Тэсс Даймонд

Веди себя хорошо

Посвящается моей бабушке, которая всегда смотрела вместе со мной старые фильмы в жанре нуар
Tess Diamond

Be A Good Girl

Copyright © 2018 by Supernova, LLC.

Published by arrangement with Avon, an imprint of HarperCollins Publishers



В оформлении обложки использована фотография: © Maximilian Pawlikowsky / Shutterstock.com Используется по лицензии от Shutterstock.com



© Жукова М, перевод на русский язык, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Эта книга представляет собой художественное произведение. Имена, фамилии, действующие лица, описываемые места и события являются плодом авторского воображения или используются как часть художественного произведения и не должны восприниматься как реально существующие. Любое сходство с реальными событиями, местами действия, организациями или лицами, как ныне живущими, так и усопшими, является случайным.


Благодарности

Спасибо Нэнси Фишер и Бет Этвуд за описание навыков мастеров боевых искусств и Шейлин Тавелле за ее энтузиазм. Огромная благодарность Элле Кек и Тессе Вудвард за постоянную поддержку.

Пролог

Пятнадцать лет назад

Она ничего не чувствовала – как будто все ее тело накачали новокаином. Руки свисали вниз и болтались, когда он нес ее по саду, как куклу. Она видела над собой густую зеленую листву оливковых деревьев, но у нее не получалось долго держать глаза открытыми. Пара секунд – и они закрывались, и она ничего не могла с этим поделать.

Она так устала…

Она не могла четко рассмотреть его лицо – оно то появлялось, то исчезало из поля зрения, да и видела она все как в тумане. Потом она почувствовала спиной твердую поверхность: он опустил ее на землю.

«Беги!» – приказывал разум. Но тело не слушалось. Она не могла пошевелить даже мизинцем. Не двигалась ни одна мышца, словно ее полностью парализовало. Ноги и руки стали бесполезными. Она продолжала попытки, она старалась хоть как-то пошевелиться, и слезы катились у нее по лицу, потому что все ее усилия оказывались бесполезными.

Он начал что-то мурлыкать себе под нос, нежно приподнял ее голову, подложив ладонь под затылок, потом вытащил из-под спины две ее косы и перекинул их на плечи.

От этой нежности ей стало еще страшнее, она ощутила прилив адреналина, но ноги все равно не могли реагировать так, как было нужно.

Он улыбнулся.

– Все в порядке, малыш. Ты моя хорошая! – проворковал он. Он разговаривал с ней так, как говорят со щенком. – Так будет лучше. Ты служишь цели. – Он улыбнулся еще шире. – Ты – мой урок.

Он отошел от нее, и теперь она видела только ветви деревьев, куски неба и звезды между ними.

Она подумала о том, как красивы деревья. Ее окружает такая красота! По крайней мере она здесь, среди деревьев.

Его руки сомкнулись у нее на горле, ее глаза закрылись.

И не открылись больше никогда.

Глава 1

Как только она оказалась в той части тюрьмы, где находились камеры и заключенные смогли ее видеть, послышались свист и улюлюканье.

Эбби поморщилась, внизу живота возникли неприятные ощущения. Так реагирует почти любая женщина, когда ей вслед кричат похабщину и свистят. А она в эти минуты шла по корпусу мужской тюрьмы, и это еще усиливало стресс. Эбби шагала за надзирателем по узкому тюремному коридору, ее лицо ничего не выражало, будто она натянула на него маску. Она запретила себе демонстрировать хоть какую-то реакцию, расправила плечи и смотрела строго вперед, не поворачивая головы. Камеры располагались по обеим сторонам коридора, заключенные прижимались к решеткам и вытягивали шеи, чтобы хоть мельком ее увидеть. Некоторые из них видели женщину впервые за несколько лет, может, даже десятилетий. Журналистов не часто пускали в исправительное учреждение в Пайнвуде – даже к тем заключенным, которые сидели в общих камерах, не говоря про тех, кто отбывал наказание в одиночных.

Но Эбби направлялась именно в тот отсек, где находились одиночные камеры. С той самой минуты, как ей позвонили, она чувствовала себя комком нервов – это была смесь страха и ожидания.

Наконец он согласился с ней встретиться. Ей пришлось потратить больше года и написать по крайней мере пятьдесят писем. И она своего добилась!

Отец всегда говорил, что она целеустремленная девочка. Теперь она выросла в еще более целеустремленную женщину.

И она получит то, что хочет. То, что ей нужно.

– Держитесь рядом со мной, – сказал Стэн, тюремный надзиратель, за которым она шла по коридору.

Он бросил взгляд на одного из заключенных, который дубасил по решетке, когда они проходили мимо. Эбби подстроилась под шаг Стэна и фактически шла за ним след в след, дыша в спину. Она была высокой и фигуристой женщиной с мускулистыми руками. Но накачала она их не в спортзале, а таская тюки сена. Возвращение домой пять лет назад означало возвращение к своим корням – почти в буквальном смысле. Когда она приехала, отцовский сад был в запустении, миндальным деревьям срочно требовались внимание и забота. И Эбби стала заниматься садом в дополнение к заботе об отце. Он умер два года назад, зная, что сад снова цветет, а деревья плодоносят. Она надеялась, что ее отцу будет легче покидать этот мир, видя возрожденный сад. Хотя этому суровому мужчине всегда было трудно угодить.

Когда они со Стэном дошли до конца корпуса с общими камерами, он открыл запирающуюся на засов дверь, и они оказались в еще одном коридоре. В этой части тюрьмы стояла тишина, она оглушала и казалась странной после шума в корпусе с общими камерами. Эбби потребовалось несколько секунд, чтобы перестроиться.

– С вами все в порядке? – спросил Стэн, глядя на Эбби, шагающую теперь рядом с ним. Она заметила беспокойство в смотревших на нее из-под седых бровей глазах. – Я понимаю, что вам неприятны все те гадости, которые они вам кричали.

Эбби успокаивающе улыбнулась ему.

– Переживу, – сказала она.

– Пишете новую статью? Собираете у нас для нее материал? – спросил надзиратель, открывая еще одну дверь ключом с большой связки. – Читал вашу последнюю статью – о наркомане, подсевшем на героин. Мне понравилось. Отличная работа. Вы показали, что зависимость – это болезнь и нам нужно подходить к проблеме наркотиков как к эпидемии.

