Я не знала, но поняла, какая у них получалась история.

– Вы думаете, она была с ними?

– Да, мы так думаем.

Я села прямо, положив руку на фотографию. Это они. Это они.

– Значит, это они. Те, кто ее забрал.

Детектив постучал ручкой по столу.

– Вероятно, она сама с ними ушла. – Он остановился, затем снова постучал ручкой. – Так что теперь мы исходим из того, что, возможно, она и в первый раз сбежала добровольно.

Нет-нет-нет. Они не понимают. Мама на это не способна. Она бы просто не смогла.

– У нее на спине ожоги. Ее нашли бегущей по дороге, и от нее воняло бензином. Она была в панике и в бреду, и ей до сих пор снятся кошмары, – сказала я. – Случилось что-то ужасное. И они пришли за ней. А теперь ищут меня.

Неужели полицейские этого не понимают? Это только начало. Разве они не видят опасность повсюду?

– Эти деньги были у вас в убежище, – сказал Махони. – Возможно, они пришли за ними. Возможно, потребовали именно вас, потому что думали, что вы знаете, где остальные деньги.

Райан тяжело вздохнул:

– Значит, возможно, они до сих пор думают, что она может что-то знать, правильно?

Детектив глянул на Райана:

– Ну, так далеко я бы не заходил.

Меня тошнило. Жестокое ограбление. Нераскрытое преступление. Добровольно. Все, что я о ней знала, – все ложь. Все, что я знала про себя, – что я состою из ужаса только наполовину. Но все это была неправда. Я вся состояла из ужаса и лжи. Я задрожала, сидя на стуле. Райан что-то говорил, но я уже ничего не слышала, потому что голова у меня гудела.

– Вы знаете, кто это? – спросила я.

– Нет, – ответил Махони. – Ограбление произошло в Виргинии. Дело нераскрыто, – сказал он.

– Но ведь это все меняет?

Он чуть наклонил голову:

– Каким образом? Мы до сих пор не выяснили, кто они.

– Таким. – Видимо, я должна сама это сказать. Или он правда не знал. – Вы связались с полицией Атланты по поводу моей мамы?

– Да. Мы знаем, что после того, как она объявилась, она довольно быстро уехала. Так что у них на нее ничего нет. Никаких показаний. Она сказала, что ничего не помнит, и не хотела ничего рассказывать.

Они не видели ее медицинские документы? Возможно, это конфиденциальная информация. Возможно, детектив действительно ничего не знал, потому что явно не понимал главного. Про меня. Он ничего не понял про меня.

– Хотите зацепку? Вот она. – Я положила на стол вытянутую руку и закатала рукав.

Райан отвернулся, закрыв глаза. Детектив прищурился.

– Моя кровь, – сказала я. Я не виновата. Так получилось. – Тут его ДНК. Если вычесть ДНК моей матери, останется его.



Райан согласился оставить меня у двери Джен, только после того как убедился, что Джен дома и никуда не собирается, и Коул с Эммой тоже дома. Он ничего не сказал про разговор с полицейскими – да и что тут скажешь? Келси, мне так жаль, что твоя мама врала тебе всю жизнь. Мне жаль, что она тебя бросила. Мне жаль, что она не та, за кого себя выдавала.

– Завтра утром приеду, – сказал он.

– На этой неделе я за рулем. Мне не нужен охранник.

– Знаю, но мне так будет легче.

Я взглянула на него.

– Ладно, но не надо на меня так смотреть. Я не виноват. Это гены. Мы всегда так делаем, если…

– Если кто-то в опасности?

За дверью послышались голоса.

– Я не то хотел сказать, – ответил он.

Джен открыла дверь и посмотрела куда-то между нами.

– Мне показалось, я услышала ваш голос, – сказала она. – Райан, да? Мы решили заказать ужин. Присоединишься?

Райан кивнул.

– С радостью, – согласился он.

– Ну уж нет, – возразила я, отталкивая его назад.



В ту ночь я, как обычно, не могла спать. Представляла, что Илай где-то рядом. Смотрит на меня. Докладывает кому-то, где я. И зачем? Зачем? Мне казалось, я упускаю что-то важное. Либо мама ушла сама, либо она находилась у них. Что же им нужно от меня? Они не хотели, чтобы я ушла из дома. Потребовали назвать мое имя. Мама пропала, и они охотились за мной.

Мама пропала, и они охотились за мной. Я была их гарантией. Зачем Илай выслеживал и фотографировал меня? Предупреждение: «Мы знаем, кто она. Мы за ней следим». Угроза. А мама – какая у нее роль во всем этом? Если они меня фотографировали, то знали, как с ней связаться. Потому что она была у них.

– Мама, – прошептала я.

Я опять пошла в кабинет Джен. Опять залезла в нашу коробку. Сидя рядом с грудой бумаг, я пыталась понять, как ее найти. Копала глубже, злилась, пыхтела. Я не сразу поняла, что плачу.

– Ты всех разбудишь. – Коул стоял в проходе и разглядывал бардак, который я устроила.

– Ой. – Я посмотрела вокруг. Вытерла глаза рукой. – Черт!

Он засмеялся.

– Что-то конкретное ищешь? – спросил он.

– Они считают, что ее вообще не похищали, – сказала я, изо всех сил надеясь, что он докажет обратное.

Но он не стал спорить:

– А ты как думаешь?

Что мне на самом деле было известно? Полиция нарисовала одну картину, мама – другую.

– Ей было семнадцать лет, дома творился кошмар, и она мечтала оттуда сбежать, это правда. Но это она научила меня, как сбежать из плена. Она была помешана на этом. Она… – Я взглянула на Коула. – Если не похищение, то как это объяснить? Ее держали там против ее воли, и там ползали пауки, от которых она не могла сбежать. Даже если все остальное ложь.

