– Зачем? Мама же не любит, когда я свищу в доме.
– Любая теория требует эксперимента и доказательства. Свисти.
Муж просвистел что-то из репертуара Исаака Дунаевского. Я не отреагировала, поскольку была занята приготовлением харчо и оджахури из курицы.
– Ну вот. Мама на твой свист даже не обернулась. Значит, причина не в тебе, а в звукорежиссере, – подвел итог сын.
– То есть мама настолько ко мне привыкла, что даже меня не замечает? И что делать? Я не вызываю у нее вообще никаких эмоций? На звукорежиссера она, значит, реагирует, а на родного мужа – нет? – Супруг в отчаянии заломил руки.
– Пап, мама сейчас на оджахури реагирует, – рассмеялся сын.
– Что вы тут столпились? – спросила я. – Через десять минут обед будет готов.
– Марусечка, мы слышим. Почему ты кричишь? – Муж все еще не знал, какие чувства положено испытывать в подобной ситуации. – Вася, тебе не кажется, что мама как-то странно двигается?
– Мам, отдай мои наушники! Мне они тоже нужны!
На кухню вошла Сима. Мне пришлось вынуть наушники, в которых я слушала концерт Андреа Бочелли на полной громкости и даже пыталась пританцовывать.
– Да, это я не учел, – расхохотался сын. – Эксперимент провален. Но с мамой все хорошо.
Дорогой звукорежиссер! Сегодня опять не дождалась вашего письма. Возможно, его специально не переслали, чтобы уберечь меня от приступа меланхолии и нервной болезни. Близкие считают, что общение с вами, письма, а также периоды ожидания ответа, которые стали совершенно мучительными, пагубно влияют на мое здоровье. Я лишена выходов в свет. Даже в магазин не могу выйти, поскольку родные полностью взяли на себя хлопоты по доставке продуктов.
Погоды нынче стоят плохие. Неделя выдалась непозволительно ужасной для прогулок. В нашем районе стоит оглушающая тишина. Раньше такое бывало только на рассвете. Я очень любила эти часы, когда стала матерью новорожденной дочери и вставала в четыре утра. Сейчас у меня все время четыре утра. Какие погоды стоят у вас? Вы любите прогулки под дождем? Надеюсь, предстоящий месяц принесет некое облегчение. Урожай не пропадет. Рожь уродится. Скотина расплодится.
Наверное, мое письмо придет к вам с некоторым опозданием, если вообще провидению будет угодно его доставить. Вы, к сожалению, не интересуетесь, как я поживаю, все ли благополучно и как я пережила приступ мучительной мигрени, которой снова стала страдать. Вы не передаете поклон моей матушке, хотя она его ждет. Да, мне пришлось признаться дорогой матушке в том, что увлечена тайной перепиской, и это, конечно, не вызвало у нее одобрения. Все-таки мой статус замужней женщины и репутация не позволяют…
– Ты перечитываешь Джейн Остин? – удивился муж. – По которому разу?
– Послушай, какие письма! Это же просто шедевры эпистолярного жанра! Ну прелесть же! Почему эти обороты утеряны? Почему сейчас так не пишут? – закричала я. – Что я получаю вместо этого? Вот, организатор одного мероприятия, в котором я отказалась участвовать, написала: «Я вас услышала». Если бы она сразу употребила этот оборот, я бы даже не думала, участвовать или нет! Что это вообще значит? Я вас услышала… Ну написала бы просто, что поняла. Или, в конце концов, приняла к сведению. Или вот еще: «Подготовить опору для человека при подготовке к круглому столу». Опору к столу для человека? Хочется выйти в лес и заорать.
– Ты хочешь сначала обсудить погоду? – улыбнулся муж.
– Конечно! Ну уж точно не хочу «знакомиться в чатике» с незнакомыми людьми. Или вот еще гениальный оборот: «Всем участникам привет». Они пишут каронтин! И Самаизоляция! А ковид-диссидент! Как только бедного диссидента не мучают – и десидент, и диседент. Да я сама готова стать диссидентом и бороться за правильное написание.
– Марусечка, а я сейчас редактировал текст, где было выражение «пляжно-познавательный туризм». Представляешь? Я вежливо уточнил у автора, кого он собрался познавать на пляже. Автор обиделся.
– Почта ведь уже работает? Надо сходить и купить конверты и марки. Побольше. Буду всем писать письма. От руки. В стиле Джейн Остин.
– Ты будешь первым онлайн-диссидентом. Ты хотя бы на голубей пока не охоться.
– Нет, я боюсь заразиться орнитозом. Там тоже среди симптомов – температура и кашель.
Дорогой звукорежиссер! К счастью, я не успела отправить вам предыдущее послание, написанное под влиянием Джейн Остин. Спешу сообщить, что аудиозаписи становятся практически невыполнимой задачей, требующей немалой выдержки и сноровки. Громкоговоритель под нашими окнами заговорил не только мужским, но и женским голосом и увеличил длину и количество обращений к гражданам. Более того, он начинает вопить во внеурочное время. То есть когда хочет, тогда и орет, не соблюдая рабочий график. Даже обеденный перерыв игнорирует. Для выключения, я думаю, надо обратиться в местное ОВД. Как вы считаете, мне стоит отправиться в ОВД? Ради вас я готова.
Есть и хорошие новости. Я уже не хочу никого убить, в том числе вас. Теперь у меня новая формулировка, авторство которой принадлежит, к сожалению, не мне: «Я в тонусе». Что означает приблизительно то же желание, но уже не столь явно проявляемое и артикулируемое, а завуалированное. Интересно, сколько еще прилагательных в данном контексте на -ое я могу употребить?
Мой супруг, который тоже хочет кого-нибудь убить, пока не желает использовать эту словесную конструкцию. Вот буквально вчера они с прекрасной женщиной-корректором, которой далеко за семьдесят, вынашивали план убийства по сговору. Муж написал, что готов убить автора, а корректор ответила, что пусть сначала пропуска отменят – тогда она приедет и поможет держать автора, пока мой муж будет его убивать. Еще вдруг вспомнилось определение одного очень уважаемого начальника: «Это не текст, а заявление об уходе». Или: «Прошу привести текст в соответствие с нормами государственного языка Российской Федерации».
Почему я вам это рассказываю? Меня ведь тоже могут убить – за текст. Пока я выстригаю из колготок поп-фильтр, собираю из кубиков лего, которые мне отдала соседка, подставку под фильтр, я не работаю. И если не сдам текст вовремя, меня убьет редактор, которая тоже пребывает «в тонусе». Но сначала меня убьет муж, который решительно отказался есть магазинные пельмени вместо сгоревших котлет. Да, сгоревших именно по вашей вине! Если бы я не стригла колготки, стараясь добиться идеально ровного круга, уследила бы за котлетами!
У меня важный вопрос. Если в моих текстах, которые еще предстоит озвучить, появилось много ненормативной лексики, вы ее, то есть лексику, то есть меня, будете запикивать? Или мне при записи подбирать эвфемизмы? Или выражаться описательно – «выругался»? Заменить слово на букву «б» словом «черт»? Как считаете? Мне очень нравится слово на букву «б», очень хорошее слово. А еще слово на букву «эс» и другие слова на другие буквы. В каком варианте будет меньше выкусываний, щелчков и перескакиваний? Кстати, я так и не поняла, чем выкусывания отличаются от перескакиваний. Все, кончаю, страшно перечесть. Жду ответа, как соловей лета!
