– Я уже уехал, Мэдди. Я сейчас сижу в аэропорту Сараево, дожидаясь самолета. Я принял предложение поработать в Ираке. Я должен был сделать то, что будет лучше для…

Мои глаза застилала красная пелена.

– Ты, эгоистичный придурок! – прорычала я таким голосом, о наличии которого у себя даже сама не догадывалась. – Ну конечно! То, что будет лучше для тебя!

Я повесила трубку.

Джон стоял шагах в десяти от меня.

– Мне так жаль, – произнес он, печально покачав головой.

Он зашагал ко мне, протянув руки так, словно хотел меня обнять.

Обнять.

Он казался хорошим человеком, и поступать с ним подобным образом было неправильно, но я все равно это сделала. Я швырнула в него его телефон. Бросок был очень косым, но я все-таки сумела попасть Джону в голень. Скривившись, он наклонился, и мои недоверие и разочарование усладила нотка удовлетворения.

Схватив свой паршивый чемодан, я потопала прочь, волоча его за собой и собираясь поймать первого попавшегося таксиста-нелегала. Я решила поступить сообразно обстоятельствам. Раз уж я оказалась в Боснии, то я найду каких-нибудь солдат и напьюсь гребаного контрафактного пива.

Мэдди

За четыре недели до этого



Я все еще должна была сделать для Кэми Джей письменное задание. Я так и не написала, почему для меня была так важна последняя фотография. Я ушла раньше запланированного. В очередной раз. Моя терапия, похоже, проходила не слишком удачно. Я не могла себе представить, чем я так нравилась Кэми Джей.

Я сидела за своим компьютером, а Чарли лепил на обеденном столе довольно уродливое изваяние из зефира и зубочисток. Собаки сладко спали на залитом солнцем дворе.

Я прикоснулась к фотографии. На ней я стояла перед зданием, где располагалась моя нью-йоркская квартира. Та, в которой я жила, когда работала гувернанткой. Я скучала по той себе. По цельному человеку. По своему красивому лицу без шрама, пересекавшего глаз. По своей молодости. Я постарела и во многом изменилась.

Я принялась писать:


Здесь я жила, когда Иэн позвонил мне и попросил встретиться с ним в Боснии. Здесь я жила, когда вернулась из той поездки. Я провела в этой квартире немало хороших дней до того, как села в самолет на Хорватию. В самом деле. Квартирка была слишком маленькой даже для того, чтобы пригласить друзей на ужин, однако иногда ко мне на бокал вина заходил Стефан, после чего мы вместе шли в арт-кафе. Это местечко представлялось весьма удачным. До этого я жила с сумасшедшей моделью. Ее звали Шейна, и она сдавала мне в качестве жилья гардеробную в своей квартире. Шейна была весьма злобной личностью, так что я захотела съехать от нее почти сразу. Именно тогда я наткнулась на эту квартиру, просто проходя мимо дома, в котором она располагалась. Я была первой, кто заметил объявление о сдаче, да и хозяину я понравилась. Мне казалось, что все складывается просто идеально. И все же эта квартира оказалась не самым удачным местом. Когда я вернулась из Хорватии, она стала темной берлогой. Местом, где я могла спрятаться от внешнего мира.
В свободное от работы время я либо спала, либо напивалась. После 11 сентября я, как и многие другие женщины, была готова затащить в постель любого полицейского или пожарного. Когда мне было одиноко, я спускалась в «Бистро на углу» и общалась с другими посетителями. Мне часто снился Иэн. Я кричала на него, спрашивая, почему он меня бросил, и, трясясь, просыпалась в холодном поту. Иногда, впрочем, мне снился наш первый поцелуй – тот самый, которого так никогда и не было. Тот самый, которого я так ждала. И которого по-прежнему желала больше, чем чего-либо еще. Лежа на животе и уткнувшись носом в залитые вином простыни, я словно чувствовала запах воспоминаний о нем. Он был подобен кокосовому ореху в лесу. Дыму. Водке, апельсиновому соку и сладкому кофе с ирисками.
Я бросила трубку тогда, в Боснии. Я бы отдала все за то, чтобы забрать свои слова обратно, изменить свои действия, начать все заново и поступить правильно. Но прошлое осталось в прошлом, думала я. Я не знала, что мне представится еще один шанс.
Я попробовала воспользоваться услугами сайта знакомств, встретив там реально стремного парня, после которого у меня вообще пропало желание заводить отношения.
Именно в этой квартире я, вернувшись с занятий с учениками, расслабленно лежала на своем футоне. Именно там, лежа на нем, я увидела в Интернете ужасающую фотографию. С моста свисало изрубленное на куски почерневшее тело Иэна, а внизу плясал смеющийся подросток, празднуя его смерть. Это был не Иэн, но на одно леденящее душу мгновение мне показалось, что это был он.
Я до сих пор помню их имена. Скотт, Уэс и Майк. Телохранители. После того как их машины подорвалась на самодельной бомбе в Фаллудже, их тела вытащили наружу. Их пинали, на них прыгали, их поджигали, после чего разорвали на части, протащили за машинами и повозками, а затем подвесили на мосту на потеху толпе. Эти парни, как выразился бы Иэн, «приглядывали» за водителями грузовиков с продовольствием.
Именно в этой квартире я боролась с кошмарами. Мне снились люди в оранжевых комбинезонах, которые, сжавшись, стояли на коленях перед фигурами в черных капюшонах с огромными ножами. Снились многоножки и крысы. Иногда я покупала кокс у Джея Ти, приятеля Стефана. Я просто садилась в его фургон и ездила по району вместе с теми, кто был внутри, пока не получала то, что хотела, и Джей Ти не высаживал меня у дома. Именно здесь я оставила надежду. Гораздо позже, когда в моей жизни вновь появился Иэн, он сразу невзлюбил эту квартиру. Думаю, эта фотография вызывает у меня по-настоящему негативные эмоции. Наверное, не стоило ее приносить.