Он пожал плечами, и я попыталась улыбнуться.

– Ну, тогда не важно, что они придумывают. Ты-то знаешь.

– Если бы все было так просто. Хотя, может, так и было.

– Хочешь, составлю тебе компанию?

– Нет, спасибо. – Оказалось, я и на самом деле улыбнулась. – Коул!

Он повернулся, стоя в дверях.

– Я была не права на твой счет, – признала я.

Он улыбнулся, и стало как-то грустно.

– Ну а я был не прав насчет тебя.

Он оставил меня с грудой бумаг, а я начала прибираться и вдруг нашла то, что искала, – исследование страха. Я перечитала его, размышляя над тем, что на самом деле спрятано у меня внутри. Мои страхи лежали очень глубоко: они были железными воротами, а я – плющом. Без них меня не было. Я на них выросла.

Резкий химический запах, который она чувствовала, лежа на полу в подвале, пока по ней ползали пауки. Крик, который никто не слышал. Жизнь, от которой через год и до ее побега не осталось ничего, кроме заметки на последней странице газеты. Страх, что мы исчезнем и никто нас не найдет. Разве я боялась не того же самого? Что никто не знал, что я живу за забором. Что меня никто не видел. Я растворилась в этих коридорах. Если бы меня похитили, кто бы по мне скучал? Кто бы заметил, что меня нет? Мне бы пришлось выбираться самой, потому что никто не стал бы мне помогать. И маме тоже.



Я легла на кушетку – в спину врезались пружины матраса – и стала представлять, что стало с мамой. Ее прячут, запирают, бьют, хоронят. Слишком много вариантов в этой необъятности. Я не стала звонить Райану, а написала сообщение, потому что стояла ночь и я не хотела его будить: «Сколько пропавших людей так никогда и не нашли?» Телефон тут же зазвонил, и я сразу нажала «принять», чтобы никто не услышал, и закрыла шторы над головой, смастерив себе кусочек мира, в котором есть место только для нас двоих.

– Хочешь, я приеду? – спросил он.

– Я не смогу впустить тебя тайком. В моей комнате даже двери нет.

– Это не означает «нет», насколько я понимаю.

Я улыбнулась в темноте:

– Спокойной ночи, Райан. Прости, что разбудила.

– Клянусь, я могу доехать до тебя за пять минут. Только скажи.

Я засмеялась, закрывшись шторой, и ляпнула:

– Знаешь, я люблю тебя. – И тут же подавилась. Образно. В переносном смысле. В любом случае это конец. Я резко села. – Боже мой! Боже мой! Боже мой! Я не то хотела сказать.

– А… Ну ладно. Если хочешь, можешь забрать свои слова обратно, но мне будет больно.

– Ну, я просто не хотела говорить это по телефону. Как бы между делом. – Серьезно, Келси? Серьезно? – Это же оно, да? То, что всех отпугивает? Из-за чего ты кладешь трубку и делаешь вид, что что-то со связью. Райан, ты что, уже положил трубку?

– Келси, все нормально. Я болтался с тобой в машине над пропастью. Еле выбрался из твоего подвала. Словами ты меня не спугнешь.

Я помолчала, пытаясь не сгореть со стыда.

– Ладно.

– Сейчас три часа ночи, всякое может случиться.

– Например, случайное признание в любви?

– Нет, честность. И если честно, я бы сказал тебе то же самое, но я предпочитаю сделать это, когда у тебя будет не один из самых худших дней в твоей жизни, и я бы хотел сказать тебе это в глаза у себя в комнате. Было бы неплохо, если бы ты при этом опять была в моей одежде. Так что я храню себя до того момента.

Между нами растянулась тишина, заполненная обещаниями.

– Тогда подтверждаю, – сказала я. – И не отказываюсь от своих слов.

– Я от своих тоже.

– Но ты же ничего не сказал.

– Скажу.



– Это что, машина Райана Бейкера? – спросила Эмма, когда Коул протянул мне ключи.

Я помахала, дойдя до машины. Рука Райана, торчащая из окна, помахала в ответ.

– Привет, Келси, Эмма. – Пауза, а затем: – Коул.

– Серьезно? – спросил Коул. – Он тебя до школы будет сопровождать? Это просто смешно.

Эмма бросила сумку на заднее сиденье:

– Я бы сказала, что это романтично, если бы ради нее он не бросил мою подругу.

Но в этом не было никакой романтики. Только ужас. Потому что Райан считал, что по пути в школу может что-то случиться. Потому что он думал, что Илай все еще следит за мной. Он тоже не верил полиции. Он повсюду видел опасность. Все мы попали в ловушку – в мир моей мамы.

Коул повернулся ко мне:

– Ты мне расскажешь, зачем он это делает?

Я достала телефон и показал ему фотографию Илая.

– Когда-нибудь его видел?

– Вроде нет.

– Если увидишь, звони в полицию.

Коул стиснул зубы, а Эмма внимательно посмотрела на нас из машины, где было не слышно наш разговор.

– Пожалуйста, Коул. Пообещай, что позвонишь.

– А есть повод для беспокойства?

– Не знаю.

Эмма застонала со своего места:

– Так ты у нас надолго?

Я не знала. На выходные был назначен разговор. Что обычно делают с теми, кому семнадцать и чьи родители пропали? Если у них нет других родственников. А те, кто их приютил, не хотят оставлять их у себя. Может быть, они тоже в итоге пропадают? Потому что какой им смысл оставаться? Я задрожала на ветру.

Коул взглянул на меня через плечо:

– Я твоему парню не нравлюсь.

Я пожала плечами. Он сел в машину.



