Всю неделю каждый вечер мы часами молча сидели перед телевизором и смотрели фильмы, сюжеты которых не понимали. Дэнни не занимался спортом уже много дней и не ходил на работу. Мы объедались фастфудом, молча держали друг друга за руки, смотрели из окна и ждали то время, когда поздно вечером можно будет заснуть. Если мы вообще вставали, то только в полдень. Но иногда мы оставались в кровати целый день. По утрам мы даже не одевались. Я боялась вечера воскресенья, потому что тогда мне придётся ехать домой. Дома точно будет скандал, но не это было причиной. Мне было страшно, что Дэнни совсем опустится, если я оставлю его одного. Йорг, конечно, заезжал каждый день, возил нас к психологу и присматривал за нами, но что Дэнни будет делать всё остальное время?

⁂

Как-то я проснулась посреди ночи и обнаружила, что рядом на диване Дэнни нет. Я пошла в спальню, но и в кровати его не было. Компьютер был выключен. «БМВ» Дэнни стоял на том же месте, где его оставили в начале недели. Он мог быть только в комнате Кристины. Я нашла его в её кровати. Он лежал на боку, натянув покрывало до подбородка и беззвучно плакал. Когда он увидел, что я зашла в её комнату, он поднял покрывало, показывая мне, что я должна лечь с ним. Прижавшись друг к другу, мы лежали в её комнате, в её кровати, которая всё ещё пахла ею, и представляли, что она в любой момент зайдёт в комнату и улыбнётся нам.

– Почему жизнь так чертовски несправедлива, Джессика?

В последние дни я сама задавала себе этот вопрос всё чаще, но произнесённый им, он напугал меня. Если он начал бороться с судьбой Кристины, то рано или поздно он начнёт делать то же и со своей, и тогда он будет потерян. Он не должен спрашивать себя, почему всё получилось так.

– Тебе нельзя об этом думать, Дэнни, – я хотела увести его от этих размышлений. – Мы никогда не получим ответы на эти вопросы.

Он сел и снова заплакал.

– Почему не я должен был умереть? – снова спросил он меня. – У неё вся жизнь была впереди. Почему она? Почему не я? Почему умер не я? Со мной это всё равно произошло бы. Почему я не умер вместо неё?

Я встала и ушла из комнаты, убежала от его слов в сад. Всё так и осталось бы неправильным, если бы умер Дэнни. Судьба была подлой обманщицей, которая раздавала свои дары с холодным сердцем и без разбора и совсем не интересовалась, что было справедливым и целесообразным.

В утренних сумерках я вернулась в комнату Кристины. Дэнни всё ещё не спал и рукавом вытирал слёзы с лица.

– Почему не я? – опять задал он тот же вопрос, на который я не могла и не хотела отвечать. – Со мной бы это всё равно случилось. Я бы хотел умереть за неё!

⁂

Поздно вечером я вернулась домой и попыталась незаметно проскользнуть в свою комнату.

– Джессика, – прогремел мой отец, и я пошла в гостиную к родителям. – Где ты была?

– Я же уже говорила: у Дэнни.

– Ты не была на работе всю неделю, а в сентябре у тебя выпускные экзамены!

Выпускные экзамены. Глупые цифры на безжизненной бумаге. Неужели существовали люди, которые правда интересовались таким?

– Я взяла отпуск, – защищалась я. – Я же сказала, кое-что произошло.

– Мы не очень этому верим, – мама попыталась быть посредником между нами. – Кто всё-таки умер?

– Кристина! Соседка и подруга Дэнни!

– А ты тут при чём?

Они это всерьёз? Казалось, они и правда не верили мне. Да и как? Я никогда ничего не рассказывала про Кристину; возможно, мне следовало это делать.

– Она была и моей подругой! – закричала я.

– Что случилось? – спросила мама. – Автоавария?

– Наркотики, – коротко объяснила я. – Она умерла от плохого героина.

– Героина? – мама побледнела. – Джессика, что ты делала с героином?

– Совершенно ничего. Но соседка Дэнни раньше была наркоманкой.

– Боже мой! – мама в ужасе закрыла рот рукой. Её пальцы задрожали. – Он производил такое хорошее впечатление. Почему он живёт с наркоманами? Ты же сказала, что у него своя квартира.

По моему телу стал распространяться жар.

– Вы все неправильно понимаете! – попыталась объяснить я. – Это его квартира, он никак не связан с наркотиками. Он просто помог Кристине, потому что…

Отец сказал решающее слово:

– Больше ты не будешь встречаться с этим Дэнни, – он произнёс его имя так, словно это было оскорбление. – Судя по всему, он оказывает на тебя плохое влияние.

– Он оказывает плохое влияние? – не веря своим ушам, повторила я. – Что же он делает?

Почему весь мир хочет сделать Дэнни козлом отпущения?

Мама сочувственно посмотрела на меня:

– Он кажется не лучшей компанией для тебя. Ты снова должна начать общаться с твоими старыми друзьями. Ты была так счастлива прошлым летом с Александром и Ванессой.

– Я и так счастлива! – прорычала я, и словно, чтобы наказать меня за ложь, по щекам у меня побежали предательские слёзы. – В этом году я полечу с Дэнни в Америку, и, может быть, на несколько месяцев.

Мама разочарованно помотала головой, а отец крикнул:

– Как хочешь. Но до тех пор в будни ты будешь ночевать дома. Чтобы такого больше не повторялось. Ты остаёшься дома и идёшь работать, и баста! Разговор окончен.