– Спасибо, – поблагодарила Эбби. При других обстоятельствах она была бы очень рада тому, что его тронула ее статья, но сейчас она думала совсем о других вещах. О человеке, который отбывает заключение в этой тюрьме и у которого есть ответы на вопросы, мучающие ее уже много лет. – Мне очень приятно. Но боюсь, что не могу разглашать детали моего нынешнего задания. Я обычно не рассказываю о работе, которой занимаюсь. У меня же есть обязательства. Вы должны понимать, что я несу определенную ответственность и связана подписками о неразглашении.

Она снова улыбнулась в надежде, что надзиратель больше не станет мучить ее вопросами. Ей повезло: именно в эту минуту они остановились перед толстой стальной дверью, надпись на ней гласила: «ОДИНОЧНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ».

Эбби сделала глубокий вдох, когда ее глаза остановились на этой надписи. Вот оно! Она увидит его лицом к лицу всего через несколько минут. От одной этой мысли сердце судорожно забилось в груди.

Она снова повернулась к Стэну, который был гораздо старше ее, и с удивлением увидела, что он выглядит обеспокоенным.

– Вы уверены? – спросил надзиратель.

– Я уже взрослая девочка, Стэн, – ответила Эбби. – Не нужно обо мне беспокоиться.

– Послушайте… – Надзиратель облизал губы, он явно нервничал. – Это хитрый и коварный тип. На самом деле очень хитрый.

– До меня доходили слухи, – кивнула Эбби.

Слухи ей не требовались. Ей хватало фактов, и она знала, насколько болен тот человек, с которым ей предстояло встретиться в ближайшие минуты. За последние два года она узнала о нем все, что только можно было узнать. Она поговорила со всеми учителями, у которых он когда-либо учился, со всеми его родственниками, которые согласились ответить на ее вопросы и не захлопнули дверь перед самым ее носом. Она встретилась со всеми людьми, которые имели хоть какое-то отношение к Говарду Уэллсу, лучше известному как доктор «Экс».

Она его знала. И она собиралась использовать эти знания, чтобы получить от него то, что хотела.

– Я просто должен еще раз предупредить вас, чтобы вы были осторожны, – сказал Стэн. – Уэллс точно знает, что нужно говорить, чтобы влезть человеку в душу.

– Я слышала, что он смог уговорить одного из заключенных совершить самоубийство, – сообщила Эбби.

– Не одного, – тихим голосом поправил ее Стэн, нервно поглядывая через плечо, а потом добавил еще тише: – И не только заключенных.

От этой информации у Эбби широко раскрылись глаза. Она понимала, что ей следует поподробнее расспросить Стэна, но она также знала, что если проведет журналистское расследование, то сама доберется до правды. Она не хотела, чтобы надзиратель еще сильнее нервничал, в особенности потому, что он был уполномочен прервать беседу, если посчитает, что ей угрожает опасность.

– Я ценю вашу заботу, – сказала она Стэну. – Но я буду всего лишь задавать ему вопросы.

– Хорошо, – кивнул Стэн. – Просто не приближайтесь к нему.

А затем начался тот же инструктаж, который она уже проходила, как только попала на территорию тюрьмы: никакого физического контакта с заключенным; заключенному ничего нельзя передавать; к заключенному нельзя подходить ближе, чем на три метра. Эбби подумала, не является ли последнее требование специально установленным для человека, с которым она должна вот-вот встретиться.

В крыле с одиночными камерами все так же стояла тишина. Они прошли по коридору в самый конец, откуда еще одна дверь вела в последний отсек, изолированный даже от остальных одиночных камер.

– Осужденный 3847, к вам посетительница, – крикнул Стэн.

У Эбби на коже появились мурашки от его тона. Надзиратель только что разговаривал совсем по-другому – мягко и дружелюбно, будто был ей дедушкой. Но теперь его голос звучал сурово и авторитарно. В нем слышалась угроза: «Только попробуй у меня что-нибудь выкинуть!»

– Сядьте здесь, – Стэн показал дубинкой на скамью, расположенную не менее чем в трех метрах от толстой, прозрачной стены из оргстекла – передней стены камеры Говарда Уэллса. – Осужденный 3847, подойдите.

Последовала пауза, и Эбби пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы не издать ни звука, пока заключенный шел из дальней части камеры, волоча ноги.

Когда он оказался в их поле зрения, Эбби увидела постаревшего Говарда Уэллса – он был теперь на пятнадцать лет старше, чем на его последней фотографии, которую она видела. Но он выглядел не менее устрашающе. Когда их взгляды встретились, у нее по спине пробежал холодок – как бывает от страха и ужаса.

Уэллс поседел, его волосы были зачесаны назад, вид- нелись следы расчески, словно он специально приводил себя в порядок перед этой встречей. Оранжевый комбинезон выглядел чистым и опрятным, голубые глаза сияли на морщинистом лице.

На ногах были кандалы, но наручники на Уэллса не надели, вместо них использовалась смирительная рубашка, с помощью которой руки по всей длине были прижаты к телу. Несмотря на это, он держался, как император в собственном крошечном королевстве, а Эбби будто бы была крепостной, удостоившейся чести его аудиенции.

Опускаясь на скамью, Эбби не продемонстрировала никаких эмоций, как и когда доставала блокнот и ручку. Стэн пока стоял в углу, Эбби кивнула ему.

– Я буду прямо за дверью, – сказал надзиратель. – Тревожная кнопка рядом с вами. – Он многозначительно посмотрел на красную кнопку на стене. – Даже не пытайся, Уэллс. Никаких твоих любимых штучек!

Говард Уэллс щелкнул языком, и этот звук наполнил помещение. Стэн оставил их вдвоем, и Эбби уставилась на заключенного. Он сделал еще один шаг вперед и оказался всего в нескольких сантиметрах от толстого оргстекла, которое не позволяло ему на нее наброситься.

– Эбигейл Винтроп, – произнес он.

– Здравствуйте, Говард, – кивнула она. Она отказывалась называть его «мистер Уэллс». И она определенно не собиралась называть его «доктор». Никакого почтения он от нее не дождется.

Эбби не собиралась играть в его игру. Она пришла сюда, чтобы получить ответы – и она их получит.

– Вы были очень настойчивы, – заметил он, оглядывая ее с головы до ног, а его губы при этом кривились так, что у нее от этого все переворачивалось внутри. Эбби чувствовала себя куском мяса, который оценивают, или каким-то неодушевленным предметом. Она приложила волевое усилие, чтобы подавить приступ тошноты.

Уэллс хотел именно этого – чтобы ей стало плохо.

– Как я вам писала, для меня очень важно поговорить с вами.

– Ну? – медленно произнес он. У нее создалось впечатление, что он смакует каждое слово. – Кого вы знали из моих девочек?