Все это превращалось в новый режим обычного дня, новый распорядок, порочный круг, который, я боялась, мы не сможем разорвать. Еще один день с Эммой и Коулом, и Райан едет за нами. Еще один день без новостей о маме. Еще один день, когда я все время оборачиваюсь, боюсь ходить одна в туалет и в ужасе думаю о том, что ждет меня за стенами.

Я становилась похожа на нее. На свою мать. Страх подходил все ближе, шаг за шагом. И я не могла освободиться. Никто из нас не мог. Это никогда не закончится. Неужели я теперь всегда должна полагаться на сопровождение Райана до школы и обратно? Подвергать Джен, Коула и Эмму постоянной опасности? То же самое я испытывала, когда висела в машине и когда сидела запершись в подвале. Там это чувство началось и до сих пор не отпустило. Я только откладывала неизбежное. Надо было готовиться. За мной придут. Все только начинается. Нависает, скользит, падает в замедленном движении.

Глава 28

Пятница. Еще один день, тот же распорядок.

– О, твоя тень, – сказала Эмма, как обычно бросив сумку на заднее сиденье.

Райан следует за мной, пока я везу Коула и Эмму в школу. Мы вчетвером как боевой щит – чем нас больше, тем безопаснее для каждого. В школе свидетели, я всегда на виду.

– Ой, его опередила другая машина, – съязвила Эмма, выгнув шею. – Ну все, сейчас мир перевернется.

Я старалась думать об Эмме с сочувствием, потому что, в конце концов, я отобрала ее место в нашей автомобильной иерархии. Ведь это я раньше сидела сзади, а она – впереди рядом с Коулом. Теперь я захватила место Коула, сам он тоже сел впереди, а ее сослали назад, сместив с ведущих ролей. Я подумала об Эмме и таких, как Эмма, – людях, не имеющих ни малейшего понятия, сколько опасностей их подстерегает вокруг. Из-за меня с ней могло произойти что угодно, а она этого даже не понимала. Она была в опасности уже только потому, что просто сидела со мной в машине.

Райан ждал нас у машины на школьной парковке – он наклонился поцеловать меня в губы, и Эмма насмешливо раскрыла рот от удивления. Он обнял меня за талию, и я подумала, что все-таки новый распорядок не так уж и плох. Точнее, не распорядок, а сюрпризы. Мне нравилось ощущение, что происходит что-то новое и только мое – то, чего я не ожидаю. Еще один день, когда я пыталась потеряться в таких моментах, пока реальность снова не ударила меня обухом по голове. Еще один день, когда я шла по парковке, озираясь по сторонам, но ничего не увидела. Еще один день, когда я перестала бояться теней, но стала бояться того, что их нет.

Мы с Райаном вместе пошли на математику – его рука у меня на талии, – и мне так этого хотелось, мне так хотелось, чтобы это стало моей новой нормой. Но страшная правда в том, что я не хотела, чтобы тени исчезали. Потому что вместе с ними исчезнет и мама. Если я буду в безопасности, значит, она никогда не вернется. Мои страхи были моим родным болотом. Они напоминали, кто мы и кем были, что жили и продолжаем жить. Кто я без них?

– В общем, я тут подумал, – сказал Райан.

– Что ты подумал?

– Как насчет свидания на этих выходных? Только чтобы не было недопонимания, под свиданием подразумевается, что я приглашаю тебя к себе домой.

Потому что настоящее свидание будет небезопасно. Потому что он тоже хотел меня от всех спрятать.

– Тебе разве не надо работать? – поинтересовалась я, как будто наблюдая разговор со стороны.

– Мне дали отпуск после всего, что произошло. Я бы расстроился, но на этот раз смотрю на ситуацию с положительной стороны.

Я кивнула, а он улыбнулся и нагнулся поближе.

– Так ты согласна? – спросил он.

Из класса выглянул мистер Грэм:

– Может, зайдете?

И мы вошли вслед за ним.

В середине урока у меня в сумке завибрировал телефон. Я отпросилась в туалет и взяла с собой сумку. Пришло сообщение от Джен. Звонили из полиции, обыск в моем доме закончен. Дом снова мой. Она написала, что вернется с работы пораньше, и мы сможем съездить ко мне домой, если мне еще нужны какие-нибудь вещи. Но я вспомнила слова полицейских о том, что мама что-то еще с собой взяла. Куда же она могла пойти? Этот дом был ее миром. Только в доме могли быть ответы. И если кто-то за ней охотился, то, возможно, очень даже возможно, этот кто-то тоже их искал, как и я.

Я больше не хочу быть гарантией. Не хочу, чтобы меня использовали против нее. В доме есть что-то, за чем они в итоге вернутся, и я должна найти это раньше них – если они найдут это раньше меня, то исчезнут навсегда. Если я их опережу, это будет уликой в полиции. Я смогу убедить детективов, что маму похитили. А они смогут использовать это – чем бы оно ни было, – чтобы заманить их обратно. Они смогут ее найти.

Я ушла после математики, поцеловав Райана на прощание в коридоре, хотя все шли мимо и нас видели. Даже несмотря на то, что мистер Грэм многозначительно кашлянул и велел нам не задерживаться.

– Увидимся на обеде, – сказал Райан.

– Увидимся, – ответила я и, отвернувшись, закусила губу, чтобы он не понял, что я вру.

Я надеялась, что он меня простит. Надеялась, что делаю правильный выбор. Что лучше никому ничего не рассказывать. Что некоторые тайны лучше оставить тайнами, а ложь бывает во спасение. Чем дальше я отходила от маминой лжи, тем опаснее казался мне окружающий мир.