Я решительно расправила свои плечи:

– Я взрослая, и могу делать всё, что захочу!

– Будь разумна, – попросила мама. – Мы всегда предоставляли тебе достаточно свободы. То, что ты сейчас делаешь, совсем нечестно.

– Ага! – сказала я. – В среду похороны, после них я поеду к Дэнни и вернусь только тогда, когда он станет немного стабильнее. Это может занять больше времени. Он очень любил свою подругу, чтобы вы знали.

Я повернулась и оставила своих возмущённых родителей просто сидеть. Потом я заглянула в гостиную и прибавила:

– Честно это или нет, меня не интересует. Жизнь вообще несправедлива. Лучше привыкайте к этому.

Апрель 2002 года

Я взяла отгул на полдня и сразу после работы поехала на поезде на похороны Кристины. Дэнни остался дома.

Похороны были скромными. Очень простые с могилой без имени. Предположение Дэнни, что отец Кристины придёт, не подтвердилось. Там были её мать, Рики, Симон, Джузеппе, Наташа и я. Этим число скорбящих и ограничивалось.

Мать Кристины, изящная женщина в слишком больших солнцезащитных очках, пережила всю церемонию, не проявив никаких эмоций. Прежде чем мы ушли с кладбища, я подошла к ней и взяла её руку.

– Меня зовут Джессика, – представилась я.

Рики остался стоять позади меня. Думаю, он предугадал, что произойдёт.

– Ага, – безучастно сказала она, и я хотела её спросить, где вообще она была все эти годы. Почему ни разу не приехала в гости и не поздравила Кристину, когда та начала обучение.

– Мне очень жаль, что всё это произошло с вашей дочерью. Она была моей лучшей подругой.

Она посмотрела на меня, словно я отвратительное насекомое, отбросила мою руку и сказала ледяным тоном:

– Она не была моей дочерью. Она была дешёвой проституткой и наркоманкой.

Потом она отвернулась и гордо прошествовала к выходу из кладбища.

– Тебе должно быть стыдно, грязная шлюха! – крикнул ей вслед Рики, и на секунду мне показалось, что он пойдёт за ней и даст ей по шее. Но он остался рядом со мной, взял меня за руку и повёл меня с собой.

– Не переживай, это без толку, – сказал он.

Мои колени дрожали, и внезапно я ужасно обрадовалась, что Дэнни тут не было. Достаточно и того, что мне пришлось услышать это дерьмо. Рики отвёз меня к моему автомобилю и пообещал, что заедет с Симоном на следующий день. Они и так делали это всю неделю и отчаянно пытались вывести Дэнни из летаргии. Мне очень нравился Рики. Он стал мне вторым старшим братом.

По пути домой я ехала мимо магазина канцелярских товаров. Повинуясь импульсу, я остановилась, купила кучу разных свечей и цветные фломастеры.

Когда я приехала в квартиру, Дэнни сидел на диване и смотрел на мигающий телевизор. Я всё ещё не могла привыкнуть к этому неправильному зрелищу, да и не хотела привыкать.

– Как прошло? – спросил он.

Было нехарактерно, что он не встречает меня. Раньше он всегда приветствовал меня у двери. Тогда, когда он ещё был собой.

– Нормально, – коротко ответила я. – Её отец не пришёл.

Он кивнул и снова повернулся к телевизору. Я со вздохом забрала у него из руки пульт управления и выключила аппарат. Потом взяла его за неповреждённую руку и потянула, чтобы он встал.

– Ты сказал, что не хочешь, чтобы комната Кристины оставалась нетронутой, и не хочешь, чтобы она выглядела неестественно.

Я отвела его за собой в её комнату и сунула в руку пару фломастеров.

– Поэтому мы её сейчас переделаем. Она так любила стихи. Давай напишем для неё что-нибудь.

Он согласился. В этот момент он был прежним. Без всяких обсуждений. Осознание этого привело меня в восторг. Возможно, он всё же вернётся к своему старому я.

Мы расставили по комнате свечи: на стол, на подоконник, на полки. Затем зажгли их, сели на пол и начали сочинять стихи. После мы перенесли наши произведения толстыми маркерами на белые стены. Над её кроватью Дэнни написал под углом:

«Я не мертва, не ушла в небеса,Я лишь живу на другом берегу,Чтоб постоянно, на всех адресахСопровождать вас на каждом шагу…»[18]

Я написала синим над маленьким угловым диванчиком следующие слова:

«Закончен мой плен на холодной земле,И дверцу у клетки могу распахнуть,И вижу я свет в нескончаемой тьмеИ начинаю к свободе свой путь».

Напротив окна Дэнни написал:

«Теперь навсегда ты улетелаЛегко ты паришь над облаками,Ясной звездой сияешь ночами,В сердце как дома место пригрела»[19].

Вместе мы написали:

«Она сотни мечтаний с собой унеслаВремя вылечит, шрамы со мной навсегда!»[20]

Этим мы занимались весь оставшийся день. Затем мы вместе улеглись на её кровать, прижались друг к другу, живот к животу, и стали рассказывать истории о ней. Это было чем-то вроде ритуала – нашим способом преодоления печали. Каждый вечер прежде чем пойти спать, мы укладывались в кровать Кристины. Мы зажигали все свечи и по очереди рассказывали что-то о ней. В один вечер рассказывал он, в другой – я.

