Я смолк. На участок, ломая остатки заборчика и уничтожая клумбы, ворвался тяжелый грузовик и дважды сладострастно переехал тело, расплескивая лужи крови и кровавые ошметки по булыжникам.

Уткин сказал со мной рядом:

– Шеф, нужна рота солдат, чтобы отбить его тело. А нам самим здесь хорошо бы выстоять. Народ озверел… Даже массовые расстрелы не помогут, слишком много ярости накопилось… Даже у нас.

Южалин пробормотал:

– Мы вовсе не миролюбивые, просто лучше сдерживаемся. А так я готов залить кровью простейших всю планету!.. И утопить в ней уцелевших.

За нашими спинами трагическим голосом проговорила Аня:

– Вчера разгромлен Литературный институт. Всех преподавателей убили, в том числе профессоров Леонидова и Кедрова. Хотя гуманитарии в большинстве сочувствуют неолудам и даже поддерживают, но тем все равно… Ученье зло.

У меня перехватило горло, а в груди разлилась едкая горечь. Скурлатский ничего не оставлял на волю случая, а предвидеть умел лучше меня. Если с ним такое случилось, то лишь потому, что это его решение.

Но зачем выбрал такую ужасную смерть? Или это что-то вроде добровольной жертвы, как в свое время поступил Иисус?.. Правда, тот в тридцать три года, а Скурлатский в девяносто пять, но все же дать себя убить так мучительно и жутко…

Плечи мои передернулись, мотив и поступок академика смутно понимаю, даже одобряю, но сам бы так ни за какие пряники. Даже в расчете на то, что в победивший сингулярности его обязательно воскресят, как одну из самых заметных жертв при контрнаступлении Тьмы.

Глава 8

Атака повторилась через три дня. Правда, Сюзанна сообщила, что эта толпа из новых, всех предыдущих запомнила, это другие, даже из других регионов.

Я видел, как измученные лица сотрудников слегка посветлели. Эти тучи могут в самом деле пройти стороной. Грабят только тех, кто дает себя грабить, а где отпор, тех лучше обойти, все равно общая победа за ними. Кто сегодня еще сопротивляется, завтра сам сдастся.

Сюзанна сообщила безапелляционно, что это прибывшие из северо-восточных районов страны, одеты чуть старомоднее, а из оружия только молотки, длинные ножи да несколько помповых ружей.

Еще две недели мы отражали вялые налеты, некоторые совсем простейшие. От нас требовали открыть двери и предоставить доступ по всем комнатам, сейфам и компьютерам, они типа народной милиции, помогают поддерживать порядок в гражданском обществе.

Видеонаблюдение позволяет рассматривать их со всех сторон, лица злые и веселые, даже радостные, наконец-то долгожданный праздник в донельзя зарегулированном обществе! Наконец-то глоток подлинной свободы, ничто-ничто не довлеет со стороны власти, не указывает, не ограничивает, не предписывает, как себя вести и что делать!

Камнеломов и Шенгальц, высунувшись из окон второго этажа, показали винтовки и автоматы, картинно прицелились, Камнеломов громко прокричал:

– Стрелять при счете «три»!.. Один… Два…

Передний ряд «народной милиции» начал поспешно отступать, а когда самый трусливый ринулся бегом, все с облечением бросились следом, все-таки струсили как бы не они, а так, все побежали, и мы побежали.

Наблюдение показало, что толпа сперва собиралась словно для новой атаки, но затем рассеялась, следующие два дня на площади было пусто, разве что в ближайшем скверике показывались мамаши с детскими колясками, народ все так же ходит в магазины, на работу и даже на развлекаловки, хотя самой крутой и увлекательной развлекаловкой стали беспорядки в Москве.

Целую неделю работали в относительной безопасности, хотя еще дважды пытались вломиться какие-то банды патриотично настроенных граждан, явно приезжие.

