БЛЕЙК ПИРС



МОТИВ ДЛЯ ИСПУГА

(Загадки Эйвери Блэк – Книга 6)



ПРОЛОГ

От мужчины, которого прозвали Рози, не стоило ждать ни особой тактичности, ни банальной приветливости. Рузвельт «Рози» Доббс своей обычной неуклюжей походкой приблизился к порогу квартиры 2В. Будь кто-нибудь поблизости, он бы запросто услышал, как тот чертыхался себе под нос на протяжении всего пути.

Своим огромным кулаком Рози постучался в дверь. С каждым ударом он представлял себе лицо человека, который проживал в этих апартаментах. Этот слишком много возомнивший о себе «петух» по имени Альфред Лаунбрук являлся ярким представителем того типа людей, которые всегда считают себя лучше других, даже несмотря на то, что жил в забитой квартирке в одной из худших частей города. За два года он ни разу не оплатил жилье вовремя, задерживая ренту минимум на две недели. В этот раз прошло уже три. Рози устал от подобного поведения и принял решение – если Лаунбрук не оплатит аренду до конца дня, он просто вышвырнет его на улицу.

Сегодня была суббота, десятый час утра. Машина Лаунбрука стояла на своем обычном месте, явно намекая, что тот находится дома. Тем не менее, несмотря на стук, дверь никто не открыл.

Рози в последний раз громко постучал, а затем выкрикнул:

– Лаунбрук, тащи свою задницу сюда! И лучше бы тебе захватить с собой деньги.

Он честно пытался сдержать себя в руках. Но, прождав еще секунд десять, позвал снова:

– Лаунбрук!

Поскольку ответа так и не последовало, Рози снял с бедра огромную связку ключей, висевшую на карабине, и ловко выудил нужный ему. Не тратя время на дополнительное предупреждение, он вставил ключ в замок, повернул ручку и вошел внутрь.

– Альфред Лаунбрук! Это Рози Доббс, твой арендодатель. Ты задержал оплату уже на три недели и...

В этот момент до него дошло, что ответа он не получит. Полная тишина говорила о том, что в квартире Лаунбрука не было.

«Что-то не так, – почувствовал Рузвельт. – Здесь что-то произошло... Какой-то запах. Затхлый и... неприятный».

Он сделал еще несколько шагов, остановившись в центре гостиной.

Именно здесь аромат усилился.

Сначала он напомнил Рози вонь от гниющего картофеля. Но было еще что-то и оно не давало ему покоя, какой-то более резкий запах.

– Лаунбрук? – снова позвал Доббс, неожиданно уловив волну страха в собственном голосе.

И снова тишина... Нельзя сказать, что в этот момент он все еще ожидал услышать ответ. Пройдя через гостиную, Рози заглянул на кухню, надеясь, что запах был вызван оставленной едой, которая уже начала портиться. Но там было чисто и, благодаря скромным размерам помещения, стало очевидно, что проблема явно не в нем.

«Вызови копов, – подсказывал Рози внутренний голос. – Ты чувствуешь, что тут что-то не так. Позвони копам и убирайся отсюда».

Но любопытство, словно наркотик, не дало ему шанса уйти. Рози направился в коридор и интуитивно остановился у двери спальни. Пройдя еще несколько шагов, он осознал, что запах стал лишь сильнее и практически перестал сомневаться в том, что его ждало впереди. Но остановиться он уже не мог. Он должен был убедиться... Увидеть все своими глазами.

Спальня Альфреда Лаунбрука находилась в состоянии легкого беспорядка. С прикроватной тумбочки было сброшено несколько вещей: кошелек, книга и фотография в рамке. Пластиковые жалюзи были слегка перекошены, а нижняя часть подогнута.

Запах здесь стоял намного хуже. Не то, чтобы он был совершенно невыносим, но Рози явно не горел желанием долго им дышать.

Кровать оказалась пуста, а на полу между комодом и стеной ничего не было. Ощутив, как к горлу подступил ком, Рози повернулся к шкафу. Дверь была закрыта. Стало очевидно, что именно за ней скрывался весь кошмар. Безумное любопытство вновь сыграло свою роль, и Рози подошел ближе. Он потянулся и коснулся ручки, нутром ощутив запах смерти, неимоверную липкость и влагу, скрытые внутри.

Прежде чем повернуть рукоятку, он краем глаза заметил нечто необычное. Решив, что нервы сдали и попросту играют с ним, Рози все же опустил взгляд. Но нет... Он действительно увидел кое-что.

Из-под двери выскочили два довольно крупных паука. Один из них был размером с четвертак, а второй настолько велик, что едва пролез через зазор. От неожиданности Рози вскрикнул и отскочил. Насекомые ринулись под кровать и, когда он обернулся, чтобы рассмотреть их, то заметил еще нескольких, свисавших с мебели. Большая часть была лишь мелкими паразитами, но на подушке красовался паук размером с почтовую марку.

Адреналин в крови забурлил с новой силой. Рози схватился за ручку, повернул ее и распахнул дверь шкафа.

От увиденного легкие мужчины парализовало. Вместо крика из его горла вырвался лишь сухой звук. Рози, еле чувствуя собственные ноги, отступил назад.

В дальнем углу шкафа в неестественной позе застыло бледное и неподвижное тело Альфреда Лаунбрука. Оно практически целиком было покрыто кишащими повсюду пауками, которые уже успели сплести несколько паутин. Одна из них была настолько густой, что Рози едва смог разглядеть участок тела под нитью. Большинство насекомых были маленькими и казались вполне безвредными, но также были и подобные тем, которые выскочили на Доббса чуть раньше. Пока Рози, застыв от ужаса, таращился на тело, один из пауков, размером с мячик для гольфа, выполз на лоб Лаунбрука. Еще один, гораздо меньше первого, повис на нижней губе.

Этот момент вывел мужчину из ступора. Запутавшись в собственных ногах и чуть не споткнувшись, он пулей вылетел из комнаты, крича и хлопая себя по шее от ощущения того, что миллионы пауков ползают по телу.

ГЛАВА 1

Двумя месяцами ранее…



Открыв одну из многочисленных коробок, все еще разбросанных по новому дому, Эйвери Блэк задумалась о том, почему она так долго не решалась уехать из города. Она абсолютно не скучала по нему и скорее даже злилась на себя из-за того, что попусту потратила столько времени.

 Она заглянула внутрь, надеясь найти свой iPod. Уезжая из Бостона, Блэк не потрудилась подписать коробки. Она просто наспех побросала все в кучу и уехала в течение дня. Это произошло уже три недели назад, но Эйвери до сих пор так и не распаковала вещи до конца. На самом деле, где-то внутри хранилось и постельное белье, но все это время она просто предпочитала спать на диване.

Свой iPod она не обнаружила, зато в коробке оказалось несколько бутылок ликера, о которых Блэк практически забыла. Она достала стакан, налила себе хорошую порцию бурбона и вышла на крыльцо. Прищурившись от яркого света, она сделала большой глоток. Насладившись обжигающим вкусом, Эйвери пригубила из бокала еще раз. Взглянув на часы, она увидела, что времени было чуть больше десяти утра.

Блэк лишь пожала плечами и плюхнулась в старое кресло-качалку, которое уже стояло на крыльце, когда она переехала в этот дом. Она оглянулась на окружающую территорию и ощутила тепло, будучи уверена, что сможет прожить здесь всю оставшуюся жизнь довольно комфортно.

Дом не был таким уж старым, но от него исходило мягкое деревенское тепло. Он представлял собой простое одноэтажное здание с современным интерьером. С точки зрения расположения, она была близка к Уолден-понд, но все же достаточно далека от мегаполиса, чтобы оставаться в полной глуши. Ближайшие соседи находились в полумиле от ее дома и все, что она могла видеть со своего крыльца и из кухонного окна – сплошные густые деревья.

Никакой злости. Никаких вечно спешащих пешеходов, уткнувшихся в свои телефоны. Никакого трафика. Никакой постоянной вони от бензина и выхлопных газов. Никаких шумов от проезжающих машин.

Эйвери сделала еще один глоток утреннего бурбона и прислушалась. Ничего. Абсолютная тишина. Впрочем, не совсем так. Она слышала пение птиц и легкое поскрипывание деревьев, словно дул прохладный вечерний ветерок.

Блэк сделала все, что могла, чтобы убедить Роуз перебраться вместе с ней. Ее дочь прошла через многое и, видит Бог, тот факт, что она осталась в городе, вряд ли как-то поможет ей отойти. Но Роуз отказалась. Точнее, решительно отказалась. После того, как рассеялся дым от последнего дела, дочери потребовался кто-то, на кого можно было возложить вину за смерть отца. И, как обычно, жертвой стала именно Эйвери.

Как бы больно ни было, Блэк прекрасно понимала ее. Если бы они поменялись местами, она сама поступила бы точно так же. Узнав о переезде из города, Роуз обвинила мать в том, что та пытается сбежать от проблем. Эйвери не могла согласиться. Она перебралась сюда, чтобы избежать воспоминаний о последнем деле, точнее последних нескольких месяцах ее жизни, если уж быть честной.

Они наконец-то были близки к восстановлению отношений, но, когда убили отца Роуз, а также Рамиреса – человека, к которому она начала привыкать, человека, которого полюбила ее мать, – все старания с треском провалились. Дочь обвинила Эйвери в смерти отца, хотя та и сама чувствовала свою вину.

Блэк закрыла глаза и допила содержимое бокала. Она вслушалась в ласковые звуки природы и позволила теплоте бурбона утешить себя. За последние три недели она достаточно часто употребляла алколголь, успев даже разок отравиться. Ту ночь она провела, сгорбившись над унитазом и вспоминая Рамиреса, оплакивая их будущее, которому не суждено было наступить.

Подумав об этом моменте, Эйвери смутилась. Это подтолкнуло ее к желанию бросить пить навсегда. Она никогда не отличалась особым пристрастием к выпивке, но в последнее время ликер и вино стали ее лучшими друзьями.

«Друзьями ли?» – подумала она, вставая с кресла-качалки и возвращаясь в дом.

Блэк вновь взглянула на бутылку, чувствуя искушение продолжить и забыться к полудню, чтобы пережить еще один день, но также поняла, что это лишь проявление трусости. Она должна была начать мыслить здраво. Поэтому Эйвери убрала бурбон и остальные бутылки в кухонный шкаф и направилась к следующей коробке, решив продолжить поиски iPod.

В следующем ящике на самом верху лежала стопка фотоальбомов. Поскольку все ее мысли витали сейчас вокруг Роуз, Блэк тут же достала их. Всего альбомов было три. В первом были снимки со времен ее жизни в колледже. Она проигнорировала его и открыла следующий.

С фотографии на нее пристально смотрела Роуз. Ей было всего двенадцать, она сидела на санках в шапке, слегка засыпанной снегом. На следующем фото дочь была в том же возрасте. Тут она рисовала пейзаж с подсолнухами на мольберте, стоявшем некогда в ее комнате. Эйвери пролистала практически весь альбом, пока не наткнулась на снимок, сделанный всего три года назад. Роуз со своим отцом комично танцевали под рождественской елкой. Они оба широко улыбались. На голове у Джека был колпак Санты, а позади виднелись новогодние украшения.

Эйвери будто вонзили нож в сердце и прокрутили его несколько раз. Слезы навернулись со скоростью света. Она ни разу не плакала с тех пор, как переехала сюда, умело душив свои чувства всякий раз. Этому Блэк научилась во время построения собственной карьеры. Но сейчас удар был слишком неожиданным и прежде, чем она успела осознать это, изо рта раздался мучительный стон. Эйвери схватилась за сердце, словно там и правда был нож, и медленно опустилась на пол.

Она пыталась встать, но тело не слушалось.

«Нет, – будто говорил ее внутренний голос. – Ты позволишь себе, ты поплачешь. Ты будешь рыдать. Ты будешь скорбеть. Возможно, тебе станет лучше, кто знает?»

Эйвери прижала фотоальбом к груди и зарыдала, дав себе возможность побыть уязвимой. Ее раздражала одна мысль о том, что было приятно дать волю чувствам, позволить себе сломаться. Она плакала и стонала, ничего не говоря, никого не зовя, не пытаясь молиться или говорить с Богом. Она просто горевала.

И ей действительно стало легче. Это чертовски напоминало эйфорию от наркотиков.

Блэк понятия не имела, сколько она просидела так на полу среди коробок. Все, что она знала, поднявшись на ноги, так это тот факт, что ей больше не хотелось подавлять эмоции алкоголем. Наоборот, ей нужно было привести мысли в порядок.

Она ощутила до боли знакомую жажду, нечто куда более сильное, нежели необходимость залить эмоции. Эйвери сжала руки в кулаки и представила себе бумажные мишени и длинный коридор тира.

Сердце слегка встрепыхнулось, когда она вспомнила о вещах в спальне, которыми, скорее всего, просто украсила бы дом в ближайшее время. Их было не так уж много, но среди всего этого хлама находился один предмет, о котором она успела позабыть в тумане последних дней. Неспешно, пытаясь подбодрить саму себя, Эйвери прошла через гостиную, переполненную коробками, и открыла дверь в спальню.

На несколько секунд она задержалась в дверном проеме, глядя на оружие, подпертое у стены.

Это была винтовка Ремингтон 700, которую Эйвери получила после окончания колледжа. Во время учебы на последнем курсе она мечтала уехать куда-то далеко, чтобы иметь возможность поохотиться зимой на оленей. Подобным способом развлекался ее отец и, хоть Блэк и не имела особо хороших навыков, ей все же очень нравился процесс. Подруги часто подкалывали ее из-за этого, а сама Эйвери спугнула как минимум двоих парней своей привязанностью к подобному виду спорта. Когда отец умер, мать попросила ее забрать оружие, решив, что он бы этого хотел.