На этот раз ей не удалось подавить отвращение, которое она испытывала. Его девочек! Словно они ему принадлежали. Словно после того, как он их убил, жертвы стали его собственностью. Отвращение нарастало, и ей пришлось прилагать очередное волевое усилие, чтобы не сжать кулаки. Ничего ей не хотелось больше в эти минуты, чем пробраться за это оргстекло и хорошенько врезать ублюдку. Эбби была простой сельской девчонкой, она выросла на ферме и умела постоять за себя. И она никому не позволяла указывать, что ей делать. Но ей требовалось подтвердить свои подозрения. А для этого нужно было сохранять спокойствие.

Она должна заставить его ошибиться.

Уэллс совсем не был дураком. Он мог притворяться сколько угодно, но он точно знал, кто она такая. Да, он отбывает одиночное заключение, ну и что? Он не так уж и прост. Он мог найти способ выяснить все, что ему требовалось. Но она заставит его помучиться. Пусть гадает. Растянем игру подольше! Она хотела узнать все, что он думает о Касс, послушать, как он говорит о Касс, и как он будет выглядеть сам, когда будет говорить о ней.

Эбби доберется до сути этого дела, даже если для этого потребуется манипулировать одним из самых печально известных серийных убийц в истории.

– Вам сколько лет? Тридцать с небольшим? – спросил Уэллс. Теперь он осматривал ее откровенно оценивающим взглядом. – Ни у одной из моих девочек не было младших сестер, которые сейчас достигли бы этого возраста. Так что вы… вы должны быть подругой. – Он приподнял брови, изображая обеспокоенность, которую на самом деле не испытывал. – Я лишил вас лучшей подруги?

Эбби не ответила, вместо этого она открыла свой блокнот и начала его листать. Страницы были заполнены ее мелким неразборчивым почерком. Она специально листала их медленно, наблюдая за Уэллсом уголком глаза. А он тянул шею, пытаясь разглядеть, что она такое просматривает. Она его явно заинтересовала.

Большинство людей, отбывающих наказание в одиночной камере, оказываются на грани безумия. Но этот? Он даже близко не подошел к этой грани.

Ему было скучно. Вероятно, именно поэтому он и пытался манипулировать другими людьми, имевшими с ним какой-то контакт. И по крайней мере один надзиратель совершил самоубийство, до которого его довел Уэллс. Так он пытался развеять скуку.

А заскучавший серийный убийца может допустить ошибку.

– Может, я лишил вас кузины? – высказал предположение Уэллс, он стал говорить тише, а ее молчание явно его беспокоило. – Племянницы?

Эбби сняла колпачок с ручки и опустила его в кармашек для ручки, имевшийся в ее блокноте, который так и оставался открытым у нее в руках. Наконец она подняла голову и встретилась взглядом с Уэллсом. А затем она снова стала ждать. Она сосчитала про себя до пяти, сердце судорожно билось в груди, она ощущала эти удары, чувствовала, как сердце гонит кровь, у нее закладывало уши, но она не отворачивалась. Струйки пота потекли у нее по спине между лопатками, и маленькая лужица уже явно собралась чуть ниже спины.

Наконец, когда все внимание Уэллса было полностью сосредоточено на ней, когда казалось, что в этом мире их только двое, а его глаза сверлами вонзались в ее собственные, когда она почувствовала, как сильно он хочет, чтобы она заговорила, Эбби произнесла:

– Кассандра Мартин. – Она делала ударение на каждом слоге, и создавалось впечатление, что к каждому из них привязан груз. – Вы расскажете мне все. – Она посмотрела на часы. – У вас двадцать минут.

Глава 2

Пот струился по лбу Пола, когда он бежал по пустынному переулку. Сырой и теплый воздух в Вашингтоне казался таким густым, что Пол почти ощущал его на вкус. Гаррисон двигался быстро и бесшумно, с пистолетом наготове. Он всматривался вдаль, туда, где переулок разделялся на два, идущие в разных направлениях.

– Он нам нужен живым, Пол, – прозвучал у него в ухе голос агента Грейс Синклер.

Грейс работала в его группе профайлером, занималась составлением психологических портретов преступников. Сейчас она находилась в отделе – потянула лодыжку во время их последнего дела, и врачи пока не разрешили ей работать «на земле». А ей очень хотелось снова выезжать вместе с коллегами в места, где разворачиваются события, и она использовала для этого всевозможные средства, от кофе эспрессо до печенья с шоколадной крошкой, которые приносила ему. Только бы начальник снова разрешил ей участвовать в деле!

Они были друзьями. Но дружить с профайлером – это значит позволить узнать все твои слабости, Грейс же умела мгновенно настроиться на твою волну. Однако, если речь шла о безопасности группы, Грейс ничего не могла поделать: в этом вопросе Пол никому не позволял взять над собой верх. Он не позволит ей участвовать в задержании с больной ногой, независимо от того, сколько печенья она испечет.

Пол уже почти добрался до развилки. Он замедлил шаг, но продолжал сжимать в руке «Глок».

– Направо, шеф.

На этот раз в наушнике звучал голос Зоуи, техника-криминалиста, специалиста очень высокого класса.

– Камеры видеонаблюдения показывают, что он в тупике. Оттуда нет выхода. Сейчас он повернет назад и появится перед тобой через двадцать секунд.

– Понял, – тихо ответил Пол. Он перешел на правую сторону переулка, прижался спиной к кирпичной стене и стал быстро приближаться к углу, где и находилась развилка.

– Десять секунд, – сказала Зоуи.

Он чувствовал, как адреналин разливается по телу. Ребенка забрали у матери, и Пол должен был помочь им обоим. Он не подведет ни мальчика, ни его мать.

– Пять. Четыре. Три. Две. Одна.

В переулок вбежал мужчина в порванной в нескольких местах джинсовой куртке и огляделся бе- зумным взглядом.

– Гарри Джордан! – громко прозвучал голос Пола, который направил пистолет на появившегося мужчину.

Услышав свое имя, мужчина дернулся и резко развернулся.

– Бросьте оружие, – приказал Пол, делая шаг вперед в направлении Джордана.

Гарри уставился на него. Выражение лица у него мгновенно изменилось: он понял, что дела его плохи.

– Я не… – заговорил Джордан.

– Опустите пистолет, Гарри. Бросьте оружие на землю, и мы поговорим.

– О чем? – спросил Гарри. – Вы же меня застрелите.

Пистолет в руке Джордана не был направлен на Гаррисона, и поэтому Пол сейчас находился в вы- игрышном положении. Но ему нужно было выяснить, где Гарри спрятал ребенка.