Пара выстрелов заставила остановиться в нерешительности, а когда Камнеломов всадил одному пулю в ногу, вся толпа с криками и проклятиями разбежалась, даже не помогли раненому. Тому пришлось скакать на одной ноге, а потом и ползти на четвереньках через половину площади.

– Продержимся, – сказал я уверенно. – Разве что сумеют задействовать танк… тогда придется сдаться.

Промолчали, Карпов вздохнул и посмотрел в окно, только Шенгальц фыркнул в сильнейшем сомнении:

– Кто их допустит до танков!.. Те на охраняемых базах.

– Бронеавтомобили уже воруют, – напомнил я.

Карпов с готовностью добавил:

– Из воинской части под Новосибирском угнали бронетранспортер с полным боевым комплектом!

– До Москвы топлива не хватит, – ответил Шенгальц, но в его беспечном голосе я уловил сомнение.

– В Москве бронетранспортеров еще больше, – буркнул Карпов. – Сам видел в Подмосковье… а чего много, то и красть легче.



За следующие два дня бесчинств и «народных протестов» в Москве в наш неприметный дом никто не пытался войти и проверить, все ли соответствует представлению неолудов о правильной жизни.

Но на третий день Сюзанна послала мне тихий, чтобы не тревожить и не отрывать от работы остальных, но отчетливый сигнал тревоги.

На экране, где заботливо укрупнила участок и показала с трех ракурсов, широкая улица, в небольшой переулок поворачивает тяжелый танк.

У меня похолодело в груди. Другим концом переулок выходит на площадь, а там дальше наш домик.

– Я проследила передвижение, – сообщила Сюзанна. – Были и другие цели, но этот двигается в нашем направлении.

– Общая тревога, – скомандовал я не своим голосом.

Видимо, весть о том, что наше здание единственное, которое не подверглось люстрации народного шариата, разошлась среди луддитов, раз уж сумели принять настолько экстремальные меры.

Сюзанна сказала торопливо:

– Танк выходит на площадь!

Снаружи донесся скрежет гусениц. Я выглянул в окно, из-за зданий на той стороне выдвинулся на площадь танк, такой громадный, даже непонятно, как протиснулся в крайне узком для него переулке.

На площади, ощутив ничем не стесненную свободу, подвигал башней, как человек, которому жмет галстук, чуть ускорил движение, а неимоверно длинный ствол повернулся в нашу сторону.

У меня похолодело в груди, на краткий миг увидел черное дуло, что показалось таким широким, словно жерло трубы нефтепровода «Северный поток-3»

Я даже отшатнулся, но ствол уже чуть сдвинулся и немного опустился. Мне показалось, танк нацелился на место выбитой входной двери, где мы поставили временную, зацементировав раму быстросхватывающим клеем.

За спиной послышался топот, Уткин вбежал с шумом и прокричал отчаянным голосом:

– Это нечестно!..

– Эволюция не знает такого понятия, – напомнил я. – сейчас рулят простейшие, у них и понятия простейшие… Где Шенгальц?

– Пошел в подвал за патронами. Нам конец, да?..

Я кивнул Карпову.

– Возьми с собой Руслана и Лавра, приведите Шенгальца. Если окажет сопротивление, застрелите на месте.

Карпов, не задавая лишних вопросов, кивнул и бегом выскочил из кабинета. Уткин расширенными глазами уставился в меня.

– Что… Игорь… в чем-то не так?

– Не так, – подтвердил я. – Как только я сказал, что придется сдаться, когда появится танк, он там и появился через пару дней. Случайность одна к стотысячной.

Он присел у подоконника, страшась выдвинуться и на полголовы, будто танку не все равно.

– Шеф!.. Всех в подвал?

– Погоди, – сказал я. – Наверняка потребуют сдачи.

– Поторгуетесь?

– Торговец из меня хреновый, – признался я, – но потянуть время хорошо бы…

Он сказал с тоской:

– Неужели армия с ними?