Дэнни рассказал мне, как тогда в группе самопомощи познакомился с Кристиной. Она была совершенно сбита с толку и с самого начала искала его дружбы. Сначала она просто села рядом, потом попыталась оказаться с ним в одной команде, чтобы иметь возможность работать с ним. Кристина приклеилась к нему, как репей, и он стал брать её с собой домой, где они вместе готовили, ели и разговаривали. Он оказывал на неё всё большее влияние и у него получилось вырвать её у наркотиков. Однажды она осталась у него навсегда.

В следующий вечер я призналась ему, что в день, когда я увидела Кристину на его диване, я так ревновала его к ней, что решила, что буду вечно ненавидеть её. Но эта ненависть быстро превратилась в любовь, потому что она была такой же, как он.

Дэнни в свою очередь рассказал, что поначалу она тоже сильно ненавидела меня, потому что была уверена, что я заберу его у неё и что беда снова станет её спутницей.

Я сообщила, что она угрожала убить меня, если я когда-нибудь попытаюсь ранить его, и о мудрых словах, которыми она напутствовала меня, когда Дэнни признался, что он инфицирован ВИЧ.

Он рассказал, что они в ту ночь тоже разговаривали и он был абсолютно уверен, что потерял меня, а она пообещала ему, что я вернусь к нему через пару часов. Не без основания, как оказалось.

Мы назвали эту игру «Кристина – это…» и играли в неё каждый вечер, когда я бывала у Дэнни. Почти восемь недель. Так мы оставались рядом с ней и не давали ей умереть. Мы часто проводили всю ночь в её комнате и спали, держа друг друга за руки. Хотя мне казалось это невозможным, смерть Кристины ещё больше сблизила нас.

Ещё никогда в жизни – и никогда позже – мне не был так близок другой человек. Не телесно, но эмоционально. Мы, без сомнения, были родственными душами. Он стал частью меня, а я – частью него. Мне никогда не понадобятся фотографии или другие вещи, чтобы напомнить себе о нём. Дэнни жил во мне и будет жить во мне до конца моих дней.

Наша любовь была безусловной, объединённой нашей болью и укреплённой нашим доверием, над которым мы работали с таким трудом.

Мы стали единым целым и будем навеки связаны друг с другом.

Май 2002 года

Жизнь как-то шла дальше. Я продолжала учиться, Дэнни снова начал бегать по утрам, а потом шёл в спортивный центр. У него снова появились запланированные съёмки, но на обеих работах он брал меньшую нагрузку, чем раньше.

Его запястье без проблем срослось, гипс сняли. Каждый вечер мы продолжали играть в «Кристина – это…», пока Дэнни однажды вечером не сказал:

– Мы должны прекратить игру. Мы должны смотреть вперёд.

Он произнес что-то вроде: «Time to look ahead. Objects in the rear view mirror may appear closer than they are»[21]. Вероятно, он хотел этим сказать, что мы никогда не оставим это происшествие позади, если будем на него оглядываться.

В тот вечер мы в последний раз зажгли свечи, оставили их стоять обгоревшими, попрощались с Тиной, и рука в руке вышли из её комнаты. Мы вместе закрыли дверь, положив наши руки на ручку двери. Никто из нас больше не заходил в эту комнату.

Дэнни начал заниматься своей болезнью активнее, чего он не делал раньше. Я не знаю, хотел ли он так отвлечься от смерти Кристины или такой период наступил бы в любом случае. В конце концов я уверена, что причиной стала смерть Кристины. До того он был слишком оптимистичен, чтобы что-либо делать. Я повторяла его старую фразу: «Мы не должны оставить для болезни места. Это единственная возможность». Я напоминала ему, что он уговаривал меня действовать так же. Но теперь он внезапно стал одержим этой темой: он читал книгу за книгой, искал информацию в интернете и встречался с единомышленниками, с которыми познакомился на каких-то форумах.

Я начала готовиться к своему выпускному экзамену, и мы планировали поездку в Америку. Так как я знала, что после сдачи экзамена меня оставят в компании, я спросила, смогу ли я приступить к работе в январе, потому что мы хотели в США на длительное время. Самое позднее к середине августа шеф обещал дать знать, и тогда мы хотели забронировать билеты. У Дэнни были и немецкий, и американский паспорта – длительное пребывание по крайней мере для него не будет проблемой. Мы начали присматриваться к домикам и определились с тем, чего хотим. Сразу после возвращения мы собирались что-нибудь купить. Мы подробно всё обговорили. Дэнни не был против остаться здесь надолго, он обустроился в Германии и построил здесь кое-какую карьеру. Пока я была готова регулярно ездить с ним на его родину, он оставался доволен. В этом году он планировал провести со мной восемь недель у его тёти, а потом отправиться в пеший поход по США.

– Чтобы ты посмотрела мир, Даки, – сказал он.

Почти каждые выходные мы проводили на Боденском озере, разбивали там нашу палатку и только вечером в воскресенье ехали обратно. Мы не могли находиться дома. Он был пуст. Я была за: я была бесконечно рада, что Дэнни оставил свой пост на диване.

⁂

В конце мая Дэнни наткнулся в интернете на хоспис для больных СПИДом, который находился в Шварцвальде. Он сидел за компьютером и кликал, когда подозвал меня к себе. Я встала за ним, положила руки на его плечи и посмотрела. Дэнни приглушил музыку, которую включал всё так же громко, и спросил:

– Что ты на это скажешь?

Это была организация, основанная частным лицом, которая принимала ВИЧ-инфицированных и больных СПИДом людей и сопровождала их до смерти. Дэнни рассказывал об этом таким тоном, словно собирался купить компьютерную игру. У меня мурашки по коже побежали.