Слишком откровенно, подумала я. Слишком много информации.

Но где-то глубоко внутри часть меня хотела, чтобы она знала. По-настоящему знала. Знала обо мне что-то реальное.

Я нажала на кнопку «Отправить».

Ответ пришел уже через несколько минут. Кэми Джей, похоже, была готова помочь мне в любой момент.

«Чем, черт возьми, Иэн вообще занимался все это время?» – написала она.

«Ну, из того немногого, что я знаю, он зарабатывал кучу денег, смотрел, как вокруг него гибли люди, и пытался окончательно не сойти с ума», – ответила я.

«Мне очень жаль, Мэдди», – был ее ответ.

Как и всем нам, впрочем.

Иэн

2003



Иэн прибыл на американскую военную базу в Киркуке после тошнотворного приземления на транспортном самолете «Геркулес». Его провели от самолета к ангару. Внутри витала тревожная атмосфера, всюду сновали солдаты, без умолку переговариваясь в различные устройства. Иэн задумался, что такого было известно американцам, чем они не хотели делиться. Он провел на своей новой работе всего десять минут, однако она уже ему не нравилась.

Пассажирам «Геркулеса» сказали ждать в ангаре. Вероятно, им в это время организовывали пятиминутную поездку по территории базы к месту, где они будут расквартированы на ночь.

Мимо Иэна прошел ушастый американский солдат, набив полный рот жевательного табака. Из кармана его брюк выглядывала плевательница. На вид солдату было слегка за двадцать. Он с завистью оглядел гражданскую одежду и вещи Иэна. Иэн немедленно притворился, что занят своим айподом, сумев вставить наушники в уши до того, как солдат приблизился к нему.

– Как дела? – донесся голос из-за спины Иэна.

Он медленно обернулся к молодому солдату:

– Неплохо. А у тебя?

– Жду, когда за мной приедут. Скучно до слез. Но кроме этого, жаловаться не на что. Я Бен.

– Приятно познакомиться, Бен. Иэн.

– Ты выглядишь как подрядчик.

– Правда?

– У тебя вся экипировка от «Гуччи».

– Поверь, мне пришлось пройти сквозь огонь, чтобы заработать на то, что ты на мне сейчас видишь.

– Ага. Ну так как? Ты кто?

– Я работаю на частную военную компанию.

– Блин, мужик. Это круто. Ты – босс.

Иэн обвел взглядом помещение, и выражение его лица сменилось со скучающего на заинтересованное. Посреди зоны ожидания стоял здоровяк с коротко подстриженными кудрявыми светлыми волосами и рыжеватой бородой и рылся в своем вещмешке.

Иэн замер, не веря своим глазам.

– Питер?

Бен удивленно обернулся.

– Быть того не может! – Иэн ринулся к Питеру, едва не сбив Бена с ног.

Увидев лицо Иэна, Питер рассмеялся:

– Боже, Иэн, ты хуже щенка!

– Я тоже рад тебя видеть, – обрадовался Иэн.

Они обнялись. Американский солдат побрел прочь.

– Вот уж не ждал тебя здесь встретить! – сказал Питер.

– Куда направляешься? – спросил Иэн.

– В Багдад.

– Я тоже! – произнес Иэн, кивнув головой. – Да уж, приятель. Совпадение так совпадение.

– Как оно там, в Боснии? – спросил Питер.

– Дерьмово. А в Афганистане?

– Говенно.

Оба расхохотались.

– Пойдем покурим? – спросил Иэн.

– Я бросил! – ответил Питер. – Можешь в это поверить? Бросил! – Он похлопал себя по карману куртки. – Но я держу пачку на случай, если дело станет совсем скверно.

– Молодец, приятель, – произнес Иэн, кивая. – Я так никогда и не смог этого сделать.

– Да уж. Хуже уже просто быть не может, как думаешь? Я о Багдаде.

– Лучше, чем Африка. Но не так мило, как в Македонии.

Питер замялся:

– Ты все еще общаешься с Джоанной?

Какое-то мгновение Иэн молчал.

– Нет. Не общаюсь, – наконец ответил он.

– Мне жаль, приятель, – пожал плечами Питер. – Я знаю, что вы были близки.

– Да, – кивнул Иэн. – Все сложно. По правде говоря, в тот период у меня как раз начали завязываться отношения с Мэдди. Это было безумие, но…

В кармане Питера зажужжал телефон.

– Минуту, Иэн. Это Эшли.

– Передавай ей привет! – Иэн указал на телефон. – Скажи, что я хочу отыграться в дартс.

