грибного царя», то будет семь. «Чемоданчик» в Театре сатиры собирает полные залы. В начале марта мы возили спектакль в Талин и Ригу, тоже с большим успехом. Я даже Путина на «Чемоданчик» приглашал. На заседании Совета по культуре при президенте актёр Евгений Миронов, талантливый актёр, страдающий либеральными обмороками, стал жаловаться на цензуру, я не выдержал и сказал: Владимир Владимирович, если вы хотите убедиться, что в России нет вообще никакой цензуры, приходите, посмотрите спектакль «Чемоданчик» в постановке Александра Ширвиндта, где одним из действующих лиц является президент РФ.

– И что Путин?

– Он кивнул. И это пока всё. Ждём его на спектакль. Но наша власть почему-то больше верит актёрам, а не писателям…

«Пражский телеграф», март 2017 г.

«Если бы в Кремле сидел не Путин…»

– Юрий Михайлович, напомните нашим читателям, пожалуйста, обстоятельства вашего выдвижения в 2001 году на пост главного редактора «ЛГ». Кто инициировал Ваше выдвижение: Юрий Лужков, Вячеслав Копьёв или кто-то ещё?

– В 2001 году «ЛГ» входила в Медиа-холдинг АФК «Системы», включавший несколько газет, радиостанций и даже ТВ-канал. Пригласил меня на работу вице-президент АФК Вячеслав Копьёв, курировавший этот холдинг. Я хорошо знал его ещё по комсомолу, он возглавлял МГК ВЛКСМ, а я был членом горкома. В 1994 году он в издательстве «Инженер» выпустил мою полузапрещённую антиутопию «Демгородок», которую потом изымали из магазинов. Все хитросплетения моего прихода в «ЛГ» подробно описаны в книге О. Яриковой «Последний советский писатель», вышедшей в этом году в «Молодой гвардии». Отсылаю к ней. Там даже есть мой план реформирования «ЛГ», предложенный акционерам. Юрий Лужков к моему назначению не имел никакого отношения. Зато очень помогала и мне, и коллективу покойная Людмила Ивановна Швецова, тогдашняя заместительница мэра по социально-культурным вопросам. Но одно могу сказать твёрдо: до прихода в Кремль Путина моё назначение в «ЛГ» было бы невозможно.

– Известно, что руководитель АФК «Система» Владимир Евтушенков в своё время не раз публично говорил о том, что лично ему «Литературная газета» не интересна, и он хотел бы её перепродать. Почему у него это не получилось, и как долго правительство Москвы продолжало числиться в акционерах «Литературной газеты»? Кстати, не могли бы Вы назвать поимённо всех нынешних акционеров газеты и их доли?

– Да, Владимир Петрович куда больше внимания уделял газете «Россiя», также принадлежавшей АФК. О его желании продать «ЛГ» я, право, ничего не слышал. Московское правительство перестало быть акционером ОАО «Издательский дом «ЛГ», кажется, лет восемь назад. У нашей газеты сегодня акционеров нет, так как она несколько лет назад превратилась в АНО, а я из главного редактора в президента автономной некоммерческой организации, хотя такое высокопарное именование скромных должностей меня всегда забавляло. О долях прежних акционеров я понятия не имею. Главного редактора в подобные тайны не посвящали. После продажи здания небольшой пакет акций был у коллектива, но он погоды не делал.

– Что Вам удалось сделать в «ЛГ» за 16 лет?

– Полагаю, немало. Я сменил на посту главреда Льва Гущина, когда реальный, а не заявленный тираж газеты составлял значительно меньше 10 тысяч, а на первой полосе неизменно красовался злобный шарж на грязного и пьяного русского урода. Русофобия была изгнана из газеты Пушкина немедленно. Заодно я запретил использовать в «ЛГ» ненормативную лексику. За счёт возвращения к традиционным ценностям и полифоничности нам удалось поднять тираж выше 100 тысяч и довольно долго удерживаться на этой планке. Увы, дирекция, нанятая акционерами, перевела распространение газеты на так называемый аутсёрсинг, и обрушила тираж. Вернувшись к прежней форме распространения, мы восстановить былой уровень так и не смогли: начался кризис 2008-го и естественный упадок бумажной прессы, теснимой электронными носителями.

В 2004 году мы вернули на логотип профиль Горького, удалённый в 1990 году «прорабом перестройки» Фёдором Бурлацким. И вообще, возвращение советских классиков, уважительное отношение к литературе советского периода стало нашим важным направлением, как, впрочем, и у «Литературной России». Мы вернули на наши полосы авторов русского направления, изгнанных либеральными редакторами в 1990-е. Напомню с 1991 по 2001 год имена Распутина и Белова в газете вообще не упоминались. А имя Шолохова поминалась только в сочетании со словом «плагиат». Но «ЛГ» оставалась открыта и для прежних либеральных авторов. Более 15 лет газета была трибуной литераторов всех направлений. Не наша вина, что иные либералы не любят полемизировать с оппонентами, а под свободой слова подразумевают лишь свою монополию на информационное пространство. Наши публикации инициировали движение к «единому» учебнику истории и литературы, что означало выработку консолидированного взгляда на отечественную историю и культуру. После наших публикаций был изменён порядок присуждения госпремий. Нашими статьями и журналистскими расследованиями мы добились того, что государство вмешалось, наконец, и прекратило расхищение писательской собственности пресловутыми «крепкими хозяйственниками». Впрочем, всего не перечислишь…

– А чего, увы, пока не удалось, но хотелось бы сделать в «Литературной газете»?

– Не удалось добиться возвращения книжного и литературного дела из Министерства связи в Министерство культуры и убедить власть в том, что она должна быть равноудалена от всех ветвей отечественной культуры. Глупое и бессмысленное заискивание перед либеральной тусовкой – остаётся бедой наших госмужей. Неужели они не понимают: если обе головы двуглавого орла начнут мыслить либерально, то птица просто сдохнет! Увы, не удалось добиться оздоровления и обновления руководства Союза писателей России, двадцать лет пребывающего в состоянии комфортабельной обломовщины. Общероссийская патриотическая партия, каковой, по сути, и является СП РФ, была все эти годы парализована и находилась в бессмысленной конфронтации с государством, а меж тем огромные средства той же Роспечатью направлялись исключительно на поддержку либерально-экспериментальной ветви нашей словесности. Говорю об этом с горечью и негодованием. К сожалению, всё случилось именно так, как я и предсказывал в интервью «Литературной России» в 1999 году.

– Вы действительно уходите из «ЛГ», или, если верить слухам, Вас уходят? Что вообще в последнее время происходит вокруг газеты?

– Когда-то в 2001 году я согласился прийти в «ЛГ» на пять лет. Прошло шестнадцать. Мысль облегчить ношу и сосредоточиться на литературной работе у меня появилась давно. К тому же, много сил уходило не на «контент», как теперь выражаются, а на поиск средств на поддержания жизни редакции. Некоторые высокие чиновники меня стали даже побаиваться: опять явился канючить деньги. Несколько лет назад в редакцию по моему зову пришёл поэт и прозаик, сотрудник аппарата Московской городской писательской организации Максим Замшев, прошедший путь, кажется, от курьера до секретаря правления. Так бывает. Многие меня отговаривали, напоминая, что когда-то он по заданию тогдашнего председателя МГПО В. Гусева довольно жёстко выступал против меня в столичной прессе. Но судьба газеты выше амбиций и недоразумений. Личные обиды я никогда не распространял на полосы «ЛГ». Это подтвердят наши авторы, с которыми личные отношения у меня не сложились. Мне показалось, и я пока сохраняю эту уверенность, что Замшев сможет стать моим преемником. Сейчас Максим – шеф-редактор, и часть оперативных функций я передал ему, сам же осуществляю общее руководство. Пошло ли это на пользу газете, судить читателям. В настоящее время наше АНО проходит плановую перерегистрацию. В новой структуре должности «президента» не будет в соответствие с новым законодательством. Я планирую остаться в газете в качестве председателя редакционного совета, что вполне совпадает с моими планами.

– Вам не простили конкретные публикации в «ЛГ», или всё дело в редакционной политике «ЛГ»? Кого конкретно не устраивает нынешняя редакционная политика «ЛГ»?

– Полтора года назад в газете был опубликован критический материал об открытии в Екатеринбурге центра Ельцина. Назывался он «Мумификация позора». Из-за него у меня были серьёзные неприятности, инициированные, как говорили при советской власти, «определёнными кругами» в Администрации Президента, впрочем, другие круги той же администрации меня поддержали. Но осадок остался. Но меня беспокоит, что после перестановок в высоких структурах, прихода в АП новой команды, наступило некое охлаждение к патриотическому направлению в нашей культурной и общественной жизни, вновь возникла иллюзия, что либералы за вознаграждение могут исполнять функции патриотов. Это охлаждение лично я ощущаю на себе. Думаю, даже если бы я решил остаться главным редактором «ЛГ», то вести газету прежним курсом мне было бы не просто, ведь культурологическое издание существовать на свой кошт не способно. Удастся ли Максиму Замшеву сохранить прежний курс? Надеюсь, хотя не уверен…

– Правда ли, что недавно была остановлена в типографии печать номера «ЛГ», в котором содержалась критика Германа Грефа?

– Да, такой факт имел место. В рубрике «Фото-шип» шла злая эпиграммы на главу Сбербанка, высокомерно обозвавшего сограждан «дауншифтерами» – глупыми неудачниками. Это меня возмутило, и я написал эпиграмму. Могу даже процитировать.

Главу Сбербанка, трижды осмотрев,Воскликнул доктор: «Как попал сюда он?»Диагноз очевиден: Герман ГрефНе дауншифтер, а всего лишь – даун.

Но решение об остановке печати газеты принимал не я. Более того, впервые за 15 лет свою новую статью «Перелётная элита» я полностью опубликовал у Сергея Шаргунова на ресурсе «Свободная пресса», а не в «ЛГ», чтобы «не подставлять» газету. Некоторые госструктуры жёстко увязывают финансовую поддержку «ЛГ», основанной Пушкиным 187 лет назад, с либерализацией нашей позиции. Конечно, это ещё не государственная цензура, но ведомственное давление очевидно. Однако мы не умеем, как Константин Райкин, кричать, если что не так: «Караул! Кусок свободы слова изо рта рвут!»