– Ты думаешь, тебе это подойдёт? – не веря своим ушам, спросила я. Дэнни был не из тех людей, которые согласились бы лечь в такое место. Мне стоило большого труда так спокойно обсуждать с ним эту тему.

– Нет, я не об этом, – медленно сказал он. – Но я хотел бы на это посмотреть. Я хочу знать, как умирают от СПИДа.

«Господи боже! Почему? Я не хочу об этом знать!»

– Ты уверен? – переспросила я. – Это пока совсем неактуально.

– Мне нужно знать, – настаивал Дэнни. – И ты тоже должна это знать!

– Дэнни, я совсем не уверена, что действительно хочу это знать.

– Тебе нужно это знать. Ты должна быть заранее предупреждена и иметь возможность вовремя сбежать.

Я помотала головой, щипнула его за бок и попыталась сделать из всего этого шутку.

– Время для побега давно упущено, ты и сам знаешь.

– We will see, – ответил он. – Каждое последнее воскресенье месяца у них день открытых дверей. Поедешь со мной завтра?

Всё во мне воспротивилось этому предложению. Я не хотела туда, не хотела это видеть. Я не хотела в хоспис, в котором жили люди, обречённые на смерть. В нашей жизни смерть и без того играла слишком большую роль.

– Конечно, я поеду с тобой, – решилась я.

Пункт 2, раз и навсегда. Мне нужно ехать с ним, выбора вообще нет.

⁂

Дэнни, как всегда, гнал слишком быстро. К тому же, автострады были почти пустынными, так что мы приехали ещё до обеда. Пускали только после него, и мы ещё какое-то время погуляли по прилегающему лесу вокруг красивого фахверкового дома.

– Я боюсь заходить туда, – призналась я ему.

– Я тоже, – ответил он. – Поверь, я тоже. Но мне просто необходимо знать.

Дэнни записал нас заранее, и нас приняли очень тепло.

– Просто осмотритесь, – сказала директор дома. – Можете входить, куда хотите, сегодня всё в вашем распоряжении. Чувствуйте себя, как дома.

Нет уж, спасибо. Моё сердце бешено колотилось, но я решила, что не дам это заметить. Дэнни не должен почувствовать, что всё это тяготит меня.

Мы осторожно начали с осмотра внешних сооружений, и я отчаянно надеялась, что здесь мы не встретим никого из жильцов. Дэнни, казалось, овладели любопытство и интерес, и он внимательно обошёл территорию. Я вцепилась в его руку и иногда даже закрывала глаза. Я дала ему вести меня, и он принялся таскать меня по палатам жильцов. Дэнни всегда с лёгкостью завязывал разговор с другими людьми. Он садился на кровать к людям и говорил с ними так, словно они знакомы вечность. Я совершенно не помню содержание этих разговоров, так как всё время держала глаза и уши закрытыми и была слишком занята тем, что сдерживала себя, чтобы не убежать оттуда с воплями. Смерть была здесь повсюду, сидела в комнатах, висела на стенах, покачивалась в воздухе и была начертана на лицах людей. Мы увидели девятилетнюю девочку со всеми симптомами СПИДа, исхудавшую до костей и усеянную саркомой Капоши, болезнью кожи, которую приобретают многие больные СПИДом на последней стадии. Её лицо напомнило мне череп, и я знала, что эта картинка будет ещё долго преследовать меня во сне. Молодой мужчина ненамного старше Дэнни тащил за собой капельницу и хромал при ходьбе, как старик. На его лице была красная сыпь. Скорее всего, опоясывающий лишай. Его волосы были белыми, кожа тонкой, как пергамент. Он впился в меня полным ненависти взглядом. Его глаза дали мне однозначно понять, что он считал несправедливым то, что он был болен, а я здорова. Его почти чёрные глаза обвиняюще следили за мной и обдавали меня морозом.

«Почему ты здорова, а я нет? Почему?»

Дэнни всё чаще останавливался и с беспокойством глядел на меня.

– У тебя всё получается, Даки. Всё хорошо. Тебе просто не стоит принимать всё близко к сердцу. Рассматривай это как фильм.

Он ободрял меня, хотя всё должно было быть наоборот. Я хотела бы сказать ему что-то приободряющее, но не могла выдавить из себя ни звука. Мы были настолько далеко от этого «Всё хорошо!», насколько это возможно.

Мы зашли в медпункт, где женщине как раз переливали кровь. В её ухе было скопление предательских пузырьков. С большим трудом я смогла удержать себя и не зачесаться. У меня вмиг всё зазудело.

Рядом с ней лежал пожилой мужчина, который без остановки кашлял. В его нос была подведена трубка, а кашлял он так сильно, словно мог в любой момент задохнуться. Я машинально стала дышать более поверхностно, не хотела вдыхать воздух, который был в его теле. Внезапно мне показалось, что я задыхаюсь. В отчаянии я потянула Дэнни за руку:

– Мне нужно выйти, Дэнни!

Без возражений он повернулся и повел меня к выходу. Я злилась сама на себя, потому что не хотела ничего говорить. Но это было ужасно, слишком ужасно, и я вдруг подумала, что не доросла до таких вещей. Я была подростком, моё место было на вечеринках, а не на смертном одре моего парня.

