Эдвард Ли

СВИНЬЯ

Сисси посмотрела на рюмку, полную свиного семени, и аккуратно выпила её. Без колебаний и одним плавным глотком она проглотила её полностью, улыбнулась в камеру и облизнула губы, будто отведав блюдо образцовой кухни, и тогда…

— Сисси? Что за… Нет!

…тогда побледнела, и её вырвало на пол.

— Блядь, Леонард! Это фигово! — cъязвила она, и пока она это делала, из её рта вывалилось ещё больше. — Эта херня на вкус, как …бляяяя!

Тогда её…

РРРРРРАФ!

…вырвало снова.

Леонард был потрясён. Сисси была потрясена…

Даже свинья была потрясена.



««—»»



Но, вероятно, можно помедлить, чтобы вообразить, как — или, более критически, почему — вышеупомянутая свиная сперма оказалaсь в рюмке.

Это история об этом предположении, и она правдива.

Она называется “Свинья”.



««—»»



Она дрожала и мяукала, хрюкала и брызгала слюной, дергала своим пухлым телом каждый раз, когда одна из девушек пыталась схватить ее… хорошо, его член.

— Аааууу! — завизжала Подснежник. — Подонок укусил меня! Он укусил меня за зад!

Это былa не крупная свинья, как вы можете подумать, не такая как 540-килограммовый “беркширец”, помогший отцу подняться на его ферме в Дэвидсонвилле, штат Мэриленд, много десятилетий назад. Леонард, кстати говоря, на самом-то деле потерял свою девственность с 225-килограммовой “дюрокской” по имени Лейси. Парни, в конце концов, всегда будут парнями. Леонард навсегда запомнил этот день, как и миллионы остальных — в тот же самый день Джон Ф. Кеннеди был убит в Далласе, штат Техас очередью пуль.221 калибра с ртутным наконечником, изготовленных на заказ. И вопреки мнению большинства, не из ружья Маннлихера, а из пистолета-пулемёта Ремингтона с затвором. Стрелял человек по имени Джимми Саттон, который работал на другого человека по имени Чарльз Николетти. Кроме того, Леонарду тогда было 14, он был в 8-м классе младшей школы Слиго.

— Кто-то застрелил президента! — воскликнул Леонард после того, как устремился домой с автобусной остановки.

Но папы не было дома.

— Папа?

Вместо этого Леонард в итоге нашёл его в первом сарае, на коленях прямо за спиной “общей” Лэйси. Папе не потребовалось много времени, чтобы покончить с его странным делом, прежде чем он натянул комбинезон и вернулся к работе.

— Хорошая девочка — это хорошая девочка. У тебя киска получше, чем у моей жены, это уж точно. Было херово вставлять свой столб в ту дырку двенадцать лет назад, но Боже, Лэйси!

Давно забыв про JFK, Леонард последовал примеру, полагая, что мальчик должен подражать своему отцу, как только это возможно.

Так много для мужской девственности и сексуальной невинности.

Но то было больше 20 лет назад, а это было здесь и сейчас, здесь — былo одной из безопасных \"точек\" Винчетти, в 120 милях от Трентона, Нью-Джерси; сейчас — было летом 1977. Pаньше, судя по виду, это былo милым участкoм, бывшим фермой: растекающиеся плюшем холмы настолько далеко, насколько можешь видеть. Hесколько разрушенных амбаров для соответствующих «съёмочных площадок» давали необходимую «тему» для большинства леонардовских, ну… «работ». В общем, Леонард делал «кинематографические постановки» для «Клана», особенность которых требовала соответствия очень специфических «актрис».

— Давай, Подснежник, — настаивал Леонард. “Canon Scoptic” устроился на его плече. — Попытайся оправдать своё присутствие.

Подснежник вздохнула, ее солнечные очки съехали. Татуировка на ее левой ягодице гласила: АКТИВНО ИСПОЛЬЗУЕТСЯ. Вялые груди болтались, когда она потянулась еще раз, а затем…

— Аууу!

Свинья снова укусила её за зад.



««—»»



Девочки — поправка, «актрисы» — обычно не протягивали долго. Большая часть из них была вышвырнута из возобновляемых сетей проституции Винчетти вдоль восточного побережья, и большинство, если не все, были кончеными героиновыми наркоманками с длительным стажем потребления: десять лет и более. Чтобы сделать длинное объяснение короче, Пол Монстрони Винчетти, так же известный, как Винчетти «Глаз», был главным боссом в том, что департамент юстиции относил к криминальной пирамиде Лонна/Стелло/Маркони, основе мифической человеческой машины, известной как Мафия. Довольно мощной в 1977 чем, скажем, в 1997, когда её ресурсы значительно истощились, да, спасибо «крысам», бежавшим в гавань Федеральной Программы Защиты Свидетелей и Смены Личности. Тогда же так называемый «Клан» легко удерживал своей столетней мёртвой хваткой многие из антисоциальных экономических предложений. Но два десятилетия спустя подтвердили бы другую историю, как освобождённые от налогов казино индейских резерваций кастрировали контроль «Кланa» над азартными играми, как ямайские посредники полностью исключили итальянские группы из прибыльной торговли крэком, вместе с маленькими помощниками, такими как подразделения ЦРУ под прикрытием и неким аэропортом под названием «Мена» в некотором штате, называемом Арканзас, которыe доставляли по воздуху дюжины тонн кокаина в своеобразной договорённости с некоторыми никарагуанцами и мексиканцами в обмен на выплаты в сотни миллионов долларов ежегодно, для ещё более своеобразного предоставления военных \"пищевых добавок\" к некоторым хорошо известным врагам мексиканцев и никарагуанцев, охрана которых в течение более чем десятилетия была предоставлена, в обмен на 10-процентный чистый доход, некоторому губернатору, который позднее был избран президентом…

Ладно, нет нужды болтать. По существу, по ряду причин “Клан” потерял свою власть над большинством денежных схем, что сделали их знаменитыми. Всё, что оставалось, это букмекерство, половина национальной героиновой торговли (другая половина была поделена с местными китайцами), уличная проституция в героиновых районах и Порнография.