– Когда Вы стали главным редактором «Литературной газеты», это издание размещалось в 6-этажном особняке недалеко от Сухаревой башни. По рассказу одного из ветеранов газеты Юрия Изюмова, то здание помог выбить для газеты бывший первый секретарь московского горкома партии Гришин. А кто и почему заставил «Литгазету» через какое-то время переехать в район Китай-города в аварийное здание? Правда ли, что владельцы АФК «Система» собирались на месте бывшего 6-этажного редакционного особняка соорудить нечто сверх-коммерческое, и, если это правда, то получила ли редакция тогда гарантии на свою долю в этом коммерческом проекте? Кстати, а почему пару лет назад редакция срочно покинула уже Китай-город? Интересно, досталось ли что-нибудь «Литгазете» от продажи здания в районе Китай-города?

– Такие вопросы, вообще-то, типичны для «Коммерсанта», нежели «Литературной России». Но раз вы решили сменить профиль, отвечу. Первая негоция была осуществлена, когда ещё существовало ОАО ИД «ЛГ», и наёмных сотрудников, включая главного редактора, в бизнес-планы вообще не посвящали. По-моему, наше прежнее здание, доставшееся «ЛГ» от Олимпийского комитета в 1981 году, пока как стояло, так и стоит на своём месте. Когда же решалась участь помещения в Хохловском переулке (оно требовало дорогостоящего срочного ремонта), голос редакционного коллектива учитывался, но решающего значения не имел, так как здание находилось на балансе другой структуры, а именно: ОАО «Хохловский, 13». В результате, по итогам сделки мы получили средства, за счёт которых погасили огромные долги, образовавшиеся в силу убыточности самого издания, а также из-за чудовищной неэффективности менеджеров, нанятых ещё акционерами. Сейчас мы временно располагаемся в помещении, любезно предоставленном нам Минкультом на Старо-Басманной улице.

– Несколько лет назад газета реформировала свою литературную премию «Дельвиг», превратив чисто редакционную награду в крупный проект федерального значения. Но у многих литераторов сразу возникло недоумение: почему в финансировании этого проекта не приняла участие одна из богатейших корпораций страны АФК «Система»? А «ЛГ» вынуждена была на «Золотого Дельвига» просить деньги то у «Роснефти», то у государства. Кстати, в сложившихся условиях есть ли будущее у премии «Золотой Дельвиг», или писательскому сообществу о ней можно забыть?

– Видимо, вы ещё только осваиваете амплуа «Коммерсанта», поэтому вынужден повторить: давным-давно «ЛГ» никакого отношения к АФК «Система» не имеет, а когда имела, тоже в золотых дождях не купалась. С идеей превратить премию имени Дельвига в противовес «Букеру», «Нацбесту» и «Большой книге», контролирующим почти всё общефедеральное литературное пространство, я обратился к тогдашнему первому заместителю главы Администрации президента Володину. Он одобрил и помог, в том числе и материально. Для писателей, придерживающихся традиционных и патриотических взглядов, это стало победой, колоссальным событием, они вновь почувствовали себя нужными стране, государству. Да, премиальный фонд у нас был немаленький: 7 миллионов рублей! В отличие от других структур мы стали давать премии по всем жанровым номинациям, не забывая ветеранов, молодёжь, литераторов, пишущих на национальных языках. Напомню, на торжественном открытии Года литературы, на котором присутствовал президент Путин, организаторы не сочли нужным даже просто упомянуть о наличии в РФ национальных литератур. Тогда мы опубликовали в «ЛГ» возмущённое письмо пятнадцати народных писателей наших автономий. Один сезон спонсором «Золотого Дельвига» была «Роснефть», но потом к нам охладела. В последние годы «Дельвиг» держался на президентских грантах, но едва Володина и его команду в АП сменили другие люди, поддержка сошла на нет. Вряд ли произошло это по недосмотру. Тенденция, однако… Что делать? На помощь патриотического бизнеса мы даже не рассчитываем. Жмоты. Рябушинский их бы вожжами на конюшне порол. Да и есть ли он, патриотический бизнес? Сомневаюсь… Вот Фридман на поддержку «Большой книги» не скупится. Боюсь, премиальное пространство снова ушло под полный контроль либералов, готовящих реванш. Вспомните, какие стихи Быков прочёл на вручении «Ники»! Он предупредил, что, придя к власти, они уже не пощадят «мракобесов», как в 1987-м. Если бы Быков был русским, а я евреем, то давно бы уже собирал чемоданы, чтобы бежать в Израиль.

– Кто теперь будет редактировать «Литературную газету»? Как Вы считаете, при новом редакторе изменится ли политический курс газеты, или главная линия останется прежней, а все изменения будут носить уже в большей степени, скажем так, стилистический характер?

– Во-первых, редакционный совет и я, как его председатель, будем отстаивать тот курс «ЛГ», который помог ей вернуть читательское доверие, почти утраченное в 1990‐е, когда газета взяла оголтело-либеральное направление. Если начнут уж слишком давить, обращусь к президенту. Мне выпало дважды на выборах быть доверенным лицом Владимира Владимировича. Надеюсь на его поддержку. Он, кстати, дважды распоряжался помочь нашей газете, чтобы она могла поддерживать уровень, достойный её места в отечественной культуре. Увы, царь любит, да псарь не любит. Как я уже сказал, оперативное руководство газетой сейчас осуществляет шеф-редактор Максим Замшев. Не знаю, как его должность будет называться в новом штатном расписании, но надеюсь, он возместит свой скромный писательский авторитет и ещё более скромный журналистский опыт усердием. Главное – он знает писательский мир, и по взглядам, кажется, близок ко мне. Впрочем, будущее покажет. Люди сильно меняются, получив даже ничтожную власть. Но думаю, пока перспективное планирование и выбор базовых тем мы будем осуществлять сообща. Времена предстоят непростые. Надеюсь, власть очень скоро поймёт, что, оттолкнув от себя патриотическую интеллигенцию, она превратится в автомат Калашникова, стреляющий губной помадой.

– Чем собираетесь после освобождения от нагрузки в «ЛГ» заняться лично Вы?

– Думаю, нагрузка эта пожизненная. Просто часть ноши я, как и положено 60-летнему человеку, передал тому, кто моложе. Другим тоже советую. А заниматься я буду, чем и занимался всегда – литературой. Книги выходят, пьесы идут, замыслы роятся. Заканчиваю новый роман «Весёлая эпоха». События происходят в 1983 году. Многих эта вещь удивит, напомнив Полякова времён «Апофегея» и «Эротического ликбеза». Во МХАТе имени Горького репетируют спектакль по моей новой комедии «Золото партии». Веду переговоры об экранизации романа «Любовь в эпоху перемен». Всю жизнь пробыть главным редактором невозможно. А вот всю жизнь быть писателем, если Бог дал способности, можно и нужно… Да, совсем забыл: сбросив часть административного груза, я и стихи снова стал писать, как в молодости. Готовлю избранное с разделом «Новое» для молодогвардейской серии «Золотой жираф». Именно это издательство в 1980 году выпустило мою первую поэтическую книжку «Время прибытия».

– Может быть, побалуете читателей «ЛР» новеньким.

– А и побалую… Но учтите, речь идёт не обо мне, о моём лирическом герое!

– Учтём.

Если бы…

Сели с другом. Взяли по сто грамм.Выпили, немного закусили.И пошли бы тихо по домам,Если бы мы жили не в России.Ну а дома всё нехорошо.Слева в челюсть на второй минуте.Я бы из семьи давно ушёл,Если бы в Кремле сидел не Путин.Утро, как заплёванный вокзал.На меня супруга смотрит криво.Я бы к люстре петлю привязал,Если бы не возвращенье Крыма!

«Литературная Россия», июнь 2017 г.

«От кормушки не отваливаются даже сытые…»

Выход почти каждой книги Юрия Полякова сопровождается если не скандалом, то как минимум изрядным шумом. Вот и «Перелётная элита» не стала исключением: о ней уже говорят как о вызове. Кому, почему и за что он «бросает перчатку», автор рассказал «ВМ».


– Перелётными у нас, как правило, называют птиц. Иногда ещё саранчу. Откуда вдруг такая биологическая общность возникла у нашей пафосной элиты и представителей фауны?

– Название книге дала моя статья, опубликованная некоторое время назад частично в «Литературке» и полностью на сайте «Свободная пресса». Речь о том, что национальной, социально ответственной, патриотической элиты у нас нет. А та, что есть, воспринимает Россию как некий вахтовый посёлок, где можно заработать большие деньги, а тратить их потом в «нормальных» странах. Саранча ведёт себя также: выжрав одно поле, просто перелетает на другое.

– Ну да, и без «сантиментов»…

– Абсолютно! Рефлексирующей «саранчи», даже если её зовут «капитанами большого бизнеса», я не видел. И детей своих, тех, что сшибают на роскошных спортивных авто бедных пешеходов, они воспитывают так же, чаще всего в странах, объявивших России санкции.

– Может быть, это своеобразные болезни роста – наш капитализм, в общем-то, юн?

– Да вы что! Двадцать пять – недетский возраст. К тому же, наши олигархи начинали свой бизнес не с удачно перепроданной банки варенья. Их щедро наделили собственностью и стартовым капиталом. Русский капитализм с конца XIX по начала ХХ века тоже развивался не более трёх десятилетий. Потом началась революция. Но тон задавали патриотичные предприниматели: Третьяковы, Бахрушины, Алексеевы, Мамонтовы, Морозовы, чьи отцы, вчерашние крепостные, начинали с медных денег… А нашим нуворишам фактически подарили заводы, месторождения, отрасли… Третьяковка-то у нас есть. А где «Фридмановка»? Где театры, библиотеки, больницы, училища, богадельни, построенные нынешними, а не прежними деловыми людьми? Нет и не будет. Наша элита живёт для себя. А вот мы, выходит, живём для них. Но если элита не желает быть патриотичной, у государства есть масса способов заставить её стать таковой или сделать так, что она перестанет быть элитой. Была бы политическая воля.

– Вы об экономических рычагах?

– И о них тоже. Но главное – морально-этический климат в стране. Ага, ты зарабатываешь здесь, а тратишь там? В таком случае тебе руки не подаст никто, включая президента. А у нас олигарх, работающий на вынос, весь в орденах и премиях, как клептоманка – в ворованной бижутерии.

– Прочла у вас: «Если бы солитёр обладал сознанием, он вряд ли сочувствовал бы тому организму, из которого высасывает соки. Российский капитал зачастую просто паразитирует на нашем Отечестве». Соответственно, его не жалея?