Я впервые сидела одна в машине Коула, и она показалась мне огромной, слишком широкой, слишком тихой, пустой и холодной. День стоял пасмурный, небо затянули низкие облака, над лесом поднимался легкий туман, делая все вокруг тусклым и унылым. Прохладный воздух обострил мои чувства. На парковке стояло слишком много машин, слишком много потенциальных свидетелей. Я тронулась, и меня стали одолевать страхи. Что, если кто-нибудь попытается сбить меня с дороги? Что, если они прямо сейчас следят за мной? Слишком много неизвестных, слишком много вариантов. Чтобы как-то успокоиться, я поставила телефон в подставку для кружек.

В зеркале заднего вида мелькали небо, деревья и как будто какая-то тень, но, присмотревшись, я ничего не увидела. Только клочки тумана и изгибы ландшафта. Я надеялась, что эффект неожиданности сработает в мою пользу. Что Илай не следил за мной, пока я должна была сидеть на уроках. Что, сделав фотографию два дня назад, он получил то, что хотел. До трех часов я официально была в школе, к тому же ехала на чужой машине. И тем не менее я не могла избавиться от чувства, что за мной следят, что повсюду глаза.

Въезжая в свой район, я не почувствовала былого облегчения. Ощущения дома и безопасности не возникло. Вместо этого только неизвестность и подступающая дрожь. Перед поворотом к дому я остановилась, сердце забилось, в голове гудело. Машин не было – ничего не было видно впереди на дороге и в зеркало заднего вида. Полиция уехала. Остались только я и дом, все, что случилось, и все, что могло случиться.

Я проехала мимо своего въезда и припарковалась у поворота к дому Анники. Машину нельзя было увидеть ни из ее дома, ни с дороги. На улице поднялся ветер, зашуршали деревья, и мне под ноги упали несколько листьев. Встав у машины, я прислушалась. Ничего, кроме шума ветра и шороха листвы. Как в ту ночь, когда Райан ждал меня в машине на въезде, я кралась к дому, стараясь бесшумно ступать по гравию. Я вдруг поняла, что сама перешла на другую сторону и подглядываю из леса, прячась в тумане. Стала тем, что мама вечно высматривала в лесу, стоя за тонированными окнами.

Я скользнула за деревья, откуда было видно входную дверь, и стала наблюдать. Прислушалась, но ничего не услышала. Ни машин, ни голосов, никого. Только я, деревья и пустота. Чтобы в этом убедиться, я обошла дом вокруг между каменной стеной и чугунным забором. Только я взялась за решетки ворот, как из леса донесся какой-то шум – будто кто-то наступил на ветку, – и я замерла. Я вглядывалась в лес, пока оттуда не выскочил какой-то зверек. Я толкнула калитку, и она подалась, заскрипев петлями на ветру.

Дом за воротами стоял в темноте, но на ровной стене выделялась паутина трещин вокруг воронки от пули. Приставив руки ко лбу, я прислонилась к окну, вгляделась внутрь, но шторы были плотно закрыты. Тогда я прислонилась к окну ухом и прислушалась. Убедившись, что в доме никого нет, я зашла через заднюю дверь.

Как только я зашла на кухню, в нос ударил запах. Дым исчез, дом явно помыли. Кухня пропахла запахом казенного чистящего средства – к горлу подступила тошнота. Инстинкт. Ничего больше. Или причина была в другом – в том, что я стою на кухне дома, который еще несколько дней назад был моим, а теперь нас из него удалили. Я почувствовала пустоту. Поняла, что мы обе боялись именно этого. Не химического запаха или ожога, который оставит шрам, но в итоге заживет. Мы боялись, что нас просто сотрут и от нас не останется никаких следов. Боялись, что мы никогда не были настоящими. Что наши жизни сократят до какой-нибудь несложной истории.

Внутри все было по-другому. Видимо, полиция обыскала дом, пытаясь найти доказательства того, что мама не та, за кого себя выдает, что она не тот человек, кого я знала всю жизнь. В ушах звучал голос детектива Конрада, я смотрела на дом его глазами: камеры, чтобы отследить, если приедет полиция; сумка с деньгами и фальшивыми паспортами для побега; сигнализация, чтобы предупредить, что кто-то приближается, но не вызвать полицию; стены и ворота, мрамор и сталь – все, чтобы спрятаться внутри.

Я четко усвоила инструкцию. Если зазвенит сигнализация, беги в убежище. Но теперь задумалась: я должна была бежать туда, чтобы спрятаться или чтобы оттуда начать побег? И я хотела понять, от чего именно мы должны были бежать. Тем не менее получается, что мама в итоге действовала совсем не по инструкции. Я представила, что могло произойти той ночью. Наступил вечер, ворота заперты. Горит свет, сигнализация в режиме «под охраной». У задних ворот какой-то шум, люди в капюшонах пытаются их взломать. Она берет телефон, но он не работает. Бежит в мою комнату, но там пусто. Видит мой телефон, но меня нет. Может быть, она пытается позвонить и с него, но не может.

Она должна была бежать в убежище, но не стала этого делать. Вместо этого она отключила сигнализацию и нажала кнопку, чтобы открыть ворота… И тут я будто увидела нового человека. Она, но не она. «Думаю, твоя мама очень сильная. Она способна на большее», – сказала Джен. Эту женщину я уже пару раз встречала: маленькая ложь, которую она придумывала для нашей защиты, или ее жест, как она махнула, застыв, когда пришли из службы опеки. Теперь я посмотрела на тот момент в новом свете: решение бежать или остаться. Сбежать или рискнуть.

