Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

– Он знает: я всегда стараюсь достойно принять гостей, кем бы они ни были.

Витторио нахмурился, явно неудовлетворенный ответом, но Ла Коломба тут же осведомилась:

– А много ли вы знаете обо мне?

– Вполне достаточно, синьора, – отозвался Витторио.

– Слишком мало, Ла Коломба, – ответил Стефано.

Ее смех, прозвучавший как колокольчик, навеял Стефано мысли о бальных залах и роскошных постелях любовников. Витторио же, рассердившись, быстро осушил чашку и отставил ее.

– Синьора, мы много часов провели в машине. Ночью. Под дождем. Из-за вашего каприза. Не лучше ли заняться делами, чтобы мы могли поскорее уехать.

Стефано возмутила грубость Витторио и откровенно выраженное им желание поскорее закончить визит. Он уже собирался одернуть брата, но Ла Коломба опередила его:

– Вам не нравится мой образ жизни, да, Витторио? – мягко спросила она.

– А что здесь может нравиться, мадам? Все знают, что вы…

– Все? Вы мне льстите. А что вы, Стефано, думаете обо мне?

Он думал… надеялся… видел, что ее лицо изменилось, когда она посмотрела на него.

– Ваша жизнь была полна приключений, – с пылом ответил Стефано. – Не вижу в этом ничего плохого.

– Вы очень добры. – Глаза Ла Коломбы затуманились. – К несчастью, в результате моих приключений я приобрела не только друзей, но и врагов. И хотя я здесь живу тихо и желаю только одного, чтобы меня оставили наедине с моим садом, книгами и любимым домом… кое-кто считает меня опасной женщиной. Вот поэтому мне придется перевезти ценности, которые опасно оставлять здесь. – Витторио выпрямился в кресле. – Однако не следует возвращаться с этим к Карло Бранкузи.

– Не… – начал Витторио.

– Это мой вам подарок.

Братья обменялись удивленными взглядами.

– Почему вы решили сделать нам подарки? – спросил Стефано, ничего не понимая, но пытаясь хоть как-то объяснить ее поведение.

Ла Коломба потянулась за кофейником.

– Хотите еще кофе? Чтобы все объяснить, я должна рассказать вам кое-что о своей жизни…

– Синьора, пожалуйста, – перебил ее Витторио. – Убежден, история вашей жизни очень занимательна и весьма поучительна. Но уже поздно, а мне утром нужно быть в Милане.

Глаза Ла Коломбы сверкнули.

– О да, я знаю, вы очень занятой человек, Витторио. Пунктуальность для вас прежде всего. Вы всегда приходите в магазин ровно в восемь двадцать девять, раньше всех служащих, и отпираете дверь ключами, которые висят на золотой цепочке на поясе. В восемь тридцать мальчик из кафе приносит ваш кофе-эспрессо, и ровно в девять магазин открывается для посетителей. Вы никогда не опаздываете.

Витторио уставился на нее.

– Как вы?..

Но она перебила его:

– Боюсь, что вы, Стефано, совсем не так рациональны. По утрам вы слишком долго валяетесь в постели – и зачастую в постели милой молодой синьорины, – потом поспешно одеваетесь и бежите на работу. Костюм ваш редко бывает отглажен, а волосы часто выглядят так, словно вы причесывались граблями. Вы проводите обеденный перерыв в библиотеке, читая Пиранделло и Данте, а потом снова бежите, опасаясь опоздать в контору. Синьор Бранкузи ворчит на вас, однако начинает понимать, что, возможно, вы не созданы для юриспруденции…

Стефано смотрел на Ла Коломбу смущенно, а Витторио злобно.

– Вы шпионили за нами? А вам известно, что я могу арестовать вас только за это? Вот сейчас позвоню и…

– Знаю, что можете, но не сделаете этого.

– Почему, – Витторио разгладил складки на брюках, как будто ждал прихода партийного начальника, – почему вы так уверены, черт возьми?

Удар грома проник сквозь толстые стены, и по стеклам забарабанил ливень. Словно не слыша вопроса Витторио, Ла Коломба подошла к окну, отодвинула тяжелые шторы и выглянула на улицу.

– Едва ли я отпущу вас в Милан в такую погоду.

– Отпустите нас? – с негодованием воскликнул Витторио. – Вы считаете, что можете командовать нами…

– Я говорю лишь о том, что буду рада, если вы останетесь на ночь.

– Невероятно! Ведь если узнают, что я провел ночь в доме…

– Витторио! – оборвал его брат. – Не смей так говорить с дамой!

– Не волнуйтесь, Стефано, – мягко сказала Ла Коломба. – Я слышала вещи и похуже, так что уже давно не обижаюсь. Простите, Витторио, что поставила вас в такое неприятное положение. Понятно, что ваши товарищи по партии не одобрят этого. Однако никто не знает, что вы здесь. Вам лучше вернуться в Милан утром.

– Мы с радостью останемся, – сказал Стефано. Но Витторио не уступал:

– Синьора, у меня нет времени на…

– Вам придется найти его. Уверяю, это в ваших интересах.

Впервые Ла Коломба повысила голос, и в нем послышалась такая властность, что Витторио откинулся в кресле, признавая поражение. Почему бы не потерять время, если за это обещано вознаграждение? Ла Коломба налила еще кофе.