Я промолчал, все еще кажется, что если мне очевидно, то и другим тоже, а выглядят так, будто прикидываются такими наивными. Забываю, что в то время как я грыз гранит науки, они больше по пьянкам, девочкам и футбольным матчам, так что я обогнал в развитии, что естественно, и дело даже не в моей особой гениальности.

Южалин, что вошел следом за Уткиным, сказал мрачно:

– Армии как армии уже нет. А так… существа. Простейшие. Вспомнили, что они хоть и военные, но еще и граждане, а это как бы выше, потому присягу можно в сторону.

– Вижу, – ответил Уткин с тоской. – Из воинских частей разошлись кто куда, прихватив с собой винтовки и автоматы. Танки, конечно, бросили на стоянке. Это уже потом особо активные из простейших, у кого опыт обращения с этими механизмами, вспомнили и теперь пробуют выводить на улицы.

Южалин повернулся ко мне.

– Шеф, насчет танков у нас только фига в кармане?

Я ответил невесело:

– Пусть подойдет ближе. Они уверены в победе, ждут, что сдадимся. Три-четыре выстрела по нашему этажу обрушат здание!.. Вряд ли хотят такого.

– А почему нет? – возразил он. – Это же так весело – стрелять и крушить!..

– Тем более, – добавил Уткин, – простейших в этом здании точно нет. А городские здания им зачем? Их идеал – большой участок земли за городом, коттедж, роскошный сад и павлины с постоянно распущенными хвостами.

Танк, скрежеща гусеницами на раздавленных автомобилях и разбросанных шинах, медленно приближался, с хрустом раздавил и остатки некой баррикады из булыжников.

За танком, пригибаясь, как бравые спецназовцы, крадутся трое парней, я рассмотрел злорадные ухмылки на лицах, переговариваются, можно услышать реплики, если подключу дополнительные слуховые сенсоры, но там не эйнштейны, вряд ли услышу что-то умное.

Танк остановился и как бы присел, мне так почудилось, похожий на чудовищно огромного стального зверя, готовый разнести наше здание двумя-тремя выстрелами, а затем промчаться по развалинам, размалывая каменные плиты в щебень.

Из-за стальной брони выдвинулся один и помахал руками.

– Эй, вы меня хорошо видите?

Я ответил громко:

– Смотрим через хорошие оптические прицелы. Вижу все прыщи на лбу. Пришли сдаваться?

Он хохотнул, вышел уже без заметного страха получить пулю в россыпь прыщей.

– У яйцеголовых чувство юмора?.. У вас полчаса на то, чтобы собрать шмотки и выйти на площадь.

– Зачем? – спросил я. – Вам же нужна полная люстрация?

Он ответил с победной ухмылкой:

– Полную люстрацию хотели раньше! А теперь, когда пришлось тащить сюда танк, мы изволили решить снести здание. В назидание дуракам, считающим себя умными. А вас всех будет судить народный суд.

– То есть, – крикнул я, – растерзают на месте?

– Может, и не растерзают, – ответил он нагло. – Народ отходчив. Или растерзают не всех. А так под развалинами погибнете все.

Из-за его спины второй крикнул:

– Вместе со своими бабами!.. У вас же бабы есть?

– Есть, – заверил второй. – По закону положено. Иначе статья за сексизьм.

Вожак сказал в нетерпении:

– Ну, решили?

– Полчаса не прошло, – возразил я.

– Уже прошло, – ответил он еще наглее, за его спиной соратники довольно захохотали, наслаждаясь полнейшим преимуществом над ненавистными учеными, которых родители еще со школьной скамьи всегда ставили в пример.

– У вас свое время?

– Да, – ответил он, – а вот ваше время вышло!

Он начал отступать, не сводя взгляда с окон, его дружки еще быстрее юркнули за танк и присели.