Она позволила меня забрать, потому что не видела другого выбора, потому что это и был ее выбор. Долгосрочная игра. Риск, но потом она меня вернет. Или я сама к ней вернусь. И я вернулась. И возвращалась снова и снова. Все эти истории, которые я рассказывала Джен, и то, что скрывала от нее. Как болталась в машине над пропастью, полагаясь только на собственные пальцы и каплю надежды. Мама все знала. Она знала, что я найду способ вернуться к ней. Как я всегда возвращалась.

Я стала обыскивать шкафы и рыться в ее вещах. Она должна была мне что-нибудь оставить. Должна была как-то намекнуть. Я проверила ее спальню, ванную, прикроватный столик. Проверила под матрасом. Ничего. Я пошла к ней в кабинет, где она проводила почти все время, но ее компьютер забрали. У меня защемило сердце от мысли, как полиция копается в ее истории, пытаясь найти совершенно не то, что нужно. Смотрит ее письма, историю поиска – все, чего она боялась… Сколько статей она прочла о пропавших детях и насилии – а что, если так она искала их?

Я открыла шкаф с архивом, пролистала папки с фамилиями клиентов по алфавиту. Судя по тому, как все было перепутано, полиция здесь тоже бывала. Где, мама? Спрятано. Где-то спрятано. В кабинете не было ковра, чтобы его отодвинуть, или съемного потолка. Я прощупала стол, пытаясь найти скрытые отделения, – ничего. Остались только стены. Я сняла с крючков все картины и фотографии, но за ними были лишь гладкие стены. В том числе мой детский рисунок пальцами, который висел здесь целую вечность в слишком большой для него раме.

Я взяла раму, и пальцы кольнуло. Я тряхнула ее, и внутри что-то задребезжало. Упав на колени, я разорвала задник и нашла сложенный листок бумаги, пожелтевший по краям. Я расправила его на полу. Номер машины. Штат Джорджия, выдан восемнадцать лет назад, владельца я не знала: Сэмюэль Лайтер. И адрес. Я встала и положила листок в карман – руки дрожали, все тело на пределе. Имя, фамилия и все, что это могло означать. Человек, от которого она сбежала. Герой ее кошмаров. Человек, которого, как выясняется, мама всегда знала.

Зачем она сохранила его, если не для меня? Найти свою кровь, найти его. Найти ее, прямо сейчас. В экстренном случае я смогу ее найти. Отнесу листок в полицию, чтобы у них появилась зацепка. Они получат имя и номер машины, найдут его фотографию на водительском удостоверении, и я скажу им, был ли этот человек в моем доме. Я смогу оживить эти тени.

Я так резко встала, что у меня закружилась голова, и тут же что-то услышала. Гул голосов, шорох шагов, пауза. Я вытащила телефон, трясущимися руками набрала 911 и стала ждать гудков. Нет связи. Живот скрутило. Организм пришел в боевую готовность. По коже пошли мурашки, к горлу медленно подступала тошнота, а поле зрения сузилось до точки.

Дерись или беги, Келси.

Шум доносился от главного входа, но до задней двери можно было добежать. Я успею. Добегу прямо до стены, может быть, даже перелезу на другую сторону, пока никто не видит. Может быть, доберусь до машины Коула и уеду за пределы района, где будет ловить сигнал. И может быть, полиция успеет приехать вовремя. Но тут я услышала что-то более знакомое. Слов разобрать я не могла. Но голос я узнала. Мамин. За дверью стояла мама – я ее нашла.

Я спряталась за дверь кабинета, пытаясь стать незаметной. Услышала скрип входной двери, шаги в коридоре, какой-то гул. Я съежилась, представив, что может происходить по ту сторону стены – как маму тащат в дом, бьют, как она напугана. Осторожно. Я затаила дыхание и стояла не шелохнувшись.

– Показывай, Аманда.

Голос из рации, теперь такой настоящий, такой близкий. Я представила изогнутый вниз рот, который начал произносить мое имя. И владельца автомобиля в моем заднем кармане. Сэмюэль.

Но затем появился второй голос.

– И побыстрее. – Голос не моего сверстника, не Илая, кого-то постарше.

– Успокойся, Мартин. Мальчонка на стреме.

Значит, их трое. Мартин. Сэмюэль. Илай где-то снаружи.

– В подвале, – сказала мама.

От звука ее голоса у меня перехватило дыхание. Она всего в нескольких шагах от меня. Так близко, что я могла дотянуться до нее через стену. Я услышала, как они идут по коридору, знакомый скрип двери в подвал и мамин голос: «Не надо», – а затем дверь закрылась. Женщина, которую я знала, была реальной – та, что смертельно боялась остаться запертой в подвале с этими людьми. Не важно, что сказали в полиции, она была настоящей.

Я выскользнула из укрытия за дверью и подкралась к лестнице вниз, чтобы послушать. Прижалась ухом к деревянной двери. Голоса доносились обрывками: «Нет», «Сюда», «Неправда». Половина рассеялась в темноте. Но затем стало понятно. Видимо, они стояли прямо внизу лестницы.

– Она сказала, что все закопала. Почему мы ее вообще слушаем? – произнес самый незнакомый голос. Видимо, Мартин.

– Я и закопала, – ответила мама. – Но затем вернулась за ними.

– Аманда, ты уже сама путаешься в своем вранье, – сказал Сэмюэль.

– Слушай, Сэмюэль, прошу тебя. Она ничего не знает. Отстаньте от ребенка.

Волосы на затылке встали дыбом. Это я. Они говорят обо мне.

– Чего она не знает? – спросил Сэмюэль.

– Ничего. Она ничего не может вам сделать. Она даже не знает, кто вы такие. Я все вам отдам. Все, что хотите. Просто не делай этого.

Он повысил голос:

– Как ты можешь отдать мне то, что я хочу?