Украдкой я рассматривала мужчину рядом со мной. Он был молодым, спортивным и невероятно привлекательным. Болезненная потеря, которую он пережил, оставила след в его душе, но не на его лице. Его вид никак это не показывал. Мысль о том, что он когда-нибудь станет таким же, как местные жители, с седыми волосами и полным ненависти взглядом, с телесными ранами, медленно умирающий, никак не укладывалась в моей голове. Теперь Дэнни снова вернулся к своему обычному настроению: его радость жизни и оптимизм потихоньку возвращались. Когда я представила, что он может долго оставаться таким же, как после смерти Кристины, мне стало плохо.

Внезапно мне показалось, что меня вот-вот стошнит. Дэнни вытащил меня на улицу. Словно убегая от чего-то, я побежала к его автомобилю и стала судорожно хватать воздух ртом. Слёзы без предупреждения брызнули из моих глаз, и Дэнни обнял меня. Он с сочувствием смотрел на меня, Он давно понял, что эта ситуация была невыносимо тяжелой для меня, и я не была и вполовину так уверена в себе, как хотела показать.

– Мне не стоило брать тебя сюда, – сказал он.

– Да нормально, когда-нибудь мне придётся это увидеть. Я должна научиться справляться с этими чувствами.

Но это не было нормально, я не хотела учиться справляться с этими эмоциями. С какой-то болезненной ожесточённостью я пожелала себе нормальной жизни и здорового парня. Почему у нас не может быть повседневных забот, как у других людей? Почему мы никогда не ссоримся из-за валяющихся не на месте туфель или из-за открытого тюбика зубной пасты? Почему мы никогда не ревнуем или не сомневаемся в наших отношениях? Почему у нас всё не так, как у других парочек нашего возраста? Почему мне в этом возрасте нужно разбираться с болезнью и смертью?

Дэнни продолжал смотреть на меня и прочитал мои мысли. Я могла видеть, каким образом работает его мысль, и была убеждена, что в этот момент он принял решение:

– Возможно, для всех участников будет лучше, если я кинусь под поезд.

В его голосе не было ни капельки иронии или сарказма.

– Мне бесконечно жаль, – сказал Дэнни и немного оттолкнул меня от себя. – Мне жаль, что я причиняю тебе боль. И я очень рад, что сегодня ты здесь со мной. Это гораздо лучше, чем быть здесь одному. Спасибо.

– Я бы очень хотела помочь тебе, – я вытерла слёзы с глаз и боролась с тошнотой. Постепенно она стихала.

– Ты помогаешь мне больше, чем достаточно, – Дэнни прислонился спиной к двери машины.

Мы немного помолчали и подумали каждый о своём.

– Это всё вина моего отца, – прорычал он. – Я ненавижу его. Как же я его ненавижу!

Я медленно закрыла глаза:

– Я тоже ненавижу его!

Это было большим преуменьшением. Меня заполняла ненависть к человеку, который разрушил нашу жизнь, хотя я его даже не знала.

– Я бы выдержал всё, – взгляд Дэнни снова устремился вдаль. – Я бы ко всему был готов. Всё можно переработать или хотя бы переиграть, но против того, что он ни за что приговорил меня к смерти, я бессилен.

Внезапно и его глаза наполнились слезами.

– Даки, про поезд я сказал всерьёз, – он помолчал, обдумывая что-то. – Хотя… не поезд. Это не должно вовлекать других людей.

– Дэнни, пожалуйста, прекрати. Давай поедем домой, – уже почти умоляюще я потянула его за руку.

– В детстве я уже пытался убить себя, – начал Дэнни. – Летом, когда мне было четырнадцать. Я перерезал бритвой вены. На обеих руках. На самом деле я не хотел умереть, – он пожал плечами. – Это был крик о помощи.

– И что, никто не заметил?

Зачем я вообще спрашиваю? Мир невероятно подлый.

– Меня нашла мама. Она понимала, что я пытался сделать, но всё скрыла. Мне давали изотонические напитки, перевязывали, две недели пришлось носить свитера с длинными рукавами, и всё.

«Столько страдания и горя можно было бы избежать, если бы люди в этой несчастной стране открыли глаза и поняли, что происходит вокруг них. Но они зациклены только на своих ничтожных проблемах и жалком существовании. Живые существа вокруг полностью им безразличны».

Это когда-то сказал мне Дэнни. Уже давно. Неужели никто действительно не заметил мальчика с потерянным взглядом, который несмотря на жару несколько недель ходит в свитере? Обратила бы я на такое внимание? Была ли я такой же плохой, как остальные люди?

Я помотала головой:

– Почему?

Он неверно понял мой вопрос. Я прекрасно могла представить, почему он звал о помощи таким образом. Я никак не могла понять, почему никто, даже его собственная мать, ничего не предпринял.

– Тогда был ад, – тихо сказал он. – Когда в тринадцать у меня начался переходный возраст, отец прекратил посягать на меня. Моё тело изменилось, это ему не нравилось. К тому же я уже не подчинялся ему безоговорочно, и за это он меня ненавидел. Сначала я думал, что теперь всё станет лучше, но стало гораздо хуже.

– Что случилось?

– Как тебе рассказать так, чтобы ты не решила, что я просто чокнутый?

– Просто скажи.

– Ты хочешь сказать, что ты уже считаешь меня чокнутым, и речь уже не об этом?

– Нет, – уверила я его и взяла его руку. – Я так не думаю. Для меня ты самый достойный восхищения человек на земле, и я никогда не стану считать тебя чокнутым!

