Кэри Сазерленд

ДАМБО

ИСТОРИЯ УДИВИТЕЛЬНОГО СЛОНЁНКА


Новеллизация Кэри Сазерленд
Автор сценария Эрен Крюгер


ПРОЛОГ

ШТАТ МИССУРИ, 1919 ГОД

Двенадцатилетняя Милли Фарьер сидела у давно не мытого окна пассажирского вагона и смотрела, как за окном проплывают равнины ещё одного штата, который они оставляли позади. Стоило ей немного прищуриться, и лужайки, покрытые жёлтой травой, островки изумрудных деревьев и изредка попадавшиеся фермы сливались воедино — почти как на абстрактных картинах её мамы.

Разумеется, директору цирка Максу Медичи всегда удавалось добиться от Энни Фарьер более понятного для зрителей оформления цирковых афиш и рисунков на фургонах. Чтобы не слишком абстрактно, но и не слишком реалистично. Надо ведь постараться передать очарование волшебной встречи с цирком. Те всплески цветов, которые Энни наносила взмахами кисти, создавая свою «живопись действия», были понятны только Милли, Джо и их отцу. Лишь они знали, как выглядят для мамы публика и огни цирка, когда она, повиснув головой вниз, несётся на коне во время представления и её волосы развеваются на ветру.

Милли знала, что Ронго очень старался, но те новые афиши, которые он нарисовал на скорую руку, не шли ни в какое сравнение со смелыми, запоминающимися плакатами её мамы. При этой мысли у Милли что-то ёкнуло внутри, и по щеке покатилась слезинка, а рука сжала ключик, висевший у неё на шее.

Заскрипел люк в потолке, и сверху спрыгнул младший брат Милли. Сотню раз говорила она ему, чтобы он не лазил между вагонами, когда поезд движется, но восьмилетний сорванец и не думал слушаться.

Милли быстро смахнула слёзы. Ей нужно быть сильной ради брата.

— Джо, ты же знаешь, что нельзя перелезать из вагона в вагон на ходу… — начала было она.

— Кроме как в случае крайней необходимости, — закончил за неё Джо. — Но это и есть такой случай! Угадай, что, угадай, угадай! — Джо плюхнулся на деревянную скамейку напротив. Копна его отросших волос задорно всколыхнулась, а на лице играла настолько широкая улыбка, что в вагоне как будто стало светлее. Как же приятно было видеть его таким счастливым!

— Что?

— Нам пришло письмо! От папы!

Милли почувствовала, как её сердце словно ухнуло вниз, а Джо всё продолжал тараторить, сыпля словами быстрее, чем стучали колёса поезда.

— Оно затесалось среди счетов мистера Медичи, которые он получил на предыдущей остановке, и вот только сейчас нашлось. — Светясь от счастья, Джо запустил руку в карман своей курточки и торжественно вытащил грязно-белый конверт.

Милли с трудом поборола желание сию же секунду выхватить конверт у него из рук. Джо картинно вручил его сестре, и она вытащила мятый листок бумаги. Вид широкого папиного почерка буквально согревал душу. Пока она читала, Джо продолжал беспрерывную болтовню.

— Он едет домой, Милли! Его отпустили из армии, наградили медалью и всё такое. Мистер Медичи уже послал ему телеграмму, чтобы он встретил нас в Джоплине.

Милли с улыбкой взглянула на Джо, и в глазах её блеснули слёзы.

— Он едет домой, — словно заворожённая, повторила она.

— Просто не могу дождаться, когда услышу его рассказы, — трещал Джо. — Я, конечно, понимаю, всего в письме не напишешь, письмо ведь может попасть в руки врага, но я уверен, что он настоящий герой! Эти немцы наверняка просто сразу шли сдаваться, когда он обрушивался на них на поле боя…

Но мысли Милли были уже где-то далеко, и весёлая болтовня Джо сливалась для неё в единый фоновый звук, такой же непрерывный, как мерное постукивание поезда. Она прижала письмо к груди, как будто могла прижать к себе папу через слова, написанные его рукой. Но совсем скоро она обнимет его по-настоящему! Осталось совсем немного. С ним всё станет лучше. Конечно, он не сможет вернуть маму — этого никто никогда не сможет, — но папа сильный и смелый, и всё остальное ему по плечу.

Больше не надо будет бояться. Он всё уладит. Он о них позаботится.

ГЛАВА 1

С пронзительным визгом тормозов поезд, качнувшись, упёрся в тупик на краю широкого луга. Джо подбросило в воздух, и он громко вскрикнул, едва успев схватиться рукой за поручень в самом конце последнего, служебного вагончика. Когда поезд остановился, сильным толчком его откинуло обратно, подошвы ботинок заскользили по гладким доскам пола, и он мигом очутился снова на площадке перед вагоном.

Видела бы его сейчас Милли! Тут же отругала бы за то, что он такой неуклюжий. И посередине лба у неё показалась бы та самая морщинка, которая всегда появлялась в таких случаях — с тех пор как умерла мама. Однако Милли тут не было.

— И-иху-у-у! — завопил Джо, спрыгнув с поезда.

Наконец-то приехали: вот он, город Джоплин, штат Миссури, где со дня на день они могли встретиться с папой.

С той стороны луга к нему бросились бежать наперегонки какие-то мальчишки, яростно махая ему руками. Джо поднял шляпу в ответ. По правде говоря, шляпа-то была не его, а папина, а потому ещё великовата Джо, но мальчишки с такого расстояния всё равно бы этого не разглядели.

Ш-ш-ш… Двери вагонов скользнули в сторону… Бу-ум! Из открывшихся проёмов начали выскакивать циркачи, двигаясь слаженно, словно в танце, который им так много раз приходилось повторять и в котором вслед за каждым спрыгнувшим тут же показывался следующий, передавая тем, кто уже сошёл, часть оборудования. Сперва они спустили таким образом полотна с полинялыми красно-белыми полосами и опоры для циркового шатра, а ещё заграждение, которое не даст любопытным глазеть бесплатно.

— Привет, Джо! — крикнул мальчику Ронго. Силач как раз поднимал стопку досок, которая весила значительно больше, чем те надувные гири, которые он тягал напоказ во время представлений.