– Предлагаю выслушать мою историю.

Гулкий раскат грома, прозвучав совсем близко, положил конец спору.

Следующий час братья д\'Анжели слушали Ла Коломбу. Это в самом деле была интересная история. Стефано был зачарован голосом хозяйки. Витторио едва сдерживал злобу.

– Вы знаете меня как Ла Коломбу, – начала она, – но мое имя Петра Манзи, я родилась в Неаполе, в квартале Спакка. – И она подробно рассказала о том, как умерла вся ее семья в последнее десятилетие прошлого века. – Распространилась эпидемия холеры. Умирали десятки тысяч. Сначала мои сестры, три маленькие девочки, потом мать, а через неделю – отец.

Ла Коломба тяжело вздохнула.

– Потом Агостино Депретис, итальянский премьер-министр в те ужасные дни, подписал приказ: «Неаполь должен быть вычищен». Чтобы избежать катастрофы, он решил снести трущобы. Представьте себе, сотни людей в одно мгновение оказались без крова, и им некуда было идти, ведь они не могли ни снять, ни купить квартиры в других районах. Всю Спакку сровняли с землей. Мне тогда было тринадцать.

Ла Коломба жила с теткой, овдовевшей во время холеры, пока ее не взял в помощницы хозяин магазина.

– А дальше начинается то, что вы слышали сотни раз. Маленькую Золушку вытащил из грязи прекрасный принц – хотя он не был принцем, а я не выходила за него замуж.

Витторио засмеялся:

– Это неудивительно.

Она не обратила внимания на язвительную реплику.

– Моя жизнь совсем не была сказкой. В ней не оказалось волшебства. Все, что у меня есть, я заработала сама. Сама воплотила желания в реальность и добилась всего, о чем может мечтать любая женщина, – богатства, любви, положения, власти.

– Вы называете это властью? – с издевкой спросил Витторио. – Прыгать из одной постели в другую, продавать себя тому, кто предложит больше денег?

Стефано гневно посмотрел на брата и приподнялся, сжав кулаки.

– Я хотел бы извиниться за грубость брата, синьора.

– В этом нет необходимости. Я слишком хорошо знаю его. Вас обоих. – Ла Коломба закрыла глаза, и ее лицо внезапно постарело, словно до сих пор она усилием воли управляла безжалостным временем. – В тридцать с небольшим я приняла решение. Весьма банальное. Миллионы самых обычных женщин принимали такое же решение задолго до меня. Я задумала родить ребенка. – Она улыбнулась и окинула братьев лукавым взглядом. – Я сказала себе, что это самое сильное ощущение, которое может испытать женщина, и не захотела упустить его.

Братья во все глаза уставились на нее и ловили каждое слово.

– Тогда у меня не было любовника. Не усмехайтесь, Витторио. Это случалось часто. Я была очень требовательна к мужчинам. И стала ждать именно Его. Пришел день, когда однажды в опере я познакомилась со своим избранником. Высокий, красивый, он занимал хорошее положение и был весьма известен, но так высокомерен, что пренебрегал условностями и диктовал свои правила… Он не побоялся появиться со мной на публике, и я приняла его приглашение на ужин. В «Гранд Марнье» я решила, что этот человек идеально подходит для моей цели.

И, как обычно, получив то, что хотела, она справилась и со сложной беременностью, и с трудными родами.

– Это было не так загадочно, как я ожидала, – с улыбкой призналась Ла Коломба. – Однако здоровый ребенок с крепкими ножками стал радостью моей жизни. Через четыре года я снова забеременела, но уже случайно. Отец второго ребенка действительно завладел моим сердцем. Он был женат на бесплодной женщине, но церковь запрещала ему развод. Мы были необычайно счастливы, ожидая, что у нас родится великолепный малыш. Так и случилось…

Ла Коломба откинулась на спинку кресла, и ее лицо исказилось болью.

– Я безумно любила моих сыновей, хотя и знала, что мне придется расстаться с ними. В моем мире не было места для подрастающих детей. Я не хотела, чтобы на них пала тень моего позора. Это не позволило бы им стать респектабельными людьми. Расстаться с ними для меня было все равно что отрезать себе руку, но я считала это лучшим выходом.

Вскоре после рождения второго сына Ла Коломба отослала от себя детей.

– У меня был очень преданный друг, юрист в Милане. Я попросила его взять моих сыновей и воспитать их. Мы решили дать им другую фамилию, поскольку моя была слишком хорошо известна. Не сомневаясь в том, что мои дети – дар ангелов, я назвала их д\'Анжели – Витторио и Стефано.

Ее взгляд, устремленный на братьев, выражал вызов и мольбу.

Ошарашенные, они испытывали разные чувства. Стефано пришел в восторг. Оказывается, у него есть мать, самая прекрасная, о какой можно только мечтать, смелая, очаровательная, загадочная.

Витторио был в отчаянии.

– Ложь! – Он вскочил с кресла. – Мои родители были убиты…

– Бомбой анархистов? – спокойно спросила Ла Коломба. – Эту историю придумал Карло.

Но Витторио не желал мириться с ужасной новостью.