В башне танка открылась крышка люка, высунулся до пояса человек в форме танковых войск. Наши взгляды встретились, он сказал громко:

– У меня предписание. Если не освободите здание, я обязан его разрушить. Решайте. Добром прошу, оставьте все и уходите. Сейчас не до разговоров. В танке полный боекомплект, хватит разнести два квартала домов и покрупнее.

За моей спиной Уткин сказал тихо:

– Шеф… они в самом деле готовы стрелять…

– Да, – ответил я и добавил громким голосом: – Алексей!

В сторону танка по наклонной сверху метнулась короткая вспышка, грохнуло. Я успел увидеть, как темная фигура танкиста исчезла, а вспышка ушла в открытый люк.

Огромную башню из высокопрочной стали разнесло, как картонную коробку из-под обуви. Термитный снаряд ударил с такой неистовой мощью, что толстые бока из усиленного графеном металла вспучило изнутри, а под металлическим чудовищем вспыхнуло чадяще багровое пламя, разбежалось во все стороны.

Мне показалось, будто из-под грузно осевшей металлической горы выметнулись струи горящей цистерны напалма.

Устрашенный Уткин резко обернулся ко мне, на лице ужас пополам с восторгом дикаря, сумевшего поджечь замок лорда.

– Вы и это предусмотрели?

– На всякий случай, – ответил я неохотно. – На самый крайний… К счастью, Камнелом не промахнулся, да и «стингер» не подвел.

Он спросил с надеждой:

– Что-то еще в рукаве есть?

Я покачал головой.

– Нет. Да и такое можно только разок. Второй танк вот так под выстрел не подставят. А когда начнут из пушек с безопасного расстояния, нам только лапки кверху и белый флаг судьбе навстречу, расправив впалую грудь.

– Может, – спросил он с надеждой, – этот танк у них был единственный? Все-таки такое украсть непросто.

– Я бы на счастье не рассчитывал, – ответил я.

Он внимательно посмотрел на меня, во взгляде я усмотрел некоторое сомнение.

– Но вы, – сказал он задумчиво, – сумели подготовиться… Даже помещение в невзрачном домике, а вам, помню как сейчас, предлагали офис в великолепном небоскребе!

– Че, – спросил я, – правда?

– Теперь понимаю, – произнес он, – почему мы здесь.

– Так далеко не заглядываю, – пояснил я без охоты, – просто карты выпали таким вот образом. Судьба, значит.

– Ну да, – согласился он, – вы же интуитивист в футурологии! И здесь ни при чем, это оно само. Но хорошо, что карты легли именно так.

Через несколько минут привели Шенгальца, бледного и с лиловой ссадиной на скуле, Карпов держал ствол пистолета у его спины, уперев между лопатками.

– Ну, – сказал я, – что скажешь, Игорь?

Он прямо взглянул мне в глаза.

– Шеф, как вы и догадались, это я сообщил им, что вы бессильны против тяжелого оружия!.. Потому перестали посылать безоружную толпу и сумели задействовать танк.

– Еще танки будут?

Он помотал головой.

– Не сегодня. Думаю, теперь нескоро.

– Хорошо, – сказал я. – Отнеси на крышу снайперам патроны. Там тебя заменял Барышников, но его ранило, можешь заменить.

– Слушаюсь, – ответил он и, освободившись от рук Карпова и Южалина, пошел к выходу.

Карпов остолбенело смотрел ему вслед, повернулся ко мне с пистолем в руке.

– Шеф?

– Вы слышали, – повторил я с неохотой, – что он сообщил противнику…

– Но… если информатор врага…

Я прервал в нетерпении:

– До этого помогал таскать на крышу ящики с самонаводящимися ракетами и знал изначально, что у нас есть средство против вертолетов и даже танков. Так что нас еще могут и пощадить, а его расстреляют сразу.

Он посмотрел на меня с уважением.

– Шеф… хорошо, что вы на этой стороне. Еще козыри в рукаве?