— Привет, Ронго, — махнул ему Джо и поднырнул под огромный рулон ткани, который двое людей тащили к лугу.

— Займись делом! — бросил ему, словно плюнул, Руфус Соргам, подсобный рабочий и большой ворчун.

Джо картинно раскланялся в его сторону и ускакал туда, где Милли уже спускала вниз по подставленному пандусу ящики с бутафорией. За ней в вагоне можно было разглядеть Катерину Превеликую, ассистентку и жену фокусника. Ящиков было много.

Пока луг был всё ещё тихим и пустынным, но уже к ночи здесь появится высокая ограда, скрывающая целый палаточный городок, в глубине которого, как можно дальше от забора, расположатся вольеры с животными. Господин Медичи, хозяин цирка, не собирался дарить жителям Джоплина возможность подглядеть на диковинных зверей бесплатно.

— Слава богу, вот ты где, — сказала Милли. — Давай-ка разберёмся со всем этим поскорее…

— Бэрримора не видели? — раздался вдруг взволнованный голос.

— Нет, — крикнула в ответ Милли и удивлённо переглянулась с Джо, а Катерина подошла к дверям вагона посмотреть, из-за чего шум. Внизу стоял Пак, один из артистов, и в голосе его слышалась паника.

— У него, наверно, опять привязь ослабла, — сказал Джо и робко попятился к другому вагону. — Знаете что: я могу поискать под вагонами, забраться на крышу, посмотреть во всех уголках, которые он так любит…

Милли вздохнула.

— Ладно уж, иди, поищи обезьянку.

Не успела она договорить, как Джо уже исчез.

— И как только найдёшь, возвращайся сюда! — крикнула девочка ему вдогонку. Покачав головой, она снова принялась ставить одну на другую коробки с вымпелами и цветными фонариками.

— Гадалка, конечно, у нас уже есть — и это не я, но даже я могу предсказать, что вернётся он ровно в тот момент, когда мы выгрузим последнюю коробку, — сказала Катерина, и улыбка заиграла у неё на губах.

— Да так и будет, — ответила Милли и тоже улыбнулась.

Вначале всегда ставили главный шатёр, а затем палатки ярмарки чудес вокруг. Последней оборудовали жилую часть лагеря, не предназначенную для глаз публики. После недельной тряски в поезде странно было снова почувствовать под ногами твёрдую почву, а Милли так хотелось очутиться в тишине и покое. Всё-таки отмерять химические реагенты было куда проще, когда пол под тобой не ходил ходуном.

— Спасибо, Милли, — сказал Иван Расчудесный и, подойдя за очередной коробкой, погладил Милли по голове.

Сумерки уже сгущались, когда главный шатёр и ярмарка чудес вокруг него стали приобретать свой обычный вид, и циркачи приступили к установке своих палаток, которые всегда были скрыты от посетителей. После долгой охоты вернулся наконец Джо (Бэрримор прятался в мешке с кормом и успел уничтожить половину припасенного арахиса), и они с Милли принялись ставить свою собственную палатку.

— Давай помогу, — сказал Иван. Он твёрдым шагом подошёл к ним, легко поднял одну из главных опор и поставил её в небольшую ямку, которую Джо уже успел вырыть, а Милли накинула петлю верёвки. Когда первый столбик был прочно вкопан, они смогли поставить второй и третий. Пока Джо забивал колышки в землю, Милли привезла тележку с их вещами из вагона.

— Помни, вы можете в любой момент переехать к нам в палатку, — сказала ей Катерина, положив руку девочке на плечо, когда они встретились у поезда.

— Я помню, — ответила Милли. Иван и Катерина были бесконечно добры к ним и делали всё, что было в их силах, чтобы помочь ей и Джо. Каждый день они спрашивали, не нужно ли детям чего, например, не пора ли снова удлинить рукава на платье Милли. Иногда они приносили им небольшие гостинцы, вроде корзинки с клубникой, купленной на одной из станций. И каждую ночь, когда дети спали, они были рядом. На первой стоянке после маминой смерти Милли и Джо втиснулись к ним в палатку, но жить вчетвером оказалось тесно и неуютно. Всякий раз, как Милли начинала возиться со своими экспериментами, Иван обязательно натыкался на неё, а Джо вечно будил спозаранку Катерину, которая спала очень чутко.

— У нас всё в порядке, — сказала Милли. — К тому же если что — вы совсем недалеко. В любом случае, спасибо!

— Ну ладно. Только не стесняйтесь. — Катерина улыбнулась и ушла.

Когда Милли подошла к палаткам, Иван и Джо как раз вносили койки. Девочка заглянула внутрь, и её охватил приятный трепет — на этот раз их было три, а не две! Наконец-то семья воссоединится. Они все вместе внесли матрасы и уложили их так, чтобы никому не пришлось перелезать через другого, чтобы выйти.

В воздухе уже витал аромат чего-то тушёного. У Джо громко забурчало в животе.

— Хо-хо! — улыбнулся Иван. — Так, ребятушки, похоже, нам уже пора закругляться.

На запах говядины с овощами к кухне подтянулись и остальные члены труппы. Вот где было настоящее сердце цирка. Обычно между сидящими людьми расхаживал сам Медичи, проверяя, все ли на месте, но в этот раз его что-то не было видно. Возможно, вместо этого он пошёл проверить животных. Последнее время он был как-то особенно обеспокоен своей новой слонихой. Милли и Джо похватали миски и встали в очередь вместе с Иваном, который стоял за их штатной русалкой — Мисс Атлантидой.

— Прекрасная ясная ночь, не правда ли? — обратился к ней Иван, рассматривая небеса.

— По мне, так немного душно, — ответила Мисс Атлантида, обмахиваясь собственным хвостом.

— Вам уже всё разгрузили? Помощь не нужна? — осведомился Иван.

— О нет, у меня полный порядок, благодарю.

Милли этот ответ нисколько не удивил: Мисс Атлантида вообще редко соглашалась принять чью-то помощь, подкрепляя это тем, что она никому не хочет быть обузой.

Русалка повернулась вправо-влево своей человеческой половиной, чтобы размять мышцы спины.