– Нет! Ты – моя мать?! Это чудовищно! Ты хочешь, чтобы меня считали ублюдком, сыном шлюхи! – Он взмахнул рукой, словно хотел оттолкнуть ее.

Стефано быстро поднялся и встал между братом и… матерью.

– Предупреждаю тебя, Витторио. Никогда больше не говори с ней так!

– Садитесь! – Она не кричала, но ее голос остудил их пыл – голос матери, уверенной, что она вправе повелевать своими детьми. – Я не допущу, чтобы вы дрались в моем доме.

Братья медленно опустились в кресла, и Стефано с яростью посмотрел на Витторио. Значит, он – его единоутробный брат. Это многое объясняло.

Витторио опустил голову.

– Ты очень похож на отца, – заметила Ла Коломба. – Если бы он знал, каким ты вырос…

Витторио бросил на нее хмурый взгляд.

– Он не знает…

Ла Коломба посмотрела на Стефано:

– Ты тоже похож на своего отца. Он был очень талантлив, возможно, даже гениален. Ты гордился бы им. – Она улыбнулась.

– А я гордился бы? – осведомился Витторио.

– О да, ты очень гордился бы своим отцом, Витторио, а он – тобой. – В ее голосе звучала ирония, но старший сын не заметил ее.

Стефано смотрел на прекрасную женщину с добрыми глазами, освещенную дрожащими огоньками свечей. Час назад – возможно ли это? – только час назад Ла Коломба была для него всего-навсего легендой. Сейчас…

И в его голове наконец вспыхнуло верное слово – мама. Интересно, каким бы он вырос рядом с ней?

– Лишь бы это не обнаружилось, – прошептал Витторио, медленно покачивая головой. – Я посвятил себя новой Италии, а там нет места для людей, подобных вам.

– Ты почти преуспел в своем начинании, – заметила Ла Коломба. – Вот почему мне и пришлось позвать вас сюда сегодня.

– Я сделаю все, чтобы помочь вам, синьора, – начал Стефано и умолк, внимательно глядя на нее. – Могу ли я называть вас мамой?

– Как долго я мечтала услышать это слово от тебя, от вас обоих. И никогда не думала, что услышу. Я не собиралась говорить вам о себе. Ни сейчас, ни впоследствии. Но из-за твоих друзей-чернорубашечников это стало необходимо, Витторио. По-твоему, такие, как я, не должны жить в современном фашистском государстве. Недавно я услышала, что меня могут арестовать за антифашистские убеждения. Один из моих дорогих друзей тратит свое огромное состояние на борьбу с Муссолини. К тому же он еврей, а ты, Витторио, особенно хорошо знаешь, как усиливается антисемитизм нашего Бенито. – Она печально улыбнулась. – Дуче намерен пригласить на танец немецкого фюрера.

Стефано пытался незаметно сделать знак и дать ей понять, что при Витторио нельзя говорить так свободно, но она продолжала:

– Поместье и все, что здесь есть, могут конфисковать в любой момент.

– Нет! – вскрикнул Стефано.

– Вы не вправе порицать государство за намерение конфисковать неправедно нажитое богатство, – бросил Витторио.

– Полагаю, ты отнял магазин у еврея из чувства справедливости? – насмешливо заметила Ла Коломба.

Возмущенный Витторио молчал. Стефано все больше восхищался матерью.

– Сейчас чернорубашечники берут верх, – сказала она. – Никто не в силах предотвратить их ужасные беззакония. Но будь я проклята, если буду спокойно смотреть, как моя собственность перекочует в их карманы.

– Чем мы можем помочь? – спросил Стефано.

– Поосторожнее, Стефано. Она же враг государства. Если мы поможем ей…

Ла Коломба спокойно посмотрела на него.

– Конечно, сынок, я не хотела бы, чтобы ты нарушал свои принципы. Но не выслушаешь ли мое предложение, прежде чем донести на меня? – Ла Коломба направилась к двери. – Пойдемте. Я кое-что покажу вам.

Стефано последовал за матерью, а Витторио не двинулся с места, опасаясь скомпрометировать себя. Он подозревал, что за домом наблюдают. Вероятно, кто-то видел, как он вошел сюда. К тому же, наверное, уже известно, что эта женщина считает себя его матерью, хотя это еще не установленный факт. Правду сказала Ла Коломба или нет, но она способна повредить ему, лишить его возможности…

Однако он не забыл и об обещанном ею подарке. Ла Коломба очень богата. Еще раз окинув взглядом картины, мебель и золото, мерцающее при свете свечей, Витторио встал и пошел за братом.

Ла Коломба вела их вверх по лестнице красного дерева. В доме, уставленном предметами роскоши, было уютно, он ничуть не походил на музей.

Ла Коломба открыла комнату, отделанную золотом и шелком цвета слоновой кости. Плотный атлас драпировал окна, им же была обтянута мебель. Потолок украшала лепнина в форме розеток и ангелов. Высокие зеркала в стиле рококо закрывали верхнюю половину стен. Этот будуар был средоточием «Ла Тана».

Кто-то зажег здесь свечи совсем недавно, хотя ничто не говорило о присутствии слуг.