– Я не хочу в вас стрелять, – сказал Пол, и это соответствовало действительности. Он не любил стрелять в людей. Да, в прошлом ему приходилось убивать, но это было необходимо, чтобы защитить других, и он знал цену человеческой жизни и помнил, как ему самому бывало тяжело. – Я только хочу вернуть Брэндона домой целым и невредимым.

– Брэндон – мой сын! – Голос Гарри изменился за одну секунду: первое слово он произнес спокойно, а потом перешел на визг.

– Пол, он заводится, – прозвучал голос Грейс по радиосвязи.

«И еще как», – подумал Пол.

– Да, он ваш сын, – согласился Пол. – Но Хейли – его мать, и живет он с ней. По решению суда Брэндон находится на попечении матери. У вас нет юридических прав на сына. Суд решил, что вы сможете видеться с ребенком только после того, как ваши тесты на наркотики будут отрицательными в течение года.

– Это несправедливо! – По лицу мужчины теперь текли слезы, Пол увидел, что Джордан забыл, что держит пистолет в руке, и воспользовался возможностью подойти поближе к нему.

– Я знаю, что вы страдаете, – снова заговорил Пол. – Но вы должны доказать, что вы – хороший отец, Гарри. Сейчас вы должны поставить интересы Брэндона на первое место. Интересы вашего сына, а не ваши собственные. И сейчас Брэндона нужно доставить домой, к его матери. Он должен находиться в безопасности. Дома, с матерью! А вам нужно бросить все силы на то, чтобы избавиться от наркотической зависимости.

Гарри перекосило – выражение лица изменилось так, словно внутри него обрушилось здание.

– Я пытался от нее избавиться. На самом деле пытался. Просто это… Боже, это так трудно! Мне просто хотелось проводить время с Брэндоном. А затем Хейли сказала все это в суде… – Поток слез усилился. – И это все правда, – признал Джордан. – Боже, все, что она говорила, – правда.

– Осторожно, Пол, – предупредила Грейс. – У него, похоже, нет намерения убить кого-то. Но такое поведение может вылиться в самоубийство или «полицейское самоубийство»[1].

У Пола внутри все сжалось. Грейс правильно оценила ситуацию. Его самого учили справляться с подобными ситуациями, и наработанные навыки и интуиция подсказывали ему то же самое. Ему требовалось, чтобы Гарри успокоился, не паниковал и не впал в депрессию.

Пол Гаррисон сделал вдох, потом выдох. Как бы ему хотелось, чтобы рядом находилась Грейс и вместо него беседовала с Джорданом! Или Мэгги Кинкейд, переговорщица экстра-класса, которая работала по некоторым делам вместе с его группой. Они обе гораздо лучше него справлялись с ситуациями, подобными той, в которой он оказался сейчас.

Но сейчас действовать предстояло ему.

– Гарри, бросьте оружие на землю и скажите мне, где находится Брэндон, и тогда я лично поговорю с окружным прокурором об отправке вас в реабилитационный центр. Вы можете избавиться от зависимости. Вы можете быть хорошим отцом своему сыну. И начать вы можете прямо сейчас, сказав мне, где он находится, и бросив оружие. Это легко. Это просто. Вы же хотите быть хорошим отцом, правда?

Гарри кивнул, но продолжал крепко сжимать в руке пистолет. Пол смотрел на его руку, взвешивая собственные шансы.

– Ну, тогда давайте начнем, – опять заговорил Пол. – Где Брэндон?

Гарри сморщился, плечи у него опустились, казалось, что силы покинули его в один миг. Желания ринуться в бой у него больше не было.

– У моего приятеля есть небольшой домик недалеко от города, в Монктоне. Я отвез Брэндона туда.

Пол вздохнул с облегчением, но это облегчение длилось одно мгновение – он знал, что дело еще не закончено и до окончания может быть еще очень далеко. Гарри назвал местонахождение Брэндона, но это совсем не означало, что он сам тихо сдастся, если вообще сдастся.

– Адрес? – спросил Пол.

– Бивертон-роуд, дом 39821, – сообщил Гарри.

– Записала, шеф, – прозвучал голос Зоуи у него в ухе. – Агент Уолкер находится в том районе, опрашивает бабушку с дедушкой. Сейчас перешлю ему координаты.

– Отлично, Гарри! – Пол всеми силами старался успокоить Джордана. Ведь он до сих пор не опустил оружие, а это было плохим знаком. – Вы делаете то, что лучше для Брэндона. А теперь пришло время сделать то, что будет лучше для вас.

Гарри поднял руки, Пол напрягся, крепче сжав свой пистолет. Но вместо того, чтобы направить оружие на Пола, Гарри схватился за голову свободной рукой. По лицу у него текли слезы, когда он поднес пистолет к виску.

Грейс оказалась права, и его собственная интуиция все правильно подсказывала Полу. Этот парень – не убийца. Он скорее совершит самоубийство.

Черт побери! Он совсем не был готов к такому развитию событий. Обычно, когда их группе поручали подобные дела, рядом с ним находилась Грейс. Она – психолог и лучше знает, как общаться с потенциальными самоубийцами.

– Нет, Гарри, не нужно этого делать, – произнес Пол, у которого все похолодело внутри. – Не делайте этого ради сына.

– Ему будет лучше без меня, – простонал Джордан.

– Нет, ему будет хуже, – возразил Пол. – Не делайте этого ради него! Подумайте, как он будет расти с мыслью о самоубийстве отца! Вы хотите этого? Да, вы напортачили. Вы делали ошибки. Но вы больны. И вы можете помочь сыну. И вы можете вылечиться.

– Вы не знаете, что это такое, – пробурчал Гарри, и Пол с ужасом наблюдал за тем, как его палец движется к курку.

– На самом деле знаю.

Несфокусированный и полный отчаяния взгляд Джордана внезапно остановился на Поле. Он завладел вниманием Гарри. Отлично! Это то, что надо.

– Половину первых десяти лет моей жизни мой отец был в стельку пьян. Вторую половину он тоже был пьян, но слегка – этакий веселый пьяница. Жизнь – сплошная вечеринка. Отец был очень весел, когда только начинал закладывать за воротник и еще не упился вусмерть. Его все любили. И моя мать его тоже любила.

Гарри все еще держал пистолет у виска, но Пол видел, что указательный палец отодвинулся от курка и сейчас лежит на стволе. Уже что-то. Хорошо.

– Она родила от него пятерых детей, – продолжал рассказывать Пол и при этом сделал небольшой шажок вперед. – А затем он пьяным сел за руль и разбил машину. В тот день мама выгнала его из дома и сказала, что не пустит назад, пока он не закончит со своими пьянками. Так что я знаком с подобным положением дел в семье, причем с точки зрения вашего сына.