– Скажу, но у тебя нет ни шанса. – Махнув Иэну рукой, Питер зашагал к окну. – Я найду тебя позже.

* * *

Иэна разбудил зазвучавший из громкоговорителя голос военнослужащего американских ВВС.

– Транспорт прибыл, – монотонно объявил он. – Соберитесь у входа в ангар, и вас проводят к вашим машинам.

Иэн осмотрелся. Питера внутри не было. Выйдя из помещения, Иэн погрузился в окутавший огромную американскую базу мрак и зашагал прочь от ангара. Его взгляд скользил по раскинувшемуся вокруг широкому травянистому полю, чьи края терялись во тьме, прорезаемой качавшимся красным светом двух фонарей. Эскорт.

Через некоторое время из темноты вынырнули фигуры, и Иэн смог разглядеть их лица. Что за дикость, подумал он. Вашу ж мать, у этих юнцов, наверное, еще даже волосы на яйцах не выросли. На их фоне тот американский парнишка Бен выглядел седым ветераном.

– Мы готовы провести вас к грузовикам, – шепотом произнес тот, что был повыше. – Они в пятистах метрах отсюда.

Иэн поднял свой вещмешок и вновь поискал глазами в толпе Питера. Ему хотелось хотя бы просто попрощаться. Пацаны-водители двинулись в том направлении, откуда пришли, и их будущие пассажиры, подняв свои вещи, отправились следом. Иэн поступил так же. Они как раз подошли к 250-метровой отметке, проставленной почти на полпути от ангара к машинам, когда с неба упала огненная звезда. Пустыня содрогнулась. Взвыли сирены. Запаниковав, гражданские начали бросать тревожные взгляды на военнослужащих ВВС. Где-то за ангарами в небо поднялся красный гриб. Грохот взрыва был таким, что от него замирали сердца. Сирены продолжали свой надсадный вой. Пара человек из группы Иэна, не дождавшись инструкций от двух пацанов, бросилась на землю. Над группой мелькнул луч фонаря, и Иэн сумел разглядеть их выбритые лица, казавшиеся почти детскими от страха.

«Что за ерунда, – подумал Иэн. – В британской армии я знавал немало сержантов, которые не сумели бы организовать и попойку на пивоварне, однако они, по крайней мере, были достаточно взрослыми для того, чтобы им продали алкоголь. Эти же ведущие нас в пустыню прыщавые американцы даже представления не имеют о том, что делают».

Оставалось рассчитывать только на себя. В лучшем случае эта бомбежка задержит его отъезд, в худшем – его разорвет на куски. Спутники Иэна один за другим передвигались ползком. Заметив по правую руку от себя прямоугольную тень, Иэн, наклонившись, подбежал к ней поближе. Брошенный армейский джип. Вдали послышался еще один взрыв. «Уж если помирать, то я хотя бы покурю перед смертью», – подумал Иэн, еще раз взглянув на джип.

Иэн метнулся к машине. Приостанавливаясь, он поскользнулся и упал, подняв тучу пыли. Отряхнувшись, Иэн сделал перекат, сел на землю, прислонился спиной к колесу джипа и вытащил сигареты. В целом прятаться за машиной было глупо. Она представляла собой хорошую мишень. С другой стороны, если бомба упадет где-то поблизости, джип мог защитить его от шрапнели. Что в лоб, что по лбу. Черт!

Иэн зажег сигарету, прикрывая оранжевый огонек ладонями. Просто на всякий случай. Сирены все так же завывали своим оглушительным фальцетом, время от времени перемежаемым звуками далеких взрывов, похожими на удары тарелок. Солдаты на базе начали наносить ответные удары по располагавшимся на юге холмам, и их трассирующие пули сверкали подобно вспышкам лазера.

Иэн так и сидел с сигаретой в зубах, вслушиваясь в эту какофонию звуков. Теперь, когда трассирующие пули обозначили примерную позицию противника, кто-то выстрелил в небо сигнальной ракетой, чтобы осветить атакующих. Внезапно Иэн вздрогнул, увидев метнувшуюся к нему огромную тень. Питер? Нет, не может быть. Однако Питера нельзя было спутать ни с кем другим. Шокированный, Иэн весь напрягся. Что он творит?

Сигнальная ракета вспыхнула, выхватив из темноты бегущего Питера.

И в следующее мгновение он рухнул.

Пуля снайпера.

– Пит! – бешено заорал Иэн и упрямо пополз на четвереньках к упавшему другу. Схватив Питера за запястья, он потащил его, двигаясь спиной вперед, пока они не оказались под защитой джипа.

– Что произошло? – спросил Питер.

– Снайпер, – ответил Иэн. – Что ты вообще тут делал?

– Я увидел тебя. Увидел, что ты нашел себе укрытие, и подумал, что смогу до тебя добраться.

– У тебя почти получилось, приятель. Этому ублюдку просто повезло.

– Как, к чертям… – Питер говорил с трудом, – это произошло? – Быстро моргнув, он схватил ртом воздух: – У Эшли будет еще один… еще один…

– Ребенок? – спросил Иэн, привалив Питера спиной к колесу. Схватив его за подбородок, он пытался заставить Питера посмотреть себе в глаза. – Пит! Ты в порядке! Ты со мной, приятель. Со мной. Запоминай цифры. Пятнадцать процентов гибнет сразу, все остальное поправимо. Если ты еще не умер, то уже не умрешь. Посмотри на меня. Пит.