– Я достану тебе деньги…

– Деньги! Может, с моим братом это и сработало бы и с пацаном тоже, но у нас с тобой история чуть сложнее, дорогуша.

Его брат. Мартин – его брат. Одна и та же кровь бежала по моим и их венам. Как будто они перешли на сторону зла не по стечению обстоятельств, а из-за чего-то более глубокого, из-за того, что кипело и в моих костях тоже…

Надо выбираться. Надо позвать на помощь. Они пришли сюда не просто за деньгами. Сэмюэль хотел большего, и, чтобы получить это, он использовал меня. Надо бежать. Надо хотя бы попробовать. Добраться до дороги и позвонить, и кто-нибудь за ней вернется. Передняя дверь, задняя дверь. Я взглянула на окно в столовой, пытаясь разглядеть среди деревьев тень Илая. У ворот его тоже не было. Возможно, его скрыл туман, и я тоже могла в нем укрыться, надо лишь добежать до леса. Вперед или назад, Келси. Шансы пятьдесят на пятьдесят, но надо попробовать…

Я медленно повернула дверную ручку, стараясь сделать это бесшумно. Открыла дверь внутрь и ахнула. За дверью на меня смотрел парень моего возраста.

– Привет, – сказал он.

В проходе стоял Илай – глубоко посаженные глаза, разрозненные черты лица и теперь кривая улыбка. Я попятилась назад до середины гостиной. Илай закрыл за собой дверь и пошел на меня, осторожно, словно охотник, который боится спугнуть животное. Вся комната зазвенела. Я застыла в середине гостиной, медленно потянулась за телефоном в задний карман, но Илай покачал головой.

– Бесполезно, – произнес он. – Связи нет.

Волосы на руках и затылке встали дыбом, вся комната превратилась в точку. Желание найти ответы, найти маму заменил базовый инстинкт. Бежать. Задняя дверь. Окна в спальне. Дыра в том же полу. Ближе всего была задняя дверь. В руке я все еще держала телефон – по его словам, бесполезный. Я бросила его ему в голову, он пригнулся, а я развернулась и рванула к задней двери. Три скачка, четыре, я схватилась за дверную ручку, но он догнал меня и захлопнул дверь у меня перед носом. Одновременно швырнув меня на нее. Он прижал меня лицом к деревянной поверхности и навалился всем телом.

Я почувствовала его дыхание на своей щеке.

– Не в этот раз, – прошептал он.

Он вонял потом и лежалыми сигаретами, я стала отбиваться. Заломив руку мне за спину, он еще крепче прижал меня к двери. Практически инстинктивно я ударила пяткой по его ступне, и он ослабил хватку, а я извернулась и попыталась снова схватиться за ручку. Но не успела открыть ее. Он снова прижал меня к двери и зажал мне шею рукой. Я не могла дышать. Я до крови расцарапала ему руку, в глазах помутнело, но внезапно он отпустил меня, тяжело дыша.

Я рухнула на пол, он сделал шаг на меня, и я приготовилась к удару в колени. Но вдруг издалека раздался мамин голос. Визг. Крик «нет». Все напряжение перешло от меня на нее. Я резко повернула голову в сторону коридора, в сторону подвала и, отвлекшись, не заметила, как в лицо мне прилетел кулак. Острая боль, голова отшатнулась от деревянной двери, и все потемнело.

Должно быть, прошло какое-то время, потому что, открыв глаза, я увидела перед собой Илая в панике. Я лежала у стены, а он пытался меня поднять.

– Вставай же, – мычал он.

Он вдруг отвернулся, а я попыталась понять, что произошло. Видимо, почувствовав, как напряглось мое тело, он подтянул меня вверх, чтобы я встала на ноги.

– Кто… где…

Я не сопротивлялась, когда он потащил меня в подвал. Не сопротивлялась, потому что знала, куда мы идем. Я падала, но на этот раз добровольно. Я делала это, чтобы на дне найти человека.

Глава 29

Когда мы, спотыкаясь, стали спускаться по лестнице, голоса смолкли. Сверху я видела только длинные тени на полу подвала, из светильников по углам шел тусклый свет. Его лучи были похожи на вытянутых привидений.

– Смотрите, кого я нашел, – гордо объявил Илай.

Я никого не могла разглядеть, но меня увидели.

– Нет! – Голос мамы эхом отразился от бетона и пеноблоков и прорезался сквозь подземный холод.

– Мама?

Дойдя до конца лестницы, я с трудом разглядела две тени и ее – нечеткое изображение сквозь слезы – и, вырвавшись из тисков Илая, кинулась к ней через подвал. Я бросилась к ней, почувствовала, как она вдохнула от неожиданности, – одной рукой она меня обнимала, а другой гладила по волосам, прижавшись лицом к моему уху. Она была такая тонкая, холодная, но все-таки настоящая и живая.

– Прости меня, – прошептала она. – Мне так жаль. – Она вся дрожала, и я обняла ее крепче.

Слегла отстранившись, я вдруг заметила у нее на лице синяки, на руках порезы и запекшуюся кровь под ногтями. Она потянулась к моей щеке, провела пальцами по следу от удара. Илай схватил меня сзади за рубашку, вытянув из ее объятий.

– Что ты с ней сделал? – донесся из угла низкий спокойный голос.

Мужчина вышел на свет, и я узнала человека, которого видела в ту ночь. Огромный, с изогнутым вниз ртом и глазами, такими же как у меня, будто отражение в зеркале. Сэмюэль. Имя Сэмюэль Лайтер бурлило по моим венам. Можно ли мечтать встретиться с кем-то и одновременно желать стереть его с лица земли? Похоронить в темнице маминой памяти и оставить там навсегда?