Он улыбнулся и продолжил:

– Он начал регулярно меня избивать. Гораздо больше, чем раньше, и просто так. Ему так хотелось, чтобы я прочувствовал его ненависть, в которой я не был виноват. Иногда он пинал меня по всей комнате.

– И это было хуже секса, – бессильно констатировала я.

– Да, – сказал Дэнни. – В тех извращённых, противоестественных вещах был хоть какой-то налёт нежности, немного любви. Пусть и больного толка. Когда это прекратилось, осталась только ненависть, да ещё и в чистейшей форме. И не только тогда, когда он был пьян. Это стало его постоянным состоянием. Да, это определённо было хуже, гораздо хуже, – он с сомнением посмотрел на меня. – Ты можешь это хоть немного понять?

– Да, могу.

Я много раз видела шрамы на его теле, знала каждый из них. Поэтому могла не только предположить, о каком масштабе ненависти идёт речь.

– Ты тосковал по любви, – сделала вывод я. – Я могу проследить в этом логику. Тебе нечего стыдиться, это нормально.

Он кивнул:

– Тогда это очень сбивало с толку, и я долго думал, что со мной что-то не так.

Я зло наступила на камень, который лежал на земле:

– Единственный, с кем что-то не так, это твой отец. Надеюсь, ты это понимаешь?

– Да, думаю да, – Дэнни посмотрел на солнце и поморгал, чтобы стряхнуть слёзы. Ко мне снова болезненно-настойчиво подступил вопрос, каким бы он вырос, если бы его отец, садист и педофил, не нанёс бы ему такой вред.

– Пошли, – сказала я и потянула его за руку. – Мы пройдёмся ещё немного, чтобы ты собрался, и когда ты будешь готов, мы поедем домой.

Я снова бегу. Я убегаю. Я абсолютно точно знаю, что убегаю. Сбегаю. Это побег!

Меня преследуют холодные глаза, наполненные ненавистью. Они чёрные, как ночь, в которую я бегу, они расположены на черепе, на котором больше нет плоти. Именно череп преследует меня. Глаза, даже не глаза, а глазницы, в которых когда-то были глаза. Синие глаза. Но теперь в них нет глаз, нет жизни, нет синевы. Там только пустота, там только смерть.

А я бегу и бегу, но он настигнет меня. Не важно, насколько быстро я бегу…

Июнь 2002 года

Мой двадцатый день рождения мы провели в городе, устроив себе настоящий шоппинг. Мне купили новые джинсы и сапоги, и, хотя для меня это было не характерно, меня охватил приступ шопоголизма. Вообще-то в этом году подарок Дэнни должен был быть меньше, так как в сентябре я должна была получить от него ещё и отпуск в Атланте. Несмотря на это он купил мне ещё и самые дорогие брюки для верховой езды, которые только бывают, и подходящие к ним краги.

Затем мы поехали на выходные на Боденское озеро, чтобы разбить там палатку. Мы приехали на наше обычное место, далеко от других людей, на краю дикого луга, где разрешалось гулять нашей собаке. Недостатком был долгий путь до душей, что, однако, ни капли нам не мешало. Зато преимуществом места являлось то, что оно находилось у самого озера и часть луга была только для нас. В первую ночь на нас обрушился сильный ливень, который стал частью бури. Меня разбудили громкие раскаты грома. Я испуганно села и обнаружила, что Дэнни в палатке нет. Меня это не удивило. Он любил грозу и другие природные явления, в квартире он тоже вставал ночью, чтобы в непогоду выйти на улицу. Я оставила Лайку в палатке и пошла босиком по уже мягкому лугу. Дождь был тёплым, но очень сильным, за несколько секунд я промокла насквозь. Мне не пришлось долго искать: я знала любимые места Дэнни и уже издалека увидела, что он сидит на берегу озера. Под ливнем на затопленной траве во время бури. На нём тоже не было обуви, и его одежда промокла, футболка и шорты прилипли к телу.

Я молча села на его колени. Он обнял меня, и мы стали наблюдать за грозой. Светлые, блестящие молнии, которые растягивались по небу сетью и оглушительно разрывали воздух.

– Я умру, – внезапно сказал мне Дэнни. – Моей целью было дожить хотя бы до тридцати лет, но теперь я понимаю, что это невозможно. Я не доживу и до двадцати пяти.

Я убрала мокрые пряди со своего лица и повернулась к нему:

– Зачем ты так говоришь? Ты ведь всегда настроен оптимистично, откуда сейчас такие мысли?

Дэнни пожал плечами:

– Это прозрение. Иногда у меня внезапно появляются странные чувства. Это никак не связано с тем, что я думаю о плохом… Я не могу сейчас объяснить.

По мне пробежала холодная дрожь. Я стала мёрзнуть; казалось, мои внутренние органы вот-вот заледенеют. Мне вспомнилось его странное ощущение по поводу Кристины, когда он внезапно сказал, что скоро мы до неё не достучимся. Я закрыла уши ладонями, прижала их к голове и попыталась забыть услышанное, убедить саму себя, что это всего лишь слова. Гроза уже давно прошла мимо, а я всё сидела на том же месте, словно превратившись в камень.

Дэнни взял мои руки, положил их себе на колени и пристально посмотрел на меня.

– Извини, – прошептал он сквозь шум дождя. – Я больше никогда не скажу ничего подобного.