– Это моя комната, – сказала Ла Коломба. – Я называю ее моей драгоценностью.

Она провела рукой по стене, обшитой дубом. Панель с тихим звуком отодвинулась, и за ней открылась глубокая ниша. Л а Коломба выкатила оттуда столик с мраморной столешницей.

На нем стояло более дюжины шкатулок, покрытых бархатом, кожей, эмалью, позолоченных, деревянных. Открыв одну из них, она вынула ожерелье из изумрудов и сапфиров. Оно скользнуло сквозь ее пальцы, как морская змея.

– Великолепно! – восхищенно прошептал Стефано, когда мать протянула ему ожерелье. Красивая буква «К» из маленьких бриллиантов украшала застежку.

Потом она достала серьги из великолепно подобранных рубинов цвета голубиной крови. Существовало поверье, будто редкие рубины имеют точно такой же цвет, как первые две капли крови из ноздрей только что убитого голубя. Их она отдала Витторио. Ахнув, он с жадностью схватил серьги.

Ла Коломба показала им брошь в форме пшеничного снопа с бриллиантовыми зернышками, прикрепленными золотыми проволочками так искусно, что колоски подрагивали, как под летним бризом. Еще одна брошь напоминала веточку малины с ягодами, сделанными из рубинов. Затем из шкатулок были извлечены браслет из золота с камеями, золотое кольцо с эмалью, диадема, ожерелье, серьги и запястье из изумрудов и бриллиантов.

– Это принадлежало императрице Евгении, – торжественно пояснила Ла Коломба.

Стефано заворожено наблюдал, как она одно за другим раскладывала перед ними ювелирные украшения. Он знал, что никогда больше не увидит подобного великолепия. Даже королевы не имели таких баснословных сокровищ.

– Это одна из моих любимых. – Ла Коломба достала брошь, изображающую птицу феникс. Ее сердце – огромный розовый бриллиант, самый редкий в мире, – было окружено бриллиантами. Глаза из сапфиров сияли, а изумрудные крылья, казалось, вот-вот расправятся в полете.

– Мой личный герб, – улыбнулась Ла Коломба. – Символ того, что я восстала из пепла неаполитанских трущоб.

Она внимательно посмотрела на сыновей. Лицо Стефано выражало благоговение, пальцы Витторио жадно шевелились над драгоценностями.

Стефано поднял глаза на мать.

– Поразительно красивые вещи. Вы, наверное, сверкаете, надевая их.

Ла Коломба засмеялась и приложила руку к груди.

– Благодаря им здесь никогда не меркнет свет, даже когда я без них… – Открыв маленькую шкатулку, она достала великолепный розовый бриллиант без оправы.

– Мне всегда казалось, что эти вещи сделали меня такой, какая я есть.

Стефано заметил: мать что-то вспомнила, и выжидательно посмотрел на нее. Но она закрыла шкатулку с бриллиантом.

– Эта история для другого раза, – тихо проговорила она.

– И в самом деле. – Витторио стиснул в руках украшенный бриллиантами собачий ошейник. – Вы сказали, что у нас есть какое-то дело, касающееся коллекции.

– Значит, ты не боишься, что мои драгоценности повредят твоей репутации? – усмехнулась она. – Это хорошо. Потому что вам придется разделить их. Это ваше наследство.

Чтобы дать сыновьям время осознать, какое на них свалилось богатство, Ла Коломба закурила сигарету и подошла к окну. Через несколько минут она снова заговорила:

– Драгоценности необходимо вывезти из «Ла Тана» в безопасное место. Витторио, ты доставишь их в Швейцарию.

Стефано встревожено взглянул на нее. Неужели мать, несмотря ни на что, доверяет Витторио?

Словно угадав его мысли, Ла Коломба пояснила:

– Благодаря партийным связям, Витторио, у тебя есть известные привилегии. В отличие от Стефано ты можешь получить разрешение на выезд и пересечь границу без особых проверок. Ты отвезешь драгоценности в Женеву. По договоренности со мной их сохранят в банке на особых условиях. После моей смерти вы заберете коллекцию, одновременно предъявив то, что подтвердит ваши права на нее.

Ла Коломба взяла со столика маленькую нефритовую шкатулку.

– Здесь ключ к моей жизни и вашему богатству. Она открыла крышку. Внутри на шелковой подушечке лежала бутылочка для духов, украшенная драгоценными камнями. Жемчужные плечи, бриллиантовая юбка и рубиновый лиф сверкали в янтарном пламени свечей. Но волшебная красота женской фигурки превосходила красоту камней.

– Потрясающе! – воскликнул Витторио. – Я никогда не видел ничего подобного. Челлини? – спросил он, вспомнив великого ювелира эпохи Возрождения.

– У тебя хороший глаз, – заметила Ла Коломба. – Это в его манере. Но нет, не Челлини, Фигурку изготовили в Амстердаме несколько лет назад специально для меня. Мои глаза когда-то были голубыми, как сапфиры. – Она провела длинным ногтем по темно-синим камешкам. – Мы очень любили друг друга.

«Возможно, мужчина, заказавший для нее фигурку, мой отец», – подумал Стефано.

Не успел он задать вопрос, как Ла Коломба, разделив фигурку на две части, протянула по одной каждому: верхнюю – Стефано, нижнюю – Витторио.