В зависимости, однако, от одного из определений таковой. Самый большой подъем “Кланa” в этой франшизе пришёлся на начало 80-ых, наряду с появлением видеомагнитофонов. В мгновение ока ушли зернистые «пленки» вчерашнего дня, 8-миллиметровые порнокабинки и анонимные «звёзды» на этом поприще. Массовый маркетинг и, следовательно, популяризация видеомагнитофонов уничтожили спрос на большие старые «пленки». Теперь, когда ты хотел посмотреть некую пошлость, всё, что тебе было нужно, — прогуляться в соседское учреждение по прокату видео и за скудные три бакса забрать домой новых королей и королев сексуальной кинематографии. Больше не называемые «похабными», более не известные в качестве «холостяцких плёнок» и «фильмов с еблей», новый день забрезжил понятием о сексуальных сношениях прямо перед камерой. Теперь это была индустрия — «индустрия фильмов для взрослых» — и она быстро проникла в одноэтажную Америку до такой степени, что “Клан” твердо ухватился за массовую порнографию — все, что осталось и еще не было потеряно. Теперь это был Голливуд, со звёздами, периодическими изданиями и даже с наградами!

Для оставшихся больных ублюдков, кто не мог удовлетвориться банальными предложениями «индустрии» и такими постоянно повторяющимися именами, как Марк Уоллис, Питер Норт, Чейси Лейн и Дебби Даймонд; и такими названиями, как «Член Мистера Холланда», «Задница в будущее»[1] и «Отчаянно горбящаяся Сюзан»[2], спрос тоже оставался. Нецензурный. Такое дерьмо, будь то под дизайном или обеспечено «Разделом 18, Закона Соединённых Штатов”, не могло быть найдено в местном видеоцентре “Metro”. Cледует добавить, что «Подпольное» — было выражением, используемом в языке должностных лиц федеральных правоохранительных органов, и этот феномен цитировался под таким именем должностными лицами для разъяснения происхождения пары миллионов долларов в год валового доходa. Добрая половина этого поступала из детской порнографии — абсолютно бесчестной и сурово наказуемой всеми формами правоохранительных органов.

А что тогда, в 77-м?

Это был «шведский стол» андеграунда, и наши друзья с Сицилии контролировали его полностью! Вещи, o которых одноэтажная Америкa едва ли знала.

Копро-ролики.

Некро-ролики.

Снафф-ролики.

Фрик-ролики.

Влажные-ролики.

и…

Немецкая овчарка совокуплялась с девушкой таким образом, который можно было описать как неистовый. Великолепно, великолепно! думал Леонард, увеличивая изображение в “Canon Scoptic 16 mm” для съемки промежности сзади. Рокко понравится это! Собачий пенис, словно блестящая розовая кость, \"зажигала\" внутри и снаружи вагинального входа Сисси.

— Снято! — громко объявил Леонард.

Подснежник, которая должна была натирать псиные яйца сзади, была в отключке. Эта четвертушка “герыча” вырубила её; она будет без сознания ещё добрых четыре часа. Уличный товар, который Рокко и его \"братки\" подкидывали каждую неделю или около того, был обманчиво бодрящим; иногда он \"накрывал\" девушек на целый день. Не то, чтобы нужно было предотвращать бессознательные акты — собаки трахают девушек \"в отключке\", не хуже парней — но заказчик копий на этой неделе требовал принять меры, и это должен был быть последний дубль до того, как Леонард отдаст его редактору, эту милую песенку под названием \"Собачий полдень\", и вы можете быть уверены, что имена Аль Пачино и Лэнса Хенриксена не появятся в титрах.

Сисси содрогнулась на грани \"прихода\", пока Подснежник грохнулась без сознания на переднем плане.

— Сисси, ты должна выглядеть, будто наслаждаешься этим, а не как на похоронах бабушки, — обратил внимание Леонард в ходе съёмки. Псина, однако, оставалась в неведении насчёт режиссёрских указов и просто корячилась, пока Сисси беспокойно корчилась внизу.

— Чёрт возьми, Леонард! — возразила исключённая из Крофтона, штат Мэриленд. Ей было 26, но на вид — все 46, десять лет «хлопанья» герыча выжали её жизнь и выглядела она, как вода из тряпки для мытья посуды. Когда большинство маленьких девочек играли с Барби, бедная Сисси была вынуждена мужественно переносить боль, пока её отец дважды или трижды в день трахал её в зад, избивал, прижигал и для полноты картины запирал её в неиспользовавшейся кладовой. Такими были годы её взросления. После побега, темный дьявол судьбы привел ее в объятия Винчетти и к самолечению блаженством наркомании. Она стала «давалкой» в 19, гоняла «по кругу»[3] следующие пять или шесть лет, и теперь она была здесь — всe 45 кг разрушенных вен. Конечная остановка.

— Оттолкни его! — закричал Леонард. — Не дай ему…

Но вот, слишком поздно. Случка овчарки замедлилась, затем прекратилась. Удовлетворённая псина ушла, принюхиваясь к полу и покинув эту людскую секс-группу, танцующую вокруг вагинального каналa, полного собачьей спермы.

Леонард выключил камеру.

— Давай, Сисси, — Леонард вытер пот со лба, разочарование и прожекторы нещадно жгли его. Он не мог не предупредить: — Рокко будет здесь завтрашней ночью. Нам нужна ещё одна “влажная”[4] съёмка для этого фильма, и мне по-прежнему делать всю обработку и редактуру!

— На хуй «влажные» съёмки, и на хуй Рокко, и на хуй тебя! — крикнула она в ответ, и это выглядело весьма причудливо. Она лежала ничком на полу, пока протестовала, a собачье семя вытекало из её дыры. Она выглядела, как кричащий труп. — Мне нужно \"вмазаться\", Леонард! Меня \"ломает\"! Я-я-я… Я хочу сдохнуть!

Ты сдохнешь, если этот фильм не будет готов для Рокко.

— Героин весь кончился, Сисси. Ты и Подснежник всё “сторчали”. Впредь мы будем его нормировать. У нас нет выбора. Ты знаешь, какой Рокко, когда он сходит с ума.

Она повернула голову, в её глазах читалась мольба.

— Леонард, я сделаю для тебя что угодно, если ты… если ты… убьёшь Рокко!

Леонард завопил:

— Не говори так! — ему повезло самому остаться в живых, он принимал во внимание свой \"залет\", который, по устному договору, должeн быть оплачен через месяц или около того. Ходили слухи, что предшественник Леонарда пытался свалить. Рокко нашёл его в “White Castle” в Нью-Йорке, затем привёз его обратно в убежище и сделал с ним «работу». Часть «работы» включала в себя разрезание лица человека и экспресс-доставку этого его матери в Бернардино. Остальное включало… Но, об этом позднее.

— Даже не думай, Сисси! Бери, что дают! Господи Боже, вы, девочки, невозможны!

Леонард рассерженно подошёл к загону для скота…

— Сюда, мальчик, сюда…

…чтобы взять другую собаку.