– Увы, – ответил я с горечью. – Второй танк, как только отыщется, откроет огонь с дальней дистанции из-за жилых домов. Нам остается только в подвал, но здание рухнет, накроет обломками.

Он посмотрел на меня очень внимательно.

– А тайный ход в параллельный мир есть?.. Шучу, шеф! Что нам еще остается.

Он неумело сунул пистолет в кобуру и умчался, я еще раз взглянул в окно. Чудовищно огромная и пугающая стальная громадина продолжает гореть, асфальт вокруг на десятки шагов почернел и оплавился, гусеницы до половины погрузились в это черное месиво, словно грузный мамонт в болото.

– Есть шанс, – прошептал я, зная, что Сюзанна все записывает, – что нас оставят в покое. Но шанс один к тридцати…

Глава 9

Танк красиво и страшно догорал еще несколько часов. Не знаю, чему там гореть, но чадный дым, постепенно редея, поднимался сизыми струйками из внутренностей до ночи, и даже на следующее утро на верхнем этаже в здании улавливались чад и запахи горящего металла.

Сюзанна сообщила бесстрастно:

– На той стороне за домами с утра собирается толпа… Почти у всех винтовки, автоматы. По крайнем мере у тех, кто в первых рядах. Но пока на площадь выйти не решаются.

– Да, – согласился я, – подбитый танк это уже не Вася ногу ушиб.

Уткин, что теперь больше занимается общей обороной, чем наладкой нейронных сетей, подтвердил из-за спины:

– Такое нам не простят!

– Зато опасаться будут, – возразил Южалин. – Мы показали зубы, но привлекли внимание тех, кто покруче этой пьяной толпы… Шеф?

– Рано или поздно это бы случилось, – ответил я. – К счастью, нам удавалось долго прикидываться овечками.

Уткин подтвердил с готовностью:

– У неолудов были цели и поинтереснее. Но теперь мы у них как заноза в заднице?

– Зато для мародеров, – подсказал Лавр, – годится любая цель. Как и для «народной милиции». Лишь бы ворваться, избить, все переломать, а самое ценное унести в виде трофеев.

– И добровольных люстраторов, – сказал Тютюнников. – Раньше их называли пролетариатом. Ну, которые «отнять и поделить».

– И «грабь награбленное».

– А это при чем?

– При том, что придает чувство моральной справедливости. И уверенности, что хоть и как бы незаконно, но вообще-то все по закону Божьему, что выше всех законов.

– Бесчинствующим, – согласился Тютюнников, – тоже нужны оправдания, даже перед собой!.. Когда человек как бы прав, он увереннее и наглее. И даже как бы вправе нагибать других, уча уму-разуму.

Карпов сказал весело:

– А чего на шефа поглядываешь? Нет, ты скажи!.. А то развелось намекивателей.

Тютюнников отшатнулся.

– На шефа?.. Ты меня так не подставляй. Шеф у нас теперь все. Икона! Мы все в труде на благо, а он с трубкой в руке у карты мира за усех нас думает и даже радеет!



Со спутников последнего поколения можно рассмотреть даже прыщики на лицах осаждающих небоскреб корпорации Мацанюка, где на том же этаже расположен международный финансовый центр, теперь опустевший, и научно-исследовательский центр, в котором разрабатывают чипы последнего поколения.

К небольшой группке, что начала ломать двери, подъехали три автобуса. Высыпали люди в защитной форме, то ли реальные солдаты, то ли удалось разграбить военный склад, теперь такое все чаще, почти у всех у руках короткоствольные автоматы.

Сердце мое сжалось, у ребят Сокола нет шансов. Неолуды с каждым днем сильнее, пополняются и ряды, и вооружение. Если раньше передвигались пешим ходом, то теперь даже по городу в большинстве на автомобилях, грузовиках и автобусах.

В тягостной тишине прозвучал прозрачный голос Сюзанны:

– Здание окружает очень большая толпа!.. Много просто зевак, но зеваки тоже любят ломать и грабить…

– Предупреди Сокола!