– Эти две части необходимо представить одновременно, чтобы забрать из банка коллекцию. Вам придется приехать туда вместе.

Витторио повертел свою половинку в руке.

– Зачем рисковать и вывозить драгоценности из страны? Почему бы не спрятать их здесь?

– Скоро начнется война, только слепец этого не видит. И тогда Италию разрушат.

– Италия победит! – вскипел Витторио.

Ла Коломба пожала плечами:

– Думай как хочешь. В любом случае Европа скоро погрузится в хаос. Однако, надеюсь, что в Швейцарии драгоценности будут в безопасности.

– Если они туда доедут, – с вызовом заметил Витторио.

Стефано взглянул на брата:

– Если не уверен в себе, поеду я.

– Не стоит беспокоиться. – Ла Коломба подняла руку. – Ты фашист, Витторио, но вместе с тем практичный человек. Ты не заинтересован в том, чтобы твои друзья узнали о нашем родстве и об ожидающем тебя богатстве. Поэтому убеждена, что ты точно выполнишь мои инструкции.

– Какие?

– Драгоценности нужно вручить мистеру Линднеру в банке «Гельвеция» в Женеве. Как только он получит коллекцию и убедится, что все вещи целы, я узнаю об этом. Если он не свяжется со мной в течение трех дней, мне придется сообщить знакомым членам правительства о факте воровства. Тогда я признаюсь, что доверила драгоценности тебе, моему сыну.

– Три дня – это слишком мало, – возразил Витторио.

– Дорога займет не больше суток. У тебя есть еще два дня, чтобы получить необходимые разрешения. Сынок, с твоими связями ты легко преодолеешь все препятствия, чинимые фашистами.

Витторио чуть улыбнулся:

– А вы и в самом деле коварная лисица.

– Иногда приходится прибегать и к коварству. Полагаю, я забочусь не только о драгоценностях, но и о вашей безопасности.

– Нашей? – удивился Стефано. – Разве вы можете защитить нас?

– Вы оба не представляете себе, что такое война. А я знаю куда больше, чем вы. Война – это не просто борьба одного народа против другого. Она поднимет брата на брата. Мои маленькие хитрости воспрепятствуют этому. Когда война кончится и придет время получить драгоценности, вам придется объединиться. Не сомневаюсь: каждый из вас сделает все возможное, чтобы защитить другого. Если так и произойдет, вы вступите в обладание богатством, которое даст вам возможность вести достойную жизнь после того, как хаос кончится. Но порознь вы не получите ничего.

Ла Коломба поднялась. Было видно, что она устала.

– Пора спать. Дождь будет лить всю ночь, поэтому лучше отправиться утром. Я упакую драгоценности и положу их в твою машину, Витторио. – Она погладила руку Стефано и помахала старшему сыну. – Пойдемте, я покажу ваши комнаты.

Ливень продолжался до рассвета. Проснувшись рано утром, Стефано распахнул ставни и увидел, что солнце осветило вершины холмов, темно-желтые поля и серебристо-зеленые оливковые рощи. Все выглядело преображенным. Вдалеке возвышались голубые холмы, воздух был свежим и чистым.

Уже началась осенняя вспашка, и по полю медленно тащилась пара крепких, запряженных в плуг быков. Услышав звонкие трели жаворонка, Стефано подумал, что мир совершенен. Душа молодого человека ликовала, ведь накануне он обрел мать, к тому же умную и красивую женщину.

Внизу послышались голоса, а из-за угла дома появилась Ла Коломба. Неужели она так рано встает? К тому же эта женщина выглядела так, словно то, что было вчера, только померещилось. Сегодня Ла Коломба надела широкую юбку и простую блузку, прикрытую шерстяной шалью, в которую она куталась от утреннего ветра, а волосы небрежно собрала на затылке.

Ла Коломба о чем-то беседовала с мужчиной в рабочей одежде, и до Стефано донеслись ее слова:

– Я поговорю с плотником.

Из того, что сказал мужчина, Стефано разобрал только уважительное «донна Петра», вслед за чем тот повернулся и ушел.

Почувствовав, что на нее смотрят, Ла Коломба подняла голову.

– Доброе утро. – Она приветливо улыбнулась. – Надеюсь, ты хорошо спал.

– Очень хорошо, – ответил Стефано.

– Пойдем завтракать. Спустись по лестнице и сверни направо.

Через пять минут Стефано вошел в залитую солнечным светом комнату с французскими окнами, выходящими в сад. На буфете стоял дымящийся кофейник, большие блюда с сыром и мясом, корзинка со свежеиспеченными хлебцами и вазочки с маслом и джемом.

Ла Коломба сидела возле окна за небольшим столиком, любуясь садом с цветниками и фонтаном в центре. Стефано положил себе на тарелку еду, налил кофе и подсел к ней.

– Я часто думаю, – тихо начала она, устремив взгляд на кипарисы па вершине холма, – что из меня бы вышла хорошая крестьянка.

– Из вас? – удивился Стефано.

Да ведь эта женщина была самой известной куртизанкой в Европе, ее окружали принцы, аристократы и высокопоставленные особы, и лишь несколько часов назад она самозабвенно восхищалась драгоценностями, когда-то подаренными ей! При чем же тут деревенская девушка?