– Так оно и есть! Я что-то не помню, чтобы крупные американские бизнесмены активно вкладывали заработанные деньги в экономику, здравоохранение или спорт чужих стран. Когда там появляется кто-то подобный, у него быстро возникают серьёзные проблемы. У нас, если кто-то начинает вкладывать – в наше, над ним посмеиваются: «Патриот, что ли?». Как эту гнусную систему сломать – пусть государство решает, задача писателя – обозначить проблемы, которые вызывают в обществе социальное напряжение, что я в очередной раз и сделал.

– Раздражаетесь, Юрий Михайлович? Вам неуютно в нашем времени?

– Морально? Да, не уютно. Слишком смещены нравственные константы. Режиссёры, снимающие и ставящие за казённые деньги всё, что пожелают, причём часто оскорбительное для народа, кричат о не существующей цензуре. Их приструнивают? Нет, им добавляют денег, чтобы не шумели. Либералы от культуры ругают наше государство, считают его азиатским и позорным, но при этом вокруг госкормушки стоят так плотно, что сквозь их ряды не протолкнуться, даже между ног не пролезть. Сосут так, что у государства сосцы отваливаются. А наши гоп-стоп-менеджеры! Приехал я недавно на Соловки, а там все почты закрыты – не хотят люди работать за семь тысяч в месяц. Тем временем главный почтмейстер РФ получает десятки миллионов рублей – премию за свои успехи. Если это не издевательство над здравым смыслом, то что тогда?

– Так, с «Элитой» понятно. А следующая книга о чём – она тоже, вроде, на подходе?

– Она выйдет месяца через полтора в издательстве АСТ. Полное название такое – «По ту сторону вдохновения. Рассказы о писательстве». Я рассказываю не без юмора непростую историю моих литературных, кинематографических и театральных работ. Вспоминаю весёлые и грустные эпизоды из жизни моих друзей и врагов, пытаюсь разгадать тайны творчества. Просто раньше я отдавал эти темы вымышленным героям, а тут речь пойдёт о людях реальных. Современному читателю нравится документалистика. И поверьте, я предложу такой взгляд на советский период, которого у либеральных авторов не найти.

– Ну, почитаем и обсудим. А что за очередная волна конфликта с Союзом писателей вдруг поднялась?

– Грядёт очередной съезд писателей и, надеюсь, будет обновление руководства. Прежнее-то в силу ветхости давно пора менять, я говорю о Валерии Ганичеве. Четверть века у кормила, от слова «кормиться»! Так долго на одном месте не сидят, а он, к тому же, возлежит. Под его «чутким руководством» за 25 лет Союз писателей России превратился в эдакого коллективного бомжа. А ведь на самом деле это мощнейшая гуманитарно-патриотическая партия, имеющая отделения во всех регионах, способная работать на страну и народ, вести корректирующий диалог с властью, противостоять диффамациям и русофобии. Вместо этого мы имеем патриотические «Рога и копыта» по главе с зицпредседателем. Ну вот, группа единомышленников, среди которых Ю. Бондарев, А. Проханов, В. Костров, В. Личутин, С. Рыбас, В. Бояринов, В. Терехин, Ю. Козлов, М. Ахметов, многие другие, национальные и региональные писатели, опубликовала в «Литературке» письмо – «Как спасти Союз писателей?» И пошёл гул. Кто привык работать только на свой дырявый карман, тот менять ничего не хочет. Среди патриотов, кстати, таких тоже достаточно. И хотя их корыто по сравнению с тем, из которого трескают либералы, больше напоминает кормушку для канарейки, они тоже напряглись. А вдруг отнимут? Ну а поскольку я возглавляю «ЛГ», осмелившуюся напечатать такой «возмутительный» манифест, на меня сразу и «посыпалось». Не привыкать, я много лет на бруствере: в грудь палят либералы, в спину – патриоты, успевай увертываться…

Беседовала Ольга КУЗЬМИНА«Вечерняя Москва», февраль 2017 г.

Социальная бессовестность

Вышла книга Юрия Полякова «Перелётная элита», «выросшая» из интервью, которое писатель дал «АиФ». Известный литератор рассказал, что, по его мнению, нужно делать с разворовывающими Россию олигархами.


– На мой взгляд, одной из главных проблем нашего общества была и остаётся бьющая в глаза социальная несправедливость. А точнее, социальная бессовестность, прочно укоренившаяся с начала 1990-х. Недавно я был на Соловках и пытался отправить оттуда посылку. Но почта оказалась наглухо закрыта. Последний сотрудник уволился две недели назад, а за 7 тысяч рублей в месяц больше никто там работать не хочет. Жить-то на что? Представьте моё недоумение, когда вскоре грянул скандал с многомиллионной премией за успешную работу главе одной из российских корпораций. Ну, не может быть разница в жалованье в сотни и даже тысячи раз! Иначе это уже какой-то апартеид, плантаторская Африка. Наши гоп-стоп-менеджеры получают за свою часто сомнительную работу гораздо больше, чем их коллеги на Западе. И это при том, что у нас уровень жизни и оплаты труда традиционно ниже европейского. Мы скатываемся к сословному обществу. А беззаконная езда отпрысков верхнего класса по улицам Москвы на суперавтомобилях уж очень напоминает средневековые скачки баронов по полям бедных вилланов. От навязанного равенства при социализме мы шарахнулись в такое же навязанное неравенство.

Конечно, люди не могут быть одинаковыми, в том числе и в доходах. Но эти различия должны определяться способностями, образованием, трудолюбием. А у нас по наследству передаются театры, институты, государственные должности, недра! Потом это сплавляется, и нувориши отъезжают на вечный отдых в парижи, прямо как баре, продавшие своих крепостных. Поверьте, это угрожает безопасности государства. Уверяю вас, в 2018 году именно на эту язву нашего социума будет напирать оппозиция. А точнее, перехватчики власти. Ибо у настоящей оппозиции обычно имеется программа действий, преобразований страны. А у тех, о ком речь, план один – попасть в Кремль, после чего передать ключи от него тому, кто больше заплатит. Самое неприличное заключается в том, что занять Кремль, используя наше социальное бесстыдство, хотят именно те люди и силы, которые это бесстыдство сами и насаждали в 1990-е. Но, увы, многие этого не понимают. Мы с вами уже говорили об этом на страницах «АиФ». Из того интервью у меня выросла целая книга «Перелётная элита», которая недавно вышла в свет.

Если бы ленточный червь солитёр обладал хоть каким-то сознанием, он бы понимал: высосав все силы из организма, на котором паразитирует, погибнет и сам… А наши олигархи откровенно паразитирует на Отечестве. Есть какие-то совершенно непонятные прохиндеи! Вот недавно в Лондоне бомжи захватили особняк нашего олигарха, который стоит десятки миллионов. В новостях называют фамилию этого нувориша. А мы с вами даже не знаем, что у нас есть такой! А он миллиардер! Вот на хрена нам такие олигархи нужны? После развала Союза совершенно непонятные люди проедали страну, советскую собственность, делили её, делали на ней состояния. Вместо объявленной и желаемой многими десоветизации получилась десовестизация. Трамп – суперталантливый бизнесмен, застроивший пол-Америки. Его личное состояние – 3,5 миллиарда долларов. А наши многие олигархи непонятно чем занимаются, но доходы их порой намного больше трамповых…

– А выход? Он есть?

– Выход? Для перелётной элиты, отжимающей страну, конфискация имущества должна стать минимальным наказанием. А лучше… На Соловки! Пусть посылки на почте принимают за 7 тысяч рублей в месяц! Ведь вывезенные деньги – это музей в глубинке, где сыплется потолок на голову; это не газифицированные посёлки; это не построенная школа и так далее. Развитие далеко не всегда доходит до окраин. И это, конечно, вызвано тем, что наш капитал совершенно не думает о родной стране. А раньше в своём большинстве дореволюционный капитал был патриотичен. Проезжая по глубинке, видишь эти школы, театры, больницы, музеи, различного рода общественные здания, которые возводили местные купцы и промышленники. В каждом городе краеведы вам назовут, что осталось от меценатов. А что останется от сегодняшних олигархов?!

До тех пор, пока это будет процветать, реформы и социальные программы не смогут работать в полную меру. Наш народ остро чувствует социальную несправедливость. Пора, по-моему, сделать серьёзные исторические выводы. При всех недостатках, о которых я говорю, мы должны понимать, что в России движение вперёд есть и курс взят правильный. Масса заводов построена. Раньше я ездил по стране и фактически никаких новых зданий, кроме принадлежащих банкам и компаниям-монополистам, в областных центрах не видел. Сейчас ситуация изменилась, средства пошли в регионы. Но хотелось бы, чтобы созидательный процесс шёл интенсивнее.

– Ни с того ни с сего грянул «цензурный» скандал после выступления Райкина, поддержанного Звягинцевым. Караул! Запрещают. Кто? Что? Объяснить никто не может.

– Сейчас объясню. Оба деятеля щедро финансируются государством. Ни спектакли первого, ни фильмы второго никаким утеснениям не подвергались. Наоборот. Баловни. С чего они возбудились? Потом вдруг на заседании совета по культуре в Петербурге о запрещении рок-оперы -«Иисус-сверхзвезда» президенту зарыдал Евгений Миронов. Правда, тут же выяснилось, что на спектакль купили сорок билетов, и его отменили из-за убыточности, но осадочек-то остался. Сейчас вот гремит скандал в Пен-клубе, затеянный Улицкой. Скандал абсолютно на ровном месте. Андрея Битова можно обвинять в усталости, но только не в зажиме свободы слова. Лично я много лет назад вышел из Пен-клуба, так как смотреть на этот якобы правозащитный горластый «привоз» просто не было сил. Зачем весь этот шум, гам на ровном месте? А затем… Он рождает у населения ощущение: что-то не так в государстве российском, надо что-то менять. Причём эта картина наступления на свободу умело конструируется не только с помощью раздувания одних фактов, но и замалчивания других. Вот вам пример. Мне звонят из тиражной газеты, спрашивают, как вы можете прокомментировать, что МХАТ имени Горького приступил к работе над инсценировкой исторического романа В. Мединского «Стена»? А что тут комментировать? Популярный роман, написанный в редком у нас приключенческом жанре. Патриотический, что тоже большая редкость.

– Но он же министр?

