Поскольку мне было нужно, чтобы ему не грозила никакая опасность.
И я точно не вообразил себе то, что случилось ночью.
Это вызвало укол паники. Если полиция не собирается нам помочь, то, значит, придется это сделать мне самому. Проходя по пустым комнатам, я ощутил прилив отчаяния – назойливое стремление сделать что-то, хотя я и не имел ни малейшего представления, что именно. В итоге забрел в свой кабинет. Лэптоп всю ночь простоял в спящем режиме. Я ткнул пальцем в трекпэд, и экран пробудился к жизни, открывая набранные на нем слова.
«Ребекка…»
Она-то точно знала бы, что сейчас делать, – она всегда знала. Я представил, как Ребекка сидит на полу рядом с Джейком, поджав ноги, с энтузиазмом перебирая какие-то разбросанные между ними игрушки. Или, уютно свернувшись на нашем старом диване, читает ему – его голова у нее под подбородком, а их тела так близко друг к другу, что они кажутся одним человеком. Когда бы он ни позвал ночью, Ребекка всегда уже мчалась к нему, пока я еще только просыпался. И звал он всегда маму.
Я стер слова, которые написал вчера, после чего напечатал три новых предложения.
Мне не хватает тебя.
Кажется, я теряю сына и не знаю, что делать.
Прости меня.
Секунду я таращился в экран.
Хватит.
Хватит ныть! Как бы ни было трудно, это моя задача присматривать за своим сыном, и если эти «мои силы» недостаточно эффективны, тогда их нужно удвоить.
Я опять направился к входной двери. На ней и замок, и цепочка, но этого явно недостаточно. Так что вдобавок установлю еще и защелки-блокираторы, причем повыше, чтобы Джейк не дотянулся без посторонней помощи. Датчики движения в низу лестницы. Все это легко сделать. Все это выполнимо и вполне подъемно, как бы ни грыз меня червячок неуверенности в собственных силах.
Но имелось и кое-что еще, что я мог сделать прямо сейчас, так что я переключил внимание на кипу почты, лежащую на лестнице у меня за спиной. Здесь появилось еще два письма, адресованных Доминику Барнетту, оба – извещения от коллекторских агентств. Я отнес их в кабинет, закрыл на лэптопе «Ворд» и открыл веб-браузер.
«Давай-ка посмотрим, кто ты такой, Доминик Барнетт!»
Я точно не знал, что рассчитывал найти на него в Интернете. Может, страничку в «Фейсбуке» – что-то с фотографией, которая подскажет мне, не тот ли это человек, который приходил вчера, – а если и нет, то, по крайней мере, любого рода адрес, который я могу посетить в реальном мире. Да что угодно – только бы помогло мне защитить Джейка и выяснить, что, черт побери, творится в моем новом доме!
Фотографию я нашел с первой же попытки. Доминик Барнетт не был моим загадочным гостем. Он оказался моложе, с густой иссиня-черной шевелюрой. Но снимок обнаружился вовсе не на сайте какой-нибудь социальной сети. Нет, он открылся в блоке новостей на самом верху страницы с результатами поиска: «Полиция рассматривает смерть местного жителя как убийство».
Стены комнаты словно сжались вокруг меня. Я таращился на эти слова, пока они не начали терять смысл. В доме воцарилась полная тишина, и я мог слышать тугое биение своего сердца.
И тут…
Кр-к!
Я бросил взгляд на потолок. Опять какой-то скрип – такой же, как в первый раз, словно кто-то сделал единственный осторожный шажок в комнате Джейка. По коже пробежали мурашки, когда я вспомнил, что произошло ночью, – фигуру, которую, как я вообразил, стояла в ногах моей кровати, со свешивающими набок волосами, совсем как у той девочки, которую нарисовал Джейк. Ощущение, будто меня дергают за ногу.
«Проснись, Том!»
Но, в отличие от мужчины в дверях, это было всего лишь мое воображение. Тогда я все еще наполовину спал, в конце концов. Ничего более, чем остатки ночного кошмара из прошлого, которому придали реальные очертания страхи из настоящего.
Ничего такого у меня в доме нет.
Решительно настроенный отвлечься от этого шумка, я заставил себя щелкнуть на ссылке на статью.
Полиция рассматривает смерть местного жителя как убийство.
Недавно полиция официально объявила, что смерть Доминика Барнетта, тело которого было обнаружено в лесном массиве во вторник, является убийством.
Барнетт, 42 года, проживающий на Гархольт-стрит в Фезербэнке, был обнаружен на берегу ручья детьми, играющими в Холлингбекском лесу. Сегодня старший детектив-инспектор Лайонс сообщил прессе, что смерть Барнетта наступила в результате «значительных» повреждений головы. Изучаются сразу несколько возможных мотивов для этого нападения, но предметы, обнаруженные на месте преступления, позволяют предположить, что ограбление исключается.
«Мне хотелось бы воспользоваться случаем и успокоить людей в общем и целом, – говорит Лайонс. – Мистер Барнетт был хорошо известен полиции, и мы считаем, что это единичное происшествие. Однако мы усилили патрулирование данного района и просим всех, кто располагает какими-либо сведениями, немедленно выйти на связь».
Я еще раз перечитал заметку – зарождающаяся во мне паника только усилилась. Судя по адресу, это, несомненно, был тот самый Доминик Барнетт. Он жил в этом доме. Может, сидел точно на том самом месте, где сейчас сижу я, или же спал там, где сейчас спальня Джейка…
И был убит в апреле этого года.