⁂
Дорогой звукорежиссер! Надеюсь, у вас все хорошо. Берегите себя и своих близких. В предпоследнем письме вы просите присылать вам записи до шести вечера. Я прислала запись в семь. Спешу объясниться. Мне кажется, что вы стали ко мне равнодушны – в ваших столь редких письмах нет былых страстей, требований. Возможно, вы увлеклись другим автором? Вы не задаете домашнее задание, хотя я наконец справилась с пяльцами и колготками и почти достроила держатель для поп-фильтра по онлайн-инструкциям «сделай сам, для детей дошкольного и младшего школьного возраста». То есть я строила башню, на которую собиралась прикрутить колготки, натянутые на пяльцы. Большим счастьем оказалась встреча возле уличного мусорного контейнера с соседкой. Кстати, я увлеклась сортировкой мусора. И не только я, а все местные жители. Светская жизнь теперь проходит именно там – около мусорных баков. Я встретила первую учительницу сына, маму девочки, в которую сын был влюблен в пятом классе, и еще много приятных людей.
Соседка выставила рядом с мусорным баком пакет, доверху заполненный деталями от детского конструктора лего. Она решила избавиться от малой части запчастей, поскольку из имевшихся в квартире остатков можно было построить дачный дом в натуральную величину. Я забрала у нее пакет и отправилась строить держалку-подставку в форме средневековой башни. Инструкцию я нашла в пакете.
Получившееся сооружение мало напоминало держатель для чего-либо, но оно хотя бы стояло и не шаталось. Но только я собиралась приступить к записи, как раздался звонок в дверь. Соседка, которая отдала мне запасы лего, попросила вернуть все назад. Ее сын Антоша заметил утрату пакета и принялся рыдать. Надо признать, плакал мальчик на вполне законных основаниях – ему не хватало какой-то детали, и он точно знал, что она находится в том самом пакете. Пришлось отдать малышу не только неиспользованные запчасти, но и почти готовый поп-фильтр – Антоше он очень понравился. Ребенок кричал на лестничной клетке так, что соседи выскочили, не заботясь о соблюдении социальной дистанции.
Антоша утверждал, что я построила подводную лодку с локатором. Мне, конечно, было лестно, и я почти договорилась отдать Антоше локатор и завтра же собрать еще одну подводную лодку. Но тут моя дочь, которая пожертвовала пяльцами для локатора, решила вмешаться – отдавать Антоше собственное имущество не входило в ее планы. Сима с Антошей плакали громко и очень убедительно. Пришлось отдать Антоше лодку и мои колготки, которые я сорвала с пяльцев и привязала к китайской палочке для еды, сказав, что у лодки будет парус. Антоша еще немного повсхлипывал и согласился на парус. Сима мертвой хваткой вцепилась в свои пяльцы и объявила, что больше ничего мне не даст. Но если вы волнуетесь, что стали причиной нарушения условий карантина и самоизоляции и подвергли риску здоровье детей, то спешу вас уверить – мы с соседкой и Сима с Антошей тщательно соблюдали меры предосторожности. Сима с Антошей были в масках и перчатках: Антоша в зимних, горнолыжных, Сима в моих, кожаных, до локтя, поскольку они лежали в ящике сверху. Сима – в маске с котиками. Антоша – в маске с собачками. Они хотели поменяться и даже порыдали по этому поводу, но мы с Антошиной мамой не разрешили. Потом Антошина мама опрыскала всю лестничную клетку, дверные ручки и даже наш общественный многострадальный фикус антисептиком.
За фикус я особенно волнуюсь. Он переживал периоды засухи, когда все соседи разъезжались на лето, и периоды наводнений, когда все возвращались из отпусков и бросались ухаживать за общественным растением. Фикус перенес опрыскивание разведенным спиртом, проще говоря, водкой во время карантина. Он – заядлый курильщик с многолетним стажем! Сколько бычков было затушено в цветочный горшок! Фикус первым попробовал электронные сигареты, и все соседи знают, что он терпеть не может ментол. Но антисептик, боюсь, он не переживет. Буквально на глазах стал увядать. Впрочем, у меня есть надежда. Фикусу настолько понравилось регулярное опрыскивание водкой, что он расцвел и заколосился. Возможно, я смогу его реабилитировать, если начну вливать в него водку внутрь, так сказать, а не только наружно. Завтра попробую полить его остатками «Посольской». Хотя он привык к «Белому золоту»…
Очередной отрывок, который я прислала с опозданием, опять был записан без поп-фильтра. Но я заказала новые пяльцы! Правда, доставка – не раньше чем через пять дней. Так что я пока не знаю, что делать со своим взрывным «пэ», но очень надеюсь, что последние части книги запишу без артефактов. Всего вам самого доброго.
Всегда ваша, Маша.
⁂
Дорогой звукорежиссер! Надеюсь, у вас все хорошо. Берегите себя и своих близких. Оставайтесь дома. Наверное, что-то случилось с моей почтой – я больше не получаю от вас писем. И мне кажется, я знаю, в чем причина! В последнем отрывке было слишком много взрывных «пэ» из-за слова «попугайчики», которое встречается много раз.
Но тут я совершенно не виновата! У меня есть особенность, о которой я забыла вас предупредить. Когда я волнуюсь или переживаю, то начинаю говорить с акцентом той местности, в которой провела детство. А выросла я на Северном Кавказе. Мои взрывные «пэ» – особенности диалекта. Там все говорят с таким «пэ». С придыханием и выплевыванием. Звук «е» звучит как «э», «а» утрируется, «о» как «а», «эс» сливается с «ша». Про звук «эр» можно писать оду. Когда у меня начинается депрессия, я говорю, как Вахтанг Кикабидзе в фильме «Мимино». Возможно, вы моложе меня и не знаете, кто такой Кикабидзе, но более современный пример я привести, к сожалению, не могу.
– Слюшай, дарагой, если я гаварю, как Кикабидзе, кто еще так гаварил, а? – спросила я мужа.
– Котэ Махарадзе, – ответил муж.
Ви знаете, кто такой Котэ Махарадзе? Как не знаете? Так я вам сейчас расскажу, чтоб вы уже не сомневались! Знаменитый, легендарный спортивный комментатор. Он был мужем Софико Чиаурели!
Махарадзе вошел в историю… Как бы мне хотелось так сыпать афоризмами. Он был гением. Посудите сами.
«Арбитр достал из штанов удаление».
«Боковой арбитр принимает красивые позы. Возможно, он раньше занимался балетом».
«Были у его шансов возможности!»
«Вот Тихонов бежит за мячом, подбегает к вратарю и овладевает им».
«Здорово, конечно, среагировал Боннер: по-нашему, по-вратарски, в красивом прыжке, с нарушением правил – как полагается».
«И настал соперникам греков полный пападопулос. Они могут теперь идти загоракис!»