— Жду не дождусь, когда мы наконец уснём на твёрдой земле. Хотя мне давно бы пора привыкнуть к качке.

Получив свою порцию, Милли и Джо стали продвигаться вслед за Иваном туда, где Катерина уже заняла для них всех место. Рядом с ней сидел на коврике, скрестив ноги, Прамеш — заклинатель змей, а за ним — Арав, его племянник. К глубокому разочарованию Милли, они оставили змей у себя в этот вечер. А ей так нравилось наблюдать за ними… По крайней мере, если рядом не было её мышей. Прамеш кивнул ей в знак приветствия и слегка улыбнулся. А вот скованный Арав, который даже после стольких лет, проведённых в цирке, всё равно стеснялся всех подряд, уткнулся носом в тарелку. Дети сели на землю рядом с Прамешем и торопливо принялись за еду.

— Пак просто бог, а не повар. Просто бог, — объявил Джо.

— Да тебе любая еда придётся по вкусу, если только её приготовят за тебя, — подтрунила над ним Милли.

— Неправда. Вот на той неделе, когда дежурил Ронго, было как-то… э-э-э…

— Как «как-то»? — прорычал сзади громовой голос.

Милли и Джо обернулись и встретились взглядами с нависшим над ними силачом.

— Давай-давай, Джо. Когда я дежурил, было как?

— Ну-у… Необычно, — неуверенно протянул Джо. — Может, просто слегка островато. Мне так показалось…

Ронго усмехнулся.

— Я, пожалуй, переперчил тогда случайно. А может, и не случайно… — закончил он и подмигнул детям. Тут Милли припомнила, что Медичи всю ту неделю жутко мучился животом. — Меня ведь не в повара нанимали. Так что я, как и вы, рад, что теперь это обязанность Пака. Кстати говоря, возьму-ка себе добавки.

* * *

После ужина все собрались вокруг жаркого костра. Милли с Джо сидели, облокотившись спиной на ноги Ивана и Катерины, и девочка задумчиво теребила ключик, висевший у неё на шее. Под тёмным небом, полным мерцающих звёзд, потянулись одна за другой истории. Для Милли это было самое любимое время. Все труды и ежедневные хлопоты были окончены, всем было спокойно и хорошо — даже если заканчивающийся день выходил унылым и истории получались скорее грустными, чем весёлыми. Всё равно приятно было смотреть на небо, слушать, как знакомые голоса рассказывали старые сказки и бородатые анекдоты. Пак приложил к губам свою гармошку, медленно выдохнул, так же вдохнул, и звуки мелодии влились в общий разговор. Все стали просить Мисс Атлантиду спеть, и, жеманно пококетничав, она завела под гармошку песню своим глубоким, прекрасным голосом. Милли стала покачиваться в такт.

— Так, мне пора пойти проведать Танака, — сказал Прамеш, как только песня кончилась, и одним плавным движением поднялся прямо из той позы, в которой сидел.

Прамеш души не чаял в своём питоне и сам ловил для него крыс на каждой остановке цирка. Он же заботился о том, чтобы питон всегда сидел либо под надёжным замком, либо у него на плечах, свернувшись кольцами вокруг шеи. Милли бы не пережила, если бы Танак добрался до её мышей.

— Он уснул, — шепнул ей Прамеш, указывая на Джо.

Иван, вытянув шею, убедился, что он прав, и сказал:

— Что ж, сегодня был длинный день, а вы знаете, как рано он просыпается.

— Да уж, знаем, — недовольно проворчала Милли. — Иван, ты не поможешь?

Не говоря ни слова, Иван встал и аккуратно поднял Джо на руки. Прежде чем уйти за ним в свою палатку, Милли прошлась по рядам, желая всем спокойной ночи.

— Buenas noches, ребятки, — проговорил Иван, подтыкая одеяло Джо. — Сладких снов. — Он поцеловал Милли в лоб и исчез в ночи.

* * *

— Уже скоро приедет Холт, — сказала Катерина Ивану, когда он вернулся к костру.

Тот кивнул и прильнул плечом к её плечу.

— Будем надеяться, что война его не сломила. Детям он нужен целым и невредимым. — Оба они повидали немало солдат с затравленным взглядом, которые приходили поглазеть на цирковые представления. Даже клоуны не могли заставить их улыбнуться.

— Да уж, будем надеяться.

Наконец циркачи стали складывать грязные миски в большой таз, и треск огня заглушило бренчание посуды. Уходя, все желали доброй ночи Мисс Атлантиде, а та, погрузив руки в мыльную воду, кивала каждому в ответ. Если Пак отвечал за готовку, то она взяла на себя труд мыть за всеми посуду. Ведь уже утром из этих же мисок артисты будут есть завтрак. Рутинная жизнь цирка шла по непрерывному кругу, замкнутому, как цирковая арена.

МИСС АТЛАНТИДА

БОСТОН, ШТАТ МАССАЧУСЕТС, 1918 ГОД

Пенни Дэвенпорт только вздохнула, когда мать торжественно ввела в дом очередную «удачную партию» и пустилась хвастливо демонстрировать молодому человеку каждую безделушку, привезённую из Японии: изящные веера, фарфоровые чашки, нефритовые статуэтки. Всё такое крошечное, утончённое и ужасно хрупкое. Почему мать так обожает ровно те качества, которые напрочь отсутствуют в Пенни?

Конечно, Пенни пыталась быть утончённой. Она научилась ходить миниатюрными шажками, держала руки всегда плотно прижатыми к телу, а уж в чопорной гостиной едва осмеливалась вздохнуть. Вот и сейчас её грудь невыносимо сдавливал корсет. Что, если она потеряет сознание? Кинется ли гость, чтобы подхватить её? Да она, наверно, просто задавит его своим телом. Молодой человек был тощ, как палка.

Пенни непроизвольно фыркнула и тут же втянула голову в плечи. Миссис Дэвенпорт бросила на неё уничтожающий взгляд, но продолжила щебетать о сувенирных соусниках.

Судя по тому, как её новый потенциальный зять Джонатан Биллингс III восхищался золотыми каёмками, он вряд ли даже заметил бы, свались Пенни в обморок. Плечи девушки опустились. Это для неё не в новинку. Кажется, её вообще никто не замечает, кроме матери, да и та обращает внимание, лишь когда Пенни совершает ошибки.