Глаза Питера затуманились. Нижняя часть его рубашки начала пропитываться кровью.

– Пит, – позвал его Иэн, – все будет в порядке.

На бедре у Иэна висела аптечка. Он спешно вытащил из нее перевязочный пакет, разорвал его и прижал тампон к животу Питера.

– У меня в руках перевязочный пакет, – сказал Иэн. – С тобой все будет хорошо. Эта штуковина остановит кровотечение. Просто наклонись вперед, чтобы я смог тебя перевязать. Ты выкарабкаешься.

Питер, как и просил Иэн, наклонился вперед. Иэн стал искать выходную рану, и, когда он поднял рубашку Питера, стало ясно, что пуля пронзила его тело и вышла ниже лопатки, оставив дыру размером с кулак.

Бинты из перевязочного пакета Иэна могли вобрать в себя не более 0,5 литра крови. Если бы пуля оставалась в теле Питера, у него был бы шанс. Но с таким ранением навылет он был обречен.

Питер пытался что-то сказать, но его слова невозможно было разобрать.

– У Эшли будет еще один ребенок? – в отчаянии спрашивал Иэн, продолжая бинтовать Питера, хоть это и было бесполезно. – Это просто чудесно, приятель. Я так за тебя счастлив. Сейчас мы тебя подлатаем. – Чувство беспомощности было невыносимым. – У тебя такая замечательная семья. Я всегда считал тебя везунчиком.

Рука Питера билась, подобно рыбе, выброшенной на берег.

Иэн вспомнил тот вечер, когда встретил Мэдди на дурацком мероприятии по сбору средств. Вспомнил, как Питер искренне хотел увидеть народные танцы, а он вместе с остальными парнями все время его поддразнивал. Как же Иэну хотелось повернуть время вспять! Снова увидеть, как Питер смеется.

На мгновение глаза Питера прояснились.

– Эшли, – почти неслышно произнес он.

– Да, Пит. Я скажу ей, приятель. Не волнуйся. Она узнает.

Дергающимися пальцами Питер сумел выудить у себя из кармана сигарету и за мгновение до того, как его тело забилось в конвульсиях, положил сигарету на ладонь Иэна.

Иэн бешено защелкал зажигалкой, но, когда он наконец вставил зажженную сигарету в губы Питера, тот уже был мертв.

Иэн так и сидел, обняв мертвого друга и прикрывая его своим телом. Питер не вернется домой к своей беременной жене. От горя у Иэна перехватило дыхание. Ему вспомнилась Мэдди.

«Наверное, я больше никогда не увижу эту девчонку», – подумал он.

Мэдди

За три недели до этого



Мама с папой велели мне не торопиться. «Иди», – весело сказали они. Их жизнерадостность показалась мне наигранной. В окно кухни я видела, как Скопи и Софи гнались за каким-то несчастным, обреченным грызуном. Чарли уже сел за кухонный стол, чтобы перекусить. Он игрался с ужасным плавленым сыром, выдавливая его маленькими желтыми червячками на крекер. Впрочем, в детстве я его тоже любила. Моя мама никогда не была гурманкой. Бабушка Одри не ела ничего из того, чем мама пыталась ее накормить.

– Пока, Чарли, – помахала я.

Не поднимая глаз, Чарли произнес:

– Пока-пока, мамочка. Надеюсь, ты не попадешь в больницу.

Вздрогнув, я на какое-то безумное мгновение представила пистолет Иэна; вой сирен скорой помощи; себя, лежащую на операционном столе, пока хирурги извлекают из меня пулю. С чего бы Чарли говорить такое? Но в следующую же секунду я поняла. Должно быть, он вспомнил свой последний визит в больницу и большую, страшную иглу для прививок.

Мы все дружно рассмеялись.

– Ты боишься, что твою маму положат в больницу? – спросил мой папа.

– Ну она же едет к доктору. Доктор может положить в больницу.

Взяв меня за руку, мама сунула в нее пачку денег.

– Пройдись по магазинам, ладно? Ты ведь едешь почти до самой «Плазы». Тебе нужно что-нибудь новое и классное, что поднимет твое настроение, – произнесла она, поправляя пуговицы на моей рубашке. Мама явно избегала смотреть мне в глаза. – Может, у этого нового доктора будут какие-то идеи. Ну, знаешь, насчет того, как снова прийти в норму. Как все восстановить.

Снова прийти в норму. Потрясающая, прекрасная и немыслимая мечта.

– Мама, не нужно этого делать. У меня есть деньги.

– Знаю. Но мне хочется это сделать. Возьми. Тебе нужно развлечься. Побалуй себя. Ты раньше любила заглядывать в тамошний «Тэлботс». У них была очень хорошая одежда малых размеров.

– Не спеши возвращаться, – сказал папа. – Ближе к вечеру мы с Чарли пойдем на рыбалку. Верно, малыш?

– Да, не спеши возвращаться. Найди хорошее кафе под открытым небом. Посиди в нем, выпей бокал вина. Вдохни в себя хоть немного жизни.