Моё сердце бешено забилось. Он больше никогда этого не скажет… Но это не значит, что у него больше не будет таких прозрений, это значит, что он будет молчать о них, чтобы оградить меня. Меня охватила паника. Я никогда не страдала паническими атаками, но в эту ночь у меня случилась одна. Боясь задохнуться, я схватилась за своё горло и учащённо задышала. Чем больше я дышала, тем меньше кислорода получала. Мне хотелось закричать, но мне просто не хватало для этого воздуха.

Дэнни поднял меня с земли и унёс меня подальше от места, на котором мы сидели, подальше от своих пугающих слов. Я вцепилась в его затылок, а он пошёл со мной в озеро, поставил меня в холодную воду, доходящую до бедра. Паника тут же прошла. В голове снова стало ясно, какие-то предвидения показались надуманными.

– Пошли, – сказал Дэнни, взял меня за руку и потащил меня куда-то, как он это любил делать.

Среди ночи под проливным дождём полностью одетые мы плыли по ледяному озеру. Потом мы побежали обратно в палатку, скинули нашу одежду в траву, голые и мокрые ласкали друг друга под одеялом и занялись сексом. Крепко прижавшись друг к другу, мы согревались, и я молилась про себя, чтобы эти дни с ним на озере никогда не закончились.

⁂

В июне мы наконец дождались желанного звонка. Полицейский Вильдермут сообщил нам, что мужчина, который был в розыске, арестован. Он признался, что заманил Кристину в свою квартиру, пообещав дозу. Там он держал её против её воли и изнасиловал два раза. Затем он дал ей героин с примесями, о котором якобы не знал, что тот токсичен.

Они могли доказать ещё множество преступлений, которые он совершил. Он признался в других изнасилованиях молодых девушек и продаже наркотиков в больших количествах. Кроме того, ранее он был судим за нанесение тяжёлых телесных повреждений. Его приговорили к трём годам лишения свободы.

– Три года, – горько сказал Дэнни. – Три чёртовых года за целую жизнь. Этот тип выйдет на свободу и пойдёт по миру дальше, как будто ничего не случилось, а Тина навсегда останется мёртвой.

– Ты не должен так думать, – поправила его я. – Не три года за целую жизнь. Его не обвинили в её смерти. Она добровольно приняла дозу. Думай об этом как о несчастном случае. Никто не думал, что так случится. И этот тип не думал. Это был несчастный случай.

– Три года, – повторил Дэнни и отправил в небо свою первую и единственную мольбу: «Пожалуйста, боже, пусть я ещё буду жить! Я обещаю, что как только он выйдет, я поймаю его. И когда я с ним закончу, он на коленях будет умолять меня позволить ему умереть.»

Август 2002 года

Вскоре после перерыва на обед в моей сумке завибрировал мобильный. Моя внутренняя система аварийной сигнализации завизжала на высоких тонах, и на секунду я едва не поддалась искушению и не сбросила звонок. Номер на дисплее был мне незнаком.

– Да? – ответила я.

– Джессика Кох? – спросил меня женский голос.

– Да? – мой голос прозвучал неестественно высоко.

«Боже мой, Дэнни умер!»

Не знаю, как мне в голову пришла такая мысль.

– Вы подруга Даниэля Тэйлора?

– Да. Что случилось? – этот вопрос в последнее время я задавала слишком часто.

– Он попал в аварию и доставлен к нам полчаса назад, – женщина объясняла всё очень спокойно и доброжелательно. Мир закрутился вокруг быстрее. Комната тоже крутилась пугающе быстро.

– Где он?

Она назвала адрес больницы в Битигхайме, и я выбежала из офиса, даже не положив трубку. Я не стала тратить время и говорить Бее, куда я еду. Она точно услышала мой разговор, потому что никто не позвонил мне и не спросил, почему это я вот так запросто ушла с работы. Дорога заняла вечность. В моей голове гудело.

«Это только авария, – попыталась я успокоить себя. – Он наверняка в порядке иначе он не сказал бы людям в больнице, что нужно позвонить тебе. Твой номер они могут получить только от него».

Поразительно, что мой мозг функционировал так ясно. Я побежала к регистратуре.

– Мне нужно к Даниэлю Тэйлору, – выдохнула я. – Какая палата?

Со спокойствием, которое едва не свело меня с ума, блондинка из регистратуры покликала в компьютерной программе.

– Секундочку, пожалуйста, – сказала она и мило улыбнулась.

Она взяла телефонную трубку и позвонила в одно из отделений. Прошло много времени, прежде чем она снова повернулась ко мне:

– Он в приёмном отделении для несчастных случаев. До того, как его переведут в палату, может пройти ещё какое-то время.

Я побежала по лестнице, потому что мне не хватало терпения, чтобы дождаться лифт. Как сумасшедшая я неслась по лестнице, пока не оказалась у регистратуры приёмного отделения для несчастных случаев.

– Моего друга доставили сюда. Даниэль Тэйлор. Можно мне к нему? – задыхась, спросила я.

– Он на УЗИ, – объяснила мне одна из медсестёр. – Они просматривают брюшную полость, потом ему нужно на рентген. Это может занять час или два, только потом его отпустят в палату. Тогда вы можете пройти к нему.

– Что? Так долго? Он сказал позвонить мне, чтобы я приехала. Можно мне быстро поговорить с ним?

– К сожалению, это невозможно, – она посмотрела документы и увидела записку. – Он сказал, что вы точно приедете, – пробормотала она себе под нос и прочитала дальше. – Ах да, речь о машине. Она лежит в поле и не даёт фермерам работать. Необходимо убрать её. Он сказал, вы должны отправить её на свалку.