– А разве министры писателями не бывают? Сколько угодно. Что-то я не помню, чтобы ваша газета возмущалась, когда Улюкаев без устали печатал свою графоманию в либеральном журнале «Знамя». – Спасибо… – хмуро благодарят на том конце провода. – А вы ничего не хотите спросить у меня о премьере моей комедии «Чемоданчик» в Московском театре сатиры. – Как-нибудь в другой раз… Для тех, кто не видел спектакль, скажу: это фактически единственная политическая сатира, идущая на подмостках страны и не только в Москве. Сюжет: у президента России украли ядерный чемоданчик… Думаю, можно не продолжать. Добавлю, что в конце на сцене появляется и сам президент, которому задают очень неудобные вопросы. Спектакль идёт на аншлагах и в Москве, и в провинции. Но об этом в либеральной прессе ни слова.

– Почему?

– А потому что «Чемоданчик» нарушает создаваемую картину наступления цензуры на свободу слова. Ведь его никто не запрещает. То же происходит в контролируемых оппозицией премиальных структурах. Сочинения, которые доходят до «коротких списков», обязательно посвящёны или гулаговскому прошлому, или подлому «совку», или мерзкому настоящему. Неважно, что большинство этих сочинений просто слабы, плохо написаны и через год о них никто не помнит. Я пятнадцать лет руковожу «Литературной газетой» и по долгу службы слежу за новинками. Уверяю Вас, книги этого «брюзжащего» направления занимают ничтожное место в общем процессе, но именно их навязывают публике.

– Зачем?

– Ответ тот же: для создания общего ощущения неблагополучия. Мол, писатели чувствуют беду и предупреждают общество. Да, настоящие писатели чувствуют и предупреждают. Но совсем о другом. Например, о необходимости возвращения к социальной адекватности распределения доходов, в основном от природной ренты. О недопустимости разрушения традиционных форм образования. О недопустимости принципа: «Своим – всё, чужим – закон». О недопустимости искажения отечественной истории. Нет, речь не об авторской точке зрения, которая может быть своеобычной, а о прямом и злонамеренном искажении нашей национальной истории. Удивительно, голливудские режиссёры из самой мрачного и неуспешного эпизода, вроде разгрома у Перл-Харбор снимают ленту, возвышающую Америку. Наши продвинутые режиссёры из самого славного эпизода отечественной истории умудряются слепить нечто, унижающее Россию. Даже из великого момента принятия христианства. А в фильме о Сталинграде взяли и уравняли советского солдата и фашиста. Как можно было называть фильм о князе-крестителе «Викинг»? Во-первых, уже есть несколько фильмов с таким названием. За полтора миллиарда казённых рублей можно было бы поднапрячься и придумать оригинальное название. Во-вторых, Русь не знала никаких викингов, а только варягов, причём это был не этноним, а обозначение рода занятий. Я понимаю, зачем американцы снимают боевики про ковбоев-негров. Но зачем нам за казённый счёт навязывать «норманскую версию» династии, ведь есть и другой взгляд: Рюрик – из балтийских славян. Наконец, нельзя превращать отечественную историю в сердящую выгребную яму, выдавая это за приближение к исторической правде. У искусства свои законы. Как известно, во Франции времён трёх мушкетеров даже знать мылась редко, а позже вокруг Версаля стояло зловоние, так как во дворце туалетов не было, поэтому дамы и кавалеры справляли нужду прямо под искусно остриженными кустиками. Но не помню, чтобы Дюма нажимал на то, что от Атоса и Артаньяна дурно пахло. С этим отчизноедством надобно бороться ещё на уровне сценария.

– Это входит в Ваши творческие планы?

– В творческие планы? Конечно. А как же? Во МХАТе имени Горького и нескольких губернских театрах репетируют мою новую комедию «Золото партии». Сюжет: разорившийся банкир вынужден забрать в свой дом из недешёвого дома престарелых своего 90-летнего отца в прошлом крупного советского партийного руководителя. И тут начинается! Издательство АСТ готовит к выпуску мою книгу «По ту сторону вдохновения». Это мемуарные, часто смешные, рассказы о моём литературном опыте, охватывающем сорок лет…

Беседовала Ольга ШАБЛИНСКАЯ«АиФ», март 2017 г.

Страшнее погрома – самопрогром

«И мы были юны. Но самопогрома не хотели»

Знаменитый писатель и главный редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков – один из любимых наших героев, никогда не приходит в «Комсомолку» с пустыми руками. Его новая книга называется «По ту сторону вдохновения».


– Юрий, мы так поняли, что это публицистика?

– Я назвал этот жанр «публицистические мемуары». Я рассказываю историю написания, публикаций, как правило, драматическую, моих книг, начиная со скандальных «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», описываю, как мой «Демгородок» запрещали уже победившие демократы, рассказываю о моих сложных отношениях с нашим театральным миром, поражённым грибком «Золотой маски».

– Вы правильно начали, Юрий, потому что мы вас всегда воспринимали как литератора для молодёжи и о молодёжи. А сегодня есть у нас ощущение, особенно после молчаливых митингов конца марта, что произошёл разрыв между поколениями.

– Когда я сам и мои сверстники были юны, и мой жизненный опыт тоже был юн, мои книги, действительно, адресовались в основном молодёжи и продвинутым представителям старшего поколения. Но по мере того, как я старел и, надеюсь, умнел, естественно, менялась и моя аудитория. Теперь меня читают в основном старшие поколения, а также продвинутая молодёжь. Впрочем, постоянно переиздают и «Работу над ошибками», и «ЧП районного масштаба». «Работу…», например, недавно перевели в Чехии. Им оказались интересны отношения учителей, учеников, школьные проблемы, а они вечны… Хотя эта вещь написана, страшно сказать, в 1986 году.

Что касается разрыва… Понимаете, молодёжь всегда склонна к максимализму. Она остро воспринимает несправедливость, обидные несовершенства общества: незаслуженное богатство и незаслуженную бедность, незаслуженную славу и незаслуженное забвение. Это нормально и понятно. Так и должно быть. Но из-за этого максимализма, из-за того, что в жизни много несправедливого, что и мне не нравится, – совсем необязательно сносить существующее устройство социума до основанья. На обломках жизнь станет ещё несправедливее. И мы, пережившие 1990-е, это хорошо помним. Лучше всё-таки менять что-то в рамках существующего миропорядка. Опыт той же Америки, счастливо избежавшей после гражданской войны социальных революций, показывает: стабильность и преемственность приводит к лучшим результатам. Вот я, например, был категорически против того, что произошло в 1991 году – против слома всех основ тогдашнего общественного строя.

– Сам готовил, готовил Поляков перестройку, а потом, когда она произошла, он говорит – ой…

– Правильно, писатели готовят перемены, а мятежники устраивают под видом обновления хаос. Мы все хотели перемен во благо, а не самопогрома. Не наша вина, что политический класс оказался безответственным, а наши протесты использовали и возглавили горлопаны, вроде Коротича (в годы перестройки главный редактор главного перестроечного журнала «Огонёк». – Авт.), который потом уехал и прекрасно живёт за границей. Даже Евтушенко, который обещал, «если будет Россия, значит, буду и я», как только увидел, что всё посыпалось, тут же уехал в Америку. А разгребали и расхлебывали всё то, что наворочали в 90-е годы, мы, – те, кто остался в своей стране.

Сегодня страна идёт к повторению драмы 1990-х. А что вы хотите? Государство не только совершало ошибки в экономике и социальной сфере, оно из казны двадцать лет оплачивало моду на фронду, всячески лелеяло в творческой и медийной среде именно тех, кто прямо или исподтишка настраивал общество, особенно молодёжь, на новый самопогром. К сожалению, им давали премии в театре, в кино, в литературе. Им помогали снимать фильмы, ставить спектакли, издавать книги. Когда один из главных идеологов страны сказал мне, что исторические компиляции Акунина – это круче Карамзина, Соловьёва и Ключевского, я понял: к нашим стенам уже подвезли катапульты. В результате воспитано поколение молодёжи, готовой снова свергать, демонтировать, пускать под нож всё, что, по её мнению, мешает. А те, кто предупреждает: погодите, через год после переворота вы будете локти себе кусать, для этой молодёжи – увы, не авторитет… Потому что таковых отсеяло, оттёрло само государство. Мой голос не слышат те, кому сейчас 20—22 года, для них авторитетна Ксения Собчак с кофемолкой вместо мозгов…

– Да уже и не Ксения Собчак, а более молодые ребята, которые пишут залихватские блоги в соцсетях и имеют собственных менеджеров по рекламе…

– Для меня Собчак – это собирательный тип, вроде куклы Барби. Когда я налетаю на какой-нибудь блог, я поражаюсь тому, насколько невежественны эти молодые люди: ничего не читали и ничего не знают за исключением узкотусовочной информации. Кроме уверенности в себе, нет ничего, к сожалению. Но есть безоговорочно доверяющая блогеру такая же юная и малообразованная аудитория…

«Посадки тех, кто ссорится с УК, снимут 90 % напряжения»

– А что теперь делать? Как завоевать доверие молодёжи? Какой-то новый комсомол создавать?..

– Конечно, сеть молодёжных организаций, нацеленных на образование и социальную адаптацию, не помешала бы. Но куда эффективнее устранить из нашей жизни то, что всех злит. Коррупцию, прежде всего. Чтобы вернуть доверие к себе, власть должна провести очень жёсткую ревизию своих кадров. Ты не можешь объяснить, откуда у тебя такие деньги, почему твои дети ездят по Москве на миллионных авто и сшибают зазевавшихся граждан, почему у тебя собственность и семья за границей, а здесь «вахтовая шарашка»? Не можешь. Тогда извини, освободи кресло и посиди в другом месте. Те, кто не ссорились с Уголовным кодексом, а просто использовал несовершенство, иногда нарочитое, нашего законодательства, должны просто уйти. Мы живём в правовом государстве, и, конечно, не можем посадить человека, если он нашёл бреши в законе, но осудить его морально можем. Если ты залез на склад, воспользовавшись дыркой в заборе, тебя не обвинят в краже со взломом. Но хвалиться тут нечем. И это снимет 90 % претензий оппозиции. Не мешало бы почаще напоминать с экрана не только о мужьях престарелой певицы, но и о том, что страна развивается, строится, восстанавливает промышленность и армию. Слава Богу, империалисты помогли сельское хозяйство реанимировать…

– А, санкциями?