Еще один шажок. Гарри смотрел на него неотрывно, он явно был ошеломлен, а голос Пола, казалось, стал тем единственным, что удерживало его в этом мире. Он цеплялся за него – и не решался на последний шаг, возврата после которого уже не будет.

– Я прекрасно знаю, что такое иметь отца с сильной зависимостью, – продолжал Пол свое признание. Говорил он тихим, спокойным и печальным голосом. – Но я знаю и другое. Я также знаю, что такое иметь трезвого отца. Того, который тренировал мою команду, выступавшую в Малой лиге[2], и тренировал без помощи глотков из фляжки с виски. А еще мы вместе с отцом собрали машину, когда мне было шестнадцать лет… Я знаю человека, который решил, что больше любит свою семью, чем выпивку. Он сделал свой выбор. Он понял, что болен. Он приложил усилия, чтобы вылечиться и вернуться в семью. Отец умер несколько лет назад, а умирая, знал: он сделал все, что должен был сделать. Он умер трезвым и любимым, в окружении детей, внуков и друзей. Вы же хотите такую жизнь, Гарри. Вы же хотите такую смерть. Вы хотите умереть в почтенном возрасте, излечившимся от зависимости, трезвым и любимым, в окружении людей, которые вас любят. И вы не хотите, чтобы Хейли пришлось объяснять Брэндону, что случилось с его отцом. Не отнимайте себя у него. Решитесь прямо сейчас начать работу над собой. Опускайте пистолет, Гарри, а я помогу вам получить помощь, которая вам требуется. Клянусь вам памятью отца.

Гарри смотрел на него большими глазами, в которых читалась мука, но в них светилась и надежда. Это было одновременно прекрасное и ужасное сочетание.

– Отдайте мне оружие, – сказал Пол. – Будьте мужчиной, таким отцом, который требуется вашему сыну.

Рука Гарри задрожала, и он наконец опустил пистолет.

Оружие с лязгом упало на землю, а Гарри рухнул на колени и зарыдал.

– Все будет хорошо, Гарри, – произнес Пол, отбрасывая пистолет ногой и доставая наручники из кармана. – Сейчас спокойно поднимаемся. – Надев наручники на Джордана, Пол помог ему подняться на ноги. Он действовал осторожно и аккуратно, не применяя силы. – Все будет хорошо, – снова заверил он Гарри и повел его по переулку. Джордана качало, и его тело все еще сотрясалось от рыданий.

– Шеф, пришла информация от агента Уолкера. Брэндон с ним. С мальчиком все в порядке: никакой психологической травмы, он вообще не понял, что произошло. Он думал, что они отправились в поход и мама в курсе, – сообщила Зоуи по радиосвязи.

Пол почувствовал небольшое облегчение. Когда-нибудь Брэндон узнает правду. Но сейчас, по крайней мере, он не будет страдать и беспокоиться. Мама найдет способ все ему объяснить, когда посчитает нужным и когда представится подходящий момент.

– Я позвонила Хейли, и она уже едет к нам, чтобы их встретить, – добавила Грейс. – Отличная работа, Пол. Ты справился с ситуацией как настоящий профессионал.

– Мы едем в управление, – сообщил Пол.

– Все будет хорошо, – еще раз повторил он, обращаясь к Гарри, открыл заднюю дверцу своего кроссовера и снова запер после того, как Гарри оказался внутри.

Пол поехал в управление, где Гарри вскоре окажется в камере.

Он был искренен в своем обещании, – он приложит усилия, чтобы Гарри получил помощь, которая ему требуется. Но Пол также знал, что похищение ребенка – серьезное преступление и пройдет очень много времени перед тем, как Гарри с Брэндоном смогут снова встретиться. Если вообще когда-то встретятся.

Полу всегда было тяжело, когда плохой парень на самом деле оказывался не совсем плохим, когда он в некотором роде был еще и жертвой, жертвой жизненных обстоятельств, насилия или какой-то зависимости. Пол знал это все. Но легче не становилось.

Никогда.

Глава 3

– А-а, милашка Касс! – воскликнул Говард Уэллс, на его тонких губах промелькнула улыбка.

Эбби же содрогнулась – это была реакция на улыбку на его лице, и она ничего не могла с собой поделать. Это была не злобная улыбка – улыбка человека, получающего извращенное удовольствие.

Нет. Улыбка была душевной и ласковой, показывающей расположение и симпатию. Будто Уэллс был нормальным человеком, вспоминающим свою внучку.

Эбби сглотнула, внезапно у нее пересохло в горле. Она не хотела показывать ему слабость, а пересохшее горло или сорвавшийся голос, голос, прерывающийся от волнения, доставили бы ему невероятное удовольствие.

– Позвольте мне самому догадаться, – сказал Уэллс. – Вы готовите статью о последней жертве доктора Экс. И какой аспект дела вас больше всего интересует, Лоис Лейн[3]? Вы решили использовать какой-то новый подход? Вы должны придумать что-нибудь свеженькое.

– Давайте начнем с августа двухтысячного, – предложила Эбби, листая блокнот в поисках нужной страницы, где у нее была приведена хроника событий.

– Зачем нам начинать оттуда, ради всего святого? – воскликнул Уэллс. – Получается же целых три года до того момента, как я нашел милую малышку Кассандру и сделал ее своей.

«И ведь я даже не могу попытаться проткнуть этого гада ручкой, несмотря на то, как сильно мне этого хочется», – подумала Эбби и непроизвольно сжала эту самую ручку, о которой думала. Чудом было то, что охрана пропустила ее с ручкой, – она была готова прийти с планшетом для того, чтобы вносить в него ответы Уэллса. Но раз на Говарда надели смирительную рубашку, охрана, вероятно, посчитала, что ручка не представляет угрозы ни для чьей безопасности.

– Я хочу начать с августа двухтысячного, – Эбби говорила тоном воспитательницы детского сада – таким разговаривают с только что научившимися ходить малышами.

В глазах Говарда промелькнуло раздражение, и это доставило ей, пусть и небольшое, удовольствие. Хорошо. Ей удалось его зацепить. Он ее внимательно слушает.

– И что там было в августе двухтысячного? – спросил Уэллс. Его плечи заметно напряглись под грубой тканью смирительной рубашки.

– Вы в то время работали в Медворде, штат Орегон, судебно-медицинским экспертом. Так?

– Да.

– А за пять лет до этого, в девяносто пятом, вы уволились из госпиталя в Лос-Анджелесе, где возглавляли хирургическое отделение. Так? – спросила Эбби.