– Ничего странного, – сказала Ла Коломба, заметив его реакцию. – Это правда. Да, я люблю Париж и Рим, ценю дворцы и шампанское. Я даже однажды консультировала махараджу. Но никогда не чувствовала себя так хорошо, как в «Ла Тана», когда гуляла по саду, смотрела, как готовят оливковое масло, обсуждала виды на урожай. Это необычайно приятно.

Стефано пил кофе, глядя на Ла Коломбу. У нее было красивое, ухоженное и, несмотря на возраст, все еще молодое лицо. Внезапно он заметил, что на матери нет сейчас ни одного украшения. Однако она была все так же прекрасна.

– Вы поразительная женщина. Я бы хотел лучше узнать вас.

Ла Коломба поставила чашку и нахмурилась.

– Не знаю, хватит ли у тебя времени.

Безотчетная злость, вспыхнувшая в нем, затмила солнечный свет и ту радость, которую Стефано испытал утром.

– А могло бы хватить! Двадцати четырех лет вполне достаточно для этого.

Она вздрогнула как от пощечины.

– Ты говоришь так, будто я обманула тебя.

– А разве нет? Разве не вы лишили меня матери? Все эти годы я считал, что вас нет в живых, и размышлял о том, как вы выглядели, о чем думали. А вам не хотелось узнать меня?

– О, Стефанино! – Горький вздох Ла Коломбы привел его в отчаяние. – Я волновалась, очень волновалась за вас, иногда изнемогала от тревоги. Неужели ты не понимаешь? Я отослала вас именно потому, что беспокоилась о вашем будущем. Но ты всегда был в моем сердце, и я часто наблюдала за тобой.

– Ты видела меня?

– Я смотрела, как ты катался по площади на первом велосипеде. Видела, как ты выиграл медаль в соревнованиях по плаванию в двенадцать лет. Мое сердце разрывалось от того, что я не могла обнять тебя тогда. – Она откинула прядь волос с его лба. – Догадываешься ли ты, как долго я готовилась ко вчерашнему дню?

Стефано в полном смятении схватил ее за руку.

Ла Коломба тихо продолжала:

– Помнишь стихотворение, которое ты написал в пятнадцать лет и опубликовал в газете? Я так гордилась тобой! А ты смущался, невнятно бормотал и запинался, отвечая на вопросы журналистки. Ты был так застенчив, что даже избегал смотреть ей в глаза.

– Откуда ты знаешь?.. – И внезапно он вспомнил: – Ты?! Леди в белых перчатках и французской вуали? И изумруды? Кажется, это были изумруды.

Она улыбнулась.

– Боже, – вздохнул Стефано, – если бы я только знал!

– Возможно, нам повезет, и мы еще узнаем все друг о друге.

– Я… – Стефано осекся, чувствуя, что слезы подступают к глазам, совсем как в детстве. – Мама! – Он поднес ее руку к своей щеке.

В этот момент вошел Витторио, наблюдавший за ними уже несколько минут и охваченный необычным и неприятным ощущением – завистью.

– Мне пора ехать, Стефано, – сказал он еще более резко, чем обычно.

Ла Коломба улыбнулась ему:

– Доброе утро, Витторио.

– Нам предстоит долгая дорога, синьора.

– Тебе следовало бы поучиться терпению, Витторио. В прошлом году ты держался не слишком любезно с одной покупательницей, суетливой голландской леди, которая спрашивала почтовую бумагу. Она вызвала у тебя раздражение.

Он удивленно посмотрел на нее и почти с восхищением воскликнул:

– Вы?!

Она кивнула, и ее улыбка заставила его рассмеяться.

– Выпей кофе, Витторио, – предложила Ла Коломба.

– Спасибо, синьора, нет. Если драгоценности должны попасть в Швейцарию через три дня, необходимо поскорее начать оформление.

– Полагаю, ты прав. – Она подошла к буфету, положила пару хлебцев и пирожных в корзину и протянула ее Витторио.

– Возьми с собой и поешь, если проголодаешься в дороге.

– Не слишком ли поздно опекать нас? – спросил Витторио, но его голос уже не звучал насмешливо.

– Не лишай меня… может быть… последней возможности.

Витторио взял корзинку, и они все вместе вышли во двор. Он сразу открыл багажник машины, чтобы проверить, на месте ли драгоценности. Упакованные в плоские картонные ящики и накрытые сверху мешковиной, они лежали там.

– Я беспокоюсь за тебя, – сказал Стефано матери, пока Витторио проверял коробки. – Ты говорила, что тебе грозит опасность…

– Дело в том, что некоторые люди считают меня вредным элементом. Но я поднималась чаще, чем ты падал, Стефанино. – Ла Коломба крепко взяла его за руку. – Я скользкая, как угорь. Не так уж сложно спрятать несколько небольших камешков. Они станут вескими аргументами, даже если мне придется туго. Не тревожься за меня.

Витторио закрыл багажник, вернулся к ним и протянул руку Ла Коломбе.

Но она не взяла ее, а потянулась и поцеловала его в щеку.