– Санкциями, да. Вашингтон помог – спасибо ему – сделать то, чего не мог Кремль за 20 с лишним лет. Нерешительность, неспешность государства в борьбе с коррупцией нестерпима для молодёжи. Это нам с вами, тёртым волкам эфира, можно объяснять нюансы и обстоятельства. А молодые этого не понимают. Говорят: этот – вор. Почему не в тюрьме? Украл? Понастроил дворцов на неизвестно как к нему попавшей земле? Почему он ещё во власти? Вот и всё. Молодёжь не станет копаться в оттенках серого. Им скажут: все чиновники – воры. Они верят – все воры. Ату их! Особенность психологии молодости даёт возможность нечистоплотным «вождям», нечистым на руку, манипулировать сознанием, тасуя и подтасовывая факты.

– А лично вас удивило то, что произошло в начале весны, когда было холодно в Москве и вдруг молодёжь попёрла из метро, а полиция не знала, что делать: задерживать, не задерживать?

– Нет, меня не удивило. Я понимал, новая «болотная» волна неизбежна. Это, если хотите, лишь предгрозье. Ведь власть почти не сделала выводов из прежних событий. Не поняла или недооценила, что с помощью политтехнологий, манипуляций молодым сознанием, с помощью различных организаций, которые финансируются из-за рубежа, можно устроить бурю. Не заметил я особых изменений в информационной и молодёжной политике. Взывающим не верят, за зовущими не идут. Власть может совершать самые непопулярные поступки, но она должна их объяснять. К сожалению, в последние годы она всё реже раскрывает мотивы некоторых своих поступков, например – в сфере коррупции, в отношении компромата на персон высшего звена. И этим сразу воспользовались. Накрутить молодого человека легко. А вот привести в норму, в сознание – очень сложно. В ухо дать проще, чем долго втолковывать… Прежде, чем дать в ухо, Макаренко долго объяснял.

– В ухо – это вы про что?

– В годы моего детства и юности часто приводили пример знаменитого советского воспитателя Антона Макаренко, который руководил колонией малолетних преступников. Был у него один воспитанник, которого он никак не мог убедить вести себя как положено, и Макаренко в какой-то момент просто дал ему в ухо. Помогло. Но дело в том, что Макаренко, перед тем, как дать в ухо, очень долго всё объяснял… Оплеуха была крайней мерой. А у нас дали молодёжи в ухо, практически ничего не объяснив.

– Вы имеете в виду те «педагогические воспитательные разборки», которые устроили в некоторых школах с учениками, вышедшими на протестные акции?

– Я имею в виду задержания юных участников протестной акции конца марта. Я не против удара в ухо, когда человек не понимает русского языка и ведёт себя по-хамски. Но, прежде чем ударить, вы объясните, почему у нас проворовавшемуся чиновнику сперва дадут уехать в Лондон, а потом начинают возмущаться, что он миллиарды упёр… Почему одни олигархи неприкасаемые, а другие прикасаемые? Хотя происхождение их богатства совершенно одинаково. Вот новоиспеченный президент США и известный бизнесмен Трамп – к нему по-разному можно относиться, но это человек, который заработал свои миллиарды, застроив пол-Америки. Причём, унаследовав миллионы своего отца. А у нас не один, не два, и не десять олигархов, у которых состояние больше, чем у Трампа, а мы даже не знаем, чем они занимаются, для страны что сделали, что построили, что создали?

У какого-то нашего олигарха бомжи заняли его огромный особняк в центре Лондона и не хотели уходить. И я в первый раз услышал фамилию этого нувориша. Спрашиваю – а откуда у него такие деньги? И никто не может объяснить. Если бы мне было 20 лет, я бы тоже сказал – ребята, а, может быть, пора на баррикады, если власть с такими олигархами не может сама разобраться?

– То есть, вы вообще не видите в упор Федеральное агентство по делам молодёжи…

– Про комсомол знали все. А про то, что есть это агентство… Ну, случаются какие-то точечные дела. Фестивали на Селигере. Я вот был в Крыму в прошлом году, «Литературная газета» проводила семинар для молодых журналистов. Действительно, очень толковые ребята собрались из разных регионов, большинство из простых семей, реальные пассионарии, а не новорусские барчуки. Но это ж надо в систему превращать.

– В своё время в СССР были летние молодёжные лагеря, в том числе для трудновоспитуемых подростков. А если, допустим, возрождать эту систему, кто ею должен сейчас заниматься?

– Если бы я знал ответы на эти вопросы, я бы работал в министерстве. Но как бывший учитель литературы и как многолетний руководитель газеты, полагаю: надо полностью жёстче работать над ошибками. Пора избавиться от последствий того курса в образовании, когда учебники истории и литературы внушали молодёжи неприязнь к своей стране. Мол, Отечественную войну-то мы на самом деле не выиграли, а Наполеона не надо было прогонять, Курбский лучше Грозного, да и Тухачевский лучше Сталина… Когда в программу всовывали этот кирпич под названием «Архипелаг ГУЛАГ», где обид Александра Исаевича Солженицына на советскую власть больше, чем правды. Нет, такие кирпичи не делают здание державы прочнее. Школьный учебник, конечно, должен давать объёмную картину нашей истории и культуры, в том числе, освещать и негативные события. Но всё же в истории нашей страны достаточно событий, знание которых позволяет молодому человеку выйти из школы с убеждением, что он живёт в очень перспективной и гораздо более гуманной стране, чем та же Германия, Америка и так далее.

У нас борьба со своей страной превращена в доблесть, а равнодушие к ней – в хороший тон. Хватит убеждать молодёжь, что если писатель не был антисоветчиком, значит, он плохой писатель. Вот Солженицын ссорился с Советской властью, значит, он хороший писатель. Бродский эмигрировал, он хороший писатель. А вот Шолохов не ссорился с Советской властью… Хотя на самом-то деле ссорился, но дверью не хлопал и на радио «Свобода» не проклинал… Значит, не мог он написать «Тихий Дон»…

«Мы все из будущего…»

– Ну, да, есть такой грех – у нас всё заграничное считают лучше своего: вещи, фильмы, даже идеи. Такие вот долгосрочные последствия петровского окна в Европу.

– Почему Плисецкой, творчество которой я глубоко уважаю, поставили памятник практически сразу после смерти, а Галине Улановой до сих пор не поставили? А она была балерина не менее великая. И состоялась гораздо раньше. Да, Уланова умерла на родине. Это недостаток? К 100-летию великого композитора Георгия Свиридова поставили памятник Ростроповичу. Ведь народ это всё видит и чувствует. И особенно молодёжь. Она думает – а, надо побузить, продемонстрировать, что ты готов уехать… а потом тебя попросят вернуться и наградят, и уж похоронят по первому разряду… То же и с борьбой. Ещё и улицу твоим именем назовут.

– Одному из авторов этого интервью вспоминается поездка вместе с Алексеем Дюминым, он тогда ещё был исполняющим обязанности губернатора Тульской области, к ребятам, которые занимаются раскопками братских могил советских солдат времён Великой Отечественной войны.

– От главы региона очень многое зависит в воспитании молодёжи. Если он сам патриотически настроен, делает реальное дело, а не устраивает «пермскую аномалию» – то и настроение населения будет соответствующим. А станут в городе, как это было в Перми, ставить на улицах за огромные деньги какие-то постмодернистские головоломки под названием городская скульптура, – народ насторожится: куда деньги вбухивают, когда ЖКХ сыплется…

Однако патриотом ныне быть не выгодно: ни на госслужбе, ни в искусстве. Помните фильм «Мы из будущего»? С точки зрения воспитания лихо этот фильм сделан, умно, сильно, тонко. Авторы предложили: вот ты, чёрный копатель, попробуй, встань на место тех ребят, черепа и кости которых ты теперь отбрасываешь в сторону, ища рыцарские кресты в земле. И вы думаете, этот фильм получил много профессиональных премий?

– Ну, Золотой орёл за лучший монтаж, награда «MTV— Россия» за лучшие драки…

– Самим-то не смешно? То есть, в творческом сообществе укоренилось презрение к патриотическому искусству. Совсем фильм замолчать нельзя, так нате вам – за лучшие драки… Зато Сокурову, которого до конца досмотреть можно только по приговору суда, дают «за выдающийся вклад в искусство». Посмотрите списки лауреатов Государственной премии, театральной «Золотой маски», киношной «Ники»… Вопросы есть? Вопросов нет. Причём, такое отношение сформировалось при Ельцине в 1990-е годы и продолжается до сих пор, когда у страны совсем другие вожди и цели. На ассенизационной машине в будущее не въедешь!

– Юрий, на акции «Бессмертный полк» – и в прошлом, и в позапрошлом году – было очень много молодых лиц – внуков, правнуков победителей. Как думаете, те ребята, которые вышли на молчаливую «навальновскую» манифестацию, пойдут в этом символическом полку 9 мая?

– Я думаю, значительная их часть, конечно, пойдёт. Слава Богу, война и Победа для большинства из них – пока ещё незыблемая ценность, хотя дискредитация идёт полным ходом. Но и семей с искажённой исторической памятью уже немало. Вот, например, хочу напомнить, что Иван Денисович-то у Солженицына, страдания которого в лагере вызывают естественное сочувствие к герою и ненависть к репрессивной системе, сидел, между прочим, за дезертирство… Все думают, что он или колосок украл, или анекдот рассказал, а он сидел за то, за что сажают в любой воюющей стране. И не воюющей тоже.

В том-то всё и дело, что на очередную бузу и самопогром поднимают людей, эксплуатируя их патриотическое сознание, подменяя борьбу с коррупцией борьбой с государством. А в наших специфических русских условиях снос режима – это снос страны. Мы это наблюдали и в 1917 году, и в 1991-м. Вот это надо объяснять молодёжи. Но в таком случае не надо снимать подловатых сериалов на казённые деньги. Не надо создавать фильмы типа «Викинга», где наша древняя история изображается чуть ли не с гадливостью и передёргиванием фактов…

– Юрий, с одной стороны, вы немножко нас успокоили насчёт молодёжи, с другой, наоборот, взволновали и встревожили.