И дочь забрала его, доставая лишь при переездах и, как правило, сразу убирая в шкаф или под кровать. Спустя пару дней после приезда сюда, Блэк отнесла винтовку в местный специализированный центр с просьбой прочистить ее. Забирая оружие, она заодно приобрела три коробки патронов.

Предполагая, что при таком настроении самое время заняться задуманным, Эйвери разделась до нижнего белья и втиснулась в термоштаны. Сегодня утром было не слишком холодно, чуть ниже ноля, но она не привыкла гулять по лесу. У нее не было камуфляжной одежды, поэтому она остановила свой выбор на паре темно-зеленых штанов и черном свитере. Блэк прекрасно понимала, что это не лучший вариант для охоты на оленей, но сейчас наступило самое подходящее время для этого.

Она одела пару тонких перчаток, покопавшись еще в одной коробке, чтобы найти их, выбрала самые прочные ботинки и вышла. Усевшись в машину, Эйвери отъехала на пару миль по проселочной дороге в сторону леса, принадлежавшего человеку, у которого она выкупила этот дом. Он дал ей разрешение охотиться на его земле в качестве бонуса за то, что она заплатила на десять тысяч больше запрашиваемой суммы.

На обочине она заметила небольшое пятно, свидетельствующее о том, что на протяжении многих лет охотники останавливались именно на этом месте. Чуть съехав с дороги, Эйвери припарковала машину, взяла винтовку и направилась в лес.

Она чувствовала себя слегка глупо, пробираясь сквозь густую растительность. В последний раз она охотилась много лет назад, в тот самый день, когда только получила оружие от матери. У нее не было с собой подходящей амуниции – ни необходимой обуви, ни спрея со специальным запахом для привлечения оленей, ни яркого жилета или же шляпы. С другой стороны, она прекрасно понимала, что сегодня среда и вряд ли в лесу встретятся другие охотники. Эйвери ощущала себя застенчивым подростком, который сам по себе играл в баскетбол, а затем ушел, поскольку в зал вошли более талантливые ребята.

Пройдя пешком около двадцати минут, Блэк поднялась на возвышенность. Она шла очень тихо, практически с той же осторожностью, с какой выслеживала преступников, будучи детективом. Оружие в руках лежало спокойно, хотя казалось немного чужим. Эйвери привыкла к гораздо меньшему размеру, например, к своему Глоку, поэтому винтовка казалась громоздкой. Добравшись до вершины бугра, она какое-то время наблюдала за упавшим в нескольких метрах от нее дубом. Решив использовать его в качестве естественного средства для укрытия, Блэк присела на землю, опершись спиной на дерево. В таком положении она поставила винтовку рядом и посмотрела на верхушки деревьев.

Она тихо сидела, чувствуя себя еще больше потерянной в этом мире, нежели час назад, когда стояла на крыльце. Эйвери слегка усмехнулась, представив Роуз рядом. Дочь ненавидела практически все, что так или иначе было связано с открытым воздухом и, вероятно, просто сойдет с ума, если узнает, что ее мать сидит сейчас в лесу с винтовкой, пытаясь убить оленя. Думая о Роуз, Блэк смогла немного прийти в себя и сфокусироваться на происходящем. Как только она сделала это, рабочие инстинкты заработали с удвоенной силой.

Она услышала шелест листьев на земле и деревьях, которые пытались удержать последние частички тепла перед наступающей зимой. Справа от нее что-то зашуршало. Это выползла белка, чтобы проверить наличие ветра. Полностью расслабившись и ощутив себя частью данного мира, Эйвери закрыла глаза и позволила себе переключиться.

Она слышала все происходящее, но в то же время ощущала, что собственные мысли начали наконец-то укладываться по полочкам. Джек и его девушка – оба мертвы. Рамирес – мертв. Она вспомнила о Говарде Рэндалле, упавшем в воду и, вероятно, также погибшем. И в конце всей этой вереницы она увидела Роуз… Которая постоянно попадала в неприятности из-за собственной матери. Дочь не заслужила подобного, ей никогда и не хотелось даже думать о таких вещах. Она максимально старалась поддержать Эйвери и пройти через все это вместе, но ее терпение лопнуло.

Честно говоря, Блэк была впечатлена тем, насколько хватило сил у дочери. Особенно после предыдущего дела, когда ее жизнь висела на волоске. И ведь подобное происходило не впервые.

Резкий звук сломанной ветки вернул ее в реальность, заставив открыть глаза. Эйвери взглянула сквозь ветви на происходящее и медленно потянулась к винтовке. Где-то позади раздался еще один мягкий шелест.

Взяв в руки оружие, Блэк приготовилась. С привычным профессионализмом она приподнялась на локтях, дыша очень медленно, чтобы не создавать лишних шумов. Ее глаза просканировали область впереди. Примерно в семидесяти ярдах к западу стоял олень. Это был самец, с рогами из восьми ответвлений. Ничего особенного, но хоть что-то. Чуть дальше Эйвери заметила еще одного, но он частично был прикрыт двумя деревьями.

Она чуть приподнялась, держа винтовку на упавшем дубе и нащупав пальцем спусковой крючок. Блэк начала прицеливаться и обнаружила, что это оказалось слегка сложнее, чем она рассчитывала. Все же выровняв оружие, она нажала на курок.

Раздался треск, и звук выстрела разлетелся по всему лесу. Отдача была заметной, но не слишком сильной. В момент выстрела Эйвери уже знала, что слегка ушла вправо, поскольку локоть скользнул по дереву.

Но падающего зверя она так и не увидела.

Когда звук выстрела обрушился на нее и все вокруг, что-то внутри задрожало, а затем замерло. В эту секунду Блэк буквально парализовало и она не смогла шелохнуться. Сейчас она словно была не в лесу. Ее совершенно не волновала неудача. Она будто стояла в спальне Джека. Повсюду была кровь. И он, и его девушка были убиты. Эйвери не могла остановить это видение, чувствуя себя при этом так, будто сама убила их. Роуз была права. Это была ее ошибка. Она могла бы остановить все, если бы действовала быстрее, если бы была лучше.

Кровь блестела на свету, а мертвые глаза Джека смотрели прямо на нее, словно умоляя.

«Пожалуйста, – говорили они. – Пожалуйста, верни время назад. Сделай все правильно».

Эйвери бросила винтовку. Глухой удар о землю вырвал ее из забвения, и она снова обнаружила, что плачет. Горячие слезы лились рекой, словно языки пламени по замерзшему лицу.

– Это моя ошибка, – сказала она, глядя в лес. – Это была моя ошибка. Все это.

Не только Джек и его девушка… Нет. Рамирес тоже. И каждый, кого ей не удалось спасти. Она должна была работать лучше, быть лучше.