– Уже, – ответила она. – Забаррикадировались, занимают оборону. С оружием, которое вы настойчиво рекомендовали приобрести, ждут у окон.

– Надо им напомнить, – сказал я, – драться до последнего. Все равно всех убьют, даже если сдадутся. Толпа быстро звереет! Неужели мир не видит, во что вылилось вроде бы мирное начало цивилизованного протеста с митингами и шествиями?

По сети раздался голос Артема Тютюнникова:

– Для неолудов так проще: нет ученых – нет проблем.

– Знаю, – ответила Сюзанна. – Шеф это им уже говорил, у меня записано.

Я откинулся на спинку кресла, сказал как можно спокойнее, хотя внутри все колотится и дрожит как овечий хвост:

– Вызываю Сокола.

На экране вместо зрелища горящих зданий появилось крупное лицо Сокола, напряженное, с заострившимися скулами и глубоко очерченными лицевыми морщинами.

– А, Чайльд Гарольд… Как у вас?

– Терпимо, – ответил я коротко. – Сокол, оборону держать нужно, но вас в конце концов сломят. Тогда воспользуйся гиперлупом.

– Нам осталась пара недель, – сообщил он быстро, – Уже процесс сборки!

– Когда начнется штурм, – сказал я, – не жди, чем закончится, понятно?

Он сказал с мукой на лице:

– Но мои коллеги…

– Погибнут, – закончил я то, что он не мог выговорить. – Погибнешь и ты, если будешь играть в благородство. Но лучше, если успеешь вынести чип, это понятно?

– А что толку?

– Толку то, – отрезал я, – что спасешь самую ценную наработку двадцать первого века!..

– А потом?

– Суп с котом, – ответил я жестко. – Это приказ. Сейчас военное время, Сокол, а я исполняю обязанности директора нашего института!

Он ответил сдавленным голосом:

– Понял. Попытаюсь. Не уверен, что получится…

– А ты понимаешь, – спросил я с расстановкой, – что мы потеряем? Не только мы?

Он вздохнул, оглянулся и поспешно отключился, я только и успел услышать, как от окон его кабинета донеслись хлопки первых выстрелов.

Дважды я пробовал восстановить контакт, но Сокол с той стороны поставил блок. Дурак. Благородный дурак. Конечно, это красиво насчет «я вас не оставлю» и все такое, это в нас воспитывалось тысячи и тысячи лет, на этом укрепилась и возросла человеческая цивилизация, благородство и самопожертвование необходимы для выживания общества, но в данном случае это украсть у врага победу, если унести из лаборатории самое ценное!

Сюзанна не оставляет попытки пробиться через заслоны к Соколу или кому-то из его лаборатории, но сейчас защита выстроена на квантовой запутанности, пробиться через нее пока невозможно даже теоретически, если не стать только самим Богом.

Через два часа по новостям вскользь упомянули, что разгневанный бездействием властей народ разгромил наиболее совершенную лабораторию в научно-исследовательском центре, где разрабатывали чипы нового поколения. Тем самым демократические массы продолжают оказывать давление на правительство, чтобы распорядились свернуть программы по ускоренному переходу в новую и не до конца исследованную формацию.

Сердце мое оборвалось в пропасть. Все потеряно, Сокол и его сотрудники, не пожелавшие покинуть свои рабочие места, поплатились жизнями. Возвращаются Темные Века.

В мертвой тишине раздался голос Лаврова:

– Все?.. И наши разработки коту под хвост?

– Похоже, – ответил после паузы Южалин, – мои тоже. Все затачивалось под «Фемто-3».

Остальные молчали, и это становилось настолько тягостным, словно нас прижимает незримая плита весом с нейтронную звезду.