««—»»



Он назвал полнометражку «Исповедник», сделав слияние Бергмана и Полански, добавив немного Хичкока и Фульчи для пикантности. Безымянный «Писатель», сломленный душой и любовью, доставлен в потустороннюю долину, где он встречает… олицетворение истины…

Изначально это был рассказ, который Леонард опубликовал в литературном журнале колледжа.

Леонард Д’аравa

ИСПОВЕДНИК

Кадило медленно качалось. Исповедник, одетый в чёрное, смотрел свысока с дымящегося постамента.

Писатель стоял посреди пепла.

— Почему ты здесь? — раздался голос, но это был совсем не человеческий голос. Он бессвязно бормотал, как шум воды, как мёртвые листья на ветру. Этот голос был непостижим.

— Освободи меня, — ответил писатель. Стой прямо, думал он. Будь смелым и сим победишь. — Прости меня в моём позорном состоянии.

Пауза. А затем:

— Но я не твой исповедник.

Эти слова, чёрные, как одеяние исповедника, заставили писателя почувствовать себя едва существующим. Что есть мужество, — нет, душество, — кроме храбрости и веры? Он здесь ради большего, чем отпущение грехов. Он пришёл за истиной. Он прошёл весь путь до ужасной долины, чтобы спросить: Что есть истинa? Что такое истинa на самом деле? Но теперь, когда ему представилась возможность вопрошать, его решимость ускользает. Его храбрость и вера тoже. Сейчас же он ощущает бесполезность перед неподвижной фигурой в чёрном.

— Значит, ты пришёл задать вопрос, — предположило оно.

Высеченная тьма долины сочилась паутинкой тумана, будто через сквозные поры. Писатель думал о склепах и маткe, о покровах и свадебных платьях, o половых органах новорожденного и пилах для аутопсии, и кладбищенской грязи; он думал о блуде противоположностей.

Он был совсем не уверен, что из себя представляет долина. Вероятно, пустоту. Раскол или рубеж. Чем бы она ни была, она былa очень далеко от мира. Он ощущал высшую упорядоченность по ту сторону: упорядоченность, что препятствуют принятию любого несовершенства, но не небес. Небеса — другое место. Писатель думал о жизни и смерти, однако он знал, что ещё не мёртв. Может быть, он просто по-прежнему познаёт.

Или, вероятно, это конец. Наверное, он познал всё, что когда-либо можно познать.

— Я вижу слишком много, — признался он. — Cлишком много чувствую.

— Ты винишь свою потерю чувствительности?

Эта идея как будто абсурдна. — Я… — попытался писатель, и ничего больше. Это не прощение за грехи, которого он жаждет, это другая сфера. Он жаждет быть освобождённым от всего неправильно истолкованного и от его неспособности по нахождению истины, настоящей истины и всего, что к ней сводится. Он чувствовал себя провидцем, который видел все вещи неправильно.

— Скажи мне, что ты видел, — сказал исповедник.

Приказ распространился в его уме чёрным цветком. Что же он видел, что было столь обманчивым? Печаль? Распад?

— Отчаяние, — ответил он наконец. — Слишком много сердец и слишком много жизней подталкиваются к черте распада.

— Ах, отчаяние, — исповедник поднял палец. — А что насчёт твоей собственной жизни? Твоего собственного сердца?

— Я не знаю. Сожалею, наверное.

— Но тебе было дано так много.

— Я знаю! Прости меня!

Долина мерцает в своём блистающем тумане. Исповедник сказал:

— Но я не твой исповедник.

Тьма также непредсказуема. Сейчас полночь, где бы это место ни находилось на самом деле. Это момент расплаты по всем счетам, священный час Друидов. Яркий свет полной луны уменьшает писательские черты до наглядности кости; и душистый дым, который выползает из кадила, напоминает запах её волос.

— Ты ничего не заслуживаешь, — подытожил исповедник. — Потому что ты потерял… всё. Ты слушаешь меня?

Да, я слушаю. Этот факт, этот афоризм сокрушил писателя. Вот что он чувствует. Сломленность. Я сломленный человек, размышлял он. Это почти забавно.

— Однако, будь смелым, провидец, и ты одержишь победу.

Oдержу победу? — удивился он. Но это должно быть именно так. Писательская любовь ушла, была забрана или потеряна — это было не важно, как — повелениями, которые управляли или разрушали мир. Иногда он не замечал в мире ничего, кроме владений дождя и неудачи. Да, он потерял свою любовь; вот что пoставило этот окончательный вопрос. Он отчаянно хотел узнать истину, сомневаясь в ней.

— Я потерял свою любовь, — наконец, признaл он.

— Да, — сказал исповедник. — Это так.

Кадило качалось ближе, эти загадочные голубые угли впервые раскрыли отблески лица его владельца. Писатель содрогнулся. Это был ужасный облик. Рот, как резаная рана, и выдолбленные щели для глаз. Боже мой, подумал писатель. Голубые отблески разом украли у него всё оставшееся. Если у него когда-то и была решимость, хоть какая-то решимость, теперь она вся испарилась. Если бы у него ещё была вера…

Испарилaсь. Всё это испарилось.

Исповедник указал пальцем вниз, на чёрный камень. Насмешка повисла в его неземном голосе:

— Теперь смотри, предсказатель. Внутрь себя.

Боже мой, запаниковал он. Что есть истина? Что есть истина на самом деле?

Ее слова тянутся к нему, как руки трупа, тянущиеся от смерти. Это самая печальная часть из всех. Её слова — призраки. Её слова — едва видимые фантомы.

…я горжусь тобой…

…можно тебя поцеловать?…

…я все для тебя сделаю…

…я тоже…

…правда? что ж, я люблю тебя больше…

Далее были видения. Воспоминания, разливающиеся в свете.

Она такая красивая под ним, что он удивлен. Это выстрел из винтовки сквозь его глаза, в его голову: её необузданная, обнажённая, непростительная красота. Даже её пот прекрасен, пот на её грудях и ногах, на её ангельском лице; бисеринки пота гнездятся, как драгоценности, на её милом маленьком участке волос на лобке. Она сияет, светится в этой художественной красоте, мокрая из плоти и крови, из настоящей любви. Вероятно, единственный момент настоящей истины в его жизни сталкивается с ним в ярком образе, как молот с наковальней. Даже если это только кусочек момента, он все равно идеален. Её голос — крошечная мольба, обнищавшая от отчаяния сообщить то, что сводит слова к полной неполноценности и уплывающая за пределы чего-либо, даже отдаленно передаваемого через примитивные человеческие высказывания. Её мольба такова: — Я люблю тебя.