– Как на свалку? Автомобилю только четыре года, – объяснила я ей, прекрасно понимая, что её это не интересует.

Как будто подтверждая это, она пожала плечами:

– Он сказал так. Её в любом случае следует убрать. Вам нужно позвонить в службу эвакуации аварийных машин.

Она назвала адрес, по которому лежала машина. Дэнни был на пути к спортивному центру.

Теперь мне нужно отправить на свалку почти новый автомобиль?

«Чёрт, Дэнни!»

Ситуация сильно утомила меня.

– Как он? – спросила я.

– Врачи ещё у него. У него сломана ключица, множественный перелом рёбер и сотрясение мозга с хлыстовой травмой. Они проверяют его на внутренние повреждения. Я сообщу вам, когда к нему будет можно, – уверенно произнесла медсестра и оставила меня.

Внутренние повреждения? Совсем не казалось, что с ним всё в порядке. Сбитая с толку я бегала туда-сюда по коридору, нашла кабинет УЗИ и подумала, не войти ли туда. Но я даже не знала, там ли он ещё, и не посмела это сделать.

Так что я снова позвонила Йоргу. На этот раз его номер у меня был, к счастью в последний раз я звонила со своего телефона.

– Йорг? – сказала я. – Дэнни попал в автоаварию. Я в отделении неотложной помощи, они не пускают меня к нему, но я должна позаботиться о том, чтобы его машину эвакуировали.

– Я приеду через двадцать минут, Джессика. Подожди меня там.

Боже, благослови Йорга.

Вскоре после этого двустворчатые двери кабинета УЗИ распахнулись и две медсестры вытолкнули впереди себя каталку. Я узнала Дэнни и поспешила к нему.

– Дэнни? – закричала я. Обе медсестры были так милы, что остановились. – Что случилось?

Он не спал, по левой стороне лица пролёг кровавый шрам, но всё остальное казалось невредимым. Но он выглядел несколько растерянным.

– Джессика! – он схватил меня за руку. – Я попал в аварию.

Да, это я уже знаю.

– С тобой всё в порядке?

– Да. Сломана пара рёбер, довольно сильно больно. В остальном всё в порядке. Автомобиль надо убрать оттуда, – он говорил быстро, отрывочно и дышал очень поверхностно.

Я обратила внимание, что ему поставили катетер и над каталкой висит капельница. По голове вмиг пронеслись картины из хосписа для больных СПИДом, а за ними пришла новая паническая атака. Дэнни заметил это и попытался сесть, чтобы лучше рассмотреть меня. У него это не получилось, и, вскрикнув, он упал обратно на кровать. Одна из медсестёр подтолкнула под него подушку:

– Вам нужно лежать, – строго напомнила она ему, а потом объяснила мне: – Ему нужно на рентген. Необходимо ввести ему контрастное средство. Это может занять время. Мы вам сообщим.

И они повезли каталку дальше, а я начала хватать воздух ртом.

Дэнни не отпускал мою руку:

– Всё хорошо, – попытался успокоить меня он. – Это была совершенно обычная авария. Ты слышишь? Просто авария, ничего больше. Всё хорошо!

Говоря это, он слишком часто хватал ртом воздух. Гораздо чаще, чем это было бы при «всё хорошо». Медсестры отцепили его руку от моей и покатили его по коридору, который был предназначен только для сотрудников.

– Я заберу машину и снова вернусь, – крикнула я ему. Я начала дышать медленно и глубоко, как это делал Дэнни, когда хотел успокоиться. Автоавария может произойти в любой момент, повода для беспокойства не было – так, по крайней мере, я пыталась убедить себя.

Йорг уже шёл по коридору ко мне.

– Как он? – издалека спросил он.

Я пожала плечами:

– Я видела его совсем недолго. Сломанные рёбра, хлыстовая травма, опасности для жизни нет.

Йорг кивнул головой:

– Хорошо, тогда пусть действует система. Сейчас мы вызовем эвакуатор, потом поедем на место аварии и решим, куда отвезти машину. Скорее всего, ему придётся побыть здесь несколько дней.

Я согласилась, и мы направились к «Пассату» Йорга. На ходу он вызвал службу эвакуации автомобилей и назвал им адрес, который сказала ему я. Затем мы поехали туда сами. Это была абсолютно прямая дорога без единого поворота. Нигде вокруг не стояло ни одного дерева, дорога была чистая и сухая, и, судя по всему, никакая другая машина не участвовала в аварии. Не было ничего: ни следов торможения, ни явных манёвров уклонения, ни осколков. Дэнни ни с того, ни с сего упал в яму. Его машина лежала на крыше в середине поля, у подножия склона, поднимающегося к дороге. Он даже не пытался притормозить.

– Господи боже, – пробормотала я. – Как такое могло произойти?

Йорг припарковался у ямы, включил аварийные огни и упёр руки в бёдра.

– Я не знаю, Джессика, – сказал он, – но это чертовски подозрительно. Дэнни умеет водить машину, он мог по крайней мере попытаться остаться на дороге.

– Что ты хочешь сказать? – крикнула я почти истерично. – Ты хочешь сказать, что он сделал это намеренно?

– Нет, – ответил Йорг и строго посмотрел на меня. – Я не хочу этого сказать. Зачем бы ему намеренно ехать в яму?

– Потому что он хочет умереть, – оцепенев, объяснила я ему.

Йорг решительно потряс головой:

– Нет, – повторил он. – Это не в его характере. Ты правда думаешь, что он сделал бы подобное, не сказав тебе?