Его глаза бегали от меня к Илаю и обратно, он подошел ближе:

– Я спрашиваю, что ты с ней сделал?

В его голосе была какая-то почти гипнотическая медлительность. Он затягивал – к нему хотелось придвинуться ближе, прислушаться.

– Да ничего, – сказал Илай и выставил руки, как бы сдаваясь. – Просто поймал ее. Она была в доме, пыталась сбежать, но на этот раз я ее поймал.

Сэмюэль взял меня за подбородок и повернул лицо на свет. Его рука была жесткая, в мозолях, мне хотелось вырваться, сбросить ее, но, затаив дыхание, я сохраняла спокойствие. От него пахло кожей и чем-то резким, с привкусом бензина, и инстинктивно мне захотелось бежать. «Осторожно», – подумала я.

– Ты ее не только поймал, – сказал он.

Я почувствовала жжение и пульсацию на щеке, в голове гудело. Он сжал губы, бросил на Илая взгляд, от которого даже мне стало жутко, но затем посмотрел на меня с улыбкой.

– Значит, ты Келси. Наконец-то мы встретились. – Он говорил сквозь зубы с застывшей улыбкой, как кот, который держал в зубах птицу.

То, с чем я боролась, – гул в моей крови, – вернулось. Правда. Зеркало. Моя жизнь – клубок лжи, и вот тот темный подвал, из которого я появилась. Ложь, вшитая в каждую сказку на ночь, страхи, которым меня учили и которые должны были меня защищать, правда смотрела мне прямо в глаза. Ярость искала выход, руки сжались в кулаки.

– Сэмюэль, отпусти ее, – сказала мама, тоже сжимая кулаки.

Пока я не смотрела, Мартин схватил ее за плечи и не давал двинуться. Он был ниже Сэмюэля, а над губой у него красовался шрам. Но в остальном сходство было очевидное. Они были братьями, то есть он тоже мой родственник.

Вот она, родня по отцовской линии, чья кровь течет по моим венам. Если страх можно унаследовать, значит, и это тоже? Это не случайное стечение обстоятельств, а нить, пронизывающая их обоих и, возможно, меня тоже. Меня замутило, но не от страха. Не в этот раз. Сэмюэль послушал маму и убрал руку с моего подбородка. Но не двинулся с места.

– Скажи-ка, Келси. Ты знаешь, кто я?

– Да, – ответила я и почувствовала, как к горлу подступает кислота. Вторая половина меня. – Ты похитил мою мать.

Он глянул через плечо:

– Это ты ей сказала, Аманда?

Потом обернулся, уставившись на мой подбородок, нос, волосы. Снова повернувшись к маме, изобразил подобие улыбки:

– Она больше похожа на меня.

Мама нахмурилась. Конечно, она и так это знала. Она всегда видела его в моем лице. Что еще она видела, из-за чего ей так нужно было прятаться? Была ли я похожа на него тем, как говорила, как себя вела? Может, она учила меня быть похожей на нее, чтобы я не стала такой, как он? Мои глаза загорелись. Все загорелось. Мне хотелось вылезти из собственной кожи, стать кем угодно, только не собой.

Сэмюэль сделал шаг ближе, закрыв собой свет, как при лунном затмении, когда остается лишь тьма.

– Твоя мать воровка и лгунья, – обронил он ядовитые слова. – Ты не верь газетам. Она пошла с нами, потому что сама захотела.

– Потому что я ничего не знала! – закричала она за его спиной. – Я не знала, кто ты на самом деле!

Он покачал головой.

– Все ты знала, – сказал он. – Когда я предложил тебе уехать с нами, мы были вместе уже много месяцев. Месяцев. Мы с тобой одной породы, ты и я. Только я тебя понимал. Я спас тебя от твоей жалкой жизни. И вот как ты мне отплатила? Сбежала, прихватив наши деньги? Я тебя любил, Аманда. Правда любил.

– Нет, не любил. Не любил. Я была молода и наивна, и ты этим воспользовался. – Она показала на Илая. – Точно так же, как пользуешься им. – Она затрясла головой, повернулась к Илаю. – Не слушай его. Не надо. Возвращайся домой. Дома точно лучше, чем с ним. Еще не поздно…

Илай отпрянул от нее:

– Ты ничего про меня не знаешь.

– Я все про тебя знаю. Ты всего лишь мальчишка, который искал выход из плохой ситуации, и они тебя взяли к себе. Я права? Их жизнь, то, что они делают и просят делать тебя, – все это сначала кажется такой ерундой. Просто покарауль у двери. Просто не выключай мотор. Но вот что я тебе скажу. Все скоро изменится.

Илай замотал головой, но возражать не стал.

– Все уже изменилось, да? – спросила она.

Илай сунул разбитый кулак за спину. Сжал ноги, стиснул зубы:

– А я все знаю про тебя, Аманда Сильвиано. Ты украла их деньги и ребенка Сэма и убедила весь мир, что ты их жертва. – Он выпрямился и заговорил увереннее. – Они взяли меня к себе. Я сбежал из дома, а они взяли меня в отличие от всех остальных, и я ни на что их не променяю.

Сэмюэль улыбнулся:

– Видишь? Илай не такой, как ты. Он не такой слабак. Он нас не предаст.

– Хочешь узнать, что они с тобой сделают, если ты передумаешь? Когда ты узнаешь, чем они на самом деле занимаются, и захочешь от них уйти? – Она оголила плечо, показывая шрамы. Наклонилась к Сэмюэлю и закричала: – Когда я пыталась уйти, ты выжег мне спину! Лил на меня горящее масло по капле! А после запер в подвале! На много месяцев. Там не было ничего, кроме холода и баллонов с чистящим средством по углам. И пауков. Чертовых пауков повсюду. – От воспоминания у нее исказилось лицо.