– Я вижу, что вы собрали всю информацию, которая вас интересовала, мисс Винтроп. Все правильно. И, как я понимаю, сейчас вся эта информация перед вами, в вашем блокноте, не так ли?

– Я всегда стараюсь проверять факты в первоисточнике, – заявила она, и хотя ей совершенно не хотелось улыбаться, она заставила себя это сделать уголками губ. Это была даже не улыбка, а намек на улыбку, и Эбби знала, что таким образом разозлит его. – Знаете, есть теория, что вы ушли из хирургии в судебную медицину потому, что таким образом пытались справиться со своим страстным желанием убивать.

Уэллс рассмеялся. Это был сухой смешок, демонстрирующий его самодовольство.

– А вы сами тоже так думаете? – поинтересовался он.

– Я не думаю, что вы когда-либо в своей жизни отказывали себе в удовлетворении желаний, – ответила Эбби. – Если вы к чему-то стремились, вы это получали. Я думаю, что вы любите власть в любой форме. Я думаю, что вы на самом деле любите резать людей, но предпочитаете милых маленьких брюнеток, и вы предпочитаете умерщвлять их собственными руками. Я думаю, что, вероятно, можно найти не одну дюжину пациенток, имевших проблемы с сердцем, которых вы лечили и которые соответствуют вашему любимому типу. И эти пациентки отправились с операционного стола не в палату, а в морг. И можно найти по крайней мере полудюжину мертвых девушек и мест, где они сейчас лежат, – тех, о которых вы не рассказали ФБР.

– Я вижу, что мы наконец говорим откровенно, – заметил Уэллс. – Мне нравится в вас эта черта, Эбигейл. Для вас это не просто очередная статья, правда? Вы сейчас не просто журналистка, проводящая расследование после получения заинтересовавшей вас информации. У вас навязчивая идея. И должен сказать, что это не является показателем душевного здоровья. Это ненормально! И я был прав: это личное дело для вас. Вы были знакомы с Кассандрой Мартин. – Он склонил голову набок и снова внимательно разглядывал посетительницу. Теперь у него была дополнительная информация. – Это означает, что вы живете в Кастелла-Рок или где-то поблизости. Я уже подумал, что уловил исходящий от вас запах амбара. Эх вы, сельские девчонки! – он покачал головой. – Такие упрямые, такие упертые! Вас нужно укрощать и приручать, как лошадей. А я никогда не видел смысла в том, чтобы тратить столько усилий. Я люблю мягких и податливых девочек. Со всеми моими девочками было легко справиться. Именно поэтому я и выбрал Касси.

Эбби заскрипела зубами, с силой сжимая челюсти, чтобы не бросить ему в лицо гневный ответ. А ей так хотелось! Ее трясло от того, что он называл ее подругу «Касси» – так ее не звал никто. И он говорил о ней так, будто был с ней знаком. Как будто бы он имел право придумывать ей прозвища или какую-то другую форму ее имени. Да будь он проклят! Он не имел права ни на что, связанное с Касс.

– А вы знаете, что именно привлекло меня в ней? Почему я выбрал ее? – Уэллс склонился вперед и говорил заговорщическим тоном. – Все дело в кудряшках. Как у фарфоровой куколки! Как только я увидел эти кудряшки, я сразу понял, что мои руки должны обязательно на них сомкнуться.

Вот оно! Эбби ощутила вкус победы. И это ощущение стало разливаться по всему ее телу. Наконец она получила подтверждение той ужасающей мысли, которая так долго ее мучила и из-за которой она затеяла все это.

Касс не носила кудряшек с тех пор, как они перешли в старшие классы, – она начала выпрямлять волосы с девятого класса и делала это каждое утро. Она таким образом выражала свой протест матери, которая постоянно возила ее по детским конкурсам красоты и обожала ее кудряшки. И ее волосы совершенно точно не вились в тот вечер, когда она пропала. Эбби стопроцентно это знала.

В тот год Касс только один раз не распрямляла волосы – когда фотографировалась для выпускного альбома. Она не стала этого делать ради того, чтобы мать оплатила сессию у профессионального фотографа. Касс поставила матери такое условие. «Иногда нужно бросить ей кость, Эбби», – сказала тогда Касс, и Эбби до сих пор помнила ее слова.

– Что вы делаете? – спросил Говард, уставившись на закрытый теперь блокнот.

– Мы закончили, – объявила Эбби.

Он сдвинул седые брови.

– Вы потратили столько времени, пытаясь добиться встречи со мной, и вы уходите, задав всего пару вопросов?

– Мне не нужны ваши ответы ни на какие другие вопросы, – сказала Эбби. – Вы уже сказали мне все, что мне нужно было узнать.

Уэллс нахмурился еще сильнее, недовольно скривил губы. Он по-другому представлял это интервью. Он больше не контролировал ситуацию.

И он не понимал, что только что допустил ошибку, которую она ждала.

– Вы спрашивали меня, какой аспект дела меня больше всего интересует и какой подход я выбрала, – снова заговорила Эбби, глядя прямо на Уэллса сурово и пронзительно. – Вы на самом деле хотите это знать?

Она встала, сделала пару шагов вперед и оказалась всего в нескольких сантиметрах от разделявшей их стены из оргстекла. Эбби находилась так близко, что заметила, как Уэллс быстро втянул воздух. Он был возбужден от ее близости, у него раздувались ноздри, будто он пытался уловить ее запах и вдохнуть его.

– Вы не убивали ее, – объявила Эбби. – Вас в ту ночь даже рядом с ней не было. Я думаю, что вы даже никогда не слышали имя Кассандры Мартин до тех пор, пока шериф не взломал дверь автофургона, в котором вы жили, и не привез вас в участок для допроса.

Говард Уэллс был социопатом, садистом, нераскаявшимся убийцей, который получал удовольствие, лишая людей жизни, он был много кем, но даже он не мог контролировать непроизвольные реакции собственного тела. Эбби с удовлетворением наблюдала, как Уэллс побледнел – от его лица отхлынула кровь.

– Я догадалась, Говард, – сказала Эбби. – Это была игра. Но в игру в одиночку не играют. У вас был друг – или настолько близкий вам человек, насколько это вообще возможно у людей типа вас. Этот человек похож на вас. Родственная извращенная душа. Что произошло? Вы решили, что у вас есть товарищ по команде, а он на самом деле оказался оппонентом?

– Замолчите! – выдавил из себя Уэллс. У него на лбу выступил пот, капли катились вниз по виску.