Зачем она вообще здесь находится? И мистеру Биллингсу, и миссис Дэвенпорт всё равно, тут она или нет. То, какая её дочь завидная невеста, мать демонстрирует любыми другими способами, только не с помощью самой Пенни.

Девушка повернулась, и её атласное платье зашуршало.

Джонатан Биллингс III оглянулся в её сторону — это был второй раз за вечер, когда он удостоил её взглядом.

— Я полагаю, Пенни, вы вышиваете? Здесь есть ваши работы? — Он указал рукой на крохотные расшитые подушечки, которые пригодились бы разве что мышкам в норке.

Пенни поднялась с канапе.

— О нет, что вы. Я совсем не приучена обращаться с иголкой. А теперь прошу меня извинить, я что-то неважно себя чувствую.

Августина Дэвенпорт покачнулась, как будто Пенни дала ей пощёчину. Джонатан Биллингс III быстро заморгал. Зато теперь он смотрел на неё во все глаза.

— Желаю приятнейшего вечера, сэр, — сказала Пенни, опускаясь в как можно более изящном реверансе. Может, она и не мастерица вышивать — с её пальцами и иголку-то сложно удержать, — но уж реверанс она делать умеет. Естественно, её уход всё равно был испорчен, потому что, проходя мимо кресла, она наткнулась на него бедром, и вся комната задрожала. Пенни мысленно отругала себя за неуклюжесть. А позже к ней поднимется мать и разнесёт её в пух и прах за столь несветские манеры. Но будет уже слишком поздно. Джонатан Биллингс III к тому времени давно уйдёт — и ещё один жених будет упущен.

«А если бы встречи проходили так, как нравится мне, было бы что-то по-другому? — подумала Пенни. — Может, если бы я пела им, они бы смотрели на меня, а не на блестяшки вокруг. Может, если бы у нас было что-то — хоть что-нибудь — общее…» И всё же девушка прекрасно понимала, что большинство молодых людей заинтересованы не в ней, а исключительно в её состоянии.

Войдя в свою комнату, Пенни стащила с себя платье и ослабила шнуровку корсета настолько, чтобы можно было свободно дышать. Накинув халат на плечи, она села перед зеркалом и принялась расчёсывать волосы, с усилием проводя по длинным, тёмным прядям.

Сама того не заметив, девушка стала напевать, и звуки так и полились из её горла, постепенно поднимая ей настроение.

Тук-тук. Она расслышала стук в дверь только потому, что как раз закончила песню. Мама не могла так скоро подняться, не разобравшись с недоразумением внизу, да и потом — она бы не постучала.

— Входи, Хелен, — крикнула Пенни.

Внутрь просунулось личико, выражавшее осторожную надежду, и вошла горничная, неся поднос с молоком и печеньем.

— Я подумала, что вы будете не прочь чего-то перекусить, мисс Пенни, раз у вас не было аппетита при этом мистере Биллингсе.

Пенни улыбнулась и села к столу, пододвинув стул от окна.

— Это точно, я всегда так нервничаю во время таких визитов. Спасибо, Хелен. — Пенни макнула печенье в молоко и надкусила, а Хелен тем временем прибрала в комнате и заправила кровать. Пенни часто мучила совесть, когда она видела, как служанка делает за неё подобную работу, хотя Пенни была в состоянии справиться сама. Хелен вставала ни свет ни заря, топила камин, тёрла полы, готовила еду и выполняла всё то, что от неё требовали господа. Вполне возможно, что сегодня она и не присела ни разу за день.

— Почему бы тебе не отдохнуть пару минут? — спросила Пенни и указала ей на свободный стул.

Хелен покачала головой и продолжила взбивать подушки.

— Ой нет, спасибо, мисс. Сейчас закончу, а там уж и спать лягу. Скоро уж на покой.

Снизу доносились голоса. Пенни вспомнила, как в последнее время мать только и делала, что шикала на неё весь день, постоянно одёргивала: «Сядь ровно!» — или подмечала, какое у неё неряшливое кружево — как будто это вообще имело какое-то значение. Все разговоры теперь сводились к тому, что мать склоняла её к браку по расчёту.

— Жаль, что я не могу ей угодить, — вздохнула Пенни.

— Что и говорить, мерка у госпожи высокая, мисс, — поддержала Хелен.

— Вчера она сказала, что в леди я совсем не гожусь и больше подхожу для цирка. Она буквально обозвала меня уродом. — В памяти Пенни снова возник этот образ — глаза матери, полные настоящего отвращения, — и сердце у неё сжалось. А всё потому, что ей никак не удавалось вышивать такими же плотными стежками, как мать.

— О, ну что вы, мисс, я уверена, она это несерьёзно. — Хелен расправила покрывало и подняла глаза на Пенни. Ей хотелось поднять девушке настроение, и брови её скакнули вверх, когда она воскликнула:

— Ну вы только подумайте, мисс: вы — да в цирке!

— А что, думаешь, из меня бы не вышла ассистентка фокусника? — пошутила Пенни и сама улыбнулась.

Хелен гоготнула и только рукой отмахнулась, но в голове у Пенни как будто что-то щёлкнуло. Разве это такая уж нелепая идея? Она просто обожала, когда к ним в городок приезжал цирк. Последний раз, когда в присутствии своих родителей она чувствовала себя счастливой и раскованной, был несколько лет назад, как раз во время похода в цирк. Она носилась вокруг с липкими от сластей пальцами, опьянённая музыкой и огнями, а родители лишь благосклонно наблюдали за ней.

Может, цирковая труппа окажется более снисходительной к её недостаткам. А ещё она смогла бы ездить по свету — больше, чем если бы была замужем за каким-нибудь коммерсантом. Она бы знакомилась со всякими интересными людьми и пополняла бы копилку воспоминаний, а не коллекцию безделушек на каминной полке. Тряхнув головой, Пенни допила молоко и приготовилась ко сну. Если она успеет, то, когда мать вломится, чтобы отчитать непутёвую дочь за очередной провал, можно будет притворится, что она уже спит.