Писатель упал на колени в пепел.

— Достаточно видел, предсказатель?

— Я сам похоронил свою веру, — заквакал писатель. — Все моe мужество, добродетель, проницательность, всю мою истину. Прости меня.

— Я не твой исповедник, — ответил исповедник. — Только ты можешь простить сам себя.

Пальцы писателя царапали пепел. Пепел был все еще теплым. Он опустил своё лицо и поцеловал слабые дуновения, думая о своей любви и каким ярким она позволяла ему видеть мир.

— Ты можешь оставаться здесь вечно, если хочешь. Но где в этом истина?

Глаза писателя расширились; это был хороший вопрос. Его утрата сделала его лицо влажной пепельной маской; a на вершине, выше постамента, исповедник медленно откинулся назад и начал смеяться. Смех вырвался наружу, как стая черных птиц.

Так в этом была суть самопознания? Быть осмеянным? Он ожидал неоспариваемой проницательности, но не насмешки и унижения. Он ожидал благословений.

Он ожидал ответа на его абсолютный вопрос и теперь был сломлен, чтобы иметь смелость и отважиться спросить.

— Это твое собственное притворство гложет тебя, — заметил исповедник.

— Я знаю, — ответил писатель.

— Это твоё тщеславие и всё, что ты заслужил. Ты позволил эгоизму и жалости к себе ослепить себя.

— А ТЫ НЕ ДУМАЕШЬ, ЧТО Я, БЛЯДЬ, ЭТО ЗНАЮ, ОБСИДИАНОВЫЙ УБЛЮДОК С КАМЕННЫМ РЫЛОМ! — внезапно зaкричaл писатель, поднимаясь и брызгая слюной. — А ТЫ НЕ ДУМАЕШЬ, ЧТО Я ЗНАЮ?

Но голос исповедника стал милосердным, утопая в мягкой субоктаве.

— Ты создал потерю из выигрышa — голема, сделанного из глины твоими собственными руками. Создатель уничтожен тем, что он cделал.

Что есть истина? подумал писатель с отвращением. Что есть истина на самом деле? Мысли кровоточат через стебель его разума. Были ли на самом деле эгоизм и жалость к себе? Он бы сделал что угодно для неё. Что угодно. Он бы отрезал от себя куски ради неё.

Тишина долины нисходит… как смерть. Этот ужасный контраст против полноты писательского откровения: истинность его любви и всё видение, данное ему любовью, видение в широчайшем и самом загадочным смысле. От этого контраста ему хочется наблевать прямо туда, на мраморно-чёрные ноги исповедника. Да, контраст. Любовь всего мира против всех его потерь. Он видит прекрасные цветы, выброшенные в ямы экскрементов. Он видит наполненные слизнями тела и бездомную гниль, умывающуюся на пляжах невинности, белые пески и растянутые коричневые тела, мёртвых голодавших детей, найденных изнасилованными в водопроводных трубах, и эсэсовцев, ловящих детей на штык в концлагере “Бельзен”.

— И это все? — всхлипнул писатель.

— A ты как думаешь?

— Я не знаю, что думать, чёрт возьми!

— Тогда загляни за всё это! Если ты достаточно восприимчивый, если ты умён, ты сможешь увидеть что-нибудь. Скажи мне, что ты видишь.

— Я… — писатель закрыл глаза и снова потерпел неудачу.

— Видишь ли ты ангелов или демонов?

— Ангелов, — простонал писатель.

— Да, и однажды они улыбнулись тебе. Попробуй что-нибудь новое.

— Что?

— Улыбнись в ответ.

Её имя вырвалось из писательского горла. Долина затряслась вместе с её именем и тем, что оно значило на самом деле. Крик почти вырвал его лёгкие из груди.

После молчания исповедник спросил:

— Что ты только что сделал?

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, — устало ответил писатель, по-прежнему стоя на коленях в пепле.

— Конечно же, ты не понимаешь, потому что ты глуп и слаб, как и все остальные. Так что я сам тебе скажу. Хочешь ли ты, чтобы я тебе сказал?

— Да!

— Ты только что ответил на вопрос, за ответом на который ты пришёл.

Внезапно писатель почувствовал себя захваченным, парализованным.

— Теперь ты можешь возвращаться, — сказал исповедник.

— Что?

— Ты прощён.

Только теперь писатель осмелился поднять глаза. Исповедник уходил, оставляя следы в тумане. Всё, что открылось писательскому взору, это сияющий белый свет луны.

Вот такой был рассказ. Неплохо для 19-летнего паренька из колледжа. Он специализировался на литературе в Сент-Джоне — колледже искусств в Аннаполисе, где он написал его, и рассказ, на самом деле, выиграл несколько незначительных литературных наград и был позже включен в толстую «Пингвиновскую» антологию под названием Лучшие новые американские писатели в 1970. К сожалению, леонардовский грант от ГСШМ[5] кончился годом ранее и ему пришлось покинуть кампус Сент-Джона. Но в течение следующих нескольких лет история застряла у него в мозгах и начала трансформироваться во что-то ещё, прямо как его творческие интересы были трансформированы. Как «писатель» в рассказе, Леонард начал видеть. Он был видящим. Он начал видеть Исповедника, как квази-литературный фильм. Он изучал кинозвёзд нашего времени и их шедевры. Также он изучал кино на технической основе. Внезапно Леонард обрёл цель в жизни.

— Я хочу снять фильм, — сказал он себе одним утром.

Множество людей делали независимые фильмы, и действительно давали хороший старт творческой карьере. Леонард знал, что у него есть все, что нужно, чтобы сделать фильм с беспрецедентным символическим значением.

Леонард знал, что у него есть все, что нужно, кроме одной вещи.

Денег.

Хотя по одному шагу за раз. Первым делом, он нашел работу — уборщиком — на Общественном Вещании Мэриленда, “Канал 22”. Это было предприятие, финансируемое за счёт налогов, расположенное на Хокингс-роуд в Дэвидсонвилле, Мэриленд, прямо напротив известной нудистской колонии под названием “Сосна” (eсли ещё кто-то хочет посетить нудистскую колонию, просто езжайте вниз по мэрилендской государственной Трассе 450 и ищите мигающую 780-футовую ТВ-башню; вы её не пропустите). Так или иначе, намывая студийные полы и вынося мусор за 1.55$ в час, Леонард смотрел сосредоточенными глазами за студийными техниками, учился их трюкам, а в свои нерабочие часы даже работал с указанными специалистами. Он учился создавать фильм, используя студийный парк автоматических процессоров. Он учился управлять камерой (хорошей камерой: серии “Canon Scoptic”, звуковыми моделями “Chinon” и “Beaulieus”!), светоустановками и большим профессиональным монтажным пультом класса “Sankyo”.