Произнеся это, мама коснулась моих волос. Не челки, а волос, спадающих на плечи. Мне было жаль мою маму. Похоже, для нее моя травма была тяжелее, чем для меня.

* * *

Я села в машину. До неврологической консультации при больнице Святого Луки ехать сорок пять минут. У них был филиал недалеко от моего дома, но там мне пришлось бы ждать своей очереди полтора месяца, а я, разумеется, очень хотела покончить со всем этим до возвращения Иэна из Африки.

Консультация располагалась совсем рядом с больницей и, как верно заметила моя мама, всего в нескольких минутах от «Плазы». Именно на этом островке роскоши посреди Канзас-Сити моя бабушка Одри спустила доставшиеся ей в наследство от владевшего газодобывающей компанией мужа деньги на благотворительность и частные клубы, в которых она проводила время в окружении почитателей и лицемерных прихлебателей. Проезжая мимо бутиков, фонтанов, цветочных клумб и кафе, я поняла, как давно не была в настоящем ресторане для взрослых. Я решила, что, возможно, пройдусь здесь после приема у врача. Поглазею на витрины. Перекушу чего-нибудь. Но ни в коем случае не стану снимать шляпу и солнечные очки.

* * *

Как мне и было сказано, я прибыла на прием к неврологу, доктору Стивену Робертсу, на полчаса раньше назначенного и теперь заполняла бумаги в окружении других пациентов, среди которых, казалось, не было никого младше семидесяти пяти. Мне вспомнились дни, проведенные мной в нью- йоркском баре «Тракия», посетители которого выглядели даже чуть менее потасканными, чем эти несчастные пациенты с открытыми ртами и пустыми глазами, и я внезапно почувствовала огромное облегчение. У меня не было болезни Паркинсона. Меня не хватил удар. Я не знала, что со мной не так, но ощутила уверенность, что в моей жизни все будет хорошо.

Доктор Робертс оказался очень худым красивым африканцем с мягкими манерами и говорил с заметным акцентом. На нем были широкие темно-серые брюки, дорогого вида очки и кожаные туфли. Он пожал мою руку, и я вдруг мельком подумала, что у него были самые длинные и мягкие пальцы, какие я только видела в жизни. Мне сразу понравилась его улыбка во все тридцать два зуба. Глаза доктора Робертса были шоколадными, как у Чарли, хоть и не с такими чудесными ресницами.

– Прошу, садитесь на кушетку, Мадлен, – произнес он.

Я зашагала к кушетке, с шуршанием надевая на себя бумажную больничную сорочку в крапинку.

Пододвинув свой стул поближе, доктор Робертс сложил руки.

– Это может показаться немного странным, но обычно я начинаю осмотр, задавая вопрос, знаете ли вы, какой сегодня день недели.

– Вторник.

– А что вы ели сегодня утром на завтрак?

Этот вопрос заставил меня на минуту задуматься.

– Кофе. Пару вафель и две фиговины с плавленым сыром. Мы ели вместе с моим сыном.

Он рассмеялся.

– Завтрак спешащей мамы. Моя жена тоже ест всякую дрянь. Ладно. Не подождете минуту?

Доктор Робертс довольно долго изучал мою историю болезни. Наконец, подняв взгляд, он произнес:

– Значит, у вас недавно была травма головы?

Он неопределенно указал на мой шрам.

– Да.

– Как я вижу, в прошлом вы очень редко болели. Вас госпитализировали только из-за аппендицита в восемнадцатилетнем возрасте и еще раз – после того как вы перевернулись на лодке, когда вам было десять?

– Да.

– Здесь говорится, что вы провели шесть дней в реанимации.

– Я чуть не умерла.

– Но вы полностью восстановились.

– Восстановилась.

– А тогда у вас черепно-мозговая травма была?

– Нет.

– И приступы паники тоже начались только сейчас?

– Да.

– Расскажите, что стало причиной вашей травмы.

– Я упала. Как я понимаю, упала очень сильно… м-м… под углом, несколько раз ударившись о камни. С довольно большой высоты, потому что у дороги, по которой я шла от нашей палатки, был, очевидно, где-то трехфутовый обрыв. Было темно, и я споткнулась.

– Ясно. А потом?

– Думаю, какое-то время я была в полубессознательном состоянии. Но не в полной отключке, потому что я бродила вокруг нашего лагеря. Я даже не знала, что травмирована. Я собиралась пойти в туалет, однако, полагаю, заблудилась, но в итоге нашла дорогу и вернулась в лагерь к мужу. Он увидел, что я возвращаюсь и что моя голова вся в крови.

– Но вы сама этого не помните?

– Честно говоря, я не помню даже, как упала. До приезда скорой все было как в тумане. Вы должны знать, что это – не амнезия. Я действительно сильно ударилась головой, но, кроме того, я еще перебрала вина. Выпила, наверное, целую бутылку, но точно сказать не могу, потому что оно было в пакете.

– Что было в пакете?

– Вино.

– Знаете, я слышал о таком. Вино в пакете. Очень забавно. – Он сделал паузу. – Сам-то я редко пью.

Пожав плечами, я улыбнулась.

– Ладно. Перейдем к осмотру, окей?