Пытаясь сохранять спокойствие, я щелкнул на «возврат» и поискал еще какие-нибудь статьи. Факты, которых оказалось негусто, обнаруживались в час по чайной ложке и зачастую между строк. «Мистер Барнетт был хорошо известен полиции». Достаточно осторожная формулировка, но, как выяснилось, намекала она на то, что он был каким-то образом замешан в торговле наркотиками, и именно это, как предполагалось, и могло стать мотивом убийства. Холлингбекский лес располагался к югу от Фезербэнка, на другой стороне реки. Почему Барнетт там оказался, было совершенно неясно. Орудие убийства обнаружили неделю спустя, после чего эта тема достаточно быстро заглохла. Из того, что мне удалось найти в Интернете, убийца так и не был пойман.
Что означало, что он – или они – по-прежнему где-то здесь.
От осознания этого меня всего перекорежило. Я не знал, что делать. Опять позвонить в полицию? То, что я выяснил, вряд ли многое добавляло к тому, что я им уже рассказал… Нет, все-таки позвоню, решил я, поскольку надо хоть что-нибудь делать. Но сначала надо получить побольше информации.
После некоторых раздумий дрожащими руками я порылся в кипе бумаг, которые сохранил после покупки дома, нашел нужный адрес и подхватил ключи. Дополнительные меры безопасности пока могли обождать. Имелся один человек, который точно мог кое-что рассказать мне про Доминика Барнетта, и я решил, что сейчас самый момент переговорить с ней.
25
«Всегда заканчивается там, где начинается», – подумала Аманда.
Она как раз просматривала записи с камер наблюдения, полученные с окружающей пустырь территории, и не удержалась, чтобы не вспомнить, как два месяца назад изучала изображения тех же самых улиц. Тогда это делалось в надежде засечь того, кто похитил Нила Спенсера. Теперь она искала того, кто вернул тело мальчика. Но пока что результат был тем же самым.
Нулевым.
«Пока рано, мы только начали», – повторяла она себе, хотя и понимала, что эта успокаивающая мыслишка – полная чушь и самообман. Откуда рано? Вообще-то на самом деле слишком поздно, чертовски поздно, в первую очередь для самого Нила Спенсера. В памяти постоянно вспыхивали яркие образы, виденные на пустыре, даже хотя мысленно задерживаться на ужасах, которые Аманда видела прошлой ночью – на том, что оказалась неспособна вовремя отыскать Нила – было абсолютно без толку. То, что надо сделать взамен, – это сосредоточиться на работе. Шаг за шагом. По одной подробности за раз. Это и есть тот способ, каким они со временем возьмут того мерзавца, который сделал все это с малолетним мальчишкой.
Еще одна вспышка.
Аманда помотала головой, а потом посмотрела вглубь комнаты, где за выделенным ему письменным столом тихо работал Пит Уиллис. После того как у нее наконец появилась возможность присесть, она ловила себя на том, что постоянно украдкой поглядывает на него. Время от времени он снимал трубку и куда-то звонил; остальное время все его внимание было полностью сфокусировано на фотографиях и бумагах перед ним. Фрэнк Картер что-то знал, и Пит внимательно изучал историю посещений его тюремных дружков и приятелей, пытаясь выяснить, не мог ли кто-нибудь из них оказаться ответственным за передачу Картеру информации из внешнего мира. Но сейчас Аманду больше занимал сам Пит.
Как он может быть таким спокойным?
Хотя она прекрасно знала, что он тоже страдает, где-то глубоко под поверхностью. Припомнила, каким он был вчера, после посещения Фрэнка Картера, а потом ночью на пустыре. Если сейчас Пит казался отстраненным, то лишь потому, что отвлекал себя точно так же, как это пыталась сделать она сама. И если ему это удавалось, то попросту по той причине, что у него в этом деле было куда больше опыта.
Аманде хотелось спросить у Пита, в чем тут секрет.
Но вместо этого она заставила себя переключить внимание на видеозаписи, уже где-то в глубине души зная, что толку не будет, – точно так же, как и два месяца назад, когда ее группа постепенно, одного за другим, опознавала и исключала из расследования людей, попавших под объективы немногочисленных камер городка. Это было крайне тоскливое занятие. Чем больше было просмотрено, тем сильней ее охватывало неверие в собственные силы и правильность выбранного пути. Но это было необходимо.
Она с трудом продиралась сквозь размытые изображения. Стоп-кадры мужчин, женщин и детей. Всех предстояло опросить, пусть даже никто из них и не видел ничего существенного. Человек, которого они искали, был для этого слишком осторожным. И то же самое с транспортными средствами. Ее убежденность во время инструктажа была искренней, и какая-то часть ее продолжала культивировать эту убежденность, но в глубине души она сознавала, что в данном случае они бессильны. Оставался непреложный факт – по Фезербэнку можно спокойно ездить, избегая камер наблюдения. Особенно если знаешь, что делаешь.
Эту мысль Аманда записала в блокнот, лежащий под рукой.
«Знание расположения камер?»
Но опять-таки – точно такую же запись она делала и два месяца назад. История повторяется.
«Всегда заканчивается там, где начинается».
Она раздраженно отбросила ручку, после чего встала и подошла туда, где работал Пит, настолько поглощенный своим занятием, что даже не заметил ее. Из принтера у него на столе одна за другой вылезали фотографии – стоп-кадры с посетителями тюрьмы. Пит сверял их с данными на экране и что-то отмечал в блокноте. На столе лежала также распечатка какой-то старой газеты. Аманда наклонила голову, чтобы прочитать заголовок.
– «Тюремная свадьба Кокстонского Каннибала»? – спросила она.
Пит вздрогнул.
– Что?
– Да я про эту статью. – Она перечитала это еще раз. – Мир никогда не перестает меня удивлять. В основном своими ужасами.