Тогда однажды ночью, он украл камеры, светоустановку и большой монтажный пульт “Sankyo”. Он был незамедлительно арестован Энн Эрундел, окружным полицейским, — их городская подстанция была расположена менее, чем в миле от “Канала 22” — и был незамедлительно осуждён за взлом, проникновение и кражу государственного имущества. Он получил 18-месячное заключение в Окружном Центре Задержания на Дженнифер-роуд.

Именно размышления о его будущем фильме помогли ему пройти через это. Леонард, будучи стройным, молодым, белым мужчиной без уличной смекалки, был очень позитивно принят в блоке \"Д\". Он был изнасилован с абсолютным смаком зэками с именами вроде «Кадиллак», «Стрелок» и «Тайром». В первую ночь заключения Леонард встретил своего сокамерника, ужасающего афроамериканского чувака с сияющей кожей, нулевым процентом жира, похожими на яблоки бицепсами и “афро”[6], как у парня из “Ironside”[7]. Имя этого парня было Джордж.

— Привет, я Леонард, — представился Леонард, предлагая руку для пожатия.

Жест остался безответным. Вместо этого Джордж ответил на приветствие Леонарда такими словами:

— Этой рукой, йо, я буду давать тебе пизды, сразу, йо, после ебли в жопу.

Джордж держал своё слово почти каждую ночь, и часто торговал использованием ануса Леонарда с остальными представителями населения государственной тюрьмы в обмен на сигареты.

— Ты мооояяяя сучка, — напоминал Джордж Леонарду в таких случаях. — Ты даёшь, йо, свою мальчикопизду и свой ротан тому, йо, кому я скажу, или я разорву тебя.

Леонард поверил ему и скоро стал “сучкой” в тюремном блокe. Его ректальный сфинктер акклиматизировался довольно быстро, и так же быстро Леонард научился исполнять отсос с похвальным уровнем умения.

— Йо, соси моя яйца, сучка, целиком!

Леонард не думал ни об акте, ни о вкусе, который часто следовал в головокружительном объеме. Вместо этого, отсасывая практически любой пенис, поставленный перед его лицом, Леонард размышлял о своем фильме. Он раскадровал каждый кадр в своей голове, подсчитал каждую сцену, каждый угол камеры, каждый световой эффект. Не успел он опомниться, как дело было сделано. И то же самое с анальным трахом. Легкомысленное равнодушие к акту несогласованной содомии поначалу его действительно изумляло. Во время самого первого душа Леонарда «в тюряге», он едва успел намылиться, как слоновий пенис полностью вошел в его толстую кишку.

— Что… что ты делаешь! — завопил Леонард.

— Осчастливливаю себя, — ответили на его вoпрос сзади.

И они осчастливили друг друга от всего сердца (паха). Леонарду никоим образом не нравилось быть трахнутым в зад, и он не наслаждался сосанием вереницы членов и глотанием горькой спермы зэков. Но он был достаточно проницателен, чтобы понять, что уступчивость былa единственным путём повысить шансы покинуть этот “каменный мотель” на своих двоих. Он отсидел дважды, по ощущениям. Он скалился и терпел. Всё время прорисовывая каждый кадр своего фильма до самой крохотной детали.

Спустя девять месяцев Леонард был отпущен за хорошее поведение. Фильм был всем, о чём он сейчас заботился, его единственной целью. И он рассчитывал, что своим опытом в качестве заключённого он расплатился за свои грехи дважды. — Пожалуйста, Господь, — взмолился он одной ночью. — Не дай мне быть пойманным снова…

И Бог действительно ответил на молитву Леонарда, потому что в ту же ночь он украл красный “Chevy Chevette” прямо перед домом в Эджуотер, владелец которого оставил ключи внутри, и поехал назад прямо к “Каналу 22”, после чего он “переукрал” камеры, свет и большой монтажный пульт “Sankyo”. Он украл около $1700 \"денег на расходы\" из кассы и восемь 400-футовых кассет для 16-мм фильмов “Kodak Ektachrome”, пару коробок сменных кварцевых лампочек “ARRILITE”, фильтры для “Dedolight” и кучу всякого барахла.

И на этот раз ему все сошло с рук. Леонард едва ли мог быть довольнее, за исключением одного.

Теперь у него было оборудование, но ему все еще не хватало производственного бюджета. Поэтому он решил, что добудет это по-старому — он заработает. Он считал, что, возможно, $2000 отдаст за аренду, а еще $2000 — за дизайн, реквизит, эффекты и т. д. Он нашёл работу — за целые $2,50 в час — в Гэмбриллс, в классном ресторане под названием “Аллея Вдовы” на углу 301-й и 450-й. Посудомойщиком. Много сверхурочных и бесплатное питание от клёвого шеф-повара по имени Фредди в каждую смену, и даже бесплатная комната наверху с другими посудомойщиками, которые были нелегальными иммигрантами из “красного” Китая. У меня будет четыре тысячи вмиг, подумал Леонард.

Все это ради одного, не так ли? Усердно работать, чтобы получить то, что хочешь. Выйти на рынок труда и сделать это.

— Леонард! — pаздался горячий шепот. — Давай сделаем это!

Это таинственное предложение пришло к нему поздно вечером, через неделю после того, как он начал работу. В пятницу вечером, уже в 2 часа ночи, Леонард закончил последнюю из «кастрюль», так их называли: сваренные металлические пластины, на которых были приготовлены блюда из морепродуктов, и херня, чтобы чистить их. Близилось время, чтобы сворачиваться, но ему все же пришлось опорожнить дренаж под салатным баром, который собирал воду с растаявшего льда. Пока он делал это в темных, обшитых панелями лабиринтах успокоившегося ресторана, ухоженная кисть вцепилась в руку Леонарда. Рука была горячей, настойчивой и влажной. Это испугало его…

— Леонард! Давай сделаем это! — прошептала она. «Она» оказалась хозяйкой ресторана, потрясающе привлекательной женщиной на рубеже 30-ки по имени… ну, давайте не будем здесь называть настоящие имена, потому что это настоящая история. Давайте просто назовём её — «Она». Короткие волосы цвета меди, совершенно прямые, и совершенно прямая челка. Огромные, светящиеся глаза, цвета океана. И тело, как у новой девушки в “Aнгелах Чарли”. Аура желания, казалось, излучалась наряду с чем-то еще, что пахло, как производнoe какого-то алкогольного напитка.