Доктор Робертс начал меня осматривать, и этот осмотр нельзя было назвать никак иначе, как ласковым. Он брал меня за руки и предлагал мне сжать их. По очереди щекотал мне руки, спрашивая, чувствую ли я это. Мы корчили друг другу забавные рожицы, и он смотрел, как я хожу по комнате. Когда доктор Робертс выключил свет и наклонился надо мной, чтобы проверить мои глаза, я почувствовала запах его геля после бритья. Этот запах напомнил мне об апельсине, который я, будучи скаутом, вместе с сушеной гвоздикой повесила у себя в шкафчике, чтобы моя одежда хорошо пахла. Этот тридцатиминутный осмотр оказался более чувственным и наполненным эмоциями, чем несколько романов, которые я прочла в двадцатилетнем возрасте.

Закончив меня осматривать, доктор Робертс скрестил руки на груди. Выражение его лица стало суровым.

– Я хочу убедиться, что все правильно понял. Вы пришли к доктору Джонс из-за внезапных приступов сильной тревоги, начавшихся после перенесенной вами травмы головы.

– Верно.

– И в процессе работы с вами она наблюдала нечто, что сочла частичным припадком.

– Честно говоря, я не знаю, что она увидела. Полагаю, я начала что-то твердить. Я подумала, что у меня просто началась паника.

– Но вы не обратились в неотложку?

– Нет.

– Вам следовало это сделать.

– Кэми Джей тоже так сказала.

– Кэми Джей?

– Доктор Джонс. Она хотела меня туда отвезти. Но я просто запаниковала и сбежала. Я хотела забрать своего сына. Она погналась за мной, но я просто хотела уехать.

– Интересно. Это указывает не только на тревогу, но и на импульсивное поведение.

– Поймите, я даже не думала, что у меня был припадок. Честно говоря, до сих пор не думаю. Мне это показалось, ну, знаете, секундным головокружением, которое у меня случается, когда я сильно нервничаю.

– Вы не теряли сознания даже на секунду?

– Нет.

– Значит, это не комплексный припадок. Вы не ощущали необычных запахов в момент, когда это произошло?

– Каких запахов?

– Химических. Или запаха гари. Возможно, вы почувствовали запах духов или цветов?

Я хотела сказать ему о запахе нечистот и крови, но вместо этого ответила:

– Нет.

– А были ли у вас в тот момент какие-то глубокие чувства? Эйфория? Гнев?

– Паника. Только паника, страх и желание сбежать.

– Ясно.

Долгое время доктор Робертс задумчиво на меня смотрел.

– Полагаю, это мог быть абсанс, – наконец произнес он.

– Простите, не поняла?

– Абсанс, что-то вроде малого эпилептического приступа. Но это чаще бывает у детей. – Его лоб прочертили морщины. – Существует несколько десятков различных типов абсанса. Я, разумеется, запрошу развернутый анализ крови. Идет? Будем работать по методу исключения. И мы можем провести исследование вашего мозга. Вы не против?

– Сейчас?

– Нет, нет. Боюсь, на эти процедуры у нас образовалась большая очередь. Но есть несколько хороших вариантов, Мадлен. Существуют разные способы исследования отклонений, если можно так выразиться, в мозге. Я бы предложил вам записаться на МРТ. Это расскажет мне о строении вашего мозга. Кроме того, я бы записал вас на ЭЭГ, результаты которой сказали бы мне, как ваш мозг работает, основываясь на данных его электрической активности. Вероятно, вариант с МРТ будет лучше, поскольку речь идет о последствиях травмы. Однако я должен вас предупредить, что зачастую даже оба этих исследования не дают определенного ответа.

– А я могу подумать? Мой муж – частный подрядчик, а я сама сейчас не работаю. На данный момент я сижу дома с маленьким сыном, так что у нас серьезный страховой вычет. Мне, вероятно, придется полностью оплатить стоимость любой процедуры, и не имея гарантий…

– Я прекрасно вас понимаю, Мадлен. – Он вновь протянул мне свою тонкую ладонь для рукопожатия. – Пока вы не ушли…

– Да?

– Меня всегда интересовало, как повреждение тех или иных участков мозга влияет на поведение. – Доктор Робертс мягко коснулся моей щеки рядом со шрамом, с любопытством покосившись на меня. – Не удивлюсь, если у вас была травмирована лобная доля.

– Это очень плохо?

– Не всегда. Но не исключено. Особенно если травма повторная – но, к счастью, это не ваш случай. Изредка после черепно-мозговой травмы у людей появляются новые способности. Один человек в Нью-Джерси ударился головой, ныряя в бассейн, а когда вышел из комы, то понял, что может играть на фортепьяно.

– Ух ты! – громко сказала я, впечатленная услышанным.

Моя реакция привела доктора Робертса в такой восторг, что он хлопнул в ладоши.

– Это правда, – произнес он. – Но такие случаи – исключение, а не правило. Чаще результатом черепно-мозговых травм становятся более обыденные вещи, вроде заболеваний или иных проблем. Агрессия, негатив, раздражительность. Или, как у вас, тревожность.

– Интересно.

– Это очень интересно, Мадлен. То, как нарушение контроля импульсов в лобной доле может влиять на поведение человека в самых различных аспектах его жизнедеятельности. Азартные игры. Беспорядочные сексуальные связи. Наркомания. Насилие. Меня это всегда очень увлекало.