Когда Хелен ушла, Пенни забралась в постель и дала волю фантазии. Если не цирк, возможно, было ещё что-то, чем она могла бы заняться, куда могла бы пойти? Но любой родственник сразу бы отвёз её обратно к матери. А вот если бы она убежала с цирком, то, даже разыскав её, мать не стала бы просить её вернуться. Это было бы для неё слишком унизительно. Она наверняка бы сочинила какую-нибудь историю про то, как Пенни подхватила воспаление лёгких и скончалась, — что угодно, только бы не пятнать славное имя Дэвенпортов.

Пенни понадобятся кое-какие сбережения, ведь комфорт могут себе позволить только те, кто уже добился успеха у публики. И ещё нужно придумать номер. Хм-м-м. У неё сильный голос — что-что, а уроки пения ей всегда нравились, — но большинство цирков не включают в программу просто вокальное исполнение. Пенни повернулась на бок, и её взгляд упал на книжную полку, где, среди прочих, стоял томик сказок Ганса Христиана Андерсена.

Если уж Пенни действительно решила порвать связи с семьёй и средой, в которой выросла, начать новую жизнь в пока чужом для неё мире, не похожа ли она на Русалочку? Ту самую, которая боролась за своё собственное счастье. За свою индивидуальность. Только борьбы за любовь здесь для Пенни не будет — даже наоборот: ведь она сбегает от нудных молодых людей и устроенных родителями браков, неизбежных в её высоком кругу.

Подобно Русалочке, которая не могла примириться со своим хвостом и мечтала о ногах, как у людей, готовая ради этого на любые страдания, Пенни согласна пойти на некоторые жертвы. Она понимает, что цирковая жизнь — как и всякая бродячая жизнь — не из лёгких и что ей придётся распрощаться с удобствами, которые даёт её положение. Однако это не слишком большая цена за возможность стать самой собой. За возможность двигаться, не боясь задеть что-то в комнате, забитой хрупкими до невозможности чайными сервизами. За то, что никто не будет ей указывать, как ходить, чтобы ничего не уронить. За то, что никто не будет выжимать из неё весь воздух, пытаясь затянуть корсет, сделанный для миссис Дэвенпорт ещё в годы её юности. «Если он подошёл мне в твоём возрасте, значит, подойдёт и тебе», — решила как-то раз мать.

Может быть, ей представиться гласом тех, кто сгинул в пучине морской — легендарных жителей Атлантиды. С того момента, как она впервые прочла книгу Игнатиуса Доннелли «Атлантида: мир до потопа» о трагической гибели их цивилизации, Пенни втайне надеялась, что они превратились в русалок. А что? Если люди смогли преодолеть вечные снега и ледяные пустыни, чтобы добраться до края света — полюса Земли, кто сказал, что древние атланты не нашли способа приспособиться к жизни под водой?

Пенни провалилась в сон, полный беспокойных видений, где русалки сменялись мелькающими в окне пейзажами и залитыми светом аренами. И когда два месяца спустя в их город приехал цирк братьев Медичи, всё было решено.

Сбежав из высшего света с его непреложными законами и непререкаемым мнением, девушка бросилась в приветливо распростёртые объятия банды неудачников и ни разу не пожалела. Даже когда бродячему цирку приходилось несладко. Даже когда у неё совсем закончились деньги, потому что последние она потратила на лекарства и одеяла для членов труппы. Её новая семья того стоила. И хотя она всё ещё иногда стеснялась, ни разу они не осудили её и не дали почувствовать себя лишней. Она могла быть такой, какой хотела. А она хотела быть… Мисс Атлантидой.

ГЛАВА 2

Милли повернулась к последнему пациенту, держа наготове стетоскоп. Внимательно прослушала спину и, одобрительно кивнув, вынула слуховые трубки из ушей.

— Дыхание в норме, сердцебиение в норме. Вы готовы к выступлению! — Она улыбнулась и посадила мышонка обратно в клетку. Тот в ответ пискнул и потянул за край своей красной инспекторской жилетки, как будто хотел её оправить.

Милли хихикнула. Тимоти Кью был самым общительным из всей мышиной троицы, почему и удостоился звания инспектора манежа в «Величайшем шоу в уменьшенном масштабе». Его привычка командовать тоже сыграла свою роль: он вечно норовил пофырчать на своих братика и сестричку — как им жить да что им делать. Все дети обожали этот цирк в миниатюре. Может, по сравнению с остальными артистами Медичи денег он приносил не так уж и много, но Милли им очень гордилась.

Взяв в руки блокнот, она прилежно записала сведения о состоянии здоровья Тимоти. Настоящий учёный (равно как и врач) должен вести подробную отчётность.

— Милли! Милли! — раздались крики, и Джо пулей влетел в их тесную палатку. Грудь его тяжело вздымалась.

Едва взглянув на него, Милли всё поняла.

— Поезд идёт! — провозгласил он ликующе.

Милли вскочила, и они вдвоём бросились наружу. Вдалеке уже был виден дым приближающегося поезда, и долгий пронзительный свисток прорезал утренний воздух.

— Ребятки! Стойте! — раздался крик Ивана, когда Милли и Джо пронеслись на всех парах мимо фокусника и его супруги, репетировавших номер. — Мы с вами!

Иван поспешил освободить Катерину из ящика для распиливания, но дети и не думали их ждать.

На городской железнодорожной станции было полно народу, многие были прилично одеты. Когда Джо принялся продираться сквозь толпу, несколько встречающих постарались отодвинуться подальше от его выпачканных рук, но большинство были слишком заняты только что подошедшим поездом, сверкавшим чёрными гладкими боками.

Из вагонов высыпали солдаты и устремились в гущу людей в поисках своих близких. На глазах у всех блестели слёзы радости. Пока Милли и Джо пристально вглядывались в толпу, их нагнали Иван с Катериной.

Где же он? Что-то сжалось в груди у Милли. Что, если произошла ошибка? Что, если его ещё не отпустили домой?

Рядом молодой солдат подхватил на руки и закружил даму в огромной изумрудно-зелёной шляпе, а она восторженно воскликнула. Когда он поставил девушку на землю и отступил на шаг назад, Милли вдруг увидела, как поодаль, прямо между ними, выросла фигура Холта Фарьера — её отца.