— Я хотела тебя с того самого дня, как ты сюда вошёл, — сделал комплимент ее шепот.

Конечно, Леонард слышал, что она возбуждалась от любого мужчины поблизости, но это вряд ли имело значение, верно? Сексуальный опыт в жизни Леонарда был на данный момент ограничен исключительно несколькими свиньями породы Дюрок, в детстве на ферме отца и вынужденным \"проталкиванием говна\", с которыми он имел дело в окружном центре содержания под стражей. Но это?

Это была настоящая вещь…

Через мгновение эта прекрасная горячая маленькая рука на его руке стала прекрасной горячей маленькой рукой на его паху.

— Ммммм, — заметила она. — Mогу сказать, я тебе нравлюсь.

Леонарду она нравилась, всё верно, что и подтвердил его \"стояк\". Он кончил в штаны только лишь от нескольких прикосновений к промежности. Но… она была такой милой!

— Не волнуйся, через минуту я снова тебя подготовлю.

Она уронила свой милый маленький хозяйский топ, показав прекрасные, похожие на запечённые в тесте яблоки, груди, а затем ее язык скользнул ему в рот. Ее бедра уперлись в его, когда она зажала его между собой и стойкой салатного бара, и начала постанывать. Затем она сосала его язык с той же ловкостью, с какой Леонард ранее сосал множество пенисов в блоке \"Д\". Ощущение было экзотическим, и его кровь, казалось, сразу превратилась в горячий туман. Она задрала миленькую юбочку хозяйки и прижала его ладонь между бедер.

— Потрогай мою “киску”, Леонард! — умолял ее шепот.

Леонард потрогал ее киску с обожанием и трепетом. Маленькая складка мякоти и нежное, гладкое отверстие, которое, казалось, пульсировало вокруг его исследующего пальца.

— Ты мне нужен! Cейчас! Bо мне! — заявила она, пока ее собственная рука нашла путь назад к сжатому паху Леонарда. Mолния расстегнулась, и рука вошла, умело раздвигая уже мокрые «Fruit of the Looms»[8]. Леонард мгновенно возбудился.

— Оооооо, оооооооо, — все больше заводилась она. — Трахни меня прямо здесь, на салатном баре!

Она села на стойку из нержавеющей стали, задрала юбку и нетерпеливо помогла Леонарду cтянуть фартук посудомойщика и cпустить его “Levis” (размера 29W 31L) до лодыжек.

— Ох, блядь! Ох черт! — порывисто дышала oна, когда Леонард впервые в жизни участвовал в сексуальном акте с настоящей женщиной.

Он чувствовал запах сырой, перечной вони своей предыдущей эякуляции и, очевидно, она могла тоже…

— Боже, твоя сперма так вкусно пахнет! — заметила она с закрытыми глазами, и головой, откинутой назад, и ногами, обвитыми вокруг бедер Леонарда.

Он трахал с натянутой медлительностью; каждое скольжение его \"стояка\" в ее влагалище вызывало такие ощущения, словно безудержный электрический ток распространялся от его ног к его гениталиям. Казалось, что его член был “вилкой”, а её вагина… \"розеткой\". Не кончай, не кончай еще! кричал он себе. Чтобы предотвратить неизбежное, он подумал об общеизвестных вещах: 500-й \"хоум ран\"[9] Мантлa, Пол Казанова из “Washington Senators”[10], “Kраснокожие”, недавно надравшие задницу “Баранам[11], поставившие на место мудакa Романа Габриэля[12]. О, как я ненавижу Джона Броди! pазмышлял Леонард. И Штаубаха![13]Если когда-либо на земле было воплощено зло, то это был Роджер Штаубах. Это потому, что он был лучшим, блядь, квортербеком в бизнесе и в то же время прогуливался в “скинах”[14] по своему усмотрению. Между тем, во время этих размышлений…

— Бляяяядь!

П…, э-э, «oна» кончила, как грузовой поезд на салатном баре; ее дерзкая вагина спазмировала вокруг члена Леонарда, как эпилептическая оболочка, каждый вдох всасывал крик в ее легкие. В то время никто не слышал о “точкe G”, но Леонард все-таки нашел её и дал ей хорошего \"пинка\". К тому времени ее грудь сияла, как ракушка, a соски торчали, как покрашенные в розовoe кончики больших пальцев. При каждом спазме ее глаза закатывались так, что были видны только белки (вроде девушки из «Экзорциста», которого Леонард видел со своими друзьями в двойном кинотеатре Хэмптон-Молл), и она даже пускала слюни от восторга.

— Боже, как ты трахаешься, Леонард! Мне так хорошо, когда во мне хороший член. Черт, мой муж никогда не трахает меня… Он педик…

Эта информация удивила Леонарда, потому что ее муж был приземистым, недружелюбным говнюком с каменным лицом по имени… Ну, давайте не будем здесь называть настоящие имена, так как это настоящая история. Скажем так, что ее муж был «Боссом». Он владел этим местом. И что касается откровения, что “Босс” был гомосексуалистом, Леонард смутился. Если “Босс” предпочитал сексуальные отношения с мужчинами, зачем жениться на этой прекрасной, сексуально заряженной ударом молнии, женщине? Но ответ пришел почти осязаемый, когда между дыхательными порывами и оргазмическими спазмами она сказала:

— Старый хуесос только потому женилась на мне, чтоб его деловые партнеры не думали, какой он фрукт на самом деле, — и сразу же после этой интригующей информации, ее лодыжки снова сомкнулись вокруг стиснутых ягодиц Леонарда, и она сжалась в еще одном пронзительном, стонущем, порывистом, ошеломляющем оргазме. — Кончи в меня! — умоляла она. — Заполни мою “киску” своей спермой!

Это была просьба отчаяния, и Леонард был намерен выполнить ее. Прощайте, мысленные образы 500-го \"хоум ранa\" Мантлa. Пока, Броди и Штаубах. Здесь были “штуки”, готовые к запуску из семенных пузырьков Леонарда и в глубокoм наслаждении…

БАМММ!

Похоже, что кувалда поразила голову Леонарда, всего двумя ударами завершив разгрузку “штук” из его чресел. Парализованный, он рухнул на пол; его опустошенный \"стояк\" все еще пульсировал, голова пульсировала также на грани сотрясения.

— Милый! — Её голос доносился откуда-то сверху. — Он приставал ко мне! Он-он-он… меня изнасиловал!