– Сама виновата, – буркнул Сэмюэль, теряя самообладание; черты его лица обострились, морщины вокруг глаз стали глубже. – Нечего передумывать, когда тебе заблагорассудится.

Мама покачала головой:

– Ты сказал, нам просто нужно немного денег. Только одно дело, чтобы встать на ноги. Ложь. Останавливаться ты не собирался. Я не знала, что ты делаешь с людьми. Не знала, что я… – Она прижала руку ко рту, на глаза навернулись слезы, а слова застряли в горле.

– Что ты точно так же виновна? – Он улыбнулся. Пригнулся, чтобы быть на ее уровне. – Не знаю, на что ты надеялась, когда планировала удрать. Думала, пойдешь домой, скажешь, что сбежала добровольно, совершила пару преступлений, но ничего такого? Ты бы нас сдала, у тебя просто не было другого выхода. Я не мог поступить так с собственным братом. Ты не оставила мне выбора.

Все посмотрели на Мартина.

– Ты взяла чужое, Аманда, – сказал Сэмюэль. – И пора вернуть должок.

– Я не знала, – твердила она. – Я не хотела.

– И тем не менее вот мы здесь, – сказал он и повернулся ко мне: – Она угнала нашу машину. И забрала все, что было внутри, все наши деньги. И знаешь, что она нам сначала сказала? Куда дела деньги? Она их закопала. Представляешь, Келси? Все-таки она прирожденная лгунья, твоя мать. Да ты и без меня это знаешь. Ну теперь-то она запела по-другому.

Его слова закружились у меня в голове. Как заклинание, они проникали все глубже и не хотели уходить.

– Деньги в полиции, – прошептала я, и Мартин изверг поток ругательств. Я показала на убежище. – Они были там, но полиция их забрала.

– Сколько? – спросил Мартин, а потом еще громче: – Сколько?

– Двадцать тысяч, – ответила я.

– Где остальное, Аманда? Что ты с ними сделала? – спросил Сэмюэль.

– Я их правда закопала, – ответила она, посмотрела на меня и стала говорить тихо, как будто нет никого, кроме нас двоих, и это просто сказка на ночь. – Я сбежала в пятницу – они пришли пьяные, что-то праздновали и не стали меня проверять. Не знали, что я наконец развязала веревки и сняла болты с дверных шарниров при помощи прута из матраса. Ключ лежал на кухонном столе, а они были в соседней комнате, и я его взяла.

Мартин рванул ее за волосы, мамина голова запрокинулась назад, но рот лишь растянулся в улыбке от воспоминания.

– Я рванула на машине, на предельной скорости, пока у меня чуть не закончился бензин. Я открыла багажник, потому что они обычно возили бензин с собой. – Она задрожала, и я поняла, зачем им был нужен бензин. – И увидела деньги. Краденые деньги, машина вся в моих отпечатках… Я не знала, что делать. Рядом был лес, так что я просто столкнула машину с обрыва, а деньги закопала. Там-то меня и нашли – я бежала по обочине… Мне было так страшно, я впервые осталась совсем одна. Но потом, совершенно неожиданно, нас стало двое. – Она повернулась к Сэмюэлю. – После рождения Келси, когда я знала, что за мной точно никто не следит, я вернулась в лес, просто проверить. Деньги были на месте. Я тебе сказала: я закопала деньги, а потом забрала их. Я не соврала. – Она посмотрела на меня с мольбой. – Разве у меня был выбор?

Единственное, о чем она не сказала и о чем знала только я, что кроме денег, она в качестве доказательства забрала номер машины. След, который вел к его машине, где бы она ни находилась. След, который вел ко всему, что она сделала, и ко всему, что с ней произошло. Способ сбежать, если он когда-нибудь ей пригодится. Выход есть всегда.

Она снова засмеялась. Подняла руки:

– Хотите свои деньги? Я сказала, что приведу вас к ним. Вот они. Вы на них смотрите.

Бетонные стены, чугунные ворота, пуленепробиваемые окна… все это построено на их деньги. Этот дом никогда нам не принадлежал. Этот дом всегда был ложью. Мы жили в доме, построенном на кровавые деньги.

Мартин снова дернул ее за голову, но Сэмюэль вытянул руку.

– Мартин, – предостерег он его.

– Нет, – огрызнулся Мартин. – Она всегда была твоей слабостью. Ты сказал, что деньги у нее. Ты обещал.

Но Сэмюэля, судя по всему, это мало беспокоило. Даже если остальные пришли сюда за деньгами, по-моему, у Сэмюэля были планы посерьезнее. Из своего укрытия наверху я слышала, как он говорил, что у мамы не может быть того, что он действительно от нее хочет. Ему было нужно большее. Он хотел нас.

– Ты такая маленькая, – сказал Сэмюэль маме. – Я всегда тебя недооценивал.

Из заднего кармана он извлек нож и шагнул к ней. Я увидела пистолет у Мартина за поясом. И Илай… что было у Илая? Запах сигарет… Мне не нужно мериться с ними силой. Мне не нужны мышцы и двери. Выход есть всегда. Она им уже однажды воспользовалась. Он был неидеален, возможно, даже ошибочен, но она увидела возможность и воспользовалась ей. Построила нашу жизнь на кровавые деньги, и я существовала только благодаря им. Все в моей жизни – от стен вокруг до крови, текущей по венам, – пришло из мрака и лжи. Но кое-чего никто не понимал, кроме меня. Она сама построила себе клетку с решетками, бетоном и замками. Отсиживала свой срок. Семнадцать лет. Пожизненный приговор. Ради меня.

Истории живут собственной жизнью, но эта история была моей.