– Он вас обыграл, – продолжала Эбби. – Ваш приятель вас подставил. Он оказался умнее вас, а вы – достаточно глупы, чтобы попасться в его капкан. Вы поэтому взяли на себя убийство Касс? Потому что он унизил вас, оказавшись умнее?

Уэллс бросился на нее и со всей силы врезался плечом в оргстекло.

Вместо того чтобы отпрыгнуть назад или хотя бы дернуться, Эбби сама шлепнула ладонью по стеклу. Она стояла в полный рост, расправив плечи и слегка скривив губу. Она источала силу! Нельзя сказать, что Уэллс испугался, но его глаза округлились при виде ее реакции.

– Я отправляюсь на охоту за вашим партнером, с которым вы вместе играли, Уэллс, – бросила она ему. – Вы оба – просто хищники, кружащие вокруг стаи птиц. А знаете, чему учат сельских девочек типа меня? Как нас учат бороться с хищниками? – Она вздернула подбородок, упрямая и стойкая девчонка, воспитанная отцом. Она прямо смотрела на человека, убившего больше людей, чем у нее было пальцев на обеих руках, и не боялась его. – Мы в них стреляем и убиваем их.

У Уэллса чуть глаза не вылезли из орбит, когда он услышал ее слова, и он стал биться всем телом об оргстекло, разделявшее их. Он орал, изо рта летели слюна и кровь, он угрожал ей, выкрикивая одно проклятие за другим. Наконец в помещение ворвался надзиратель.

– Мисс Винтроп! – закричал Стэн и потянул ее за руку. – Пойдемте отсюда.

Но Эбби еще одну секунду оставалась на месте – не двигалась, стояла в полный рост, расправив плечи.

Она оказалась права, и теперь она испытывала облегчение. Хотя колени у нее дрожали, когда Стэн выводил ее из камеры.

Дело было еще не закончено, и до окончания было очень далеко.

Она только начала работу.

Глава 4

К тому времени, как было оформлено задержание Гарри и его поместили в камеру, наступил вечер. Пол ослабил узел галстука, потом вообще снял его, устроившись в кожаном кресле. В кабинете было тихо, вообще на всем этаже было тихо – большая часть коллег к этому времени ушла домой. Это был относительно спокойный вечер – если вообще можно говорить о спокойствии, когда работаешь в ФБР.

У него было ощущение песка в глазах – он вообще не помнил, когда спал в последний раз. Звонок с сообщением о Брэндоне поступил два… или это было три дня назад? Хейли Эллис работала начальником секретариата у одного из сенаторов, и группу Пола подключили к делу в качестве исключения.

Он радовался, что все прошло так гладко. Обычно дела, связанные с похищением детей (даже если ребенка похищает один из родителей), оканчиваются плохо. В особенности если после похищения уже прошло какое-то время.

В дверь легко постучали, и в открывшийся проем просунулась женская голова с длинными темными волосами. Он жестом пригласил женщину зайти.

– Привет, Грейс!

Она поставила ему на стол чашку с эспрессо и улыбнулась.

Он многозначительно посмотрел на нее и заявил:

– Я все равно не допущу тебя к работе без справки от врача.

Грейс закатила глаза.

– Я не пытаюсь дать тебе взятку. Я просто хочу поблагодарить тебя. Ты сегодня на самом деле отлично поработал.

Пол сделал глоток крепкого кофе, потом еще один – и чувствовал, что с каждым глотком чувствует себя лучше.

– Я испытываю облегчение от того, что все получилось.

– Все получилось благодаря тебе, – сказала Грейс. – Я сама не смогла бы сработать лучше.

На этот раз глаза закатил он. Ему повезло – он работал с несколькими невероятно талантливыми и сильными женщинами. И он вполне с ними справлялся: он вырос с четырьмя сестрами, и такое детство определенно подготовило его к работе с женщинами.

Грейс относилась к тем, кого называют выдающимися. Ей подошло бы и определение «блестящая». Она была опытным, высококвалифицированным психологом и профайлером, а в дополнение к этому и популярной писательницей, книги которой прекрасно продавались. Она обладала невероятной интуицией, проницательностью и интеллектом.

Пол оценивал себя реально. Он не тешил себя иллюзиями, не идеализировал себя и прекрасно понимал, что ему далеко до Грейс в том, что касается мозгов. Да, он был очень хорошим агентом ФБР и, как он надеялся, еще лучшим руководителем группы. Он пытался быть хорошим человеком – и в том, что касалось жизни, и в том, что касалось работы. Но он отличался прямолинейностью. Также он всегда рассматривал ситуацию с максимально возможного количества углов зрения перед тем, как принять решение. Ему нравились правила и методология раскрытия преступлений. Ему нравилось искать детали, все составляющие, все доказательства, тщательно их изучать, а потом соединять все разрозненные куски в единое целое – будто собирать картинку-загадку. Избранный им метод был медленным, и, наверное, во многих случаях преступника можно было бы поймать быстрее, но его метод прекрасно срабатывал и помогал ему самому, а также его стране, которую он любил и которой хорошо служил.

– Домой заедешь перед вылетом? – спросила Грейс.

Пол покачал головой. Он завтра собирался лететь в Калифорнию, или правильнее было бы сказать, уже сегодня, так как «завтра» уже наступило, как он понял, взглянув на часы, стоявшие у него на столе.

– Мне нужно быть в аэропорту через три часа. Сейчас закончу здесь со всеми документами и сразу поеду. Чемодан у меня в машине.

– С нетерпением ждешь встречи с семьей? – спросила Грейс.

– Всегда хорошо вернуться домой, – произнес он, но тут же понял, что Грейс уловила в его тоне отсутствие эмоций даже до того, как он сам услышал, что в его словах нет радости и восторга, с которыми некоторые люди говорят о доме.

Пол мысленно поморщился. Находясь рядом с Грейс, он старался расслабляться, а не находиться в постоянном напряжении. Она на самом деле была верным другом, потрясающим агентом ФБР, совершенно необходимым членом его группы. Ее работа была так важна именно благодаря ее способности видеть людей – она видела человека так, словно смотрела ему в душу сквозь стекло. С членами группы была достигнута договоренность, что Грейс не будет применять в их отношении свои профессиональные навыки… по крайней мере находясь рядом и глядя им в лицо. Но иногда ее невероятно активный мозг просто не мог остановиться и вскрывал истину.

Он ждал, что Грейс что-то скажет по поводу его признания Гарри. Пол задумывался, не догадалась ли она об этом еще раньше, до того, как услышала его признание, – в смысле о том, что он рос с отцом-алкоголиком. «Вероятно, давно догадалась, – решил он и усмехнулся про себя. – Что ж поделаешь, с ее-то проницательностью!» Оставалось только смириться. Но Грейс с уважением относилась к частной жизни, по крайней мере его жизни, поэтому и не стала ничего упоминать.