В памяти всплыла фотография Джека и Роуз на фоне новогодней елки. Она свернулась калачиком у дуба и задрожала.

«Нет, – думала она. – Не здесь, не сейчас. Собери свое дерьмо, Эйвери».

Она взяла эмоции в кулак и проглотила волнение. Это было не слишком тяжело. В конце концов, она набралась немало опыта за последнее десятилетие. Поэтому она медленно встала на ноги и подняла винтовку с земли. Бросив короткий взгляд туда, где стояли два оленя, Блэк не испытала ни малейшего сожаления по поводу неудачи. Ей просто было все равно.

Развернувшись, она направилась в сторону машины, неся на плече винтовку и безумное чувство вины вкупе с неудачей в сердце.



* * *



Возвращаясь домой, Эйвери поняла, что на самом деле ей сильно повезло, что она не смогла убить оленя. Она понятия не имела, как тащила бы его из леса. Запихнуть его в машину? Привязать веревкой к крыше и медленно поехать домой? Блэк достаточно знала об охоте, чтобы понимать, что оставлять убитое животное гнить в лесу попросту запрещено законом.

В любой другой день она бы посмеялась, представив привязанную тушку оленя к ее машине. Но сейчас это было не более чем упущением с ее стороны. Еще один момент, который она не учла.

Стоило Эйвери выехать обратно на дорогу, как звонок мобильного вывел ее из прострации. Она взяла телефон с панели приборов и увидела неизвестный номер, зато код города она знала прекрасно. Звонок шел из Бостона.

– Алло? – скептически ответила она, поскольку опыт приучил ее к тому, что звонки с неизвестных номеров обычно ведут к проблемам.

– Здравствуйте, это мисс Блэк? Эйвери Блэк? – спросил мужской голос.

– Да. Кто это?

– Меня зовут Гэри Кинг. Я арендодатель Вашей дочери. Она указала Вас в качестве ближайшего родственника при заполнении анкеты и…

– С Роуз все хорошо? – перебила его Эйвери.

– Насколько я знаю, да, но я звоню по другому поводу. В первую очередь дело касается арендной платы. Она припозднилась на две недели и это уже второй раз за три месяца. Я пытался сходить и поговорить с ней, но она не открыла дверь. Также она не отвечает на мои звонки.

– Сомневаюсь, что я смогу Вам чем-то помочь здесь, – ответила Блэк. – Роуз уже достаточно взрослая и вполне может справиться с беседой с арендодателем.

– Ну, дело не только в этом. Мне звонила ее соседка и жаловалась на постоянный громкий плач по ночам. Эта же соседка вроде как является неплохой подругой Роуз. Она говорит, что в последнее время Ваша дочь сама на себя не похожа. Постоянно повторяет как все дерьмово и что жизнь не имеет никакого смысла. Она волнуется за Роуз.

– А о ком речь? – спросила Блэк. Было трудно отстраняться, ведь она чувствовала, как быстро входит в рабочий режим детектива.

– Извините, но не могу сказать. Закон и все такое.

– Я понимаю, – не стала настаивать Эйвери, поскольку собеседник был вполне прав. – Спасибо, что позвонили, мистер Кинг. Я сейчас же проверю в чем дело и позабочусь о том, чтобы Вы получили оплату.

– Хорошо, и благодарю Вас… Но я искренне больше беспокоюсь о том, что происходит с Роуз. Она хорошая девушка.

– Да, это так, – ответила Блэк и повесила трубку.

В этот момент она была менее чем в полумиле от своего нового дома. Набрав номер дочери и слушая гудки, Эйвери вдавила педаль газа в пол. Она прекрасно понимала, как пройдет следующая пара минут, но все еще надеялась, что Роуз ответит.

Гудки вполне ожидаемо перешли на голосовую почту. С момента убийства отца, дочь лишь однажды ответила на звонок Блэк и то, лишь потому, что была очень сильно пьяна. Эйвери решила не оставлять сообщение, прекрасно зная, что Роуз не прослушает его и тем более не перезвонит.

Она припарковалась у дома, оставив двигатель заведенным, и побежала внутрь, чтобы переодеться во что-то более презентабельное. Через три минуты она уже была в машине, направляясь в Бостон. Блэк была уверена, что Роуз сильно разозлится из-за того, что мать приехала в город проверить ее, но не видела иных вариантов, учитывая звонок Гэри Кинга.

Как только дорога стала более ровной и прямой, она увеличила скорость. Эйвери понятия не имела, что ожидает ее в будущем с точки зрения работы, но по одной вещи со времен работы детективом уже успела соскучиться наверняка – возможности нарушать скоростной режим, когда захочется.

У Роуз были неприятности.

Она чувствовала это.

ГЛАВА 2

Эйвери появилась на пороге Роуз около часа дня. Дочь жила в квартире на первом этаже в довольно приличной части города. Она смогла позволить себе это, благодаря чаевым, которые получала, работая барменом в престижном заведении. Роуз устроилась туда буквально перед отъездом Эйвери из Бостона. До этого ее работа была не столь гламурной. Она зарабатывала официанткой в одном из сетевых кафе, параллельно делая мелкие заказы для рекламных компаний. Блэк хотела, чтобы дочь просто спокойно окончила колледж, но прекрасно понимала, что если начнет подталкивать, Роуз наверняка не выберет этот путь.

Она постучалась в дверь, зная, что дочь была дома, поскольку видела припаркованную на улице машину. Даже если отбросить этот факт, с тех пор, как Блэк уехала из города, Роуз постоянно выбирала себе работу с поздними часами. Поэтому ложилась спать она чуть ли не на рассвете и целый день просто шаталась по дому. Немного прождав, Эйвери постучалась сильнее и практически выкрикнула имя, но вовремя остановилась, сообразив, что ее голос в данном случае дочь хочет слышать еще меньше, чем арендодателя, с которым явно не желала общаться.

«Возможно, она догадалась, что это я, из-за звонка», – решила Блэк.

Принимая во внимание данный момент, она прикинула, что будет действовать таким образом, который выходит у нее лучше всего – пойдет на переговоры.

– Роуз, – позвала Эйвери, снова стуча в дверь. – Открой. Это мама. Здесь довольно холодно.

Она немного подождала, но ответа так и не последовало. Вместо того чтобы барабанить по двери, Блэк спокойно подошла к ней и встала настолько близко, насколько могла. Заговорив, она постаралась подобрать такую громкость, чтобы ее можно было услышать изнутри, но в то же самое время, не достаточную, чтобы привлечь внимание соседей.

– Ты можешь продолжать игнорировать меня, если так этого хочешь, но я не перестану звонить, Роуз. А когда я одержима чем-то, ты меня знаешь. Вспомни, что я делала раньше. Если я захочу узнать где ты, я смогу получить информацию в любое время. Или же ты можешь просто облегчить жизнь нам обеим и открыть эту чертову дверь.