– А-а, ну да. – Пит махнул рукой на фотографии, которые успел отсортировать. – А это все его гости. Настоящее имя – Виктор Тайлер. Двадцать пять лет назад он похитил маленькую девочку. Мэри Фишер.
– Помню ее. – Аманда кивнула.
Они с ней были примерно одного возраста. И хотя Аманда не сумела представить себя лица девочки, мозг немедленно связал имя со страшными историями и зернистыми фотографиями в старых газетах. Двадцать пять лет. Трудно поверить, как давно это было и как быстро люди теряются в прошлом и забываются всем остальным миром…
– Она и сама уже могла бы выйти замуж, – сказала Аманда. – Хотя странно, правда?
– Да. – Пит вытащил из принтера очередную фотографию и секунду вглядывался в экран. – Тайлер женился пятнадцать лет назад. На некоей Луизе Диксон. Невероятно, но они до сих пор вместе. Хотя ни единой ночи вместе не провели, естественно. Но сама знаешь, как это иногда бывает… Такие люди обладают определенной привлекательностью. Романтика.
Аманда кивнула сама себе. Преступники, даже наихудшие из них, никогда не испытывают недостатка в собеседниках по переписке из внешнего мира. Для определенного сорта женщин они словно валерьянка для кошки. «Он этого не делал», – убеждают они себя. Или что он изменился – а если нет, то как раз им-то под силу оказать на него благотворное влияние. Может, некоторым из них даже нравится опасность. Для нее самой все это не имело ни малейшего смысла, но это было так.
Пит что-то написал с обратной стороны фотографии, после чего отложил ее в сторону и потянулся за другой.
– А Картер с ним в друзьях? – спросила Аманда.
– Картер был его шафером.
– М-да, представляю себе эту церемонию… Кто выходит за таких замуж? Сам сатана?
Но Пит ничего не ответил. Оторвавшись от экрана, он полностью сосредоточился на фотографии, которую только что достал из принтера. Еще кто-то из посетителей Тайлера, предположила Аманда, хотя этот снимок полностью захватил его внимание.
– Кто это?
– Норман Коллинз. – Пит поднял на нее взгляд. – Я знаю его.
– Расскажи.
Он вкратце просветил ее. Нормана Коллинза, местного жителя, допрашивали в ходе расследования двадцать лет назад – не потому, что против него имелись какие-то конкретные улики, а по причине его поведения. По описанию Пита, он представлял собой нечто вроде одного из тех уродов, которые иногда пытаются влезть в проводящееся расследование. Опытные детективы уже умеют их вычислять. Это те, что толкутся в задних рядах на пресс-конференциях и похоронах. Те, что пытаются подслушать какие-то ваши разговоры или задают слишком много вопросов. Те, что проявляют избыточный интерес или просто болтаются где-то поблизости. Поскольку, хотя подобное поведение и может объясняться просто болезненным любопытством или недостатком воспитания, именно так зачастую действуют и сами убийцы.
Но Коллинз – явно не тот случай.
– Ничего у нас на него нет, – сказал Пит. – Даже меньше, чем просто ничего, вообще-то говоря. У него железное алиби на время всех похищений. Никаких связей ни с детьми, ни с их родственниками. Вообще ни хрена. Под конец он стал просто примечанием к делу.
– И все же ты его помнишь.
Пит опять уставился на фотографию.
– Мне он никогда не нравился, – произнес он.
Наверняка это тоже была пустышка, и Аманде не хотелось поднимать свои надежды на излишнюю высоту, но при всей методичности и разуме, есть еще и такая штука, как интуиция. Если Пит до сих пор помнит этого человека, наверняка к этому его что-то подталкивало.
– И вот теперь он опять вылез, – сказала она. – Есть адрес?
Пит пощелкал по клавиатуре.
– Угу. Он по-прежнему живет там же, где и раньше.
– Хорошо. Съезди пообщайся с ним. Это наверняка ничего, но давай выясним, зачем он посещал Виктора Тайлера.
Пит еще секунду вглядывался в экран, после чего кивнул и поднялся.
Аманда направилась обратно к своему столу. Детектив-сержант Стефани Джонсон перехватила ее на полпути.
– Мэм?
– Пожалуйста, не называй меня так, Стеф. Из-за этого я чувствую себя, как чья-нибудь бабуля. Есть что-нибудь с подомового обхода?
– Пока ничего. Но вы ведь хотели знать, если вдруг что-нибудь поступит от озабоченных родителей? Сообщения о бродягах – такого вот рода…
Аманда кивнула. Мать Нила поначалу упустила кое-что важное, и Аманда не хотела, чтобы они повторили ту же ошибку.
– Есть кое-что, вызов поступил рано утром, – сказала Стеф. – Позвонил один мужчина; сказал, что кто-то находился рядом с его домом и разговаривал с его сыном.
Аманда подошла к столу Стефани и повернула экран к себе, чтобы прочитать подробности. Мальчику, о котором шла речь, было семь. Школа «Роуз-террас». Какой-то мужчина за входной дверью предположительно разговаривал с ним. Но в рапорте также упоминалось, что мальчик вел себя как-то странно, и между строк читалось, что прибывшие по вызову патрульные не восприняли сказанное всерьез.
Наверное, придется сказать им пару теплых слов.
Аманда выпрямилась и двинулась по комнате, бросая вокруг сердитые взгляды. Заметила детектива-сержанта Джона Дайсона. Вот он и сгодится – ленивый поганец просто просиживает штаны за кучей бумаг и играется со своим мобильником. Когда она подошла к нему и щелкнула пальцами у него перед физиономией, он просто уронил его на колени от неожиданности.
– Пошли со мной, – приказала она ему.
26
До дома миссис Ширинг – женщины, которая продала нам наш новый дом – было десять минут езды.
Я припарковался рядом с отдельно стоящим двухэтажным строением с двухскатной крышей и большой мощеной подъездной дорожкой, отделенным от тротуара металлической оградой с черным почтовым ящиком на столбе. Это был куда более престижный район Фезербэнка, чем тот, в котором теперь жили мы с Джейком – в доме, которым некогда владела и который некогда сдавала миссис Ширинг.
И в последнее время, судя по всему, Доминику Барнетту.
Просунув руку между прутьями ворот, я открыл защелку. Едва толкнул створку, как где-то внутри дома неистово залаяла собака, и шум только усилился, когда я подошел к входной двери, нажал на кнопку звонка и стал ждать. Миссис Ширинг открыла на втором звонке, но цепочку снимать не стала, присматриваясь сквозь щель. Пес крутился позади, сердито тявкая на меня, – маленький йоркширский терьер. Его мех подернулся сединой, и выглядел он таким же старым и дряхлым, как и его хозяйка.
– Да?
– Здрасьте, – сказал я. – Не знаю, помните ли вы меня, миссис Ширинг. Меня зовут Том Кеннеди. Я купил ваш дом несколько недель назад. Мы встречались пару раз, когда я его смотрел. Я был с сыном.
– Ах да. Конечно… Фу, Моррис! А ну давай назад. – Последнее было адресовано собаке. Миссис Ширинг отряхнула платье и повернулась ко мне спиной. – Простите, он очень возбудимый. Что я могу для вас сделать?
– Это насчет дома. Мне вот интересно, можно ли поговорить с вами насчет одного из предыдущих жильцов?
– Понятно…
Похоже, при этих словах она испытала некоторую неловкость, словно хорошо понимала, кого конкретно я имею в виду, и предпочла бы не обсуждать эту тему. Я решил дождаться, пока она выйдет. После нескольких секунд молчания воспитанность все-таки взяла верх над какими-то иными соображениями, и миссис Ширинг отстегнула цепочку.
– Понятно, – повторила она. – Тогда лучше заходите.
Внутри хозяйка явно засуетилась, принявшись спешно приводить в порядок одежду и волосы и рассыпаясь в извинениях за состояние дома. В чем абсолютно не было никакой нужды: дом был просто роскошный, настоящий дворец – одна только прихожая размером с мою переднюю комнату, – и безукоризненно чистый, с широкой деревянной лестницей, загибающейся полукругом ко второму этажу. Я последовал за миссис Ширинг и восторженно путающимся у меня в ногах Моррисом в уютную гостиную. Перед камином полукругом стояли два диванчика и кресло, камин был пуст и без единого пятнышка, а вдоль одной из стен стояли шкафы, за стеклянными дверцами которых виднелся тщательно расставленный на одинаковом расстоянии друг от друга хрусталь. Картины на стенах изображали сельские виды и охотничьи сцены. Фасадное окно в глубине комнаты было закрыто красными бархатными шторами, закрывающими вид на улицу.
– Дом у вас просто замечательный, – сказал я.
– Спасибо. Вообще-то он великоват для меня, особенно после того, как дети разъехались, а Дерек скончался, упокой, Господи, его душу. Но теперь-то я слишком стара, чтобы куда-то переезжать. Каждые несколько дней приходит одна девушка, прибирается тут… Жуткая роскошь, но что поделаешь? Пожалуйста, присаживайтесь.
– Благодарю вас.
– Не хотите чаю? Кофе?
– Нет, спасибо.
Я уселся. Диванчик оказался жестким и неудобным.
– Ну как вы, уже устроились? – спросила миссис Ширинг.
– Да вроде все нормально.
– Приятно слышать. – Она растроганно улыбнулась. – Знаете, я выросла в том доме и всегда хотела, чтобы под конец он достался кому-нибудь достойному. Приличной семье. Ваш сын… Джейк, если я правильно помню? Как он?
– Только что пошел в школу.
– «Роуз-террас»?
– Да.
Опять та же улыбка.
– Очень хорошая школа. Я ходила туда, когда была маленькой.
– А отпечатки ваших рук тоже есть на стене?
– Есть! – Она гордо кивнула. – Один красный, один синий.
– Здорово. Так вы сказали, что выросли на Гархольт-стрит?
– Да. После смерти моих родителей мы с Дереком сохранили его просто как вложение денег. Это была идея моего супруга, но меня не потребовалось долго уговаривать. Я всегда была в восторге от этого дома. Столько воспоминаний, знаете ли…
– Ну да, конечно. – Я подумал про человека, который болтался вокруг, и попытался сделать кое-какие подсчеты. Он был значительно моложе миссис Ширинг, но такая возможность ничуть не исключалась. – Кстати, а у вас не было ли, часом, младшего брата?
– Нет, я была единственным ребенком. Наверное, как раз поэтому так привязана к этому дому. Он был мой, понимаете? Весь мой. Я любила его. – Она вдруг слегка скривилась. – Когда я была маленькой, мои друзья его немного побаивались.
– Почему побаивались?
– О, это просто такой тип дома, по-моему. Вид у него и вправду немного странноватый, не правда ли?
– Пожалуй. – Карен вчера сказала мне практически то же самое, и в ответ я повторил те же слова, что сказал ей, хотя, честно говоря, это начинало звучать пустым звуком: – У него есть характер.
– Именно! – Миссис Ширинг была явно польщена. – Именно то, что я тоже всегда думала! Вот потому-то я так рада, что теперь он опять оказался в надежных руках.
Я это просто проглотил, поскольку сам дом не представлялся мне даже отдаленно надежным. Но, как я подозревал, кем бы ни был человек, который болтался вокруг, он явно соврал насчет того, что вырос там. И еще меня поразили некоторые ее формулировки. Теперь опять в надежных руках. И она хотела, чтобы он достался кому-нибудь достойному под конец.
– А до этого он был не в надежных руках?
Миссис Ширинг опять явно испытала неловкость.
– Вообще не особо… Просто, скажем так: в прошлом мне не очень-то сильно везло с жильцами. Но теперь это так трудно признать, верно? Люди могут показаться очень приятными, когда с ними только знакомишься. И вообще у меня никогда не было настоящих причин жаловаться. Платили вовремя. Дом содержали вполне в порядке…
Она не договорила, словно не зная, как объяснить, в чем заключались настоящие проблемы, и предпочла бы закрыть эту тему. Но, в отличие от нее, я не мог позволить себе такой роскоши.
– Но?..
– Ой, ну не знаю… У меня никогда не было против них ничего конкретного, иначе я не стала бы медлить. Просто подозрения. Что, наверное, еще какие-то люди живут в этом доме…
– Что они сдавали комнаты в субаренду?
– Да. Такие некрасивые вещи иногда случаются. – Миссис Ширинг скривилась. – В доме иногда как-то странно пахло, когда я туда заглядывала, – но, конечно, в наши дни вам нельзя делать такое без договоренности… Можете в это поверить?! Договоренность, чтобы посетить свой собственный дом! Даже просто заранее предупредить – и то мало. Единственный раз, когда я появилась там без договоренности, он меня не впустил.
– Это был, наверное, Доминик Барнетт?
Она замешкалась.
– Да. Он. Хотя тот, что до него, был не лучше. По-моему, я только что избавилась от полосы неудач с этим домом.
«Которую ты передала мне».
– Так вы в курсе, что случилось с Домиником Барнеттом? – спросил я.
– Да, конечно.
Миссис Ширинг опустила взгляд на свои руки, аккуратно и деликатно лежащие у нее на коленях, и некоторое время молчала.
– Что было, конечно, совершенно ужасно. Такой судьбы никому не пожелаешь. Но из того, что я слышала потом, он действительно вращался в тех самых кругах.
– Наркотики, – брякнул я.
Еще секунда тишины. Потом она вздохнула, словно мы говорили о каких-то аспектах окружающего мира, которые были для нее абсолютно чуждыми.
– Не было никаких свидетельств тому, что он торговал ими в моем доме. Но – да. Это было очень прискорбное дело. И я полагаю, что смогла бы найти другого жильца после его смерти, но я уже слишком стара и решила отказаться от этой затеи. Подумала, что настала пора продать дом и подвести черту. Таким образом я смогла бы дать своему старому жилищу новый шанс с кем-нибудь другим. С тем, кто сумеет распорядиться им лучшим образом, чем я в последнее время.
– Со мной и Джейком.
– Да! – Она прямо-таки расцвела при этой мысли. – С вами и вашим замечательным сынишкой! У меня были куда как более выгодные предложения, но в нынешние дни деньги не так много для меня значат, а вы оба показались мне наиболее подходящими кандидатурами. Мне нравилось думать, что мой дом перейдет молодой семье, что там опять будет играть ребенок… Мне хотелось чувствовать, что он опять может наполниться любовью и светом. Наполниться красками, как в те времена, когда я была маленькой. Я так рада слышать, что вы оба там счастливы!
Я откинулся на спинку диванчика.
Мы с Джейком не были счастливы там, конечно же, и какая-то часть меня очень разозлилась на миссис Ширинг. У меня появилось чувство, что история дома была тем, что она на самом-то деле должна была в свое время обязательно мне рассказать. Но при этом миссис Ширинг была искренне рада, словно думала, будто действительно сделала доброе дело, и я мог понять, какими мотивами она руководствовалась, выбрав нас с Джейком в качестве покупателей, вместо того чтобы…
И тут я нахмурился.
– Вы сказали, что у вас были более выгодные предложения?
– О да, и даже очень! Один человек был готов заплатить много больше запрошенной цены. – Она наморщила нос и покачала головой. – Но он мне совсем не понравился. Мало чем напоминал остальных. Вдобавок он был очень настойчив, что еще сильнее меня оттолкнуло. Не люблю, когда пристают с ножом к горлу.
Я опять подался вперед.
Кто-то приготовил предложение, значительно превосходящее запрошенную цену, и миссис Ширинг ему отказала. Он был настойчив и навязчив. И чем-то заметно выделялся.
– А этот человек… – осторожно начал я. – Как он выглядел? Он довольно маленького роста? Макушка лысая, вокруг седые волосы?..
Я показал рукой, но она уже кивала.
– Да, это он. И одет всегда с иголочки.
Тут миссис Ширинг снова скривилась, словно была обманута налетом респектабельности не более, чем я.
– Некий мистер Коллинз, – добавила она. – Норман Коллинз.
27
Вернувшись домой, я поставил машину и вгляделся вглубь подъездной дорожки.
Напряженно думал – или же пытался, по крайней мере. Казалось, что факты, мысли и объяснения кружатся у меня в голове, словно птицы, – достаточно медленно, чтобы их заметить, но слишком проворно, чтобы поймать за хвост.
Человека, который что-то вынюхивал вокруг дома, звали Норман Коллинз. Несмотря на все его заявления, он не вырос в этом доме, и все же по какой-то причине был готов заплатить много больше заявленной цены, чтобы приобрести его. Дом для него явно что-то значил.
Но что?
Я уставился вдоль подъездной дорожки на гараж.
Именно там ошивался Коллинз, когда я впервые заметил его. Гараж, набитый всяким хламом, вынесенным из дома перед тем, как я вселился в него, часть из которого предположительно принадлежала Доминику Барнетту. Уж не Коллинз ли скрывался прошлой ночью за дверью, уговаривая Джейка открыть ее? Если так, может, сам Джейк и не был тогда в опасности, просто Коллинзу что-то было нужно в доме?
Ключ от гаража, к примеру.
Но все размышления довели меня лишь до такого рода предположений. Выбравшись из машины, я направился к гаражу, отпер его, полностью распахнул одну из створок и подпер ее старой банкой с остатками краски.
Ступил внутрь.
Весь хлам остался на месте, конечно же: старая мебель, грязный матрас, перепутанные кипы отсыревших картонных коробок посередине. Внизу справа от меня тот же самый паук по-прежнему плел свою тугую паутину, окруженный еще большим количеством остатков насекомых, чем раньше. Бабочки, очевидно, превратились в крошечные бледные узелки на ее нитях.
Я огляделся по сторонам. Одна из бабочек так и осталась недвижимо сидеть на окне. Другая прилепилась к боку коробки с елочными игрушками, ее крылышки легонько поднимались и опадали. Они напомнили мне про рисунок Джейка – вместе с тем фактом, что он никак не мог здесь их видеть. Но это была загадка, которую я пока не сумел разгадать.
«Так что же, Норман?»
«Что ты тут искал?»
Я разгреб сухие листья ногой, чтобы расчистить пространство, потом снял коробку с игрушками на пол и принялся рыться в ней.
Чтобы перебрать все картонные коробки, у меня ушло полчаса работы – одну за другой я вываливал их содержимое на пол и раскладывал вокруг. Стоя на коленях посреди всего этого хлама, чувствовал, как каменный пол гаража ощутимо холодит ноги, словно на штанинах моих джинсов собрались сырые овалы.
Дверь гаража вдруг затрещала у меня за спиной, и, вздрогнув, я быстро обернулся. Но подъездная дорожка, ярко освещенная солнцем, была пуста. Просто теплый ветерок стукнул дверью о жестянку с краской.
Я повернулся обратно к своим находкам.
Каковых по сути не было. В коробках лежал такого рода разнообразный хлам, который вам вроде бы особо не нужен, а выбросить жалко. Для начала, все те елочные игрушки, конечно же, – вокруг меня теперь разлеглись кольца мишуры, краски которой безжизненно потускнели со временем. Журналы и газеты, не объединенные ни датами, ни названиями. Одежда, некогда аккуратно сложенная и убранная, а теперь пропахшая плесенью. Пыльные старые электрические удлинители. Не было похоже, чтобы хоть какой-то из этих предметов был намеренно спрятан – все было довольно небрежно накидано в коробки и благополучно забыто.
Я постарался перебороть раздражение. Никаких ответов.
Впрочем, мое исследование потревожили еще нескольких бабочек. Пять или шесть из них, шевеля усиками, теперь ползали по барахлу, вываленному из коробок, в то время как еще две бились о пыльное стекло. У меня на глазах та, что сидела на мишуре, взмыла в воздух, а потом метнулась мимо меня в сторону открытой двери, но тут это глупое существо сделало обратную петлю и приземлилось на полу прямо передо мной, на один из кирпичей пола.
Секунду я наблюдал за ней, опять восхитившись богатой яркой расцветкой ее крылышек. Бабочка упорно ползла по поверхности кирпичей, а потом исчезла в трещине между ними.
Я уставился в землю.
Большая секция гаражного пола передо мной была заложена разномастными строительными кирпичами, и у меня ушло не больше секунды, чтобы понять, на что я смотрю. Старая осмотровая яма, куда можно залезть, чтобы работать с машиной снизу. Она была завалена кирпичами, образующими сверху сравнительно ровную поверхность.
Я на пробу приподнял тот, по которому только что проползла бабочка. Кирпич вылез из пола, покрытый пылью и старой паутиной – бабочка упорно цеплялась за него сбоку.
На дне оставленного кирпичом углубления я углядел то, что казалось крышкой еще одной картонной коробки.
Дверь гаража у меня за спиной опять лязгнула.
«Господи!»
На сей раз я встал и вышел на подъездную дорожку проверить. Никого не было видно, но в течение последних нескольких минут солнце спряталось за тучу, снаружи заметно потемнело и похолодало. Ветер усилился. Опустив взгляд, я заметил, что все еще держу кирпич и что моя рука слегка дрожит.
Вернувшись в гараж, я отложил кирпич в сторону, а потом принялся один за другим вытаскивать из смотровой ямы остальные, постепенно открывая спрятанную под ними коробку. Она оказалась того же размера, что и остальные, но была перетянута вдоль сомкнутых створок крышки скотчем. С гулко бьющимся сердцем я вытащил ключи и выбрал тот, что с самым острым кончиком.
«Уж не это ли ты искал, Норман?»
Проведя концом ключа по запечатанной щели под скотчем, я засунул туда пальцы и оторвал картонные половинки друг от друга; треснув остатками ленты на концах, они разлепились по сторонам. Потом заглянул внутрь.
И в ту же секунду, стоя на коленях, отпрянул назад, поскольку либо не мог, либо не желал воспринять то, что увидел. Мысли метнулись к словам, которые произнес Джейк, когда разговаривал сам с собой в передней комнате. «А я и хочу тебя напугать». Когда я предположил, что воображаемая девочка вновь вошла в нашу жизнь.
Хлопнула автомобильная дверца. Обернувшись через плечо, я увидел, что в конце дорожки остановилась какая-то машина и что в мою сторону идут мужчина и женщина.
«Это не она, – сказал мне тогда мой сын. – Это мальчик в полу».
– Мистер Кеннеди? – позвала женщина.
Вместо того, чтобы ответить, я опять уставился на коробку перед собой.
На кости внутри.
На маленький череп, уставившийся на меня в ответ.
И на удивительно красивую бабочку, которая села и устроилась там, подергивая крылышками так тихо и едва заметно, словно это билось сердце спящего ребенка.
28
Некогда Питу уже доводилось несколько раз сталкиваться с Норманом Коллинзом, но никогда еще не выпадало случая побывать у него дома. Хотя он знал, что тот из себя представляет: достаточно большой «семи»
[9], некогда принадлежавший родителям Коллинза, из которого Норман так никуда и не переехал. Долгие годы, последовавшие за смертью отца, он жил там вместе со своей матерью, а когда и та умерла, продолжал жить в доме совершенно один.
В этом, конечно, не было абсолютно ничего предосудительного, но мысль об этом вызывала у Пита некоторую тошноту. Дети обычно вырастают, переезжают и обустраивают свои собственные жизни – иное позволяет предположить некую нездоровую зависимость или несостоятельность. Возможно, это объяснялось просто тем, что Пит был уже знаком с Коллинзом. Он помнил его мягким и рыхлым, вечно потеющим, словно нечто гниющее в нем постоянно просачивалось наружу. Коллинз был из тех людей, которые, как легко представить, могут годами тщательно сохранять обстановку в спальне покойной матери или даже по-прежнему спать в ее кровати, в которую его брали с собой в детстве.
И все же, как у Пита ни вставала дыбом шерсть от общения с подобной личностью, Норман Коллинз не был сообщником Фрэнка Картера.
Впрочем, хоть какое-то утешение: замешан там в чем-нибудь Коллинз в данный момент или нет, Пит в то время не упустил его из виду. Хотя этот человек никогда официально не рассматривался в качестве подозреваемого, подозревали его еще как! Впрочем, все его алиби успешно прошли проверку. Если кто-то действительно помогал Фрэнку Картеру, то Норман Коллинз просто физически не мог быть таким человеком.
Тогда что же он делал в тюрьме?
Может, и ровным счетом ничего. Но Картер каким-то образом все же связывался с внешним миром, и когда Пит парковал машину возле дома Коллинза, то ощутил небольшое охотничье возбуждение. Лучше не предаваться излишним надеждам, конечно же, но все равно было чувство, что в данном случае они на правильном пути, пусть даже пока и непонятно, куда он приведет.
Пит подошел к дому. Маленький передний садик был неухожен и весь зарос, заполненный перепутанными космами травы, которые прилегли к земле под собственной тяжестью. Кусты возле самого крыльца оказались настолько густыми, что ему пришлось развернуться боком и продираться мимо них, чтобы пробраться к входной двери. Пит постучал. Доски под его костяшками казались слабыми и хлипкими, наполовину сгнившими. Когда-то фасад дома был выкрашен белой краской, но та с тех пор настолько облупилась, что он напомнил Питу лицо старухи, покрытое толстым слоем потрескавшихся румян.
Он собрался было постучать еще раз, когда услышал какое-то шевеление с обратной стороны двери. Она открылась, но только на цепочку. Не было слышно, чтобы ее накидывали, так что, судя по всему, Коллинз предпочитал держать свои владения надежно запертыми, даже когда сам находился дома.
– Да?
Норман Коллинз не узнал Пита, но тот достаточно хорошо его помнил. За двадцать лет тот практически не изменился, если не считать того, что монашеский кружок волос вокруг лысины покрылся сединой. Красная, покрытая возрастными крапинками голая макушка напоминала нечто воспаленное и готовое лопнуть. И даже хотя владелец дома вроде как наслаждался домашним уютом, одет он был до абсурда формально, во франтоватый костюм с жилетом.
Пит протянул ему свое удостоверение.
– Здравствуйте, мистер Коллинз. Я детектив-инспектор Питер Уиллис. Вы, должно быть, меня не помните, но несколько лет назад мы с вами вроде уже встречались.
Взгляд Коллинза метнулся с удостоверения на лицо Пита, и его выражение стало натянутым и напряженным. Ну да, все он прекрасно помнил.
– Ах да. Конечно.
Пит убрал документы.
– Можно зайти поговорить? Я постараюсь не отнять у вас слишком много времени.
Коллинз помедлил, обернувшись через плечо на темные глубины дома. Пит уже заметил бисеринки пота, появившиеся на лбу этого человека.
– Не самое удачное время… Насчет чего разговор?
– Я предпочел бы поговорить внутри, мистер Коллинз.
Он выждал. Коллинз был человек чопорный, и Пит был убежден, что он не захочет, чтобы молчание стало неловким. Через несколько секунд хозяин дома уступил.
– Ну хорошо.
Дверь захлопнулась – и тут же открылась во всю ширь. Пит ступил на грязновато-коричневый квадрат прихожей, прямо из которой вверх к теряющейся в полутьме площадке поднималась лестница. В воздухе пахло застарелостью и тленом, но ощущался и еще какой-то едва уловимый сладковатый аромат. Это напомнило ему о древних школьных партах из его детства, где открываешь крышку и сразу чувствуешь запах дерева и засохшей жевательной резинки.
– Чем могу помочь, детектив-инспектор Уиллис?
Они все еще стояли в самом низу лестницы, слишком близко друг к другу, на вкус Пита. С такого близкого расстояния он чувствовал запах Коллинза, потеющего под своим костюмом. Пит указал рукой на открытую дверь – очевидно, гостиной.
– Может, пройдем вон туда?
И вновь Коллинз замешкался.
Пит нахмурился.
«Что ты скрываешь, Норман?»
– Ну, конечно, – очнулся Коллинз. – Прошу, пожалуйста.
Он провел Пита в гостиную. Инспектор ожидал увидеть здесь полный кавардак, но комната оказалась опрятной и чистой, мебель тут была поновей и не столь старомодной, как он себе представлял. На одной стене висел большой плазменный экран, другие были покрыты картинками в рамках и какими-то небольшими застекленными коробочками.
Коллинз остановился посреди комнаты и деревянно застыл, сложив на животе сцепленные руки, словно дворецкий. Что-то в его странно официально-чопорных манерах заставило волосы на затылке Пита встать дыбом.
– Вы… вы вообще в порядке, мистер Коллинз?
– О да. – Тот коротко кивнул. – Могу я опять поинтересоваться, в чем, собственно, вопрос?
– Чуть больше двух месяцев назад вы приходили навестить заключенного по имени Виктор Тайлер в тюрьме «Уитроу».
– Было дело.
– И какова была цель этого визита?
– Поговорить с ним. Та же цель, что и при других посещениях.
– Вы уже посещали его до этого?
– Совершенно верно. Несколько раз.
Коллинз по-прежнему стоял совершенно неподвижно, словно позировал фотографу. По-прежнему вежливо улыбался.
– Могу я спросить, что именно вы обсуждали с Виктором Тайлером?
– Ну, его преступление, конечно же.
– Девочку, которую он убил?
Коллинз кивнул.
– Мэри Фишер.
– Да, я в курсе, как ее звали.
Вурдалак. Вот кого Коллинз всегда безотчетно напоминал Питу – странный маленький человечек, одержимый тем видом тьмы, которого другие инстинктивно сторонятся. Коллинз все еще стоял, улыбаясь, словно терпеливо дожидаясь, пока вопрос не будет закрыт и Пит не уберется прочь, – но улыбка была совершенно не та. Коллинз нервничает, подумал Пит. Скрывает что-то. И он осознал, что и сам начинает застывать – было какое-то неловкое отсутствие движения в комнате, – так что отошел к одной из стен, бездумно изучая картины и предметы, которые Коллинз забрал в рамки и развесил там.
Картины были странные. Вблизи стало ясно, насколько по-детски примитивны многие из них. Взгляд Пита двигался туда и сюда, по фигуркам из палочек, любительским акварелькам, а потом его внимание привлекло кое-что куда более необычное. Красная пластиковая маска чёрта – такого типа штуковина, которую можно найти в любой лавке маскарадных аксессуаров, но по какой-то причине Коллинз заключил ее в тонкий стеклянный прямоугольник и повесил на стену.
– Коллекционная вещица!
Коллинз вдруг оказался рядом с ним. Пит едва справился со стремлением вскрикнуть, но все-таки не удержался, чтобы не отступить на шаг.
– Коллекционная?
– Вот именно, – Коллинз кивнул. – Ее надевал один довольно примечательный убийца во время совершения своих преступлений. Она стоила целое состояние, но образец просто замечательный, а все подтверждающие документы в полном порядке. – Он быстро повернулся к Питу: – Всё абсолютно легально и прозрачно, могу вас заверить. Могу я вам еще чем-нибудь помочь?
Пит покачал головой, пытаясь понять смысл того, что только что сказал Коллинз. А потом осмотрел несколько остальных предметов на стене. Здесь были не только картинки, сообразил он. В нескольких рамках содержались какие-то заметки и письма. Некоторые явно представляли собой официальные документы и полицейские рапорты на бланках, в то время как другие оказались полностью рукописными, наскоро нацарапанными на дешевой бумаге для заметок.
Он махнул рукой на стену, чувствуя некоторую беспомощность.
– А… вот эти?
– Корреспонденция! – радостно объявил Коллинз. – Некоторые образцы личные, некоторые приобретены. А еще бланки и документы из уголовных дел.
Пит опять отступил подальше, на сей раз до самой середины комнаты. А потом повернулся, водя взглядом туда-сюда. Когда окончательно понял, что видит, тревожное чувство пролезло еще глубже, копошась по всему его нутру и вытягивая тепло из кожи.
Рисунки, записки, письма.
Артефакты смерти и убийства.
Он и раньше знал, что в мире есть люди, которых просто тянет приобретать такие зловещие вещицы, и что в Сети даже есть целые интернет-магазины, посвященные этой деятельности. Но ему еще никогда не доводилось стоять в самом сердце подобной коллекции. Комната вокруг него буквально дышала опасностью и страхом, – прежде всего потому, что это явно была не просто коллекция, а объект чуть ли не божественного поклонения и прославления. Чувствовалось, с каким большим уважением и почтением все эти вещи выставлялись напоказ.
Пит бросил взгляд на Нормана Коллинза, который остался стоять у стены. Теперь улыбка исчезла у того с лица, а выражение сменилось чем-то одновременно более чужеродным и змеиным. Коллинз не хотел впускать Пита и явно надеялся закруглить разговор без того, чтобы полицейский обратил внимание на картинки и украшения. Но теперь на лице у него была гордая ухмылочка – вид, который говорил, что он прекрасно знает, какой отвратительной должен был найти Пит его коллекцию, и что какая-то часть его упивается этим. Что тем самым он в каком-то роде даже выше его.
«Все абсолютно легально и прозрачно, могу вас заверить».
Так что Пит просто какое-то время неподвижно стоял, не зная, что делать, и до конца не понимая, можно ли тут сделать что-либо вообще. Но тут зазвонил мобильник инспектора, заставив его вздрогнуть. Он вытащил его и отвернулся, стараясь говорить как можно тише и плотно прижимая телефон к уху.
– Уиллис.