Развернувшись, он потянулся к дверной ручке, однако затем остановился.

– Вы ощущаете… свободу от ограничений? Словно после падения все стало по-другому?

– Не думаю.

– А что насчет вашего отказа поехать в неотложку, даже несмотря на то, что доктор Джонс на этом настаивала? Подобное поведение ведь для вас не является обычным?

– На самом деле нет. После того несчастного случая в Колорадо я бы предпочла никогда больше не приближаться к неотложкам.

– Значит, вы уверены, что ваша импульсивность находится на обычном уровне?

– Не уверена, что моя импульсивность хоть когда-то была на обычном уровне.

Сочтя мой ответ очень остроумным, доктор Робертс белозубо улыбнулся.

– Когда примете решение насчет исследований, просто позвоните Бетти, – произнес он, открывая дверь. – Всего вам наилучшего, Мадлен.

– Благодарю вас, доктор Робертс.

* * *

Я доехала до «Плазы» и теперь сижу за кованым железным столиком с бокалом шардоне в кафе «Классическая чашка», расположенном на заднем дворике. Маленький дворик со всех сторон был увешан корзинами с петуниями лавандового цвета. В прикрывавших бо`льшую часть моего лица огромных солнцезащитных очках, со спадавшими на щеки волосами и в красивой белой шляпе от солнца я чувствовала себя безликой и довольной. Я решила, что все-таки пройдусь по магазинам.

Моя бабушка часто называла «Плазу», которую считала почти своим вторым домом, «городом фонтанов». Двигаясь по Сорок седьмой улице в направлении французских бутиков, я миновала несколько из этих фонтанов. Я остановилась у здания, расположенного на углу Бродвея, в нише которого была установлена бронзовая скульптура под названием «Тихая беседа», изображающая стоящую на коленях мать с сыном на руках. Они глядели друг другу в глаза. Я подумала о докторе Робертсе. Возможно, мне следовало рассказать ему о произошедшем вчера.

Чарли выплеснул свою золотую рыбку на ворсистый ковер, на котором стоял стол в столовой. Все бы ничего, но он решил втоптать ее в ковер каблуком своей кроссовки и делал это до тех пор, пока рыбка не превратилась в темно-оранжевое пятно. Он решил, что если втопчет ее как следует, то я этого не замечу. Схватив Чарли за шиворот, я ткнула его носом почти в самый пол. «Я все вижу, Чарли! А ты?! Ты это видишь?!» – орала я ему в лицо, продолжая прижимать его к полу. Негатив. Раздражительность.

Отвернувшись от красивой нежной матери с добрыми глазами, я продолжила свой путь. В одной из витрин мое внимание привлекло черное платье в крестьянском стиле из тонкой лоскутной ткани. Иэну нравилось, когда я носила такую одежду. Мама сказала, что мне нужно что-нибудь классное, что поднимет мое настроение. Я взяла платье в примерочную и только лишь закончила завязывать пояс, как молоденькая продавщица, раздвинув занавески, просунула внутрь свою голову со взъерошенными льняными волосами.

– Как вам…

Она просто ошиблась примерочной. Однако, увидев ее выражение лица, мне захотелось ее ударить: мои шляпка, очки, сумочка и одежда валялись на полу.

– Вот черт! – выпалила девчонка, и в ту же секунду, сама испугавшись своих слов, скрылась за занавеской.

Я повернулась к зеркалу и, отведя волосы назад, подошла к нему поближе.

Тогда, наутро после падения, вся левая сторона моего лица представляла собой зеленовато-фиолетовое месиво, пересекаемое воспаленным красным шрамом. Черные швы торчали в местах стежков подобно мушиным лапкам. Глаз полностью заплыл, а на уровне брови красовалась шишка размером с мячик для гольфа. Рассеченная на две части глубокой раной щека делала меня похожей на какого-то гротескного бурундука. Это выглядело настолько отталкивающе, что, когда Чарли проснулся и увидел меня, он разрыдался так, что едва не задохнулся. Я долго укачивала его, приговаривая: «Все в порядке, шшшш. Все в порядке, шшшш».

Сейчас мое лицо уже зажило достаточно для того, чтобы я перестала замечать шрам каждый раз, когда смотрела в зеркало. Однако девчонка-продавщица явно была шокирована. Я видела это по ее глазам. Середина моей брови отсутствовала, как при ожоге. Между двумя ее половинками проходил напоминавший по форме молнию зигзаг, цвет которого менялся от пурпурного до белого. Но хуже всего выглядел уголок глаза. В этом месте шов был особенно заметным и к тому же слишком плотным, из-за чего левый глаз казался на четверть меньше, чем правый. В качестве завершающего штриха по щеке извивался все еще заживающий шрам, останавливаясь в дюйме над моим ртом.

Оказавшееся чрезвычайно легким лоскутное крестьянское платье стоило 275 долларов. Оно было красивым, а я – уже нет. Я сорвала его с себя через голову, с удовлетворением услышав треск рвущейся ткани.

Телефон безостановочно трезвонил в моей сумочке, но я не обращала на него внимания, пока до меня наконец не дошло, что кому-то действительно нужно со мной связаться. Как я вообще пропустила четыре звонка? Что, если это мои родители? Мое сердце бешено заколотилось. Два сообщения в голосовой почте. Кусочки головоломки стали складываться воедино. Что-то с Чарли. Что-то случилось с Чарли. Что-то серьезное, подсказывала мне моя интуиция. Что-то очень серьезное.