«Кузмичев только занес ногу для удара, как его по ней и ударили».
«Олич идет к воротам, выходит к воротам…. Забыл Олич, зачем пришел к воротам».
«Пенсионным бегом Кобелев побежал подавать угловой».
«Пока мяч в воздухе, коротко о составах».
«Сбивают Александра Паляницу. Арбитр показывает, что помощь врачей уже не нужна».
«С мячом немцы, в данном случае – француз».
«Спартак» забил столько же мячей, сколько и «Интер», – ни одного».
Сколько там эмоций, в этих пэ, эр, эс! Сколько страсти! Души, сердца, темперамента!
Поверьте, я прилагаю массу усилий, чтобы во время записи не размахивать руками и не бросаться кинжалами или хотя бы не вонзать кухонный нож в разделочную доску, как делают все кавказские женщины. Поверьте, если муж один раз увидел, как его жена, нарезая лук или петрушку, вонзает нож в доску, он никогда в жизни не захочет ее расстроить. Он отдаст ей не только пин-код от своей карточки, но и кинжал в сердце воткнет, провернет несколько раз, лишь бы жене приятно было. Потом жена его вылечит, на ноги поставит только для того, чтобы еще раз увидеть, как муж ради нее жизни готов себя лишить.
Наверняка вы слышали фоном голос другой женщины. Ее я выключить точно не могу. Она хуже ОВД, сайта мос.ру и госуслуг вместе взятых. Я вам больше скажу – наша соседка тетя Света хуже электронного дневника, процесса оформления выплат на ребенка, реноваций, разметки на дорогах столицы. График прогулок по домам – сущая ерунда по сравнению с тетей Светой. Соседка – не просто грузинка, а урожденная гурийка. Чтобы вы понимали, гурийские женщины – это стихия, которую остановить невозможно. Землетрясение, наводнение, смерч в одной отдельно взятой квартире. Если тетя Света расстроена и начала кричать, то терпит весь подъезд. Она перекрикивает строительную дрель и громкоговоритель за окном. Да, громкоговоритель тетя Света попросила больше не кричать под нашими окнами, иначе она за себя не отвечает. Громкоговоритель испугался и уехал. Больше не появлялся. Дрель тоже затихла. Возможно, тетя Света убила строителей. Никто точно не знает, но все верят, что такое вполне возможно.
Так вот, пока тетя Света не объяснит всем, кто в их доме главный, и не потребует, чтобы сын поклялся ей в большей любви, чем к своей молодой жене, я не смогу продолжать запись. Тетя Света сейчас тоже страдает. Раньше она могла съездить к родственникам, там покричать. К старшему сыну в гости поехать и довести до истерики старшую невестку. А сейчас она лишена этого счастья. Пропуск делать категорически отказывается, маску носить не желает в знак протеста. Называет себя не диссидентом, а свободной женщиной. К тому же она убеждена, что у нее прекрасный молодой овал лица и пухлые губы, как у девушки. И она, в своем возрасте, не считает нужным скрывать такую красоту под маской.
Тетя Света находится в зоне риска, поскольку в прошлом году наш подъезд не спал три дня по случаю ее семидесятилетнего юбилея, который отмечался силами приехавших из Грузии родственников.
– Почему я должна спрашивать разрешение, ехать мне к сыну или нет? Разве Собянин рожал моего Сандро? Разве он не спал ночами, когда Сандро был младенцем? И теперь я не могу увидеть своего мальчика, когда захочу? Кто так сказал? Мэр-шмэр? Тогда пусть ему будет стыдно за то, что он лишил мать возможности обнять любимого сына! Первенца!
Старшему сыну тети Светы Сандро в прошлом году исполнилось пятьдесят. Тетя Света изо всех сил готовилась к юбилею сына. Все гости должны были в обязательном порядке сказать, что тетя Света выглядит ровесницей невестки. Ну или как сестра, причем младшая. Пятидесятилетняя невестка, сама уже бабушка, скрипела зубами так, что все гости не могли понять, что за звук раздается.
– Мамочка, ты можешь обнять меня, – предлагал младший сын, Нодар, которого тетя Света считала неразумным младенцем. Нодару исполнилось всего сорок два.
– Ох, ты прекрасно знаешь, что я тебя и так люблю! А Сандро не знает, что я его люблю. Или забыл! – кричала на весь дом тетя Света.
– Мамочка, ты ему два раза в день звонишь и говоришь, как его любишь.
– Замолчи сейчас немедленно! Я хочу обнять своего первенца, посмотреть на него и сказать ему лично, как люблю! – возмущалась тетя Света.
– Мама, давай я тебя отвезу к Сандро, – предлагал младший сын.
– Ты хочешь, чтобы я намордник надела? Я что – собака? Почему эти… как их… госуслуги… должны знать, куда я еду и зачем? У меня может быть личная жизнь? Я твоему отцу, чтоб он сейчас в гробу не переворачивался, не докладывала, куда иду. Собянин мне муж? Зачем ему знать, куда я еду? Госуслуги мне близкие родственники? – Тетя Света переходила на повышенные тона, от которых шла вибрация по стенам соседних квартир.
– Хорошо, давай Сандро к нам приедет, – бедный Нодар из последних сил пытался успокоить мать.
– Ты совсем не любишь своего брата? Зачем хочешь, чтобы он заболел? – Тетя Света переходила на ультразвук.
– Я не хочу. Мы же все здоровы, – не оставлял попыток Нодар.
– Разве я не в зоне риска? Со мной нельзя контактировать! – кричала тетя Света так, что у соседей снизу звенели окна.
– А как же мы? Мы же с тобой рядом. И наши дети, твои внуки, тоже, – тихо и уже без всякой надежды говорил Нодар.
– Ох, у вас на меня уже иммунитет. Я вам прививку сделала своими нервами и здоровьем. Почему твоя жена не может купить нормальную кинзу? Три раза ходила, три раза траву приносила вместо кинзы! Она что ее – под окнами щиплет? Она что – коза? Или думает, я в своем возрасте забыла, как выглядит кинза? Как я должна готовить? Она мне щавель вместо шпината принесла! Разве я могу положить в пирог щавель? Разве она слепая, что не видит – где щавель, а где шпинат, дай мне бог терпения это вынести. Пусть еще одуванчики мне принесет! У кого она купила такую кинзу? Весь район пробежала, чтобы самую плохую найти? Она так старалась, чтобы меня расстроить? Пусть пойдет и бросит этот пучок в лицо тому, кто ей продал эту… нэкинзу! Такая красивая девочка, но такая глупая!
Глупая, но красивая сорокалетняя «девочка» уходила плакать в кладовку, где хранились антисептики, гладильная доска, пылесос, туалетная бумага и прочие хозяйственные средства.
Так что, пока тетя Света не получит свою кинзу, я не смогу сделать запись.
– Дети, зачем вы не едите пирог? Кому я пекла? Быстро пришли, съели и сказали маме, как вам было вкусно! Андрюша! Закрой окно, меня сдувает! Почему мне нужен сквозняк в моем доме? Ты не доктор Комаровский, поэтому не надо рассказывать мне, как делать сквозняки и проветривать квартиру!
Простите, это я не вам. Мужу. Тетей Светой навеяло. Прощаюсь. Шел какой-то день самоизоляции…
Все пишут о том, что у них начались панические атаки от нахождения в четырех стенах. Я решила, что у меня тоже паническая атака, о чем сообщила домашним. Муж решил вывести меня на прогулку. Я согласилась. Тем более что дочь скакала на одной ноге от радости, рассказывая, как мне предстоит перелезть или пролезть через забор, спуститься по пересеченной местности, а потом подняться. А еще послушать шум ручья и посидеть на сваленном дереве.
Я отправилась на прогулку, естественно, соблюдая масочно-перчаточный режим. Муж с дочкой показали мне дырку в железном заборе, в которую ныряли все жители нашего района, чтобы оказаться в лесополосе. Мы гуляли быстрым шагом, делая вид, что занимаемся спортивной ходьбой. В парке дети играли на игровых площадках, бабули сидели на лавочках и грелись на солнышке. Мужчина из зоны риска, то есть ближе к семидесяти, собрал вокруг себя гуляющих, не соблюдающих социальную дистанцию, и они дружно слушали пение соловья. Мы тоже постояли и послушали. Потом я дышала яблоневым цветом, уворачиваясь от велосипедистов и бегунов, и присоединилась к группе йогов, расположившейся на склоне. Ха, йоги мне в подметки не годились после тренировок с Юлией Владимировной. Они приняли позу, то есть асану, которая я не знаю, как называется у йогов, но у Юлии Владимировны она звучит как «живот по полу не болтается, обе, а не одну попу зажали, мясо над коленками убрали, лопатки стянули, нос подняли и лицо попроще сделали!». Ну я тоже встала. После этого главный по йоге попросил меня не мешать их практике и удалиться, пока мне не прилетели минусы в карму. Я уходила звездой. Это я им еще позу лотоса не успела продемонстрировать, которая после гимнастических «бабочек» и «лягушек» кажется сущей ерундой.
Мы посетили домик «моржей» и убедились, что «моржи» плавают в Москве-реке, а внизу, где они оборудовали душ из стока ручья, по-прежнему моются, причем голые. Без всяких масок и перчаток. Из этого же ручья, считающегося святым, и святость которого начинается в ста метрах от душа, люди без всякой социальной дистанции набирали целебную воду.
– А что, так можно было? – спросила я мужа.
Мы возвращались верхней тропинкой. Дети играли в бадминтон и в настольный теннис. Мужчины подтягивались на спортплощадке. Девушка делала растяжку на детской горке.
Уже на выходе из парка, когда мы собирались пролезть в дыру, на горизонте появилась патрульная полицейская машина. Муж спрятался за детской горкой, притворившись столбиком. Дочь застыла между мной и отцом. Я стояла перед самой дыркой в заборе парке, за посещение которого мне грозил штраф до сорока тысяч рублей. Муж отошел еще на пару метров и прикинулся качелями.
– Ну вот вообще! – закричала я от возмущения. – Ты меня бросил, да?
Полицейская машина затормозила прямо перед дыркой. Я решила, что буду первой, кто оформит развод в режиме онлайн и отметит его в Zoom’е.
– Простите, а загсы еще на карантине? – закричала я полицейским, которые остановились, открыли окно в машине, но, видимо, решали, выходить им или нет.
– Девушка, посещение парков запрещено, – крикнул мне полицейский.
– Знаю. Меня сейчас больше график работы загсов волнует! – прокричала я в ответ. – Но за девушку – спасибо.
– Потерпите, всем сейчас непросто, – крикнул полицейский.
Только я собиралась рассказать полицейскому про мужа, который приблизился к дочери и делал вид, что проверяет надежность ленты, натянутой по периметру детской площадки, как с дорожки прямо в дыру врезался ребенок на велосипеде. Между прочим, велосипед считается средством передвижения и требует пропуска с кьюар-кодом. Мальчику на вид было лет девять. Ребенок влетел в дыру и застрял ровно на половине. Он крутил педалями, надеясь прорваться, но застрял туловищем.
– О господи, – кинулась я к мальчику, поскольку у меня сын застревал всеми частями тела во всех заборах, от железных до деревянных. Один раз я его с ног до головы растительным маслом поливала, чтобы вытащить.
– Как тебя зовут? – спросила я мальчика, пытаясь освободить его от велосипеда.
– Ваня. – Мальчик из последних сил пытался сдержаться, чтобы не заплакать. Между прутьями забора он застрял всерьез и надолго. Вместе с велосипедом, от которого я его не могла отлепить.
– Ты один? Взрослые есть? – спросила тихо я.
– Есть. Вон, бабушка в кустах прячется. Она в этой, как ее, зоне… – ответил Ваня.
– Ребенок застрял! – закричала я. – Помогите!
Муж считает, что у меня в голосе иногда появляются интонации, которые очень пугают окружающих. Я могу крикнуть так, что все начинают строиться и отжиматься. Так, к счастью, получилось и в тот раз. Я орала на полицейских, на мужа, на бабушку в зоне и в кустах. Муж перестал изображать из себя качели и кинулся помогать. Бабушка выползла из окопа и пыталась успокоить внука. Полицейские вышли из машины и вытаскивали велосипед с внешней стороны забора, пока я держала Ваню. Сима достала из рюкзака воду, шоколадку, баранки, термос с чаем и пыталась отвлечь Ваню едой. И нашла верный способ. Мальчик, хоть и подхныкивал, но от шоколадки не отказался.
– Надо вызывать МЧС, вырезать придется, – сказал полицейский.
– Не надо меня резать! – закричал Ваня.
Мальчика мы общими усилиями вызволили. Потом отпоили горячим чаем и накормили баранками.
Еще пару дней я собиралась разводиться в онлайн-режиме за то, что муж меня бросил, но сын отвлек меня от желания разрушить семью, заказав поп-фильтр для микрофона.
Бесконтактная доставка – это просто песня. Все курьеры понимают этот термин по-своему. Кто-то звонит и говорит, что прибудет через пятнадцать минут, после чего пропадает. Кто-то звонит и тут же сбрасывает звонок. Кто-то шлет эсэмэс с фотографией доставленного товара.
Курьер позвонил в домофон, я открыла. После чего он испарился. Ни звонка в дверь, ни пакета рядом с дверью. Минут через десять я решила, что парень застрял в лифте. Позвонила консьержке, которая подтвердила, что лифты работают.
– Мам, я в магазин. Что надо купить? – спросил сын.
– Вода, сок, мука, – ответила на автомате я.
– Ой. – Василий открыл дверь и запнулся о пакет. Три дня назад я заказывала бумагу для принтера и совершенно об этом забыла. Бумага была доставлена. Валялась на лестничной клетке.
– Ма-а-ам! – позвал сын.
– Что? Маску забыл? Или перчатки?
– Тут около лифта еще одна коробка. Здоровенная. Ты что-нибудь заказывала?
– Не помню!
Конечно, заказывала, обнаружив, что карточка мужа так привязана к интернет-магазину, что мне даже код не требуется, чтобы совершить покупку. Наверное, у меня на радостях был нервный срыв, и я совершила необдуманный и спонтанный онлайн-шопинг.
Муж, как потом признался, заметил, что с карты исчезла приличная сумма, но решил, что еще дешево откупился. Даже попросил заказывать еще и ни в чем себе, то есть мне, не отказывать.
Коробка стояла около лифта. На нашем этаже четыре квартиры. То есть кто первый, того и коробка? Да, я тут же вспомнила. Я заказала новые сковородки, две кастрюли и жаровню цвета красный гранит! А если бы кто-то случайно остановился на нашем этаже и забрал мои прекрасные сковородки?
– Где мой синтепон? – спросила дочь, не обнаружив в коробке того, что она заказывала для себя. А конкретно – здоровенного рулона синтепона для набивания игрушек, которые шьются своими руками. Доставку синтепона, видимо, ставшего дефицитным товаром, все время переносили.
– Где поп-фильтр, который я заказывал? – спросил сын.
Коробка с поп-фильтром нашлась на стоянке велосипедов и самокатов, которая с наступлением лета образовалась на нашей лестничной клетке. У одних соседей – два велосипеда, у других – один плюс самокат. У нас – два плюс самокат. Фильтр, видимо, нашли соседи и положили на сиденье дочкиного велосипеда. Более неподходящее место, конечно, сложно представить. И, судя по дате доставки, устройство против моего «пэ» лежало там уже пару суток. Пролежало бы и дольше, если бы Сима не захотела вдруг отправиться на велопрогулку.
– Так, и куда его надо прикручивать? – спросила я сына, вытащив устройство из коробки.
– К штативу, но мы его не заказали. Не волнуйся, мам, я же придумал вазу под микрофон, придумаю что-нибудь и для поп-фильтра.
– Надо не забыть сфотографировать полученную конструкцию, – рассмеялась я.
Бабушка – лидер революции, арбуз в ванной, или Жизнь продолжается
– Вася, а Юрия Палыча не вернут?
– Вряд ли. Он уже в возрасте.
– Жаль, он такой хороший!
Я заглянула в комнату сына. Василий развлекал сестру видео физических опытов, которые проводили космонавты на МКС. Симе понравилось, как вода летает в невесомости и космонавты ее пьют. Я не поняла, какая связь между космосом и Юрием Палычем. Ладно бы еще Илона Маска обсуждали.
– Дети, а кто такой Юрий Палыч? – уточнила я.
– Мам, ну ты что? Это же Семин! – удивилась дочь моей неосведомленности.
Насколько я поняла, увольнение знаменитого футбольного тренера любимой команды нашей семьи произвело на дочь большее впечатление, чем запуск ракеты Маска, который Вася ей тоже показал.
Я пошла думать про возраст, решив немного пострадать на эту тему. Но тут позвонила мама, и мне опять не удалось впасть в рефлексию.
Мама, уехав на дачу, не оставляла попыток зазвать нас в гости. Когда все Подмосковье затопило даже не по колени и не по пояс, а по самое горлышко, мама утверждала, что у них в деревне сухо. Вот ни дождинки не пролилось за все время. Когда я сидела в теплой кофте, обмотавшись сверху пледом, мама твердила, что вот у них – жарища. Хоть в купальнике ходи.
Да, я заметила некую странность. Я звонила, но мама не отвечала. Однако перезванивала через десять минут. Позже она призналась, что за эти десять минут успевала заварить чай, залезть под три одеяла, включить обогреватель и справиться с зубами, которые от холода отбивали чечетку.
– А батареи? А камин? – спросила я.
– Батареи чинить надо, камин из-за ветра дует внутрь, – ответила мама.
– А продукты? Лекарства? Ты ездила в город? Собиралась же! – перепугалась я.
Да, у мамы есть знакомый водитель, который ее обожает и возит по первому зову куда угодно. Есть соседка, которая регулярно приносит домашние яйца, козье молоко и творог. Есть автолавка, которая специально привозит сигареты той марки, которые предпочитает мама, и прочие эксклюзивные товары вроде молотого кофе, чая непременно с бергамотом и колбасы, которая так и называется: «колбаса Ольги Ивановны». Я уверена, что пока автолавка не реализует весь этот товар, который никому, кроме мамы, не нужен, не уедет.
Лучше бы я не спрашивала про поездку в городской магазин.
Мама поехала в ближайший к деревне супермаркет. Поскольку пропуска в Подмосковье отменили, она ехала со спокойной душой. И действительно, на перекрестке, где обычно стоит кордон, полицейские смотрели в сторону леса, а вовсе не на дорогу. Мама на всякий случай легла на заднем сиденье, чтобы ее не было видно, и прикрылась дождевиком, будто она не пассажирка, а вещи, накрытые пленкой.
– Вылезайте, Ольга Ивановна, они на сегодня уже план выполнили, – успокоил маму водитель, имея в виду полицейских.
Мама выползла из-под дождевика и оставшуюся часть пути смело и свободно курила в форточку. Как ответственная женщина, перед входом в супермаркет она натянула маску, взяла тележку и направилась к входу. Но вдруг ее остановил охранник:
– Вам нельзя.
– Это еще почему? – опешила мама, решив, что пропустила какое-то новое постановление, разрешение или запрет. А она смотрит новости каждый день, просматривает официальные и независимые СМИ, сопоставляя данные. И ни на одном ресурсе не значился запрет на ее посещение супермаркета.
– Масочно-перчаточный режим, – сказал охранник.
– А это у меня что? Забрало? Шлем? Паранджа? – Мама сняла маску и принялась размахивать ею перед носом охранника.
– У вас перчаток нет, – тихо сказал охранник. – Вы же шестьдесят плюс, вам вообще нельзя! Даже выходить. Вам режим самоизоляции не отменили.
Зря он это. Мама посмотрела на него взглядом маньяка-убийцы. Если бы сотрудник ЧОПа просто вежливо попросил приобрести перчатки, мама бы слова поперек не сказала. Она честно забыла про перчатки, а ведь купила целую пачку, поскольку я ей все уши прожужжала.
Про возраст ей напоминать нельзя. Никогда. Ни в какой ситуации, даже в критической. Она всех убеждает в том, что ее паспортные данные – злостная ошибка. Паспортистка ошиблась на десять лет. И ладно бы в другую сторону ошиблась, так нет же! В эту версию можно было поверить с легкостью – у мамы в паспорте буква «и» в фамилии аккуратно зачеркнута и сверху, по-ученически, написано «е». В годе рождения написано «1849». Восьмерка «перемулевана», или «перекалякана», как в подобных случаях говорила наша любимая первая учительница, на девятку. Что тогда мама сделала с паспортисткой, я не знаю. Предполагаю, что напоила до потери сознания.
Мама убеждена, что выглядит на сорок плюс, причем плюс очень небольшой, чисто символический. Когда я, ее дочь, напоминаю, что это вообще-то мне уже сорок плюс, мама обижается и не разговаривает со мной дня три как минимум. А потом объявляет:
– Этого не может быть!
– Чего не может быть, мамочка? – уточняю я. – Мне не может быть сорок плюс?
– При чем тут ты? Тебе сколько угодно. Но тогда я не твоя мать! Мне не может быть столько лет, если у меня такая дочь!
– Хорошо, мамочка, только не нервничай, – покорно соглашаюсь я.
А тут ей прямым текстом какой-то посторонний охранник в лоб заявляет про шестьдесят пять плюс.
Не знаю, как этому дерзкому мужчине удалось уйти живым. Обычно мама пленных не берет. Она вдохнула, выдохнула и решила разнообразить свои скучные будни хорошим скандалом. Но опять все пошло не так.
Мамуля у нас одинокий воин в одиночном пикете – терпеть не может, когда внимание зрителей рассеивается и переключается на других героев. Она главная прима и звезда. С ней все должны прыгать, скакать, носиться и всячески ее успокаивать. Она наслаждается вниманием благодарных зрителей. Но тут к ней совершенно непредвиденно присоединились еще несколько женщин. Они сорвали перчатки, оттянули маски, чтобы было удобнее кричать, и накинулись на бедного охранника. Все дамы находились в зоне риска, и все они еще не имели законного права выезжать в магазин за покупками. Женщины выкрикивали свой возраст, доставали паспорта и тыкали ими в лицо охраннику, называя того мальчишкой. Пеняли на то, что он годится им всем в сыновья, а еще хамить себе позволяет. Да, охраннику еще и сорока не исполнилось, как выяснили оскорбленные женщины «шестьдесят плюс», волей провидения собравшиеся в одном месте в одно время. Охранник готов был на все – выдать бесплатно перчатки, пропустить всех вовсе без перчаток, но это послевоенное поколение так просто не сдается. Да и засиделись женщины по домам в четырех стенах, никакой светской жизни, а тут такой накал страстей.
Дамы маршем феминисток дошли до администрации магазина и потребовали к ответу высшее руководство. Конечно, возглавляла шествие моя мама, которую все соратницы горячо заверили, что она выглядит на пятьдесят, и это самый возможный допустимый максимум.
– Девочки! Это дискриминация по возрастному признаку! Эйджизм! – кричала мама, войдя в роль то ли Розы Люксембург, то ли Клары Цеткин.
– Да! – кричали в ответ «девочки», обалдевшие от мудреного, очень непонятного и оттого значимого и важного определения «эйджизм», и размахивали перчатками. Кто-то из дам достал одноразовые перчатки из большой пачки и подбрасывал средства индивидуальной защиты в знак протеста.
– И в воздух чепчики бросали, – объявила громко мама, увидев летающие перчатки.
– Да-а-а-а! – закричали дамы и стали срывать с себя маски и подбрасывать их.
– Девочки, мы социально ответственные женщины! – призвала к порядку мама.
– Да-а-а-а! – Женщины достали запасные маски, раздали тем, у кого не нашлось «сменки», и продолжали бросаться уже с соблюдением масочно-перчаточного режима. Кто-то бросал шарфики, сорванные с шеи.
– Девочки! Разве мы выглядим на свой возраст? – вопрошала мама, забравшись на стойку с картошкой, как Ленин на броневик.
– Не-е-е-ет! – кричали девочки.
– Простите, а что такое этот… ну, как вы только что сказали? – спросила робко одна из участниц акции протеста.
– Тихо! – одернула ее соседка. – Не мешайте слушать!
– Девочки, нас вычеркнули из жизни! Мы никому не нужны! Конечно, проще запереть нас в домах, чтобы мы сдохли, как мухи! Белые, нет, зеленые, опухшие от отеков мухи! А пенсии? А здравоохранение? – выкрикивала мама популистские лозунги, входя в раж.
– Да-а-а-а! – отвечали девочки, которых становилось все больше.
– Соблюдайте социальную дистанцию, – тихо и совершенно неубедительно призывал охранник.
– Уйди отсюда, а то мы тебя заразим! – пригрозила одна из активисток революционного движения, которые встречаются в каждой группе, пусть и не самой многочисленной.
– Скандинавская ходьба! Почему нас лишили физической активности? – кричала мама, хотя сама лыжные палки держала в руках в прошлом веке или в позапрошлом, если не принимать во внимание ее паспортные данные и возраст родной дочери.
– Да-а-а-а! – закричали громко сразу несколько женщин, видимо, поклонницы скандинавской ходьбы, лишенные регулярных тренировок.
– А чего требуем? – спросила робкая женщина из числа ненадежных элементов – тоже обязательный персонаж любого революционного движения.
– Чего мы требуем? – передала вопрос активистка, выкрикнув громко, как лозунг.
– Мы требуем нормальных условий жизни! Элементарных! Равных для всех! Нет разделению по возрастному признаку. Скажем нет эйджизму! – вещала мама, которую возникшие вдруг вопросы про требования совершенно не смутили.
– А конкретно? – уточнила робкая женщина.
– Конкретно? – Мама, все еще стоящая на ящике картошки, окончательно вошла в роль революционерки. Я думаю, она прикидывала, как ей спуститься, чтобы не сломать шейку бедра. Это главная травма пожилых, и мама готова была сломать позвоночник, лишь бы не шейку бедра. У нее просто пунктик такой. Хоть ногу, руку, сотрясение мозга, только уберечь шейку бедра. – Вы хотите знать, что конкретно? Хотите? Не слышу!
– Да-а-а-а!
– Пожалуйста! Вернуть к работе салоны красоты! Мы имеем законное право красить волосы! Маникюр со скидкой каждой пенсионерке! Всем женщинам шестьдесят плюс – массаж воротниковой зоны бесплатно! Девочки, поддержите меня! Какие еще предложения по требованиям?
– Педикюр тоже со скидкой! Выщипывание и окраска бровей бесплатно!
– Бесконтактная доставка валокордина в каждый дом!
– Внуки – не приговор, а только по желанию!
– Право на личную жизнь! В том числе свободную от детей и родственников!
– Да-а-а-а!
Женщины дружно выкрикивали лозунги.
В данном конкретном супермаркете, в который заезжают все столичные жители по дороге на дачи, руководство объявило вип-проход для «дам в зоне риска», обслуживание вне очереди, скидки на «возрастные» средства по уходу за кожей лица и рук и памперсы.
– Мам, зачем вам памперсы понадобились? – уточнила я, рыдая от смеха, слушая мамин рассказ про устроенную ею революцию в отдельно взятом супермаркете.
– Не знаю, но девочки очень просили, – ответила мама.
Да, руководство магазина мне стало искренне жаль. Они тут же переклеили ценники на детские памперсы, подразумевая, что революционерки требуют памперсы для внуков. Но непонятые женщины обиделись и пошли новой протестной волной.
– Я в этом не участвовала, – хмыкнула мама.
Ее соратницы, антиэйджистки, возмутились и потребовали скидок на взрослые памперсы. Аргумент привели весомый – они не собираются сидеть с внуками и менять им памперсы. Они сами наденут памперс и пойдут на свидание.
Когда я увидела в новостях, что в Подмосковье заработали салоны красоты, у меня екнуло сердце. Не знаю, конечно, но волна «взрослых» феминисток, как они себя обозначали, могла докатиться и до других районов. Да, одним из требований значилось искоренить определение «возрастные», а называть дам «взрослыми». И не дай бог употребить прилагательное «старые».
Мама, как выяснилось, знала выражение «пятьдесят – это новые тридцать». И путем нехитрых подсчетов объявила новый лозунг для своего движения: «Семьдесят – новые пятьдесят!» – который был принят на ура.
– Мам, пожалуйста, только не надо брать Смольный, – попросила я, уже икая от хохота.
– Зачем нам Смольный? Мы с девочками собираемся взять химчистку и магазин «Садовод», – объявила мама. – Все, не могу говорить. У меня собрание в Zoom’е. Нет, подожди, не отключайся! Девочки написали плакаты, которые мы собираемся выставить в соцсетях, но они у меня в перевернутом виде! Я должна их одобрить. Как сделать нормальный вид?
– Там есть функция – зеркальное изображение. Надо ее отключить. Ну или не писать, а рисовать, – ответила я на автомате, пропустив тот факт, что моя мама освоила Zoom. Возможно, она даже телеграм-канал собственный завела, но я предпочитаю об этом не думать, чтобы не нервничать.
Про зеркальное изображение я узнала благодаря дочке. Наши девочки-гимнастки решили в конце тренировки показать тренерам милые послания, сердечки, рисунки. Мамы весь вечер бились над тем, как в Zoom’e отобразить послание в понятном виде.
Я отправила маме инструкцию – куда нажимать, как проверять, куда вбивать код и идентификатор. Мама не ответила.
– У тебя там все в порядке? – спросила я.
– Я давно разобралась! – фыркнула она.
«Садовод» эти революционерки взяли – каждая получила двадцатипроцентную скидку на любые товары и растения. Бонус – любые два цветка в горшках. Кажется, они собирались взять елку, обрубить ветки и дружно тащить бревно, как на ленинском субботнике.
Химчистку не взяли, потому что та была закрыта. Приемщица, как выяснили дамы, сама находилась в зоне риска и была отправлена на принудительную самоизоляцию в неоплачиваемый отпуск. Женщина с радостью подключилась к революционному движению, поскольку боялась, что ее вовсе уволят и наймут кого помоложе. Но благодаря движению «Взрослые женщины против эйджизма» руководство поклялось на пятновыводителе не увольнять сотрудницу, которой, согласно лозунгу, не семьдесят, а всего лишь пятьдесят.
– Мам, а дальше у вас какие планы? – спросила я, поскольку последствия маминой активности приходится обычно расхлебывать мне.
С одной стороны, я радовалась вдруг подвернувшейся возможности направить неуемную энергию Ольги Ивановны куда-нибудь в сторону. Раньше, когда маме становилось тоскливо или жизнь переставала сверкать для нее разными красками, она выходила замуж. Теперь я не знала, что лучше. То есть что хуже – замуж или движение, грозившее стать полноценной партией. Мама все время была занята – то совещания по скайпу, то в Zoom’е. Совершенно случайно я узнала, что она провела себе высокоскоростной интернет, чего не делала годами за ненадобностью. Я сто раз просила ее наладить связь, но мама отвечала, что ей нормально. А то, что отсутствие интернета одна из причин, по которым я не езжу на дачу, ее не волновало. И то, что я не могла дозвониться из-за бесконечных помех и «вне зоны действия сети», сходила с ума и бегала по потолку, матушку тоже мало заботило.
Теперь с ней можно было связываться без всяких помех, но ее телефон все время был занят. Я вспомнила, как одна знакомая рассказывала, что проверяет, все ли хорошо с ее совершеннолетним сыном, заходя в его вотсап: если он в четыре утра появлялся в сети, выходя на связь не пойми с кем, значит, жив и здоров. Хотя родной матери уже три дня не может позвонить. Маму я тоже стала проверять по вотсапу, из которого она вообще, кажется, не выходила.
Ох, лишь бы в большую политику не подалась. В этом случае замуж точно лучше.
Случайно оказалась на танцах. То есть на тренировке дочки, которая перетекла в танцы. Я не успела проползти над диваном, пришлось застрять. Сима кричала: «Это не моё-о-о! Не могу-у-у-у!» Да, я тоже предпочитаю классическую хореографию, танцы народов мира и современные направления не очень приветствую. Но многим девочкам нравится хип-хоп, вог и прочее. В любом случае это полезно для понимания собственного тела и общего развития. Педагог, девушка Ксюша, разбирала домашнее задание. Девочки должны были выучить танцевальную связку и прислать видео, то есть «видосик».
– Сырое исполнение, видно, что думаешь! – комментировала Ксюша.
– Мое тело так чувствует! – отвечала Полина.
– А какая часть у меня лучше – первая или вторая? – спрашивала Маруся.
– Обе одинаковые!
– Ну во-о-от! – радостно объявляла педагог.
– Ну да-а-а! – соглашалась Ева.
– А я вообще не понимаю, где первая, а где вторая части, – бурчала Маруся.
– Не те ноги! Е-е-е-е! Т-е-е-е! – восклицала Ксюша. – А музыка где? Не слышно!
– В сердце! – серьезно отвечала Даша.
– Полина, это твоя связка, а не моя! – возмущалась педагог Ксюша.
– Ну и что? Я так самовыразилась! – стояла на своем Полина.
Я ждала, что скажут про нас. Не дождалась. Уползла под диваном.
– Симуль, ну что Ксюша про тебя сказала? – спросила я после окончания занятия.
– Что у нас интересный музыкальный выбор, – ответила дочь.
– Это плохо или хорошо? – уточнила я.
– Думаю, что плохо. Не моё-о-о это!
За музыкальный выбор отвечал Василий. Я просила подобрать такую музыку для хип-хопа, чтобы у меня мозг не начал вытекать из ушей после пяти минут прослушивания. Что-нибудь из классики, если этот термин применим к хип-хопу. Василий подобрал композицию в стиле джаз-рэп с японскими мотивами. Ну да, еще бы у нас выбор был неинтересный!
Тренеры похвастались в инстаграме новыми булавами. Купили себе, чтобы показывать девочкам «домашку» и объяснять новые элементы. Сима немедленно захотела себе точно такие же. Я заказала, тем более что из старых булав дочь выросла.
Новые оказались прекрасны. Но длиннее тех, к которым привыкла Сима. Я пила кофе. Дочь делала броски, привыкая. Я мало что помню. Но в какой-то момент у меня в чашке с кофе оказалась булава, которая прилетела точно и ровно. Хорошо хоть кофе уже остыл и я не обожглась. Но покрывало пришлось стирать. Как и все, что на мне было надето в тот момент. На странные звуки из комнаты вышел сын.
– Что тут у вас?
– Новые булавы тут у нас, – ответила я.
– А надо было в кружку попасть? – уточнил сын.
– Нет, надо было поймать раньше.
– Сим, тут все просто. – Сын взял булаву и подержал в руке. Покрутил, подбросил.
– Что просто? – возмутилась дочь. – Ты сам попробуй вот так сделать! – Она подбросила две булавы, которые сделали полный тур в воздухе, и поймала их руками крест-накрест, причем через ногу.
– Сейчас. Дай мне пять минут, – ответил Вася и, забрав булавы, ушел в комнату.
Дочь побежала следом за братом. Я тоже решила узнать, почему это так просто.
– Смотри, Сим, это физика. При броске надо рассчитать частоту вращений, чтобы поймать в определенной точке пространства. – Вася записывал какие-то формулы на листе. – А вот это – центр масс булавы. Подставляем значение… Наверняка у вас есть понятие ось. Нет? Странно. Но вот если есть ось… то…
Через пять минут сын, сверившись с расчетами, подбросил булаву и легко ее поймал. Я раскрыла рот. Сима тоже раскрыла рот и забыла закрыть. Василий сделал еще несколько бросков и поймал предмет в нужной точке пространства.
На следующий день я рассказала об этом тренеру.
– Ну правильно! Конечно! – ответила она. – Мой тренер тоже говорила про ось и центр масс. Мне уже лет двенадцать было. Я кручу эту булаву и думаю, какая на фиг ось? Какой центр? Знаю только, что если согну локоть, то булава прилетит мне в глаз или в лоб. Как детям объяснять? Они локоть-то не могут выпрямить, потому что не помнят, где у них локоть!
Сима перед каждым броском составляла формулы. Бегала к брату за помощью. Кажется, она вообще забыла, как делать самые простые элементы. Из-за этого страдала и плакала.
– Симуль, а ты можешь поменьше думать?
– Не могу. Вася виноват, что я теперь все время думаю, а не делаю.
– Васюш, и как мне быть? – спросила я сына.
– Мам, это нормально. Знаешь, почему я перестал заниматься теннисом? Не только из-за нервов, как считали вы с тренером. И не только из-за сломанных ракеток и сорванных соревнований. Я боялся. Думал, что будет, если я подпрыгну и вместе со мной подпрыгнут все люди на планете. Одновременно. Я боялся, что из-за этого день станет короче или Земля станет вращаться вокруг Солнца быстрее. Еще меня волновало, почему, если я подпрыгиваю, меня не сносит вбок? И почему космонавты не падают?
– Я не знала о твоих страхах… Даже не знаю, как они называются в официальной психиатрии, – призналась я.
– А помнишь, как приехала бабушка перед моими соревнованиями и бросила соль через левое плечо? Еще рассказала, что это верная примета – точно займу первое место. А я тогда вообще ничего не выиграл, хотя должен был. Знаешь почему?
– Теперь даже предположить не могу. Но на тех соревнованиях ты сорвал теннисную сетку и завернул в нее противника. Я потом еще долго объяснялась с тренером и родителями бедного ребенка.
– Я думал: если бабушка бросила соль через левое плечо и плюнула тоже через левое, вдруг соль и плевок сдует ветром? А плевок или соль должны были обязательно упасть на землю, согласно примете, или это не значилось в условиях задачи? А если вдруг бабушка плюнула через левое плечо, а плевок ветром отнесло через правое – примета сработает? А если соль, тоже от порыва ветра или других условий, упадет не на пол, а, например, на тумбочку? Это считается? Или соль упадет на пол, но ее отнесет под дверь? Как тогда считать? На турнирах я думал не о победе, а о соли и бабушкиных плевках через плечо, поэтому и проиграл. Кстати, это очень интересная задачка. Надо Симе рассказать.
– Не надо! – закричала я. – Пусть она остается в неведении и выступает на соревнованиях без лишних мыслей.
– Кстати, ты совершенно ничего не понимаешь в детях и в спортивной психологии, – заметил мимоходом сын. – И девочек ты не умеешь воспитывать.
– Это еще почему? – Я чуть в обморок не упала.
– Потому что плакать после проигрыша нормально. А ты что говоришь? «Получили результат, работаем дальше». Дай Симе возможность разобраться с чувствами. Принять поражение. Ну сама подумай – она заняла второе место, страдает, а тут какой-то человек приходит и говорит ей, что надо работать дальше.
– Я не какой-то человек! Я мать! – закричала я.
Я пришла к выводу, что имею право на самую полную самоизоляцию, и решила принять ванну – полежать, расслабиться. Пошла набрать воду, добавить соли, свечи зажечь, книжку почитать, пока отмокаю, в конце концов. Но застыла на пороге. Да, карантин не прошел для меня бесследно. Пусть я и сохранила здоровье физическое, но с психикой точно кранты.
Ванна была занята. Арбузом. Арбуз, здоровенный, который я заказала онлайн, нажав на кнопку случайно, хотя хотела купить ананас, плавал в наполненной до краев ванне. Но это ладно – я могла допустить, что или отец семейства, или Василий решили помыть арбуз в ванне, а не в раковине. Но арбуз был обмотан веревками, в которых я опознала свою бечевку, используемую для всего на свете – от украшений до перемотки чего бы то ни было в хозяйственных целях. Проморгалась, но арбуз не исчез. Я вышла из ванной и зашла снова, но ничего не изменилось. Я точно сошла с ума. Мне стало как-то нехорошо и я, отказавшись от идеи принять ванну, решила прилечь. Полежала, почитала книжку, восстановила дыхание, посчитала от одного до десяти и обратно, три раза. Комната не плыла перед глазами, рассудок вроде бы воспринимал печатные буквы и смысл текста. Я встала и снова пошла в ванную.
Арбуз по-прежнему принимал ванну вместо меня. Только теперь на нем сидели дочкины игрушки – дорогущая фарфоровая кукла-балерина, кот Басик, которому я все еще не сшила штаны, парочка зайцев и пони с разноцветной гривой. Все игрушки были примотаны к арбузу скотчем. Намертво. Без всякого шанса на спасение с плавсредства. Балерина намокла наполовину, пони полоскал гривой по воде. Зайцы, зажатые посередине, чувствовали себя лучше всех. Басик, кажется, проверял лапой температуру воды.
Я, конечно, читала, что дети тяжело переживают самоизоляцию, карантин и рухнувшие планы на лето. Но чтобы до такой степени, не подозревала. Зато ситуация начала проясняться. Если в заплыве участвовали Симины игрушки, значит, она точно была в курсе происходящего.
– Симуля! Симочка! – позвала ее я.
Обычно дочь сразу откликается, но тут ни ответа, ни привета. И в комнате ее не было.
– Дети, вы где? Есть кто дома вообще? – крикнула я погромче.
Мне опять стало нехорошо. Да, муж вполне мог уйти в магазин. Но дети-то мои где? Оба два ребенка? Ну не пятеро же их у меня, чтобы не досчитаться? И почему так тихо?
Я постучала и вошла в комнату сына. Василий сидел за столом, Сима втиснулась рядом. Они уставились на лист бумаги, обильно испещренный формулами.
– Дети, дорогие, все хорошо? Что происходит? – спросила я ласково, помня, что в стрессовых ситуациях детей пугать нельзя и нужно с ними разговаривать тихо и нежно.
– Ага, – ответили оба ребенка и снова уткнулись в лист, на котором Василий продолжал что-то писать.
– Васюш, а… почему в ванне плавает арбуз? Это нормально? – уточнила я, решив обратиться к старшему. Хотя в подобных ситуациях младшая дает более развернутый ответ.
– Да, – ответил сын как всегда односложно.