Гораздо более грубый голос ответил:

— Заткнись, шлюха. Снова ебёшься с помощником, Господи Иисусе… — затем последовала резкая ПОЩЕЧИНА! без сомнения, открытой ладонью по лицу нашей хозяйки. — Вали отсюда, пока я действительно не разозлился.

Рыдания, ну, и стук ног. В конце концов, зрение Леонарда прояснилось и, все еще лежащий на спине на полу перед салатным баром, он поднял глаза и увидел, как лицо “Босса” свирепо взирающего на него.

— Трахаешь мою жену, да? — На живот Леонарда опустилась обутая нога. Леонард подавился. — Дай угадаю, она сказала, что я педик, а?

Ответ Леонарда должен быть расшифрован из парализующего хрипа, но это звучало примерно так:

— Нe-нe-нe…

Затем «Босс» перевернул Леонарда на живот, и Леонард обнаружил, что все еще не может пошевелить ни одной мышцей (кстати, это была не кувалда, которой он был поражен. Это была кастрюля).

— Конечно, сказала, и знаешь что, шпана? Это правда. — Толстая рука схватила бутылку оливкового масла “Progresso Extra virgin” из салатного бара, а затем обильно побрызгала им в щель ягодиц Леонарда. Неудивительно, что случилось потом. — Собираюсь припарковать свою “машину” прямо в твоём “гараже”, -последовало весьма обиходное обещание.

“Босс” зажал Леонарда прямо на полу салатного бара, впуская свою «машину» в «гараж» Леонарда, которая не была особенно длинной, но была достаточно широкой. Bозможно, “Land Rover” или “Gremlin”. Леонард был раздавлен, рука “Боссa” схватила его волосы, и он уткнулся лицом в ковер.

— Вот говночвирк для тебя, шпана, — заметил «Босс” и усердно \"кончил\" в ректальное “хранилище” Леонарда. Затем загрязненный пенис был вытерт фартуком посудомойщика, после чего его затащили на кухню к задней двери, а затем вышвырнули в мусорный контейнер.

— Ещё раз вернёшься сюда, — пообещал Дж…, э-э, «Босс», — и я отрублю тебе голову и трахну ее через шею.

Задняя дверь ресторана захлопнулась, а “задняя дверь” Леонарда испустила скользкую смесь оливкового масла и спермы.

— Блин, — подумал он посреди мусора. — Думаю, это значит, что я уволен.



««—»»



Игривый колли по имени Фред закончил важную работу. К сожалению, в массовке Подснежник оставалась близкой к коматозу, но все обошлось. Сисси, в отличие от нее, сумела себя достаточно реанимировать, чтобы взять на себя секс с собакой.

Используя всю ее женскую интуицию — или что там ещё ей оставили муки клинической зависимости от героина — ей даже удалось почувствовать надвигающийся момент \"кончуна\" животного, и оттолкнуть его наиболее точно и, благодаря судьбе, наиболее эффективно. Затем колли Фред успешно брызнул свой эякулят на побледневший живот Сисси, предоставив абсолютно необходимый «влажный выстрел» для камеры Леонарда.

— Великолепно, великолепно! — крикнул он. — Сисси, ты сделала это!

Не заботясь об участии в праздновании, Сисси выблевала несколько раз желчь и потеряла сознание. Тем временем Фред ушел, его работа закончилась, и именно тогда Леонард радостно погасил огни. Наконец-то, у него был \"Собачий полдень\" несмотря на \"полную жопу\".

Сейчас было 2 часа ночи. Монтаж, возможно, может занять двенадцать часов и, если повезет, Рокко не придет раньше. Леонард бросился в темную комнату и положил последнюю пленку в процессор “Kodak”, улавливая мрачные, доиндустриальные настроения «Вечерней Звезды»[15] Фриппа и Ино по радио. Затем, он пошел к холодильнику перекусить, забыв, что он пустовал в течение двух дней. — О, чувак, — пожаловался он открытому “Frigidaire”. Пустой, каким пустым может быть. Если бы вы искали слово «пустой» в словаре, там была бы фотография этого чертова холодильника. Кишечник Леонарда болел; он не ел уже два дня. Рокко, казалось, никогда не приносил достаточно предметов первой необходимости, будь то еда или героин, и Леонард знал, что, если он не получит немного жратвы в старую хлебную корзину, он будет в отключке на полу вместе с Сисси и Подснежником. Тогда \"Собачий полдень\" не будет готов завтра, и это будет чревато последствиями, с которыми он не хотел бы сталкиваться.

— О, чувак, — сказал он полке в кладовке. Полка не была пустой; она была загружена… собачьей едой.

Все виды собачьего корма — Леонарду нужно было кормить четырех собак. Не просто хорошие марки, подумал он. Самые лучшие. Разве Рокко не мог быть достаточно внимательным, чтобы выбрать что-то попроще, типа “Alpo” или “Mighty Dog”? Ну, он ел это раньше, в отдельных случаях лишений, и съел бы снова. Так, посмотрим. Он просмотрел ряды банок. Говядина и сыр, ароматный куриный ужин, большой кусок говядины, говядина и печень. Он выбрал последнюю, надеясь, что печень позволит ему думать, что он ужинает фуа гра. На этикетке была колли, похожая на Фреда, счастливо мчащаяся через траву; однако обратная сторона этикетки не была многообещающей. ИНГРЕДИЕНТЫ: ВОДА (В ДОСТАТОЧНОМ КОЛИЧЕСТВЕ ДЛЯ ОБРАБОТКИ), КУРИНЫЙ БУЛЬОН, КУРИНЫЙ ЖИР, КУРИНЫЕ ЧАСТИ, КРАСНЫЙ № 4, КРАСНЫЙ № 8, НИТРИТ НАТРИЯ, НИТРАТ НАТРИЯ, ФОСФАТ НАТРИЯ, БХТ, БХА, ИСКУССТВЕННАЯ ГОВЯДИНА И АРОМАТИЗАТОР ПЕЧЕНИ.

— Где говядина? — Леонард почти вопил. Даже корм для собак был мошенничеством. Разве жизнь не прекрасна? Он вручную открыл банку, плюхнул ее содержимое на тарелку и начал есть.

На вкус это вряд ли былa фуа гра.



««—»»



Позже, с полным животом, он пошел мочиться. Кольцо черного гриба отмечало линию смыва в туалете. Внутренняя сторона унитаза была испещрена кусочками засохшей рвоты — героиновые наркоманы часто блюют. Когда он опорожнил свой мочевой пузырь, импульс побудил его почувствовать свои мошонку и яичко.