— Папа! — закричали в один голос Милли и Джо и ринулись ему навстречу.

Хотя лицо отца покрывала двухдневная щетина, Милли он показался ровно таким же красивым, каким она его помнила — разве что держался немного неровно, будто западал на один бок. Но ведь за левым плечом у него висела котомка — наверное, тяжёлая. И тут он внезапно рухнул на землю, котомка полетела в сторону.

Милли уставилась на отца во все глаза.

Там, где должна была быть левая рука, был просто… воздух. Рукав форменной гимнастёрки был аккуратно приколот к плечу, как будто в знак того, что армейцу не подобает быть неряшливым, даже если у него нет руки.

Бросившийся было вместе с Милли Джо резко вдохнул и застыл всего в шаге от отца, который, видимо, упал в обморок. Когда сзади подошли Иван и Катерина, отец уже зашевелился.

Красивые голубые глаза открылись, моргнули и посмотрели на детей.

Отец взглянул на их озадаченные лица, выдавил из себя пустую улыбку и, пошатываясь, попробовал встать на ноги.

— Я хотел рассказать вам, написать в письме, — произнёс он, кивком указывая на пустоту на месте левой руки. Голос его звучал хрипло, будто до этого он долго не разговаривал. — Я только не знал как. — Дети не промолвили ни слова, и оставшейся рукой он поманил их к себе. — Идите сюда. Привет! Это же я.

— А война уже закончилась? Мы правда победили? — осторожно спросил Джо.

— Страна — да. А вот многие добрые люди — нет. — Взгляд Холта снова затуманился, но он тут же очнулся, перевёл глаза на сына, и гордость засияла на его лице. — Ты посмотри-ка, растёшь не по дням, а по часам! Ну-ка, ты же помнишь меня, верно?

Больше Джо не медлил. Он кинулся к отцу, и тот сгрёб его в охапку, а потом повернулся к Милли. Её русые волосы отросли, и теперь она заплетала их в косы, да и одета была в комбинезон, которого Холт не помнил, — серенький с розовыми манжетами на рукавах и отворотами на штанишках.

— А ты такая же красавица, как мама. — В его голосе зазвучала тоска. — Мне так жаль, что меня не было рядом.

Милли кивнула, и её пальцы незаметно для неё самой потянулись к ключику, висевшему на шее.

— Ей тоже было жаль, — мягко произнесла она.

Отец отвернулся, и его глаза наполнились слезами. Она подбежала к нему сбоку, чтобы прижаться со свободной стороны, и обвила руками его по-прежнему крепкое тело.

— Мы так скучали по тебе, — сказала она.

— Я тоже по вам скучал, — ответил Холт. Он глянул на своих детей, всем своим сердцем жалея, что так долго был вдали от них. И как быть теперь, он тоже не представлял. Подняв голову, Холт посмотрел на стоявших рядом артистов и кивнул им.

— Здравствуй, Иван, здравствуй, Катерина. Спасибо вам, что приглядывали за ними.

— Не вопрос, капитан Фарьер, — ответил Иван.

— Холт. Зови меня просто Холт, — твёрдо ответил он. Дни его службы в кавалерии закончились. Тут он заметил вдалеке пёстрый палаточный городок цирка. — Не волнуйтесь, — шепнул он детям. — Всё будет как прежде.

Конечно, всё не могло стать совсем уж как прежде — по крайней мере, без Энни. Но ради детей, ради цирка Холт должен был попытаться. Долгие дни и ночи, что он лежал в госпитале и трясся в поезде по дороге домой, он размышлял о том, какие новые номера мог бы исполнять с одной рукой.

Когда они только вошли на территорию лагеря, сперва Холту показалось, что ничего не изменилось. Палатки ярмарки чудес и прилавки с угощениями, как и раньше, окружали главный шатёр, словно лепестки — цветочную чашечку, только теперь их стало больше, а некоторые из старых исчезли. Указатели пути к зверинцу направляли любопытных в самую дальнюю часть цирка, чтобы им предварительно пришлось пройти через все остальные развлечения. Ну и конечно, сердце цирка — Главный Шатёр — возвышался надо всем этим, как дворец. Но почему-то теперь он казался Холту гораздо меньше. Разумеется, шатёр был таким же — те же красно-белые полосы на полотне, что и всегда. Это Холт изменился.

Остальные члены труппы высыпали навстречу, как только весть о возвращении Холта разнеслась по лагерю. Но всеобщая радость поникла, как только артисты увидели старого друга. Мужчина неловко задёргал левым плечом, пытаясь прижать его к телу, как будто это могло помочь скрыть увечье.

Тут вперёд выступил Прамеш и крепко обнял Холта.

— Лучшая дорога — дорога домой! С возвращением! — воскликнул он. Огромный удав, который обвивал шею своего заклинателя, перескользнул на Холта.

— Э-э-э, давай без объятий! — сказал Холт змее, отходя от них обоих. — Я по тебе тоже скучал, Прамеш. Но скажи, в чём дело? Лагерь стал вдвое меньше!

— Время такое, дружище. Кому сейчас легко? — Прамеш грустно покачал головой. Змей свернулся вокруг его шеи, и раздвоенный язычок мелькнул в пасти в знак согласия.

Вдруг раздался громкий кашель. Дверь служебного вагона распахнулась, и на пороге появился мужчина, пузатый, словно бочка, и облачённый в мантию из алого бархата, край которой хлопал его по лодыжкам. Из-под полей настоящего старомодного цилиндра и кустистых бровей на труппу взирали тёмно-карие глаза.

— Внимание всем, бездари и тупицы! — проорал мужчина. — Почему правило номер один — это правило номер один? Потому что следить, чтобы клетки были заперты, — это самое важное правило из всех!

Директор цирка отогнул край мантии и показал всем след от укуса, видный сквозь ошмётки разорванной рубашки. В эту минуту крышка его цилиндра откинулась, и из неё показалось маленькое личико обезьянки, которое с ухмылкой таращилось на собравшихся.