Но это была Джоанна.

Я все-таки послала ей электронное письмо. То, которое написала в кабинете у Кэми Джей. Мне хватило на это смелости. И теперь она хотела поговорить.

Иэн

2003



Иэн сидел на своем рабочем месте в роскошном конференц-зале дворца Саддама Хусейна в Багдаде. Его окружали блеск и грязь одновременно. Потолки с затейливым орнаментом, канделябры, полированная древесина, мрамор и мозаики. А еще – запах пота, песок на полу, немытые лица солдат. Все это создавало гнетущую атмосферу офиса, в котором все давно сбились с ног и, жужжа подобно пчелам, пытались справиться со стрессом, из последних сил скрывая свой гнев.

Иэн попытался заглушить шум их голосов музыкой в наушниках. Он склонился над своим ноутбуком и начал печатать, хмурясь и потея.


От: Иэн Уилсон
Кому: Мадлен Брандт
Отправлено: пятница, 8 августа, 2003
Тема: Привет, Лепесточек

Привет, Мэдди, это Иэн.
Знаю, я должен многое объяснить. За день до твоего прилета в Хорватию моему брату Джону позвонили из американской компании «Атлас». Они хотели нанять его для выполнения очень важной задачи в Ираке. Его выбрали на роль главы службы безопасности переходного правительства в северном Ираке. Мне он тоже предложил работу. Проблема состояла в том, что человек на мою должность им нужен был немедленно. Именно поэтому я должен был улететь безотлагательно. В противном случае они бы просто взяли на это место кого-то другого.
Мне нужно было уехать, Мэдди. Но ты поняла совсем не так, как было на самом деле. В тот день во время нашего телефонного разговора ты решила, что я собираюсь сказать: «Я должен был сделать то, что будет лучше для меня». Но это не так. Я хотел сказать: «…что будет лучше для нас».
Я все время мечтал тебя увидеть. И я никогда не хотел причинить тебе боль. Я и сейчас чувствую к тебе то же, что чувствовал в Македонии.
Ты предположила, что дело было в деньгах. Я не стану тебе лгать, потому что это правда. Да, дело было в них. У меня никогда их не было. Когда я понял, что действительно хочу быть с тобой, моей первой мыслью было то, что я недостаточно хорош для тебя. Я не учился в университете. Я не смог бы тебе дать ту жизнь, к которой ты привыкла и которой заслуживаешь.
Я не дурак. Я понимал, что тебе понравился. Но захотела бы ты серьезных, долгосрочных отношений с солдатом, которым я был тогда?
Возможно, теперь бы захотела. И мысль об этом позволяет мне двигаться дальше.
Работа оказалась не совсем такой, как я ожидал. Компания не самая лучшая, вдобавок я охраняю раздувшегося от собственной важности генерала, которому, похоже, плевать на своих телохранителей. Он каждый треклятый вечер ездит жрать в заведение для иностранцев, куда рано или поздно с криком «Аллах акбар!» ввалится обвязанный взрывчаткой подросток.
Я уже начинаю подумывать о том, чтобы самому пристрелить генерала. Ха-ха!
Но платят они хорошо.
Впрочем, если бы я не знал, что Джон прилетает на следующей неделе, я все равно бы уволился. Как только он прибудет, я уеду из Багдада и стану вместе с ним заниматься безопасностью коалиционного правительства на севере.
Как по мне, это гораздо лучше.
Какое-то время я старался забыть о наших чувствах. Но больше я так жить не могу. Я выберусь из всего этого. Я найду тебя и заглажу свою вину за то, как с тобой поступил. Расскажу тебе о том, что чувствую, и мы вместе во всем разберемся.
Мне просто нужно немного времени.


Иэн так никогда и не отправил это письмо Мэдди.

* * *

Две недели спустя Иэн присоединился к своему брату Джону в северном Ираке, став его правой рукой и заместителем главы службы безопасности коалиционного правительства.

От жары воздух над холмами колыхался подобно волнам. При взгляде вдаль у Иэна начинала кружиться голова – вроде того, как это бывает, когда смотришь на дно бассейна сквозь плещущиеся волны. Ветер приносил запах горелых покрышек. Время от времени в небе слышался напоминавший жужжание насекомых шум вертолетов, пролетавших звеньями по два или по три и почти сразу скрывавшихся за горизонтом.

Братья с опасной скоростью мчались по однообразной грязновато-желтой сельской местности, посреди которой изредка виднелись остатки разбитых машин и знаки, предупреждавшие о минных полях. Вдоль дороги тянулись пальмы и глинобитные хижины, у которых паслись истощенные овцы и коровы. Братья также проехали три бывших тюрьмы времен Саддама, огромные, кошмарного вида одинокие кирпичные строения посреди моря мертвой травы, цветом не отличавшейся от песка.

Долгое время Иэн молчал. Наконец он наклонился к Джону и произнес:

– Нам не обязательно продолжать работать на этих выпендрежников. Мы могли бы работать на себя.

– Опять, – отозвался Джон, издав невнятный звук.

– Что?