– До свидания, Витторио. Хотя я не разделяю твои политические взгляды, но всегда молюсь, чтобы у тебя было все хорошо.

Он натянуто улыбнулся:

– И я желаю тебе того же… мама.

Ла Коломба и Стефано обменялись долгими взглядами.

– До свидания, Стефанино. – Она обхватила ладонями его голову. – До свидания, сынок.

– До свидания… мама, – ответил он и поцеловал ее в щеку. – Мы скоро встретимся. Обязательно.

– Надеюсь. А теперь поезжайте.

Стефано сбежал по ступеням и сел в машину. Витторио уже включил двигатель. Когда они въехали в аллею, Стефано обернулся. Ла Коломба стояла на ступенях, и даже в простой юбке и блузке выглядела как королева. Он не отрывал от нес взгляда, пока они не свернули.

Стефано чуть не плакал. Они еще встретятся. Он должен увидеть ее, ведь ему так много надо узнать. Как матери удалось подняться из самых низов? Он непременно попросит Ла Коломбу рассказать ему об отце.

Глава 4

Неаполь, 1886 год

Сегодня, как и каждое утро в этом году, четырнадцатилетняя Петра Манзи проснулась от кошмара, который преследовал ее по ночам. Новый день, впрочем, не обещал ей ничего хорошего.

– Святая Мария, матерь Божия, – начала она молиться, не поднимаясь с постели. – Спаси меня от этого ада.

Год назад Петра думала, что худшее уже позади. Она потеряла вес – мать, отец, сестры умерли от холеры, ее дом снесли, чтобы остановить распространение инфекции, друзей и соседей разметало по стране. Ничего и никого не осталось. Когда все уходит, уже нечего терять, говорили некоторые взрослые, желая утешить себя и других.

Но Петра поняла, что они ошибались. У нее еще оставались воля, сердце и душа… но Лена Сакко, похоже, собиралась отнять даже это.

Как обычно, Лена не заставила себя ждать. Едва Петра встала со своего тюфяка около кухонной плиты и пошла умываться ледяной водой, которую натаскала вечером из колодца, занавеску, отделяющую кухню от магазина, резко отдернули.

– Ленивая маленькая неряха, ты до сих пор не приготовила завтрак и не вымыла камин! – Между темными бровями Лены пролегли глубокие морщины. Ей еще не было и сорока, но, ожесточенная и обиженная на весь свет, она выглядела на десять лет старше.

– Простите, синьора, – пробормотала Петра.

На любые другие слова Лена отвечала побоями, а рука у нее была тяжелая. Петра, стоя в одних грубых штанах, в которых обычно спала, потянулась за платьем. Девочке было неприятно, что Лена разглядывает ее.

Лена схватила ее, не дав одеться, и сжала руку так сильно, что наверняка останется синяк. Потом оскалилась, как волк, что означало улыбку.

– Маленькая неряха становится зрелой девушкой. – Ее взгляд скользнул по обнаженному телу Петры. Уж Лена-то знала, как дуреют мужчины от таких сладких тел со всеми этими изгибами, которых она сама была лишена. Лена провела рукой по бедру девочки, гладкому как алебастр, потом обхватила ее грудь, начавшую наливаться и округляться. – Ну прямо спелый персик, готовый свалиться с дерева, а?

Усмехнувшись, Лена ущипнула сосок, сжала его своими стальными пальцами и засмеялась. Петра стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть. Любое проявление боли только раззадорит ее мучительницу.

Лена отпихнула ее к стене.

– Иди прикройся. Мой муж скоро придет завтракать. Я не хочу, чтобы ты выставляла себя напоказ перед ним.

Наконец Лена ушла. Петра быстро оделась в тонкое коричневое платье, завязала густые темные волосы обрывком веревочки и свернула тюфяк. Затем вымела вчерашнюю золу из плиты, бросила туда уголь и развела огонь. Закончив приготовления, Петра бросила умоляющий взгляд на Мадонну, которая с безоблачной улыбкой смотрела на нее из ниши в стене. Привстав на цыпочки, девочка коснулась костяных четок, висевших у ног Мадонны.

– Святая Мария, матерь Божия… – тихо прошептала она.

Так начался этот день. Петра быстро приготовила поленту – кашу из кукурузы, сняла салями с гвоздя на стене и нарезала шесть кусочков для Джованни.

Сразу после эпидемии холеры, которая оставила Петру сиротой, ее приютила тетя Гемма. Но как можно жить всемером в темном полуподвальном помещении, похожем на пещеру? Овдовев во время этой же эпидемии, Гемма, чтобы прокормить детей, стирала для богачей. Она старалась сделать все, что было в ее силах, для единственного уцелевшего ребенка своей покойной сестры. Неподалеку от их жилья располагалось много маленьких магазинчиков, и Гемма нашла племяннице место у ремесленника Джованни Сакко. От Петры требовались только мелкие услуги в магазине, и Сакко обещал позаботиться о ней.

Основной доход Джованни Сакко получал от поделок из коралла, весьма популярного у неаполитанцев. Он оказался славным человеком, а вот его жена…

Уже через неделю, устав от постоянных оскорблений Лены Сакко, Петра прибежала к тетке, умоляя разрешить ей вернуться. Удрученная Гемма ответила отказом.