– Вы со мной разговариваете, как с политическим деятелем. А я не рвусь в политику, я писатель. И со своего писательского места пытаюсь докричаться, чтобы услышали, в том числе и молодёжь. Пытаюсь что-то предпринимать…

– Например, пишете пьесы на актуальную тематику, в том числе и политическую – идущий в Театре сатиры ваш «Чемоданчик» – очень зло и смешно препарирует политические игрища современности…

– Ну и во МХАТе имени Горького сейчас репетируют мою новую комедию «Золото партии». И там один из персонажей – молодой революционер, у него подпольный ник «Чегеваров». Это, по-моему, новый типаж. Но не сбивайте меня, я не об этом хочу сказать. В своё время по просьбе власти «Литературная газета» в нелегких условиях создала общефедеральную премию «За верность Слову и Отечеству» имени Дельвига. Как возникла эта идея? А так: из кремлёвского окошка заметили, что вся литературная молодёжь оказалась в орбите трёх премий: «Большой книги», «Букера» и «Нацбестселлера», которые из всего потока выбирают именно протестную, причём в дурном смысле, а также антисоветскую, антирусскую, брюзжащую литературу. Патриотический тренд там «не катит». Решено было ради равновесия создать премию для здоровых сил отечественной словесности. Мы пять лет этой премией занимались… Естественно, нам помогало государство, потому что откуда у нас такой премиальный фонд, чтобы можно было миллион давать за первое место. Премию раскрутили, она стала популярна, писатели, у которых есть патриотическая завитушка в мозгах, воспрянули духом, почувствовали себя вновь нужными стране. И что вы думаете? В этом году премию тихо прикрыли. Причём для всех выше перечисленных премий деньги нашлись. У меня после этого, честно говоря, руки опустились. Если у российского двуглавого орла обе головы начинают мыслить либерально, эта птица скоро сдохнет. А ведь скоро выборы… Такое впечатление, что власть решила покончить с собой! Наша с вами задача – повиснуть у неё на руке и не дать спустить курок, нацеленный в висок.

Беседовали Любовь Моисеева и Александр Гамов«Комсомольская правда», апрель 2017 г.

«Гнилую лодку не латают…»

Слухи о том, что в столь ценимой москвичами «Литературной газете» грядут какие-то перемены, ходят не первый месяц. А не так давно в интервью «Вечерней Москве» Максим Замшев, шеф-редактор «ЛГ», заранее радостно сообщил, что вскоре станет главным редактором этого издания. Мы решили разобраться, что же происходит на самом деле, у писателя Юрия Полякова, много лет возглавлявшего издание и, как выясняется, пока не собирающегося покидать легендарную «Литературку».


– Юрий Михайлович, так какие изменения случились в «ЛГ»? Говорят, вы ушли с поста главного редактора?

– Странно, что все спохватились только сейчас, ведь главным редактором я перестал быть почти три года назад, когда «ЛГ» из ОАО превратилась в АНО – автономную некоммерческую организацию. Не заметили? Я тогда сделался президентом АНО – должность, согласитесь, смешная по названию, к тому же обязывающая помимо редакторских функций общаться ещё с налоговыми и прочими уважаемыми, но утомительными структурами. Меня это тяготило. А главного редактора у нас вообще в АНО сначала не было. Был шеф-редактор. В этой должности работал Максим Замшев, которого я пригласил в своё время из правления Московской городской писательской организации в «ЛГ», почему-то уверенный, что он, аппаратчик, освоит и журналистскую профессию. Впрочем, редактировать «Литературную газету» может и аппаратчик, и писатель, если только, придя на пост, он делает газету, а не свою литературную карьеру, до этого почему-то не задавшуюся. Вообще-то, по моим наблюдениям, писателями становятся не за редакторским, а за письменным столом. Теперь, после плановой перерегистрации и изменений Устава, у нас новый руководитель, глава АНО – Андрей Тимохин, мой давний знакомец, человек с большим организационным опытом. Я же стал председателем редсовета – высшего редакционного органа, определяющего лицо газеты. Должность Максима Замшева теперь называется «главный редактор», хотя круг его обязанностей остался прежним. Дело ведь не в названии. Но я заметил, что есть люди, для которых важнее слыть, а не быть, их больше беспокоит название должности, а не то, как они её исполняют. Например, у нас в «ЛГ» хозяйственник по фамилии Шавлов совсем извёлся из-за того, что он просто «исполнительный директор», хотя никакой исполнительности за ним не замечалось. По новому уставу он стал «генеральным» – и счастлив, чего не скажешь о сотрудниках. Вот такие у нас перемены.

– Будут ли, в связи со сказанным, какие-то изменения в курсе газеты?

– Не исключаю. Прежде всего, по экономическим соображениям. Бумажная пресса сейчас в сложном положении. А «истину царям с улыбкой говорить» и одновременно протягивать руку непросто. Во всяком случае, у меня с Роспечатью такой номер не прошёл. Впрочем, тут речь, скорее, о «псарях». Как раз наш-то президент ценит откровенное, пусть и резкое слово, если сказано оно с заботой об Отечестве. Это я заметил по его реакции на мои достаточно острые выступления на заседаниях Совета по культуре. Всем газетам сейчас непросто, если только они не работают на разрушение страны. У этих почему-то с конца 1980-х всё тип-топ. А нам, например, отказали в гранте на ежегодную литературную премию «За верность Слову и Отечеству», хотя пять лет назад мы по просьбе Администрации Президента начали разворачивать редакционную премию в общефедеральную, чтобы хоть как-то уравновесить «букеров». При этом либеральные литературные премии поддерживаются в прежних объёмах. Но не стоит унывать, патриотам всегда в России жилось непросто, нужно искать, выдумывать, пробовать. Большие надежды возлагаем на сайт, который я затеял, едва придя в газету. Сейчас он развивается, но его мобильность, а главное – креативность и острота оставляют желать лучшего. Видимо, для такого дела требуются мозги помоложе и поизвилистее. 16 лет я занимался оперативным руководством газеты, вникая во все мелочи, придумывая темы, шапки, рубрики, дискуссии, вылавливая в подписанных полосах ошибки, пропущенные даже бюро проверки, которого у нас теперь нет – из экономии. Правда, у меня были хорошие заместители, в частности, опытнейший Игорь Серков, некогда возглавлявший «Неделю». Когда-то мы вместе работали в журнале «Смена» под тяжёлой рукой Альберта Лиханова. Общими усилиями мы изменили газету, сделали её одним из самых острых гуманитарных изданий, подняли обвалившийся в конце 1990-х тираж «ЛГ», увеличив его в десять раз. В качестве председателя редакционного совета я буду, слава Богу, осуществлять стратегическое, а не оперативное руководство, которое теперь ляжет целиком на Замшева. Скажется ли это на уровне газеты, её остроте, оригинальности? Об этом судить Читателю. Надеюсь, мы его не огорчим. Но если он рублём не поддержит «ЛГ», как это уже сделал в конце 1990-х, если охладеет к «ЛГ», как Земфира к Алеко, то кадровые перемены продолжатся. Мы живём в жёсткое время, а фамилии, указанные в выходных данных, меняют нынче одним кликом – не на мраморе же они золотом выбиты…

– А правда ли, что вы планируете баллотироваться на должность председателя Союза писателей России?

– Нет, даже не собираюсь, хотя и огорчён деградацией этой некогда славной и могучей организации. Поймите, СП России – не просто объединение писателей, это, скорее, гуманитарно-патриотическая партия, имеющая во всех регионах страны отделения, которые активны и влияют на губернские процессы. Именно такой партии нам сейчас не хватает, чтобы выволочь страну из трясины «недокапитализма» и «плутодемократии». Но правление СП РФ, засевшее в особняке на Комсомольском проспекте, впало в такую глубокую летаргию, что спящие тела уже паутиной обросли, там царит развал и семейственность, больше напоминающая богадельню. Некоторое время назад мы опубликовали подписанное многими известными русскими и национальными литераторами «Обращение к писателям России». Там были и такие слова: «… начиная с середины 1990-х, наши съезды и пленумы раз от раза проводились всё формальней и кулуарней. Прекратилась сменяемость руководства и приток свежих молодых сил. Главным содержанием таких пленумов и съездов стало не обсуждение путей развития отечественной литературы и участия в этом процессе СП РФ, не выдвижение новых имён, а торопливое голосование за статус-кво в предвкушении обещанного банкета. Если и съезд СП РФ, намеченный на весну будущего года, пройдёт по тому же губительному сценарию, мы потеряем наш Союз, а особняк на Комсомольском проспекте окончательно превратится лишь в объект извлечения арендной прибыли. Выход у нас один – сделать предстоящий съезд оздоровительным…» Однако наше обращение было воспринято аппаратом СП как покушение на пожизненное кормление и встречено в штыки, тут же началось строительство баррикад, пока в переносном смысле. В ситуации круговой обороны корыта оздоровление невозможно. Думаю, пользуясь словами Рубцова, «лодка на речной мели скоро догниет совсем»…

– Что же делать?

– Опять отвечу строчкой Рубцова: надо «лодку мастерить себе» – создавать новый союз, гильдию, которая, прежде всего, возьмёт на себя функции профсоюза литераторов, нас ведь даже из реестра профессий выбросили. Писатель в современном обществе наг и беззащитен, как нудист в кактусах. Есть ещё одна проблема – депрофессионализация нашего сообщества. Патриотические СП РФ и Московская городская писательская организация, а также либеральные Союз российских писателей и Союз писателей Москвы, борясь за количество членов, двадцать пять лет принимали в свои ряды чёрт знает кого и напринимали жуткое число сочинителей, которых назвать писателями можно лишь в том смысле, в каком орущих «Шумел камыш…» зовутся «певцами». Давно назревшая профессиональная чистка в нынешних союзах невозможна, гнилую лодку не латают. Создание новой организации, опирающейся на партнерство с государством, позволит формировать её из профессионально работающих авторов разных поколений и идейно-эстетических пристрастий. Нечто подобное обещал на первом литературном собрании президент Путин. Кстати, сегодня есть для этого и материальная база: наконец, остатки писательского имущества по решению суда вырваны из цепких лап «крепкого хозяйственника» Переверзина и возвращаются литературному сообществу.

– С «ЛГ» и Союзами писателей более-менее понятно. А что нового в вашей литературной работе?

– Немало. Редакторство и общественные труды – всегда были важными, но не определяющими в моей жизни. Главным всегда был письменный стол, а никак не наоборот. Докладываю: в АСТ вышли две новые книги «По ту сторону вдохновения» и «Фантомные были», я буду представлять их на Московской книжной ярмарке 9 сентября. В первой собраны мои эссе о писательском труде. Вторая, совсем свежая, – это вставные новеллы, которые я извлёк из своей иронической эпопеи «Гипсовый трубач», переработал и объединил под одной обложкой. То же издательство приступает к выпуску моего 12-томного собрания сочинений. В начале сезона у меня сразу несколько премьер: в Смоленске, Симферополе, Мурманске. 7 ноября в МХАТе имени Горького у Татьяны Васильевны Дорониной премьера моей новой комедии «Золото партии». В те же дни лечу в Будапешт, где вышла на венгерском языке моя давняя сатирическая повесть «Демгородок». Заканчиваю новый полумемуарный роман «А секс у нас был!». Он выйдет в конце года также в АСТ. События разворачиваются в андроповском Советском Союзе. Думаю, такой легкомысленной литературной выходки от меня никто не ожидает. Готовлю новую книгу публицистики «Желание быть русским». Как и предыдущие сборники – «Перелётная элита», «Левиафан и Либерафан» – она выйдет в издательстве «Книжный мир». В сборник по традиции я включил мои интервью и тексты, публиковавшиеся в «Вечёрке».