Иногда он задумывался, а не догадалась ли Грейс о том, что было на самом деле. Не вычислила ли она ту самую правду? То, что помогло ему стать тем, кем он стал. То, что заставило его выбрать именно этот жизненный путь.

Он ни с кем этим не делился. Даже с Мэгги, женщиной, на которой он собирался жениться до того, как его прошлое вынудило их расстаться. Он любил Мэгги, но не смог делиться с нею темными эпизодами из своего прошлого, которые сформировали его будущее – и его самого.

По мере того, как приближалось время поездки домой, Пол все чаще задумывался о том этапе своей жизни. Он в последнее время много думал о ней. О Касс. Ему до сих пор было трудно даже мысленно произносить ее имя, не то что упомянуть его вслух, хотя прошло уже пятнадцать лет.

– … еще один?

– Что?

Пол резко дернулся, выходя из задумчивости, и увидел, как хмурится Грейс, глядя на него с беспокойством.

– Кофе. Хочешь еще один эспрессо? – повторила она. – Похоже, тебе нужно выпить еще одну чашечку. Ты уверен, что сам в состоянии доехать до аэропорта? Я могу вызвать тебе машину. Или сама могу тебя отвезти.

– Со мной все в порядке, – заверил он ее. – Не надо мне больше кофе. Я сейчас думал о поездке домой. Я же там не был несколько лет.

Выражение лица Грейс изменилось – теперь оно выражало не обеспокоенность, а сочувствие.

– Конечно, я все понимаю, – воскликнула она. – Годовщина смерти или дня рождения отца заставляет вспомнить обо многих вещах.

Он кивнул. Это было только наполовину правдой. Его отец умер уже пять лет назад, и каждый год семейство Гаррисонов собиралось на его день рождения в родовом доме, стоящем в окружении плодовых деревьев, чтобы почтить его память. Пол не приезжал последние два года из-за расследований, которыми занимался. Его семья понимала важность его работы, которую он не мог бросить, но когда мать позвонила в этом году, он услышал в ее голосе надежду на встречу с единственным сыном. Она очень хотела, чтобы он приехал. И он решил приехать, ради нее.

– Не буду тебе больше мешать – занимайся своими бумагами, – сказала Грейс, встала и направилась к двери.

– Следи за Зоуи, пока меня нет, чтобы не сожгла тут все, – попросил он.

– Это было всего один раз! – воскликнула Грейс. – Это был совсем маленький пожар, и его быстро потушили. И я даже не оставалась за старшую, когда ты ездил на ту конференцию. Вместо тебя оставался Гэвин.

Пол рассмеялся.

– Именно поэтому я на этот раз оставляю старшей тебя!

Грейс самодовольно улыбнулась в ответ.

– Желаю хорошо провести время с семьей!

– Спасибо. И спасибо тебе, что встаешь у руля, пока меня не будет.

– Это само собой разумеется, – сказала Грейс. – Счастливого пути и мягкой посадки!

Оставшись в одиночестве, он снова вернулся к документам. Но на этот раз у него совсем не получалось отделаться от мыслей о доме и прошлом.

Он помнил Касс красивой и яркой семнадцатилетней девушкой, которой никогда уже не исполнится восемнадцать. У нее были длинные каштановые волосы, мягкий и приятный голос, но он не мог вспомнить ее смех. Те моменты, когда она смеялась, теперь стали туманными воспоминаниями. А она превратилась в надгробную плиту из белого мрамора, слезы, льющиеся из глаз миссис Мартин, и ее слова: «Почему же ты не был вместе с ней в тот вечер, Пол?»

Он вздохнул, при мысли о доме у него заныло сердце. Он помнил ряды миндальных и оливковых деревьев, уходившие к горизонту – настолько, насколько видел глаз, и мысленно видел девушку, которая ушла так рано, но повлияла на всю его дальнейшую жизнь, сформировала его, даже не зная об этом.

Глава 5

Эбби поздно добралась домой – она припарковала свой видавший виды пикап «Шевроле» перед сараем почти в два часа ночи. Фары ее машины высветили часть оловянной кровли, и она заблестела в их свете. Сарай давно следовало покрасить – ржаво-красная краска потускнела.

Когда она вошла, в доме стояла тишина. Роско, старый пес пиренейской горной породы, гавкнул один раз, а при виде нее сразу же завилял хвостом. Раньше он охранял стадо коз, которые паслись на северном поле.

– Привет, мой хороший! – Эбби почесала ему за ушами. Это был огромный белый зверь, который внешне больше походил на белого медведя, а не на собаку.

Теперь Роско был уже слишком стар, чтобы пасти скот. Он обычно дремал в каком-нибудь дверном проеме – том, который считал необходимым охранять в этот день. Это был пес с прекрасным характером, время от времени он сам отправлялся на прогулку на северное поле и выглядел обескураженным, словно хотел спросить, куда делось его стадо.

Когда у отца Эбби диагностировали рак кишечника, она продала коз, потому что просто не могла заниматься всем – стадом, садом и ухаживать за отцом. Иногда она подумывала о том, чтобы снова завести стадо – ее садовник то и дело говорил, что козы могли бы помочь ее земле. Ведь здесь столько лужаек, которыми никто не занимается. На них вполне можно было бы пасти коз. И это определенно развеселило бы Роско.

Эбби знала, что ей следует поспать, но она давно страдала бессонницей, и ей совсем не помогли те годы, когда она ухаживала за отцом. И вообще она всегда была «совой», привычка работать ночью давно укоренилась. Плюс ее мозг продолжал работать, снова и снова прокручивая в голове каждую секунду встречи с Уэллсом.

Она вообще больше ни о чем не думала во время долгой дороги домой. Эбби гордилась тем, что ей пришлось всего лишь раз остановиться у обочины, когда ее стошнило. У нее кружилась голова от выброшенного в кровь адреналина, страха, понимания того, что настоящий убийца Касс все еще разгуливает на свободе. Ей было физически плохо от мысли, что он оставался на свободе все это время. У нее живот скрутило от этого.

Она проверила, достаточно ли у Роско воды и еды, а затем нет ли записок на пробковой доске в прихожей: работники ее фермы оставляли ей на этой доске записки, если не могли дозвониться на мобильный телефон. Потом Эбби сбросила туфли и обула резиновые сапоги.

– Как насчет ночной прогулки? – спросила она у Роско, который сразу же с энтузиазмом завилял хвостом, только услышав слово «прогулка».