Сказав это, она постучалась снова. На этот раз ответ последовал незамедлительно. Роуз медленно приоткрыла дверь. Она выглядела так, словно не доверяла человеку, стоявшему снаружи.

– Что ты хочешь, мама?

– Зайти на пару минут.

Роуз слегка задумалась, но потом все же открыла дверь. Эйвери изо всех сил пыталась не обращать внимания на то, как похудела дочь. Хотя, на самом деле, не так уж и сильно. Также она перекрасила волосы в черный цвет и подстриглась.

Блэк прошла в квартиру и сразу заметила, что она была в идеальном состоянии. На диване лежала гавайская гитара, что выглядело не вполне уместно. Эйвери удивленно взглянула на дочь, указывая на странный инструмент.

– Хотела научиться играть хоть на чем-то, – пояснила Роуз. – Обычная гитара слишком тяжела, а пианино дорогое.

– И как успехи? – спросила Блэк.

– Могу сыграть пять аккордов. Это практически целая песня.

Эйвери впечатленно кивнула. Она чуть не попросила дочь сделать это, но остановилась, побоявшись оказать давление. Затем она подумала присесть на диван, но не хотела показаться настойчивой, раз Роуз не пригласила. Где-то внутри она была уверена, что дочь так и не предложит ей сделать это.

– Со мной все хорошо, мам, – произнесла Роуз. – Если ты, конечно, пришла из-за этого…

– Именно так, – ответила Эйвери. – И я хотела бы пообщаться с тобой. Знаю, что ты ненавидишь меня и винишь во всем произошедшем. Это дерьмово, но я переживу. Сегодня мне звонил твой арендодатель.

– О, Боже, – сказала Роуз. – Этот жадный ублюдок никак не оставит меня в покое и…

– Он просто хотел получить свои деньги, Роуз. У тебя они есть? Тебе дать?

– Я получила три сотни чаевых сегодня ночью, – усмехнулась она. – По субботам эта сумма вдвое больше. Поэтому нет… Мне не нужны деньги.

– Хорошо. Но… Что ж, он также говорит, что беспокоится о тебе. Он наслышан о некоторых вещах, которые ты говорила. Так что не ври мне, Роуз. Итак, как у тебя дела на самом деле?

– На самом деле? – переспросила Роуз. – Как дела на самом деле? Ну, я скучаю по своему отцу. И меня чуть не убил тот же мудак, который убил его самого. И, хоть я все же скучаю по тебе, я не могу даже думать о тебе, не вспоминая о папе и о том, как он умер. Да, все смешалось, но каждый раз, когда я думаю о нем, я начинаю ненавидеть тебя. С каждым днем я все больше понимаю, что с тех пор, как ты начала работать детективом, в моей жизни происходило то одно дерьмо, то другое.

Эйвери было сложно слышать подобное, но она прекрасно знала, что все могло быть гораздо хуже.

– Как ты спишь? – уточнила она. – И питаешься? Роуз… Насколько ты похудела?

Дочь покачала головой и направилась к двери.

– Ты спросила как у меня дела, и я тебе ответила. Счастлива я? Конечно же, нет. Но я не из тех, кто натворит глупостей, мама. Когда все закончится, со мной все будет в порядке. Это пройдет. Я знаю, так и будет. Но, пока я это переживаю, я не хочу тебя видеть.

– Роуз, это…

– Нет, мам… Ты для меня словно яд. Я знаю, что ты ни один год очень старалась наладить наши отношения. Но не получилось. И я не думаю, что это произойдет в будущем, учитывая случившееся. А сейчас, пожалуйста, уходи… Уходи и перестань названивать мне.

– Но, Роуз, это…

В этот момент Роуз не выдержала, разрыдалась и, открыв дверь, буквально закричала:

– Мама, пожалуйста, ты можешь просто свалить отсюда?

Затем она уставилась в пол, придушив рыдания. Эйвери с большим трудом подчинилась желанию дочери. Она прошла мимо, едва сдержав себя от объятий или попытки объясниться. В результате, она просто шагнула из квартиры в холод.

Но захлопнувшаяся позади дверь была, пожалуй, гораздо холоднее.



* * *



Какое-то время Эйвери просидела в машине рыдая, не в силах сдвинуться с места. К тому моменту, как она направилась в сторону своего нового дома, она пыталась сделать все возможное, чтобы остановить судорожный поток. Пока слезы текли по лицу, она поняла, что за последние четыре месяца плакала гораздо больше, нежели за всю свою жизнь. Сначала смерть Джека, потом Рамиреса. Теперь это.

Возможно, Роуз была права. Может она и правда проклята. Ведь, по правде говоря, смерти Джека и Рамиреса действительно были ее ошибкой. Ее амбиции, ее карьера привели убийцу к тем, кого она больше всего любила, поставив их под удар.

Эта же карьера оттолкнула от нее и дочь. Стоило ли говорить о том, что вопрос самой работы уже не стоял. Эйвери уволилась вскоре после похорон Рамиреса и, хотя она прекрасно знала, что Коннелли и О’Мэлли всегда будут рады видеть ее, также понимала, что никогда уже не согласится на это.

Блэк подъехала к дому, припарковалась и зашла внутрь, все еще рыдая. Еще один печальный момент заключался в том, что если она полностью забросит работу, то ее жизнь станет совершенно пустой. Ее будущий муж был убит, бывший муж, с которым она поддерживала неплохие отношения, также погиб. Единственный человек из ее прошлого, ее дочь, не хотела иметь с ней ничего общего.

«И вместо того, чтобы исправить все, что ты сделала? – спрашивала Блэк себя. Внутренний голос прозвучал так, будто с ней говорил Рамирес, лишь еще больше указывая на то, что вокруг нее ломалось все. – Ты уехала из города, спрятавшись в каком-то лесу. Вместо того чтобы встретиться с болью и перевернутой жизнью лицом к лицу, ты сбежала и потратила несколько дней, напиваясь, чтобы уйти от реальности. И что теперь? Снова бежать? Или может ты попытаешься исправить положение?»

Тем не менее, вернувшись в домик, Эйвери ощутила себя гораздо спокойнее, нежели стоя на пороге квартиры Роуз. Казалось, это уменьшило боль, которую она испытала, когда дочь захлопнула дверь перед ее лицом. Да, это заставило ее ощутить себя трусихой, но она просто не понимала, как еще ей справиться с этим.

«Она права, – думала Эйвери. – Я проклята. За последние несколько лет я не сделала для нее ничего хорошего, зато много раз усложняла ей жизнь. Все началось, когда я поставила карьеру выше ее отца, и лишь ухудшилось, когда, как бы я ни старалась изменить это, работа стала выше ее тоже. И вот результат – мы снова в ссоре, даже с учетом того, что карьеры больше нет.

И все потому, что она считает меня причиной убийства ее отца.

Нельзя сказать, что она полностью неправа».