Беседовала Ольга Кузьмина«Вечерняя Москва», июль 2017 г.

Поменьше патриотизма на экспорт!

Беседа с венгерским русистом Йожефом Горетичем для будапештского Интернет-журнала.


– Почему было написано в советские времена значительно больше сатирических произведений, чем в наши дни?

– Сатира по своей художественной природе связана с преодолением запретов с помощью иносказаний, гротеска и аллегорий. Сейчас запретов фактически нет. Во-вторых. Сатира упрекает власть и общество в том, что они не соответствуют заявленным целям и идеалам. Именно на противоречии между высоким проектом (коммунизм, народная монархия, демократия) и низкой реальностью «работает» писатель-сатирик. Сегодня в России чёткого позитивного проекта нет. Власть в отличие от коммунистов многого не обещает. Трудно сатирику.

– Есть ли такой жанр, который вытеснил сатиру из литературы?

– Многие жанры используют сегодня приёмы сатиры, появился иронический детектив. Но это было всегда. «Евгений Онегин», первый реалистический русский роман в стихах, начинается строчкой «Мой дядя самых честных правил…» А это перефразированное начало басни Крылова «Осёл был самых честных правил…».

– В последнее десятилетие два раза можно было читать о цензуре, касающейся кинофильмов. Один из этих случаев – это фильм «Россия 88», а другой – документальный фильм о Pussy Riot. Кроме этого, кинофильм Андрея Звягинцева «Левиафан», который получил приз «Golden Globe», тоже не оказался любимым фильмом власти. По Вашему мнению, какую роль играет правительство в делах культуры?

– Я сталкивался цензурой. При советской власти запрещались мои повести «ЧП районного масштаба» и «Сто дней до приказа», в постсоветский период при Ельцине изымалось из магазинов первое издание «Демгородка». В российском искусстве сегодня государственной цезуры нет. Фильмы Звягинцева идут в прокате, более того, все они сняты при финансовой поддержке государства. Мне, кстати, «Левиафан» тоже не понравился, он не честен по отношению к русскому народу. Короче – враньё. Но бывает проправительственное враньё, а бывает и антиправительственное враньё. Звягинцев – крупнейший специалист по антиправительственному вранью. Он почувствовал, что русофобия горячо поддерживается на Западе, и активно эксплуатирует этот ресурс. Странная вещь: фильмы о российской жизни Звягинцев снимает в основном по сценариям, написанным не русскими авторами и не про Россию. Так, «Елена» снята по британскому сценарию про английскую жизнь. Странно, не правда ли? Что касается фильма про «Пуси райот», чей поступок я нахожу дурацким и кощунственным, то, насколько мне известно, эту ленту тоже не запрещали, просто не показали по ЦТ, как и сотни других документальных фильмов, очень острых и талантливых, в чём я имел возможность убедиться, возглавляя жюри фестивалей неигровых лент. Почему Запад не волнуют судьба этих фильмов, а только про «Пуси»?

– В своих произведениях Вы часто реагировали на коррупцию: в том числе в Вашей повести «Небо падших» идёт речь о бизнесмене, который рассказывает о том, что означает для него подкуп и взятка. Коррупция – это понятие, которое в некоторой мере для иностранцев тесно связывается с Россией. Положение действительно такое плохое в России?

– Насколько я могу судить, Запад и другие передовые страны постоянно сотрясают коррупционные скандалы: вспомните хотя бы Берлускони или президентшу Южной Кореи. В США до сих пор разбираются с мутными делишками четы Клинтон. Да, в России с лихих 90-х свирепствует коррупция, но с ней борется не только литература и Ваш покорный слуга в своих романах и пьесах, почти каждый день арестовывают крупных взяточников – министров, губернаторов, больших чиновников и генералов… Как ещё бороться с коррупцией? Расстреливать? Но тогда Запад обвинит нас в антигуманизме и Путину пририсует сталинские усы. Кстати, почему-то Запад редко и неохотно выдаёт нам сбежавших из России жуликов. А Израиль никогда не выдаёт. Почему?

– Характерна ли для российских писателей (вообще для творческих людей) самоцензура?

– Для любого нормального человека характерна самоцензура, иначе на улице царило бы жуткое сквернословие. По-моему, ещё не было времён, когда человек в публичном пространстве мог высказать всё, что думает на самом деле, и теми, словами, какими ему хочется. В нашем писательском мире враньё в книгах и выступлениях ради выгоды стало профессиональной привычкой. Но книги таких авторов недолговечны, как шоколадка, забытая в кармане брюк. Моя самоцензура сводится к тому, чтобы с помощью тщательно подобранных и безобидных с виду слов всё-таки сказать читателю то, что говорить в данный момент не принято или опасно.

– Глубока ли пропасть между консервативными и либеральными писателями?

– На первый взгляд, да. На самом деле, не столь уж и глубока. Дело в том, что в России почти все средства поощрения писателей (премии, гранты, издания, звания, награды, даже посмертные памятники и т. д.) сосредоточены в руках либералов, поэтому те писатели, которые в душе твердокаменные консерваторы, это часто скрывают и притворяются сторонниками общечеловеческих ценностей. Я таких знаю. Выпьют и о Домострое тоскуют. Если меня на месяц назначить распорядителем благ и поощрений, вскоре большинство писателей-либералов объявят себя консерваторами. А тех двух-трёх либералов, которые этого не сделают, я награжу самыми большими премиями – за верность принципам.

– В своём романе «Козлёнок в молоке» Вы ехидно нарисовали сообщество писателей, где с помощью некоторой ловкости, хорошей организационной работы можно сделать из чальщика знаменитого и признанного писателя. Это в самом деле так?

– К сожалению, в 90-е годы были утрачены чёткие критерии художественности произведений, восторжествовал постмодернистский принцип относительности: мол, я считаю это шедевром, а на ваше мнение мне плевать. В результате, появились стада гениев, не написавших и одного приличного стихотворения, ни одного внятного рассказа. Но как раз их объявляли новой русской литературой, хотя на самом деле это «нерусская нелитература». Вот об этом я и написал в 1995 году роман-эпиграмму «Козлёнок в молоке», который за двадцать лет переиздали 30 раз общим тиражом более полумиллиона экземпляров. Читатель оценил и разделил мой сарказм.

– Во всех Ваших произведениях важную роль играет власть. Каково у Вас отношение к власти?

– Власть неизбежна в человеческом обществе. Даже в банде анархистов есть вожак, а значит, власть. Да и сама свобода, по-моему, если вдуматься, это всего лишь приемлемая степень принуждения. Мы должны добиваться от власти, чтобы она: использовала только необходимое для сохранения порядка насилие; чтобы прежде всего работала на общество и лишь потом на себя, чаще случается наоборот; чтобы она не прикасалась к механизмам смены власти, утвержденным законом. Остальное в руках Провидения. При этом я довольно ехидно пишу о современной российской власти. Взять хотя бы мою комедию «Чемоданчик».

– Вы поддерживаете политику Владимира Путина?

– Да, поддерживаю, я дважды бы его доверенным лицом на выборах. Путин спас Россию от распада, к которой её уже подвёл Ельцин. Я очень надеюсь, что он со временем передаст власть достойному преемнику. Ни горбачёвых, ни ельциных в нашей истории больше быть не должно.

– Каково Ваше мнение о российско-украинском конфликте и о присоединении Крыма к России?

– Крым – исконная часть России, к Украине он был приписан Хрущёвым, выходцем с Украины же, без референдума в качестве административного эксперимента в рамках СССР. После распада СССР эксперимент закончился, и Крым вернулся туда, где ему быть надлежит. Надеюсь, со временем вернётся и Донбасс, также переданный Украине в порядке административного эксперимента в 1920-е годы. Конфликты на территории бывшей УССР свидетельствуют о невозможности строительства национального государства в этом лимитрофе, который из-за многоэтнического населения может быть только федеративным. Если в Киеве этого не поймут, то, несмотря на факельные шествия, распадутся окончательно. С исторической точки зрения это будет закономерно.

– Ваша повесть «Демгородок» по жанру – негативная утопия, в которой рассказывается о восстановлении социализма и Советского Союза. Повесть была написана в 1993 году, а у нас, в Венгрии, выходит только сейчас. Какое послание (идейное содержание) этого произведения в 2017 году?

– Послание такое: всегда в трудные исторические моменты возникает желание решить все проблемы с помощью жёсткой руки и диктатуры. Но лучше до этого не доводить. Чем сильней лекарство, тем больше у него побочных действий и осложнений. А их лечить приходится гораздо дольше потом. На мой взгляд, диктатура допустима в одном случае, когда нужно спасти страну от распада, причём лишь в том случае, если народ хочет сохранить единство. Именно такая историческая коллизия описана в «Демгородке». Именно по этой причине диктатора адмирала Рыка народ прозвал «Избавителем Отечества» (ИО) и провозгласил монархом, так как адмирал своевременно женился на потомице князя Синеуса, брата князя Рюрика.

– Обречено ли постсоветское общество на падение?

– Отнюдь нет. Если курс Путина будет продолжен, конечно, в модернизированном виде, Россия не только упрочит своё положение на планете, но и решит многие внутренние проблемы, которые ныне решаются медленно, за что оппозиция справедливо критикует правительство и президента. На мой взгляд, сегодня в России много патриотизма на экспорт, и маловато для внутреннего пользования. Экономический блок правительства – это какой-то интернат для отстающих менеджеров-монетаристов.

– Вы в Венгрии уже не в первый раз. Даже как у (бывшего) почетного председателя московского Общества «За дружеские связи с Венгрией», у Вас есть свой взгляд на венгерскую общественную жизнь. Какой Вам представляется Венгрия и её внешняя политика? Каким Вы видите отношение к Венгрии в России? Какое у Вас мнение о Викторе Орбане?

– Мне кажется, Виктор Орбан – политик «длинной воли», как говорили на Древнем Востоке. Он понимает: историческая судьба Венгрии и её народа важнее судьбы наднациональной административной химеры под названием «Евросоюз». Если бы руководители исчезнувшего СССР, так же думали о будущем России, она могла бы избежать катастрофы, настигнувшей её в 1990-е.

Сентябрь 2017 г.

«По ту сторону вдохновения»

Так называется новая книга известного прозаика, главного редактора «Литературной газеты», вышедшая в АСТ – сборник эссе о временах, нравах, политике, любви, театре, утратах и обретениях, творчестве и работе. Афористично, ярко, язвительно, грустно? Тут можно подбирать любые слова и настроения, потому что эта вещь про нашу повседневность. Ведь «мастер слова не ограничивается сидением за рабочим столом, точно так же, как дни и ночи врача не исчерпываются выписыванием рецептов и осмотром больных организмов – в зависимости от специализации. О заботах страны, цензуре, либеральном перекосе в искусстве, на «тесном как вагон метро в час пик Парнасе», «Викинге», премиях и трамповских ракетах мы поговорили с писателем.


Культура: Вы относите «По ту сторону вдохновения» к жанру «мемуарной публицистики». Что это такое, кто-нибудь ещё в нём работал?

Поляков: Сегодня? Не думаю. Жанр возник неожиданно и даже стихийно. Я сам и название для него придумал. Дело в том, что внимание критиков и литературоведов в последнюю четверть века было нацелено в основном на авторов «либерально-экспериментального пула», который группировался вокруг больших премий. Авторы моего направления почти игнорировались, несмотря на читательское признание. Тогда возникла идея компенсировать это невнимание и снабжать мои часто переиздававшиеся книги небольшими эссе о том, как и в каких обстоятельствах романы, повести, пьесы писались, какие отклики имели. А потом, однажды перечитав эссе, я понял, что это не столько заметки на полях или очерки психологии творчества, сколько своего рода мемуарная публицистика, причём не устаревшая. Скажем, недавний скандал на «Нике» – почти повторяет те же коллизии, что мы наблюдали во времена «Перестройки». Деятели культуры, живущие за счёт государства, умеющие говорить только «дай!», снова, как 30 лет назад, не хотят вникать в проблемы «руки дающей». Они не понимают, что «экспортный гуманизм» не всегда совпадает с интересами страны, что долг художника перед обществом не исчерпывается бюджетным самовыражением. В своей беспроигрышной общечеловеческой риторике они вольно и невольно работают на силы, враждебные России, как и 30 лет назад. Об этом я тоже пишу в новой книге.

Культура: Надо заметить, Ваша публицистика очень острая. Вот, например, цитата о начале девяностых: «Страна превратилась в огромную кунсткамеру, уродцы, сидевшие при советской власти в спирту, повыскакивали из банок и устроили шабаш непослушания». Вы и тогда так выступали?

Поляков: Конечно, даже ещё острее: моложе был. Поэтому я с чистым сердцем переиздаю публицистику, которую писал в 1990-е, публикуя в «Труде», «Собеседнике», «Комсомолке», «Московском комсомольце», «Российской газете», «Правде» … В октябре 1993-го из-за моей статьи «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!» приостанавливали выпуск «Комсомольской правды». Тогда же мой «Демгородок» изымали из магазинов, а статьи обо мне удаляли из переизданий энциклопедий, справочников, учебников. Я предложил именовать продажную интеллигенцию, севшую на западные гранты, «соросятами», а тогдашнюю культурную политику «грантократией». Прижилось. Придумал словечко «демокрады». Тоже прижилось. Серьёзный резонанс вызвала и моя статья в «МК» «Холуин – праздник творческой интеллигенции». Ко всем этим темам я возвращаюсь в новой книге.

Культура: В новой книге, как сформулировано в издательской аннотации, Вы раскрываете ещё и собственную творческую лабораторию, например, объясняете интерес к ранним вещам, называя его ажиотажным…

Поляков: Таким он и был, ведь я обращался к табуированным темам. Нельзя было тогда так писать про армию, школу, аппаратный комсомол, как писал я. Нельзя было так смеяться над ельцинской Россией, как смеялся я в «Демгородке». В новой книге «По ту сторону вдохновения» я тоже не совпал с каноном «интеллигентной неприязни к Отечеству». Возможно, моя горячая забота о будущем России кому-то покажется «не комильфо». Моя правда сильно отличается от правды Макаревича или Сокурова. За неё госпремий не дают.

Культура: Там даже есть глава «Булгаков против электротеатра». Почему он против? Модная же площадка, стильная.

Поляков: А зачем заводить «стильную площадку» на месте театра, имевшего славную историю? Нельзя было дать экспериментаторам новую безымянную площадку? Зачем делать подиум из намоленной сцены? Впрочем, в моём эссе «электротеатр» – понятие, скорее, собирательное. Думаете, при Булгакове не было деятелей, желавших превратить национальное искусство в одну гигантскую пробирку? Были и очень много. Булгаков их терпеть не мог. И ставим мы сегодня в театрах не их экспериментально-революционные пьесы, а Булгакова, которого тогда продвинутые «мастера» считали ретроградом. Улавливаете? То же самое случится и с нынешними «электротеатрами». Пока новизна, развивающая, а не ломающая традицию, с трудом пробивается на сцену, блокируемая золотомасочной тусовкой. Пробьётся! «Новая драматургия» за 25 лет доразвивалась до «лабораторного чтения» вместо полных залов. Премированные спектакли держатся в афише в лучшем случае сезон: никто не ходит. И ради этого при поощрительном «ай-ай-ай» власти крушили русский психологический театр? Снесли Парфенон и воздвигли собачью будку. И это новаторство?

Допустив либерально-экспериментальный перекос, власть совершила серьёзную ошибку. Культурный процесс – это своего рода перетягивание каната. А в 1990-е этот канат взяли и подарили одной из групп. В искусстве должны звучать разные мнение, работать разные подходы, художественное пространство не может быть монополизировано. Это убивает искусство, и всё заканчивается чёрной дырой, даже не квадратом. Новаторство и развитие не возможны вне диалога, спора архаистов и новаторов – об этом писал ещё Тынянов. Заскучавшей либеральной интеллигенции остаётся лишь привязывать конец дарёного каната к Спасской башне и тянуть на себя, что они с успехом и делают…

Культура: В одном из интервью Вы говорили, что в последнее десятилетие паритет начал восстанавливаться. За примером далеко ходить не надо – «Золотой Дельвиг» выдаётся писателям русской темы.

Поляков: Да, в какой-то момент государство почувствовало бесплодность такого перекоса и предложило нам создать противовес триаде «Большая Книга», «Нацбест», «Русский Букер», монополизировавшей премиальное пространство. Мы напряглись, переформатировали нашу скромную редакционную премию имени Дельвига в общефедеральную премию «За верность Слову и Отечеству», раскрутили, она стала престижной, заметной, единственной, отмечающей авторов, пишущих на национальных языках. Так что – не только авторам русской темы. Не только! Но вдруг государство охладело к своей же идее, премия лишилась поддержки и сошла на нет. Видимо, высокопоставленные политтехнологи планируют на выборах 2018 года обойтись без патриотического сектора. Ну-ну… Попытка обратиться за поддержкой к отечественному капиталу ни к чему не привела. Это понятно: наш бизнес антипатриотичен и предпочитает вкладывать в американский баскетбол, а не в русскую национальную культуру. Но власть снова решила искать симпатий либералов за счёт небрежения патриотами. Я как-то на очень высоком совете спросил: «Почему к столетию великого русского композитора Свиридова в Москве поставили памятник Ростроповичу, которому только вот в эти дни исполняется 90 лет?» Ответа не получил. Это не значит, что я плохо отношусь к Ростроповичу, в «ЛГ» мы, конечно, напечатали к юбилею большой материал. Но за Свиридова обидно. И за Галину Уланову. Она ведь тоже великая балерина, а памятник поставили Майе Плисецкой. Обеим разве нельзя? Почти не заметили 150-летие Лескова, совершенно незаметно прошёл недавно 200-летний юбилей славянофила Константина Аксакова, никто не вспомнил про 90-летие Виля Липатова, про 20-летие со дня смерти Владимира Солоухина. Словно через силу на общефедеральном уроне отметили 80-летие покойного Валентина Распутина. Такое впечатление, что «русскость» снова «не в тренде».

«Литературная газета», созданная Пушкиным 187 лет назад, – такое же достояние страны, как Третьяковка или МХТ, но внимание к нам со стороны государства, мягко говоря, не обременительное. Я 33-й редактор «ЛГ», пробыл на этом посту 16 лет, но так и не научился вопить: «Караул, цензура!», когда нет денег на зарплату сотрудникам и гонорары авторам. И учиться этому не собираюсь, хотя у нас в Отечестве быть молчаливым единомышленником Кремля не выгодно. Зато казна щедро тратится на шумные и сомнительные проекты, вроде «Викинга»…

Культура: Многие говорят, что фильм не вполне точен исторически.

Поляков: Ещё бы. Не было на Руси никаких викингов, были варяги, и об их национальной принадлежности до сих пор ведутся споры, скорее всего, то были полиэтнические профессиональные сообщества. Баловень «немцев» Романовых Карамзин считал Рюрика – скандинавом. Ломоносов был категорически против такой версии, он и Лев Гумилёв видели в Рюрике балтийского славянина с острова Рюген. Кстати, о прусских корнях династии твердил Иван Грозный. Но давайте глянем на ситуацию с точки зрения политической прагматики. Зачем было с помощью исторического блокбастера за огромные казённые деньги вбивать в головы компатриотов обидную для нас, в сущности, «норманнскую» теорию, имеющую в науке не больше прав, чем «антинорманнская»? Да ещё делать это в годы жёсткой конфронтации с Западом. Зачем? Если Царь-пушка не стреляет, а Царь-колокол не звонит, это вовсе не значит, что государственные мужи не должны шевелить мозгами.

Культура: Думаете, Ваша книга возымеет действие?

Поляков: Она стоит в «лидерах продаж», а значит, по крайней мере, её прочитают и убедятся: можно видеть все недостатки сегодняшней России и оставаться патриотичным. А патриотизм нам, ой как ещё понадобится, когда жареный петух глобализации… Ну и так далее…

Культура: Хочется найти в этом оптимистическую ноту…

Поляков: У Трампа половина ракет не долетела до цели, а у корейцев единственная ракета вообще взорвалась воздухе. Разве мало у нас поводов для оптимизма?

Беседовала Дарья ЕФРЕМОВАГазета «Культура», октябрь 2017 г.

Казус с «Матильдой»