– Я знаю, что Лена Сакко – злая женщина, – сказала она. – Семнадцать лет замужем и не родила ребенка, даже ни разу не забеременела, будто ее сглазили. Бедняга вымещает обиду на всех. Но ее грубость можно вытерпеть, Петра, а от голода нет защиты. Мне не прокормить тебя. Оставайся у Сакко и его жены или ступай жить на улицу.

Петра видела беспризорных детей, которых продавали на улицах Неаполя на ночь мужчинам или женщинам, кто пожелает. Гемма считала, что судьба юных шлюх хуже, чем смерть.

Но иногда Петра думала, что жить с Леной Сакко еще хуже.

Девочка знала: та делает все возможное, чтобы забеременеть. Вся стена ее спальни была увешана иконами Святой Девы. Над кроватью рядом с изображениями беременных женщин висели амулеты. Четки были заговорены. У ног святых, покровительниц материнства, постоянно лежали цветы.

В своих молитвах Петра всегда упоминала Лену, надеясь, что ее хозяйка станет добрее, если забеременеет. Сама по себе работа в магазине подходила для Петры. В районе порта, вдоль Санта-Лючия, находилось не меньше дюжины магазинчиков, где торговали сувенирами из коралла, кости и черепахового панциря. Один из них принадлежал Джованни. Более крупные магазины выставляли на продажу красивые табакерки, рога и бивни. Их покупали богачи, живущие на виллах на окрестных холмах.

Сакко посещали другие клиенты – рыбаки и строители, коллекционеры всякой чепухи и местные прачки, люди с маленькими кошельками и большими претензиями. Он продавал им безделушки в форме рога и другие амулеты, дорогие сердцам суеверных неаполитанцев, талисманы, нейтрализующие злой глаз. Значительную часть побрякушек Джованни делал сам. Более замысловатые вещички покупал у других.

Петре нравился Джованни Сакко, хотя и не красавчик, а плотный, невысокий, даже приземистый мужчина с темной, как зрелые оливки, и блестящей от пота кожей. Он хорошо с ней обращался, почти по-родственному.

– Отложи метлу, малышка, – сказал Джованни этим утром. – Сегодня жарко, а пол и так чистый. – Он раскладывал на прилавке гребни. – Иди возьми холодной водички с кухни.

Она благодарно улыбнулась ему.

– И стаканчик вина для вас?

– Конечно. – Кончики его свисающих усов приподнялись от лукавой усмешки. – Но не говори Лене.

Петра вернулась с двумя стаканами и села на высокую табуретку за прилавком, чтобы рассортировать костяные пуговицы. Начиналось ее любимое время дня. В магазине было мало покупателей, а Лена ушла на утреннюю мессу, чтобы обратиться ко всем святым с просьбой о зачатии ребенка.

– Петра, – помолчав, начал Сакко, – есть что-нибудь в моем магазине, что тебе хотелось бы иметь?

Она удивилась. Что-нибудь? Ей нравилось здесь почти все – ну, кроме, пожалуй, некоторых амулетов, – особенно гребни из черепахового панциря и коралла, зеркала в красивых рамах, маленькие брошки.

Посмотрев в простодушное детское лицо, Джованни улыбнулся.

– Твоя тетя сказала, что послезавтра у кого-то день рождения. Это печально известный день в Неаполе… но твой праздник – хороший повод для того, чтобы сделать тебе подарок.

Петра почти забыла про свой день рождения. Хотя его легко было запомнить, поскольку она родилась в день, когда лава Везувия накрыла город во время извержения. Тогда мало кто пострадал, и совпадение дат всегда считалось в ее семье хорошим знаком. Хотя девочку назвали в честь святой Петры, ее имя имело и другое значение. Петра – «камень», как те, что вылетали из сердца вулкана в день ее рождения. Ей, старшему ребенку, зачастую приходилось быть опорой для семьи. Если она выходила из себя, отец, дразня, называл ее Петрина, «маленький кремень», – из-за искр, которые вспыхивали от злости в ее синих глазах.

– Даю тебе день подумать о подарке, – прервал ее мысли Сакко. – Конечно, не выбирай дорогих вещичек, так как я могу всучить их проходящему богачу. Но что-нибудь еще…

– О, синьор Сакко! – Восхищенная Петра чуть не спрыгнула с табуретки, чтобы обнять его, но удержалась, и к лучшему, ибо в этот момент появилась Лена. Петра почувствовала, что хозяйка в особенно плохом настроении.

– Мне нужен другой фаллос! – бросила Лена, войдя в магазин. Взглянув на Петру, она добавила: – С тех пор как появилась эта девчонка, одного недостаточно. Она заставила мою животворную кровь высохнуть.

Джованни покорно подошел к витрине, достал ящик и протянул его жене. Та начата перебирать лежавшие в нем амулеты.

– Тот, что под матрасом, больше любого из этих, – заметил Джованни.

Лена проигнорировала робкое вмешательство мужа и выбрала самый большой и красный из миниатюрных коралловых фаллосов, выполненных очень тщательно и подробно, вплоть до малейших деталей.

– А что с травами и маслом, которое я втирал тебе в живот вчера вечером? – спросил Джованни.