Блэк медленно подошла к кровати, которую даже не застелила. Здесь, между спинкой и матрасом, находился ее личный сейф. Только открыв его, она сразу вспомнила о том, как вошла в гостиную Джека, наткнувшись на его тело. Она подумала и о Рамиресе, едва отошедшем от тяжелого ранения в больнице перед тем, как его убили.

Грязь от всего случившегося была на ее руках. Она никогда не сможет отмыть их.

Эйвери добралась до сейфа и достала свой Глок. Он лег в руку, словно родной.

Слезы все продолжали течь рекой. Она прислонилась спиной к изголовью кровати. Взглянув на пистолет, Блэк принялась изучать его. Этот или абсолютно идентичный экземпляр почти два десятка лет мирно покоился на ее бедре или спине, будучи гораздо ближе, нежели кто-либо из людей. Она ощутила себя вполне естественно, приложив оружие к подбородку. Его прикосновение было холодным и твердым.

Эйвери снова всхлипнула и поставила пистолет под тем углом, под которым лучше пройдет пуля. Пальцем она нащупала спусковой крючок и задрожала.

Ей вдруг стало интересно, услышит ли она выстрел до того, как умрет, и будет ли он настолько же оглушительным, как хлопок дверью дочери.

Блэк напрягла палец на курке и закрыла глаза.

Неожиданно раздался звонок в дверь, заставив ее подпрыгнуть.

Палец ослабел, и все тело словно обмякло. Глок упал на пол.

«Почти, – осознала Эйвери, когда сердце бешенно заколотилось от прилива адреналина. – Какая-то доля секунды, и мои мозги разлетелись бы по всей стене».

Взглянув на Глок, она пнула его ногой, будто это была какая-то ядовитая змея. Подняв голову, она принялась вытирать слезы.

«Ты практически убила себя, – произнес голос, похожий на Рамиреса. – Тебя это не заставляет чувствовать себя трусихой?»

Отбросив подобные мысли в сторону, Эйвери встала на ноги и направилась к входной двери. Она понятия не имела, кто мог прийти к ней сюда. Мелькнула надежда, что это могла быть Роуз, но она прекрасно знала, что это не так. В этом плане дочь могла посоревноваться в упрямстве со своей матерью.

Блэк открыла дверь, но на пороге никого не оказалось. Тем не менее, она успела уловить заднюю часть грузовичка с логотипом UPS, покидающего ее территорию. Она взглянула на крыльцо и обнаружила маленькую коробку. Эйвери подняла ее и прочла свое имя и новый адрес, написанный очень аккуратным почерком. Адрес отправителя указан не был, в графе стоял лишь город – Нью-Йорк.

Зайдя обратно в дом, она медленно вскрыла коробку. Та была слишком легкая, и внутри оказались лишь мятые газеты. Блэк достала все лишнее и увидела то, что ожидало ее в самом низу.

Это был маленький лист бумаги, сложенный пополам. Сердце на мгновенье ушло в пятки, когда она раскрыла его и прочитала содержимое.

В этот же момент Эйвери осознала, что больше не хочет кончать жизнь самоубийством.

Она снова и снова перечитывала сообщение, пытаясь уловить смысл. Ее мозг усиленно работал в поисках ответа. Благодаря этой записке, речи о смерти до того, пока она не решит задачу, быть уже не могло.

Эйвери села на диван и уставилась на лист, перечитывая послание.

«кто ты, эйвери?

С уважением,

Говард»

ГЛАВА 3

В течение еще нескольких дней Эйвери постоянно трогала ту область подбородка, куда приставила дуло пистолета. Кожа в этом месте была раздражена, словно она получила укус насекомого. Каждый вечер, когда она ложилась спать и голова касалась подушки, создавалось впечатление, будто шея расширялась, открывая уязвимое место.

Ей пришлось признать тот факт, что она дошла до довольно жесткой точки. Несмотря на то, что, в конечном счете, ее вернули назад, она все же добралась до нее. Этот момент навсегда останется пятном в ее памяти и, кажется, каждый нерв желал удостовериться в том, что она не забыла о своем решении.

Еще около трех дней Эйвери чувствовала себя в еще более глубокой депрессии, чем до попытки суицида. Все это время она просидела на диване. Она пыталась отвлечь себя, старалась больше читать, но не могла сконцентрироваться. Хотела мотивировать себя на пробежки, но чувствовала огромную усталость. В результате Блэк лишь продолжала изучать письмо Говарда, с такой тщательностью, что бумага поистрепалась.

Она полностью вышла из запоя после получения письма от старого знакомого. Медленно, подобно превращающейся гусеницы в бабочку, она начинала вылезать из кокона жалости к себе. Постепенно Блэк вернулась к тренировкам. В попытках поддержать свой ум, она разгадывала кроссворды и судоку.

Оставив работу и накопив кучу денег, которых хватило бы минимум на год безбедной жизни, она постепенно стала лениться. Но посылка Говарда быстро вернула ее в нормальное состояние. Теперь перед ней стояла задача, новая загадка, которую она должна была решить. А когда перед Эйвери Блэк ставили задачу, иного выбора не оставалось.

Через неделю после получения письма, ее дни перешли в обычную рутину. Это по-прежнему была рутина отшельника, но все же послание заставило Эйвери почувствовать себя более-менее нормально. Она снова ощутила некий вкус жизни. Систематизирование. Умственные задачи. Именно эти вещи всегда вдохновляли ее, что произошло и в этот раз.

Утро, как правило, начиналось в семь часов. Она сразу же выходила на пробежку, выбрав двухмильный маршрут по проселочным дорогам за своим домом. Затем она возвращалась домой, завтракала и просматривала материалы старых дел. Так прошла ее первая неделя. Среди расследований Блэк за время ее работы детективом набралось порядка сотни решенных. Она ковырялась в них лишь затем, чтобы как-то задействовать мозг и напомнить себе, что помимо всех постигших ее неудач в последнее время, были также и неплохие успехи, которыми стоило гордиться.

После этого она тратила еще час на распаковку вещей и их расстановку. Затем следовал ланч и либо кроссворд, либо какая-нибудь иная головоломка. Позже она делала простой курс упражнений в спальне – короткий набор поворотов, приседаний, растяжек и т.д. Вскоре наступало время изучения документов по ее последнему делу, которое стоило жизней Джека и Рамиреса. В какие-то дни она занималась им всего минут по десять, в другие это занимало по два часа.

Что пошло не так? Что она упустила ранее? Выжила бы она сама, если бы за кадром не возник Говард Рэндалл?

Затем приходило время ужина, чтения, уборки и, наконец, постели. Эйвери бесполезно, но вполне обыденно, проводила время.

Ей потребовалось целых два месяца, чтобы полностью привести дом в порядок. К тому времени двухмильные пробежки переросли в пятимильные. Также Блэк перестала просматривать материалы последнего дела. Вместо этого она принялась за чтение книг, заказанных на Amazon, в которых повествовалось о преступных драмах в реальной жизни и полицейских процедурах, а заодно полистала психологические портреты некоторых из самых известных серийных маньяков в истории.