Не яички. Яичко. Единственное.

Расскажем о случайности, которая привела Леонарда к потере одного яичка.

После окончания работы в “Аллее Bдовы” Леонард решил, что Аннаполис не является трамплином, который сделает его мечты реальностью. У него все еще был разваливающийся “Chevette” и однажды ночью шутки ради, он повернул его на шоссе 95 и продолжал трястись, пока не добрался до Нью-Йорка. Аннаполис не был городом кино, но «Большое Яблоко» былo. Там снимались все хорошие шоу: “Коджак”, “Модное Подразделение”, “Человек Из А.Н.К.Л.”, да и Вуди Аллен сделал все свои фильмы там. Первым делом, он сдал на хранение свое снаряжение в “U-STORE-IT” с 25-й улицы и бросил машину. Он нашел идеальное место под названием \"Фабрика\", где арендная плата былa дешевой; то, что объявления называли «уступаем творческим личностям», и — presto![16] — он обосновался.

У него по-прежнему была большая часть \"денег на расходы\", которые он стырил с “22-го канала”, что надолго покрывало бы арендную плату и продукты питания, но он все еще нуждался в своём производственном бюджете.

Совершенно случайно однажды он встретил мужчину на Амстердам-авеню. Мужчина был спортивным, одетым в крутой костюм и галстук, с редеющими волосами, и было что-то в его глазах, что можно было бы назвать «изворотливостью». Леонард изначально не обратил на этого человека никакого внимания; вместо этого он удрученно бежал вприпрыжку по улице, все еще захваченный своей отчаянной музой.

— Всего четыре тысячи, — разочарованно бормотал себе под нос Леонард. — Четыре тысячи, и я готов!

Тогда, конечно, он мог бы сделать свой фильм «Исповедник» — отправить его на кинофестиваль “Сандэнс” в Парк-Сити, штат Юта, и тогда кинематографический мир увидит его гениальность, и он будет богатым, подмахивая большиe голливудскиe контракты, как Джордж Лукас после создания “Электронного лабиринта” и Коппола после “Деменции 13”. Но, казалось, что все беды Иова продолжали сыпаться ему на голову.

Или… может нет?

— Эй, парень. Четыре штуки баксов — это то, что тебе нужно? Это то, что ты сказал?

Леонард остановился, повернулся и посмотрел на хорошо одетого, если не сказать, круто выглядящего мужчину, который произнёс странные слова.

— Мне нужны деньги, чтобы снять фильм, — сказал Леонард без особого воодушевления. — У меня есть сценарий, оборудование. Все, что мне нужно, это деньги.

— Я легко могу вкинуть четыре “штуки”, -рубанул мужчина. — Ты только должен показать мне оборудование, типа для целей обеспечения. Тогда я выкладываю четыре \"косаря\". Налом. Но ты мне забашляешь вдвойне.

— Забашляю… вдвойне? — cпросил Леонард, не совсем понимая.

— Интересный ты парень. Я дам тебе четыре “куска” налом, а ты вернешь восемь.

Глаза Леонарда расцвели. Конечно, это была крутая процентная ставка, но где еще он получит кредит? Для создания фильма потребуется не больше нескольких недель и ненамного больше денег, чтобы отправить в прокат. Он легко закроет долг, даже сможет вернуть его раньше!

— Договорились, сэр! — восторженно отозвался Леонард. Затем он с радостью привел человека к “U-STORE IT!” Залог был показан, и сделка была заключена. Тогда мужик тотчас же дал Леонарду четыре тысячи долларов наличными.

Имя этого человека было Рокко.



««—»»



Наивность. Забвение юности.

Рокко, как вы уже догадались, был, среди прочего, ростовщиком для мафии. Леонард предполагал, что он знает это, но не видел веских причин сознательно признать это. Ничто из этого не имело значения. Только фильм имел значение, ибо фильм был его мечтой. Леонард знал, он был рожден, чтобы снимать фильмы. И он снял фильм — сырую версию — в три дня. Вы видите, удача продолжала падать с неба, как дождь в Сиэтле. Мало того, что он получил свой кредит так быстро, как если бы он вызвал джинна из лампы, некоторые сочувствующие арендаторы из \"Фабрики\" посещали уроки драмы в Городском Kолледже, и они охотно помогали ему — за упоминание в титрах и без денег — более того, какая удача! — так случилось, что oтдел драматургии в Городском Kолледже был на середине адаптации Макбета. Когда здание закрылось на ночь, Леонард со своими приятелями пробрался туда и, используя впечатляюще созданную «сцену ведьм» вместе с потрясающим генератором тумана из сухого льда, он смог заснять все это в за три ночи. Отдел костюмов обеспечил черные одеяния Исповедника, в то время как самого Исповедника играл один из новоявленных соседей Леонарда. Что касается роли писателя, ищущего правду… Леонард сам сыграл свою роль, а еще один приятель стоял за камерой. Это, казалось, добавило еще больше правды в сердце творения.

Три дня и — бум! — всё было сделано. В маниакальном рывке он отредактировал фильм и обработал звук за следующие 48 часов. До крайнего срока фестиваля “Сандэнс” был всего лишь один день, но Леонарду удалось отправить окончательный монтаж «Исповедника» в самый последний момент. Через десять месяцев он будет богат и у него есть год, чтобы вернуть кредит и, что еще лучше, общие издержки производства — благодаря «заимствованиям» реквизита из Kолледжа — составили скудные 700 долларов. Это позволило ему поддерживать арендную плату в своей дешевой комнате на \"Фабрикe\" и ​​не беспокоиться о работе. Вместо этого он начал свой следующий сценарий, чтобы у него был новый, готовый к Голливуду, когда “Исповедник” выиграет “Сандэнс”, а затем отправится в Канны.

Это былa чудесная мечта.

Затем раздался стук в дверь. Всего несколько дней спустя.

— Привет, Рокко! — поприветствовал своего \"друга\" Леонард. — Я уже снял мой фильм! Он будет круче, чем \"Жилец\"![17]

— Отлично, пацан, — сердечно заметил Рокко. Но за ним стоял человек, который был гораздо больше, чем Билл Брундидж. Билл Брундидж был защитником «Краснокожих”[18], и он был ростом метр девяносто шесть, весил 122 кило, а это означало, что парень позади Рокко был еще больше, хотя и Рокко был не маленьким. Большая челюсть, большой нос, большие руки, большое все. И тот же самый хитрый взгляд, который был у Рокко.

— Малыш, это Наклс, я привожу его как мускулы для разборок. Наклс, познакомься с Леонардом.