А в новостях уже гораздо подробнее и с радостным подъемом сообщают, что Гавел и Чучандр, прославившиеся отважным совокуплением прямо на людных улицах с животными в духе демократических ценностей, отправились в свадебное путешествие на Цейлон, захватив и любимую козу.

Карпов зло ругнулся, а Уткин сказал с тоской:

– Им и перекрытие дорог не помеха!.. Или таким, что и без мыла в жопу лезут, везде все открыто?..

– Неолуды их презирают, – буркнул Карпов, – но пока терпят в союзниках. А потом, конечно, брезгливо уничтожат. Это мы морщимся, но интеллигентно терпим, а неолуды из-за своей простоты народ честный.

– Что думают, – согласился Уткин, – то и говорят, а что говорят, то и делают… Шеф, что там у вас мигает, как бомба какая?

Я оглянулся: над дверью слабо поблескивает красный квадратик.

– Продолжайте работу, – велел я.

Экраны погасли, я выждал мгновение и сказал отчетливо:

– Сюзанна… прими меры.

– Да, шеф, – ответила она. – фотон не вырвется.

Дверь распахнулась, я вскочил из-за стола, спеша поддержать Сокола и Валентайна, оба в лохмотьях обгорелой одежды, от обоих несет огнем и пожаром, у Сокола кровь на щеке, а волосы слиплись в красную массу.

– Молодцы! – крикнул я. – Сейчас все устроим…

Они дали усадить себя на диванчик, Валентайн сказал надсадным голосом:

– Мы не ранены, а вот ребята…

Сокол взглянул на меня снизу вверх почти с ненавистью.

– Я бы не ушел, – выговорил он с трудом, – но ребята сунули чип и силой вытолкнули с черного хода. Меня и Валентайна.

Валентайн добавил горестно:

– И заперли за нами двери. А я стреляю лучше многих.

– Вы блестящий специалист, – напомнил я. – Когда вопрос касается выживания, то для общества доктор наук ценнее аспиранта. Это жестоко, но реальность обнажается именно в таких экстремальных случаях. Располагайтесь…

Сокол прервал:

– А что теперь? Вот, смотри!

На его раскрытой ладони блеснул металлом прямоугольник размером с мелкую монетку.

Сердце мое болезненно сжалось.

– Это… «Фемто-3»?

– Можно сказать, – ответил он, – «Фемто-4», но еще не закончен… Работы велись до последней минуты, нам бы еще несколько месяцев, даже недель…

Он покосился на большой экран: нижний этаж здания его института показан дронами от пола и до потолка. Из всех окон лаборатории валит густой черный дым, вырываются багровые языки огня.

Неолуды, вспомнил я, в последнее время все чаще просто забрасывают лаборатории бутылками с особой зажигательной смесью, что плавит металл и даже керамику.

Сокол сказал с горечью:

– Все пропало…

Валентайн пояснил упавшим голосом:

– Мы только-только собирались протестить на нейроморфной модели…

Сокол взглядом указал на большой экран – из всех окон нижнего этажа дым повалил еще гуще, отыскав что-то для себя особо лакомое.

– За нас протестили. Заодно и нас.

– Мы, – проговорил Валентайн с трудом, – тест не выдержали?

Я ответил твердо:

– Мерехлюндии на потом!.. Сейчас надо…

Сюзанна прокричала по общей связи:

– Тревога!.. Нападение!

Я быстро повернулся к экрану. Через площадь на большой скорости в нашу сторону несутся два автобуса, остановились резко так, что из-под колес взвились дымки, мгновенно распахнулись двери, высыпали люди в камуфляжных комбинезонах.

У всех винтовки, только двое с короткоствольными автоматами. Последними вылезли двое с примитивными ракетницами «земля-земля», оба тут же припали на колено и нацелили жерла труб в нашу сторону.

Никто из нас не услышал выстрела этажом выше, но один с ракетной установкой завалился на спину, а ракета выметнулась с шелестом и ушла в небо.