Она не до конца осознавала, что это был ее личный способ хоть как-то заполнить пустоту, возникшую из-за отсутствия работы. Поскольку эта мысль все чаще и чаще приходила ей в голову, она попросту не могла не задаваться вопросом о том, как могло бы выглядеть ее будущее.

Однажды утром, когда Эйвери пробегала по территории Уолден-пода и мороз обжигал ее легкие, что было скорее приятно, нежели невыносимо, что-то заставило ее задуматься о другой стороне монеты. Мысли закрутились вокруг вопроса о получении посылки от Говарда Рэндалла.

Во-первых, откуда он узнал, где она живет? И как давно он был в курсе? Она жила с мыслью о том, что он погиб во время падения в бухту в ту ночь, когда это последнее, жуткое дело было раскрыто. Хоть его тело так и не было найдено, все же официальная версия сообщала, что один из офицеров подстрелил его на месте происшествия перед прыжком в воду. Пробегая свой стандартный маршрут, Эйвери пыталась объединить имеющуюся у нее информацию и понять, где он все же находился и почему связался с ней таким странным способом: «Кто ты?».

«Посылка пришла из Нью-Йорка, но вполне очевидно, что сам Рэндалл был в Бостоне. Как еще он мог узнать о том, что я переехала? Откуда он взял информацию, где я живу?»

Конечно же, все это снова вызвало в голове образ Говарда, скрывавшегося за деревьями и наблюдавшего за ее домом.

«Просто удача, – подумала она. – Все остальные люди в моей жизни погибли или послали меня. Вполне логично, что единственный, кому я осталась интересна, это осужденный ранее маньяк».

Блэк прекрасно понимала, что сама по себе коробка не даст ей никаких ответов. Она уже знала, когда и откуда ее отправили. Это и правда был Рэндалл, который просто дразнил ее, сообщая, что жив, на свободе и заинтересован в ней в той или иной степени.

Посылка все еще крутилась у нее в голове, когда Блэк вернулась домой. Сняв перчатки и вязаную шапку, с красными от мороза щеками, она подошла к месту, где хранила упаковку. Она пыталась найти хоть какую-то подсказку или намек от Рэндалла, но ничего. То же самое ее ждало и с газетами. Эйвери прочла каждую статью, но это был просто хлам, наполнитель. Она перечитала каждое слово, каждую фразу несколько раз. Ничего.

Пока она нервно теребила коробку, неожиданно зазвонил мобильный телефон. Блэк резко схватила трубку с кухонного стола и несколько секунд смотрела на номер на дисплее. На губах появилась нерешительная улыбка, а в сердце мелькнуло ощущение счастья, которое она попыталась не заметить.

Это был Коннелли.

Ее пальцы замерли в нерешительности, поскольку она, честно говоря, не знала, как поступить. Если бы он набрал ее две или три недели назад, она бы просто не ответила на звонок. А теперь… Что-то изменилось. И, как бы ей ни хотелось отрицать это, стоило сказать спасибо Говарду Рэндаллу за письмо.

Буквально в последний момент до того, как ее телефон перейдет в режим автоответчика, Эйвери приняла вызов.

– Привет, Коннелли, – ответила она.

– Привет, Блэк, – произнес он после продолжительной паузы. – Я… Что ж, я буду честен. Я уже планировал оставить сообщение на твой автоответчик.

– Извини, что расстроила тебя.

– Вот уж нет. Я рад слышать твой голос. Давно не общались.

– Да, кажется, ты прав.

– Могу я принять это в качестве твоего сожаления о слишком раннем выходе на пенсию?

– Нет, не стоит. Как дела?

– Дела… Хорошо. Я имею в виду, что нам не хватает вас с Рамиресом на участке, но мы держимся. Финли действительно неплохо продвинулся. Сейчас он постоянно работает с О’Мэлли. Между нами, кажется, он принял слишком близко к сердцу твой уход и, судя по всему, решил, что раз уж кого-то поставят на твое место, то, черт возьми, пусть это лучше будет он.

– Рада слышать. Передай ему, что я скучаю.

– Ну, я надеялся, что ты могла бы сама зайти и сказать ему это, – ответил Коннелли.

– Не думаю, что я готова к визиту, – отрезала Эйвери.

– Ладно, я никогда не был хорош в пустой болтовне, – продолжил он. – Перейду прямо к делу.

– Тут ты лучше всех, – согласилась она.

– Слушай… У нас появилось новое дело и…

– Стоп, – перебила Эйвери. – Я не собираюсь возвращаться. Не сейчас. Скорее всего, даже никогда, хотя не могу пока сказать наверняка.

– Выслушай меня, Блэк, – ответил Коннелли. – Подожди, пока я не расскажу тебе, в чем дело. Возможно, ты уже слышала об этом. Во всяком случае, в новостях рассказывали.

– Я не смотрю их, – сообщила она. – Черт, да я использую компьютер только для Amazon. Не помню, когда в последний раз даже читала заголовки новостей.

– Что ж, все довольно странно, и никто не может разобраться. Мы с О’Мэлли выпивали вчера и пришли к выводу, что придется звонить тебе. Я не стану целовать тебе задницу или умолять… Но ты единственный человек, кто сможет помочь. Раз ты не смотрела новости, то я могу рассказать тебе…

– Ответ – нет, Коннелли, – перебила его Блэк. – Я ценю ваши домыслы и приглашение, но нет. Если я когда-либо буду готова обсудить возвращение, я сама позвоню тебе.

– Убили человека, Эйвери, и, судя по всему, это не последняя жертва, – сказал он.

Что-то дрогнуло внутри, когда он назвал ее по имени.

– Извини, Коннелли. Обязательно передай Финли мой привет, – произнесла она, повесив трубку.

Блэк молча смотрела на телефон, думая о том, что только что совершила огромную ошибку. Она бы солгала, сказав себе, что идея вернуться на работу не вызвала никакого желания. Лишь услышав голос Коннелли, она сразу же заскучала по той части своей жизни.

«Ты не можешь, – сказала она себе. – Если ты сейчас вернешься на работу, то скажешь Роуз прямо в лицо, что тебе плевать на нее, а также помчишься в объятия смерти, от которой чудом сбежала всего несколько дней назад».

Эйвери встала и выглянула в окно. Она посмотрела на деревья и тени, пролегавшие между ними, и задумалась о послании Говарда Рэндалла.

Точнее, о вопросе Говарда Рэндалла.

«Кто ты?»

Теперь Эйвери засомневалась в ответе. И, вполне возможно, что отсутствие работы в ее жизни, послужило основной причиной этому.



* * *



В тот же день, она, наконец, нарушила свой распорядок, устроенный несколько месяцев назад. Эйвери направилась в Южный Бостон на кладбище Святого Августина. Она избегала это место с тех пор, как переехала, не только из-за чувства вины, но и потому, что все Высшие силы, казалось, хотели нанести ей ответный удар. И Рамирес, и Джек были похоронены тут. Хоть их могилы и располагались на разных концах, это не имело никакого значения для Эйвери. Здесь в любом случае хранились результаты всех ее неудач и горя, благодаря чему она не сильно хотела посещать кладбище.

Вот почему это был ее первый визит с момента похорон. Она просидела какое-то время в машине, глядя на могилу Рамиреса, а затем вышла и медленно направилась к месту, где навсегда упокоилось тело человека, за которого она готова была выйти замуж. Памятник был скромным. Кто-то не так давно положил к нему букет белых цветов, который явно завянет завтра или послезавтра. Возможно, приходила мать.

Эйвери не знала, что сказать, и решила, что так будет лучше. Если бы Рамирес знал, что она была тут, и мог бы услышать, что она скажет (а большая часть Эйвери считала, что это именно так), то он бы прекрасно понял, что она не самый сентиментальный человек. Вероятно, он вообще был бы шокирован самим фактом ее прихода сюда.

Она сунула руку в карман и достала кольцо, которое Рамирес намеревался надеть на ее палец в тот день.

– Я скучаю по тебе, – произнесла она. – Я скучаю, и я… Я потерялась. Нет смысла врать тебе… И не только потому, что ты ушел. Я не знаю, что мне делать. Моя жизнь разваливается на кусочки и единственное, чем я могу занять себя – это работа, которая, скорее всего, представляет собой худший выбор из всего.

Эйвери попыталась представить его рядом с собой. Что бы он ответил ей? Она улыбнулась, представив один из его саркастичных взглядов.

«Пошли все далеко и надолго, – сказал бы он. – Верни свою задницу на место и соберись».

– Ты не особо помогаешь мне, – ответила она с легкой иронией. Ее слегка напугало, что разговор с ним казался вполне естественным даже через каменную плиту. – Ты сказал бы возвращаться на работу и решать этот вопрос там, так?

Эйвери смотрела на памятник, словно ожидая ответ. Из уголка ее правого глаза выкатилась единственная слеза. Она смахнула ее, отвернулась и направилась к могиле Джека. Его похоронили на другом конце кладбища, и она с трудом видела то место отсюда. Она подошла к маленькой тропинке, пролегавшей через всю территорию, наслаждаясь тишиной. Блэк не обращала ни капли внимания на тех людей, которые присутствовали здесь, чтобы выразить свое почтение или скорбь, оставив их наедине со своими мыслями.

Приближаясь к могиле Джека, она увидела, что кто-то уже находился рядом с ней. Это была невысокая женщина, которая стояла у памятника, низко опустив голову. Сделав еще несколько шагов, она поняла, что это Роуз. Дочь держала руки в карманах и была одета в пальто с капюшоном, натянутым на голову.

Блэк не стала звать ее, надеясь, что ей удастся подойти достаточно близко и поговорить. Но, когда оставалось всего несколько шагов, Роуз почувствовала приближение, обернулась и, увидев мать, тут же отошла.

– Роуз, не надо так, – произнесла Эйвери. – Разве мы не можем поговорить всего минутку?

– Нет, мама. Боже, да как ты можешь и это забрать у меня?

– Роуз!

Но Роуз больше нечего было добавить. Она ускорила шаг, а Эйвери едва сдержала себя в руках, чтобы не броситься догонять. Слезы с двойной силой хлынули из глаз, когда она взглянула на могилу Джека.

– От кого у нее такое упрямство? – спросила она, стоя у памятника.

Как и Рамиреса, могила Джека также ничего не ответила. Блэк повернулась направо и посмотрела на удалявшуюся дочь. Она смотрела ей вслед, пока та полностью не исчезла из вида.

ГЛАВА 4

Когда Эйвери вошла в кабинет доктора Хигдон, она почувствовала себя просто ужасно. Сама по себе Хигдон была достаточно приветливой и вежливой. Казалось, она специально приподнимала голову под таким углом, чтобы были видны идеальные черты ее носа и подбородка. Она была вполне симпатичной женщиной, если даже не сказать больше.

Эйвери долго боролась с идеей обратиться к врачу за помощью, но прекрасно знала, как работает травмированный мозг, и поэтому осознавала необходимость. Было мучительно сложно признаться себе в этом. Ее раздражала сама мысль о посещении психотерапевта, а тем более в департаменте полиции Бостона, с которым она неоднократно встречалась за время работы детективом, расследуя особо сложные случаи.

Поэтому она решила обратиться к доктору Хигдон, терапевту, о котором была наслышана в прошлом году во время дела с подозреваемым, использовавшим врача для преодоления целого ряда иррациональных страхов.

– Я ценю, что Вы согласились на встречу так быстро, – произнесла Блэк. – Честно говоря, я считала, что придется подождать пару недель.

Хигдон пожала плечами, усаживаясь в кресло. Как только Эйвери расположилась на кушетке пациента, ощущение живого клише лишь усилилось.

– Что ж, я достаточно наслышана о Вас, правда только через новости, – ответила она. – И Ваше имя также часто мелькало при обсуждении проблем моих пациентов, видимо, вы пересекались по работе. У меня было окно сегодня и я решила встретиться с Вами.

Попасть на прием к уважаемому психотерапевту всего через два дня после записи являлось беспрецедентным случаем и Эйвери знала, что не стоит принимать эту встречу, как должное. Не имея привычки ходить вокруг да около, она решила перейти сразу к делу.

– Я решила записаться на прием, поскольку, честно говоря, в моей голове сейчас царит полный хаос. Одна часть меня говорит, что исцеление придет со временем и не стоит бросаться из огня да в полымя, а другая советует исходить из возвращения к привычному ритму и производительности, то есть к работе.

– У меня на руках лишь пара кусочков общего пазла, – кивнула Хигдон. – Не могли бы Вы пояснить, какое именно исцеление ищете?

Эйвери потратила на это около десяти минут. Она начала с того, как ее последнее дело приняло неожиданный поворот, и закончила смертью бывшего мужа и его возможной невесты. Она также рассказала о своем отъезде из города, недавней стычке с Роуз у нее дома, а затем аналогичной ситуации на могиле у Джека.

Доктор Хигдон сразу же начала задавать вопросы, все время что-то записывая.

– Переезд в домик в Уолден-понд… Что подтолкнуло Вас к этому?

– Мне не хотелось никого видеть. Там гораздо тише и спокойнее.

– Вы чувствуете, что исцеляетесь, как в физическом, так и в эмоциональном плане, когда находитесь одна? – уточнила Хигдон.

– Не знаю. Я просто… Я не хотела находиться в месте, куда у людей есть возможность добраться и поговорить со мной по сто раз на дню.

– У Вас всегда были проблемы касательно заботы о Вас других людей?