По толпе пронёсся сдавленный смешок, но Макс Медичи продолжал браниться, не замечая появления Бэрримора. Мисс Атлантида прикрыла улыбку рукой, Катерина открыто захихикала, а у Прамеша весело засверкали глаза. Только шарманщик Пак выглядел обеспокоенным, переминался с ноги на ногу и неуверенно почёсывал затылок. В конце концов, это он отвечал за Бэрримора.

— И когда я доберусь до этого мелкого прохвоста, который посмел меня разбудить… — Тут Медичи вынужден был прервать свою речь, поскольку публика явно не внимала с должным почтением. — Ронго!

— Да, Макс? — спокойно откликнулся Ронго, делая шаг вперёд.

— Кто ответственен за порядок в лагере?

— Я вообще-то силач. — В голосе Ронго слышались насмешливые нотки.

— Да, только у нас у всех тут несколько ролей. — Широким картинным жестом Медичи сорвал с себя цилиндр, но мартышка ловко уцепилась за его мантию. Директор круто развернулся в сторону Ронго, так и не заметив Бэрримора. Пытаясь не обращать внимания на клоунов, которые согнулись пополам от смеха, Медичи ткнул в Ронго пальцем.

— Ты отвечаешь за бухгалтерию, финансы и инвентарь, а значит, и за наличие животных в клетках. Я хочу, чтобы ты немедленно отыскал эту обезьянку.

Ронго проследил глазами за Бэрримором. Мартышка спрыгнула наземь и торопилась забраться в коробку, которую открыл для неё Пак за спиной у Медичи.

— Я поищу.

— Ладно, все за работу, — объявил толстяк, надевая обратно цилиндр. Тут директор цирка застыл, удивлённо выпучив глаза. — Холт?

Холт кивнул. Вокруг него поднялся одобрительный гвалт из радостных голосов и дружеских подтруниваний, и на лице мужчины заиграла искренняя улыбка, когда счастливый Медичи позвал его зайти к нему в служебный вагон. Милли и Джо последовали за отцом в маленький кабинет директора. Медичи уселся в кресло за столом, на котором царил беспорядок, а Фарьеры забрались на высокие стулья.

— Этот зимний грипп пронёсся, как ураган. Наталья, Винченцо, семья Вандерджесов… и вот, бедная Энни. Она долго боролась. — Медичи вытащил грязный платок и промокнул глаза. — Она была лучшая среди нас, Холт.

Твёрдо решив не позволять эмоциям брать верх, Холт расправил плечи.

— Да, была. И чтобы почтить её память, давайте покажем в этом сезоне высший класс! Ну а теперь, где мои кони?

— А, тут такая история. — Медичи откинулся на спинку кресла, скрестив пальцы на животе и отрешённо уставившись в потолок.

— Какая история? — спросил Холт.

— Он их продал, — раздались хором тоненькие голоса детей.

Отец обернулся к ним. Они, должно быть, шутили? Но директор не стал ничего отрицать. Холт пронзил Медичи недоверчивым взглядом.

Тот неудобно заёрзал, не желая встречаться с ним глазами.

— Ты был далеко, воевал против этого кайзера, Вильгельма II. Видит бог, я тоже не сидел сложа руки — отвоёвывал нашу славу у радио и кино. Раньше-то были сотни цирков-шапито, а теперь мы среди немногих удержавшихся на плаву.

— Наш номер был гвоздём всей программы! — воскликнул Холт.

— Сначала мы лишились тебя, затем Энни, кому на них скакать? Если бы только Милли умела…

— Я не хочу выступать на публике! — твёрдо отрезала девочка. — Ещё чего, скакать в дамском седле и жонглировать тарелками… — Повернувшись к дочери, Холт внимательно уставился на неё, пытаясь подавить обиду, поднявшуюся в душе.

— Видишь, какая она упрямая, — пожал плечами Медичи.

Милли гордо подняла голову:

— Я хочу делать научные открытия. Я хочу, чтобы меня запомнили благодаря моим познаниям.

— Тогда освой ясновидение или телепатию! Что-то, что можно пустить в дело! — развёл руками Медичи.

Старый спор прервал Джо.

— Я могу стоять на руках почти десять секунд, — вставил он.

— «Мальчик, который стоит на руках». Мы разоримся к июлю, — саркастично ответил Медичи.

— Значит, всё это время, что мы учили тебя скакать верхом… — начал Холт, обращаясь к Милли.

— Нет, серьёзно, смотри, пап! — Джо вскочил на ноги и быстро перевернулся, упёршись руками в пол, но почти тотчас потерял равновесие. Переместившись поближе к стенке, он попробовал снова.

— Холт, я всей душой за этого парня, — произнёс Медичи, пока Джо пытался выпутаться из собственных ног, — но он совершенно не унаследовал твою атлетическую форму.

Холт развернулся к Медичи и нахмурил брови.

— Погоди, но без лошадей — в чём же, чёрт возьми, будет мой номер? Я всё ещё могу скакать верхом, — настойчиво проговорил он. Интуитивно подняв руки, он не сразу понял, что поднимает только одну. Последнее время такие вещи часто с ним случались. Он попытался отбросить мысли об этом и продолжил: — Можно забыть о трюках с верёвкой, но прыжки через бочку, скоростные заезды… У меня есть идеи с новыми поворотами… — Он оборвал свою речь, увидев на лице Медичи сомнение. — Народ придёт посмотреть на меня.

Медичи отвёл взгляд в сторону.

— Холт, друг мой, боюсь, номера с наездниками уже устарели. Людям не интересны лошади — они видят их каждый день. В цирке они ищут чего-то нового.

— Макс, пожалуйста. — Голос Холта стал мягче. — Мне нужна работа.

Медичи всегда относился к труппе, как к семье, и Холт знал, что его не выгонят на улицу только потому, что лошадей больше нет… Но бывшему трюкачу необходимо было почувствовать себя нужным. Ему необходимо найти себе занятие.

— А вот тут есть хорошая новость, — объявил Медичи. — Есть у меня одна работёнка.

Холт оживился:

— Отлично! Дай мне какой-нибудь взрывной номер.

Медичи почесал нос и облокотился на стол. Кресло под ним заскрипело.