Второй успел выстрелить, тут же поднялся и бегом бросился к распахнутым дверям автобуса.

Когда запрыгнул в распахнутую дверь, пуля ударила в затылок, но одновременно тяжелый взрыв потряс наше здание. Внешние видеокамеры показали парадный вход, где вместо металлической двери зияет провал. Ракета не пробила ее, только прогнула, но взрывом вырвала из стены и внесла в холл, где и оставила на полу почти у противоположной стены.

По общей связи прокричал Барышников:

– Все, теперь им ничем не помешать!.. Даже если установите напротив пролома пулеметы, которых у нас нет… Шеф, отступам?

Я промолчал, в дыру на месте двери протиснется и бронированный автомобиль пехоты, так что да, здесь оборону держать бесполезно. Правда, из окон еще можно, но и это недолго…

Сокол рядом со мной сказал зло:

– И стоило пробиваться сюда, чтобы оттянуть кончину на пару часов?

– Стоило, – ответил я. – Все-таки приступ отбит…

Сокол покачал головой: все не так. И в самом деле, как он и предполагал, толпа еще трижды шла на приступ простым навалом с битами, арматурой и охотничьими ружьями, но ракетных установок больше не нашлось.

Мы открывали огонь из окон, озверевшая толпа, понеся потери, так же быстро и рассеивалась, разбегаясь по переулкам.

Наконец все утихло, Уткин с надеждой предположил, что отправились искать жертвы полегче, Сокол с недоверием промолчал.

Диана и Аня пришли в мой кабинет, у Валентайна только царапины, а у Сокола под коркой запекшейся крови пара извилистых шрамов жутко сизого цвета, но сами раны наниты уже зарастили.

К вечеру шрамы станут белыми, а к утру исчезнут, Сокол всегда следил за последними новинками медицины, явно ввел себе инъекцию нанитов последнего поколения.

Глава 10

Сегодня некая группа, снова новая, попытала щастя, методично обстреливая здание издали из ружей и винтовок, стараясь попасть в окна.

Пули с сухим стуком рикошетили о стекло, не оставляя следов. Я в свое время позаботился поставить бронебойные, никому ничего не сказав, дескать, новые лучше поляризуют свет, пропуская вовнутрь только нужный для здоровья спектр.

Стрельба не прекращалась несколько часов, что прежде всего говорит об успешном разграблении крупного воинского склада, а их немало в Подмосковье.

Мы с винтовками в руках в напряжении ждали штурма, но пули все так же щелкали по стенам и стеклам, нигде даже трещин. Наконец Лавр сказал в нетерпении:

– Шеф, мне осталось дописать совсем-совсем крохотный кусочек программного кода… Так, лоскуток. Побегу, сделаю и вернусь!

Я кивнул, а Карпов добавил:

– Вообще-то, что двенадцать человек на страже, что одиннадцать… Или даже десять. Шеф?

– Иди, – ответил я. – Если у кого что срочное, возвращайтесь на места. А мне мыслить везде удобно… Если что, крикну!

– Да погромче, – сказал ехидный Карпов, – что нам эта дурная мыслесвязь!.. Неолудство рулит и живет в каждом.

Со мной остались четверо, больше, чем ожидал, сознательные, или благодаря чипам в черепах вычисления могут делать в уме и без местной аппаратуры, благо связь с суперкомпами на орбитах в вакууме не прерывается.

Я окинул взглядом их серьезные лица, в самом деле продолжают удаленно работать на выделенных им участках суперкомпьютеров, по глазам видно.

– Тоже идите, – сказал я отечески. – За рабочим столом работа чуточку быстрее, ничто не отвлекает.

– Спасибо, шеф, – ответил Влатис.

Уткин спросил:

– А как же…

– Сюзанна крикнет, – пояснил я, – у нее голос, как у Камнегрыза, когда надо. А нам до окон двадцать секунд!.. Идите, идите.

Карпов, уходя, сказал с завистью: