Данил Корецкий

Алмазы для Золушки

© Д. Корецкий, 2020

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2020

* * *

Внучке Анастасии посвящаю


Глава 1. Пропавшие алмазы

Над залитыми предзакатным золотистым светом джунглями кружил небольшой военно-транспортный вертолёт Aérospatiale AS.332, известный также как Super Puma. Внешние блоки магнитометра, прикреплённые к боковым обтекателям шасси и в отличие от тела «Супер-пумы» не покрытые матовой краской камуфляжа, ярко посверкивали, отражая солнечные лучи. Вертолёт на малой высоте заходил на третий круг над одной из многочисленных излучин в верхнем течении Кванзы, забирая всё дальше на север, к границе Борсханы с Анголой.

Пилоты – два молчаливых африканца в изрядно потёртых, местами облупившихся летных шлемах и темных очках, были заметно напряжены. Не столько потому, что летать на малых высотах – дело довольно опасное в принципе – воздушная яма или нисходящий воздушный поток могут в любой момент привести к катастрофе; и даже не потому, что здесь вполне можно нарваться на автоматную очередь – агрессивность и кровожадность некоторых местных племен в последнее время опирается не только на луки и стрелы, но и на строго запрещенные автоматы Калашникова…

Источником их напряжения являлся сидящий сзади чернокожий полковник в форме Бюро Безопасности Борсханы – самого страшного учреждения страны, одно название которого вселяло ужас в сердца жителей. Причем, не просто какой-то полковник – это был сам Абиг Бонгани, Директор БББ! Его личное участие в экспедиции поднимало ответственность участников на высоту столь же смертельно опасную, как критическая высота полета… Впрочем, на лицах пилотов напряжение не отражалось. Они делали свою работу, и Директор не обращал на них внимания, он пристально наблюдал за четвертым, белым обитателем вертолета – субтильным, среднего роста молодым человеком в джинсовых шортах и линялой гавайке.

Французский геолог смотрел в монитор ноутбука, на который была выведена карта проплывающей внизу местности, и окошко измерительной шкалы магнитометра. Время от времени он переводил недоуменный взгляд на развёрнутую на коленях бумажную карту-трёхкилометровку, пытаясь сопоставить нанесенные на ней значки и отметки с визуальной картой на экране, где они должны были проявляться в показаниях магнитометра. Но не проявлялись.

Иногда геолог, в поисках поддержки, косился на второго гражданского, тоже белого – господина Клемента, чопорного бельгийца, потеющего в нелепом для этой обстановки черном костюме с галстуком. Но контрольный комиссар Управления добычи полезных ископаемых ООН никаких ободряющих знаков не подавал. Лицо его было невозмутимым и соответствовало единственной задаче: удостоверить факт наличия на местности алмазного месторождения, отмеченного на карте. Или факт его отсутствия. Любой результат Клемента Петерса устраивал, потому что он за него не отвечал. Геолог, впрочем, тоже не отвечал за наличие внизу алмазов, но с него требовали положительного результата.

– Ну, что, Луи? – то и дело отрывисто спрашивал чернокожий полковник, который изо всех сил старался быть вежливым, хотя исходящие от него биоволны вызывали животный страх не только у местных пилотов, но и у ни в чем не повинного гражданина суверенной европейской страны.

– Пока результатов нет, – в очередной раз отвечал мсье Дюран – так солидно он представлялся поначалу. Но и Бонгани, да и все остальные, относились к нему как к несмышленому мальчишке-стажеру и обращались исключительно по имени. Луи то и дело посматривал в боковой иллюминатор, на колышущееся под воздушной струёй древесное море. Не так он представлял себе работу в Африке. Рутинная контрольная проверка перед заседанием Арбитражного суда ООН… Сумма гонорара оговорена вполне приличная, и он с удовольствием подписал контракт. Но о том, что придётся часами летать на сверхмалых высотах вверх и вниз по течению Кванзы, в опасной близости к агрессивным дикарям, ненавидящим проклятых белых, охотящихся за глазами Великого Юки, – как они называют алмазы, – в контракте не было ни слова. И о том, что летать придется на устаревшей посудине, давным-давно вышедшей из эксплуатации в европейских странах, в сопровождении страшного полковника, который плевать хотел на его университетский диплом, степень магистра и опыт полевых выходов и который может в любой момент просто-напросто выбросить его за борт – контракт тоже умалчивал.

Незаметно для Бонгани, геолог пощёлкал ногтем по монитору, как будто это был стрелочный прибор, в котором могли закиснуть контакты или склеиться шестерёнки. Цифровой индикатор, разумеется, никак не отреагировал, и геолог, неслышно вздохнув, отвернулся к иллюминатору. Пора было признать: проверка данных, нанесённых на геологическую карту, дала отрицательный результат. Алмазов в исследованном квадрате нет!

Винты вертолёта гнали по вершинам деревьев волну зелёных оттенков: кроны отклонялись, заголяя светлый испод листьев, метались, мелко подрагивали и выпрямлялись, возвращая к наблюдателю тёмные спинки. На толстых ветвях сандалового дерева француз заметил удава, подкрадывавшегося к стайке обезьян. Удав подобрался совсем близко и плавно подтянулся, сжимаясь в мускулистую кожаную пружину. Но то ли шум винтов, то ли тень вертолета спугнули добычу. Обезьяны сорвались с места, мелькнули в просвете между деревьями и скрылись в густой зелени джунглей. Могучая рептилия осталась ни с чем. Приноровившись к покачиванию кроны, удав перебрался с одной ветки на другую и заструился мощным телом вниз вдоль ствола. Похоже, он собирался найти другую жертву. И можно было с уверенностью сказать, что за этим дело не станет!

– Ну что? – в очередной раз спросил полковник. Таким тоном питон мог задать вопрос пойманной обезьяне.

– Пока результатов нет, – ответил геолог, стараясь, чтобы голос не выдал лжи. Но в данной ситуации правда может вызвать непредсказуемые последствия. Вплоть до того что он сам станет жертвой голодного удава…

– Почему? – грозно спросил Бонгани. – Что показывают твои приборы?

– Ничего. Индикатор стоит как вкопанный. Хотя, если верить карте, точка находится под нами. А любое крупное месторождение алмазов дает масштабную аномалию…

– Значит, внизу ничего нет? – полковник любил четкие и ясные ответы.

– Получается так, – вжав голову в плечи, ответил француз.

Но ничего страшного не произошло. Не потому, что Бонгани был законопослушным цивилизованным человеком. Но, как должностное лицо высокого уровня, он являлся прагматиком. И хорошо понимал: оттого, что он выбросит этого лягушатника из вертолета, месторождение алмазов не появится на своем месте, отмеченном на карте. А проблема гибели иностранного специалиста появится. Тем более что придурок в черном костюме – готовый свидетель обвинения, и если решать вопрос с лягушатником, то его надо отправлять следом… А это уж слишком, даже для Директора БББ!

– Поворачивай на базу! – мрачно приказал Бонгани в переговорное устройство.

Первый пилот, не оборачиваясь, поднял согнутую в локте руку, показывая, что услышал распоряжение командира. Вертолёт плавно сбросил скорость и слегка завалился на бок, закладывая вираж на Хараре. Геолог с облегчением откинулся к борту. Рискованные полёты, по крайней мере на сегодня, для него окончены. Через час-полтора можно будет расслабиться в столичном ресторанчике, в котором – если не наврал гостиничный портье, подают настоящий французский коньяк. Он приободрился настолько, что даже подмигнул возможному собутыльнику – господину Клементу, но покрытое потом лицо комиссара осталось по-прежнему невозмутимым и ответной реакции не последовало.

* * *

Выстроенный амфитеатром и отделанный темным деревом зал арбитража Управления добычи полезных ископаемых ООН, очевидно, был задуман архитектором как зримое воплощение основательности и верховенства права в его абсолютизированном западно-европейском понимании. Но сегодня солидное помещение олицетворяло, скорей, провинциальную рутину и тихую скуку, какая пронизывает деловой центр небольшого европейского городка в пятницу после обеда. Народу в зале было немного: белые и чернокожие клерки в строгих недорогих костюмах, юристы, мелкие чиновники из геологических управлений Франции и Борсханы, места на своих кафедрах заняли адвокаты в мантиях, но без головных уборов.

Основательных вальяжных персон, от которых стойко пахнет властью и большими деньгами, среди публики не наблюдалось, хотя они обязательно стоят за процессами, связанными с золотом, алмазами, молибденом и ураном. Только на верхних ярусах сидели несколько мужчин, чей весьма скромный вид, стремление держаться незаметно и невыразительные, никому не известные лица свидетельствовали об отсутствии у них самостоятельных интересов. Опытный человек без труда мог определить в них «глаза и уши» тех крупных фигур, которые отсутствуют в зале, но незримо интересуются происходящим.

Пятеро немолодых судей в черных мантиях и квадратных конфедератках со свисающими набок кисточками привычно изображали заинтересованность в происходящем – кто более, кто менее успешно. Арбитражный суд, специализирующийся на спорах по эксплуатации земных недр, рассматривал вопрос о правовой принадлежности утраченного и вновь открытого алмазного месторождения. Претендентами выступали Борсхана, на территории которой располагалось месторождение, и Франция, заявлявшая право первооткрывателя на основе доверенности дочери российского геолога Быстрова – Киры Быстровой, ныне гражданки Франции Бойер.

Справа от судейского стола, в отгороженном резными перилами закутке, расположились пишущие и снимающие журналисты – из тех молодых пескарей, которых отправляют описывать самые малозначительные события, чтобы было чем заполнять пробелы газетных полос. Хотя дело, при соответствующей раскрутке, вполне могло претендовать на передовицы: как бы то ни было, речь шла о тяжбе за доли алмазного месторождения, обнаружение которого было связано с таинственными смертями, варварскими обычаями туземных племен, запутанными правами на открытие… Но Борсхана так далеко от Брюсселя, что безнадёжно выпала из списка поставщиков новостей, интересующих обитателей Европейского Союза – да и Управление добычи полезных ископаемых давненько не будоражило общественность волнующими историями. Разумеется, если бы делом заинтересовались ушлые акулы пера, то данный процесс мог приоткрыть свою сенсационную подоплеку, привлечь внимание публики и тогда пустых мест в зале не было бы вообще.

Будничный унылый процесс и шел уныло и буднично. Как всегда, слушание началось с прений сторон.

– Дело может показаться запутанным, – с нарочитой вежливостью обращался к судьям мсье Леже, представлявший Францию; по-английски он говорил довольно чисто, лишь не в меру звонкие «r» подсказывали, что это не родной для него язык. – Однако при ближайшем рассмотрении всё становится на свои места. По действующему закону о праве первооткрывателя специалисту, произведшему геологоразведку, в результате которой обнаружено месторождение, и стране, на территории которой это месторождение располагается – принадлежат равные доли. Уверен, что господин Сент-Бёв прекрасно об этом осведомлен…

– Обращаю внимание уважаемых судей, что закон, на который ссылается мсье Леже, уже очень давно не имеет практического применения, – заметил представитель Борсханы, такой же, как его коллега, высокий, субтильный, оснащённый умелой сценической жестикуляцией – глядя на них, можно было подумать, что эти двое связаны кровным родством, столько в них было общего.

– Длительное неприменение закона отнюдь его не отменяет, – возразил Леже.

– Однако все присутствующие понимают, что букву закона оживляет правоприменительная практика, – Сент-Бёв пожал плечами, как бы извиняясь за то, что приходится произносить банальности в столь высоком собрании. – А практика на протяжении нескольких десятилетий не оставляет места для двусмысленных трактовок.

Адвокаты вяло пикировались – и судьи, и поднаторевшие в процессах клерки понимали, что они просто добросовестно отрабатывают свой гонорар.

В деревянных панелях за судейским столом открылась незаметная дверь, в нее проскользнула щуплая немолодая женщина с тонкой бумажной папкой в руках. Появление секретаря явно было неожиданным для сторон разбирательства: оба адвоката внимательно проследили, как она, положив перед председателем папку, так же быстро выскользнула из зала, бесшумно закрыв за собой поворотную панель.

– Мы лишь напоминаем достопочтимому суду, – продолжил Леже, – что сложилась устойчивая практика, согласно которой первооткрыватель получает 20–30 процентов, в зависимости от нюансов конкретного дела. Но никак не половину!

Председатель тем временем прочел документ и передал его судьям, сидевшим слева, а когда те ознакомились с коротеньким текстом, переправил бумагу направо. Склонив головы к центру, судьи принялись негромко о чём-то совещаться. Вид у них при этом был озадаченный.

– А с учетом того, что господин Быстров, производивший разведку месторождения, работал по найму, а не по собственной инициативе, и получил за это вознаграждение, то уместнее вести речь о нижнем пределе этой суммы, – по инерции продолжил адвокат, но оборвал себя на полуслове.

В помещении сгустилась тишина. Похоже, что-то пошло не так… Председатель басовито откашлялся.

– Видите ли, господа, – начал он неожиданно по-свойски, не тратя времени на процессуальные экивоки. – Мне только что представили справку, в которой указано, что при формальном контрольном обследовании координат спорного месторождения установлено: отмеченные на карте залежи алмазов реально в указанном месте отсутствуют…

Если в зале и так было тихо, то сейчас тишина стала мертвой. Председатель посмотрел поочерёдно на адвокатов. Сент-Бёв и Леже тоже ошарашенно переглянулись.

– Одним словом, алмазов, за которые вы здесь скрестили копья, на местности не обнаружено, – пояснил председатель, как учитель разъясняет очевидные вещи неразумным малышам. – Это очень странный факт, господа! В практике арбитража, насколько я помню, а я помню многое, прецедентов такого рода не было! Месторождения не имеют ног, и они никогда не покидают места, в котором были обнаружены…

Адвокаты заговорили одновременно, но председатель не стал их слушать.

– Довольно, господа, в любом случае ваше красноречие не возместит отсутствия результатов поиска. Слова не заменяют алмазов! – с этими словами председатель поднял деревянный молоток. Защёлкали затворы фотокамер.

– Ввиду отсутствия предмета иска прения прекращаются. Заседание суда переносится до прояснения вопроса о наличии предмета спора!

Молоток гулко стукнул в деревянную плашку, и в то же мгновение судьи, придерживая полы мантий, начали подниматься со своих мест.

Пришли в движение и все остальные. Клерки принялись собирать бумаги, готовясь вернуться в свои конторы и прикидывая, как будут рассказывать коллегам о казусе, свидетелями которого только что стали. Активней других неожиданно повели себя неприметные мужчины, всё это время неподвижно сидевшие в тени верхнего яруса. На ходу набирая номера мобильных телефонов, они быстро направились к выходу, явно спеша доложить об исходе разбирательства заинтересованным лицам.

Выпорхнув из-за зеркальных стёкол здания Управления добычи полезных ископаемых, по невидимым каналам сотовой и компьютерной связи, новость в считанные секунды достигла каждого из тех, кто её ждал.

В Париже, в давящей тишине кабинета с шумонепроницаемыми стенами и портретом президента де Голля на стене, начальник одного из подразделений Управления военной разведки майор Фуке угрюмо бросил в трубку: «Ясно. Ждите указаний», – и нажал кнопку отбоя. Положив мобильник на стол, он поднялся и, обхватив локти, в задумчивости качнулся с каблука на носок. Значит, карта Архангелов, к которой они так красиво подобрались через дочь покойного геолога, оказалась поддельной. Похоже, что он попал в ловушку. И потащил с собой весь свой отдел. Ай да Кира Быстрова! Даже не верится…

Не садясь, майор поднял трубку внутренней связи. Ему ответили не сразу, пришлось подождать.

– Господин полковник, – сказал он ровным, слишком ровным голосом. – Из Брюсселя доложили: при контрольном облете местности – это обычная формальность, не сулящая сюрпризов, однако на этот раз месторождение, отмеченное на карте Архангелов, фактически не обнаружено…

Трубка взорвалась возмущенным ревом.

– Нет, я не знаю, где оно, господин полковник…

Последовала пауза, во время которой Фуке кивал и с каждым кивком заметно мрачнел. Сторонний наблюдатель мог легко определить, что начальник его не хвалит. Это очень мягко говоря.

– Слушаюсь, – сказал Фуке, видимо, после того, как закончились слова у полковника. – Я немедленно приступаю к плану дальнейших действий. Да, эту версию отработаем в первую очередь!

Повесив трубку, Фуке нажал кнопку селектора.

– Все материалы по операции «Архангелы» и дело разработки Киры Быстровой немедленно ко мне! – приказал он и в ожидании принялся нервно ходить по кабинету.

Если он действительно попался на удочку русской разведки, подсунувшей поддельную карту, то карьере с треском придет конец! Но Быстрова не похожа на разведчицу! И потом, это они отобрали ее после тщательной проверки, и они использовали ее в своих интересах, а не наоборот! Значит… Есть надежда на случайность или какие-то другие, даже чисто технические причины… Тогда еще можно выкарабкаться!

Одновременно, за тысячи километров от Парижа, в здании Бюро Безопасности Борсханы, расположившемся недалеко от залитой щедрым африканским солнцем центральной площади столицы Хараре, разворачивалась очень похожая сцена. Директор БББ Абиг Бонгани принял звонок в тот момент, когда устраивал начальникам отделов выволочку за плохое пресечение доступа современного оружия в лесные поселения, а те вяло оправдывались трудностью оперативного проникновения в туземные племена. Выслушав известие о провале заседания арбитража, он нетерпеливым жестом отослал подчиненных и быстро набрал другой номер.

– Вы утверждали, что решение будет вынесено сегодня, – строго сказал Бонгани. – И даже без результатов контрольного облета!

– Я утверждал лишь, что шансы такого исхода велики, – ласково возразил собеседник. – Руководитель секретариата обещал придержать документ, но сегодня его вызвали в комиссию по апелляциям. Похоже, секретарша проявила чрезмерное рвение… Непредвиденная накладка… И потом, какой вам толк от решения по разделу месторождения, если его, как оказалось, вообще не существует? Тридцать или пятьдесят процентов от нуля – это все-равно ноль!

– Хорошо, что вы блестяще владеете математикой! – рявкнул Абиг. – Значит, не ошибетесь, возвращая аванс!

И, отсоединившись, добавил:

– Хотя я бы натянул твою шкуру на барабан!

Причем, это была не метафора и не гипербола, а искреннее сожаление, что в данном конкретном случае он не может применить хорошо зарекомендовавший себя способ наказания…

Абиг Бонгани тяжело вздохнул, полез в карман висящего на спинке кресла пиджака, вынул блеснувший золотым корпусом мобильник и, не глядя, нажал кнопку вызова. Похоже, в записной книжке имелся один-единственный контакт. Так и было: золотой «Vertu» служил для связи с Джелани Афолаби – исполнительным директором международной корпорации «Алмазы Борсханы». В иерархии борсханской элиты Афолаби был вторым после президента. Впрочем, на здешнем Олимпе расклад менялся в зависимости от того, какие карты оказывались в тот или иной момент у игрока захватывающей игры под названием «власть в Борсхане». И порой сложно было с уверенностью сказать, кто из них первый – президент Бело или директор Афолаби.

Джелани Афолаби, в национальной тунике с вышивкой в цветовой гамме драгметаллов от серебра до платины, сидел в глубоком плетёном кресле на террасе перед открытым бассейном своей парижской квартиры – одного из десяти его пентхаусов, разбросанных по столицам мира. Рожденный в семье выходца из племени фулари, сбежавшего из леса в город, где всю жизнь проработал базарным сторожем, он превратился в важную политическую фигуру, в богача, о котором пишут европейские газеты и шепчутся чиновники ООН, у которого сотни влиятельных друзей по всему миру… Своего положения Афолаби добивался настойчивыми усилиями, он поднимался из самых низов, расталкивая и перемалывая слабаков, сокрушая сильных, превращая несокрушимых противников в союзников. Он начал службу в Корпусе «Чёрных леопардов» и, в конце концов, возглавил его. Он усмирял взбунтовавшихся обитателей джунглей, воевал с многочисленными врагами, в которых часто превращались вчерашние друзья, учился в европейских университетах, закончил Военную Академию Франции… И, наконец, стал Директором БББ, в которое Корпус «Чёрных леопардов» входил в качестве силового подразделения. Отточенный ум и врожденное чутье помогали ему выбрать правильную сторону при частых сменах режимов, которыми отличаются африканские государства. Никого не удивило, когда он стал Первым министром, а потом – начальником всей алмазодобывающей отрасли Борсханы. И вот он на самом верху…

Прекрасно сочетаясь с роскошной туникой хозяина, в бассейне неторопливо плавали четыре стройных девушки разных рас, оттенков кожи и цвета волос. Афолаби достаточно было сделать один телефонный звонок, чтобы красотки с дипломами лучших британских и французских вузов явились занять гостей приятной беседой либо скрасить их досуг каким-либо другим способом. Отстраненно разглядывая бассейн сквозь дымчатые очки, Афолаби курил кальян, и сверкающие на солнце клубы дыма уплывали под ажурный свод беседки. На звонок мобильника, лежавшего возле кресла на стеклянном столике, Афолаби отреагировал с некоторой задержкой: внимательно поверх очков всмотрелся в фотографию звонящего, будто собирался угадать, какое известие тот несет.

Это был Абиг Бонгани – тоже фулари, которого он по жизни тащил за собой, как тащит мощный локомотив прицепной вагон. Будучи Директором Бюро Безопасности Борсханы, он сделал Абига своим заместителем, он подписывал у Президента указ о присвоении ему звания «полковник», а когда стал Первым министром, посадил в свое кресло. Полковник служил ему верой и правдой, но так и не стал правой рукой Джелани Афолаби. Не тот человек, не того масштаба. Проклятье низкого рождения, которое так и не было преодолено, – вот оно, слабое место боевого полковника, прошедшего через правительственные перевороты и тюремные камеры. Афолаби знал и убеждался не раз: образованность, широта кругозора, умение трезво мыслить, понимать людей и находить к ним подходы важней умения подавлять сопротивление противника и сохранять спокойствие в экстремальных ситуациях.

– На связи, – наконец сказал Джелани Афолаби, и некоторое время молчал слушая доклад. Неспешно затянулся, запрокинул голову, выпуская кольца дыма.

– Плохо, – сказал, наконец. – И как ты можешь это объяснить?

– Похоже, наша красотка, подсунула французам поддельную карту, – в голосе полковника можно было различить легчайшие оттенки укоризны. В его сознании метод натягивания кожи на барабан никак не соответствовал методам хозяина, используемым в этом вопросе: торжественным приемам и катанием на дирижабле русской авантюристки…

Афолаби понял тщательно замаскированный намек и поморщился.

– Спрос за это будет не с нее, а с тебя, – перебил он подчиненного. – И ты знаешь цену вопроса!

Алмазный барон отключился. На другом конце связи Абиг Бонгани спрятал телефон и вытер вспотевшее лицо. Для человека, которого ради алмазов Архангелов освободили из самой страшной борсханской тюрьмы, цена вопроса выражается не в деньгах, даже если это сотни миллионов долларов. Он прекрасно понимал: вызовет недовольство – вернется туда, откуда его вытащили. И все из-за какой-то белой куклы, которая, на его вкус, вообще красотой не отличалась.

По Елисейским Полям, как всегда, двигался плотный поток машин и толпы пешеходов. Полюбовавшись Триумфальной аркой, Афолаби повернул голову в другую сторону, рассматривая Эйфелеву башню, которая величаво царила над городом. Но на этот раз умиротворяющие обычно картины не оказали своего целительного действия.

– Дай им по сто евро и выгони, – кивнув на бассейн, приказал он начальнику охраны.

Чернокожий гигант Мадиба Окпара молча кивнул. Афолаби даже не стал смотреть, как обнаженные гурии выбираются из воды и, принимая соблазнительные позы, вытираются цветными махровыми полотенцами. Затянувшись в очередной раз, он в свою очередь принялся звонить заинтересованным лицам.

Шейх Ахмед бин Касим принял звонок в рубке своей яхты «Ориент», которую готовил к знаменитым Дубайским гонкам. Он как раз собирался заложить крутой поворот на крейсерской скорости, когда заиграл телефон. Пришлось прерваться – судя по мелодии, звонил самый близкий друг. Шейх сбросил скорость, передал управление капитану и, перекрывая шум волн, разлетевшихся во все стороны от резко клюнувшей носом яхты, крикнул не остывшим от возбуждения скоростью голосом:

– Слушаю тебя, брат мой!

– Ты что, охотишься на акул? – спросил Афолаби. Шейх действительно любил это рискованное занятие и недавно, в акваланге и с пороховым гарпунным ружьем, добыл пятиметровую белую акулу, чем поставил рекорд в кругах экстремальных охотников.

– Нет, брат, всего-навсего обкатываю яхту, – засмеялся он. И прозорливо добавил:

– Да и ты, похоже, не сражался с крокодилами, а играл с целым гаремом красавиц!

– Не угадал, дорогой друг, они все мне наскучили, – ответил Афолаби. Он тоже был экстремальщиком и ценил адреналин в крови больше, чем крупные денежные поступления. – Хочу сообщить тебе, что алмазного месторождения, на которое мы с тобой рассчитывали, на месте не оказалось.

Если новость немного и огорчила шейха, то внешне это никак не проявилось: он тоже ценил адреналин больше денег. Правда, позволить это себе могут только люди, которые точно не могут назвать сумму своих активов.

– Неужели та русская красотка, которую ты катал на дирижабле, а я угощал икрой «Алмас», обвела всех вокруг пальца?

– Помню, она не оценила самую дорогую икру мира и сказала, что в ее родных краях водится икра ничуть не хуже, – ушел от ответа Афолаби, и внимательный собеседник это понял.

– Что ж, – дипломатично сказал Ахмед бин Касим. – Уверен, что с помощью Аллаха всемилостивого и всемогущего вскоре найдётся решение, которое устроит всех.

Разговор был окончен, он вернулся к штурвалу и принялся поднимать рычаг газа, разгоняя яхту.

Новость, словно круги по воде, разбегалась по миру. Одновременно с Ахмедом бин Касимом о неожиданном препятствии в квесте «Алмазы Архангелов» узнали Вильям Вебер, руководитель Международного валютного фонда, и Джеймс Камински, заведующий правовым отделом Управления добычи полезных ископаемых ООН. Двое последних, получив известие, созвонились, и обменялись малопонятными для непосвящённых репликами.

– Горизонт в районе десяти пунктов.

– Если история затянется, падение будет глубже.

– Что тоже неплохой сценарий.

– Не спорю. А ведь та русская, которую наш друг катал на своем дирижабле, оказалась вовсе не такой простушкой, которой казалась…

– Несомненно… Но она и не показалась мне простушкой!

Через час на мировых биржах котировки алмазодобывающих предприятий упали на десять пунктов. Игроки, успевшие продать избыточные объемы акций по исходным высоким ценам, прикидывали будущие прибыли. Те, кто их купил накануне падения, вздохнув, строили планы по минимизации ущерба. В развивающемся государстве Борсхана биржевые новости вызвали болезненную реакцию. По национальному телевидению крутили телесюжеты, в которых демонстранты выкрикивали обвинения в коррупции перед резиденцией представителя ООН. Над головами возмущённых борсханских граждан вздымались плакаты, обвиняющие европейские государства в неоколониализме и картельном сговоре. Дикторы умело нагнетали атмосферу, рассказывая, что по «непроверенным данным» за демонстрантами стоит «мировой расизм» и «теневые воротилы».

Проблема «пропавшего месторождения» обсуждалась в правительстве Франции и на национальном телевидении – правда, главным образом, в специализированных программах, анализирующих финансовые проблемы, и в гораздо более спокойном тоне. Впрочем, из высказываний аналитиков несложно было понять, что и для Франции случившийся с алмазами Архангелов казус – довольно горькая пилюля.

* * *

В то время как на фоне потрясений мирового алмазного рынка в соответствующих кругах то и дело упоминалось имя Киры Быстровой-Бойер, обладательница этого имени, не подозревая о вспышке своей популярности проснулась в небольшом городке в пригороде Парижа.

Накинув на плечи длинный халат она вышла на открытую веранду, с которой открывался вид на виноградники соседней винодельческой фермы, обрывающиеся скалистым кряжем, густо заросшим травой. Вдали, правее кряжа, поблескивали на мягком утреннем солнце красные и желтые черепичные крыши. Едва ли не важнейшее достоинство домов – вид, который открывается с их верхних этажей на базилику Сен-Дени, в течение двенадцати веков служившую местом погребения французских королей. Кира влюбилась в загородный дом супруга – довольно старый, с глубокими трещинами на осыпающейся штукатурке – стоило ей подняться на веранду. И до сих пор, едва проснувшись, она спешила выйти сюда из спальни, легко расставаясь с ласковым уютом постели и любуясь зеленым привольем и изысканными линиями архитектурного шедевра, вдохновлявшего некогда строителей Нотр-Дама.

На столе из поперечного спила самшитового ствола Мадлен уже накрыла завтрак на двоих. Кира улыбнулась золотистому утреннему солнцу, воздуху, сочным краскам и, устроившись в винтажном деревянном кресле, принялась намазывать масло на круассан.

– Доброго утра, любовь моя, – сказал Жак, выходя на веранду. – Ты снова уклонилась от утреннего исполнения супружеского долга. Я думал, ты опять стреляешь в тире…

Тир был устроен в подвале здания, и Кира действительно любила проводить там время, расстреливая сотни патронов из десятка имеющихся у Жака пистолетов и револьверов.

– Неужели недостаточно было вечернего исполнения? – удивилась Кира. – Мне казалось, мы возместили друг другу супружеский долг лет на десять вперёд.

Она отложила нож и закрыла крышкой маслёнку.

– Э нет, – возразил Жак. – Такая арифметика мне не подходит.

Наклонившись, Жак поцеловал молодую жену в ямочку под ухом. Внешне у них была идиллия подлинной любви, в какие бы одежды эта любовь ни была одета, а особенно, когда одежды сбрасывались, и она оставалась совсем нагая.

– Бесполезно, – сказала Кира, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимый вид. – Система перезагружается.

– Что ж, – запахнув плотнее махровый халат, Жак уселся в кресло напротив. – Полагаю, завтрак ускорит процесс.

Усмехнувшись, Кира протянула ему намазанный маслом круассан. Что это – искренние глубокие чувства? Или оперативная игра? Иногда она ловила на себе испытующий взгляд мужа и понимала, что он задает себе тот же вопрос насчет нее.

– Спасибо.

Жак с аппетитом откусил и, подхватив серебряный кофейник с высоким носиком, ловко разлил по чашкам кофе.

– Ты официантом не подрабатывал?

– Нет. Если не считать подработкой одну из операций. Я провёл в роли официанта ресторанчика на Монмартре четыре смены.

– Ловили шпиона? – Кира застыла с ножом, занесённым над маслёнкой.

– Ну не то чтобы. Так… была слежка за второстепенным персонажем.

– Выследили?

– Можно и так сказать.

– Ну вот, – Кира надула губы, изображая обиду. – Все твои рассказы обрываются на самом интересном месте…

– А ты мне вообще ничего не рассказываешь, – дотянувшись, Жак погладил её выглядывающее из-под халата колено.

– А мне нечего рассказывать. Только про скучную работу в бухгалтерии. Я ведь не служила в разведке.

– Ой ли? – он бросил на нее тот самый взгляд. – Ладно, поверим на слово. Вот состаримся, будем развлекать друг друга шпионскими историями. Когда уже нечем больше будет развлекать. И сроки секретности пройдут…

– Договорились, – улыбнулась Кира.

– Не остыл ли кофе, мсье Жак, мадам Кира? – на пороге появилась Мадлен – немолодая служанка, работавшая в семье Бойеров с незапамятных времен и, по слухам, растившая маленького Жака. Сам Жак, впрочем, последнее утверждение опровергал.

– Нет, Мадлен, все замечательно, – ответила Кира.

Служанка смотрела на них и растроганно улыбалась. В каждом слове и жесте молодой супружеской пары читалась умилительная картина взаимной любви. Им было хорошо вместе, и они наслаждались близостью неспешно, смакуя все её оттенки. Во всяком случае, так казалось со стороны, и Мадлен была уверена, что так оно и есть. Соседи и знакомые тоже были в этом уверены. Словом, в искренности любовной идиллии не сомневались все, кроме самих молодоженов, которые свои сомнения тщательно скрывали не только от окружающих, но и друг от друга.

Телефонный звонок, донесшийся сквозь открытую дверь, пришелся явно некстати. Жак озадаченно приподнял бровь и отправился к мобильнику. Разговор оказался коротким, и к столу он вернулся озабоченным.

– Господин майор ждёт нас обоих. И просил быть у него как можно скорей, – сказал Жак несколько напряженным тоном. – Похоже, что-то случилось…

– Что могло случиться? И зачем понадобилась я? – Кира встревожилась, хотя постаралась не подать вида.

Ясно, что дело могло быть только в одном – в карте! Но карта безупречна: она не подделана и не исправлена – она изготовлена заново! Бланк нашли в картографической палате Борсханы, отпечатан он в то же время, что и оригинал, химический состав пасты, отметок и надписей подобран идентично с оригинальными, почерк Самуила тоже, причем он огрублен под походные условия, что делает стопроцентную идентификацию невозможной. И все же, если что-то и случилось, то – с картой!

– Не знаю. Я сказал, что мы завтракаем, – Жак пожал плечами, не глядя на Киру. – И выедем через десять минут.

– Тогда я пошла одеваться.

В конспиративной квартире DRM[1], отведённой для такого рода встреч, но официально имеющей статус обычного жилья, сам воздух был пропитан духом холодной казёнщины. Тщательно прибранные комнаты были напрочь лишены запахов, ни одна вещь, якобы служившая невидимым хозяевам, никогда не покидала своего места.

На мягком тканевом диване в небольшой гостиной сидели Кира и Жак. Пьер Фуке и его начальник полковник Жорж Кассе расположились в креслах напротив. Вступительная часть была коротка. Соблюдая правила приличия, – куда без них в Париже, – майор Фуке извинился за то, что пришлось сорвать Киру и Жака утром выходного дня, предложил им напитки, от которых они отказались, и выдержал многозначительную паузу. Взглянув на Кассе с таким видом, будто испрашивал разрешения говорить, Фуке кивнул и коротким автоматическим жестом поправил рукава рубашки.

– Известно ли вам, чем закончилось рассмотрения нашего дела в Арбитраже ООН? – обратился он к Кире.

– Нет, – ответила она настороженно. – Не известно.

Фуке снова зачем-то кивнул.

– Слушания отложены вплоть до обнаружения месторождения, из-за которого начата тяжба.

Кира и Жак переглянулись.

– Что это значит? – спросила она.

– Это, мадам, именно тот вопрос, который мы хотели бы задать вам, – с саркастической галантностью ответил Фуке и, помолчав немного, снизошёл до разъяснений. – Отмеченное на карте вашего отца месторождение на местности отсутствует.

Удивлённо вскинув брови, Кира собиралась переспросить снова, но лишь молча выпустила набранный в лёгкие воздух и беспомощно развела руками. Фуке буравил её внимательным взглядом. Кира выдержала этот взгляд, как человек, которому нечего скрывать и нет причин опасаться.

– Известно ли вам, мадам, – продолжил Фуке. – По какой причине реальность настолько разошлась с картографией?

– Мне кажется, вы должны понимать, – Кира пожала плечами. – Что я никак не могу знать таких вещей. Я нашла карту. Но не участвовала в её составлении.

Фуке кивнул ещё раз. Казалось, эти его кивки разбивали беседу на параграфы.

– Справедливое замечание, – сказал он. – Но, с вашего позволения, напомню, что по условиям сделки с правительством Франции вы получили гражданство в обмен на – цитирую: «Предоставление сведений, обеспечивающих доступ к алмазному месторождению, открытому при участии Дмитрия Быстрова»… Налицо, как ни крути, фактическое нарушение условий договора. Доступа к алмазам полученная нами карта не предоставила.

Пьер Фуке в роли агрессивного переговорщика существенно отличался от того милого шутника-недотёпы, которым предстал в самом начале их знакомства.

«Всё это маски, – думала Кира. – Все они тут – лишь набор масок, которые надеваются в зависимости от ситуации и решаемой задачи». Ей становилось не по себе в мире, где правят бал правдивая ложь и лживая правда, в компании людей, для которых двойное дно и умение манипулировать другими – важнейшие профессиональные качества. Хотя теперь и она сама должна в полной мере ими обладать. Да и ее супруг…

Она незаметно покосилась на Жака: интересно, снимает ли он маску, когда они наедине? Например в постели? Сейчас внешне он был совершенно спокоен, хотя в душе наверняка волнуется: результаты этой беседы вполне могут сказаться на его дальнейшей службе. Но маска сидит на нем безукоризненно… Интересно, а на ней?

Полковник Кассе перехватил ее взгляд.

– Капитан Бойер, подождите в прихожей. Вы отвлекаете мадам Бойер.

Жак молча вышел.

– Итак, мы имеем сложную ситуацию, в которой ставки довольно высоки, – Фуке откинулся на спинку кресла. – Готовы ли вы, мадам, сотрудничать с нами в поиске решения этого острого вопроса?

Кира глубоко вздохнула. Всё было понятно без слов – ей уже не соскочить с этого корабля, отплывшего слишком далеко от берега. Ее куратор в Москве предупреждал: сколько бы проверок она ни прошла, сколько бы времени ни прожила во Франции, сколько бы полезного ни сделала для DRM – подозрения с нее никогда не снимут. Просто потому, что в мире разведок подозреваются все, только в разной мере.

– Конечно! – уверенно сказала она.

– Для начала у нас к вам довольно деликатная просьба, – Фуке сделал мимолётный жест рукой, который, похоже, заменял ему междометия. – Впрочем, вся наша работа состоит из вещей деликатных и очень деликатных, так что…

Вместо окончания фразы он широко развел руками – дескать, здесь все разумные люди.

– Ну, если речь не пойдёт о том, чтобы кого-то отравить, – едва заметно улыбнулась Кира. – То можете на меня рассчитывать.

– Отравления уже давно исключены из арсенала разведок, – совершенно серьезно сказал полковник. – Речь идет об испытании на полиграфе. Вы, конечно, знаете, что это такое…

Кира кивнула.

– Это детектор лжи. Хотите проверить, не вру ли я…

– Боже упаси! – притворно ужаснулся Фуке. – И в мыслях такого нет! Но подсказку, которая пряталась в вашей памяти, вы нашли после гипнотических сеансов доктора Вольфсберга. Память – сложная система, и мы хотели бы быть уверенны в том, что…

– Я поняла, что вы мне полностью доверяете, – Кира не скрывала сарказма. – Даже не знаю, чем я заслужила такое доверие. Ну, давайте ваш полиграф…

Фуке поднялся, неспешно пересёк комнату, молча открыл дверь в спальню. Оттуда также молча вышел человек, одетый в неброскую серую футболку и потёртые джинсы. В руках у него был классического вида кожаный дипломат.

– Симон прекрасный специалист, – отрекомендовал его полковник Кассе, как будто пытаясь смягчить неприятные моменты предстоящей процедуры.

Взгляд не задерживался на лице Симона, в котором мимика была доведена до минимума, как содержание жиров в диетических продуктах. На комплимент Симон ответил общим кивком и принялся за дело: положил дипломат на журнальный столик, открыл крышку и выложил провода с сенсорными датчиками, которые тянулись к ноутбуку в матовом металлическом корпусе.

– Вам здесь удобно сидеть, мадам? – мягко поинтересовался Симон у Киры.

Та кивнула.

– Тогда с вашего позволения…

Симон надел на изящные пальцы Киры две пластиковые прищепки, такую же, но побольше, прицепил на запястье, круглые датчики закрепил на висках с помощью жесткой ленты. Он всё делал быстрыми, но точными, автоматическими движениями профессионала, хорошо знающего свою работу. Майор и полковник сели в углу и молча наблюдали за происходящим.

– Я буду задавать вопросы, отвечайте, пожалуйста, только «да» или «нет», – Симон говорил тем же мягким, почти безэмоциональным голосом, который теперь воспринимался как неотъемлемый элемент машины для разоблачения лжи. Даже его дружелюбная на вид улыбка была похожа на сигнал индикатора, информирующего о запуске процесса.

– Вас зовут Кира Дмитриевна Быстрова, ныне Бойер?

– Да.

– Вы родились и выросли в Москве?

– Да.

– Вы рассматривали когда-нибудь геологическую карту борсханского месторождения алмазов, составленную при участии вашего отца?

– Да.

– Вы рассматривали её до того, как изъяли из тайника, оборудованного в надгробном памятнике на могиле вашего отца?

– Нет. Как же я могла рассматривать её раньше, если я тогда её и нашла?

– Пожалуйста, только «да или «нет», – напомнил Симон. – Известно ли вам, почему отмеченное на карте месторождение не обнаружено на местности?

– Нет.

– Вы вносили какие-либо изменения в карту, о которой мы беседуем?

– Я?

– Пожалуйста, «да» или «нет».

– Нет.

– В детстве у вас была кукла?

– Что? А… ну да, да, да.

– В детстве отце рассказывал вам о борсханской экспедиции?

– Да.

– Вы когда-нибудь подделывали геологическую карту?

– Нет.

– Кто-нибудь с вашего ведома подделывал карту вашего отца?

– Нет.

Вопросы следовали один за другим. Симон зачитывал их плавно, одинаковым тоном, независимо от того, касались ли они детства Киры или допускали её участие в подделке карты. Вопросы повторялись по нескольку раз, менялись лишь формулировки. Чем дальше Симон продвигался по опроснику, тем яснее на лице Киры проявлялось волнение. Похоже, этот тест, который поначалу казался ей плёвым делом – ведь она понятия не имела, почему в борсханских джунглях не обнаружено алмазов, отмеченных на карте её отца, – не так уже безобиден. Казалось, она чувствует, как по тянущимся к ней проводам в её мозг проникает этот сосредоточенный холодный человек и разгуливает там, как домушник, проникший в квартиру в отсутствие хозяев.

Спустя полчаса, выжатая как лимон, Кира услышала:

– Мы закончили, мадам, большое спасибо.

– Надеюсь, на сегодня всё, господа? – спросила она подошедших к Симону офицеров.

– О, разумеется! – Фуке всплеснул руками. – Не смеем задерживать. Сейчас такой же процедуре подвергнется капитан Бойер. Вы можете подождать его напротив, на бульваре. Там в кафе подают очень приличный кофе. И прошу не отлучаться дальше Сен-Дени. По крайней мере, в ближайшие дни.

Через час супруги воссоединились и, усевшись в машину, отправились восвояси, чтобы перевести дух после нервного утра. А сотрудники DRM в конспиративной квартире увлеченно разбирались с показаниями полиграфа. Симон действительно был большим специалистом в своём деле: бессмысленную абракадабру зигзагообразных линий разной амплитуды он расшифровывал на лету, как опытный кардиолог читает кардиограмму.

– По Бойеру все совершенно ясно, – подвел итог он. – Капитан ничего не знает ни про карту, ни про алмазы, ни про пропажу месторождения. Что касается его супруги, то однозначных заключений дать невозможно: фон волнения настолько высок, что различить причины отклонений практически не удается.

– Как вы это объясняете? – хмуро спросил Кассе, пройдясь от кресла к комоду. – Я тоже волнуюсь на этих чертовых ежегодных тестах, но вы же определяете, что я не завербован противником, не сливаю никому секретную информацию, не занимаюсь гомосексуализмом и не употребляю наркотики!

Полиграфист собрал свое оборудование и закрыл портфель.

– Если вы хотите услышать моё мнение, выходящее за рамки данных, подлежащих интерпретации…

– Именно!

– Такая картина чаще всего наблюдается у далеких от наших дел людей. Они волнуются, и бессистемные сигналы замусоривают фон. Понимаете, когда человека готовят к разведывательной работе, его учат, как обмануть полиграф, как скрыть истину, как создать двусмысленную картину, не позволяющую сделать однозначный вывод. Но в данном случае… Похоже, что мадам Бойер никто и ничему не учил. В результате получаются не амплитуды правды или лжи, а просто хаотичные сигналы тревоги!

– И какой из всего этого вывод?

Полковник Кассе открыл дверцу комода, за которой обнаружился бар. Вынув массивный хрустальный графин с коньяком и несколько грушевидно сужающихся кверху бокалов, он наполнил один из них до половины, показав жестом, что остальные могут последовать его примеру. Симон этим предложением воспользовался, а Фуке, соблюдая субординацию, воздержался.

– Скорее, это говорит в ее пользу, – сказал Симон, нюхая янтарную жидкость. – Похоже, она абсолютно не подготовлена к полиграфу.

– А все люди, причастные к нашим делам, как вы это называете, проходят такую подготовку, – задумчиво проговорил Кассе, подходя с бокалом к окну.

Фуке перевел дух и, раскрепостившись, тоже плеснул себе коньяку. Он помнил, что на эту квартиру завозится «Карвуазье XO», и с удовольствием пригубил дорогой напиток. Повод для этого имелся: раз Быстрова не работает на русскую разведку, то и к нему никаких претензий быть не может!

– Что ж, спасибо, Симон, – полковник сделал большой глоток. – Аппаратные методы дали отрицательный результат. Но дело слишком серьезное, чтобы на этом остановиться. Поэтому, майор, тщательно обставьтесь оперативными материалами!

Фуке кивнул и последовал примеру начальника. Ароматная жидкость приятно обожгла гортань, скатилась в желудок, растопив по пути холодный комок ожидания неприятностей в области солнечного сплетения.

– Всё, максимально подробно, – внушительно сказал Кассе. – Проверьте ту работу, которую очень тщательно выполнила «Сьюзен» в Тиходонске. Биография, мужчины, подруги, любые, самые непродолжительные связи и контакты. И учтите, что наши африканские друзья тоже не будут сидеть сложа руки.

– Я понял, господин полковник! – Фуке щелкнул каблуками и с сожалением поставил недопитый бокал: хорошее впечатление на начальство произвести важней, чем посмаковать «Карвуазье XO».

* * *

Механизм оперативной проверки, запущенный распоряжением полковника Жоржа Кассе, к вечеру этого же дня включился на полную мощность, тщательно просеивая каждый пункт информации о Кире Быстровой-Бойер. К работе были привлечены лучшие аналитики и хакеры DRM. Они пустились по цифровому следу Киры, поискали данные о её перемещениях: покупка билетов на самолёты и поезда, заселение в отели, банковский счёт, одноклассники, однокурсники и бывшие коллеги. Картина, представшая перед сетевыми ищейками, удручала своей беспросветностью и однообразием вплоть до того времени, когда унылая провинциалка внезапно превратилась в Принцессу. Впрочем, и фееричная поездка Киры в Ниццу не дала никаких зацепок. Поступившие в DRM доклады аналитиков были написаны как под копирку: результат нулевой, объект девственно чист.

Но сила любой разведки в системности. Люди DRM действовали по всем мыслимым направлениям и намерены были заглянуть в каждый уголок жизни алмазной фигурантки. Готовящая Киру к операции офицер с оперативным псевдонимом «Сьюзен», известная Кире под именем Диана Сорель, тоже прошла тест на полиграфе. Она подтвердила, что ее конфидент в Тиходонске – коллега Быстровой Алена Сорокина, подробно «осветила» фигурантку разработки, которая каждый день ходила в бухгалтерию и «тянула лямку», как все – с утра до вечера. То есть фиктивность бухгалтерской работы как прикрытие более серьезной деятельности исключалась полностью. Мужчин у нее не было, не считая странноватого друга детства Коляши – рассеянного математика, живущего в мире формул и мало понимающего в обычной человеческой жизни.

Правда, «Сьюзен» напомнила, что уже в Ницце Быстрова имела близкий контакт с русским бизнесменом Андреем Войтовым. Настолько близкий, что того пришлось вытеснять из окружения Киры, путем проведения специальной операции замещения, в результате которой место Войтова так удачно занял капитан Жак Бойер…

Трудно сказать, заинтересовало ли это сообщение майора Фуке: – профессионалы никогда не выдают своей заинтересованности. Зато он передал «Сьюзен» поручение полковника: восстановить контакт с мадам Быстровой-Бойер и пообщаться с ней в дружеской, раскрепощающей обстановке, способствующей взаимному доверию. «Сьюзен» приняла задание к исполнению, не спрашивая: «Зачем, если и так все ясно?» Как профессионал высокого класса, она знала: ясности никогда не бывает слишком много, да и лишней она тоже не бывает…

* * *

По странному стечению обстоятельств через несколько дней в московской квартире Андрея Войтова разыгралась сцена ревности. На кровати в спальне лежал планшет, с экрана которого улыбалась Кира во всём блеске своего великосветского образа – в кружевном платье от Готье, с бриллиантовым колье в глубоком вырезе и сверкающей камнями короне. Возле Киры, сияя образцово-показательной улыбкой стоял Андрей. Фотограф запечатлел парочку на Бале Цветов в замке Мон Дельмор, сразу после того как Кира Быстрова была объявлена королевой бала.

Маша, новая девушка Андрея, стояла перед ним в распахнутом халате. Сложно было разглядеть, чего больше в её вызывающе красивом лице – ярости или обиды.

– Ты мне ничего про неё не рассказывал! – Маша притопнула голой пяткой о ковёр, лежащий перед кроватью; получилось почти беззвучно. – А когда мужчина молчит о таких вещах, значит это для него серьёзно!

Потрясённый Андрей, стоя у окна, слушал молча, как слушают звуки мощной бури – оглушительные грозовые раскаты, гул и завывание ветра.

– А если ты, живя со мной, думаешь о другой, то убирайся вон! То есть я хотела сказать, я ухожу! Ни дня не останусь! Ни часа!

С Машей он познакомился на очередном деловом форуме, на которые с недавних пор стал хаживать ради картинки в СМИ, поскольку готовился к контракту с РЖД и необходимо было подретушировать парадный портрет. Красивая, с шиком, не дура, мастерица в постели. А всё-таки без изюминки. Андрей, случалось, переживал на этот счёт: хотелось чего-то эдакого – того, что предлагала Маша, он перепробовал уже достаточно. И вдруг – это. Ураган на ровном месте. В приступе ревности Маша излучала ударную волну мегатонной силы, словно валькирия, летящая над полем боя.

– Что молчишь? Молчит он! Где мой чемодан?

– Наверное, у тебя дома, – с неловкостью произнес Андрей. – Тут ничего твоего нету. Мы всё новое покупали.

– Что?! – взвилась Маша. – Ты меня уже подарками решил попрекать?! А эту свою тёлку ты тоже попрекал? Бриллиантами?! Мне ни одного бриллианта, ни одного! А этой крысе – вон, килограмма три, не меньше!

Андрей подавил приступ смеха – не столько из-за опасения подлить масла в огонь, сколько не желая мешать внезапному представлению.

– Алмазы прокатные, – тихо сказал он.

– Что? – переспросила Маша. – Какие?!

– На прокат были взяты.

Маша прошлась по комнате, как голодный тигр, учуявший мясо.

– Кто она? – размашистым жестом указала на планшет, экран которого в этот момент погас – как будто его поразило сгустком энергии, выброшенной холёной женской ручкой.

– Ну, ты же читала эти статьи, там всё…

– Ты мне скажи! От тебя хочу услышать!

– Что именно, Маш?

– То, что туда не попало!

– Что ты имеешь в виду?

– Кто она? На самом деле, кто она? Там пишут всякую чушь про Золушку, но они бывают только в сказках! В жизни их тщательно готовят, воспитывают, одевают…

– Ну, – Андрей пожал плечами. – В общем, так и есть… в каком-то смысле Золушка… Никто ее никуда не готовил. Просто удачное стечение обстоятельств…

– Так! Хватит! – она снова топнула, на этот раз пол издал из-под ковра приглушённый стон. – Рассказывай все – или ноги моей здесь не будет!

– Что рассказывать, Машунь?

– Я уже сказала! Подноготную этой звезды! Всё, чего журналисты не накопали.

Андрей осторожно дошёл до кровати, сел на край. Так, ему казалась, сцена принимала несколько более интимный и, возможно, безопасный для него характер.

– Да я ничего и не знаю про неё. Честное слово. В общем и целом началось всё, как там описано, – он кивнул на планшет. – Несколько дней. Познакомились в Ницце на пляже. В море, если быть точным. Мальчишка тонул, она его пыталась спасти. Я оказался рядом, вытащил их. Говорю же, всё как ты уже прочитала. Потом я уехал по делам в Москву, а когда вернулся, она подцепила какого-то француза. Вот, собственно, и сказке конец.

Маша подошла ближе, внимательно посмотрела Андрею в глаза.

– Ещё что знаешь про неё?

– Да зачем тебе это?

– А! Так и знала! Что-то ты всё-таки скрываешь!

– Да не скрываю я ничего! – Андрей, не выдержав, усмехнулся. – Нечего мне скрывать. Покуролесили и разбежались. Она вроде бы за этого француза замуж вышла.

– Вроде бы? Откуда знаешь?

– Да новость где-то мелькнула.

– Всё-таки новость. А начал с того, что вроде бы. А всё-таки следишь за ней, интересуешься!

– Чёрт! – Андрей качнул головой. – Нет у меня сил с тобой спорить… поверх всякой логики… мозг закипает.

Он наклонился и потянул Машу за руку к кровати.

– Иди сюда. Попробую объяснить.

Беседа перешла в горизонтальное положение, которое в большей мере способствует слиянию душ и полной откровенности. Маша ухитрялась и здесь продолжать допрос, размягченный Андрей подробно и искренне отвечал. Минут через тридцать она вновь надела халат и ушла в ванную.

Там она вынула из кармана телефон и отправила смс: «Андрей никакой новой информации не представил. Даю сто процентов, что он ею и не располагает».

Маша понятия не имела, чье задание выполняет: у бизнесменов всегда есть конкуренты, и если кто-то заинтересовался какой-то телкой, значит, им это надо. Подробности ее не интересовали: главное, что работа была хорошо оплачена.

* * *

– Здравствуй, Диана!

– Привет, Кира!

Они обнялись и расцеловались, потом отстранились и внимательно осмотрели друг друга с ног до головы.

Диана почти не изменилась, только волосы осветлила, и надо признать, от этого только выиграла. Аккуратная прическа, черный брючный костюм строгого делового покроя, розовые «лодочки» на шпильке, в цвет туфель сумочка на длинном ремешке, которую она почти не снимала с плеча. Легкий газовый шарфик, тоже розовый, небрежно повязанный на шее, оживлял лицо и дополнял ансамбль.

– Не пойму, ты поправилась?

– Самую малость, – Диана небрежно взмахнула рукой. – Килограмм-полтора…