— Помнишь Ичи Макфи? Этот жулик в итоге сбежал с нашей бородатой женщиной. С тех пор их подменяют рабочие, но мне нужен кто-то постоянный для присмотра за слонами.

— Ты шутишь. — Холт едва мог скрыть своё разочарование.

Милли и Джо обменялись тревожными взглядами.

— Да нет, не шучу. Это большое дело. Да ты и сам знаешь, — заявил Медичи.

— Нет, не знаю. Это дело большой лопаты для большой кучи…

— Папа! — оборвали его дети. Энни никогда не терпела при себе ругательств.

Холт вскочил на ноги.

— Ты продал моих лошадей, зато оставил своих слонов. Своих тощих, чесоточных, копеечных слонов!

Медичи поднял руку, призывая к спокойствию.

— Слоны для нас очень важны. Особенно в нынешнем сезоне. Вообще-то это против моих правил, но в этот раз я в них вложился. — Он спокойно улыбнулся Холту.

У Холта упали плечи. У него действительно не было выбора: цирк был и его семьёй, и домом, и работой сразу. Другого ремесла он не знал. Он не мог уйти: ему надо было содержать детей. Мужчина взглянул на их лица, полные надежды.

— Ну хорошо. Пойдём посмотрим на твоё вложение, — проворчал он.

ГЛАВА 3

Джо еле поспевал за Холтом, Медичи и Милли, которые твёрдым шагом направлялись к звериным вагонам. Откуда-то с той стороны донёсся отчаянный рёв. Медичи ускорил шаг.

На краю металлического пандуса стоял Руфус Соргам с шестом в руках. Внутри вагона один из его помощников пытался загнать слона на пандус, пока другой с усилием тянул за верёвку, обвязанную вокруг слоновьей шеи. Слон поднял хобот и снова издал оглушительный рёв. Это Голиаф, понял Джо.

— Давай-давай! Шевели своими вонючими морщинами! — крикнул Руфус и ткнул слона в бок с безопасного расстояния.

Джо вспыхнул от гнева.

Медичи поспешил вмешаться, но его голос звучал скорее успокаивающе:

— Поосторожней, Руфус. С уважением, так сказать, респекто.

Руфус, который был на голову выше Медичи, бросил на него сердитый взгляд.

— Пусть сначала заслужит моё уважение. И не надо меня этой своей итальянской снисходительностью пичкать, Густаво. Ты сам в детстве господам ботинки чистил.

— Почему он назвал Макса «Густаво»? — прошептал Джо на ухо Милли, пока рабочие пытались заставить слона сойти по пандусу вниз, где его уже ждал брат Цеппелин.

— Сама не знаю, — пожала плечами Милли. — Может, слон ему ногой по голове заехал.

Руфус заметил Холта и ехидно ухмыльнулся.

— Да вы только гляньте, кого принесло. Правда, не донесло, — добавил он.

Джо ринулся вперёд, но Милли жестом остановила его. Отец и глазом не моргнул. Джо восхитился его сдержанностью.

— Всё ещё гордишься тем, что служил отечеству, вместо того чтобы помогать нам зарабатывать деньги? — спросил Руфус.

Внезапно махнув хвостом, проходящий мимо слон обрызгал Руфуса грязью — или тем, что походило на грязь. Руфус выругался. «Всё-таки не грязь», — подумал Джо с удовлетворением.

Широко улыбаясь, Джо последовал за Медичи, отцом и сестрой, всё ещё не в силах оторвать взгляда от Руфуса, чьи щёки и даже лоб стали пунцовыми от гнева. Когда рабочий утёр лицо, он заметил насмешку Джо и разозлился ещё больше. Но мальчику было плевать. Руфус мог сверкать глазами сколько влезет — теперь рядом с Джо был отец, и слонов скоро освободят из-под опеки этого бессердечного болвана. С этой мыслью паренёк помчался догонять остальных.

* * *

Медичи подвёл их к следующему вагону.

— Как видите, — негромко сказал он, — я в этом деле неплохо преуспел. А ты, Холт, — ты животных чувствуешь. И они тебя любят!

Холт почесал затылок. Ему никогда прежде не доводилось иметь дело со слонами. Он знал, что это умные звери, которые легко дрессируются… но будут ли они его слушаться?

Медичи отодвинул в сторону дверь вагона и залез внутрь. Пол покрывала солома, а на соломе лежала большая серая слониха. Её взгляд задержался на вошедших, но она еле оторвала голову от соломы, подняв её не больше чем на фут.

— Вуаля! — воскликнул Медичи. — Прошу любить и жаловать, Миссис Джамбо. Наш новый экземпляр, самка азиатского слона, которую я приобрёл у Брюгельбекера в городе Билокси. Цену удалось скостить чуть не вдвое.

Холт не так уж много знал о животных, но по виду этой слонихи было ясно, что с ней не всё в порядке. Живот у неё был вспученный, должно быть, из-за опухоли.

Она испустила тягостный рёв.

— У неё в глазах было что-то особенное, — продолжал Медичи.

«Может, это у тебя в глазах были золотые горы», — подумал Холт. По большей части Медичи был хорошим руководителем, но иногда его амбиции брали над ним верх.

— Так это и есть твоё вложение? — вслух спросил Холт. — Старая больная слониха?

Медичи покачал головой.

— А вот и нет. Она не больна. Со дня на день она должна родить малыша. — В его голосе зазвучало благоговение. Милли и Джо тоже выглядели взволнованно. Их лица засияли, и они не могли оторвать глаз от будущей матери.

— Малыша? — переспросил Холт. — И как именно это должно пойти цирку на пользу?

— Давай покажу, — усмехнулся Медичи, жестом призывая всех вылезти наружу. Голова Миссис Джамбо тяжело упала обратно на солому, когда они выпрыгнули из вагона, облегчённо вдохнув свежий воздух.

Медичи зашагал к палатке неподалёку.

— Что объединяет всех людей? Что вызывает у всех счастливую улыбку и слёзы восторга, заставляет сердца сладко петь?

Холт вскинул бровь. Когда на Медичи находил артистизм — что происходило большую часть времени, — он немного перегибал палку.

— Мороженое? — с надеждой предположил Джо. Вот уже не первый год он донимал Медичи просьбами назначить его продавать это лакомство.