— Не трожь мою дочь! — рявкнул Томази. — В кого она превратилась по твоей милости?!

— Лариса жива и может ходить.

— Ты отрезал ей ноги и вставил в голову нейрочип!

— А что еще оставалось после того, как она заразилась? Я ее спас, а ты… — Феллер замер, сообразив, что коллеги с интересом слушают его перебранку с тестем. Покраснел, понимая, что потерял лицо, негромко произнес: — Твое отношение к ней все испортило.

И вернулся в кресло.

— Давайте не будем устраивать сцен, — мрачно попросил дядя Сол. — Мы все знаем о случившемся и о том, как вы с тех пор относитесь друг к другу. Жаль, что все так получилось. — Короткая пауза. — Арнольд, пожалуйста, изложи свои соображения.

Директор Митчелл кашлянул и поднялся на ноги.

— Итак, господа, в настоящее время пингеры обладают колоссальным, даже запредельным уровнем свободы. Несмотря на то что каждый нейрочип пронумерован и определяется в сети, как уникальное устройство, не существует закона, требующего привязывать maNika к конкретному владельцу. Нет обязательной регистрации. Нейрочипы свободно продаются и покупаются, и несмотря на возможность отслеживания, мы далеко не всегда можем использовать эту информацию не только в суде, но даже в своих интересах. Вывод: в сфере оборота нейрочипов творится полный хаос.

— Это называется свободой, — пробормотал Биби.

— Мы вложили в эту свободу большие деньги, фактически создали ее, — напомнил дядя Сол. — Пришло время придать происходящему немного упорядоченности.

— Вы сотворите диктатуру.

— Ликвидируем анархию.

— У нас нет выхода, — громко произнес Розен.

— Что? — растерялся Феллер, явно не ожидавший, что друг займет сторону противников. — Что ты сказал?

Но Кастор отвернулся, не желая встречаться с владельцем \"Feller BioTech\" взглядом.

— Я удивляюсь твоей позиции, Биби, — вдруг сказал Арчер. — Ты всегда был жестким, прагматичным реалистом, почему ты защищаешь орков?

— Дружище, не заставляй нас думать, что дядя Сол во всем прав и ты пытаешься защитить не свои активы, а свои далеко идущие планы, — добавил Хайнштейн. — Ты умный парень, но мы ведь тоже не дураки.

Феллер осекся.

— Я вообще не понимаю, почему мы сразу не ввели обязательную регистрацию нейрочипов, — проворчал Райвуш.

— Как видишь, Биби, одно и то же действие можно описать разными словами: кто-то говорит о гибели свободы, кто-то — об установлении порядка, — улыбнулся старик. — И не волнуйся: граждане нас поддержат.

— Мы проведем отличную рекламную кампанию, — пообещал сенатор Томази. — Даю слово: нация закон одобрит.

На Феллера Джанлука не смотрел. Дядя Сол одобрительно кивнул и обратился ко всем участникам встречи:

— Друзья, у нас существует отличный, продуманный до мелочей план…

— Дедушка рассказывал, что, выпрашивая деньги для нападения на Россию, Гитлер произносил примерно такие же слова, — язвительно заметил Биби.

Пьющий виски Розен поперхнулся и закашлялся.

— Ты не хуже меня знаешь, что иногда случаются осечки, — грубовато ответил старик. — Но я прошу воздержаться от саркастических замечаний до окончания совещания.

— Извини, дядя Сол, не смог удержаться.

— Джанлука, продолжай.

— Чтобы не затягивать, мы приняли решение обойтись без предварительной обработки общественного мнения, сразу приступим к продвижению законопроекта и одновременно будем формировать необходимый для его принятия фон.

— Почему? — осведомился Арчер.

— Потому что и Конгресс, и Сенат проголосуют так, как мы скажем, — пожал плечами дядя Сол. — К счастью, здравомыслящие федеральные политики смотрят на проблему нашими глазами и понимают опасность нынешнего положения. И тот факт, что среди конгрессменов полно пингеров, нам на руку: они покажут нации, что все здравомыслящие люди хотят быть законопослушными.

— Хорошая идея!

— А учитывая, что заниматься проектом будет Бобби Челленджер, я готов дать голову на отсечение, что через месяц американцы сами попросят ввести тотальный контроль за нейрочипами, — старик помолчал, затем повернулся к мрачному Феллеру и уверенно закончил: — Поверь, Биби, все пройдет хорошо. Не как у Гитлера.

— Надеюсь, дядя Сол, — угрюмо отозвался Феллер.

Несколько мгновений в комнате царила тишина — инвесторы ждали реакции проигравшего Биби, а когда поняли, что владелец \"Feller BioTech\" не собирается закатывать истерику, немного расслабились. Точнее, расслабились все, кроме старика, который собирался обсудить еще одну тему.

— А теперь скажи, сынок, ты слышал о нейрочипах, которые называются no/maNika?

— Слышал, — после длинной паузы ответил Феллер. И по тому, как долго он молчал, участники совещания догадались, что дядя Сол затронул болезненный вопрос. И вновь насторожились.

— Не сомневался, что ты слышал об этих чипах, Биби, но не могу понять, почему ты не рассказал нам о них.

— Что именно я должен был рассказать? — почти спокойно осведомился Феллер.

— Мне интересен твой взгляд на происходящее, сынок, взгляд владельца \"Feller BioTech\", взгляд человека, который позиционирует себя монополистом в производстве нейрочипов.

Все поняли, куда клонит дядя Сол, увидели, что Феллер снял и принялся протирать очки, что делал лишь в моменты сильного душевного расстройства, и приготовились услышать нечто очень важное.

— Биби!

— Они не являются полным аналогом maNika, — выдавил из себя Феллер.

Арчер присвистнул, но промолчал. Розен отвернулся.

— Перестань заниматься словоблудием, — жестко потребовал старик. — Специалисты GS изучили новый нейрочип и доложили, что он выполнен на высочайшем уровне и обладает всеми характеристиками maNika, за исключением самой важной для нас — блока подключения к сети. Доступ к no/maNika возможен только по кабелю. А теперь вопрос: откуда, мать твою, взялись эти нейрочипы, если даже китайцы еще не научились их производить?

Несколько долгих мгновений в комнате царила напряженная тишина, после чего Феллер вернул на нос очки, откинулся на спинку кресла и уверенным тоном человека, которому нечего терять, произнес:

— С этого вопроса и нужно было начинать.

Некоторые инвесторы шумно выдохнули. Остальные обменялись изумленными взглядами или выдали удивленные восклицания.

— То есть ты знаешь? — не сдержался Розен.

— Что происходит? — громко спросил Арчер.

— Кажется, нас ждет большой сюрприз, — пробормотал Хайнштейн.

А дядя Сол сделал шаг вперед, склонился над Феллером и прищурился:

— Биби, сынок, о чем ты забыл нам рассказать?



Orc archive

Le Festin canin en temps de peste[52]



Когда взошла заря и страшный день багровый,
Народный день настал,
Когда гудел набат и крупный дождь свинцовый
По улицам хлестал,
Когда Париж взревел, когда народ воспрянул
И малый стал велик,
Когда в ответ на гул старинных пушек грянул
Свободы звучный клик…[53]



— Ты действительно думаешь, что это свобода? — тихо спросила Беатрис.

— Да, — коротко ответил я.

— Это свобода? — изумилась девушка, отходя от окна. Только сейчас отошла, хотя я уже час, с тех пор как на бульваре прозвучали первые выстрелы, просил вести себя осторожнее. Беатрис уселась в кресло, закинула ногу на ногу и приняла независимый вид. Иногда она вела себя совершенно как ребенок. — Ты называешь происходящее свободой?

Ну, как сказать…

Благодаря положению я получил точную информацию о назревающем бунте и еще два дня назад предложил Беатрис уехать. Но она отказалась, захотела убедиться в том, что город падет, думала, что выдержит зрелище второй Варфоломеевской ночи, но растеряла прежнюю уверенность. А я специально больше не предлагал уехать, хотел, чтобы Беатрис попросила.

— Каждый видит свободу по-своему, — ответил я, закладывая книгу пальцем и откидываясь на спинку кресла. — Для тех, кто сейчас на улице, свобода заключается в возможности делать все, что заблагорассудится.

— Из-за менторского тона ты стал похож на моего преподавателя по высшей математике, — едко сообщила девушка.

— С ним ты тоже спала? — поинтересовался я.

— Нет, но вы оба нудные.

— Если я знаю больше тебя, это не значит, что я — нудный.

Беатрис покачала головой, провела ладонями по подлокотникам, словно собираясь подняться, но передумала и попросила:

— Объясни.

— Другой свободы они не знают, — негромко, но очень серьезно произнес я. — Они очень долго считали себя никем, людьми второго сорта, имели минимальные перспективы карьерного роста и возможности чего-то добиться. При этом они воспринимали происходящее как должное…

— Неужели? — не удержалась от скептического вопроса девушка. Но сбить меня с толку не смогла.

— Они понимали, что это не их земля, не их жизнь и не их закон, и когда им сказали, что теперь они равны коренным жителям, восприняли случившееся как свою победу. А коренных жителей записали в слабаки.

— Еще скажи: сели на шею.

Как и большинство выпускников высшей школы, моя девушка не чуралась левых идей. Зомбируют их там, что ли, заставляя верить в то, что черное — это белое?

— И сели на шею, — твердым голосом согласился я. — Но плохо не то, что вы их кормили, а то, что кормили просто так. Незаслуженные деньги развращают.

— Допустим, — нехотя согласилась Беатрис. — Но как твои нудные слова связаны с тем, что творится на улицах?

— Уверившись, что сильны, они берут у слабых все, что сочтут нужным, поскольку слабый не имеет прав.

— Сейчас — да.

— А когда было иначе?

— Раньше!

— Раньше сильными были другие люди, они служили вам, и их сила держала закон. Вы этого не понимали, вы думали, что так будет всегда, но ошибались: как только сила ушла — закон рухнул.

— Ничто, кроме силы? — прищурилась Беатрис.

— Ничто.

— Ты уверен?

— Только она.

Некоторое время девушка молчала, обдумывая мой ответ, затем вздохнула и нервно дернула плечом:

— Среди них есть совсем дети, двенадцать-четырнадцать лет.

— Это не дети, а кадога[54], — уточнил я. — И другой возможности заработать авторитет в племени у них нет — только убийствами.

Пять последних лет социальная политика держалась исключительно на займах. Глупцы считали, что так будет всегда, но после избрания Байтуллы Аббаса президентом Республики разразилась пандемия некроза Помпео, и нарыв социальной политики лопнул, несмотря на резко поднятые налоги. Взорвался большой кровью, и гнев обитателей трущоб оказался направлен на тех, кто кормил их несколько последних десятилетий. И гнев этот оказался страшен.

Направлений для атаки было несколько: центр, с его бесчисленными музеями и роскошными квартирами, Дефанс и богатые виллы других пригородов. А вошли погромщики со всех сторон разом, опьяненные алкоголем и наркотиками, злые, ищущие не столько золота, сколько крови. И их внезапное явление стало полной неожиданностью для сил правопорядка. А еще большей и неприятной неожиданностью стало их вооружение, в том числе — тяжелые пулеметы и пехотные ракетные комплексы, из которых они превратили в решето знаменитое здание № 36 по набережной Орфевр и из которых сносили полицейские фургоны и даже броневики. Сеть наполнилась паническими историями о расстрелах полицейских и жандармов и радостными — о захваченной добыче. И с каждым таким сообщением число погромщиков росло. Они разрывали на части все, до чего могли дотянуться; взламывали банкоматы — большинство из них давно стояли пустыми; врывались в банковские отделения — особых ценностей там тоже не находили; грабили магазины и лавки.

— Никто из них не знает, что будет дальше, поэтому каждый старается успеть урвать как можно больше: рядовые погромщики захватывают квартиры, вещи, ценности, банды делят территории, намечают новые границы.

— Но ведь погромы не продлятся долго, — растерянно произнесла Беатрис. — Рано или поздно этот кошмар закончится.

— И в Париже перестанут торговать наркотиками? С улиц исчезнут проститутки? Закроются подпольные игорные дома?

— Сомневаюсь, — выдохнула девушка.

— Вот ты и ответила на свой вопрос: территория есть территория, и не важно, когда она захвачена. — Я отложил книгу (сегодня \"Бесы\" Достоевского не доставляли привычного удовольствия), поднялся и подошел к окну. — Они давно ощутили свое превосходство: с тех пор, как их начали умиротворять подачками. Потом они испугались некроза, а страх всегда вызывает агрессию. А потом появились пинги и дали им колоссальную уверенность в своих силах.

Я как раз наблюдал боевика с искусственными конечностями, которые он специально не скрыл под псевдокожей. В каждой руке он держал по пехотному пулемету, расстреливая длинными очередями окна домов.

— Пинги есть у всех, — заметила Беатрис. — Не только у бандитов, но и у полиции и военных.

— Им важно, что пинги есть у них… — я заметил, что девушка собирается присоединиться ко мне, и сделал короткий жест: — Не подходи к окну, сейчас начнут стрелять.

В действительности пулеметчик удалялся от нашего дома и не представлял угрозы, просто я не хотел, чтобы Беатрис увидела, как погромщики выволокли на бульвар пекаря Роже — окровавленного, скорее всего мертвого, — и принялись пинать его ногами. Это был не первый труп на мостовой и не первая разграбленная лавка. К счастью, в квартире стояли хорошие окна, и звуки смерти до нас не долетали.

— Не нужно меня щадить, — попросила Беатрис. Она все-таки подошла и встала позади, выглядывая в окно из-за моего правого плеча. — Это мой город, и я хочу видеть его смерть.

По бульвару проехал пикап, в кузове которого гоготали и стреляли из автоматов в воздух обдолбанные кадога; там же, в кузове, был установлен тяжелый пулемет, но его бандиты не использовали — видимо, экономили боеприпасы. За ним проследовал еще один пикап, точная копия первого, а пьяный водитель третьего не справился с управлением, и машина врезалась в платан. Что вызвало бурю смеха и беспорядочную стрельбу в воздух.

— Что там горит?

— Где? — уточнил я, поскольку пылало всюду.

— Там, — Беатрис кивнула на столб густого черного дыма с востока.

— Нотр-Дам.

— Они не хотят превратить его в мечеть?

— Собор — слишком известный символ, он и базилика Сакре-Кер будут снесены.

— Откуда ты знаешь?

— Наблюдаю за происходящим и делаю выводы. Можем поспорить, что Нотр-Дам и Сакре-Кер будут уничтожены до конца недели.

И моя прекрасная Принцесса поняла, что я хотел сказать.

— Погромщикам плевать на здания, они — тупая сила, не понимающая смысла символов… Но если Нотр-Дам и Сакре-Кер падут, это будет означать, что погромы направляет чья-то злая воля.

— Президент Аббас может быть заинтересован в нынешних беспорядках, — мягко ответил я.

— Почему?! — изумилась девушка.

— Потому что они позволят быстро и окончательно переформатировать общество, отправив в прошлое христианскую культуру и христианские законы. И больше никаких выборов.

Несколько секунд Беатрис молчала, переваривая услышанное, а затем вздрогнула и сильно сжала мою руку. Не со зла на президента, а потому что на улице раздался истошный визг, который не смогли заглушить даже хорошие окна, и из дома напротив вытащили белокурую девочку. К двум здоровякам, которые первыми наткнулись на несчастную и теперь стаскивали с нее джинсы, подтягивались заинтересованные кадога из разбитого пикапа.

— Бен, это Мадлен! — воскликнула моя Принцесса. — Спаси ее!

— Тогда нам придется сразу уехать…

Но переживающая за малышку Беатрис меня не услышала:

— Скорее, Бен, ей всего двенадцать!

— Захар, срочная эвакуация, — произнес я в коммуникатор. — И берем с собой девочку.

— Есть, — коротко отозвался мой человек.

И Беатрис вновь вздрогнула, на этот раз от того, что погромщики начали падать. Вступать в переговоры Захар не собирался, его парни открыли огонь — промахнуться с такой дистанции у них бы не получилось, — и прикончили насильников за три быстрые секунды. Затем шестеро моих ребят выскочили на улицу: четверо прикрывали, двое подхватили пребывающую в прострации Мадлен и затащили в дом.

Я хотел приказать проверить соседнее здание, но в этом не было необходимости: как только девочка оказалась в безопасности, группа из четверых парней перебежала бульвар и скрылась в подъезде.

— Две минуты, патрон, — раздался в наушнике голос Захара.

— Нужно идти, — я поднялся и подхватил с дивана небольшой рюкзак. — Через две минуты здесь будет толпа, с которой нам не справиться.

— Что с родителями Мадлен? — нервно спросила моя Принцесса.

— Захар?

— В доме напротив чисто, — сухо доложил командир телохранителей. — Других пассажиров не будет.

— Они не выжили, — сообщил я девушке. — Мне жаль.

Беатрис кивнула и в последний раз оглядела гостиную. Затем взяла меня за руку — ей требовалась поддержка, — и печально поинтересовалась:

— Мой любимый город падет?

Щадить Принцессу я не собирался и ответил, как есть:

— Есть только один Вечный Город. Все остальные падут.



Париж, что некогда как светлый купол храма
Всемирного блистал,
Стал ныне скопищем нечистоты и срама,
Помойной ямой стал,
Вертепом подлых душ, мест ищущих в лакеи,
Паркетных шаркунов,
Просящих нищенски для рабской их ливреи
Мишурных галунов,
Бродяг, которые рвут Францию на части
И сквозь щелчки, толчки,
Визжа, зубами рвут издохшей тронной власти
Кровавые клочки[55].



Верхний Вест-Сайд

Манхэттен, Нью-Йорк

США

Грохот…

Проклятый, совершенно невозможный грохот… Как будто обрушилась крыша… Как будто приближается камнепад, грозя снести стоящий на склоне горы дом… Как будто…

— Чтоб вы сдохли, — пробормотала Эрна и открыла глаза.

И громко застонала: от яркого света, накатившей дурноты, занывших мышц, особенно — от занывших мышц, потому что проснулась Эрна скрючившись в ванне и теперь с огромным трудом распрямляла руки и ноги.

И стонала.

— Будь оно все проклято!

В голове шум, во рту — неприятная сухость, руки и болят, и дрожат, и такое чувство, будто чужие, общее ощущение: \"Вчера было весело!\"

Выбравшись из ванны — и едва при этом не упав, — Эрна посмотрела на себя в зеркало и вновь ощутила дурноту, на этот раз — от отвращения. Волосы в ужасном беспорядке, глаза красные, под глазами мешки, из одежды — только футболка и… — последовала быстрая проверка гардероба, — и трусики.

\"Трусики на месте…\"

Это, конечно, ничего не значило, поскольку в памяти вчерашние события до сих пор не всплыли, но девушке стало легче.

Эрна порылась в шкафчиках, отыскала тюбик зубной пасты, почистила зубы, умылась, причесалась, убедилась, что теперь отражение в зеркале вызывает не отвращение, а тихий вздох, и вышла из ванной, оказавшись в длинном и темном коридоре.

В котором пахло разлитым алкоголем и выкуренной вчера травой.

— Прекрасно…

К счастью, в ванной девушка отыскала чьи-то босоножки, и ей не пришлось босиком шлепать по заляпанному полу.

— А мы и в самом деле неплохо повеселились…

Впрочем, так и планировалось.

Выход Карифы на свободу пикси решили отпраздновать в одном из своих клубов — \"Samba Chili\", отправились в него на розовом внедорожнике, там повстречали подружек и начали праздновать… Нет! Праздновать начали по дороге, открыв то ли четыре, то ли шесть бутылок шампанского, в клуб приехали разогретые, и потому финал праздника Эрна помнила нетвердо… Ладно, если честно — совсем не помнила.

Кажется, были стриптизеры.

И заглянув в гостиную, Эрна убедилась: да, стриптизеры были, но сейчас устали и уснули. Один на полу, на надувном матрасе, двое на диванах и еще один на столе. Одежда валяется отдельно. Рядом с каждым мужиком — не менее двух пикси.

— Прекрасно…

Эрна еще раз проверила трусики, затем подняла с пола полупустую бутылку с водой, сделала большой глоток и пошла дальше. В следующей комнате обнаружила примерно то же, что и в гостиной, только стриптизеров здесь оказалось меньше, а пикси — больше. За следующей дверью, в спальне, активно трахались, причем, если судить по голосам, не менее пяти человек, а на кухне, в которую Эрну в итоге вывел коридор, девушка обнаружила пьющую кофе Карифу. Феллер молча кивнула подруге, подошла к кофейнику, налила себе и уселась напротив.

— Как мы здесь оказались?

— Приехали из клуба.

— К кому?

— Это одна из наших квартир.

— Понятно, — Эрна сделала глоток кофе. — Во сколько я вырубилась?

— Примерно за час до того, как мы уехали из \"Samba\".

— И что?

— И все, — Карифа помолчала. — Я думала положить тебя спать, но не успела: когда парни тебя притащили, ты очнулась, заявила, что не хочешь быть трахнутой, и заперлась в ванной, оставив нас с одним унитазом на всю компанию, потому что Оити не разрешила выбивать дверь. Мы пытались тебя разбудить, но не получилось.

— Стучали?

— Да.

— Поэтому у меня голова болит?

— Не уверена.

Девушки рассмеялись, а затем Эрна спросила:

— Надеюсь, я не наделала глупостей? — постаравшись выразиться так, чтобы вопрос прозвучал с небрежным безразличием.

— Нет, — качнула головой мулатка, которая прекрасно поняла, что имеет в виду подруга.

— Хорошо…

— Но когда тебя уже выключило, но еще не вырубило, ты просила всех называть тебя Мегерой.

— А-а, — Эрна отвернулась. — Какой-то идиотизм, правда?

— Я тоже так подумала, — в тон ей ответила Карифа. — Поэтому не стала искать в сети информацию о хакере, работающем под ником Мегера, и не стала узнавать, что он хорошо известен в Европе как опытный сетевой наемник.

— Мегерой меня прозвал один из бывших, — протянула Эрна. — Он думал, что оскорбит, а мне понравилось. Есть в этом имени нечто настоящее… А в сети меня зовут иначе.

— И как же?

— Дюймовочка.

— Очень смешно, — рассмеялась Карифа. Но уже через секунду стала серьезной: — Не волнуйся, кроме меня ник Мегера слышала только Пума, а она в тот момент была такой же обдолбанной, как ты, и вряд ли что помнит.

— Надеюсь, — со вздохом обронила Эрна.

Они помолчали, после чего Амин едва слышно спросила:

— Ты действительно написала \"цифрокаин\"?

И по ее взгляду стало понятно, что врать не следует.

— Да, — ответила Мегера.

— Ты написала вирус, поражающий пингеров… Поражающий меня.

— Во-первых, поражающий, но не убивающий, — по-прежнему тихо произнесла Эрна. — \"Цифрокаин\" всего лишь дестабилизирует работу нейрочипа на некоторое время.

— Если в это время человек плывет — он утонет.

— Во-вторых, повторить мой код никто до сих пор не сумел.

— Рано или поздно сумеют.

— Но не потому, что захотят утереть мне нос, а потому что все пишут вирусы против пингеров, пытаясь отыскать \"золотой ключ\" к maNika, — парировала Эрна. — Ну а в-третьих, мой вирус не пробивает новую OS.

И это тоже было правдой.

Некоторое время Карифа молчала, тяжело глядя на помрачневшую девушку, после чего негромко призналась:

— Когда я впервые услышала о \"цифрокаине\", то подумала, что этого хакера нужно обязательно убить.

— Я написала вирус за одну ночь, — медленно ответила Мегера. — Я вернулась из Белграда… ты слышала, что там устроили албанские карательные части? Нет… и не надо. Поверь: даже услышав, ты не сумеешь осознать того, что там творилось, потому что люди не должны так поступать… не должны… И в представлении нормального человека люди не могут так поступать. А я не слышала, что там творилось — я видела. И еще видела, что почти все албанцы были пингерами. И после того, что они устроили в Белграде, я написала вирус, способный остановить этих тварей. И мы останавливали… мы заставляли глючить их maNika и убивали… Можешь застрелить меня, Карифа, но я спасла огромное количество жизней и ни о чем не жалею.

Некоторое время они молчали, после чего мулатка спросила:

— Там было плохо?

— Ад, — коротко ответила Эрна. И вдруг уточнила: — Мы сейчас на Манхэттене?

— Да, — удивленно подтвердила Амин. — Верхний Вест-Сайд.

— Далеко до набережной?

— Один квартал.

— Я бы не отказалась от прогулки, — произнесла Мегера, отодвигая опустевшую кружку. — Хочу подышать свежим воздухом.

— Зачем?

— Если ты решишь меня убить — не хочу, чтобы это случилось на грязной кухне.

Мулатка рассмеялась и поднялась из-за стола:

— Пошли.

— Не видела мою одежду?

И они вновь рассмеялись.

Джинсы, джинсовка, кроссовки и рюкзак обнаружились в чулане. Допив кофе и одевшись, Эрна почувствовала себя намного увереннее, а оказавшись на набережной — почти здоровой; во всяком случае, головная боль исчезла без помощи таблеток. В утренней рассылке уровень биологической угрозы сменился на \"зеленый\", и они могли обойтись без защитных масок, что сделало прогулку по улицам и набережной особенно приятной.

— Ты не хотела говорить при девчонках, — догадалась Амин, останавливаясь у парапета.

— Мы знакомы всего день, но я, кажется, убедила себя, что могу тебе доверять, — ответила Эрна, глядя на воду. — Но не могу этого сказать о твоих подругах. Извини.

— Понимаю, — кивнула мулатка, догадавшись, что подруга готовится к искреннему разговору.

— Я постараюсь больше не напиваться и не распускать язык, но поскольку ты все знаешь, скажу так: да, Мегера — мой ник. И да — Мегеру ищет GS.

— У тебя крутая репутация, — помолчав, сказала Амин.

— Она крутая для тебя, для пикси, для добропорядочных обывателей, возбуждающих себя мыслями о цифровых подвигах, а как по мне — лучше бы ее не было.

— Ты сама ее себе создала, — обронила Карифа.

— Все мы делаем ошибки.

— В этом ты права, — согласилась мулатка. — Ты вернулась в Штаты, чтобы начать новую жизнь?

— Я очень хочу начать новую жизнь, но не уверена, что получится начать ее в Штатах, — призналась Мегера. — В GS на меня очень злы.

— И какие планы?

— Я как раз над ними работаю.

— Хорошо, что у тебя есть надежные документы, — подумав, сказала Амин. — Хорошо, что никто не связывает Эрну Феллер с Мегерой.

— Меня это тоже радует, — кивнула девушка. — Но я не знаю, как долго продлится мое везение. — Она повернулась, протянула руку и прикоснулась к мулатке: — Спасибо, что так ко мне относишься, Карифа, для меня это очень важно.

— Мне нравится заботиться о тебе, — честно ответила мулатка.

— Спасибо… — Эрна указала на небольшое заведение: — Выпьем кофе?

— И посидим за столиком.

— И поболтаем.

— Черт! Давно я не испытывала радости от таких простых вещей, — не стала скрывать Амин. — Все это похоже на наивное свидание учениц средней школы.

— Боже, откуда такие ассоциации?

— Наивные?

— Светлые.

Карифа тихонько вздохнула и улыбнулась.

Они купили кофе, сэндвичи — после прогулки по набережной разыгрался аппетит, — и уселись за крайним столиком.

— Посплетничаем? — тоном старой подруги предложила Эрна.

— Нам пока не о чем, — пожала плечами Амин.

— Тогда давай узнавать друг друга, чтобы было о чем.

— Ты серьезно?

— Ты ухитрилась вытянуть из меня признание в биохакинге, ты помогла мне в суде, а потом напоила до потери сознания, но не воспользовалась этим, — Мегера выразительно посмотрела на мулатку и закончила: — Спрашивай, о чем пожелаешь.

И откусила большой кусок сэндвича.

— Мне кажется, я и так знаю о тебе слишком много.

— Но я этого не боюсь, — тихо сказала Мегера.

И Карифа почувствовала себя почти счастливой. И без стеснения поинтересовалась:

— Почему ты не трахаешься?

— Нет настроения.

— Или здесь нет того, с кем бы ты хотела потрахаться?

— Заняться любовью, — прожевав кусок, ответила Эрна. — С ним я не трахаюсь, с ним… С ним я улетаю далеко-далеко.

— Значит, все-таки \"он\"? — с тихой грустью уточнила Амин.

— Я предупреждала, что воспитана в консервативном стиле.

— Один мужчина на всю жизнь?

Вопрос получился неожиданно глубоким и заставил Эрну надолго замолчать. Она доела сэндвич, допила кофе, сходила еще за добавкой, не проронив за это время ни слова, — а Карифа ее не торопила, — и лишь вернувшись за столик, взяв большую чашку с горячим кофе двумя руками и устремив взгляд на воду, ответила:

— Я не знаю, на всю жизнь или нет, но пока я с ним, этот мужчина будет у меня один.

И мулатка поймала себя на мысли, что дорого бы дала, чтобы Эрна так сказала о ней. Потом подумала, что ключевым в ее ответе является слово \"мужчина\", и улыбнулась:

— Признаться, я тебе немножко завидую.

— В чем?

— Тебе повезло найти любовь. В нашем мире это непросто.

— Но и несложно, — произнесла Мегера, по-прежнему не глядя на Амин. — Мир полон любви, просто мы не всегда ее замечаем. Мы убедили себя, что быть злым и холодным проще, потому что злые и холодные кажутся сильными, а любящие — слабыми.